Шри Ауробиндо, "Савитри: Легенда и Символ"

Книга Вторая

Sri Aurobindo, "Savitri: a Legend and a Symbol"

Book Two

Canto X	Песнь десятая
THE KINGDOMS AND GODHEADS OF THE LITTLE MIND	Царства и Божества маленького Разума
This too must now be overpassed and left,	Это тоже должно было быть пройдено и оставлено,
As all must be until the Highest is gained	Как и все, пока не будет достигнут Высший,
In whom the world and self grow true and one:	В котором мир и самость истинными и едиными станут:
Till that is reached our journeying cannot cease.	Пока То не достигнуто, наше путешествие прекратиться не может.
Always a nameless goal beckons beyond,	Всегда безымянная цель манит за пределы,
Always ascends the zigzag of the gods	Всегда зигзаг восходит богов
And upward points the spirit's climbing Fire.	И вверх указует Огонь духа взбирающийся.
This breath of hundred-hued felicity	Это дыхание многокрасочного счастья
And its pure heightened figure of Time's joy,	И его чистая возвышенная фигура радости Времени,
Tossed upon waves of flawless happiness,	Раскачиваемая на волнах безупречного счастья,
Hammered into single beats of ecstasy,	Вколачиваемая в одинокие удары экстаза,
This fraction of the spirit's integer	Это дробление целостности духа,
Caught into a passionate greatness of extremes,	Разбиваемого на страстное величие крайностей,
This limited being lifted to zenith bliss,	Это ограниченное бытие, поднятое до зенита блаженства,
Happy to enjoy one touch of things supreme,	Счастье наслаждаться одним касанием высших вещей,
Packed into its sealed small infinity,	Упакованное в свою запечатанную маленькую бесконечность,
Its endless time-made world outfacing Time,	Его бесконечный во времени созданный мир, смущающий Время,
A little output of God's vast delight.	Малая толика обширного восторга Бога.
The moments stretched towards the eternal Now,	Мгновения тянулись к вечному Ныне,
The hours discovered immortality,	Часы обнаруживали бессмертие,
But, satisfied with their sublime contents,	Но, удовлетворенные своими величественным содержимым,
On peaks they ceased whose tops half-way to heaven	Они прекращались на пиках, чьи вершины на полпути к Небу
Pointed to an apex they could never mount,	Указуют на выси, на которые никогда не взбираются,
To a grandeur in whose air they could not live.	На грандиозность, в чьем воздухе они жить не могут.
Inviting to their high and exquisite sphere,	Приглашая к своим высотам и совершенной сфере,
To their secure and fine extremities	К своим надежным и прекрасным крайностям
This creature who hugs his limits to feel safe,	Это создание, которое обнимает свои границы, чтобы ощущать безопасность,
These heights declined a greater adventure's call.	Эти высоты отклоняли зов авантюры более высокой.
A glory and sweetness of satisfied desire	Удовлетворенного желания слава и сладость
Tied up the spirit to golden posts of bliss.	Привязывали дух к золотым станциям почтовым блаженства.
It could not house the wideness of a soul	Это не могло поселить ширь души,
Which needed all infinity for its home.	Которая для своего дома нуждается во всей бесконечности.
A memory soft as grass and faint as sleep,	Память, как трава мягкая и как сон обморочная,
The beauty and call receding sank behind	Красота и зов, отступая, позади погрузились,
Like a sweet song heard fading far away	Как сладкая песня, вдали замирающая
Upon the long high road to Timelessness.	На долгой высокой дороге к Безвременью.
Above was an ardent white tranquillity.	Свыше было пылкое спокойствие белое.
A musing spirit looked out on the worlds	Размышляющий дух выглядывал на миры,
And like a brilliant clambering of skies	И, как бриллиантовое восхождение небес,
Passing through clarity to an unseen Light	Проходящих через чистоту к незримому Свету,
Large lucent realms of Mind from stillness shone.	Обширные светлые царства Разума неподвижно сияли.
But first he met a silver-grey expanse	Но сначала он встретил протяженности серебряно-серые,
Where Day and Night had wedded and were one:	Где День и Ночь сочетались браком и были едины:
It was a tract of dim and shifting rays	Это был тракт тусклых лучей изменяющихся,
Parting Life's sentient flow from Thought's self-poise.	Отделяющих поток чувственный Жизни от саморавновесия Мысли.
A coalition of uncertainties	Коалиция неопределенностей
There exercised uneasy government	Правление осуществляла нелегкое
On a ground reserved for doubt and reasoned guess,	На земле, сберегаемой для сомнения и предположения резона,
A rendezvous of Knowledge with Ignorance.	Рандеву Знания с Неведением.
At its low extremity held difficult sway	На своей оконечности нижней с трудом удерживал власть
A mind that hardly saw and slowly found;	Разум, что едва видел и находил медленно;
Its nature to our earthly nature close	Его природа к нашей земной природе близка
And kin to our precarious mortal thought	И нашим ненадежным смертным родственна мыслям,
That looks from soil to sky and sky to soil	Что глядят с земли на небо и с неба на землю,
But knows not the below nor the beyond,	Но не знают ни того, что внизу, ни запредельного,
It only sensed itself and outward things.	Он лишь ощущает себя и внешние вещи.
This was the first means of our slow ascent	Это было первым средством нашего восхождения медленного
From the half-conscience of the animal soul	Из полусознания животной души,
Living in a crowded press of shape-events	Живущей в толпящемся прессе форм и событий
In a realm it cannot understand nor change:	В царстве, которое она не могла ни понимать, ни изменить;
Only it sees and acts in a given scene	Она лишь смотрит и действует на данной сцене
And feels and joys and sorrows for a while.	И чувствует, и радуется, и горюет пока.
The ideas that drive the obscure embodied spirit	Идеи, что правят воплощенным духом неясным
Along the roads of suffering and desire	По дорогам страдания и желания
In a world that struggles to discover Truth,	В мире, что бьется открыть Истину,
Found here their power to be and Nature-Force,	Находили здесь свою силу быть и силу Природы.
Here are devised the forms of an ignorant life	Здесь изобретаются формы жизни невежественной,
That sees the empiric fact as settled law,	Что видит эмпирический факт как закон установленный,
Labours for the hour and not for eternity	Трудится ради бесплодного часа, не ради вечности,
And trades its gains to meet the moment's call:	И торгует своими достижениями, чтобы встретить мгновения зов:
The slow process of a material mind -	Медленный процесс материального разума,
Which serves the body it should rule and use	Который служит телу, которым он должен править и пользоваться,
And needs to lean upon an erring sense,	И нуждается в том, чтобы опираться на ошибающееся чувство,
Was born in that luminous obscurity.	Был рожден в той светлой неясности.
Advancing tardily from a limping start,	Продвигающаяся медленно от старта хромого,
Crutching hypothesis upon argument,	Ковыляющая гипотеза на костылях аргумента,
Throning its theories as certitudes,	Возводящая на трон свои теории как несомненные вещи,
It reasons from the half-known to the unknown,	Он рассуждает, из полузнания к неизвестному следуя,
Ever constructing its frail house of thought,	Всегда конструируя свой хрупкий дом мысли,
Ever undoing the web that it has spun.	Всегда ломая свою паутину, которую он спрял.
A twilight sage whose shadow seems to him Self,	Сумеречный мудрец, чья тень ему самостью кажется,
Moving from minute to brief minute lives;	Двигаясь от минуты к краткой минуте, живет;
A king dependent on his satellites	Царь, подчиненный его сателлитами,
Signs the decrees of ignorant ministers,	Подписывает декреты министров невежественных,
A judge in half-possession of his proofs,	Судья, своими доказательствами наполовину владеющий,
A voice clamant of uncertainty's postulates	Крикливый глас постулатов неопределенности,
An architect of knowledge, not its source.	Архитектура знания, не источник его.
This powerful bondslave of his instruments	Этот полный сил раб своих инструментов
Thinks his low station Nature's highest top,	Считает свое состояние низкое высочайшей вершиной Природы,
Oblivious of his share in all things made	Забывая о своей доле во всех вещах сотворенных,
And haughtily humble in his own conceit	Высокомерно скромный в своем самомнении собственном,
Believes himself a spawn of Matter's mud	Считает себя порождением грязи Природы
And takes his own creations for his cause.	И принимает свои собственные творения за причину свою.
