| Book Four | Книга Четвертая |
| THE BOOK OF BIRTH AND QUEST | КНИГА РОЖДЕНИЯ И ПОИСКА |
| Canto IV | Песня IV |
| THE QUEST | ПОИСК |
| The world-ways opened before Savitri. | Дороги мира открывались для Савитри. |
| At first a strangeness of new brilliant scenes | В начале странность новых сверкающих сцен |
| Peopled her mind and kept her body's gaze. | Заполняла её ум и удерживала внимание её тела. |
| But as she moved across the changing earth | Но по мере того, как она двигалась по меняющейся земле, |
| A deeper consciousness welled up in her: | Более глубокое сознание начинало бить в ней ключом: |
| A citizen of many scenes and climes, | Житель многих сцен и климатов, |
| Each soil and country it had made its home; | Каждую местность и страну оно делало своим домом; |
| It took all clans and peoples for her own, | Оно принимало все племена и народы как свои, |
| Till the whole destiny of mankind was hers. | Пока вся судьба человечества не стала её. |
| These unfamiliar spaces on her way | Эти незнакомые пространства на её пути |
| Were known and neighbours to a sense within, | Были известны и близки внутреннему чувству, |
| Landscapes recurred like lost forgotten fields, | Пейзажи возвращались, словно утерянные позабытые поля, |
| Cities and rivers and plains her vision claimed | Города, реки и равнины требовали её взгляда, |
| Like slow-recurring memories in front, | Словно медленно возвращающиеся воспоминания перед ней, |
| The stars at night were her past's brilliant friends, | Звёзды в ночи были сияющими друзьями её прошлого, |
| The winds murmured to her of ancient things | Ветры шептали ей о древних вещах, |
| And she met nameless comrades loved by her once. | И она встречала безымянных товарищей, любимых ею когда-то. |
| All was a part of old forgotten selves: | Все было частью прежних, позабытых "я": |
| Vaguely or with a flash of sudden hints | Смутно, или со вспышкой внезапных намёков, |
| Her acts recalled a line of bygone power, | Её дела воскрешали направление ушедшей силы, |
| Even her motion's purpose was not new: | Даже цель её движения была не нова: |
| Traveller to a prefigured high event, | Путешественница к предопределённому высокому событию, |
| She seemed to her remembering witness soul | Для своей вспоминающей души-свидетеля казалось, что она |
| To trace again a journey often made. | Повторяла заново путешествия, что часто совершала. |
| A guidance turned the dumb revolving wheels | Некое руководство поворачивало немые крутящиеся колёса |
| And in the eager body of their speed | И в стремящемся воплощении их скорости |
| The dim-masked hooded godheads rode who move | Неслись неясные скрытые масками божества, которые двигают |
| Assigned to man immutably from his birth, | То, что непреложно предназначенно человеку от рождения, |
| Receivers of the inner and outer law, | Судебные исполнители внутреннего и внешнего закона, |
| At once the agents of his spirit's will | Вместе с тем, представители воли его духа, |
| And witnesses and executors of his fate. | И свидетели, и распорядители его судьбы. |
| Inexorably faithful to their task, | Непреклонно преданные своей задаче, |
| They hold his nature's sequence in their guard | Они держат под своей охраной следование его природы, |
| Carrying the unbroken thread old lives have spun. | Пронося неразрывной нить, сплетённую прежними жизнями. |
| Attendants on his destiny's measured walk | Спутники на его пути, отмеренном судьбою, |
| Leading to joys he has won and pains he has called, | Ведущие к радостям, им завоёванным и к мукам, что он накликал, |
| Even in his casual steps they intervene. | Они вмешиваются даже в его случайные шаги. |
| Nothing we think or do is void or vain; | Ничто из того, что мы думаем или делаем не бесполезно и не напрасно; |
| Each is an energy loosed and holds its course. | Всё — это энергия, высвобождаемая и идущая своим курсом. |
