Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book One

Книга Первая

THE BOOK OF BEGINNINGS

КНИГА НАЧАЛ

Canto V

Песня V

THE YOGA OF THE KING:

ЙОГА ЦАРЯ:

THE YOGA OF THE SPIRIT'S FREEDOM AND GREATNESS

ЙОГА СВОБОДЫ И ВЕЛИЧИЯ ДУХА

This knowledge first he had of time-born men.

Такое знание он первым получил, среди людей во времени рождённых.

Admitted through a curtain of bright mind

Пропущенный через завесу яркого ума,

That hangs between our thoughts and absolute sight,

Висящую меж абсолютным виденьем и нашей мыслью,

He found the occult cave, the mystic door

Он обнаружил тайную мистическую дверь, оккультную пещеру

Near to the well of vision in the soul,

Неподалёку от источника, дающего душе возможность видеть,

And entered where the Wings of Glory brood

И перешёл туда, где Крылья Славы размышляют

In the silent space where all is for ever known.

В безмолвии пространства, где заранее известно всё.

Indifferent to doubt and to belief,

Незадеваемый ни верой, ни сомнением,

Avid of the naked real's single shock

Желая лишь удара неприкрашенной реальности,

He shore the cord of mind that ties the earth-heart

Он разорвал струну ума, которой связано земное сердце

And cast away the yoke of Matter's law.

И сбросил прочь ярмо навязанного нам Материей закона.

The body's rules bound not the spirit's powers:

Ограниченья тела более не связывали силы духа:

When life had stopped its beats, death broke not in;

Когда жизнь прекратила биться, в тело не ворвалась смерть;

He dared to live when breath and thought were still.

И он посмел жить дальше, хоть дыхание и мысль затихли.

Thus could he step into that magic place

Так он сумел шагнуть в особое магическое место,

Which few can even glimpse with hurried glance

Которое немногие способны увидать спешащим взглядом,

Lifted for a moment from mind's laboured works

Подняв его на миг от трудных дел ума

And the poverty of Nature's earthly sight.

И бедности земных очей Природы.

All that the Gods have learned is there self-known.

В том царстве всё, что знают Боги, самоочевидно.

There in a hidden chamber closed and mute

Там, в тайной комнате, закрытой и немой,

Are kept the record graphs of the cosmic scribe,

Хранятся записи и графики вселенского писца,

And there the tables of the sacred Law,

Лежит скрижаль священного Закона

There is the Book of Being's index page;

И указатель к Книге Бытия;

The text and glossary of the Vedic truth

Текст и глоссарий истин Вед

Are there; the rhythms and metres of the stars

Хранятся там; периоды и ритмы звёзд,

Significant of the movements of our fate:

Влияющие на движенья наших судеб:

The symbol powers of number and of form,

И символические силы форм и чисел,

And the secret code of the history of the world

И тайный код истории вселенной,

And Nature's correspondence with the soul

Соотношение Природы и души,

Are written in the mystic heart of Life.

Записаны в мистической глубокой сердцевине Жизни.

In the glow of the spirit's room of memories

Там, в свете комнаты воспоминаний духа

He could recover the luminous marginal notes

Он смог восстановить светящиеся сноски на полях,

Dotting with light the crabbed ambiguous scroll,

Усеявшие огоньками неразборчивый двусмысленный свиток,

Rescue the preamble and the saving clause

Найти и выделить преамбулу и пункт контракта с оговоркой

Of the dark Agreement by which all is ruled

В том тёмном Соглашении, что управляет всем

That rises from material Nature's sleep

Встающем ото сна физической Природы

To clothe the Everlasting in new shapes.

Дать новые одежды Вечно Существующему.

He could re-read now and interpret new

Он смог сейчас перечитать и заново перевести

Its strange symbol letters, scattered abstruse signs,

Его неведомые символы-обозначения, неясные разбросанные знаки,

Resolve its oracle and its paradox,

И разобрать его (Соглашения) пророчество и парадокс,

Its riddling phrases and its blindfold terms,

Его загадочные фразы, неизвестные понятия,

The deep oxymoron of its truth's repliques,

Глубокие оксюмороны реплик его истин,

And recognise as a just necessity

Потом принять как обоснованную неизбежность

Its hard conditions for the mighty work,-

Его тяжёлые условия могучих дел —

Nature's impossible Herculean toil

Тот невозможный Геркулесов труд Природы,

Only her warlock-wisecraft could enforce,

Что лишь её высокое волшебное искусство может одолеть,

Its law of the opposition of the gods,

Его законы противостояния богов,

Its list of inseparable contraries.

Его неразделимые противоречия.

The dumb great Mother in her cosmic trance

Великая немая Мать, в своём вселенском трансе,

Exploiting for creation's joy and pain

Используя для радости и мук творения

Infinity's sanction to the birth of form,

Подаренную Бесконечностью возможность порождать иные формы,

Accepts indomitably to execute

Упрямо принимается исполнить

The will to know in an inconscient world,

И волю знать в несознающем мире,

The will to live under a reign of death,

И волю жить под властью смерти,

The thirst for rapture in a heart of flesh,

И жажду наслажденья в сердце плоти,

And works out through the appearance of a soul

С трудом осуществляя через проявление души

By a miraculous birth in plasm and gas

При помощи чудесного рождения в плазме, в газе

The mystery of God's covenant with the Night.

