Интернет-Сервер по Интегральной Йоге,
Шри Ауробиндо, "Савитри: Легенда и Символ"
Книга Третья
Web-Server for Integral Yoga
Sri Aurobindo, "Savitri: a Legend and a Symbol"
Book Three
Песнь третья
Дом Духа и новое творение
Более могучая оставалась задача, чем все, что он сделал.
Он повернулся к Тому, из которого бытие все приходит,
Внимающий из Тайны знак,
Который знает неуловленную Истину позади наших мыслей
И ведет мир своим всевидящим взглядом.
В своей души тишине неприступной,
Интенсивный, однонаправленный, монументальный, уединенный,
Терпеливый он, как инкарнировавшая надежда, сидел,
Неподвижный на пьедестале молитвы.
Он искал силу, которой на земле еще не было,
Помощи от Могущества, для смертной воли слишком великого,
Света Истины, ныне видимого лишь вдалеке,
От его высокого всемогущего Источника санкции.
Но с пугающих высот не слетало ни голоса;
Безвременные веки были закрыты; не открывалось ничто.
Нейтральная беспомощная пустота давила на годы.
В текстуре нашей природы человеческой связанной
Он ощущал абсолютное сопротивление, немое, огромное,
Нашей несознательной и невидящей базы,
Упрямое, отрицание в глубинах жизни безмолвное,
Невежественное Нет в истоке вещей.
Завуалированное сотрудничество с Ночью
Даже в нем самом выжило и от его зрения пряталось:
Что-то еще в его земном существе сохраняло
Свое родство с Несознанием, откуда пришло оно.
Тенистое единство с исчезнувшим прошлым,
Сохраненное в мировом старом каркасе, таилось там,
Тайное, не замеченное освещенным умом,
И в подсознательных шепотах и во сне
Еще ворчало над выбором духа и разума.
Его предательские элементы распространялись, как скользкие крупицы,
Надеясь, что входящая Истина запнется и упадет,
И старые идеальные голоса скитаясь стонали
И о снисходительности неба молили
К добрым несовершенствам нашей земли
И сладкой слабости нашего состояния смертного.
Это сейчас он решил обнаружить, изгнать,
Тот элемент в нем, что предавал Бога.
Всей Природы пространства неясные обнажены были,
Все ее тусклые склепы и углы обыскивались с огнем,
Где убежавшие инстинкты и бесформенные бунтовщики
Могли найти убежище в святилище тьмы
От белой чистоты очищающего пламени неба.
Все, казалось, погибло, что небожественным было:
Однако еще какой-то мельчайший диссидент мог убежать
И еще скрывался слепой силы центр.
Ибо бесконечно Несознание тоже;
Чем с большим упорством мы стремимся его пучины измерить,
Тем больше оно простирается, бесконечно вытягивается.
Затем, чтобы Истину человеческий крик не ограбил,
Он сорвал желание с его кровоточащих корней
И предложил богам свободное место.
Так он сносить касание безупречного мог.
Последняя и самая могучая пришла трансформация.
Его душа была вся впереди, как великое море,
Затопляющее разум и тело своими волнами;
Его существо, простертое объять вселенную,
Объединило внутреннее и внешнее,
Чтобы космическую сделать из жизни гармонию,
Империю Божества имманентного.
В этой огромной универсальности
Не только его душа-природа и разум-чувство
Заключали каждую душу и каждый разум в его,
Но была изменена даже жизнь плоти и нерва
И становилась единой плотью и нервом со всем, что живет;
Он чувствовал радость других как свою радость,
Он нес горе других как свое горе;
Его универсальная симпатия поддерживала,
Необъятная как океан, бремя творения,
Как земля поддерживает всех существ жертву,
Трепеща со скрытого Трансцендентального миром и радостью.
Там не было больше разделения бесконечного свитка;
Один становился Духа тайным единством,
Вся Природа вновь ощущала блаженство единое.
Там не было расщелины между одной душой и другою,
Там не было барьера между миром и Богом.
