Шри Ауробиндо, "Савитри: Легенда и Символ"

Книга Седьмая

Sri Aurobindo, "Savitri: a Legend and a Symbol"

Book Seven

Canto VI	Песнь шестая
NIRVANA AND THE DISCOVERY OF	Нирвана и обнаружение
THE ALL-NEGATING ABSOLUTE	Всеотрицающего Абсолюта
A calm slow sun looked down from tranquil heavens.	Медленное тихое солнце смотрело вниз со спокойного неба.
A routed sullen rearguard of retreat,	Разбитый наголову угрюмый арьергард отступления,
The last rains had fied murmuring across the woods	Последний дождь журча бежал по лесам
Or failed, a sibilant whisper mid the leaves,	Или стихал, шипящий шелест средь листьев,
And the great blue enchantment of the sky	И великое голубое очарование неба
Recovered the deep rapture of its smile.	Своей улыбки возвращало глубокий восторг.
Its mellow splendour unstressed by storm-licked heats	Его спелое великолепие, не потревоженное ударами пылкого шторма,
Found room for a luxury of warm mild days,	Нашло покои для роскоши теплых и мягких дней,
The night's gold treasure of autumnal moons	Ночи золотое сокровище осенних лун
Came floating shipped through ripples of fairy air.	Плыло кораблем по ряби пламеневшего воздуха.
And Savitri's life was glad, fulfilled like earth's;	И жизнь Савитри была довольна и наполнена счастьем, как жизнь земли;
She had found herself, she knew her being's aim.	Она нашла себя, цель своего существа она знала.
Although her kingdom of marvellous change within	Хотя ее царство чудесной перемены внутри
Remained unspoken in her secret breast,	Оставалось невысказанным в ее тайной груди,
All that lived round her felt its magic's charm:	Все, что жило вокруг, его магическое очарование чувствовало:
The trees' rustling voices told it to the winds,	Шелестящие голоса деревьев ветрам о нем сообщали,
Flowers spoke in ardent hues an unknown joy,	Цветы говорили в пылких оттенках о неведомой радости,
The birds' carolling became a canticle,	Пение птиц стало гимном,
The beasts forgot their strife and lived at ease.	Звери забыли борьбу и жили в покое.
Absorbed in wide communion with the Unseen	Поглощенные в широкое общение с Незримым
The mild ascetics of the wood received	Кроткие аскеты лесов получили
A sudden greatening of their lonely muse.	Возвеличивание их одинокого размышления внезапное.
This bright perfection of her inner state	Это светлое совершенство ее состояния внутреннего
Poured overflowing into her outward scene,	Переливалось через край в ее внешнюю сцену,
Made beautiful dull common natural things	Делало прекрасными естественные, обыденные, скучные вещи
And action wonderful and time divine.	И действия - чудесными, и время - божественным.
Even the smallest meanest work became	Даже мельчайшая и самая грязная работа стала
A sweet or glad and glorious sacrament,	Довольством и сладостью, великолепным таинством,
An offering to the self of the great world	Подношением, предложенным самости великого мира
Or a service to the One in each and all.	Или службой Одному в каждом и всем.
A light invaded all from her being's light;	Все наводнял свет из света ее существа;
Her heart-beats' dance communicated bliss:	Танец ударов ее сердца сообщал блаженство:
Happiness grew happier, shared with her, by her touch	Счастье других росло, разделенное с нею, ее прикасанием,
And grief some solace found when she drew near.	И находило какое-то утешение горе, когда она была близко.
Above the cherished head of Satyavan	Над возлюбленной головой Сатьявана
She saw not now Fate's dark and lethal orb;	Она не видела ныне темной, летальной орбиты Судьбы;
A golden circle round a mystic sun	Золотое кольцо вокруг солнца мистического
Disclosed to her new-born predicting sight	Раскрывало ее новорожденному предсказующему зрению
The cyclic rondure of a sovereign life.	Суверенной жизни циклический круг.
In her visions and deep-etched veridical dreams,	В ее видениях и глубоко вырезанных грезах правдивых,
In brief shiftings of the future's heavy screen,	В кратких, зыбучих песках тяжелой завесы грядущего,
He lay not by a dolorous decree	Он не лежал по декрету печальному
A victim in the dismal antre of death	Жертвой в мрачной пещере смерти
Or borne to blissful regions far from her	И ни уносило его в блаженные регионы далеко от нее,
Forgetting the sweetness of earth's warm delight,	Сладость теплого восторга земли позабывшего,
Forgetting the passionate oneness of love's clasp,	Забывшего страстное единство любовных объятий,
Absolved in the self-rapt immortal's bliss.	Освобожденного в самопоглощенном блаженстве бессмертия.
Always he was with her, a living soul	С ней все время он был, живая душа,
That met her eyes with close enamoured eyes,	Что встречала ее глаза близкими глазами влюбленными,
A living body near to her body's joy.	Живое тело, близко к радости ее тела.
But now no longer in these great wild woods	Но уже не в этих великих диких лесах
In kinship with the days of bird and beast	В родстве с днями птицы и зверя
And levelled to the bareness of earth's brown breast,	На уровне коричневой груди земли неприкрашенной,
But mid the thinking high-built lives of men	А среди мыслящих, высоко возведенных жизней людей,
In tapestried chambers and on crystal floors,	В задрапированных палатах, на кристальных полах,
In armoured town or gardened pleasure-walks,	В укрепленных башнях или охраняемых приятных прогулках,
Even in distance doser than her thoughts,	На расстоянии еще более близком, чем ее мысли,
Body to body near, soul near to soul,	Тело близко к телу, душа близко к душе,
Moving as if by a common breath and will,	Двигаясь словно общим дыханием и волей,
They were tied in the single circling of their days	Они были связаны в едином вращении их дней
Together by love's unseen atmosphere,	Вместе любви атмосферой невидимой,
Inseparable like the earth and sky.	Неразлучные, как небо с землею.
Thus for a while she trod the Golden Path;	Так, какое-то время она шла по Тропе Золотой;
This was the sun before abysmal Night,	Это было солнце перед Ночью бездонной.
Once as she sat in deep felicitous muse,	Однажды, когда она сидела в глубоком счастливом раздумье,
Still quivering from her lover's strong embrace,	Еще дрожа от крепких объятий возлюбленного,
And made her joy a bridge twixt earth and heaven,	И делала свою радость мостом между землею и небом,
An abyss yawned suddenly beneath her heart.	Под ее сердцем зазияла внезапно пучина.
A vast and nameless fear dragged at her nerves	Широкий и безымянный страх толкнул ее нервы,
As drags a wild beast its half-slaughtered prey;	Как дикий зверь тащит свою полуубитую жертву;
It seemed to have no den from which it sprang:	Казалось, у него нет берлоги, из которой он прыгнул:
It was not hers, but hid its unseen cause.	Он был не ее, его причина незримая скрыта.
Then rushing came its vast and fearful Fount.	Затем, нахлынув, пришел его обширный и ужасный Источник.
