«Откуда происходит танец сотворения...»

Стихи и мысли

 

Шри Ауробиндо

 

 

Sri Aurobindo

 

‘‘Whence were formed the worlds and their star-dance...’’

Poems and thoughts

 

 

 

 

Издательство «Маджента» Смоленск

2022

УДК 821.111

ББК 94.8

А 93

 

 

Библиотечка альманаха «Под часами» Смоленского отделения Союза российских писателей

 

 

Редакционный совет

 

Алла Шустова, кандидат философских наук, институт востоковедения РАН;

Марианна Ионова, прозаик, член редколлегии литературного журнала «Новый мир»;

Леонид Кузьмин, поэт, кандидат филологических наук, доцент СмолГУ;

Сергей Минкин , кандидат филологических наук;

Наталья Толбатова, поэт, член Союза писателей России; Александр Добровольский, поэт, заведующий сектором литературы по искусству Смоленской областной библиотеки для детей и молодёжи им. И.С. Соколова-Микитова.

 

 

 

Шри Ауробиндо

«Откуда происходит танец сотворения...» / Стихи и Мысли. / Шри Ауробиндо. — Смоленск: «Маджента», 2022. — 142 стр.: ил.

 

Составитель и переводчик Юрий Москалёв

 

Книга «"Откуда происходит танец сотворения…" Стихи и мысли Шри Ауробиндо» составлена и переведена на русский язык к 150-летию Шри Ауробиндо, великого индийского поэта, автора «Савитри», самой большой поэмы, известной историкам литературы (из 24 тысяч строк!), духовного философа, одного извдохновителей и первоначальных лидеров революционного процессапо освобождению Индии от колониальной зависимости. В сборник вошли его стихи и высказывания как раннего, так и позднего периодов его творчества.

 

 

 

 

 

 

Для широкого круга читателей.
ISBN 978-5-98156-974-6

 

 

Содержание

О Шри Ауробиндо•7
От переводчика•25

On the Mountains•30
В горах•31

The Tiger and the Deer•32
Тигр и лань•33

The Other Earths•34
Другие Земли•35
Seasons•36
Времена года•37

A Dream of Surreal Science•38
Сон о Сюрреальной Науке•39
The Dream Boat•40

Лодка Виде́ние•41
The Blue Bird•42
Синяя птица•43
The Lost Boat•44

Пропавший корабль•46
Life•48

Жизнь•50

The Iron Dictators•52
Железные тираны•53
God•54

Бог•55

Bride of the Fire•56
Невеста огня•57
The Golden Light•58
Золотой Свет•59
Evolution•60
Эволюция•61
Life and Death•62
Жизнь и Смерть•63
The River•64
Река•65
Moon of Two Hemispheres•66
Луна двух миров•67
Trance•68Транс•69
Nirvana•70
Нирвана•71
Ocean Oneness•72
Океан Единство•73
Shiva•74Шива•75
Krishna•76
Кришна•77
Soul, my soul•78
Душа, моя душа•79


 

Мысли и афоризмы Шри Ауробиндо•81

 

 

 

 

О Шри Ауробиндо

 

 

В 2022 году исполняется 150 лет со дня рождения выдающегося индийского мыслителя первой половины ХХ века, поэта, революционера, великого йога — Шри Ауробиндо Гхоша (1872–1950). Его творческая судьба, философское и культурное наследие отражают сложные, часто противоречивые тенденции развития современного человечества. Он стал выразителем новой историко-философской тенденции, проявившейся в попытках синтезировать знания Востока и Запада, древности и современности, научную и основанную на вере картины мира. Заметный вклад Шри Ауробиндо в философию и духовную мысль получил мировое признание. Готовилось решение о присуждении ему Нобелевской премии, но его уход из жизни помешал этим планам.

     Восприемник духовных сокровищ самой влиятельной философско-религиозной системы Индии Веданты, озарённой гением Шанкары, он продолжил  развитие идей неоведантистского синтеза Рамакришны и Вивекананды. Шри Ауробиндо создал глубоко оригинальное и не сводимое ни к древним, ни к новым источникам учение, теоретические основы которого изложены им в огромном, более тысячи страниц, труде «Жизнь Божественная», сочетающем тройную мощь ясного и глубокого философского разума, поэтического вдохновения и духовного опыта.

Шри Ауробиндо родился 15 августа 1872 года в Калькутте, тогда — центре английского колониального владычества в Индии. Имя Ауробиндо в те дни было совершенно необычным. На санскрите оно произносится как Аравинда и означает «лотос». Его отец изучал в Англии медицину и вернулся в Индию англоманом. Шри Ауробиндо получил также и английское имя Акройд, английскую гувернантку, а по достижении им пятилетнего возраста был отдан в ирландскую монастырскую школу в Дарджилинге, за несколько сот километров от родного города. В связи с этим с раннего детства им утрачиваются семейные и национальные связи.

Англия принесла Индии, с одной стороны, тяжёлое бремя колониального подчинения, но, с другой стороны, возможность приобщения к общемировым достижениям культуры и науки, а также способствовала динамическому преобразованию индийского общества, снятия закостеневших форм общественного и религиозного сознания. Англия в то время занимала во многих областях жизни главенствующие позиции. Поэтому вполне естественно, что получение английского воспитания и образования являлось «входным билетом» в элитную прослойку общества того времени.

В 7 лет он вместе со своими двумя старшими братьями отправляется в Англию получать образование. Там, в Манчестере, они были поручены англиканскому священнику, памятуя наставления отца не подвергаться какому бы то ни было индийскому влиянию, а также религиозному воздействию. Нужно это было для того, чтобы осталась свобода выбора религиозных убеждений. И действительно, Шри Ауробиндо никогда не думал становиться религиозным человеком в общепринятом смысле слова ни в Индии, ни на Западе и очень часто впоследствии подчёркивал, что религия и духовность не обязательно одно и то же.

Далее события складываются так, что благодаря изучению французского языка (английский был его «родным» языком) у него возникает эмоциональное и интеллектуальное тяготение к Франции. К 12 годам Шри Ауробиндо переезжает из Манчестера в Лондон. К этому времени он уже знает латынь. Блестящие способности дают возможность быстро освоить греческий и перескочить через половину школьного курса, что позволило ему проводить большую часть времени за чтением. Далее он быстро овладевает немецким и итальянским языками в такой степени, что становится способным читать Данте и Гёте в оригинале.

На втором семилетии жизни в Шри Ауробиндо стал пробуждаться поэт, и появились первые духовные переживания. Непреодолимая тяга к знаниям, быстрое усвоение их и хорошие способности — с одной стороны, самостоятельное творчество — с другой, и плюс к этому необходимость заботиться о собственном пропитании, так как помощь из дому к этому времени прекратилась, — со всем этим предстаёт Шри Ауробиндо перед своим поступлением в Кембридж, «инкубатор джентльменов», как его называли некоторые.

Шри Ауробиндо получает степень бакалавра, но не приходит на церемонию вручения дипломов. Блестяще сдаёт приёмные экзамены для поступления на службу в правительственное учреждение, но не является на экзамен по верховой езде, что послужило поводом для провала.

После 14 лет, проведённых на Западе, в 1893 году Шри Ауробиндо возвращается на Родину. Индию ему ещё предстоит открыть, ведь он не знает даже своего родного языка — бенгали. Перед возвращением сына умирает отец, свою мать он увидит лишь мельком, и та не узнает его по причине болезни. Он оказывается в «незнакомой знакомой» стране без положения, титулов и средств к существованию.

Для Шри Ауробиндо жизнь начинается как бы сначала: снова приходится устраиваться в жизни и пробиваться в обществе. Он идёт работать преподавателем французского языка у махараджи города Барода, одновременно исполняя обязанности его личного секретаря. Затем он преподает английский в государственном колледже, где вскоре становится заместителем директора. Шри Ауробиндо начинает изучать бенгальский язык и продолжает много читать, знакомится с трудами общественных и религиозных деятелей и прежде всего с трудами Вивекананды. Речи и выступления Вивекананды, а также высказывания Рамакришны способствуют реальному приобщению Шри Ауробиндо к индийской духовности. Их идеи о национальном возрождении, о духовной миссии Индии, преобразовании человеческого сознания и мира, о возможном синтезе различных религий, а также науки и религии, новая трактовка индийского духовного наследия послужили базой для формирования мировоззрения Шри Ауробиндо. Вивекананда для Шри Ауробиндо приобретает статус духовного наставника, а родной брат Вивекананды и его ученица Ниведита становятся ближайшими сподвижниками Шри Ауробиндо. Именно Вивекананда, как замечает сам Шри Ауробиндо, стал тем, кто дал ему ключ к высшим уровням сознания и помог увидеть проявление и действие духовной силы сознания во всём сущем. В 1906 году Шри Ауробиндо перебрался в Калькутту, чтобы быть в самом центре политической борьбы. У него была цель — организовать все силы нации для революционных действий. Здесь проявляется его взгляд на ситуацию. Ответственность за создавшееся положение в Индии он возлагал не на англичан, а на самих индийцев. Вместе с соратником Шри Ауробиндо основал еженедельную революционную газету и партию. Он также стал директором первого национального колледжа в Калькутте. Политическая деятельность приносит Шри Ауробиндо всеиндийскую известность, он многое определяет не только в текущей ситуации, но и на многие десятилетия вперёд. Шри Ауробиндо выступает за полную независимость и возрождение Индии.