To eternal light and knowledge meant to rise,	Предназначенный подниматься к вечному свету и знанию,
Up from man's bare beginning is our climb;	Вверх из голого начала человека идет наш подъем;
Out of earth's heavy smallness we must break,	Из тяжелой малости земли мы должны вырваться,
We must search our nature with spiritual fire:	Мы должны обыскать свою природу с духовным огнем:
An insect crawl preludes our glorious flight;	Насекомое ползание нашему славному полету служит прелюдией;
Our human state cradles the future god,	Наше человеческое состояние баюкает грядущего бога,
Our mortal frailty an immortal force.	Наша смертная хрупкость - силу бессмертную.
At the glow-worm top of these pale glimmer-realms	На светлячке-вершине этих бледных мерцающих царств,
Where dawn-sheen gambolled with the native dusk	Где блеск рассвета с врожденными сумерками прыгал
And helped the Day to grow and Night to fail,	И помогал расти Дню и слабеть Ночи,
Escaping over a wide and shimmering bridge,	По широкому мерцающему мосту убегая,
He came into a realm of early Light	Он вошел в царство раннего Света
And the regency of a half-risen sun.	И регентство наполовину вставшего солнца.
Out of its rays our mind's full orb was born.	Из его лучей полная орбита нашего разума была рождена.
Appointed by the Spirit of the Worlds	Получивший назначение от Духа Миров
To mediate with the unknowing depths,	С неведающими глубинами медитировать
A prototypal deft Intelligence	Служащий прототипом искусный Ум
Half-poised on equal wings of thought and doubt	Наполовину уравновешен на равных крыльях сомнения и мысли,
Toiled ceaselessly twixt being's hidden ends.	Ограничен постоянно между бытия оконечностями скрытыми.
A Secrecy breathed in life's moving act;	Тайна дышала в движущемся действии жизни;
A covert nurse of Nature's miracles,	Скрытая кормилица Природы чудес,
It shaped life's wonders out of Matter's mud:	Он формирует дива жизни из грязи Природы:
It cut the pattern of the shapes of things,	Он вырезает форм вещей образцы,
It pitched mind's tent in the vague ignorant Vast.	Он разбивает палатки разума в смутной Шири невежественной.
A master Magician of measure and device	Мерила и изобретения Мастер-Маг
Has made an eternity from recurring forms	Из повторяющихся форм сделал вечность
And to the wandering spectator thought	И скитающемуся зрителю-мысли
Assigned a seat on the inconscient stage.	Назначил сидение на несознательной сцене.
On earth by the will of this Arch-Intelligence	На землю волей этого Архиума
A bodiless energy put on Matter's robe;	Бестелесная энергия надела платье Материи;
Proton and photon served the imager Eye	Протон и фотон изобретающему Глазу служили,
To change things subtle into a physical world	Чтобы превратить тонкие вещи в физический мир,
And the invisible appeared as shape	И незримое показалось как форма,
And the impalpable was felt as mass:	И неосязаемое ощутилось как масса:
Magic of percept joined with concept's art	Магия перцепции объединилась с искусством концепции
And lent to each object an interpreting name:	И каждому объекту интерпретирующее имя одалживала:
Idea was disguised in a body's artistry,	Идея была замаскирована в артистичности тела,
And by a strange atomic law's mystique	И странного атомного закона мистерией
A frame was made in which the sense would put	Каркас был сделан, в который чувство могло положить
Its symbol picture of the universe.	Свою символичную картину вселенной.
Even a greater miracle was done.	Даже более великое было сделано чудо.
The mediating light linked body's power,	Посредничающий свет соединил силу тела,
The sleep and dreaming of the tree and plant,	Спячку и сны растения и дерева,
The animal's vibrant sense, the thought in man,	Вибрирующее чувство животного, мысль в человеке
To the effulgence of a Ray above.	К сиянию Луча свыше.
Its skill endorsing Matter's right to think	Его искусство, подтверждающее право Материи думать,
Cut sentient passages for the mind of flesh	Прорубало чувственные проходы для разума плоти
And found a means for Nescience to know.	И находило средства, чтобы Неведение знало.
Offering its little squares and cubes of word	Предлагая свои маленькие прямоугольники и кубики слова
As figured substitutes for reality,	Как символические замены реальности,
A mummified mnemonic alphabet,	Мумифицированный мнемонический алфавит,
It helped the unseeing force to read her works.	Он помогал невидящей Силе ее работы читать.
A buried consciousness arose in her	Похороненное сознание поднялось в ней,
And now she dreams herself human and awake.	И сейчас она грезит о себе человеческой и пробужденной.
But all was still a mobile Ignorance;	Но все еще было мобильным Неведением;
Still Knowledge could not come and firmly grasp	Еще Знание не могло прийти и крепко схватить
This huge invention seen as a universe.	Это огромное изобретение, как вселенная выглядящее.
A specialist of logic's hard machine	Специалист твердой машины логики
Imposed its rigid artifice on the soul;	Душе навязал свое искусство негибкое;
An aide of the inventor intellect,	Адъютант изобретательного интеллекта,
It cut Truth into manageable bits	Он разрезал на податливые куски Истину,
That each might have his ration of thought-food,	Чтобы каждый мог иметь свой паек мысле-пищи,
Then new-built Truth's slain body by its art:	Затем заново строить своим искусством убитое тело Истины:
A robot exact and serviceable and false	Робот точный, услужливый, ложный
Displaced the spirit's finer view of things:	Заместил духа более тонкое зрение:
A polished engine did the work of a god.	Полированная машина делала работу бога.
None the true body found, its soul seemed dead:	Никто подлинного не находил тела, его душа мертвою выглядела:
None had the inner look which sees Truth's whole;	Никто не имел внутреннего взгляда, что видит Истины целое;
All glorified the glittering substitute.	Все суррогаты блестящие славили.
Then from the secret heights a wave swept down,	Затем с тайных высот волна пришла вниз
A brilliant chaos of rebel light arose;	Сверкающий хаос бунтарского света поднялся;
It looked above and saw the dazzling peaks,	Он глядел вверх и видел слепящие пики,
It looked within and woke the sleeping god.	Он глядел внутрь и будил спящего бога.
Imagination called her shining squads	Воображение звало свои отряды сияющие,
That venture into undiscovered scenes	Что рисковали пускаться в неоткрытые сцены,
Where all the marvels lurk none yet has known:	Где все было таящимся чудом, которого никто пока что не знал:
Lifting her beautiful and miraculous head,	Поднимая свою прекрасную и чудесную голову,
She conspired with inspiration's sister brood	Она сговорилась с сестрой вдохновения
To fill thought's skies with glimmering nebulae.	Наполнить мерцающей туманностью небеса мысли.
A bright Error fringed the mystery-altar's frieze;	Яркое Заблуждение бахромой окаймляло грубую ткань алтаря-мистерии;
Darkness grew nurse to wisdom's occult sun,	Тьма стала кормилицей мудрости оккультного солнца,
Myth suckled knowledge with her lustrous milk;	Своим блестящим молоком миф вскармливал знание;
The infant passed from dim to radiant breasts.	Младенец переходил от темных к лучистым грудям.
Thus worked the Power upon the growing world;	Так работала Сила, на растущий мир действуя;
Its subtle craft withheld the full-orbed blaze,	Ее тонкое мастерство воздерживалось от полного пламени,
Cherished the soul's childhood and on fictions fed	Пестовало детство души и на выдумках вскармливало,
Far richer in their sweet and nectarous sap	Гораздо более богатых в своем сладком нектарном соке,
Nourishing its immature divinity	Его незрелую питая божественность,
Than the staple or dry straw of Reason's tilth,	Чем основной корм или сухая солома пашни Резона,
Its heaped fodder of innumerable facts,	Его нагроможденный фураж бесчисленных фактов,
Plebeian fare on which today we thrive.	Плебейская пища, на которой мы сейчас процветаем.
Thus streamed down from the realm of early Light,	Так лились вниз из царства раннего Света
Ethereal thinkings into Matter's world;	Эфирные мысли в Материи мир;
Its gold-horned herds trooped into earth's cave-heart.	Его золоторогие стада собирались в земли сердце пещерном.
Its morning rays illume our twilight's eyes,	Его утренние лучи освещали глаза наших сумерек,
Its young formations move the mind of earth	Его юные формации подвигали разум земли
To labour and to dream and new-create,	Трудиться и грезить, и создавать заново,
To feel beauty's touch and know the world and self:	Чувствовать касание красоты и знать мир и себя:
The Golden Child began to think and see.	Золотой Ребенок начал думать и видеть.
In those bright realms are Mind's first forward steps.	В тех ярких царствах проходят шаги первые Разума.