Мистерию условий договора Бога с Ночью.

Once more was heard in the still cosmic Mind

Ещё раз прозвучало посреди безмолвия вселенского Ума

The Eternal's promise to his labouring Force

То обещанье Вечного своей работающей Силе,

Inducing the world-passion to begin,

Что породило страстное стремленье мира

The cry of birth into mortality

И зов родиться в смертном теле,

And the opening verse of the tragedy of Time.

Дало начало открывающим стихам трагической поэмы Времени.

Out of the depths the world's buried secret rose;

Из глубины поднялась похороненная тайна мира;

He read the original ukase kept back

Он (Ашвапати) прочитал первоначальный акт, который сохранялся

In the locked archives of the spirit's crypt,

В закрытых на замок архивах тайной ниши духа,

And saw the signature and fiery seal

Увидел подпись Мудрости, её горящую печать

Of Wisdom on the dim Power's hooded work

На скрытых капюшоном действиях неясного Могущества,

Who builds in Ignorance the steps of Light.

Которое возводит посреди Невежества — ступени Света.

A sleeping deity opened deathless eyes:

И спящий бог открыл бессмертные глаза:

He saw the unshaped thought in soulless forms,

Он видел неоформленные мысли в неодушевлённых формах,

Knew Matter pregnant with spiritual sense,

И понимал Материю, в которой зарождается божественное чувство,

Mind dare the study of the Unknowable,

И Ум, осмелившийся изучать Непознаваемое,

Life its gestation of the Golden Child.

И Жизнь, беременную Золотым Дитя.

In the light flooding thought's blank vacancy,

Под светом, заливавшем чистое пустое поле мысли,

Interpreting the universe by soul signs

Стремясь понять вселенную за знаками души,

He read from within the text of the without:

Он изнутри читал текст внешней жизни:

The riddle grew plain and lost its catch obscure.

Загадка прояснялась и теряла притягательный туман.

A larger lustre lit the mighty page.

Другой, широкий свет залил могучую страницу.

A purpose mingled with the whims of Time,

Какое-то намеренье, смешавшееся с прихотями Времени,

A meaning met the stumbling pace of Chance

Какой-то смысл, встречали спотыкающийся шаг Случайности,

And Fate revealed a chain of seeing Will;

И ход Судьбы, приоткрывая звенья видящей всё Воли;

A conscious wideness filled the old dumb Space.

Сознательный простор заполнил прежнее безмолвное Пространство.

In the Void he saw throned the Omniscience supreme.

И он увидел в Пустоте — сидящее на троне высочайшее Всеведенье.

   A Will, a hope immense now seized his heart,

   Безмерная надежда, Воля захватили сердце Ашвапати,

And to discern the superhuman's form

И чтоб увидеть очертания сверхчеловека,

He raised his eyes to unseen spiritual heights,

Он поднял взгляд в незримые духовные высоты,

Aspiring to bring down a greater world.

Стремясь спустить сюда другой, великий мир.

The glory he had glimpsed must be his home.

Великолепие, что лишь мелькало раньше, становилось домом.

A brighter heavenlier sun must soon illume

Иное, яркое, божественное солнце вскоре озарит

This dusk room with its dark internal stair,

Ту сумрачную комнату с неосвещённой лестницей внутри,

The infant soul in its small nursery school

Младенческую душу в небольшой начальной школе

Mid objects meant for a lesson hardly learned

Среди предметов, нужных для с трудом дающихся уроков,

Outgrow its early grammar of intellect

Когда она (душа) перерастает первую свою грамматику ума

And its imitation of Earth-Nature's art,

И подражание умению Земли-Природы,

Its earthly dialect to God-language change,

Когда она свой приземлённый диалект меняет на язык Всевышнего,

In living symbols study Reality

И изучает в символах живого настоящую Реальность,

And learn the logic of the Infinite.

И учит логику, идущую из Бесконечного.

The Ideal must be Nature's common truth,

Высокий Идеал обязан стать обычной истиной Природы,

The body illumined with the indwelling God,

А наше тело — озариться обитающим в нём Богом,

The heart and mind feel one with all that is,

Ум, сердце — ощутить единство со всем тем, что есть на свете,

A conscious soul live in a conscious world.

Осознающая душа — жить в сознающем мире.

As through a mist a sovereign peak is seen,

Как сквозь туман виднеется высокий горный пик,

The greatness of the eternal Spirit appeared,

Стал проявляться вечный Дух в своём величии,

Exiled in a fragmented universe

Изгнанник в нашу фрагментарную вселенную,

Amid half-semblances of diviner things.

В полуподобия божественных вещей.

These now could serve no more his regal turn;

Сейчас всё это не могло служить ему для царственного поворота;

The Immortal's pride refused the doom to live

Достоинство Бессмертного отвергло участь жить

A miser of the scanty bargain made

Подобно скряге, что вступает в мизерную сделку

Between our littleness and bounded hopes

Меж нашей малостью и узостью надежд

And the compassionate Infinitudes.