A formless Dread with shapeless endless wings	Бесформенный Страх с бесформенными бесконечными крыльями,
Filling the universe with its dangerous breath,	Наполнявший вселенную своим опасным дыханием,
A denser darkness than the Night could bear,	Тьма более густая, чем принести может Ночь,
Enveloped the heavens and possessed the earth.	Окутала небо и овладела землею.
A rolling surge of silent death, it came	Катящейся волной немой смерти пришел он,
Curving round the far edge of the quaking globe;	Огибая кругом далекие края трясущегося шара земного,
Effacing heaven with its enormous stride	Стирая небо своим шагом огромным,
It willed to expunge the choked and anguished air	Он желал вычеркнуть задушенный и замученный воздух
And end the fable of the joy of life.	И кончить сказку радости жизни.
It seemed her very being to forbid,	Он, казалось, само ее существо запрещает,
Abolishing all by which her nature lived,	Отменяя все, чем ее природа жила,
And laboured to blot out her body and soul,	Он старался стереть ее тело и душу,
A clutch of some half-seen Invisible,	Какого-то полувидимого Незримого хватка,
An ocean of terror and of sovereign might,	Океан суверенной мощи и ужаса,
A person and a black Infinity,	Персона и черная бесконечность.
It seemed to cry to her without thought or word	Он, казалось, кричал ей без слов и без мысли
The message of its dark eternity	Послание своей черной вечности
And the awful meaning of its silences:	И своих безмолвий значение жуткое:
Out of some sullen monstrous vast arisen,	Из какой-то угрюмой, чудовищной шири восставший,
Out of an abysmal deep of grief and fear	Из пучинной глубины горя и страха,
Imagined by some blind regardless self,	Выдуманный какой-то слепой невзирающей самостью,
A consciousness of being without its joy,	Сознание существа без его радости,
Empty of thought, incapable of bliss,	Лишенное мысли, не способное к блаженству,
That felt life blank and nowhere found a soul,	Что жизнь ощущало пустой и не находило нигде душу,
A voice to the dumb anguish of the heart	Голос, обращенный к немой муке сердца,
Conveyed a stark sense of unspoken words;	Сообщал полностью смысл несказанных слов;
In her own depths she heard the unuttered thought	В своих собственных глубинах она мысль непроизнесенную слышала,
That made unreal the world and all life meant.	Что делала нереальным мир и весь смысл жизни:
"Who art thou who claim'st thy crown or separate birth,	"Кто ты, что требуешь венца рождения отдельного,
The illusion of thy soul's reality	Иллюзии твоей души реальности,
And personal godhead on an ignorant globe	И персонального божества на земном шаре невежественном
In the animal body of imperfect man?	В несовершенного человека теле животном?
Hope not to be happy in a world of pain	Не надейся быть в мире боли счастливой,
And dream not, listening to the unspoken Word	Не мечтай, слушая несказанное Слово
And dazzled by the inexpressible Ray,	И ослепленная невыразимым Лучом,
Transcending the mute Superconscient's realm	Превзойдя безмолвного Суперсознания царство,
To give a body to the Unknowable,	Дать Непостижимому тело
Or for a sanction to thy heart's delight	Или для санкции восторгу твоего сердца
To burden with bliss the silent still Supreme,	Обременить блаженством безмолвного молчаливого Всевышнего,
Profaning its bare and formless sanctity,	Оскверняя его нагую святость бесформенную,
Or call into thy chamber the Divine	Или в свою палату звать Божество
And sit with God tasting a human joy.	И сидеть с Богом, человеческую радость вкушая.
I have created all, all I devour;	Я создал все, все я пожираю;
I am Death and the dark terrible Mother of life,	Я есть Смерть и жизни темная, ужасная Мать,
I am Kali black and naked in the world,	Я - Кали, нагая и черная, в мире,
I am Maya and the universe is my cheat.	Я - Майя, и вселенная есть мой обман.
I lay waste human happiness with my breath	Я человеческое счастье своим опустошаю дыханием
And slay the will to live, the joy to be	И убиваю волю жить, радость быть,
That all may pass back into nothingness	Чтобы все могло пройти назад, в небытие,
And only abide the eternal and absolute.	И лишь один остаюсь, абсолютный и вечный.
For only the blank Eternal can be true.	Ибо лишь пустой Вечный может быть истинен,
All else is shadow and flash in Mind's bright glass,	Все остальное - это вспышка и тень в стекле светлом Разума,
Mind, hollow mirror in which Ignorance sees	Разум - пустое зеркало, в котором Неведение видит
A splendid figure of its own false Self	Великолепную фигуру своей собственной фальшивой самости
And dreams it sees a glorious solid world.	И как великолепный и прочный мир видит грезы.
0 soul, inventor of man's thoughts and hopes,	О душа, изобретатель мыслей и надежд человека,
Thyself the invention of the moments' stream,	Ты сама - изобретение потока мгновений,
Illusion's centre or subtle apex point,	Центр иллюзии или тонкая точка вершины,
At last know thyself, from vain existence cease."	Себя узнай, наконец, и существование тщетное кончи".
A shadow of the negating Absolute,	Тень отрицающего Абсолюта,
The intolerant Darkness travelled surging past	Нетерпимая Тьма путешествовала, вздымаясь, проходя мимо,
And ebbed in her the formidable Voice.	И слабел в ней тот грозный Голос.
It left behind her inner world laid waste:	Позади он оставил ее внутренний мир пустыней лежащей,
A barren silence weighed upon her heart,	Бесплодная тишина на ее сердце нависла,
Her kingdom of delight was there no more;	Ее царства восторга там не было больше;
Only her soul remained, its emptied stage,	Лишь ее душа оставалась, опустевшая сцена,
Awaiting the unknown eternal Will.	Вечной Воли ожидая неведомой.
Thea from the heights a greater Voice came down,	Затем с высот более великий Голос пришел вниз,
The Word that touches the heart and finds the soul,	Слово, что коснулось сердца и нашло душу,
The voice of Light after the voice of Night:	Голос Света после голоса Ночи:
The cry of the Abyss drew Heaven's reply,	Крик Пучины вызвал Неба ответ,
A might of storm chased by the might of the Sun:	Мощь шторма, преследуемая могуществом Солнца:
"O Soul, bare not thy kingdom to the foe;	"О Душа, не обнажай своего царства врагу,
Consent to hide thy royalty of bliss	Согласись свою царскую привилегию блаженства спрятать,
Lest Time and Fate find out its avenues	Пусть Судьба и Время свои пути обнаружат
And beat with thunderous knock upon thy gates.	И в твои ворота громовым стуком ударят.
Hide whilst thou canst thy treasure of separate self	Спрячь, пока можешь, свое сокровище отдельной себя
Behind the luminous rampart of thy depths	За твоих глубин светлым валом,
Till of a vaster empire it grows part.	Пока более обширной империи она частью не станет.
But not for self alone the self is won:	Однако не для себя одной Сам завоеван:
Content abide not with one conquered realm;	Не довольствуйся одним завоеванным царством;
Adventure all to make the whole world thine,	Приключение - сделать все целым миром твоим,
To break into greater kingdoms turn thy force.	Прорваться в более великие царства поверни свою силу.