Ignorant of all but eager to know all,	Невежественный во всем, но все стремящийся знать,
Its curious slow enquiry there begins;	Его любопытное медленное исследование там начинается;
Ever searching it grasps at shapes around,	Всегда его поиск хватает формы вокруг,
Ever it hopes to find out greater things.	Всегда он надеется обнаружить более великие вещи.
Ardent and golden-gleamed with sunrise fires,	Пылкий и золотом огней зари пылающий,
Alert it lives upon invention's verge.	Внимательный, он живет на краю выдумки.
Yet all it does is on an infant's scale,	Однако все, что он делает, находится на младенческом уровне,
As if the cosmos were a nursery game,	Словно космос является детской игрою,
Mind, life the playthings of a Titan's babe.	Разум и жизнь - игрушками ребенка Титана.
As one it works who builds a mimic fort	Он работал как тот, кто строит имитацию-крепость,
Miraculously stable for a while,	Чудесно стабильную какое-то время,
Made of the sands upon a bank of Time	Сделанную из песка на берегу Времени
Mid an occult eternity's shoreless sea.	Среди безбрежного моря оккультной вечности.
A small keen instrument the great Puissance chose,	Маленький острый инструмент великое Могущество выбрало,
An arduous pastime passionately pursues;	Тяжелой игрой занималось страстно;
To teach the Ignorance is her difficult charge,	Учить Неведение - ее задача нелегкая,
Her thought starts from an original nescient Void	Ее мысль стартует из неведающей Пустоты изначальной,
And what she teaches she herself must learn	И то, чему она учит, она сама должна выучить,
Arousing knowledge from its sleepy lair.	Пробуждая знание из его сонного логова.
For knowledge comes not to us as a guest	Ибо знание не приходит к нам словно гость,
Called into our chamber from the outer world;	Призванный в наши комнаты из внешнего мира;
A friend and inmate of our secret self,	Друг и житель нашей тайной самости,
It hid behind our minds and fell asleep	Оно спрятано позади наших умов и лежит спящим,
And slowly wakes beneath the glows of life;	И просыпается медленно под ударами жизни;
The mighty daemon lies unshaked within,	Могучий демон лежит внутри несформированный,
To evoke, to give it form is Nature's task.	Вызвать, придать ему форму есть Природы задача.
All was a chaos of the true and false,	Все было истинного и фальшивого хаосом,
Mind sought amid deep mists of Nescience;	Разум искал среди глубоких туманов Незнания;
It looked within itself but saw not God.	Он смотрел внутрь себя, но Бога не видел.
A material interim diplomacy	Материальная промежуточная дипломатия
Denied the truth that transient truths might live	Отрицала Истину, чтобы могли жить преходящие истины,
And hid the deity in creed and guess	И прятала Божество в догадке и кредо,
That the World-Ignorance might grow slowly wise.	Чтобы Мировое Неведение могло расти медленно в мудрости.
This was the imbroglio made by sovereign Mind	Это была путаница, созданная Разумом суверенным,
Looking from a gleam-ridge into the Night	Глядящим в Ночь с блестящего гребня
In its first tamperings with Inconscience:	В ее первых искажениях Несознанием:
Its alien dusk baffles her luminous eyes;	Его чуждые сумерки ее светлые глаза заслоняли;
Her rapid hands must learn a cautious zeal;	Ее быстрые руки должны научиться осторожному рвению;
Only a slow advance the earth can bear.	Только медленное продвижение земля может вынести.
Yet was her strength unlike the unseeing earth's	Однако была ее сила не похожа на силу незрячей земли,
Compelled to handle makeshift instruments	Принужденной приспособленными инструментами действовать,
Invented by the life-force and the flesh.	Изобретенными жизненной силой и плотью.
Earth all perceives through doubtful images,	Земля через сомнительные образы все понимает,
All she conceives in hazardous jets of sight,	Все, что она постигает в струях рискованных зрения,
Small lights kindled by touches of groping thought.	Есть маленькие огоньки, касаниями нащупывающей мысли засвеченные.
Incapable of the soul's direct inlook	На прямой внутренний взгляд души неспособная,
She sees by spasms and solders knowledge-scrap,	Она видит спазмами и друг к другу припаивает кусочки знания,
Makes Truth the slave-girl of her indigence,	Делает Истину рабою-девочкой своей бедности,
Expelling Nature's mystic unity	Изгоняя Природы единство мистическое,
Cuts into quantum and mass the moving All;	Режет на части и массу движущееся Все;
She takes for measuring-rod her ignorance.	Свое неведение она берет за линейку.
In her own domain a pontiff and a seer,	В своих собственных владениях пророк и первосвященник,
That greater Power with her half-risen sun	Эта более великая Сила с ее полуподнявшимся солнцем
Wrought within limits but possessed her field;	Работала внутри границ, но своим полем владела;
She knew by a privilege of thinking force	Она знала благодаря привилегии мыслящей силы
And claimed an infant sovereignty of sight.	И требовала младенческой суверенности зрения.
In her eyes however darkly fringed was lit	В ее глазах, какой бы темной бахромой ни окаймленных, светился
The Archangel's gaze who knows inspired his acts	Взгляд Архангела, который знает, вдохновенный, свои действия
And shapes a world in its far-seeing flame.	И формирует мир в своем далеко видящем взгляде.
In her own realm she stumbles not nor fails,	В своем собственном царстве она не запиналась, не падала,
But moves in boundaries of subtle power	Но двигалась в тонкой силы границах,
Across which mind can step towards the sun.	Через которые разум шагнуть может к солнцу.
A candidate for a higher suzerainty,	Кандидат на сюзеренитет более высокий,
A passage she cut through from Night to Light,	Проход она прорубала из Ночи к Свету
And searched for an ungrasped Omniscience.	И непойманного искала Всеведения.
A dwarf three-bodied trinity was her serf.	Карликовая трехтелая тройственность была ее самостью.
First, smallest of the three, but strong of limb,	Первый - наименьший из трех, но сильный членами,
A low-brow with a square and heavy jowl,	Низколобый, с квадратными и тяжелыми челюстями,
A pigmy Thought needing to live in bounds	Пигмейская Мысль, нуждавшаяся в том, чтоб жить в границах,
For ever stooped to hammer fact and form.	Вечно сутулящийся, чтобы ковать факт и форму.
Absorbed and cabined in external sight,	Поглощенный и ютящийся во внешнем зрелище,
It takes its stand on Nature's solid base.	Он берет своим пьедесталом надежную основу Природы.
A technician admirable, a thinker crude,	Прекрасный техник, незрелый мыслитель,
A riveter of Life to habit's grooves,	Клепальщик Жизни к колеям привычки,
Obedient to gross Matter's tyranny,	Послушный грубой тирании Материи,
A prisoner of the moulds in which it works,	Узник форм, в которых работает,
It binds itself by what itself creates.	Он связывает себя тем, что сам создает.
A slave of a fixed mass of absolute rules,	Раб абсолютных правил массы фиксированной,
It sees as Law the habits of the world,	Как Закон он видит мира привычки,
It sees as Truth the habits of the mind.	Он видит как Истину привычки ума.
In its realm of concrete images and events	В своем царстве образов и событий конкретных
Turning in a worn circle of ideas	Вращаясь по избитому кругу идей
And ever repeating old familiar acts,	И все время повторяя старые знакомые действия,
It lives content with the common and the known.	Он живет, довольный простым и известным.
It loves the old ground that was its dwelling-place:	Он любит старую почву, что была его обитания местом:
Abhorring change as an audacious sin,	Ненавидя изменение, как дерзкий грех,
Distrustful of each new discovery	К каждому открытию недоверия полный,
Only it advances step by careful step	Он продвигается лишь шаг за шагом внимательным
And fears as if a deadly abyss the unknown.	И чувствует, как смертельную пучину, неведомое.
A prudent treasurer of its ignorance,	Своего Неведения казначей бережливый,
It shrinks from adventure, blinks at glorious hope,	Он отшатывается от авантюры, на великолепную надежду моргает,
Preferring a safe foothold upon things	Предпочитая надежную опору на вещи
To the dangerous joy of wideness and of height.	Опасной радости шири и выси.
The world's slow impressions on its labouring mind,	Медленные впечатления мира на его трудящийся разум,
Tardy imprints almost indelible,	Медлительные отпечатки, почти не стираемые,
Increase their value by their poverty;	Увеличивают их ценность их бедностью;
The old sure memories are its capital stock:	Старые надежные воспоминания - его главный запас:
Only what sense can grasp seems absolute:	Только то, что схватить может чувство, ему абсолютным кажется:
External fact it figures as sole truth,	Внешний факт он ставит как правду единственную,
Wisdom identifies with the earthward lock, -	Мудрость отождествляет с приземленным взглядом,
And things long known and actions always done	И вещи, давно известные, и всегда выполняемые действия
Are to its clinging hold a balustrade	Для его хватки цепляющейся есть балюстрада
Of safety on the perilous stair of Time.	Безопасности на опасных ступеньках Времени.
