Шри Ауробиндо, "Жизнь Божественная", книга 2

Книга II ЗНАНИЕ И НЕВЕДЕНИЕ -- ДУХОВНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ

Глава VII

ЗНАНИЕ И НЕВЕДЕНИЕ

Пусть Познающий различит Знание и Неве- дение. Риг Веда (IV.2.11)

Там есть двое, сокрытые в тайне Беско- нечного, Знание и Неведение; но преходящее есть Неведение, бессмертное есть Знание; другой есть Он, кто правит как Знанием, так и Неведением. Шветашватара Упанишада (V.1)

Двое Нерожденных, Знающий и тот, кто не знает, Господин и тот, кто не обладает гос- подством: один является объектом наслажде- ния, а другой -- тем, кто наслаждается. Шветашватара Упанишада (I.9)

Две мощности объединились вместе -- мощность Истины, мощность Майи -- они поро- дили Ребенка и дали ему рождение и подпиты- вают его рост. Риг Веда (X.5.3)

При разборе семи принципов существования было найдено, что они составляют одно в их сущностной и фундаментальной реальности: ведь если уж материя наиболее материальной вселенной является ничем иным, как статусом бытия Духа, сделавшим объект ощущения постигаемым собственным сознанием Духа в качестве материала своих форм, то тем более жизненная сила, заключившая себя в форму Материи, и сознание Разума, выбросившее себя в качестве Жизни, и Сверхразум, развивающий Разум в качестве одной из своих мощностей, являются ничем иным, как самим Духом, видоизмененным в видимой субстанции и динамизме действия, но неизменным в настоящей сущности. Все суть мощности одной Мощи бытия, и все является ничем иным, как Все-Существованием, Все-Сознанием, Все-Волей, Все-Восторгом, что есть настоящая истина за каждой видимостью. И они не только составляют одно в их реальности, но и неразделимы в семикратном ряду их действия. Они составляют семь цветов света божественного сознания, семь лучей Бесконечного, и ими Дух пропитывает полотно своего само-существования, созидательно расширенного, сплетающего объективную основу Пространства и субъективную ткань Времени, мириады чудес своего само-порождения, великих, простых, симметричных в своих первичных законах и широких обрамленьях, бесконечно искусных и замысловатых в разнообразии форм и действий, сложной связи и взаимного влияния всего на каждое и каждого на все. Это семь Миров древних провидцев; при помощи них были созданы и в свете их значения были выработаны и должны быть интерпретированы развитые и развивающиеся гармонии того мира, который мы знаем, и тех миров позади этого, о которых мы имеем только косвенное знание. Свет, Звук суть одно; их действие семикратно.

Но здесь мир базируется на изначальном Несознании; здесь сознание сформулировало себя в образе неведения, стремящегося в труде обрести знание. Мы видели, что ни в природе самого Бытия, ни в первозданном характере и фундаментальных связях его семи принципов нет сущностной причины для внедрения Неведения, вторжения разногласия в гармонию, тьмы в свет, разделения и ограничения в само-сознательную бесконечность божественного творения. Ведь мы можем представить, а поскольку мы можем, то уж Божественное и тем более может представить, -- и поскольку существует представление, то где-то должно быть и исполнение, созидание действительное или запланированное, -- вселенскую гармонию, в которую эти противоположные элементы не входят. Ведические провидцы знали о такой божественной само-манифестации и смотрели на нее как на величайший мир за пределами этого меньшего мира, более свободный и более широкий план сознания и бытия, истинное творение Создателя, что они описали как местонахождение или собственный дом Истины, как обширную Истину, или Истину, Действительность, Обширность; или опять же как Истину, сокрытую Истиной, где Солнце Знания заканчивает свое путешествие и распрягает своих коней, где тысяча лучей сознания слиты воедино, так что там Тот Один, верховная форма Божественного Бытия. Но этот мир, в котором мы живем, им казался смешанной тканью, в которой истина обезображена изобилующей фальшью, анртасья бхурях (Риг Веда, VII.60.5), здесь единый свет должен быть рожден под действием собственной обширной силы из первоначальной тьмы или моря Несознания (апракатам салилам); бессмертие и божественность должны быть построены из мира, находящегося под игом смерти, неведения, слабости, страдания и ограничения. Это само-построение они изображали как творение человека в себе того иного мира или высокоупорядоченной гармонии бесконечного бытия, которое уже существует совершенным и вечным в Божественной Бесконечности. Для нас низшее является первым условием высшего; тьма -- это плотное тело света, Несознательное хранит в себе сокрытое Сверхсознательное, силы разделения и лжи удерживают от нас, но также и для нас, чтобы мы у них отвоевали, богатство и субстанцию единства и истину в пещере подсознательного. На взгляд мудрецов Вед, взгляд, выраженный на высокообразном загадочном языке, это и является смыслом и оправданием действительного существования человека и его сознательных или несознательных усилий, направленных к Богу, его порождения, на первый взгляд парадоксального, в мире, который кажется самой противоположностью, его устремления, настолько безрассудного на первый взгляд, в сознании таком эфемерном, слабом, невежественном, ограниченном, к полноте бессмертия, знания, мощи, блаженства, божественного и непреходящего существования.

Ведь фактически, в то время как лейтмотивом идеального творения является неограниченное самосознание и самообладание в бесконечной Душе и совершенном тождестве, то лейтмотив того творения, которое мы сейчас переживаем, совсем обратный; это изначальное несознание, развивающееся в жизни в ограниченное и поделенное самосознание, изначально инертное подчинение правлению слепой само-существующей Силы, развивающейся в жизни в борьбу само-сознательного существа за обладание собой и всеми вещами и за установление царстве этой невидимой механической Силы царствования озаренной Воли и Знания. И поскольку со слепой механической Силой, -- теперь мы знаем, что на самом деле такой вещи не существует, -- мы сталкиваемся повсеместно, с этим изначальным, вездесущим, фундаментальным законом, великой тотальной энергией, и поскольку единственно освещенная сила, которую мы знаем, то есть наша собственная, как последующее явление, как результат частичной, подчиненной, ограниченной, спорадической энергии, то эта борьба кажется нам в лучшем случае весьма сомнительным и рискованным предприятием. Для наших восприятий Несознание является началом и концом; само-сознательная душа едва ли кажется нечто бо'льшим, чем временной случай, кажется хрупким цветением на этом величественном, темном и безобразном Ашватха-дереве вселенной. Если же мы предполагаем, что душа вечна, тогда она кажется по меньшей мере странником, чужеземцем и совсем не званным гостем в царстве этого обширного Несознания. Если это не случайность в Несознательной Темноте, то возможно, ошибка, ложный шаг сверхсознательного Света.

Если бы так и было на самом деле, тогда только абсолютный идеалист, возможно посланный из некоторого высшего существования, неспособный забыть свою миссию и зараженный необузданным энтузиазмом божественного исступления или поддерживаемый в спокойной и бесконечной силе духа светом и силом и гласом невидимого Божества, смог бы при таких обстоятельствах, в таком мире, вызывающим скепсис и сомнение, сохранить надежду на полный успех человеческой попытки. И в действительности люди по большей части либо с самого начала отворачиваются от такой попытки, или постепенно, после угасания первичного энтузиазма, сочтя эту попытку доказанной невозможностью. Убежденный материалист ищет частичной и недолговечной силы, знания, счастья, насколько господствующий несознательный порядок Природы позволит самосознанию человека это сделать, если он примет свои ограничения, будет подчиняться природным законам; и тогда человек при помощи своей освещенной воли извлекает столько для себя благ, насколько это будет соответствовать непреложному механизму действия Природы. Верующий ищет своего царства освещенной воли, любви или божественного бытия, королевства Бога, ищет в мире ином, где все это незамутнено и вечно. Философский мистик отвергает все это как ментальную иллюзию и устремляется к само-угасанию в некоторой Нирване или же к погруженности в лишенный черт Абсолют; если душа или разум заблудшего в иллюзиях человека грезит о божественной реализации в этом эфемерном мире Неведения, то она должна в конечном итоге распознать свою ошибку и прекратить тщетные попытки. Но все же, поскольку есть две стороны существования, неведение Природы и свет Духа, и поскольку за ними стоит Одна Реальность, то должно быть возможным примирение или, во всяком случае, можно навести мост через пропасть, что было предсказано в мистических иносказаниях Вед. Именно острое ощущение этой возможности принимало различную форму и переживало века -- совершенство человека, совершенство общества, видение Альвара нисхождения на землю Вишну и Богов, царство святых, садхунам райям, город Бога, миллениум, новые небеса и земля Апокалипсиса. Но этим прозрениям недостает базиса надежного знания, и разум человека остается подвешенным между светлой надеждой на будущее и теперешней серой несомненностью. Но эта серая несомненность не столь уж безнадежна, как кажется, и божественной жизни, развивающейся или подготавливающейся в земной Природе, вовсе не обязательно быть химерой. Любое принятие нашего поражения или нашего ограничения стартует с явного или неявного распознания сначала сущностного дуализма, а затем непримиримого противоречия между дуальными принципами, между Сознательным и Несознательным, между Небесами и Землей, между Богом и Миром, между безграничным Одним и ограниченным Множеством, между Знанием и Неведением. По цепочке рассуждений мы пришли к выводу, что это является не более, чем ошибкой чувственного разума и логического интеллекта, базирующегося на частичном опыте. Мы видели, что может быть и есть совершенно рациональный базис для надежды на нашу победу; ведь низшее выражение бытия, в котором мы сейчас живем, содержит в себе принцип и намерение к осуществлению того, что превосходит это выражение, и его собственная настоящая сущность может быть обретена и развита до своей полной формы именно через собственное само-превышение и трансформацию.

Но в наших рассуждениях есть одна точка, которая до сих пор остается непроясненной -- сосуществование Знания и Неведения. Предположительно, здесь мы стартуем с условий, противоположных идеальной божественной Истине, и все обстоятельства этого противостояния базируются на неведении существа о себе и о "я" всего, основываются на продукте изначального космического Неведения, чьим результатом является самоограничение и основание жизни на разделении в бытии, разделении в сознании, разделении в воле и силе, разделении в свете, разделении и ограничении в знании, мощности, любви, и как следствие, возникают противостоящие явления эгоизма, затмения, неспособности, неправильного использования знания и воли, дисгармонии, слабости страдания. Мы обнаружили, что это Неведение, хотя и разделяемое Материей и Жизнью, по самой своей природе кроется в Разуме, чье предназначение состоит в том, чтобы вымерять, ограничивать, выделять и таким образом разделять. Но Разум также является вселенским принципом, он есть Один, Брахман, и потому он имеет склонность к унифицированному и универсализированному знанию не в меньшей степени, чем к выделенному и разграниченному. Способность Разума к выделению приводит к Неведению только тогда, когда Разум отделяет себя от высших принципов, чьей мощностью он является, и начинает действовать не только сообразно характерной склонности, но и тенденции исключать остальное знание, выделять частности в первую очередь и навсегда, оставляя единство как смутное представление, к которому можно приблизиться лишь впоследствии, когда выделение частностей будет закончено и можно будет составлять суммы из этих частностей. Это исключение является самой душой Неведения.

Следовательно, мы должны задержать свое внимание на этой странной мощи Сознания, являющейся корнем наших бед, исследовать принципы ее действия и вскрыть не только ее сущностную природу и происхождение, но и ее силу и процесс оперирования этой мощности, ее последний предел и средства ее устранения. Как существует это Неведение ? Как смог какой-то принцип или мощность бесконечного само-знания исключить все, кроме собственного характерного ограниченного действия ? Некоторые мыслители (* Будда отказался рассматривать метафизическую проблему; важен только процесс, в ходе которого сконструирована наша нереальная индивидуальность, а также то, как мир страдания поддерживается в существовании и как убежать из этого мира. Карма -- это факт; причиной страдания является построение объектов, индивидуальности, по-настоящему не существующей: нашей единственной целью должно быть устранение Кармы, индивидуальности и страдания; путем этого устранения мы переходим в нечто, что свободно от этих вещей, что вечно, реально: имеет значение только путь освобождения.) заявляли, что эта проблема неразрешима, что она является изначальной мистерией и по сути не может быть объяснена; может быть только установлен сам факт и зафиксирован процесс: либо вопрос о природе верховного изначального Существования или Не-существования игнорируется как таковой, на который невозможно или не нужно ответить. Можно сказать, что существует попросту Майя с фундаментальным принципом неведения или иллюзии, и эта мощь Брахмана обладает двойной силой Знания и Неведения, внутренне присущей и потенциальной в ней; все, что нам требуется -- это распознать этот факт и найти средства бегства из Неведения, -- через Знание, но за пределы как Неведения, так и Знания, -- путем отречения от жизни, распознания непостоянства вещей и тщетности космического существования.

Но наш разум не может остаться удовлетворенным, -- сам Буддистский разум остался неудовлетворенным, -- этой отговоркой в самом корне проблемы. Прежде всего, эти философии, отбрасывая коренной вопрос, в действительности делают далеко идущие утверждения, которые предполагают не только определенные операции и признаки, но и определенную фундаментальную природу Неведения, из которой и следует приписываемый курс лечения; но, очевидно, что без радикальной диагностики любое предписание лекарств не может быть чем-то большим, как эмпирическим деянием. Но если мы избегаем коренного вопроса, то не имеем возможности судить, верны ли выдвинутые утверждения или правильный ли дан рецепт, и нельзя ли найти другого курса лечения, не такого насильственно разрушительного и радикального, без хирургического вмешательства или угасания пациента, такого курса лечения, который был бы более естественен и интегрален. Во-вторых, делом мыслителя всегда является познание. Конечно, с помощью ментальных средств невозможно познать сущность Неведения или сущность чего-либо во вселенной, потому что разум может познавать вещи только по их знакам, характерным особенностям, формам, свойствам, назначениям, связям с другими вещами, а не в их оккультном само-бытии и сути. Но мы можем продвигаться все дальше и дальше, делая все более и более точные наблюдения над феноменальными признаками и деятельностью Неведения, пока мы не найдем правильного открывающего слова, верно указующего на смысл вещи, и таким путем вплотную подойдем к тому, чтобы познать эту вещь, не при помощи интеллекта, а путем видения и переживания истины, ясно воспринимая истину в нашем собственном существе. Процесс высочайшего интеллектуального познания состоит в том, чтобы через ментальные манипуляции и ментальную проницательность достичь той точки, где рвется вуаль, и мы можем видеть; в конце концов к нам приходит духовное знание, чтобы помочь нам стать тем, что мы видим, вступить в Свет, в котором нет Неведения.

Верно, что первоначала Неведения лежат за пределами нас, как ментальных существ, потому что наш интеллект живет и движется внутри самого Неведения и не достигает той точки или не поднимается на тот план, где происходит разделение, продуктом которого является индивидуальный разум. Но такова уж стартовая точка, и на уровне разума мы должны удовлетвориться общим агностицизмом. Человек должен работать в Неведении, учиться в его условиях, узнать его до крайних пределов, чтобы на границе встретить Истину, коснуться последней крышки светлого затмения и развить способности, переступить этот мощный, но на самом деле несущественный барьер.

Следовательно, мы должны более тщательно, чем прежде, изучить характер и действие этого принципа или эту мощность Неведения и достичь более ясного представления о его природе и происхождении. И сначала мы должны твердо уяснить, что мы подразумеваем под самим этим словом. Различение на Знание и Неведение начинается с гимнов Риг Веды. Здесь знание означает сознание Истины, Правильности, саньям ртам, и всего порядка Истины и Правильности; неведение есть несознание, акитти, Истины и Правильности, противопоставление работам Истины и творение ложных или враждебных работ. Неведение есть отсутствие божественного глаза восприятия, дающего нам видение супраментальной Истины; это не постигающий принцип нашего сознания в противоположность истино-постигающему сознательному видению и знанию (актитти и китти). В своем действенном оперировании это не постигающий принцип не является полным несознанием, несознательным морем, из которого возник этот мир (апракатам садам), а является ограниченным или фальшивым знанием, базирующемся на делении неделимого бытия, знанием, основанном на фрагментарном, малом, в противоположность богатой, обширной и светлой полноте вещей; это познание, которое возможностью ограничения обращено в фальшь и поддерживается в этом состоянии Сыновьями Тьмы и Разделения, врагами божественной попытки в человеке, противниками, грабителями, извратителями света знания. Поэтому Неведение считалось небожественной Майей (адеви майя), творящей ложные ментальные формы и видимости, -- и, следовательно, таково последнее значение этого слова, которое первоначально означало формирующую мощь знания, истинную магию верховного Мага, божественного Волшебника, но которое также стало использоваться для обозначения враждебной формирующей мощи низшего знания, обмана, иллюзии и вводящей в заблуждение магии Ракшасы. божественная Майя есть знание Истины вещей, ее сущность, закон, операция, которой обладают боги и на которой они основывают собственное вечное действие и творение (деванам адабдхи вратани) и свое построение собственных мощностей в человеческом существе. Эта идея Ведических мистиков на языке метафизического мышления может быть транслирована в то представление, что Неведение по своему происхождению является разделяющим ментальным знанием, которое не схватывает единство, сущность, само-закон вещей в их едином происхождении и их универсальности, а скорее работает над разделенными частностями, отдельными явлениями, частными связями, как если бы они и были той истиной, которую мы должны охватить, или как если бы они на самом деле могли быть вообще поняты без того, чтобы идти назад за разделение к единству, за разброс к универсальности. Знанием является то, что стремится к объединению, и достигая супраментальных возможностей, схватывает тождество, сущность, само-закон существования и обозревает и имеет дело с множественностью вещей из того света и богатства, некоторым образом подобно тому, как это делает Само Божественное с высочайшей высоты, откуда оно охватывает весь мир. Однако следует отметить, что в этом представлении Неведение все еще остается разновидностью знания, но поскольку это знание ограничено, то в любой точке открыто ко вторжению фальши и ошибки; оно оборачивается неправильным представлением о вещах, когда становится в оппозицию к истинному Знанию.

В Ведантическом учении Упанишад мы находим, что изначальные Ведические выражения заменены известной антиномией Видьи и Авидьи, и с изменением выражений произошел определенный сдвиг смысла: ведь поскольку природой Знания является поиск Истину, и фундаментальная Истина есть Одно, -- Веда без устали повторяет "Та Истина" и "То Одно", -- то Видья, Знание в высочайшем духовном смысле стало означать чисто и определенно знание Одного, а Авидья, Неведение стало чисто и недвусмысленно означать знание разделенного Множества, разлученного, как в нашем объективном мире, с объединяющим сознанием Одной Реальности. Сложные ассоциации, богатое содержимое, светлые оттенки разнообразных и колоритных идей и значимые образы, лежащие в представлениях Вед, были по большей части утрачены в языке более точном и метафизическом, менее психологическом и гибком. И все же раздутая впоследствии идея об абсолютном отделении от настоящей истины "я" и Духа, об изначальной иллюзии, о сознании, которое может быть приравнено сну или галлюцинации, поначалу не входила в Ведантическое представление о Неведении. Если в Упанишадах говорилось, что человек, живущий и движущийся в Неведении, блуждает, всюду спотыкаясь, подобно слепцу, ведомому слепцами, и всегда возвращается в гнездо Смерти, широко распахнутое для него, то там также утверждалось, что человек, следующий только Знанию, вступает как бы в слепящую тьму и не достигает большего, чем тот, кто блуждает в Неведении, и утверждалось, что человек, знающий Брахмана как Неведение, так и Знание как Одно, так и Множество, как Становление, так и Не-Становление, путем Неведения, переживания Множественности переступает через смерть и в Знании завладевает Бессмертием. Ведь Само-существующее в действительности стало всеми этими многими существованиями; Упанишады вполне серьезно и недвусмысленно могут сказать, обращаясь к Божественному Существу: "Ты есть этот старик, опирающийся на клюку, мальчик и девочка, эта синекрылая птица", а не "Ты кажешься этими вещами" само-заблудшему разуму Неведения. Статус становления ниже статуса Бытия, но все же именно бытие становится всем этим во вселенной.