Fear not to be nothing that thou mayst be all;	Не бойся быть ничем, ибо ты можешь быть всем;
Assent to the emptiness of the Supreme	Согласись на пустоту Всевышнего,
That all in thee may reach its absolute.	Ибо все в тебе может достичь своего абсолюта.
Accept to be small and human on the earth,	Маленьким человеком на земле быть согласись,
Interrupting thy new-born divinity,	Препятствующим божественности твоей новорожденной,
That man may find his utter self in God.	Ибо человек свою высшую самость найти может в Боге.
If for thy own sake only thou hast come,	Если для себя одного ты пришел,
An immortal spirit into the mortal's world,	Бессмертный дух, в мир смертного,
To found thy luminous kingdom in God's dark,	Найти свое светлое царство во тьме Бога,
In the Inconscient's realm one shining star,	Одну сияющую звезду, в Несознания царстве,
One door in the Ignorance opened upon light,	Одну дверь в Неведении, открытую свету,
Why hadst thou any need to come at all?	Какая вообще нужда была тебе приходить?
Thou hast come down into a struggling world	Ты пришел вниз, в борющийся мир,
To aid a blind and suffering mortal race,	Помочь страдающей и слепой смертной расе
To open to Light the eyes that could not see,	Открыть к Свету глаза, что не могли видеть,
To bring down bliss into the heart of grief,	Блаженство вниз принести в сердце горя,
To make thy life a bridge twixt earth and heaven;	Сделать твою жизнь мостом меж землею и небом;
If thou wouldst save the toiling universe,	Если ты трудящуюся тяжко вселенную хочешь спасти,
The vast universal suffering feel as thine:	Широкое, вселенское страдание чувствуй как свое собственное:
Thou must bear the sorrow that thou claim'st to heal;	Ты должен терпеть горе, что требуешь ты исцелить;
The day-bringer must walk in darkest night.	Несущий день должен в самой темной ночи идти.
He who would save the world must share its pain.	Тот, кто, хочет спасти мир, должен разделить его боль.
If he knows not grief, how shall he find grief's cure?	Если он горя не знает, как найдет он от горя лекарство?
If far he walks above mortality's head,	Если высоко он гуляет над головой смертности,
How shall the mortal reach that too high path?	Как смертный достигнет той слишком высокой дороги?
If one of theirs they see scale heaven's peaks,	Если они видят одного из своих, взобравшегося на небесные пики,
Men then can hope to learn that titan climb.	Тогда изучить тот подъем титанический люди могут надеяться.
God must be born on earth and be as man	Бог должен быть рожден на земле и быть как человек,
That man being human may grow even as God.	Чтобы человек как Бог вырасти мог.
He who would save the world must be one with the world,	Тот, кто хочет спасти мир, должен быть един с этим миром,
All suffering things contain in his heart's space	Всех страдающих существ держать в своего сердца пространстве
And bear the grief and joy of all that lives.	И терпеть горе и радость всего, что живет.
His soul must be wider than the universe	Его душа должна быть шире вселенной
And feel eternity as its very stuff,	И вселенную чувствовать как самое свое вещество,
Rejecting the moment's personality,	Отвергая персональность мгновения,
Know itself older than the birth of Time,	Знать себя старше, чем рождение Времени,
Creation an incident in its consciousness,	Творение - в сознании своем эпизодом,
Arcturus and Belphegor grains of fire	Арктур и Белфегор - крупинками пламени,
Circling in a corner of its boundless self,	Кружащимися в уголке ее безграничной самости,
The world's destruction a small transient storm	Разрушение мира - штормом преходящим и маленьким
In the calm infinity it has become.	В спокойной бесконечности, которой он стал.
If thou wouldst a little loosen the vast chain,	Если ты хочешь немного ослабить обширную цепь,
Draw back from the world that the Idea has made,	Назад отступи из мира, что создан Идеей,
Thy mind's selection from the Infinite,	От селекции твоим умом Бесконечного,
Thy senses' gloss on the Infinitesimal's dance,	От глянца, что твои чувства наводят на Бесконечного Малого танце,
Then shalt thou know how the great bondage came.	Тогда ты узнаешь, как великое рабство пришло.
Banish all thought from thee and be God's void.	Всякую мысль из себя прогони и будь пустотой Бога.
Then shalt thou uncover the Unknowable	Тогда ты откроешь Непостижимого
And the Superconscient conscious grow on thy tops;	И осознание Суперсознательного на твоей вершине вырастет;
Infinity's vision through thy gaze shall pierce,	Вид Бесконечности твой взгляд пронзит;
Thou shalt look into the eyes of the Unknown;	Ты посмотришь в глаза Неизвестному,
Find the hid Truth in things seen null and false,	Найдешь скрытую Правду в вещах, что фальшивыми и недействительными кажутся,
Behind things known discover Mystery's rear.	Позади вещей узнаешь Мистерии обратную сторону.
Thou shalt be one with God's bare reality	Ты станешь единой с обнаженной реальностью Бога,
And the miraculous world he has become	И с тем чудесным миром, которым он стал,
And the diviner miracle still to be	И с более божественным чудом, что еще только будет,
When Nature who is now unconscious God	Когда Природа, которая сейчас - несознательный Бог,
Translucent grows to the Eternal's light,	Полупрозрачная, в свет Вечного вырастет,
Her seeing his sight, her walk his steps of power	Ее зрение станет его, ее прогулки - его шагами могущества,
And life is filled with a spiritual joy	И жизнь духовной наполнится радостью,
And Matter is the Spirit's willing bride.	И Материя станет невестой желанною Духа.
Consent to be nothing and none, dissolve Time's work,	Согласись быть никем и ничем, Времени труд раствори,
Cast off thy mind, step back from form and name.	Отбрось свой разум, отшагни из формы и имени.
Annul thyself that only God may be."	Аннулируй себя, ибо лишь Бог может быть".
Thus spoke the mighty and uplifting Voice,	Так говорил могучий Голос вздымающийся,
And Savitri heard; she bowed her head and mused	И Савитри слушала; она склонила голову и размышляла,
Plunging her deep regard into herself	Погрузив глубокое внимание в себя,
In her soul's privacy in the silent Night.	В уединении своей души в Ночи безмолвной.
Aloof and standing back detached and calm,	Поодаль, став назад, спокойная и обособленная,
A witness of the drama of herself,	Свидетельница драмы себя,
A student of her own interior scene,	Изучающая свою собственную внутреннюю сцену,
She watched the passion and the toil of life	Она наблюдала страсть и труд жизни
And heard in the crowded thoroughfares of mind	И слышала в переполненных проходах ума
The unceasing tread and passage of her thoughts.	Непрекращавшийся топот и бег своих мыслей.
All she allowed to rise that chose to stir;	Всему она подняться позволила, что суету выбирало;
Calling, compelling nought, forbidding nought,	Ничего не зовя, не принуждая, не запрещая,
She left all to the process formed in Time	Все она оставила сформированному во Времени процессу
And the free initiative of Nature's will.	И свободной инициативе воли Природы.
