Шри Ауробиндо, "Савитри: Легенда и Символ"

Книга Шестая

Sri Aurobindo, "Savitri: a Legend and a Symbol"

Book Six

Canto II	Песнь вторая
THE WAY OF FATE AND THE PROBLEM OF PAIN	Путь Судьбы и проблема страданий
A silence sealed the irrevocable decree,	Тишина запечатала декрет окончательный,
The word of Fate that fell from the heavenly lips	Слово Судьбы, что с уст небесных слетело,
Fixing a doom no power could ever reverse	Рок утвердивших, не в силах ничто отменить,
Unless heaven's will itself could change its course.	Если только воля небес свой курс сама не изменит.
Or so it seemed; yet from the silence rose	Или так всем это казалось; но в тишине поднялся голос,
One voice that questioned changeless destiny.	Что вопрошал удел неизменный,
A will that strove against the immutable Will,	Воля, что билась с незыблемой Волей.
A mother's heart had heard the fateful speech	Материнское сердце, которое речь роковую услышало,
That rang like a sanction to the call of death	Что звучала, как зову смерти санкция,
And came like a chill close to life and hope.	И явилась, как холодный конец надежды и жизни.
Yet hope sank down like an extinguished fire.	И надежда ослабла, как угасшее пламя.
She felt the leaden inevitable hand	Мать ощущала, как свинцовая рука неизбежная
Invade the secrecy of her guarded soul	Вторгается в тайну ею хранимой души
And smite with sudden pain its still content	И ее тихое довольство ударяет болью внезапной
And the empire of her hard-won quietude.	И империю ее спокойствия, с трудом завоеванную.
Awhile she fell to the level of human mind,	И она до уровня человеческого разума пала,
A field of mortal grief and Nature's law	На поле смертного горя и закона Природы;
She shared, she bore the common lot of men	Она несла общий жребий людей.
And felt what common hearts endure in Time.	И ощущала то, что обычные сердца во Времени терпят.
Voicing earth's question to the inscrutable power	Выражая вопрос земли к силе непостижимой,
The queen now turned to the still immobile seer:	Королева сейчас обратилась к провидцу, все еще неподвижному:
Assailed by the discontent in Nature's depths,	Пораженная досадой в глубинах Природы,
Partner in the agony of dumb driven things	Участница агонии бессловесных существ,
And all the misery, all the ignorant cry,	Всего страдания, всего невежественного крика,
Passionate like sorrow questioning heaven she spoke,	Страстная как горе, вопрошающее небо, она говорила.
Awhile she lost her spirit's tranquil poise,	?
Awhile she shared the lot of common souls	?
And bore the heavy hand of Death and Time	?
And felt the anguish in life's stricken deeps.	?
Lending her speech to the surface soul on earth	Давая взаймы свою речь поверхностной душе на земле,
She uttered the suffering in the world's dumb heart	Она выразила страдание в немом сердце мира
And man's revolt against his ignorant fate.	И против своей слепой судьбы бунт человека.
"O seer, in the earth's strange twi-natured life,	"О провидец, в странной, двойственной природе жизни земли
By what pitiless adverse Necessity	Для чего безжалостная Неизбежность враждебная
Or what cold freak of a Creator's will,	Или холодный каприз воли Создателя,
By what random accident or governed Chance	Для чего случай несчастный или управляемая Случайность,
That shaped a rule out of fortuitous steps,	Что из случайных шагов делают правило
Made destiny from an hour's emotion, came	И создают судьбу из минутных эмоций, пришли
Into the unreadable mystery of Time	В непонятную мистерию Времени
The direr mystery of grief and pain?	Более ужасной мистерией горя и боли?
Is it thy God who made this cruel law?	Это твой Бог создал этот жестокий закон?
Or some disastrous Power has marred his work	Или некая губительная Сила его работу испортила,
And he stands helpless to defend or save?	А он стоит, не в силах защитить и спасти?
A fatal seed was sown in life's false start	Фатальное семя было посеяно в фальстарте жизни,
When evil twinned with good on earthly soil.	Коли зло родилось в двойне с добром на земной почве.
Then first appeared the malady of mind,	И первой болезнь появляется разума,
Its pang of thought, its quest for the aim of life.	Его боль мышления, его цели жизни искания.
It twisted into forms of good and ill	Он искривил в формах зла и добра
The frank simplicity of the animal's acts;	Простодушную искренность действий животных;
It turned the straight path hewn by the body's gods,	Он свернул с тропинки прямой, богами тела проложенной,
Followed the zigzag of the uncertain course	Ведомый зигзагом неопределенного курса
Of life that wanders seeking for its aim	Жизни, что бродит в поисках цели
In the pale starlight falling from thought's skies;	В бледном звездном свете с небес мысли;
It guides the unsure idea, the wavering will.	Неуверенную идею он направляет, волю колеблющуюся.
Lost was the instinct's safe identity	Потеряна была инстинкта идентичность надежная
With the arrow-point of being's inmost sight,	Со стрелоподобным острием глубочайшего зрения,
Marred the sure steps of Nature's simple walk	Нарушен уверенный шаг простой прогулки Природы
And truth and freedom in the growing soul.	И свобода, и правда в растущей душе.
Out of some ageless innocence and peace,	Из некой безвозрастной невинности, мира1 ,
Privilege of souls not yet betrayed to birth,	Привилегии душ, еще рождению не выданных,
Cast down to suffer on this hard dangerous earth	Сброшенная в страдание на эту суровую, опасную землю
Our life was born in pain and with a cry.	Наша жизнь рождена в боли и крике.
Although earth-nature welcomes heaven's breath	Хотя земная природа приветствует дыхание неба,
Inspiring Matter with the will to live,	Воодушевляющее Материю волею жить,
A thousand ills assail the mortal's hours	Тысячи зол уязвляют часы смертного
And wear away the natural joy of life;	И уносят прочь жизни радость естественную;
Our bodies are an engine cunningly made,	Наше тело орудием создано ловким,
But for all its parts as cunningly are planned,	Но для всех его частей, так ловко спланированных,
Contrived ingeniously with demon skill,	Хитро задумано с мастерством демона
Its apt inevitable heritage	Наследство его неизбежное
Of mortal danger and peculiar pain,	Смертельной опасности и его особенной боли,
Its payment of the tax of Time and Fate,	Его уплата налога Судьбы и Времени,
Its way to suffer and its way to die.	Его способ страдать и умирать.
This is the ransom of our high estate,	Таков выкуп за положение наше высокое,
The sign and stamp of our humanity.	Знак и печать человечества.
A grisly company of maladies	Болезней компания страшная
Come, licensed lodgers, into man's bodily house,	Пришла с ордером на жилье в доме-теле людей,
Purveyors of death and torturers of life,	Поставщики смерти и мучители жизни.
In the malignant hollows of the world,	В зловредных впадинах мира,
In its subconscient cavern-passages	В его подсознательные пещерах-проходах
Ambushed they lie waiting their hour to leap,	Лежа в засаде, ожидают их часа, чтоб прыгнуть,
Surrounding with danger the sieged city of life:	Осажденный город жизни окружая опасностью:
Admitted into the citadel of man's days	Пропущенные в цитадель человеческих дней,
They mine his force and maim or suddenly kill.	Они его силу подтачивают, калечат или убивают внезапно.
Ourselves within us lethal forces nurse;	Внутри нас летальные кормятся силы;
We make of our own enemies our guests:	Из собственных врагов мы делаем наших гостей:
Out of their holes like beasts they creep and gnaw	Из своих ям, как звери, они ползут и грызут
The chords of the divine musician's lyre	Струны лиры музыканта божественного,
Till frayed and thin the music dies away	Пока протертая и истонченная музыка не умрет
Or crashing snaps with a last tragic note.	Или с треском не лопнет в последней трагической ноте.
All that we are is like a fort beset:	Все, что мы есть - это форт осажденный:
All that we strive to be alters like a dream	Все, чем мы пытаемся быть, как греза, меняется
In the grey sleep of Matter's ignorance.	В сне неведения Материи сером.
Mind suffers lamed by the world's disharmony	Разум страдает, изувеченный дисгармонией мира
And the unloveliness of human things.	И неприглядностью человеческих дел.
A treasure misspent or cheaply, fruitlessly sold	Клад неразумно растрачен или по дешевке продан без пользы
In the bazaar of a blind destiny,	На базаре незрячей судьбы,
A gift of priceless values from Time's gods	Дар бесконечной ценности от богов Времени
Lost or mislaid in an uncaring world,	Брошен не на месте или в мире беззаботном утерян,
Life is a marvel missed, an art gone wry;	Жизнь - это промахнувшееся чудо, кривое искусство;
A seeker in a dark and obscure place,	Искатель в темном месте неясном,
An ill-armed warrior facing dreadful odds,	Плохо вооруженный боец, встречающий удары ужасные,
An imperfect worker given a baffling task,	Несовершенный работник, получивший не по силам задачу,
An ignorant judge of problems Ignorance made,	Невежественный судья проблем, Неведением созданных,
Its heavenward flights reach closed and keyless gates,	Его полет к небу достигает закрытых ворот, нет ключей к которым,
Its glorious outbursts peter out in mire.	Его гордые вспышки гаснут в трясине.
On Nature's gifts to man a curse was laid.	На дарах Природы человеку проклятие лежит:
All walks inarmed by its own opposites,	Все пути охвачены противоположностями собственными,
Error is the comrade of our mortal thought,	Ошибка - нашей смертной мысли товарищ,
And falsehood lurks in the deep bosom of truth,	И фальшь в глубокой груди правды таится,
Sin poisons with its vivid flowers of joy	Грех отравляет своими цветами яркими радости
Or leaves a red scar burnt across the soul,	Или красный шрам оставляет, через душу идущий;
Virtue is a grey bondage and a gaol.	Добродетель же есть серое рабство и цель.
At every step is laid for us a snare.	На каждом шагу для нас затаилась ловушка.
Alien to reason and the spirit's light,	Чуждый резону и свету духа
Our fount of action from a darkness wells;	Наших действий источник во тьме зарождается;
In ignorance and nescience are our roots.	В невежестве и незнании лежат наши корни.