Но развитие отделяющего разграничения не может на этом остановиться; оно должно дойти до своей логической крайности. Поскольку знание Одного есть Знание, а знание Множества есть Неведение, то с точки зрения твердо аналитического и диалектического взгляда между этими двумя вещами не может быть ничего, кроме чистого противоречия; между ними нет сущностного единства, невозможно примирение. Поэтому только Видья есть Знание, а Авидья есть чистое Неведение; и если чисто Неведение приобретает позитивную форму, то это вследствие того, что оно не просто не знает Истину, а создает иллюзии и заблуждения, кажущиеся реальными нереальности, временно справедливую фальшь. Тогда очевидно, что объектная материя Авидьи не может иметь настоящего существования, выдерживающего испытание временем; Множество есть иллюзия, мир не обладает настоящим бытием. Несомненно, мир обладает некоторого рода существованием, пока оно длится, подобно сновидению или длительной галлюцинации бредового или сумасшедшего мозга, но не более. Один не должен становиться и не может стать Многим; "я" не должно и не может становиться всеми этими существованиями; Брахман не проявлял и не может проявлять в себе реальный мир: только Разум или некоторый принцип, продуктом которого является Разум, навязывает имена и формы лишенному черт единству, которое единственно реально, и будучи сущностно бесчертным, не может проявлять настоящие черты и вариации; или же, если оно проявляет эти вещи, тогда они составляют временну'ю и вре'менную реальность, которая исчезает и изобличается в нереальности в ходе озарения истинным знанием.

Наш взгляд на окончательную Реальность и истинную природу Майи заставлял нас отказаться от этой последней крайности диалектического интеллекта и возвратиться к изначальным Ведантическим представлениям. Отдавая дань величественному бесстрашию этих крайних выводов, бескомпромиссной логической силе и остроте этих рассуждений, неодолимых, пока не устранены соответствующие предпосылки, принимая истину двух главных составляющих, единственную Реальность Брахмана и тот факт, что наши расхожие представления о нас самих и о мировом существовании отмечены печатью неведения, несовершенны, путаны, должны мы освободиться от захвата, столь мощно наложенного на интеллект этим понятием Майи. Но навязчивая идея укоренившегося взгляда на вещи не может быть всецело устранена, пока мы не вникнем в настоящую природу Неведения и настоящую и полную природу Знания. Ведь если эти две вещи независимы, являются равными и первозданными мощностями Сознания, тогда возможность иллюзии все еще будет преследовать нас. Если Неведение является самим характером космического существования, тогда наше переживание вселенной, если не сама вселенная, становится иллюзорным. Или если Неведение не является самим характером нашего естественного бытия, но все же является изначальной и вечной мощностью Сознания, тогда космос может иметь истину, но невозможно существу, находящемуся во вселенной, узнать эту истину: реального знания можно достичь, лишь выйдя за пределы разума и мышления, за пределы этого мирового образования, и обозревая все вещи свыше, находясь в некотором супракосмическом или суперкосмическом сознании, подобно тем, кто стал одной природы с Вечным и пребывает в Нем, нерожден в творении и неподвержен разрушительным катаклизмам нижнего мира. Но такое решение проблемы не может быть предложено и достигнуто на базисе исследования слов и идей или диалектического рассуждения; оно должно быть результатом тотального наблюдения и проникновения в соответствующие факты сознания, -- как в факты, лежащие на поверхности, так и в те, что находятся выше или ниже уровня поверхности или позади нашей фронтальной поверхности, -- и успешного извлечения их сути.

Ведь диалектический интеллект не является удовлетворительным судьей сущностных или духовных истин; более того, очень часто в силу склонности оперировать со словами и абстрактными идеями так, как если бы они были связующими реальностями, он строит из них цепочки и не смотрит за пределы этих построений, не вглядывается свободно в сущностные и тотальные факты нашего существования. Интеллектуальное утверждение является расчетом нашего интеллекта и подтверждением при помощи рассуждения видения вещей, уже предсуществующего в силу склада нашего разума или темперамента или некоторой тенденции нашей природы и тайно предопределяющего само рассуждение. Само по себе рассуждение может быть решающим только в том случае, если то восприятие вещей, на которым оно покоится, является одновременно истинным и целостным видением. То, что мы должны истинно и интегрально увидеть теперь -- это природа и законность нашего сознания, происхождение и охват нашей ментальности; ведь только тогда сможем мы постичь истину нашего бытия и нашей природы и истину мирового бытия и мировой природы. В таком исследовании нашим принципом должно быть знание и видение; диалектический интеллект следует использовать лишь настолько, насколько он помогает прояснить наше представление и оправдать наше выражение видения и знания, но ему не следует позволять управлять нашими представлениями и отбрасывать ту истину, которая не вписывается в твердую конструкцию его логики. Иллюзия, знание и неведение являются выражениями или результатами нашего сознания, и только вглядываясь глубоко в наше сознание, можем мы открыть и определить характер и связи Знания и Неведения или Иллюзии, если она существует, и Реальности. Несомненно, Бытие является фундаментальным объектом исследования, исследования вещей в себе и вещей в их природе; но только через сознание можем мы приблизиться к Бытию. Или если утверждается, что мы можем достичь Бытия, вступить в Реальность только через угасание или превосхождение сознания или через само-превосхождение и само-трансформацию, потому что Бытие сверхсознательно, то все же именно через сознание должны мы узнать эту необходимость и процесс или мощь осуществления этого угасания или этого само-превосхождения, этой трансформации: следовательно, познание через сознание Сверхсознательной Истины становится верховной потребностью, и обнаружение мощи и процесса сознания, благодаря которым оно переходит в сверхсознание, становится верховным открытием.

Но в нас самих сознание идентифицируется с Разумом; в любом случае, Разум оказывается настолько доминирующим фактором нашего бытия, что исследование его фундаментальных движений становится первой необходимостью. Однако, на самом деле, Разум -- это еще не все, что у нас есть; у нас есть также жизнь и тело, подсознательные и несознательные; имеется и духовная сущность, чье происхождение и тайная истина переносят нас в оккультное внутреннее сознание и сверхсознание. Если Разум был бы всем, либо если природа изначального Сознания в вещах была бы природой Разума, тогда Иллюзия или Неведение определенно могли бы считаться источником нашего естественного существования: ведь ограничение знания и помрачение знания природой Разума порождает ошибку и иллюзию, иллюзии, порождаемые действием Разума, находятся среди первых фактов нашего сознания. Поэтому можно было бы предположительно заключить, что Разум является цементирующим основанием Неведения, что вынуждает нас создавать или представлять себе ложный мир, являющийся ничуть не бо'льшим, чем субъективным построением сознания. Либо Разум мог бы предстать почвой, в которую некоторая первоначальная Иллюзия или Неведение, Майя или Авидья заронила зерно ложной недолговечной вселенной; все же Разум был бы матерью, -- "бесплодной матерью", поскольку ребенок не настоящий, -- и Майя или Авидья уподобилась бы бабушке вселенной; ведь сам Разум явился бы производством или воспроизводством Майи. Но тогда трудно проследить родословную этого темного и загадочного происхождения; ведь тогда мы должны наложить космическое воображение или сознание иллюзии на вечную Реальность; сама Реальность Брахмана должна быть или иметь или поддерживать конструирующий Разум или некоторое конструктивное , большее чем Разум, но аналогичной природы, должна в своей деятельности или со своей санкции создавать собственные иллюзии и ошибки, и возможно, даже разделять участь жертвы. Возникает не меньшее недоумение, если Разум является просто средой или зеркалом, на которое падает отражение изначальной иллюзии или ложный образ или тень Реальности. Ведь станет необъяснимым происхождение как среды отражения, так и ложного образа, брошенного на нее. Неопределимый Брахман может быть отражен только как нечто неопределимое, не как многогранная вселенная. Или если отражающая среда в чем-то неадекватна, по своей природе подобна ряби на воде, искажающей образы Реальности, то все же там отражаются образы Истины, а не множественность ложных имен и образов вещей, не имеющих источника или базиса существования в Реальности. Должна существовать некоторая многогранная истина одной Реальности, которая отражается, как бы ложно или несовершенно, в многогранных образах вселенной разума. Очень даже может быть, что мир реален, и только конструкции разума, связанные с миром, или картины мира, рисуемые разумом, ошибочны или несовершенны. Но это означает, что существует Знание, отличное от нашего ментального мышления и постижения, которое является только попыткой познать, существует истинное постижение, осознающее Реальность и истину реальной вселенной.

Ибо если бы мы обнаружили, что существует только высочайшая Реальность и невежественный Разум, то не могли бы иметь другого выбора, кроме как допустить неведение как изначальную мощь Брахмана и принять Авидью или Майю в качестве источника всех вещей. Майя стала бы мощью само-заблуждения само-осознающего Брахмана, или скорее мощью вводить в заблуждение нечто, что кажется Брахманом, нечто созданное Майей; Разум стал бы невежественным сознанием души, существующим только как часть Майи. Майя стала бы мощью Брахмана порождать иллюзии, но зная при этом их как иллюзии, а Разум стал бы ее мощью воспринимать эти иллюзии, забывая при этом, что они всего лишь иллюзии. Но если Брахман всегда и сущностно един в само-осознании, тогда этот трюк становится невозможным. Если Брахман мог бы поделить себя подобным образом, одновременно зная и не зная, или одной частью зная, а другой не зная, или даже если он мог поместить некоторую часть себя в Майю, тогда Брахман должен быть способным на двойное, -- или многократное, -- действие сознания, одно -- сознание Реальности, другое -- сознание иллюзии, или одно -- невежественное сознание и другое -- сверхсознание. Эта дуальность или многократность кажется, на первый взгляд, логической невозможностью, и все же она может удержаться в этой гипотезе как решающий факт существования, духовная мистерия, супрарациональный парадокс. Но раз уж мы допустили происхождение вещей как супрарациональную мистерию, то равным образом или предпочтительнее можно принять другой кардинальный факт -- факт Одного, становящегося или являющегося всегда многим, и множества, становящегося или являющегося Одним; на первый взгляд это также диалектически невозможно, кажется супрарациональным парадоксом, и все же представляется нам вечным фактом и законом существования. Но если это принять, тогда отпадет необходимость вмешательства иллюзорной Майи. Или равным образом можно принять, как мы это уже сделали, представление о Бесконечном и Вечном, обладающего способностью, при помощи бесконечной мощи своего сознания, проявлять бездонную и неограниченную Истину своего бытия во множестве аспектов и процессов, в неисчислимых выразительных формах и движениях; эти аспекты, процессы, формы движения могли бы считаться настоящими выражениями, реальными следствиями бесконечной Реальности; тогда даже Несознание и Неведение могут быть приняты среди прочего как обратные аспекты, мощности инволюционного сознания и само-ограниченного знания, привнесенного вперед в силу необходимости определенного движения во Времени, движения инволюции и эволюции Реальности. Это тотальное представление, даже если и супрарациональное в своей основе, все же не является всецело парадоксом; оно только требует изменения, расширения наших представлений о Бесконечном.

Но если мы ограничимся только Разумом или только мощью неведения, присущей Разуму, тогда настоящий мир не может быть познан, и невозможно выдвинуть и проверить ни одну из этих возможностей. Но разум обладает также мощью истины; он открыт в своем мышлении Видье, как и Авидье, и если стартовой его точкой является Неведение, если он движется извилистым путем ошибок, то все же его целью предстоит Знание: ему присущ импульс поиска истины, присуща мощь, -- даже если вторичная и ограниченная, -- нахождения истины и творения истины. Даже если разум может показать нам только образы или представления или абстрактные выражения истины, то все же это на свой лад является отражением истины или образованием истины, и реальности, формами которых они являются, присутствуют в более твердой истине в некоторых глубинах или на высочайших уровнях мощности нашего сознания. Материя и Жизнь могут быть формами реальностей, о которых разум имеет весьма неполное представление; Дух может обладать тайными небесными реальностями, по отношению к которым Разум предстоит только частичным и недоразвитым получателем, описателем и передатчиком. Значит, только при исследовании других супраментальных и инфраментальных, как и высших и глубочайших ментальных мощностей сознания можем мы достичь целостной реальности. И в конечном итоге все зависит от истины верховного Сознания -- или Сверхсознания -- принадлежащего высочайшей Реальности и от связи с ним Разума, Сверхразума, Инфра-Разума и Несознания.

На самом деле, все изменяется, когда мы проникаем в низшие и высших глубины сознания и объединяем их в одной вездесущной Реальности. Если мы возьмем факты нашего бытия и мирового бытия, то обнаружим, что существование всегда едино, -- единство управляет даже крайней множественностью; но множественность также нестираема с лица вещей. Мы обнаружили, что единство преследует нас повсюду: даже, опускаясь вниз, мы не находим связывающего дуализма; противоречия и противопоставления, создаваемые интеллектом, существуют только как аспекты изначальной Истины; тождественность и множественность предстают полюсами одной и той же Реальности; дуальности, тревожащие наше сознание, являются контрастирующими истинами одной и той же Истины бытия. Вся множественность разрешается в многогранности одного Бытия, одного Сознания Бытия, одного Восторга Бытия. Так, рассматривая дуализм боли и удовольствия, мы видели, что боль -- это противоположный эффект одного восторга существования, проистекающий из слабости воспринимающего, его неспособности ассимилировать силу, с которой он встречается, его неспособности перенести касание восторга, который иначе чувствовался бы при этом прикосновении; это превратная реакция Сознания на Ананду, не фундаментальное противостояние Ананде: на это указывает тот существенный факт, что боль может переходить в удовольствие и удовольствие -- в боль, и оба они растворяются в изначальной Ананде. Точно также каждая форма слабости является на самом деле какой-то частной работой одной божественной Воли-Силы или одной Космической Энергии; слабость в этой Силе означает мощь держаться позади, вымерять, связывать особым образом действие Силы; неспособность или слабость -- это воздержание "я" от полной силы или недостаточная реакция Силы, а не фундаментальная противоположность. Если это так, тогда может быть, и должно быть в природе вещей, что то, что мы называем Неведением на самом деле является ничем иным, как мощью одного божественного Знания воли или Майи; это способность Одного Сознания аналогичным образом регулировать, удерживать позади, отмерять, связывать особым образом действие Знания. Тогда Знание и Неведение будут не двумя непримиримыми принципами, один из которых созидает мировое существование, тогда как другой не согласен с этим и разрушает его, а двумя сосуществующими мощностями, одновременно присутствующими в самой вселенной, по-разному оперирующими, но едиными по сущности и способности в естественной трансмутации переходить друг в друга. Но в фундаментальных взаимоотношениях Неведение не будет равноправным сосуществующим, оно будет зависеть от Знания, являться ограничением или противоположным действием Знания.

Чтобы познавать, мы должны всегда растворять жесткие конструкции невежественного и самовольного интеллекта и смотреть гибко и свободно на факты существования. Фундаментальным фактом является сознание, что есть мощь, и мы в действительности видим, что эта мощь может работать тремя способами. Сначала мы находим, что существует сознание позади всего, охватывающее все, внутри всего, сознание, которое вечно, универсально, абсолютно осознает себя будь то в единстве или во множественности, либо и в том и другом одновременно или за пределами того и другого в своем крайнем абсолюте. Это великолепие верховного божественного само-знания; это также великолепие божественного все-знания. Затем, на другом полюсе вещей мы видим это сознание, пребывающее в видимой противоположности самому себе, и наиболее крайняя антиномия достигает своей кульминации в том, что кажется нам полным незнанием о себе, действенным, динамичным, созидательным Несознанием, хотя мы знаем, что это просто поверхностная видимость и что божественное Знание работает с суверенной гарантией и надежностью внутри операций Несознательного. Между этими двумя крайностями и как промежуточное выражение мы видим Сознание, работающее с частичным, ограниченным само-осознанием, которое равным образом поверхностно, ведь за ним стоит и через него действует божественное Все-Знание. Сознание промежуточного статуса кажется компромиссом между двумя противоположностями, между верховным Сознанием и Незнанием, но при более широком взгляде может оказаться скорее неполным появлением Знания на поверхности. Этот компромисс или несовершенное появление мы называем Неведением, с нашей собственной точки зрения, поскольку неведение является нашим собственным характерным путем само-удерживания души от полного само-знания. Происхождение этих трех положений мощности сознания и их точная связь составляет то, что мы должны по возможности открыть.

Если бы мы открыли, что неведение и Знание являются двумя независимыми мощностями Сознания, тогда нам следовало бы продвинуть их различение до высочайшей точки Сознания, где они исчезли бы только в Абсолюте, из которого они были испущены вместе (* В Упанишадах о Видье и Авидье говорится как о вечных в верховном Брахмане; но это может быть принято в смысле сознания множественности и сознания Тождества, которые благодаря сосуществованию в верховном само-осознании стали базисом Манифестации; они были бы двумя сторонами вечного само-знания.) . Тогда можно было бы заключить, что настоящее знание состоит только в истине сверхсознательного Абсолюта и что истина космоса, истина нас самих в космосе является в лучшем случае частичным рисунком, отягощенным сопутствующим присутствием, окруженным полумраком, падающей тенью Неведения. Тогда даже могло бы быть, что в корне космического существования стоят абсолютное Знание, утверждающее истину, гармонию, порядок, и абсолютное Неведение, дающее основание игре фантазии, дисгармонии и беспорядка, непреклонно поддерживающее свою крайность фальши, неправильности и страдания, что в корне заложен Манихейский двойной принцип конфликтующих и смешанных вместе света и тьмы, добра и зла. Стала бы логичной идея некоторых мыслителей о существовании абсолютного добра, но также и абсолютного зла, оба из которых приближают к Абсолюту. Но если мы находим, что Знание и Неведение являются светом и тенью одного и того же сознания, что начало неведения находится в ограничении Знания, что именно ограничение открывает дверь подчиненной возможности иллюзии и ошибки, что эта возможность становится полновесной после целенаправленного погружения Знания в материальное Несознание, но что и Знание также всплывает с появлением Сознания из Несознания, тогда мы можем быть уверенными в том, что эта полнота Неведения в ходе собственной эволюции обращается в ограниченное Знание и может с полным основанием надеяться, что будет устранено само ограничение, и станет видимой полная истина вещей, космическая Истина, освободившаяся от космического Неведения. На самом деле происходит то, что Неведение ищет и подготавливает себя к трансформации путем постепенного озарения тьмы Знанием, уже сокрытым в нем; космическая истина, проявленная в своей настоящей сущности и образе в ходе этой трансформации раскроет себя в качестве сущности и образа верховной вездесущной Реальности. Мы стартовали именно с этого толкования существования, но чтобы его проверить, нам нужно проследить структуру нашего поверхностного сознания и его связей с тем, что внутри него, над ним и ниже него; только так мы сможем распознать природу и охват Неведения. При этом вскроется также природа и охват того, что Неведение ограничивает и деформирует, то есть Знания, -- являющегося в тотальности духовного существа само-знанием и миро-знанием.

Глава VIII

ПАМЯТЬ, САМО-ОСОЗНАНИЕ И НЕВЕДЕНИЕ

Некоторые говорят о само-природе вещей, другие утверждают, что это Время. Шветашватара Упанишада (VI.1)

Есть две формы Брахмана, Время и Безв- ременное. Майтри Упанишада (VI.15)

Была рождена Ночь, а из Ночи -- текущий океан бытия, и на океане было рождено Вре- мя, которому подчиняется каждое видимое творение. Риг Веда (X.190.1,2)

Память есть нечто бо'льшее: без памяти человек не мог бы думать и познавать что-либо... Насколько простирается Память, таковы и диапазоны воли. Чхандогья Упанишада (VII.13.1,2)

Именно он -- видящий, осязающий, слыша- щий, обоняющий, пробующий на вкус, понимаю- щий, действующий в нас, сознательное су- щество, "я" знания. Прашна Упанишада (IV.9)

При любом обзоре дуального характера нашего сознания нам следует сначала взглянуть на Неведение -- ведь нашим обычным состоянием является Неведение, силящееся обратиться в Знание. Для начала необходимо рассмотреть некоторые из существенных движений этого частичного осознания "я" и вещей, которое работает в нас как посредник между полным само-знанием и все-знанием и полным Несознанием, и начав с этого, следует найти его связь с бо'льшим Сознанием, лежащим ниже нашей поверхности. В ряде философских направлений особый упор делался на действие памяти; даже говорилось, что Память и есть человек -- именно память составляет нашу персональность и цементирует основание нашего психологического существа; ведь она соединяет вместе наши переживания и связывает их с одной и той же индивидуальной сущностью. Эта идея основывается на нашем существовании в последовательности Времени и принимает сам процесс в качестве ключа к сущностной Истине, даже когда целостное существование не рассматривается как некий процесс или серия причин и следствий при развитии некоторого вида саморегулирующей Энергии, как Карма. Но процесс отражает всего лишь простую практичность; это обычное принятие определенных действенных связей, которые могли бы быть устроены иначе в бесконечной возможности вещей, ради выработки определенных последствий, которые с равным успехом могли бы быть иными. Настоящая истина вещей заложена не в процессе, она находится позади него, в том, что определяет процесс, воздействует на него или управляет им; она находится не столько в самом воздействии, как в воздействующей Воле или Мощности, и не столько в Воле или Мощности, как в Сознании, динамической формой которого и является воля, и в Бытии, динамической ценностью которого предстает Мощность. Но память является только процессом сознания, некоторой полезностью; она не может быть субстанцией бытия или целым нашей персональности; она является просто одной из работ сознания, подобно тому как радиация является одной из работ Света. Именно "я" и есть человек; либо, если мы рассматриваем только наше обычное поверхностное существование, то Разум является человеком -- ведь человек -- это ментальное существо. Память -- это только одна из многих мощностей и процессов Разума, которая в настоящее время является главным действием Сознания-Силы в наших обращениях с "я", миром и природой.