И сострадающими Бесконечностями.

His height repelled the lowness of earth's state:

Его высокий уровень отверг приниженность земного состояния:

A wideness discontented with its frame

Ширь, недовольная своими ограниченными рамками,

Resiled from poor assent to Nature's terms,

Шатнулась прочь от жалкого согласия с условием Природы,

The harsh contract spurned and the diminished lease.

С презрением отвергла жёсткие контракты и униженность арендой.

Only beginnings are accomplished here;

Лишь некие начала воплотились здесь;

Our base's Matter seems alone complete,

Лишь наше основание, Материя, здесь выглядит законченной,

An absolute machine without a soul.

Похожая на абсолютную машину без души.

Or all seems a misfit of half ideas,

Порой всё кажется нам плохо сшитым платьем половинчатых идей,

Or we saddle with the vice of earthly form

Порой мы нагружаем недостатками земных привычных форм

A hurried imperfect glimpse of heavenly things,

Несовершенный, торопливый проблеск из божественного мира,

Guesses and travesties of celestial types.

Догадки, подражания небесным образцам.

Here chaos sorts itself into a world,

Здесь хаос сортирует сам себя в какой-то мир,

A brief formation drifting in the void:

Недолгую формацию, летящую по пустоте:

Apings of knowledge, unfinished arcs of power,

В нём подражанье знанию, и незаконченные линии могущества,

Flamings of beauty into earthly shapes,

И вспышки красоты в земных обличиях,

Love's broken reflexes of unity

Расколотые отблески утраченного единения Любви

Swim, fragment-mirrorings of a floating sun.

Плывут, частички-отражения изменчивого солнца.

A packed assemblage of crude tentative lives

Здесь плотные скопления незрелых пробных жизней

Are pieced into a tessellated whole.

Соединяются в мозаичное целое.

There is no perfect answer to our hopes;

Здесь не бывает настоящего ответа человеческим надеждам;

There are blind voiceless doors that have no key;

Здесь лишь безмолвные глухие двери без ключа;

Thought climbs in vain and brings a borrowed light,

Напрасно мысль восходит, принося заимствованный свет,

Cheated by counterfeits sold to us in life's mart,

Обманутые ложными подделками, что продают на рынке жизни,

Our hearts clutch at a forfeited heavenly bliss.

Сердца хватаются за отнятое у людей небесное блаженство.

There is provender for the mind's satiety,

Мы здесь находим корм насытить ум,

There are thrills of the flesh, but not the soul's desire.

И есть волненье плоти, только нет желания души.

Here even the highest rapture Time can give

Здесь даже высочайший из восторгов, что даёт нам Время —

Is a mimicry of ungrasped beatitudes,

Лишь имитация для недостигнутых блаженств,

A mutilated statue of ecstasy,

Лишь покалеченное изваяние экстаза,

A wounded happiness that cannot live,

Израненное счастье, что не может жить,

A brief felicity of mind or sense

Недолго длящаяся радость чувства и ума,

Thrown by the World-Power to her body-slave,

Бросаемая Силой Мира телу, своему слуге,

Or a simulacrum of enforced delight

Или навязанное извне некое подобие восторга

In the seraglios of Ignorance.

Что обитает в женских комнатах гарема для Невежества.

For all we have acquired soon loses worth,

Здесь всё, что мы накапливаем, быстро и легко теряет смысл,

An old disvalued credit in Time's bank,

Как старый, обесцененный кредит из банка Времени,

Imperfection's cheque drawn on the Inconscient.

Как чек несовершенства, выданный Незнанию.

An inconsequence dogs every effort made,

Противоречия преследуют любое совершённое усилие,

And chaos waits on every cosmos formed:

И хаос ждёт любой творимый космос:

In each success a seed of failure lurks.

В любом успехе прячется зерно последующей неудачи.

He saw the doubtfulness of all things here,

Он (Ашвапати) видел и сомнительность всёго, что существует здесь,

The incertitude of man's proud confident thought,

И неуверенность самонадеянной и гордой мысли человека,

The transience of the achievements of his force.

И мимолётность достижений сил его.

A thinking being in an unthinking world,

Он (человек) — мыслящее существо в бездумном мире,

An island in the sea of the Unknown,

Он — остров в море Неизвестного,

He is a smallness trying to be great,

Он — это малость, что стремится стать великой,

An animal with some instincts of a god,

Животное с какими то основами инстинкта бога,

His life a story too common to be told,

И жизнь его — история, что чересчур обычна для рассказа,

His deeds a number summing up to nought,

Его дела — количество, что в сумме сводится к нулю,

His consciousness a torch lit to be quenched,

Его сознанье — факел, некогда зажжённый чтобы быть потушенным,

His hope a star above a cradle and grave.

Его надежда — светлая звезда над колыбелью или над могилой.

And yet a greater destiny may be his,

И всё же — более великая судьба возможна у него,

For the eternal Spirit is his truth.

Ведь вечный Дух — его же собственная истина.

He can re-create himself and all around

Он может переделать и себя, и всё что есть вокруг,

And fashion new the world in which he lives:

И заново сформировать тот мир, в котором обитает:

He, ignorant, is the Knower beyond Time,

Хотя он и в невежестве, он — Познающий за пределом Времени,

He is the Self above Nature, above Fate.