Пересилена была форма и ограничивающая линия памяти;
Покрывающий разум был схвачен и сорван;
Был растворен и ныне не мог больше быть,
Одно Сознание, что сделало мир, было видимо;
Все сейчас было ярким светом и силой.
Отмененный в своем последнем тонком следе тающем
Ушел круг маленькой самости;
Обособленное существо ощущаться не могло больше;
Оно исчезло и больше не знало себя,
Утраченное в широкой идентичности духа.
Его природа становилась движением Всего,
Исследующим себя, чтобы найти, что все было Им,
Его душа была делегатом Всего,
Что от себя повернулось, чтобы к одному присоединиться Всевышнему.
Превзойдена была человеческая формула;
Человека сердце, что затемняло Нерушимого,
Приняло могучий стук сердца бога;
Его ищущий разум прекратился в Истине, которая знает;
Его жизнь была универсальной жизни течением.
Он стоял, осуществленный, на высшей линии мира,
Ожидая восхождения за пределы мира,
Ожидая нисхождения, чтобы спасти мир.
Великолепие и Символ окутали землю,
Безоблачное богоявление смотрело и освящало просторы
Окруженные, мудрые бесконечности были вблизи
И светлые дали склонялись, родные и близкие.
Чувство не в состоянии в той огромной светлоте оказалось;
Эфемерные голоса из его слуха пали
И Мысль могучая не тонула, большая и бледная,
Как утомленный бог, в мистические моря.
Платья смертного мышления были сброшены вниз,
Оставляя его знание обнаженным перед абсолютным зрением;
Правление судьбы прекратилось и бессонные шпоры природы:
Успокоились атлетические вздымания воли
Во Всемогущего неподвижном покое.
Жизнь в его членах улеглась, обширная и немая;
Обнаженная, не огражденная стенами, не боящаяся, она сносила
Необъятное внимание Бессмертия.
Последнее движение умерло, и все сразу стало бездвижным.
Вес, что был незримого Трансцендентального рукою,
Положил на его члены печать неизмеримую Духа,
Бесконечность его в безбрежный транс поглотила.
Как тот, кто направляет свой парус к мистическим берегам,
Увлекаемый через океаны огромные дыханием Бога,
Бездонные снизу, вокруг неизвестные,
Его душа покинула слепое звездное поле, Пространство.
Далеко от всего, что измеримый мир образует,
Ныряя к сокрытым вечностям, она отступила
Назад из пенящейся поверхности разума к Ширям,
Безгласным внутри нас во всезнающем сне.
Над несовершенными пределами слова и мысли,
По ту сторону зрения, что ищет поддержки формы,
Затерянный в глубоких трактах суперсознательного Света
Или путешествующий в пустом не имеющем черт Ничего,
Один в непроторенном Несоизмеримом,
Или мимо не-самости, самости и отсутствия самости
Пересекая берега-грезы сознательного разума,
Он достиг, наконец, своей вечной основы.
На безгорестных высях, которые ни один взлетающий крик не тревожит,
Чистых и незатрагиваемых над этой смертной игрой,
Простирается духа смолкший неподвижный воздух.
Там нет начала, и там нет конца;
Там - стабильная сила всего, что движется;
Там эпохальный труд отдыхает.
Заведенное творение там в пустоте не кружит,
Никакой гигантский механизм не наблюдается душой;
Там не скрипят судьбою вращаемые машины огромные;
В одной груди свадьба зла и добра,
Столкновение борьбы в каждом объятии любви,
Боль эксперимента жизни опасная
В ценностях Случайности и Непоследовательности,
Опасность игры рискованной разума, наши жизни бросающей
На кон в ставке равнодушных богов,
И непостоянные блики света и тени идеи,
На поверхностное сознание падающие
И в дреме свидетельствующей безмолвной души
Творящие ошибку полузримого мира,
Где знание есть неведения поиски,
Шаги жизни - запинающаяся невпопад серия,
Ее аспект случайного назначения,
Ее равная мерка подлинного и фальшивого
В том неподвижном и неизменном царстве
Не находили ни доступа, ни причины, ни права жить:
Царила единственно духа неподвижная сила,
Самоуравновешенная в тихой вечности
И своем всемогущем и всезнающем мире1 .