Тем не менее, при рассмотрении природы Неведения, в котором мы пребываем, стоит начать с этого явления памяти; потому что это может дать ключ к определенным важным аспектам нашего космического существования. Мы видим, что разум применяет эту способность или процесс памяти двояко, как память "я", память переживания. Сначала, радикально, разум применяет память к факту нашего сознательного бытия и связывает это со Временем. Он говорит: "Я есть теперь, "я" был в прошлом, "я" буду поэтому в будущем, это одно и то же "я" во всех трех вечно плывущих делениях Времени". Так он пытается дать себе отчет в том, что он ощущает фактом в терминах времени, но что он не познать или доказать его истинность, -- факт вечности сознательного бытия. При помощи памяти Разум может знать себя только в прошлом, при помощи прямого само-осознания -- только в текущий момент, и только при помощи расширения и вывода из этого само-осознания и из памяти, говорящей нам, что в течение некоторого времени осознание было непрерывно существующим, может он представить себя в будущем. Протяженность прошлого и будущего разум не может зафиксировать; он может просмотреть прошлое только до пределов своей памяти и вывести из очевидности фактов жизни, которые он вокруг наблюдает, что сознательное существо уже было в те времена, которые он не может больше вспомнить. Он знает, что сознательное существо уже было в несмышленом состоянии младенца, с которым память утратила связь; а было ли сознательное существо до физического рождения, смертный разум вообще не может определить вследствие провала в памяти. О будущем разум вообще не знает ничего; о своем существовании в следующий момент он может иметь только внутреннюю уверенность, а любое предсказание на следующий момент может оказаться ошибкой, поскольку то, что он видел, было не более чем доминирующей вероятностью; и почти совсем ничего не может он сказать о том, явится ли физическое разложение концом сознательного бытия. Все же у разума есть это ощущение сохраняющейся непрерывности. что легко может перейти в убеждение в вечности.

Это убеждение может быть либо отражением в разуме нескончаемого прошлого, забытого им, но о котором нечто в нем сохранило бесформенное впечатление, или оно может быть тенью само-знания, пришедшего в разум с высшего или глубочайшего плана нашего бытия, где мы на самом деле осознаем наше вечное само-существование. Или, возможно, это убеждение могло бы быть галлюцинацией; точно также, как мы не можем почувствовать или представить себе факт смерти и можем жить только в ощущении непрерывного существования, то прекращение существования может представляться нам интеллектуальной концепцией, которой мы можем уверенно придерживаться, даже живо вообразить, но на самом деле никогда не можем осознать, потому что живем только в настоящем, и все же смерть, прекращение или прерывание по крайней мере нашей теперешней моды бытия -- это факт, и ощущение или предвидение непрерывного существования в будущем в физическом теле выходит за пределы той точки, которую мы могли бы считать галлюцинацией, ложным расширением или неверным применением нашего теперешнего ментального впечатления о сознательном бытии -- подобное могло бы быть и с ментальной идеей или впечатлением о сознательной вечности. Или это могло бы быть для нас ложным переводом восприятия настоящей вечности, сознательной или несознательной, но не такой, какой мы ее представляем, вечности вселенной или вечности нечто, что превосходит вселенную. Разум, схватывающий этот факт вечности, может ложно передать его нашему собственному сознательному существу, что может быть ничем не большим, как преходящим явлением того6 что поистине вечно.

Наш поверхностный разум сам по себе не имеет средств решения этих вопросов; он может лишь без конца спекулировать по этому поводу и приходить лишь к более или менее взвешенному мнению. Убежденность в нашем бессмертии есть только вера, убежденность в нашей смертности также есть только вера. Материалист не может доказать, что наше сознание прекращается со смертью тела; ведь на самом деле он может показать, что не существует убедительных доказательств тому, что нечто сознательное выживает после смерти, но равным образом в природе нет и не может быть доказательств тому, что наше сознательное "я" не переживает физическое растворение. Вслед за тем, выживание тела физической персональности может быть убедительным даже для скептика; но даже тогда будет установлено лишь то, что имеет место бо'льшая продолжительность, а не вечность сознательного существа.

В действительности, если мы взглянем на представление разума об этой вечности, то увидим, что оно заключается в непрерывной последовательности моментов вечного Времени. Поэтому вечно именно Время, а не непрерывно сиюминутное сознательное существо. Но, с другой стороны, ничто в разуме убедительно не показывает, что вечное Время на самом деле существует или что само время есть нечто большее, чем способ сознательного существа смотреть на непрерываемую продолжительность или, быть может, на вечность существования как на неделимый поток, который разум умозрительно измеряет последовательностями и одновременностями переживаний, единственно через которые это существование представлено ему. Если есть вечное Существование, являющееся сознательным бытием6 то оно должно быть за пределами Времени, которое оно содержит, оно должно быть безвременным, как мы говорим; оно должно быть вечным Веданты, которое, как мы можем предположить, использует Время только как понятийную перспективу для Его взгляда Его само-манифестации. Но безвременное само-познание Вечного лежит за пределами разума; это знание является супраментальным знанием, сверхсознательным для нас и достижимым нами только при успокоении или превосхождении временной деятельности нашего сознательного разума, когда мы входим в Молчание или переходим через Молчание в сознание вечности.

Из всего этого следует тот один замечательный факт, что самой природой нашего разума является Неведение; это не абсолютное незнание, а ограниченное и обусловленное знание существа, ограниченное представлениями настоящего, памятью прошлого, предположениями на будущее, и потому обусловленное временем и последовательным взглядом на себя и свои переживания. Если настоящее существование является временно'й вечностью, тогда у разума нет знания о настоящем бытии: ведь даже его прошлое похоронено под спудом забвения, за исключением того малого, что удержала память; разум не обладает будущим, которое скрыто от него великим пробелом неведения; он знает только свое настоящее, меняющееся от момента к моменту в бесплодной веренице имен, форм, происходящего, в марше или потоке космического кинезиса, который слишком обширен для контроля или охвата. С другой стороны, если настоящее существование является вечностью, превосходящей время, тогда разум тем более ничего не ведает о нем; ведь он знает лишь то малое, что сам может от случая к случаю охватить фрагментарным переживанием своей поверхностной само-манифестации во Времени и Пространстве.

Следовательно, если разум -- это все, что у нас есть, или если видимый разум является показателем природы нашего существа, тогда мы никогда не можем стать нечто бо'льшим, чем Неведением, быстро проносящимся сквозь Время и схватывающим знание наиболее скудным и фрагментарным образом. Но если существует мощь само-знания за пределами разума, мощь, безвременная по своей сущности, мощь, которая может смотреть на Время, возможно в одном все-связующем взгляде на прошлое, настоящее и будущее, но в любом случае как на некое обстоятельство своего собственного безвременного бытия, тогда мы имеем две мощности сознания, Знание и Неведение, Ведантическую Видью и Авидью. Тогда эти две мощности должны быть либо различными и несвязными мощностями, по отдельности рожденными, как и несходными по своему действию, отдельно само-существующими в вечном дуализме, либо же, если существует между ними связь, то должно быть так, что сознание как Знание знает свое собственное безвременное "я" и видит Время внутри себя, тогда как сознание как Неведение является частичным и поверхностным действием того же самого Знания, которое скорее видит себя во Времени, вуалирует себя в своем собственном представлении о временном бытии, и может вернуться к вечному само-знанию только с устранением этой вуали.

Ведь будет иррациональным предположить, что сверхсознательное Знание настолько отчуждено и отделено, что неспособно знать Время и Пространство и Причинность и их работы; ведь тогда оно было бы только другой разновидностью неведения, слепотой абсолютного бытия, соотносящейся со слепотой времнно'го бытия как позитивный и негативный полюса сознательного существования, которое неспособно познать себя, а либо знает только себя и не знает своих работ, либо знает только свои работы и не знает себя, -- абсурдно симметричная равнозначность взаимного отвержения. С более широкой точки зрения, точки зрения древней Веданты мы должны представлять себя не как дуальные существа, а как одно сознательное существование с двойной фазой сознания: одно из них сознательно или частично сознательно в нашем разуме, а другое сверхсознательно по отношению к разуму; одно, знание, помещенное во Время, работает при своих условиях, и с этой целью помещает свое само-знание позади себя, а другое, безвременное, вырабатывает со знанием и мастерством свои собственные само-определенные условия Времени; одно познает себя только при помощи роста во Временном переживании, а другое знает свое безвременное "я" и сознательно проявляет себя во Временном переживании.

Теперь мы начинаем понимать, что подразумевали Упанишады, когда говорили о Брахмане как о Знании, так и Неведении и одновременном познании Брахмана в этих двух качествах как о пути к бессмертию. Знание есть внутренне присущая мощь сознания безвременного, беспространственного, необусловленного "я", которое показывает себя в своей сущности как единство бытия; именно это сознание является единственно реальным и полным знанием, поскольку это вечная трансцендентность, которая не только само-осознает, но и держит в себе, проявляет, зачинает, определяет, знает временно вечные последовательности вселенной. Неведение есть сознание бытия в последовательностях Времени, поделенное в своем знании пребыванием в данный конкретный момент, поделенное в своем понимании само-бытия пребыванием в делениях Пространства и связях обстоятельств, само-заключенное во множественной работе единства. Оно называется Неведением, поскольку поместило позади себя знание единства, и из-за самого этого факта не способно верно или полностью познавать ни себя или мир, ни трансцендентную или вселенскую реальность. Живя внутри Неведения, от момента к моменту, от поля к полю, от связи к связи, сознательная душа сбивается ошибками фрагментарного знания (* "Живя и двигаясь внутри Неведения... они все ходили и ходили кругами, спотыкаясь и ушибаясь, люди введены в заблуждение, как слепцы, ведомые слепыми." -- Мундака Упанишада. I.2.8.) . Это не незнание, а взгляд и переживание реальности, частично истинное и частично ложное, каким и должно быть всякое знание, которое игнорирует сущность и видит только преходящие части явления. С другой стороны, замыкание в лишенном черт сознании единства, не ведающем о проявляющимся Брахмане, также описывается как слепая темнота. Поистине, ни то, ни другое не является в точности тьмою, но одно ослеплено концентрированным Светом, а другое -- иллюзорными пропорциями вещей, видимых в сумеречном, туманном и неровном свете, это полу-туман, полу-видение. Божественное сознание не заперто ни в том, ни в другом, а поддерживает неизменное Одно и изменчивое Множество в одном вечном все-связующем, все-объединяющем само-знании.

Память разделяющего сознания -- это костыль, на который опирается разум, когда он беспомощно спотыкается, принуждаемый безостановочно двигаться в стремительном потоке Времени. Память -- это убогая замена прямого интегрального сознания "я" и прямого интегрального или глобального восприятия вещей. Разум может иметь прямое сознание "я" только в текущий момент бытия; он может иметь только полу-прямое восприятие вещей, какими они ему назначены в текущий момент времени и непосредственном поле пространства и насколько они охватываемы чувствами. Он восполняет свои недостатки памятью, воображением, мышлением, различного рода символьными идеями. Его чувства -- это устройства, с помощью которых он опирается на видимость вещей в текущий момент и непосредственно близком пространстве; память, воображение, мышление -- это устройства, при помощи которых он представляет себе, еще менее прямо, видимость вещей за пределами текущего момента и непосредственного пространства. Одна вещь, не являющаяся приспособлением, это его прямое самосознание в текущий момент. Поэтому именно на это само-сознание может он опираться как на факт вечного бытия, на реальность; тогда возникает искушение смотреть на все остальное как на попросту явление, возможно, как на ошибку, невежество, иллюзию, потому что они более не кажутся ему прямо реальными. Так Иллюзионист рассматривает их; единственная вещь, которой он придерживается как по-настоящему реальной, это вечное "я", лежащее позади прямого текущего самосознания разума. Либо же, подобно Буддистам, можно считать даже это вечное "я" иллюзией, представлением, субъективным образом, простым воображением или ложным ощущением и ложной идеей бытия. Тогда с точки зрения разума он сам становится фантастическим волшебником, причем он сам и его работы становятся одновременно существующими и несуществующими, сохраняющейся реальностью и все же скоротечной ошибкой, которую он объясняет или не объясняет, но в любом случае определенно должен покончить с собой и своими работами, так чтобы он смог успокоиться, раствориться в безвременном покое Вечного, уйти от тщетного представления видимостей.

Но, поистине, наше резкое разграничение на "внутри" и "снаружи", теперешнее и прошлое самосознание -- трюки ограниченного нестабильного действия разума. За разумом находится стабильное сознание, использующее его в качестве собственной поверхности, сознание, в котором нет связывающего понятийного деления на "я" в настоящем и "я" в прошлом и будущем; и все же это сознание знает себя во Времени, в настоящем, прошлом и будущем, но одновременно, в неделимом взгляде, который охватывает все подвижные выражения Временно'го я и держит их на основании подвижного безвременного я. Мы начинаем осознавать это сознание, когда отходим назад от разума и его активностей, или когда те замолкают. Но сначала мы видим этот недвижимый статус, и если мы рассматриваем только недвижимость "я", то можем сказать, что оно не только безвременно, но и бездейственно, без движения идеи, мысли, воображения, памяти, воли, что оно самодостаточно, само-поглощено и поэтому предстает пустыней всякого действия вселенной. Тогда только то становится реальным для нас, а все остальное -- тщетным символизмом в несуществующих формах, -- или формах, не соответствующих чему-то по-настоящему существующему, -- и потому грезой. Но это само-поглощение является только некоторым актом и результирующим состоянием нашего сознания, точно также, как и само-рассеивание в мышлении и памяти и воле. Настоящее "я" -- это вечное, с очевидностью способное как на подвижность во Времени, так и на недвижимость, основывающую Время, -- одновременно, иначе они не могли бы оба существовать; а также одно не может существовать, тогда как другое создает видимости. Это верховная Душа, "я" и Существо (* пара пуруша, параматман, парабрахман.) Гиты, подразумевающее как недвижимое, так и подвижное бытие в качестве "я" и господа всего сущего. К этому мы приходим, рассматривая разум и память в их отношении, главным образом, к первичному явлению ментального самосознания во Времени. Но если мы рассмотрим их также по отношению к само-переживанию и переживанию других, то придем к тому же результату с более богатым содержимым и еще более ясным светом на природу Неведения. Теперь давайте подытожим то, что мы увидели -- вечное сознательное существо, которое поддерживает мобильное действие разума на стабильном недвижимом самосознании, свободном от действия Времени и которое со знанием, верховным по отношению к разуму охватывает все движение Времени, пребывает действием разума в этом движении. Как поверхностная ментальная сущность, движущаяся от момента к моменту, не наблюдающая его сущностное "я", а видящая только его связь с его переживанием движения Времени, удерживающая от себя будущее в том, что кажется пробелом Неведения и не-существования, но является нереализованной полнотой, схватывая знание и переживание существа в настоящем, прячущая его в прошлом, что опять же кажется пробелом Неведения и не-существования, частично сброшенным, частично сохраненным в памяти, это сознательное существо накладывает аспект вещи быстротекущей и сомнительной, охватываемой без стабильности, на вещи быстротекущие и сомнительные. Но на самом деле мы обнаруживаем, что это сознательное существо всегда остается одним и тем же Вечным, навечно стабильным и само-обладающим в Его супраментальном знании и что то, что он охватывает, также навечно устойчиво и вечно; ведь именно самого себя он ментально переживает в последовательности Времени.

Время -- это величайший банк сознательного существования, обращенный в ценности переживания и действия: поверхностное ментальное существо черпает из прошлого (и будущего тоже) и непрерывно впечатывает это в настоящее; оно подпитывает и запасает приобретения, собранные в том, что мы называем прошлым, не подозревая, насколько вечно-присутственно прошлое в нас; оно использует его, насколько это требуется, как монету знания и реализованного бытия и разменивает ее на монету ментального, витального и физического действия в коммерции текущего, что на его взгляд создает новое благосостояние будущего. Неведение есть такое использование само-знания Бытия, которое делает его ценным для переживания во Времени и законным для Временной деятельности; то, что мы не знаем, это то, что мы пока еще не вобрали, не впитали и не использовали в нашем ментальном переживании или прекратили впечатывать или использовать. "Позади" все известно и все готово для использования в соответствии с волей Я в его обращениях со Временем и Пространством и Причинностью. Почти можно было бы сказать, что наше поверхностное существо -- это только находящееся более глубоко вечное "я" в нас, выбросившее себя как искатель приключений во Времени, игрок и манипулятор бесконечными возможностями, ограничивающий себя последовательностью моментов, так чтобы он мог изведать все сюрпризы и испытать восторг приключения, удерживая позади свое само-знание и полное само-бытие, так что он мог бы отыграть то, что кажется ему потерянным, завоевать всего себя через пестрое разнообразие радости и боли вечных страстей и поисков и приключений.

Глава IX, Книга II

ПАМЯТЬ, ЭГО И САМО-ПЕРЕЖИВАНИЕ

Здесь этот Бог, Разум, снова и снова в своей грезе переживает то, что уже было пе- режито, что было видимо и что не было виде- но, что было слышано и что не было слышано; то, что было пережито и то, что не было пе- режито, что есть и чего нет, все он видит, он есть все и видит. Прашна Упанишада (IV.5)

Пребывание в нашем истинном существе есть освобождение; ощущение эго есть выпа- дение из истины нашего бытия. Махопанишада (V.2)

Один во многих рождениях, единственный океан, поддерживатель всех потоков движе- ний, видит наши сердца. Риг Веда (X.5.1)

Прямое само-сознание ментального существа, при помощи которого оно начинает осознавать свое собственное безвременное и бесформенное существование за течением разнообразного само-переживания, осознавать свою вечную субстанцию души за ментальными образованьями той субстанции, осознавать свое "я" позади эго, уходит за ментальность к безвременности вечного настоящего; это то в нем, что навсегда одно и то же и не подвержено ментальному разграничению на прошлое, настоящее и будущее. Это прямое само-сознание также не подвержено разграничениям пространства или обстоятельства; ведь если ментальное существо обычно говорит о себе: "я в теле, "я" здесь, "я" там, "я" буду где-то еще", все же когда оно учится фиксировать себя в этом прямом самосознании, то очень скоро воспринимает, что это язык его меняющегося само-переживания, который только выражает связи его поверхностного сознания с окружением и внешностью. Распознав это, открепив себя от этого, ментальное существо начинает воспринимать, что "я", которое оно непосредственно сознает, ни в коей мере не меняется при этих внешних изменениях, что оно всегда одно и то же, не подвержено мутациям тела или ментальности или того поля, в котором все это движется и действует. Это "я" по своей сути не имеет черт, связей, какого-либо характера, отличного от чистого сознательного существования, самодостаточного и вечно удовлетворенного чистым бытием, само-блаженного. Так мы начинаем осознавать стабильное "я", вечный "Ом" или неизменное "Есмъ" без любого разряда персональности или Времени.