Он — Внутреннее "Я", он выше, чем Природа, выше, чем Судьба.

   His soul retired from all that he had done.

   Его (Ашвапати) душа на время отдалилась ото всех его трудов.

Hushed was the futile din of human toil,

Умолк ненужный грохот человеческой работы,

Forsaken wheeled the circle of the days;

Отброшен дней вертящийся круговорот;

In distance sank the crowded tramp of life.

Затих вдали стеснённый топот жизни.

The Silence was his sole companion left.

И лишь Безмолвие осталось как единственный товарищ.

Impassive he lived immune from earthly hopes,

Бесстрастный, жил он, незатронутый надеждами земли,

A figure in the ineffable Witness' shrine

Фигура перед алтарём невыразимого Свидетеля,

Pacing the vast cathedral of his thoughts

Шагами мерявшая широту собора мыслей

Under its arches dim with infinity

Под сводом, уходящем в бесконечность

And heavenward brooding of invisible wings.

И размышлением незримых крыльев устремлённых в небеса.

A call was on him from intangible heights;

К нему шёл зов с недосягаемых высот;

Indifferent to the little outpost Mind,

Став безразличным к маленькому пограничному посту Ума,

He dwelt in the wideness of the Eternal's reign.

Он пребывал в просторе царства Вечного.

His being now exceeded thinkable Space,

Сейчас его существованье превзошло всё обозримое Пространство,

His boundless thought was neighbour to cosmic sight:

Его мысль без границ подобралась к космическому виденью:

A universal light was in his eyes,

Вселенский свет сиял в его глазах

A golden influx flowed through heart and brain;

И золотой поток тёк через мозг и сердце;

A Force came down into his mortal limbs,

Неведомая Сила опустилась вниз, наполнив тело смертного,

A current from eternal seas of Bliss;

Река из океанов вечного Блаженства;

He felt the invasion and the nameless joy.

Он ощущал её нашествие, неописуемую радость.

Aware of his occult omnipotent Source,

Осознавая сокровенный и всесильный свой Источник,

Allured by the omniscient Ecstasy,

Пленяемый всезнающим Экстазом,

A living centre of the Illimitable

Живой центр Беспредельности,

Widened to equate with the world's circumference,

Расширившийся чтобы уравняться со вселенской сферой,

He turned to his immense spiritual fate.

Он повернулся к собственной судьбе, духовной и безмерной.

Abandoned on a canvas of torn air,

Оставленная на холсте колеблющейся атмосферы,

A picture lost in far and fading streaks,

Картина затерялась в отдалённых, тающих чертах,

The earth-nature's summits sank below his feet:

Вершины гор земной природы оседали под его ногами:

He climbed to meet the infinite more above.

Он поднимался, чтобы повстречать очередную бесконечность.

The Immobile's ocean-silence saw him pass,

Моря безмолвия Недвижимого видели, как он проходит,

An arrow leaping through eternity

Он был стрелой, внезапно пущенною из тугого лука Времени,

Suddenly shot from the tense bow of Time,

Что прыгнула и понеслась сквозь вечность,

A ray returning to its parent sun.

Как луч, что возвращается к родительскому солнцу.

Opponent of that glory of escape,

Противник этого триумфа избавления,

The black Inconscient swung its dragon tail

Всё в чёрном цвете, Несознание, вертя хвостом дракона,

Lashing a slumbrous Infinite by its force

Своими силами подхлёстывало дремлющую Бесконечность

Into the deep obscurities of form:

Идти в глубокую неясность форм:

Death lay beneath him like a gate of sleep.

Пред ним стелилась Смерть, вратами сна.

One-pointed to the immaculate Delight,

Нацеленный на незапятнанный Восторг,

Questing for God as for a splendid prey,

Отыскивая Бога, как роскошную добычу,

He mounted burning like a cone of fire.

Он поднимался вверх, пылая конусом огня.

To a few is given that godlike rare release.

Немногим дарят редкое, богоподобное освобождение.

One among many thousands never touched,

Один средь многих тысяч тех, которых это не касалось никогда,

Engrossed in the external world's design,

Средь поглощённых внешней стороной творенья мира,

Is chosen by a secret witness Eye

Бывает выбран тайным, наблюдающим всё Оком,

And driven by a pointing hand of Light

Ведётся направляющей ладонью Света

Across his soul's unmapped immensitudes.

По не отмеченным на картах необъятностям своей души.

A pilgrim of the everlasting Truth,

Паломник вечно продолжающейся Истины,

Our measures cannot hold his measureless mind;

Все наши мерки не смогли бы охватить его неизмеримый ум;

He has turned from the voices of the narrow realm

Он (Ашвапати) повернулся прочь от голосов из тесных сфер,

And left the little lane of human Time.

Оставил узкие тропинки человеческого Времени.

In the hushed precincts of a vaster plan

В наполненных безмолвием окрестностях просторного, другого плана

He treads the vestibules of the Unseen,

Шагает вестибюлями Незримого,

Or listens following a bodiless Guide

Или внимает бестелесному Руководителю,

To a lonely cry in boundless vacancy.