Thus following the complex human play	Так, следуя комплексной человеческой роли,
She heard the prompter's voice behind the scenes,	Она слышала голос суфлера за сценами,
Perceived the original libretto set	Постигала либретто первозданного место
And the organ theme of the composer Force.	И тему органа композитора-Силы.
All she beheld that surges from man's depths,	Она заметила все, что из глубин человека вставало,
The animal instincts prowling mid life's trees,	Животные инстинкты, среди деревьев жизни крадущиеся,
The impulses that whisper to the heart	Импульсы, что шепчут сердцу,
And passion's thunder-chase sweeping the nerves;	И громовую погоню страсти, по нервам несущуюся;
She saw the Powers that stare from the Abyss	Она видела Силы, что из Пучины таращились,
And the wordless Light that liberates the soul.	И бессловесный Свет, что освобождает душу.
But most her gaze pursued the birth of thought.	Но, в основном, ее взгляд преследовал рождение мысли.
Affranchised from the look of surface mind	Освобожденная от зрения поверхностного разума,
She paused not to survey the official case,	Она не останавливалась наблюдать их случай легальный,
The issue of forms from the once of the brain,	Выход форм из учреждения мозга,
Its factory of thought-sounds and soundless words	Его фабрику мысли-звуков и слов беззвучных
And voices stored within unheard by men,	И голосов, складированных внутри, людьми неуслышанных,
Its mint and treasury of shining coin.	Его монетный двор, казну блестящих монет.
These were but counters in mind's symbol game,	Это были лишь фишки в игре символической разума,
A gramophone's discs, a reproduction's film,	Граммофонные диски, репродукции фильмы,
A list of signs, a cipher and a code.	Список символов, шифр и код.
In our unseen subtle body thought is born	В нашем невидимом тонком теле рождается мысль,
Or there it enters from the cosmic field.	Или в него она входит из поля космического.
Oft from her soul stepped out a naked thought	Часто из ее души выходила обнаженная мысль,
Luminous with mysteried lips and wonderful eyes;	Светясь устами мистическими и глазами чудесными;
Or from her heart emerged some burning face	Или из ее сердца появлялся некий лик пламенеющий
And looked for life and love and passionate truth,	И смотрел в поисках жизни и любви и страстной правды,
Aspired to heaven or embraced the world	Устремлялся к небу или обнимал мир,
Or led the fancy like a fleeting moon	Или вел фантазию, словно месяц плывущий,
Across the dull sky of man's common days,	Сквозь туманное небо обычных человеческих дней,
Amidst the doubtful certitudes of earth's lore,	Среди сомнительных несомненностей земного знания,
To the celestial beauty of faith gave form	Небесной красоте веры придавал форму,
As if at flower-prints in a dingy room	Словно над цветочными оттисками в грязной комнате
Laughed in a golden vase one living rose.	Смеялась в золотой вазе роза живая.
A thaumaturgist sat in her heart's deep,	Волшебник сидел в глубине ее сердца,
Compelled the forward stride, the upward look,	Принуждал шагать вперед, смотреть вверх,
Till wonder leapt into the illumined breast	Пока чудо не впрыгнет в грудь освещенную
And life grew marvellous with transfiguring hope.	И жизнь с преображающей надеждой не станет чудесной.
A seeing will pondered between the brows;	Видящая воля размышляла между бровями;
Thoughts, glistening Angels, stood behind the brain	Мысли, светлые Ангелы, стояли за мозгом
In flashing armour, folding hands of prayer,	В блестящей броне, сложив руки в молитве,
And poured heaven's rays into the earthly form.	И лили лучи неба в форму земную.
Imaginations flamed up from her breast,	Из ее груди пылали фантазии,
Unearthly beauty, touches of surpassing joy	Красота неземная, касания исключительной радости,
And plans of miracle, dreams of delight:	Планы чуда, грезы восторга:
Around her navel lotus clustering close	Вокруг лотоса пупка близко толпясь,
Her large sensations of the teeming worlds	Ее обширные ощущения миров изобилующих
Streamed their dumb movements of the unformed Idea;	Струили свои немые движения Идеи несформированной;
Invading the small sensitive flower of the throat	Наводняя маленький цветок горла чувствительный,
They brought their mute, unuttered resonances	Они несли свои непроизносимые резонансы безмолвные,
To kindle the figures of a heavenly speech.	Чтобы зажечь фигуры речи небесной.
Below, desires formed their wordless wish,	Ниже желания формировали свою бессловесною жажду,
And longings of physical sweetness and ecstasy	И физической сладости страсть и экстаз
Translated into the accents of a cry	Переводили в акценты крика
Their grasp on objects and their clasp on souls.	Свое восприятие объектов, свое объятие душ.
Her body's thoughts climbed from her conscious limbs	Мысли тела ее поднимались из ее сознательных членов
And carried their yearnings to its mystic crown	И несли свои стремления к его короне мистической,
Where Nature's murmurs meet the Ineffable.	Где Природы журчания встречает Несказанное.
But for the mortal prisoned in outward mind	Но смертному, заточенному во внешнем уме,
All must present their passports at its door;	Все должны предъявлять свои паспорта у его двери;
Disguised they must don the official cap and mask	Они, должны надевать официальные шапки и маски
Or pass as manufactures of the brain,	Или проходить как изделия мозга,
Unknown their secret truth and hidden source.	Незнающего их тайной истины и источника скрытого.
Only to the inner mind they speak direct,	Лишь внутреннему разуму говорят они прямо,
Put on a body and assume a voice,	Обретают тело и голос,
Their passage seen, their message heard and known,	Их прохождение зримо, их сообщение понятно и слышно,
Their birthplace and their natal mark revealed,	Их место рождения и натальный знак найдены,
And stand confessed to an immortal's sight,	Стоя исповедываются бессмертия зрению,
Our nature's messengers to the witness soul.	Нашей природы посланцы - душе-свидетелю.
Impenetrable, withheld from mortal sense,	Непроницаемые, скрытые от смертного чувства,
The inner chambers of the spirit's house	Дома духа комнаты внутренние
Disclosed to her their happenings and their guests;	Раскрыли ей своих гостей и события;
Eyes looked through crevices in the invisible wall	Глаза смотрели сквозь щели в незримой стене,
And through the secrecy of the unseen doors	И через тайну незримых дверей
There came into mind's little frontal room	Туда, в маленькую переднюю комнату ума, приходили
Thoughts that enlarged our limited human range,	Мысли, что наш ограниченный человеческий диапазон расширяли,
Lifted the ideal's half-quenched or sinking torch	Поднимали Идеала полупогасший или спускающийся факел
Or peered through the finite at the infinite.	Или вглядывались через конечное на бесконечное.
A sight opened upon the invisible	На невидимое зрение открылось
And sensed the shapes that mortal eyes see not,	И воспринимались формы, которые смертные не видят глаза,
The sounds that mortal listening cannot hear,	Звуки, что смертное ухо слышать не может,
The blissful sweetness of the intangible's touch,	Неосязаемых касаний блаженная сладость;
The objects that to us are empty air	Объекты, что для нас - пустой воздух,
Are there the stuff of daily experience	Были там веществом ежедневного опыта
And the common pabulum of sense and thought.	И обычной пищей для мысли и чувства.