Heaven's trust to it are the established ancient ways,	Небес доверие для него - установленные древние дороги,
Immutable laws man has no right to change,	Бессмертные законы не имеет права изменить человек,
A sacred legacy from the great dead past	Священное наследство от великого мертвого прошлого,
Or the one road that God has made for life,	Или единственную дорогу, которую Бог сделал для жизни,
A firm shape of Nature never to be changed,	Не будет прочная форма Природы изменена никогда,
Part of the huge routine of the universe.	Часть огромной рутины вселенной.
A smile from the Preserver of the Worlds	Улыбка Хранителя Миров
Sent down of old this guardian Mind to earth	Слала издревле земле этот Ум охраняющий,
That all might stand in their fixed changeless type	Чтобы все могло встать в своем неизменном фиксированном типе
And from their secular posture never move.	И никогда не покидать своей вечной позиции.
One sees it circling faithful to its task,	Его видно кружащим, верным задаче своей,
Tireless in an assigned tradition's round;	Неутомимым в предназначенной традиции круге:
In decayed and crumbling offices of Time	В разлагающихся и крошащихся учреждениях Времени
It keeps close guard in front of custom's wall,	Он продолжает нести охрану пред стенами обычая,
Or in an ancient Night's dim environs	Или в древней Ночи окружении неясном
It dozes on a little courtyard's stones	Он дремлет на камнях маленького дворика
And barks at every unfamiliar light	И на каждый незнакомый свет рявкает,
As at a foe who would break up its home,	Как на врага, что вломиться к нему может в дом,
A watch-dog of the spirit's sense-railed house	Сторожевая собака дома духа, обнесенного чувствами,
Against intruders from the Invisible,	Против самозванцев из Невидимого,
Nourished on scraps of life and Matter's bones	Питающаяся объедками жизни и костями Материи
In its kennel of objective certitude.	В своей конуре объективной уверенности.
And yet behind it stands a cosmic might:	И, все же, за ним стоит космическая мощь:
A measured Greatness keeps its vaster plan,	Отмеренное Величие хранит свой более великий план,
A fathomless sameness rhythms the tread of life;	Бездонное тождество отмеряет ритм поступи жизни;
The stars' changeless orbits furrow inert Space,	Звезд неизменные орбиты бороздят Пространство инертное,
A million species follow one mute Law.	Миллионы видов следуют одному немому Закону.
A huge inertness is the world's defence,	Огромная инертность есть оборона мира,
Even in change is treasured changelessness;	Даже в изменении он хранит неизменность;
Into inertia revolution sinks,	В инерции революции тонут,
In a new dress the old resumes its role;	В новом платье старое возобновляет свою роль;
The Energy acts, the stable is its seal:	Энергия действует, стабильность ее печатью является:
On Shiva's breast is stayed the enormous dance.	На груди Шивы остается танец огромный.
A fiery spirit came, next of the three.	Феерический дух пришел, второй из трех.
A hunchback rider of the red Wild-Ass,	Горбатый наездник на красном Диком Осле,
A rash Intelligence leaped down lion-maned	Стремительный Ум прыгнул вниз львиногривый
From the great mystic Flame that rings the worlds	Из великого мистического Пламени, что окружает миры
And with its dire edge eats at being's heart.	И своим ужасным лезвием ест существа сердце.
Thence sprang the burning vision of Desire.	Оттуда появилось Желания горящее видение.
A thousand shapes it wore, took numberless names:	Он нес тысячи форм, неисчислимые имена принимал:
A need of multitude and uncertainty	Нужда во множестве и неопределенности
Pricks it for ever to pursue the One	Пришпоривает его всегда на преследование Одного
On countless roads across the vasts of Time	По бесчисленным дорогам сквозь шири Времени
Through circuits of unending difference.	Через нескончаемого различия круги.
It burns all breasts with an ambiguous fire.	Он обжигает грудь каждого неясным огнем.
A radiance gleaming on a murky stream,	Лучи, мерцающие на темном потоке,
It flamed towards heaven, then sank, engulfed towards hell;	Он пламенел к небесам, затем, поглощенный, он тонул к аду;
It climbed to drag down Truth into the mire	Он взбирался, чтобы притащить вниз Истину в грязь
And used for muddy ends its brilliant Force.	И использовал для грязных целей свою блестящую Силу;
A huge chameleon gold and blue and red	Огромный хамелеон, золотой, голубой, красный,
Turning to black and grey and lurid brown,	Превращающийся в черного, серого и буро-коричневого,
Hungry it stared from a mottled bough of life	Голодный, он с крапчатой ветки жизни таращился,
To snap up insect joys, its favourite food,	Чтобы урвать насекомые радости, свою любимую пищу,
The dingy sustenance of a sumptuous frame	Сомнительные средства существования каркаса роскошного,
Nursing the splendid passion of its hues.	Вскармливающие великолепную страсть его красок.
A snake of flame with a dark cloud for tail,	Змея пламени с тусклою тучей вместо хвоста,
Followed by a dream-brood of glittering thoughts,	За которой следует размышление-греза сверкающих мыслей,
A lifted head with many-tinged flickering crests,	Поднятая голова с многокрасочными гребешками колышущимися,
It licked at knowledge with a smoky tongue.	Он лизал знание языком дымным.
A whirlpool sucking in an empty air,	Водоворот, всасывающий воздух пустой,
It based on vacancy stupendous claims,	Он основывал на пустоте огромные требования,
In Nothingness born to Nothingness returned,	В Ничто рожденный к Ничто возвращался,
Yet all the time unwittingly it drove	Однако, все время невольно он правил
Towards the hidden Something that is All.	К скрытому Нечто, что есть Все.
Ardent to find, incapable to retain,	Пылкий в том, чтоб находить, неспособный удерживать,
A brilliant instability was its mark,	Блестящая нестабильность была его знаком,
To err its inborn trend, its native cue.	Ошибаться - его врожденная склонность, его врожденная реплика.
At once to an unreflecting credence prone,	Перед нераздумывающей верой простертый, в то же время
It thought all true that flattered its own hopes;	Он считал все истинным, что льстило его собственным чаяниям;
It cherished golden nothings born of wish,	Он лелеял золотое ничто, из желания рожденное,
It snatched at the unreal for provender.	Он хватался за нереальное для фуража.
In darkness it discovered luminous shapes;	Во тьме он открывал светлые формы;
Peering into a shadow-hung half-light	Всматриваясь в висящую тень-полусвет,
It saw hued images scrawled on Fancy's cave;	Он видел окрашенные образы, набросанные в пещере Фантазии;
Or it swept in circles through conjecture's night	Или в кругах через догадки ночь несся
And caught in imagination's camera	И в фотоаппарат воображения ловил
Bright scenes of promise held by transient flares,	Яркие сцены обещания, удержанные скоротечными вспышками,
Fixed in life's air the feet of hurrying dreams,	Фиксировал в воздухе жизни ноги спешащей мечты,
Kept prints of passing Forms and hooded Powers	Хранил оттиски преходящих Форм и Сил, капюшоны носящих,
And flash-images of half-seen verities.	И вспышки-образы полувидимых истин.
An eager spring to seize and to possess	Стремительный прыжок, чтоб схватить и владеть,
Unguided by reason or the seeing soul	Не управляемый резоном или душой видящей,
Was its first natural motion and its last,	Был его первым натуральным движением и движением последним,
It squandered life's force to achieve the impossible:	Он расточал силу жизни, чтобы достичь невозможного:
It scorned the straight road and ran on wandering curves	Он презирал прямую дорогу и по блуждающим бегал изгибам,
And left what it had won for untried things,	И оставлял не попробованным то, что он завоевывал;
It saw unrealised aims as instant fate	Он видел нереализованные цели как судьбу настоятельную
And chose the precipice for its leap to heaven.	И выбирал пропасть для своего прыжка к небесам.
Adventure its system in the gamble of life,	Авантюра - его система в игре жизни,
It took fortuitous gains as safe results;	Он принимал случайные выигрыши за результаты надежные;
Error discouraged not its confident view	Ошибка не обескураживала его уверенный взгляд,
Ignorant of the deep law of being's ways	Не ведающий глубокого закона путей бытия,
And failure could not slow its fiery clutch;	И неудача не могла замедлить его феерической хватки;
One chance made true warranted all the rest.	Единственный шанс оправдывал все остальное.