Мысль не сталкивалась с мыслью, а истина - с истиной,
Там не было войны права с правом соперничающим;
Там не было спотыкающихся и полувидящих жизней,
Шагающих от случая к непредвиденному случаю,
Ни страдания сердец, принужденных стучать
В телах, инертным Несознанием сделанных.
Вооруженные неприкосновенным оккультным негасимым Огнем
Стражи Вечности закон охраняют его,
Вечно фиксированный на гигантском фундаменте Истины
В ее величественном и безграничном доме.
Там Природа на своем немом ложе духовном,
Неизменно трансцендентальная, свой знает источник
И на движение миров многочисленных
Соглашается, неподвижная в вечном покое.
Всёвызывающий, всеподдерживающий и отчужденный,
Свидетель из своего непоколебимого равновесия смотрит,
Огромный Глаз, внимательно глядящий на все сотворенные вещи.
Обособленный, пребывая в мире2 над суетою творения,
Погрузившись в вечные выси,
Он жил, в своей самости защищенный безбрежной,
В компании всевидящего Одного лишь.
Разум, слишком могучий, чтобы быть связанным Мыслью,
Жизнь, для игры в Пространстве чересчур безграничная,
Душа без границ, не убежденная Временем,
Долгой боли мира он ощущал угасание,
Он стал нерожденным Собой, что никогда не умирает,
Он присоединился к Бесконечности сессиям.
На космический шелест изначальное легло одиночество,
Аннулирован был контакт сформированный с вещами, рожденными временем,
Пустота стала широкой общиной Природы.
Все вещи были возвращены в свое семя бесформенное,
Мир смолк на циклический час.
Хотя страдающая Природа, что он оставил,
Под ним свои широкие бесчисленные поля сохраняла,
Ее огромное действо, отступая, исчезло вдали,
Словно сон без души наконец прекратился.
Ни один голос не приходил вниз с высоких Молчаний,
Никто не отвечал с ее покинутых опустевших полей.
Безмолвие прекращения царило, широкая
Бессмертная тишина до того, как рождены были боги;
Универсальная Сила ждала, молчаливая,
Завуалированного Трансцендентального декрета последнего.
Затем внезапно туда пришел взгляд, направленный вниз.
Словно море, свои собственные глубины исследующее,
Живое Единство расширилось в своей сердцевине
И присоединило его к неисчислимым множествам.
Блаженство, Свет, Сила, Любовь пламенно-белая
Поймали все в одно объятие безмерное;
Существование нашло свою истину на Единства груди,
И каждый стал собою и пространством всего.
Великие мировые ритмы были одной Души ударами сердца,
Чувствовать было пламенным обнаружением Бога,
Весь ум был единой арфой множества струн,
Вся жизнь - песней многих встречающихся жизней;
Ибо миров было много, но Сам был один.
Это знание сейчас было сделано семенем космоса:
Это семя было в безопасность Света положено,
Оно не нуждалась в оболочках Неведения.
Затем из транса того объятия огромного
И из пульсаций этого единого Сердца,
И из обнаженного Духа победы
Новое и чудесное творение встало.
Неисчислимые переливающиеся через край бесконечности,
Смеявшиеся из неизмеримого счастья,
Жили своим бессчетным единством;
Миры, где бытие не связанно и широко,
Немыслимо воплощали Себя, от эго свободного;
Восторг блаженных энергий
Присоединял Время к Безвременью, единой радости полюсы;
Белые шири были видны, где во всем все обернуто.
Там не было ни противоположностей, ни разделенных частей,
Все духовными звеньями присоединены ко всем были
И привязаны к Одному неразрывно:
Каждый был уникален, но принимал все жизни как свою собственную,
И, следуя до конца этим тонам Бесконечного,
Вселенную в самом себе узнавал.