| The shadowy keepers of our deathless past | Теневые хранители нашего бессмертного прошлого |
| Have made our fate the child of our own acts, | Сделали нашу судьбу дитём наших собственных действий, |
| And from the furrows laboured by our will | И из борозды, проложенной нашей волей |
| We reap the fruit of our forgotten deeds. | Мы пожинаем плод своих позабытых дел. |
| But since unseen the tree that bore this fruit | Но поскольку невидимо дерево, что несёт этот плод, |
| And we live in a present born from an unknown past, | И мы живём в настоящем, рождённом из неведомого прошлого, |
| They seem but parts of a mechanic Force | Они кажутся лишь частями механической Силы |
| To a mechanic mind tied by earth's laws; | Механическому уму, связанному земными законами; |
| Yet are they instruments of a Will supreme, | И всё же они — инструменты всевышней Воли, |
| Watched by a still all-seeing Eye above. | Наблюдаемые неподвижным всё-видящим Оком сверху. |
| A prescient architect of Fate and Chance | Предвосхищающий архитектор Судьбы и Случая, |
| Who builds our lives on a foreseen design | Который строит наши жизни по заранее предвиденному плану, |
| The meaning knows and consequence of each step | Знает смысл и последствие каждого шага |
| And watches the inferior stumbling powers. | И видит спотыкающиеся низшие силы. |
| Upon her silent heights she was aware | На своих безмолвных высотах она (Савитри) сознавала |
| Of a calm Presence throned above her brows | Спокойное Присутствие, воцарившееся над её лбом, |
| Who saw the goal and chose each fateful curve; | Которое видело цель и выбирало каждый поворот судьбы; |
| It used the body for its pedestal; | Оно пользовалось телом как пьедесталом; |
| The eyes that wandered were its searchlight fires, | Её скользящий взор был его прожекторами, |
| The hands that held the reins its living tools; | Руки, держащие вожжи — его живыми инструментами; |
| All was the working of an ancient plan, | Всё было работой древнего замысла, |
| A way proposed by an unerring Guide. | Путём, предлагаемым неошибающимся Проводником. |
| Across wide noons and glowing afternoons, | Через широкие утра и пылающие дни, |
| She met with Nature and with human forms | Она встречалась с Природой, с различными типами людей |
| And listened to the voices of the world; | И слушала голоса мира; |
| Driven from within she followed her long road, | Ведомая изнутри, она следовала своей долгой дорогой, |
| Mute in the luminous cavern of her heart, | Безмолвная в ярко освещённом внутреннем пространстве своего сердца, |
| Like a bright cloud through the resplendent day. | Словно светлое облако через ослепительный день. |
| At first her path ran far through peopled tracts: | Вначале её путь бежал в даль, по населенным местам: |
| Admitted to the lion eye of States | Допущенная ко львиным очам Властителей |
| And theatres of the loud act of man, | И в театры шумного действа человека, |
| Her carven chariot with its fretted wheels | Её резная колесница со своими узорчатыми колёсами |
| Threaded through clamorous marts and sentinel towers | Проезжала через крикливые базары и сторожевые башни, |
| Past figured gates and high dream-sculptured fronts | Минуя фигурные ворота, высокие фасады со спящими скульптурами, |
| And gardens hung in the sapphire of the skies, | Сады, повисшие в сапфире небес, |
| Pillared assembly halls with armoured guards, | Колонные залы собраний с вооруженной охраной, |
| Small fanes where one calm Image watched man's life | Маленькие церкви, где один спокойный Образ наблюдал жизнь человека |
| And temples hewn as if by exiled gods | И храмы, словно высеченные изгнанными богами, |
| To imitate their lost eternity. | Чтобы имитировать их утраченную вечность. |
| Often from gilded dusk to argent dawn, | Часто от золотистых сумерек до серебряного рассвета, |
| Where jewel-lamps flickered on frescoed walls | Где лампы-драгоценности мерцали на стенах, расписанных фресками |