The beings of the subtle realms appeared	Существа тонких царств появлялись,
And scenes concealed behind our earthly scene;	Сцены, скрытые от нашего чувства земного;
She saw the life of remote continents	Она видела жизнь континентов далеких
And distance deafen not to voices far;	И не заглушенные расстоянием голоса;
She felt the movements crossing unknown minds;	Она ощущала движения, пересекающие умы неизвестные;
The past's events occurred before her eyes.	Перед ее глазами проходили события прошлого.
The great world's thoughts were part of her own thoughts,	Мысли великого мира стали частью ее собственных мыслей,
The feelings dumb for ever and unshared,	Немые вовеки никем не разделенные чувства,
The ideas that never found an utterance,	Идеи, что никогда не находили своего выражения.
The dim subconscient's incoherent hints	Бессвязные намеки подсознания смутного
Laid bare a meaning twisted deep and strange,	Открывали нагое значение, искривленное, глубокое, странное,
The bizarre secret of their grumbling speech,	Их нечленораздельной речи секрета причудливого,
Their links with underlying reality.	Их связь с лежащей в основе реальностью.
The unseen grew visible and audible:	Невидимое становилось зримо и слышно:
Thoughts leaped down from a superconscient field	Из суперсознательного поля вниз прыгали мысли,
Like eagles swooping from a viewless peak,	Как орлы, устремляющиеся с невидимых пиков,
Thoughts gleamed up from the screened subliminal depths	Мысли проблескивали из укрытых сублиминальных глубин,
Like golden fishes from a hidden sea.	Как золотые рыбы из скрытого моря.
This world is a vast unbroken totality,	Этот мир - неразрывная тотальность обширная,
A deep solidarity joins its contrary powers.	Глубокая солидарность объединяет его противоположные силы;
God's summits look back on the mute Abyss.	Вершины Бога глядят назад на немую Пучину.
So man evolving to divinest heights	Так, человек, эволюционизирующий к божественным высям,
Colloques still with the animal and the Djinn;	Еще беседует с животным и с Джинном;
The human godhead with star-gazer eyes	Человеческое божество со звездочета глазами
Lives still in one house with the primal beast.	С первобытным зверем еще живет в одном доме.
The high meets the low, all is a single plan.	Высокое встречается с низким, все единый есть план.
So she beheld the many births of thought,	Так она много рождений мысли заметила,
If births can be of what eternal is;	Если родиться может то, что является вечным;
For the Eternal's powers are like himself,	Ибо Вечного силы подобны ему,
Timeless in the Timeless, in Time ever born.	Безвременные в Безвременном, во Времени постоянно рождаемые.
This too she saw that all in outer mind	Она также видела, что все во внешнем уме
Is made, not born, a product perishable,	Сделано, не рождено, непрочный продукт
Forged in the body's factory by earth-force.	Создан земной силой на фабрике тела.
This mind is a dynamic small machine	Этот разум есть маленькая динамо машина,
Producing ceaselessly till it wears out,	Производящая непрерывно, пока не износится,
With raw material drawn from the outside world,	Из сырого материала, взятого из внешнего мира,
The patterns sketched out by an artist God.	Образцы, набросанные художником Богом.
Often our thoughts are finished cosmic wares	Часто наши мысли - это законченные космические изделия,
Admitted by a silent office gate	Впущенные безмолвными воротами офиса
And passed through the subconscient galleries,	И через подсознания галереи прошедшие,
Then issued in Time's mart as private make.	Затем выпущенные на рынок Времен, как лично сделанные.
For now they bear the living person's stamp;	Ибо ныне они несут живой личности штамп;
A trick, a special hue claims them his own.	Трюк, особый оттенок утверждает их его собственностью.
All else is Nature's craft and this too hers.	Все есть хитрость Природы, и эта - тоже ее.
Our tasks are given, we are but instruments;	Нам задания даны, мы - лишь инструменты;
Nothing is all our own that we create;	Ничего из того, что мы создаем, не принадлежит нам:
The Power that acts in us is not our force:	Сила, что действует в нас - не наша.
The genius too receives from some high fount	Гениальность тоже получена из высокого источника некоего,
Concealed in a supernal secrecy	Скрытого в тайне небесной,
The work that gives him an immortal name.	Работа, что дает ему бессмертное имя.
The word, the form, the charm, the glory and grace	Слово, форма, очарование, слава и грация -
Are missioned sparks from a stupendous Fire;	Это искры, посланные из огромного Пламени;
A sample from the laboratory of God	Образцы из лаборатории Бога,
Of which he holds the patent upon earth,	От которого патент на земле он имеет,
Comes to him wrapt in golden coverings;	Приходят к нему, обернутые в золотые покровы;
He listens for Inspiration's postman knock	Он прислушивается в ожидании стука почтальона от Вдохновения
And takes delivery of the priceless gift	И принимает посылку бесценного дара,
A little spoilt by the receiver mind	Немного испорченную получателем разумом
Or mixed with the manufacture of his brain;	Или с мануфактурой его мозга смешанную;
When least defaced, then is it most divine.	Чем менее изуродованную, тем более божественную.
Although his ego claims the world for its use,	Хотя его эго мир для своего использования требует,
Man is a dynamo for the cosmic work;	Человек есть для космической работы динамо;
Nature does most in him, God the high rest:	Природа в нем главным образом трудится, Бог высоко отдыхает:
Only his soul's acceptance is his own.	Лишь его души восприятие есть его собственность.
This independent, once a power supreme,	Эта независимая, некогда сила верховная,
Self-born before the universe was made,	Саморожденная до того, как была вселенная сделана,
Accepting cosmos, binds himself Nature's serf	Принимая космос, раба Природы принимает обязанность,
Till he becomes her freed man - or God's slave.	Пока не станет он ее человеком свободным или рабом Бога.
This is the appearance in our mortal front;	Такова наружность в нашем смертном фасаде;
Our greater truth of being lies behind:	Наша более великая истина существа лежит позади:
Our consciousness is cosmic and immense,	Наше сознание космическим и необъятным является,
But only when we break through Matter's wall	Но лишь когда мы пробиваемся через стену Материи,
In that spiritual vastness can we stand	В духовной обширности мы можем стоять,
Where we can live the masters of our world,	Где мы можем жить господами нашего мира,
And mind is only a means and body a tool.	Где разум - лишь средство, а тело - лишь инструмент.
For above the birth of body and of thought	Ибо над рождением тела и мысли
Our spirit's truth lives in the naked self	Истина нашего духа живет в обнаженной душе
And from that height, unbound, surveys the world.	И с той высоты мир обозревает, несвязанная.
Out of the mind she rose to escape its law	Из разума, чтобы от его закона спастись, встала Савитри,
That it might sleep in some deep shadow of self	Чтобы тот мог спать в некой глубокой тени себя
Or fall silent in the silence of the Unseen.	Или в молчании Незримого стихнуть.
