ШРИ АУРОБИНДО



             ЖИЗНЬ  БОЖЕСТВЕННАЯ





                             Книга I


         ВЕЗДЕСУЩАЯ  РЕАЛЬНОСТЬ  и  ВСЕЛЕННАЯ







                     перевод И.Савенкова

Книга I. ВЕЗДЕСУЩАЯ РЕАЛЬНОСТЬ И ВСЕЛЕННАЯ

Глава I

    СТРЕМЛЕНИЕ ЧЕЛОВЕКА

                    Она следует к цели тех, кто проходит выше,
                    она --  первая  в  вечной  чреде  грядущих
                    рассветов,  --  Уша  расширяется,  выявляя
                    тех, кто жив и пробуждая тех, кто мертв...
                    В чем ее цель, когда она приводит в гармо-
                    нию рассвет,  озарявший ранее,  с тем, что
                    должно светить теперь ? Она жаждет древних
                    зорь и исполняет их  свет;  бросая  сияние
                    вперед,  она вступает в общность с осталь-
                    ным, что должно прийти.
                      Кутса Ангираса -- Риг Веда (I.113. 8,10)

                    Троекратны те  верховные начала божествен-
                    ной силы,  присутствующей в мире,  они ис-
                    тинны, они желаемы; он движется там широко
                    раскрытым внутри Бесконечного и сияет чис-
                    то,  озаренно и исполненно... Ибо Тот, кто
                    бессмертен в преходящем и  обладает  исти-
                    ной,  есть бог, и Он установлен внутри как
                    энергия,  вырабатываемая нашими божествен-
                    ными мощностями... Поднимись высоко, О Си-
                    ла,  сбрось все покровы,  прояви в нас Бо-
                    жественные вещи.
                     Вамадева--Риг Веда (IV.1.7;IV.2.1;IV.4.5)

Первейшее занятие пробудившегося мышления человека и, по-видимому, неизбежное и окончательное -- ведь оно пережило долгие периоды скептицизма и возвращалось после каждого изгнания -- является в то же время высочайшим, на которое способно человеческое мышление. Оно проявляется в прозрении Божества, импульсе к совершенству, поиске чистой Истины и неомраченного Блаженства, чувстве тайного бессмертия. Древний рассвет человеческого знания оставил нам свидетельство этого постоянного стремления; сегодня человечество насыщено, но не удовлетворено победоносным анализом внешности Природы, готовясь возвратиться к первобытным устремлениям. Древняя формула мудрости обещает остаться последней -- Бог, Свет, Свобода, Бессмертие.

Эти извечные идеалы человеческой расы сразу же вступают в противоречие с повседневным опытом и одновременно утверждают более высокие и глубокие переживания, необычные для человечества и достижимые, в их целостности и полноте, только посредством преобразующих индивидуальных усилий или в ходе общего эволюционного продвижения. Знать о божественном, обладать им и быть божественным существом, оставаясь в животном и эгоистическом сознании, преобразовывать нашу сумеречную или темную физическую ментальность в полную супраментальную озаренность, строить мир и само-существующее блаженство там, где присутствуют только напряжения мимолетных удовлетворений, окруженные физической болью и эмоциональными страданиями, устанавливать бесконечную свободу в мире, представляющимся скопищем механической необходимости, обнаруживать и реализовывать бессмертную жизнь в теле, подверженном смерти и постоянным мутациям -- это дано нам как проявление Бога в Материи и цель Природы в ее земной эволюции. Для обычного материального интеллекта, принимающего теперешнюю организацию сознания за предел возможного, прямое противоречие между нереализованными идеалами и реализованными фактами является окончательным аргументом против обоснованности этих идеалов. Но если мы примем более взвешенный взгляд на устройство мира, то это прямое противостояние покажется скорее частью глубочайшего принципа Природы и знаком ее полного утверждения.

Ведь все проблемы бытия являются, в сущности, проблемами гармонии. Они возникают из восприятия неразрешенного разногласия и предчувствия непознанного согласования или единства. Можно примириться с неразрешенным разногласием на уровне практической и более животной части человека, но не на уровне его полностью пробужденного разума, к тому же даже его практическая часть обычно только избегает общей необходимости, отбрасывая проблему, либо принимая грубый, утилитарный и грязный компромисс. Ибо существенно, что вся Природа стремится к гармонии -- жизнь и материя в своих сферах, также как и разум -на уровне своих восприятий. Чем более выражено видимое расстройство предложенных материалов или кажущаяся несовместимость, вплоть до прямого противостояния, отдельных элементов, которые должны быть использованы, тем сильнее побуждение, причем к более тонкому и всеобъемлющему порядку, чем тот, который был бы результатом не столь трудных стараний. Согласование активной Жизни с ее материалом, когда условием самой активности кажется инерция, является одной из проблем противостояний, которую Природа уже разрешила и всегда стремится найти лучшее решение с большей сложностью; ибо совершенным решением явилось бы материальное бессмертие высоко-организованного животного тела, наделенного разумом. Согласование сознательного разума и сознательной воли с формой и жизнью, которые сами по себе не полностью само-сознательны и способны в лучшем случае на механическую или подсознательную волю -- это другая проблема противостояния, в которой Природа достигла изумительных результатов и постоянно нацелена на достижение все больших чудес; ведь окончательным чудом было бы появление животного сознания, больше не ищущего Истины и Света, а уже обладающего ими, практически всемогущего, поскольку оно напрямую получало бы совершенное знание. Поэтому высшее побуждение человека к согласованию все еще остающихся высочайших противоречий является не только рациональным самим по себе, но и единственным логическим завершением правила и усилия, которое кажется фундаментальным методом Природы и самим смыслом ее вселенских стараний.

Мы говорим об эволюции Жизни в Материи, об эволюции Разума в Материи; но эволюция -- это слово, которое просто констатирует явление, не объясняя его. Ведь нет видимой причины того, почему Жизнь должна эволюционировать из материальных элементов, или Разум -- из живых форм, пока мы не примем Ведантное решение, что Жизнь уже заключена в Материи, а Разум -- в Жизни, потому что в сущности Материя -- это форма скрытой Жизни, а Жизнь -- форма завуалированного Сознания. И тогда не видится особых возражений против того, чтобы сделать следующий шаг в этом ряду и допустить, что и само ментальное сознание может быть только формой и маской более высоких состояний, лежащих за пределами Разума. В таком случае непобедимое стремление человека к Богу, Свету, Блаженству, Свободе, Бессмертию занимает свое верное место во всей цепочке, как попросту императивный импульс, с помощью которого Природа старается эволюционировать за пределы Разума, и это представляется столь же естественным, истинным и обоснованным, как и стремление к Жизни, которым Природа наделила определенные формы Материи, или же стремление к Разуму, которое она поселила в некоторых формах Жизни. При этом каждое стремление более или менее замаскировано в различных природных сосудах в вечно-восходящей серии мощности "воли быть"; оно постепенно разворачивается и обязано полностью развить необходимые органы и способности. Подобно тому, как стремление к Разуму варьируется от все более ощущаемых реакций Жизни в металле и растении до своей полной организации в человеке, так и в самом человеке происходит то же самое восхождение, подготовка, если не нечто большее, к более высокой и божественной жизни. Животные -- это живая лаборатория, в которой Природа, можно сказать, выработала человека. Человек же сам вполне может стать живой мыслящей лабораторией, в которой с помощью его, теперь уже сознательного сотрудничества, Природа хочет создать сверхчеловека, бога. Или, почему бы не сказать большего, проявить Бога ? Ибо если эволюция есть последовательное проявление в природе того, что спало в ней или подспудно работало, то эволюция также предстает открытой реализацией того, что тайно заложено в Природе. Мы не можем заставить Природу остановиться на данном этапе ее эволюции, а также не имеем права осуждать вместе с религиозными людьми любые ее намерения как несговорчивые и самонадеянные или осуждать вместе с рационалистами как болезненные или иллюзорные любые намерения Природы, которые она проявляет в своем замысле или попытке выйти за очерченные границы. Если верно то, что Дух вовлечен в Материю и видимая Природа является скрытым Богом, то проявление божественного в себе и реализация Бога внутри и вовне -- высочайшая закономерная цель, предначертанная человеку на Земле.

Таким образом, извечный парадокс и вечная правда божественной жизни в животном теле, бессмертное стремление или реальность, живущая в смертной обители, единственное и универсальное сознание, представленное в ограниченных разумах и изолированных эго, трансцендентное, неопределимое, безвременное и беспространственное Бытие, благодаря которому становятся возможными время, пространство и космос, и во всем этом высшая истина, реализуемая в низком выражении, находят свое оправдание как для осмотрительного рассудка, так и для стойкого природного чутья или интуиции человека. Временами предпринимаются попытки окончательно покончить с мучащими вопросами, которые столь часто объявлялись неразрешимыми для логического мышления, и склонить людей ограничить сферу их ментальной активности практическими и сиюминутными вопросами их материального существования во вселенной; но такие увертки никогда не имеют стойкого влияния. Человечество возвращается от них с более страстным импульсом к исследованию или с более неистовым голодом найти решение. Мистицизм пользуется этим голодом, так что возникают новые религии взамен старых, разрушенных или утративших свое значение под напором скептицизма, который сам по себе не может удовлетворить, поскольку, хотя его делом является исследование, он недостаточно расположен к нему. Попытка отрицать или подавлять истину, поскольку та еще кажется темной и слишком часто представляется религиозным предрассудком или грубой верой, сама по себе является разновидностью обскуратизма. Желание убежать от космической необходимости, поскольку та труднопостягаема, не оправдывается сиюминутно осязаемыми результатами, и нетороплива в регулировании своих операций, в конце концов с необходимостью оборачивается не только неприятием истины Природы, но и протестом против тайной, могущественной воли великой Матери. Лучше, и более рационально, принять то, что она не позволяет нам, как расе, отвергнуть, и поднять это из сферы слепого инстинкта, темной интуиции и беспорядочного стремления в свет разума и информированной и сознательно само-направляемой воли. И если существует какой-либо высший свет озаренной интуиции или само-раскрывающейся истины, которая сейчас в человеке либо затемнена и бездеятельна, либо работает с перемежающими проблесками, как будто из-под вуали, либо от случая к случаю проглядывает подобно северному сиянию в наших материальных небесах, то мы также не должны бояться стремления к этому. Ибо, по всей вероятности, это и есть следующее более высокое состояние сознания, по отношению к которому Разум представляется только формой и вуалью, и через сияние этого света может лежать путь нашего поступательного само-расширения в то навечно высочайшее состояние, являющееся конечным местом отдыха человечества.

Глава II

    ДВА ОТРИЦАНИЯ

    I. ОТКАЗ МАТЕРИАЛИСТА

                    Он призвал  сознание-силу (в простоте мыс-
                    ли) и распознал ,  что Материя есть  Брах-
                    ман. Ибо все существующее рождено из Мате-
                    рии;  будучи рожденным, оно растет при по-
                    мощи Материи и,  умирая, входит в нее. За-
                    тем он пошел к Варуне, своему отцу, и поп-
                    росил:  "Почтенный,  обучи меня Брахману".
                    Но тот ответил ему:  "Призови (снова) соз-
                    нание-силу ; ибо Энергия есть Брахман".
                         Тайттирия Упанишада (III. 1, 2)

Однако этого еще не достаточно, чтобы предохранить нас от отвержения от жизни в теле, пока, следуя Упанишадам и постигая за видимостью сущностную тождественность этих двух крайних выражений существования, мы не сможем сказать на языке древних писаний "Материя также есть Брахман" и придать полную ценность широкомасштабной картине, посредством которой физическая вселенная описывается как внешнее тело Божественного Бытия. А также -- так далеко разделенными кажутся эти два крайних выражения, -- эта тождественность не будет убедительной для рационального интеллекта, если мы откажемся распознать серию восходящих выражений (Жизнь, Разум, Сверхразум и промежуточные планы, связывающие Разум со Сверхразумом) между Духом и Материей. Иначе эти два выражения должны казаться двумя непримиримыми противниками, связанными узами несчастливого супружества и видящими единственно приемлемое решение в своем разводе. Тогда их тождественность, представление одного в терминах другого, становится искусственным творением Мысли, противостоящим логике фактов, и возможно лишь в иррациональном мистицизме.

Если мы будем настаивать на существовании только чистого Духа и механической неразумной субстанции или энергии, назвав одно -- Богом или Душой, а другое -- Природой, то неизбежно придем к тому, что либо отвергнем Бога, либо отвернемся от Природы. Ибо дальнейший выбор, как для Мысли, так и для Жизни, станет императивным. Мысль придет к отрицанию одного как иллюзии воображения или другого как иллюзии чувств; Жизнь, остановившись на нематериальном, убежит от самой себя в отречение или само-забывающий экстаз, или же отвергнет собственную бессмертность и примет ориентацию, уводящую от Бога к животному. Пуруша и Пракрити, пассивно светящаяся Душа Санкхьи и механически активная Энергия не имеют ничего общего, даже если сравнивать с состоянием инерции; их антиномии могут быть разрешены только путем остановки инертно правящей Активности и установления незыблимого Покоя, на который была тщетно наложена бесплодная вереница образов. Неописуемое, неактивное "я" Шанкары и его Майя многих форм и имен -- равным образом непримиримые и несовместимые сущности; их жесткий антагонизм может исчезнуть только при растворении множественной иллюзии в единственной Истине вечного Молчания.

Материалисту легче ; он может, отрицая Дух, достичь более убедительной и простой постановки, настоящего Монизма, Монизма Материи или же Силы. Но он не может все время придерживаться этой жесткой постановки. В конечном итоге материалист также постулирует непознаваемое как инертное, отдаленное от известной вселенной в качестве пассивного Пуруши или безмолвного Атмана. Это бесцельное занятие и это всего лишь неопределенная отговорка, с помощью которой он пытается снять непреклонные требования Мышления или принести извинение за отказ расширить пределы исследования.

Поэтому человеческий разум не может остаться удовлетворенным, столкнувшись с этими бесплодными противоречиями. Он всегда должен искать полного утверждения; он может найти его только через светлое примирение. Чтобы достичь этого примирения, он должен подробно рассмотреть те ступени, которые наше внутреннее сознание накладывает на нас, и либо объективным методом анализа Жизни и Разума, как и Материи, либо путем субъективного синтеза и озарения, прийти в покое к окончательному единству без отрицания энергии выразительной множественности. Только путем такого полного и всеобъемлющего утверждения могут быть гармонизированы все многообразные и кажущиеся противоречивыми факты существования, и многократно конфликтующие силы, управляющие нашим мышлением и жизнью, раскроют центральную Истину, которую они здесь символизируют и по-разному исполняют. Только тогда наше Мышление, обретя свой истинный центр, перестав блуждать кругами, сможет заработать подобно Брахману Упанишад, станет установившимся и стабильным даже в своей игре и своем по мировому широком течении, и наша жизнь, зная свою цель, станет служить ей с безмятежной успокоенной радостью и светом, как и с ритмически переключающейся энергией.

Но когда этот ритм нарушен, человеку необходимо и полезно испытать по-отдельности каждую из этих двух великих противоположностей в их крайнем утверждении. Это естественный путь разума более совершенным образом подходить к утверждению того, что он утратил. На этом пути он может пытаться остановиться на промежуточных ступенях, сведя все сущее к выражениям первозданной Жизненной Энергии или ощущений или Идей; но эти исключительные решения всегда пронизаны атмосферой нереальности. Они могут на некоторое время удовлетворить логический рассудок, оперирующий только чистыми идеями, но они не могут удовлетворить ощущению реальности, присущему разуму. Ибо разум знает, что есть нечто "позади", не являющееся Идеей; с другой стороны, он знает, что внутри есть нечто большее, чем витальное Дыхание. Либо Дух, либо Материя могут дать ему на время ощущение окончательной реальности; и в меньшей степени любой из промежуточных принципов. Поэтому разум должен идти к двум крайностям, прежде чем сможет плодотворно вернуться к целому. Ведь через самую свою природу, обслуживаемую чувством, которое может отчетливо постигать только части существования, и посредством речи, которая также может достичь отчетливости только тогда, когда она тщательно разделяет и ограничивает, приводится в движение интеллект, имея перед собой эту множественность элементарных принципов, чтобы искать единство, безжалостно сводя все в термины одного. И чтобы практически утвердить это одно, он пытается избавиться от остального. Чтобы постичь реальный источник их тождества, минуя этот процесс исключения, он должен либо перепрыгнуть через себя, либо замкнуть кольцо, но только лишь затем, чтобы найти, что все равным образом сводимо к Тому, кто избегает определения или описания и все же является не только реальным, но и достижимым. Но какой бы дорогой мы ни путешествовали, Тот всегда является концом, которого мы должны достичь, и мы можем избежать этого, только отказавшись завершить путешествие.

Поэтому хорошим предзнаменованием является то, что после многих экспериментов и многословных объяснений мы теперь должны признать, что стоим перед лицом этих двух крайностей, что были по-одиночке рождены в течении длительных и по большей части тщательных испытаний, и что каждое переживание в конечном итоге приводит к результату, который вселенский инстинкт человечества, этот завуалированный судья, страж и представитель вселенского Духа Истины, отказывается принять как правильный или удовлетворительный. В Европе и Индии отказ материалиста и отречение аскета, соответственно, стремились утвердить себя в качестве единственной истины и овладеть концепцией Жизни. Если в Индии результатом было величайшее накопление сокровищ Духа, -- или некоторой их части, -- но это также явилось величайшим банкротством Жизни; в Европе полнота богатств и триумфальное овладение мировыми мощностями и территориями привело к тому же банкротству в области Духа. А также интеллект, искавший разрешения всех проблем в одном выражении Материи, не нашел удовлетворения в полученном ответе.

Поэтому назревает время, когда мир вплотную подходит к новому всеобъемлющему утверждению в мышлении и во внутреннем и внешнем опыте и, как следствие, к новому богатому само-свершению в интегральном человеческом существовании как индивида, так и расы.

Из той разницы отношений Духа и Материи к Непознаваемому, которое они оба представляют, проистекает также разница эффективности материального и духовного отрицаний. Хотя отказ материалиста более настоятелен и непосредственно приносит плоды, более привлекателен для большей части человечества, он все же менее прочен и в конечном итоге менее эффективен, чем поглощающее и рискованное отречение аскета. Ведь отказ материалиста несет в себе собственное лекарство. Наиболее мощным его элементом является Агностицизм, который, допуская Непознаваемое за всем проявлением, расширяет границы непознаваемого до тех пор, пока он не постигнет то, что попросту является неизвестным. Он стартует с того, что физические чувства являются нашими единственными средствами Познания, и поэтому Разум, даже в самом немыслимом полете, не может выйти за их границы; он всегда должен оперировать исключительно с фактами, которые эти чувства поставляют или предлагают; и сами эти предложения должны всегда держаться привязанными к их источникам; мы не можем выйти за пределы этих чувств, не можем использовать их в качестве моста, ведущего нас в область, где вступают в игру более мощные и менее ограниченные способности, и где должен быть установлен иной тип исследования.

Эта деспотическая предпосылка выносит самой себе приговор в недостаточности. Она может поддерживаться лишь путем игнорирования всего того обширного поля данных и переживаний, которые противоречат ей, отвергая замечательные и полезные способности или пренебрегая ими, действующими сознательно или затемненно, либо, в худшем случае, скрытно во всем человеческом существе, и отказываясь исследовать супрафизические явления, кроме как в связи с провозглашенным отношением к материи и ее движениями и в связи с надуманной их подчиненностью материальным силам. Как только мы начинаем исследовать деятельность разума и сверхразума, самих по себе, без предвзятости, которая побуждает с самого начала видеть в них только подчиненные выражения Материи, то мы сразу же вступаем в контакт с массой явлений, полностью избегающих жесткой постановки, ограничивающего догматизма материалистической доктрины. В этот момент мы открываем, как наш расширяющийся опыт заставляет нас признать, что во вселенной существуют реальности, познаваемые за пределами чувств, и что в человеке присутствуют мощности и способности, которые скорее сами определяют, чем определяемы материальными органами, посредством которых они поддерживают контакт с миром чувств, -- этой внешней оболочкой нашего истинного и полного существования, -- и предпосылка материалистического Агностицизма исчезает. Мы готовы к более широкой постановке и всегда развивающегося исследования.

Однако прежде всего нам следует осознать громадную, неоценимую пользу, принесенную тем коротким периодом рационалистического Материализма, через который прошло человечество. Ибо в то обширное поле опыта, который теперь начинает приоткрывать пред нами двери, можно благополучно вступить только с интеллектом, натренированным до ясной простоты; использование незрелого разума само по себе ведет к наиболее опасным искажениям и блуждающим фантазиям, и в прошлом в действительности зародыши истины обволакивались такими пластами извращенных суеверий и иррациональных догм, что обретение истинных знаний становилось невозможным. Возникала необходимость вымести временно как саму истину, так и подделки под нее, чтобы очистить дорогу для нового старта и надежного продвижения. Рационалистическая тенденция Материализма оказала человечеству эту неоценимую услугу.

Ведь способности, лежащие за гранью чувств, лишь самим фактом вовлечения в Материю, фактом призвания работать в физическом теле, впрягаясь в одну упряжку с эмоциональными желаниями и нервными импульсами, ввергаются в путанную деятельность, где они скорее подвергаются опасности со стороны освещенной сумятицы, чем попадают в очищающую истину. Эта путанная деятельность особенно опасна тогда, когда человек с непросветленным умом и неочищенными чувствами пытается подняться в высшие сферы духовного опыта. В каких только областях эфемерных облаков и поблескивающего тумана или темноты, озаряемой вспышками, которые скорее ослепляют, чем освещают, он не должен потерять себя в этом столь опрометчиво преждевременном приключении ! В приключении, действительно следующем пути, который избирает Природа в своем продвижении, -- ведь она развлекается в ходе работы, -- но все же опрометчивом и преждевременном для Разума.

Поэтому необходимо, чтобы грядущее Знание основывалось на ясном, чистом и дисциплинированном интеллекте. Необходимо также, чтобы интеллект исправлял свои ошибки, временами обращаясь к сдерживающему влиянию чувственных явлений, конкретной реальности физического мира. Прикосновение Земли всегда бодрит сына Земли, даже когда он ищет супрафизического Знания. Даже можно сказать, что в действительности супрафизическим во всей полноте можно овладеть только тогда -- а подняться к нему мы можем всегда -- когда мы прочно базируемся на физическом. "Земля -опора для Его ног" (*) -- говорят Упанишады, когда бы они ни изображали "я", проявляющееся во вселенной. Безусловно, верно то, что чем шире и надежнее мы делаем наше знание о физическом мире, тем шире и надежнее становится наш фундамент для высшего знания, даже для высочайшего, даже для Брахмавидья.

Поэтому, выходя из материалистического периода человеческого Знания, мы должны быть осторожны в том, чтобы поспешно не забраковать то, что мы покидаем, или отбросить хотя бы частичку достижений, прежде чем мы сможем заменить их более надежными и способными восприятиями и мощностями. Будет лучше, если мы с почтением и интересом проследим за работой, которую проделал Атеизм ради Божественного и восхитимся услугой, оказанной Агностицизмом в подготовке освещенного роста знания. В нашем мире ошибки всегда рукотворны и являются первопроходцами Истины; ибо ошибка -- это в действительности полу-истина, спотыкающаяся в силу своей ограниченности; зачастую это Истина, которая надевает маски для того, чтобы незаметно подойти к своей цели. Что же, если так всегда могло быть, как это было в величайший период, который мы покидаем, -- преданное рукотворение, трудная, добросовестная, рукотворно чистая, освещенная в своих пределах, полу-истина, но не опрометчивое и самонадеянное заблуждение.

Определенная разновидность Агностицизма является конечной истиной любого знания. Ведь в конце любого пути вселенная предстает только символом или явлением непознаваемой Реальности, которая транслирует себя здесь в различные системы значений, физических величин, витальных и чувственных оценок, интеллектуальных, идеальных и духовных ценностей. Чем более реальным становится Тот для нас, тем более он видится отдаленным от определения посредством мышления и за пределами всяческих формулировок. "Ни разум, ни речь не достигают того" (**). И все же как можно преувеличить нереальность явлений, следуя Иллюзионистам, так же можно преувеличить непознаваемость Непознаваемого. Когда мы говорим о Нем как о непознаваемом, мы в действительности подразумеваем, что Он ускользает от захвата нашим мышлением и речью, инструментами, действующими всегда при помощи ощущения разницы и выражающими посредством определения; но будучи непознаваемым при помощи мышления, Он достижим при верховном усилии сознания. Существует даже разновидность Познания, которая действует заодно с Тождественностью и посредством которой, в известной степени, Он может быть познан. Конечно, это Знание нельзя успешно воспроизвести в терминах мышления и речи, но когда мы достигаем его, то результатом является переоценка Того в символах нашего космического сознания, не только в одном, а во всем диапазоне символов, что ведет к радикальному перевороту нашего внутреннего бытия, и через внутреннее, нашей внешней жизни. Более того, существует также разновидность Знания, благодаря которому Тот действительно раскрывает себя под всеми этими именами и формами мира явлений, которые для обычного интеллекта только скрывают его. Это и есть тот высокий, но не высочайший процесс Познания, которого мы можем достичь, переступив пределы материалистической формулы и тщательно изучив Жизнь, Разум и Сверхразум в явлениях, характеризующих их, и не единственно в тех подчиненных движениях, при помощи которых они связывают себя с Материей.

Неизвестное не есть Непознаваемое (*); ему не требуется оставаться неизвестным для нас, если мы не выбираем неведение или не пребываем в рамках первых ограничений. Ведь всем вещам, не являющимся непознаваемыми, всем вещам во вселенной, соответствуют в той вселенной некие способности, с помощью которых можно познать эти вещи, и в человеке, этом микрокосме, эти способности всегда присутствуют и на определенной ступени получают возможность развиваться. Мы можем решить не развивать их; если они частично развиты, мы можем утратитьих, расхалаживаясь, или атрофировать их. Но, фундаментально, все возможное знание лежит в пределах возможностей человечества. И поскольку в человеке заложен Природой неистребимый импульс к само-реализации, то никакая борьба интеллекта, направленная на ограничение действия наших возможностей внутри заданных рамок, не может когда-либо взять верх. Когда мы исследуем Материю и откроем ее тайные возможности, то само знание, находившее удобство во временных ограничениях, должно закричать в нас подобно Узникам Вед: "Теперь вперед и проталкивайся также в других областях" (*).

Глава III

    ДВА ОТРИЦАНИЯ

    II. ОТРЕЧЕНИЕ АСКЕТА

                    Все это есть Брахман; это "я" есть Брахман и
                    "я" четырехкратно.
                        За границами отношений,  без черт, не-
                    мыслимое, в чем все покойно.
                         Мандукья Упанишада (Стих 2, 7.)

И все же существует запредельное.

Ибо по другую сторону космического сознания существует, достижимое для нас, сознание даже более трансцендентное, -трансцендентное не только по отношению к эго, но и к самому Космосу, -- против которого вселенная кажется незначительной картинкой на необъятном фоне. То поддерживает деятельность вселенной, -- или, возможно, только дозволяет ее; Оно охватывает Жизнь со всей Его необъятностью, -- и либо отвергает ее с Его бесконечностью.

Если материалист оправдывает свою точку зрения тем, что считает единственной реальностью Материю, этот относительный мир единственной вещью, в которой до некоторой степени мы можем быть уверены, а Запредельное как полностью непознаваемое, если не несуществующее, считает его фантазией разума, абстракцией Мысли, отделившейся от реальности, также и Саньясин, очарованный Запредельным, оправдывает свой взгляд тем, что считает единственной реальностью чистый Дух, единственную вещь, не подверженную изменениям, рождению, смерти, а все остальное -порождением разума и чувств, фантазией, противоположной абстракцией своевольной Ментальности, отошедшей от чистого и вечного Знания.

С помощью какого подтверждения, логикой или переживанием, следует нам отстаивать одну из крайностей крайности, если одна из них не подкрепляется равно убедительной логикой, а вторая -- равно законным опытом ? Мир Материи подтверждается опытом физических чувств, которые, в силу того, что сами по себе не могут воспринять что-либо нематериальное или не организованное в грубую Материю, будут убеждать нас, что супрачувственное нереально. Это вульгарное или грубое заблуждение наших телесных органов, будучи выдвинутым в область философских рассуждений, не приобретает ни на йоту убедительности. Очевидно, что эти притязания лишены оснований. Даже в мире Материи существуют вещи, которые невозможно познать физическими чувствами. Кроме того, отказ от супрачувственного как обязательно от иллюзии или галлюцинации инспирируется этой постоянной чувственной ассоциацией реального с материально ощутимым, что само по себе есть галлюцинация. Предполагая везде то, что хочется утвердить, материалист тем самым замыкает порочный круг и не может обрести законность беспристрастного рассуждения.

Существуют не только супрачувственные реальности, а если наблюдаемое и опыт вообще являются критериями истинности, то существуют также супрафизические чувства (*) (* сукшма индрия, тонкие органы, существующие в тонком теле ( сукшма деха), и средства тонкого видения и переживания ( сукшма дерсти)), которые не только могут постичь реальности материального мира без помощи телесных органов-чувств, но и привести нас в контакт с другими реальностями, супрафизическими и принадлежащими другому миру -- - реальностями, включенными, скажем, в организацию сознательного опыта, подчиненному некоему иному принципу, а не грубой Материи, из которой, как кажется, сделаны наши солнца и земли.

Постоянно утверждаемая человеческим опытом и верой с момента возникновения мышления, эта истина, выражающаяся сейчас в том, что больше не нужно отдавать исключительного предпочтения тайнам материального мира, начинает подтверждаться новорожденными формами научных исследований. Все накапливающие доказательства, из которых наиболее очевидные и внешние известны под именами телепатии и родственных ей явлений, не могут более встречать сопротивления, кроме как со стороны разума, зажатого в блестящую оболочку прошлого, интеллекта, ограниченного, несмотря на свою проницательность, в силу ограниченности поля опыта и исследования, или со стороны тех, кто путает озарение и доводы с правоверным повторением формул, оставленных нам ушедшими веками, и ревностным сохранением мертвых или умирающих интеллектуальных догм.

Верно, что проблески супрафизической реальности, приобретенные в ходе методических исследований, были несовершенными и еще плохо-подтвержденными; ведь используемые методы все еще остаются грубыми и недостаточными. Но, по крайней мере, было найдено, что переоткрытые тонкие чувства являются истинными свидетелями физических фактов, лежащих за пределами диапазона телесных органов. Следовательно, нет никаких оснований пренебрегать ими как лживыми свидетелями при исследовании супрафизических фактов, лежащих за пределами области материальной организации сознания. Подобно всяческим свидетельствам, как свидетельствам самих физических чувств, их показания должны контролироваться, тщательно исследоваться и сортироваться разумом, правильно транслироваться и правильно связываться, а их поле, законы и процессы определяться. Но истина широчайшего диапазона опыта, чьи объекты существуют в более тонкой субстанции и воспринимаются более тонкими инструментами, чем инструменты грубой физической Материи, требует в конце концов того же статуса законности, как и истина материальной вселенной. Запредельные миры существуют: они имеют свой вселенский ритм, свои главные магистрали и образования, свои само-существующие законы и могучую энергетику, свои прямые и освещенные средства познания. И здесь, в нашем физическом мире и нашем физическом теле они упражняются по части своего влияния; здесь также они организуют свои средства проявления и направляют сюда своих посланников и своих свидетелей.

Но эти миры являются всего лишь каркасом для нашего опыта, а чувства -- только удобными инструментами переживаний. Сознание же есть величайший основополагающий факт, вселенский свидетель, для которого мир является полем, а чувства -- инструментами. К этому свидетелю взывают эти миры и объекты, убеждая в своей реальности, ведь как для этого мира, так и для многих других, как для физического, равно как для супрафизического, нет иного доказательства того, что они существуют. Утверждалось, что не существует никакой особенной связи между конституцией человечества и его точкой зрения на объективный мир, кроме как определяемой самой природой существования; все феноменальное существование состоит из наблюдающего сознания и активной объективности, и Действие не может происходить без Свидетеля, поскольку вселенная существует только в сознании и для сознания, наблюдающего и не имеющего никакой независимой реальности. В ответ на это утверждалось, что материальная вселенная наслаждается вечным само-существованием; она была здесь до возникновения жизни и разума: она их переживет, если те исчезнут, и вечный бессознательный ритм солнц не нарушается их скоротечной борьбой и ограниченным мышлением. Эта разница, возникшая метафизически, тем не менее чрезвычайно важна для практики, поскольку она определяет целостный взгляд человека на жизнь, определяет цель, которую он будет преследовать, и поле его деятельности. Ибо ставится вопрос о реальности космического существования и, что еще важнее, вопрос о ценности человеческой жизни.

Если мы доведем до крайности материалистическое заключение, то придем к неважности и нереальности жизни индивида и расы, что логически оставляет нам выбор между лихорадочным усилием индивида урвать все, что можно от преходящего существования, "прожить свою жизнь", и между беспристрастной и бесцельной службой расе и индивиду, хорошо зная, что последний является преходящей фикцией нервной ментальности, а предыдущая -- только чуть более дольше живущей коллективной формой того же самого обычного нервного спазма Материи. Мы работаем или наслаждаемся под воздействием импульса материальной энергии, который ввергает нас в краткую иллюзию жизни или более благородную иллюзию этической цели и ментального совершенства. Материализм, подобно духовному Монизму, достигает Майи, которая есть и которой все же нет -- есть, поскольку она существует и непреодолима, и нет, поскольку она принадлежит миру явлений и преходяща в своих работах. С другой стороны, если мы будем слишком подчеркивать нереальность объективного мира, то придем другой дорогой к аналогичному, но даже более резкому заключению -- к фиктивному характеру индивидуального эго, нереальности и бесцельности человеческого существования, к возвращению в Небытию или лишенный связей Абсолют как к единственно рациональному выходу из бессмысленной неразберихи феноменальной жизни.