| And the stone lattice stared at moonlit boughs, | И каменная решётка смотрела на ветви, залитые лунным светом, |
| Half-conscious of the tardy listening night | Полу-осознавая медлительную вслушивающуюся ночь, |
| Dimly she glided between banks of sleep | Она смутно скользила между берегами сна, |
| At rest in the slumbering palaces of kings. | Отдыхая в дремотных дворцах царей. |
| Hamlet and village saw the fate-wain pass, | Сёла и деревушки видели как проезжает повозка-судьба, |
| Homes of a life bent to the soil it ploughs | Дома тех, кто живут склонившись к земле, что пашут |
| For sustenance of its short and passing days | Для пропитания своих коротких и уходящих дней, |
| That, transient, keep their old repeated course, | Тех скоротечных дней, что сохраняют свой старый повторяющийся курс, |
| Unchanging in the circle of a sky | Остающийся прежним в круговороте небес, |
| Which alters not above our mortal toil. | Которые не меняются над нашим смертным трудом. |
| Away from this thinking creature's burdened hours | И вот она повернула прочь от обременённых часов этого мыслящего творения, |
| To free and griefless spaces now she turned | К свободным и не знающим горя пространствам, |
| Not yet perturbed by human joys and fears. | Ещё не потревоженным людскими радостями и страхами. |
| Here was the childhood of primaeval earth, | Здесь было детство первозданной земли, |
| Here timeless musings large and glad and still, | Здесь размышления вне времени — широки, радостны и тихи, |
| Men had forborne as yet to fill with cares, | Люди воздерживались пока наполнять их своими заботами, |
| Imperial acres of the eternal sower | Величественные акры вечного сеятеля |
| And wind-stirred grass-lands winking in the sun: | И колыхаемые ветром царства трав, сверкающие на солнце: |
| Or mid green musing of woods and rough-browed hills, | Или среди зелёного размышления лесов и насупивших лоб холмов, |
| In the grove's murmurous bee-air humming wild | В дебрях рощ, приглушённо гудящих от роения пчёл, |
| Or past the long lapsing voice of silver floods | Или следуя долгому переливчатому звуку серебряных речек, |
| Like a swift hope journeying among its dreams | Словно быстрая надежда, путешествующая среди своих грёз, |
| Hastened the chariot of the golden bride. | Поспешала колесница прекрасной невесты. |
| Out of the world's immense unhuman past | Из необъятного дочеловеческого прошлого мира |
| Tract-memories and ageless remnants came, | Приходили дорогы-воспоминания и следы нестареющего прошлого, |
| Domains of light enfeoffed to antique calm | Владения света, пожалованные древней тишине |
| Listened to the unaccustomed sound of hooves | Вслушивались в непривычные звуки копыт, |
| And large immune entangled silences | И широкие неприкосновенные затягивающие безмолвия |
| Absorbed her into emerald secrecy | Поглощали её в своё изумрудное таинство, |
| And slow hushed wizard nets of fiery bloom | А медленные затихшие волшебные сети яркого цветения |
| Environed with their coloured snare her wheels. | Окружали своими разноцветными силками колёса её экипаже. |
| The strong importunate feet of Time fell soft | Сильные настойчивые ноги Времени мягко ступали |
| Along these lonely ways, his titan pace | Вдоль этих уединённых дорог, позабыв свой титанический шаг |
| Forgotten and his stark and ruinous rounds. | И непреклонные и разрушительные прогулки. |
| The inner ear that listens to solitude, | Внутреннее ухо, что вслушивается в уединение, |
| Leaning self-rapt unboundedly could hear | Свободно опираясь на самопроизвольный восторг, могло слушать |
| The rhythm of the intenser wordless Thought | Ритм более интенсивной бессловесной Мысли, |
| That gathers in the silence behind life, | Что собирается в тишине за пределами жизни, |
| And the low sweet inarticulate voice of earth | А низкий ласковый невнятный голос земли |
| In the great passion of her sun-kissed trance | В великой страсти её целуемого солнцем транса |