Но это сознание "я", как оно безвременно, так и способно также свободно рассматривать Время как вещь, отраженную в нем и как либо причину, либо субъективное поле меняющегося опыта. Тогда именно на поверхности "Я Есмъ", неменяющегося сознания встречаются изменения в ходе Времени. Поверхностное сознание постоянно что-то добавляет или отвергает из своего переживания, и при каждом добавлении или отвержении оно модифицируется; хотя то более глубокое "я", поддерживающее и содержащее все мутации, остается неизменным, но внешнее поверхностное "я" постоянно развивает свое переживание, так что оно никогда не может категорически о себе сказать: "Я такое же, как и мгновение назад". Те люди, что живут в этом поверхностном Временном "я" и не имеют привычки или навыка внутренне отходить к неизменному я или не имеют способности пребывать в нем, не могут даже помыслить о себе как о чем-то отдельном от этого всегда самомодифицирующегося ментального опыта. Для них это является их "я", и если они открепленно взглянут на происходящее, то им легко согласиться с выводом Буддистских Нигилистов, что это "я" на самом деле является ничем не большим, как потоком идеи и переживания и ментального действия, негаснущим пламенем, которое все же никогда не остается одним и тем же, и заключить, что нет такой вещи, как настоящее "я", а есть только поток переживаний, за которым стоит Ничто: есть переживание знания без Познающего, переживание бытия без Существующего; есть просто набор элементов, частей потока без настоящего целого, которые комбинируются с порождением иллюзии Существующего и существования и переживания существования. Либо они могут заключить, что только Время по-настоящему существует, и что они сами -- его порождения. Это заключение об иллюзорно существующем в реальном или нереальном мире неизбежно для такого рода отхода, как и противоположное заключение о реальном Существовании, но иллюзорном мире для мыслителя, который, пребывая в недвижимом я, обозревает все остальное как изменчивое не-я; обычно он приходит к тому, что считает последнее обманчивой уловкой сознания.

Но давайте немного посмотрим на это поверхностное сознание без теоретизирования, изучая его только в его фактах. Сначала мы видим его как чисто субъективное явление. Есть постоянное быстрое смещение Временной точки, что невозможно приостановить хоть на мгновение. Есть постоянное изменение, даже когда нет смещения обстоятельств Пространства, изменение как в теле или форме, в которую непосредственно населяет сознание, так и окружающих тел или форм вещей, в которых оно менее непосредственно живет. Оно равным образом подвержено воздействию того и другого, хотя более живо, более непосредственно воздействию меньшего, чем большего вместилища; воздействию своего собственного тела в большей степени, чем воздействию тела мира, потому что оно непосредственно осознает изменение только собственного тела, и лишь косвенно, через чувства и воздействия макрокосма на микрокосм сознает оно изменение тела мира. Это изменение тела и окружающей обстановки не так настоятельно очевидно или не так очевидно быстро, как скоротечное изменение Времени; и все же оно равным образом реально происходит от одного момента времени к другому, и его равным образом невозможно задержать. Но мы видели, что ментальное существо лишь настолько считается с этим изменением, насколько оно воздействует на его собственное ментальное сознание, насколько оставляет след и вносит изменения в ментальный опыт и ментальное тело, потому что только через разум может оно осознавать свое меняющееся физическое пристанище и изменяющееся переживание мира. Поэтому подобно смещению или изменению Временной точки и Пространственного поля происходит постоянно модифицирующееся изменение суммы обстоятельств, переживаемых во Времени и Пространстве, и в результате происходит постоянная модификация ментальной персональности, являющейся формой нашего поверхностного или видимого я. Все это изменение обстоятельств на философском языке называется причинностью; ведь в потоке космического сознания предшествующее состояние кажется причиной последующего состояния, либо это последующее состояние кажется результатом предшествовавшего действия мощностей, объектов или сил: все же на самом деле то, что мы называем причиной, очень даже может быть только обстоятельством. Таким образом, сверх и помимо своего прямого самосознания, разум имеет более или менее непрямое изменчивое само-переживание, которое он делит на две части, свое субъективное переживание вечно изменчивых ментальных состояний личности и свое объективное переживание вечно меняющегося окружения, которое частично или полностью кажется причиной работ личности и одновременно подвержено влиянию этих работ. Но весь этот опыт в конечном итоге оказывается субъективным; ведь даже объективное и внешнее известно разуму в форме субъективных впечатлений.

Здесь роль Памяти значительно возрастает; ведь тогда как по отношению к прямому самосознанию разума все то, что она может сделать -- это напомнить ему, что оно существовало в прошлом и было таким же, как в настоящем, то в нашем дифференцированном или поверхностном само-переживании память становится важной мощью, связующей вместе прошлое и настоящее переживание, прошлую и настоящую личность, предотвращая наступление хаоса и разобщения и гарантируя непрерывность потока в поверхностном разуме. Все же даже здесь мы не должны преувеличивать назначение памяти или приписывать ей ту часть операций сознания, которая на самом деле принадлежит деятельности других мощностей-аспектов ментального существа. Не только одна память составляет ощущение эго; память -- это только посредник между чувство-разумом и координирующим интеллектом: она поставляет интеллекту прошлые данные опыта, которые разум держит где-то внутри, но не может нести их с собой в своей поверхностной текучести от момента к моменту.

Небольшой анализ сделает это очевидным. В операциях ментальности задействованы четыре элемента: объект ментального сознания, акт ментального сознания, обстоятельства и субъект. В само-переживании само-наблюдающего внутреннего существа объектом всегда является некоторое состояние или движение или сознательного бытия, гнев, печаль или другая эмоция, голод или другая витальная страсть, импульс или внутренняя реакция жизни или некоторая форма ощущения, восприятия или мыслительной деятельности. Акт ментального сознания заключается в некоторого рода ментальном наблюдении и понятийной оценке это движения или волны или же его ментального ощущения, в которое наблюдение или оценка могут быть вовлечены или даже затеряться в нем, -- так что в этом акте ментальная личность может либо отделить акт от объекта при помощи различающего восприятия, либо неразличимо смешать из вместе. Иными словами, ментальным индивид может либо просто стать движением, например, сознания гнева, может вовсе не стоять позади этой активности, не отражая или наблюдая себя, не контролируя чувство или сопутствующее действие, либо он может наблюдать, чем он становится, и отражать это с видением или восприятием в своем разуме: "Я в гневе". В предыдущем случае субъект или ментальная личность, акт сознательного само-переживания и сущностный гнев, заполняющий разум и являющийся объектом само-переживания, вместе закручены в одну волну сознательной силы в движении; но в последнем случае есть определенный скорый анализ составляющих, и акт само-переживания частично открепляет себя от объекта. Таким образом, в этом акте частичного открепления мы способны не только переживать самих себя динамически в становлении, в процессе движения самой сознательной силы, но и стоять позади, воспринимать и наблюдать самих себя, и если открепленность достаточная, то и контролировать наши чувства и действия, контролировать до некоторой степени наше становление.

Однако, обычно присутствует некий дефект даже в этом акте само-наблюдения; ведь на самом деле есть частичная открепленность акта от объекта, но не ментальной личности от ментального акта: ментальная личность и ментальное действие включены друг в друга или вместе закручены; а также ментальная личность не достаточно откреплена от эмоционального становления или отделена от него. "я" осознаю себя охваченным гневом, в этом состоянии становления сознательного вещества моего существа, и осознаю это в мысленном восприятии этого становления: но всякое мысленное восприятие также является становлением и не мной самим, и это "я" еще не достаточно осознаю; "я" отождествляю себя с ментальными активностями или вовлечен в них, не свободен или отделен от них. "я" еще не непосредственно осознаю себя, поодаль от моих становлений и моего восприятия их, поодаль от форм активного сознания, которые "я" присваиваю в волнах моря сознательной силы, которая является веществом моей ментальной и жизненной природы. И только когда "я" полностью открепляю ментальную личность от акта само-переживания, тогда "я" начинаю полностью осознавать сначала явное эго и, в конце, свидетельствующее "я" или мыслящую ментальную Личность, нечто или некто, кто охватывается гневом и наблюдает его, но не ограничен или определяем в своем бытии гневом или восприятием. Напротив, эта Личность являет постоянный фактор, осознающий неограниченную последовательность сознательных движений и сознательных переживаний движений и осознающий свое собственное бытие в той последовательности; но эта Личность может осознавать свое собственное бытие также позади этой последовательности, поддерживая ее, содержа ее, быть всегда одной и той же в факте бытия и силе бытия за пределами меняющихся форм или устройств его сознательной силы. Таким образом, эта Личность есть то "я", что неизменно, но одновременно и вечно становится чем-то в последовательности Времени.

Очевидно, что на самом деле существует не два "я", а одно сознательное существо, которое бросает себя в волны сознательной силы, так чтобы пережить себя в последовательности своих меняющихся движений, в ходе которых оно на самом деле не меняется, не увеличивается и не уменьшается, -- изменяется ничуть не больше, чем изначальное вещество Материи или Энергии в материальном мире увеличивается или уменьшается в постоянно меняющихся комбинациях элементов, -- хотя оно кажется меняющимся для переживающего сознания, пока то живет только в знании явления и не отходит к знанию изначального бытия, субстанции или Силы. Когда это сознательное существо в действительности отходит назад к более глубокому знанию, то оно не признает нереальными наблюдаемые явления, а воспринимает неизменное бытие, энергию или настоящую субстанцию не феноменальными, не подчиненными в себе чувствам; в то же время оно видит становления или реальные явления того бытия, энергии или субстанции. Это становление мы называем явлением, поскольку в действительности как те вещи, которые мы сейчас знаем, это становление проявляется сознанию при условиях чувственного восприятия и чувственной связи и не непосредственно самому сознанию в его чистом и необусловленном охвате и всесторонне охватывающем знании. Так же дело обстоит и с "я", -- оно неизменно для нашего прямого самосознания; оно проявляет себя изменчиво в разнообразных становлениях для разума-чувства и ментального переживания, -- поэтому, в том, как видятся нам сейчас вещи, это "я" проявляет себя не непосредственно чистому необусловленному знанию сознания, а опосредованно в условиях нашей ментальности.

Именно из-за последовательности переживаний и самого факта непрямого или вторичного действия переживающего сознания в условиях нашей ментальности требуется такое приспособление, как Память. Ведь первым условием нашей ментальности является деление на моменты Времени; ментальность не может никак иначе обрести опыт или удержать вместе свои переживания, кроме как при условиях этого само-деления на моменты Времени. В непосредственном ментальном переживании волны становления, сознательного движения бытия нет действия памяти или необходимости в ней; меня охватывает гнев, -- это действие ощущения, а не памяти; "я" наблюдаю, как меня охватывает гнев, -- это действие восприятия, а не памяти. Память приходит только тогда, когда я начинаю связывать свой опыт в последовательности Времени, когда "я" разделяю свое становление на прошлое, настоящее и будущее, когда "я" говорю: "я был в гневе мгновение назад" или "меня охватил гнев, и еще до сих пор "я" во гневе" или "я был в гневе и опять буду в гневе, если случится то же самое". Память на самом деле может непосредственно и напрямую приходить в становление, если происшедшее движение сознания само является частично или целиком вещью прошедшего, -- например, когда возвратилась эмоция, такая как печаль или страдание, вызванная памятью прошлого, а не чем-то происшедшем в настоящем или же вызванная чем-то непосредственно происшедшем в настоящем, но оживившем память прошлого случая. Так как мы не можем удержать прошлое в нас на поверхности сознания, -- хотя оно всегда присутствует позади, внутри, сублиминально и даже часто активно, -- поэтому мы должны восстанавливать его как нечто утраченное или более не существующее, и это мы делаем в том повторяющемся и связывающем действии мышления-разума, которое мы называем памятью, -- точно также, как мы призываем вещи, не находящиеся внутри действительного поля нашего ограниченного поверхностного переживания разумом, при помощи того действия мыслящего разума, которое мы называем воображением, этой великой мощью в нас и высоким созывателем всех возможностей, реализуемых или нереализуемых в поле нашего неведения.

Память не является сущностью сохраняющегося или непрерывного переживания даже в последовательности Времени, и она вообще бы не требовалась, если наше сознание было бы одним неделимым движением, если бы ему не требовалось пробегать от одного момента времени к другому с потерей прямого охвата прошедшего и с полным неведением или не-обладанием следующим. Все переживание или субстанция становления во Времени -- это текущий поток или море, поделенное не в себе, а только в наблюдающем сознании при ограниченном движении Неведения, которое должно скакать от момента к моменту подобно стремительным броскам стрекозы на поверхности потока: точно также вся субстанция бытия в Пространстве -- это текущее море, поделенное не в себе, а только в наблюдающем сознании, потому что наша способность чувствования ограничена в своем охвате, может видеть только часть и поэтому вынуждена наблюдать формы субстанции так, как если бы они были отдельными вещами в себе, не зависящими от одной субстанции. На самом деле существует некое упорядочивание вещей в Пространстве и Времени, но не существует никакой пропасти или разделения, кроме как в нашем неведении, и именно для того, чтобы навести мосты через пропасть и соединить разделенное неведением Разума, мы призываем в помощь разнообразные устройства сознания разума, одним из которых и является память.

Следовательно, через меня проходит текущий поток мирового моря, гнев или печаль или любое другое внутреннее движение может встретиться как долго не спадающая волна непрерывного потока. Эта непрерывность не порождается силой памяти, хотя память может помочь продлить или повторить волну, которая сама по себе затеряется в потоке; волна просто возникает и продолжает свое существование как движение сознательной силы моего существа, как движение, переносимое вперед под действием своего собственного первоначального импульса возмущений. Память приходит, чтобы продлить возмущения путем возвращения думающего разума к случаю гнева или к ощущению разумом первого импульса гнева, благодаря чему память оправдывает себя в повторении возмущения; иначе возмущение растратило бы себя и могло вернуться лишь тогда, когда тот самый случай в действительности повторился бы. Естественная возвращаемость волны при тех же самых или аналогичных условиях, вызывающих то же самое возмущение, является в своем изолированном пришествии не более чем результатом памяти, хотя память может помочь укрепить ее и еще больше подчинить ей разум. Более того, существует та же связь повторного происшествия и повторяющегося результата и движения в более текучей энергии и более изменчивой субстанции разума, что и представленная механически в повторении того же следствия при той же причине в менее изменчивых изменчивых операциях энергии и субстанции материального мира. Мы можем сказать, если угодно, что существует подсознательная память во всей энергии Природы, которая неизменно воспроизводит ту же связь причины и следствия; но такое расширение вряд ли допустимо. На самом деле мы можем установить только закон повторяемости в действии волн сознательной силы, благодаря чему эта сила упорядочивает эти движения своей собственной субстанции. Собственно говоря, Память -- это просто устройство, с помощью которого свидетельствующий Разум помогает себе связывать вместе эти движения и их пришествие и повторяемость в последовательностях Времени для переживания во Времени, для лучшего их использования при помощи все более и более координированной воли и для постоянно развивающейся их оценки при помощи все более и более корректирующего рассудка. Это является великим, непреложным, но не единственным фактором процесса, в котором Несознание, с которого мы стартуем, развивает полное само-знания, и в котором Неведение ментального существа развивает сознательное знание о себе в своем становлении. Это развитие продолжается до тех пор, пока координирующий разум знания и разум воли не становятся полностью способными возобладать над всем материалом само-переживания и использовать его. По крайней мере, таким видится процесс эволюции, управляющий развитием Разума из само-поглощенной и кажущейся неразумной энергии материального мира.

Эго-ощущение -- это другое устройство ментального Неведения, при помощи которого ментальное существо начинает осознавать себя, -- не только объекты, акты и случаи своей деятельности, но и то, что переживает все это. На первый взгляд может показаться, что эго-ощущение в действительности составлено памятью, ведь как будто бы память говорит нам: "я являюсь все тем же 'я', что было охвачено гневом некоторое время назад, и сейчас снова или все еще пребывает в гневе". Но, в действительности, все, что память может сказать нам благодаря своей собственной силе, это то, что то же самое явление встретилось в том же поле сознательной деятельности. Произошел лишь повтор ментального явления, той волны становления в субстанции разума, которую разум-чувство непосредственно осознает; память приходит затем, чтобы связать эти повторы вместе и позволить разуму-чувству понять, что та же самая субстанция разума приняла ту же динамическую форму и что тот же разум-чувство переживает это. Эго-ощущение не является продуктом памяти и не строится памятью, оно уже и всегда существует как точка отсчета или нечто, в чем чувство-разум концентрирует себя, чтобы иметь координированный центр вместо того, чтобы несвязно размазываться по полю переживания; эго-память усиливает эту концентрацию и помогает поддерживать ее, но не основывает ее. Возможно, что в низших животных ощущение эго, ощущение индивидуальности не идет дальше чувственного источника или менее точного осознания непрерывности и тождества и отделенности от других в ходе Времени. Но в человеке к тому же присутствует координирующий разум знания, который, основываясь на объединенном действии чувство-разума и памяти, достигает отчетливой идеи, -- сохраняя также при этом первое постоянное интуитивное восприятие, -- идеи эго, которое ощущает, чувствует, вспоминает, думает, и которое остается одним и тем же, независимо от того, вспоминает ли оно или не вспоминает. Этот сознательный разум-субстанция всегда представляет одну и ту же сознательную персону, чувствующую, прекращающую чувствовать, вспоминающую, забывающую, полностью сознательную, погруженную в сон из поверхности сознания; эта персона одна и та же до организации памяти и после нее, в младенце и в вышедшем из ума старике, во сне и в бодрствовании, в кажущемся сознании и кажущемся несознании; эта персона и никто другой делал что-то, о чем уже забыл, как и то, о чем он помнит; эта персона сохраняется той же самой за всеми изменениями ее становления. Это действие знания в человеке, этот координирующий интеллект, эта формулировка самосознания и само-переживания выше эго-памяти и эго-ощущения животного и поэтому, можно предположить, ближе к настоящему само-знанию. Мы даже можем прийти к осознанию того, если изучим завуалированное, как и неприкрытое действие Природы, что все то, что эго-ощущение и эго-память имеют позади себя, это на самом деле прагматическое приспособление тайной координирующей мощности или разума знания, присутствующего во вселенской сознательной силе, того вселенского разума, чьей явной формой предстает думающий разум человека, возникший в ходе нашей эволюции -- но формой все еще ограниченной и несовершенной в ее модах действия и основывающего принципа. Даже в Несознательном присутствует подсознательное знание, больший внутренне присущий Разум вещей, который накладывает координацию, скажем, определенную рациональность, на наиболее безумные движения вселенского становления.

Вечность Памяти становится наглядной в хорошо наблюдаемых явлениях двойной личности или расщепления личности, когда у человека имеются два последовательных или альтернативных состояния разума, в каждом из которых он помнит и в совершенстве согласовывает лишь то, кем он был и что делал только в этом состоянии разума, а не в другом. Это может быть связано со систематической идеей различной персональности, ведь в одном состоянии человек думает, что является одной личностью, а в другом -- совершенно другой личностью с другим именем, жизнью и чувствами. Здесь может показаться, что память составляет целостную субстанцию личности. Но, с другой стороны, мы должны увидеть, что это расщепление памяти происходит и без расщепления личности, как когда человек в состоянии гипноза вбирает в себя некий диапазон памяти и переживаний, которые чужды его пробужденному разуму, но при этом он не считает себя другой личностью, или как когда кто-то забывает свою прошлую жизнь и, возможно, даже свое имя, все еще не меняет свое эго-ощущение и свою личность. Возможно также такое состояние сознания, в котором хотя и нет провала в памяти, но все же после очень скорого развития целостное существо ощущает себя измененным в каждом пункте ментальности, и человек чувствует себя рожденным в новой личности, так что если бы не координирующий разум, то человек вообще бы не принял свое прошлое как принадлежащее той личности, которой он сейчас является, хотя он совершенно точно помнит, что все это происходило в той же форме тела и в том же поле разума-субстанции. Базисом является разум-чувство, а память -- это нить, на которую нанизаны переживания разума: но эта координирующая способность разума, связывающая вместе весь материал, который поставляет память, и все соединения прошлого, настоящего и будущего, связывает их также с "я", остающимся тем же самым во все моменты Времени и несмотря на все изменения опыта и личности.