Attempt, not victory, was the charm of life.	Попытка, не победа, была очарованием жизни.
An uncertain winner of uncertain stakes,	Неуверенный победитель, завоевывающий неопределенные ставки,
Instinct its dam and the life-mind its sire,	Инстинкт - его дамба, его сир - разум жизни,
It ran its race and came in first or last.	Он бежит в своей гонке и приходит последним иль первым.
Yet were its works nor small and vain nor null;	Однако, его работы не были ни малы, ни тщетны, ни недействительны;
It nursed a portion of infinity's strength	Он часть силы бесконечности вскармливал
And could create the high things its fancy willed;	И мог создавать высокие вещи, какие его желала фантазия;
Its passion caught what calm intelligence missed.	Его страсть хватала то, что спокойный ум упускает.
Insight of impulse laid its leaping grasp	Проницательность импульса простирала свою прыгающую хватку
On heavens high Thought had hidden in dazzling mist,	На небеса, которые высокая Мысль скрыла в ослепляющей дымке,
Caught glimmers that revealed a lurking sun:	Хватала мерцания, что раскрывали таящееся солнце:
It probed the void and found a treasure there.	Он пробовал пустоту и находил там сокровище.
A half-intuition purpled in its sense;	Полуинтуиция окрашивала в пурпур его чувство;
It threw the lightning's fork and hit the unseen.	Он бросал вилы молнии и попадал в невидимое.
It saw in the dark and vaguely blinked in the light,	Он видел во тьме и смутно сутулился в свете,
Ignorance was its field, the unknown its prize.	Его полем было Неведение, неизвестное - призом.
Of all these Powers the greatest was the last,	Изо всех этих Сил была величайшей последняя.
Arriving late from a far plane of thought	Прибыв позже всех из плана мысли далекого
Into a packed irrational world of Chance	В наполненный иррациональный мир Случая,
Where all was grossly felt and blindly done,	Где все ощущается грубо и слепо делается,
Yet the haphazard seemed the inevitable,	Хотя случайность неизбежностью кажется,
Came Reason, the squat godhead artisan,	Пришел Рассудок1 , приземистый божественный мастеровой,
To her narrow house upon a ridge in Time.	К своему узкому дому на гребне Времени.
Adept of clear contrivance and design,	Адепт чистой изобретательности и проектирования,
A pensive face and close and peering eyes,	Задумчивый ликом, с внимательными всматривающимися глазами,
She took her firm and irremovable seat,	Он занял свое устойчивое и постоянное место,
The strongest, wisest of the troll-like Three.	Сильнейший, мудрейший из троллеподобных Трех.
Armed with her lens and measuring-rod and probe,	Вооруженный своими линзами, линейкой и щупом,
She looked upon an object universe	На объективную смотрел он вселенную
And the multitudes that in it live and die	И на множества, что живут в ней и умирают,
And the body of Space and the fleeing soul of Time,	И на тело Пространства, и на душу бегущую Времени,
And took the earth and stars into her hands	И в свои руки брал землю и звезды,
To try what she could make of these strange things.	Чтобы попробовать, что он может сделать из этих странных вещей.
In her strong purposeful laborious mind,	В своем сильном целеустремленном трудящемся разуме,
Inventing her scheme-lines of reality	Изобретающем его линии-схемы реальности
And the geometric curves of her time-plan,	И геометрические кривые его плана времени,
She multiplied her slow half-cuts at Truth:	Он множил свои медленные половинные отрезы от Истины:
Impatient of enigma and the unknown,	Нетерпеливый к загадке и к неизвестному,
Intolerant of the lawless and unique,	Не терпящий беззакония и уникального,
Imposing reflection on the march of Force,	Навязывающий размышление на марш Силы,
Imposing clarity on the unfathomable,	Навязывающий понятность неизмеримому,
She strove to reduce to rules the mystic world.	Он старался свести к правилам мистический мир.
Nothing she knew but all things hoped to know.	Ничего он не знал, но узнать все вещи надеялся.
In dark inconscient realms once void of thought,	В темных несознательных царствах, когда-то мысли лишенных,
Missioned by a supreme Intelligence	Посланный всевышним Умом,
To throw its ray upon the obscure Vast,	Чтобы бросить свой луч на неясную Ширь,
An imperfect light leading an erring mass	Несовершенный свет, заблуждающуюся массу ведущий
By the power of sense and the idea and word,	Силою чувства, идеи и слова,
She ferrets out Nature's process, substance, cause.	Он отыскивает из субстанции и процесса Природы причину.
All life to harmonise by thought's control	Чтобы всю жизнь гармонизировать контролем мысли,
She with the huge imbroglio struggles still;	Он с огромным напряжением все еще трудится;
Ignorant of all but her own seeking mind	Невежественный во всем, кроме своего собственного ищущего разума,
To save the world from Ignorance she came.	Он пришел спасти мир от Неведения.
A sovereign worker through the centuries,	Суверенный рабочий, на протяжении веков
Observing and re-moulding all that is,	Наблюдающий и отливающий в форму все существующее.
Confident she took up her stupendous charge.	Самоуверенный, он принял свое громадное бремя.
There the low bent and mighty figure sits	Там низко склонившаяся могучая фигура сидит,
Bowed under the arc-lamps of her factory-home	Согнувшись под дуговыми лампами его фабрики-дома
Amid the clatter and ringing of her tools.	Среди стука и звона его инструментов.
A rigorous stare in her creative eyes	Скрупулезный пристальный взгляд в его глазах созидательных,
Coercing the plastic stuff of cosmic Mind,	Принуждая пластичное вещество космического Разума,
She sets the hard inventions of her brain	Он кладет своего мозга изобретения твердые
In a pattern of eternal fixity:	В образчики вечной фиксированности:
Indifferent to the cosmic dumb demand,	Индифферентный к немому космическому требованию,
Unconscious of too close realities,	Не осознающий две реальности близкие слишком,
Of the unspoken thought, the voiceless heart,	Непроизнесенную мысль, безгласное сердце,
She leans to forge her credos and iron codes	Он наклоняется, чтобы ковать свои кредо и железные кодексы
And metal structures to imprison life	И металлические структуры, чтоб заточить жизнь,
And mechanic models of all things that are.	И механические модели всех вещей существующих.
For the world seen she weaves a world conceived:	Для мира зримого он ткет мир задуманный;
She spins in stiff but unsubstantial lines	В вещественных, но несубстанциональных линиях он плетет
Her gossamer word-webs of abstract thought,	Свою тонкую ткань словесной паутины абстрактной мысли,
Her segment systems of the Infinite,	Свои сегментарные системы Бесконечного,
Her theodicies and cosmogonic charts	Свои теодицеи2 и космогонические карты
And myths by which she explains the inexplicable.	И мифы, которыми он объясняет необъяснимое.
At will she spaces in thin air of mind	По желанию он размещает в тонком воздухе разума,
Like maps in the school-house of intellect hung,	Как карты в школе интеллекта висящие,
Forcing wide Truth into a narrow scheme,	Втискивая Истину в узкую схему,
Her numberless warring strict philosophies;	Свои бесчисленные воюющие философии строгие;
Out of Nature's body of phenomenon	Из природного тела феномена
She carves with Thought's keen edge in rigid lines	Он вырезает острым лезвием Мысли в жестких линиях,
Like rails for the World-Magician's power to run,	Как рельсы, чтобы сила Мирового Мага бежала по ним,
Her sciences precise and absolute.	Свои науки, точные и абсолютные.
On the huge bare walls of human nescience	На огромных голых стенах человеческого незнания
Written round Nature's deep dumb hieroglyphs	Вокруг глубоких немых иероглифов Природы
She pens in dear demotic characters	Он записывает демотическими3 ясными буквами
The vast encydopaedia of her thoughts;	Энциклопедию своих мыслей обширную;
An algebra of her mathematics' signs,	Алгебру знаков его математики,
Her numbers and unerring formulas	Свои числа и непогрешимые формулы
She builds to clinch her summary of things.	Он выводит, чтобы подвести резюме всех вещей.
On all sides runs as if in a cosmic mosque	На все стороны бежит, как в мечети космической,
Tracing the scriptural verses of her laws	Выписывающая его законов библейские строфы
The daedal of her patterned arabesques,	Затейливая вязь арабесок-образчиков,
Art of her wisdom, artifice of her lore.	Искусство его мудрости, его знания умение.
This art, this artifice are her only stock.	Это искусство, это умение есть его опора единственная.