A growing register of calamities	Бедствий реестр растущий -
Is the past's account, the future's book of Fate:	Вот счет прошлого и Судьбы книга будущего:
The centuries pile man's follies and man's crimes	Века громоздят людские преступления и глупости
Upon the countless crowd of Nature's ills;	Поверх бесчисленных толп зол Природы;
As if the world's stone load was not enough,	Словно каменного груза мира недостаточно было,
A crop of miseries obstinately is sown	Урожай бед упрямо засеивается
By his own hand in the furrows of the gods,	Своею рукою в пашне богов
The vast increasing tragic harvest reaped	И пожинается трагический, обильно возросший,
Prom old misdeeds buried by oblivious Time.	Со старых злодейств, похороненных забывчивым Временем.
He walks by his own choice into hell's trap;	Он идет за своим собственным выбором в западню Ада,
This mortal creature is his own worst foe.	Это смертное создание - сам себе худший враг.
His science is an artificer of doom;	Его наука - ремесло гибели;
He ransacks earth for means to harm his kind;	Он грабит землю в ущерб его роду;
He slays his happiness and others' good.	Он убивает счастье свое и благо других.
Nothing has he learnt from time and its history;	Ничего не выносит из уроков истории, Времени;
Even as of old in the raw youth of Time,	Так же, как прежде, на заре юности Времени,
When earth ignorant ran on the highways of Fate.	Когда земное невежество бежало по столбовым дорогам Судьбы,
Old forms of evil ding to the world's soul:	Старые формы зла к душе мира цепляются:
War making nought the sweet smiling calm of life,	Война превращает в ничто сладкое, улыбающееся спокойствие жизни,
Battle and rapine, ruin and massacre	Битвы, грабеж, руины, резня -
Are still the fierce pastimes of man's warring tribes;	До сих пор воюющих племен человека свирепые игры;
An idiot hour destroys what centuries made,	В дурацкий час разрушают, что веками построено,
His wanton rage or frenzied hate lays low	Его безумная ненависть и буйный гнев ставят низко
The beauty and greatness by his genius wrought	Красоту и величие, его гением сделанные,
And the mighty output of a nation's toil.	И могучий итог работы народа.
All he has achieved he drags to the precipice.	Все, чего от достиг, он тащит к пропасти.
His grandeur he turns to an epic of doom and fall;	Свое величие превращает в эпос падения и рока;
His littleness crawls content through squalor and mud,	Его малость довольно ползет через убогость и грязь,
He calls heaven's retribution on his head,	Он призывает на свою голову возмездие неба
And wallows in his self-made misery.	И в невзгодах барахтается, что созданы им же.
A part author of the cosmic tragedy,	Соавтор трагедии космоса,
His will conspires with death and time and fate,	Его воля со смертью в сговоре, с судьбою и временем.
His brief appearance on the enigmaed earth	Его появление на земле загадочной краткое
Ever recurs, but brings no high result	Все повторяется, но не несет результата высокого
To this wanderer through the aeon-rings of God	Этому скитальцу сквозь круговерть эпох Бога,
That shut his life in their vast longevity.	Что запирают его жизнь в обширной своей долговечности.
His soul's wide search and ever returning hopes	Его души широкие поиски и надежды, всегда возвращающиеся,
Pursue the useless orbit of their course	Продолжают бесполезную орбиту их курса,
In a vain repetition of lost toils	В тщетном повторе трудов затерявшихся
Across a track of soon forgotten lives.	Сквозь колею жизней, быстро забытых.
All is an episode in a meaningless tale.	Все - лишь эпизод в бессмысленной повести.
Why is it all and wherefore are we here?	К чему это все и здесь зачем мы?
If to some being of eternal bliss	Если в некое бытие вечного блаженства
It is our spirit's destiny to return	Суждено нашему духу вернуться
Or some still impersonal height of endless calm,	Или в некую неподвижную, имперсональную высь покоя бескрайнего,
Since That we are and out of That we came,	Поскольку мы - это То и из Того мы пришли,
Whence rose the strange and sterile interlude	Откуда эта бесплодная и странная идет интерлюдия,
Lasting in vain through interminable Time?	Продолжающаяся тщетно сквозь бесконечное Время?
Who willed to form or feign a universe	Кто пожелал придать форму вселенной или ей притвориться
In the cold and endless emptiness of Space?	В холодной и бесконечной пустоте Пространства?
Or if these beings must be and their brief lives,	Или, если эти существа и их краткие жизни должны быть,
What need had the soul of ignorance and tears?	Какая нужда душе в слезах и в неведении?
Whence rose the call for sorrow and for pain?	Откуда идет зов к горю и боли?
Or all came helplessly without a cause?	Или все приходит безо всякой причины беспомощно?
What power forced the immortal spirit to birth?	Какая сила бессмертный дух принуждает родиться?
The eternal witness once of eternity,	Вечности когда-то вечный свидетель,
A deathless sojourner mid transient scenes,	Бессмертный гость среди сцен скоротечных,
He camps in life's half-lit obscurity	Он разбивает лагерь в полуосвещенной неясности жизни
Amid the debris of his thoughts and dreams.	Среди осколков своих мыслей и грез.
Or who persuaded it to fall from bliss	Кто убедил его пасть из блаженства
And forfeit its immortal privilege?	И его привилегии бессмертия лишиться?
Who laid on it the ceaseless will to live	Кто дает волю непрестанную жить
A wanderer in this beautiful sorrowful world,	Странником в этом мире прекрасном, полном печали,
And bear its load of joy and grief and love?	И нести груз любви, горя и радости?
Or if no being watches the works of Time,	Или, если нет существа, что работы наблюдало бы Времени,
What hard impersonal Necessity	Какая имперсональная Необходимость суровая
Compels the vain toil of brief living things?	Принуждает существа недолговечные напрасно трудиться?
A great Illusion then has built the stars.	Значит, великая Иллюзия построила звезды.
But where then is the soul's security,	Но где же тогда души безопасность,
Its poise in this circling of unreal suns?	Ее равновесие в этом кружении нереальных светил?
Or else it is a wanderer from its home	Или же, скиталец, покинувший дом,
Who strayed into a blind alley of Time and chance	В темной аллее Времени и случая она заблудилась
And finds no issue from a meaningless world.	И не находит выхода из мира бессмысленного.
Or where begins and ends Illusion's reign?	Где начало и конец царства Иллюзии?
Perhaps the soul we feel is only a dream,	И вообще, возможно, душа, что мы ощущаем,- лишь греза,
Eternal self a fiction sensed in trance."	Вечный сам - фикция, в трансе почувствованная".
Then after a silence Narad made reply:	Затем, после молчания, ей ответил Нарада:
Tuning his lips to earthly sound he spoke,	Настроив уста на земной звук, говорил он,
And something now of the deep sense of fate	И нечто сейчас от глубокого значения судьбы
Weighted the fragile hints of mortal speech.	Взвешивало хрупкие смертной речи намеки.
His forehead shone with vision solemnised,	Его лоб светился торжественным видением,
Turned to a tablet of supernal thoughts	Превращенный в запись мыслей небесных,
As if characters of an unwritten tongue	Словно буквы языка ненаписанного
Had left in its breadth the inscriptions of the gods.;	Покинули в его дыхании писания богов.
Bare in that Light Time toiled, his unseen works	Обнаженным в том свете Время трудилось, его работы незримые
Detected, the broad-flung far-seeing schemes	Открыты; широко простирающиеся, далеко видящие схемы
Unfinished which his aeoned flight unrolls	Незавершенные, которые его эпохальный полет разворачивал,
Were mapped already in that world-wide look:	Были на карте в том взгляде, что охватывал мир.
"Was then the sun a dream because there is night?	"Значит солнце было грезой, раз сейчас ночь?
Hidden in the mortal's heart the Eternal lives:	В смертного сердце спрятанным Вечный живет:
He lives secret in the chamber of thy soul,	В палате твоей души он живет тайно,
A light shines there nor pain nor grief can cross.	Сияет Свет там, куда войти ни боль, ни горе не могут.
A darkness stands between thyself and him,	Тьма стоит между ним и тобою,
Thou canst not hear or feel the marvellous Guest,	Ты не можешь ни слышать, ни чувствовать чудесного Гостя,
Thou canst not see the beatific sun.	Ты не можешь видеть блаженное солнце.
O queen, thy thought is a light of the Ignorance,	О королева, твоя мысль - свет Неведения,
Its brilliant curtain hides from thee God's face.	Его яркий занавес от тебя прячет лик Бога.
It illumines a world born from the Inconscience,	Оно освещает мир горением из Несознания,
But hides the Immortal's meaning in the world.	Но прячет значение Бессмертного в мире.
Thy mind's light hides from thee the Eternal's thought,	Твоего разума свет от тебя мысль Вечного прячет,
Thy heart's hopes hide from thee the Eternal's will,	Твоего сердца надежды скрывают от тебя Вечного волю,
Earth's joys shut from thee the Immortal's bliss.	Земные радости от тебя закрывают блаженство Бессмертного.
Thence rose the need of a dark intruding god,	Отсюда идет нужда в темном вторгающемся боге,
The world's dread teacher, the creator, pain.	В страшном учителе мира, в творце, в боли.
Where Ignorance is, there suffering too must come;	Где Неведение есть, туда страдание тоже приходит;
Thy grief is a cry of darkness to the Light;	Твое горе - это крик тьмы Свету;
Pain was the first-born of the Inconscience	Боль была Несознания первым ребенком,
Which was thy body's dumb original base;	Которое было твоего тела немой первозданной основой:
Already slept there pain's subconscient shape:	Уже подсознательная форма боли там спала:
A shadow in a shadowy tenebrous womb,	Тень в мрачном тенистом лоне,
Till life shall move, it waits to wake and be.	Пока жизнь будет двигаться, она будет ждать, чтобы проснуться и быть.
In one caul with joy came forth the dreadful Power.	В одном плоде с радостью первой вышла ужасная Сила.