По мере продвижения своего духовного развития он осознал, что для того, чтобы «излечить» мир от зла, необходимо победить то, что составляет основу зла в человеке. Он видел, что невозможно изменить что-то вовне, не изменяясь прежде внутри. Он стал задумываться о будущем развитии человека, связывая его прежде всего с эволюцией сознания.

В 1910 году Шри Ауробиндо перебирается сначала в Чандернагор, маленький французский анклав в Бенгалии, затем в Пондичери, который находился на территории, тогда принадлежащей Франции.

Влечение к Франции, пережитое Шри Ауробиндо ещё в юношеские годы в Англии, стало только сейчас реализовываться, «материализовываться» в непосредственную связь. В этом же 1910 году он встречается с французским писателем Полем Ришаром, с которым в 1914 году основывает журнал «Арья». Тогда Шри Ауробиндо было 42 года, и ему пришлось осваивать новую «профессию» писателя. Дело осложнилось тем, что вследствие войны Ришар был вынужден уехать, и вся работа легла на плечи Шри Ауробиндо.

В течение следующих семи лет день за днём Шри Ауробиндо писал. К концу этого срока появились 19 томов его письменного наследия. Весь опыт, накопленный им в жизни как опыт восхождения сознания, он переводит в строки. К 49 годам он написал все основные свои произведения. Остальную часть его сочинений почти полностью составляют письма и главное его сочинение «Савитри», над которым Шри Ауробиндо трудился в течение 50 лет.

В Пондичери к Шри Ауробиндо пришло новое понимание своей миссии — заново истолковать Веды и Упанишады, вернув им то значение, которое вкладывали в них древние мудрецы. Глубокий опыт духовных прозрений и практика йоги позволили Шри Ауробиндо проникнуть в их сокровенный смысл. Комментарии к ведическим гимнам, Упанишадам, Бхагавадгите были опубликованы им сначала в журнале «Арья», затем — как отдельные издания. Изучение древних текстов Индии послужило базисом для создания и собственной религиозно-философской системы Шри Ауробиндо, которую впоследствии исследователи его наследия назвали «интегральной ведантой».

Шри Ауробиндо постоянно практиковал йогу. Но его йога была несколько иной, нежели традиционные её системы. Она не имела ничего общего с саньясой — отречением от мира. Предметом её являлось нравственное совершенствование, трансформация ментального и физического начал в человеке, а также обретение определённых духовных сил, способствующих исполнению своего предназначения в жизни.

Очень важным событием стала также в 1914 году встреча с француженкой Миррой Ришар, впоследствии получившей имя Мать и ставшей сотрудницей и продолжательницей дела Шри Ауробиндо. В 1920 году Мать навсегда перебралась в Пондичери. С 1922 по 1926 год регулярно проводились вечерние беседы Шри Ауробиндо с учениками, на которых он рассказывал о своей работе и делился своим видением различных явлений и процессов жизни. Эти беседы были записаны и опубликованы в книге А. Б. Пурани «Вечерние беседы со Шри Ауробиндо».

Идея ухода от мира, строгой монастырской жизни, которая побуждала многих уходить в уединение, чтобы защитить от мирской суеты дело духовного подвижничества, в глазах Шри Ауробиндо оказывается несостоятельной. Люди в уединении слишком отрываются от мира, порою даже насильственными методами, чтобы быть духовными «мостами» между новой реальностью и старой действительностью. А какая ценность индивидуального успеха, если его нельзя передать всему миру? По мнению Шри Ауробиндо, духовная жизнь находит своё самое мощное выражение именно в человеке, живущем обычной человеческой жизнью, которая является полем его духовных достижений и реализаций. Только союз внешней и внутренней жизни способен возвысить человечество.

Ашрам (духовная община) Шри Ауробиндо возник

среди города, с его суетой и шумом, а не на пустынном месте. У него не было стен, как у средневековых европейских монастырей, в конечном счёте олицетворяющих разделительную линию между духовным, небесным, и плотским, земным. В ашраме не было никаких правил, жёстко закреплённой дисциплины. Дисциплина была одна — каждый должен был сам открыть внутри себя свою собственную истину, а не истину кого-то или чего-то. Там были собраны почти все человеческие типы и религиозно-нравственные традиции. Каждый мог сам выбрать себе любую деятельность и в любой момент сменить её на другую. В ашраме поощрялся спорт и занятия искусством.

Уместно сказать о той позиции, которую Шри Ауробиндо занял во время Второй мировой войны. Для него сразу стало ясно, что победа нацистов означала бы порабощение всего человечества и огромное противодействие эволюции планеты. Она обернулась бы господством тёмных сил, мракобесия, лжи, страдания и смерти. Поэтому он сделал не только денежный взнос в фонд войны, но и поддержал усилия Великобритании в борьбе с нацизмом. В те дни немногие индийцы разделяли их убеждения, поскольку большая часть населения Индии ненавидела англичан, как своих поработителей, хотя это и не означало, что индийцы питали особую любовь к Гитлеру. Однако в унизительном поражении англичан многие в Индии находили тайное удовлетворение, надеясь при этом, что неминуемый крах Великобритании принесёт Индии независимость. Естественно, в Индии не могли понять, почему именно Шри Ауробиндо, постоянно выступавший против британского господства в Индии и едва не поплатившийся за это жизнью, открыто выступил с поддержкой английских усилий в борьбе с нацизмом и ратовал за победу союзников. Шри Ауробиндо был дальновиднее, чем большинство его соотечественников. Его видение охватывало не только судьбы Индии или Англии, но и простиралось на всё человечество в целом. В нацизме он увидел силу, противостоящую всему миру. Поэтому Шри Ауробиндо воспользовался и своей духовной силой, которую он направил на поддержку сторон, борющихся с гитлеризмом.

Радостью отозвалось событие, которое Шри Ауробиндо «предсказал» почти за 30 лет. В день его рождения — 15 августа 1947 года – Индия получила независимость. Шри Ауробиндо выступил с посланием по этому поводу. В нём говорилось, что освобождение Индии — воистину событие мирового масштаба, знаменующее собой наступление новой эры на планете. Только свободная и единая Индия способна повлиять на пробуждение народов Азии, чтобы они могли занять достойное место в прогрессе человечества. Мечтой Шри Ауробиндо было духовное единение людей планеты, их духовное преображение. Только свободная Индия может передать свой духовный и культурный опыт молодым расам по всему миру.

     Шри Ауробиндо оставил после себя огромное творческое наследие. Его теоретические труды опубликованы в 30-ти томах юбилейного «Собрания сочинений», изданного к 100-летию со дня его рождения в Пондичери в 1972 году. Мысль его была многогранной и масштабной. Многие вопросы метафизики, философии, истории, культурологии, социологии, психологии нашли своё отражение в его творчестве. Кроме того, Шри Ауробиндо был замечательным литературным критиком, публицистом, переводчиком и комментатором древних текстов, поэтом. Но главное — он был выдающимся духовным подвижником, йогом. Эта сторона его жизни являлась первичной, без работы над собой, со своим сознанием невозможны были бы и те теоретические результаты, которые он изложил в своих трудах. Все истины были вскрыты им в самом себе, а потом уже изложены на бумаге. Поэтому Шри Ауробиндо скорее практик, нежели теоретик.

Характерной чертой учения Шри Ауробиндо является синтетичность. Синтетическое видение заключается в таком способе мышления, когда беспредельность проявлений универсума, всё многообразие дифференциаций и форм получает отражение в стройной единой системе представлений, не имеющей тем не менее окончательной завершённости (чем она напоминает живой организм). Каждая малая часть такой системы несёт знание о системе целиком. И наконец, человек становится неотъемлемым компонентом любого рассмотрения в такой системе. Таким образом, под внешнею формою любого учения или теории от древности до наших дней видится единое знание — Гнозис. Более того, антагонистические, противоположные явления в синтетичной системе выступают как разные стороны единой реальности.

