Шри Ауробиндо, "Савитри: Легенда и Символ"

Книга Вторая

Sri Aurobindo, "Savitri: a Legend and a Symbol"

Book Two

Canto VI	Песнь шестая
THE KINGDOMS AND GODHEADS OF THE GREATER LIFE	Царства и божества более великой Жизни
As one who between dim receding walls	Как тот, кто между тусклыми стенами, отступающими
Towards the far gleam of a tunnel's mouth,	К далекому проблеску окончания туннеля,
Hoping for light, walks now with freer pace	Надеясь на свет, идет шагом более свободным
And feels approach a breath of wider air,	И чувствует приближение дыхания более широкого воздуха,
So he escaped from that grey anarchy.	Так он бежал из этой серой анархии.
Into an ineffectual world he came,	В бесплодный мир он пришел,
A purposeless region of arrested birth	Регион арестованного рождения бесцельный,
Where being from non-being fled and dared	Где бытие от небытия бежит и отваживается
To live but had no strength long to abide.	Жить, но не имеет силы жить долго.
Above there gleamed a pondering brow of sky	Свыше мерцал лоб неба раздумывающий,
Tormented, crossed by wings of doubtful haze	Нахмуренный, пересекаемый крыльями тумана, сомнения полного,
Adventuring with a voice of roaming winds	С голосом странствующих ветров в авантюру пустившимися,
And crying for a direction in the void	И просящими в пустоте направления,
Like blind souls looking for the selves they lost	Как слепые души, ищущие самости, которые они потеряли,
And wandering through unfamiliar worlds;	И скитающиеся в незнакомых мирах;
Wings of vague questioning met the query of Space.	Крылья смутного поиска встречали сомнение Пространства.
After denial dawned a dubious hope,	После отказа рассветала надежда сомнительная,
A hope of self and form and leave to live	Надежда на самость и форму, на разрешение жить,
And the birth of that which never yet could be,	На рождение того, что еще никогда не могло быть,
And joy of the mind's hazard, the heart's choice,	На радость игры азартной ума, на выбор сердца,
Grace of the unknown and hands of sudden surprise	На милость неведомого и руки сюрприза внезапного,
And a touch of sure delight in unsure things:	На касание восторга уверенного в вещах неуверенных:
To a strange uncertain tract his journey came	К странному неопределенному тракту его путь лежал,
Where consciousness played with unconscious self	Где сознание играет с собой несознательным
And birth was an attempt or episode.	И попыткой или эпизодом было рождение.
A charm drew near that could not keep its spell,	Очарование подошло близко, что сохранить не могло свои чары,
An eager Power that could not find its way,	Стремящаяся Сила, что не могла своей дороги найти,
A Chance that chose a strange arithmetic	Случай, что избрал арифметику странную,
But could not bind with it the forms it made,	Но не мог связать ее с формой, им сделанной,
A multitude that could not guard its sum	Множество, что не могло охранить своей суммы,
Which less than zero grew and more than one.	Которая становилась меньше нуля и больше одного.
Arriving at a large and shadowy sense	Достигая обширного и смутного смысла,
That cared not to define its fleeting drift,	Что не пытался определить свой несущийся дрейф,
Life laboured in a strange and mythic air	Жизнь трудилась в странном и мистическом воздухе,
Denuded of her sweet magnificent suns.	Лишенном ее великолепных сладостных солнц.
In worlds imagined, never yet made true,	В мирах пригреженных, никогда еще не становившихся истинными,
A lingering glimmer on creation's verge,	Мерцание, медлящее на творения краю,
One strayed and dreamed and never stopped to achieve:	Один скитался, грезил и никогда не останавливался, чтобы выполнить:
To achieve would have destroyed that magic Space.	Выполнение означало бы уничтожение этого Пространства магического.
The marvels of a twilight wonderland	Чудеса сумеречной чудесной страны,
Full of a beauty strangely, vainly made,	Красоты полной странно, напрасно сделанной,
A surge of fanciful realities,	Реалий фантастических вал,
Dim tokens of a Splendour sealed above,	Смутные признаки Великолепия, наверху запечатанного,
Awoke the passion of the eyes' desire,	Будили страсть желания глаз,
Compelled belief on the enamoured thought	Заставляли поверить во влюбленную мысль
And drew the heart but led it to no goal.	И притягивали сердце, но не вели его к цели.
A magic flowed as if of moving scenes	Словно лилась магия движущихся сцен,
That kept awhile their fugitive delicacy	Что сохраняли пока свою деликатность непрочную
Of sparing lines limned by an abstract art	Скупых линий, набросанных абстракционистским искусством
In a rare scanted light with faint dream-brush	В редком недостаточном свете обморочной кисточкой-грезой
On a silver background of incertitude.	По неопределенности фону серебряному.
An infant glow of heavens near to morn,	Младенческий пыл небес, близких к утру,
A fire intense conceived but never lit,	Огонь интенсивный, ощущаемый, но не зажженный ни разу,
Caressed the air with ardent hints of day.	Ласкал воздух горячими намеками дня.
The perfect longing for imperfection's charm,	Совершенство, томящееся по несовершенства очарованию,
The illumined caught by the snare of Ignorance,	Освещенные, пойманные силками Неведения,
Ethereal creatures drawn by body's lure	Эфирные создания, влекомые приманкою тела
To that region of promise, beating invisible wings,	К тому региону обещания, бьющие незримыми крыльями,
Came hungry for the joy of finite life	Приходили, до радости конечной жизни голодные,
But too divine to tread created soil	Но слишком божественные, чтобы ступать по сотворенной земле
And share the fate of perishable things.	И разделять судьбу бренных вещей.
The Children of the unembodied Gleam	Ребенок невоплощенного Проблеска,
Arisen from a formless thought in the soul	Поднятый из бесформенной мысли в душе
And chased by an imperishable desire,	И непреходящим желанием преследуемый,
Traversed the field of the pursuing gaze.	Пересекал поле взгляда преследующего.
A Will that unpersisting failed, worked there:	Воля, что, не упорствующая, неудачу терпела, работала там:
Life was a search but finding never came.	Жизнь была поиском, но обнаружения никогда не было.
There nothing satisfied, but all allured,	Там ничего удовлетворенным не было, но все манило,
Things seemed to be that never wholly are,	Вещи, казалось, были, которых никогда полностью не было,
Images were seen that looked like living acts	Образы были видны, что выглядели как живые действия,
And symbols hid the sense they claimed to show,	И символы смысл, на показ которого они претендовали, прятали,
Pale dreams grew real to the dreamer's eyes.	Бледные грезы становились реальными для глаз грезящего.
The souls came there that vainly strive for birth,	Души приходили туда, которые напрасно стремились к рождению,
And spirits entrapped might wander through all time,	И пойманные духи могли блуждать там все время,
Yet never find the truth by which they live.	Не находя никогда истины, которой живут они.
All ran like hopes that hunt a lurking chance;	Все как надежды бежало, что охотятся за таящимся шансом;
Nothing was solid, nothing felt complete:	Ничего не было твердым, ничто не ощущалось законченным:
All was unsafe, miraculous and half-true.	Все было ненадежным, чудесным и полуистинным.
It seemed a realm of lives that had no base.	Это выглядело царством жизней, что не имели основы.
Then dawned a greater seeking, broadened sky,	Затем начались более великие поиски, небо расширенное,
A journey under wings of brooding Force.	Путешествие под крыльями Силы раздумывающей.
First came the kingdom of the morning star:	Первым пришло звезды утренней царство:
A twilight beauty trembled under its spear	Под ее копьем дрожала красота сумерек
And the throb of promise of a wider Life.	И пульс обещания более широкой Жизни.
Then slowly rose a great and doubting sun	Затем медленно поднялось великое и сомневающееся солнце,
And in its light she made of self a world.	И в его свете она сделала из себя мир.
A spirit was there that sought for its own deep self,	Дух был там, что искал свою собственную глубокую самость,
Yet was content with fragments pushed in front	Однако фрагментами, вперед вытолкнутыми, довольствующаяся
And parts of living that belied the whole	И частями живущего, что искажали целое,
But, pieced together, might one day be true.	Но, сложенные вместе, могли однажды стать истинными.
Yet something seemed to be achieved at last.	Все же, что-то, казалось, наконец было достигнуто.
A growing volume of the will-to-be,	Растущий том желания быть,
A text of living and a graph of force,	Текст живущего и график силы,
A script of acts, a song of conscious forms	Почерк действий, песнь сознательных форм,
Burdened with meanings fugitive from thought's grasp	Полная значений, бегущих от хватки мысли,
And crowded with undertones of life's rhythmic cry,	И приглушенного крика жизни ритмического,
Could write itself on the hearts of living things.	Себя на сердцах живых вещей мог писать.
In an outbreak of the might of secret Spirit,	Во вспышке могущества тайного Духа,
In Life and Matter's answer of delight,	В Жизни и Материи ответе восторга,
Some face of deathless beauty could be caught	Какой-то лик бессмертной красоты мог быть уловлен,
That gave immortality to a moment's joy,	Что дает бессмертие радости мига,
Some word that could incarnate highest Truth	Некое слово, что могло воплотить высочайшую Истину,
Leaped out from a chance tension of the soul,	Прыгало из случайного напряжения души,
Some hue of the Absolute could fall on life,	Оттенок Абсолюта какой-то, что падал на жизнь,
Some glory of knowledge and intuitive sight,	Какая-то слава знания и интуитивного зрения,
Some passion of the rapturous heart of Love.	Какая-то страсть восторженного сердца Любви.
A hierophant of the bodiless Secrecy	Жрец бестелесного Секрета верховный,
Interned in an unseen spiritual sheath,	Интернированный в незримую оболочку духовную,
The Will that pushes sense beyond its scope	Воля, что преследует смысл за своими пределами,
To feel the light and joy intangible,	Чтобы чувствовать свет и неуловимую радость,
Half found its way into the Ineffable's peace,	Наполовину нашедшая свой путь в мир Несказанного,
Half captured a sealed sweetness of desire	Наполовину плененная запечатанная сладость желания,
That yearned from a bosom of mysterious Bliss,	Что рвется из груди Блаженства мистического,
Half manifested veiled Reality.	Завуалированная Реальность, наполовину проявленная.
A soul not wrapped into its cloak of mind	Душа, в плащ ума не закутанная,
Could glimpse the true sense of a world of forms;	Могла уловить истинный смысл мира форм;
Illumined by a vision in the thought,	Освещенная видением в мысли,
Upbuoyed by the heart's understanding flame,	Поддерживаемая понимающим пламенем сердца,
It could hold in the conscious ether of the spirit	Она могла владеть в эфире сознательном духа
The divinity of a symbol universe.	Божественностью символичной вселенной.
This realm inspires us with our vaster hopes;	Это царство нас вдохновляет нашими надеждами более широкими;
Its forces have made landings on our globe,	Его силы сделали площадки для высадки на нашу землю,
Its signs have traced their pattern in our lives:	Его знаки оставили след своих образцов в наших жизнях:
It lends a sovereign movement to our fate,	Оно придает суверенное движение нашей судьбе,
Its errant waves motive our life's high surge.	Его странствующие волны движут нашей жизни валом высоким.