In life's breast it was born hiding its twin;	В груди жизни она была рождена, своего близнеца пряча;
But pain came first, then only joy could be.	Но боль родилась первой, затем лишь быть смогла радость.
Pain ploughed the first hard ground of the world-drowse.	Боль вспахала первую тяжелую почву сонливости мира.
By pain a spirit started from the clod,	Болью стартовал дух из кома земли,
By pain Life stirred in the subliminal deep.	Болью Жизнь шевельнулась в глубине подсознательной.
Interned, submerged, hidden in Matter's trance	Захваченный, погруженный, спрятанный в трансе Материи,
Awoke to itself the dreamer, sleeping Mind;	К себе пробудился мечтатель, спящий Разум;
It made a visible realm out of its dreams,	Он сделал зримое царство из своих грез,
It drew its shapes from the subconscient depths,	Свои формы он из глубин подсознания вытащил,
Then turned to look upon the world it had made.	Затем повернулся, взглянуть на им созданный мир.
By pain and joy, the bright and tenebrous twins,	Болью и радостью, близнецом темным и светлым,
The inanimate world perceived its sentient soul,	Безжизненный мир постигался его ощущавшей душой,
Else had the Inconscient never suffered change.	Никогда еще не страдавшее Несознание изменилось.
Pain is the hammer of the gods to break	Боль - это молот Богов, чтоб разрушить
A dead resistance in the mortal's heart,	Сопротивление мертвое в смертного сердце,
His slow inertia as of living stone.	Его медленную инерцию камня живого.
If the heart were not forced to want and weep,	Если б сердце не принуждали желать и рыдать,
His soul would have lain down content, at ease,	Его душа развалилась довольно б в покое
And never thought to exceed the human start	И никогда мысль не превысила б человеческий старт
And never learned to climb towards the Sun.	И никогда не учила бы к Солнцу подъемы.
This earth is full of labour, packed with pain;	Эта земля полна труда, насыщенна болью;
Throes of an endless birth coerce her still;	Бесконечные муки родов ее до сих пор сотрясают;
The centuries end, the ages vainly pass	Века кончаются, эпохи тщетно проходят,
And yet the godhead in her is not born.	А Божество в ней еще не родилось.
The ancient Mother faces all with joy,	Древняя Мать встречает все с радостью.
Calls for the ardent pang, the grandiose thrill;	Призывает пылкую боль, грандиозный трепет;
For with pain and labour all creation comes.	Ибо с болью, с трудом любое творение приходит.
This earth is full of the anguish of the gods;	Эта земля полна мукой богов:
Ever they travail driven by Time's goad,	Даже они в родах страдают, подгоняемые шпорами Времени,
And strive to work out the eternal will	И стараются выполнить вечную Волю,
And shape the life divine in mortal forms.	И жизнь божественную сформировать в смертных формах.
His will must be worked out in human breasts	Его воля должна быть исполнена в груди человека
Against the Evil that rises from the gulfs,	Вопреки Злу, что из бездн поднимается,
Against the worlds ignorance and his obstinate strength,	Вопреки Неведению мира и его силе упрямой,
Against the stumblings of man's pervert will,	Вопреки запинкам испорченной воли людей,
Against the deep folly of his human mind,	Вопреки глубокой глупости ума человеческого,
Against the blind reluctance of his human heart.	Вопреки нежеланию его сердца слепому.
The spirit is doomed to pain till man is free.	Пока человек свободен, дух обречен на страдания.
There is a clamour of battle, a tramp, a march:	Там - шум битвы, топот и марш:
A cry arises like a moaning sea,	Как стонущее море крик поднимается,
A desperate laughter under the blows of death,	Отчаянный хохот под ударами смерти,
A doom of blood and sweat and toil and tears.	Рок крови и пота, слез и труда.
Men die that man may live and God be born.	Люди умирают, чтоб человек мог жить и Бог родиться.
An awful Silence watches tragic Time.	Ужасное Безмолвие наблюдает Время трагическое.
Pain is the hand of Nature sculpturing men	Боль - это рука Природы, ваяющая людей
To greatness: an inspired labour chisels	Ради величия, вдохновенный труд вырезает
With heavenly cruelty an unwilling mould.	Неподдающуюся форму с небесной жестокостью.
Implacable in the passion of their will,	Неумолимые в страсти их воли,
Lifting the hammers of titanic toil	Поднимающие молоты труда титанического,
The demiurges of the universe work;	Демиурги вселенной работают;
They shape with giant strokes their own; their sons	Могучими ударами своих родичей они формируют; их сыновья
Are marked with their enormous stamp of fire.	Отмечены их огромными печатями пламени.
Although the shaping god's tremendous touch	Хотя формирующее ужасное касание бога
Is torture unbearable to mortal nerves,	Для смертных нервов - нестерпимая мука,
The fiery spirit grows in strength within	Огненный дух внутри копит силу
And feels a joy in every titan pang.	И в каждой титанической боли чувствует радость.
He who would save himself lives bare and calm;	Кто хочет спастись, живет спокойно и бедно;
He who would save the race must share its pain:	Тот, кто хочет спасти расу, должен разделить ее боль:
This he shall know who obeys that grandiose urge.	Он это узнает, кто подчинится этому грандиозному импульсу.
The great who came to save this suffering world	Великий, что пришел спасти этот страдающий мир,
And rescue out of Time's shadow and the Law,	От тени Времени и от Закона избавить,
Must pass beneath the yoke of grief and pain:	Должен идти под ярмом горя и боли;
They are caught by the Wheel that they had hoped to break,	Они пойманы Колесом, которое надеялись сломать,
On their shoulders they must bear man's load of fate.	На своих плечах они должны нести бремя судьбы человека.
Heaven's riches they bring, their sufferings count the price	Богатства небес приносят они, цена - их страдания,
Or they pay the gift of knowledge with their lives.	Либо за дар знания они своими жизнями платят.
The Son of God born as the Son of man	Сын Бога, рожденный как Сын человека,
Has drunk the bitter cup, owned Godhead's debt,	Испил горькую чашу, признал долг Божества,
The debt the Eternal owes to the fallen kind	Признал долг Вечного падшему роду,
His will has bound to death and struggling life	Его волю, привязанную к смерти и борющейся жизни,
That yearns in vain for rest and endless peace.	Что тщетно стремится к отдыху и нескончаемому миру2 .
Now is the debt paid, wiped off the original score.	Сейчас долг уплачен, зарубка изначальная стерта.
The Eternal suffers in a human form,	Вечный в человеческой форме страдает,
He has signed salvation's testament with his blood:	Он подписал завещание спасения собственной кровью:
He has opened the doors of his undying peace.	Своего бессмертного мира3 Он открыл двери.
The Deity compensates the creature's claim,	Божество компенсирует созданий требования,
The Creator bears the law of pain and death;	Создатель терпит закон боли и смерти;
A retribution smites the incarnate God.	Возмездие поразило воплощенного Бога.
His love has paved the mortal's road to Heaven:	Его любовь устлала путь смертного к Небу:
He has given his life and light to balance here	Он дал ее его жизни и свету, чтоб сбалансировать здесь
The dark account of mortal ignorance.	Темный счет неведения смертного.
It is finished, the dread mysterious sacrifice,	Ужасное мистическое жертвоприношение кончено,
Offered by God's martyred body for the world;	Предложенное за мир4 телом Бога замученным;
Gethsemane and Calvary are his lot,	Гефсиман и Калвари - его участь,
He carries the cross on which man's soul is nailed;	Он несет крест, на котором душа человека распята;
His escort is the curses of the crowd;	Его сопровождают проклятия толпы;
Insult and jeer are his right's acknowledgment;	Оскорбление и глумление - признание его правоты;
Two thieves slain with him mock his mighty death.	Два вора, убитые с ним, дразнили его могучую смерть.
He has trod with bleeding brow the Saviour's way.	Он ступил с кровоточащим лбом на путь Спасителя.
He who has found his identity with God	Тот, кто нашел тождество свое с Богом,
Pays with the body's death his soul's vast light.	Платит за широкий свет его души смертью тела.
His knowledge immortal triumphs by his death.	Его знание торжествует его смертью бессмертно.
Hewn, quartered on the scaffold as he falls	Разрублен, четвертован на эшафоте, когда падает,
His crucified voice proclaims, "I, I am God;"	Его терзаемый голос провозглашает: "Я, я есть Бог".
"Yes, all is God," peals back Heaven's deathless call.	"Да, все есть Бог", - звенит обратно бессмертный зов Неба.
The seed of Godhead sleeps in mortal hearts,	Семя Божества спит в смертных сердцах,
The flower of Godhead grows on the world-tree:	Цветок Божества растет на мировом дереве:
All shall discover God in self and things,	Все обнаружат Бога в себе и в вещах.
But when God's messenger comes to help the world	Но когда Бога посланник помочь миру приходит
And lead the soul of earth to higher things,	И повести душу земли к более высоким вещам,
He too must carry the yoke he came to unloose;	Он тоже нести ярмо должен, он пришел несвободным;
He too must bear the pang that he would heal:	Он тоже должен терпеть боль, которую он исцелит:
Exempt and unafflicted by earth's fate,	Свободный, не страдающий от земного удела,
How shall he cure the ills he never felt?	Как он вылечит зло, которое не ощущал никогда?
He covers the world's agony with his calm;	Своим покоем он скрывает агонию мира;
But though to the outward eye no sign appears	Но хотя для внешнего зрения не видно ни знака
And peace is given to our torn human hearts,	И мир дан нашим истерзанным человеческим сердцам,
The struggle is there and paid the unseen price;	Здесь идет битва и здесь платят незримую цену;
The fire, the strife, the wrestle are within.	Огонь, борьба, сражение внутри.
He carries the suffering world in his own breast;	Он несет страдающий мир в груди своей собственной;
Its sins weigh on his thoughts, its grief is his:	Грехи мира на его мыслях висят, горе мира - его:
Earth's ancient load lies heavy on his soul;	Земли древний груз на его душе лежит тяжко;
Night and its powers beleaguer his tardy steps,	Ночь и ее силы его медленные шаги осаждают,
The titan adversary's clutch he bears;	Враждебную хватку Титана он терпит;
His march is a battle and a pilgrimage.	Его марш - битва, паломничество.