     Шри Ауробиндо указывает, что любые теории, любые философские системы, рождённые на Востоке, содержали процедуры практического достижения высших состояний сознания. Цель состояла в том, чтобы преодолеть ментальную узость и выйти на уровень интуиции и духовного озарения. Таким образом, реальный мыслитель совмещал в себе интеллектуала-философа и духовно практикующего подвижника. На Востоке, особенно в Индии, метафизики пытались, как и на Западе, установить природу высшей Истины посредством интеллекта, но они не считали интеллектуальное мышление наилучшим орудием в её открытии и ставили его на второе место. Первое место всегда отводилось духовному опыту, духовному озарению и интуиции. Интеллектуальные заключения, противоречащие этому, считались недействительными. Философовинтеллектуалов уважали за их учёность, но никогда не возводили их в ранг открывателей истины. Чисто интеллектуальные философии вымирали, так как они не имели средств для достижения духовного опыта.

Шри Ауробиндо определял свой взгляд на проблему духовности следующим образом: «Мы настаиваем на следующем определении духовности: духовность не есть интеллектуальность, она не идеализм, не поворот ума к этике, к чистой морали или к аскетизму; это не религиозность или страстный эмоциональный подъём духа, даже не смесь этих превосходных вещей. Умственная вера, эмоциональное устремление, регулирование поведения соответственно религиозному или этическому предписанию — это не духовные достижения и не опыт. Всё это представляет большую ценность для ментального сознания и жизни, а также и для самой духовной эволюции, но только как подготовительные действия для дисциплины и очищения человеческой природы… Духовность в своей сущности есть пробуждение внутренней реальности нашего существа — нашей души; внутреннее стремление познать, почувствовать и отождествить себя с ней; войти в контакт с высшей действительностью, имманентной космосу или существующей вне космоса, а также нашему существу; быть с ней в связи, соединиться с ней и, в результате этого контакта и соединения, преобразить всё наше существо, превращая его в новое существо, в новую личность, в новую природу».

Ещё одной особенностью учения Шри Ауробиндо является глубокая пронизанность его размышлений идеями эволюции. Шри Ауробиндо развивает теорию единой эволюции природы и человека, в которой ведущим выступает духовное начало. С появлением человека наступает совершенно особая её стадия: из бессознательной эволюция постепенно становится сознательной, а человек из объекта эволюции превращается в субъект великой эволюционной работы. Человек какой он есть сейчас, по мнению Шри Ауробиндо, не «венец» природы, а лишь «переходное существо», так как за высшим проявлением сознания на данном этапе его развития — интеллектом — существует более высокое и совершенное бытие — реальность сверхразума, то состояние сознания, которое в будущем должно стать естественным, а человек из несовершенного должен стать совершенным, «новым» представителем «нового» человечества. «Хотя сверхразум, — пишет Шри Ауробиндо, — сверхрационален по отношению к нашему интеллекту, а его действия скрыты от нашего понимания, он совсем не является иррациональной мистикой, но скорее его существование и появление составляет логическую необходимость всеобщего бытия, если только мы при всех обстоятельствах соглашаемся, что не материя или один ум, но дух есть фундаментальная реальность и всеобъемлющее присутствие».

В прошлом, как указывает Шри Ауробиндо, духовные искатели рассматривали физическое тело скорее как препятствие, как то, что надо победить, а не как то, что может быть инструментом духовного совершенствования и сферой духовных изменений. Тело осуждали за грубость материи, низость её проявлений, сильное сопротивление духовным воздействиям. Ограниченность тела считалась неизменной и делающей его духовную трансформацию невозможной. По мнению Шри Ауробиндо, такое воззрение на физическое тело возникло потому, что оно пробуждено лишь частично, сковано инерцией и бессознательностью материи. Вместо отрицания всего телесного, что было условием аскетического отречения, необходимо включение материи в духовные искания. Шри Ауробиндо считает, что телесная природа человека, как и он сам, находится в стадии эволюционного развития. Абсолютно отвергать её — значит идти против эволюции, против духовной силы, которая стремится выразить себя через эту сторону бытия человека. Наоборот, человек должен принять сознательное участие в эволюционном преобразовании своего тела.

   Согласно Шри Ауробиндо, главной причиной неудачи прежних попыток одухотворить человечество, переделать сознание масс сразу, как раз и было стремление перепрыгнуть через определённые стадии эволюции. Каждая возникающая новая религия или духовное движение скрыто или явно лелеют надежду сразу переделать человечество. В этом корень миссионерства, которое часто действует грубыми и насильственными методами, приводя людей к потере не только своей самобытной культуры, но порой и национального лица, что ведёт к их вырождению или впадению в зависимость от других. В этом не только незнание законов эволюции, но и природы духа, который действует всегда свободно и обладает универсальным бытием. «Амбиция частного религиозного верования и формы универсализировать и навязать себя, — утверждает Шри Ауробиндо, — противна многообразию человеческой натуры и по крайней мере одной существенной черте Духа. Ибо природа Духа это всеобъемлющая внутренняя свобода и единство, не исключающее многообразие, когда каждому человеку должно быть позволено расти согласно его натуре». Следование методу духа в природе, по мнению Шри Ауробиндо, есть эволюционная необходимость. Это постоянная открытость всему новому, широкий синтез, гибкое действие.

Главной чертой, сближающей философские системы Шри Ауробиндо и русских религиозных философов-космистов, является идея активной эволюции, то есть необходимости нового, сознательного этапа развития мира, когда человечество берёт «штурвал» эволюции в свои руки. Эта идея воплощается в активном творческом участии в судьбах мира; по словам Бердяева, в том, что «конец этого мира, конец истории зависит от творческого акта человека» . В силу этого человек для таких мыслителей — это существо промежуточное, находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но вместе с тем сознательно-творческое, призванное преобразить не только внешний мир, но и собственную природу.

Важными общими идеями в учении Шри Ауробиндо и в русском религиозном космизме являются: идея телесного преобразования, преодоления смерти (Николай Фёдоров, Владимир Соловьёв); идеянезависимостичеловека в будущем от окружающей среды (Николай Фёдоров, принцип автотрофности Владимира Вернадского); идея «утоньшения» телесной оболочки («воздушное», «эфирное» тело Александра Сухово-Кобылина, «лучистое человечество» Константина Циолковского); идея расширения познавательных возможностей разума за счёт интуиции (Николай Фёдоров, Николай Лосский, Семён Франк); идея существования сферы разума (ноосфера Владимира Вернадского) и сферы духа («пневматосфера» Павла Флоренского); идея взаимодополняющей соотнесённости воли и разума (Николай Фёдоров); идея преобразовывающего воздействия на весь мир и природу культурно-исторической деятельности человечества («философия хозяйства» Сергея Булгакова); идея подлинной индивидуальности (персонализм Николая Бердяева, Льва Карсавина); идея Великого Женского Принципа, Динамической Божественной Силы («Вечная Женственность» Владимира Соловьёва).

Неоведантистский синтез Шри Ауробиндо близок космическому синтезу и таких учёных-мыслителей, как Владимир Вернадский, Константин Циолковский, Александр Чижевский. Владимир Вернадский был знаком с трудами Шри Ауробиндо. Размышляя о природе разума, научной творческой мысли, которая выходит за пределы логики, об интуиции и вдохновении, он замечал, что здесь мы вступаем в область явлений, ещё наукой не охваченную, но уже осмысленную индийской философией, как древней, так и современной. Вот что писал он в одном из примечаний в книге «Философские мысли натуралиста»: «И в новой, и в старой индусской мысли есть философские течения, ничем не противоречащие нашей современной науке (меньше ей противоречащие, чем многие философские системы Запада), как, например, некоторые системы, связанные с Адвайтой-Ведантой, или даже религиозно-философские искания. Сколько я их знаю, например, современного крупного религиозного мыслителя — Ауробиндо Гхоша [1872–1950]» . Таким образом, Шри Ауробиндо своим учением как бы перебрасывает мост, соединяет русскую духовную мысль с восточной, индийской мудростью.

 

 

А.М. Шустова

Канд. филос. н., Институт востоковедения РАН

 

 

 

 

 

 

От переводчика

 

 

В 1997 году в Кембриджском университете был установлен бюст Шри Ауробиндо, выдающемуся выпускнику этого прославленного вуза, ярчайшей исторической личности, гениальному философу, поэту-мистику, автору «Савитри», самой большой поэмы (из 24 тысяч строк!), известной историкам литературы. 2022 год — год 150-летия Шри Ауробиндо. Интересно, что день его рождения совпадает с Днём Независимости Индии. Лидеры Индии утвердили празднование Дня Независимости Индии 15 августа, не зная, что это день рождения Шри Ауробиндо. Факт символический, если принять во внимание, что именно Шри Ауробиндо был одним из основных вдохновителей и первоначальных лидеров революционного процесса по освобождению Индии от колониальной зависимости.