И все же этот вопрос не может быть решен путем логических рассуждений на основе данных обычного физического существования; ведь этим данным всегда недостает опыта, что не позволяет сделать окончательный вывод. Обычно мы не имеем никаких определенных переживаний космического разума или сверхразума, переживаний, не ограниченных жизнью индивидуального тела, а также, с другой стороны, не упираемся ни в какой прочный предел опыта, который оправдывал бы предположение, что наша субъективное "я" в действительности зависит от физической конструкции и не может ни пережить ее, ни расшириться за пределы индивидуального тела. Только при расширении поля нашего сознания или неожиданном приращении наших инструментов познания, может быть разрешен древний спор.

Расширение нашего сознания необходимо должно быть расширением от индивидуального к космическому существованию. Ибо Свидетель, если он существует, -- это не индивидуально воплощенный разум, рожденный в мире, а то космическое Сознание, охватывающее вселенную и появляющееся в качестве имманентного Интеллекта во всей его работе, по отношению к которому либо мир существует вечно и реально в качестве Его собственного активного существования, либо из него он рожден и в нем он растворяется в акте познания или акте сознательной силы. Не организованный разум, а тот, кто безмолвно и вечно равным образом пропитывает живущую землю и живые человеческие тела, и по отношению к которому разум и чувства предстают несущественными инструментами, является Свидетелем космического существования и его Господином.

Возможность реализации космического сознания в человечестве медленно допускается современной Психологией, как некая возможность обретения более эластичного инструмента познания, хотя все еще классифицируемого как галлюцинация даже тогда, когда принимается его ценность и сила. В психологии Востока эта возможность достижения космического сознания всегда признавалось в качестве реальности и цели нашего субъективного прогресса. Сутью достижения этой цели является превышение пределов, наложенных на нас эго-ощущением, и, по крайней мере, сопричастность с само-знанию, а самое большее -- отождествление с ним, несущим тайну всего живого и того, что кажется нам неодушевленным.

Входя в то Сознание, мы можем продолжать пребывать, подобно Ему, над вселенским существованием. Тогда мы начинаем осознавать -- ведь все элементы нашего сознания и даже чувственного опыта начинают меняться -- Материю в качестве единого существования, а тела' в качестве ее образований, в которых единое существование физически разделяет себя на единичные тела и затем снова устанавливает физические связи между этими многочисленными точками своего бытия. Аналогично, мы получаем переживание того, что Разум и Жизнь также являются тем же самым существованием одного в его множественности, разделенного и объединяющегося в каждой области вновь, при помощи надлежащих средств. Можно двинуться еще дальше, и после прохождения многих связующих стадий, осознать сверхразум, чьи вселенские операции являются ключом ко всей низшей деятельности. А также мы не просто будем осведомлены об этом космическом существовании, но и будем сознательны в нем, получая его в ощущениях, но и осознанно вступая в него. В нем мы будем жить так, как и прежде жили в эго-ощущении, активными, все более и более соприкасаясь, даже объединяясь, с другими разумами, другими жизнями, другими телами, нежели чем с теми организмами, которыми мы называем себя, влияя не только на наше собственное моральное и ментальное бытие и субъективное бытие других, но даже на физический мир и его события, при помощи средств, более близких к божественным, чем наши эгоистические средства, которыми мы сейчас располагаем.

Для человека, соприкасавшего с космическим сознанием или жившего в нем, это сознание обретает реальность, причем даже большую, чем физическая реальность; реальность в себе, реальность в действии и работе. И как космическое сознание реально по отношению к миру, являющемуся его собственным тотальным выражением, так и мир реален по отношению к нему; но не в качестве независимого существования. Ведь в этом высочайшем и менее стесненном опыте мы постигаем, что сознание и бытие не отличаются друг от друга, а все бытие есть верховное сознание, все сознание есть само-существование, вечное в себе, реальное в своей работе и не предстающее ни фантазией, ни эволюцией. Мир реален именно потому, что существует только в сознании; ведь именно Сознательная Энергия в единении с Бытием создает его. Существование же материальной формы самой по себе, отделенной от само-озаренной энергии, принимающей форму, явилось бы противоречием истине вещей, фантасмагорией, кошмаром, невозможной ложью.

Ибо за вратами Трансцендентного стоит тот сущий совершенный Дух, описанный в Упанишадах, светлый, чистый, поддерживающий мир, но не активный в нем, не обладающий физической силой, без изъяна двойственности, без шрама разделения, единый, тождественный, свободный от всякой видимости связи и множественности, -- чистое "я" Адвайтина (* Ведантный Монист), неактивный Брахман, трансцендентное Молчание. И когда разум человека проходит через эти врата, проходит внезапно, без промежуточных переходов, он получает ощущение нереальности этого мира и единственной реальности Молчания, -- это одно из наиболее мощных убедительных переживаний, доступных человеческому разуму. Здесь, при восприятии этого чистого "я" или Не-Бытия, стоящего за миром, мы получаем стартовую точку для второго отрицания, -- другого полюса по отношению к материалистическому, однако более полному, более законченному, более опасному в своем воздействии на индивидов или общество, зовущего их в пустыню -- к отречению аскета.

Именно это восстание Духа против Материи в течении двух тысячелетий, с тех пор как Буддизм нарушил баланс старого Арийского мира, все большее захватывало Индийский разум. Не так, чтобы это ощущение космической иллюзии целиком занимало мышление Индии; существовали также другие философские утверждения, другие религиозные стремления. Но ни малейшая попытка урегулирования отношений Духа и Материи не предпринималась даже наиболее крайними философами. И все жили под сенью величайшего Отречения, и конечным итогом жизни считались одеяния аскета. Эта общее представление о существовании распространилось вместе с Буддистской теорией цепей Кармы с вытекающей оттуда антиномией рабства и освобождения, рабства при рождении, освобождения путем прекращения рождения. Поэтому все голоса сливались в один великий хор -- что не в этом мир двойственности можем мы найти наше небесное царство, а лишь в запредельном -то ли в радости вечного Вридавана (*) (* Голока, небеса Вайшнавы вечной Красоты и Блаженства), то ли в высоком блаженстве Брахмалоки (*) (* высочайшее состояние чистого существования, сознания и блаженства, достижимое душой без полного угасания в Неопределяемом), за пределами всех манифестаций в некоей невыразимой Нирване (* угасание, не обязательно всего бытия, а того бытия, каким мы его знаем; угасание эго, желаний, эгоистических действий и ментальности), то ли там, где весь разделенный опыт теряется в безмолвном единстве неопределяемого Существования. И в течении многих веков великая армия сияющих свидетелей, святых и учителей, имен, священных для памяти Индии и захватывающих ее воображение, рождала всегда одно и то же свидетельство и выпячивала всегда один и тот же возвышенный давний призыв -- отречение единственного пути познания, принятие физической жизни как акта неведения, прекращение рождения как правильное использование человеческого рождения, призыв к Духу, отвращение от Материи.

В век разлада с аскетическим духом -- а может показаться, что везде в мире час Затворничества прошел или проходит -легко приписать эту великую тенденцию к слабости витальной энергии в древней расе, изнуренной под тяжестью своей ноши, нелегкой доли в общем продвижении, истощенной многосторонним вкладом в копилку человеческих усилий и знаний. Но мы видели, что аскетическая тенденция соответствует истине существования, состоянию сознательной реализации, стоящему на самом верху наших возможностей. На практике аскетический дух является также бесценным элементом в человеческом совершенствовании, и даже невозможно избежать его самостоятельного утверждения до тех пор, пока раса не освободила свой интеллект и свои витальные привычки от подчинения настойчивому анимализму.

В действительности мы ищем большего и более полного утверждения. Мы постигаем, что в аскетическом Индийском идеале великая формула Вед "Один без второго" не была надлежащим образом прочитана в свете другой формулы, одинаково императивной: "Все это есть Брахман". Страстное стремление человека вверх к Божественному не было должным образом связано с нисходящим движением Божественного, склоненного вниз, чтобы навечно охватить Его манифестацию. Его значение в Материи не было понято так же хорошо, как Его истина в Духе. Реальность, искомая Саньясином, была схвачена во всей своей высоте, но не в полном охвате и всесторонности, как у древних Ведантистов. Однако в нашем более полном утверждении мы не должны минимизировать долю чисто духовного импульса. Как мы видели, Материализм в значительной степени послужил целям Божественного; точно также мы должны осознать еще большую услугу, оказанную Аскетизмом Жизни. Мы должны сохранить истину материальной Науки и ее действенную пользу в достижении конечной гармонии, даже если многие, если не все ее формы должны быть разрушены или отброшены. И даже большую осторожность должны мы соблюсти при обращении с наследием Арийского прошлого, в действительности недооцененного и полу-забытого.

Глава IV

    ВЕЗДЕСУЩАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

                        Если кто-то  знает Брахмана как Не-Бы-
                    тие,  он становится просто несуществующим.
                    Если  кто-то знает,  что Брахман Есть,  то
                    его знают как реально существующего.
                        Тайттирия Упанишада (II.6)

Поскольку мы принимаем запросы чистого Духа проявить в нас абсолютную свободу и требования вселенской Материи быть матрицей и условием нашей манифестации, то должны мы найти истину, которая может полностью примирить эти кажущиеся антагонистическими термины и определить их должное место как в Жизни, так и в Мышлении, ни в чем не ущемляя их прав, ни в чем не отрицая суверенную истину, из которой даже ошибки, даже исключительные преувеличения постоянно черпают силу. Ведь где бы мы ни натолкнулись на крайнее утверждение, столь мощно взывающее к человеческому разуму, мы можем быть уверены, что стоим по соседству не с простой ошибкой, суеверием или галлюцинацией, а с неким величайшим скрытым фактом, требующим нашей верности и мстящим за себя при отрицании или исключении. Поэтому так трудно найти удовлетворяющее надлежащего решение; здесь кроется источник утраты окончательности, что порождает все пустые компромиссы между Духом и Материей. Компромисс является сделкой, соглашением двух конфликтующих мощностей; это не настоящее примирение. Истинное примирение всегда осуществляется путем взаимного охвата, ведущего к некоторого рода сокровенному тождеству. Поэтому именно через предельно возможное объединение Духа и Материи можем мы наилучшим образом прийти к примиряющей истине и достичь наиболее сильного основания для примиряющей практики во внутренней жизни индивида и в его внешнем существовании.

Мы уже обнаружили в космическом сознании ту точку встречи, где Материя становится реальной по отношению к Духу, а Дух -- к Материи. Ведь в космическом сознании Разум и Жизнь являются посредниками и не являются более, как это видится обычной эгоистической ментальности, агентами разделения, разжигателями искусственного раздора между позитивными и негативными принципами одной и той же непознаваемой Реальности. Достигнув космического сознания, Разум, озаренный знанием, единожды охватывающим истину Единства и истину Множественности и обладающим формулой их взаимодействия, обнаруживает, что его диссонансы одномоментно объяснены и примирены божественной Гармонией; удовлетворенный, он соглашается стать агентом этого верховного единения между Богом и Жизнью, того единения, к которому мы стремимся. Материя раскрывает себя реализованному мышлению и облагороженным чувствам в качестве облика и тела Духа -- Духа в его само-созидательном расширении. Дух раскрывает себя посредством тех же согласившихся агентов в качестве души, истины, сущности Материи. Дух и Материя признают и допускают друг друга в качестве божественного, реального и по сути единого. Разум и Жизнь раскрываются в этом озарении в качестве обликов и в то же время инструментов верховного Сознательного Бытия, при помощи которого Он расширяется и вселяется в материальную форму, и в этой форме Он раскрывает Себя Своим множественным центрам сознания. Разум достигает своего само-исполнения, когда становится чистым зеркалом Истины Бытия, выражающим себя в символах вселенной; Жизнь -- когда она сознательно предоставляет свою энергетику совершенному само-оформлению Божественного в вечноновые формы и деятельность вселенского существования.

В свете этого представления можем мы постичь возможность божественной жизни для человека в мире, что одновременно оправдывает Науку путем раскрытии смысла жизни и постижимой цели космической и земной эволюции, и в то же время реализует путем преобразования человеческой души в божественную ту великую воображаемую мечту всех возвышенных религий.

А что же с тем безмолвным "я", неактивным, чистым, само-существующим, само-наслаждающимся, которое является нам в виде постоянного оправдания аскета ? Здесь также существует гармония, и здесь непримиримое противостояние также не должно быть освещенной истиной. Безмолвный и активный Брахман -это не две различные, противостоящие и непримиримые сущности, одна из которых отрицает, а другая подтверждает космическую иллюзию; они -- это единый Брахман в двух состояниях, позитивном и негативном, и каждое необходимо для другого. Именно вне этого Молчания существует Слово, творящее миры на вековечные времена; ибо Слово выражает то, что скрывается в Молчании. Именно вечная пассивность служит подоплекой для совершенной свободы и всемогущества вечной божественной деятельности в неисчислимых космических системах. Ведь все становления этой деятельности черпают свою энергию и безграничное могущество изменения и гармонии из этого беспристрастного источника неизменного Бытия, при его согласии оплодотворять собственную динамическую Природу.

Человек тоже становится совершенным лишь тогда, когда открывает внутри себя то абсолютное спокойствие и пассивность Брахмана и поддерживает благодаря этому свободную и неистощимую деятельность с той же самой божественной толерантностью и божественным блаженством. Тот, кто обрел Спокойствие внутри себя, всегда может воспринять льющийся из молчания неиссякаемый поток энергии, работающей во вселенной. Поэтому неверно будет сказать, что по своей природе истина Молчания отвергает космическую деятельность. Кажущаяся несовместимость этих двух состояний является ошибкой ограниченного Разума, привыкшего к крайним положениям утверждения и отрицания и перескакивающего от одного полюса к другому, Разума, не способного достаточно широко и мощно постичь всеобъемлющее сознание -- постичь так, чтобы включить единовременно оба положения в одном охвате. Молчание не отвергает мир; оно поддерживает его. Или, правильнее, оно поддерживает с равной беспристрастностью как деятельность, так и отход от нее, и утверждает такое примирение, благодаря которому душа остается свободной и спокойной даже тогда, когда она прибегает к какой-бы то ни было деятельности.

Но все же существует абсолютный отход, существует Не-Бытие. Из этого Не-Бытия, говорит древнее писание, возникло Бытие (* В начале всего было Не-Бытие. Оттуда родилось Бытие. -- Тайттирия Упанишада. II.7). Затем оно снова должно погрузиться в это Не-Бытие. Если бесконечное вседозволяющее Существование допускает любую возможность преобладания и множественность реализации, то почему бы Не-Бытию в качестве, по крайней мере, первородного состояния и единственной неизменной реальности, не отрицать и не отвергать всю возможность реальной вселенной ? Тогда бы Нигилизм некоторых Буддистских школ был бы верным аскетическим решением; "я", подобно эго, стало бы только воображаемой конструкцией иллюзорно феноменального сознания.

Однако мы снова обнаруживаем, что попались в ловушку слов, введены в заблуждение резкими противопоставлениями нашей ограниченной ментальности с ее излюбленной опорой на словесные разделения, как будто бы они в совершенстве передавали окончательную истину и толкования нашего супраментального опыта на языке тех нетерпящих разграничений. Не-Бытие -- это только слово. Когда мы исследуем ту сущность, которую это слово представляет, то не сможем быть более уверенными в том, что абсолютное несуществование имеет сколь-нибудь бо'льшие шансы, чем бесконечное "я", оказаться нечто бо'льшим, чем воображаемой конструкцией разума. В действительности мы подразумеваем под этим Ничто нечто запредельное по отношению к последнему пределу, к которому мы можем подвести наше наиболее чистое понимание и наш наиболее абстрактный или тонкий опыт фактического бытия, каким мы его знаем или постигаем в этой вселенной. Это Ничто, следовательно, есть попросту нечто за пределами позитивного представления. Мы сооружаем фикцию "ничто" для того, чтобы превзойти методом полного исключения все то, что мы можем знать и в чем сознательны. В действительности, когда мы более близко рассматриваем Нигилизм некоторых философов, то начинаем понимать, что нулем является либо Все, либо неопределяемая Бесконечность, которая кажется разуму пустой, поскольку разум схватывает лишь конечные конструкции, но на самом деле является истинным Существованием (* Другие Упанишады отвергают рождение бытия из Не-Бытия как невозможное; Бытие, они говорят, может быть рождено только из Бытия. Однако если мы примем Не-Бытие не в смысле несуществующего Ничто, а в смысле некоего "икс", превышающего все наши представления или опыт существования, -- в смысле, применимому к Абсолютному Брахману Адвайты, как и Пустоте или Нулю Буддистов, тогда -- невозможность исчезает, ибо Тот может в совершенстве быть самим источником бытия либо посредством оплодотворяющей или созидающей Майи, либо посредством манифестации или "создания из себя").

И когда мы говорим, что Бытие возникает из Не-Бытия, то понимаем, что говорим в терминах Времени о том, что находится за пределами Времени. Ибо какой может быть та претенциозная дата в истории вечного Ничто, когда из него было рождено Бытие или когда пробьет тот грозный час, в который вся реальность вернется в вечную пустоту ? Сат и Асат, если их следует утвердить, должны быть постигнуты так, как если бы они существовали одновременно. Они допускают друг друга, даже если отказываются смешиваться. Оба, раз уж мы вынуждены говорить в терминах Времени, вечны. И кто убедит вечное Бытие в том, что оно в действительности не существует, а существует только вечное Не-Бытие ? При таком отрицании всего опыта как мы найдем ответ, объясняющий весь этот опыт ?

Чистое Бытие есть утверждение Непознаваемым Себя в качестве свободного базиса для всего космического существования. Мы называем Не-Бытием противоположное утверждение Его свободы от всего космического существования -- свободы, скажем, от всех позитивных элементов фактического существования, которое сознание во вселенной может выработать для себя, -- свободы даже от наиболее абстрактного, наиболее трансцендентного. Чистое Бытие не отрицает вселенную как реальное выражение Себя, но Оно отрицает Свое ограничение при всяком выражении чего бы там ни было. Не-Бытие допускает Бытие, точно также как Молчание дозволяет Деятельность. Путем этого одновременного отрицания и утверждения, не взаимно разрушительных, а комплиментарных друг другу, подобно всем противоположностям, одновременно становится реализуемым для пробужденной человеческой души само осознание сознательного Само-бытия в качестве реальности, и запредельного Непознаваемого -- в качестве той же Реальности. Таким путем Будда смог достичь состояния Нирваны и одновременно могущественно действовать в мире, безличностно в своем внутреннем сознании и действуя как наиболее мощная личность, из тех, кого мы знаем, кто когда-либо жил и работал на земле.

Когда мы размышляем над этими вещами, то начинаем постигать, насколько ничтожны в своем само-утверждаемом насилии и насколько путанны в своем сбивчивом разграничении слова, которые мы используем. Мы начинаем также постигать, что ограничения, накладываемые нами на Брахмана, проистекают из узости опыта индивидуального разума, концентрирующегося на одном аспекте Непознаваемого и тотчас же перескакивающего к отрицанию всего остального или к пренебрежению им. Мы всегда стремимся слишком жестко перевести то, что мы можем постичь или узнать об Абсолюте, на язык нашей собственной специфической относительности. Мы утверждаем Единое и Тождественное путем страстного выделения и утверждения эгоизма наших собственных мнений и частного опыта в пику мнений и частного опыта других. Мудрее было бы ждать, учиться, расти, и -- поскольку мы вынуждены в целях нашего само-совершенства говорить об этих вещах, не выразимых на человеческом языке -- искать наиболее широкого, наиболее гибкого, максимально всеобъемлющего утверждения и основывать на нем наиболее значительную и наиболее исчерпывающую гармонию.

Затем мы постигаем, что сознание индивида может вступить в состояние, в котором относительное существование кажется растворенным, и даже "я" кажется неадекватным представлением. Можно войти в некое Молчание по ту сторону этого Молчания. Но это не целостное окончательное переживание, а также не единственная и все-исключающая истина. Ибо мы находим, что эта Нирвана, это само-угасание, хотя дающее абсолютный покой и свободу душе внутри, все еще согласуется на практике с бесстрастной, однако эффективной деятельностью снаружи. Эта возможность реализации полной неподвижности безличности и пустынного Покоя внутри, вместе с наружной работой вечных истин, Любви, Истины и Справедливости, возможно, была реальной сутью учения Будды -- это превосходство над эго и цепями персональной работы, над отождествлением с изменчивой формой и идеей, а не мелкий идеал бегства от забот и страданий физического рождения. В любом случае, как только совершенный человек сможет сочетать в себе молчание и деятельность, так также полностью сознательная душа будет достигнет абсолютной свободы Не-Бытия, не теряя своей опоры на Существование и вселенную. Таким образом будет навечно воспроизведено в себе вечное чудо божественного Существования, воспроизведено во вселенной, что осуществляется пока еще всегда за ее пределами и даже, как это было, за пределами самого Существования. Противоположным опытом могла бы быть только концентрация ментальности в индивиде над Не-существованием, что приводит к забвению и персональному отходу от космической деятельности, по-прежнему и всегда происходящей в сознании Вечного Бытия.

Таким образом, после примирения Духа и Материи в космическом сознании, теперь уже в трансцендентном сознании мы постигаем примирение окончательного утверждения всего и его отрицания. Мы открываем, что все утверждения являются утверждениями статуса деятельности Непознаваемого; все соответствующие отрицания есть утверждения Его свободы как от этого статуса или деятельности, так и в этом статусе или деятельности. Непознаваемое является для нас Нечто верховным, чудесным и невыразимым, постоянно выражающим Себя нашему сознанию в виде неких формулировок и постоянно ускользающим от этих формулировок, созданных Им Самим. Оно делает это не как некий злонамеренный дух капризного волшебника, ведущего нас ото лжи к еще большей лжи и, следовательно, к окончательному отрицанию всех вещей, а как Мудрец -- за пределами нашей мудрости, ведущий нас от реальности к невиданной доселе более глубокой и широкой реальности, пока мы не обретем глубочайшую и широчайшую реальность, на которую мы только способны. Вездесущая реальность -это Брахман, а не всепроникающая причина сохраняющейся иллюзии.

Если так мы примем позитивный базис для нашей гармонии -а на каком ином может быть основана гармония ? -- то различные концептуальные формулировки Непознаваемого, каждая из которых представляет истину за пределами концепции, должны быть поняты, насколько это представляется возможным, в их отношении друг к другу и в их воздействии на землю, не раздельно, не исключительно, утверждены не так, чтобы разрушить все остальные утверждения или преуменьшить их значимость. Настоящий Монизм, истинная Адвайта -- это то, что принимает все вещи в качестве единого Брахмана и не стремится разделить Его существование на две несовместимые сущности, на вечную Истину и вечную Ложь, Брахмана и не-Брахмана, "я" и не- "я", настоящее "я" и ненастоящую, но все же вечную Майя. И если будет истинным то, что только "я" существует, должно быть истинным также то, что все есть Я. И если это "я", Бог или Брахман не является беспомощным состоянием, не ограниченной мощностью, не ограниченной персональностью, а является само-созидательным Всем, то должна быть в нем также некая добрая, внутренне присущая причина для манифестации, для открытия, к которому мы должны приступить, предполагая некое могущество, некую мудрость, некую истину бытия во всем, что проявляется. Разногласие и видимое зло мира должны быть допущены в их сферах, но не приняты в качестве наших завоевателей. Глубочайший инстинкт человечества всегда здраво ищет мудрости как последнего слова вселенской манифестации, не как вечной насмешки и иллюзии, -- тайного и окончательно победоносного блага, не все-творящего и непобедимого зла, -- конечной победы и исполнения, не разочаровывающего отказа души от ее великого приключения.

Ведь мы не можем предположить, что единственная Сущность подчиняется чему-то внешнему или чему-то отличному от себя, поскольку такой вещи не существует. А также не можем мы предположить, что эта Сущность подневольно подчиняется некоей частности внутри Себя, частности, враждебной по отношению к целостному Бытию, частности, отрицаемой Ей и в то же время слишком сильной для Нее; ведь это только бы выразило на другом языке то же самое противоречие между Всем и нечто иным, отличным от Всего. Даже если мы скажем, что вселенная существует просто потому, что "я" в своем абсолютном беспристрастии одинаково допускает все вещи, безразлично взирая на все реальности и все возможности, то все же существует нечто, что желает манифестации и поддерживает ее, и это нечто не может быть чем-то иным, чем Всем. Брахман неделим во всех вещах, и что бы ни было желаемо в мире, оно в конечном итоге желаемо Брахманом. И только наше относительное сознание, встревоженное или сбитое с толку явлениями зла, неведения и боли в космосе, стремится освободиить Брахмана от ответственности за Себя и свои свершения, возводя некий противостоящий принцип, Майу или Мару, сознательного Дьявола или само-существующий принцип зла. Существует один Господин и "я", а множество -- только Его представители и становления.

Далее, если мир -- это сон, иллюзия или ошибка, то это сон, порожденный "я" и желаемый им в его тотальности, и не только порожденный и желаемый, но и поддерживаемый и постоянно питаемый Им. Более того, это сон, существующий в Реальности, и материал, из которого он сделан, это та же Реальность, ведь Брахман должен быть материалом мира, как и его основой и содержимым. Если золото, из которого изготовлен сосуд, реально, то как мы можем предположить, что сосуд сам по себе -- мираж ? Мы видим, что все эти слова: сон, иллюзия являются уловками нашей речи, привычками нашего относительного сознания; они представляют определенную истину, даже большу'ю истину, но также и искажают ее. Подобно тому, как Не-Бытие оказывается нечто иным, чем простым нулем, так же и космическая Греза оборачивается нечто иным, а не простой иллюзией или галлюцинацией разума. Явление не есть иллюзия; явление -- суть субстанциональная форма Истины.

Таким образом, мы стартуем с представления о вездесущей Реальности, в которой ни Не-Бытие с одной стороны, ни вселенная -- с другой, не являются несовместимыми противоположностями; скорее, они -- это различные состояния Реальности, прямое и обратное утверждения. Высочайшее переживание этой Реальности во вселенной показывает, что она является не только сознательным Существованием, а верховным Интеллектом и Силой и само-существующим Блаженством; и за пределами вселенной все же существует некое иное непознаваемое существование, некое предельное и невыразимое Блаженство. Тем самым мы подтверждаем предположение, что даже двойственности во вселенной, истолковываемые сейчас нашим чувственным и пристрастным пониманием, будучи истолкованными нашим освобожденными интеллектом и переживанием, также будут разрешены в этих высочайших выражениях. Но пока мы трудимся под напряжением двойственностей, это осознание должно, несомненно, постоянно поддерживаться актом веры, однако веры, которую Рассуждение, широчайшее и наиболее терпеливое отражение не отрицает, а напротив, утверждает. В действительности эта вера дана человечеству, чтобы поддержать его в его путешествии, пока оно не достигнет той стадии развития, когда вера обратится в знание и совершенное переживание, и Мудрость будет оправдана в своей работе.

Глава V

    СУДЬБА ИНДИВИДА

                        Через Неведение    они    перешагивают
                    Смерть и посредством  Знания  наслаждаются
                    Бессмертием ...  Через Не-Рождение они пе-
                    решагивают Смерть и  посредством  Рождения
                    наслаждаются Бессмертием.
                                     Иша Упанишада (II. 11,14)

Вездесущая Реальность есть истина всей жизни и всего существования, будь то абсолютного или относительного, будь то телесного или нематериального, будь то оживленного или неживого, будь то интеллектуального или неразумного; и во всех бесконечно разнообразных и даже неизменно противостоящих само-выражениях, от противоречий, близких нашему обыденному опыту, до тех далеких антиномий, теряющихся за гранью Невыразимого, Реальность едина, и не является просто суммой или скоплением. Оттуда начинается все многообразие, в том все многообразие существует, туда же все многообразие возвращается. Все утверждения отрицаются только затем, чтобы вести к более широкому утверждению той же самой Реальности. Все антиномии противостоят друг другу для того, чтобы распознать единую Истину в противоборствующих аспектах и охватить их взаимное Единство на пути конфликта. Брахман есть Альфа и Омега. Брахман есть Один, помимо которого ничего более не существует.

Но это единство по своей природе неопределимо. Когда мы пытаемся постичь его разумом, то вынуждены пройти через неисчислимую чреду представлений и переживаний. И все же в конце мы обязаны отбросить даже самые величайшие представления, наши наиболее впечатляющие переживания, чтобы утвердить то, что Реальность превосходит все определения. Мы обретаем формулу Индийских мудрецов нети-нети "Не это, не то"; не существует опыта, способного вместить Его, не существует представления, при помощи которого Он может быть определен.

Непознаваемое, являющееся нам во многих ипостасях и атрибутах бытия, во множестве форм сознания, во множественном действии энергии, -- это то, что Разум в конце концов может сказать о существовании, коим мы являемся, и которое мы видим во всем, что предстает пред нашим мышлением и чувствами. И именно через те ипостаси, те формы, ту деятельность должны мы достичь Непознаваемого и узнать его. Но если в опрометчивой спешке достичь Единства, которое наш разум может охватить и придерживаться его, если в нашей настойчивости ограничить Бесконечность нашим охватом мы отождествим Реальность с какой-либо одной определенной ипостасью бытия, какой бы чистой и вечной она ни была, с любым частным атрибутом, сколь общим и всеохватывающим он бы ни казался, с любой фиксированной формулировкой сознания, какой бы обширной она ни казалась, с любой энергией или деятельностью, сколь угодно неограниченной в своем применении, и если мы исключим все остальное, то наше мышление согрешит против Его непознаваемости и придет не к истинному единству, а к разделению Неделимого.

Эта истина, постигнутая в древние времена Ведантными Провидцами, оказалась настолько сильной, что выстояла даже после того, как они достигли коронного представления, постижимого опыта Сатчитананды в качестве высочайшего позитивного выражения Реальности для нашего сознания, и выстояла также тогда, когда они пришли к восприятию Асата, запредельного Не-Бытия, не являющегося окончательным существованием, чистым сознанием, бесконечным блаженством, все переживания которого предстают лишь выжимкой или деформацией. Если вообще можно сказать, что Сатчитананда состоит из существования, сознания и блаженства, то это описание лежит далеко за пределами самой высокой чистейшей позитивной формы, которой мы можем здесь обладать, и поэтому там существование, сознание и блаженство -- нечто иное, чем то, что мы знаем здесь под этими именами. Буддизм, несколько произвольно провозглашенный теологами не-Ведантной доктриной, поскольку отвергал авторитет Писаний, все же возвращается к этому существенно Ведантному представлению. Единственно, позитивное синтезное учение Упанишад рассматривает Сат и Асат не как противоположности, разрушающие друг друга, а как последнюю антиномию, через которую мы можем поднять свой взор к Непознаваемому. И в операциях нашего позитивного сознания даже Единство должно придавать значение Множественности; ибо Множественность также есть Брахман. Именно посредством Видйи, Знания Тождества, мы знаем Бога без Авидьи, относительного множественного сознания, ночи тьмы и беспорядка Неведения. Однако если мы исключим поле того Неведения, если мы избавимся от Авидьи так, как если бы она была вещью несуществующей и нереальной, то само Знание станет разновидностью темноты и источником несовершенства. Тогда мы уподобляемся человеку, ослепленному светом, так что более не можем видеть поле, которое тот свет озаряет.

Таково учение -- спокойное, мудрое и ясное наших самых древних мудрецов. Они имели терпение и силу для того, чтобы искать и познавать; также они обладали ясностью и смирением, чтобы допустить ограниченность нашего знания. Они осознали границы, где это знание должно перейти в нечто за пределами себя. И только позднее нетерпение сердца и разума, страстное влечение к окончательному блаженству или высокая властность чистого существования и острый интеллект стали искать Одно с отрицанием Множества, а потому восприняли дыхание высот, пренебрегая при этом сокровенными глубинами или чувствуя отвращение к ним. Но ровный глаз древней мудрости воспринял, что для реального познания Бога следует распознавать Его везде равным образом и без разделения, обдумывая и оценивая, а не руководствуясь противоположностями, через которые Он сияет.

Следовательно, должны мы отбросить резкое разделение частной логики, заявляющей, что поскольку Одно -- реально, то Множество -- иллюзия, и поскольку Абсолют -- это Сат, единое существование, то относительное -- это Асат и несуществование. И если во Множестве мы настоятельно распознаем Одно, то тем с благословением и откровением возвращаемся к Одному, утверждающему себя во Множестве.