Life's evil smites, he is stricken with the world's pain:	Зло жизни бьет, он мировой болью терзаем:
A million wounds gape in his secret heart	Миллионы ран зияют в его тайном сердце.
He journeys sleepless through an unending night;	Он путешествует бессонно сквозь бесконечную ночь;
Antagonist forces crowd across his path;	Антагонистические силы ему путь переходят;
A siege, a combat is his inner life.	Осада и бой - его внутренняя жизнь.
Even worse may be the cost, direr the pain:	Даже большая цена может быть, ужаснее боль:
His large identity and all-harbouring love	Его широкая идентичность и всеукрываюшая любовь
Shall bring the cosmic anguish into his depths,	В его глубины внесут муку космическую,
The sorrow of all living things shall come	Горе всех живых существ явится
And knock at his doors and live within his house;	И в его двери ударит, и в его доме поселится;
A dreadful cord of sympathy can tie	Ужасный канат из симпатий может связать
All suffering into his single grief and make	Все страдание в одном его горе и сделать
All agony in all the worlds his own.	Всю агонию всех миров его собственной.
He meets an ancient adversary Force,	Он встречает древнюю враждебную Силу,
He is lashed with the whips that tear the world's worn heart;	Он исхлестан бичом, что рвет сердце мира изношенное;
The weeping of the centuries visits his eyes:	Плач столетий его глаза навещает:
He wears the blood-glued fiery Centaur's shirt,	Он несет заскорузлую от крови рубаху Кентавра,
The poison of the world has stained his throat.	Яд мира испятнал его горло.
In the market-place of Matter's capital	На рыночной площади капитала Материи,
Amidst the chafferings of the affair called life	Посреди торгов той штуки, что зовут жизнью,
He is tied to the stake of a perennial Fire,	Он привязан к столбу негасимого Пламени,
He burns on an unseen original verge	Он горит на незримом краю первозданном,
That Matter may be turned to spirit stuff:	Чтобы Материя могла превратиться в вещество духа:
He is the victim in his own sacrifice.	Он в своем собственном жертвоприношении - жертва.
The Immortal bound to earth's mortality	Привязанное к смертности земли Бессмертие,
Appearing and perishing on the roads of Time	Появляясь и исчезая на путях Времени,
Creates God's moment by eternity's beats.	Творит миг Бога ударами вечности.
He dies that the world may be new-born and live.	Он умирает, чтобы мир заново мог родиться и жить.
Even if he escapes the fiercest fires,	Даже если он избегает жестоких огней,
Even if the world breaks not in, a drowning sea,	Даже если затопляющим морем мир не ворвется,
Only by hard sacrifice is high heaven earned:	Лишь тяжелою жертвой высокое небо заслуживается:
He must face the fight, the pang who would conquer Hell.	Он должен принять бой, встретить боль, тот, кто победит Ад.
A dark concealed hostility is lodged	Темная, скрытая враждебность живет
In the human depths, in the hidden heart of Time	В человека глубинах, в сердце Времени спрятанная,
That claims the right to change and mar God's work.	Требующая права изменить и испортить труд Бога.
A secret enmity ambushes the world's march;	Тайный враг затаился в шествии мира;
It leaves a mark on thought and speech and act:	Он оставляет метку на мысли, действии, речи:
It stamps stain and defect on all things done;	Он ставит штамп пятна и дефекта на все сотворенные вещи;
Till it is slain peace is forbidden on earth.	Пока он не убит, мир запрещен на земле.
There is no visible foe, but the unseen	Нет врага зримого там, но невидимые
Is round us, forces intangible besiege,	Нас осаждают вокруг неуловимые силы,
Touches from alien realms, thoughts not our own	Касания из чужих царств, мыслей не наших
Overtake us and compel the erring heart;	Нас застигают и принуждают сердца заблуждающиеся;
Our lives are caught in an ambiguous net.	Наши жизни пойманы в неясные сети.
An adversary Force was born of old:	В древности была рождена враждебная Сила:
Invader of the life of mortal man,	Оккупант жизни смертного,
It hides from him the straight immortal path.	Она прячет от него прямую дорогу бессмертия.
A power came in to veil the eternal Light,	Сила пришла, чтобы скрыть вечный Свет,
A power opposed to the eternal will	Сила, что вечной воле противится,
Diverts the messages of the infallible Word,	Спутывает послания непогрешимого Слова,
Contorts the contours of the cosmic plan:	Искривляет контуры плана космического:
A whisper lures to evil the human heart,	Шепот соблазняет человеческое сердце на зло,
It seals up wisdom's eyes, the soul's regard,	Она запечатывает глаза мудрости, внимание души,
It is the origin of our suffering here,	Она - здесь источник страдания,
It binds earth to calamity and pain.	Она землю привязывает к боли и бедствию.
This all must conquer who would bring down God's peace.	Это все победить должен тот, кто хочет мир5 Бога принести вниз.
This hidden foe lodged in the human breast	Этот скрытый враг живет в груди человеческой,
Man must overcome or miss his higher fate.	Человек одолеть его должен, иначе упустит свой более высокий удел.
This is the inner war without escape.	Это - внутренняя война, которой нельзя избежать.
Hard is the world-redeemer's heavy task;	"Трудна спасителя мира задача тяжелая;
The world itself becomes his adversary,	Мир сам его противником станет,
His enemies are the beings he came to save.	?
Those he would save are his antagonists:	Те, кого он хочет спасти, - антагонисты его:
This world is in love with its own ignorance,	Этот мир влюблен в неведение собственное,
Its darkness turns away from the saviour light,	Его тьма отворачивается от света спасительного,
It gives the cross in payment for the crown.	Он платит за корону крестом.
His work is a trickle of splendour in a long night;	Труд избавителя - великолепия струйка в долгой ночи;
He sees the long march of Time, the little won;	Он видит долгий марш Времени, немногое завоеванное;
A few are saved, the rest strive on and fail:	Немногие спасены, остальные бьются и падают:
A Sun has passed, on earth Night's shadow falls.	Солнце ушло, на землю тень Ночи ложится.
Yes, there are happy ways near to God's sun;	Да, есть дороги счастливые, к солнцу Бога близкие;
But few are they who tread the sunlit path;	Но мало тех, кто идет по залитой солнцем тропе;
Only the pure in soul can walk in light.	Лишь чистые душою гулять могут в свете.
An exit is shown, a road of hard escape	Выход показан, способ побега нелегкого
From the sorrow and the darkness and the chain;	Из страдания, из тьмы и оков;
But bow shall a few escaped release the world?	Но как спасет мир горстка бежавших?
The human mass lingers beneath the yoke.	Под ярмом людская масса влачится.
Escape, however high, redeems not life,	Побег, как бы ни был высок, жизнь не спасает,
Life that is left behind on a fallen earth.	Жизнь, оставленную на падшей земле позади.
Escape cannot uplift the abandoned race	Побег не может поднять расу покинутую
Or bring to it victory and the reign of God.	Или принести ей победу и царство Бога.
A greater power must come, a larger light.	Более великая должна прийти сила, обширнее свет.
Although Light grows on earth and Night recedes,	Хотя Свет растет на земле и Ночь отступает,
Yet till the evil is slain in its own home	Но пока зло не убито в своем собственном доме
And Light invades the world's inconscient base	И несознательную основу мира Свет не заполнил,
And perished has the adversary Force,	И не погибла враждебная Сила,
He still must labour on, his work half done.	До тех пор он должен трудиться, его труд сделан наполовину.
One yet may come armoured, invincible;	Еще может прийти несокрушимый, покрытый бронею;
His will immobile meets the mobile hour;	Его воля движущийся час неподвижно встречает;
The world's blows cannot bend that victor head;	Дуновения мира не могут склонить победителя голову;
Calm and sure are his steps in the growing Night;	Спокойна и уверена его поступь в Ночи растущей;
The goal recedes, he hurries not his pace,	Цель удаляется, он не убыстряет свой шаг,
He turns not to high voices in the Night.	Он не поворачивается на голоса высокие ночи.
He asks no aid from the inferior gods;	Он не просит поддержки у низших богов;
His eyes are fixed on the immutable aim.	Его глаза остановлены на незыблемой цели.
Man turns aside or chooses easier paths;	Другой свернет прочь или выберет путь более легкий;
He keeps to the one high and difficult road	Он же путь высокий и трудный хранит,
That sole can climb to the Eternal's peaks;	Который один подняться к пикам Вечного может;
The ineffable planes already have felt his tread;	Невыразимые планы уже его поступь оставила;
He has made heaven and earth his instruments,	Своими инструментами он сделал небо и землю,
But the limits fall from him of earth and heaven;	Но их ограничения спадают с него;
Their law he transcends but uses as his means.	Он превосходит закон их и как свои средства использует.
He has seized life's hands, he has mastered his own heart.	Он поймал руки жизни, он владеет собственным сердцем.
The feints of Nature mislead not his sight,	Притворства Природы его взор не обманут,
Inflexible his look towards Truth's far end;	От далекого конца Истины его взгляд неотрывен;
Fate's deaf resistance cannot break his will.	Глухое сопротивление Судьбы не может сломить его волю.
In the dreadful passages, the fatal paths,	В ужасных проходах, на фатальных тропинках
Invulnerable his soul, his heart unslain,	Душа неуязвима его, неубиваемо сердце,
He lives through the opposition of earth's Powers	Он живет, среди Сил земли оппозиции,
And Nature's ambushes and the world's attacks.	Засад Природы и атак мира.
His spirit stature transcending pain and bliss	Рост его духа превосходит боль и блаженство,
He fronts evil and good with calm and equal eyes.	Он противостоит злу и добру с глазами спокойными и ровными.
He too must grapple with the riddling Sphinx	Он тоже должен схватиться с загадочным Сфинксом
And plunge into her long obscurity.	И в его долгую неясность нырнуть.