     В университетах СССР философские труды и литературные произведения Шри Ауробиндо не преподавались студентам, и, кажется, только двое учёных изучали его творчество: доктор философских наук Владислав Сергеевич Костюченко и доктор философских наук Василий Васильевич Бродов, известный многим как один из создателей знаменитого документального фильма «Индийские йоги. Кто они?» Но сегодня в нашем обществе намного больше согласных с тем, что к ряду важнейших книг, предлагающих глубочайшее понимание мировой истории и внутренней жизни человека, следует отнести хотя бы два труда Шри Ауробиндо: «The Human Cycle» («Человеческий Цикл») и «The Life Divine» («Жизнь Божественная»). На мой взгляд, заслуживает известности вот этот лаконичный, но обобщающий отзыв о философии Шри Ауробиндо: «...эволюция сознания в Материи и через Материю. Нет и тени сомнения в том, что Материя и Дух едины. Дух, когда он глубоко спит, есть Материя. Материя, когда она полностью пробуждена, есть Дух». Это из книги «India, My India. Mother India’s Summit-Pride», Sri Chinmoy («Индия, моя Индия. Вершины Гордости Матери Индии», автор Шри Чинмой). Что касается поэзии Шри Ауробиндо, то есть два подхода: подстрочники и очень вольные переводы. Я попытался (и чувствую, что у меня многое получилось) перевести по-русски поэтично и, вместе с тем, точно, не теряя важнейших деталей и слов. По-моему, слишком вольные переводы её на другие языки не заслужили бы, скорее всего, одобрения со стороны автора оригиналов, поскольку слова и словосочетания в его стихах — точное обозначение и отражение (насколько слова могут быть точными) внутреннего опыта автора. Например, английское слово «delight» (во имя рифмы и размера) очень часто можно перевести без потери общего смысла стихотворного произведения по-разному: «восторг», «нежнейшая радость», «удовольствие», «рай», «небо», «счастье», «упоение», «вдохновение» и т. п. Но в стихах, отражающих трансцендентальный опыт Шри Ауробиндо это слово (особенно, если оно идёт с большой буквы), скорее всего, переводить надо как «Восторг» или как «Блаженство», или как «Бессмертие». Когда Delight (Блаженство), Eternity (Вечность), Immortality (Бессмертие), Infinity (Бесконечность), Light (Свет) и другие трансцендентальные слова идут с заглавных букв в поэзии Шри Ауробиндо, они для него не смутные философские термины, не пленяющая неясность, а живые реальности, аспекты Божественного, которые ясно воспринимались им и даже явлены были его внутреннему зрению; поэтому переводить их следует, так сказать, калькически, без витиеватого домысливания.

И не менее аккуратно нужно подходить к его описаниям неземного, порой весьма красочным и детализированным, подобным «Calm faces of the gods» («спокойные лики богов») или «Who was it that came to me in a boat made of dream-fire, With his flame brow and his sun-gold body» («Кто приходил ко мне на лодке, сделанной из огня-мечты, Его бровь пламенем горела и его тело солнечно-золотое»), или «Only the illimitable Permanent Is here. A Peace stupendous, featureless, still, Replaces all, – what once was I, in It A silent unnamed emptiness...» («Только беспредельная Неизменность здесь. Покой изумительный, без свойств, тихий, Заменяет всё, что однажды мною было, в Этой безмолвной безымянной пустоте...»). Подобными картинами и словами переполнена поэзия Шри Ауробиндо. И вот несколько высказываний его, убеждающих лично меня в том, что нужно проявлять предельное смирение, работая с его стихами...

     «Цель здесь — не услаждение или развлечение, но —самовыражение внутренней истины, видения вещей и идей, далёких от обычного ума, выявление сокровенного опыта. Здесь больше за истиной, чем за новизной стремится поэт».

«Искусство никогда не сможет по-настоящему найти то, что ищет, и никогда не сумеет освободить свою душу в высшем совершенстве речи, если оно не превратит ритмы своих изысканных настроений в устойчивый духовный опыт».

«В поэзии происходит восходящая эволюция её сил, и на её вершине высшая функция звука состоит в том, чтобы внушить слушателю поэтический опыт Истины, которая стоит за всеми вещами, её значения сами по себе за пределами слова и мысли, находящие выражение через внутреннюю тишину и поднять его восторженного, завороженного, ослеплённого внезапным осознанием той чудесной высшей Красоты и Восторга, которые ускользают от обычного восприятия, возвышенной Красоты и Восторга, магически поддерживающих космический процесс… Если, таким образом, возможности поэта будущего придут к своему полному осуществлению, его искусство, расцветает ли оно в лирическом возгласе или повествовании, в драме или эпосе, не должно быть просто орудием сил, действующих через него посредством мимолётных вдохновений. Он должен представлять собой непрерывный ритм внутренней жизни, в котором смысл вселенной должен раскрываться в человеке, а Дух проявляться с постоянной целостностью даже через прозу повседневного общения с миром».

     Но, разумеется, вышеизложенное не означает, что единственно верное решение в данном случае — это подстрочник. Шри Ауробиндо писал, как правило, рифмой, среди его ранних стихов есть вполне здешние, есть даже шутливые («Сон о сюрреальной науке», допустим), и, несомненно, многим будет интересно увидеть его стихи как произведения на поэтическом русском, а не просто в виде подстрочника. Вот с таким пониманием, повторюсь, я и переводил. Добавлю ещё, что с творчеством Шри Ауробиндо я впервые познакомился в 1991 году и тогда был всецело поражён глубиной и высотой этого автора. А сейчас, тридцать лет спустя, с ещё большим изумлением и трепетом воспринимаю вдохновение переводить его поэзию.

 

 

Юрий Москалёв

 

On the Mountains

 

Immense retreats of silence and of gloom, Hills of a sterile grandeur, rocks that sublime In bareness seek the blue sky’s infinite room With their coeval snows untouched by Time!

 

I seek your solemn spaces! Let me at last Forgotten of thought through days immemorable Voiceless and needless keep your refuge vast, Growing into the peace in which I dwell.

 

For like that Soul unmade you seem to brood Who sees all things emerge but none creates, Watching the ages from His solitude,

Lone, unconcerned, remote. You to all Fates

 

Offer an unmoved heart and therefore abide Who seek not, act not, strive not nor rebel. Like you, who are may grow like Him, as wide, Mere, uncreative, imperturbable.

Рисунок Шри Чинмоя

 

В горах

 

Чертоги сумрака и тишины, Чистейшего величья возвышенья,

Нагих камней к вселенной приближенье, Их сверстников-снегов, не знающих весны.

 

Взойду ли к вам, влекущие звездой? Былое превзойдя, безмолвно, безмятежно Войду ли в ваш приют безбрежный, Питающий во мне покой?

 

Мне видитесь Душой несотворённой, Кто созерцает жизнь, века

Из одиночества, издалека,

В дела суе́тности не вовлечённой.

 

Стоите твёрдо непоколебимо, Надёжность сердца Судьбам предлагая. И кто ещё, высоты постигая,

Растёт так просто, неподдельно, широко, невозмутимо?

 

The Tiger and the Deer

 

Brilliant, crouching, slouching, what crept through the green

heart of the forest,

Gleaming eyes and mighty chest and soft soundless paws of

grandeur and murder?

The wind slipped through the leaves as if afraid lest its voice and the noise of its steps perturb the pitiless Splendour, Hardly daring to breathe. But the great beast crouched and crept, and crept and crouched a last time, noiseless, fatal,

Till suddenly death leaped on the beautiful wild deer as it

drank Unsuspecting from the great pool in the forest’s coolness

and shadow,

And it fell and, torn, died remembering its mate left sole in

the deep woodland,—

Destroyed, the mild harmless beauty by the strong cruel

beauty in Nature.

But a day may yet come when the tiger crouches and leaps no more in the dangerous heart of the forest,

As the mammoth shakes no more the plains of Asia;

Still then shall the beautiful wild deer drink from the coolness of great pools in the leaves’ shadow.

The mighty perish in their might; The slain survive the slayer.

 

Тигр и лань

 

В тенях блистая, что, что крадётся сквозь чащу леса

с огнём в глазницах,

к земле прижавшись, бесшумно-мягко на лапах смерти?

И даже ветер на листьях замер, стараясь будто

не быть помехой великолепью жестокой силы.

И смерть, сутулясь, кралась всё тише к озёрной глади,

где лань беспечно пила прохладу.

Прыжок кровавый — погибель лани,

последней мыслью зовущей пару.

Но будет время, когда-то будет, жестокость тигра

покинет чащу, Как мамонт, прежде Восток топтавший,

И лань свободно вкусит прохлады в тени озёрной. Могучий гибнет в своей же силе,

Убийцу жертва переживает.