Вихря бесконечности центр великолепный
Толкал к своего зенита вершине, к своей последней экспансии,
Ощущал божественность своего собственного самоблаженства,
Повторял в своей бесчисленности другие самости:
Неутомимо в свои пределы он3 брал
Персоны и фигуры Имперсонального,
Словно продолжая в непрестанном подсчете,
В итоге умножения восторженного,
Растущую десятичную вечности.
Никто не был порознь, никто не жил для себя одного,
Каждый жил для Бога в себе и Бога во всем,
Каждое одиночество содержало неописуемо целое.
Там Единство к монотонности привязано не было;
Оно показывало тысячи аспектов себя,
Его неизменная стабильность спокойная
Поддерживала на неизменной почве всегда в безопасности,
Принуждала на спонтанное рабство
Неисчислимые шаги, вечно меняющиеся,
Тонкий план танца, безрассудного с виду,
Огромных мировых сил в их совершенной игре.
Внешнее глядело назад на свою скрытую правду
И из различия делала единства игру улыбающуюся;
Оно все персоны частицами Уникального делало,
Однако все были бытия тайными целыми.
Всякая борьба превращена была в спор сладкий любви
В гармоничном круге надежных объятий.
Идентичности примиряющее счастье давало
Надежную безопасность различию.
На линии встречи рискованных крайностей
Игра игр до своего предела игралась,
Где через самообнаружение божественной самоутратой
Выпрыгивает единства верховный восторг,
Чья блаженная неразделенная сладость чувствует
Общность Абсолюта.
Там нигде рыдания страданий не было;
Переживание от одной точки Радости бежало к другой:
Блаженство было чистой неумирающей правдой вещей.
Вся Природа была фасадом сознательным Бога:
Во всем работала мудрость, самодвижимая, самонадежная,
Полнота беспредельного Света,
Аутентичность интуитивной Истины,
Слава и страсть созидательной Силы.
Непогрешимая, из вечности прыгающая
Мгновения мысль вдохновляла преходящее действие.
Слово, смех выпрыгивали из груди Тишины,
Ритм Красоты в покое Пространства,
Знание в бездонном сердце Времени.
Все ко всем поворачивались без отшатывания скрытости:
Единый экстаз, не нарушаемый,
Любовь была близкой идентичностью трепетной
В стучащем сердце всей той светлой жизни.
Зрение, которое объединяет, универсальное,
Симпатия нерва, отвечающего нерву,
Слух, что ко внутреннему звуку мысли прислушивается
И следует ритмическим значениям сердца,
Касание, что не нуждается в руках, чтобы чувствовать, чтобы держать,
Были там сознания прирожденными средствами
И увеличивали души близость с душою.
Духовных сил оркестр величественный,
Диапазон душевного взаимообмена
Гармонизировал Единство глубокое, неизмеримое.
В этих новых мирах отраженный, он стал
Частью универсального взгляда,
Постом везде живущего света,
Рябью на море мира4 едином
Его ум отвечал общающимся бессчетным умам,
Его слова были слогами речи космоса,
Его жизнь - обширного космического движения полем.
Он ощущал шаги миллионов намерений5 ,
Движущихся во вселенной к единственной цели.
Поток, вечно новорожденный, что никогда не умирает,
Ловил в своего тысячекратного течения восхитительном беге,
Трепетал в водоворотах бессмертной сладости,
Он ощущал вьющиеся через его члены, когда они проходили,
Бесконечного восторга движения спокойные,
Блаженство мириад мириадов, которые есть одно.
В этой обширной вспышке закона совершенства,
Навязывающего свою фиксированность на течение вещей,
Он видел иерархию светящихся планов,
Входящих поместьями в это высшее царство статуса Бога.
Настраивая в тон с одной Истиной их собственное законное право,
Каждый был жилищем довольства светлой ступени,
Один в красоте, в роде своем совершенный,
Образ, абсолютом одной глубокой истины брошенный,
Сочетался браком со всеми в счастливом различии.
Каждый давал свои силы, чтобы помочь своего соседа частям,
Но не испытывал уменьшения от своего дара;
Барышники взаимообмена мистического,
Они росли тем, что они брали, и тем, что давали,
Всех других они ощущали дополнениями собственными,
Едиными в мощи и радости множества.