Мы также должны предохранять себя от чрезмерной значимости, придаваемой нашим разумом частным точкам зрения, к которым он приходит при более мощных расширениях и переходах. Восприятие одухотворенного ума, свидетельствующее, что вселенная -это нереальная греза, не может иметь большего и какого-то абсолютного значения для нас, чем восприятие материалистического, говорящее, что Бог и Запредельное -- иллюзорная идея. В одном случае разум, привыкший только к доказательствам чувств и связывающий реальность с материальными фактами, либо не приучен использовать иные средства познания, либо неспособен расширить представление о реальности до супра-физического опыта. В другом случае тот же разум, перескакивая к ошеломляющим переживаниям нематериальной реальности, попросту переносит ту же неспособность и сопутствующие ощущения грезы или галлюцинации в сферу опыта физических чувств. Но мы также воспринимаем ту истину, что эти два представления уродливы. Верно, что в этом мире форм, в котором мы находимся ради нашей само-реализации, ничто не становится полностью законным, пока им не завладеет физическое сознание и не проявит его на низших уровнях в гармонии с манифестацией на высочайших вершинах. Также верно, что представление о форме и материи, утверждающих себя в качестве само-существующей реальности, -- иллюзия Неведения. Форма и материя могут быть законными лишь как форма и субстанция манифестации бестелесного и нематериального. Форма и материя по своей природе -- суть акт божественного сознания, а по своей цели -- суть представление статуса Духа.

Другими словами, если Брахман вошел в форму и представил Свое бытие в материальной субстанции, то лишь для того, чтобы насладиться само-манифестацией в образах относительного и феноменального сознания. Брахман находится в этом мире для того, чтобы представить Себя в ценностях Жизни. Жизнь существует в Брахмане, чтобы раскрыть Брахмана в себе. Поэтому значимость человека в этом мире состоит в том, что человек вносит в мир такое развитие сознания, в котором становится возможным его преображение при помощи совершенного само-раскрытия. Исполнить Бога в жизни -- вот настоящая зрелость человека. Человек стартует с животной витальности и ее деятельности, но его цель -божественное существование.

Но как в Мышлении, так и в Жизни, истинным правилом само-реализации является последовательный охват. Брахман выражает Себя во множестве последовательных формах сознания, последовательных в их связи, даже если они сосуществуют в бытии и во Времени, и Жизнь в своем само-раскрытии также должна восходить в вечно новые области собственного бытия. Но если при переходе от одной области к другой, в пылу нового приобретения мы откажемся от того, что уже было дано нам, если при достижении ментальной жизни мы отбросим или принизим физическую жизнь, являющуюся нашим базисом, или если мы отвергнем ментальное и физическое при нашем влечении к духовному, то мы не осуществим Бога интегрально, а также не удовлетворим условиям Его само-проявления. Мы не станем совершенными, а только сместим поле нашего несовершенства или, самое большее, достигнем ограниченной высоты. Как бы высоко мы ни взбирались, даже к самому Не-Бытию, мы наносим себе вред, если забываем нашу базу. Не бросать низшее на произвол судьбы, а преобразовывать его в свете высот, которых мы достигли -- вот истинная божественность природы. Брахман интегрален и одновременно объединяет множество состояний сознания; также и мы, проявляя природу Брахмана, должны становиться интегральными и все-охватывающими.

Помимо отвращения от физической жизни, существует и другое преувеличение аскетического импульса, и это преувеличение исправляется идеалом интегральной манифестации. Узел Жизни -это взаимосвязь трех основных форм сознания: индивидуальной, вселенской и трансцендентной или супракосмической. В ходе обычной жизнедеятельности индивид рассматривает себя как отдельное существо, включенное во вселенную, а то и другое -как зависящее от того, что одинаково превосходит как индивида, так и вселенную. Именно эту Трансцендентность мы сейчас называем Богом, который, таким образом, становится в нашем представлении скорее экстра-космическим, чем супра-космическим. Из этого разделения следует принижение и приуменьшение значимости как индивида, так и вселенной: перечеркивание как космоса, так и индивида путем достижения Трансцендентного будет главным логическим заключением.

Интегральный взгляд на единство Брахмана избегает этих заключений. Точно также, как мы приходим к заключению, что не должны отказываться от телесной жизни ради достижения жизни ментальной и духовной, так же мы можем достичь точки зрения, в которой сохранение индивидуальной деятельности больше не несовместимо с нашим пониманием космического сознания или нашим достижением трансцендентного и супракосмического. Ибо Трансцендентность Мира охватывает вселенную, составляет одно с ней и не исключает ее, точно также, как вселенная охватывает индивида, составляет одно с ним и не исключает его. Индивид -- это центр цельного вселенского сознания; вселенная -- это форма и определение, населяемые полной присущностью Бесформенного и Неопределимого.

В этом заключается истинная взаимосвязь, сокрытая от нас нашим неведением или неправильным осознанием вещей. Когда мы приходим к знанию или правильному осознанию, тогда ничто сущностно не меняется в вечной взаимосвязи, а только глубочайшим образом видоизменяется взгляд вовнутрь и вовне от индивидуального центра, а также, как следствие, меняется сам дух и его воздействие. Индивид все еще необходим для действия Трансцендентного во вселенной, и это действие не становится невозможным при озарении индивида. Напротив, поскольку сознательное проявление Трансцендентного в индивиде является тем средством, при помощи которого коллективное, вселенское также начинает осознавать себя, то вовлеченность освещенного индивида в действие мира становится императивной нуждой мировой игры. Если же законом является непреклонное отстранение через сам факт освещения, тогда мир приговорен к тому, чтобы вечно оставаться сценой безнадежной тьмы, смерти и страдания. И такой мир может быть только безжалостным испытанием или механической иллюзией.

Верно, что философия аскета стремится постичь это. Но индивидуальное спасение не может иметь реального смысла, если существование в космосе само по себе есть иллюзия. С Монистической точки зрения индивидуальная душа составляет одно со Всевышним, ее чувство отделенности является неведением, а уход от чувства отделенности и отождествление со Всевышним -- ее спасением. Но кто тогда извлекает пользу из этого ухода ? Не верховное "я", ведь по предположению оно всегда и неотъемлимо свободно, спокойно, безмолвно, чисто. Не мир, ибо он постоянно пребывает в рабстве и не освобождается при бегстве любой индивидуальной души из вселенской иллюзии. Именно сама индивидуальная душа творит свое верховное благо, убегая от горя и разлада в мир и блаженство. Тогда получается, что индивидуальной душе присуща некая реальность, отделенная от мира и Всевышнего даже в случае освобождения и озарения. Однако для Иллюзионистов индивидуальная душа является иллюзией и не существует, кроме как в необъяснимой мистерии Майи. Поэтому мы приходим к бегству иллюзорно не-существующей души из иллюзорно не-существующего рабства в иллюзорно не-существующем мире, приходим как к верховному благу, которое несуществующая душа должна преследовать ! Ибо вот последнее слово Знания: "Не существует ни пут, ни освобождения, ни поисков освобождения". Видья оказывается в той же степени частью Феноменального, как и Авидья; Майя встречает нас даже в нашем бегстве и смеется над напыщенной логикой, силящейся разрубить узел ее мистерии.

Говорят, что эти вещи не могут быть объяснены; они суть изначальное неразрешимое чудо. Они предстают перед нами практическим фактом и должны быть приняты. Мы должны убежать из заблуждения при помощи заблуждения. Индивидуальная душа может только разрубить узел эго при помощи верховного акта эгоизма, путем исключительной привязанности к собственному индивидуальному спасению, доходящему до абсолютного утверждения своего отдельного существования в Майи. Нас призывают рассматривать другие души так, как если бы они были вымыслом нашего разума, и их спасение было бы неважным, а нашу собственную душу -исключительно так, как если бы она была полностью реальна, и единственной стоящей вещью было бы ее спасение. "я" прихожу к тому, чтобы считать свое персональное бегство из рабства реальным, тогда как остальные души, равно являющиеся мною, остаются в прежнем рабстве !

И только когда мы отбрасываем все непримиримые антиномии между "я" и миром, тогда все встает на свое место с помощью менее парадоксальной логики. Мы должны принять многосторонность манифестации, даже когда мы утверждаем единство Проявляемого. И разве это не истина преследует нас везде, куда бы мы ни бросили свой взор, пока мы наконец не увидим в истинном свете то, на чем останавливаем свой взгляд ? В конце концов, разве совершенно естественная и простая мистерия Сознательного Бытия ограничена своим единством или своей множественностью ? Оно "абсолютно" в том смысле, что будучи полностью свободным, может включать и устраивать на собственный лад все возможные термины своего само-выражения. Не существует ни ограничения, ни освобождения, ни поисков освобождения, -- ибо То является совершенной свободой. Оно настолько свободно, что даже не ограничено своей свободой. Оно может играть так, как будто было бы ограничено, не будучи в действительности ввергнутым в путы рабства. Его цепи -- это само-наложенное соглашение, его ограничения в эго -- это переходный инструмент, который оно использует для того, чтобы воспроизвести свою трансцендентность и универсальность в схеме индивидуального Брахмана.

Трансцендентное, Супракосмическое есть абсолют и свобода в себе за пределами Времени и Пространства и за пределами концептуальных противоположностей конечного и бесконечного. Но в космосе оно использует свою свободу само-формирования, свою Майя, для того, чтобы построить свою схему в дополнительных терминах единства и множественности, и это множественное единство оно утверждает в трех условиях: подсознательного, сознательного и сверхсознательного. Ведь в действительности мы видим, что Множественность, объективизированная в форму в нашей материальной вселенной, стартует с подсознательного единства, выражающего себя достаточно открыто в космическом действии и космической субстанции, но это единство не осознается Множественностью на поверхности. В сознательных условиях эго становится той поверхностной точкой, в которой может возникнуть осознание единства; но эго применяет свое ощущение единства к форме и поверхностному действию и, оказываясь не в состоянии принять в расчет все, что действует позади него, не может также представить себе, что оно едино не только в себе, но и с другими. Это ограничение вселенского "Я" в поделенном эго-ощущении составляет нашу несовершенную индивидуальную персональность. Но когда эго преступает пределы персонального сознания, оно начинает включать, и быть подавленным тем, что для нас сверхсознательно; оно начинает осознавать космическое единство и входит в Трансцендентное "я", которое выражает здесь космос при помощи множественного единства.

Поэтому освобождение индивидуальной души является лейтмотивом ясного божественного действия; это первейшая божественная надобность и центр, вокруг которого все вращается. Это точка Света, в которой начинает возникать предначертанная полная само-манифестация во Множестве. Но освобождающаяся душа расширяет свое восприятие единства горизонтально в той же степени, как и вертикально. Ее единство с трансцендентным Одним неполно без ее единства с космическим Многим. И это последнее единство передает себя путем умножения, воспроизведения своего собственного освобожденного состояния в других точках Множественности. Божественная душа воспроизводит себя в аналогичных освобожденных душах подобно тому, как животное воспроизводит себя в сходных телах. Поэтому, всякий раз когда освобождается даже единственная душа, существует тенденция к расширению и даже ко вспышке того же божественного само-сознания в других индивидуальных душах нашего земного человечества и, -- кто знает ? -- возможно, даже за пределами земного сознания. Где мы можем зафиксировать пределы того расширения ? Является ли всецело легендой сказание о Будде, говорящее, что в то время как он стоял на пороге Нирваны, Не-Бытия, его душа обратилась назад и дала клятву не делать безвозвратного перехода до тех пор, пока на земле существует хотя бы одно существо, не освобожденное от пут страдания, от рабства эго ?

Однако мы должны достичь высочайшего, не вычеркивая себя из космического существования. Брахман всегда сохраняет два Свои термина: свободы внутри и создания вовне, выражения и свободы от выражения. Мы тоже, будучи Тем, можем достичь того же божественного само-обладания. Гармония этих двух тенденций является условием всей жизни, нацеленной к реальной божественности бытия. Свобода, настаивающая на исключении того, что было превзойдено, неизбежно ведет по пути отрицания к отречению от того, что было Богом принято. Деятельность, настаивающая на погруженности в акте действия и энергии, ведет к утверждению низшего и отрицанию Высочайшего. И почему человек должен настаивать на разрыве с тем, что Бог объединяет и синтезирует ? Быть совершенным подобно тому, как Он совершенен, -- вот условие Его интегрального достижения.

Через Авидья, Множественность, лежит наш путь из преходящего эгоистического само-выражения, в котором преобладает смерть и страдание; через Видья, соглашающуюся с Авидья благодаря совершенному чувству тождества даже в этой множественности, мы интегрально наслаждаемся бессмертностью и блаженством. Достигая Нерождения за пределами всех становлений, мы освобождаемся от этого низкого рождения и смерти; принимая Становление свободно, как Божественное, мы заполняем смертность бессмертным блаженством, и становимся светлыми центрами его сознательного само-выражения в человечестве.

Глава VI

    ЧЕЛОВЕК ВО ВСЕЛЕННОЙ

                        Душа человека, путешественница, стран-
                    ствует в этом цикле Брахмана,  в грандиоз-
                    ной тотальности жизни, тотальности ипоста-
                    сей,  мнящая себя отделенной  от  Движущей
                    Силы этого путешествия.  Принятая Им,  она
                    достигает своей цели Бессмертия.
                                 Шветашватара Упанишада (I.6)

В постепенном раскрытии величайшей, трансцендентной, светлой Реальности с многочисленными относительностями этого мира, видимого нами, и тех иных миров, которые мы не видим в качестве средства и материала, положения и поля, заключается, как кажется, смысл вселенной, -- поскольку она имеет смысл и цель и не является ни бесцельной иллюзией, ни какой-то случайностью. Ведь те же рассуждения, которые привели нас к заключению, что мировое существование не является обманчивой уловкой Разума, равным образом подтверждают тот вывод, что вселенная не является слепой беспомощной само-существующей массой разделенных феноменальных существований, сцепленных вместе и борющихся совместно так, как если бы это и было тем лучшим, что они могут предпринять в вечном круговороте, а также вселенная не является громадным само-созданием и само-побуждением невежественной Силы без какого-то бы ни было сокрытого внутри Интеллекта, осознающего свою начальную точку и цель, и направляющего свой ход. Существование, полностью само-осознающее и поэтому полностью распоряжающееся собой, обладает феноменальным бытием, в которое оно вовлечено, реализует себя в форме, раскрывает себя в индивиде.

Это светлое Появление является той зарей, которую почитали древние Арийцы. Ее исполненное совершенство является той высочайшей ступенью миро-пропитывающего Вишну, которую они увидели подобно тому, как если бы глаз видения расширился в чистейших небесах Разума. Ибо это Появление уже существует в качестве само-раскрывающейся и само-наводящейся Истины вещей, которая наблюдает за миром и притягивает смертного человека, сначала без участия его сознательного разума, в ходе общего марша Природы, а затем осознанно, путем постепенного пробуждения и само-расширения, притягивает его к божественному восхождению. Восхождение к божественной Жизни -- это путешествие человека, Работа работ, желанное Жертвоприношение. Единственно это является настоящим делом человека в мире и оправданием его существования, без которого он был бы только червем, копошащимся среди других эфемерных червей на поверхности склизлого комка грязи, который умудрился сформироваться посреди ужасающей безмерности физической вселенной.

Эта Истина вещей, которая должна возникнуть из феноменальных мировых противоречий, провозглашается бесконечным Блаженством и само-сознательным Существованием, единым повсюду, во всех вещах, во все времена и за пределами Времени, и осознающим себя за всеми этими явлениями, чьими даже наиболее интенсивными вибрациями деятельности или даже наиболее великой тотальностью эта Истина никогда не может быть ни выражена, ни ограничена; ведь она само-существует, и ее существование не зависит от ее манифестаций. Манифестации представляют Истину, но не исчерпывают ее; указывают на нее, но не раскрывают ее. Истина раскрывается лишь для себе, внутри своих проявленных форм. Сознательное существование, вовлеченное в форму, приходит, по мере своей эволюции, к познанию себя посредством интуиции, само-видения, само-переживания. Оно становится собой в мире, познавая себя; оно познает себя, становясь собой. Внутренне овладевая собой, оно также передает своим формам и модам сознательный восторг Сатчитананды. Это становление бесконечного Блаженства-Существования-Сознания в разуме, жизни и теле, -- ведь в не зависимости от них оно существует вечно, -- является предначертанным преображением и определяет ценность индивидуального существования. Через индивида оно проявляется в мировой взаимосвязи, причем даже так же, как само по себе существует в тождестве.

Непознаваемое, познающее себя в качестве Сатчитананды, является единым верховным утверждением Веданты; оно содержит все остальное, либо все остальное зависит от него. Это единственно подлинный опыт, остающийся после того, как все видимости учтены либо негативно -- путем исключения их форм и оболочек, либо позитивно -- путем сведения их имен и форм к неизменной истине, содержащейся в них. Для свершения жизни или для превосхождения жизни, какая бы чистота, спокойствие и свобода в духе ни была бы нашей целью или могуществом, радостью и совершенством, Сатчитананда является неизменным, вездесущим, неотъемлемо присутствующим термином, вечно искомым человеческим сознанием, будь то в знании и мнении, или в ощущении и действии.

Вселенная и индивид являются теми двумя сущностными видимостями, в которые спускается Непознаваемое и через которые оно должно быть достигнуто; ведь другие промежуточные сообщества порождены лишь их взаимодействием. Это нисхождение верховной Реальности само-сокрыто по своей природе; и в этом нисхождении есть последовательные уровни, каждый из которых скрыт под своей вуалью. Поэтому освобождение неизбежно принимает форму восхождения; поэтому восхождение и освобождение обязательно сопутствуют друг другу. Ибо каждый следующий уровень в нисхождении Божественного является для человека ступенью его восхождения; каждая оболочка, скрывающая неизвестного Бога, для почитателя Бога и ищущего Бога становится инструментом Его раскрытия. Из размеренного сна материальной Природы, не ведающей о Душе и Идее, поддерживающих упорядоченную активность Природной энергии даже в онемевшем и самом материальном трансе, мир пробивается к более быстрому, изменчивому и неупорядоченному ритму Жизни, трудящейся на грани само-сознания. Из Жизни мир пробивается вверх к Разуму, в котором единица начинает сознавать себя и мир, и в этом пробуждении вселенная приобретает средство, требуемое для ее верховной работы, она обретает само-сознающую индивидуальность. И Разум продолжает эту работу, но не завершает ее. Разум -- это трудяга проницательного, но ограниченного интеллекта, работяга, берущий путанный материал, поставляемый Жизнью, и после улучшения, адаптации, варьирования, классификации этого материала собственными силами, он передает его верховному Мастеру нашего божественного возмужания. Тот Мастер пребывает в Сверхразуме, ибо Сверхразум есть Сверхчеловек. Поэтому наш мир все еще должен подниматься за пределы Разума к более высокому принципу, более высокому статусу, более высокому динамизму, в котором вселенная и человек осознают и овладевают тем, чем они оба являются, становятся понятными друг другу и гармоничными по отношению друг к другу, объединяются.

Путаница жизни и разума сходит на нет при раскрытии тайного порядка, более совершенного, чем физический. Материя, лежащая под жизнью и разумом, содержит в себе баланс между совершенным равновесным спокойствия и действием безмерной энергии, но не обладает тем, что содержит. Покой Материи носит тупую маску темной инерции, представляется сном бессознания или, правильнее, притупленного заключенного сознания. Движимая силой, являющейся ее настоящим "я", но замысел которой она еще не может ни охватить, ни разделить, материя не обладает пробужденной радостью собственных гармоничных энергий.

Жизнь и разум разбужены ощущением этой потребности в форме борющегося и ищущего неведения и взбаламученного и сбивчивого желания, представляющих первые шаги к само-знанию и само-свершению. Но где находится царство этого само-свершения ? Оно приходит к ним при превышении самих себя. За пределами жизни и разума мы сознательно восстанавливаем в своей божественной истине то, что грубо представлено в балансе материальной Природы -- спокойствие, не являющееся ни инерцией, ни изолирующим трансом сознания, а являющееся концентрацией абсолютной силы и абсолютного само-осознания, и также действием безмерной энергии, являющимся одновременно захватывающим невыразимым блаженством, поскольку каждый акт есть выражение не потребности и невежественного напряжения, а абсолютного покоя и само-господства. В этом достижении наше неведение реализует свет, слабым отражением которого оно было; наши желания тонут в изобилии и свершении, к которым они смутно и безуспешно стремились даже в самой грубой материальной форме.

Вселенная и индивид необходимы друг другу в своем восхождении. В действительности они всегда существуют друг для друга и извлекают из этого взаимную пользу. Вселенная есть растворение божественного Всего в бесконечном Пространстве и Времени, а индивид -- его концентрация в пределах Пространства и Времени. Вселенная в бесконечном расширении ищет божественной тотальности, которой, как она чувствует, она должна быть, но не может полностью это реализовать; ведь в расширенном существовании правит множественная сумма сама по себе, которая не может быть ни отправной, ни конечной точкой, а только непрерывной десятичной дробью без конца и начала. Поэтому вселенная создает в себе само-сознательные сгустки Всего, через которые она может устремляться. В сознательном индивиде Пракрити оборачивается назад, чтобы постичь Пурушу, Мир ищет свое Я; Бог стремится полностью охватить Природу, Природа ищет последовательного становления Бога.

С другой стороны, именно вселенная заставляет индивида реализовать себя. Вселенная является не только его основанием, его средством, его полем, веществом божественной Работы; а также, поскольку средоточие вселенской Жизни, представляющее индивида, ограничено некими пределами и не свободно, подобно глубокому единству Брахмана, от любых представлений ограничения и выражения, то индивид неизбежно должен универсализоваться и обезличиться для проявления божественного Всего, своей реальности. И все же индивид призван сохранить, даже когда максимально расширяется в универсальности сознания, таинственное трансцендентное нечто, чему его ощущение личности дает смутное и эгоистическое толкование. В противном случае индивид пропустит свою цель, и поставленная пред ним задача не будет решена, божественная работа, для которой он был рождение, не будет выполнена.

Вселенная приходит к индивиду как Жизнь, -- как динамизм, полной тайной которого он должен овладеть, и как масса сталкивающихся исходов, водоворот потенциальных энергий, из чего он должен выстроить некий верховный порядок и некую еще нереализованную гармонию. В конце концов, именно это составляет реальное ощущение прогресса человека. Это не просто переутверждение в несколько других выражениях того, что физическая Природа уже исполнила. А также идеалом человеческой жизни не может быть животный идеал, повторенный на более высокой отметке ментальности. Напротив, любая система или устройство, гарантирующие сносное бытие и умеренное ментальное удовлетворение, остановили бы наше продвижение. Животное удовлетворено крохами необходимости; боги согласны с их роскошью. Но человек не может навечно успокоиться, пока не достигнет некоего высочайшего блага. Он является величайшим из живых существ, поскольку он наиболее неудовлетворен, поскольку больше всех чувствует давление ограничений. Человек, возможно, -- единственное существо, способное с божественным безумием устремиться к далекому идеалу.

Поэтому, с точки зрения к Жизненного Духа, индивид, в котором потенциальности сконцентрированы, является пре-восходящим Человеком, Пурушей. Именно Сын Человека способен к верховной инкарнации Бога. Этот Человек есть Ману, мыслитель, Маномайя Пуруша, ментальная персона или душа в разуме, как говорили древние мудрецы. Человек не является просто верховным млекопитающим, а он -- это зарождающаяся душа, базирующаяся в животном теле Материи. Он -- это сознательное Имя или Ноумен, принимающее форму и использующее ее как среду, через которую Личность может иметь дело с субстанцией. Животная жизнь, появляющаяся из Материи, суть только низший термин существования человека. Жизнь мышления, чувства, воля, сознательный порыв, что мы в тотальности именуем Разумом, то, что силится завладеть Материей и ее витальными энергиями и подчинить их закону собственной постепенной трансформации, составляет средний термин, в котором человек занимает действенное место. Но равным образом существует некий высший термин, которого ищет Разум в человеке, обретя который, он может утвердить его в своем ментальном и телесном существовании. Это практическое утверждение чего-то существенно высшего по отношению к его теперешнему "я", составляет базис божественной жизни в человеческом существе.

Пробужденный к более глубокому само-знанию, чем его первое ментальное представление о самом себе, Человек начинает постигать некую формулу и воспринимать некоторую видимость вещей, которую он должен утвердить. Но это знание является ему как бы балансирующим между двумя своими отрицаниями. Если, выходя за пределы своих теперешних достижений, человек воспринимает или прикасается к мощи, свету, блаженству само-сознательного бесконечного существования и переводит свое мышление или свое переживание этого в выражения, удобные для оперирования своей ментальности -- Бесконечность, Вездесущность, Всемогущество, Бессмертие, Свобода, Любовь, Великолепие, Бог -- то все же солнце его видения кажется светящим между двумя Ночами -- темнотой внизу и непроглядной тьмою запредельного. Ведь когда человек неистово стремится познать, то ему кажется, что он вступает в нечто, что ни одно из этих выражений, ни их сумма не может представить. Его разум в конечном итоге отрицает Бога ради Запредельного, либо, по крайней мере, человеку кажется, что он находит Бога, превосходящего Себя, отрицающего Себя в представлении. Также и здесь, в мире, в себе и вокруг себя, человек всегда встречает противоположности своего утверждения. Смерть всегда рядом, ограничения блокируют его бытие и опыт; ошибки, несознательность, слабость, инерция, горе, боль, зло постоянно противостоят его усилию. Здесь также он принуждается к отрицанию Бога, или, по крайней мере, кажется, что Божество отрицается или прячется в некоей видимости или исходе, отличающемся от истинной вечной реальности.

И выражения этого отрицания не являются, подобно другим далеким отрицаниям, непостижимыми и поэтому естественно таинственными, непознаваемыми человеческим разумом, а кажутся познаваемыми, известными, определенными -- и все же таинственными. Человек не знает, чем они на самом деле являются, почему они существуют, как они приходят в бытие. Он видит ход вещей так, как они воздействуют на него, являются пред ним; он не может вникнуть в их сущностную реальность.

Может быть, эти отрицания неизмеримы, возможно, они также в действительности непостижимы в своей сущности ? Или, быть может, они и не имеют сущностной реальности -- а суть иллюзия, Асат, не-бытие. Верховное Отрицание является нам временами как Ничто, Не-Существование; это низшее отрицание может также быть, в своей сущности, Ничто, не-существованием. Однако, подобно тому, как мы уже отбросили подобное бегство от трудности при рассмотрении высочайшего Отрицания, так же мы отвергнем его при рассмотрении этого низшего Асата. Полностью отвергать реальность низшего отрицания или искать ухода от него как от гибельной иллюзии -- означает отбрасывать проблему и уклоняться от своей работы. Для Жизни все эти вещи, кажущиеся отрицаниями Бога, кажущиеся противоположностями Сатчитананды, -- реальны, даже если они оказываются преходящими. Они и их противоположности: добро, знание, радость, удовольствие, жизнь, выносливость, сила, мощь, рост -- являются самим материалом работы Жизни.

Вероятно, в действительности эти отрицания являются результатом или, скорее, неотъемлимыми спутниками, но не иллюзии, а неправильной связи, неправильной постольку, поскольку она базируется на ложном представлении о том, чем является индивид во вселенной и, как следствие, на ложной позиции, занимаемой индивидом и вселенной по отношению к Богу и Природе, по отношению к "я" и окружающей обстановке. Поскольку то, чем человек стал, не гармонирует как с миром, его местожительством, так и с тем, чем он должен стать, то человек и подвержен этим противоречиям тайной Истины вещей. В таком случае они являются не наказанием за падение, а условием прогресса. Они составляют первые элементы работы, которую человек должен выполнить, ценой, которую он должен заплатить, чтобы выиграть желаемую корону, они образуют тот узкий путь, по которому Природа убегает из Материи в сознание; эти противоречия -- одновременно ее искупление и ее фонд.

Ибо из этих ложных связей и с их помощью должна быть найдена истина. С помощью Неведения должны мы перешагнуть через смерть. Также Веда таинственно говорит об энергиях, подобных женщинам, пагубных в порывах, сбивающим с пути, причиняющим боль своему Господину, но которые все же через ложь и несчастье, в конце концов строят "эту обширную Истину", Истину, являющуюся Блаженством. И не тогда, когда человек изгонит из себя Природного дьявола в акте моральной хирургии или отрешенно расстанется с жизнью, а когда он обратит Смерть в более совершенную жизнь, поднимет малые вещи человеческих ограничений в великие вещи божественной обширности, трансформирует страдание в блаженство, преобразует зло в надлежащее добро, переведет ошибки и ложь в их сокрытую истину, то тогда жертва будет принята, путешествие, предпринятое Небесами и Землей, завершится в блаженстве Всевышнего.

Но как же такие противоположности могут обратиться друг в друга ? С помощью какой алхимии свинец смертности может быть превращен в золото божественного Бытия ? Разве не в том случае, если они противоположны не по сути ? Если они -- это проявление одной Реальности, тождественной в субстанции ? Тогда в действительности божественная трансмутация становится постижимой.

Мы видели, что запредельное Не-Бытие может равным образом предстать непостижимым существованием и, возможно, невыразимым Блаженством. По крайней мере, Нирвана Буддизма, сформулировавшего одно наиболее светлое усилие человека достичь этого высочайшего Не-Существования и успокоиться там, представляется в психологии все еще освобождающейся земли в качестве невыразимого мира и спокойствия; ее практический эффект заключается в угасании всех страданий через исчезновение всех эгоистических представлений или ощущений, и самое близкое позитивное представление о Нирване заключается в том, что это некое невыразимое Блаженство (если можно как-то назвать мир столь пустынный), в котором даже понятие само-существования кажется поглощенным и исчезает. Это Сатчитананда, к которой мы более не можем отважиться применить даже верховные термины Сат, Чит и Ананда. Ведь все термины аннулируются, и весь познавательный опыт превосходится.

С другой стороны, мы осмелились предположить, что поскольку все -- одна Реальность, и это низшее отрицание тоже, то это другое противоречие или не-существование Сатчитананды является ни чем иным, как самой Сатчитанандой. Эти отрицания можно постичь интеллектом, воспринять видением, даже получить в ощущении как поистине то, что, как кажется, они отрицают, и так будет всегда для нашего сознательного опыта, если вещи не фальсифицированы некоей великой фундаментальной ошибкой, неким завладевшим и вынуждающим Неведением, Майей или Авидья. В этом смысле решение может быть найдено, но, возможно, не как метафизическое решение, удовлетворительное для логического ума, -ведь мы стоим на самой границе непознаваемого, невыразимого, и вглядываемся в запредельное -- а как достаточный базис, на котором можно основывать переживания для практики божественной жизни.

Чтобы сделать это, должны мы отважиться спуститься ниже видимой поверхности вещей, на которой разум любит пребывать, спуститься для того, чтобы исследовать обширное и темное, проникнуть в бездонные глубины сознания и отождествить себя с ипостасями бытия, которыми мы сейчас не обладаем. Человеческий язык -- плохой помощник в таком деле, но, по крайней мере, мы можем найти в нем некоторые символы и образы, сможем вернуться из нашего исследования с некими ощутимыми намеками, которые помогут свету души и набросят на разум некое отражение невыразимого построения.

Глава VII

    ЭГО И ДВОЙСТВЕННОСТИ

                        Душа, сидящая на том же древе Природы,
                    поглощена горестями мира,  сбита с толку и
                    опечалена оттого,  что она не Господь,  но
                    когда она прозревает и соединяется с  теми
                    другими  "я" и величием того,  что есть Гос-
                    подь, тогда печаль уходит прочь.
                                 Шветашватара Упанишада (IV.7)

Если все в действительности -- Сатчитананда, то смерть, страдание, зло, ограничения могут быть только порождениями, позитивными в практическом воздействии, негативными по существу, искаженного сознания, выпавшего из полного и унифицированного знания и впавшего в ошибку разделения и частного опыта. Это падение человека поэтически отражено в древнееврейской Книге Бытия. То падение является отклонением от полного и чистого принятия Бога и себя или, вернее, Бога в себе, и впадением в разделяющее сознание, что тянет за собой всю цепочку двойственностей: жизнь и смерть, добро и зло, наслаждение и боль, насыщенность и желание -- плоды разделенного бытия. Это тот плод, который вкусили Адам и Ева, Пуруша и Пракрити, душа, искушенная Природой. Искупление приходит с возвращением вселенского в индивида и с восстановлением духовного термина в физическом сознании. Только тогда душа в Природе может быть допущена к тому, чтобы съесть плоды древа жизни, стать подобной Божеству и жить во веки веков. Ведь только тогда цель нисхождения Божественного в материальное сознание может быть достигнута, когда знание добра и зла, радости и страдания, жизни и смерти станет достоянием человеческой души при ее возвращении к высшему знанию, которое примиряет и отождествляет эти противоположности во вселенной и преобразует эти разделения в образы божественного Единства.

По отношению к Сатчитананде, расширенной во все вещи в широчайшей всеобщности и беспристрастной универсальности, смерть, страдание, зло и ограничения, могут быть, самое большее, обратными выражениями, теневыми формами соответствующих светлых противоположностей. Так, как эти вещи чувствуются нами, они являются потоками разногласия. Они формулируют разделение там, где должно быть единство, непонимание -- там, где должно быть понимание, попытку достичь независимой гармонии -- там, где должна быть само-адаптация в согласованном целом. Всякая тотальность, даже укладывающаяся в одну схему вселенских вибраций, даже будучи только тотальностью физического сознания без обладания всем тем, что движется за пределами и позади нее, должна в известной степени быть обращением к гармонии и примирением диссонирующих противоположностей. С другой стороны, для Сатчитананды, превосходящей формы вселенной, двойственные термины сами по себе, даже так понятые, не могут более быть приемлимыми. Трансцендентность преобразует; она в действительности не примиряет, а скорее превращает противоположности в нечто, превосходящее их, что стирает их противостояние.