All that we seek for is prefigured there	Все, что мы ищем, там уже обрисовано,
And all we have not known nor ever sought	И все, чего мы не знаем и чего никогда не искали,
Which yet one day must be born in human hearts	Но что однажды должно родиться в сердцах человеческих,
That the Timeless may fulfil itself in things.	Чтобы Безвременное могло осуществиться в вещах.
Incarnate in the mystery of the days,	В мистерии дней Инкарнация,
Eternal in an unclosed Infinite,	Вечный в Бесконечности незапертой,
A mounting endless possibility	Поднимающаяся возможность бескрайняя
Climbs high upon a topless ladder of dream	Взбирается высоко по нескончаемо уходящей в высь лестнице грезы
For ever in the Being's conscious trance.	Вечно в Существа сознательном трансе.
All on that ladder mounts to an unseen end.	Все по той лестнице к незримому концу поднимается.
An Energy of perpetual transience makes	Энергия извечной преходящести делает
The journey from which no return is sure,	Надежным путешествие, из которого нет возвращения,
The pilgrimage of Nature to the Unknown.	Паломничество Природы к Неведомому.
As if in her ascent to her lost source	Словно в своем восхождении к своему источнику потерянному
She hoped to unroll all that could ever be,	Она надеялась развернуть все, что могло когда-либо быть,
Her high procession moves from stage to stage,	Ее высокая процессия проходит от стадии к стадии,
A progress leap from sight to greater sight,	Прогресс прыгает от одного поля зрения к более великому,
A process march from form to ampler form,	Процесс марширует от формы к форме более обильной,
A caravan of the inexhaustible	Караван неистощимых
Formations of a boundless Thought and Force.	Формаций безграничной Мысли и Силы.
Her timeless Power that lay once on the lap	Ее безвременная Сила, что на коленях когда-то лежала
Of a beginningless and endless Calm,	Безначального и бесконечного Покоя,
Now severed from the Spirit's immortal bliss,	Сейчас отделенная от бессмертного блаженства Духа,
Erects the type of all the joys she has lost;	Возводит тип всех радостей, ею утраченных;
Compelling transient substance into shape,	Бросая силой преходящую субстанцию в форму,
She hopes by the creative act's release	Она надеется созидательного акта освобождением
To o'erleap sometimes the gulf she cannot fill,	Иногда перепрыгивать бездну, которую она не может заполнить,
To heal awhile the wound of severance,	Излечить на какое-то время отделения рану,
Escape from the moment's prison of littleness	Бежать из принадлежащей моменту тюрьмы малости
And meet the Eternal's wide sublimities	И встретить широкие величия Вечного
In the uncertain time-field portioned here.	В неопределенном времени-поле, здесь разделенном.
Almost she nears what never can be attained;	Она почти приближает то, что никогда быть не может достигнуто;
She shuts eternity into an hour	Она запирает в час вечность
And fills a little soul with the Infinite;	И наполняет маленькую душу Бесконечностью;
The Immobile leans to the magic of her call;	На ее зова магию Неподвижный склоняется;
She stands on a shore in the Illimitable,	Она стоит на берегу в Неограничиваемом,
Perceives the formless Dweller in all forms	Постигает бесформенного Жителя во всех формах
And feels around her infinity's embrace.	И вокруг себя объятия бесконечности чувствует.
Her task no ending knows; she serves no aim	Ее задача не знает конца; она цели не служит,
But labours driven by a nameless Will	А трудится, безымянной Волей правимая,
That came from some unknowable formless Vast.	Что идет от некой непостижимой бесформенной Шири.
This is her secret and impossible task	Это - ее секрет и невозможная задача,
To catch the boundless in a net of birth,	Поймать безграничность в сети рождения,
To cast the spirit into physical form,	Бросить дух в форму физическую,
To lend speech and thought to the Ineffable;	Сообщить речь и мысль Несказанному;
She is pushed to reveal the ever Unmanifest.	Она принуждаема обнаруживать вовек Непроявленного.
Yet by her skill the impossible has been done:	Ее мастерством невозможное сделано было:
She follows her sublime irrational plan,	Она следует своему величественному иррациональному плану,
Invents devices of her magic art	Выдумывает изобретения своего искусства магического,
To find new bodies for the Infinite	Чтобы для Бесконечного новые тела находить
And images of the Unimaginable;	И Невообразимого образы;
She has lured the Eternal into the arms of Time.	Она завлекает в руки Времени Вечного.
Even now herself she knows not what she has done.	Но даже сейчас она сама не знает, что она сделала.
For all is wrought beneath a baffling mask:	Ибо все создается под искажающей маской:
A semblance other than its hidden truth	Сходство, отличное от его скрытой истины,
The aspect wears of an illusion's trick,	Аспект носит, созданный трюком иллюзии,
A feigned time-driven unreality,	Управляемая временем нереальность придуманная,
The unfinished creation of a changing soul	Незавершенное творение души изменяющейся
In a body changing with the inhabitant.	В теле, меняющимся с его обитателем.
Insignificant her means, infinite her work;	Ее средства ничтожны, ее труд бесконечен;
On a great field of shapeless consciousness	На великом поле сознания бесформенного
In little finite strokes of mind and sense	В мелких конечных мазках чувства и разума
An endless Truth she endlessly unfolds;	Бесконечную Истину она бесконечно развертывает;
A timeless mystery works out in Time.	Прорабатывается безвременная мистерия во Времени.
The greatness she has dreamed her acts have missed,	Она о величии грезит, упущенном ее действиями,
Her labour is a passion and a pain,	Ее труд - это страсть и страдание,
A rapture and pang, her glory and her curse;	Боль и восторг, ее проклятие и ее слава;
And yet she cannot choose but labours on;	И, все же, не может она выбирать, а продолжает трудится;
Her mighty heart forbids her to desist.	Ее могучее сердце ей протестовать запрещает.
As long as the world lasts her failure lives	Так долго, сколько мир длится, продолжается ее неудача,
Astonishing and foiling Reason's gaze,	Удивляя и сбивая с толку взгляд Разума,
A folly and a beauty unspeakable,	Глупость и красота несказанная,
A superb madness of the will to live,	Великолепное сумасшествие желания жить,
A daring, a delirium of delight.	Отвага, белая горячка восторга.
This is her being's law, its sole resource;	Это - закон ее бытия, его способ единственный;
She sates, though satisfaction never comes,	Она насыщается, хотя удовлетворение никогда не приходит,
Her hungry will to lavish everywhere	Ее голодная воля везде расточает
Her many-imaged fictions of the Self	Ее полные фантазий изображения Себя
And thousand fashions of one Reality.	И одной Реальности тысячи форм.
A world she made touched by truth's fleeing hem,	Она сделала мир, касаемый гранью убегающей истины,
A world cast into a dream of what it seeks,	Мир, брошенный в грезу того, что он ищет,
An icon of truth, a conscious mystery's shape.	Икону истины, форму мистерии сознательной.
It lingered not like the earth-mind hemmed in	Он не медлит, как земной ограниченный разум,
In solid barriers of apparent fact;	В крепких барьерах внешнего факта;
It dared to trust the dream-mind and the soul.	Он мечтательному уму и душе смеет верить.
A hunter of spiritual verities	Охотник на духовные истины,
Still only thought or guessed or held by faith,	Которые пока - только предположение иль мысль, или достояние веры,
It seized in imagination and confined	Он в воображении поймал и заточил
A painted bird of paradise in a cage.	Птицу парадиза яркую в клетку.
This greater life is enamoured of the Unseen;	В Незримое эта более великая жизнь влюблена;
It calls to some highest Light beyond its reach,	Она зовет к какому-то высшему Свету за своими пределами,
It can feel the Silence that absolves the soul;	Она может чувствовать Тишину, что освобождает душу;
It feels a saviour touch, a ray divine:	Она чувствует спасительное касание, божественный луч:
Beauty and good and truth its godheads are.	Красота, благо и истина - там божества.
It is near to heavenlier heavens than earth's eyes see,	Она близка небесам более высоким, чем глаза земли видят,
A direr darkness than man's life can bear:	Более страшной тьме, чем жизнь человека может снести:
It has kinship with the demon and the god.	Она родственна богу и демону.
A strange enthusiasm has moved its heart;	Странный энтузиазм ее сердцем двигал;
It hungers for heights, it passions for the supreme.	Она жаждет высот, она страстно желает высшего.
It hunts for the perfect word, the perfect shape,	Она охотится за совершенным словом, за совершенною формой,
It leaps to the summit thought, the summit light.	Она прыгает к мысли вершин, к высшему свету.
For by the form the Formless is brought close	Ибо формой Бесформенный принесен близко
And all perfection fringes the Absolute.	И всякое совершенство окаймляет Абсолют.
A child of heaven who never saw his home,	Ребенок небес, который никогда своего дома не видел,
Its impetus meets the eternal at a point:	Ее импульс встречает вечное в точке:
It can only near and touch, it cannot hold;	Она может только приблизить, коснуться, она не может владеть;
It can only strain towards some bright extreme:	Она может лишь рваться к некой крайности яркой:
Its greatness is to seek and to create.	Ее величие состоит в том, чтобы создавать и искать.
On every plane, this Greatness must create.	На каждом плане это Величие должно созидать.
On earth, in heaven, in hell she is the same;	На земле, в небесах, в аду она - та же самая;
Of every fate she takes her mighty part.	В каждой судьбе она принимает участие могучее.
A guardian of the fire that lights the suns,	Страж огня, что освещает солнца,
She triumphs in her glory and her might:	Она торжествует в своей славе и своей мощи:
Opposed, oppressed she bears God's urge to be born:	Встречающая сопротивление, угнетаемая, она носит импульс Бога к рождению:
The spirit survives upon non-being's ground,	Дух выживает на небытия почве,
World-force outlasts world-disillusion's shock:	Мировая сила переживает мирового разочарования шок:
Dumb, she is still the Word, inert the Power.	Безмолвная, она, все же, есть Слово, инертная - Сила.
Here fallen, a slave of death and ignorance,	Здесь павшую, рабыню смерти, неведения,
To things deathless she is driven to aspire	К бессмертным вещам ее направляют стремится
And moved to know even the Unknowable.	И побуждают знать даже Непостижимого.
Even nescient, null, her sleep creates a world.	Даже незнающий, невыразительный, ее сон создает мир.
When most unseen, most mightily she works;	Когда всего более незрима, тогда она наиболее мощно работает;
Housed in the atom, buried in the clod,	Поселенная в атоме, похороненная в глыбе,
Her quick creative passion cannot cease.	Ее быстрая созидательная страсть прекратиться не может.
Inconscience is her long gigantic pause,	Несознание - это ее долгая гигантская пауза,
Her cosmic swoon is a stupendous phase:	Ее космический обморок - огромная фаза:
Time-born, she hides her immortality;	Времярожденная, она свое бессмертие прячет;
In death, her bed, she waits the hour to rise.	В смерти, своем ложе, она ждет часа подняться.