Даже в равновесии, где Единство порознь держит,
Чтобы чувствовать восторг своих обособленных самостей,
В своем уединении ко Всему стремился Единственный
И Множественный смотреть на Одного поворачивался.
Всеобнаруживающее Блаженство всесозидающее,
Ищущее форм для проявления божественных истин,
Выстроенные в их мистерии значительной
Проблески символов Невыразимого
Мерцали гербом, как на воздухе бесцветном оттенки,
На чистоте Души-Свидетеля белой.
Эти оттенки были истинной призмой Всевышнего,
Его красотою, силой, восторженного творения причиной.
Обширное Сознание-Истина брало эти знаки,
Чтобы переложить их на некое божественное детское Сердце,
Что глядело на них с восторгом и смехом
И этим трансцендентальным образам радовалось,
Живым и реальным, как те истины, чьим они служат домом.
Духа нейтральность белая стала
Игровою площадкой чудес, местом свидания
Сил мистического Безвременья тайных:
Оно делало из Пространства чудесный дом Бога,
Оно изливала сквозь Время свои работы безвозрастной мощи,
Лишенное покровов, выглядело как притягивающий восхитительный лик,
Чудо и красота его Любви и его Силы.
Вечная Богиня двигалась в ее космическом доме,
Играя с Богом, как со своим дитя Мать:
Ему вселенная была ее грудью любви,
Его игрушками были бессмертные истины.
Все, здесь самоутраченное, там было на своем божественном месте.
Силы, что здесь предают наши сердца и ошибаются,
Были там суверенными в истине, совершенными в радости,
В творении без изъяна хозяевами,
Владельцами в своей бесконечности собственной.
Там Разум, великолепное солнце лучей видения,
Формировал славой своих мыслей субстанцию
И двигался среди грандиозности своих грез.
Воображения великий волшебный посох
Вызывал неизвестное и давал ему дом,
Простирал пышно в золотом воздухе
Истины радужно окрашенные крылья фантазии
Или интуитивному сердце радости пел
Мечты-ноты чуда, что приносят Реальное близко.
Его сила, что делает непостижимое близким и истинным,
В храме идеала хранила Одного благоговейно:
Он населял мысль, ум и счастливое сердце,
Наполнял светлыми аспектами могущества Бога
И живыми персонами одного Высшего,
Речью, что провозглашает невыразимое,
Лучом, открывающим незримые Присутствия,
Девственными формами, через которые сияет Бесформенный,
Словом, что возвещает переживание божественное,
И Идеями, что наполняют толпами Бесконечность.
Там не было пропасти между мыслью и фактом,
Они всегда отвечали, как птица птице зовущей;
Воля повиновалась мысли, действие - воле.
Там была гармония, сотканная между одной душой и другою.
Супружество с вечностью обожествляло Время.
Там жизнь неутомимо свои забавы преследовала,
Радость в ее сердце и на устах ее смех,
Светлая авантюра игры Бога в случай.
В своем изобретательном пыле каприза,
В своем трансфигурирующем веселье она наносила на карту Времени
Пленительную головоломку событий,
На каждом повороте манила переменами новыми
К самообнаружению, что никогда прекратиться не может.
Она всегда создавала крепкие оковы для желания сломать,
Приносила новые творения для удивления мысли
И страстные предприятия для сердца, чтобы отважилось,
Где Истина возвращалась с лицом неожиданным
Или же повторяла старую знакомую радость,
Как возвращение восхитительной рифмы.
В прятках на груди Матери-Мудрости,
Художник, ее мировой идеей наполненный,
Она никогда не могла излить свои неисчислимые мысли
И авантюру обширную в мыслящие формы
И испытание и соблазн грез новой жизни.