Тем не менее, прежде всего, мы должны стараться снова связать индивида с гармонией тотальности. Нам необходимо, -- в противном случае не существует решения проблемы, -- осознать, что термины, в которых наше теперешнее сознание представляет значение вселенной, хотя и практически оправданы для целей человеческого опыта и прогресса, но не являются единственными терминами, в которых можно представить их, и не могут быть полными, правильными, конечными формулами. Точно также, как могут существовать органы чувств или образования чувственных способностей, которые иначе и, возможно, лучше, в силу большей полноты, воспринимают физический мир, чем наши органы чувств и чувственные возможности, также могут существовать другие ментальные и супраментальные представления вселенной, превосходящие наши собственные. Существуют состояния сознания, в которых Смерть является только сменой в бессмертной Жизни, боль -- насильственным откатом вод вселенского блаженства, ограничение -- отклонением Бесконечного от себя, зло -вращением добра относительно собственного совершенства; и это не только абстрактная концепция, а существующее в реальном видении и неизменном сущностном опыте. Достижение таких состояний сознания -- это, возможно, один из наиболее важных и совершенно необходимых шагов индивида в его продвижении к само-совершенству.

Конечно, практические оценки, даваемые нашими чувствами и двойственным чувство-разумом, должны правильно отражать реальности нашего двойственного мира и быть принятыми нами в качестве стандарта обычного жизненного опыта до тех пор, пока не будет готова бо'льшая гармония, в которую наши чувственные инструменты смогут вступить и преобразовать себя без потери опоры на реальности, которые они представляют. Расширение чувств-дарований без знания, дающего старым чувственным оценкам их правильную интерпретацию с новой точки зрения, могло бы привести к серьезным нарушениям и неспособностям, могло бы оказаться непригодным для практической жизни и упорядоченного использования разума. Равным образом, расширение нашего ментального сознания за пределы опыта эгоистических двойственностей в нерегулируемое единство с некой формой тотального сознания могло бы легко внести сумятицу и неспособность к активной жизни в установленном порядке мировых относительностей. Это, без сомнения, является истоком предписания, наложенного в Гите на человека, знающего о том, что не следует возмущать базис жизни и базис мышления невежественных людей; ибо, побуждаемые его примером, но неспособные всецело охватить принцип его действия, эти люди утратили бы собственную систему ценностей и не достигли бы более высокого основания.

Такое нарушение и неспособность могут быть приняты лично и приняты многими великими душами в качестве временного переходного явления или цены, которую следует уплатить, чтобы вступить в более широкое существование. Однако верной целью человеческого продвижения должна всегда быть действенная и синтезная переинтерпретация, посредством которой закон того более широкого существования может быть представлен в новом порядке истин и в более непосредственной и могущественной работе этих способностей над жизненном материалом вселенной. Для чувств солнце вращается вокруг земли; это было для них центральной истиной, и жизненные движения были выстроены на базисе этого неверного представления. Истина в точности противоположна, но ее открытие принесло бы мало пользы, если бы не наука, сделавшая новое представление центром разумного и упорядоченного знания, придав правильную оценку восприятиям чувств. Точно также для ментального сознания Бог вращается вокруг персонального эго, и вся Его работа и Его пути предстают пред судом наших эгоистичных чувств, эмоций и представлений, которые дают им оценку и накладывают свои интерпретации, которые, хотя и являются извращением и обращением истины вещей, все же полезны и практически достаточны при определенном развитии человеческой жизни и прогресса. Эти ценности являются грубой практической систематизацией нашего переживания вещей, законной до тех пор, пока мы пребываем в определенном порядке представлений и деятельности. Но они не представляют последнее и высочайшее состояние человеческой жизни и знания. "Истина -- это путь, а не обман". Истина заключается не в том, что Бог вращается вокруг эго как вокруг центра существования и может быть им судим с точки зрения двойственностей, а в том, что само Божество есть центр, и в том, что опыт индивида только тогда находит настоящую собственную истину, когда эта истина познана в терминах вселенского и трансцендентного. Тем не менее, замена эгоистического представления на это представление, без адекватной базы знания, может привести к замене старых идей на новые, но все же на ложные и произвольные идеи, и может насильственно вызвать беспорядок вместо того, чтобы внести регулируемое расстройство исправных ценностей. Такое расстройство часто знаменует рождение новых философий и религий и инициирует полезные революции. Но истинная цель станет достижимой лишь тогда, когда мы сможем сгруппировать вокруг правильного центрального представления обоснованное и действенное знание, в котором эгоистическая жизнь заново откроет все свои ценности в трансформированном и исправленном виде. Тогда мы овладеем тем новым порядком истин, с помощью которого сможем заменить на более божественную жизнь то существование, которое мы сейчас ведем, и сможем задействовать более божественное и более могущественное использование наших способностей на жизненном материале вселенной.

Та новая жизнь и мощь человеческого целого обязательно должны покоиться на реализации величайших истинностей, что переводило бы на язык постижимых нами вещей природу божественного существования. Человечество должно идти через отречение эго от своей ложной точки зрения и ложных уверенностей, через его вступление в правильную связь и гармонию с тотальностями, часть которых составляет человечество, и с трансцендентностями, откуда оно спустилось, и через его совершенное само-открытие к истине и закону, превосходящим его условности, -- к истине, которая явится его исполнением и законом, которая явится его избавлением. Целью человечества должен быть отказ от тех ценностей, которые являются порождением эгоистической точки зрения на вещи; его венцом должно стать превосхождение ограничения, неведения, смерти, страдания и зла.

Это превосхождение, этот отказ невозможны здесь на земле и в нашей человеческой жизни, если выражения той жизни строго ограничены нашими эгоистическими ценностями. Если жизнь по своей природе составляет индивидуальное явление, и не является отражением вселенского существования и дыхания могущественного Жизненного Духа, если двойственности, являющиеся реакциями индивида на его контакты -- не просто реакции, а само существо и условие всей жизни, если ограничение -- это неотъемлимая природа субстанции, из которой сформированы наши разум и тело, если дезинтеграция при смерти является первым и последним условием всей жизни, ее концом и ее началом, если удовольствие и боль составляют неразделимое двойственное вещество всех ощущений, если радость и печаль необходимо предстают светом и тенью всякого ощущения, если истина и ошибка -- это два полюса, между которыми вечно должно колебаться всякое знание, тогда превосхождение осуществимо лишь при отказе от человеческой жизни, в Нирване, за пределами всего существования, или при достижении иного мира, неких небес, совершенно иначе устроенных, чем эта материальная вселенная.

Не так то легко обыденному разуму человека, всегда привязанному к своим прошлым и настоящим связям, постичь некое существование, все еще являющееся человеческим,и все же радикально измененным по части того, что теперь является нашими неизменными обстоятельствами. Наше положение по отношению к возможной высочайшей эволюции во многом напоминает положение первозданной Обезьяны теории Дарвина. Для той обезьяны, ведущей свою инстинктивную древесную жизнь в первобытных лесах, было бы невозможным постичь, что когда-то наступит день некоего животного на земле, которое будет использовать новое дарование, называемое разумом, и станет применять его к материалам своего внутреннего и внешнего существования, что это животное с помощью новой своей мощи превзойдет свои инстинкты и привычки, изменит условия своей физической жизни, построит для себя каменные дома, будет манипулировать силами природы, покорит море и воздух, разработает законы поведения, разовьет сознательные методы своего ментального и духовного развития. И если такое представление было бы возможным для разума Обезьяны, все же ей было бы трудно вообразить, что в ходе какого-то Природного процесса или с помощью длительного усилия Воли и в каком-то стремлении она сама смогла бы развиться в такое животное. Человек, поскольку он обладает разумом и, даже больше, поскольку потакает своей мощи воображения и интуиции, в состоянии постичь существование более высокое, чем свое собственное, и даже исследовать свое персональное восхождение в то существование, лежащее за пределами теперешнего состояния. Его идея о верховном состоянии является абсолютом всего, что позитивно в его собственном представлении и желаемо в его собственном инстинктивном стремлении, -- Знание без негативной тени ошибки, Блаженство без его отрицания в опыте страдания, Мощь без постоянного отрицания неспособностью, чистота и великолепие бытия без противоположного ощущения дефекта и ограничения. Так Человек постигает своих богов; так он строит свои небеса. Но не так его рассудок воспринимает возможную землю и возможное человечество. Его мечта о Боге и Небесах в действительности является мечтой своего собственного совершенства; человек наталкивается здесь ту же трудность в принятии практической реализации своей конечной цели, какую бы встретила Обезьяна, неизменно воспроизводящая самою себя, если бы попыталась вообразить в себе будущего Человека. Его воображение, его религиозные стремления могут удерживать ту цель пред ним; но, когда его рассудок утверждает свои права, отбрасывая воображение и трансцендентную интуицию, он делает это с блистательным предрассудком вопреки строгим фактам материальной вселенной. Тогда человек приходит лишь ко внушенному видению невозможного. Все то, что возможно -- это обусловленное, ограниченное и сомнительное знание, счастье, мощь и добро.

И все же в самому принципу разума присуще утверждение Трансцендентности. Ибо разум в своей полной цели и существе преследует Знание, ищет Истину путем ислючения ошибки. Его взгляд, его цель заключается не в переходе от большей ошибки к меньшей; разум предполагает позитивную, предсуществующую Истину, к которой мы можем последовательно двигаться через двойственности верного и неверного знания. Если наш разум не обладает той же инстинктивной уверенностью по отношению к другим человеческим стремлениям, то это оттого, что ему недостает того же сущностного озарения, внутренне присущего ему в его собственной позитивной деятельности. Мы можем сразу же постичь только позитивную или абсолютную реализацию счастья, поскольку сердце, которому свойственен инстинкт счастья, обладает собственной формой уверенности, способно к вере, и поскольку наш разум может предусмотреть устранение неудовлетворенного желания, являющегося видимой причиной страдания. Но как мы можем постичь устранение боли из нервных ощущений или изгнание смерти из жизни тела ? Все же устранение боли является суверенным инстинктом чувств, а устранение смерти -- доминирующим требованием, внутренне присущим существу нашей витальности. Но эти вещи представляются нашему рассудку инстинктивными стремлениями, а не реализуемыми потенциальностями.

Тем не менее, тот же закон должен быть выдержан везде. Ошибка практического рассудка заключается в преувеличенной подчиненности кажущемуся факту, который он может непосредственно чувствовать как реальный, а также недостаточная отвага выведения глубочайших фактов потенциальности до их логического заключения. То, что есть, является реализацией предшествующей потенциальности; настоящая потенциальность является ключом к будущей реализации. И здесь сокрыта потенциальность; ведь господство над явлениями зависит от знания их причин и их хода, и если мы знаем причины ошибки, страдания, боли, смерти, то мы можем трудиться с некоторой надеждой устранить их. Ибо знание есть сила и господство.

В действительности, мы преследуем по мере возможности, как идеал, устранение всех этих негативных или обратных явлений. Мы постоянно стремимся свести к минимуму причины ошибки, боли и страдания. Наука, по мере накопления знаний, грезит о регулируемом рождении и бесконечно продленной жизни, если не о победе над смертью. Но поскольку мы изучаем только внешние или вторичные причины, то можем мечтать лишь о том, чтобы несколько отодвинуть их, а не уничтожить настоящие корни того, против чего мы боремся. Поэтому мы ограничены в силу того, что стремимся ко вторичным постижениям, а не к коренному знанию, потому что мы познаем лишь ход вещей, а не их сущность. Таким образом мы достигаем более мощного манипулирования обстоятельствами, а не сущностного контроля. Но если мы могли бы охватить сущностную природу и сущностную причину ошибки, страдания и смерти, то могли бы надеяться достичь господства над ними, господства, которое было бы не относительным, а полным. Мы могли бы даже надеяться устранить их навсегда и тем самым оправдать влиятельный инстинкт нашей природы путем завоевания того абсолютного добра, блаженства, знания и бессмертия, которые воспринимаются нашей интуицией как истинное и окончательное условие человеческого бытия.

Древняя Веданта предлагает нам такое решение в представлении и переживании Брахмана как одного вселенского и сущностного факта, и в переживании природы Брахмана как Сатчитананды.

С этой точки зрения сущностью всей жизни является движение вселенского и бессмертного существования, сущностью всех ощущений и эмоций является игра вселенского и само-существующего блаженства бытия, сущностью всего мышления и восприятия является излучение вселенской и все-проникающей истины, сущностью всякой деятельности является продвижение вселенского и само-свершающегося блага.

Но эта игра и движение воплощается во множественности форм, в разнообразии тенденций, во взаимной игре энергий. Множественность допускает взаимодействие детерминистического и временно изменчивого фактора, допускает индивидуальное эго; и природой эго является само-ограничение сознания через неведение об остальной игре и через исключительную его погруженность в одну форму, в одну комбинацию тенденций, в одно поле движения энергий. Эго является фактором, определяющим реакции в виде ошибки, печали, боли, зла, смерти; ведь оно придает эти оценки тем движениям, которые в противном случае, в их правильной связи, представляли бы одно Существование, Блаженство, Истину и Добро. Восстанавливая правильную связь, мы можем устранить реакции, определяемые эго, сведя их в конечном итоге к их настоящим ценностям; и это восстановление может осуществиться при правильном участии индивида в сознании тотальности и в сознании трансцендентности, представляемой тотальностью.

В поздней Веданте медленно проклевывалось и наконец прочно обосновалось представление о том, что ограниченное эго является не только причиной двойственностей, но и сущностным условием существования вселенной. Путем избавления от неведения эго и вытекающих из него ограничений, мы в действительности устраняем двойственности, но вместе с ними устраняем и наше существование в космическом движении. Таким образом, мы возвращаемся к сущностно порочной и иллюзорной природе человеческого существования и тщетности всякого усилия к совершенствованию мира. Относительное добро всегда стыкуется со своей противоположностью -- это все, что мы можем здесь почерпнуть. Но если мы останемся верными большему и более глубокому представлению о том, что эго является только промежуточным представителем нечто за пределами самого себя, то избегаем этого вывода и можем применять Веданту для исполнения жизни, а не для того, чтобы избежать жизни. Сущностная причина и условие вселенского существования есть Господь, Ишвара или Пуруша, проявляющийся в индивидуальной и вселенской формах и занимающий их. Ограниченное эго -- это только промежуточное явление сознания, необходимое в ходе определенной линии развития. Следуя этой линии, индивид может достичь того, что находится за его пределами, за пределами того, что он представляет, и все же продолжать представлять это, но не в качестве темного и ограниченного эго, а в качестве центра Божественного и вселенского сознания, охватывающего, использующего и трансформирующего в гармонию с Божественным все индивидуальные определенности.

Подведем итоги. Проявление божественного Сознательного Бытия в тотальности физической Природы служит основанием для существования человека в материальной вселенной. Проявление того Сознательного Бытия в инволюционных и неизбежно эволюционирующих Жизни, Разуме и Сверхразуме служит условием нашей деятельности; ведь именно эволюция дала человеку возможность появиться в Материи, и именно эта эволюция позволяет ему постепенно проявлять Бога в теле -- осуществлять вселенскую Инкарнацию. Эгоистическая формация -- это промежуточный решающий фактор, позволяющий Одному появиться как сознательное Множество из той неопределенной тотальности, общей, темной и бесформенной, которую мы называем подсознательным -- хрдья самудра (hrdya samudra), серединного океана Риг Веды. Двойственности жизни и смерти, радости и печали, удовольствия и боли, истины и ошибки, добра и зла служат первыми образованиями эгоистического сознания, являются естественным и неизбежным продуктом его попытки реализовать единство в своей искусственной конструкции, исключая тотальную истину, добро, жизнь и восторг бытия во вселенной. Растворение этой эгоистической конструкции путем само-открытия индивида ко вселенной и к Богу служит средством того верховного исполнения, по отношению к которому эгоистическая жизнь является только прилюдией, подобно тому, как животная жизнь была только прилюдией к человеческой. Это верховное исполнение подводит к реализации Всего в индивиде путем трансформации ограниченного эго в сознательный центр божественного единства и свободы. Божественным результатом, к которому движутся циклы нашей эволюции, явится истечение бесконечного абсолютного Существования, Истины, Добра и Восторга бытия на Множественность мира. Это верховное рождение, которое материальная Природа содержит в себе; этим путем она стремится к освобождению.

Глава VIII

    ВЕДАНТНЫЕ МЕТОДЫ ПОЗНАНИЯ

                        Сокрытое "я" во всем бытии не видимо,
                    но видимо посредством верховного  разу-
                    ма,  тонкого, -- теми, кто имеет тонкое
                    видение.
                                  Катха Упанишада (I.3.12.)

Но в чем тогда заключается работа этой Сатчитананды в мире и в ходе какого процесса сначала формируется, а затем полностью устанавливается связь между ней и эго, представляющим ее ? Ведь от тех связей и того процесса зависит полная философия и практика божественной жизни человека.

Мы достигаем представления и знания божественного существования благодаря тому, что превосходим видимость чувств и вглядываемся через стену физического разума. До тех пор, пока мы ограничиваемся видимостью чувств и физическим сознанием, мы не можем ни воспринять, ни узнать ничего, кроме материального мира и его явлений. Но определенные способности позволяют нашей ментальности достичь представлений, которые мы в действительности можем вывести рациональным путем или посредством вообразимой вариации фактов физического мира, какими мы их видим, но эти представления не подкрепляются никакими чисто физическими данными или каким-то физическим опытом. Первым из этих инструментов является чистый разум.

Человеческий разум обладает двойным действием -- смешанным или зависимым и чистым или суверенным. Разум прибегает к смешанному действию, когда ограничивается кругом нашего чувственного опыта, принимает закон этого опыта в качестве окончательной истины и занимает себя лишь изучением явления, или лучше сказать, поглощен видимостью вещей в их связях, процессах и использовании. Это рациональное действие не способно познать то, что на самом деле представляют собой вещи, оно познает только то, что видится, оно не имеет лота, с помощью которого могло бы прозондировать глубины бытия, оно может лишь обозреть поле становления. С другой стороны, разум утверждает свое чистое действие, когда, принимая наш чувственный опыт в качестве отправной точки, но отказываясь быть ограниченным им, он выходит за его пределы, выносит суждения, работает по своему праву и стремится достичь общих и неизменных концепций, которые прикрепляютя не к видимости вещей, а к тому, что стоит за их видимостью. Разум может достичь результата путем прямого суждения, непосредственно переходя от видимости к тому, что стоит за ней, и в этом случае может показаться, что достигнутое представление является результатом чувственного опыта и зависит от него, хотя в действительности это восприятие разума, работающего по собственному праву. Но восприятия чистого разума могут также -- и это для них более характерно -- использовать чувственный опыт, с которого они отправляются, в качестве простого предлога и оставлять его задолго до того, как будет достигнут результат, так что даже может показаться, что этот результат является прямой противоположностью тому, что наши чувственные переживания хотят внушить нам. Это движение законно и совершенно необходимо, поскольку наш обыденный опыт не только покрывает лишь малую толику вселенской действительности, но даже в пределах собственного поля использует несовершенные инструменты и дает нам ложную систему мер и весов. Это должно быть преодолено, отброшено, и настояния чувственного опыта должны быть по большей части подавлены, если мы хотим достичь более адекватного представления об истине вещей. Исправление ошибок чувства-разума при использовании разума является одной из наиболее ценных мощностей, развитых человеком и составляет главную причину его превосходства над остальными земными существами.

Совершенное использование чистого разума окончательно переносит нас от физического знания к знанию метафизическому. Но концепции метафизического знания не полностью удовлетворяют запросам нашего интегрального существа. В действительности они полностью удовлетворяют чистый разум, поскольку являются самим веществом его собственного существования. Но наша природа всегда смотрит на вещи через два глаза, ведь она обозревает их дважды -- в качестве идеи и в качестве факта, поэтому каждая концепция неполна для нас и по отношению к некоторой части нашей природы почти нереальна, пока не становится достоянием опыта. Но истины, сейчас обсуждаемые, -- порядка, не подчиненного нашему обыденному опыту. Они, по своей природе, "за пределами восприятия чувств, но охватываются восприятием разума". Поэтому необходимы некие другие способности переживания, благодаря которым могут быть удовлетворены запросы нашей природы, и это можно добиться лишь посредством расширения психологического опыта, поскольку мы имеем дело с супрафизическим.

В некотором смысле весь наш опыт -- психологический, поскольку даже то, что мы получаем посредством чувств, не имеет значения или ценности для нас до тех пор, пока оно не будет транслировано в термины чувства-разума, Манаса в Индийской философской терминологии. Манас, говорят наши философы, это шестое чувство. Но мы можем даже сказать, что он Манас -- это единственное чувство, а все те остальные -- зрение, слух, осязание, обоняние, вкус -- попросту специализации чувства-разума, который, хотя обычно и использует чувства-органы в качестве основания для своего опыта, все же превосходит их и способен на прямое переживание, соответствующее его собственному сокровенному действию. В результате психологическое переживание, подобно познавательному действию разума, способно двояко осуществляться в человеке: смешанно или зависимо и чисто или суверенно. Смешанное действие обычно происходит тогда, когда разум стремится познать внешний мир, объект; чистое действие -- когда он стремится познать себя, субъект. В первом действии он зависит от чувств и формирует свои восприятия в соответствии с видимостью чувств; в последнем -- он действует в себе и осознает вещи напрямую, посредством некоторого отождествления с ними. Так мы осознаем свои эмоции; мы осознаем гнев, как было тонко сказано, поскольку становимся гневом. Точно также мы осознаем наше собственное существование; и здесь природа переживания как знания посредством тождества, становится очевидной. В действительности, весь опыт по своей скрытой природе дается знанием посредством тождества; но истинный характер переживания сокрыт от нас, поскольку мы сами отделены от остального мира в силу исключения, разграничения на себя, как субъект, и все прочее, как объект, и мы вынуждены развивать органы познания и процессы познания, благодаря чему мы можем вновь входить в общность с тем, что исключили. Мы вынуждены заменять прямое познание посредством сознательного тождества на непрямое познание, которое кажется вызванным физическим контактом и ментальным соучастием. Это ограничение -- суть фундаментальное творение эго и непреложное условие работы того способа, которому оно повсеместно следует, начиная с изначальной лжи, покрывая настоящую истину вещей условной фальшью, что становится для нас практической истиной отношений физического мира.

Из этой природы ментального и чувственного знания, как оно сейчас организовано в нас, следует, что нет никакой неизбежной необходимости в существующих сейчас наших ограничениях. Эти ограничения являются продуктом эволюции, в которой разум приучился зависеть от определенной физиологической деятельности и физиологических реакций как от своих обычных средств, с помощью которых он вступает во взаимосвязь с материальной вселенной. Поэтому, когда мы стремимся познать внешний мир, то делаем это, как правило, ненапрямую, посредством органов чувств, и можем пережить только ту часть истины о вещах и людях, которую доносят до нас чувства, но все же это правило -попросту регулярность доминирующей привычки. Разум может -- и это было бы естественным для него, если можно было бы уговорить его освободиться от своего согласия с доминированием материи -- напрямую познать объект, минуя органы чувств. Именно это происходит в экспериментах, связанных с гипнозом и другими родственными психологическими явлениями. В силу того, что наше пробужденное сознание определяется и ограничивается балансом между разумом и материей, балансом, выработанным в ходе эволюции, то прямое постижение обычно невозможно в нашем обыденном пробужденном состоянии, и поэтому может быть привнесено пока лишь при впадении пробужденного разума в состояние сна, которое освобождает истинный или сублиминальный разум. Тогда разум обретает способность утвердить свой истинный характер в качестве одного и все-достаточного чувства и может применить к объектам чувств свое чистое и суверенное действие, вместо смешанного и зависимого. Кроме того, это расширение способности в действительности не невозможно, а только значительно затруднено в нашем пробужденном состоянии -- как это известно всем, кто смог достаточно далеко продвинуться на определенном пути психологических экспериментов.

Суверенное действие чувства-разума может быть использования для развития других чувств, помимо тех пяти, что мы обычно используем. Например, можно развить способность точной оценки веса предмета, находящегося в руках, без физических средств. Здесь ощущение контакта и давления попросту является начальной точкой, точно также, как данные чувственного опыта используются чистым разумом, но в действительности не ощущение касания дает разуму меру веса; разум находит правильное значение благодаря собственному независимому восприятию и использует касание лишь для того, чтобы вступить в связь с объектом. И как это было с чистым разумом, также и для чувства-разума, чувственное переживание может быть использовано просто как первая точка, от которой оно чувство-разум переходит к знанию, никак не связанному с работой органов чувств и часто противоречащему показаниям этих органов. А также это расширение способности не ограничивается лишь внешним и поверхностным. Можно, раз уж посредством какого-либо чувства мы вступили в связь с внешним объектом, также применить Манас и для того, чтобы, например, осознать содержимое объекта, получить или воспринять мысли или чувства других людей без помощи звуков, жестов, действий или выражений лица и даже в противоречии с этими всегда частичными и часто путанными данными. Наконец, при использовании внутренних чувств, -- скажем, чувств-мощностей, в них самих, в их чисто ментальной или тонкой деятельности, в отличии от физической, где происходит только отбор из их полного и общего действия, и делается это в целях внешней жизни -- мы способны охватить чувственные переживания, видимости и образы вещей, отличные от принадлежащих организации нашего материального окружения. Все эти расширенные способности, хотя и принимаемые физическим разумом с недоверием и колебаниями, поскольку они ненормальны по отношению к привычной схеме нашей обыденной жизни и опыта, поскольку их трудно задействовать, еще труднее их систематизировать для того, чтобы сделать из них упорядоченный пригодный набор инструментов, все же должны быть приняты, потому что они оказываются неизменным результатом любой попытки расширить поле нашего поверхностно активного сознания, будь то посредством некоторого рода врожденного усилия и случайного плохо-упорядоченного действия или путем научной и хорошо-регулируемой практики.

Ни один из них упомянутых путей не ведет, однако, к поставленной нами цели, к психологическому переживанию тех истин, которые находятся "за пределами восприятия чувств, но охватываемые восприятиями разума" буддхиграхьям атиндраиям (Гита VI.21). Они только подводят нас к большему кругу явлений и снабжают нас более эффективными средствами для наблюдения явлений. Истина вещей всегда ускользает от чувств. И все же глубочайшим правилом, внутренне присущим самой организации вселенского существования, является то, что если существуют истины, достижимые разумом, то где-то в организме, обладающим этим разумом, должны существовать средства переживания этих истин или проверки их в ходе переживания. Одним из этих средств, потерянных нами в нашей ментальности, является расширение той формы познания посредством тождества, которая дает нам осознание нашего собственного существования. В действительности, именно на этом само-осознании, более или менее сознательном, более или менее присутствующем в нашем представлении, основывается знание о содержимом нашего я. Или, в более общей формулировке, знание содержимого содержится в знании содержащего. Тогда, если мы сможем расширить нашу способность ментального само-осознания до осознания "я" за пределами и вне нас, Атмана или Брахмана Упанишад, то сможем на опыте обрести истины, формирующие содержимое Атмана или Брахмана во вселенной. Именно на этой возможности базировалась Индийская Веданта. Она искала знание о вселенной через познание Я.

Но Веданта всегда считала даже самые высочайшие ментальные переживания и представления разума всего лишь ментальным отражением, а не верховным само-существующим отождествлением. Мы должны выйти за пределы разума и рассудка. Разум, активный в нашем разбуженном сознании, является лишь посредником между подсознательным Всем, откуда мы поднялись в ходе нашей эволюции, и сверхсознательным Всем, к которому мы побуждаемся той же эволюцией. Подсознательное и сверхсознательное -- это две различные формулировки одного и того же Всего. Ключевое слово подсознательного есть Жизнь, ключевое слово сверхсознательного есть Свет. В подсознательном знание или сознание поглощены в действии, ибо действие заложено в сущности Жизни. В сверхсознательном действие снова входит в Свет и более не содержит инволюционного знания, а само содержится в верховном сознании. Интуитивное знание -- это то, что общее между ними, и основанием интуитивного знания является сознательное или действенное тождество между тем, кто познает, и тем, что известно; это то состояние общего само-существования, в котором познающий и познаваемое составляют одно благодаря знанию. Но в подсознательном интуиция проявляется в действии, в действенности, и знание или сознательное тождество либо полностью, либо почти сокрыто в действии. В сверхсознательном, напротив, Свет становится законом и принципом, и интуиция проявляется в своей истинной природе как знание, всплывающее из сознательного тождества, а эффективность действия является скорее сопутствующим или необходимым следствием и более не маскирует как первичный факт. Между этими двумя состояниями рассудок и разум действуют как посредники, позволяющие бытию освободить знание из его заключения в действии и подготовить его к возобновлению своей сущностной первичности. Когда само-осознание в разуме применяется как к содержащему, так и к содержимому, к собственному- я и другим- "я", когда оно возвеличивается до светлого само-проявленного тождества, тогда и сам разум преобразуется в форму само-светящегося интуитивного (* "я" использую слово "интуиция" за неимением лучшего. То же самое можно сказать о слове "сознание" и многих других, значение которых мы вынуждены незаконно расширить в силу нашей бедности.) знания. Это высочайшее из возможных состояний нашего знания, когда разум исполняет себя в супраментальном.

Такова схема человеческого познания, на которой были построены выводы наиболее древней Веданты. Моей целью не было развитие результатов, полученных на этом основании древними мудрецами, но необходимо было дать краткий обзор некоторых их принципиальных выводов, насколько они затрагивают проблему божественной Жизни, единственно которую мы сейчас рассматриваем. Ибо именно в тех представлениях будем мы искать наилучшее основание тому, что мы сейчас стремимся вновь построить, и хотя, что относится ко всякому знанию, старые выражения должны быть заменены, до определенной степени, на новые выражения, удобными для поздней ментальности, и старый свет должен вылиться в новый свет подобно тому, как заря сменяется зарею, но все же именно со старым сокровищем как нашим начальным капиталом или с той его частью, какую сможем извлечь, будем мы стремиться накопить величайшую прибыль в нашей новой коммерции с вечно-неизменным и вечно-меняющимся Бесконечным.

Сат Брахмана, Существование чистое, неопределимое, бесконечное, абсолютное -- это последнее представление, которого достиг Ведантный анализ при обзоре вселенной, это фундаментальная Реальность, которую Ведантное переживание открыло за всеми движениями и образованиями, составляющими видимую реальность. Очевидно, что когда мы постулируем это представление, то полностью выходим за пределы того, что наше обыденное сознание, наш нормальный опыт содержит или подтверждает. Чувства и чувство-разум ничего не знают о каком бы то ни было чистом или абсолютном существовании. Все то, о чем говорят наши чувственные переживания, это форма и движение. Формы существуют, но это существование не чисто, а скорее всегда смешанно, скомбинировано, совокупно, относительно. Когда мы входим внутрь себя, то можем избавиться от точной формы, но не от движения, изменения. Движение Материи в Пространстве, ход изменения во Времени кажутся условиями существования. В действительности мы можем сказать, если захотим, что это и есть существование, и что представление о существовании в себе не соответствует никакой открываемой реальности. Самое большее, что мы схватываем в явлении само-осознания или позади него -- это редкие проблески чего-то недвижимого и неизменного, нечто такого, что мы смутно воспринимаем и воображаем, что находимся за пределами всей жизни и смерти, за пределами любых изменений, формирований и действий. Здесь находится одна дверь в нас самих, которая иногда широко распахивается и открывает взору великолепие запредельной истины, и прежде чем она снова захлопнется, луч света касается нас -- светлый намек, который мы, если обладаем силой и твердостью, можем обратить в нашу веру и обрести начальную точку для иной игры сознания, нежели чем чувства-разума, для игры Интуиции.

Ведь при тщательном анализе мы обнаруживаем, что Интуиция является нашим первым учителем. Интуиция всегда неявно присутствует за нашими ментальными операциями. Интуиция приносит человеку те сверкающие послания из Неизвестного, которые являются началом более высокого человеческого знания. Разум приходит лишь позднее, чтобы посмотреть, какую пользу он может извлечь из великолепной жатвы. Интуиция дает нам представление о нечто запредельном и находящимся позади всего того, что мы знаем, и кажется тем, что неотступно приводит человека в противоречие с его низшим рассудком и всем его обыденным опытом и побуждает человека формировать то лишенное формы восприятие в более позитивных представлениях о Боге, Бессмертии, Небесах и остальном, посредством чего мы стремимся выразить это в разуме. Ибо Интуиция столь же сильна, как и Природа, из самого сердца которой она вспорхнула и ни сколько не тревожится о противоречиях разума или отрицаниях опыта. Интуиция знает, что есть, поскольку сама этим является, поскольку сама есть это и пришла из этого и не представит это на суд того, что попросту становится и возникает. О чем нам говорит Интуиция -- это не столь Существование, сколь Существующее, ведь она исходит из той одной точки света в нас, которая дает ей верховные полномочия, проникает через открывающуюся дверь в наше собственное само-осознание. Древняя Веданта охватила это послание Интуиции и сформулировала его в трех великих декларациях Упанишад: "Я есмъ Он", "Ты есть То, о Шветакету", "Все это есть Брахман; это "я" есть Брахман".