Прислушиваясь к одинокому призыву в безграничной пустоте.

All the deep cosmic murmur falling still,

Затихло в глубине космическое бормотание,

He lives in the hush before the world was born,

И он живёт в безмолвии, что было до рожденья мира,

His soul left naked to the timeless One.

Его душа обнажена перед вневременным Единым.

Far from compulsion of created things

Вдали от принуждений сотворённого

Thought and its shadowy idols disappear,

И мысль и призрачные идолы мышленья исчезают,

The moulds of form and person are undone:

Шаблоны форм и личности становятся излишни:

The ineffable Wideness knows him for its own.

Неописуемая Широта узнала в Ашвапати своего.

A lone forerunner of the Godward earth,

Как одинокий вестник повернувшейся к Всевышнему земли,

Among the symbols of yet unshaped things

Меж символов ещё не сформированных вещей,

Watched by closed eyes, mute faces of the Unborn,

Увиденных с закрытыми глазами, меж безмолвных ликов Нерождённого,

He journeys to meet the Incommunicable,

Он путешествует, чтоб встретить Непередаваемое,

Hearing the echo of his single steps

Прислушиваясь к эхо собственных шагов

In the eternal courts of Solitude.

В дворцовых вечных залах Одиночества.

A nameless Marvel fills the motionless hours.

Неописуемое Чудо наполняет неподвижные часы.

His spirit mingles with eternity's heart

Дух Ашвапати слился с сердцевиной вечности

And bears the silence of the Infinite.

Неся в себе молчанье Бесконечности.

   In a divine retreat from mortal thought,

   В божественном отходе от мышленья смертных,

In a prodigious gesture of soul-sight,

В огромном жесте виденья души,

His being towered into pathless heights,

Всё существо его поднялось до нехоженых высот,

Naked of its vesture of humanity.

Отбросив прочь одежды человечества.

As thus it rose, to meet him bare and pure

Пока оно росло, ему навстречу, оголённое и чистое, метнулось вниз

A strong Descent leaped down. A Might, a Flame,

Наполненное силой Нисхождение. Могущество, Огонь

A Beauty half-visible with deathless eyes,

И Красота, наполовину видимая для бессмертных глаз,

A violent Ecstasy, a Sweetness dire,

Неистовый Экстаз и Сладость запредельная

Enveloped him with its stupendous limbs

Окутали его громадными телами

And penetrated nerve and heart and brain

И пропитали нервы, сердце, мозг,

That thrilled and fainted with the epiphany:

Что трепетали и слабели от того крещения:

His nature shuddered in the Unknown's grasp.

Его природа содрогалась в хватке Неизвестного.

In a moment shorter than death, longer than Time,

В мгновение, короче смерти и длиннее Времени,

By a Power more ruthless than Love, happier than Heaven,

Могуществом, безжалостней Любви, счастливее Небес,

Taken sovereignly into eternal arms,

Захваченная высшей властью в руки вечного,

Haled and coerced by a stark absolute bliss,

Влекомая и направляемая абсолютом полного блаженства,

In a whirlwind circuit of delight and force

Вращаясь в урагане силы и восторга

Hurried into unimaginable depths,

Мгновенно уносясь в невообразимые глубины,

Upborne into immeasurable heights,

И поднимаемая до неизмеримой высоты,

It was torn out from its mortality

Его природа вырвалась из человеческого состояния,

And underwent a new and bourneless change.

Подвергнутая новой безграничной перемене.

An Omniscient knowing without sight or thought,

Всеведенье, дающее способность знать без взгляда или мысли,

An indecipherable Omnipotence,

И Всемогущество, что за пределом понимания,

A mystic Form that could contain the worlds,

Мистическая Форма, что способна поместить в себя миры,

Yet make one human breast its passionate shrine,

Грудь человека превратили в страстный храм,

Drew him out of his seeking loneliness

И увлекли из ищущего одиночества

Into the magnitudes of God's embrace.

В простор и широту объятий Бога.

As when a timeless Eye annuls the hours

И также, как вневременное Око отменяет ход часов

Abolishing the agent and the act,

И упраздняет действующего и действие,

So now his spirit shone out wide, blank, pure:

Так и сейчас его дух просиял, широкий, незаполненный и чистый:

His wakened mind became an empty slate

Проснувшийся ум Ашвапати стал пустой доской,

On which the Universal and Sole could write.

Где мог писать Всеобщий и Единственный.

All that represses our fallen consciousness

Всё то, что прижимает наше падшее сознание,

Was taken from him like a forgotten load:

С него убрали, словно позабытый груз:

A fire that seemed the body of a god

То пламя, что, казалось, было телом бога,

Consumed the limiting figures of the past

В себя вобрало образы-ограничения из прошлого,

And made large room for a new self to live.

Дало просторное жилище новому “я” Ашвапати.

Eternity's contact broke the moulds of sense.

Прикосновенье Вечности разрушило стереотипы чувства.