| Ascended with its yearning undertone. | Поднимался со своей интонацией устремления. |
| Afar from the brute noise of clamorous needs | Вдали от грубого шума крикливых нужд |
| The quieted all-seeking mind could feel, | Успокоенный, всюду ищущий ум мог бы ощутить, |
| At rest from its blind outwardness of will, | Отдыхая от своей слепой направленности воли на внешнее, |
| The unwearied clasp of her mute patient love | Неутомимые объятия её безмолвной терпеливой любви |
| And know for a soul the mother of our forms. | И узнать душу как мать наших форм. |
| This spirit stumbling in the fields of sense, | Этот дух, спотыкающийся в полях чувства, |
| This creature bruised in the mortar of the days | Это создание, истолчённое в ступе дней, |
| Could find in her broad spaces of release. | Можно найти в её широких пространствах освобождения. |
| Not yet was a world all occupied by care. | Но пока что ещё не весь мир охвачен её заботой. |
| The bosom of our mother kept for us still | Грудь нашей матери продолжает хранить для нас |
| Her austere regions and her musing depths, | И её строгие области, и её задумчивые глубины, |
| Her impersonal reaches lonely and inspired | И её безличные богатства, одинокие и вдохновенные |
| And the mightinesses of her rapture haunts. | И могущества её убежищ восторга. |
| Muse-lipped she nursed her symbol mysteries | Задумчиво говорящая, она питала свои символические мистерии |
| And guarded for her pure-eyed sacraments | И хранила для своих ясноглазых таинств |
| The valley clefts between her breasts of joy, | Долину ущелий между своих грудей радости |
| Her mountain altars for the fires of dawn | Свои горные алтари для огней зари |
| And nuptial beaches where the ocean couched | И свадебные пляжи, где лежит океан, |
| And the huge chanting of her prophet woods. | И необъятное песнопение её пророческих лесов. |
| Fields had she of her solitary mirth, | У неё были поля её уединённой радости, |
| Plains hushed and happy in the embrace of light, | Равнины, затихшие и счастливые в объятии света, |
| Alone with the cry of birds and hue of flowers, | Безлюдные, с пением птиц и красками цветов, |
| And wildernesses of wonder lit by her moons | И дебри чуда, залитые её луною, |
| And grey seer-evenings kindling with the stars | И серые провидческие вечера, разгорающиеся звёздами, |
| And dim movement in the night's infinitude. | И неясные движения бесконечности ночи. |
| August, exulting in her Maker's eye, | Величественная, ликующая в своём взоре Создателя, |
| She felt her nearness to him in earth's breast, | Она чувствовала близость к нему в груди земли, |
| Conversed still with a Light behind the veil, | Тихо беседовала со Светом за вуалью, |
| Still communed with Eternity beyond. | Спокойно разговаривала с запредельной Вечностью. |
| A few and fit inhabitants she called | Немногих подходящих обитателей она позвала |
| To share the glad communion of her peace; | Разделить радостную общность её покоя; |
| The breadth, the summit were their natural home. | Эта широта, эта вершина была их естественным домом. |
| The strong king-sages from their labour done, | Могучие цари-мудрецы, закончив свои труды, |
| Freed from the warrior tension of their task, | Освободившись от боевого напряжения своих дел, |
| Came to her serene sessions in these wilds; | Приходили на её безмятежные собрания в эти чащи; |
| The strife was over, the respite lay in front. | Борьба закончилась, впереди ждала передышка. |
| Happy they lived with birds and beasts and flowers | Они жили счастливо вместе с птицами, зверями, цветами, |
| And sunlight and the rustle of the leaves, | Солнечным светом и шелестом листьев, |
| And heard the wild winds wandering in the night, | Слушали дикие ветры, блуждающие в ночи, |
| Mused with the stars in their mute constant ranks, | Размышляли со звёздами в их немых неизменных рядах, |