 

 

 

The Other Earths

 

An irised multitude of hills and seas,

And glint of brooks in the green wilderness, And trackless stars, and miracled symphonies Of hues that float in ethers shadowless,

 

A dance of fire-flies in the fretted gloom, In a pale midnight the moon’s silver flare, Fire-importunities of scarlet bloom

And bright suddenness of wings in a golden air,

 

Strange bird and animal forms like memories cast On the rapt silence of unearthly woods,

Calm faces of the gods on backgrounds vast Bringing the marvel of the infinitudes,

 

Through glimmering veils of wonder and delight World after world bursts on the awakened sight.

 

 

 

Другие Земли

 

Холмов, морей лучистое убранство, Средь буйной зелени ручьёв сверканье, Бесчётных звёзд бесследные мерцанья,

Симфонией оттенков залито пространство.

 

В тревожном мраке светлячки игристые, В полу́ночи белёсой лунное свеченье, Огни настойчивые алого цветенья

И всполох крыльев в свете золотистом.

 

Чудны́ е птицы, звери, как воспоминанья

В восторженной тиши таинственных лесов, В безбрежности спокойствие богов, Дарующих из запределья чудо-знанье.

 

Так сквозь вуаль восторга, изумленья Являются миры во взоре пробужденья.

 

 

Seasons

 

Day and night begin, you tell me,

When the sun may choose to set or rise. Well, it may be; but for me their changing Is determined only by her eyes.

 

Summer, spring, the fruitless winter Hinge, you say, upon the heavenly sun? Oh, but I have known a yearlong winter! Spring was by her careless smiles begun.

 

 

 

 

 

 

 

Рисунок Шри Чинмоя

 

 

Времена года

 

Решает солнце, говоришь, Рассвет или закат?

Возможно, так, но как по мне — Её влияет взгляд.

 

От жара солнца, говоришь, Зависит время года?

Но помню: вечно снег и лёд, Её улыбка — зацвела природа.

 

 

 

 

A Dream of Surreal Science

 

One dreamed and saw a gland write Hamlet, drink At the Mermaid, capture immortality;

A committee of hormones on the Aegean’s brink Composed the Iliad and the Odyssey.

 

A thyroid, meditating almost nude Under the Bo-tree, saw the eternal Light And, rising from its mighty solitude,

Spoke of the Wheel and eightfold Path all right.

 

A brain by a disordered stomach driven

Thundered through Europe, conquered, ruled and fell, From St. Helena went, perhaps, to Heaven.

Thus wagged on the surreal world, until

 

A scientist played with atoms and blew out The universe before God had time to shout.

 

 

 

 

Сон о Сюрреальной Науке

 

Он спал и видел сон:

Был гландой «Гамлет» сотворён, А «Одиссея» с «Иллиадой» — Гормонами на берегах Эллады.

 

В тени Священного платана

Зоб, медитируя, познал Нирвану, Стал проповедовать повсюду Суть

Про Колесо Сансары, Восьмеричный Путь.

 

Мозг, побуждаемый болезнью несваренья, Воинствовал, царил, закончил пораженьем, На острове Елены воспарил —

Так сюрреальный мир шалил,

 

Пред тем, как атомщик смог космос погасить, Не дав Творцу на это возразить.

The Dream Boat

 

Who was it that came to me in a boat made of dream-fire, With his flame brow and his sun-gold body?

Melted was the silence into a sweet secret murmur, “Do you come now? is the heart’s fire ready?“

 

Hidden in the recesses of the heart something shuddered, It recalled all that the life’s joy cherished,

Imaged the felicity it must leave lost for ever, And the boat passed and the gold god vanished.

 

Now within the hollowness of the world’s breast inhabits— For the love died and the old joy ended—

Void of a felicity that has fled, gone for ever, And the gold god and the dream boat come not.

 

 

Рисунок Людмилы Тарасовой

Лодка Виде́ние

 

Бровь огненная, тело солнцезарное,

Явился кто ко мне на лодке из огня-виде́нья? Растаяло безмолвье в шёпот сладостный и тайный:

«Ты наконец пришёл? Горит ли сердце?»

 

Нежнейший трепет в сердца тайниках, Всё вспомнилось, лелеяло что счастье,

Вообразилась благодать, что навсегда покинет, И лодка с богом золотым исчезла.

 

Скорбь мира, пустота в груди —

Нет ни любви, ни радости былой, — Без благодати, навсегда ушедшей,

А лодка с богом золотым не возвращается.

The Blue Bird

 

I am the bird of God in His blue; Divinely high and clear

I sing the notes of the sweet and the true For the god’s and the seraph’s ear.

 

I rise like a fire from the mortal’s earth Into a griefless sky

And drop in the suffering soil of his birth Fire-seeds of ecstasy.

 

My pinions soar beyond Time and Space Into unfading Light;

I bring the bliss of the Eternal’s face And the boon of the Spirit’s sight.

 

I measure the worlds with my ruby eyes; I have perched on Wisdom’s tree Thronged with the blossoms of Paradise By the streams of Eternity.

 

Nothing is hid from my burning heart; My mind is shoreless and still;

My song is rapture’s mystic art, My flight immortal will.

Синяя птица

 

Я птица Бога в Его чертоге Высот лазурных и безбрежных, Пою о Правде ясно, нежно; Внимают ангелы и боги.

 

От смертного земли взмываю На высь, свободную от горя, И зёрна огненные моря Блаженства в боль его роняю.

 

Крыла мои — где только Свет, Улыбки Вечного несут усладу,

Любовный дар Божественного взгляда. Нет Времени, Пространства нет.

 

В моих рубиновых очах — Миров нездешних постиженье.

Я — в кроне Мудрости, средь райского цветенья У Вечности на берегах.

 

Мой разум тихий и бескрайний, Всеведущ мой огонь сердечный, Полёт исполнен волей вечной, А пенье — благодать и тайна.

The Lost Boat

 

At the way’s end when the shore raised up its dim line and

remote lights from the port glimmered,

Then a cloud darkened the sky’s brink and the wind’s scream was the shrill laugh of a loosed demon

And the huge passion of storm leaped with its bright stabs and the long crashing of death’s thunder;

As if haled by an unseen hand fled the boat lostin the wide

homeless forlorn ocean.

 

Is it Chance smites? is it Fate’s irony? dead workings or

blind purpose of brute Nature?

Or man’s own deeds that return back on his doomed head

with a stark justice, a fixed vengeance?

Or a dread Will from behind Life that regards pain and

salutes death with a hard laughter?

Is it God’s might or a Force rules in this dense jungle of events, deeds and our thought’s strivings?

 

Yet perhaps sank not the bright lives and their glad venturings foiled, drowned in the grey ocean,

But with long wandering they reached an unknown shore

and a strange sun and a new azure,

Amid bright splendour of beast glories and birds’ music and

deep hues, an enriched Nature And a new life that could draw near to divine meanings and

touched close the concealed purpose.

 

In a chance happening, fate’s whims and the blind workings

or dead drive of a brute Nature,

In her dire Titan caprice, strength that to death drifts

and to doom, hidden a Will labours.

Not with one moment of sharp close or the slow fall of a dim

curtain the play ceases: Yet is there Time to be crossed, lives to be lived out,

the unplayed acts of the soul’s drama.

 

 

Пропавший корабль

 

Берег близок, порт мерцает, позади труды, невзгоды… Туча вдруг ворвалась в небо, хохот, рёв и буйство ветра, словно демон на свободе, шторм обрушился на гавань Смертоносною грозою, и корабль в даль отброшен,

Как рукой всесильной тайной, в бесприютные

просторы.

 

Что это? Несчастный случай? Ироничная Судьба? Своенравие Природы несознательной жестокой? Или это бумерангом возвращенье дел людских, правосудье непреклонное, мщенье неостановимое?

Или за завесой Жизни Злая Воля наблюдает за отчаяньем, крушеньем,

смерть приветствуя злорадно?

Сила Бога иль Стихия правит в дикости событий, дел,

воинствующих мыслей?

 

Но, возможно, мрак пучины поглотил весёлость риска, авантюрную отважность,

а не жизней проявленье,

И сошли они на берег, дивный, солнечный, лазурный,

после долгого скитанья,

В глубину чудесных красок, пенья птиц, красы животных… Возрождённая природа и воспрянувшая жизнь

притянулись к высшим смыслам

и вплотную прикоснулись к скрытому

предназначенью.

В случае, в судьбы причудах, в грубом действии Природы,

Титаническом капризе,

Силе, к смерти устремлённой, трудится

невидимая Воля. Неожиданно иль плавным опадением завесы, нет,

не оборвётся пьеса;

Время есть ещё и жизни, чтобы доиграть все сцены

в драме ищущей души.

Life

 

Mystic Miracle, daughterof Delight, Life, thou ecstasy,

Let the radius of thy flight Be eternity.

 

On thy wings thou bearest high Glory and disdain,

Godhead and mortality, Ecstasy and pain.

 

Take me in thy wildembrace Without weak reserve

Body dire and unveiled face; Faint not, Life, nor swerve.