Но Интуиция по самой природе своего действия в человеке, работая как бы из-под вуали, действенна главным образом в его более непросветвленных, менее выраженных частях, соприкасающихся с вуалью, и обслуживается в узком свете, являющимся нашим пробужденным сознанием, лишь с помощью инструментов, которые неспособны полностью усвоить ее послания -- Интуиция лишена возможности дать нам истину в той упорядоченной и членораздельной форме, которую требует наша природа. Прежде чем Интуиция смогла бы задействовать любую такую полноту прямого знания в нас, ей потребовалось бы обосноваться в нашем поверхностном существе и завладеть там ведущей частью. Но в нашем поверхностном существе в действительности обосновалась не Интуиция, а Рассудок, который помогает нам упорядочить наши восприятия, мысли и действия. Поэтому век интуитивного знания, представленный ранними Ведантными размышлениями Упанишад, должен был уступить место веку рационального знания; вдохновленные Писания уступили место метафизической философии, так же как та в свою очередь была вынуждена уступить место экспериментальной Науке. Интуитивная мысль, являющаяся посланницей из сверхсознательного и потому представляющая собой наше высочайшее дарование, была вытеснена чистым разумом, являющимся только неким представителем и принадлежащим средним высотам нашего существа; чистый разум был в свою очередь на время вытеснен смешанным действием разума, живущим на наших равнинах и низших уровнях, обзор которого не превосходит горизонта опыта, который могут открыть нам физический разум и чувства или помощники, изобретенные нами с этой целью. И этот процесс, кажущийся нисхождением, на самом деле является кругом прогресса. Ибо в каждом случае более низшая способность побуждается взять столько, сколько она может усвоить из того высшего и уже данного, и попытаться снова утвердить это собственными методами. В ходе этой попытки низшее само-расширяется в своих границах и обычно достигает более гибкого и обширного само-согласования с высшими дарованиями. Без этой последовательности и без этой попытки отдельного усвоения мы были бы вынуждены бы были оставаться под исключающим преобладанием некоторой части нашей природы, тогда как остальная часть оставалась бы либо подавленной и чрезмерно подчиненной, либо отделенной в своем поле и потому бедной в своем развитии. С этой последовательностью и отдельной попыткой баланс выровнен; подготавливается более полная гармония частей нашего познания.

Мы видим эту последовательность в Упанишадах и у следовавших за ними Индийских философов. Мудрецы Вед и Веданты целиком полагались на интуицию и духовный опыт. Иногда ученые ошибочно говорят о больших дебатах или дискуссиях Упанишад. Всякий раз, когда намечается противоречие, оно всегда разрешается не в ходе дискуссий, не диалектикой или логическим рассуждением, а путем сравнения интуиций и переживаний, где менее светлая интуиция уступает место более светлой, более узкая, недостаточная или менее сущностная -- шире охватывающей, более совершенной и сущностной. Вопрос, задаваемый одним мудрецом другому -- это "Что ты знаешь ?", а не "Что ты думаешь ?" и не "К какому выводу привели твои рассуждения ?". В действительности в Упанишадах мы нигде не найдем и следа логических рассуждений, приводимых в поддержку истин Веданты. Интуиция должна корректироваться более совершенной интуицией; логические рассуждения не могут быть здесь судьей -- на это полагались древние мудрецы.

И все же человеческий разум требует своего удовлетворения. Поэтому, когда начался век рационалистических рассуждений, то Индийские философы, чтившие наследие прошлого, заняли двойную позицию по отношению к Истине, которую они искали. Они признали в Шрути, отражающих достижения Интуиции или во вдохновленном Откровении (как они предпочитают называть Интуицию), бо'льшую власть, давлеющую над Разумом. Но в то же время они исходили из Разума и проверяли даваемые им результаты, считая верными только те заключения, которые поддерживаются верховным авторитетом Откровения. На этом пути они избежали, до определенной степени, главного искушения метафизики, тенденции сражаться в облаках, поскольку метафизика обращается со словами так, как будто бы они были непреложными фактами, а не символами, которые всегда должны быть тщательно рассмотрены и неизменно притянуты к смыслу того, что они представляют. Их рассуждения поначалу держались около центра высочайшего и глубочайшего опыта и следовали в едином согласии двух величайших властелинов, Разума и Интуиции. Тем не менее, естественная тенденция Разума утвердить свое главенство взяла верх над принципом подчиненности Разума. Как следствие -- рост конфликтующих школ, каждая из которых базировалась на теории Вед и использовала ее тексты в качестве оружия против других. Ведь высочайшее интуитивное Знание видит вещи в целом, в большом, а детали -- только как стороны неделимого целого, Интуиция стремится к непосредственному синтезу и единству знания. Разум, напротив, действует путем анализа и разделения и затем собирает факты, чтобы сформировать целое; но в таком скоплении присутствуют противоположности, аномалии, есть логическая неполнота, откуда и вытекает естественное стремление Разума утвердить одно и отбросить другое, конфликтующее с уже выбранными им заключениями, чтобы можно было сформировать безупречно логическую систему. Таким образом было разбито единство первого интуитивного знания, и логикам всегда удавалось изобрести некие приспособления, способы интерпретации, изменчивые стандарты ценностей, посредством чего неудобные тексты Писаний могли быть практически сведены на нет и могла быть завоевана свобода метафизических спекуляций.

Тем не менее, основные представления ранней Веданты частично сохранились в различных философских системах, и время от времени предпринимались попытки снова скомбинировать их в некое подобие старой всеобщности и единства интуитивной мысли. И выжило фундаментальное представление, разнообразно представленное, представление о Пуруше, Атмане или Сате Брахмана, о чисто Существующем Упанишад, зачастую рационализированное в идею о психологическом состоянии, но все еще несущее нечто из своей старой сущности невыразимой реальности. Что может связывать движение становления, которое мы называем миром, с этим абсолютным Единством, и каким образом эго, созданное то ли самим этим движением, то ли причиной этого движения, может вернуться к тому истинному "я", Божественности или Реальности, провозглашенной Ведантой -- это те спекулятивные и практические вопросы, которые всегда занимали мышление Индии.

Глава IX

    ЧИСТО СУЩЕСТВУЮЩЕЕ

                        Одно неделимое -- вот что такое чистое
                    существование.
                                 Чхандогйя Упанишада (VI.2.1.)

Когда мы отведем наш взор от его эгоистической поглощенности ограниченными и быстротечными интересами и взглянем на мир беспристрастными пытливыми глазами, ищущими только Истину, то нашим первым результатом явится восприятие безграничной энергии бесконечного существования, бесконечного движения, бесконечной деятельности, разливающейся в беспредельном Пространстве, в вечном Времени, существования, бесконечно превосходящего наше эго или любое другое эго, или любое сообщество эго, существование, в балансе которого грандиозные продукты эпох выглядят всего лишь временной пылью и в неисчислимой сумме которого несчетные мириады кажутся только жалким скоплением. Мы инстинктивно действуем, чувствуем и строим наши жизненные помыслы так, как если бы это громадное мировое движение работало вокруг нас как центра и ради нашей пользы, чтобы помочь нам или навредить, или как если бы оправдание наших эгоистических стремлений, эмоций, идей, стандартов было бы его должным делом, даже как нашей главной заботой. Когда мы начинаем видеть, то постигаем, что мировое движение существует для себя, а не для нас, имеет собственные гигантские цели, собственную комплексную безграничную идею, собственное безбрежное желание или восторг, который оно стремится исполнить, собственные необъятные и грандиозные стандарты, взирающие со своей высоты на нашу мелочность как будто бы со снисходительной и ироничной улыбкой. И все же давайте не будем прибегать к другой крайности и слишком позитивно формировать представление о нашей собственной незначительности. Это также явилось бы актом неведения, и тем самым мы закрыли бы глаза на великие факты вселенной.

Ибо это безграничное Движение не считает нас незначительными для него. Наука открыла нам, что каким бы мимолетным ни было внимание, какими изобретательными ни были бы приспособления, какой интенсивной ни была бы поглощенность -- всему этому оно воздает должное -- самой мелкой в той же степени, как и самой величайшей. Эта могущественная энергия есть спокойная и беспристрастная мать, самам брахма, в возвышенных терминах Гиты, и ее интенсивность и сила движения одна и та же при формировании и поддержке систем солнц и организации жизни муравейника. Именно иллюзия размера, величины побуждает нас считать одно великим, а другое -- ничтожным. Если мы станем оценивать не с точки зрения количества, а напротив, с точки зрения качества, то увидим, что муравей более велик, чем солнечная система, в которой он обитает, а человек более велик, чем вся неживая Природа, вместе взятая. Но это опять же иллюзия, теперь иллюзия качества. Когда мы отойдем немного назад и изучим только глубину движения, аспектами которого являются количество и качество, то осознаем, что этот Брахман равным образом пребывает во всем существовании. Мы можем попытаться сказать, что Брахман, равным образом причастный ко всему бытию, также равным образом распределен во всем по части своей энергии. Но это тоже иллюзия количества. Брахман пребывает во всем неделимым, и все же как бы разделенным и распределенным. Если мы снова посмотрим на вещи с наблюдающим восприятием, не задавленным интеллектуальными концепциями, а информированным через интуицию и достигающим своего верха в познании посредством отождествления, то увидим, что сознание этой бесконечной Энергии является иным, чем наше ментальное сознание, что оно неделимо и предоставляет себя, не по частям, а в целостном "я", одновременно и солнечной системе и муравейнику. Для Брахмана не существует целого и части, и каждая вещь сама по себе есть все и извлекает пользу из целостности Брахмана. Разнятся качество и количество, а "я" равнотождественно. Форма, способ действия и продукт этой силы меняются бесконечно, но вечная, первичная, бесконечная энергия одна и та же во всем. Сила крепости, делающая человека сильным, ничуть не величественней, чем сила слабости, делающая его слабым. Расходуемая энергия равновелика как в подавлении, так и выражении, как в отрицании, так и в утверждении, как в молчании, так и в звучании.

Поэтому первое суждение, которое следует нам исправить, касается в этого Бесконечного движения, этой энергии существования, являющейся миром и нами. Сейчас мы придерживаемся ложной точки зрения. Мы бесконечно значимы для Всего, тогда как для нас это Все не важно; мы заняты только собой. Это знак первоначального неведения, являющегося корнем эго, которое может только себя считать центром, как будто бы это и есть Все, и которое приемлит из всего остального, чем оно не является, лишь то, что оно ментально расположено признать или что оно вынуждено опознать под воздействием окружающей среды. Даже когда эго начинает философствовать, разве не утверждает оно, что мир существует только в нем и благодаря его сознанию ? Его собственное состояние сознания или ментальные стандарты являются для него тестом реальности; все, находящееся вне орбиты его зрения, кажется ему ложным или несуществующим. Эта ментальная само-достаточность человека создает систему ложных ценностей, препятствующих нам вывести правильное и полное значение жизни. В некотором смысле эти притязания человеческого разума и эго опираются на истину, но эта истина появляется лишь тогда, когда разум узнал о своем неведении, а эго подчинилось Всему и потеряло в нем свое отдельное само-утверждение. Распознать то, что мы (или, лучше сказать, те результаты и видимости, которые мы называем собой) являемся лишь частным движением этого бесконечного Движения, и распознать, что именно эту бесконечность должны мы познать, быть в ней сознательными и предано исполнять ее -- это начало истинного жития. Распознать, что в наших истинных "я" мы едины с этим тотальным движением, и не ничтожны или подчинены -- это другая сторона этой позиции, и ее выражение в образах нашего существа, мышления, эмоций и действий необходимо для кульминации истинной или божественной жизни.

Но для утверждения этой позиции должны мы знать, чем является это все, эта бесконечная и всемогущественная энергия. И здесь мы сталкиваемся с новой трудностью. Ибо чистый рассудок навязывает нам то, и это кажется утверждаемым Ведантой, что подобно тому как мы являемся подчиненными и аспектами этого Движения, так и движение подчинено и является аспектом нечто иного, чем оно само, аспектом величайшей безвременной и внепространственной Стабильности, стхану, неизменной, неистощимой и нерастрачиваемой, не действующей, хотя и содержащей всю деятельность; это не энергия, а чистое существованием. Тот, кто видит только эту мировую энергию, может заявить, что в действительности такой вещи, как Стабильность, не существует: наша идея о вечной стабильности, неизменном чистом существовании является вымыслом наших интеллектуальных концепций, стартующих с ложной идеи устойчивости: ведь не существует ничего стабильного; все есть движение, и наша концепция стабильности является лишь выдумкой нашего ментального сознания, благодаря чему мы выбираем точку отсчета, чтобы на практике иметь дело с движением. Легко показать, что это верно в движении как таковом. Там не существует ничего стабильного. Все, что кажется покоящимся -- только блокировка движения, формулировка работающей энергии, которая так воздействует на наше сознание, что кажется неподвижной, это нечто подобное тому, как земля кажется нам неподвижной, нечто подобное тому, как поезд, в котором мы путешествуем, кажется остановившимся на фоне однородного ландшафта. Но является ли равным образом верным то, что за этим движением не существует ничего неподвижного и неизменного, что поддерживает его ? Верно ли, что существование заключается лишь в действии энергии ? Или, более того, не является ли энергия продуктом Существования ?

Мы уже видели, что если такое Существование есть, то оно должно, подобно Энергии, быть бесконечным. Ни разум, ни переживание, ни интуиция, ни воображение не служат нам свидетелями возможности полного конца. Всякое начало и всякий конец предполагают нечто за пределами начала и конца. Абсолютный конец, абсолютное начало -- это не только терминологическое противоречие, а противоречие сущности вещей, насилие, фикция. Бесконечность накладывает себя на видимости конечного посредством невыразимого само-существования.

Но это бесконечность по отношению ко Времени и Пространству, вечная длительность, непрекращаемое расширение. Чистый разум идет дальше и, глядя в своем бесцветном и строгом свете на Пространство и Время, указывает, что эти два являются категориями нашего сознания, условиями, при которых мы упорядочиваем наше восприятие явлений. Когда мы смотрим на существование в себе, Пространство и Время исчезают. Если существует какое-либо расширение, то оно не пространственное, а психологическое; если существует какая-либо длительность, то она не временна'я, а психологическая; и затем легко увидеть, что это расширение и эта длительность суть только символы, представляющие разуму нечто непереводимое в интеллектуальные термины, представляющие вечность, кажущуюся нам одним и тем же все-содержащим, вечно новым моментом, представляющие бесконечность, кажущуюся нам одной и той же все-содержащей точкой без размеров. И это противоречие терминов, столь сильное, но все же точно выражающее нечто, что мы в действительности воспринимаем, показывает, что разум и речь перешли свои естественные пределы и стремятся выразить Реальность, в которой их собственные условности и неизбежные противостояния растворяются в невыразимом тождестве.

Но будет ли это верным словом ? Не может ли быть, что Пространство и Время так исчезают лишь потому, что существование, на которое мы ссылаемся, является выдумкой интеллекта, фантастическим Ничто, созданным речью, которое мы стремимся возвести в концептуальную реальность ? Мы снова возвращаемся к рассмотрению Существования-в-себе и говорим, Нет. Существует нечто позади явления не только бесконечное, но и неопределимое. Мы можем сказать, что это нечто абсолютно вне явления, вне тотальности явлений. Даже если мы сведем все явления к одному фундаментальному, универсальному несводимому дальше явлению движения или энергии, то получим только неопределимое явление. Сама концепция движения несет с собой возможность покоя и изменяет себе как действие некоторого существования; сама идея энергии в действии несет с собой идею энергии, воздерживающейся от деятельности; абсолютная энергия вне действия есть попросту и чисто абсолютное существование. Мы имеем только эти две возможности: либо неопределимое чистое существование, либо неопределимая энергия в действии и, если верно единственно последнее в чистом виде (то есть существует только энергия без какой-либо неизменной базы или причины), тогда энергия есть результат и явление, производимое действием, движением, единственно которое существует. Тогда мы не имеем Существования или имеем Ничто Буддизма с существованием в качестве только атрибута вечного явления, Действия, Кармы, Движения. Это, заявляет чистый рассудок, не удовлетворяет моим восприятиям, противоречит моему фундаментальному видению, а потому не может быть. Ведь тогда тогда внезапно исчезает последняя ступеньке, как это рисовалось в древности, -- ступенька, из-за которой вся лестница теряет опору, оказывается подвешенной в пустоте.

Если это неопределимое, бесконечное, безвременное, внепространственное Существование есть, то оно с необходимостью чисто абсолютно. Оно не может быть представлено каким-либо качеством или суммой каких-то качеств, оно не может быть представлено каким-либо количеством или комбинацией количеств. Это не конгломерат форм или формальный субстрат форм. Если бы все формы, качества, количества исчезли, это бы осталось. Существование без качества, без количества, без формы не только постижимо, но это и есть единственная вещь, которую мы можем постичь за этими явлениями. Неизбежно, когда мы говорим о Существовании без форм, количеств и качеств, то подразумеваем, что оно превосходит их, что это нечто, во что они вступают таким образом, что перестают быть тем, что мы называем формой, количеством, качеством, и вне чего они появляются как форма, количество и качество в движении. Они вступают не в одну единственную форму, одно единственное количество, одно единственное качество, что явилось бы базисом всего остального -- ибо такового базиса не существует -- а в нечто, что мы не можем определить при помощи любого из этих терминов. Так что все вещи, являющиеся условиями и видимостями движения, вступают в То, из чего они вышли, и там, раз уж они продолжают существовать, становятся чем-то, что более не может быть описано при помощи терминов, соответствующим им в движении. Поэтому мы говорим, что чистое существование есть Абсолют и непознаваемо в себе при помощи нашего мышления, хотя мы можем вернуться к нему в верховном тождестве, превышающем термины знания. Движение, напротив, является полем относительного и все же по самому определению относительного все вещи в движении содержат Абсолют, содержатся в нем и являются им. Это отношение явлений Природы с фундаментальным эфиром, который содержится в них, составляет их и содержит них, и все же настолько от них отличается, что, входя в него, они перестают быть тем, чем сейчас являются -это иллюстрация, данная Ведантой как наиболее близко передающая это тождество в различии между Абсолютом и относительным.

Неизбежно, когда мы говорим о вещах, переходящих в то, из чего они вышли, мы используем язык нашего временного сознания и должны предохранять себя от его иллюзий. Возникновение движения из Неизменного является вечным явлением, и только потому, что мы не можем постичь его в тот лишенный начала и конца вечно-новый момент, являющийся вечностью Безвременно'го, только поэтому наши представления и восприятия вынуждены заменить его на временну'ю вечность последовательной длительности, к чему прикреплены представления о вечно возвращающемся начале, середине и конце.

Но все это справедливо, можно было бы сказать, до тех пор, пока мы принимаем концепции чистого рассудка и остаемся подчиненными им. Но концепции рассудка не имеют обязательной силы. Мы должны вымерять существование не тем, что мы ментально постигаем, а тем, что мы видим существующим. И эта наиболее чистая, наиболее свободная форма, обнаруживающаяся при взгляде в существование, как оно видится нам, есть ни что иное, как движение. Единственно две вещи существуют: движение в Пространстве, движение во Времени, первая объективна, последняя -субъективна. Расширение реально, длительность реальна, Пространство и Время реальны. Даже если мы перейдем за расширение в Пространстве и воспримеим его как психологическое явление, как попытку разума сделать существование контролируемым путем распределения неделимого целого в концептуальном Пространстве, мы все же не можем выйти за пределы движения последовательности и изменения во Времени. Ибо это само вещество нашего сознания. Мы и мир есть движение, которое непрерывно развивается и разрастается путем включения всех последовательностей прошлого в настоящее, что представляется нам как зачинание всех последовательностей будущего -- начало, настоящее, которое всегда ускользает от нас, ибо оно умерло до того, как родилось. То, что существует, есть вечная, неделимая последовательность Времени, несущая в своем потоке последовательное движение сознания, также неделимого (* Неделимого в тотальности движения. Каждый момент Времени или Сознания может считаться отделенным от предыдущего и последующего, каждое последующее действие Энергии -- новым квантом нового творения; однако это не отменяет непрерывности, без которой не было бы ни длительности Времени, ни связности сознания. Когда человек гуляет, бежит или прыгает, его шаги разделены, но существует нечто, что захватывает шаги и делает движение непрерывным.) Тогда длительность, вечно последовательное движение и изменение во Времени -- это единственный абсолют. Становление есть единственное бытие.

В действительности, это противопоставление фактического взгляда в бытие и концептуальных выдумок чистого Разума есть заблуждение. Если бы интуиция действительно противостояла интеллекту, то мы попросту не смогли бы уверенно поддерживать просто концептуальные доводы в противовес фундаментальному взгляду. Но этот призыв к интуитивному опыту неполон. Интуитивное переживание справедливо лишь пока оно действует в пределах себя, и сразу же ошибается, входя в интегральное переживание. Пока интуиция фиксируется только на том, чем мы становимся, мы видим себя в качестве непрерывного развития движения и изменения сознания в вечной последовательности Времени. Мы -- это река, пламя в образах Буддизма. Но существует верховный опыт и верховная интуиция, благодаря которым мы можем отойти за наше поверхностное "я" и обнаружить, что это становление, изменение, последовательность -- только моды нашего бытия, и в нас существует нечто, что вовсе не вовлечено в становление. Мы можем иметь не только интуицию того, что стабильно и вечно в нас, не только проблески этого на опыте за оболочкой непрерывно мимолетных становлений, а можем мы отойти в это и пребывать в нем вечно, осуществляя оттуда полное изменение нашей внешней жизни, нашей позиции, нашего воздействия на мировое движение. И эта стабильность, в которой мы можем так жить, есть в точности то, что уже дал нам чистый Разум, хотя ее можно достичь вообще без каких-либо рассуждений, без предварительного знания об этой неизменности -- это чистое существование, вечное, бесконечное, неопределимое, неподвластное Времени, не вовлеченное в расширение Пространства, за пределами формы, качества, количества -- "я" единственное и абсолютное.

Тогда чисто существующее есть факт, а не просто концепция; это фундаментальная реальность. Но, поспешим добавить, движение, энергия, становление -- также факт, тоже реальность. Верховная интуиция и соответствующие ей переживания могут корректировать другое переживание, могут выходить за его рамки, временно отстранять, но не отменять его. Поэтому мы имеем два фундаментальных факта: чистое существование и мировое существования, факт Бытия и факт Становления. Легко отрицать то или другое; распознать же эти факты сознания и найти их взаимосвязь -- вот истинная и плодотворная мудрость.

Мы должны помнить, что стабильность и движение -- это только наши психологические представления об Абсолюте, даже также как тождество и множественность. Абсолют -- за пределами стабильности и движения, как за пределами единства и множественности. Но Абсолют занимает свою вечную позицию в едином и неизменном и вращается вокруг себя бесконечно, непостижимо, надежно в движении и множественности. Существование мира представляется экстатическим танцем Шивы, бесконечно множащим тело Бога: он оставляет то белое существование в точности там, где оно было и тем, чем оно всегда было, есть и будет; его единственной абсолютной целью является наслаждение от танца.

Но поскольку мы не можем описать Абсолют или помыслить о нем в себе, за пределами стабильности и движения, за пределами единства и множественности -- совсем не это является нашим делом -- то должны мы принять двойной факт, допустить как Шиву, так и Кали и стремиться познать, чем является это неизмеримое Движение в Пространстве и Времени по отношению к тому безвременному и внепространственному чистому Существованию, одному и неизменному, к которому неприменимы мера и безмерность. Мы видели, что чистый Разум, интуиция и переживание могут сказать о чистом Существовании, о Сате; что они скажут о Силе, о Движении, о Шакти ?

И первая вещь, о которой мы должны спросить самих себя -является ли та Сила просто силой, просто неразумной энергией движения, или же сознание, кажущееся всплывающим из нее в этом материальном мире, в котором мы живем, является не просто одним из ее феноменальных результатов, а более того, ее собственной истинной и сокрытой природой. Говоря словами Веданты, является ли Сила просто Пракрити, только движением действия и процессом, или же Пракрити является реальной мощью Чита, по своей природе силой творящего само-сознания ? Вокруг этой сущностной проблемы вращается все остальное.

Глава X

    СОЗНАТЕЛЬНАЯ СИЛА

                        Они узрели само-силу Божественного Бы-
                    тия, глубоко сокрытую ее собственными соз-
                    нательными модами деятельности.
                                 Шветашватара Упанишада (I.3.)

                        Это он, кто бодрствует в тех, кто спит.
                                     Катха Упанишада (II.2.8.)

Все феноменальное существование сводится к Силе, к движению энергии, которая принимает более или менее материальные, более или менее грубые или тонкие формы для само-представления собственному переживанию. В древних образах, при помощи которых человеческое мышление пыталось сделать акт творения и закон бытия интеллектуально постижимым и реальным для себя, это бесконечное существование Силы рисовалось морем, первоначально покоящимся и потому свободным от форм, но первое возмущение, первое побуждение к движению повлекло за собой создание форм и стало семенем вселенной.

Материя -- это то представление силы, которое наиболее понятно нашему интеллекту, сформированному как он есть, посредством контактов в Материи, на которые откликается разум, вовлеченный в материальные мозги. С точки зрения древних Индийских физиков, первичным состоянием Силы является состояние чистой материальной протяженности в Пространстве, специфическим свойством которого является вибрация, типичным образцом которой для нас предстает звук. Но вибрации как таковой в этом состоянии эфира еще недостаточно для создания форм. Сначала должно возникнуть некое препятствие в течении океана Силы, произойти некое сужение и расширение, некоторая внутренняя игра вибраций, некое столкновение силы с силой, так чтобы положить начало фиксированным связям и взаимным влияниям. Тогда материальная Сила, видоизменяющая свой первый эфирный статус, принимает второй статус, на древнем языке именуемый воздушным, специфичным свойством которого является контакт между силами, контакт, составляющий базис всех материальных связей. И все же пока еще нет форм, есть только варьирующиеся силы. Необходим поддерживающий принцип. Он обеспечивается третьей само-модификацией первозданной Силы, характерным проявлением которой для нас является принцип света, электричества, огня и тепла. Но даже теперь мы имеем только формы силы, сохраняющие собственный характер и особенное действие, а не стабильные формы Материи. Четвертое состояние, характеризующееся рассеянием, и первая среда неизменного притяжения и отталкивания, обычно называемая водой или жидким состоянием, и пятое состояние связности, называемое землей или твердым состоянием, завершают цепочку необходимых элементов.

Все формы Материи, которые мы воспринимаем, все физические вещи, вплоть до наиболее тонких, построены из комбинации этих пяти элементов. От них также зависит весь наш чувственный опыт; ведь благодаря восприятию вибраций приходит чувство слуха; благодаря контакту вещей в мире вибраций Силы -- чувство осязания; благодаря действию света в формах, рождаемых, очерчиваемых и поддерживаемых силой света, огня и тепла -- чувство зрения; благодаря четвертому элементу -- чувство вкуса; благодаря пятому -- чувство обоняния. Все в сущности есть отклик на вибрационные контакты между силами. Таким путем древние мыслители наводили мост между чистой Силой и ее конечными модификациями, устраняя трудность, препятствующую обычному человеческому разуму понять, как все эти формы, которые кажутся его чувствам столь реальными, прочными и долговечными, в действительности могут быть лишь временными явлениями, и как вещь, подобная чистой энергии, для чувства не-существующая, непостижимая и почти невероятная, может быть единственной вечной космической реальностью.

Проблема сознания не решается этой теорией; ведь она не объясняет, как контакт вибраций Силы приводит к возникновению сознательных ощущений. Поэтому Санкхья или аналитические мыслители ввели за этими пятью элементами два принципа, названные ими Махат и Аханкара, которые по сути не-материальны; поскольку первый является ни чем иным, как расширенным космическим принципом Силы, а второй -- разделяющим принципом Эго-образования. Тем не менее, эти два принципа, как и принцип интеллекта, становятся активными в сознании не благодаря Силе самой по себе, а благодаря неактивной Сознательной Душе или душам, в которых отражены ее действия, и это отражение предполагает оттенок сознания.

Таково объяснение вещей, даваемое школой Индийской философии, наиболее близко подходящей к современным материалистическим представлениям и несущей идею механической или несознательной Силы в Природе, насколько это было возможно для серьезно рефлексивного Индийского разума. Несмотря на недостатки этой философии, основная ее идея была столь неоспорима, что была повсеместно принята. Однако явление сознания может быть объяснено, и независимо от того, будет ли Природа инертным импульсом или сознательным принципом, это определенно есть Сила; принципом вещей является формирующее движение энергий, все формы рождены встречей и взаимной адаптацией бесформенных сил, все ощущения и действия -- это отклик чего-то в форме Силы на контакты с другими формами Силы. Это тот мир, который дается нам в ощущениях, и с этих ощущений должны мы всегда стартовать.

Физический анализ Материи, проведенный современной Наукой, привел ее к тому же общему выводу, даже если некоторые сомнения все еще остаются. Интуиция и опыт подтверждают это согласие Науки и Философии. Чистый разум находит в этом подтверждение собственных сущностных концепций. Ведь даже во взгляде на мир как на существенно акт сознания подразумевается некое действие, и это действие -- движение Силы, игра Энергии. Изучив изнутри наш собственный опыт, мы также придем к этой фундаментальной природе мира. Все наши действия суть игра тройной силы древних философий: знания-силы, желания-силы, действия-силы, и все эти три силы оказываются в действительности тремя потоками одной изначальной и тождественной Мощности, Адьи Шакти. Даже наше состояние покоя является только уравновешенным состоянием или равновесием игры ее движения.

Когда допускается, что движение Силы составляет целостную природу Космоса, то возникает два вопроса. И, прежде всего, -как это движение вообще приходит в сердцевину существования? Если мы предположим, что движение не только вечно, но и является самой сущностью всего существования, то вопроса не возникнет. Но мы отвергли эту теорию. Мы знаем о существовании, не вовлеченном в движение. Тогда как же это движение, чуждое вечному покою, приходит в него? в чем причина? благодаря какой возможности? каким мистическим импульсом?

Ответ, чаще других даваемый древним Индийским разумом, состоит в том, что та Сила внутренне присуща Существованию. Шива и Кали, Брахман и Шакти составляют одно, это не две отдельные сущности. Сила, внутренне присущая существованию, может находиться в покое, или в движении, но когда она покоится, то существует ничуть не меньше и не отрицается, не принижается или каким-либо сущностным образом меняется. Этот ответ настолько целостно рационален и согласуется с природой вещей, что нам не нужно колебаться, чтобы принять его. Ведь невозможно предположить, поскольку это противоречит рассудку, что та Сила есть вещь чужеродная единому и бесконечному существованию и вошла в него снаружи, или что она была вещью не-существующей и возникла в некоторый момент Времени. Даже Иллюзионистская теория должна допустить, что Майя, мощь само-иллюзии в Брахмане, потенциально вечна в вечном Бытии, и следовательно, вопрос заключается единственно в ее проявлении или не-проявлении. Санкхья также утверждает вечное сосуществование Пракрити и Пуруши, Природы и Сознательной Души, и чередование состояний покоя или равновесия Пракрити и состояний движения или возмущений равновесия.

А поскольку Сила внутренне присуща существованию, и в природе Силы заложена эта двойная или перемежающая потенциальность покоя и движения, то есть, само-концентрации в Силе и само-распыления в Силе, то не возникает вопроса как это движение было вызвано и в чем его побудительная причина. Ведь мы можем легко постичь, что эта потенциальность должна транслировать себя либо как чередующийся ритм покоя и движения, сменяющих друг друга во Времени, либо как вечная само-концентрация Силы в неизменном существовании с поверхностной игрой движения, изменения и образования, подобно вздымающимся и падающим волнам на поверхности океана. И эта поверхностная игра -- мы вынуждены говорить в неадекватных образах -- может быть либо сверстницей само-концентрации и сама по себе быть также вечной, либо может иметь начало и конец во Времени и возобновляться в некотором постоянном ритме; тогда она вечна не в непрерывности, а в возвращаемости.

Таким образом, проблема как -- устранена, возникает вопрос почему. Почему эта возможность игры движения Силы должна вообще осуществляться? почему бы Силе существования не оставаться вечно сконцентрированной в себе, бесконечной, свободной от всех изменений и образований? Этого вопроса также не возникнет, если мы предположим, что Существование не-сознательно, и сознание является лишь движением материальной энергии, которую мы ошибочно считаем нематериальной. Ведь тогда мы можем просто сказать, что этот ритм заключен в природе Силы в существовании, и нет абсолютно никакого смысла искать ответ на вопрос почему, искать причину, изначальный мотив или конечную цель для того, что по своей природе вечно само-существует. Мы не можем поставить этот вопрос перед вечным само-существованием и спросить его, почему оно существует или как оно пришло в существование; а также не можем мы поставить этот вопрос перед само-силой существования и внутренне присущей ей природой побуждения к движению. Все то, что мы затем можем постичь -- это способ ее само-проявления, ее принципы движения и образования, ее процесс эволюции. Если Существование и Сила инертны, -инертен статус и инертно побуждение, -- оба они несознательны и лишены интеллекта, то не может быть никакой намеченной цели или конечного результата эволюции, никакой изначальной причины или замысла.

Но если мы предположим или обнаружим, что Существование является сознательным Бытием, то проблема возникает. Мы в действительности можем допустить сознательное Бытие, подчиненное природе своей Силы, принуждаемое ею, лишенное права выбора, будет ли оно проявляться во вселенной или же останется непроявленным. Таков космический Бог Тантристов и Майявадинов, подчиненный Шакти или Майе, таков Пуруша, вовлеченный в Майю или контролируемый Шакти. Но, очевидно, такой Бог -- это не верховное бесконечное существование, с которого мы начали. Конечно же, именно формулирование Брахмана в космосе при помощи самого Брахмана логически предшествует Шакти или Майе и забирает ее назад в свое трансцендентное бытие, когда она прекращает свои работы. В сознательном существовании, абсолютном, независимом от своих образований, не определяемом своими делами, должны мы допустить внутренне присущую свободу проявлять или не проявлять потенциальность движения. Брахман, принуждаемый Пракрити, -- не Брахман, а инертная Бесконечность с активным содержимым, более мощным, чем то, что ее содержит, тогда это сознательная опора Силы, над которой доминирует сама Сила. Если мы скажем, что сознательное существование побуждается собой как Силой, своей собственной природой, то не избежим противоречия, увертки нашего первого постулата. Мы вернемся назад к Существованию, которое есть ни что иное, как Сила, Сила в покое или движении, возможно, абсолютная Сила, но не абсолютное Бытие.