A greater Force than the earthly held his limbs,

В нём телом овладела Сила, более великая, чем на земле,

Huge workings bared his undiscovered sheaths,

Огромные работы оголили в нём неведомые оболочки,

Strange energies wrought and screened tremendous hands

Включились странные энергии и скрытые огромные ладони

Unwound the triple cord of mind and freed

Сумели расплести тройную нить ума, освободив

The heavenly wideness of a Godhead's gaze.

Широкий, одухотворённый взгляд Божественного.

As through a dress the wearer's shape is seen,

Как через платье видится фигура человека,

There reached through forms to the hidden absolute

Так через формы достигали скрытый абсолют

A cosmic feeling and transcendent sight.

Космическое чувство, трансцендентный способ видеть.

Increased and heightened were the instruments.

Росли и становились выше эти инструменты.

Illusion lost her aggrandising lens;

Иллюзия утратила свою увеличительную линзу;

As from her failing hand the measures fell,

Как будто из её внезапно ослабевших рук упали мерки,

Atomic looked the things that loomed so large.

В микроскопическое превратилось то, что раньше виделось огромным.

The little ego's ring could join no more;

Кольцо из маленького эго больше не могло соединять;

In the enormous spaces of the self

В огромнейших пространствах внутреннего “я”

The body now seemed only a wandering shell,

Его земное тело виделось блуждающей скорлупкой,

His mind the many-frescoed outer court

А ум — лишь внешней, разукрашенной рисунками палатой

Of an imperishable Inhabitant:

Непреходящего, незримого Жильца:

His spirit breathed a superhuman air.

Его дух смог дышать высоким воздухом сверхчеловека.

The imprisoned deity rent its magic fence.

Сидевший в заключеньи бог сломал свою магическую стену.

As with a sound of thunder and of seas,

И словно с шумом грома и морей,

Vast barriers crashed around the huge escape.

Вокруг его гигантского побега стали рушиться огромные барьеры.

Immutably coeval with the world,

Все эти неизменные и старые, как мир,

Circle and end of every hope and toil

Предел и круг для каждого труда, надежды,

Inexorably drawn round thought and act,

Очерченные непреклонно возле каждой мысли и любого дела,

The fixed immovable peripheries

И это жёсткое и несдвигаемое окружение,

Effaced themselves beneath the Incarnate's tread.

Всё было стёрто под шагами Воплощённого.

The dire velamen and the bottomless crypt

Бездонной глубины тайник и страшная завеса,

Between which life and thought for ever move,

Между которыми всё время движутся и жизнь, и мысли,

Forbidden still to cross the dim dread bounds,

Пока что запрещали пересечь неясные, ужасные границы,

The guardian darknesses mute and formidable,

Страж молчаливой, грозной темноты,

Empowered to circumscribe the wingless spirit

Владея силой ограничивать бескрылый дух

In the boundaries of Mind and Ignorance,

Пределами Неведения и Ума,

Protecting no more a dual eternity

Не защищая больше двойственную вечность

Vanished rescinding their enormous role:

Исчез, утратив прежнюю большую роль:

Once figure of creation's vain ellipse,

Когда-то — образ для пустого эллипса творения,

The expanding zero lost its giant curve.

Огромный, расширяющийся ноль терял свою гигантскую кривую.

The old adamantine vetoes stood no more:

Несокрушимые и старые запреты больше не стояли:

Overpowered were earth and Nature's obsolete rule;

Побеждена была земля и обветшалое правление Природы:

The python coils of the restricting Law

Питоньим кольцам удушающего мир Закона

Could not restrain the swift arisen God:

Не удалось сдержать так быстро поднимавшегося Бога:

Abolished were the scripts of destiny.

Отменены все прошлые сценарии судьбы.

There was no small death-hunted creature more,

И больше не было ни маленького, загоняемого смертью существа,

No fragile form of being to preserve

Ни хрупкой формы бытия, что надо уберечь

From an all-swallowing Immensity.

От поглощавшей всё и вся Безмерности.

The great hammer-beats of a pent-up world-heart

Великие, громоподобные, удары заточённого в темницу сердца мира

Burst open the narrow dams that keep us safe

Взломали узкие плотины, что держали нас

Against the forces of the universe.

На безопасном расстоянии от сил вселенной.

The soul and cosmos faced as equal powers.

Душа и космос встретились лицом к лицу как равные могущества.

A boundless being in a measureless Time

Неограниченное бытиё в неизмеримом Времени

Invaded Nature with the infinite;

Ворвалось, покоряя бесконечностью Природу;

He saw unpathed, unwalled, his titan scope.

Непроторённая, без стен стояла перед ним его, достойная титана, сфера.

   All was uncovered to his sealless eye.

   Его глазам, с которых спала пелена, теперь открылось всё.

A secret Nature stripped of her defence,

И тайная Природа, потеряв свою защиту,

Once in a dreaded half-light formidable,

Когда-то грозная в ужасном полусвете,

Overtaken in her mighty privacy

Увиденная вдруг в своём могучем одиночестве,

Lay bare to the burning splendour of his will.

Лежала оголённая под обжигающим его великолепьем воли.