Even with the Light denied that sent her forth	Даже лишенная Света, что ее шлет вперед,
And the hope dead she needed for her task,	И с умершей надеждой она в своей задаче нуждается,
Even when her brightest stars are quenched in Night,	Даже когда ее ярчайшие звезды гаснут в Ночи,
Nourished by hardship and calamity	Вскармливаемый бедой и лишением
And with pain for her body's handmaid, masseuse, nurse,	И болью, как ее тела служанкой, массажисткой, кормилицей,
Her tortured invisible spirit continues still	Ее мучимый невидимый дух еще продолжает
To toil though in darkness, to create though with pangs;	Трудиться, хотя и во тьме, несмотря на боль созидать;
She carries crucified God upon her breast.	На своей груди она несет распятого Бога.
In chill insentient depths where joy is none,	В бесчувственных холодных глубинах, где радости нету,
Immured, oppressed by the resisting Void	Замурованная, угнетенная Пустотою противящейся,
Where nothing moves and nothing can become,	Где ничто не шевелится и ничего стать не может,
Still she remembers, still invokes the skill	Она, все же, помнит, она еще взывает к искусству,
The Wonder-worker gave her at her birth,	Которое Чудо-работник ей при ее рождении дал,
Imparts to drowsy formlessness a shape,	Сообщает сонной бесформенности форму,
Reveals a world where nothing was before.	Являет мир там, где ничего прежде не было.
In realms confined to a prone circle of death,	В царствах, ограниченных распростертым кругом смерти,
To a dark eternity of Ignorance,	Вечностью темной Неведения,
A quiver in an inert inconscient mass,	Дрожащая в инертной несознательной массе
Or imprisoned in immobilised whorls of Force,	Или заключенная в скованные кольца Силы,
By Matter's blind compulsion deaf and mute	Слепым принуждением Материи глуха и нема,
She refuses motionless in the dust to sleep.	Она отказывается спать неподвижно во прахе.
Then, for her rebel waking's punishment	Затем данным в наказание за ее бунтующее бодрствование
Given only hard mechanic Circumstance	Лишь механическим Обстоятельством твердым
As the enginery of her magic craft,	Как своего магического ремесла механизмом
She fashions godlike marvels out of mud;	Она богоподобные чудеса формирует из грязи;
In the plasm she sets her dumb immortal urge,	В плазму она закладывает свой бессловесный бессмертный толчок,
Helps the live tissue to think, the closed sense to feel,	Помогает живой ткани думать, чувству стесненному - чувствовать,
Flashes through the frail nerves poignant messages,	Шлет сквозь хрупкие нервы послания острые,
In a heart of flesh miraculously loves,	В сердце плоти любит чудесно,
To brute bodies gives a soul, a will, a voice.	Грубым телам дает душу, волю и голос.
Ever she summons as by a sorcerer's wand	Она всегда вызывает словно волшебною палочкой
Beings and shapes and scenes innumerable,	Существа, формы и сцены бесчисленные,
Torch-bearers of her pomps through Time and Space.	Носителей факелов ее великолепия сквозь Пространство и Время.
This world is her long journey through the night,	Этот мир - ее долгое путешествие через ночь,
The suns and planets lamps to light her road,	Планеты и солнца - лампы, ее путь освещать,
Our reason is the confidante of her thoughts,	Наш резон - ее мыслей наперсник,
Our senses are her vibrant witnesses.	Наши чувства - ее свидетели трепетные.
There drawing her signs from things half true, half false,	Здесь рисуя свои знаки из вещей полуистинных, полуфальшивых,
She labours to replace by realised dreams	Она трудится, чтоб реализованными заместить грезами
The memory of her lost eternity.	Память ее утраченной вечности.
These are her deeds in this huge world-ignorance:	Это - ее дела в этом огромном мире-неведении:
Till the veil is lifted, till the night is dead,	Пока вуаль не поднята, пока ночь не мертва,
In light or dark she keeps her tireless search;	В свете или во тьме она хранит свои неустанные поиски;
Time is her road of endless pilgrimage.	Время - ее бесконечного паломничества дорога.
One mighty passion motives all her works.	Одна могучая страсть все ее труды побуждает.
Her eternal Lover is her action's cause;	Ее вечный Возлюбленный - ее действий причина;
For him she leaped forth from the unseen Vasts	Для него она прыгнула вперед из незримых Обширностей,
To move here in a stark unconscious world.	Чтобы здесь в совершенно несознательном мире двигаться.
Its acts are her commerce with her hidden Guest,	Ее акты есть ее коммерция с ее скрытым Гостем,
His moods she takes for her heart's passionate moulds;	Его настроения она берет за своего сердца страстные формы;
In beauty she treasures the sunlight of his smile.	В красоте она бережет его улыбки солнечный свет.
Ashamed of her rich cosmic poverty,	Устыдившись своей богатой космической бедности,
She cajoles with her small gifts his mightiness,	Она своими маленькими подарками его могуществу льстит,
Holds with her scenes his look's fidelity	Привлекает своими сценами его взгляда верность
And woos his large-eyed wandering thoughts to dwell	И уговаривает его большеглазые скитающиеся мысли жить
In figures of her million-impulsed Force.	В фигурах ее миллионоимпульсной Силы.
Only to attract her veiled companion	Лишь привлекать завуалированного своего компаньона
And keep him close to her breast in her world-cloak	И хранить его близко к своей груди в ее плаще мировом,
Lest from her arms he turn to his formless peace,	Чтобы из ее рук он не повернулся к своему бесформенному миру, -
Is her heart's business and her clinging care.	Ее сердца дело и забота ее постоянная.
Yet when he is most near, she feels him far.	Но при том, когда он всего ближе, далеким она его чувствует.
For contradiction is her nature's law.	Ибо противоречие - ее природы закон.
Although she is ever in him and he in her,	Хотя она вечно в нем и он в ней.
As if unaware of the eternal tie,	Словно о вечных узах не зная,
Her will is to shut God into her works	Ее воля направлена на то, чтоб в своих работах запереть Бога
And keep him as her cherished prisoner	И хранить его как своего заключенного пестуемого,
That never they may part again in Time.	Чтобы никогда не могли они разлучиться снова во Времени.
A sumptuous chamber of the spirit's sleep	Роскошные палаты сна духа
At first she made, a deep interior room,	Сперва она сделала, внутреннюю глубокую комнату,
Where he slumbers as if a forgotten guest.	Где он, как забытый гость, дремлет.
But now she turns to break the oblivious spell,	Но сейчас она поворачивается, чтобы разрушить чары забывчивости,
Awakes the sleeper on the sculptured couch;	Будит спящего на кушетке изваянной;
She finds again the Presence in the form	Она находит снова Присутствие в форме
And in the light that wakes with him recovers	И в свете, который вместе с ним пробуждается, вновь обретает
A meaning in the hurry and trudge of Time,	Смысл в спешке и долгом пути Времени,
And through this mind that once obscured the soul	И через тот ум, что когда-то затемнял душу,
Passes a glint of unseen deity.	Проходит незримого божества вспышка.
Across a luminous dream of spirit-space	Через светлую грезу пространства духовного
She builds creation like a rainbow bridge	Она строит создание как радужный мост
Between the original Silence and the Void.	Между изначальным Безмолвием и Пустотою.
A net is made of the mobile universe;	Сеть сделана из подвижной вселенной;
She weaves a snare for the conscious Infinite.	Для сознательного Бесконечного она ткет силок.
A knowledge is with her that conceals its steps	С нею есть знание, которое шаги его прячет
And seems a mute omnipotent Ignorance.	И выглядит немым всемогущим Незнанием.
A might is with her that makes wonders true;	Могущество с нею есть, которое чудеса делает истинными,
The incredible is her stuff of common fact.	Невероятно ее вещество обычного факта.
Her purposes, her workings riddles prove;	Ее намерения, ее работы загадки доказывают;
Examined, they grow other than they were,	Экзаменуемые, они становятся не тем, чем они были,
Explained, they seem yet more inexplicable.	Объясненные, они, однако, еще более необъяснимыми выглядят.
Even in our world a mystery has reigned	Даже в нашем мире царит мистерия,
Earth's cunning screen of trivial plainness hides;	Которую земли искусная ширма тривиальной простоты прячет;
Her larger levels are of sorceries made.	Ее более обширные уровни из волшебства сделаны.
There the enigma shows its splendid prism,	Там загадка показывает свою великолепную призму,
There is no deep disguise of commonness;	Там нет глубокой маскировки банальности;
Occult, profound comes all experience,	Оккультное, глубокое всякое переживание приходит,
Marvel is ever new, miracle divine.	Чудо вечно ново, чудо божественно.
There is a screened burden, a mysterious touch,	Там есть скрытая ноша, касание мистическое.
There is a secrecy of hidden sense.	Там есть тайна скрытого смысла.
Although no earthen mask weighs on her face,	Хотя на ее лице не лежит никакая маска земная,
Into herself she flees from her own sight.	В саму себя она бежит от своего собственного зрения.
All forms are tokens of some veiled idea	Все формы есть приметы завуалированной некой идеи,
Whose covert purpose lurks from mind's pursuit,	Чья скрытая цель от преследования разума прячется,
Yet is a womb of sovereign consequence.	Но при этом является суверенного следствия лоном.
There every thought and feeling is an act,	Там каждая мысль и чувство являются актом,
And every act a symbol and a sign,	Каждый акт - знаком и символом
And every symbol hides a living power.	И каждый символ прячет живую силу.
A universe she builds from truths and myths,	Вселенную она строит из истин и мифов,
But what she needed most she cannot build;	Но то, в чем она всего больше нуждается, построить не может;
All shown is a figure or copy of the Truth,	Все явленное есть фигура или копия Истины,
But the Real veils from her its mystic face.	Но Реальность вуалирует от нее свой мистический лик.
All else she finds, there lacks eternity;	Она все остальное находит, там недостает вечности;
All is sought out, but missed the Infinite.	Все обнаруживается, но Бесконечность упущена.
A consciousness lit by a Truth above	Сознание, освещенное Истиной свыше
Was felt; it saw the light but not the Truth:	Чувствовалось; оно видело свет, но не Истину:
It caught the Idea and built from it a world;	Оно Идею улавливало и из нее строило мир;
It made an Image there and called it God.	Оно творило там Образ и звало его Богом.
Yet something true and inward harboured there.	Все же, что-то истинное и внутреннее там пребывало.
The beings of that world of greater life,	Существа того мира более великой жизни,
Tenants of a larger air and freer space,	Жильцы более просторного воздуха и пространства более свободного,
Live not by the body or in outward things:	Жили не телом и не во внешних вещах:
A deeper living was their seat of self.	Более глубокая жизнь была троном их самости.
In that intense domain of intimacy	В тех интенсивных владениях сокровенности
Objects dwell as companions of the soul;	Объекты живут как компаньоны души;
The body's actions are a minor script,	Действия тела - второстепенный сценарий,
The surface rendering of a life within.	Поверхностное воспроизведение жизни, текущей внутри.
All forces are Life's retinue in that world	Все силы являются свитой Жизни в том мире,
And thought and body as her handmaids move.	И мысль и тело движутся как служанки ее.
The universal widenesses give her room:	Вселенская ширь ей дала комнату:
All feel the cosmic movement in their acts	Все чувствует космическое движение в своих действиях
And are the instruments of her cosmic might.	И является инструментами ее космической мощи.