| And lodged in the mornings as in azure tents, | И жили в утрах, как в лазурных шатрах, |
| And with the glory of the noons were one. | И со славой полдней были одно. |
| Some deeper plunged; from life's external clasp | Некоторые ныряли глубже; из внешней хватки жизни, |
| Beckoned into a fiery privacy | Заманиваемые в огненную уединённость, |
| In the soul's unprofaned star-white recess | В неосквернённый звёздно-белый тайник души, |
| They sojourned with an everliving Bliss; | Они гостили у вечно живого Блаженства; |
| A Voice profound in the ecstasy and the hush | Глубокий Голос в экстазе и тишине |
| They heard, beheld an all-revealing Light. | Слышали они, постигали всепроявляющий Свет. |
| All time-made difference they overcame; | Все различия, созданные временем они преодолели; |
| The world was fibred with their own heart-strings; | Мир соткан был из струн их собственных сердец; |
| Close drawn to the heart that beats in every breast, | Тесно прижатые к тому сердцу, что бьётся в каждой груди, |
| They reached the one self in all through boundless love. | Они достигали единого "я" во всём через безграничную любовь. |
| Attuned to Silence and to the world-rhyme, | Настроенные на Безмолвие и поэзию мира, |
| They loosened the knot of the imprisoning mind; | Они развязали узы заточённого ума; |
| Achieved was the wide untroubled witness gaze, | Достигнут был широкий необеспокоенный взгляд свидетеля, |
| Unsealed was Nature's great spiritual eye; | Сломана была печать на великом духовном глазу Природы; |
| To the height of heights rose now their daily climb: | На высоты высот они совершали свой ежедневный подъём: |
| Truth leaned to them from her supernal realm; | Истина склонялась к ним из своего небесного царства; |
| Above them blazed eternity's mystic suns. | А выше сияли мистические солнца вечности. |
| Nameless the austere ascetics without home | Безымянные суровые аскеты без дома, |
| Abandoning speech and motion and desire | Отвергающие речь, движение, желание, |
| Aloof from creatures sat absorbed, alone, | Сидели в стороне от созданий, поглощённые, одинокие, |
| Immaculate in tranquil heights of self | Безупречные в спокойных высотах внутреннего "я" |
| On concentration's luminous voiceless peaks, | На светлых беззвучных пиках концентрации, |
| World-naked hermits with their matted hair | Отшельники, не прикрытые миром, со своими спутанными волосами, |
| Immobile as the passionless great hills | Неподвижные, словно великие бесстрастные холмы |
| Around them grouped like thoughts of some vast mood | Возвышались вокруг них, подобно мыслям из какого-то широкого настроя, |
| Awaiting the Infinite's behest to end. | Ожидающие от Бесконечного повеления завершиться. |
| The seers attuned to the universal Will, | Провидцы, сонастроенные со вселенской Волей, |
| Content in Him who smiles behind earth's forms, | Довольные в Том, кто улыбается позади земных форм, |
| Abode ungrieved by the insistent days. | Жили, без горестей настойчивых дней. |
| About them like green trees girdling a hill | Вокруг них, словно зелёные деревья, окружающие холм, |
| Young grave disciples fashioned by their touch, | Юные сдержанные ученики формировались благодаря их касанию, |
| Trained to the simple act and conscious word, | Учились простому действию и осознанному слову, |
| Greatened within and grew to meet their heights. | Становились выше внутри и росли, чтобы встретить свои высоты. |
| Far-wandering seekers on the Eternal's path | Искатели идущие дальше по дороге Вечного |
| Brought to these quiet founts their spirit's thirst | Приносили к этим тихим источникам свою жажду духа |
| And spent the treasure of a silent hour | И тратили сокровище часа безмолвия, |
| Bathed in the purity of the mild gaze | Купаясь в чистоте мягкого взгляда, |
| That, uninsistent, ruled them from its peace, | Который ненавязчиво правил ими из своего покоя, |
| And by its influence found the ways of calm. | И под его влиянием находили пути тишины. |