Следовательно, необходимо исследовать взаимосвязь между Силой и Сознанием. Но что мы подразумеваем под сознанием? Обычно мы подразумеваем под ним наше первое очевидное представление о ментально пробужденном сознании, каким обладает человеческое существо в течении большей части своего телесного существования, когда это существо не спит, не оглушен или каким-то иным способом не отключено от своих физических и поверхностных способов ощущения. В этом смысле, совершенно ясно, что сознание является скорее исключением, чем правилом в устройстве материальной вселенной. Мы сами не всегда обладаем ментальным сознанием. Но эта вульгарное и неглубокое представление о природе сознания, все еще окрашивающее наши обычные мысли и ассоциации, теперь должна быть напрочь изгнано из философских размышлений. Ибо мы знаем, что существует в нас нечто, что сознательно, когда мы спим, оглушены или накачены наркотиками, или упали в обморок, во всех кажущихся несознательными состояниях нашего физического существа. Даже более, теперь мы можем быть уверенными в том, что древние мыслители были правы, когда заявляли, что даже наше пробужденное состояние, которое мы называем нашим сознанием, является лишь малой частью нашего полного сознательного существа. Это -- поверхность, даже не вся наша ментальность. За этой поверхностью существует сублиминальный или подсознательный разум, являющийся большей частью нас самих и содержащий высоты и глубины, которые человек все еще не измерил и не постиг. Это знание дает нам начальную точку для истинной науки о Силе и ее работе; оно определенно избавляет нас от ограничения материальным и от иллюзии очевидного.

Материализм в действительности настаивает на том, что всякое расширение сознания есть материальное явление, неотделимое от наших физических органов, и сознание является их результатом, а не нечто, что использует их. Эта ортодоксальная концепция, не может, однако, более противостоять напору все нарастающего знания. Даваемые объяснения становятся все более натянутыми и неадекватными. Становится все более ясно, что в действительности не только способности нашего тотального сознания намного превышают возможности наших органов, чувств, нервов, мозга, но даже для нашего обычного мышления и сознания эти органы являются лишь привычными инструментами, а не их генераторами. Сознание использует мозг, созданный в результате стремления сознания вверх, мозг же не произвел сознание и не использует его. Можно даже привести ряд необычных случаев, показывающих, что наши органы вовсе не являются совершенно необходимыми инструментами, -- что биение сердца не является абсолютно сущностным для жизни, как и дыхание, а также ячейки мозга не являются непреложно обязательными для мышления. Наш физический организм ничуть не больше служит причиной или объяснением мышления, чем двигатели служат причиной или объяснением движущей силы пара или электричества. Сила предшествует, это не физический инструмент.

Логические следствия не заставляют себя долго ждать. Прежде всего мы можем задаться вопросом, не присутствует ли вселенский подсознательный разум даже в материальных объектах, хотя и в состоянии, когда он неспособен действовать или связываться с поверхностью по требованию органов, ведь даже ментальное сознание существует там, где мы видим безжизненность и инерцию ? Является ли материальное состояние пустотой сознания или же оно скорее представляет сон сознания -- даже если с точки зрения эволюции это изначальный, а не промежуточный сон? И на примере человеческого сна мы видим, что сознание не прерывается, а концентрируется внутрь, прочь от сознательных физических откликов на воздействия внешних вещей. И не является ли это отражением того факта, что не все существование пока еще развило средства внешней коммуникации с внешним физическим миром? Не Сознательная ли это Душа, Пуруша, кто вечно бодрствует даже в тех, кто спит?

Мы можем пойти и дальше. Когда мы говорим о подсознательном разуме, то нам следует подразумевать под этим словосочетанием некую вещь, не отличную от внешней ментальности, а только действующую ниже поверхности, неизвестную бодрствующему человеку в том смысле, что она, возможно, глубже погружена и имеет бо'льшие масштабы. Но явление сублиминального "я" далеко превосходит пределы любого такого определения. Оно включает в себя действие, возможности которого не только безмерно превосходят возможности ментальности нашего пробужденного "я", но и само это действие имеет совершенно иной тип. Поэтому мы имеем право предположить, что помимо подсознательного в нас существует и сверхсознательное, некий диапазон сознательных дарований, и потому существует организация сознания, высоко поднимающаяся над психологической формацией, которую мы называем ментальностью. И поскольку наше сублиминальное "я" таким образом поднимается в сверхсознательное над ментальностью, то разве не может оно также погружаться в подсознательное, ниже ментальности ? Не существуют ли в нас и в мире формы сознания, являющиеся субментальными, которые мы можем назвать витальным и физическим сознанием ? Если это так, то должны мы предположить существование как в растении, так и металле некоей силы, которую мы можем назвать сознанием, хотя это не человеческая или животная ментальность, за которой мы до сих пор сохраняли монополию называться сознанием.

Это не только вероятно, а определенно так, если мы взглянем на вещи беспристрастно. В нас самих есть такое витальное сознание, действующее в клетках тела, и наблюдаются машинальные витальные реакции, так что мы совершаем целенаправленные движения и подчиняемся симпатиям и антипатиям, с которыми не знаком наш разум. Для животных это витальное сознание даже более важно. В растениях оно интуитивно проглядывается. Поиски и уклонения растения, его удовольствие и боль, его сон и его пробужденность и вся та странная жизнь, чью истину Индийские ученые высветили строго научными методами -- все это движения сознания, а не движения ментальности, насколько мы можем это видеть. Следовательно, существует суб-ментальное, витальное сознание, имеющее те же самые начальные реакции, как и ментальное, но само-переживание витального сознания отличается от само-переживания ментального, точно также, как само-переживание сверхсознательного в ментальном существе отличается от его ментального само-переживания.

Ограничивается ли растением диапазон того, что мы назвали сознанием, ограничивается ли он растением, в котором мы распознали существование суб-животной жизни? Если это так, то тогда мы должны предположить, что существует сила жизни и сознания, изначально чуждая Материи, но которая все же вошла в Материю и заняла ее, -- возможно, из другого мира (* Сейчас распространены курьезные спекуляции о том, что Жизнь занесена на землю не из иного мира, а с другой планеты. Для мыслителя это равным образом не объясняет ничего. Сущностный вопрос -- это как Жизнь вообще вошла в Материю, а не как она вошла в материю конкретной планеты.). Иначе, откуда бы она могла придти? Древние мыслители верили в существование иных миров, которые, возможно, поддерживают в нас жизнь и сознание или даже вызывают их своим давлением, но сами эти миры не входят в материальный мир. Ничто не может эволюционировать из Материи, что уже не содержалось в ней.

Но нет никаких оснований предполагать, что жизнь и сознание терпят поражение и их гамма обрывается на том, что кажется нам чисто материальным. Последние исследования и навеянные ими размышления предположительно указывают на некоторую разновидность смутного начала жизни и, возможно, на некоторую разновидность инертного или подавленного сознания в металлах, земле и других "неживых" формах или, по крайней мере, там может быть первый материал того, что стало сознанием в нас. Пока что только в растении можем мы смутно распознать и постичь вещь, которую "я" назвал витальным сознанием, а сознание Материи, инертной формы, нам еще труднее понять или вообразить, и то, что мы находим трудным для понимания или воображения, мы склонны отрицать. Тем не менее, после исследования глубин сознания становится невероятным, что должна существовать эта внезапная пропасть в Природе. Мы имеем все основания предполагать единство там, где оно признается во всех группах явлений, и всего лишь в одной группе даже не отрицается, а только более сокрыто. И если мы предположим, что это единство не нерушимо, то придем к существованию сознания во всех формах Силы, работающей в мире. Даже если не существует сознательного или сверхсознательного Пуруши, населяющего все формы, то все же существует в этих формах сознательная сила бытия, которая задействует даже внешние части форм, открыто или инертно.

С этой точки зрения слово "сознание" необходимо меняет свое значение. Оно больше не является синонимом к слову "ментальность", а указывает на само-осознающую силу существования, по отношению к которой ментальность предстает средним выражением; ниже ментальности эта сила погружается в витальные и материальные движения, для нас подсознательные; выше она поднимается в супраментальные движения, для нас сверхсознательные. Но во всем эта сила -- одна и та же вещь, по-разному само-организованная. Это, по сути, Индийское представление о Чите, который, как энергия, творит миры. В сущности, мы достигаем того единства, которое материалистическая Наука постигает с другого конца, утверждая, что разум не может быть иной силой, отличной от Материи, а должен попросту являться продуктом развития материальной энергии. С другой стороны, Индийская мысль в своих глубинах утверждает, что Разум и Материя -- суть сильно отличающиеся друг от друга градации одной и той же энергии, различные организации единой сознательной Силы Существования.

Но какие основания имеем мы предполагать, что сознание внутренне присуще этой Силе? Ведь сознание подразумевает некоторую разновидность интеллекта, целенаправленности, осмысленности, даже если все это может принимать формы, не привычные для нашей ментальности. Но даже с этой точки зрения все скорее поддерживает представление о вселенской сознательной Силе, чем противоречит ему. Например, мы видим, что животные способны совершать совершенные целенаправленные операции, тогда как детальные научные знания, находящиеся за пределами животной ментальности и которые человек может приобрести только после длительного воспитания и обучения, дают ему гораздо меньшую уверенность в быстроте их применения. Мы можем увидеть в этом общем факте доказательство существования сознательной Силы, работающей в животном и насекомом, Силы, более смышленой, более целенаправленной, больше осознающей свои намерения, свои цели, свои средства, свои условия, чем высочайшая ментальность, когда-либо проявленная в индивидуальной форме на земле. И в операциях неживой Природы мы находим ту же самую пропитывающую характеристику верховного сокрытого интеллекта, "сокрытого в модах собственной работы".

Единственный аргумент против сознательного и смышленого источника этой целенаправленной работы, работы интеллекта, отбора, адаптации и поиска кроется в той массе операций Природы, которые мы называем пустой тратой. Но, очевидно, что это возражение основывается на ограничениях нашего человеческого интеллекта, стремящегося наложить собственную, свою особенную рациональность, пригодную для ограниченных человеческих целей, на общие операции Мировой Силы. Мы видим лишь часть намерений Природы, и все то, что не содействует этой части, мы называем пустой тратой. Даже если наши собственные человеческие действия кажутся нам с индивидуальной точки зрения пустой тратой, то все же мы можем быть уверенными в том, что они достаточно хорошо служат большой вселенской цели. Ту часть ее намерения, которую мы можем обнаружить, Природа достаточно хорошо осуществляет вопреки, а может быть, в действительности, и благодаря этой кажущейся пустой трате. Мы можем доверять Природе во всем остальном, что мы пока не обнаружили.

Что касается всего остального, то невозможно игнорировать побуждение к поставленной цели, руководство кажущейся слепой тенденции, уверенного возможного или непосредственного достижения искомой цели, что характеризует действие Мировой Силы в животном, растении, неживых вещах. Пока Материя была Альфой и Омегой для научного разума, то нежелание принять сознание в качестве матери интеллекта было вполне искренним. Но теперь не более чем вымученным парадоксом предстает утверждение о том, что человеческое сознание, интеллект и мастерство возникли из лишенного разума, слепо правящего несознания, в котором изначально не существовало ни форм сознания, ни его субстанции. Сознание Человека не может быть ничем иным, как формой сознания Природы. Сознание существует в других инволюционных формах ниже Разума, оно возникает в Разуме, оно будет подниматься в верховные формы за пределы Разума. Ведь Сила, строящая миры, есть сознательная Сила, Существование, проявляющееся в них, есть сознательное Бытие, и совершенное появление его потенциальностей в форме является единственной целью, которую мы можем рационально постичь как цель его манифестации в этом мире форм.

Глава XI

    ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ: ПРОБЛЕМА

                        Ибо кто мог бы жить или дышать, если не
                    было бы этого  восторга  существования  как
                    эфира, в котором мы пребываем.
                        Из Восторга все эти  существа  рождены,
                    благодаря Восторгу они существуют и растут,
                    в Восторг они возвращаются.
                             Тайттирия Упанишада (II.7; III.6.)

Но даже если мы и примем это чистое Существование, этого Брахмана, этот Сат в качестве абсолютного начала, конца и того, что содержит все вещи, и примем в Брахмане внутренне присущее ему само-сознание, неотделимое от его бытия, бросающее себя как сила движения сознания, творящая силы, формы и миры, то мы все еще не ответим на вопрос: "Почему вообще должен Брахман, совершенный, абсолютный, бесконечный, ни в чем не нуждающийся, не желающий ничего, бросать силу сознания на создание в себе этих миров форм? Ибо мы отвергли то решение, что он побуждаем творить собственной природой своей Силы, обязан собственной потенциальностью движения и образования выдвигаться в форму. Верно, что он обладает этой потенциальностью, но он не ограничен или побуждаем ею; он свободен. Следовательно, если будучи свободным в том, выбрать ли ему движение или вечный покой, запечатлеть ли себя в форме или сохранить в себе потенциальности формы, он предается мощи движения и образования, то причина этому может быть только одна -- ради восторга.

Это первичное, окончательное и вечное Существование, как виделось Ведантой, есть не просто голое существование или сознательное существование, чье сознание является грубой силой или мощью; это сознательное существование, чьим самим выражением бытия, чьим самим выражением сознания является блаженство. Как в абсолютном существовании не может быть ни ничего, ни ночи несознания, ни неполноты, можно сказать, ни недостатка Силы, -- ведь если бы присутствовала там любая из этих вещей, то это существование не было бы абсолютным, -- точно также в нем не может быть ни страдания, ни отрицания восторга. Абсолютность сознательного существования есть неограничиваемое блаженство сознательного существования; это только два разных описания одной и той же вещи. Вся неограниченность, вся бесконечность, вся абсолютность есть чистый восторг. Даже наше относительное человечество имеет этот опыт, выражающийся в том, что всякая неудовлетворенность подразумевает ограничение, препятствие, -- удовлетворение приходит с реализацией чего-то удержанного, с превосхождением предела, с преодолением препятствия. Это происходит из-за того, что наше изначальное существо абсолютно в полном обладании своим бесконечным и неограничиваемым само-сознанием и само-мощью; это то само-обладание, другое имя которому есть само-восторг. И в той степени, в какой относительное прикасается к тому само-обладанию, оно движется к удовлетворению, прикасается к восторгу.

Однако само-восторг Брахмана не ограничен спокойным и бездвижным обладанием своим абсолютным само-бытием. Точно также, как его сила сознания способна запечатлевать себя в формах бесконечно и с неисчислимыми вариациями, так и его само-восторг обладает способностью движения, вариации, проявления в том бесконечном потоке и в той изменчивости, представленной изобилующими вселенными, коим несть числа. Дать себе волю и насладиться этим бесконечным движением и вариацией своего само-восторга -- цель его существования или созидательная игра Силы.

Другими словами, то, что бросило себя в формы, есть триединство Существования-Сознания-Блаженства, Сатчитананда, чье сознание по своей природе есть сознательная или, скорее, само-выражающая Сила, способная к бесконечному изменению в явлении и форме своего само-сознательного бытия и бесконечно наслаждающаяся восторгом того изменения. Отсюда следует, что все существующие вещи являются выражениями того существования, выражениями той сознательной силы, выражениями того восторга бытия. Точно также, как мы находим, что все вещи являются меняющимися формами одного неизменного бытия, конечными результатами одной бесконечной силы, также мы обнаружим, что все вещи являются меняющимися само-выражениями одного неизменного и все-охватывающего восторга само-существования. Во всем, что существует, пребывает сознательная сила, и каждая вещь существует или является тем, чем является, благодаря той сознательной силе; точно также, во всем, что существует, присутствует восторг существования, и каждая вещь существует и является тем, чем является, благодаря тому восторгу.

Эта древняя Ведантная теория космического начала немедленно вступает в конфронтацию в человеческом разуме с двумя мощными противоречиями: с эмоциональным и чувственным сознанием боли и с этической проблемой зла. Ибо если мир есть выражение Сатчитананды, и не только существования, являющегося сознанием-силой, -- поскольку это может быть легко принято, -- а существования, являющегося также бесконечным само-восторгом, то как мы объясним присутствие во вселенной горя, страдания, боли? Ведь этот мир кажется нам скорее миром страдания, чем миром восторга существования. Определенно, такая точка зрения на мир возникает из-за преувеличения, ошибка взгляда. Если мы взглянем беспристрастно и с единственным намерением сделать точную и неэмоциональную оценку, то мы обнаружим, что сумма удовольствия существования много превышает сумму боли существования, -- хотя видимость и индивидуальные случаи могут говорить об обратном, -- и что активное или пассивное, поверхностное или лежащее в основании удовольствие существования является нормальным состоянием природы, а боль, напротив, есть явление, временно прерывающее то нормальное состояние или подминающее его под себя. Но по своей сути меньшая сумма боли воздействует на нас сильнее и часто мерещится большей, чем величайшая сумма удовольствия; в точности потому, что последнее является нормальным, мы не ценим его, даже с трудом его наблюдаем, пока оно не возвеличится до некоторой сильнейшей формы, до волны счастья, пика удовольствия или экстаза. Именно эти вещи мы называем восторгом и их мы ищем, а обычное удовольствие существования, которое всегда присутствует, не взирая на случай и особенную причину или цель, воздействует на нас как нечто нейтральное, что есть ни удовольствие, ни боль. Это великий практический факт, ведь без него не было бы универсального и подавляющего инстинкта само-сохранения, но это не то, что мы ищем, и поэтому мы не включаем его в наш баланс эмоциональных и чувственных приобретений и потерь. В этот баланс мы включаем лишь позитивные наслаждения с одной стороны и дискомфорт и боль -- с другой; боль воздействует на нас сильнее, поскольку она ненормальна для нашего существа, противна нашей естественной тенденции и переживается как насилие над нашим существованием, как нападение и внешняя атака на то, чем мы являемся и чем мы стремимся стать.

Тем не менее, ненормальность боли или большее или меньшее ее количество не влияет на философскую постановку вопроса; само наличие боли, независимо от того, много ее или мало, составляет целую философскую проблему. Если все бытие есть Сатчитананда, то как вообще может существовать боль и страдание ? Это настоящая проблема, которая часто еще больше запутывается ложными постановками вопроса, начиная с идеи личностного экстракосмического Бога и частного вопроса, упирающегося в этику.

Можно рассуждать так: Сатчитананда есть Бог, сознательное Существо, являющееся творцом существования; но тогда как же мог Бог создать мир, в котором Он причиняет страдания Своим творениям, допускает боль, дозволяет зло ? Какой же это Все-Бог, если Он создал боль и зло ? Если мы скажем, что боль есть испытание и "суд божий", то мы не решим моральную проблему, а придем к аморальному или вне-моральному Богу, -- возможно, к отличному мировому механисту, коварному психиатру, а не к Богу Добра и Любви, которому мы можем поклоняться, придем лишь к Богу Могущества, чьему закону мы должны подчиняться или чью прихоть мы можем надеяться умилостивить. Ибо тот, кто изобретает пытки в качестве проверки или испытания, изобличается либо в намеренной жестокости, либо в моральной нечувствительности, если не в отсутствии морали вообще, и тем самым оказывается ниже высочайшего инстинкта собственных творений. И если, пытаясь избежать этой моральной трудности, мы скажем, что та боль есть неизбежный результат посеянного морального зла и естественное наказание за содеянное, -- объяснение, которое не будет согласовываться с фактами жизни, пока мы не примем теорию Кармы и перевоплощения, согласно которой душа страдает сейчас за тянущиеся хвостом грехи, содеянные в предыдущих жизнях, -- то мы все же не избежим корня этической проблемы, -- кто же породил это моральное зло, или почему оно было создано, или откуда оно пришло -- зло, тянущее за собой наказание в виде боли и страдания? И если считать моральное зло в действительности формой ментальной болезни или неведения, то кто или что создало этот закон или неизбежную связь, наказывающую ментальную болезнь или акт неведения путем отторжения столь ужасного, путем испытаний, зачастую крайних и чудовищных? Неумолимый закон кармы непримирим с верховной моралью и личностным Божеством, и поэтому ясная логика Будды отрицала существование какого бы то ни было свободного и всем-управляющего личностного Бога; он объявил всякую личность порождением неведения, подчиненным Карме.

На самом деле, трудность, столь остро представленная, возникает лишь в том случае, если мы предполагаем существование экстракосмического личностного Бога, не заключающего в Себе вселенную, не одного, кто создал добро и зло, боль и страдание для Своих творений, а Того, кто стоит выше этого и не затрагиваем болью и страданием, кто только наблюдает, правит, исполняет Свою волю в страдающем и конфликтующем мире, и если не исполняет Свою волю, а допускает, что миром правит непреложный закон, бесполезный для Него или недостаточно помогающий, то тогда это не Бог, не всемогущий, не все-добрый и все-любящий. Никакая теория экстракосмического морального Бога не может объяснить зло и страдание, -- порождение зла и страдания, -- за исключением неудовлетворительной увертки, избегающей самой постановки вопроса, вместо того, чтобы ответить на него, или простого или подразумеваемого Манихеизма, практически отрицающего Божество в попытке оправдать его пути или его работу. Но такой Бог не есть Ведантная Сатчитананда. Сатчитананда Веданты есть одно существование без второго; все, что существует, есть Он. Далее, если зло и страдание существуют, то именно Он породил это зло и страдание в созданиях, в которых Он воплотил Себя. Тогда проблема полностью меняется. Вопрос уже более не заключается в том, как Бог дошел до того, что создал для Своих творений страдание и зло, которые невозможны в Нем самом, и поэтому Он к ним невосприимчив, а как пришло единственное и бесконечное Существование-Сознание-Блаженство к тому, что допустило в себя то, что не является блаженством, что кажется его позитивным отрицанием.

Половина моральной трудности -- трудности в той форме, на которую нет ответа -- исчезает. Она более не возникает, не может более быть поставлена. Жестокий по отношению к другим, я остаюсь невосприимчив к страданиям или даже разделяю их, выражая сожаления или принося запоздалые соболезнования -- это одно дело; но совсем другое дело -- это накладывать страдания на самого себя, будучи единым существованием. И все же этическое затруднение может вернуться в модифицированном виде; если ВсеВосторг неизбежно есть все-добро и все-любовь, то как могут зло и страдание существовать в Сатчитананде, если она является не механическим существованием, а свободным и сознательным бытием, свободным осудить и отвергнуть зло и страдание ? Мы должны увидеть, что такая постановка также ложна, поскольку она использует термины частных утверждений так, как если бы они были применимы к целому. Ведь представления о добре и любви, которые мы таким образом вносим в концепцию Все-Восторга, возникли из двойственного и отдельного представления вещей; эти представления полностью основываются на связях между отдельными созданиями, а мы продолжаем применять их к проблеме, стартующей, напротив, с предположения об Одном, кто есть все. Сначала мы должны увидеть, как проблема возникает или как она может быть решена в ее изначальной чистоте, на основе единства в различии; только затем сможем мы благополучно иметь дело с ее частями и следствиями, такими как отношения между созданиями на основе разделения и двойственности.

Мы должны уяснить, если мы обозреваем целое и при этом не ограничиваем себя человеческими трудностями и человеческой точкой зрения, что мы живем не в этическом мире. Попытка человеческого мышления приписать этическое значение всей Природе является одним из тех актов своенравного и упрямого само-заблуждения, одной из тех жалких попыток человеческого существа видеть самого себя, свое ограниченное привычное человеческое я во всех вещах и судить о них с той точки зрения, которую человек лично развил, что наиболее эффективно препятствует ему обрести реальное знание и полное видение. Материальная Природа не является этической; закон, управляющий ею, представляет собой согласование фиксированных привычек, не ведающих о добре и зле, а ведающих лишь о силе, которая создает, упорядочивает и сохраняет, силе, возмущающей и беспристрастно разрушающей, действует вне этики, в соответствии с сокрытой в ней Волей, в соответствии с безмолвным удовлетворением той Воли в ее собственных само-образованиях и само-растворениях. Животная или Витальная Природа также вне этики, хотя в ходе своей эволюции она и предоставляет тот грубый материал, из которого высшее млекопитающее развивает этический импульс. Мы не обвиняем тигра за то, что он хищник и пожирает свою добычу, как не обвиняем мы шторм за то, что он разрушает, или огонь за то, что он сжигает и убивает; а также сознательная сила в шторме, огне или тигре не обвиняет или оправдывает себя. Осуждение и оправдание, или, скорее, само-осуждение и само-оправдание есть начало истинной этики. Когда мы осуждаем других, не применяя тот же закон к себе, то не имеем дела с истинно этическим правосудием, а только применяем язык этики к возникшему в нас эмоциональному импульсу отвращения или антипатии к тому, что расстроило нас или нанесло нам вред.

Это отвращение или антипатия есть зарождение этики, но это еще не этика. Страх оленя перед тигром, ярость сильного животного, направленная на нападающего, является витальным отвращением индивидуального восторга существования от того, что угрожает ему. В ходе развития ментальности это отвращение утончается до неприятия, антипатии, неодобрения. Неодобрение того, что угрожает нам и наносит нам вред, одобрение того, что приятно нам и удовлетворяет нас, утончается до концепции добра и зла по отношению к индивиду, к сообществу, к другим, не нам, иным сообществам, и наконец, до общего принятия добра, общего неприятия зла. Но везде фундаментальная природа вещей остается той же самой. Человек жаждет само-выражения, само-развития, другими словами, прогрессирующей игры в себе сознательной силы существования; это -- его фундаментальный восторг. Все, что нарушает это само-выражение, само-развитие, удовлетворение развивающегося "я", является для него злом; все, что помогает, поддерживает, поднимает, возвышает, облагораживает, есть его добро. Единственно, его концепция само-развития меняется, становится выше и шире, начинает превосходить его ограниченную персональность, чтобы охватить других, включить все в свой охват.

Иными словами, этика -- это стадия в эволюции. То, что является общим для всех стадий, есть непреодолимое стремление Сатчитананды к само-выражению. Это побуждение поначалу не-этическое, затем инфра-этическое в животных, потом даже противо-этическое в думающем животном, поскольку оно позволяет нам одобрять вред, наносимый другим -- то, что мы не приемлем по отношению к самим себе. В этом отношении человек сейчас только полу-этичен. И точно так, как все ниже нас является инфра-этическим, также может статься, что то место, которого мы естественным образом достигнем, место, являющееся супра-этическим, вовсе не нуждается в этике. Этический импульс и позиция, столь важные для человечества, являются инструментами, посредством которых оно в борьбе выбирается из низшей гармонии и всеобщности, базирующихся на несознании и разбитых Жизнью на индивидуальные разногласия, выбирается к высшей гармонии и всеобщности, основывающихся на сознательном тождестве со всем существованием. При достижении той цели эти средства более не будут необходимыми или даже возможными, поскольку качества и противостояния, от которых они зависят, будут естественным образом растворены и исчезнут в окончательном примирении.

Следовательно, если этическая точка зрения применима только ко вре'менному, хотя совершенно важному переходу от одной всеобщности к другой, то мы не можем использовать ее для полного решения проблемы вселенной, а можем только допустить ее как один элемент в том решении. Сделать иначе -- значит подвергнуться опасности фальсификации все факты вселенной, весь смысл эволюции за нами и за пределами нас с той лишь целью, чтобы подстроиться под вре'менный взгляд и полу-развитое видение полезности вещей. Мир имеет три уровня: инфра-этический, этический и супра-этический. Мы должны найти то, что является общим для всех них; ведь только так сможем мы разрешить проблему.

То, что является общим для них, есть, как мы видели, удовлетворение сознательной силы существования, развивающейся в формах и ищущей свой восторг в этом развитии. Из того удовлетворения или восторга само-существования возникла сознательная сила; ведь это то, что нормально для нее, к чему она тянется, что составляет ее базу; но она ищет новые формы, и в этом переходе к высшим формам вмешиваются явления боли и страдания, кажущиеся противоречащими фундаментальной природе ее бытия. Единственно это составляет корень проблемы.

Как мы можем решить ее ? Должны ли мы сказать, что Сатчитананда -- это не начало и конец вещей, а началом и концом вещей является Ничто, беспристрастная пустыня, ничего собой не представляющая, но содержащая в себе все возможности существования или не-существования, сознания или не-сознания, восторга или невосторга ? Мы можем придерживаться этой точки зрения, если нам угодно; тогда, хотя мы и стремились объяснить все, но в действительности не объяснили ничего, а всего лишь включили все. Ничто, наполненное всеми потенциальностями, есть наиболее полное из возможных противостояние выражений и вещей, и поэтому мы всего лишь объяснили меньшее противоречие при помощи бо'льшего, доведя само-противоречие вещей до его максимума. Ничто есть пустыня, где не может быть никаких потенциальностей; безучастная неопределенность всех потенциальностей есть Хаос, и все, что мы проделали -- это поместили Хаос в Пустыню, не объяснив того, как он там оказался. Поэтому давайте вернемся к нашей первоначальной концепции Сатчитананды и посмотрим, возможно ли более полное решение на том основании.

Прежде всего, мы должны уяснить себе, что точно также, как когда мы говорим о вселенском сознании, то имеем в виду нечто отличное от пробужденного ментального сознания человеческого существа, нечто более сущностное и более широкое, чем оно, то точно также, когда мы говорим о вселенском восторге существования, мы подразумеваем нечто отличное от обычного эмоционального и чувственного удовольствия индивидуального человеческого создания, нечто более сущностное и более широкое, чем оно. Удовольствие, радость и восторг в том смысле, в каком человек употребляет эти слова, являются ограниченными преходящими движениями, зависящими от определенных привычных обстоятельств и возникают, как и их противоположности -- боль и печаль, которые равным образом являются ограниченными и преходящими движениями, из основания иного, нежели они сами. Восторг существования универсален, беспределен и само-существует, не зависит от каких-либо особенных обстоятельств, это основа всех основ, из которой возникают удовольствие, боль и другие более нейтральные переживания. Когда восторг бытия стремится реализовать себя в качестве восторга становления, он прибегает к движению силы и сам принимает различные формы движения, позитивными и негативными течениями которого являются удовольствие и боль. Будучи подсознательным в Материи и сверхсознательным за пределами Разума, этот восторг стремится реализовать себя в Разуме и Жизни посредством появления в становлении, в нарастающем само-сознании движения. Его первые явления двойственны и нечисты, движутся между полюсами удовольствия и боли, но его цель заключается в само-раскрытии в чистоте верховного восторга бытия, само-существующего и не зависящего от объектов и обстоятельств. Точно так, как Сатчитананда движется по направлению к реализации вселенского существования в индивидуальном и реализации превышающего формы сознания в форме тела и разума, она также движется к реализации вселенского, само-существующего и беспредметного восторга в потоке частных переживаний и целей. Те цели мы сейчас преследуем как побудительные причины преходящего удовольствия и удовлетворения; будучи свободными, обладающими своим настоящим "я", мы не будем искать их, а будем обладать ими скорее как отражениями, а не как причинами восторга, который существует вечно.

В эгоистическом человеческом существе, ментальной личности, вышедшей из тусклой оболочки материи, восторг существования нейтрален, полу-сокрыт, все еще находится в тени подсознательного, подобно почве, орошенной желаниями, и густо усеянной буйной порослью ядовитых сорняков и не менее густо -- ядовитыми цветами, болью и удовольствием нашего эгоистического существования. Когда божественная сознательная сила, тайно работающая в нас, поглотит эти ростки желания, когда в образах Риг Веды огонь Бога сожжет подошвы земли, тогда то, что сокрыто в корнях боли и удовольствия, их причина и тайное бытие, жизненный сок восторга в них, вольются в новые формы -- не желания, а само-существующего удовлетворения, которое заменит смертное удовольствие Бессмертным экстазом. И эта трансформация возможна, поскольку эти ростки чувства и эмоции находятся в сущностном бытии, боль не в меньшей степени, чем удовольствие, в сущностном бытии того восторга существования, к которому они стремятся, но которого они не могут обнаружить -- не могут вследствии разделения, эгоизма и неведения о настоящем я.

Глава XII

    ВОСТОРГ СУЩЕСТВОВАНИЯ: РЕШЕНИЕ

                        Имя ему   есть  Восторг;  как Восторгу
                    должны мы Ему поклоняться и искать Его.
                                        Кена Упанишада (IV.6.)