He has broken into the Inconscient's depths	В глубины Несознания он ворвался,
That veil themselves even from their own regard:	Что себя вуалируют даже от зрения собственного:
He has seen God's slumber shape these magic worlds.	Он увидел спящую форму Бога в мирах тех магических.
He has watched the dumb God fashioning Matter's frame,	Он наблюдал немого Бога, формирующего основу Материи,
Dreaming the dreams of its unknowing sleep,	Выдумывающего грезы своего неведающего сна,
And watched the unconscious Force that built the stars.	И наблюдал бессознательную Силу, что строит звезды.
He has learnt the Inconscient's workings and its law,	Он изучил труды Несознания и его закон,
Its incoherent thoughts and rigid acts,	Его бессвязные мысли и негибкие действия,
Its hazard wastes of impulse and idea,	Его рискованные расточительства идеи и импульса,
The chaos of its mechanic frequencies,	Его механических частых повторений хаос,
Its random calls, its whispers falsely true,	Его призывы случайные, его шепоты, фальшиво истинные,
Misleaders of the hooded listening soul.	Сбивающих с пути проводников души внемлющей.
All things come to its ear but nothing abides;	Все вещи в ухо Несознания входят, но ничего не продолжается;
All rose from the silence, all goes back to its hush.	Все встает из молчания, все уходит назад в его тишину.
Its somnolence founded the universe,	Его дремота - фундамент вселенной,
Its obscure waking makes the world seem vain.	Его смутное пробуждение заставляет мир выглядеть тщетным.
Arisen from Nothingness and towards Nothingness turned	Возникшее из Ничто и к Ничто поворачивающееся
Its dark and potent nescience was earth's start;	Его темное и могучее неведение было стартом земли;
It is the waste stuff from which all was made;	Оно было пустою рудою, из которой все было сделано;
Into its deeps creation can collapse.	В его глубину может рухнуть творение.
Its opposition clogs the march of the soul,	Его противостояние мешает маршу души,
It is the mother of our ignorance.	Оно - мать неведения нашего.
He must call light into its dark abysms,	Он должен звать свет в пучины Несознания темные,
Else never can Truth conquer Matter's sleep	Еще никогда Истина не могла победить Материи сон
And all earth look into the eyes of God.	И вся земля заглянуть в глаза Бога.
All things obscure his knowledge must relume,	Все неясные вещи его знание должно осветить,
All things perverse his power must unknot:	Все упрямые вещи должна разрешить его сила:
He must pass to the other shore of falsehood's sea,	До другого берега моря фальши он должен добраться,
He must eater the world's dark to bring there light.	Он должен ступить во тьму мира, чтобы принести туда свет.
The heart of evil must be bared to his eyes,	Под его глазами сердце зла должно обнажиться,
He must learn its cosmic dark Necessity,	Чью космическую темную неизбежность должен он изучить,
Its right and its dire roots in Nature's soil.	Ее право и ее ужасные корни в почве Природы.
He must know the thought that moves the demon act	Он должен узнать мысль, что демоническим действием движет,
And justifies the Titan's erring pride	И объяснить заблуждающуюся гордость Титана
And the falsehood lurking in earth's crooked dreams:	И фальшь, таящуюся в искривленных грезах земли:
He must enter the eternity of Night	Он должен вступить в вечность Ночи
And know God's darkness as he knows his Sun.	И тьму Бога узнать, как его Солнце он знает.
For this he must go down into the pit,	Для этого он должен идти вниз, в преисподню,
For this he must invade the dolorous Vasts.	Для этого, он должен вторгнуться в Пространства печальные.
Imperishable and wise and infinite,	Нерушимый, безграничный и мудрый,
He still must travel Hell the world to save.	Путешествовать он должен по Аду, чтобы спасти мир.
Into the eternal Light he shall emerge	В вечном Свете тогда он окажется,
On borders of the meeting of all worlds,	На границе встречи всех миров;
There on the verge of Nature's summit steps	Там, на краю шагов вершинных Природы,
The secret Law of each thing is fulfilled,	Тайный Закон каждой вещи исполнен,
All contraries heal their long dissidence.	Все противоречия исцеляют свое разногласие долгое.
There meet and clasp the eternal opposites,	Там встречаются и обнимаются противоположности вечные,
There pain becomes a violent fiery joy;	Там боль становится бурной, огненной радостью;
Evil turns back to its original good,	Зло опять поворачивается к своему добру первозданному
And sorrow lies upon the breasts of Bliss:	И печаль лежит на груди у Блаженства:
She has learnt to weep glad tears of happiness;	Оно склонилось, слезами счастья рыдая;
Her gaze is charged with a wistful ecstasy.	Его взгляд наполнен экстазом задумчивым.
Then shall be ended here the Law of Pain.	Тогда здесь Закон Страдания кончится.
Earth shall be made a home of Heaven's light,	Земля будет сделана домом света Небес,
A seer heaven-born shall lodge in human breasts;	Провидец небеснорожденный в груди человека поселится;
The superconscient beam shall touch men's eyes	Суперсознательные лучи коснутся человеческих глаз
And the truth-conscious world come down to earth	И мир сознания-истины придет вниз на землю,
Invading Matter with the Spirit's ray	Лучом Духа наполняя Материю,
Awaking its silence to immortal thoughts,	Пробуждая ее молчание к мыслям бессмертным,
Awaking the dumb heart to the living Word.	Пробуждая немое сердце к Слову живому.
This mortal life shall house Eternity's bliss,	Эта смертная жизнь станет блаженства Вечного домом,
The body's self taste immortality.	Само тело вкусит бессмертие.
Then shall the world-redeemer's task be done.	Тогда спасителя мира задача будет исполнена.
Till then must life carry its seed of death	"До той поры жизнь должна нести свое семя смерти
And sorrow's plaint be heard in the slow Night.	И будет плач горя слышен в медленной Ночи.
O mortal, bear this great world's law of pain,	О смертный, терпи закон страдания этого великого мира,
In thy hard passage through a suffering world	На своем тяжком пути сквозь страдающий мир
Lean for thy soul's support on Heaven's strength,	Обопрись своею душою на силу Небес,
Turn towards high Truth, aspire to love and peace.	Повернись к Правде высокой, стремись к миру, к любви.
A little bliss is lent thee from above,	Маленькое блаженство тебе отпущено свыше,
A touch divine upon thy human days:	Касание божества - на твоих человеческих днях.
Make of thy daily way a pilgrimage,	Совершай свой ежедневный путь пилигрима,
For through small joys and griefs thou mov'st towards God.	Ибо сквозь малые радости и малые горести ты идешь к Богу.
Haste not towards Godhead on a dangerous road,	Не спеши к Божеству по опасной дороге,
Open not thy doorways to a nameless Power,	Безымянной Силе не открывай свои двери,
Climb not to Godhead by the Titan's road.	Не поднимайся к Божеству по дороге Титана.
Against the Law he pits his single will,	Против Закона тот свою волю лишь ставит,
Across its way he throws his pride of might.	Поперек пути Закона он бросает свою гордость могущества.
Heavenward he chambers on a stair of storms	К небесам поднимается по штормовой лестнице,
Aspiring to live near the deathless Sun.	Стремясь жить близко у бессмертного солнца.
He strives with a giant strength to wrest by force	Гигантской мощью он бьется, чтобы силою вырвать
From life and Nature the immortals' right;	У Природы и жизни право бессмертных;
He takes by storm the world and fate and heaven.	Он берет штурмом и небо, и мир, и судьбу.
He comes not to the high world-maker's seat,	К высокому трону Творца Мира он не идет,
He waits not for the outstretched hand of God	Он не ждет руки Бога протянутой,
To raise him out of his mortality.	Которая подняла бы его из его смертности.
All he would make his own, leave nothing free,	Все он хочет своим собственным сделать, ничего не оставляет свободным,
Stretching his small self to cope with the infinite.	Растягивая свою маленькую самость, чтоб обхватить вечность.
Obstructing the gods' open ways he makes	Преграждая открытые дороги богов, он делает
His own estate of the earth's air and light;	Своим личным имуществом земной воздух и свет;
A monopolist of the world-energy,	Монополист энергии мира,
He dominates the life of common men.	Он господствует над жизнями обычных людей.
His pain and others' pain he makes his means:	Свою боль и чужую он своими делает средствами:
On death and suffering he builds his throne.	На страдании и смерти строит свой трон.
In the hurry and clangour of his acts of might,	В спешке и скрежете его актов могущества,
In a riot and excess of fame and shame,	В буйстве и избытке славы и срама,
By his magnitudes of hate and violence,	Размерами насилия и ненависти,
By the quaking of the world beneath his tread	Трепетом мира под его пятой
He matches himself against the Eternal's calm	Он противопоставляет себя спокойствию Вечного
And feels in himself the greatness of a god:	И ощущает в себе величие бога:
Power is his image of celestial self.	Сила - его представление о небесном себе.
The Titan's heart is a sea of fire and force;	Сердце Титана - это море огня и силы;
He exults in the death of things and ruin and fall,	Он ликует в смерти существ, в руинах, в крушении,
He feeds his strength with his own and others' pain;	Он кормит свою силу чужой и собственной болью;
In the world's pathos and passion he takes delight,	В пафосе мира и страсти он находит восторг,
His pride, his might call for the struggle and pang.	Его гордость, его могущество призывают боль и борьбу.
He glories in the sufferings of the flesh	Он гордится страданием плоти,
And covers the stigmata with the Stoic's name.	И прикрывает стигматы именем Стоика.
His eyes blinded and visionless stare at the sun,	Его непроницательные, слепые глаза на солнце таращатся,
The seeker's sight receding from his heart	Зрение ищущего, удаляясь из его сердца,
Can find no more the light of eternity;	Больше не может найти света вечности;
He sees the beyond as an emptiness void of soul	Он запредельное видит как души пустоту бесполезную
And takes his night for a dark infinite.	И воспринимает свою ночь бесконечностью темной.
His nature magnifies the unreal's blank	Его природа увеличивает пустоту нереальности
And sees in Nought the sole reality:	И видит в Ничто реальность единственную:
He would stamp his single figure on the world,	Штамп одной фигуры своей на весь мир он желает поставить,
Obsess the world's rumours with his single name.	Слух мира мучает своим единственным именем.