In her high works of pure intelligence,	В его высоких работах чистого интеллекта,
In her withdrawal from the senses' trap,	В его отходе от западни чувств
There comes no breaking of the walls of mind,	Не приходят крушения стен разума,
There leaps no rending flash of absolute power,	Не прыгает открывающая вспышка абсолютной силы,
There dawns no light of heavenly certitude.	Там не рассветает свет небесной уверенности.
A million faces wears her knowledge here	Миллион голов носят его знание здесь,
And every face is turbaned with a doubt.	И каждая увенчана тюрбаном сомнения.
All now is questioned, all reduced to nought.	Все стоит под вопросом, все к ничто сводится.
Once monumental in their massive craft	Некогда в своем массивном ремесле монументальные
Her old great mythic writings disappear	Его старые великие мифические писания исчезают
And into their place start strict ephemeral signs;	И на их месте начинаются точные эфемерные знаки;
This constant change spells progress to her eyes:	Это постоянное изменение в его глазах составляет прогресс:
Her thought is an endless march without a goal.	Его мысль есть нескончаемый марш без цели.
There is no summit on which she can stand	Там нет вершины, на которую он может встать
And see in a single glance the Infinite's whole.	И одним взглядом увидеть Бесконечного целое.
An inconclusive play is Reason's toil.	Неокончательная игра есть труд тяжкий Рассудка.
Each strong idea can use her as its tool;	Каждая сильная идея может использовать его как свой инструмент;
Accepting every brief she pleads her case.	Принимая каждое дело, он защищает свой случай.
Open to every thought, she cannot know.	Открывается на каждую мысль, которой он знать не может.
The eternal Advocate seated as judge	Вечный Адвокат, усаженный как судья,
Armours in logic's invulnerable mail	Облачает в неуязвимую кольчугу логики
A thousand combatants for Truth's veiled throne	Тысячу бойцов за завуалированный трон Истины
And sets on a high horseback of argument	И сидит на высокой лошадиной спине аргумента,
To tilt for ever with a wordy lance	Чтобы все время сражаться словесными пиками
In a mock tournament where none can win.	В пародийном турнире, где никто выиграть не может.
Assaying thought's values with her rigid tests	Испытуя ценности мысли своими негибкими тестами,
Balanced she sits on wide and empty air,	Уравновешенный, он сидит в широком и пустом воздухе,
Aloof and pure in her impartial poise.	Отчужденный и чистый в своей безучастной позе.
Absolute her judgments seem but none is sure;	Абсолютными его суждения кажутся, но ни одно не уверено;
Time cancels all her verdicts in appeal.	Время все его вердикты в апелляции отменяет.
Although like sunbeams to our glow-worm mind	Хотя подобное солнечным лучам для тлеющего нашего разума,
Her knowledge feigns to fall from a dear heaven,	Его знание притворяется, что упало с чистых небес,
Its rays are a lantern's lustres in the Night;	Его лучи - огни фонаря в Ночи;
She throws a glittering robe on Ignorance.	Он бросает блестящее платье Неведения.
But now is lost her ancient sovereign claim	Но сейчас утрачено его суверенное требование
To rule mind's high realm in her absolute right,	Править высоким царством разума в своем абсолютном праве,
Bind thought with logic's forged infallible chain	Связывать мысль кованными надежными цепями логики
Or see truth nude in a bright abstract haze.	Или видеть нагой истину в ярком абстрактном тумане.
A master and slave of stark phenomenon,	Мастер и раб феномена полного,
She travels on the roads of erring sight	Он путешествует на дорогах ошибающегося зрения
Or looks upon a set mechanical world	Или смотрит на установленный механический мир,
Constructed for her by her instruments.	Сконструированный для него его инструментами.
A bullock yoked in the cart of proven fact,	Вол, впряженный в телегу факта доказанного,
She drags huge knowledge-bales through Matter's dust	Он тащит огромные кипы знания сквозь прах Материи,
To reach utility's immense bazaar.	Чтобы достигнуть огромного базара полезности.
Apprentice she has grown to her old drudge;	Ученик, он вырос до старого труженика;
An aided sense is her seeking's arbiter.	Помогающее чувство есть его исканий арбитр.
This now she uses as the assayer's stone.	Его он ныне использует как оселок испытания.
As if she knew not facts are husks of truth,	Как если б он не знал, что факты есть скорлупки истины,
The husks she keeps, the kernel throws aside.	Он хранит шелуху, отбрасывает в сторону ядрышко.
An ancient wisdom fades into the past,	Блекнет в прошлом старинная мудрость,
The ages' faith becomes an idle tale,	Вера эпох становится праздной историей,
God passes out of the awakened thought,	Бог уходит от проснувшейся мысли,
An old discarded dream needed no more:	Старая отброшенная греза не нужна больше:
Only she seeks mechanic nature's keys.	Он ищет лишь механической Природы ключи.
Interpreting stone-laws inevitable	Каменные неизбежные законы интерпретируя,
She digs into Matter's hard concealing soil,	Он вкапывается в твердую скрывающую почву Материи,
To unearth the processes of all things done.	Чтобы вырыть процессы всего сотворенного.
A loaded huge self-worked machine appears	Загруженная огромная машина, работающая сама по себе, появляется
To her eye's eager and admiring stare,	Перед пылким, восхищенным и изумленным взглядом его глаз,
An intricate and meaningless enginery	Запутанное устройство бессмысленное
Of ordered fateful and unfailing chance:	Упорядоченного судьбоносного и неизменного Случая:
Ingenious and meticulous and minute,	Изобретательное, методичное, подробное
Its brute unconscious accurate device	Его грубое несознательное точное устройство
Unrolls an unerring march, maps a sure road;	Развертывает безошибочный марш, чертит дорогу надежную;
It plans without thinking, acts without a will,	Оно без размышления планирует, без воли действует,
A million purposes serves with purpose none	Миллионам целей служит без всякой цели
And builds a rational world without a mind.	И рациональный мир строит без разума.
It has no mover, no maker, no idea:	Оно не имеет ни двигателя, ни идеи:
Its vast self-action toils without a cause;	Его обширная самостоятельная деятельность без причины работает;
A lifeless Energy irresistibly driven,	Безжизненная Энергия, неодолимо управляемая,
Death's head on the body of Necessity,	Голова смерти на теле Необходимости,
Engenders life and fathers consciousness,	Порождает жизнь и сознание,
Then wonders why all was and whence it came.	Затем удивляется, почему все было и откуда пришло оно.
Our thoughts are parts of the immense machine,	Наши мысли есть части огромной машины,
Our ponderings but a freak of Matter's law,	Наши раздумья - лишь каприз закона Материи,
The mystic's lore was a fancy or a blind;	Знания мистика было слепого фантазией;
Of soul or spirit we have now no need:	В душе или духе мы сейчас не нуждаемся:
Matter is the admirable Reality,	Материя является превосходной Реальностью,
The patent unescapable miracle,	Запатентованное не могущее ускользнуть чудо,
The hard truth of things, simple, eternal, sole.	Суровая правда вещей, простая, единственная, вечная.
A suicidal rash expenditure	Убийственная растрата стремительная,
Creating the world by a mystery of self-loss	Создающая мир мистерией потери себя,
Has poured its scattered works on empty space;	Излила свои работы рассеянные на пустое Пространство;
Late shall the self-disintegrating Force	Позднее самодезинтегрирующаяся Сила
Contract the immense expansion it has made:	Сожмет огромную экспансию, которую она сделала:
Then ends this mighty and unmeaning toil,	Затем закончит этот могучий и бессмысленный труд,
The Void is left bare, vacant as before.	Пустота как прежде останется голой, не занятой.
Thus vindicated, crowned, the grand new Thought	Так доказываемая, коронованная, величественная новая Мысль
Explained the world and mastered all its laws,	Объясняла мир и овладевала всеми его законами,
Touched the dumb roots, woke veiled tremendous powers,	Касалась немых корней, будила завуалированные ужасные силы;
It bound to service the unconscious djinns	Она заставляла служить бессознательных джинов,
That sleep unused in Matter's ignorant trance.	Что спят, неиспользованные, в неведающем трансе Материи.
All was precise, rigid, indubitable.	Все было определенно, негибко, бесспорно.