| The Infants of the monarchy of the worlds, | Инфанты монархии миров, |
| The heroic leaders of a coming time, | Героические лидеры грядущих времён, |
| King-children nurtured in that spacious air | Дети-цари, вскормленные в этой просторной атмосфере |
| Like lions gambolling in sky and sun | Словно львы, прыгающие в небо и к солнцу, |
| Received half-consciously their godlike stamp: | Полуосознанно получали своё богоподобное клеймо: |
| Formed in the type of the high thoughts they sang | Сформированные по типу высоких мыслей, что они воспевали, |
| They learned the wide magnificence of mood | Они учились широкому великолепию настроения, |
| That makes us comrades of the cosmic urge, | Которое делает нас товарищами космического импульса, |
| No longer chained to their small separate selves, | Более не прикованные к своим маленьким отдельным "я", |
| Plastic and firm beneath the eternal hand, | Пластичные и прочные под вечной дланью, |
| Met Nature with a bold and friendly clasp | Встречали Природу смелым дружеским объятьем |
| And served in her the Power that shapes her works. | И служили в ней той Энергии, что формирует её работы. |
| One-souled to all and free from narrowing bonds, | Единые душой со всем и свободные от сужающих пут, |
| Large like a continent of warm sunshine | Масштабные, как континенты тёплого солнечного света |
| In wide equality's impartial joy, | В беспристрастной радости широкой ровности, |
| These sages breathed for God's delight in things. | Эти мудрые дышали ради восторга Бога во всём. |
| Assisting the slow entries of the gods, | Помогая медленному вхождению богов, |
| Sowing in young minds immortal thoughts they lived, | Они жили, сея в юных умах бессмертные мысли, |
| Taught the great Truth to which man's race must rise | Учили великой Истине, до которой должна дорасти человеческая раса, |
| Or opened the gates of freedom to a few. | Или открывали некоторым ворота свободы. |
| Imparting to our struggling world the Light | Передавая Свет нашему борящемуся миру, |
| They breathed like spirits from Time's dull yoke released, | Они дышали как дух, освободившийся от тупого ярма Времени, |
| Comrades and vessels of the cosmic Force, | Друзья и сосуды космической Силы, |
| Using a natural mastery like the sun's: | Пользуясь естественной властью, словно властью солнца: |
| Their speech, their silence was a help to earth. | Их речь, их безмолвие помогали земле. |
| A magic happiness flowed from their touch; | Магическое счастье текло от их прикосновения; |
| Oneness was sovereign in that sylvan peace, | Единство было властелином в этом лесном покое, |
| The wild beast joined in friendship with its prey; | Дикий зверь объединялся в дружбе со своей добычей; |
| Persuading the hatred and the strife to cease | Убеждая прекратить ненависть и борьбу, |
| The love that flows from the one Mother's breast | Любовь, что текла из груди единой Матери, |
| Healed with their hearts the hard and wounded world. | Исцеляла их сердцами этот тяжёлый и израненный мир. |
| Others escaped from the confines of thought | Другие уходили от узости мысли |
| To where Mind motionless sleeps waiting Light's birth, | Туда, где спит неподвижный Ум, ожидая рождения Света, |
| And came back quivering with a nameless Force, | И возвращались назад, трепещущие с неописуемой Силой, |
| Drunk with a wine of lightning in their cells; | Опьянённые вином молнии в своих клетках; |
| Intuitive knowledge leaping into speech, | Интуитивное знание прыгало в речь, |
| Seized, vibrant, kindling with the inspired word, | Захваченные, вибрирующие, загоревшиеся вдохновенным словом. |
| Hearing the subtle voice that clothes the heavens, | Слушающие едва различимый голос, что одевает небеса, |
| Carrying the splendour that has lit the suns, | Несущие великолепие, что зажгает солнца, |
| They sang Infinity's names and deathless powers | Они воспевали имена Бесконечного и бессмертные силы |