His moments centre the vast universe.	Его мгновения - центр всей широкой вселенной.
He sees his little self as very God.	Он видит свою маленькую самость истинным Богом.
His little "I" has swallowed the whole world,	Его маленькое "я" поглотило весь мир,
His ego has stretched into infinity.	Его эго во вселенную тянется.
His mind, a beat in original Nothingness,	Его разум, в Ничто первозданном удар,
Ciphers his thought on a slate of hourless Time.	Свои мысли шифрует на доске грифельной свободного от часов Времени.
He builds on a mighty vacancy of soul	Он строит на отсутствии могучем души
A huge philosophy of Nothingness.	Огромную философию Ничто.
In him Nirvana lives and speaks and acts	В нем Нирвана живет, говорит, действует,
Impossibly creating a universe.	Невозможно создавая вселенную.
An eternal zero is his formless self,	Вечный ноль - его самость бесформенная,
His spirit the void impersonal absolute.	Его дух - абсолют, пустой и безличный.
Take not that stride, O growing soul of man;	Не делай этого шага, о растущая душа человека;
Cast not thy self into that night of God.	Не бросай свою самость в эту ночь Бога,
The soul suffering is not eternity's key,	Страдающая душа - это не ключ к вечности,
Or ransom by sorrow heaven's demand on life.	Не искупление горем требования небесного к жизни.
O mortal, bear, but ask not for the stroke,	О смертный, терпи, но не проси удара,
Too soon will grief and anguish find thee out.	Слишком скоро горе и мука отыщут тебя.
Too enormous is that venture for thy will;	Слишком велик этот риск для твоей воли;
Only in limits can man's strength be safe;	Лишь в границах может сила людей быть в безопасности;
Yet is infinity thy spirit's goal;	Бесконечность же - это цель твоего духа;
Its bliss is there behind the world's face of tears.	Его блаженство - позади лица мира, слезами залитого.
A power is in thee that thou knowest not;	В тебе есть сила, которой не знаешь ты;
Thou art a vessel of the imprisoned spark.	Ты - это заточенной искры сосуд.
It seeks relief from Time's envelopment,	Она ищет освобождения от обертки Времени,
And while thou shutst it in, the sad is pain:	И пока ты ее внутри запираешь, печатью является боль:
Bliss is the Godhead's crown, eternal, free,	Блаженство есть венец Божества, вечность, свобода,
Unburdened by life's blind mystery of pain:	Не отягощенные принадлежащей жизни слепой мистерией боли:
Pain is the signature of the Ignorance	Боль - это подпись Неведения,
Attesting the secret god denied by life:	Признающего тайного бога, жизнью отвергнутого:
Until life finds him pain can never end.	Пока жизнь его не найдет, боль никогда не закончиться.
Calm is self's victory overcoming fate.	Спокойствие - победа себя, преодолевающая рок.
Bear; thou shalt find at last thy road to bliss.	Терпи; ты найдешь, наконец, свою дорогу к блаженству.
Bliss is the secret stuff of all that lives,	Блаженство - это тайное вещество всего, что живет,
Even pain and grief are garbs of world-delight,	Даже горе и боль - это наряды мирового восторга,
It hides behind thy sorrow and thy cry.	Он прячется позади твоего горя и крика.
Because thy strength is a part and not God's whole	Ибо твоя сила - лишь часть, не вся сила Бога,
Because afflicted by the little self	Ибо обремененное твоей маленькой самостью
Thy consciousness forgets to be divine	Твое сознание божественным быть забывает,
As it walks in the vague penumbra of the flesh	Когда оно в смутной полутени плоти гуляет
And cannot bear the world's tremendous touch,	И не может выносить огромное касание мира,
Thou criest out and sayst that there is pain.	Ты кричишь и говоришь, что там - боль.
Indifference, pain and joy, a triple disguise,	Равнодушие, боль, радость - маска тройная,
Attire of the rapturous Dancer in the ways,	Дорожный наряд Танцора восторженного,
Withhold from thee the body of God's bliss.	От тебя тело блаженства Бога скрывающий.
Thy spirit's strength shall make thee one with God,	Твоего духа сила тебя единой сделает с Богом,
Thy agony shall change to ecstasy,	Экстазом твоя агония сменится,
Indifference deepen into infinity's calm	Безразличие углубится в покой бесконечности,
And joy laugh nude on the peaks of the Absolute.	И на пиках Абсолюта засмеется обнаженная радость.
O mortal who complainst of death and fate,	"О смертный, что жалуется на смерть и судьбу,
Accuse none of the harms thyself hast called;	Некого винить во вреде, который призвал на себя сам;
This troubled world thou hast chosen for thy home,	Этот тревожный мир ты своим домом выбрал,
Thou art thyself the author of thy pain.	Ты сам - автор боли своей.
Once in the immortal boundlessness of Self,	Когда-то в безграничности бессмертной Себя,
In a vast of Truth and Consciousness and Light	В обширности Истины, в Сознании, в Свете
The soul looked out from its felicity.	Душа из своего счастья выглядывала.
It felt the Spirit's interminable bliss,	Она ощущала блаженство бесконечное Духа,
It knew itself deathless, timeless, spaceless, one,	Она знала себя бессмертной, безвременной, безпространственной, единой,
It saw the Eternal, lived in the Infinite.	Она видела Вечного, жила в Бесконечном.
Then, curious of a shadow thrown by Truth,	Затем, курьез тени, отброшенной Истиной,
It strained towards some otherness of self,	Она потянулась к некоему иному состоянию себя,
It was drawn to an unknown Face peering through night.	Она была притянута к неизвестному Лику, сквозь ночь глядящему.
It sensed a negative infinity,	Она бесконечность негативную ощутила,
A void supernal whose immense excess	Небесную пустоту, чей необъятный избыток,
Imitating God and everlasting Time	Имитирующий Бога и вечное Время,
Offered a ground for Nature's adverse birth	Предложил землю для неблагоприятного рождения Природы
And Matter's rigid hard unconsciousness	И тяжелое, твердое несознание Материи,
Harbouring the brilliance of a transient soul	Приютившее бы блеск преходящей души,
That lights up birth and death and ignorant life.	Которая рождение, смерть и невежественную жизнь освещает.
A Mind arose that stared at Nothingness	Поднялся Разум, что в Ничто всматривался,
Till figures formed of what could never be;	Пока не сформировались фигуры того, что могло бы никогда и не быть;
It housed the contrary of all that is.	Оно вмещало противоположности всего, что есть.
A Nought appeared as Being's huge sealed cause,	И Ничто представилось Бытия огромной, непонятной причиной,
Its dumb support in a blank infinite,	Его немою поддержкою в пустой бесконечности,
In whose abysm spirit must disappear:	В чью пучину дух должен был скрыться:
A darkened Nature lived and held the seed	Затемненная Природа жила и несла семя
Of Spirit hidden and feigning not to be.	Скрытого Духа, притворяющегося несуществующим.
The eternal Consciousness became the home	Вечное Сознание стало причудой
Of some unsouled almighty Inconscient;	Некоего неодухотворенного, всемогущего Несознания,
One breathed no more the spirit's native air.	И, не дыша больше родным воздухом духа,
A stranger in the insentient universe,	Блаженство стало случайностью смертного часа,
Bliss was the incident of a mortal hour.	Чужестранцем во вселенной бесчувственной.
As one drawn by the grandeur of the Void	Словно притянутая Пустоты грандиозностью
The soul attracted leaned to the Abyss:	Душа, привлеченная, над Пучиной склонилась:
It longed for the adventure of Ignorance	Она страстно желала авантюры Неведения,
And the marvel and surprise of the Unknown	Чуда и сюрприза Неведомого
And the endless possibility that lurked	И бесконечной возможности, что таится
In the womb of Chaos and in Nothing's gulf	В лоне Хаоса и в бездне Ничто
Or looked from the unfathomed eyes of Chance.	Или выглядывает из неизмеримых глаз Шанса.
It tired of its unchanging happiness,	Душа устала от своего неизменного счастья,
It turned away from immortality:	Она повернула прочь от бессмертия:
It was drawn to hazard's call and danger's charm,	Она была привлечена зовом риска и очарованием опасности,
It yearned to the pathos of grief, the drama of pain,	Она устремилась к пафосу горя, к драме страдания,
Perdition's peril, the wounded bare escape,	К опасности гибели, израненному, нагому побегу,
The music of ruin and its glamour and crash,	К музе руин, их чарам и краху,
The savour of pity and the gamble of love	Ко вкусу жалости, к авантюре любви,
And passion and the ambiguous face of Fate.	К страсти, к Судьбы неясному лику.
A world of hard endeavour and difficult toil	Мир нелегкого труда и тяжких усилий,
And battle on extinction's perilous verge,	Битва на краю угасания опасном,
A clash of forces, a vast incertitude,	Лязг сил, неуверенность полная,
The joy of creation out of Nothingness,	Радость созидания из Ничего,
Strange meetings on the roads of Ignorance	Странные встречи на дорогах Неведения
And the companionship of half-known souls	И душ полузнакомых товарищество
Or the solitary greatness and lonely force '	Или уединенное величие и одинокая сила
Of a separate being conquering its world,	Существа обособленного, свой мир покоряющего,
Called it from its too safe eternity.	Звали душу из ее вечности слишком надежной.
A huge descent began, a giant fall:	Огромный спуск начался, падение гигантское:
For what the spirit sees, creates a truth	Ибо то, что видит дух, творит истину,
And what the soul imagines is made a world.	То, что воображает душа, создает мир.
A Thought that leaped from the Timeless can become,	Мысль, что из Безвременья выпрыгнула, стать может
Indicator of cosmic consequence	Космического последствия указателем
And the itinerary of the gods,	И маршрутом богов,
A cyclic movement in eternal Time.	Циклическим движением в вечном Времени.