High she attained and stood from Nature free	Высоко она поднялась и стояла, от Природы свободная,
And saw creation's life from far above,	И видела жизнь творения с далеких высот,
Thence upon all she laid her sovereign will	Оттуда на все она возложила свою суверенную волю
To dedicate it to God's timeless calm:	Все посвятить покою Бога безвременному:
Then all grew tranquil in her being's space,	Затем все стало спокойным в пространстве ее существа,
Only sometimes small thoughts arose and fell	Лишь иногда мелкие мысли поднимались и падали,
Like quiet waves upon a silent sea	Как на тихом море спокойные волны,
Or ripples passing over a lonely pool	Или бежали, как рябь по уединенному омуту,
When a stray stone disturbs its dreaming rest.	Когда камень случайный нарушает его грезящий отдых.
Yet the mind's factory had ceased to work,	Но фабрика разума прекратила работу,
There was no sound of the dynamo's throb,	Там не было звука пульса динамо,
There came no call from the still fields of life.	Туда не проходил зов с полей жизни безмолвных.
Then even those stirrings rose in her no more;	Затем даже эти движения не поднимались в ней больше;
Her mind now seemed like a vast empty mom	Ее разум сейчас как пустая просторная комната выглядел
Or like a peaceful landscape without sound.	Или как беззвучный, мирный ландшафт.
This men call quietude and prize as peace.	Это люди зовут тишиной и зовут миром.
But to her deeper sight all yet was there,	Но в ее более глубоком зрении там все пока оставалось,
Effervescing like a chaos under a lid;	Пузырясь хаосом под крышкою;
Feelings and thoughts cried out for word and act	Чувства и мысли призывали к слову и действию,
But found no response in the silenced brain:	Но не находили отклика в замолкшем мозгу:
All was suppressed but nothing yet expunged;	Все было подавлено, но ничего покамест не вычеркнуто;
At every moment might explosion come.	Каждый момент могучий взрыв приходил.
Then this too paused; the body seemed a stone.	Затем стихло и это; тело камнем казалось.
All now was a wide mighty vacancy,	Все ныне стало пустотой, широкой и мощной,
But still excluded from eternity's hush;	Но все еще исключенной из молчания вечности;
For still was far the repose of the Absolute	Ибо до сих пор был далек покой Абсолюта
And the ocean silence of Infinity.	И океан тишины Бесконечности.
Even now some thoughts could cross her solitude:	Даже сейчас какие-то мысли могли пересечь ее одиночество:
These surged not from the depths or from within	Не из глубин и не изнутри они нарастали,
Cast up from formlessness to seek a form,	Брошенные вверх из бесформенности найти форму,
Spoke not the body's need nor voiced mind's call.	Они не говорили о нужде тела, жизни зов не озвучивали.
These seemed not born nor made in human Time,	Они казались нерожденными, не созданными в человеческом Времени,
Children of cosmic nature from a far world,	Дети космической Природы из далекого мира,
Idea's shapes in complete armour of words	Формы Идеи в броне полной слов
Posted like travellers in an alien space.	Спешили, как в чужих краях путешественники.
Out of some far expanse they seemed to come	Из какого-то далекого пространства они, казалось, приходят,
As if carried on vast wings like large white sails,	Словно несомые на крыльях широких, подобных белым, большим парусам,
And with easy access reached the inner ear	Они входили с легкостью, внутреннего уха достигнув,
As though they used a natural privileged right	Будто пользовались естественным, привилегированным правом
To the high royal entries of the soul.	В высоких царских воротах души.
As yet their path lay deep concealed in light.	Их путь пока что лежал глубоко скрытый в свете.
Then looking to know whence the intruders came	Затем, глядя, чтобы узнать, откуда приходят незваные гости,
She saw a spiritual immensity	Она смотрела на необъятность духовную,
Pervading and encompassing the world-space	Пронизывающую и окружающую мировое пространство,
As ether our transparent tangible air,	Как эфир - наш ясный осязаемый воздух,
And through it sailing tranquilly a thought.	И на мысль, в ней плывущую спокойно под парусом.
As smoothly glides a ship nearing its port,	Как корабль гладко скользит, приближаясь к своему порту,
Ignorant of embargo and blockade,	Не зная об эмбарго и о блокаде,
Confident of entrance and the visa's seal,	Уверенный в праве на вход, в печати визы,
It came to the silent city of the brain	Она в безмолвствующий город мозга вплывала
Towards its accustomed and expectant quay,	К своей привычной, ожидаемой пристани,
But met a barring will, a blow of Force	Но встречала препятствующую волю, дуновение Силы
And sank vanishing in the immensity.	И тонула, пропав в необъятности.
After a long vacant pause another appeared	После долгой, незаполненной паузы появлялась другая,
And others one by one suddenly emerged,	И одна за другой они внезапно всплывали,
Mind's unexpected visitors from the unseen	Нежданные визитеры ума, из Незримого,
Like far-off sails upon a lonely sea.	Как далекие паруса на море пустынном.
But soon that commerce failed, none reached mind's coast.	Но вскоре ослабла эта коммерция, никто не достигал берега разума.
Then all grew still, nothing moved any more:	Затем все стало тихо, ничто не двигалось больше:
Immobile, self-rapt, timeless, solitary	Неподвижный, самоувлеченный, безвременный, уединенный,
A silent spirit pervaded silent Space.	Безмолвный дух пронизывал Пространство безмолвное.
In that absolute stillness bare and formidable	В той абсолютной тиши, нагой и грозной,
There was glimpsed an all-negating Void supreme	Всеотрицающая Пустота промелькнула Верховная,
That claimed its mystic Nihil's sovereign right	Что требовала своего мистического Ничто суверенного права
To cancel Nature and deny the soul.	Вычеркнуть Природу и отменить душу.
Even the nude sense of self grew pale and thin:	Даже нагое ощущение себя стало бледным и тонким:
Impersonal, signless, featureless, void of forms	Имперсональное, без особенностей, признаков, форм,
A blank pure consciousness had replaced the mind.	Незаполненное чистое сознание разум сменило.
Her spirit seemed the substance of a name,	Ее дух казался субстанцией имени,
The world a pictured symbol drawn on self,	Мир - нарисованным символом, надетым на самость,
A dream of images, a dream of sounds	Греза образов, греза звуков
Built up the semblance of a universe	Подобие вселенной выстраивала
Or lent to spirit the appearance of a world.	Или сообщала духу видимость мира1 .
This was self-seeing; in that intolerant hush	Это было самовидением; в том нетерпимом молчании
No notion and no concept could take shape,	Ни представление, ни понятие не могли принять форму,
There was no sense to frame the figure of things,	Там не было чувства, чтобы вставить в каркас фигуру вещей,
A sheer self-sight was there, no thought arose.	Там было тонкое самозрение, но не мысль, что вставала бы.
Emotion slept deep down in the still heart	Эмоции глубоко внизу спали в сердце безмолвном
Or lay buried in a cemetery of peace:	Или лежали, похороненные на мирном кладбище:
All feelings seemed quiescent, calm or dead,	Все чувства казались неподвижными, тихими или умершими,
As if the heart-strings rent could work no more	Словно сердца струны протертые больше служить не могли,
And joy and grief could never rise again.	Словно радость и горе никогда больше подняться не смогут.