В этом представлении о неотъемлимом базисном восторге существования, по отношению к которому все внешние или поверхностные ощущения являются позитивной, негативной или нейтральной игрой, волнами и вздымающейся пеной тех бесконечных глубин, мы приходим к верному разрешению исследуемой проблемы. Настоящим "я" вещей является бесконечное неделимое существование; сущностной природой или мощью того существования является бесконечная непреходящая сила само-сознательного бытия; и сущностной природой или само-знанием того само-сознания является, снова, бесконечный неотъемлимый восторг бытия. В бесформенности и во всех формах, в вечном осознании бесконечного и неделимого бытия и в многообразных явлениях конечного разделения это само-существование на вечно сохраняет свой само-восторг. Подобно тому, как наша душа, освобождаясь от бремени собственных поверхностных привычек и частной моды само-сознательного существования, открывает в кажущейся несознательной Материи ту бесконечную Сознательную Силу, неизменную, недвижимую, вынашивающую мир, также она приходит к открытию в кажущейся неощущающей Материи бесконечность сознательного Восторга, непоколебимого, экстатического, все-охватывающего, и настраивается на него. Этот восторг есть ее собственный восторг, это "я" есть ее собственное "я" во всем; но для нашего обычного взгляда на "я" и вещи, для взгляда, который пробудился и только скользит по поверхности, это остается сокрытым, глубоко зарытым, подсознательным. И подобно тому, как восторг находится внутри всех форм, также он внутри всех переживаний, будь то приятных или болезненных, будь то нейтральных. Там он также сокрыт, глубоко зарыт, подсознателен, но именно он дает возможность вещам удерживаться в существовании и побуждает их к этому. Это -причина того цепляния за существование, той непреодолимой воли-быть, витально транслирующейся как инстинкт само-сохранения, физически -- как нерушимость материи, ментально -- как чувство бессмертия; это та причина, которая проводит формирующееся существование через все фазы само-развития, и по отношению к которой даже встречающийся импульс само-разрушения является только обратной формой, притяжением к другому состоянию бытия и, как следствие, отторжением от текущего состояния бытия. Восторг есть существование, Восторг есть тайна творения, Восторг есть корень рождения, Восторг есть причина, удерживающая в существовании, Восторг есть конец рождения и то, во что творение уходит. "Из Ананды", -- говорят Упанишады, -- "все существующее рождено, благодаря Ананде оно остается в бытии и растет, в Ананду все уходит".

Когда мы взглянем на три этих аспекта сущностного Бытия, в действительности единого, триединого для нашего ментального взгляда и разделенного только в видимости, в явлениях делящего сознания, тогда сможем расставить по своим местам расходящиеся формулы древних философий, так что они объединятся и станут одним, избавившись от своей вековой противоречивости. Ведь если мы рассматриваем мировое существование лишь в его видимости и только в его связи с чистым, бесконечным, неделимым, неизменным Существованием, то склонны рассматривать его, описывать его и представлять его себе как Майю. Майя в своем первоначальном смысле означала всеобъемлющее и все-вмещающее сознание, способное охватывать, вымерять и ограничивать, а потому формирующее сознание; Майя -- это именно то, что очерчивает, распределяет, создает формы в бесформенном, вносит психологию и создает ощущение познаваемости Непознаваемого, вносит геометрию и создает ощущение измеримости беспредельного. Позднее мир отошел от этого изначального смысла знания, умения, интеллекта, подхватив уничижительный смысл ловкачества, подделки или иллюзии, и именно в образе очарования или иллюзии Майя используется в философских системах.

Мир есть Майя. Мир отнюдь не нереален в том смысле, что он не существует ни под каким видом; ибо даже если мир был бы только сном "я", то он все же существовал бы в Нем как его сон, реальный для Него в том виде, в каком он есть, даже если в конечном итоге он был бы нереален. А также не должны мы говорить, что мир нереален в том смысле, что не обладает каким-либо вечным существованием; ведь хотя частные миры и частные формы могут физически растворяться и ментально возвращаться из сознания проявления в не-проявление, и в действительности так и происходит, все же Форма в себе, Мир в себе -- вечны. Из не-манифестации они неизбежно возвращаются в манифестацию; они имеют вечную возвращаемость, если не вечное постоянство, вечную неизменность в конечной цели и в основании вкупе с вечной изменчивостью в аспекте и видимости. А также мы нисколько не можем быть уверенными в том, что когда-либо был или будет период во Времени, когда ни форма вселенной, ни игра бытия не будут представлены в вечном Сознательном Бытии, а только мы имеем интуитивное восприятие, что мир, каким мы его знаем, мог и действительно возник из Того и вечно в Него возвращается.

Все же мир есть Майя, поскольку он не является сущностной истиной бесконечного существования, а является лишь порождением само-сознательного бытия -- не творением в пустыне, не созданием в ничто и из ничего, а творением в вечной Истине и из вечной Истины того Само-бытия; содержащим его, его началом и его субстанцией является сущностное, реальное Существование, формы мира являются изменчивыми образованиями Того для Его собственного сознательного восприятия, являются образованиями, определяемыми Его собственной созидательной сознательной силой. Формы могут проявляться, могут не проявляться, могут проявляться по-иному. Поэтому мы можем, если захотим, назвать их иллюзиями бесконечного сознания, и таким образом дерзко отбросить тень нашего ментального ощущения подчинения ошибке и немощи на то, что, будучи более великим, чем Разум, превыше подчинения лжи и иллюзии. Но, видя, что сущностью и субстанцией Существования является не ложь, и что все ошибки и деформации нашего разделенного сознания представляют некую истину неделимого само-сознательного Существования, мы можем только сказать, что мир не есть сущностная истина Того, что мир -- это феноменальная истина Его свободной множественности и бесконечной поверхностной изменчивости, а не истина Его фундаментального и неизменного Единства.

Если, с другой стороны, мы смотрим на мировое существование только в связи с сознанием и в связи с силой сознания, то можем рассматривать, описать и представить мир как движение Силы, подчиняющейся некой сокрытой воле или же, некоторой необходимости, наложенной на него самим существованием Сознания, которое обладает им. Следовательно, мир -- это игра Пракрити, исполняющей Силы, затеянная для удовлетворения Пуруши, рассматривающего и наслаждающегося Сознательным Бытием, или мир -это игра Пуруши, отражающаяся в движениях Силы, с которыми Он отождествляется. Следовательно, мир -- это игра Матери вещей, движимой с тем, чтобы бросить Себя навечно в бесконечные формы и жаждущей вечно изливающихся переживаний.

Опять же, если мы смотрим на мировое существование во взаимосвязи с само-восторгом вечно существующего бытия, то можем рассматривать, описывать и представлять его как Лилю, игру, радость ребенка, радость поэта, радость актера, радость конструктора Души вещей, игру вечно юную, навечно неистощимую, творящую и воспроизводящую Его в Нем Самом ради тонкого блаженства того само-созидания, того само-представления -- Сам -- игра, Сам -- игрок, Сам -- игровое поле. Эти три обобщения игры существования, три обобщения, сделанные в связи с вечной и стабильной, неизменной Сатчитанандой, и стартующие с трех концепций: Майи, Пракрити и Лили и представляющиеся в наших философских системах как противоречащие друг другу философские подходы, в действительности совершенно согласуются друг с другом, дополняют друг друга и необходимы в их тотальности для интегрального взгляда на мир. Мир, частью которого мы являемся, на первый взгляд кажется движением Силы; но та Сила, когда мы проникаем за ее видимости, оказывается постоянным и все же изменчивым ритмом созидательного сознания, бросающего, проецирующего в себя феноменальные истины собственного бесконечного и вечного бытия; и этот ритм в его сущности, причине и цели является игрой бесконечного восторга бытия, навечно занятого собственными бесчисленными само-представлениями. Этот тройной или триединый взгляд должен стать отправной точкой для всего нашего познания вселенной.

Следовательно, поскольку вечный и неизменный восторг бытия, выдвигаемый в бесконечный и изменчивый восторг становления, является корнем всей проблемы, то мы должны постичь одно неделимое сознательное Бытие за всеми нашими переживаниями, поддерживаемыми его неотделимым восторгом и вызываемыми его движениями в виде реакций удовольствия, боли и нейтрального безразличия в нашем чувственном опыте. Это наше настоящее я; ментальное существо, подчиненное тройной вибрации, может быть только представителем нашего настоящего "я", выдвинутым вперед в целях обретения того чувственного опыта вещей, который является первым ритмом нашего разделенного сознания в его отклике и реакции на множественные контакты вселенной. Это несовершенный отклик, путаный и сбивчивый ритм, подготавливающий полную и единую игру сознательного Бытия в нас и являющийся ее прилюдией; это не истинная и совершенная симфония, которую мы можем обрести, если когда-либо сможем войти в созвучие с Одним во всех вариациях и сможем настроить себя на абсолютный вселенский камертон.

Если этот взгляд верен, то определенные следствия не заставят себя долго ждать. Прежде всего, поскольку в наших глубинах мы сами и есть то Одно, поскольку в реальности нашего существа мы являемся неделимым Все-Сознанием и поэтому неотъемлимым Все-Блаженством, то деление нашего чувственного опыта на три составляющих: вибрации боли, удовольствия и безразличия может быть лишь поверхностной установкой, созданной той ограниченной частью, которая преобладает в нашем пробужденном сознании. За этой поверхностью должно скрываться нечто гораздо более обширное, более глубокое, более истинное, чем само поверхностное сознание -- что получает восторг равным образом во всех переживаниях; именно этот восторг скрыто поддерживает поверхностное ментальное существо и позволяет ему сохраняться в ходе всех работ, страданий и испытаний в бурном движении Становления. То, что мы называем собой -- это только дрожащий луч на поверхности; позади -- все обширное подсознательное, обширное сверхсознательное, извлекающее выгоду из этих поверхностных переживаний и накладывающее их на внешнее "я", которое выставляется как некоторого рода покрытие, чувствительное к контактам мира; оставаясь завуалированной, эта наша обширная часть принимает эти контакты и ассимилирует их, переводя в ценности более истинного, более глубокого, более умелого и созидательного опыта. Из своих глубин она возвращает их на поверхность в формах силы, качества, знания, побуждения, чьи корни мистичны для нас, поскольку наш разум движется и подрагивает на поверхности и не выучился концентрировать себя и жить в этих глубинах.

В нашей обыденной жизни эта истина сокрыта от нас или лишь слабо проблескивает временами, либо несовершенно удерживается и несовершенно постигается. Но если мы научимся жить внутри, то безошибочно будем пробуждены к этому присутствию восторга внутри нас, что есть наше более реальное "я", присутствие глубокое, спокойное, полное радости и могущественное, над которым мир не господин -- присутствие, являющееся если не Самим Господом, то сиянием Господа внутри. Мы осознаем его внутри, поддерживающего видимое и поверхностное "я" и помогающего ему, и улыбающегося над его удовольствиями и болями как над ошибками и увлечениями маленького ребенка. И если мы сможем отойти назад в себя и отождествиться не с нашим поверхностным переживанием, а с тем сияющим полусветом Божественного, сможем жить в этом состоянии по отношению к контактам мира, оставаясь в полном сознании позади удовольствий и болей тела, позади витального существа и разума, тогда сможем мы овладеть ими как переживаниями, чья природа, будучи поверхностной, не затрагивает наше центральное и настоящее существо и не накладывается на него. В образных Санскритских выражениях, существует анандамайя за маномайей, обширное Блаженство "я" за ограниченным ментальным "я", и последнее есть только теневой образ и искривленное отражение предыдущего. Истина о нас самих лежит внутри, а не на поверхности.

Опять же, тройная вибрация удовольствия, боли, безразличия, будучи приспособлением и результатом нашей несовершенной эволюции, не может нести в себе ни абсолютности, ни необходимости. На самом деле мы вовсе не обязаны отвечать на частный контакт частным откликом в виде удовольствия, боли или нейтральной реакции, это всего лишь сила привычки. Мы ощущаем удовольствие или боль при каком-либо частном контакте, потому что так сформировалась привычка нашей натуры, потому что так установилась постоянная связь между воспринимающим и контактом. В наших силах возвращать прямо противоположный отклик -- удовольствие, когда мы обычно чувствуем боль, боль -- когда мы обычно получаем удовольствие. И также в пределах наших возможностей приучить поверхностное существо возвращать вместо механических реакций удовольствия, боли и безразличия тот свободный отклик неотъемлимого восторга, являющийся постоянным переживанием истинного и обширного Блаженства "я" внутри нас. И это гораздо большее завоевание, еще более глубокое и более полное само-обладание, чем умиротворенное и открепленное восприятие в глубинах тех привычных реакций, которые происходят на поверхности. Ибо это более не будет простым принятием без подчинения, вынужденным согласием с несовершенными ценностями переживания, а это позволит нам преобразовать несовершенные ценности в совершенные, ложные ценности в истинные -- это постоянный, но подлинный восторг Духа в вещах, занимающий место двойственностей, переживаемых ментальным существом.

Нетрудно постичь эту чисто привычную относительность реакций удовольствия и боли в вещах разума. Нервное существо в нас, действительно, приучено к определенной фиксированности, ложному впечатлению абсолютности этих вещей. Для него победа, удача, награда, благое везение всех видов являются приятными вещами сами по себе, абсолютно, и должны вызывать радость подобно тому, как сахар должен быть сладким; поражение, падение, неприятность, разочарование, немилость, невезение всех видов являются неприятными вещами сами по себе, абсолютно, и должны вызывать горе подобно тому, как полынь вызывает горечь. Изменять эти отклики -- значит отклоняться от факта, это ненормально и болезненно; ведь нервное существо -- это вещь, покорная привычке и сама по себе являющаяся средством, изобретенным Природой для фиксированной неизменности реакции, одинаковости переживания, установленной схемы человеческих связей с жизнью. Ментальное существо, напротив, свободно, ведь оно является средством, изобретенным Природой для гибкости и изменчивости, для изменения и прогресса; оно подчинено лишь до тех пор, пока делает выбор остаться подчиненным, пребывать в рамках одной ментальной привычки в большей степени, чем в другой, или пока оно позволяет себе быть подавленным своим нервным инструментом. Ментальное существо не обязано горевать над поражениями, немилостью, потерями: оно может принимать эти вещи и вообще все вещи с совершенным безразличием; оно даже может встречать их с совершенным довольством. Поэтому человек обнаруживает, что чем больше он отказывается быть подавленным своими нервами и телом, чем больше он отходит от того, чтобы быть вовлеченным своими физическими и витальными частями, тем больше его свобода. Он становится господином своих откликов на контакты мира, и больше не остается рабом внешних толчков.

Труднее применить эту универсальную истину по отношению к физическому удовольствию и физической боли; ведь там само средоточие нервов и тела, центр и место того а нас, чья природа подчинена внешним контактам и внешнему давлению. Однако даже здесь мы получаем проблески истины. Мы видим это в том факте, что в соответствии с привычкой один и тот же физический контакт может либо приносить удовольствие, либо быть болезненным, и не только для различных индивидов, а для одного и того же индивида в различных условиях или на различных стадиях его развития. Мы видим это в том факте, что человек в период величайшего возбуждения или высокой экзальтации остается физически безразличным к боли или не осознает ее при контактах, которые в обычных условиях привели бы к серьезным мукам или страданиям. Во многих случаях страдание возвращается только тогда, когда нервы становятся способными утвердиться вновь и напомнить ментальности о ее привычной обязанности страдать. Но это возвращение привычной обязанности не является неизбежным; это только привычка. Мы видим, что в опытах по гипнозу гипнотизируемый не только может полностью забыть о чувстве боли при ранении или уколе, находясь в ненормальном состоянии, а с равным успехом он может быть удержан от того, чтобы к нему вернулась его привычная реакция страдания, когда он пробудится. Причина этого явления предельно проста; это происходит вследствие того, что гипнотизер временно приостанавливает действие привычного пробужденного сознания, являющегося рабом нервных привычек, и может воззвать к сублиминальному ментальному существу, скрытому в глубинах, внутреннему ментальному существу, являющемуся господином, если того пожелает, над нервами и телом. Но эта свобода, установленная при помощи гипноза ненормально, быстротечно, без истинного обладания, посредством чужой воли, может равным образом достигаться нормально, постепенно, с истинным обладанием, посредством собственной воли, так чтобы ментальное существо частично или полностью одержало бы победу над обычными нервными реакциями тела.

Боль разума и тела -- это приспособление Природы, скажем, Силы в ее работе, назначенное обслуживать определенную преходящую цель в ее направленной вверх эволюции. С точки зрения индивида мир является игрой и сложным сплетением толчков многочисленных сил. Посреди этой сложной игры индивид стоит как ограниченное сконструированное существо с ограниченным количеством силы, подверженное бесчисленным ударам, которые могут ранить, покалечить, разрушит или уничтожить конструкцию, которую он называет собой. Боль по своей нервной и физической природе является отвращением от опасного или пагубного контакта; это часть того, что Упанишады называют джугупса, сжатие ограниченного существа, уклоняющегося от того, что не является им самим и не созвучно ему или не находится с ним в гармонии, это его импульс само-защиты от "других". Это, с такой точки зрения, является указанием Природы на то, чего следует избегать или, если не полностью избегать, то исправлять. Такая реакция не приходила в бытие чисто физического мира до тех пор, пока жизнь не вошла в него; ведь до тех пор было достаточно механических методов. Это началось тогда, когда жизнь с ее хрупкостью и несовершенным обладанием Материей выступила на сцену; оно росло вместе с ростом Разума в жизни. Так будет продолжаться до тех пор, пока Разум ограничен в жизни и теле, которые он использует, зависит от них по части знаний и средств действия, подчинен их ограничениям и эгоистическим импульсам и целям, рожденными теми ограничениями. Но если и когда Разум в человеке сможет стать свободным, неэгоистичным, быть в гармонии со всеми другими существами и с игрой вселенских сил, тогда страдание будет все меньше использоваться, пока, наконец, не исчезнет причина его существования, и само страдание сможет удерживаться лишь как атавизм Природы, как привычка, которая пережила сроки ее использования, как упрямая живучесть низшего в еще несовершенной организации высшего. Окончательное устранение страдания явится существенной точкой в предначертанной победе души над подчиненностью Материи и над эгоистическим ограничением в Разуме.

Это устранение возможно, поскольку боль и удовольствие сами по себе являются потоками, один из которых несовершенный, а другой -- своенравный, но все же это потоки восторга существования. Причиной этого несовершенства и этого своенравия является само-деление существа в его сознании посредством отмеряющей и лимитирующей Майи и, как следствие, эгоистическое и фрагментарное, вместо универсального, восприятие контактов индивидом. Ибо вселенская душа во всех вещах и всех контактах вещей воспринимает сущность восторга, лучше всего описываемую Санскритским эстетическим термином раса, который означает сок или эссенцию вещи и одновременно ее вкус. Это происходит из-за того, что при контакте с вещью мы не ищем ее сущности, а лишь смотрим на то, в какой мере она затрагивает наши желания и опасения, наши пристрастия и сжатия, и поэтому горе и боль, несовершенное и преходящее удовольствие или безразличие, то есть, пустая неспособность охватить сущность, являются нам в качестве форм, принимаемых Расой. Если мы могли бы полностью быть беспристрастными в разуме и сердце и смогли бы наложить это открепление на нервное существо, то постепенное устранение этих несовершенных и своенравных форм Расы стало бы возможным, и нам бы стал доступен истинный сущностный вкус неотчуждаемого восторга существования во всех его вариациях. Мы подступаемся к этой возможности получать варьирующийся, однако универсальный восторг в эстетическом восприятии вещей в образах Искусства и Поэзии, так что мы наслаждаемся там Расой или вкусом печального, грозного, даже ужасного или отвратительного (* В Санскритской Риторике они называются каруна, бхайянака и бибхатса Расы.); и причина этого кроется в том, что мы откреплены, беспристрастны, помышляем не о себе или само-защите (джугупса), а только о вещи и ее сущности. Разумеется, это эстетическое восприятие контактов не является точным образом или отражением чистого восторга, который супраментален и супра-этичен; ибо супраментальное восприятие устраняет печаль, страх, ужас и отвращение вместе с их причиной, тогда как эстетическое допускает их: однако оно частично и несовершенно представляет одну из стадий постепенного проявления восторга вселенской Души в вещах и позволяет одной из частей нашей природы открепляться от эгоистического ощущения и занимать ту универсальную позицию, через которую одна Душа видит гармонию и красоту там, где мы как разделенные существа испытываем скорее хаос и разногласие. Полное освобождение может придти к нам только при аналогичного освобождении всех наших частей, благодаря универсальной эстетики, универсальной позиции знания, универсального открепления от всех вещей и все же благодаря симпатии ко всему в нашем нервном и эмоциональном существе.

Поскольку природа страдания заключается в неспособности сознания-силы в нас встречать удары существования и следующие за ними сокращения и сужения, и поскольку корни страдания заключены в неровности той воспринимающей и захватывающей силы из-за нашего само-ограничения, вызванного эгоизмом, вследствие неведения нашего истинного "я", Сатчитананды, то устранение страдания должно начаться с замены джугупсы, сокращения и сужения, на титикшу, встречу лицом к лицу, стойкость и покорение всех ударов существования; благодаря этой стойкости и покорению мы придем к ровности, которая может быть либо равной беспристрастностью ко всем контактам, либо равным довольством всеми контактами; и, в свою очередь, эта ровность должна найти прочное основание для замены эго-сознания, радующегося и страдающего, на сознание Сатчитананды, являющееся Все-Блаженством. Сознание Сатчитананды может подняться над вселенной и стоять поодаль от нее, и можно достичь этого состояния отдаленного Блаженства путем равного беспристрастия; это аскетический путь. Либо сознание Сатчитананды может быть одновременно трансцендентным и вселенским, и можно достичь этого состояния присутствующего и все-охватывающего Блаженства путем сдачи и потери эго в универсальном и в обладании все-пропитывающим равным восторгом; это путь древних Ведантных мудрецов. Но первым прямым и естественным результатом само-дисциплины души обычно является лишь нейтральность по отношению к несовершенным касаниям удовольствия и упорствующим касаниям боли, а переход к равному восторгу может произойти только позднее. Прямая трансформация тройной вибрации в Ананду возможна, но не так легко достижима для человеческого существа.

Таков взгляд на вселенную, возникающий из интегрального Ведантного утверждения. Бесконечное, неделимое существование все-блаженное в своем чистом само-сознании выдвигается из своей фундаментальной чистоты в разнообразную игру Силы сознания, в движение Пракрити, являющееся игрой Майи. Восторг существования поначалу само-собран, абсорбирован, подсознателен в базисе физической вселенной; затем он всплывает в величайшей массе нейтрального движения, что еще не является тем, что мы называем ощущением; далее он всплывает с ростом разума и эго в виде тройной вибрации боли, удовольствия и безразличия, вибрации, возникающей из-за ограниченности силы сознания в форме и из-за подверженности этой формы ударам вселенской Силы, которую она находит чуждой себе и не гармонирующей с ее собственными мерами и стандартами; наконец, полная Сатчитананда сознательно всплывает в своих творениях благодаря универсальности, ровности, само-обладанию и покорению Природы. Это курс и движение мира.

Если спросить, почему Одно Существование должно получать восторг в таком движении, то ответ найдется в том факте, что все возможности внутренне присущи Его бесконечности, и что восторг существования -- в его меняющемся становлении, а не в неизменном бытии, -- заключается в точности в разнообразной реализации его возможностей. И эта возможность, вырабатываемая здесь во вселенной, частью которой мы являемся, начинается с сокрытия Сатчитананды в том, что кажется ее собственной противоположностью, и с ее само-обнаружения даже среди этих противоположностей. Бесконечное бытие теряет себя в видимости не-бытия и возникает в видимости конечной Души; бесконечное сознание теряет себя в видимости обширного неопределенного несознания и возникает в видимости поверхностного ограниченного сознания; бесконечная само-поддерживающая Сила теряет себя в видимости хаоса атомов и возникает в видимости ненадежного баланса мира; бесконечный Восторг теряет себя в видимости нечувствительной Материи и возникает в видимости диссонирующего ритма варьирующейся боли, удовольствия и нейтрального чувства, любви, ненависти и безразличия; бесконечное единство теряет себя в видимости хаоса множественности и возникает в диссонансе сил и существ, стремящихся восстановить единство путем обладания, растворения и взаимного поглощения. В этом творении должна появиться настоящая Сатчитананда. Человек, индивид должен появиться и жить как вселенское существо; его ограниченное ментальное сознание должно расшириться до сверхсознательного единства, в котором каждое объемлит все; его узкое сердце должно научиться бесконечному охвату и должно заменить свои страсти и разногласия на вселенскую любовь, его ограниченное витальное существо должно обрести ровность по отношению ко всем встряскам вселенной, обрушивающихся на него, и должно стать способным к вселенскому восторгу; само его физическое существо должно узнать себя не как отделенную сущность, а как единое с целостным течением неделимой Силы, содержащейся во всех вещах; вся его природа должна индивидуально воспроизвести единство, гармонию, тождество-во-всем верховного Существования-Сознания-Блаженства.

Во всей этой игре сокрытая реальность предстает всегда одним и тем же восторгом существования, -- одинаковым как в восторге подсознательного сна до возникновения индивида, так и в восторге борьбы и во всех вариациях, превратностях, искажениях, превращениях, обращениях усилия в поисках себя в путанице полу-сознательной грезы, в центре которой стоит индивид, так и в восторге вечного сверхсознательного само-обладания, до которого индивид должен пробудиться и стать одним с неделимой Сатчитанандой. Это игра Одного, Господа, Всего, как она раскрывает себя нашему освобожденному и освещенному знанию с понятийной точки зрения на эту материальную вселенную.

Глава XIII

    БОЖЕСТВЕННАЯ МАЙЯ

                        Именами Господа и ее именами они прида-
                    ли форму и отмерили силу Матери Света;  вы-
                    тягивая ниточку могущества за ниточкой  мо-
                    гущества  той  Силы как мантии,  властелины
                    Майи вылипили Форму в этом Бытии.
                        Мастера Майи формировали все при помощи
                    Его Майи;  Отцы, имеющие божественное виде-
                    ние, поместили Его внутри как ребенка,  ко-
                    торый должен родиться.
                        Риг Веда (III.38.7; IX.83.3.)

Существование, действующее и творящее мощью и из чистого восторга своего сознательного бытия есть реальность, которой мы являемся, "я" всех наших мод и расположений, причина, предмет и цель всего нашего делания, становления и творчества, как например, поэт, артист или музыкант, в действительности не делает ничего, а лишь развивает некоторую потенциальность своего непроявленного "я", доводя ее до проявленной формы, и как, например, мыслитель, государственный деятель, механист только привносит в форму вещей то, что было сокрыто в нем самом, было им, все еще остается им, будучи брошенным в форму, так что эта реализовавшаяся потенциальность существует одновременно и в мире, и в Вечном. Все творение или становление есть ни что иное, как это само-проявление. Из семени развивается то, что уже было заложено в семени, пред-существовало в бытии, предначертано в воли становления, запланировано в восторге становления. Первозданная плазма несла в себе, в силе бытия результирующий организм. Ибо всегда именно та сокрытая, нагруженная, само-знающая сила трудится под воздействием собственного неудержимого импульса для того, чтобы проявить форму, которой она заряжена. И только индивид, созидающий или развивающий из себя, делает различие между собой, силой, работающей в нем, и материалом, в котором он работает. В действительности эта сила есть он сам, индивидуализированное сознание, которое он проводит в жизнь, есть он сам, материал, который он использует, есть он сам, итоговая форма есть он сам. Другими словами, именно одно существование, одна сила, один восторг бытия концентрирует себя в различных точках, говорит каждой "Это есть я" и работает в них посредством разнообразной игры само-силы ради разнообразной игры само-формирования.

То, что Сатчитананда создает -- это она сама и не может быть ничем, кроме нее самой; она вырабатывает игру, ритм, развитие собственного существования, силу сознания и восторг бытия. Поэтому все, что приходит в мир, не ищет ничего, кроме этого, кроме того, чтобы быть, достичь назначенной формы, расширить свое само-существование до этой формы, развить, проявить, увеличить, бесконечно реализовать сознание и мощь, заключенные в нем, получить восторг прихода в манифестацию, восторг формы бытия, восторг ритма сознания, восторг игры силы, и чтобы возвеличить и усовершенствовать тот восторг любыми доступными средствами, во всех направлениях, посредством какого угодно представления о себе, которое может быть ему внушено Существованием, Сознанием-Силой, Восторгом, активным внутри его глубочайшего существа.

И если существует какая-либо цель, какая-либо завершенность, к которой стремятся вещи, то это может быть лишь завершенность, -- в индивидуальном и в целом, которое составляют индивиды, -- его само-существования, его мощности и сознания, и его восторга бытия. Но такая завершенность невозможна в индивидуальном сознании, сконцентрированном в пределах индивидуального образования; абсолютная завершенность невозможна в конечном, поскольку ей чуждо само-представление конечного. Поэтому единственно возможная конечная цель -- это возникновение бесконечного сознания в индивиде; в этом заключается его восстановление истины о себе посредством само-знания и само-реализации, истины Бесконечного в бытии, Бесконечного в сознании, Бесконечного в восторге, обретенных вновь в качестве собственного "я" и Реальности, по отношению к которой конечное является лишь маской и инструментом разнообразного выражения.

Таким образом, исходя из самой природы мировой игры, как она была реализована Сатчитанандой в обширности Его существования, расширенного как Пространство и Время, должны мы постичь сначала инволюцию и само-погружение сознательного бытия в плотность и бесконечную делимость субстанции, ведь иначе была бы невозможной любая конечная вариация; затем мы должны постичь всплытие само-заключенной силы в бытие формы, живое существо, думающее существо; и наконец, должны мы постичь освобождение сформировавшегося думающего существа в свободную реализацию его одного как Одного и Бесконечного в мировой игре, и путем этого освобождения его возвращение к неограниченному существованию-сознанию-блаженству, которым оно является даже сейчас, хотя и тайно, но реально и вечно. Это тройное движение является цельным ключом к мировой загадке.

Именно это вмещает в себя и озаряет древняя и вечная истина Веданты, она подтверждает и раскрывает пред нами весь смысл современной и феноменальной истины эволюции во вселенной. И только так может обрести собственный полный смысл и оправдание современная истина об эволюции, являющаяся старой истиной Вселенной, последовательно развивающейся во Времени, старой истиной, смутно просматривающейся через изучение Силы и Материи, -- она может сделать это посредством озарения себя Светом древней и вечной истины, доходящей до нас из Писаний Веданты. Мировая мысль уже поворачивается к этому взаимному само-открытию и само-озарению благодаря слиянию старого Восточного и нового Западного знания.

Все же, когда мы нашли, что все вещи суть Сатчитананда, мы еще не объяснили всего. Мы знаем Реальность вселенной, но еще не знаем процесс, посредством которого та Реальность превратила себя в это явление. У нас есть ключ к разгадке, но нам еще нужно найти замок, в котором этот ключ повернуть. Ибо это Существование, Сознательная Сила, Восторг не работают напрямую или с самодержавной безответственностью подобно волшебнику, строящему миры и вселенные простым заклинанием. Мы постигаем процесс, мы познаем Закон.

Верно, что этот Закон кажется сводящимся к равновесию играющих сил и к определенности той игры согласно фиксированным правилам -- посредством случайности в развитии и привычки реализованной в прошлом энергии. Но эта видимая и вторичная истина кажется нам окончательной лишь до тех пор, пока мы воспринимаем единственно Силу. Когда мы постигаем, что Сила является само-выражением Существования, наше восприятие ограничено тем, что определенный образ действия Силы соответствует некоторой само-истине того Существования, которое управляет и определяет свой ход и свое назначение. И поскольку сознание составляет природу первозданного Существования и сущность его Силы, то этой истиной должно быть само-восприятие в Сознательном Бытии, и этот определенный образ действия Силы должен проистекать из мощности само-направляемого знания, внутренне присущего Сознанию, мощности, позволяющей Сознанию направлять собственную Силу неуклонно по логической линии изначального само-восприятия. Следовательно, именно само-определяемая мощь во вселенском сознании, способность в само-осознании бесконечного существования воспринять определенную Истину в себе и направить свою силу творения по линии той Истины, руководили космическим проявлением.

Но почему должны мы предполагать какую бы то ни было специальную мощь или способность в качестве посредника между самим бесконечным Сознанием и результатом его работы ? Почему бы этому Само-осознанию Бесконечной сферы не творить свободно формы, которые затем оставались бы в игре до тех пор, пока не было бы произнесено заклинание, повелевающее им исчезнуть -- в точности так, как древнее Семитское откровение говорит нам: "Бог сказал, Да будет Свет, и явился Свет" ? Но когда мы говорим "Бог сказал, Да будет Свет", то предполагаем акт мощи сознания, который устанавливает свет везде, где не было света; и когда мы говорим "и явился Свет", то подразумеваем направляющую способность, активную мощность, соответствующую первозданной воспринимающей мощи, которая привносит явление и, вырабатывая Свет в соответствии с линией изначального восприятия, предохраняет это явление от подавления всеми бесконечными возможностями, отличными от него. Бесконечное сознание в своем бесконечном действии может приносить лишь бесконечные результаты; для того, чтобы обосновать фиксированную Истину или порядок истин и построить мир в согласованности с тем, что фиксировано, требуется избирательная способность знания, уполномоченная формировать конечную видимость из бесконечной Реальности.

Эта мощь была известна Ведантным провидцам под именем Майи. Майя означала для них мощность бесконечного сознания охватывать, содержать в себе и вымерять, можно сказать, формировать -- ибо форма есть разграничение -- Имя и Форму из обширной неограниченной Истины бесконечного существования. Именно благодаря Майи статичная истина сущностного бытия становится назначенной истиной активного бытия -- или, в переводе на метафизический язык, из верховного бытия, в котором все существует без барьера разделяющего сознания, возникает феноменальное бытие, в котором все существует в каждом, и каждое существует во всем, возникает ради игры существования с существованием, сознания с сознанием, силы с силой, восторга с восторгом. Эта игра всего в каждом и каждого во всем поначалу сокрыта от нас ментальной игрой или иллюзией Майи, которая убеждает каждого, что он во всем, но не все в нем, и что он во всем как отдельное существо, а не как существо, всегда составляющее неделимое целое с остальным существованием. Затем мы должны выйти из этой ошибки в супраментальную игру или ту истину Майи, где "каждое" и "все" сосуществуют в неделимом единстве одной истины и множественного символа. Низшая ментальная Майя, вводящая сейчас в заблуждение, должна сначала быть охвачена, затем превзойдена; ведь именно игра Бога с разделением, темнотой и ограничением, желанием, раздором и страданием, игра, в которой он подчиняет Себя Силе, вышла из него, и в этой игре Он Сам затемняется из-за тусклых ее страданий. Та другая Майя, сокрытая этой ментальной Майей, должна сначала оставаться без внимания, а затем быть воспринята; ведь ради игры Бога, игры бесконечностей существования, великолепия знания, триумфа господней силы и экстаза любви, неограниченной там, где Он всплывает из опоры на Силу, замещает низшую игру на высшую и исполняется в ней освещенным -- ради этого Майя поначалу из него вышла.