Thus came, born from a blind tremendous choice,	Так пришел, рожден от слепого, огромного выбора
This great perplexed and discontented world,	Этот неудовлетворенный и растерянный мир,
This haunt of Ignorance, this home of Pain:	Это убежище Неведения, этот дом Боли:
There are pitched desire's tents, grief's headquarters.	Там поставлены тенты желания, штаб горя.
A vast disguise conceals the Eternal's bliss."	Обширная маскировка запечатывает блаженство Вечного".
Then Aswapathy answered to the seer:	Затем Ашвапати ответил провидцу:
"Is then the spirit ruled by an outward world?	"Значит внешним миром дух управляем?
O seer, is there no remedy within?	О провидец, нет лекарства внутри?
But what is fate if not the spirit's will	И что есть судьба, как не духа воля,
After long time fulfilled by cosmic Force?	Спустя долгое время выполненная космической Сплои?
I deemed a mighty Power had come with her;	Я полагал, что могучая Сила с нею пришла;
Is not that Power the high compeer of Fate?"	Разве та Сила Судьбе не высокий товарищ?"
But Narad answered covering truth with truth:	Но Парад ответил, скрывая правдою правду:
"O Aswapathy, random seem the ways	"О Ашвапати, дороги случайными кажутся,
Along whose banks your footsteps stray or run	Вдоль которых твои шаги блуждают или бегут
In casual hours and moments of the gods,	В случайных часах или моментах богов;
Yet your least stumblings are foreseen above.	Но даже малейшие твои запинки предвидены свыше.
Infallibly the curves of life are drawn	Безошибочно изгибы жизни проложены,
Following the stream of Time through the unknown;	Следующие потоку Времени сквозь неизвестность;
They are led by a due the calm immortals keep.	Они ведомы ключом, что спокойные бессмертные хранят.
This blazoned hieroglyph of prophet moons	Этот гербовый иероглиф пророческих утр
A meaning more sublime in symbols writes	Смысл более великий в символах пишет,
Than sealed Thought wakes to, but of this high script	Чем тот, к которому запечатанная Мысль будит, но об этом высоком почерке
How shall my voice convince the mind of earth?	Как уму земли мой голос поведает?
Heaven's wiser love rejects the mortal's prayer;	Более мудрая любовь неба смертного мольбу отклоняет,
Unblinded by the breath of his desire,	Не ослепленная его желания дыханием,
Unclouded by the mists of fear and hope,	Не затянутая туманами надежды и страха,
It bends above the strife of love with death;	Она над борьбою любви со смертью склоняется;
It keeps for her her privilege of pain.	Она хранит для Савитри ее привилегию боли.
A greatness in thy daughter's soul resides	В душе твоей дочери обитает величие,
That can transform herself and all around,	Что может ее трансформировать и все вокруг,
But must cross on stones of suffering to its goal.	Но по камням страдания должно пройти к своей цели.
Although designed like a nectar cup of heaven,	Хотя предназначена как нектарная чаша небес,
Of heavenly ether made she sought this air,	Небесным эфиром сделанная, она этот воздух искала,
She too must share the human need of grief	Она тоже человеческую нужду в горе должна разделить
And all her cause of joy transmute to pain.	И все, что служит причиною радости, превратить в боль.
The mind of mortal man is led by words,	Разум смертного человека ведом словами,
His sight retires behind the walls of Thought	Его зрение отступает за стены Мысли
And looks out only through half-opened doors.	И выглядывает лишь сквозь полуприкрытые двери.
He cuts the boundless Truth into sky-strips	Он режет безграничную Правду на небесные лоскуты,
And every strip he takes for all the heavens.	И каждый лоскут он принимает за целое небо.
He stares at infinite Possibility	Он на бесконечную возможность таращится
And gives to the plastic Vast the name of Chance.	И пластичной Обширности дает имя Случая.
He sees the long results of an all-wise Force	Он видит отдаленные результаты Силы всемудрой,
Planning a sequence of steps in endless Time,	Планирующей последовательность шагов в нескончаемом Времени,
But in its links imagines a senseless chain	Но в ее звеньях лишь бесчувственную цепь замечает
Or the dead hand of cold Necessity;	Или холодной Неизбежности мертвую руку;
He answers not to the mystic Mother's heart,	Он не отвечает мистической Матери сердцу,
Misses the ardent heavings of her breast	Упускает ее груди подъемы горячие
And feels cold rigid limbs of lifeless Law.	И ощущает холодные, жесткие члены Закона безжизненного.
The will of the Timeless working out in Time	Воля Безвременья, реализуясь во Времени,
In the free absolute steps of cosmic Truth	В абсолютно свободных шагах космической Правды,
Appears a hard machine or meaningless Fate.	Кажется машиной тяжелой или Судьбой бессознательной.
A Magician's formulas have made Matter's laws	Формулы Мага создали законы Материи,
And while they last, all things by them are bound:	И пока они существуют, все ограничено ими:
But the Spirit's consent is needed for each act	Но разрешение духа им нужно для каждого действия
And freedom walks in the same pace with Law.	И Свобода гуляет в одну ногу с Законом.
All here can change if the Magician choose.	Все изменить можно здесь, если Маг выбирает,
If human will could be made one with God's,	Если бы человека воля могла быть сделана с волей Бога единой,
If human thought could echo the thoughts of God,	Если бы человеческая мысль мыслей Бога могла бы быть эхом,
Man might be all-knowing and omnipotent;	Человек мог бы быть всемогущим, всезнающим;
But now he walks in Nature's doubtful ray.	Но сейчас он гуляет в сомнительном свете Природы.
Yet can the mind of man receive God's light,	Человеческий разум, однако, свет Бога воспринять может,
The force of man can be driven by God's force,	Человеческая сила силой Бога может быть управляема,
Then is he a miracle doing miracles.	Тогда он чудом, чудеса творящим становится.
For only so can he be Nature's King.	Ибо только так он может стать Природы царем.
It is decreed and Satyavan must die;	Это решено, и должен Сатьяван умереть;
The hour is fixed, chosen the fatal stroke.	Час установлен, выбран фатальный удар.
What else shall be is written in her soul.	Что будет еще, записано в душе у нее.
But till the hour reveals the fateful script	Но до той поры, пока час судьбоносный почерк раскроет,
The writing waits illegible and mute.	Записанное ждет неразборчиво, немо.
Fate is Truth working out in Ignorance.	Судьба - это реализующаяся в Неведении Правда.
O King, thy fate is a transaction done	О король, твой удел - это сделка,
At every hour between Nature and thy soul	Ежечасно заключаемая между Природой и твоею душой
With God for its foreseeing arbiter.	С Богом, арбитром этой сделки предвидящим.
Fate is a balance drawn in Destiny's book.	Судьба есть баланс, подведенный в книге Судьбы.
Man can accept his fate, he can refuse.	Человек может принять свою судьбу или отвергнуть.
Even if the One maintains the unseen decree	Даже если Один поддерживает незримый декрет,
He writes thy refusal in thy credit page:	Он запишет отказ на страницу кредита:
For doom is not a close, a mystic seal.	Ибо рок - не конец, не мистическая печать.
Arisen from the tragic crash of life,	Восставший из трагического крушения жизни,
Arisen from the body's torture and death,	Восставший из мучения и смерти тела
The spirit rises mightier by defeat	Дух поднимается, возмужав поражением;
Its godlike wings grow wider with each fall.	Его богоподобные крылья растут шире с каждым падением.
Its splendid failures sum to victory.	Его великолепные неудачи дают в сумме победу.
O man, the events that meet thee on thy road,	О человек, те события, что встречают тебя на пути,
Though they smite thy body and soul with joy and grief,	Хотя и бьют твое тело и душу горем и радостью,
Are not thy fate; they touch thee awhile and pass;	Еще не судьба твоя; они касаются тебя и уходят;
Even death can cut not short thy spirit's walk:	Даже смерть не может пресечь твоего духа прогулку:
Thy goal, the road thou choosest are thy fate.	Твоя цель, путь, что ты избираешь, - вот твоя судьба.
On the altar throwing thy thoughts, thy heart, thy works,	На алтарь свои мысли бросая, свое сердце, работы,
Thy fate is a long sacrifice to the gods	Твой удел - долгое жертвоприношение богам,
Till they have opened to thee thy secret self	Пока они не откроют тебе твою тайную самость
And made thee one with the indwelling God.	И не сделают тебя с внутри живущим Богом единым.
O soul, intruder in Nature's ignorance,	О душа, в невежество Природы вторгшаяся,
Armed traveller to the unseen supernal heights,	Вооруженный путник к незримым небесным высотам,
Thy spirit's fate is a battle and ceaseless march	Твоего духа удел - это безостановочный марш, это битва
Against invisible opponent Powers,	Против враждебных невидимых Сил,
A passage from Matter into timeless Self.	Проход из Материи в самость безвременную.
Adventurer through blind unforeseeing Time,	Авантюрист в слепом непредвидящем Времени,
A forced advance through a long line of lives,	Вынужденный продвигаться сквозь долгую череду жизней,
It pushes its spearhead through the centuries.	Сквозь века он проталкивает своего копья наконечник.
Across the dust and mire of the earthly plain,	Через земной равнины пыль и болота,
On many-guarded lines and dangerous fronts,	На многих охраняемых линиях и опасных фронтах,
In dire assaults, in wounded slow retreats,	В ужасных штурмах, в израненных отступлениях медленных,
Or holding the ideal's battered fort	Удерживая избиваемый и окруженный форт идеала
Or fighting against odds in lonely posts,	Или сражаясь с неравными силами на одиночных постах,
Or camped in night around the bivouac's fires	Или расположившись в окружающей ночи огнями бивака,
Awaiting the tardy trumpets of the dawn,	Ожидая запоздалого горна в рассвете,
In hunger and in plenty and in pain,	В голоде, в изобилии, в боли,
Through peril and through triumph and through fall,	Сквозь опасность, триумф, сквозь падение,
Through life's green lanes and over her desert sands,	По зеленым просторам жизни и по пустынным пескам,
Up the bald moor, along the sunlit ridge	По вересковым пустошам, через горные гребни в солнечном свете,
In serried columns with a straggling rear	В сомкнутой колонне, с растянувшимся тылом,
Led by its nomad vanguard's signal fires,	Ведомая сигнальными огнями авангарда кочевников
Marches the army of the waylost god.	Марширует армия дорогу потерявшего бога.