In shadowy chambers lit by a strange sun

В тех призрачных палатах, залитых лучами странных солнц,

And opening hardly to hid mystic keys

И еле открываемых мистическими скрытыми ключами,

Her perilous arcanes and hooded Powers

Её опасные секреты или прикрываемые капюшоном Силы

Confessed the advent of a mastering Mind

Признали в нём приход руководящего Ума,

And bore the compulsion of a time-born gaze.

Терпели принужденье взгляда существа, рождённого во времени.

Incalculable in their wizard modes,

Неисчислимые в своём магическом разнообразии,

Immediate and invincible in the act,

Спонтанные, непобедимые во время действия,

Her secret strengths native to greater worlds

Её секретные могущества, рождённые для более великих царств,

Lifted above our needy limited scope,

Подняв над нашей ограниченной и бедствующей сферой

The occult privilege of demigods

Мистическую привилегию полубогов

And the sure power-pattern of her cryptic signs,

И безошибочный узор энергии её загадочных, неясных знаков,

Her diagrams of geometric force,

И диаграммы для её геометрически-линейной силы,

Her potencies of marvel-fraught design

Её потенциальные возможности наполненного чудесами замысла,

Courted employment by an earth-nursed might.

Стремились обратить на пользу вскормленное на земле могущество.

A conscious Nature's quick machinery

Живой и быстрый механизм сознательной Природы

Armed with a latent splendour of miracle

Вооружил сокрытым в глубине великолепьем чуда

The prophet-passion of a seeing Mind,

Страсть предсказанья видящего всё Ума,

And the lightning bareness of a free soul-force.

Молниеносное раскрытие свободного могущества души.

All once impossible deemed could now become

Всё, что когда-то виделось как невозможное, могло отныне стать

A natural limb of possibility,

Естественною частью для возможного,

A new domain of normalcy supreme.

И новой областью для более высокой нормы.

An almighty occultist erects in Space

Так всемогущий оккультист возводит здесь, в Пространстве

This seeming outward world which tricks the sense;

Нам кажущийся внешним мир, обманывая чувство;

He weaves his hidden threads of consciousness,

Он ткёт свои сокрытые для глаза ниточки сознания,

He builds bodies for his shapeless energy;

Творит тела для собственной бесформенной энергии;

Out of the unformed and vacant Vast he has made

Из своего аморфного, свободного Простора

His sorcery of solid images,

Он создал чародейство твёрдых образов,

His magic of formative number and design,

И магию числа и композиции, что наделяют формой,

The fixed irrational links none can annul,

И связи, иррациональные и жёсткие, которые никто не может отменить,

This criss-cross tangle of invisible laws;

И этот перепутанный клубок невидимых законов;

His infallible rules, his covered processes,

Его сокрытые процессы, безошибочные правила

Achieve unerringly an inexplicable

Непогрешимо добиваются необъяснимого

Creation where our error carves dead frames

Творения, где наши же ошибки образуют мёртвый остов знания

Of knowledge for a living ignorance.

Который нужен для невежества живых.

In her mystery's moods divorced from the Maker's laws

И в разных настроениях её мистерий, отделённых от законов Созидателя,

She too as sovereignly creates her field,

Она, как будто полновластно, тоже создаёт свой мир,

Her will shaping the undetermined vasts,

И наделяет формой неопредёленные просторы,

Making a finite of infinity;

И делает конечное из бесконечного;

She too can make an order of her caprice,

Она способна тоже сотворить порядок из своих капризов,

As if her rash superb wagered to outvie

Как если бы её великолепный натиск устремлялся превзойти

The veiled Creator's cosmic secrecies.

Космические тайны скрытого Творца.

The rapid footsteps of her fantasy,

А скорые шаги её фантазии,

Amid whose falls wonders like flowers rise,

Среди которых чудеса растут и оживают как цветы,

Are surer than reason, defter than device

Способны действовать увереннее разума, искусней механизма,

And swifter than Imagination's wings.

Быстрее, чем крыла Воображения.

All she new-fashions by the thought and word,

Она всё формирует заново, используя слова и мысль,

Compels all substance by her wand of Mind.

И подчиняет всякую субстанцию своей волшебной палочкой Ума.

Mind is a mediator divinity:

Здесь Ум — посредник между миром и божественным:

Its powers can undo all Nature's work:

Его энергии способны отменить все действия Природы:

Mind can suspend or change earth's concrete law.

Ум может приостановить и изменить любой закон земли.

Affranchised from earth-habit's drowsy seal

Избавленный от усыпляющей печати из земных привычек,

The leaden grip of Matter it can break;

Он может пересилить и разжать свинцовые тиски Материи;

Indifferent to the angry stare of Death,

Он безразличен к злому пристальному взгляду Смерти,

It can immortalise a moment's work:

И может обессмертить труд единственного мига:

A simple fiat of its thinking force,

Простой указ, одной лишь силой мысли,

The casual pressure of its slight assent

Случайное давленье лёгкого его согласия

Can liberate the Energy dumb and pent

Способны дать свободу для немой Энергии, что заперта

Within its chambers of mysterious trance:

Внутри своих палат загадочного транса:

It makes the body's sleep a puissant arm,

Он делает сон тела мощной силой,

Holds still the breath, the beatings of the heart,

Овладевает тихо пульсом сердца и дыханием,

While the unseen is found, the impossible done,

Пока не обнаружится незримое, не совершится невозможное,

Communicates without means the unspoken thought;

Он посылает, без приспособлений, мысль без слов;

It moves events by its bare silent will,

Он направляет ход событий оголённой, молчаливой волей,

Acts at a distance without hands or feet.