Or their own self they make their universe.	Или свою собственною самость они своею вселенною делают.
In all who have risen to a greater Life,	Во всех, кто к более великой Жизни поднялся,
A voice of unborn things whispers to the ear,	Голос нерожденных вещей шепчет на ухо,
To their eyes visited by some high sunlight	Их глазам, которые некий высокий солнечный свет посещает,
Aspiration shows the image of a crown:	Устремление показывает образ короны:
To work out a seed that she has thrown within,	Чтобы прорастить зерно, которое она внутрь бросила,
To achieve her power in them her creatures live.	Чтобы достичь ее силы в них, ее создания живут.
Each is a greatness growing towards the heights	Каждый есть величие, к высотам растущее
Or from his inner centre oceans out;	Или из своего внутреннего центра океаном идущее;
In circling ripples of concentric power	В круговых волнах концентрической силы
They swallow, glutted, their environment.	Они поглощают, насытившиеся, свое окружение.
Even of that largeness many a cabin make;	Даже из этой обширности многие делают тесную хижину;
In narrower breadths and briefer vistas pent	Заключенные в более узкие шири и перспективы более короткие,
They live content with some small greatness won.	Они живут довольные каким-то завоеванным величием маленьким.
To rule the little empire of themselves,	Своею небольшою империей править,
To be a figure in their private world	Быть фигурой в своем личном мире
And make the milieu's joys and griefs their own	И делать радости и горести окружающих собственными,
And satisfy their life-motives and life-wants	И удовлетворять свои жизненные мотивы и нужды -
Is charge enough and office for this strength,	Забота достаточная и служба для этой силы,
A steward of the Person and his fate.	Эконома Персоны и ее судьбы.
This was transition-line and starting-point,	Это была переходная линия и точка старта,
A first immigration into heavenliness,	Первая иммиграция во владения неба,
For all who cross into that brilliant sphere:	Ибо все, кто пересекают, попадают в ту блестящую сферу:
These are the kinsmen of our earthly race;	Они - родственники земной нашей расы;
This region borders on our mortal state.	Этот регион граничит с нашим уровнем смертным.
This wider world our greater movements gives,	Этот более широкий мир дает наши более великие движения,
Its strong formations build our growing selves;	Его формации сильные возводят наши растущие самости;
Its creatures are our brighter replicas,	Его творения являются нашими более яркими репликами,
Complete the types we only initiate	Закончены виды, которых мы - лишь начала,
And are securely what we strive to be.	И являются уверенно тем, чем мы стараемся быть.
As if thought-out eternal characters,	Словно выдуманные из вечных характеров,
Entire, not pulled as we by contrary tides,	Законченные, не разрываемые противоположными течениями, как мы,
They follow the unseen leader in the heart,	Они следуют незримому лидеру в сердце,
Their lives obey the inner nature's law.	Их жизни повинуются внутренней природы закону.
There is kept grandeur's store, the hero's mould;	Там находится величия склад, героя матрица;
The soul is the watchful builder of its fate;	Душа своей судьбы строитель внимательный;
None is a spirit indifferent and inert;	Ничей дух не равнодушен и не инертен;
They choose their side, they see the god they adore.	Они избрали свою позицию, они видят бога, которого они обожают.
A battle is joined between the true and false,	Битва есть соединение между ложным и истинным,
A pilgrimage sets out to the divine Light.	Паломничество направляется к Свету божественному.
For even Ignorance there aspires to know	Ибо даже неведение стремится там знать
And shines with the lustre of a distant star;	И далекой звезды блеском сияет;
There is a knowledge in the heart of sleep	Там есть в сердце сна знание
And Nature comes to them as a conscious force.	И Природа приходит к ним как сила сознательная.
An ideal is their leader and their king:	Идеал есть их лидер и царь:
Aspiring to the monarchy of the sun	Стремящиеся к монархии солнца,
They call in Truth for their high government,	Они зовут Истину стать их высоким правительством,
Hold her incarnate in their daily acts	Быть воплощенной в их делах повседневных
And fill their thoughts with her inspired voice	И наполнять ее вдохновенным голосом их мысли,
And shape their lives into her breathing form,	И формировать их жизни в ее дышащей форме,
Till in her sun-gold godhead they too share.	Пока ее солнечно-золотую божественность и они не разделят.
Or to the truth of Darkness they subscribe;	Или они присоединяются к истине Тьмы;
Whether for Heaven or Hell they must wage war:	За Небеса ли, за Ад должны сражаться они:
Warriors of Good, they serve a shining cause	Воины Добра, они служат светлому делу,
Or are Evil's soldiers in the pay of Sin.	Или являются солдатами Зла на жаловании у Греха.
For evil and good an equal tenure keep	Ибо зло и добро равно пребывают у власти,
Wherever Knowledge is Ignorance's twin.	Где бы Знание Неведению близнецом ни было.
All powers of Life towards their godhead tend	Все силы Жизни к божественности своей тяготеют
In the wideness and the daring of that air,	В широте и смелости этого воздуха,
Each builds its temple and expands its cult,	Каждый строит свой собственный храм и распространяет свой культ,
And Sin too there is a divinity.	И Грех там - божество тоже.
Affirming the beauty and splendour of her law	Подтверждая красоту и своего закона великолепие,
She claims life as her natural domain,	Он требует жизнь как своих владений естественных,
Assumes the world's throne or dons the papal robe:	Принимает трон мира или надевает папскую мантию:
Her worshippers proclaim her sacred right.	Его служители провозглашают его священное право.
A red-tiaraed Falsehood they revere,	Увенчанную красной тиарой Ложь они почитают,
Worship the shadow of a crooked God,	Поклоняются тени искривленного Бога,
Admit the black Idea that twists the brain	Допускают черную идею, что мозг искривляет,
Or lie with the harlot Power that slays the soul.	Или лежит с распутною Силой, что убивает душу.
A mastering virtue statuesques the pose,	Властная добродетель принимает позу статуи,
Or a Titan passion goads to a proud unrest:	Или Титаническая страсть пришпоривает к неугомонности гордой:
At Wisdom's altar they are kings and priests	У алтаря Мудрости они - цари и жрецы
Or their life a sacrifice to an idol of Power.	Или их жизнь - жертвоприношение идолу Силы.
Or Beauty shines on them like a wandering star;	Или Красота на них отблеск бросает, как звезда странствующая;
Too far to reach, passionate they follow her light;	Слишком далекой, чтобы достигнуть, страстные, они следуют ее свету;
In Art and life they catch the All-Beautiful's ray	В Искусстве и жизни они ловят Всепрекрасного луч
And make the world their radiant treasure house:	И делают мир своим лучистым сокровищем-домом:
Even common figures are with marvel robed;	Даже обычные фигуры облачаются в чудо;
A charm and greatness locked in every hour	Очарование и величие, заключенные в каждом часу,
Awakes the joy which sleeps in all things made.	Будят радость, которая спит во всех вещах сотворенных.
A mighty victory or a mighty fall,	Могучая победа или падение могучее,
A throne in heaven or a pit in hell,	Трон в небесах или яма в аду,
The dual Energy they have justified	Дуальную Энергию они оправдали
And marked their souls with her tremendous seal:	И ее огромной печатью свои души пометили:
Whatever Fate may do to them they have earned;	Что бы Судьба им ни сделала, они заслужили;
Something they have done, something they have been, they live.	Они что-то сделали, они чем-то были, они живут.
There Matter is soul's result and not its cause.	Там Материя есть души результат, а не причина.
In a contrary balance to earth's truth of things	В балансе противоположном земной правде вещей
The gross weighs less, the subtle counts for more;	Грубый вес считается меньшим, тонкий - большим;
On inner values hangs the outer plan.	На внутренних ценностях внешний план держится.
As quivers with the thought the expressive word,	Как дрожит выразительное слово мыслью,
As yearns the act with the passion of the soul	Как стремится действие страстью души,
This world's apparent sensible design	Так этого мира очевидная ощутимая цель
Looks vibrant back to some interior might.	Оглядывается, вибрируя, на некую внутреннюю мощь.
A Mind not limited by external sense	Разум, внешним смыслом не ограниченный,
Gave figures to the spirit's imponderables,	Дал фигуры неосязаемостям духа,
The world's impacts without channels registered	Импульсы мира, от каналов свободные, регистрировали
And turned into the body's concrete thrill	И превращали в трепет тела конкретный
The vivid workings of a bodiless Force;	Бестелесной Силы живые работы;
Powers here subliminal that act unseen	Сублиминальны здесь силы, тот акт невидим,
Or in ambush crouch waiting behind the wall	Или, в засаде за стеной ожидающие,
Came out in front uncovering their face.	Выходили вперед, свой лик обнаруживая.
The occult grew there overt, the obvious kept	Становилось явным оккультное, очевидность хранила
A covert turn and shouldered the unknown;	Тайный поворот и несла на своих плечах неизвестное;
The unseen was felt and jostled visible shapes.	Незримое ощущалось и толкало зримые формы.
In the communion of two meeting minds	В общении двух встречающихся разумов
Thought looked at thought and had no need of speech;	Мысль глядела на мысль и не нуждалась в речи;
Emotion clasped emotion in two hearts,	Эмоция в двух сердцах сжимала эмоцию,
They felt each other's thrill in the flesh and nerves	Они ощущали трепет друг друга во плоти и нервах
Or melted each in each and grew immense	Или сплавлялись друг с другом, становясь необъятными,
As when two houses burn and fire joins fire:	Как когда два дома пылают и соединяется с огнем огонь:
Hate grappled hate and love broke in on love,	Ненависть хватает ненависть и врывается к любви любовь,
Will wrestled with will on mind's invisible ground;	Воля борется с волей на ума невидимой почве;
Others' sensations passing through like waves	Чувства других, проходящие словно волны,
Left quivering the subtle body's frame,	Каркас тонкого тела оставляют дрожащим,
Their anger rushed galloping in brute attack,	Их гнев бросается галопом в атаку животную,
A charge of trampling hooves on shaken soil;	Бремя копыт топчущих на сотрясаемой почве;
One felt another's grief invade the breast,	Один ощущает горе другого, в его грудь вторгающееся,
Another's joy exulting ran through the blood:	Радость другого ликуя бежит через кровь:
Hearts could draw close through distance, voices near	Сердца могут стать близкими на расстоянии, голоса приблизить
That spoke upon the shore of alien seas.	На берегу чужих морей сказанное.
There beat a throb of living interchange:	Там стучит пульс взаимообмена живого:
Being felt being even when afar	Существо чувствует существо даже издали,
And consciousness replied to consciousness.	И сознание отвечает сознанию.
And yet the ultimate oneness was not there.	Но все же, окончательного единства там не было.
There was a separateness of soul from soul:	Там была обособленность души от души:
An inner wall of silence could be built,	Внутренняя стена безмолвия могла быть построена,
An armour of conscious might protect and shield;	Броня сознания могла заслонять и защищать;
The being could be closed in and solitary;	Существо могло быть закрыто и уединенно;
One could remain apart in self, alone.	Можно было оставаться особняком в себе, быть одному.