Then late the joy ineffable is felt,	Затем приходит невыразимая радость,
Then he remembers his forgotten self;	Затем он вспоминает свою самость забытую;
He has refound the skies from which he fell.	Находит заново небо, из которого пал.
At length his front's indomitable line	Наконец его фронта неукротимая линия
Forces the last passes of the Ignorance:	Форсирует последние переходы Неведения:
Advancing beyond Nature's last known bounds,	Продвигаясь за пределы последних границ Природы известных,
Reconnoitring the formidable unknown,	Разведывая грозное неизвестное
Beyond the landmarks of things visible,	По ту сторону пограничного знака зримых вещей,
It mounts through a miraculous upper air	Он взбирается в высотном удивительном воздухе,
Till climbing the mute summit of the world	Пока, поднимаясь на мира немую вершину,
He stands upon the splendour-peaks of God.	Он не встанет на пиках великолепия Бога.
In vain thou mournst that Satyavan must die;	Напрасно ты горюешь о том, что должен Сатьяван умереть;
His death is a beginning of greater life,	Его смерть - жизни более великой начало,
Death is the spirit's opportunity.	Смерть - удобный случай для духа.
A vast intention has brought the souls close	Широкий замысел эти души свел близко,
And love and death conspire towards one great end.	И любовь, и смерть задуманы ради одной цели великой.
For out of danger and pain heaven-bliss shall come,	Ибо из опасности и боли придет блаженство небесное,
Time's unforeseeing event, God's secret plan.	Непредсказуемое событие Времени, тайный план Бога.
This world was not built with random bricks of chance,	Этот мир не был построен наугад из кирпичей Случая,
A blind god is not destiny's architect;	И слепой бог не был судьбы архитектором;
A conscious power has drawn the plan of life,	Сознательная сила начертала план жизни,
There is a meaning in each curve and line.	Здесь есть замысел в каждом изгибе и линии.
It is an architecture high and grand	Это - архитектура высокая и грандиозная,
By many named and nameless masons built	Многими безымянными и именитыми построена каменщиками,
In which unseeing hands obey the Unseen,	В которой незрячие руки Незримого слушаются,
And of its master-builders she is one.	И одна из тех мастеров-строителей одна это она.
Queen, strive no more to change the secret will;	"Королева, не старайся изменить секретную волю;
Time's accidents are steps in its vast scheme.	Несчастные случаи Времени - это шаги в ее схеме обширной.
Bring not thy brief and helpless human tears	Не неси твои краткие и бесполезные человеческие слезы
Across the fathomless moments of a heart	Через бездонные мгновения сердца,
That knows its single will and God's as one:	Которое знает едиными свою волю и Бога:
It can embrace its hostile destiny;	Свою неблагоприятную судьбу оно может принять,
It sits apart with grief and facing death,	Оно сидит в стороне от горя и лицом к лицу смерть встречает,
Affronting adverse fate armed and alone.	Оскорбляя враждебный удел, вооруженное и уединенное.
In this enormous world standing apart	Стоя особняком в этом мире огромном,
In the mightiness of her silent spirit's will,	В могуществе воли ее молчаливого духа,
In the passion of her soul of sacrifice	В ее души жертвоприношения страсти,
Her lonely strength facing the universe,	Ее одинокая сила, встречая вселенную,
Affronting fate, asks not man's help nor god's:	Оскорбляя судьбу, не просит ни людской, ни божественной помощи:
Sometimes one life is charged with earth's destiny,	Порой одна жизнь обременена судьбою земли,
It cries not for succour from the time-bound powers.	Она не взывает о помощи от временных, ограниченных сил.
Alone she is equal to her mighty task.	Одна лишь она равна своей могучей задаче.
Intervene not in a strife too great for thee,	Не вмешивайся в борьбу для тебя слишком великую,
A struggle too deep for mortal thought to sound,	Слишком глубокую, чтобы смертною мыслью измерить,
Its question to this Nature's rigid bounds	Борьбу, что пробует жесткие границы этой Природы,
When the soul fronts nude of garbs the infinite,	Когда душа встречает лишенную одежд бесконечность,
Its too vast theme of a lonely mortal will	В этой борьбы слишком обширную тему одинокой смертной воли,
Pacing the silence of eternity.	Шагающей в молчании вечности.
As a star, uncompanioned, moves in heaven	Как звезда, что без спутников движется в небе,
Unastonished by the immensities of space,	Не удивленная необъятностью Космоса,
Travelling infinity by its own light,	Путешествующая в бесконечности своим собственным светом,
The great are strongest when they stand alone.	Великие сильнее всего, когда они стоят одиноко.
A God-given might of being is their force,	Богом данная мощь существа есть их сила,
A ray from self's solitude of light the guide;	Луч из света одиночества их самости - их проводник;
The soul that can live alone with itself meets God;	Душа, что может жить сама с собой, Бога встречает;
Its lonely universe is their rendezvous.	Ее одинокая вселенная - место их рандеву.
A day may come when she must stand unhelped	День может настать, когда она должна будет встать без всякой помощи
On a dangerous brink of the world's doom and hers,	На опасной грани рока мира и рока ее,
Carrying the world's future on her lonely breast,	Неся будущее мира в груди своей одинокой,
Carrying the human hope in a heart left sole	Неся человеческую надежду в сердце, что осталось одно,
To conquer or fail on a last desperate verge.	Чтобы победить или пасть на отчаянном, последнем краю,
Alone with death and close to extinction's edge,	Одна со смертью и близко к угасания грани.
Her single greatness in that last dire scene,	Ее величие в этой последней сцене ужасной
She must cross alone a perilous bridge in Time	Одно опасный мост во Времени должно пересечь
And reach an apex of world-destiny	И достичь судьбы мира вершины,
Where all is won or all is lost for man.	Где для человека все завоевано или потеряно.
In that tremendous silence lone and lost	Затерянная и одинокая в той тишине грозной
Of a deciding hour in the world's fate,	Часа для судьбы мира решающего,
In her soul's climbing beyond mortal time	В подъеме ее души за пределы смертного времени,
When she stands sole with Death or sole with God	Когда она встанет наедине со Смертью или наедине с Богом,
Apart upon a silent desperate brink,	Одна на безмолвной, отчаянной грани,
Alone with her self and death and destiny	Одна с самою собою, со смертью, с судьбою,
As on some verge between Time and Timelessness	Как на некой границе между Временем и Безвременьем,
When being must end or life rebuild its base,	Когда бытие должно кончиться, либо жизнь свою перестроить основу,
Alone she must conquer or alone must fall.	Она одна должна победить или одна должна пасть.
No human aid can reach her in that hour,	Никакая человеческая помощь ее в этот час не достигнет,
No armoured God stand shining at her side.	Никакой покрытый бронею бог не стоит, сияя, на ее стороне.
Cry not to heaven, for she alone can save.	Не кричи небесам, ибо одна лишь она может спасти.
For this the silent Force came missioned down;	Для этого пришла посланная вниз безмолвная Сила;
In her the conscious Will took human shape:	В ней сознательная Воля приняла человеческий облик:
She only can save herself and save the world.	Лишь сама она может спастись и спасти мир.
O queen, stand back from that stupendous scene,	О королева, сойди с этой сцены огромной,
Come not between her and her hour of Fate.	Не вставай между ней и ее часом Судьбы.
Her hour must come and none can intervene:	Ее час должен прийти, и никто не сможет вмешаться:
Think not to turn her from her heaven-sent task,	Не думай ее повернуть от ее задачи, посланной небом,
Strive not to save her from her own high will.	Не старайся спасти ее от ее собственной воли высокой.
Thou hast no place in that tremendous strife;	Тебе нет места в этой ужасной борьбе;
Thy love and longing are not arbiters there,	Твоя любовь и страсть - здесь не судьи,
Leave the world's fate and her to God's sole guard.	Оставь ее судьбу и судьбу мира Бога охране одной.
Even if he seems to leave her to her lone strength,	Даже если покажется, что он оставил ее на ее одинокую силу,
Even though all falters and falls and sees an end	Даже если сквозь все запинки, падения, очевидный конец,
And the heart fails and only are death and night,	Разбитое сердце только смерть и ночь видятся,
God-given her strength can battle against doom	Ее Богом данная сила может против рока сражаться
Even on a brink where Death alone seems close	Даже на грани, где одна Смерть кажется близкой
And no human strength can hinder or can help.	И человеческая сила не может помешать или помочь.
Think not to intercede with the hidden Will,	Не думай ходатайствовать перед спрятанной Волей,
Intrude not twixt her spirit and its force	Между духом ее и силой его не вступай,
But leave her to her mighty self and Fate.	Оставь ее ее могучей себе и Судьбе".
He spoke and ceased and left the earthly scene.	Он сказал и земную сцену оставил.
Away from the strife and suffering on our globe,	Прочь из борьбы и страданий на нашей земле
He turned towards his far-off blissful home.	Он повернул к своему далекому, блаженному дому.
A brilliant arrow pointing straight to heaven,	Блестящее, стреле подобное, прямо в небеса указующей,
The luminous body of the eternal seer	Эфирного провидца светлое тело
Assailed the purple glory of the noon	Атаковало славу полдня пурпурную
And disappeared like a receding star	И исчезло, как звезда уходящая,
Vanishing into the light of the Unseen;	Тающая в свете Незримого.
But still a cry was heard in the infinite,	Но был еще слышен крик в бесконечности,
And still to the listening soul on mortal earth	И внимавшей душе на смертной земле
A high and far imperishable voice	Высокий и далекий несмолкающий голос
Chanted the anthem of eternal love.	Пел гимн вечной любви.
End of Canto Two	Конец песни второй

Оглавление сервера по Интегральной Йоге

1  Peace - мир, покой.2  Peace - мир, покой.3  Peace - мир, покой.4  World - мир, вселенная.5  Peace - мир, покой.