Эго-ощущение является только подготовительным приспособлением и первой основой для развития настоящего само-знания ментального существа. Развивающийся от несознания к само-знанию, от незнания "я" и вещей к знанию "я" и вещей, Разум таким путем приходит к осознанию всего своего поверхностно осознаваемого становления как связанного с "я", которым он всегда является. Это "я" частично отождествляется с сознательным становлением, частично о нем думается как о нечто отличном от становления и являющемся верховным по отношению к становлению, чем-то даже, возможно, вечным и неизменным. В предельном случае, используя рассудок, различающий для того, чтобы согласовывать, разум может зафиксировать свои само-переживания только на становлении, на постоянно меняющемся "я" и отвергнуть идею о чем-либо другом как фикцию разума; тогда нет бытия, есть только становление. Либо разум может зафиксировать само-переживание на прямом сознании своего собственного вечного бытия и отвергнуть становление, даже когда он призываем осознать это, как фикцию разума и чувств или тщетность временного низшего существования.

Но, очевидно, что само-знание, основанное на разделяющем эго-ощущении, несовершенно и что никакое знание, базирующееся только на нем или первично на нем, не может быть надежным или гарантирующим полноту. Во-первых, это есть знание нашей поверхностной ментальной деятельности и ее переживаний, и по отношению ко всей большой остальной части нашего становления, содержащейся позади, это знание является Неведением. Во-вторых, это есть знание бытия и становления только в качестве ограниченных индивидуальным "я" и его переживаниями; для этого знания весь остальной мир является не-я, является, скажем, чем-то таким, что не осознается как часть собственного бытия, а сознается как некоторое внешнее существование, представленное отдельному сознанию. Это происходит вследствие того, что ментальное сознание не обладает прямым сознательным знанием об этом большем существовании и природе, таким знанием, каким индивид обладает о своем собственном бытии и становлении. Здесь также существует ограниченное знание, утверждающее себя позади обширного Неведения. В-третьих, истинная связь между бытием и становлением еще не выработана на основе совершенного само-знания; пока задействовано скорее Неведение, частичное знание. Как следствие, разум в своем стремлении к окончательному знанию через координирующую и разъединенную волю и рассудок пытается на основе нашего теперешнего опыта и возможностей прийти к предельно четкому выводу, отрезающему одну сторону существования. Было установлено лишь то, что с одной стороны ментальное существо может абсорбироваться в прямом самосознании до кажущегося исключения всего становления, и с другой стороны оно может абсорбироваться в становлении до кажущегося исключения всего стабильного самосознания. Обе стороны разума, разведенные до антагонизма, клеймят отвергнутое как нереальное или же как всего лишь игру сознательного разума; для той или другой стороны либо Божественное, "я", либо мир лишь относительно реален, пока разум продолжает создавать их, мир как действенную грезу "я", либо Бога и Я как ментальное построение или действенную галлюцинацию. истинная связь не охвачена, потому что эти две стороны существования всегда должны казаться разноречивыми и непримиримыми для нашего интеллекта, пока существует только частичное знание. Интегральное знание есть цель сознательной эволюции; четкий раздел знания, отрезающий одну сторону и оставляющий другую, не может быть целостной истиной "я" и вещей. Ведь если недвижимое Я было бы всем, тогда было бы невозможно мировое существование; если Природа была бы всем, тогда мог бы существовать цикл вселенского становления, но не могло бы быть духовного основания для эволюции Сознательного из Несознательного и для сохраняющегося стремления нашего частичного Сознания или Неведения к превышению себя и достижению целостной сознательной Истины своего бытия и интегрального сознательного знания всего Бытия.

Наше поверхностное существование является только поверхностью, и именно там расположено царство Неведения; чтобы знать, должны мы идти внутрь нас самих и смотреть с внутренним знанием. Все то, что сформулировано на поверхности, является малым и уменьшенным представлением нашего тайного большего существования. Недвижимое "я" в нас устанавливается лишь тогда, когда стихает внешняя ментальная и витальная деятельность; ведь поскольку оно расположено глубоко внутри и представлено на поверхности только благодаря интуитивному ощущению само-существования и неверно представлено ментальным, витальным, физическим эго-ощущением, то его истина должна переживаться в молчании разума. Но также и динамические части нашего поверхностного существа аналогично являются уменьшенными образами бо'льших вещей, которые присутствуют в глубинах нашей тайной природы. Сама поверхностная память является фрагментарным и неэффективным действием, вытягивающим детали из внутренней сублиминальной памяти, которая воспринимает и записывает все наше мировое переживание, воспринимает и записывает даже то, что разум не заметил, не наблюдал или не понял. Наше поверхностное воображение сводится к отбору из более обширной, более содержательной и более действенной сублиминальной мощи сознания построения образов. Разум с неизмеримо более широкими и более тонкими восприятиями, жизненная энергия с бо'льшим динамизмом, тонко-физическая субстанция с большей и более тонкой восприимчивостью строят из себя нашу поверхностную эволюцию. За всеми этими оккультными действиями стоит психическая сущность, являющаяся истинной поддержкой нашей индивидуализации; эго предстоит только внешней ложной заменой: ведь именно эта тайная душа поддерживает и удерживает вместе наше само-переживание и миро-переживание; ментальное, витальное, физическое, внешнее эго является внешним построением Природы. Только когда мы увидим как наше "я", так и нашу природу как целое, в глубинах, как и на поверхности, только тогда сможем мы обрести настоящий базис знания.

Глава X

ПОЗНАНИЕ ЧЕРЕЗ ОТОЖДЕСТВЛЕНИЕ И РАЗДЕЛЯЮЩЕЕ ПОЗНАНИЕ

Они видят "я" в "я" при помощи Я. Гита(VI.2)

Где есть двойственность, там другой ви- дит другого, другой слышит, касается, дума- ет о другом, знает другого. Но когда один видит все в качестве "я", посредством чего он знает это ? именно при помощи "я" один знает все сущее ... Все обманывает того, кто ви- дит все иначе, нежели как в Я; ведь все здесь есть Брахман, все существа и все су- щее есть это Я. Брихадараньяка Упанишада (IV.5,15,7)

Само-Существующее прорвалось наружу сквозь двери чувств, поэтому вещи видятся внешне, и не во внутреннем существе. Муд- рец, желающий познать бессмертие, обращает свой взор вовнутрь, видит "я" лицом к лицу. Катха Упанишада (II.1.1)

Не уничтожится видение зрящего, речь говорящего... слух слушающего... познание познающего, ибо они неразрушимы; но нет второго или кого-либо другого и отдельного от него самого, кого он мог бы видеть, с кем говорить, кого слушать, кого познавать. Брихадараньяка Упанишада (IV.5,15,7)

Наше поверхностное постижение, наш ограниченный и узкий способ смотреть на наше "я", на наши внутренние движения и на мир снаружи нас и его объекты и происходящее выводится из четырехкратного порядка знания. Изначальный и фундаментальный путь познания, родственный оккультному "я" в вещах, заключается в знании посредством тождества; вторым, выводимым путем является знание посредством прямого контакта, связанное своими корнями с тайным знанием посредством тождества или стартующее с него, но в действительности отделенное от своего источника и поэтому мощное, но неполное в своем постижении; третьим является знание посредством отделения от объекта наблюдения, но все еще с прямым контактом как своей поддержкой или даже частичным тождеством; четвертый путь заключается в полностью отделенном познании, опирающемся на машинерию непрямого контакта, в познании путем приобретения, которое является, без осознания этого, передачей или привнесением предсуществующего внутреннего осознания и знания. Знание посредством отождествления, знание посредством сокровенного прямого контакта, знание посредством отделенного прямого контакта, полностью отделенное знание посредством непрямого контакта составляют четыре метода постижения Природы.

Первый путь познания в его наичистейшей форме иллюстрируется в поверхностном разуме прямым осознанием только нашего собственного сущностного существования: в этом знании нет никакого другого содержимого, кроме чистого факта "я" и существа; ни о чем ином в мире наш поверхностный разум не имеет такого же рода осознания. Но в знание структуры и движений нашего субъективного сознания в действительности входят некоторые элементы осознания посредством тождества; ведь мы можем с определенным отождествлением спроецировать себя в эти движения. Уже отмечалось, как это может произойти в случае приступа ярости, который поглощает нас целиком, так что на мгновение наше сознание кажется волной гнева: другие страсти, любовь, печаль, радость имеют ту же мощь захватывать и занимать нас; мышление также поглощает и занимает, у мыслителя отсутствующий взгляд, он становится мыслью и мышлением. Но обычно происходит скорее двойное движение; некоторая часть нашего "я" становится мыслью или страстью, а другая часть либо сопровождает первую с некоторой приверженностью, либо близко ей следует и знает ее посредством сокровенного прямого контакта, которому недостает отождествления или полного самозабвения в движении.

Это отождествление возможно, возможно также это одновременное отделение и частичное отождествление, потому что эти вещи являются становлениями нашего существа, определителями вещества нашего разума и энергии нашего разума, вещества нашей жизни и энергии нашей жизни; но поскольку они составляют лишь малую часть нас, то мы не обязаны идентифицироваться с ними или быть ими занятыми, -- мы можем открепить себя, отделить существо от временного становления, наблюдать его, контролировать его, санкционировать его манифестацию или препятствовать ей: на этом пути мы можем путем внутреннего открепления, ментальной или духовной отделенности, частично или даже фундаментально освободить себя от контроля природы разума или витальной природы над существом и занять позицию свидетеля, знающего и правителя. Так мы имеем двойное знание субъективного движения: есть сокровенное знание, посредством отождествления, вещества и силы действия, знание более сокровенное, чем мы могли бы иметь посредством любого полностью отдельного и объективного знания, такого, какое мы имеем о вещах вне нас, тех вещах, что для нас являются всецело не-я; в то же время есть и знание посредством открепленного наблюдения, открепленного, но с мощью прямого контакта, которое освобождает нас от всепоглощенности энергией Природы и дает возможность связать это движение с остальным нашим существованием и существованием мира. Не будь у нас этого открепления, мы потеряли бы наше "я" существа и овладевающего знания в природе "я" становления и движения и действия и, хотя мы сокровенно знаем движение, но не знаем его полностью или преобладающе. Этого не происходило бы, если мы привносили бы в наше отождествление с движением наше тождество с остальным нашим субъективным существованием, -- если, скажем, мы могли бы погрузиться полностью в волну становления и одновременно быть в самой поглощенности состоянием или актом ментального свидетеля, наблюдателя, контролера; но мы не можем с легкостью это делать, потому что живем в разделенном сознании, в котором наша витальная часть, -- наша жизненная природа силы и желания и страсти и действия, -- стремится завладеть разумом или поглотить его, и разум должен избегать этого подчинения и контролировать витальное, но может преуспеть лишь в том, чтобы держать себя отдельно; ведь если он отождествится, то потеряется в движении жизни и унесется в нем. Тем не менее, возможно некоторого рода сбалансированное двойное тождество при отделении, хотя не так легко выдерживать баланс; есть "я" мышления, которое наблюдает и допускает страсть ради переживания, -- или под действием некоторого нажима жизни допускает подчинение ей, -- и есть "я" жизни, которое позволяет себе унестись в движение Природы. Следовательно, здесь, в субъективном переживании, у нас есть поле деятельности сознания, в котором три разновидности постижения могут встретиться вместе: определенный вид знания посредством отождествления, знание благодаря прямому контакту и, зависящее от них, отделяющее знание.

Еще труднее разделение в мышлении на мыслителя и мыслимое. Мыслитель погружен в мышление и потерян в нем, либо увлекается потоком мысли, отождествляясь с ним; обычно не во время или в самом акте мышления может он наблюдать или обозревать свои мысли, -- он должен делать это в ретроспективе и с помощью памяти или в критической паузе корректирующего суждения, прежде чем идти дальше: но все же одновременность мышления и сознательного направления действия разума может быть достигнута частично, когда мышление не захватывает целиком, и достигнута полностью, когда мыслитель обретает способность отходить назад в ментальное "я" и стоять там поодаль от ментальной энергии. Вместо того, чтобы быть поглощенным в мышление с по большей части смутным ощущением процесса размышления, мы можем увидеть этот процесс ментальным видением, наблюдать наши мысли по мере их возникновения и движения и, частично в молчаливом видении, частично в процессе размышления над мыслью, судить о них и оценивать их. Но следует заметить, что при любого рода отождествлении знание наших внутренних движений носит двойную природу, отделение и прямой контакт: ведь даже когда мы открепляем себя, этот контакт все еще поддерживается; наше знание всегда базируется на прямом прикосновении, на постижении при помощи прямого осознания, несущего в себе определенный элемент тождества. Более отдаленную позицию представляет обычно способ нашего рассудка наблюдать и познавать наши внутренние движения; более сокровенным является метод нашей динамической части разума, связывающей себя с нашими ощущениями, чувствами и желаниями: но в эту ассоциацию также может вмешиваться рассуждающий разум и вводить отдельное несвязное наблюдение и контроль как над динамической само-связывающей частью разума, так и над витальным или ментальным движением. Все наблюдаемые движения нашего физического существа также известны и контролируются нами обоими этими способами, отделительным и сокровенным; мы чувствуем тело и то, что оно делает сокровенно как часть нас, но разум отделен от него и может вводить открепленный контроль над его движениями. Это придает нашему нормальному знанию о нашем субъективном существе и природе, хотя еще неполному и по большей части поверхностному, все же, до некоторой степени, определенную сокровенность, непосредственность и прямоту. Это отсутствует в нашем знании о мире вне нас и его движений и объектов: ведь там, вещь видимая или переживаемая является не-я, не переживается как часть нас, невозможен никакой прямой контакт сознания с объектом; должен использоваться инструментарий чувства, который снабжает нас не непосредственно сокровенным знанием объекта, а его образом, и служит первыми данными для знания.

В постижении внешних вещей наше знание имеет полностью отделяющий базис; его целостная машинерия и его процесс имеют природу непрямого восприятия. Мы не отождествляем себя с внешними объектами, даже с другими людьми, хотя они существа той же природы; мы не можем войти в их существование, как если бы оно было нашим собственным, не можем узнать их и их движения с прямотой, непосредственностью, сокровенностью, с которыми мы знаем, хотя бы и неполно, -- самих себя и свои движения. Но утрачена не только идентификация, отсутствует также прямой контакт; нет прямого соприкосновения нашего сознания с их сознанием, нашей субстанции с их субстанцией, нашего "я" существа с их само-существом. Единственно видимый прямой контакт с ними или единственное свидетельство, которое мы имеем о них, осуществляется через чувства; зрение, слух, прикосновение кажутся некоторого рода зачатками прямой сокровенности с объектом познания: но на самом деле это не так, это не настоящая прямота, не настоящая сокровенность, ведь то, что мы получаем с помощью чувств, является не внутренним или сокровенным касанием вещей, а их образом или вибрацией или первым сообщением в нас самих, благодаря чему мы должны выучиться познавать эти вещи. Эти средства настолько недейственны, настолько крайне бедны, что если бы в этом и заключалась вся машинерия, то мало что или ничего могли бы мы узнать, либо достичь лишь расплывчатой путаницы. Но вмешивается интуиция чувство-разума, которая охватывает предложение образа или вибрацию и приравнивает ее к объекту, вмешивается витальная интуиция, которая охватывает энергию или фигуру мощи объекта через другую разновидность вибрации, созданную чувственным контактом, и вмешивается интуиция воспринимающего разума, которая сразу же формирует правильную идею об объекте из всего этого свидетельства. Все то, что не хватает при интерпретации так построенного образа, дополняется при вмешательстве рассудка или тотального понимающего интеллекта. Если первая составляющая интуиции была бы результатом прямого контакта или если бы она суммировала действие тотального интуитивного мастера ментальных восприятий, тогда не требовалось бы вмешательства рассудка, кроме как в качестве открывателя или организатора знания, не переданного чувством и его предложениями: напротив, задействована интуиция, работающая над образом, чувственным документом, косвенным свидетельствованием, не работающая над прямым контактом сознания с объектом. Но поскольку образ или вибрация недостаточны, и итоговая документация и сама вибрация ограничены и переданы через тусклую среду, действуя в слепом свете, то точность нашего интерпретирующего построения объекта находится под вопросом или, по крайней мере, неполна. Человек волей-неволей должен был развить свой рассудок, чтобы восполнить недостатки своего чувственного инструментария, уменьшить погрешность восприятий своего физического разума и недостаточность своих интерпретаций его данных.

Поэтому наше знание о мире является тяжелой структурой, составленной из несовершенной документации чувственных образов, интуитивной их интерпретации воспринимающим разумом, жизненным разумом и чувственным разумом, и дополнительного пополнения, исправления, добавления дополнительного знания, координации, при помощи рассудка. И даже после этого наше знание о мире, в котором мы живем, все еще узко и несовершенно, наши интерпретации его ценностей сомнительны: воображение, спекуляция, отражение, беспристрастное взвешивание и рассуждение, вывод, измерение, тестирование, дальнейшая корректировка и расширение чувственного свидетельства при помощи Науки, -- весь этот аппарат должен быть призван, чтобы восполнить неполноту. И после всего этого результат все еще остается полуопределенным, полу-сомнительным скоплением приобретенного косвенного знания, массой значимых образов и идейных представлений, отвлеченных мысленных расчетов, гипотез, теорий, обобщений, но также вместе с этим массой сомнений и нескончаемых дебатов и исследований. Со знанием должна прийти мощь, но наше несовершенство знания не оставляет нам какой-либо идеи о верном использовании этой мощи, даже о цели, к которой наше использование знание и мощи должны быть обращены и задействованы. Это усугубляется несовершенством нашего само-знания, которое в том виде, в котором оно сейчас есть, скудно и ничтожно недостаточно, предстоит знанием только о нашей поверхности, о нашем кажущемся феноменальном "я" и природе и не о нашем настоящем "я" и истинном значении нашего существования. Пользователю требуется само-знание и само-мастерство, мудрость и правильная воля в использовании мощи мира и знания мира.

Очевидно, что наше состояние на поверхности в действительности является состоянием знания, насколько это так, но ограниченного знания, обернутого неведением и наводненного им и, по причине своих ограничений, являющегося, в очень большой степени, разновидностью неведения, в лучшем случае смешанным знанием-неведением. Иначе и не могло быть, поскольку наше осознание мира рождено из отделенного и поверхностного наблюдения, в распоряжении которого находятся лишь косвенные методы постижения; наше знание нас самих, хотя и более прямое, сводится на нет своим ограничением к поверхности нашего бытия, неведением о нашем настоящем "я", об истинных источниках нашей природы, о настоящих мотивах-силах нашего действия. Совершенно очевидно, что наше знание о себе только поверхностно, -- источники нашего сознания и мышления составляют мистерию; этого не могло бы быть, если бы мы обладали настоящим само-знанием и настоящим знанием мира.

Если мы поищем причину этого ограничения и несовершенства, то сначала обнаружим, что она кроется в том, что мы сконцентрированы на поверхности; глубины "я", секреты нашей тотальной природы отгорожены от нас стеной, созданной нашим внешним сознанием, -- или созданной для него, так что оно может проводить свою деятельность эгоцентрической индивидуализации разума, жизни и тела, оставляя их незахваченными более глубокой и более широкой истиной нашего большего существования: на наше внутреннее "я" и реальность мы можем смотреть лишь через щели и трещины в этой стене, и мало что мы можем там разглядеть, кроме таинственного тумана. В то же время наше сознание должно защищать свою эгоцентрическую индивидуализацию не только от своего собственного более глубокого "я", но и от космического бесконечного; здесь также оно возводит стену разделения и отгораживает все то, что группируется вокруг эго, исключает это как не-я. Но поскольку оно вынуждено жить с этим не-я, -- ведь оно принадлежит ему, зависит от него, живет внутри него, -- то должно поддерживать с ним некие средства сообщения; наше сознание также должно делать вылазки из стен своего эго и стен самоограничения в пределах тела, чтобы удовлетворить те нужды, которые не-я может поставлять ему: наше сознание должно учиться познавать некоторым путем все свое окружение, так чтобы уметь мастерски его использовать и подлаживать его, насколько это возможно, к служению индивидуальной и коллективной человеческой жизни и эго. Тело снабжает наше сознание воротами чувств, через которые оно может устанавливать требуемое сообщение с миром и не-я вне себя, средства наблюдения над ними и средства воздействия на них; разум использует эти средства и изобретает другие, дополняющие прежние, и он преуспевает в установлении некоторой конструкции, некоторой системы знания, которая служит его непосредственной цели или его общему желанию пристрастно господствовать или использовать это громадное чуждое окружающее существование или иметь с ним дело, если уж он не может покорить его. Но обретаемое им знание объективно; главным образом, это знание поверхности вещей или того, что чуть ниже поверхности, это знание прагматическое, ограниченное и ненадежное. Защита разума от вторжения космической энергии равным образом ненадежна и частична: несмотря на его уведомление не впускать без разрешения, он тонко и невидимо наводнен миром, охвачен не-я и сформирован по его образцу; его мысли, его воля, его эмоциональная и жизненная энергия пронизаны волнами и потоками мысли, воли, страсти, витальных толчков, всевозможных сил, исходящих из "других" и из вселенской Природы. Его стена защиты становится стеною затемнения, препятствующей познанию всего этого взаимодействия; разум знает лишь то, что проходит через ворота чувства или через ментальные восприятия, в которых он не может быть уверен, или через то, что он может вывести или построить из собранных чувственных данных; все остальное для него является пробелом незнания.