Identity was not yet nor union's peace.	Идентичности еще не было, ни мира1 единства.
All was imperfect still, half-known, half-done:	Все было еще несовершенным, полузнаемым, полусделанным:
The miracle of Inconscience overpassed,	Превзойдено Несознания чудо,
The miracle of the Superconscient still,	Чудо Суперсознания еще,
Unknown, self-wrapped, unfelt, unknowable,	Неведомое, самоукутанное, неощутимое, непостижимое,
Looked down on them, origin of all they were.	Смотрело на них, источник всего, чем они были.
As forms they came of the formless Infinite,	Как формы бесформенной Бесконечности они приходили,
As names lived of a nameless Eternity.	Жили как имена безымянной Вечности.
The beginning and the end were there occult;	Начало и конец там были оккультными;
A middle term worked unexplained, abrupt:	Середина работала, необъяснимая, обособленная:
They were words that spoke to a vast wordless Truth,	Они были словами, что бессловесной Истине говорили обширной,
They were figures crowding an unfinished sum.	Они были фигурами, наполняющими толпами незавершенную сумму.
None truly knew himself or knew the world	Никто доподлинно не знал себя и не знал мира
Or the Reality living there enshrined:	или Реальности, живущей там и хранимой:
Only they knew what Mind could take and build	Они лишь знали, что мог взять и построить Ум
Out of the secret Supermind's huge store.	Из обширного запаса Суперразума тайного.
A darkness under them, a bright Void above,	Тьма под ними, Пустота светлая свыше,
Uncertain they lived in a great climbing Space;	Неуверенные, они жили в поднимающемся великом Пространстве;
By mysteries they explained a Mystery,	Мистериями объясняли они Мистерию,
A riddling answer met the riddle of things.	Загадочным ответом встречали загадку вещей.
As he moved in this ether of ambiguous life,	По мере того, как он двигался в этом эфире сомнительной жизни,
Himself was soon a riddle to himself;	Он сам для себя стал скоро загадкой;
As symbols he saw all and sought their sense.	Как символы он видел все и их искал смысл.
Across the leaping springs of death and birth	Через прыгающие родники рождения и смерти
And over shifting borders of soul-change,	И над переменчивыми границами изменения души
A hunter on the spirit's creative track,	Охотник на пути созидательном духа,
He followed in life's fine and mighty trails	Он шел по жизни прекрасным и могучим следам,
Pursuing her sealed formidable delight	Преследуя ее запечатанный грозный восторг
In a perilous adventure without close.	В нескончаемой авантюре опасной.
At first no aim appeared in those large steps:	Сперва никакой цели в тех широких шагах не было видно:
Only the wide source he saw of all things here	Он видел лишь обширный источник всех вещей здесь,
Looking towards a wider source beyond.	Глядящий в сторону источника более широкого в запредельное.
For as she drew away from earthly lines,	Ибо по мере того, как она удалялась от земных линий,
A tenser drag was felt from the Unknown,	Более напряженная тяга ощущалась из Неизвестного,
A higher context of delivering thought	Более высокий контекст освобождающей мысли
Drove her towards marvel and discovery;	Влек ее к обнаружению и чуду;
There came a high release from pettier cares,	Туда пришло большее освобождение от пустяковых забот,
A mightier image of desire and hope,	Желания и надежды образ более могучий,
A vaster formula, a greater scene.	Более широкая формула, более великая сцена.
Ever she circled towards some far-off Light:	Она постоянно кружилась, приближаясь к какому-то далекому Свету:
Her signs still covered more than they revealed;	Ее следы пока еще больше скрывали, чем обнаруживали;
But tied to some immediate sight and will	Но, привязанные к каким-то конкретным воле и зрению,
They lost their purport in the joy of use,	Они свой смысл в радости использования утрачивали,
Till stripped of their infinite meaning they became	До тех пор, пока не обнажился их смысл бесконечный, они оставались
A cipher gleaming with unreal sense.	Шифром, мерцающим нереальным значением.
Armed with a magical and haunted bow	Вооруженная магическим часто используемым луком,
She aimed at a target kept invisible	Она метила в цель, что оставалась невидимой
And ever deemed remote though always near.	И всегда считалась далекой, всегда будучи близкой.
As one who spells illumined characters,	Как тот, кто пишет освещенные буквы,
The key-book of a crabbed magician text,	Указатель к неразборчивому магическому тексту,
He scanned her subtle tangled weird designs	Он разглядывал ее запутанные судьбоносные намерения тонкие
And the screened difficult theorem of her clues,	И сокрытую трудную теорему ее ключей,
Traced in the monstrous sands of desert Time	Прослеживал в чудовищных песках пустынного Времени
The thread beginnings of her titan works,	Нить начал ее работ титанических,
Watched her charade of action for some hint,	Наблюдал за ее шарадой действий в ожидании намека какого-то,
Read the N(-gestures of her silhouettes,	Читал отрицательные жесты ее силуэтов,
And strove to capture in their burdened drift	И старался ухватить в их нагруженном дрейфе
The dance-fantasia of her sequences	Танец-фантазию ее последовательностей,
Escaping into rhythmic mystery,	Убегающих в мистерию ритмичную,
A glimmer of fugitive feet on fleeing soil.	Мелькание ног, мчащихся по бегущей земле.
In the labyrinth pattern of her thoughts and hopes	В лабиринте-образчике ее мыслей и чаяний,
And the byways of her intimate desires,	По окольным дорожкам ее сокровенных желаний,
In the complex corners crowded with her dreams	В сложных углах, переполненных ее грезами,
And rounds crossed by an intrigue of irrelevant rounds,	И кругах, пересекаемых интригой не относящихся к делу окружностей,
A wanderer straying amid fugitive scenes,	Скиталиц, блуждающий среди сцен мимолетных,
He lost its signs and chased each failing guess.	Он потерял мистерии той знаки и преследовал любое предположение малое.
Ever he met key-words, ignorant of their key.	Он постоянно встречал ключевые слова, что своего не знали ключа.
A sun that dazzled its own eye of sight,	Солнце, что слепило свой собственный видящий глаз,
A luminous enigma's brilliant hood	Сверкающий капюшон светлой загадки,
Lit the dense purple barrier of thought's sky:	Освещал плотный пурпурный барьер неба мысли:
A dim large trance showed to the night her stars.	Смутный огромный транс показывал ночи ее звезды.
As if sitting near an open window's gap,	Словно сидя близко к бреши окна,
He read by lightning-flash on crowding flash	Он читал сверканием молнии в переполненной вспышке
Chapters of her metaphysical romance	Главы ее метафизического романса
Of the soul's search for lost Reality	Поиска утраченной Реальности душою
And her fictions drawn from spirit's authentic fact,	И ее беллетристику, на достоверном факте духа написанную,
Her caprices and conceits and meanings locked,	Ее капризы, ее причудливые образы и значения спрятанные,
Her rash unseizable freaks and mysteried turns.	Ее стремительные неуловимые причуды и повороты мистические.
The magnificent wrappings of her secrecy	Эти пышные одеяния ее тайны,
That fold her desirable body out of sight,	Что скрывают своими складками ее тело от зрения,
The strange significant forms woven on her robe,	Странные многозначительные формы, вытканные на ее платье,
Her meaningful outlines of the souls of things	Ее полные значения очертания душ вещей
He saw, her false transparencies of thought-hue,	Видел он, ее фальшивые прозрачности оттенка мысли,
Her rich brocades with imaged fancies sewn	Ее богатые парчи с вышитыми фантазиями
And mutable masks and broideries of disguise.	И меняющиеся маски и кружева маскировки.
A thousand baffling faces of the Truth	Тысяча ставящих в тупик ликов Истины
Looked at him from her forms with unknown eyes	На него из ее форм незнакомыми глазами глядели
And wordless mouths unrecognisable,	И неузнаваемые рты бессловесные
Spoke from the figures of her masquerade,	Говорили с лиц фигур ее маскарада,
Or peered from the recondite magnificence	Или из пышности непонятной проглядывало
And subtle splendour of her draperies.	Тонкое великолепие ее драпировок.
In sudden scintillations of the Unknown,	Во внезапных мерцаниях Неведомого
Inexpressive sounds became veridical,	Невыразимые звуки становились правдивыми,
Ideas that seemed unmeaning flashed out truth;	Идеи, что казались бессмысленными, сверкали истиной;
Voices that came from unseen waiting worlds	Голоса, что приходили из незримых ждущих миров,
Uttered the syllables of the Unmanifest	Провозглашали слоги Непроявленного,
To clothe the body of the mystic Word,	Чтобы облечь тело мистичного Слова,
And wizard diagrams of the occult Law	И колдовские диаграммы Закона оккультного
Sealed some precise unreadable harmony,	Ставили печать некой нечитаемой точной гармонии,
Or used hue and figure to reconstitute	Или использовали оттенок и фигуру, чтобы воссоздать
The herald blazon of Time's secret things.	Геральдический герб вещей тайных Времени.
In her green wildernesses and lurking depths,	В ее пущах зеленых и глубинах таящихся,
In her thickets of joy where danger clasps delight,	В ее чащах Радости, где опасность обнимает восторг,
He glimpsed the hidden wings of her songster hopes,	Он замечал ее певцов надежд скрытые крылья,
A glimmer of blue and gold and scarlet fire.	Проблеск голубого, зеленого и алого пламени.
In her covert lanes, bordering her chance field-paths	На ее потаенных дорожках, окаймляющих ее случайные поля-дороги,
And by her singing rivulets and calm lakes	И в поющих ею ручьях и спокойных озерах
He found the glow of her golden fruits of bliss	Он находил румянец ее золотых плодов блаженства
And the beauty of her flowers of dream and muse.	И красоту ее цветов грезы и думы.
As if a miracle of heart's change by joy	Словно чудо изменения сердца радостью
He watched in the alchemist radiance of her suns	Он наблюдал в сиянии ее солнц алхимическом
The crimson outburst of one secular flower	Темно-красную вспышку одного цветущего раз в сто лет цветка
On the tree-of-sacrifice of spiritual love.	На дереве жертвоприношения духовной любви.
In the sleepy splendour of her noons he saw,	В сонном восторге ее полдней он видел
A perpetual repetition through the hours,	Повторяющийся в часах нескончаемо
Thought's dance of dragonflies on mystery's stream	Мысли танец стрекозий на мистерии потоке,
That skim but never test its murmurs' race,	Что мчался, но никогда не измерял своего журчания скорость,
And heard the laughter of her rose desires	И слышал смех ее розы желаний,
Running as if to escape from longed-for hands,	Бегущий, словно чтобы спастись от страстно протянутых рук,
Jingling sweet anklet-bells of fantasy.	Звеня сладко колокольчиками ножных браслетов фантазии.
Amidst live symbols of her occult power	Живя посреди символов ее силы оккультной,
He moved and felt them as close real forms:	Он двигался и чувствовал их как близкие реальные формы:
In that life more concrete than the lives of men	В той жизни более конкретные, чем жизни людей,
Throbbed heart-beats of the hidden reality:	Стучал пульс скрытой реальности:
Embodied was there what we but think and feel,	Воплощенным там было то, что мы только мыслим и чувствуем,
Self-framed what here takes outward borrowed shapes.	Самообрамлено то, что здесь принимает заимствованные внешние формы.