И действует на расстоянии, без рук и ног.

This giant Ignorance, this dwarfish Life

Всю эту карликовую земную Жизнь, гигантское Невежество,

It can illumine with a prophet sight,

Он может озарить предвиденьем пророка,

Invoke the bacchic rapture, the Fury's goad,

Наслав вакхический восторг, подстёгивая шпорами Неистовства,

In our body arouse the demon or the god,

Он может в нашем теле пробудить и демона, и бога,

Call in the Omniscient and Omnipotent,

Призвать туда Всезнающего и Всесильного,

Awake a forgotten Almightiness within.

И разбудить забытое внутри нас Всемогущество.

In its own plane a shining emperor,

Сияющий владыка в собственном ментальном плане,

Even in this rigid realm, Mind can be king:

Ум может даже в этой жёсткой сфере быть царём:

The logic of its demigod Idea

А логика его полубожественной Идеи

In the leap of a transitional moment brings

В прыжке мгновенья-перехода может принести

Surprises of creation never achieved

Сюрпризы для творения, что никогда не достигались даже

Even by Matter's strange unconscious skill.

Особым, бессознательным и странным мастерством Материи.

All's miracle here and can by miracle change.

Всё чудо здесь и может чудом измениться.

This is that secret Nature's edge of might.

Он — остриё могущества, которым обладает тайная Природа.

On the margin of great immaterial planes,

И где-то, на краю великих, нематериальных планов,

In kingdoms of an untrammelled glory of force,

В их царствах славы силы, не встречающей преград,

Where Mind is master of the life and form

Где Ум — хозяин жизни и хозяин формы,

And soul fulfils its thoughts by its own power,

И где душа реализует замыслы одной своей энергией,

She meditates upon mighty words and looks

Она раздумывает над могучими словами, смотрит

On the unseen links that join the parted spheres.

На те невидимые связи, что соединяют разделённые на части сферы.

Thence to the initiate who observes her laws

С той высоты, для посвящённых, видящих её законы

She brings the light of her mysterious realms:

Она приносит свет своих таинственных земель:

Here where he stands, his feet on a prostrate world,

А здесь, где он (Ашвапати) стоит, его стопы — на распростёртом мире,

His mind no more cast into Matter's mould,

Его ум более не стиснут рамками Материи,

Over their bounds in spurts of splendid strength

Превысив их ограничения, в потоках славной силы

She carries their magician processes

Она несёт оттуда их магические действия

And the formulas of their stupendous speech,

И формулы их изумительного языка,

Till heaven and hell become purveyors to earth

Пока не станут ад и небеса поставщиками для земли,

And the universe the slave of mortal will.

А вся вселенная — рабыней смертной воли.

A mediatrix with veiled and nameless gods

Посредница с сокрытыми и безымянными богами

Whose alien will touches our human life,

Чья чуждая нам воля входит в человеческую жизнь,

Imitating the World-Magician's ways

Копируя пути Волшебника Вселенной,

She invents for her self-bound free-will its grooves

Она изобретает колею для самоограниченой своей свободной воли,

And feigns for magic's freaks a binding cause.

Придумывает связи и причины для магических причуд.

All worlds she makes the partners of her deeds,

Она все планы делает партнерами своих неисчислимых дел,

Accomplices of her mighty violence,

Сообщниками по её могучему неистовству,

Her daring leaps into the impossible:

И по её отчаянным прыжкам внутрь невозможного:

From every source she has taken her cunning means,

Из каждого источника она берёт свои искусные приёмы,

She draws from the free-love marriage of the planes

И получает от свободного любовного союза планов бытия

Elements for her creation's tour-de-force:

Те элементы, что нужны для марша силы своего творения:

A wonder-weft of knowledge incalculable,

И чудо-ткань неисчислимых знаний,

A compendium of divine invention's feats

И сборник способов божественных изобретений,

She has combined to make the unreal true

Которые она скомпоновала так, чтоб нереальность обернулась истиной,

Or liberate suppressed reality:

И чтоб освободить подавленную, скрытую реальность:

In her unhedged Circean wonderland

В своей бескрайней мешанине из страны чудес Цирцеи

Pell-mell she shepherds her occult mightinesses;

Она ведёт свои оккультные могущества;

Her mnemonics of the craft of the Infinite,

Её обозначения искусства Бесконечного,

Jets of the screened subliminal's caprice,

И всплески скрытого каприза подсознания,

Tags of the gramarye of Inconscience,

И метки-ярлыки магического Несознания,

Freedom of a sovereign Truth without a law,

Свобода суверенной Истины без помощи закона,

Thoughts that were born in the immortals' world,

И мысли, что рождаются в мирах бессмертных,

Oracles that break out from behind the shrine,

Пророчества, что прорываются из-под гробниц,

Warnings from the daemonic inner voice

Предупреждения от внутреннего голоса души,