Следовательно, именно эта двойная стена само-заключения, самозащиты в пределах поверхностного эго является причиной нашего ограниченного знания или неведения, и если это само-заключение было бы характерно для всего нашего существования, тогда неведение было бы неизлечимо. Но, на самом деле, это постоянное внешнее эго-построение является только вре'менным устройством Сознания-Силы в вещах, так чтобы тайный индивид, дух внутри, мог бы основать свое представительное и инструментальное образование в физической природе, мог бы учредить временную индивидуализацию в природе Неведения, что есть все, что поначалу может быть сделано в мире, возникающем из вселенского Несознания. Наше само-неведение и неведение о мире может расти только к интегральному само-знанию и интегральному знанию о мире, в той мере, в которой наше ограниченное эго и его полуслепое сознание открыты к большему внутреннему существованию и сознанию и истинному бытию, и в той мере, в которой оно может также осознать не-я вне себя как "я", -- с одной стороны, Природу, составляющую нашу собственную природу, с другой стороны, Существование, которое является безграничным продолжением нашего собственного само-бытия. Наше существо должно разрушить стены эго-сознания, которые оно создало, оно должно расширить себя за пределы своего тела и вселиться в тело вселенной. Вместо знания посредством непрямого контакта, или в дополнении к нему, оно должно достичь знания посредством прямого контакта и перейти к знанию посредством тождества. Его ограниченное конечное "я" должно стать безграничным конечным и бесконечным.

Но первое из двух этих движений, пробуждение к нашим внутренним реальностям, накладывается как более веская необходимость, поскольку именно благодаря внутреннему само-открытию второе, -- космическое само-открытие, -- может стать полностью возможным: мы должны идти внутрь нашего внутреннего существа и учиться жить в нем и из него; внешний разум и жизнь и тело должны стать для нас только прихожей. Все то, чем мы являемся снаружи, на самом деле обусловлено тем, чем мы являемся внутри, оккультным, в наших внутренних глубинах и укромных уголках; именно оттуда приходят тайные инициативы, само-действенные образования; наши вдохновения, наши интуиции, наши жизненные мотивы, предпочтения нашего разума, выборы нашей воли приводятся в действие оттуда, -- настолько, насколько они не формируются или подвержены влиянию настоятельности, равным образом сокрытой, глобальной волны космических коллизий: но то применение, которое мы находим этим внезапно всплывающим силам и влияниям, обусловлены, в большой степени определяются и, помимо всего, значительно ограничены нашей наружной природой. Следовательно, мы должны открыть знание этого внутреннего зачинающего "я" в купе с точным восприятием внешнего инструментального "я" и роль, играемую обоими этими я.

На поверхности мы знаем о нашем "я" лишь столько, сколько там сформулировано, да и то всего лишь часть этого; ведь мы видим наше тотальное поверхностное существо в общей смутности, обозначенной и намеченной точками или контуром точности: даже то, что мы открываем при ментальном самонаблюдении, является только суммой отдельных частей; полный облик и ощущение нашей личной формации ускользает от нашего внимания. Но также есть искажающее действие, которое затмевает и обезображивает даже это ограниченное само-знание; наш само-взгляд портится постоянными толчками и вторжениями со стороны нашего внешнего "я" жизни, нашего витального существа, которое всегда стремится сделать думающий разум своим орудием и слугой: ведь наше витальное существо занято не самопознанием, а самоутверждением, желанием, эго. Этим целям и служит постоянное воздействие витального существа на наш разум, что приводит к построению ментальной структуры кажущегося я; наш разум побуждаем к тому, чтобы представлять нам самим и другим частично фиктивный представительный образ нас самих, который поддерживает наше самоутверждение, оправдывает наши желания и действия, питает наше эго. На самом деле, это витальное вмешательство не всегда следует линии самооправдания и утверждения; иногда оно обращается к самоумалению и нездоровому и преувеличенному само-критицизму: но это также является эго-структурой, обратным или негативным эгоизмом, положением или позицией витального эго. Ведь в этом витальном эго зачастую присутствует смесь шарлатана и фигляра, позера и актера; оно постоянно избирает роль и играет ее для себя и других, как публике. Так организованный самообман добавляется к организованному само-неведению; и только уйдя внутрь и видя источник этих вещей сможем мы вырваться из этой темноты и неразберихи.

Ведь внутри нас присутствует большее ментальное существо, большее внутреннее витальное существо, даже большее внутреннее тонко-физическое существо, отличное от нашего поверхностного сознания тела, и входя в это или становясь им, отождествляя себя с ним, можем мы наблюдать причины наших мыслей и чувств, источники и мотивы нашего действия, действующие энергии, которые выстраивают нашу поверхностную личность. Ибо мы открываем и можем познать внутреннее существо, которое тайно думает и воспринимает в нас, витальное существо, которое тайно чувствует и действует на жизнь через нас, тонко-физическое существо, которое тайно получает и отвечает на контакты вещей через наше тело и его органы. Наше поверхностное мышление, чувство, эмоция являют сложность и запутанность побуждений изнутри и толчков снаружи нас; наш рассудок, наш организующий интеллект может наложить на это только несовершенный порядок: но здесь, внутри, мы находим отдельные источники нашей ментальной, нашей витальной и нашей физической энергетики и можем ясно видеть чистые операции, отчетливые мощности, составляющие элементы каждой и их взаимную игру в ясном свете само-видения. Мы находим, что противоречия и борьба нашего поверхностного сознания в большой степени проистекает из противоположных или взаимно не согласующихся тенденций нашей ментальной, витальной и физической частей, противостоящих друг другу и непримиримых друг с другом, и опять же эта борьба происходит из-за разногласия многих различных внутренних возможностей нашего существа и даже различных личностей на каждом уровне в нас, которые находятся за тесно переплетенными предрасположенностями и отличающимися тенденциями нашей поверхностной природы. Но в то время как на поверхности их действие смешано вместе, запутано и противоречиво, то здесь, в наших глубинах их можно увидеть и работать над ними в их независимой и отдельной природе и действии, и их гармонизация при помощи ментального существа в нас, лидера жизни и тела (* маномайя пранашариранета -- Мундака Упанишада (2.2.7), -- или, лучше, при помощи психической сущности, -- не столь трудна, при условии, что в своем усилии мы прикладываем правильную психическую и ментальную волю: ведь если бы с мотивом витального эго вошли бы мы в сублиминальное существо, тогда это привело бы к серьезной опасности или несчастью или, по меньшей мере, к раздуванию эго, самоутверждению и желанию, расширенному и более мощному неведению вместо расширенного и более мощного знания. Более того, мы находим в этом внутреннем или сублиминальной существе средства различения того, что поднимается изнутри и что приходит снаружи, от других или от вселенской Природы, и становится возможность осуществлять контроль, делать выбор, прикладывать мощь волевого восприятия, отвержения и отбора, ясную мощь само-построения и гармонизации, чем мы не обладаем или можем задействовать очень несовершенно в нашей составной поверхностной личности, но что является прерогативой нашей внутренней Личности. Ведь при этом вхождении в глубины, внутреннее существо, более не совершенно завуалированное, более не обязанное проявлять лишь фрагментарное влияние на свое внешнее инструментальное сознание, становится способным формулировать себя более ясно в нашей жизни в физической вселенной.

В своей сущности знание внутреннего существа имеет те же элементы, что и поверхностное знание внешнего разума, но разница между ними заключается в разнице между полу-слепотой и большей ясностью сознания и видения вследствие более прямой и мощной оснащенности и лучшему устройству элементов знания. Знание посредством тождества, являющееся на поверхности смутным внутренним ощущением нашего само-существования и частичным отождествлением с нашими внутренними движениями, здесь может углубиться и расшириться от того неотчетливого смутного восприятия и ограниченного ощущения до ясного и прямого сокровенного осознания целостной сущности внутри: мы можем войти в обладание нашим целостным сознательным ментальным существом и существом жизни и достичь тесной близости прямого проникающего и обволакивающего контакта с тотальными движениями нашей ментальной и витальной энергии; мы ясно и близко соприкасаемся со всеми нашим становлениями и становимся, -- свободно и с пониманием, -- целостным само-выражением Пуруши на теперешних уровнях нашей природы. Но также здесь присутствует или может быть, наряду с этой сокровенностью знания, открепленное наблюдение действий природы через Пурушу и бо'льшая возможность, через этот двойной статус сознания, полного контроля и понимания. Все движения поверхностного существа могут быть видены с полной открепленностью, но также и с прямым взглядом в сознание, благодаря которому могут быть развеяны само-заблуждения и ошибки "я" внешнего сознания; существует более острое ментальное видение, более ясное и более точное ментальное чувствование нашего субъективного становления, видение, которое одновременно знает, контролирует целостную природу и командует ею. Если психическая и ментальная части в нас сильны, тогда можно завладеть витальным и распространить свою власть над ним до пределов, вряд ли достижимых при помощи поверхностной ментальности; даже тело и физические энергии могут быть взяты внутренним разумом и волей и обращены в более пластичный инструментарий души, психического существа. С другой стороны, если ментальная и психическая части слабы, а витальное сильно и неуправляемо, тогда при вхождении во внутреннее витальное возрастает мощь, но проницательное и открепленное видение явно недостаточно; знание, даже если и увеличенное в силе и охвате, остается туманным и запутанным; самоконтроль интеллекта может уступить место обширному бесконтрольному побуждению или жестко подконтрольному, но вводящему в заблуждение эгоистическому действию. Ведь сублиминальное все еще является движением Знания-Неведения; в нем больше знания, но также больше и возможности для неведения, еще более самоутверждающегося. Это так, поскольку хотя здесь обычно увеличение само-знания, но это не является одновременно интегральным знанием: для этого недостаточно осознания посредством прямого контакта, что является принципиальной мощью сублиминального; ведь возможен как контакт с бо'льшим становлением и мощностью Знания, так и с бо'льшим становлением и мощностью Неведения.

Но сублиминальное существо имеет также более прямой контакт и с миром; оно не ограничено, подобно Разуму, интерпретацией чувственных образов и чувственных вибраций, поставляемых ментальной и витальной интуицией и рассудком. На самом деле в сублиминальной природе заложено тонкое чувство, тонкое чувство видения, слышания, осязания, обоняния и вкуса, но они не ограничены порождением образов вещей, принадлежащих физическому окружению, -- они могут представлять сознанию видимые, слуховые, осязательные и иные образы и вибрации вещей за пределами ограниченного диапазона физических чувств или принадлежащие иным планам или сферам существования. Внутреннее чувство может создавать или давать образы, сцены, звуки скорее символические, чем действительные или давать те, что представляют возможности в образовании, внушения, мысли, идеи, намерения других существ, также образные формы мощностей или потенциальностей во вселенской Природе; нет ничего, что оно не могло бы представить в образе или визуализировать или обратить в чувственные формации. В действительности, именно сублиминальное, а не внешний разум обладает мощью телепатии, ясновидения, второго зрения и другими сверхнормальными способностями, которые появляются благодаря щелям или просветам в стене, воздвигнутой невидимым трудом по индивидуализации личности и поставленной между "собой" и внутренней областью нашего существа. Однако, следует отметить, что из-за этой сложности действие сублиминального чувства может быть путанным или вводящим в заблуждение, особенно если оно интерпретируется внешним разумом, которому неведома тайна операций сублиминального и чужды его принципы построения знаков и фигуральный символический язык; для суждения и правильной интерпретации образов и переживаний сублиминального требуется бо'льшая внутренняя мощь интуиции, такта, проницательности. все же факт, что переживания сублиминального безмерно пополняют наш возможный диапазон знания и расширяют узкие границы, в которых обозначено и заключено наше чувство, ограниченное внешним физическим сознанием.

Но более важна мощь сублиминального вступать в прямой контакт сознания с другим сознанием или объектом, действовать без любых других инструментов, при помощи сущностного чувства, присущего его собственной субстанции, путем прямого ментального видения, посредством прямого чувствования вещей, даже близкого охвата и сокровенного проникновения и возвращения с содержимым того, что было охвачено или того, во что оно проникало, путем прямого сообщения или воздействия на субстанцию самого разума, не через внешние знаки или фигуры, -- при помощи открывающего намека или само-сообщающегося воздействия мыслей, чувств, сил. Именно благодаря этим средствам внутреннее существо достигает непосредственного, сокровенного и точного спонтанного знания личностей, объектов, оккультных и неуловимых для нас энергий мировой Природы, которые окружают нас и посягают на нашу собственную личность, физичность, силу разума и силу жизни. В нашей поверхностной ментальности мы иногда осознаем сознание, которое может чувствовать или знать мысли и внутренние реакции других или начинать осознавать объекты или происходящее без какого-либо вмешательства чувств или же применять силы, сверхнормальные для наших обычных возможностей; но эти способности случайны, рудиментарны, смутны. Обладание ими свойственно нашему сокрытому сублиминальному "я", и эти способности приходят при проявлении на поверхности сил или операций сублиминального. Эти внезапно всплывающие операции сублиминального существа или некоторые из них сейчас фрагментарно изучаются под именем психических явлений, -- хотя обычно они не имеют ничего общего с психеей, душой, сокровенной сущностью в нас, а относятся только ко внутреннему разуму, внутренней витальной, тонко-физической частям нашего сублиминального существа; но эти результаты не могут быть убедительными или достаточно обильными, потому что они ищутся методами исследования и эксперимента и стандартов, соответствующих поверхностному разуму и его системе знания посредством непрямого контакта. При этих условиях они могут быть исследованы лишь настолько, насколько могут проявить себя в том разуме, по отношению к которому они исключительны, ненормальны или сверхнормальны, и поэтому относительно редки, трудны, неполны в своем явлении. И только если мы сможем раскрыть стену между внешним разумом и внутренним сознанием, для которого такие явления нормальны, или если мы сможем свободно вступить внутрь или пребывать там, лишь тогда это царство знания может быть верно объяснено и добавлено к нашему тотальному сознанию и включено в поле деятельности пробужденной силы нашей природы.

В нашем поверхностном разуме мы не обладаем прямыми средствами познания даже других людей, относящихся к нашему роду и имеющих аналогичную ментальность и витально и физически выкроенных по тому же образцу. Мы можем обрести общее знание человеческого разума и человеческого тела и применять его к ним с помощью многих постоянных и привычных внешних примет человеческих внутренних движений, с которыми мы знакомы; эти суммарные суждения могут быть дальше пополнены нашим переживанием личного характера и характерных черт, при помощи инстинктивного применения того само-знания, которым мы обладаем для понимания и суждения о других, при помощи вывода из речи и поведения, при помощи проницательного наблюдения и проникающего сочувствия. Но результаты всегда неполны и весьма обманчивы: наши выводы почти всегда являются ошибочными построениями, наша интерпретация внешних знаков предстоит заблуждающейся работой догадок, наше применение общего знания или наше само-знание опрокидывается неуловимыми факторами личностной разницы, сама наша проницательность неопределенна и ненадежна. Поэтому человеческие существа живут как чужаки по отношению друг другу, в лучшем случае их связывает весьма частичная симпатия и взаимное переживание; мы знаем не достаточно, не знаем так, как знаем самих себя, -- и даже само это знание мало', -- даже самых близких нам. Но в сублиминальном внутреннем сознании становится возможным напрямую осознавать мысли и чувства вокруг нас, чувствовать их воздействие, видеть их движения; читать ум и сердце становится менее трудным, менее неопределенным предприятием. Существует постоянный ментальный, витальный, тонко-физический обмен, происходящий между всеми, кто встречается или живет вместе, что они сами не осознают, кроме как лишь настолько, насколько эти воздействия и взаимопроникновения касаются их самих как ощутимые результаты речи и действия и другого контакта: ведь по большей части этот взаимообмен осуществляется тонко и невидимо; ведь он идет не напрямую, затрагивая сублиминальные части и через них внешнюю природу. Но когда мы сознательно вырастаем в этих сублиминальных частях, то привносим туда также сознание всего этого взаимодействия и субъективного взаимообмена и взаимопереплетения, так что в результате нам больше не нужно невольно подчиняться их воздействию и последствию, и мы можем их принимать или отвергать, защищать себя или изолировать. В то же время, нашему действию на других больше не требуется быть непроизвольным и зачастую ненамеренно пагубным; возможна сознательная помощь, светлый взаимообмен и плодотворное согласование, возможно приближение к внутреннему пониманию или единству, не такому, как сейчас, являющемуся всего лишь отдельной ассоциацией с ограниченной сокровенностью или единством, во многом ограниченном непониманием и зачастую отягощенным или подверженным опасности неправильного понимания, неверного истолкования и ошибки.

Не менее важным будет и изменение в обращении с безличностными силами мира, окружающего нас. Эти силы мы знаем только по их результатам, по тому малому, что мы можем охватить из их видимого действия и последствия. Среди них встречаются, главным образом, силы физического мира, но мы постоянно живем в гуще невидимых сил разума и сил жизни, о которых мы не знаем ничего, даже не осведомлены об их существовании. Сублиминальное внутреннее сознание может открыть наше осознание всех этих невидимых движений и действий, ведь оно знает их благодаря прямому контакту, посредством прямого видения, через психическую чувствительность; но в настоящее время оно может только расширить нашу бестолковую поверхностность и наружность посредством необъяснимых предупреждений, предчувствий, притяжений и отвержений, идей, догадок, смутных намеков, посредством того малого, что оно может донести до поверхности. Внутреннее существо не только напрямую и конкретно контактирует с непосредственным мотивом и движением этих вселенских сил и ощущает результаты их теперешнего действия, но может до определенной степени и предвидеть их дальнейшее действие или заглянуть вперед; в наших сублиминальных частях присутствует бо'льшая мощь, позволяющая преодолеть временной барьер, ощутить или почувствовать вибрацию грядущих событий, отдаленно происходящего, даже заглянуть в будущее. Верно, что знание, свойственное сублиминальному существу, Неполно; ведь оно предстоит смесью знания и неведения и может воспринимать также ошибочно, как и правильно, поскольку оно работает не при помощи знания посредством тождества, а при помощи знания через прямой контакт, и это знание также является отделенным знанием, хотя даже в этой отделенности оно более сокровенно, чем что-либо, управляемое нашей поверхностной природой. Но эта смешанная способность внутренней ментальной и внутренней витальной природы на большее неведение, как и большее знание, может быть излечена путем отхода еще дальше, глубже за эту природу к психической сущности, которая поддерживает нашу индивидуальную жизнь и тело. На самом деле существует душа-личность, представитель этой сущности, уже встроенная в нас, которая выдвигает вперед, в наше природное существо, тонкий психический элемент: но этот тонкий фактор в нашем нормальном состоянии еще не доминирует и обладает только ограниченным действием. Наша душа не является очевидным ведущим и мастером нашего мышления и наших действий; для самовыражения она должна опираться на ментальные, витальные, физические инструменты, и она постоянно затмевается нашим разумом и жизненной силой: но как только она сможет преуспеть в том, чтобы оставаться в постоянной общности со своей собственной большей оккультной реальностью, -- и это может произойти, только когда мы идем глубоко в наши сублиминальные части, -- то сразу же перестанет быть зависимой, может стать мощной и суверенной, оснащенной сокровенным духовным восприятием истины вещей и спонтанной проницательностью, отличающей истину ото лжи Неведения и Несознания, различающей божественное и небожественное в проявлении, и так может стать светлым лидером остальных частей нашей природы. В действительности, когда это происходит, то может стать поворотной точкой к интегральной трансформации и интегральному знанию.