 

All thy bliss I would explore, All thy tyranny.

Cruel like the lion’s roar, Sweet like springtide be.

 

Like a Titan I would take, Like a God enjoy,

Like a man contend and make, Revel like a boy.

 

More I will not ask of thee, Nor my fate would choose; King or conquered let me be, Liveor lose.

 

Even in rags I am a god; Fallen, I am divine;

High I triumph when down-trod, Long I live when slain.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Рисунок Танимы

Жизнь

 

Чудо нездешнее, дочка Восторга, Жизнь, ты — само наслажденье, Да будет единым с вечностью Охват твоего вознесенья.

 

В полёте уносишь в высокие дали Славу, позор, божество, Тленность, упадок, боль и печали, Радости торжество.

 

Слабость отбросив, крепко объемли Тело моё и приветливый лик;

Не увядай, силе собственной внемли, Без колебаний мчись напрямик.

 

Льва разъярённого пасть и рычанье; Сладостность, свежесть являет весна… Несказанный экстаз, жар твоих испытаний — Вот желанная мне новизна.

 

Я б присваивал всё, подобно титану,

И, как Бог, смаковал бы блаженства нектар, Состязался б, работал, как силач, неустанно, Мальчуганом смотрел бы на мир как на дар.

 

Не прошу я о большем, стою преклонённо, Не пытаясь судьбы для себя выбирать: Королевствовать мне или быть покорённым, Благоденствовать или терять.

 

Я божественен даже в лохмотьях бродяги И возвышен в глубоком паденье;

Я унижен, но вижу победные стяги, А убит — это знак возрожденья.

 

 

 

The Iron Dictators

 

I looked for Thee alone, but met my glance The iron dreadful Four who rule our breath, Masters of falsehood, Kings of ignorance, High sovereign Lords of suffering and death.

 

Whence came these formidable autarchies, From what inconscient blind Infinity,— Cold propagandists of a million lies, Dictators of a world of agony?

 

Or was it Thou who bor’st the fourfold mask? Enveloping Thy timeless heart in Time,

Thou hast bound the spirit to its cosmic task, To find Thee veiled in this tremendous mime.

 

Thou, only Thou, canst raise the invincible siege, O Light, O deathless Joy, O rapturous Peace!

 

 

 

Железные тираны

 

Тебя искал в высотах и глубинах, Но повстречал ужасных Четырёх

Железных Королей, страданья исполинов, Поработивших наших жизней вдох.

 

Откуда, из какого плана

Слепой и бесконечной темноты Пришли глашатаи обмана, Надежды пожиратели и красоты?

 

А может, это Ты под маской многоликой? Вневременное сердце временем покрыл, С задачей дух связал великой

Найти Тебя в игре гигантской сил.

 

Защиту обрету я только за Тобой,

О Свет, О Радость вечная, О сладостный Покой!

 

 

 

 

God

 

Thou who pervadest all the worlds below, Yet sitst above,

Master of all who work and rule and know, Servant of Love!

 

Thou who disdainest not the worm to be Nor even the clod,

Therefore we know by that humility That thou art God.

 

 

 

 

Бог

 

Пронизываешь низшего низины,

И над высотой высот Твоя обитель, Мастер знающих, царей, простолюдинов, Состраданья и Любви Служитель.

 

Не пренебрегаешь быть червём и камнем, На котором воцарился мох,

По смиренью Твоему знаем: Ты есть Бог.

 

 

 

Bride of the Fire

 

Bride of the Fire, clasp me now close,— Bride of the Fire!

I have shed the bloom of the earthly rose, I have slain desire.

 

Beauty of the Light, surround my life,— Beauty of the Light!

I have sacrificed longing and parted from grief, I can bear thy delight.

 

Image of ecstasy, thrill and enlace,— Image of bliss!

I would see only thy marvellous face, Feel only thy kiss.

 

Voice of Infinity, sound in my heart,— Call of the One!

Stamp there thy radiance, never to part, O living Sun.

 

 

 

Невеста огня

 

Невеста Огня, невеста Огня, Обними меня крепко, сейчас! Не во власти земных прикрас, Мной убито желанье.

 

Красота Света, красота Света, Окружи жизнь мою, переполни!

Нет томленья во мне, унынья не помню, Твой восторг восприму приветно.

 

Образ экстаза, образ блаженства — Слаще сладостного волненье!

Охвати мои чувства и зренье, Забери в совершенство.

 

Бесконечности голос, в сердце звучанье — Зов Единого Бога!

Не оставь же дорогу,

О Солнца живого сиянье.

 

 

 

The Golden Light

 

Thy golden Light came down into my brain

And the grey rooms of mind sun-touched became A bright reply to Wisdom’s occult plane,

A calm illumination and a flame.

 

Thy golden Light came down into my throat, And all my speech is now a tune divine,

A paean-song of thee my single note;

My words are drunk with the Immortal’s wine.

 

Thy golden Light came down into my heart Smiting my life with Thy eternity;

Now has it grown a temple where Thou art And all its passions point towards only Thee.

 

Thy golden Light came down into my feet: My earth is now Thy playfield and Thy seat.

 

 

 

Золотой Свет

 

На разум Свет нисходит золотой, Меняя мрачность на сиянье, Даруя Мудрости сокрытой знанье, Огонь стремленья и Покой.

 

В уста нисходит Свет Твой золотой,

И речь теперь — божественное пенье, Слова — Бессмертьем опьяненье

И в каждой ноте — гимн святой.

 

Нисходит в сердце Свет Твой золотой, В судьбу — удар-преображенье.

Любая страсть — к Тебе движенье. Я — храм, заполненный Тобой.

 

Нисходит в стопы Свет Твой золотой. Твой трон — земля, шумит Твоей игрой.

 

 

 

Evolution

 

All is not finished in the Unseen’s decree!

A mind beyond our mind demands our ken; A life of unimagined harmony

Awaits could, concealed, the grasp of unborn men.

 

The crude beginnings of the lifeless earth And mindless stirrings of the plant and tree

Prepared our thought; thought for a godlike birth Broadens the mould of our mortality.

 

A might no human will or force gain, A knowledge seated in eternity,

A joy beyond our struggle and our pain

Is this earth-hampered creature’s destiny.

 

O Thou who climbest to mind from the dull stone, Turn to the miracled summits yet unwon.

 

 

 

Эволюция

 

Не все Его исполнены указы!

Наш разум за предел себя стремится; Гармония, что не могла нам и присниться, Зовёт незримо нас к Экстазу.

 

Земли безжизненной незрелые начала, Безмысленность дерев и трав движенья Приготовляли разума рожденье,

А мысль божественная тленность отменяла.

 

Мощь, непосильная для нашей воли, Сияющее в вечности познанье

И радость за пределми страданья — Судьба земной согбенной доли.

 

Взошедший к разуму от минерала, Постигни выси, что туманом закрывало.

 

 

 

Life and Death

 

Life, death, — death, life; the words have led for ages Our thought and consciousness and firmly seemed Two opposites; but now long-hidden pages

Are opened, liberating truths undreamed. Life only is, or death is life disguised,—

Life a short death until by life we are surprised.

 

 

 

 

 

 

 

 

Жизнь и Смерть

 

«Жизнь», «смерть», — «смерть», «жизнь» с седых

времён

Сознанье направляют наше и мышленье; Казалось, был незыблемым закон Понятий этих несоединенья.

Раскрыты ныне тайные страницы, Давая полное освобожденье

Тем истинам, что не могли вообразиться.

Есть только жизнь иль смерть — как маска жизни,

Недолго в жизни-смерти мы, пред тем, чтоб снова

жизнью восхититься.

The River

 

Wild river in thy cataract far-murmured and rash rapids

to sea hasting,

Far now is that birth-place mid abrupt mountains and slow

dreaming of lone valleys Where only with blue heavens was rapt converse

or green orchards with fruit leaning Stood imaged in thy waves and, content,

listened to thy rhapsody’s long murmur.

 

Vast now in a wide press and a dense hurry

and mass movement of thronged waters Loud-thundering, fast-galloping, might,

speed is the stern message of thy spirit,

Proud violence, stark claim and the dire cry of the heart’s

hunger on God’s barriers Self-hurled, and a void lust of unknown distance,

and pace reckless and free grandeur.

 

Calm yet shall release thee; an immense peace

and a large streaming of white silence, Broad plains shall be thine, greenness surround thee,

and wharved cities and life’s labour Long thou wilt befriend, human delight help

with the waves’ coolness, with ship’sfurrows Thrill,– last become, self losing, a sea-motion

and joy boundless and blue laughter.

Река

 

Водопады на порогах, шёпот, шелест брызг, кипенье —

речка мчится, вьётся к морю; Позади долина, скалы, где мечтала с небесами и сады,

клонясь, внимали

благозвучию журчаний, отражаясь на теченье.