But when on Matter's rock of ages based	Но когда на Материи скале эпох было основано
A whole stood up firm and dear-cut and safe,	Все здание, что поднималось прочным, четко обтесанным и надежным,
All staggered back into a sea of doubt;	Все рассыпалось обратно в море сомнения;
This solid scheme melted in endless flux:	Эта прочная схема растаяла в бесконечном потоке:
She had met the formless Power inventor of forms;	Она4 встретила Силу бесформенную, изобретателя форм;
Suddenly she stumbled upon things unseen:	Неожиданно она спотыкалась о вещи невидимые:
A lightning from the undiscovered Truth	Молния из необнаруженной Истины
Startled her eyes with its perplexing glare	Слепила ее глаза своей с толку сбивающей вспышкой
And dug a gulf between the Real and Known	И прорывала пучину между Реальным и Знаемым,
Till all her knowledge seemed an ignorance.	Пока все ее знание не становилось очевидным неведением.
Once more the world was made a wonder-web,	И снова чудо-паутиной делался мир,
A magic's process in a magical space,	Процессом магии в пространстве магическом,
An unintelligible miracle's depths	Недоступного уму чуда глубинами,
Whose source is lost in the Ineffable.	Чей источник терялся в Невыразимом.
Once more we face the blank Unknowable.	И снова мы встречаем пустое Непознаваемое.
In a crash of values, in a huge doom-crack,	В крахе ценностей, в огромном крушении гибельном,
In the sputter and scatter of her breaking work	В разрушении и треске ее работы ломающейся,
She lost her dear conserved constructed world.	Она теряла свой чистый консервированный сконструированный мир.
A quantum dance remained, a sprawl of chance	Остался танец квантов, разлегшаяся поза случайности
In Energy's stupendous tripping whirl:	В огромном несущемся вихре Энергии:
A ceaseless motion in the unbounded Void	Беспрестанное движение в Пустоте неограниченной
Invented forms without a thought or aim:	Изобретало формы без мысли иль цели:
Necessity and Cause were shapeless ghosts;	Неизбежность и Причина были бесформенными призраками;
Matter was an incident in being's flow,	Материя была в течении бытия инцидентом,
Law but a clock-work habit of blind force.	Закон - лишь механической привычкой слепой силы.
Ideals, ethics, systems had no base	Идеалы, этика, системы не имели основы
And soon collapsed or without sanction lived;	И быстро рушились или без санкции жили;
All grew a chaos, a heave and clash and strife.	Все становилось хаосом, вздыманием, столкновением и борьбою.
Ideas warring and fierce leaped upon life;	Идеи воюющие и свирепые на жизнь прыгали;
A hard compression held down anarchy	Тяжелое сжатие подминало анархию
And liberty was only a phantom's name:	И свобода была лишь фантома именем:
Creation and destruction waltzed inarmed	Творение и разрушение обнявшись вальсировали
On the bosom of a torn and quaking earth;	На груди израненной и дрожащей земли;
All reeled into a world of Kali's dance.	Все кружилось в мир танца Кали.
Thus tumbled, sinking, sprawling in the Void,	Так спотыкалась, оседала, растягиваясь в Пустоте,
Clutching for props, a soil on which to stand,	За подпорки хватаясь, за почву для опоры, чтоб встать,
She only saw a thin atomic Vast,	Она только тонкую атомную Обширность видела,
The rare-point sparse substratum Universe	Из редких разрозненных точек основу-вселенную,
On which floats a solid world's phenomenal face.	По которой плывет феноменальный облик прочного мира.
Alone a process of events was there	Один процесс событий был там
And Nature's plastic and protean change	И Природы пластичное и многообразное изменение,
And, strong by death to slay or to create,	И, сильная смертью, чтоб убивать или творить,
The riven invisible atom's omnipotent force.	Расщепленного незримого атома всемогущая сила.
One chance remained that here might be a power	Один шанс оставался, что здесь может быть сила,
To liberate man from the old inadequate means	Что позволит освободить людей от старых неадекватных средств
And leave him sovereign of the earthly scene.	И его сувереном земной сцены оставить.
For Reason then might grasp the original Force	Ибо Рассудок в таком случае может схватить изначальную Силу,
To drive her car upon the roads of Time.	Чтоб двигать ею машину по путям Времени.
All then might serve the need of the thinking race,	Все тогда сможет служить потребности мыслящей расы,
An absolute State found order's absolute,	Абсолютное Положение найдет абсолютность порядка,
To a standardised perfection cut all things,	На стандартизированное совершенство разрежет все вещи,
In society build a just exact machine.	Совершенно точную машину построит в обществе.
Then science and reason careless of the soul	Тогда наука и рассудок, о душе не заботясь,
Could iron out a tranquil uniform world,	Смогут выгладить спокойный униформенный мир,
Aeonic seekings glut with outward truths	Вековечные поиски насытить внешними истинами
And a single patterned thinking force on mind,	И по единому образцу отлитую мысль навязать разуму,
Inflicting Matter's logic on Spirit's dreams	Логику Материи грезам Духа навязывая,
A reasonable animal make of man	Благоразумное животное из человека сделать
And a symmetrical fabric of his life.	И симметричную фабрику из его жизни.
This would be Nature's peak on an obscure globe,	Это будет пиком Природы на земном смутном шаре,
The grand result of the long ages' toil,	Величественным результатом труда долгих эпох,
Earth's evolution crowned, her mission done.	Земли эволюция увенчана будет, ее миссия выполнена.
So might it be if the spirit fell asleep;	Так может случиться, если дух опуститься спящим;
Man then might rest content and live in peace,	Человек тогда может довольным покоится и жить в мире,
Master of Nature who wants her bondslave worked,	Хозяин Природы, который ее рабом когда-то трудился,
The world's disorder hardening into Law, -	Беспорядок мира в закон отливающий, -
If Life's dire heart arose not in revolt,	Если только ужасное сердце Жизни не поднимется в бунте,
If God within could find no greater plan.	Если только Бог внутри не найдет более великого плана.
But many-visaged is the cosmic Soul;	Но космическая Душа многолика;
A touch can alter the fixed front of Fate.	Касание изменить может фасад Рока фиксированный.
A sudden turn can come, a road appear,	Внезапный поворот может прийти, показаться дорога.
A greater Mind may see a greater Truth,	Более великий Разум может видеть более великую Истину,
Or we may find when all the rest has failed	Или мы можем найти, когда все остальное неудачу потерпит,
Hid in ourselves the key of perfect change.	Спрятанный в нас самих к совершенному5 изменению ключ.
Ascending from the soil where creep our days,	Поднимаясь с почвы, по которой ползут наши дни,
Earth's consciousness may marry with the Sun,	Сознание Земли может венчаться с Солнцем,
Our mortal life ride on the spirit's wing,	Наша смертная жизнь - скользить на крыльях духа,
Our finite thoughts commune with the Infinite.	Наши конечные мысли - с Бесконечным общаться.
In the bright kingdoms of the rising Sun	В ярких царствах встающего Солнца
All is a birth into a power of light:	Все есть в силу света рождение:
All here deformed guards there its happy shape,	Все, здесь деформированное, там хранит свою счастливую форму,
Here all is mixed and marred, there pure and whole;	Здесь все смешано и испорчено, там - чисто и цело;
Yet each is a passing step, a moment's phase.	Однако каждое есть преходящий шаг, фаза момента.
Awake to a greater Truth beyond her acts,	Пробужденная к более великой Истине, за ее действий пределами,
The mediatrix sat and saw her works	Посредница сидит примиряющая и свои видит работы,
And felt the marvel in them and the force	И чувствует в них чудо и силу,
But knew the power behind the face of Time:	Но знает силу позади лица Времени:
She did the task, obeyed the knowledge given,	Она выполняла задачу, повиновалась ей данному знанию,
Her deep heart yearned towards great ideal things	Ее глубокое сердце стремилось к великим идеальным вещам
And from the light looked out to wider light:	И из света смотрело в поисках более широкого света:
A brilliant hedge drawn round her narrowed her power;	Блестящая изгородь, вокруг нее возведенная, ее силу суживала;
Faithful to her limited sphere she toiled, but knew	Преданная своей ограниченной сфере, она трудилась, но знала,
Its highest, widest seeing was a half-search,	Что ее высочайшие, широчайшие искания были лишь половинчатым поиском,
Its mightiest acts a passage or a stage.	Ее самые могучие акты - проходом иль стадией.
For not by Reason was creation made	Ибо не Рассудком было творение сделано
And not by Reason can the Truth be seen	И не Рассудком может быть Истина зрима,
Which through the veils of thought, the screens of sense	Которую через вуали мысли, через ширмы чувства
Hardly the spirit's vision can descry	С трудом зрение духа может увидеть,
Dimmed by the imperfection of its means:	Затуманенное несовершенством своих инструментов:
The little Mind is tied to little things:	Маленький Ум к маленьким привязан вещам:
Its sense is but the spirit's outward touch	Его чувство есть ничто иное, как направленное вовне касание духа,
Half-waked in a world of dark Inconscience,	Полупроснувшегося в мире Несознания темного;
It feels out for its beings and its forms	Он направляет свои чувства вовне для своих бытий и своих форм,
Like one left fumbling in the ignorant Night.	Как тот, кто нащупывать в невежественной Ночи оставлен.