В этом заключается динамическое функционирование и прагматическая ценность сублиминального постижения; но то, чем заняты мы теперь, это выявить из способа его действия точный характер этого более глубокого и бо'льшего постижения и то, как это постижение связано с истинным знанием. Основной его характер заключен в знании посредством прямого контакта сознания с его объектом или сознания с другим сознанием; но в конечном итоге мы открываем, что эта мощь является продуктом тайного знания посредством тождества, переводом его в отдельное осознание вещей. Ведь подобно тому, как в непрямом контакте, свойственном нашему обычному сознанию и поверхностному постижению, именно встреча или трение живущего существа с сознанием снаружи высекает искру сознательного знания, так и здесь именно контакт устанавливает в действие предсуществующее тайное знание и приносит его на поверхность. Ведь сознание составляет одно в субъекте и объекте, и в контакте существования с существованием это тождество выносит на свет или пробуждает в "я" дремлющее знание об этом другом я снаружи него. Но тогда как это предсуществующее знание приходит в поверхностный разум как знание обретенное, то в сублиминальном оно возникает как вещь виденная, схваченная изнутри, подаренная как она была, или, когда это знание интуитивное, то как вещь самоочевидная для внутреннего осознания; или оно вбирается он контактируемого объекта, но с непосредственным откликом как на нечто сокровенно распознаваемое. В поверхностном сознании знание представляет себя как истина, видимая снаружи, брошенная к нам из объекта, или как отклик на прикосновение чувств к этому объекту, воспринимаемое воспроизводство его объективной действительности. Наш поверхностный разум принуждаем отдавать себе отчет об этом знании, потому что стена между "собой" и внешним миром преодолевается через врата чувств, и через эти врата может быть схвачена поверхность наружных объектов, хотя и не то, что внутри этих объектов, но нет такого уже готового прохода между "собой" и своим собственным внутренним существом: поскольку разум не способен увидеть то, что заключено внутри его более глубокого "я", или наблюдать процесс знания, приходящего изнутри, то он не имеет другого выбора, кроме как принять то, что он на самом деле видит, внешний объект, за источник своего знания. Так все наше ментальное знание вещей представляется объективным, истиной, наложенной на нас снаружи; наше знание предстает отражением или откликающимся построением, воспроизводящим в нас образ или картину или ментальную схему нечто того, чего нет в нашем собственном существе. На самом деле, именно скрытый глубокий отклик на контакт, отклик, приходящий изнутри, выбрасывает оттуда знание об объекте, причем сам объект является частью нашего большего я; но вследствие двойной вуали, вуали между нашим внутренним "я" и нашим невежественным поверхностным "я" и вуали между поверхностным "я" и контактирующим объектом, на поверхности формируется только несовершенный образ или представление внутреннего знания.

Этот источник, этот сокрытый метод нашего познания, затемненный и неочевидный для нашей теперешней ментальности, становится ясным и очевидным, когда сублиминальное внутреннее существо разрушает границы своей индивидуальности и, перенося с собой поверхностный разум, вступает в космическое сознание. Сублиминальное отгорожено от космического тонкими оболочками нашего существа, ментальной, витальной, тонко-физической оболочкой, точно также как поверхностная природа отделена от вселенской Природы грубой физической оболочкой, телом; но стена, окружающая сублиминальное, более прозрачна, на самом деле это скорее ограда, чем стена. Кроме того, сублиминальное имеет образование сознания, которое проецирует себя за пределы всех этих оболочек и образует вокруг-сознательную [circumconscient], окружающую свою часть, через которую оно воспринимает контакты мира и может начать осознавать их и иметь с ними дело до того, как они войдут. Сублиминальное может бесконечно расширять эту вокруг-сознательную оболочку и все более расширять свою само-проекцию в космическое существование вокруг себя. Возникает точка, через которую сублиминальное может полностью прорваться сквозь отделение, объединить, идентифицировать себя с космическим бытием, почувствовать себя универсальным, одним со всем существованием. В этой свободе входа в космическое "я" и космическую природу наступает великое освобождение индивидуального существа; оно надевает космическое сознание, становится вселенским индивидом. Первым результатом этого освобождения, когда оно по'лно, является реализация космического духа, одного, населяющего вселенную, и это объединение может даже привносить исчезновение ощущения индивидуальности, растворение эго в мировом бытии. Другим общим результатом является полная открытость вселенской Энергии, так что она ощущается действующей через разум и жизнь и тело, и исчезает ощущение индивидуального действия. Но обычно результаты не столь сильны; приходит прямое осознание вселенского бытия и природы, приходит бо'льшая открытость разума космическому Разуму и его энергиям, космической Жизни и ее энергиям, космической Материи и ее энергиям. Определенное ощущение единства индивидуального с космическим, восприятие мира, удерживаемое внутри одного сознания, как и собственная сокровенная включенность одного в мировое сознание могут стать частыми или постоянными в этом открытии, и естественным следствием приходит большее ощущение единства с другими существами. Тогда существование космического Бытия становится несомненностью и реальностью и более не воображаемым представлением.

Но космическое сознание вещей основывается на знании посредством тождества; ведь космический Дух знает себя как часть своей природы. Он един со всем, что содержит, и знает это посредством тождества и содержащей близости; ведь существует одновременно тождество и превышение, и, в то время как с точки зрения отождествления есть тождество и полное знание, так с точки зрения превышения есть включенность и проникновение, охватывающее постижение каждой вещи и всех вещей, проникающее ощущение и видение каждой вещи и всех вещей. Ведь космический Дух населяет все и каждое, но является бо'льшим, чем все; поэтому в его само-взгляде и взгляде на мир присутствует отделяющая мощь, препятствующая тому, чтобы космическое сознание было заключено в объектах и существах, в которых оно пребывает: оно пребывает внутри них как все-проникающий дух и мощь; имеет место индивидуализация, соответствующая персоне или объекту, но нет связывания космическим Бытием. Дух становится каждой вещью, не прекращая своего собственного большего все-содержащего существования. Следовательно, здесь есть большая вселенская тождественность, содержащая меньшее тождество; ведь какое отделяющее постижение не существовало бы или не входило бы в космическое сознание, оно должно стоять на этой двойной тождественности и не противоречить ей. Если есть какая-либо необходимость отхода назад и необходимость в познании посредством отделения плюс контакт, все же эта отделенность в тождестве, контакт в тождестве; ведь содержащийся объект является частью "я" того, что содержит этот объект. И только когда вмешивается более сильная отделенность, это тождество вуалирует себя и выбрасывает меньшее знание, прямое и непрямое, не осведомленное о своем источнике; все же всегда именно море тождества выбрасывает на поверхность волны или брызги прямого или непрямого знания.

Это со стороны сознания; со стороны действия, космических энергий, видно что они движутся в массе, волнах, постоянно перетекают, составляя и пересоставляя существа и объекты, движения и происходящее, входя в них, проходя через них, формируя себя в них, выбрасывая себя из них на другие существа и объекты. Каждый природный индивид является вместилищем этих космических сил и динамо для их распространения; от каждого к каждому протекает постоянный поток ментальных и витальных энергий, и эти энергии бегут также в космических волнах и течениях не в меньшей степени, чем силы физической Природы. Все это действие завуалировано от нашего прямого ощущения и знания поверхностного разума, но это известно внутреннему существу и ощущается им, хотя только через прямой контакт; когда существо вступает в космическое сознание, то еще более широко, включающе, сокровенно осознает эту игру космических сил. Но хотя тогда знание и более полно, но динамизация его может быть только частичной; ведь тогда как возможно фундаментальное или статическое объединение с космическим "я", но активное динамическое единение с космической Природой должно быть неполным. На уровне разума и жизни, даже с потерей ощущения отдельного само-существования, этот энергетизм по самой своей природе должен быть отбором через индивидуализацию; действие принадлежит космической Энергии, но индивидуальное образование энергии в живущем динамо остается методом ее работы. Ведь самим назначением динамо индивидуальности является выбирать, концентрировать и формулировать отобранные энергии и бросать их в сформированные и направленные потоки: течение тотальной энергии будет означать, что это динамо больше не нужно, может быть упразднено или выведено из действия; вместо деятельности индивидуального разума, жизни, тела будет только индивидуальный, но безличностный центр или канал, через который вселенские силы будут течь беспрепятственно и неотобранно. Это может произойти, но это будет означать более высокое одухотворение и превышение нормальности ментального уровня. В статическом охвате космического знания при помощи отождествления, универсализированное сублиминальное может чувствовать себя одним с космическим "я" и тайным "я" всего другого; но динамизация этого знания не пойдет дальше передачи этого чувства тождества в бо'льщую мощь и сокровенность прямого контакта сознания со всем, в большее, более сокровенное, более мощное и действенное воздействие силы сознания на вещи и личности, а также дальше способности действенной включенности и проникновения, динамизированного сокровенного видения и чувствования и других мощностей постижения и действия, соответствующих этой бо'льшей природе.

Поэтому в сублиминальном, даже расширенном в космическое сознание, мы обретаем большее знание, но не полное и изначальное. Для того, чтобы идти дальше и посмотреть, чем знание посредством тождества является в своей чистоте и каким образом и до каких пределов оно порождает, допускает или использует другие мощности знания, должны мы пойти за пределы внутреннего разума и жизни и тонко-физического к двум другим концам сублиминального, спросить подсознательное и вступить в контакт со сверхсознательным или войти в него. Но в подсознательном все слепо, там темный универсализм, такой как видится в массовом сознании [mass consciousness], темный индивидуализм, либо ненормальный для нас, либо плохо сформированный и инстинктивный: здесь, в подсознательном, темное знание посредством тождества, такое как мы уже нашли в Несознании, является базисом, но не раскрывает себя или свой секрет. Верховные сверхсознательные диапазоны базируются на духовном сознании свободном и светлом, и именно там можем мы проследить изначальную мощь знания и воспринять возникновение и разницу двух отличных порядков, знания посредством тождества и отделяющего знания.

В верховном безвременном Существовании, насколько мы знаем его по отражению в духовном переживании, существование и сознание составляют одно. Мы приучены идентифицировать сознание с определенными операциями ментальности и ощущения, и о том состоянии бытия, в котором эти операции отсутствуют или затихли, мы говорим как о несознательном. Но сознание может существовать там, где нет открытых операций, нет знаков, обнаруживающих его, даже там, где оно отошло от объектов и поглощено в чистом существовании или вовлечено в видимость не-существования. Оно внутренне присуще бытию, само-существующе, не уничтожимое покоем, бездействием, вуалированием или покрытием, инертным поглощением или инволюцией; сознание присутствует в бытии, даже когда его состояние кажется сном без сновидений или слепым трансом или отменой осознания или его отсутствием. В верховном безвременном статусе, где сознание едино с бытием и недвижимо, оно не составляет отдельную реальность, а является попросту и чисто самосознанием, внутренне присущим существованию. Нет нужды в знании или в операциях знания. Бытие самоочевидно для себя: ему не требуется глядеть на себя, чтобы познать себя или выучить, чем оно является. Но если это, очевидно, верно для чистого существования, то это также верно для первичного Все-Существования; ведь точно так, как духовное само-существование сокровенно осознает свое "я", точно также оно сокровенно осознает все то, что находится в его бытии: это происходит не в акте знания, сформулированном в отношении себя, в самонаблюдении, а благодаря тому же внутреннему осознанию; оно сокровенно все-сознает все, чем является благодаря самому факту, что все есть оно само. Так осознающий свое безвременное само-существование, Дух, Бытие осознает тем же образом, -- сокровенно, абсолютно, тотально, без какой-либо нужды во взгляде или акте знания, потому что оно есть все, -- Время-Существование и все то, что есть во Времени. Это сущностное осознание посредством тождества; будучи примененным к космическому существованию, это будет означать сущностное самоочевидное автоматическое сознание вселенной при помощи Духа, потому что оно есть все и все есть в его бытии.

Но есть другой статус духовного осознания, который кажется нам развитием из этого состояния и мощи чистого самосознания, возможно даже первым отклонением, но на самом деле нормальным для него и сокровенным ему; ведь осознание посредством тождества всегда составляет само вещество всего само-знания Духа, но допускает внутри себя, без изменения или модификации своей собственной вечной природы, подчиненное и одновременное осознание посредством включения и пребывания внутри. Бытие, само-существующее видит все существования в одном своем существовании; оно содержит их все и знает их как бытие своего бытия, сознание своего сознания, мощь своей мощи, блаженство своего блаженства; оно в то же время, необходимо, является "я" в них и знает все в них при помощи своей проникающе населяющей самости [selfness]: но все же все это сознание существует сокровенно, самоочевидно, автоматически, без необходимости какого-либо акта, отношения или операции знания; ведь знание здесь является не актом, а состоянием чистым, вечным и внутренне присущим. В базисе всего духовного знания лежит это сознание тождества и посредством тождества, которое знает или попросту осознает все как себя. Переведенное на язык нашего восприятия, это становится тройным знанием, сформулированным Упанишадами: "Он, кто видит все существования в Я", "Он, кто видит "я" во всех существованиях", "Он, в ком "я" стало всеми существованиями", -- включение, пребывание и тождество: но в фундаментальном сознании это видение является духовным само-чувством, видением, предстоящим само-светом бытия, не отдельным отношением или отношением "я", повернувшимся к объекту. Но в этом фундаментальном само-переживании может проявиться некий взгляд сознания, который хотя и является внутренне возможной, неизбежно само-содержащейся мощью духа, но не является первым активным элементом поглощенной внутренне присущей само-озаренности и самоочевидности верховного сознания. Этот взгляд принадлежит другому статусу верховного духовного сознания или вводит в него, в тот статус, в котором начинается то знание, каким мы его знаем; существует состояние сознания и в нем существует акт познания, сокровенный ему: Дух рассматривает себя, становится познающим и познанным, некоторого рода субъектом и объектом, -- или, скорее, субъектом-объектом в одном, -- своего собственного само-знания. Но этот взгляд, это знание все еще внутренне присуще, все еще самоочевидно, все еще акт тождества; нет начала того, что мы переживаем как отдельное знание.

Но когда субъект отходит немного назад от себя как от объекта, тогда определенные третичные мощности духовного знания, знания посредством отождествления, берут свое начало. Существует духовное сокровенное видение, духовное все-проникающее вхождение и проникновение, духовное чувство, в котором один видишь все как себя, чувствуешь все как себя, касаешься всего как себя. Существует мощь духовного восприятия объекта и всего того, что он содержит или чем является, воспринимающая в обволакивающем и проникающем тождестве, которое само составляет восприятие. Существует духовное понимание, являющееся изначальной субстанцией мышления, не того мышления, что открывает неизвестное, а того, которое выносит сокровенно известное из объекта и помещает его в само-пространство [self-space] в расширенном бытии само-осознания, в качестве объекта понятийного само-знания. Существует духовная эмоция, духовное чувство, существует переплетение тождества с тождеством, бытия с бытием, сознания с сознанием, восторга бытия с восторгом бытия. Существует радость сокровенной отдельности в тождестве, радость отношений любви, соединенной с любовью в верховном единстве, существует восторг многих мощностей, истин, существ вечного тождества, форм Бесформенного; вся игра становления в бытии основывает свое самовыражение на этих мощностях сознания Духа. Но по своему духовному происхождению все эти мощности сущностны, не инструментальны, не организованы, не изобретены или созданы; они суть светлая само-осознающая субстанция духовного Идентичного, сделанного активным на себе и в себе, духа, сделавшего зрение, духа, вибрирующего как чувствование, духа, само-светлого как восприятие и представление. Все это в действительности является знанием посредством тождества, само-мощным, самодвижущимся в многообразной самости одного осознания. Бесконечное само-переживание Духа движется между полнейшим тождеством и многогранным тождеством, восторгом сокровенно дифференцированного единства и поглощающим само-экстазом.

Отделенное знание появляется тогда, когда чувство разницы затмевает чувство тождества; "я" все еще постигает свое тождество с объектом, но доводит до своей крайности игру сокровенной отдельности. Поначалу нет чувства "я" и не-я, а есть только чувство "я" и другого "я". Определенное знание тождества и посредством тождества все еще присутствует, но оно имеет тенденцию сначала быть более замысловатым, затем притупленным, и затем настолько замещенным знанием через взаимообмен и контакт, что оно рисуется вторичным осознанием, как если бы было результатом, и более не причиной, взаимного контакта, все еще проникающим и охватывающим касанием, взаимопроникающей сокровенностью отдельных я. Наконец, тождество исчезает за вуалью, и возникает игра существа с другими существами, сознания с другим сознанием: все еще присутствует лежащее в основании тождество, но оно не переживается; его место занято прямым охватом и проникающим контактом, взаимопереплетением, взаимообменом. Именно благодаря этому взаимодействию остается возможным более или менее сокровенное знание, взаимное осознание или осознание объекта. Нет чувствования я, встречающего "я", но есть взаимность; все еще нет полной отделенности, полной "чуждости" [otherness] и неведения. Это преуменьшенное сознание, но оно сохраняет некоторую мощь изначального знания, урезанного разделением, потерей своей первичной и сущностной полноты, управляемого теперь посредством разделения, реализующего близость, но не тождество. Присутствует мощь включения объекта в сознание, обволакивающего осознания и знания; но теперь включение внешне выраженного существования должно быть сделано элементом нашего "я" при помощи достигаемого и восстанавливаемого знания, путем сосредоточения сознания на объекте, путем концентрации, овладения объектом как частью существования. Присутствует мощь проникновения, но она не обладает естественной проницаемостью и не ведет к тождеству; она собирает то, что может, вбирает приобретенное и передает субъекту содержимое объекта познания. Все еще существует прямой и проникающий контакт сознания с сознанием, созидающий живое и сокровенное знание, но это знание ограничено точками или пределами контакта. Все еще есть прямое чувство, сознание-зрение, сознание-чувствование, которое может видеть и чувствовать то, что находится внутри объекта, как то, что снаружи и на поверхности. Все еще есть взаимное проникновение и взаимообмен между бытием и бытием, между сознанием и сознанием, существует взаимообмен и взаимопроникновение волн мышления, чувствования, энергии всех видов, которые могут быть движениями симпатии и единения или противостояния и борьбы. Может быть предпринята попытка объединения путем обладания "другими" или через собственное принятие обладания со стороны другого сознания или другого существа; либо может быть толчок к единению путем обоюдного включения, проникновения, взаимного обладания. Все это действие и взаимодействие осознается познающим при помощи прямого контакта, и именно на этом основании выстраивает он связи с миром вокруг себя. Отсюда берет начало знание путем прямого контакта сознания с объектом, что нормально для нашего внутреннего существа, но чуждо или только несовершенно известно нашей поверхностной природе.

Это первое отделяющее неведение все еще, очевидно, является игрой знания, но знания ограниченного и отдельного, игрой поделенного бытия, работающего над реальностью лежащего в основании единства и достигающего только несовершенного результата или продукта сокрытого тождества. Полное сокровенное осознание тождества и акт знания посредством тождества принадлежат к высшей полусфере существования: это знание путем прямого контакта составляет главный характер высочайших супрафизических ментальных планов сознания, тех, от которых наше поверхностное существо отгорожено стеной неведения; в преуменьшенной и более отделенной форме такое знание является свойством меньших супрафизических планов разума; оно есть или может быть элементом во всем, что супрафизично. Это главный инструментарий нашего сублиминального "я", его центральные средства осознания; ведь сублиминальное "я" или внутреннее существо является проекцией из этих высших планов, предназначенной для встречи с подсознанием, и оно наследует характер сознания своих родных планов, с которыми оно сокровенно связано и соприкасается благодаря родству. В нашем внешнем существе мы являемся детьми Несознания; наше внутреннее существо делает нас наследниками высочайших высот разума и жизни и духа: чем больше мы открыты внутри, чем дальше мы идем внутрь, чем больше живем внутри, получаем изнутри, тем больше мы отходим от подчинения нашему несознательному началу и движемся ко всему, что сейчас сверхсознательно для нашего неведения.