 

Но теперь воды громада давит, буйствует, грохочет…

мощь и скорость, дух суровый гордо жаждет, жаждет цели, все барьеры отвергая,

установленные Богом.

Ненасытное стремленье к неизведанным просторам, необузданная скорость

и величие свободы.

 

Ждут тебя покой бескрайний, ток обширный тишины,

красота равнин и рощи, городов огни, причалы…

Долго будешь добрым другом людям

в их трудах нелёгких, радость сердца в них питая омовением прохлады, бороной судов волнистой,

Став потом, себя теряя, бурным морем,

дивным счастьем, синим смехом.

 

 

Moon of Two Hemispheres

 

A gold moon-raft floats and swings slowly And it casts a fire of pale holy blue light On the dragon tail aglow of the faint night That glimmers far,—swimming,

The illumined shoals of stars skimming, Overspreading earth and drowning the heart in sight With the ocean depths and breadths of the Infinite.

 

A gold moon-ship sails or drifts ever

In our spirit’s skies and halts never, blue-keeled, And it throws its white-blue fire on this grey field, Night’s dragon loop,—speeding,

The illumined star-thought sloops leading

To the Dawn, their harbour home, to the Light unsealed, To the sun-face Infinite, the Untimed revealed.

 

 

Луна двух миров

 

Плот лунный золотой плывёт неспешно В созвездиях, дрожащий,

Смягчает синевою тихой и святой Хвост раскалённый вдалеке Дракона ночи уходящей,

Скользит, распространяясь над землёй, И погружает сердце в созерцанье Глубин бездонных океана,

Просторов Бесконечного Сознанья.

 

Корабль лунный золотой С лазурным килем

Всегда плывёт или дрейфует В духовных милях

И проливает пламя сине-белое На змея ночи, на это поле серое,

И, ускоряясь, шлюпы мысли звёздной Ведут к родимой гавани, к Рассвету,

К сиянью-лику Бесконечности, Вневременью раскрытому и Свету.

Trance

 

A naked and silver-pointed star Floating near the halo of the moon;

A storm-rack, the pale sky’s fringe and bar, Over waters stilling into swoon.

 

My mind is awake in stirless trance, Hushed my heart, a burden of delight; Dispelled is the senses’ flicker-dance, Mute the body aureate with light.

 

O star of creation pure and free, Halo-moon of ecstasy unknown,

Storm-breath of the soul-change yet to be, Ocean-self enraptured and alone!

 

 

Рисунок Ашчарьи

Транс

 

Звезда сверкает чистотой, Плывёт на лунном ореоле; Темнеет шторм в небесном поле Над стихшей до глубин водой.

 

Мой разум ясен, недвижи́ м, Восторг на сердце и успокоенье; Рассеяны мерцанья ощущений, Свети́ тся тело золотым.

 

О, чистый свет звезды далёкий, Луна — блаженства обещанье,

Душевной перемены шторм-дыханье, Душа-Безбрежие, восторженное, одинокое!

 

 

 

 

Nirvana

 

All is abolished but the mute Alone.

The mind from thought released, the heart from grief Grow inexistent now beyond belief;

There is no I, no Nature, known-unknown.

 

The city, a shadow picture without tone, Floats, quivers unreal; forms without relief Flow, a cinema’s vacant shapes; like a reef

Foundering in shoreless gulfs the world is done.

 

Only the illimitable Permanent

Is here. A Peace stupendous, featureless, still, Replaces all,—what once was I, in It

A silent unnamed emptiness content Either to fade in the Unknowable

Or thrill with the luminous seas of the Infinite.

 

 

 

 

Нирвана

 

Безмолвное Одно лишь ощутимо.

Все мысли, беспокойства и страданья Уходят в несуществованье.

Нет Я, Природы постижимой и непостижимой.

 

Картиной-тенью город нереально Плывёт, дрожа, двумерности теченье, Как в кинокадрах, форм исчезновенье; Мир, словно риф в лагуне с далью.

 

И только Неизменность беспредельная царит. Покоем тихим, изумительным, без всяких свойств Всё заменяется, что мною было, Здесь,

В беззвучной безымянной пустоте, Согласной исчезать в Непознаваемом

Или в морях сияющих переливаться Бесконечного.

 

 

 

 

 

Ocean Oneness

 

Silence is round me, wideness ineffable;

White birds on the ocean diving and wandering; A soundless sea on a voiceless heaven,

Azure on azure, is mutely gazing.

 

Identified with silence and boundlessness My spirit widens clasping the universe Till all that seemed becomes the Real, One in a mighty and single vastness.

 

Someone broods there nameless and bodiless, Conscious and lonely, deathless and infinite, And, sole in a still eternal rapture,

Gathers all things to his heart for ever.

 

 

 

 

 

Океан Единство

 

Повсюду молчанье, простор несказанный; Белые птицы ныряют, парят;

Бесшумное море на безгласное небо, Лазурь на лазурь беззвучно глядят.

 

Отожествлён с тишиной и безбрежьем. Дух мой всё шире, обнимает вселенную, Пока всё, что мнимо, не станет Реальным, Единым в могучем одиноком просторе.

 

Там кто-то в раздумьях без тела, без имени,

Осознающий, уединённый, неумирающий

и бесконечный, В тихом блаженстве всегда пребывающий,

Всё сущее в сердце вбирает навечно.

Shiva

The Inconscient Creator

 

 

A face on the cold dire mountain peaks Grand and still; its lines white and austere Match with the unmeasured snowy streaks Cutting heaven, implacable and sheer.

 

Above it a mountain of matted hair

Aeon-coiled on that deathless and lone head In its solitude huge of lifeless air

Round, above illimitably spread.

 

A moon-ray on the forehead, blue and pale, Stretched afar its finger of stilllight Illumining emptiness. Stern and male Mask of peace indifferent in might!

 

But out from some Infinite born now came Over giant snows and the still face

A quiver and colour of crimson flame, Fire-point in immensities of space.

 

Light-spear-tips revealed the mighty shape, Tore the secret veil of the heart’s hold;

In that diamond heart the fires undrape, Living core, a brazier of gold.

 

This was the closed mute and burning source

Whence were formed the worlds and their star-dance; Life sprang a self-rapt inconscient Force,

Love, a blazing seed, from that flame-trance.

Шива

Творец в Несознательном

 

 

Лик бледный и суровый на снегах В тиши вершин обледенелых, Кромсающих неумолимо небо, Плывущее с луною в облаках.

 

На голове бессмертной одинокой Гора волос — сплетенья в эрах, — Безжизненная атмосфера

Вокруг и выше, за пределами далёкого.

 

Луч лунный, в дали устремлённый, Чело окрашивает млечно.

Мужской могучий облик, в вечный Покой недвижный погружённый.

 

Из Бесконечности внезапно, как зарница, Над ликом отрешённым и снегами Малиновое встрепенулось пламя,

В безбрежье космоса огнём-крупицей.

 

Зажглась при колком свете форма исполина, Отброшена завеса с сердца тайная,

В его бриллиантовом сиянье — Огни, жар золота, живая сердцевина.

 

То был исток беззвучный и пылающий, Откуда происходит танец сотворенья.

Жизнь Силой доразумной взвилась в восхищенье

Из транса-пламени, Любовью и зерном сверкающим.

Krishna

 

O immense Light and thou, O spirit-wide boundless Space, Whom have you clasped and hid, deathless limbs,

gloried face? Vainly lie Space and Time, “Void are we, there is none”. Vainly strive Self and World crying, “I, I alone”.

One is there, Self of self, Soul of Space, Fount of Time, Heart of hearts, Mind of minds, He alone sits, sublime. Oh, no void Absolute self-absorbed, splendid, mute, Hands that clasp hold and red lips that kiss blowthe flute. All He loves, all He moves, all are His, all are He!

Many limbs sate His whims, bear His sweet ecstasy. Two in One, Two who know difference rich in sense, Two to clasp, One to be, this His strange mystery.

 

Рисунок неизвестного художника

Кришна

 

О Свет необъятный и Космос духовный бескрайний, Кого обнимаете, скрыли чьи силы и лик достославный? Тщетен обман Пространства и Времени:

«Пусты мы, здесь нет никого».

Тщетно сражаются Самость и Мир: «Я, только я». Здесь пребывает, Один и возвышен,

Сущностью сути, Душою Пространства,

Источником Времени, Сердцем сердец и Разумом разумов. Нет, он не пуст, Абсолют, погружённый в себя,

превосходный, безмолвный, С флейтой в руках, и алые губы к флейте прильнули.

Всё любит, всем движет, владеет, всё Он! Множество сил исполняют Его пожеланья,

экстаз Его чистый несут.