Не утомленная одинаковостью и не утомленная изменением,
Бесконечно она развертывала свой движущийся акт,
Мистерическую драму восторга божественного,
Живую поэму мирового экстаза,
Свертывающуюся настенную картину значительных обликов,
Вьющуюся перспективу сцен развивающихся,
Блестящую погоню самооткрывающихся форм,
Пылкую охоту души, ищущей душу,
Поиск и обнаружение, словно богов.
Там Материя есть густота прочная Духа,
Артистичность довольной наружности самости.
Хранилище образов длящихся,
Где строить мир чистого восторга может чувство:
Дом бесконечного счастья,
Она поселяет часы, как в прекрасной гостинице.
Чувства там души были отдушинами;
Даше самая юная мысль детская разума
Воплощала некое касание высших вещей.
Там субстанция была резонирующей арфой себя,
Сетью для постоянных молний духа,
Магнитной силой интенсивности любви,
Чей стремящийся пульс и обожания крик
Влекут приближения Бога близко, сладко, чудесно.
Ее твердость была массой производства небесного;
Ее фиксированность и сладостная перманентность очарования
Образовывали пьедестал светлый для счастья.
Ее тела, сотканные божественным чувством,
Были продолжением близости объятий душ;
Ее теплая игра вечного касания и зрелища
Отражала пыл и трепет радости сердца,
Блестящий подъем мыслей ума, блаженство духа;
Восторг жизни хранил вечно свое пламя и крик.
Все, что ныне проходит, там жило бессмертным
В гордой красе и прекрасной гармонии
Материи, для духовного света пластичной.
Ее упорядоченные часы провозглашали вечный Закон;
Зрение отдыхало на форм бессмертных надежности;
Время было прозрачным платьем Вечности.
Архитектор, высекающий из живого камня себя,
Строил феномен летного дома Реальности
На моря Бесконечности пляжах.
Напротив этой славы духовных статусов,
Их параллели, но при том их противоположности,
Качались и плыли, затемненные, подобные тени,
Словно сомнение составляло субстанцию, дрожащие, бледные,
Два отрицания обширных, которые эта схема находила иная.
Мир, что не знает своей в нем обитающей Самости,
Трудится, чтобы найти свою причину и нужду быть;
Дух, не ведающий мира, им сделанного,
Затемненный Материей, искаженный Жизнью,
Старается всплыть, быть свободным, знать, царствовать;
Они были тесно связаны в одной дисгармонии,
Однако, расходящиеся линии, совсем не встречались.
Три Силы его иррациональным правили курсом,
В начале - Сила неведающая,
В середине - воплощенная старающаяся душа,
В его конце - безмолвный дух, жизнь отрицающий.
Тупая и несчастливая интерлюдия
Развертывает свою сомнительную истину Уму вопрошающему,
Принуждаемому невежественной Силой играть свою роль
И записывать ее незавершенную повесть,
Мистерию ее несознательного плана
И загадку существа, из Ночи рожденного
Браком Неизбежности со Случаем.
Эта тьма нашу более благородную прячет судьбу.
Куколку великой и славной истины,
Она душит в своем коконе крылатое чудо,
Чтобы из тюрьмы Материи оно не сбежало
И, растрачивая свою красоту на бесформенную Ширь,
Не погрузилось в мистерию Непостижимого,
Покидая неосуществленной судьбу мира чудесную.
Как еще грезила только какого-то высокого духа мечта
Или раздраженная иллюзия в уме человека трудящемся,
Новое творение из старого встанет,
Непроизносимое Знание найдет речь,
Подавленная Красота ворвется в цветение райское,
Удовольствие и боль утонут в абсолютном блаженстве.
Языка лишенный оракул, наконец, говорить будет,
На земле Суперсознательное станет сознательным,
Чудеса Вечного присоединятся в танцу Времени.
Но сейчас все казалось напрасно изобилующей ширью,
Поддержанной вводящей в заблуждение Энергией
Для самопоглощенного и безмолвного зрителя,
Не заботящегося о бессмысленном зрелище, им наблюдаемом,
Внимающего прохождению причудливой процессии,
Как тот, кто ждет конца ожидаемого.
Он видел мир, который должен появиться из мира.