A comrade of Silence on her austere heights	Друг Тишины на ее суровых высотах,
Accepted by her mighty loneliness,	Ее уединенностью могучим допущенный,
He stood with her on meditating peaks	Он стоял с нею на медитирующих пиках,
Where life and being are a sacrament	Где жизнь и бытие были таинством,
Offered to the Reality beyond,	Предлагаемым запредельной Реальности,
And saw her loose into infinity	И видел ее, выпускающую в бесконечность
Her hooded eagles of significance,	Ее хохлатых орлов значения глубокого,
Messengers of Thought to the Unknowable.	Посланцев Мысли к Немыслимому.
Identified in soul-vision and soul-sense,	Идентифицированный в видении души и чувстве душевном,
Entering into her depths as into a house,	Входящий в ее глубины как в дом,
All he became that she was or longed to be,	Он становился всем, чем она была или быть стремилась,
He thought with her thoughts and journeyed with her steps,	Он думал ее мыслями и шагами ее путешествовал,
Lived with her breath and scanned all with her eyes	Жил ее дыханием и все ее глазами рассматривал,
That so he might learn the secret of her soul.	Чтоб суметь секрет ее души изучить.
A witness overmastered by his scene,	Свидетель, сценой своей покоренный,
He admired her splendid front of pomp and play	Он восхищался ее великолепным фасадом игры и пышности
And the marvels of her rich and delicate craft,	И чудес ее деликатного искусства богатого,
And thrilled to the insistence of her cry;	И трепетал на ее крика настойчивость;
Impassioned he bore the sorceries of her might,	Охваченный страстью, он ощущал колдовства ее мощи,
Felt laid on him her abrupt mysterious will,	Чувствовал положенную на него ее твердую мистичную волю,
Her hands that knead fate in their violent grasp,	Ее руки, что месили судьбу в своем неистовом сжатии,
Her touch that moves, her powers that seize and drive.	Ее касание, что движет, ее силы, что овладевают и правят.
But this too he saw, her soul that wept within,	Но это тоже он видел, ее душу, что рыдала внутри,
Her seekings vain that clutch at fleeing truth,	Ее тщетные поиски, что хватали бегущую правду,
Her hopes whose sombre gaze mates with despair,	Ее надежды, чей мрачный взгляд берет в супруги отчаяние,
The passion that possessed her longing limbs,	Страсть, что владела ее томящимися членами,
The trouble and rapture of her yearning breasts,	Ее тоскующих грудей восторг и волнение,
Her mind that toils unsatisfied with its fruits,	Ее ум, что тяжко трудится, неудовлетворенный своими плодами,
Her heart that captures not the one Beloved.	Ее сердце, что единственного захватить не может Возлюбленного.
Always he met a veiled and seeking Force,	Он все время встречал завуалированную и ищущую Силу,
An exiled goddess building mimic heavens,	Сосланную Богиню, строящую небеса подражательные,
A Sphinx whose eyes look up to a hidden Sun.	Сфинкса, чьи глаза смотрели вверх на скрытое Солнце.
Ever he felt near a spirit in her forms:	Постоянно он чувствовал близко дух в ее формах:
Its passive presence was her nature's strength;	Его страстное присутствие природы ее было силой;
This sole is real in apparent things,	Он единственный реален во внешних вещах,
Even upon earth the spirit is life's key,	Даже на земле дух есть ключ к жизни,
But her solid outsides nowhere bear its trace.	Но ее твердые наружности не носили нигде его след.
Its stamp on her acts is undiscoverable.	Его штамп на ее действиях обнаружен не мог быть.
A pathos of lost heights is its appeal.	Пафос утраченных высот его есть призыв.
Only sometimes is caught a shadowy line	Лишь иногда улавливается тенистая линия,
That seems a hint of veiled reality.	Что выглядит завуалированной реальности намеком.
Life stared at him with vague confused outlines	Жизнь смотрела на него неясными очертаниями путанными,
Offering a picture the eyes could not keep,	Предлагая картину, которую глаза сохранить не могут,
A story that was yet not written there.	Историю, там еще не написанную.
As in a fragmentary half-lost design	Словно во фрагментарном намерении полуутраченном
Life's meanings fled from the pursuing eye.	Значения жизни бежали от преследующего глаза.
Life's visage hides life's real self from sight;	Лик жизни прятал жизни реальную самость от зрения;
Life's secret sense is written within, above.	Тайный смысл жизни записан внутри, свыше.
The thought that gives it sense lives far beyond;	Мысль, что ей дает смысл, живет далеко в запредельном;
It is not seen in its half-finished design.	Ее не видно в ее полузавершенном проекте.
In vain we hope to read the baffling signs	Мы тщетно надеемся прочитать в тупик ставящие знаки
Or find the word of the half-played charade.	Или найти слово шарады наполовину разгаданной.
Only in that greater life a cryptic thought	Только в той более великой жизни загадочная мысль
Is found, is hinted some interpreting word	Обнаруживается, на нее намекает некое интерпретирующее слово,
That makes the earth-myth a tale intelligible.	Что делает земной миф понятной историей.
Something was seen at last that looked like truth.	Что-то, наконец, было видно, что истиной выглядело.
In a half-lit air of hazardous mystery	В полуосвещенном воздухе мистерии опасной
The eye that looks at the dark half of truth	Глаз, что глядит на половину темную истины,
Made out an image mid a vivid blur	Различил образ среди живого пятна,
And peering through a mist of subtle tints	И, всматриваясь сквозь туман тонких оттенков,
He saw a half-blind chained divinity	Полуслепое скованное божество он увидел,
Bewildered by the world in which he moved,	Сбитое с толку миром, в котором оно двигалось,
Yet conscious of some light prompting his soul.	Но осознающее некий свет, побуждающий его душу.
Attracted to strange far-off shimmerings,	Привлеченный к странным далеким мерцаниям,
Led by the fluting of a distant Player	Ведомый игрою на флейте Игрока отдаленного,
He sought his way amid life's laughter and call	Тот бог искал свой путь среди смеха и зова жизни
And the index chaos of her myriad steps	И указующего хаоса ее мириада шагов
Towards some total deep infinitude.	К глубокой тотальной бесконечности некой.
Around crowded the forest of her signs:	Вокруг толпился лес ее знаков:
At hazard he read by arrow-leaps of Thought	Наугад он читал прыжками-стрелами Мысли,
That hit the mark by guess or luminous chance,	Что попадают в цель предположением или светлой случайностью,
Her changing coloured road-lights of idea	Ее изменчивые цветные дорожные огни идеи
And her signals of uncertain swift event,	И ее сигналы неопределенного события быстрого,
The hieroglyphs of her symbol pageantries	Иероглифы ее пышных символических зрелищ
And her landmarks in the tangled paths of Time.	И ее межевые отметки в путях запутанных Времени.
In her mazes of approach and of retreat	В ее лабиринтах приближения и отступления
To every side she draws him and repels,	К каждой стороне она притягивает его и отталкивает,
But drawn too near escapes from his embrace;	Но притянутое слишком близко из его объятий бежит;
All ways she leads him but no way is sure.	Всеми дорогами она ведет его, но ни одна не верна.
Allured by the many-toned marvel of her chant,	Заманиваемый многоголосым чудом ее песнопения,
Attracted by the witchcraft of her moods	Влекомый чародейством ее настроений
And moved by her casual touch to joy and grief,	И движимый ее случайным касанием к горю и радости,
He loses himself in her but wins her not.	Он теряет себя в ней, но ее не выигрывает.
A fugitive paradise smiles at him from her eyes:	Ускользающий парадиз ему из ее глаз улыбается:
He dreams of her beauty made for ever his,	Он грезит о ее красоте, ставшей вовеки его,
He dreams of his mastery her limbs shall bear,	Он мечтает о том, что ее члены будут терпеть его власть,
He dreams of the magic of her breasts of bliss.	О магии ее грудей блаженства он грезит.
In her illumined script, her fanciful	В ее освещенном почерке, ее причудливом
Translation of God's pure original text,	Переводе чистого оригинального текста Бога,
He thinks to read the Scripture Wonderful,	Он думает прочитать Писание Чудесное,
Hieratic key to unknown beatitudes.	Иератический2 ключ к неведомым счастьям.
But the Word of Life is hidden in its script,	Но Слово Жизни в ее почерке скрыто,
The chant of Life has lost its divine note.	Песнь Жизни утратила свою ноту божественную.
Unseen, a captive in a house of sound,	Невидимый, пленник в доме звука,
The spirit lost in the splendour of a dream	Дух, потерянный в великолепии грезы,
Listens to a thousand-voiced illusion's ode.	Прислушивается к оде тысячеголосой иллюзии.
A delicate weft of sorcery steals the heart	Деликатная ткань колдовства крадет сердце
Or a fiery magic tints her tones and hues,	Или феерическая магия раскрашивает ее тона и оттенки,
Yet they but wake a thrill of transient grace;	Но, все же, они будят мимолетной милости трепет;
A vagrant march struck by the wanderer Time,	Блуждающий марш, что чеканится скитающимся Временем,
They call to a brief unsatisfied delight	Они зовут к краткому неудовлетворенному восторгу
Or wallow in ravishments of mind and sense,	Или в радостях ума и чувства барахтаются,
But miss the luminous answer of the soul.	Но светлый ответ души упускают.
A blind heart-throb that reaches joy through tears,	Пульс слепой сердца, что через слезы достигает радость,
A yearning towards peaks for ever unreached,	Стремление к пикам, никогда недостигнутым,
An ecstasy of unfulfilled desire	Неосуществленного желания экстаз
Track the last heavenward climbings of her voice.	Отмечали следами последние идущие в небо восхождения ее голоса.
Transmuted are past suffering's memories	Трансмутированы воспоминания страдания прошлого
Into an old sadness's sweet escaping trail:	В сладкий убегающий след старой печали:
Turned are her tears to gems of diamond pain,	Ее слезы превращены в драгоценные камни боли алмазной,
Her sorrow into a magic crown of song.	Ее горе - в венец магический песни.
Brief are her snatches of felicity	Кратки ее мгновения счастья,
That touch the surface, then escape or die:	Что касаются поверхности, затем бегут или умирают:
A lost remembrance echoes in her depths,	Утраченные воспоминания отзываются эхом в ее глубинах,
A deathless longing is hers, a veiled self's call;	Бессмертная страсть - ее, завуалированной самости зов;
A prisoner in the mortal's limiting world,	Пленник в мире ограниченном смертного,
A spirit wounded by life sobs in her breast;	Дух, терзаемый рыданиями жизни в ее груди;
A cherished suffering is her deepest cry.	Лелеемое страдание есть ее крик глубочайший.
A wanderer on forlorn despairing routes,	Скиталец по безнадежным маршрутам,
Along the roads of sound a frustrate voice	По дорогам звука сорванный голос
Forsaken cries to a forgotten bliss.	Покинутый кричит блаженству забытому.