| In metres that reflect the moving worlds, | В ритмах, что отражают движущиеся миры, |
| Sight's sound-waves breaking from the soul's great deeps. | В зримых волнах звука, вырывающихся из великих глубин души. |
| Some lost to the person and his strip of thought | Некоторые, потерянные для личности и её лоскутов мысли |
| In a motionless ocean of impersonal Power, | В неподвижном океане безличной Энергии, |
| Sat mighty, visioned with the Infinite's light, | Сидели, могучие, видящие светом Бесконечности, |
| Or, comrades of the everlasting Will, | Или, товарищи вечной Воли, |
| Surveyed the plan of past and future Time. | Смотрели на план прошлого и будущего Времени. |
| Some winged like birds out of the cosmic sea | Кто-то улетал, как птица из космического моря |
| And vanished into a bright and featureless Vast: | И исчезал в ярком бесцветном Просторе: |
| Some silent watched the universal dance, | Другие безмолвно наблюдали вселенский танец, |
| Or helped the world by world-indifference. | Или помогали этому миру миром бесстрастности. |
| Some watched no more merged in a lonely Self, | Третьи больше ничего не видели, влившись в уединённое Высшее "Я", |
| Absorbed in the trance from which no soul returns, | Поглощённые в транс, из которого души уже не возвращаются, |
| All the occult world-lines for ever closed, | Навечно закрыв все оккультные линии мира, |
| The chains of birth and person cast away: | Отбросив прочь вереницу рождений и личностей: |
| Some uncompanioned reached the Ineffable. | Некоторые в одиночку достигали Невыразимого. |
| As floats a sunbeam through a shady place, | Как солнечный луч плывёт по тенистому месту, |
| The golden virgin in her carven car | Прекрасная дева в резном экипаже |
| Came gliding among meditation's seats. | Скользя среди мест медитаций она приближалась. |
| Often in twilight mid returning troops | Часто в сумерках среди возвращавшихся стад |
| Of cattle thickening with their dust the shades | Коров и быков, сгущающих своей пылью тени, |
| When the loud day had slipped below the verge, | Когда шумный день ускользал за горизонт, |
| Arriving in a peaceful hermit grove | Приехав в мирную рощу отшельников, |
| She rested drawing round her like a cloak | Она отдыхала, укутавшись словно плащом |
| Its spirit of patient muse and potent prayer. | В дух терпеливого размышления и могучей молитвы. |
| Or near to a lion river's tawny mane | Или у рыжей гривы львиной реки |
| And trees that worshipped on a praying shore, | И деревьев, что преклонились перед молящимся берегом, |
| A domed and templed air's serene repose | Ясный покой атмосферы увенчанного куполом храма |
| Beckoned to her hurrying wheels to stay their speed. | Звал спешащие колеса её экипажа остановить свой ход. |
| In the solemnity of a space that seemed | В торжественности пространства, что казалось |
| A mind remembering ancient silences, | Умом, вспоминающим древние безмолвия, |
| Where to the heart great bygone voices called | Где к сердцу взывали великие голоса ушедших, |
| And the large liberty of brooding seers | И широкая свобода размышляюших провидцев |
| Had left the long impress of their soul's scene, | Оставила долгий отпечаток сцены их души, |
| Awake in candid dawn or darkness mooned, | Просыпаясь в искреннем рассвете или лунной темноте, |
| To the still touch inclined the daughter of Flame | К этому спокойному прикосновению склонялась дочь Пламени, |
| Drank in hushed splendour between tranquil lids | Напивалась затихшим великолепием между спокойных век |
| And felt the kinship of eternal calm. | И чувствовала близость вечной тишины. |
| But morn broke in reminding her of her quest | Но утро врывалось, напоминая ей об её поиске, |
| And from low rustic couch or mat she rose | И с низкого простого ложа или цыновки она поднималась |
| And went impelled on her unfinished way | И шла, подталкиваемая, по своей незаконченной дороге |