Там он скорее угадывал, чем видел и чувствовал,
Далеко на границе сознания,
Мимолетный и хрупкий этот маленький земной шар кружащийся
И на нем оставленную, как утраченной мечты напрасную форму,
Оболочки духа хрупкую копию,
Свое тело, собранное в мистическом сне.
Чужой формой оно казалось, мифической тенью.
Чуждой сейчас казалась та далекая вселенная смутная,
Самость и вечность, одни были истины.
Затем память взобралась к нему из планов старающихся,
Принося крик от когда-то лелеемых любимых вещей,
И на крик, как своему собственному зову утерянному,
Луч от Всевышнего ответил оккультного.
Ибо даже там безграничное Единство живет.
Для своего собственного зрения неузнаваемое,
Оно живет, все же, в свои собственные темные моря погруженное,
Несознательное единство мира поддерживая,
Скрытое в Материи бесчувственном множестве.
Эта семя-самость, посеянная в Необусловленное,
Теряет свою славу божественности,
Всемогущество своей Силы скрывая,
Своей Души пряча всезнание;
Агент своей собственной трансцендентальной Воли,
Оно погружает в глубокое несознание знание;
Принимает ошибку, горе, смерть и боль,
Оно платит выкуп невежественной Ночи,
Оплачивает своею субстанцией Природы падение.
Себя самого он знал, и почему его душа ушла
В земли страстную смутность,
Разделить труд блуждающей Силы,
Которая отделением надеется найти Одного.
Двумя существами он был, одним, широким и свободным, свыше,
Другим, борющимся, связанным, напряженным, его частью здесь.
Узы меж ними еще могли соединить два мира мостом;
Там был смутный отклик, дыхание далекое;
Не все прекратилось в тишине беспредельной.
Его сердце где-то лежало, сознательное и одинокое,
Далеко внизу под ним, как лампа в ночи;
Оно лежало покинутое, одно, нерушимое,
Неподвижное со страстной воли избытком,
Его живое, принесенное в жертву сердце предложенное,
Поглощенное в обожании мистическом,
Повернутое к своему далекому источнику света и любви.
В светлой неподвижности своего немого призыва
Оно глядело вверх на высоты, которые оно не могло видеть;
Оно стремилось из страстных глубин, которые оно не могло бросить.
В центре его обширного и судьбоносного транса
На полпути меж его свободной и падшей самостями,
Ходатайствуя между днем Бога и ночью смертного,
Принимая как свой единственный закон поклонение,
Принимая блаженство как единственную причину вещей,
Отвергая суровую радость, которую никто разделить не может,
Отвергая покой, что для одного покоя живет,
К ней оно повернулось, для которой оно быть хотело.
В страсти своей одинокой мечты
Оно лежало как закрытое беззвучное красноречие,
Где спит посвященный серебряный пол,
Освещенный единственным недрожащим лучом,
На котором незримое Присутствие преклоняет колени в молитве.
На какой-то глубокой груди освобождающего мира6
Все остальное удовлетворено было спокойствием;
Лишь оно знало, что там, за пределами, была истина.
Все другие части были немы в сосредоточенном сне,
Соглашаясь с медленной осмотрительной Силой,
Которая терпит заблуждение мира и его горе,
Соглашаясь на долгую отсрочку космическую,
Безвременно ждущую в терпеливых годах
Ее прихода, которого они просили для земли и людей;
Оно было огненной точкой, что звала ее ныне.
Затухание не могло погасить тот одинокий огонь;
Его зрение заполняло пустоту воли и разума;
Мысль мертва, его неизменная сила жила и росла.
Вооруженное интуицией блаженства,
К которому какое-то подвижное спокойствие было ключом,
Оно в огромной пустоте жизни упорствовало
Среди пустых отказов мира.
Оно слало свою безголосую молитву Неведомому;
Оно в ожидании шагов своих надежд вслушивалось,
Возвращающихся сквозь пустые необъятности,
Оно ждало декрета Слова,
Что приходит через безмолвную самость от Высшего.
Конец песни третьей
Оглавление сервера по Интегральной Йоге