Astray in the echo caverns of Desire,	Блуждающий в отдающих эхом пещерах Желания,
It guards the phantoms of a soul's dead hopes	Он ведет фантомов надежд умерших души
And keeps alive the voice of perished things	И хранит живым голос вещей преходящих
Or lingers upon sweet and errant notes	Или медлит на сладких блуждающих нотах,
Hunting for pleasure in the heart of pain.	В сердце боли охотясь на удовольствие.
A fateful hand has touched the cosmic chords	Судьбоносная рука коснулась космических струн
And the intrusion of a troubled strain	И вторжение тревожного усилия
Covers the inner music's hidden key	Накрывает внутренней музыки спрятанный ключ,
That guides unheard the surface cadences.	Что ведет поверхностные каденции, неслышимый.
Yet is it joy to live and to create	Все же, это - радость жить и творить
And joy to love and labour though all fails,	И радость любить и трудиться, несмотря ни на какие падения,
And joy to seek though all we find deceives	Радость искать, хотя все, что мы находим, обманывает,
And all on which we lean betrays our trust;	И все, на что мы опираемся, предает наше доверие;
Yet something in its depths was worth the pain,	Все же, что то в ее глубинах страдания стоило,
A passionate memory haunts with ecstasy's fire.	Страстная память, посещаемая огнем экстаза.
Even grief has joy hidden beneath its roots:	Даже горе было радостью, под его корнями сокрытой:
For nothing is truly vain the One has made:	Ибо ничего не тщетно полностью, что сделал Один:
In our defeated hearts God's strength survives	В наших потерпевших поражение сердцах сила Бога выживает
And victory's star still lights our desperate road;	И звезда победы еще освещает нашу дорогу отчаянную;
Our death is made a passage to new worlds.	Наша смерть сделана проходом к новым мирам.
This to Life's music gives its anthem swell.	Это дает музыке Жизни ее подъем гимна.
To all she lends the glory of her voice;	Всему она сообщает своего голоса славу;
Heaven's raptures whisper to her heart and pass,	Восторги небес шепчут ее сердцу и проходят,
Earth's transient yearnings cry from her lips and fade.	Скоротечные томления земли кричат с ее губ и увядают.
Alone the God-given hymn escapes her art	Один Богом данный гимн ее искусство спасает,
That came with her from her spiritual home	Что пришел с ней из ее духовного дома,
But stopped half-way and failed, a silent word	Но остановился на полпути и ослаб, безмолвное слово
Awake in some deep pause of waiting worlds,	Бодрствующее в некой глубокой паузе ждущих миров,
A murmur suspended in eternity's hush:	Журчание, повисшее в тишине вечности:
But no breath comes from the supernal peace:	Но никакого дуновения не приходит от мира3 небесного:
A sumptuous interlude occupies the ear	Пышная интерлюдия слухом владеет,
And the heart listens and the soul consents;	И сердце слушает, и душа соглашается;
An evanescent music it repeats	Исчезающую музыку она повторяет,
Wasting on transience Time's eternity.	Расточая на быстротечного Времени вечность.
A tremolo of the voices of the hours	Тремоло голосов часа
Oblivious screens the high intended theme	Рассеяно заслоняет высоко задуманную тему,
The self-embodying spirit came to play	Которую самовоплощенный дух пришел играть
On the vast clavichord of Nature-Force.	На обширных клавикордах Силы Природы.
Only a mighty murmur here and there	Лишь шепот могучий здесь и там
Of the eternal Word, the blissful Voice	Вечного Слова, блаженного Голоса
Or Beauty's touch transfiguring heart and sense,	Или Красоты касания, трансфигурирующего сердце и чувство,
A wandering splendour and a mystic cry,	Блуждающее великолепие и мистический крик,
Recalls the strength and sweetness heard no more.	Призывают вернуться силу и сладость, которых больше не слышно.
Here is the gap, here stops or sinks life's force;	Здесь брешь, здесь останавливается сила жизни иль тонет;
This deficit paupers the magician's skill:	Эта нехватка обедняет искусство волшебника:
This want makes all the rest seem thin and bare.	Эта недостаточность заставляет все казаться тонким и голым.
A half-sight draws the horizon of her acts:	Полувзгляд рисует горизонт ее действий:
Her depths remember what she came to do,	Ее глубины помнят, что она пришла сделать,
But the mind has forgotten or the heart mistakes:	Но забыл ум и ошибается сердце:
In Nature's endless lines is lost the God.	В бесконечных линиях Природы потерян Бог.
In knowledge to sum up omniscience,	Суммировать в знании всезнание,
In action to erect the Omnipotent,	Воздвигнуть Всемогущего в деятельности,
To create her Creator here was her heart's conceit,	Создать ее Творца здесь ее сердца было самонадеянностью,
To invade the cosmic scene with utter God.	Наводнить космическую сцену совершенным Богом.
Toiling to transform the still far Absolute	Трудясь, чтобы еще далекий Абсолют трансформировать
Into an all-fulfilling epiphany,	Во всеосуществляющее богоявление,
Into an utterance of the Ineffable,	В провозглашение Несказанного,
She would bring the glory here of the Absolute's force,	Она приносит сюда славу Абсолютного силы,
Change poise into creation's rhythmic swing,	Меняет баланс в ритмичном взмахе творения,
Marry with a sky of calm a sea of bliss.	С небом покоя венчает море блаженства.
A fire to call eternity into Time,	Огонь, чтобы звать вечность во Время,
Make body's joy as vivid as the soul's,	Делать радость тела такой же живой, как и радость души,
Earth she would lift to neighbourhood with heaven,	Землю она к соседству с небом поднимает,
Labours life to equate with the Supreme	Трудится, чтобы жизнь приравнять ко Всевышнему
And reconcile the Eternal and the Abyss.	И согласовать Пучину и Вечного.
Her pragmatism of the transcendent Truth	Ее прагматизм трансцендентальной Истины
Fills silence with the voices of the gods,	Наполняет тишину голосами богов,
But in the cry the single Voice is lost.	Но в крике один Голос теряется.
For Nature's vision climbs beyond her acts.	Ибо видение Природы за пределы ее действий взбирается.
A life of gods in heaven she sees above,	Жизнь богов в небесах она видит свыше,
A demigod emerging from an ape	Полубог, из обезьяны встающий,
Is all she can in our mortal element.	Есть все, что она может в нашем смертном элементе.
Here the half-god, the half-titan are her peak:	Здесь полубог, полутитан ее вершиной являются:
This greater life wavers twixt earth and sky.	Эта более великая жизнь колеблется между землею и небом.
A poignant paradox pursues her dreams:	Мучительный парадокс ее грезы преследует:
Her hooded energy moves an ignorant world	Ее энергия в капюшоне заставляет неведающий мир
To look for a joy her own strong clasp puts off:	Искать Радость, которую ее собственная сильная хватка отбросила:
In her embrace it cannot turn to its source.	В ее объятиях к своему источнику этот мир повернуться не может.
Immense her power, endless her act's vast drive,	Ее сила огромна, бесконечна ее действия дорога широкая,
Astray is its significance and lost.	Заблудился его смысл и утерялся.
Although she carries in her secret breast	Хотя она несет в своей тайной груди
The law and journeying curve of all things born	Закон и путешествующий изгиб всех рожденных вещей,
Her knowledge partial seems, her purpose small;	Ее знание частичным кажется, ее цель - маленькой;
On a soil of yearning tread her sumptuous hours.	По почве стремления ее роскошные часы ступают.
A leaden Nescience weighs the wings of Thought,	Свинцовое Незнание отягощает крылья Мысли,
Her power oppresses the being with its garbs,	Ее сила угнетает существо своими нарядами,
Her actions prison its immortal gaze.	Ее действия в тюрьму его бессмертный взгляд заточают.
A sense of limit haunts her masteries	Чувство ограниченности часто владения ее посещает
And nowhere is assured content or peace:	И нигде не гарантировано довольство и мир:
For all the depth and beauty of her work	Ибо всей глубине и красоте ее работы
A wisdom lacks that sets the spirit free.	Не достает мудрости, что дух свободным делает.
An old and faded charm had now her face	Старое и поблекшее очарование имеет сейчас ее лик
And palled for him her quick and curious lore;	И от него кутает ее быстрое и странное знание;
His wide soul asked a deeper joy than hers.	Его широкая душа просила более глубокой радости, чем ее.
Out of her daedal lines he sought escape;	Из ее затейливых линий он искал бегства;
But neither gate of horn nor ivory	Но ворот ни из рога, ни из слоновой кости
He found nor postern of spiritual sight,	Не нашел он, ни задней дверцы духовного зрения,
There was no issue from that dreamlike space.	Там не было выхода из этого подобного грезе пространства.
Our being must move eternally through Time;	Наше существо должно двигаться вечно во Времени;
Death helps us not, vain is the hope to cease;	Смерть не помогает нам, тщетна на прекращение надежда;
A secret Will compels us to endure.	Тайная Воля продолжаться нас принуждает.
Our life's repose is in the Infinite;	Нашей жизни отдохновение лежит в Бесконечности;
It cannot end, its end is Life supreme.	Она не может закончиться, ее концом является всевышняя Жизнь.
Death is a passage, not the goal of our walk:	Смерть есть проход, не цель нашей прогулки:
Some ancient deep impulsion labours on:	Какой-то древний глубокий импульс продолжает трудится:
Our souls are dragged as with a hidden leash,	Наши души влекомы словно скрытою сворой,
Carried from birth to birth, from world to world,	Несомы от рождения к рождению, от мира к миру,
Our acts prolong after the body's fall	Наши действия продолжают после спадания тела
The old perpetual journey without pause.	Старое нескончаемое путешествие без перерыва.
No silent peak is found where Time can rest.	Ни один тихий пик не обнаруживается там, где отдохнуть может Время.
This was a magic stream that reached no sea.	Это был магический поток, что не достигал моря.
However far he went, wherever turned,	Как бы далеко он ни шел, куда бы ни поворачивал,
The wheel of works ran with him and outstripped;	Колесо работ бежало за ним и обгоняло;
Always a farther task was left to do.	Всегда оставалась задача последующая, чтобы ее делать.
A beat of action and a cry of search	Удар действия и крик поиска
For ever grew in that unquiet world;	В том беспокойном мире постоянно росли;
A busy murmur filled the heart of Time.	Занятой ропот наполнял сердце Времени.
All was contrivance and unceasing stir.	Все было изобретением и беспрестанным движением.
A hundred ways to live were tried in vain:	Сотни дорог жить пробовались тщетно:
A sameness that assumed a thousand forms	Тождественность, что принимает тысячу форм,
Strove to escape from its long monotone	Старалась бежать от свой монотонности долгой
And made new things that soon were like the old.	И сделать новые вещи, что вскоре оказывались подобными прежним.
A curious decoration lured the eye	Курьезные декорации манили глаз
And novel values furbished ancient themes	И ценности новеллы полировали древние темы,
To cheat the mind with the idea of change.	Чтобы обмануть ум перемены идеей.
A different picture that was still the same	Другая картинка, которая была все той же при этом,
Appeared upon the cosmic vague background.	Появлялась на смутном космическом фоне.