The heart beat on with an unconscious rhythm	Сердце продолжало стучать с бессознательным ритмом,
But no response came from it and no cry.	Но не шло из него ни ответа, ни крика.
Vain was the provocation of events;	Тщетны провокации были событий;
Nothing within answered an outside touch,	Ничего внутри не отвечало касанию внешнему,
No nerve was stirred and no reaction rose.	Не возбуждался ни один нерв, реакции не было.
Yet still her body saw and moved and spoke;	Но еще ее тело двигалось, говорило и видело;
It understood without the aid of thought,	Оно понимало без помощи мысли,
It said whatever needed to be said,	Оно говорило то, что было нужно сказать,
It did whatever needed to be done.	Оно делало то, что быть должно было сделано.
There was no person there behind the act,	За действием не было личности,
No mind that chose or passed the fitting word:	Не было разума, что выбирал или пропускал подходящее слово:
All wrought like an unerring apt machine.	Все работало, как безошибочная машина способная.
As if continuing old habitual turns,	Словно продолжая старые обороты привычные,
And pushed by an old unexhausted force	И принуждаемое старой неисчерпавшейся силой,
The engine did the work for which it was made:	Устройство выполняло работу, для которой оно было создано:
Her consciousness looked on and took no part;	Ее сознание смотрело и не принимало участия;
All it upheld, in nothing had a share.	Все поддерживало, ни в чем не участвовало.
There was no strong initiator will;	Там не было могучей инициирующей воли;
An incoherence crossing a firm void	Бессвязность, пустоту пересекая стабильную,
Slipped into an order of related chance.	Скользила в порядок связного случая.
A pure perception was the only power	Чистое восприятие было единственной силой,
That stood behind her action and her sight.	Что стояла позади ее действий и зрения.
If that retired, all objects would be extinct,	Если бы ушло и оно, все объекты стали б инстинктами,
Her private universe would cease to be,	Ее личная вселенная существовать перестала бы,
The house she had built with bricks of thought and sense	Дом, который она построила из кирпичей мысли и чувства
In the beginning after the birth of Space.	В начале после рождения Пространства.
This seeing was identical with the seen;	Это зрение было идентично со зрелищем;
It knew without knowledge all that could be known,	Оно знало без знания все, что быть могло знаемо,
It saw impartially the world go by,	Оно на мир проходящий беспристрастно смотрело,
But in the same supreme unmoving glance	Но в том же безразличном не волнующемся взгляде
Saw too its abysmal unreality.	Видело также его нереальность бездонную.
It watched the,figure of the cosmic game,	Фигуры космической игры оно наблюдало,
But the thought and inner life in forms seemed dead	Но мысль и внутренняя жизнь в формах, казалось, умерли,
Abolished by her own collapse of thought:	Отмененные ее собственным разрушением мысли:
A hollow physical shell persisted still.	Пустая физическая скорлупа существовала еще.
All seemed a brilliant shadow of itself,	Все казалось самого себя тенью блестящей,
A cosmic film of scenes and images:	Сцен и образов космическим фильмом:
The enduring mass and outline of the hills	Длящаяся масса и очертание холмов
Was a design sketched on a silent mind	Были узором, в уме молчащем набросанным,
And held to a tremulous false solidity	И хранили дрожащую фальшивую твердость
By constant beats of visionary sight;	Постоянными ударами зрения призрачного.
The forest with its emerald multitudes	Лес, с его изумрудным обилием,
Clothed with its show of hues vague empty Space,	Одел своим видом оттенков неясное пустое Пространство,
A painting's colours hiding a surface void	Краски живописи пустоту скрывали поверхностную,
That flickered upon dissolution's edge;	Что мерцала на краю растворения;
The blue heavens, an illusion of the eyes,	Небеса голубые, иллюзия глаз,
Roofed in the mind's illusion of a world.	Накрывали разума иллюзию мира.
The men who walked beneath an unreal sky	Люди, что под нереальным небом гуляли,
Seemed mobile puppets out of cardboard cut	Подвижными марионетками из картона казались,
And pushed by unseen hands across the soil	Толкаемыми по земле руками незримыми,
Or moving pictures upon Fancy's film:	Или движущимися картинками в фильме Фантазии:
There was no soul within, no power of life.	Души внутри не было, ни силы жизни.
The brain's vibrations that appear like thought,	Вибрации мозга, что предстают словно мысль,
The nerve's brief answer to each contact's knock,	Нервов быстрый ответ на стук всех контактов,
The heart's quiverings felt as joy and grief and love	Трепетания сердца, ощущаемые как любовь, как радость и горе,
Were twitchings of the body, their seeming self,	Были судорогой тела, их мнимой самостью,
That body forged from atoms and formed gas	Которую тело выковало из газа и атомов,
A manufactured lie of Maya's make,	Производства Майи ложь сфабрикованная,
Its life a dream seen by the sleeping Void.	Его жизнь - сон, Пустотой спящей видимый.
The animals lone or trooping through the glades	Животные одинокие или стада на полянах
Fled like a passing vision of beauty and grace	Бежали, как мимолетные видения красоты и грации,
Imagined by some all-creating Eye.	Выдуманные неким всесозидающим Глазом.
Yet something was there behind the fading scene;	Но что-то там было, за блекнущей сценой;
Wherever she turned, at whatsoever she looked,	Куда бы не повернула она, на что бы она не взглянула,
It was perceived, yet hid from mind and sight.	То постигалось, но притом было от разума и от зрения скрыто.
The One only real shut itself from Space	Единственно реальное Одно закрывало себя от Пространства
And stood aloof from the idea of Time.	И стояло в стороне от идеи о Времени.
Its truth escaped from shape and line and hue.	Его истина избегала оттенка, линии, формы.
All else grew unsubstantial, self-annulled,	Все остальное становилось несубстанциональным, самоаннулированным,
This only everlasting seemed and true,	Лишь То казалось всегда длящимся, истинным,
Yet nowhere dwelt, it was outside the hours.	Но при этом нигде не жило, оно было вовне времени.
This only could justify the labour of sight,	Лишь оно могло оправдать зрения труд,
But sight could not define for it a form;	Но зрение не могло для него подобрать форму;
This only could appease the unsatisfied ear	Оно лишь могло утолить неудовлетворенное ухо,
But hearing listened in vain for a missing sound;	Но слух внимал тщетно звук ускользающий;
This answered not the sense, called not to Mind.	Оно не отвечало чувству, не звало к Разуму.
It met her as the uncaught inaudible Voice	Оно встречало ее как неуловимый, неслышимый Голос,
That speaks for ever from the Unknowable.	Что говорит из Непостижимого вечно.
It met her like an omnipresent point	Оно встречало ее как вездесущая точка,
Pure of dimensions, unfixed, invisible,	Свободная от измерений, нефиксированная, невидимая,
The single oneness of its multiplied beat	Одно единство его удара умноженного,
Accentuating its sole eternity.	Подчеркивающего его вечность единственную.