Двое Едины, Двое, кто знает различие, полное смысла,

Двое объятия ради, Одно бытие — Его непостижная

тайна.

 

Soul, my soul

 

Soul, my soul, reascend over the edge of life,— Far, far fromthe din burn into tranquil skies,

Cross bright ranges of mind measureless, visioned, white; Thoughts sail down as if ships carrying bales of light, Truth’s form-robes by the Seers woven from spirit-threads, From wide havens whereluminous argosies,

Gold-robed Wisdom’s divine traffic and merchandise; But therepause not but go far beyond

Where thy natural home motionless vast and mute Waits thy tread; on a throne facing infinity

Thought-nude, void of the world, one with the silence be. Sole, self-poised and unmoved thou shalt behold below Hierarchies and domains, godheads and potencies, Titans, demons and men each in his cosmic role;

Midst all these in the lonecentre of forces spun,

Fate there under thy feet turning the wheels of Time,

The World Law thou shalt knowmapped in its codes

sublime,

Yet thyself shalt remain viewless, eternal, free.

Душа, моя душа

 

Душа, моя душа, восстань снова над краем жизни

И взметнись огнём дальше, дальше от шума в небеса

спокойные,

За яркие пределы разума неизмеримого, светлого и

проникновенного;

Поплыли мысли вниз, кораблям подобно, несущим

снопы света, Одежды истины, Провидцами сотканные,

Из небесных широт, где суда лучистые,

Мудрость, облачённая в злато, товары, грузы

божественные; Но не стой здесь, иди за пределы,

Где в тишине и просторе неколебимый отчий дом твой,

ожидающий твоей поступи; На троне, в бесконечность обращена,

От мысли свободная, в стороне от мира,

будь же наедине с безмолвием. Самодостаточная, собой владеющая и неколебимая,

ты узришь внизу Иерархии и миры, божеств и силы,

Титанов, демонов и людей — космическую роль

каждого; В круговерти сил этих, в самой сердцевине её Судьбу, под твоими стопами вращающую

колёса Времени; Мировой Закон, на высших принципах основанный,

ты неизбежно познаешь, Но останешься незримой, вечной и свободной.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Мысли и афоризмы


Шри Ауробиндо

 

 

 

 

 

 

 

There are two allied powers in man; knowledge and wisdom. Knowledge is so much of the truth seen in a distorted medium as the mind arrives at by groping, wisdom what the eye of divine vision sees in the spirit.

 

Late, I learned that when reason died, then Wisdom was born; before that liberation, I had only knowledge.

 

Inspiration is a slender river of brightness leaping from a vast and eternal knowledge, it exceeds reason more perfectly than reason exceeds the knowledge of the senses.

 

When I speak, the reason says, “This will I say”; but God takes the word out of my mouth and the lips say something else at which reason trembles.

 

If mankind could but see though in a glimpse of fleeting experience what infinite enjoyments, what perfect forces, what luminous reaches of spontaneous knowledge, what wide calms of our being lie waiting for us in the tracts which our animal evolution has not yet conquered, they would leave all and never rest till they had gained these treasures. But the way is narrow, the doors are hard to force, and fear, distrust and scepticism are there, sentinels of Nature, to forbid the turning away of our feet from her ordinary pastures.

 

В человеке есть две родственных силы: знание и мудрость. Знание — это некоторая видимая в туманной среде истина, к которой разум приходит на ощупь, мудрость — то, что видит в духе око божественного видения.

 

Поздно я постиг, что Мудрость рождается тогда, когда рассудок умирает; до этого освобождения у меня было только знание.

 

Вдохновение — тонкая река света, вытекающая из обширного и вечного знания, оно более превосходит разум, чем разум превосходит знание чувств.

 

Когда я говорю, разум заявляет: «Я скажу это»; но Бог берёт слово из моих уст, и уста говорят что-то другое, от чего трепещет разум.

 

Если бы человечество могло увидеть хоть мимолётным проблеском опыта, какие бесконечные наслаждения, какие совершенные силы, какие лучезарные просторы спонтанного познания, какие широкие успокоения нашего бытия ждут нас на просторах, ещё не завоёванных нашей животной эволюцией, оно оставило бы всё и не успокоилось бы, пока не получит эти сокровища. Но путь узок, двери трудно открыть, и страх, недоверие и скептицизм здесь — стражи природы, чтобы не дать нашим ногам отойти от их обычных пастбищ.

What men call knowledge, is the reasoned acceptance of false appearances. Wisdom looks behind the veil and sees.

 

Reason divides, fixes details and contrasts them; Wisdom unifies, marries contrasts in a single harmony.

 

Either do not give the name of knowledge to your beliefs only and of error, ignorance or charlatanism to the beliefs of others, or do not rail at the dogmas of the sects and their intolerance.

 

What the soul sees and has experienced, that it knows; the rest is appearance, prejudice and opinion.

 

They proved to me by convincing reasons that God did not exist, and I believed them. Afterwards I saw God, for He came and embraced me. And now which am I to believe, the reasonings of others or my own experience ?

 

They told me, “These things are hallucinations”. I inquired what was a hallucination and found that it meant a subjective or a psychical experience which corresponds to no objective or no physical reality. Then I sat and wondered at the miracles of the human reason.

 

То, что люди называют знанием, есть разумное принятие кажущегося. Мудрость смотрит за завесу и видит.

 

Разум разделяет, фиксирует детали и противопоставляет их; Мудрость объединяет, объединяет противоположности в единую гармонию.

 

Либо не называйте знанием только свои верования, а заблуждением, невежеством или шарлатанством — верования других, либо не браните догматы сект и их нетерпимость.

 

Что душа видит и пережила, то она и знает; остальное — видимость, предубеждение и мнение.

 

Они доказали мне убедительными доводами, что Бога не существует, и я поверил им. Потом я увидел Бога, потому что Он пришёл и обнял меня. И теперь, чему мне верить: рассуждениям других или собственному опыту?

 

Мне сказали: «Это галлюцинации». Я спросил, что такое галлюцинация, и узнал, что это субъективное или психическое переживание, которое не соответствует ни объективной, ни физической реальности. Тогда я сидел и дивился чудесам человеческого разума.

 

That which men term a hallucination is the reflection in the mind and senses of that which is beyond our ordinary mental and sensory perceptions. Superstition arises from the mind's wrong understanding of these reflections. There is no other hallucination.

Someone was laying it down that God must be this or that or He would not be God. But it seemed to me that I can only know what God is and I do not see how I can tell Him what He ought to be. For what is the standard by which we can judge Him ? These judgments are the follies of our egoism.

 

Chance is not in this universe; the idea of illusion is itself an illusion. There was never illusion yet in the human mind that was not the concealing and disfigurement of a truth.

 

When I had the dividing reason, I shrank from many things; after I had lost it in sight, I hunted through the world for the ugly and the repellent, but I could no longer find them.

 

God had opened my eyes; for I saw the nobility of the vulgar, the attractiveness of the repellent, the perfection of the maimed and the beauty of the hideous.

 

То, что люди называют галлюцинацией, есть отражение в уме и чувствах того, что находится за пределами нашего обычного умственного и чувственного восприятия. Суеверие возникает из-за неправильного понимания умом этих отражений. Других галлюцинаций нет.

 

Кто-то утверждал, что Бог должен быть тем или иным, иначе Он не был бы Богом. Но мне казалось, что я могу только знать, что такое Бог, и я не вижу, как я могу сказать Ему, каким Он должен быть. Ибо по какому мерилу мы можем судить о Нем? Эти суждения — глупости нашего эгоизма.

 

Случайности нет в этой вселенной; идея иллюзии сама по себе является иллюзией. В человеческом уме ещё не было иллюзии, которая не была бы сокрытием и искажением истины.

 

Когда у меня был разделяющий разум, я уклонялся от многих вещей; после того, как я потерял его из виду, я искал уродливое и отталкивающее, но больше не мог их найти.

Бог открыл мне глаза; ибо я видел благородство низменного, привлекательность отталкивающего, совершенство увечного и красоту безобразного.

 

When I see others suffer, I feel that I am unfortunate, but the wisdom that is not mine, sees the good that is coming and approves.

 

I have forgotten what vice is and what virtue; I can only see God, His play in the world and His will in humanity.

 

If God assigns to me my place in Hell, I do not know why I should aspire to Heaven. He knows best what is for my welfare.

 

Only those thoughts are true the opposite of which is also true in its own time and application; indisputable dogmas are the most dangerous kind of falsehoods.

 

Logic is the worst enemy of Truth, as self-righteousness is the worst enemy of virtue,-for the one cannot see its own errors nor the other its own imperfections.

 

When I hear of a righteous wrath, I wonder at man's capacity for self-deception.

When, O eager disputant, thou hast prevailed in a debate, then art thou greatly to be pitied; for thou hast lost a chance of widening knowledge.