Only another labyrinthine house	Лишь иной лабиринтоподобный дом
Of creatures and their doings and events,	Творений и их дел и событий,
A city of the traffic of bound souls,	Город интенсивного движения связанных душ,
A market of creation and her wares,	Рынок творения и ее товаров,
Was offered to the labouring mind and heart.	Предлагался трудящемуся сердцу и разуму.
A circuit ending where it first began	Кругом, кончающимся там, где впервые он начался,
Is dubbed the forward and eternal march	Является обрубленный идущий вперед вечный марш
Of progress on perfection's unknown road.	Прогресса по неизвестному пути совершенства.
Each final scheme leads to a sequel plan.	Каждая финальная схема ведет к плану дальнейшему.
Yet every new departure seems the last,	Однако каждое новое отправление казалось последним,
Inspired evangel, theory's ultimate peak,	Вдохновленным евангелием, последним пиком теории,
Proclaiming a panacea for all Time's ills	Прокламирующей панацею ото всех горестей Времени
Or carrying thought in its ultimate zenith flight	Или несущею мысль в ее окончательного зенита полете
And trumpeting supreme discovery;	И возвещающей открытие высшее;
Each brief idea, a structure perishable,	Каждая краткая идея, структура непрочная,
Publishes the immortality of its rule,	Публикует бессмертность своего правила,
Its claim to be the perfect form of things,	Свое требование быть совершенной формой вещей,
Truth's last epitome, Time's golden best.	Последний конспект Истины, золотую вершину Времени.
But nothing has been achieved of infinite worth:	Но ничего бесконечной ценности достигнуто не было:
A world made ever anew, never complete,	Мир, всегда создаваемый заново, никогда не завершаемый,
Piled always half-attempts on lost attempts	Постоянно громоздил половинчатые попытки на попытки утраченные
And saw a fragment as the eternal Whole.	И смотрел на фрагменты как на вечное Целое.
In the aimless mounting total of things done	В бесцельность вздымающаяся тотальность вещей сделанных,
Existence seemed a vain necessity's act,	Существование казалось напрасной неизбежности актом,
A wrestle of eternal opposites	Борьбою противоположностей вечных
In a clasped antagonism's close-locked embrace,	В антагонизма тесно сплетенных объятиях,
A play without denouement or idea,	Игрою без развязки или идеи,
A hunger march of lives without a goal,	Голодным маршем жизней без цели,
Or, written on a bare blackboard of Space,	Или, написанной на доске голой Пространства,
A futile and recurring sum of souls,	Бесполезной и повторяющейся суммою душ,
A hope that failed, a light that never shone,	Надеждою падающей, светом, что никогда не сияет,
The labour of an unaccomplished Force	Трудом незаконченной Силы,
Tied to its acts in a dim eternity.	Привязанной к своим действиям в вечности смутной.
There is no end or none can yet be seen:	Там не было конца или ничто еще не могло быть увидено:
Although defeated, life must struggle on;	Хотя побежденная, жизнь должна продолжать делать усилия;
Always she sees a crown she cannot grasp;	Она всегда видит корону, которую не может схватить;
Her eyes are fixed beyond her fallen state.	Ее глаза фиксированы на том, что за пределами ее состояния падшего.
There quivers still within her breast and ours	Еще дрожит в ее и нашей груди
A glory that was once and is no more,	Слава, что когда-то была и которой нет больше,
Or there calls to us from some unfulfilled beyond	Или к нам из некоего неосуществленного запредельного взывает
A greatness yet unreached by the halting world.	Величие, запинающимся миром еще не достигнутое.
In a memory behind our mortal sense	В памяти позади нашего смертного чувства
A dream persists of larger happier air	Греза упорствует более просторного и счастливого воздуха,
Breathing around free hearts of joy and love,	Веющего вокруг свободных сердец радости и любви,
Forgotten by us, immortal in lost Time.	Забытого нами, бессмертного в утраченном Времени.
A ghost of bliss pursues her haunted depths;	Призрак блаженства преследует ее часто посещаемые глубины;
For she remembers still, though now so far,	Ибо она еще помнит, хотя сейчас так далека,
Her realm of golden ease and glad desire	Свое царство золотого покоя и желания довольного
And the beauty and strength and happiness that were hers	И красоту и силу, и счастье, что были ее
In the sweetness of her glowing paradise,	В сладости ее парадиза пылающего,
In her kingdom of immortal ecstasy	В ее царстве экстаза бессмертного
Half-way between God's silence and the Abyss.	На полпути между Пучиной и тишиной Бога.
This knowledge in our hidden parts we keep;	Это знание в наших скрытых частях мы храним;
Awake to a vague mystery's appeal,	Пробудившиеся к некой смутной мистерии призыву,
We meet a deep unseen Reality	Мы встречаем незримую Реальность глубокую,
Far truer than the world's face of present truth:	Куда более истинную, чем мировой лик нынешней истины:
We are chased by a self we cannot now recall	Нас преследует самость, которую мы сейчас не можем вернуть,
And moved by a Spirit we must still become.	И движимы Духом, которым мы должны еще стать.
As one who has lost the kingdom of his soul,	Как тот, кто своей души царство утратил,
We look back to some god-phase of our birth	Мы оглядываемся на некую божественную фазу рождения нашего,
Other than this imperfect creature here	Иную, чем это несовершенное творение здесь,
And hope in this or a diviner world	И еще надеемся в этом или более божественном мире
To recover yet from Heaven's patient guard	Вернуть от терпеливой стражи Небес
What by our mind's forgetfulness we miss,	То, что из-за забывчивости нашего разума мы упускаем,
Our being's natural felicity,	Нашего существа счастье естественное,
Our heart's delight we have exchanged for grief,	Нашего сердца восторг, который мы обменяли на горе,
The body's thrill we bartered for mere pain,	Трепет тела, который мы за простую боль отдали,
The bliss for which our mortal nature yearns	Блаженство, к которому наша смертная природа стремится,
As yearns an obscure moth to blazing Light.	Как смутный мотылек стремится к Свету сияющему.
Our life is a march to a victory never won.	Наша жизнь - это марш к победе, никогда не достигнутой.
This wave of being longing for delight,	Эта волна бытия, по восторгу томящаяся,
This eager turmoil of unsatisfied strengths,	Эта пылкая суматоха неудовлетворенных сил,
These long far files of forward-striving hopes	Эти длинные далекие шеренги вперед устремленных надежд
Lift worshipping eyes to the blue Void called heaven	Поднимают боготворящие глаза к голубой Пустоте, называемой небом,
Looking for the golden Hand that never came,	Глядящие в поисках золотой Руки, что не приходила ни разу,
The advent for which all creation waits,	Прибытия, которого все творение ждет,
The beautiful visage of Eternity	Прекрасного лика Вечного,
That shall appear upon the roads of Time.	Что покажется на дорогах Времени.
Yet still to ourselves we say rekindling faith,	Все же, до сих пор мы себе говорим, оживляя веру:
"Oh, surely one day he shall come to our cry,	"О, несомненно, однажды он придет на наш крик,
One day he shall create our life anew	Однажды он сотворит нашу жизнь заново
And utter the magic formula of peace	И произнесет магическую формулу мира4
And bring perfection to the scheme of things.	И принесет совершенство в схему вещей.
One day he shall descend to life and earth,	Однажды он низойдет в жизнь и смерть,
Leaving the secrecy of the eternal doors,	Покидая тайну вечных дверей,
Into a world that cries to him for help,	В мир, который о помощи взывает к нему,
And bring the truth that sets the spirit free,	И принесет истину, что дух свободным сделает,
The joy that is the baptism of the soul,	Радость, что есть крещение души,
The strength that is the outstretched arm of Love.	Силу, что есть простертые руки Любви.
One day he shall lift his beauty's dreadful veil,	Однажды он поднимет ужасную вуаль своей красоты,
Impose delight on the world's beating heart	Навяжет восторг сердцу мира бьющемуся
And bare his secret body of light and bliss."	И обнажит свое тайное тело блаженства и света."
But now we strain to reach an unknown goal:	Но сейчас мы бьемся достичь неведомой цели:
There is no end of seeking and of birth,	Нет здесь конца рождению и поиску,
There is no end of dying and return;	Здесь нет конца умиранию и возвращению;
The life that wins its aim asks greater aims,	Жизнь, что достигает своей цели, просит целей более великих,
The life that fails and dies must live again;	Жизнь, что не достигла и умерла, должна жить снова;
Till it has found itself it cannot cease.	Пока она не найдет себя, она прекратиться не может.
All must be done for which life and death were made.	Все должно быть сделано, ради чего жизнь и смерть были сделаны.
But who shall say that even then is rest?	Но кто скажет, что даже после этого отдых наступит?
Or there repose and action are the same	Или там отдых и действие являются тем же
In the deep breast of God's supreme delight.	В глубокой груди всевышнего восторга Бога.
In a high state where ignorance is no more,	В высоком состоянии, где нет больше неведения,
Each movement is a wave of peace and bliss,	Каждый момент есть волна блаженства и мира,
Repose God's motionless creative force,	Отдых - Бога созидательная неподвижная сила,
Action a ripple in the Infinite	Деятельность - рябь в Бесконечном,
And birth a gesture of Eternity.	И рождение - Вечности жест.
A sun of transfiguration still can shine	Солнце трансфигурации еще может сиять
And Night can bare its core of mystic light;	И Ночь может обнажить свое ядро мистического света;
The self-cancelling, self-afflicting paradox	Самоаннулирующийся, несущий самому себе страдания парадокс
Into a self-luminous mystery might change,	Может в самосветящуюся мистерию превратиться,
The imbroglio into a joyful miracle.	Путаница - в полное радости чудо.
Then God could be visible here, here take a shape;	Тогда Бог может быть видим здесь, здесь принять форму;
Disclosed would be the spirit's identity;	Идентичность духа обнажена будет;
Life would reveal her true immortal face.	Жизнь откроет свой бессмертный истинный лик.
But now a termless labour is her fate:	Но сейчас безграничный труд ее есть удел:
In its recurrent decimal of events	В его повторяющейся десятичной событий
Birth, death are a ceaseless iteration's points;	Рождение и смерть являются непрестанного повторения точками;
The old question-mark margins each finished page,	Старым знаком вопроса, стоящим в конце каждой страницы законченной,
Each volume of her effort's history.	В каждом томе ее усилия истории.
A limping Yes through the aeons journeys still	Хромое Да через эпохи все еще путешествует,
Accompanied by an eternal No.	Сопровождаемое вечным Нет.
All seems in vain, yet endless is the game.	Все выглядит тщетным, однако игра нескончаема.
Impassive turns the ever-circling Wheel,	Бесстрастное вечно кружащее Колесо поворачивается,
Life has no issue, death brings no release.	Жизнь не имеет исхода, не приносит смерть избавления.
A prisoner of itself the being lives	Свой пленник, живет существо
And keeps its futile immortality;	И хранит свое бессмертие тщетное;
Extinction is denied, its sole escape.	Угасание отвергается, его единственный способ побега.
An error of the gods has made the world.	Ошибка богов сделала мир.
Or indifferent the Eternal watches Time.	Или равнодушный Вечный смотрит на Время.
End of Canto Six	Конец песни шестой

Оглавление сервера по Интегральной Йоге