| And followed the fateful orbit of her life | И следовала предписанной судьбою орбите своей жизни, |
| Like a desire that questions silent gods | Словно желание, что вопрошает молчаливых богов, |
| Then passes starlike to some bright Beyond. | А потом уходит, подобно звезде, к некому яркому Запредельному. |
| Thence to great solitary tracts she came, | Отсюда она пришла к великим уединённым местам, |
| Where man was a passer-by towards human scenes | Где человек был прохожим, идущим к людским сценам |
| Or sole in Nature's vastness strove to live | Или одиноко боролся за жизнь в просторах Природы |
| And called for help to ensouled invisible Powers, | И звал на помощь незримые одушевленные Силы, |
| Overwhelmed by the immensity of his world | Подавленный безмерностью своего мира |
| And unaware of his own infinity. | И не зная о своей собственной бесконечности. |
| The earth multiplied to her a changing brow | Земля множила для неё (Савитри) свой изменчивый лик |
| And called her with a far and nameless voice. | И звала её далеким неизвестным голосом. |
| The mountains in their anchorite solitude, | Горы в своём одиночестве отшельника, |
| The forests with their multitudinous chant | Леса со своим разнообразным пением |
| Disclosed to her the masked divinity's doors. | Открывали для неё скрытые двери божественности. |
| On dreaming plains, an indolent expanse, | На дремлющих равнинах, праздных просторах, |
| The death-bed of a pale enchanted eve | Смертном ложе бледного, очарованного вечера, |
| Under the glamour of a sunken sky, | Под чарами утонувшего неба |
| Impassive she lay as at an age's end, | Бесстрастно лежала она, словно на краю веков, |
| Or crossed an eager pack of huddled hills | Или пересекала энергичную стаю сгрудившихся холмов, |
| Lifting their heads to hunt a lairlike sky, | Поднявших свои головы для охоты на логово неба, |
| Or travelled in a strange and empty land | Или путешествовала в странной и пустой земле, |
| Where desolate summits camped in a weird heaven, | Где уединённые вершины расположились лагерем в волшебном небе, |
| Mute sentinels beneath a drifting moon, | Молчаливые часовые под плывущей луной, |
| Or wandered in some lone tremendous wood | Или блуждала в каком-то безлюдном огромном лесу, |
| Ringing for ever with the crickets' cry | Вечно гудящем цикадами, |
| Or followed a long glistening serpent road | Или следовала долгому сверкающему серпантину дороги |
| Through fields and pastures lapped in moveless light | Через поля и пастбища, окутанные неподвижным светом, |
| Or reached the wild beauty of a desert space | Или достигала дикой красоты пустынных постранств, |
| Where never plough was driven nor herd had grazed | Где никогда не пахали плугом, не паслись стада, |
| And slumbered upon stripped and thirsty sands | И дремала на голых иссохшихся песках |
| Amid the savage wild-beast night's appeal. | Среди свирепых диких зверей, вызванных ночью. |
| Still unaccomplished was the fateful quest; | Ещё не закончен был этот судьбоносный поиск; |
| Still she found not the one predestined face | Она ещё не нашла то единственное преназначенное судьбою лицо, |
| For which she sought amid the sons of men. | Которое искала среди сынов человеческих. |
| A grandiose silence wrapped the regal day: | Грандиозное безмолвие окутало царственный день: |
| The months had fed the passion of the sun | Все эти месяцы накапливалась страсть солнца, |
| And now his burning breath assailed the soil. | И сейчас его пылающее дыхание атаковало почву. |
| The tiger heats prowled through the fainting earth; | Тигриный жар рыскал по обморочной земле; |
| All was licked up as by a lolling tongue. | Всё было вылизано словно высунутым языком. |
| The spring winds failed; the sky was set like bronze. | Весенние ветры утихли; небо застыло как бронза. |
| End of Canto Four | Конец песни IV |
| End of Book Four | Конец четвёртой книги |
| Перевод Ованесбекова Л.Г. 2003 фев 26 ср — 2006 сент 26 вт |