It faced her as some vast Nought's immensity,	Оно встречало ее как некоего обширного Ничто необъятность,
An endless No to all that seems to be.	Бесконечное Нет всему, что, кажется, есть,
An endless Yes to things ever unconceived	Бесконечное Да тому, что непредставимо вовеки,
And all that is unimagined and unthought,	Всему, что невообразимо, немыслимо,
An eternal zero or untotalled Aught,	Вечное зеро или подсчету не поддающееся Нечто,
A spaceless and a placeless Infinite.	Бесконечность без пространства и места.
Yet eternity and infinity seemed but words	Вечность и бесконечность, в то же время, казались только словами
Vainly affixed by mind's incompetence	Применяемыми тщетно некомпетентностью разума
To its stupendous lone reality.	К его единственной громадной реальности.
The world is but a spark-burst from its light,	Мир - лишь искорка-вспышка из его света,
All moments flashes from its Timelessness,	Все мгновения из его Безвременья сверкают,
All objects glimmerings of the Bodiless	Все объекты - Бестелесного отблески,
That disappear from Mind when That is seen.	Что исчезают из Разума, когда зримо То.
It held, as if a shield before its face,	Оно, словно щит, перед своим ликом держало
A consciousness that saw without a seer,	Сознание, что без зрителя видело,
The Truth where knowledge is not nor knower nor known,	Истину, где нет ни знания, ни познающего, ни познаваемого,
The Love enamoured of its own delight	Любовь, собственным восторгом своим очарованную,
In which the Lover is not nor the Beloved	В которой Любимого нет, нет Возлюбленной,
Bringing their personal passion into the Vast,	Вносящих свои персональные страсти в Обширность,
The Force omnipotent in quietude,	Всемогущая Сила в покое,
The Bliss that none can ever hope to taste.	Блаженство, которого никто никогда вкусить не может надеяться.
It cancelled the convincing cheat of self,	Оно вычеркивало обман убедительный самости;
A truth in nothingness was its mighty due.	Правда в ничто была его могучим ключом.
If all existence could renounce to be	Если бы все существование могло отказаться бы быть
And Being take refuge in Non-being's arms	И найти убежище в руках Небытия Бытие,
And Non-being could strike out its ciphered round,	А Небытие могло бы вычеркнуть его зашифрованный круг,
Some lustre of that Reality might appear.	Тогда некий проблеск той Реальности мог показаться бы.
A formless liberation came on her.	К ней пришло освобождение бесформенное.
Once sepulchred alive in brain and flesh	Некогда погребенная заживо в мозге и в плоти,
She had risen up from body, mind and life;	Она восстала из тела, из разума, жизни;
She was no more a Person in a world,	Она не была больше Персоною в мире,
She had escaped into infinity.	Она спаслась в бесконечность.
What once had been herself had disappeared;	Что некогда было ею самою, исчезло;
There was no frame of things, no figure of soul.	Там не было ни каркаса вещей, ни фигуры души.
A refugee from the domain of sense,	Эмигрант из владения чувства,
Evading the necessity of thought,	Бегущая от неизбежности мысли,
Delivered from Knowledge and from Ignorance	Избавленная от Знания и от Неведения,
And rescued from the true and the untrue,	Спасенная от истинного и от неистинного,
She shared the Superconscient's high retreat	Она убежище Суперсознания разделила высокое
Beyond the self-born Word, the nude Idea,	За пределами саморожденного Слова, нагая Идея,
The first bare solid ground of consciousness;	Первая неприкрашенная прочная почва сознания;
Beings were not there, existence had no place,	Существ не было здесь, существование не имело здесь места,
There was no temptation of the joy to be.	Здесь не было искушения радости быть.
Unutterably effaced, no one and null,	Невыразимо стерта, ни единицы, ни нуля,
A vanishing vestige like a violet trace,	Исчезающий след, как черта фиолетовая,
A faint record merely of a self now past,	Бледная запись просто себя, ныне прошедшей,
She was a point in the unknowable.	В непостижимом она была точкой.
Only some last annulment now remained,	Лишь какая-то последняя отмена сейчас оставалась.
Annihilation's vague indefinable step:	Аннигиляции неясный, не поддающийся определению шаг:
A memory of being still was there	Память о бытии была еще здесь
And kept her separate from nothingness:	И от небытия ее отдельно хранила:
She was in That but still became not That.	Она была в Том, но еще Тем не стала.
This shadow of herself so close to nought	Эта тень самой себя, так к ничто близкая,
Could be again self's point d'appui to live,	Могла стать снова для самости точкой опорою жизни,
Return out of the Inconceivable	Вернуться из Непостижимого
And be what some mysterious vast might choose.	И быть тем, что некая мистическая ширь может выбрать,
Even as the Unknowable decreed,	Равно как тем, чем Непостижимый решит,
She might be nought or new-become the All,	Она могла быть ничем или стать заново Всем,
Or if the omnipotent Nihil took a shape	Или, если бы всемогущий Ноль принял форму,
Emerge as someone and redeem the world.	Появиться как кто-то, и спасти мир.
Even, she might learn what the mystic cipher held,	Она даже могла изучить, что содержит мистический шифр,
This seeming exit or dosed end of all	Этот кажущийся выход или конец всего завершенный
Could be a blind tenebrous passage screened from sight,	Мог быть темным, мрачным проходом, скрытым от зрения,
Her state the eclipsing shell of a darkened sun	Ее состояние - заслоняющей раковиной затемненного солнца
On its secret way to the Ineffable.	На его тайном пути к Невыразимому.
Even now her splendid being might flame back	Даже сейчас ее великолепное существо могло снова вспыхнуть
Out of the silence and the nullity,	Из молчания и из недействительности,
A gleaming portion of the All-Wonderful,	Сверкающая часть Всечудесного,
A power of some all-affirming Absolute,	Сила некоего всеутверждающего Абсолюта,
A shining mirror of the eternal Truth	Сияющее зеркало Истины вечной,
To show to the One-in-all its manifest face,	Чтобы показать Одному-во-всем его проявленный облик,
To the souls of men their deep identity.	Душам людей - их идентичность глубокую.
Or she might wake into God's quietude	Либо она могла пробудиться в спокойствии Бога
Beyond the cosmic day and cosmic night	За пределами космического дня и космической ночи
And rest appeased in his white eternity.	И умиротворенно покоится в его белой вечности.
But this was now unreal or remote	Но сейчас это было нереальным или далеким,
Or covered in the mystic fathomless blank.	Или в бездонной пустоте мистической скрытым.
In infinite Nothingness was the ultimate sign	В бесконечном Ничто последний был знак
Or else the Real was the Unknowable.	Или еще оставалась Непостижимым Реальность.
A lonely Absolute negated all:	Одинокий Абсолют отрицал все:
It effaced the ignorant world from its solitude	Он стер невежественный мир из своего одиночества
And drowned the soul in its everlasting peace.	И утопил душу в своем вечно длящемся мире2 .
End of Canto Six	Конец шестой песни

Оглавление сервера по Интегральной Йоге

1  World - мир, вселенная.2  Peace - мир, покой.