Это различие между низшей и высшей Майей является той связью в мышлении и в космическом Факте, которую упустили пессимистические и иллюзионистские философии или которой они пренебрегли. Для них ментальная Майя, или возможно, Надразум, является творцом мира, и мир, созданный ментальной Майей, в действительности был бы необъяснимым парадоксом и фиксированным и все же плывучим кошмаром сознательного существования, которое не могло бы классифицироваться ни как иллюзия, ни как реальность. Мы должны увидеть, что разум -- это только посредник между созидающим управляющим знанием и душой, заточенной в своей работе. Сатчитананда, вовлеченная одним из Его низших движений в само-забывающее поглощение Силы, потерянной в форме ее собственной работы, возвращается к Нему из само-забвения; Разум -- это всего лишь один из Его инструментов в нисхождении и восхождении. Разум является инструментом нисходящего творения, а не тайным творцом, -- переходной ступенью в восхождении, а не нашим высшим изначальным источником и не законченным выражением космического существования.

Философии, считающие единственно Разум творцом миров или принимающие некий первичный принцип вместе с Разумом, считая при этом Разум единственным посредником между этим принципом и формами вселенной, могут быть разделены на чисто ноуменалистические и идеалистические. Чистые ноуменалисты признают в космосе только работу Разума, Мысли, Идеи: но Идея может быть совершенно произвольной и не иметь сущностной связи с какой-либо реальной Истиной существования; или такая Истина, если она существует, может считаться простым Абсолютом, стоящим поодаль от мира связей и несовместимым с ним. Идеалистическая интерпретация предполагает некую связь между Истиной позади и порожденным явлением впереди, связь, которая не является попросту антиномией или противостоянием. Точка зрения, которую "я" представляю, идет еще дальше в сторону идеализма; она прозревает созидательную Идею как Реальность-Идею, скажем, как мощность Сознательной Силы, выражающей реальное бытие, как Идею, рожденную из реального бытия и составляющую с ним одну природу и не являющуюся ни дитем Пустыни, ни сочинительницей небылиц. Именно сознательная Реальность бросает себя в изменчивые формы собственной непреходящей и неизменной субстанции. Поэтому мир -- это не плод воображения во вселенском Разуме, а сознательное рождение того, что превосходит Разум, рождение в собственные формы. Истина сознательного бытия поддерживает эти формы и выражает себя в них, и знание, соответствующее истине, так выраженной, господствует как супраментальная Истина-Сознание (* "я" беру выражение из Риг Веды -- рта-чит, означающее сознание сущностной истины бытия (сатьям), организованной истины активного бытия (ртам) и обширное само-осознание (брхат), единственно в котором это сознание возможно.) организующая реальные идеи в совершенную гармонию, прежде чем они будут брошены в ментально-витально-материальную оболочку. Разум, Жизнь и Тело являются низшим сознанием и частичным выражением, которое стремится достичь в оболочке разнообразной эволюции того верховного выражения, уже существующего За-Разумом. То, что находится За-Разумом, есть идеал, который низшее сознание стремится реализовать в своих собственных условиях.

С нашей восходящей точки зрения мы можем сказать, что Реальность находится позади всего сущего; она выражает себя на промежуточном уровне как Идеал, являющийся ее гармонизированной истиной; Идеал испускает феноменальную реальность изменчивого сознательного бытия, которое, неизбежно тянущееся к собственной сущностной Реальности, пытается в конечном итоге полностью восстановить Реальность либо посредством неистового скачка, либо естественным образом через выдвинутый вперед Идеал. Именно это и объясняет несовершенную реальность человеческого существования, как это видится Разуму, объясняет инстинктивное стремление в ментальном существе к совершенству, извечно находящемуся за пределами ментального существа, объясняет стремление к сокрытой гармонии Идеального и верховный импульс духа, нацеленного за пределы идеального к трансцендентному. Сами факты нашего сознания, его строение и его насущная потребность предполагают такой тройной порядок; они отрицают дуальный и непримиримый антитезис чистого Абсолюта и простой относительности.

Разума не достаточно для объяснения существования во вселенной. Бесконечное сознание должно сначала транслировать себя в бесконечную способность Знания или, как мы называем ее с нашей точки зрения, во всеведение. Но Разум не является ни даром знания, ни инструментом всеведения; он способен лишь искать знание, выражать знание лишь настолько, насколько он способен обрести его в определенных формах относительной мысли и использовать его для определенных возможностей действия. Даже если разум находит знание, то не получает его во владение; он только держит текущий счет золотых монет Истины -- не самой Истины -- в банке Памяти, снимая с этого счета сообразно со своими нуждами. Ведь Разум -- это тот, кто не знает, кто пытается узнать и кто не знает никогда, кроме как сквозь темное стекло. Это та мощь, которая интерпретирует истину вселенского существования ради практического использования определенного порядка вещей; это не та мощь, которая знает и направляет существование, а поэтому Разум не может быть мощью, которая создала или проявляет существование.

Но как можем мы вообразить бесконечный Разум, который был бы свободен от наших ограничений, который по крайней мере мог бы справиться с ролью творца вселенной ? Ведь такой Разум был бы нечто совершенно отличным от того определения разума, каким мы его знаем: он был бы нечто за пределами ментальности; он был бы супраментальной Истиной. Бесконечный Разум, составленный в терминах ментальности, какой мы ее знаем, смог бы породить лишь бесконечный хаос, беспрецендентное столкновение шансов, случайностей, превратностей, блуждающих к неопределенному концу, на который все это должно быть всегда неуверено нацелено. Бесконечный, всеведающий, всемогущий Разум был бы вовсе не разумом, а супраментальным знанием.

Разум, каким мы его знаем, является отражающим зеркалом, которое воспринимает представления или образы пред-существующей Истины или Факта, либо внешних по отношению к разуму, либо, по крайней мере, более широких, чем он сам. Он воспринимает от момента к моменту то явление, которое есть или которое было. Он обладает также способностью к конструированию в себе возможных образов, отличных от образов действительных фактов, представленных ему; то есть, он представляет себе не только явление, которое было, но и то, которое может быть: он не может, следует заметить, представить себе явление, которое наверняка будет, за исключением тех случаев, когда это явление будет несомненным повтором того, что есть или что было. Наконец, разум обладает способностью предвидеть новые модификации, которые он пытается создать из сопоставления того, что было и того, что может быть, из реализованной возможности и нереализованной, может предвидеть нечто, что иногда складывается более или менее точно, иногда не реализуется, а обычно обретает иные формы, чем им предсказанные, и приходит к иному концу, чем желаемый или предначертанный им.

Бесконечный Разум этого типа мог бы, возможно, сконструировать случайный космос конфликтующих возможностей, и он мог бы придать ему форму нечто непостоянного, нечто всегда преходящего, нечто вечно неопределенного в его дрейфе, ни реального, ни нереального, не обладающего определенным концом или целью, а обладающего только бесконечной последовательностью сиюминутно преследуемых целей, -- поскольку не существует никакой высшей направляющей мощи знания, -- ведущих в "никуда". Нигилизм, Иллюзионизм или какая-либо родственная философия являются только логическим выводом такого чистого ноуменализма. Так сконструированный космос был бы представлением или отражением некоторой вещи, которой он не является, и всегда в конечном итоге ложным представлением, искаженным отражением; все космическое существование явилось бы Разумом, силящимся полностью выработать свои фантазии, но не преуспевающим, поскольку эти фантазии лишены императивного базиса само-истины; подавленный и увлекаемый вперед потоком собственных прошлых энергий, он бы направлялся далее навечно неопределенно, без исхода, до тех пор или пока он не сможет либо умертвить самого себя, либо впасть в вечное успокоение. Отсюда исходят корни Нигилизма и Иллюзионизма, и поэтому единственной мудростью будет предположить, что наша человеческая ментальность или вообще что-либо подобное ей является представителем высочайшей космической силы и первозданного инициатора всей работы во вселенной.

Но в тот момент, когда в первозданной мощи знания мы обнаружим силу, более мощную, чем та, что представлена нашей человеческой ментальностью, то это представление о вселенной становится недостаточным и потому неверным. Оно содержит в себе некоторую часть истины, но это не вся истина. Оно отражает закон непосредственной видимости вселенной, а не закон ее изначальной истины и окончательного факта. Ибо мы воспринимаем позади деятельности Разума, Жизни и Тела нечто, что не захвачено потоком Силы, а само охватывает и контролирует его; нечто, что не рождено в мир, который оно стремится интерпретировать, а нечто, создавшее в своем бытии мир, о котором оно знает все; нечто, что не трудится вечно, чтобы сформировать из себя нечто иное, дрейфуя на подхватывающей его волне прошлых энергий, которые оно не может больше контролировать, а нечто, что уже имеет в своем сознании совершенную свою Форму и что постепенно раскрывает ее здесь. Мир выражает предвиденную Истину, подчиняется предопределенной Воле, реализует изначальное формирующее само-видение -- это растущий образ божественного творения.

Пока мы работает только через ментальность, управляемую видимостями, мы можем лишь предполагать имманентное "нечто за пределами и позади", или, в лучшем случае смутно ощущать это присутствие. Мы постигаем закон циклического прогресса и выводим из него вечно-нарастающее совершенство нечто того, что где-то пред-известно. Ведь везде мы видим Закон, основанный в само-бытии, и когда мы проникаем внутрь в саму причину процесса, то находим, что Закон является выражением врожденного знания, внутренне присущего существованию, выражающему себя, того знания, которая подразумевается в силе, выражающей его; и Закон, развиваемый Знанием, так чтобы позволить продвижение, подразумевает божественное видение цели, к которой движение направлено. Мы также видим, что наш рассудок стремится выбраться из беспомощного дрейфа нашей ментальности и встать над этим дрейфом, и мы постигаем, что Рассудок является только посланником, представителем или тенью величайшего сознания за пределами себя, которое не нуждается в рассуждении, поскольку оно есть все и знает все сущее. И затем мы можем придти к заключению, что этот источник Рассудка тождественен Знанию, которое действует в качестве Закона в мире. Это Знание определяет свой собственный закон полновластно, поскольку оно знает то, что было, что есть и что будет, и оно знает постольку, поскольку оно вечно и бесконечно познает себя. Бытие, являющееся бесконечным сознанием, бесконечное сознание, являющееся всемогущественной силой, когда оно творит мир -- скажем, гармонию себя -- свой объект сознания, становится охватываемым нашим мышлением как космическое существование, знающее свою собственную истину и реализующее в формах то, что оно знает.

Но только тогда, когда мы прекращаем рассуждать и идем вглубь себя, в ту таинственность, где активность разума успокоена, только тогда это другое сознание становится реально проявленным нам -- однако несовершенно, вследствии нашей долгой привычки ментальной реакции и ментального ограничения. Тогда мы сможем уверенно в растущем озарении узнать то, что мы неопределенно постигаем в тусклом и мерцающем свете Рассудка. Знание ждет, находясь за пределами разума и интеллектуальных рассуждений, коронованное в освещенной обширности неограничиваемого само-видения.

Глава XIV

    СВЕРХРАЗУМ КАК СОЗДАТЕЛЬ

                        Все вещи  суть  само-развертывание 
                        Божественного Знания.
                                       Вишну Пурана (II.12.39)

Принцип активной Воли и Знания, принцип, верховный по отношению к Разуму и творению миров является тогда промежуточной мощностью и состоянием бытия между тем обладанием Одного и этим потоком Множества. Этот принцип не полностью чужд нам; он не принадлежит единственно и непередаваемо Бытию, совершенно отличному от нас самих, или принадлежит состоянию существования, из которого мы мистически выброшены в рождение, но от которого мы также отторгнуты и в которое не можем возвратиться. Если этот принцип кажется нам находящимся на высотах, намного превышающих нас, то все же это высоты нашего собственного бытия, и мы можем к ним подступиться. Мы можем не только догадываться о той Истине и мельком ее увидеть, но и способны реализовать ее. Мы можем путем постепенного расширения или внезапного светлого само-превосхождения взобраться на эти вершины в незабываемые моменты или пребывать на них в течение часов или дней величайшего сверхчеловеческого переживания. Когда мы оттуда спустимся, то обнаружим двери сообщения, которые мы можем всегда держать открытыми или открывать их снова, даже если они должны быть постоянно закрыты. Но постоянное пребывание на этой последней и высочайшей вершине созданного и созидательного бытия является в конечном итоге верховным идеалом для эволюционирующего человеческого сознания, когда оно ищет не само-аннулирования, а само-совершенства. Ведь, как мы видели, это является изначальной Идеей и конечной гармонией и истиной, к которой возвращается наше постепенное само-выражение в мире, той истиной, которую предполагается достичь.

Все же, мы можем еще сомневаться, возможно ли, теперь или когда-либо, представить какое-либо описание этого состояния на языке, доступном человеческому интеллекту, или использовать каким-либо передаваемым или организованным образом его божественную деятельность для подъема человеческого знания и действия. Сомнение возникает не единственно из-за редкости или сомнительности какого-либо известного явления, которое выдало бы человеку деятельность этого божественного дарования, или из-за удаленности, которая отделяет это действие от опыта и проверяемого знания обычного человечества; оно также сильно поддерживается кажущимся противоречием, как в сущности, так и в операции, между человеческой ментальностью и божественным Сверхразумом.

И определенно, если это сознание не имело бы вообще никакой связи с разумом или с чем-либо в нашем ментальном существе, то было бы совершенно невозможно передать его на уровне наших человеческих представлений. Или, если в его природе было бы только видение знания и вовсе не динамическая мощь знания, то мы могли бы надеяться достичь при контакте с ним лишь блаженного состояния ментального озарения, а не величайшего света и мощи для работы мира. Но поскольку это сознание является творцом мира, то оно должно быть не только состоянием знания, а мощью знания, и не только Волей света и видения, но и Волей мощи и свершений. И поскольку Разум также создан им, то Разум должен быть разработкой путем ограничения этой первичной способности и этого посреднического действия верховного Сознания, и должен поэтому обладать способностью возвратного растворения себя в нем посредством обратного процесса расширения. Ибо Разум всегда должен быть тождественным по сущности со Сверхразумом и должен скрывать в себе потенциальность Сверхразума, каким бы отличающимся или даже противоречащим он не мог бы стать в его текущих формах и закрепленных модах работы. И отнюдь не иррациональной или бесполезной является попытка использовать методы сравнения и противопоставления для обретения некой цели Сверхразума с точки зрения и в терминах нашего интеллектуального знания. Идея, термины могут быть неадекватными, но все же служить перстом света, указующим нам путь вперед, по которому мы можем пройти хотя бы некоторое расстояние. Более того, Разум может подняться за пределы себя на определенные высоты или планы сознания, которые получают некоторый модифицированный свет или мощь супраментального сознания, и познать то в результате озарения, интуиции или прямого контакта или переживания, хотя жить в нем, видеть и действовать с него -- еще не стало победой, которая возможна для человечества.

И прежде всего мы можем сделать паузу и спросить себя, можно ли найти в прошлом некий свет, который повел бы нас в эти плохо-исследованные области. Нам нужно имя, нам нужна начальная точка. Ведь мы назвали это состояние сознания Сверхразумом; но это слово неоднозначно, поскольку оно может быть взято в смысле разума само-возвышенного и поднятого над обычной ментальностью, но не радикально измененного, или, напротив, может быть взято в смысле всего того, что находится за пределами разума, а потому подразумевает слишком расширенную необъятность, которая принесла бы с собой даже саму Невыразимость. Требуется дополнительное описание, которое более точно ограничило бы его смысл.

Именно священные писания Вед могут нам здесь помочь; поскольку они содержат, хотя и сокрыто, проповедь божественного и бессмертного Сверхразума, и сквозь вуаль доходят до нас некоторые озаренные вспышки. Мы можем увидеть через эти словесные описания концепцию Сверхразума в качестве необъятности за пределами обычного свода нашего сознания, в котором истина бытия составляет светлое единое со всем тем, что выражает ее и неизбежно гарантирует истину видения, формулирования, назначения, слова, действия и движения, и поэтому также истину результата движения, результата действия и выражения, безошибочного плана или закона. Необъятная все-содержащность; светлая истина и гармония бытия содержится в той необъятности, а не рассеянный хаос или само-потерянный мрак; истина закона, действия и знания, выражающая ту гармоничную истину бытия: это сущностные выражения писаний Вед. Боги, являющиеся по их высочайшей тайной сущности мощностями этого Сверхразума, рожденные из него, живущие в нем как в отведенном для них доме, являются в своем знании "истино-сознательными" и в своем действии обладают "провидением-волей". Их сознательная сила, обращенная к свершениям и созданиям, ведома совершенным и прямым знанием вещей, которые должны быть проделаны, их сущностью и их законом -знание, которое определяет целую действенную волю-мощность, не отклоняющуюся или колеблющуюся в своем ходе или в своем результате, а выражающую и использующую спонтанно и неизбежно в действии то, что было провидено. Свет здесь составляет одно с Силой, вибрации знания также составляют одно с ритмом воли и все это едино, совершенно и без поисков, нащупывания или усилия, с предначертанным результатом. Божественная Природа имеет двойную мощь, спонтанное само-формулирование и само-выстраивание, которое естественно изливается из сущности проявленных вещей и выражает их первозданную истину, и само-силу света, внутренне присущую самим вещам и являющуюся источником их спонтанного неизбежного само-согласования.

Существуют второстепенные, но, тем не менее, важные детали. Ведантные провидцы говорят о двух первичных способностях "истинно-сознательной" души; это Видение и Слышание, посредством которых назначаются прямые операции внутренне присущего Знания, описываемые как видение истины и слышание истины и которые отдаленно отражаются нашей человеческой ментальностью посредством дарований откровения и вдохновения свыше. Кроме того, по-видимому, делается различие в операциях Сверхразума, различие между знанием посредством охватывающего и пропитывающего сознания, что очень близко к субъективному знанию посредством тождества, и знанием посредством проецирующего, сопоставляющего, схватывающего сознания, что является началом объективного постижения. Это ключи Вед. И мы можем перенять из этого древнего опыта дополнительный термин "истина-сознание" для того, чтобы определить границы более растяжимого понятия -- Сверхразум.

Мы сразу же видим, что такое сознание, описанное с помощью таких характеристик, должно быть промежуточным образованием, связанным позади с сознанием, который лежит выше него, и впереди -- с другим сознанием, лежащим ниже него; мы видим в то же время, что это сознание, очевидно, представляет связь и средство, благодаря которым низшее развивается из высшего, и равным образом это должна быть связь и средство, благодаря которым низшее может вновь соединиться с источником. Сознание выше -- это унитарное или неделимое сознание чистой Сатчитананды, в котором не существует разделяющих разграничений; сознание ниже -- это аналитическое или делящее сознание Разума, который может познавать только посредством разделения и разграничения и имеет по большей части лишь смутное и вторичное представление о единстве и бесконечности -- ибо, хотя он может синтезировать свои разделения, но не может достичь истинной тотальности. Между Разумом и Сатчитанандой находится это охватывающее и созидательное сознание, со своей мощью пропитывающего и охватывающего знания, предстающее дитем того само-осознания посредством тождества, что является равновесием Брахмана, и своей мощью проецирующего, сопоставляющего, охватывающего знания предстающее прародителем того осознания посредством разделения, что составляет процесс Разума.

Выше, формула Одного вечно стабильна и неизменна; ниже, формула Множества, вечно меняющегося, с трудом стремится обрести в потоке вещей прочную и неизменную начальную точку; между, местоположение всех тройственностей, всего того, что двуедино, всего того, что становится Многим-в-Одном и все еще остается Одним-во-Многом, поскольку изначально было именно Одно, что всегда в потенциальности всегда содержит Множество. Поэтому этот промежуточное сознание есть начало и конец всего творения и устройства, Альфа и Омега, начальная точка любого разделения, инструмент всякой унификации, сознание зачинающее, исполнительное и вершающее всю реализованную или реализуемую гармонию. Это сознание обладает знанием Одного, но способно вывести из Одного его сокрытую множественность; оно проявляет Множество, но не теряет себя в различиях Множества. И не скажем ли мы, что само его существование указывает на Нечто за пределами нашего верховного восприятия невыразимого Единства, -- Нечто невыразимого и ментально непостижимого, и не только из-за его единства и неделимости, а из-за его свободы даже от этих формулировок нашим разумом, -- Нечто, находящегося за пределами как единства, так и множественности ? То было бы полным Абсолютом и Реальностью, которая все же подтверждает нам как наше знание Бога, так и наше знание мира.

Но эти термины велики, и трудно их охватить; будем соблюдать аккуратность. Мы говорим об Одном как о Сатчитананде; но в самом этом описании мы берем три сущности и объединяем их для достижения триединства. Мы говорим "Существование, Сознание, Блаженство" и затем добавляем "они суть одно". Это ход разума. Но для унитарного сознания такой ход недопустим. Существование есть Сознание, и между ними не может быть различия; Сознание есть Блаженство, и между ними не может быть различия. И поскольку нет даже этого разделения, то не может быть и мира. Если это единственная реальность, то мир не существует и не может существовать, никогда не мог быть зачат; ведь неделимое сознание есть неразделимое сознание и не может дать начала разделению и разнице. Но это reductio ad absurdum [сведение к абсурду]; мы не можем допустить это, если не хотим основывать все на невозможном парадоксе и непримиримой антитезе.

С другой стороны, Разум может точно постичь разделение как реальность; он может постичь синтезную тотальность или конечное расширение себя до бесконечности; он может схватить совокупность разделенных вещей и одинаковость, лежащую в их основе; но окончательное единство и абсолютная бесконечность являются для его восприятия вещей абстрактными понятиями и неизмеримыми величинами, не тем, что он может реально схватить, много меньшим того, что единственно реально. Поэтому здесь кроется сама противоположность унитарному сознанию; мы имеем, противостоя сущностному и неделимому единству, сущностную множественность, которая не может достичь единства без отрицания себя, множественность, в самом своем действии признающую, что это единство никогда реально не могло бы существовать. Все же это было; ибо именно это сознание обрело единство и отменило себя, и снова мы пришли к reductio ad absurdum, повторяя чудовищный парадокс, который силится убедить мышление, оглушив его, введя непримиренную и непримиримую антитезу.

Эта трудность, в ее низшем порядке, исчезает, если мы осознаем, что Разум является только подготовительной формой нашего сознания. Разум -- это инструмент анализа и синтеза, а не сущностного знания. Его назначение состоит в том, чтобы произвольно вырезать фрагменты из Вещи, неизвестной в себе, и называть целым это отмеренное или отграниченное, затем снова анализировать целое по частям, рассматривая их как отдельные ментальные объекты. Разум может определенно видеть и на свой лад знать только части и отдельные случаи. Единственная его определенная идея о целом заключается в соединении частей или тотальности свойств и случаев. Целое, не видимое как часть чего-то иного или по его собственным частям, свойствам и случаям, является для разума не более, чем туманным представлением; только когда целое анализируется и отстраняется как отдельно составленный объект, как тотальность в большей тотальности, только тогда Разум может сказать себе "Теперь "я" знаю". Но на самом деле он не знает. Он знает лишь собственный анализ объекта и представление, которое он сформировал о нем в результате синтеза отдельных частей и свойств, которые он видел. На этом его характерная мощь, его уверенное действие прекращается, и если нам суждено обрести большее, более глубокое и настоящее знание -- знание, а не сильное, но бесформенное мнение, такое, какое иногда приходит к определенным глубоким, но неясно выраженным частям нашей ментальности, -- то Разум должен подготовить помещение для другого сознания, которое исполнит Разум, превзойдя его или обратив его, и таким путем исправит его операции, перепрыгнув через него: верх ментального знания -- это только планка для прыжков в высоту, которая должна быть взята. Величайшей миссией Разума является тренировка нашего тусклого сознания, которое вышло из темного заключения Материи, является освещение его слепых инстинктов, случайных интуитивных движений, туманных восприятий до тех пор, пока наше сознание не поддастся этому великому свету и высшему восхождению. Разум -- это только промежуточный этап, а не кульминация.

С другой стороны, унитарное сознание или неделимое Единство не может быть той невозможной сущностью, вещью без содержания, из которой все содержимое вышло и в которой оно исчезнет и аннулируется. Это должна быть первозданная само-концентрация, в которой все содержится, но иным образом, нежели чем в этом пространственно-временном проявлении. То, что так концентрирует себя, есть совершенно невыразимое и непостижимое Существование, которое разуму Нигилиста представляется как Пустыня, отрицающая все то, что мы знаем и чем мы являемся, а Трансценденталисты с тем же основанием могут вообразить его как позитивную, но неразличимую Реальность всего того, что мы знаем и чем мы являемся. "В начале", -- говорит Веданта, -- "было одно Существование без второго", но перед началом и после него, теперь, навсегда и за пределами Времени есть то, что мы не можем описать даже как Одно, даже когда мы говорим, что нет ничего, кроме Того. То, что мы можем осознать, это, во-первых, его первозданная само-концентрация, которую мы пытаемся представить себе как неделимое Одно; во-вторых, это распыление и кажущаяся дезинтеграция всего того, что было сконцентрировано в единстве, что является представлением Разума о вселенной; и в-третьих, его прочное само-расширение в Истине-Сознании, которая содержит и поддерживает распыление и препятствует тому, чтобы случилась реальная дезинтеграция, поддерживает единство в предельном разнообразии и устойчивость в крайней изменчивости, настаивает на гармонии в видимости все-пропитывающей борьбы и столкновений, держит вечный космос там, где Разум достиг бы только хаоса, вечно пытающегося сформировать себя. Это Сверхразум, Истина-Сознание, Реальность-Идея, которая знает себя и все то, что становится.

Сверхразум суть необъятное само-расширение Брахмана, само-расширение, которое содержит и развивает. При помощи Идеи оно развивает триединый принцип существования, сознания и блаженства из их неделимого единства. Оно различает их, но не разделяет. Оно устанавливает Триединство не так, как Разум, переходя от трех к Одному, а проявляя эти три из Одного, -поскольку оно проявляет и развивает, -- и все же проявляя их в единстве, -- ибо оно знает и содержит. Путем дифференциации оно способно привнести вперед то или другое как эффективное Божество, которое содержит другое вовлеченным или явным в себе, и в этом процессе оно делает основание для всех иных отличий. Ту же операцию оно применяет ко всем принципам и возможностям, которые оно выводит из этого все-составляющего триединства. Оно обладает мощью развития, эволюции, делания явным, и с той мощью несет в себе иную мощь, мощь инволюции, завертывания, делания неявным. В этом смысле можно сказать, что целостное творение есть движение между двумя инволюциями -- Духа, в который все вовлечено и из которого все разворачивается вниз к другому полюсу -- Материи, и Материи, в которую также все вовлечено и из которой все разворачивается вверх к другому полюсу -- Духу.

Таким образом, весь процесс дифференциации посредством Реальности-Идеи как творца вселенной заключается в выдвижении вперед принципов, сил, форм, которые содержат для охватывающего сознания все остальное существование внутри этих принципов, сил, форм, и при этом на передний план выходит постигающее сознание, для которого все остальное существование содержится неявно позади этих принципов, сил, форм. Поэтому все есть в каждом, как каждое есть во всем. Поэтому каждое семя вещей подразумевает в себе всю бесконечность различных возможностей, но придерживается лишь одного закона и результата благодаря Воли, то есть, Знания-Силы Сознательного Бытия, которое проявляет себя и которое, верное Идее в себе, предопределяет с ее помощью собственные формы и движения. Это семя есть Истина собственного бытия, которое это Само-Существование видит в себе, плодом того семени само-видения является Истина само-действия, естественный закон развития, образования и функционирования, который неизбежно следует само-видению и придерживается процессов, вовлеченных в первозданную Истину. Следовательно, вся Природа есть попросту Провидение-Воля, Знание-Сила Сознательного-Бытия за работой, предпринятой для развертывания в силе и форме всей неизбежной истины Идеи, в которую это Провидение-Воля изначально бросила себя.

Эта концепция Идеи указывает нам на сущностный контраст между нашим ментальным сознанием и Истиной-Сознанием. Мы относимся к мышлению как к вещи, отделенной от существования, абстрактной, несубстанциональной, отличной от реальности, как к нечто такому, что возникает неизвестно откуда и открепляет себя от объективной реальности для того, чтобы наблюдать, понимать ее и судить о ней; ведь так это видится нашей все-разделяющей, все-анализирующей ментальности. Первым делом Разума является представлять вещи "дискретными", все увеличивать разрыв с тем, чтобы различать, и таким способом он создал парализующий разрыв между мыслью и реальностью. Но в Сверхразуме все бытие сознательно, все сознание состоит из бытия, и идея, наполненная вибрацией сознания, равным образом является вибрацией бытия, наполненного собой; это начальное появление, в созидающем само-знании, того, что лежит сконцентрированным в несозидающем само-осознании. Сверхразум появляется как Идея, являющаяся реальностью, и именно эта реальность Идеи развертывает себя, всегда посредством своей собственной мощи и сознания себя, всегда само-сознательно, всегда в само-развитии при помощи воли, внутренне присущей Идее, всегда в само-реализации при помощи знания, укоренившегося в каждом его импульсе. Это суть истина всего творения, всей эволюции.

В Сверхразуме бытие, сознание знания и сознание воли не разделены, как они видятся в наших ментальных операциях; они триедины, суть одно движение с тремя действенными аспектами. Каждое приводит к своему результату. Бытие порождает субстанцию, сознание порождает знание, само-наводящую и оформляющую идею, охват и постижение; воля порождает само-исполняющуюся силу. Но идея предстает единственным светом реальности, освещающим себя; это ни ментальная мысль, ни воображение, а действенное само-осознание. Это Реальность-Идея.

В Сверхразуме знание в Идее не разлучено с волей в Идее, а составляет одно с ней -- точно также, как оно не отличается от бытия или субстанции, а едино с бытием, светлой мощью субстанции. Как мощь горящего пламени не отличается от субстанции огня, так и мощь Идеи не отличается от субстанции Бытия, которое вырабатывает себя в Идее и в ее развитии. В нашей ментальности все по другому. Мы имеем идею и волю, соответствующую этой идее, или импульс воли и идею, открепившуюся от воли; но мы действенно отличаем идею от воли и от нас самих. "я" есть; идея -- это мистическая абстракция, которая является ко мне, воля -- это другая мистерия, сила, близкая к конкретности, но не вещественная, а всегда нечто такое, что не "я" сам, нечто, что "я" имею или обладаю или чем "я" завладел, но это не я. "я" также делаю пропасть между моей волей, ее средствами и воздействием, поскольку "я" считаю их конкретными реальностями, которые находятся вне меня и отличны от меня. Поэтому ни "я", ни идея, ни воля во мне не являются само-действенными. Идея может покинуть меня, воля может не исполниться, средства могут оказаться недостаточными, "я" сам могу остаться нереализованным из-за любого или всех этих пробелов.

Но в Сверхразуме не существует никакого такого парализующего разделения, поскольку знание не является само-отделенным, сила не само-отделена, бытие не само-отделено как в разуме; сами они не разорваны и не разлучены друг с другом. Ибо Сверхразум -- это Необъятность; он стартует с единства, а не с разделения, он первично охватывает все, дифференциация -- это только вторичный его акт. Поэтому, когда бы истина не выражалась, идея в точности ей соответствует, воля-сила соответствует идее, -- сила является только мощью сознания, -- и результат отвечает воле. А также одна идея не сталкивается с другими идеями, воля или сила -- с другой волей или силой, как в человеке и в его мире; ибо существует одно необъятное Сознание, которое содержит и связывает все идеи в себе как собственные идеи, существует одна необъятная Воля, которая содержит и связывает все энергии в себе как собственные энергии. Сверхразум что-то удерживает позади, что-то выдвигает вперед, но в соответствии с собственной предначертанной Идеей-Волей.

Это подтверждает современные религиозные представления о всепропитывающем, всезнающем и всемогущем Божественном Бытии. Будучи далекими от иррационального воображения, эти представления совершенно рациональны и никоим образом не противоречат ни логике охватывающей философии, ни данным наблюдений и опыта. Ошибка может быть в другом; ошибка -- это делать непреодолимую пропасть между Богом и человеком, Брахманом и миром. Эта ошибка доводит действенную и практическую дифференциацию в бытии, сознании и силе до сущностного разделения. Но этого аспекта вопроса мы еще коснемся позднее. Сейчас мы пришли к утверждению и некоторому представлению о божественном и созидательном Сверхразуме, в котором все едино в бытии, сознании, воле и восторге, и все же с бесконечной возможностью разграничения, которое развертывает единство, но не разрушает его, -в котором Истина есть субстанция, и Истина поднимается в Идее, и Истина приходит в форму, и существует одна истина знания и воли, одна истина само-исполнения и потому это истина восторга; ведь все само-исполнение есть удовлетворение бытия. Поэтому всегда, во всех изменениях и комбинациях присутствует само-существующая неотъемлимая гармония.