In this small mould of infant mind and sense	В этой маленькой формочке младенческого чувства и разума
Desire is a child-heart's cry crying for bliss,	Желание является о блаженстве криком детского сердца,
Our reason only a toys' artificer,	Наш рассудок - лишь забавы ремесленником,
A rule-maker in a strange stumbling game.	Придумывающим правила в странной игре спотыкающейся.
But she her dwarf aids knew whose confident sight	Но она своего карлика знала, чье самоуверенное зрение
A bounded prospect took for the far goal.	Ограниченные перспективы принимало за далекую цель.
The world she has made is an interim report	Мир, ею сделанный, есть путевой неполный отчет
Of a traveller towards the half-found truth in things	Путешественника к наполовину найденной правде в вещах,
Moving twixt nescience and nescience.	Между неведением и незнанием движущегося.
For nothing is known while aught remains concealed;	Ибо ничто не известно, пока что-то остается сокрытым;
The Truth is known only when all is seen.	Истина известна, только когда зримо все.
Attracted by the All that is the One,	Привлеченная Всем, что есть Одно,
She yearns towards a higher light than hers,	Она стремится к более высокому, чем у нее, свету;
Hid by her cults and creeds she has glimpsed God's face:	Спрятанный ее кредо и культами, она замечает лик Бога:
She knows she has but found a form, a robe,	Она знает, что нашла до сих пор только форму, одежду,
But ever she hopes to see him in her heart	Но постоянно надеется увидеть его в своем сердце
And feel the body of his reality.	И ощутить его реальности тело.
As yet a mask is there and not a brow,	Но пока там - маска, не лик,
Although sometimes two hidden eyes appear:	Хотя иногда два сокрытых появляются глаза:
Reason cannot tear off that glimmering mask,	Рассудок не может сорвать ту маску мерцающую,
Her efforts only make it glimmer more;	Его усилие лишь заставляет ее мерцать больше;
In packets she ties up the Indivisible;	В кипы он Неразделимого связывает;
Finding her hands too small to hold vast Truth	Находя свои руки слишком маленькими, чтоб овладеть обширною Истиной,
She breaks up knowledge into alien parts	Он разбивает знание на чуждые части
Or peers through cloud-rack for a vanished sun:	Или всматривается через завесу туч в поисках солнца исчезнувшего:
She sees, not understanding what she has seen,	Он видит, не понимая увиденного,
Through the locked visages of finite things	Через закрытые лица конечных вещей
The myriad aspects of infinity.	Бесконечности мириады аспектов.
One day the Face must burn out through the mask.	Однажды Лицо должно просиять через маску.
Our ignorance is Wisdom's chrysalis,	Наше неведение есть куколка Мудрости,
Our error weds new knowledge on its way,	Наше заблуждение на своем пути с новым знанием сочетается браком,
Its darkness is a blackened knot of light;	Его тьма есть зачерненный узел света;
Thought dances hand in hand with Nescience	Мысль танцует с Неведением рука об руку
On the grey road that winds towards the Sun.	На серой дороге, что вьется к Солнцу.
Even while her fingers fumble at the knots	Даже когда ее пальцы вертят узлы,
Which bind them to their strange companionship,	Что привязывают их к их странной компании,
Into the moments of their married strife	В мгновения их семейной борьбы
Sometimes break flashes of the enlightening Fire.	Иногда врываются вспышки Огня освещающего.
Even now great thoughts are here that walk alone:	Даже сейчас здесь есть великие мысли, что одиноко гуляют:
Armed they have come with the infallible word	Они приходят непогрешимым вооруженные словом
In an investiture of intuitive light	В облачении интуитивного света,
That is a sanction from the eyes of God;	Который есть санкция из глаз Бога;
Announcers of a distant Truth they flame	Глашатаи далекой Истины, они пламенеют,
Arriving from the rim of eternity.	Прибывая с края вечности.
A fire shall come out of the infinitudes,	Огонь придет из бесконечностей,
A greater Gnosis shall regard the world	Более великий Гнозис смотреть будет на мир,
Crossing out of some far omniscience	Из какого-то далекого всеведения пройдя
On lustrous seas from the still rapt Alone	По блестящим морям из тихого Одного поглощенного,
To illumine the deep heart of self and things.	Чтобы осветить глубокое сердце себя и вещей.
A timeless knowledge it shall bring to Mind,	Безвременное знание он принесет Разуму,
Its aim to life, to Ignorance its close.	Жизни - ее цель, Неведению - его завершение.
Above in a high breathless stratosphere,	Наверху, в высокой стратосфере безветренной,
Overshadowing the dwarfish trinity,	Отбрасывая тень на карликовую троицу,
Lived, aspirants to a limitless Beyond,	Претенденты на безграничное Запредельное жили,
Captives of Space, walled by the limiting heavens,	Пленники Пространства, обнесенного ограничивающими небесами,
In the unceasing circuit of the hours,	В непрестанном круговороте часов
Yearning for the straight paths of eternity,	Стремящиеся к прямым путям вечности,
And from their high station looked down on this world	И со своего высокого места смотрели вниз на этот мир
Two sun-gaze Daemons witnessing all that is.	Два солнечноглазых Демона, свидетельствующие все существующее.
A power to uplift the laggard world,	Способность поднять медлительный мир,
Imperious rode a huge high-winged Life-Thought	Императивная огромная высоко скользила на крыльях Жизнь-Мысль,
Unwont to tread the firm unchanging soil:	Не приученная ступать по твердой неменяющейся почве:
Accustomed to a blue infinity,	Привыкшая к голубой бесконечности,
It planed in sunlit sky and starlit air;	Она парила в залитом солнцем небе и освещенном звездами воздухе;
It saw afar the unreached Immortal's home	Она видела издали Бессмертного дом
And heard afar the voices of the gods.	И издалека голоса Богов слышала.
Iconoclast and shatterer of Time's forts,	Иконоборец и разрушитель фортов Времени,
Overleaping limit and exceeding norm,	Перепрыгивающая границы и превосходящая норму,
It lit the thoughts that glow through the centuries	Она освещала мысли, что сияют через века,
And moved to acts of superhuman force.	И побуждала к действиям сверхчеловеческую силу.
As far as its self-winged airplanes could fly,	Так далеко, как ее самоокрыленные аэропланы могут летать,
Visiting the future in great brilliant raids	Посещая будущее в великих сверкающих рейдах,
It reconnoitred vistas of dream-fate.	Она разведывала перспективы грезы-судьбы.
Apt to conceive, unable to attain,	Задумываться склонная, достигать неспособная,
It drew its concept-maps and vision-plans	Она чертила своей концепции карты и планы видения,
Too large for the architecture of mortal Space.	Для архитектуры смертного Пространства слишком обширные.
Beyond in wideness where no footing is,	По ту сторону в шири, где нет опоры для ног,
An imagist of bodiless Ideas,	Выдумщик Идей бестелесных,
Impassive to the cry of life and sense,	Бесстрастный к крику жизни и чувства,
A pure Thought-Mind surveyed the cosmic act.	Чистый Мысль-Разум обозревал действо космическое.
Archangel of a white transcending realm,	Архангел белого превосходящего царства,
It saw the world from solitary heights	Он видел мир из уединенных высот,
Luminous in a remote and empty air.	Светящихся в далеком и пустом воздухе.
End of Canto Ten	Конец песни десятой

Оглавление сервера по Интегральной Йоге

1  Здесь и  далее в переводе Рассудок (Reason) представлен местоимениями мужского рода, тогда как в оригинале - женского. (Прим. переводчика)
2  Схемы, оправдывающие бога (лат)3  Графическая разновидность египетского письма (скорописная форма),  упрощение иератической формы4  Здесь продолжается описание Рассудка, но в связи с использованием в оригинале слова "Мысль" удалось перейти к женскому роду описываемой Силы - как в оригинале. Тем не менее, определенное искажение остается, вызванное тем, что все местоимения женского рода в переводе относятся к слову "Мысль", тогда как в оригинале они относятся к слову "Рассудок". Но поскольку объект описания остается прежним, переводчик счел это искажение формальным и допустимым. (Прим. переводчика)
5  В смысле "безупречному", "безукоризненному" (Прим. переводчика)