Неведение становится законченным с полным отделением существа от существа: тогда прямой контакт сознания с сознанием полностью завуалирован или сильно перекрыт, даже если он все еще происходит внутри наших сублиминальных частей, точно также как существует, хотя и полностью сокрытое и не напрямую деятельное, тайное тождество и единство. На поверхности существует полная отделенность, деление на "я" и не-я; есть необходимость иметь дело с не-я, но нет прямых средств познания его или овладения им. Тогда Природа создает непрямые средства, контакт при помощи физических органов чувств, проникновение толчков извне через нервные токи, устанавливает реакцию разума и его координации как помощь и дополнение к деятельности физических органов, -- все это средства непрямого знания; ведь сознание вынуждено опираться на эти инструменты и не может воздействовать непосредственно на объект. К этим средствам добавляется рассудок, интеллект и интуиция, которые охватывают сообщения, так косвенно переданные, расставляют все по местам и используют данные этих сообщений, чтобы приобрести насколько возможно знание и господство и обладание не-я или настолько обрести частичное единство, насколько изначальное разделение позволяет это сделать отделенному существу. Этих средств явно недостаточно, и они зачастую неэффективны, и косвенный базис операции знания поражает знание фундаментальной неопределенностью: но эта начальная недостаточность внутренне присуща самой природе нашего материального существования и всему еще не выпущенному существованию, которое возникает из Несознания.

Несознание является обратным воспроизводством верховного сверхсознания: оно имеет ту же абсолютность бытия и автоматического действия, но в обширном инволюционном трансе; это бытие, потерянное в себе, погруженное в собственную пучину бесконечности. Вместо светлого поглощения в само-существовании ему присуща мрачная инволюция, тьма, завуалированная внутри тьмы Риг Веды, тама асит тамаса гудхам, делающая выглядящим подобно Не-Существованию; вместо светлого внутренне присущего само-осознания есть сознание, погруженное в пучину само-забытья, сознание, внутренне присущее бытию, но не пробужденное в бытии. Все же это инволюционное сознание все еще является сокрытым знанием посредством тождества; оно несет в себе осознание всех истин существования, спрятанных в своем темном бесконечном, и когда оно действует или творит, -- но оно действует сначала как Энергия, а не Сознание, -- все выстраивается с точностью и совершенством сокровенного знания. Во всех материальных вещах пребывает безмолвная и инволюционная Идея Реальности, субстанциональная и само-действенная интуиция, безглазое точное восприятие, автоматический интеллект, вырабатывающий свои невыраженные и немыслимые представления, машинально видящая гарантированность взгляда, немая непогрешимая надежность подавленного чувствования, облаченного в нечувствительность, которая исполняет все, что должно быть исполнено. Все это состояние и действие Несознательного совершенно явно соответствует тому же самому состоянию и действию Сверхсознания, но переведенному в термины само-тьмы вместо изначального само-света. Внутренне присущие материальной форме, эти мощности не порабощены этой формой, но все же работают в ее немом подсознании.

В этом знании мы можем понять более ясно стадии появления сознания из инволюции до своей развернутой видимости, о чем мы уже имеем некоторое общее представление. Материальное существование имеет только физическую, не ментальную индивидуальность, но в нем есть сублиминальное Присутствие, один Сознательный в несознательных вещах, что определяет оперирование энергий, населяющих материальное существование. Если, как утверждается, материальный объект получает и сохраняет впечатление контактов вещей вокруг него и энергий, испускаемых им, так что оккультное знание может начать осознавать свое прошлое, может делать нас сознательными относительно испускаемых влияний, тогда внутренне присущее неорганизованное Осознание, пронизывающее форму, но еще не освещающее ее, должно быть причиной этой восприимчивости и этих способностей. Снаружи мы видим то, что материальные объекты, подобные растениям и минералам, обладают своими мощностями, свойствами и внутренне присущими воздействиями, но поскольку нет способности или средств сообщения, то эти их воздействия могут стать активными лишь благодаря существу, приведенному в контакт с персоной или объектом или благодаря сознательному использованию живущими существами, -- такое использование является практической стороной не одной человеческой науки. Но эти мощности и влияния все еще являются атрибутами Бытия, не простой неопределенной субстанции, они суть силы Духа, всплывающего при помощи Энергии из своего самопоглощенного Несознания. Это первое грубое механическое действие внутренне поглощенной сознательной энергии разворачивается в первичных формах жизни в сублиминальные вибрации жизни, которые подразумевают вовлеченное чувство; есть стремление к росту, свету, воздуху, жизненному пространству, слепому чувствованию, которое все еще является внутренним и ограничено внутри недвижимого существа, неспособно сформулировать свои инстинкты, сообщения, вывести себя наружу. Недвижимость не организована так, чтобы устанавливать живые связи, она терпит и поглощает контакты, непроизвольно навязывает их, но не может накладывать их по желанию; несознание все еще преобладает, все еще вырабатывает все при помощи тайного вовлеченного знания посредством тождества, оно все еще не развило поверхностные контактные средства сознательного знания. Это дальнейшее развитие начинается с открыто сознательной жизни; то, что мы видим в ней, является заключенным сознанием, выбивающимся к поверхности: именно по принуждению этой борьбы отдельное живущее существо стремится, как бы ни слепо и поначалу внутри узких границ, вступить в сознательные связи с остальным мировым бытием вне себя. Именно благодаря растущему числу контактов, которые живое существо может получить и на которые оно может отвечать, и благодаря растущему числу контактов, которые оно может выпустить из себя или наложить для того, чтобы удовлетворить своим нуждам и побуждениям, существо живой материи развивает свое сознание, растет из несознания или подсознания в ограниченное отдельное знание.

Тогда мы видим все мощности внутренне присущими изначальному само-существующему духовному Осознанию, видим их медленно выдвигающимися и проявляющимися в этом растущем отделенном сознании; эти активности подавлены, но родственны тайному и вовлеченному знанию посредством тождества, и теперь они появляются по ранжиру в форме, странно преуменьшенной и пробной. Сначала появляется грубое или завуалированное ощущение, которое развивается в тонкие чувства, сложенные с витальным инстинктом или со скрытой интуицией; затем восприятие жизне-разума проявляет на своем гребне тусклое сознание-зрение и чувствование вещей; выбрасывается вибрирующая эмоция и ищет взаимообмена с другими; наконец, достигается поверхностное представление, мышление, рассуждение, охватывающее объект и проникающее в него, комбинирующее свои данные знания. Но все является неполным, все еще покалеченным отделяющим неведением и первым затмевающим несознанием; все зависит от внешних средств, не наделено полномочиями действовать по своему собственному праву: сознание не может непосредственно воздействовать на сознание; есть постоянный охват и проникновение в вещи сознанием разума, но нет настоящего обладания, нет знания благодаря тождеству. Только когда сублиминальное способно наложить на фронтальный разум и чувство некоторые из своих тайных активностей, наложить их чистыми и не транслированными в обычные формы ментального интеллекта, тогда в действительности зачаточное действие более глубоких методов поднимает себя к поверхности; но такие проявления все еще исключения, они внезапно возникают наперекор нашей нормальности приобретаемого и выучиваемого знания с оттенком ненормальности и сверхнормальности. Именно только путем открытия нашего внутреннего существа или входа в него прямое сокровенное осознание может быть добавлено к внешнему непрямому осознанию. Только путем нашего пробуждения к сокровенной душе или сверхсознательному "я" может быть положено начало духовного знания с тождеством в качестве своего базиса, своей составляющей мощности, своей сокровенной субстанции.

Глава XI

ГРАНИЦЫ НЕВЕДЕНИЯ

Один, кто думает, что есть этот мир и нет другого ... Катха Упанишада (I.2.6)

Расширенный внутри Бесконечного ... безглавый и безногий, скрывающий два своих конца (* Голова и ступни, сверхсознательное и несознательное.) Риг Веда (IV.I.7,11)

Кто обладает знанием "Я есмъ Брахман", тот становится всем сущим; но тот, кто пок- лоняется другой божественности, не Одному "я", и думает: "Другой он, и "я" другой", тот не знает. Брихадараньяка Упанишада (I.4,10)

Это "я" четырехкратно, -- Пробужденное Я [the Self of Waking], имеющее внешний интеллект и наслаждающееся внешними вещами, составляет первую часть; Грезовое "я" [the Self of Dream], имеющее внутренний интеллект и наслаждающееся тон- кими вещами, составляет вторую часть; "я" Сна [the Self of Sleep], объединенный, массо- вый интеллект, блаженный и наслаждающийся блаженством, составляет третью часть ... господь всего, всеведающий, внутренний Кон- троль. То, что невидимо, неопределимо, са- мо-очевидно в своей одной самости [selfhood], составляет четвертую часть: это "я" [the Self], это то, что должно знать. Мандукья Упанишада (Стихи 2-7)

Сознательное существо, не более большо- го пальца человека, находится в центре на- шего я; он владыка прошлого и настоящего ... он -- сегодня, и он -- завтра. Катха Упанишада (II.1.12,13)

Сейчас можно сделать обозрение основных линий Неведения, или этого отдельного знания, трудящегося к идентичному знанию [identical knowledge], того знания, что составляет нашу человеческую ментальность и, в более тусклой форме, все сознание, развитое ниже нашего уровня. Мы видим, что в нас это знание состоит из последовательности волн бытия и силы, давящих снаружи и поднимающихся изнутри, и становящихся веществом сознания и формулирующихся в ментальном постижении и ментализированном ощущении "я" и вещей во Времени и Пространстве. Время представляется нам потоком динамического движения, Пространство -- объективным полем содержимого для переживания этого несовершенного и развивающегося осознания. Благодаря непосредственному осознанию, ментальное существо, подвижное во Времени, вечно живет в настоящем; при помощи памяти оно предохраняет определенную часть переживаний своего "я" и вещей от того, чтобы она полностью унеслась от него в потоке времени в прошлое; при помощи мышления и воли и действия, при помощи энергии разума, энергии жизни, энергии тела, ментальное существо использует сохраненную часть переживаний для становления в настоящем и для того, чем оно собирается стать впоследствии; его сила бытия, сделавшая его тем, кем он сейчас есть, работает над тем, чтобы продлить, развить и усилить его становление в будущем. Весь этот ненадежно удержанный материал самовыражения и переживания вещей, это частичное знание, накопленное в последовательности Времени, координируется для человека при помощи восприятия, памяти, интеллекта и воли для того, чтобы быть использованным в вечно-новом и вечно повторяющемся становлении, и в ментальном, витальном, физическом действии, которое помогает ему расти в то, чем он станет, и выразить то, чем он уже является. Теперешняя тотальность всего этого переживания сознания и продукт энергии скоординированы для связи с его бытием, собраны в некую согласованность вокруг ощущения эго, которое формулирует привычку отклика само-переживания на контакты Природы в сохраняющемся ограниченном поле сознательного бытия. Именно эго-ощущение закладывает первую основу связанности того, что иначе могло бы быть вереницей или массой проносящихся впечатлений: все то, что так ощущается, соотносится с неким искусственным центром ментального сознания в понимании, идеей эго. Это эго-ощущение в жизненном веществе и эта эго-идея в разуме поддерживает сконструированный символ "я", отдельного эго, которое исполняет обязанности спрятанного настоящего "я", духа или истинного существа. Как следствие, поверхностная ментальная индивидуальность всегда эгоцентрична; даже ее альтруизм является расширением ее эго: эго -- это ось, изобретенная для того, чтобы удерживать вместе движение колеса нашей природы. Необходимость централизации вокруг эго длится до тех пор, пока не будет больше нужды в любом таком устройстве или приспособлении, потому что появилось истинное "я", духовное существо, которое одновременно является колесом и движением и тем, что скрепляет все вместе, центром и окружностью.

Но когда мы изучаем себя, то находим, что само-переживание, которое мы таким образом координируем и сознательно используем для жизни, составляет малую часть даже нашего пробужденного индивидуального сознания. Мы ухватываем только очень ограниченное число ментальных ощущений и восприятий "я" и вещей, которые приходят в наше поверхностное сознание в нашем продолжающемся настоящем: опять же, из этих ощущений и восприятий память предохраняет только скудную часть от забвения в прошлом; из этого запаса памяти наш интеллект использует лишь малую часть для координированного знания, а наша воля использует для действия лишь незначительный процент этого. Узкий отбор, большое отвержение и оставление, скаредно-расточительная система пустых трат материала и незанятость ресурсов и скудная и беспорядочная толика полезного расхода и незначительный баланс полезного кажутся методом Природы в нашем сознательном становлении, что как раз и происходит в поле материальной вселенной. Но это только видимость, ведь будет совершенно неверным сказать, что все, что таким образом не сохранено и не использовано, становится нулем, разрушается и проходит незадействованным и уходит понапрасну. Большая часть всего этого была незаметно использована самой Природой для того, чтобы сформировать нас и привести в действие ту достаточно большую массу нашего роста и становления и действия, за которые не ответственны ни наша сознательная память, ни воля и интеллект. Еще большая часть используется ею как запасник, из которого она черпает и который она использует, тогда как мы сами полностью забыли происхождение и источник этого материала, который мы употребляем с обманчивым чувством творения; ведь мы представляем себе, что это мы создаем этот новый материал нашей работы, тогда как мы только комбинируем результаты из того, что мы забыли, но что Природа в нас все еще помнит. Если мы допустим перевоплощение как часть системы Природы, то осознаем, что всякий опыт не проходит даром; ведь весь опыт учитывается в этом длительном строении, и ничто не отвергается, кроме того, что исчерпало свою полезность и будет бременем на будущее. Суждение, которое мы черпаем сейчас на нашей сознательной поверхности, ошибочно: ведь когда мы изучаем и понимаем, то воспринимаем, что только малое из ее действия и роста сознательно в нас; основная масса выполняется подсознательно, как и в остальной части материальной жизни Природы. Мы являемся не только тем, что мы знаем о себе, но и неизмеримо большим, чего мы не знаем; наша сиюминутная персональность является только пузырем на поверхности океана нашего существования.

Поверхностное наблюдение над нашим пробужденным сознанием показывает, что мы не ведаем о значительной части нашего индивидуального бытия и становления; это для нас Несознательное, во многом точно также как жизнь растения, металла, земли, элементов. Но если мы продвинем наше познание дальше, поставив психологический эксперимент и значительно расширив границы наблюдения, то обнаружим, насколько обширна сфера этого предположенного Несознательного или этого подсознательного в нашем тотальном существовании, -- подсознательного, таким кажущегося и так называемого нами, потому что это сокрытое сознание, -- и насколько малая и фрагментарная часть нашего бытия покрыта нашим пробужденным само-осознанием. Мы приходим к тому знанию, что наш пробужденный разум и эго являются только наложением на погруженное, сублиминальное "я", -- ведь так это "я" видится нам, -- или, точнее, на внутреннее существо с гораздо большими возможностями переживания; наш разум и эго подобны венцу и куполу храма, выступающему над поверхностью моря, тогда как основная часть строения погружена под воду.

Это сокрытое "я" и сознание составляют наше настоящее или целостное существо, по отношению к которому внешнее предстает частью и явлением, отобранным образованием для поверхностного использования. Мы воспринимаем лишь малую часть контактов вещей, которые сталкиваются с нами; внутреннее существо воспринимает все то, что входит в нас или касается нас или нашего окружения. Мы воспринимаем лишь часть наработок нашей жизни и существа; внутреннее существо воспринимает так много, что мы почти могли бы предположить, что ничто не ускользает из его обзора. Мы помним лишь малую выборку наших восприятий, и даже бо'льшую часть этих восприятий мы держим в запаснике, из которого мы не всегда можем извлечь то, что требуется; внутреннее существо сохраняет все, что оно когда-либо получило, и держит это всегда под рукой. Мы можем оформить в координированное понимание и знание лишь столько из наших восприятий и воспоминаний, сколько наш тренированный интеллект и ментальная способность могут охватить в своем ощущении и оценить в своих связях: интеллекту внутреннего существа не требуется никакого обучения, он сохраняет точную форму и связи всех восприятий и воспоминаний и, -- хотя это высказывание может считаться сомнительным или трудно постигаемым в своей полноте, -- может сразу же охватить их значение, если он уже не обладал им. И восприятия внутреннего существа не ограничены, как по обыкновению ограничены восприятия пробужденного разума, скудными обрывочными сведениями физических чувств, а далеко превосходят их пределы и используют, как в явлении телепатии, тонкое чувство, границы которого слишком широки для того, чтобы их можно было легко установить. Связи между поверхностной волей или порывом и сублиминальным побуждением, ошибочно описываемом как несознательным или подсознательным, не были должным образом изучены, кроме как в отношении необычных и неорганизованных проявлений и в отношении паталогически ненормальных явлений больного человеческого разума; но если мы проведем наше наблюдение достаточно далеко, то обнаружим, что понимание и воля или побудительная сила внутреннего существа реально стоит позади целого сознательного становления; сознательное становление представляет лишь часть тайного усилия и достижения, которое успешно поднялось на поверхность нашей жизни. знать наше внутреннее существо -- первый шаг к настоящему само-знанию.

Если мы предпримем это само-открытие и расширим наше знание сублиминального "я", постигая его так, чтобы включить в него нашу нижнюю подсознательную и верхнюю сверхсознательную крайности, то откроем, что именно это сублиминальное существо поставляет весь материал нашего видимого существа и что наши восприятия, наши воспоминания, наши исполнения воли и интеллекта являются только выборкой из его восприятий, воспоминаний, действий и связей воли и интеллекта; само наше эго предстает только малым и поверхностным образованием его само-сознания и само-переживания. сублиминальное -- это море, из которого возникают волны нашего сознательного становления. Но где его граница ? как далеко оно простирается ? в чем его фундаментальная природа ? Обычно мы говорим о подсознательном существовании и включаем в это понятие все то, что не находится на пробужденной поверхности. Но все или бо'льшая часть внутреннего или сублиминального "я" вряд ли может характеризоваться этим эпитетом: ведь когда мы говорим "подсознательное", то имеем в виду скорее темное несознание или полу-сознание, либо же погруженное сознание, в известном смысле более низкое и меньшее, чем наше пробужденное организованное осознание или, по крайней мере, менее обладающее собой. Но, идя внутрь, мы обнаруживаем, что где-то в нашей сублиминальной части, хотя не равнопротяженное ей, ведь сублиминальная часть содержит также темные и невежественные области, -- существует сознание гораздо более широкое, более светлое, более обладающее собой и вещами, чем то, что бодрствует на поверхности и ведет счет нашим дням; это наше внутреннее существо, и именно его должны мы считать нашим сублиминальным "я" и отделять подсознательное как низкую оккультную часть нашей природы. точно также существует сверхсознательная часть нашего тотального существования, в которой присутствует то, что мы открываем как наше высочайшее "я", и это тоже мы должны отделить как высшую оккультную часть нашей природы.

Но чем тогда является подсознательное, где оно начинается и как оно связано с нашим поверхностным существом или сублиминальным, частью которого оно имеет склонность казаться? Мы осознаем наше тело и знаем, что имеем физическое существование, даже в большой степени идентифицируем себя с ним, и все же большинство его операций в действительности подсознательны для нашего ментального существа; не только разум не принимает участия в них, а и наше наиболее физическое существо не осознает собственные сокрытые операции или собственное существование; оно знает или, скорее, чувствует в отношении себя лишь столько, насколько оно освещено разумом-чувством и насколько наблюдаемо при помощи интеллекта. Мы осознаем витальность, работающую в этой телесной форме и структуре как в растении или низшем животном, витальное существование, которое также по большей части подсознательно для нас, ведь мы только наблюдаем некоторые из его движений и реакций. Мы частично осознаем операции витальности, но никак уж все их или большинство их, и осознаем скорее те, что ненормальны для витальности, чем то, что нормальны; ее требования воздействуют на нас сильнее, чем ее удовлетворения, ее болезни и расстройства -- сильнее, чем ее здоровье и регулярный ритм, ее смерть более впечатляет нас, чем ее жизнь; о витальном мы знаем столько, сколько можем сознательно наблюдать и использовать или насколько оно воздействует на нас болью и удовольствием и другими ощущениями или как причина нервной или физической реакции или возмущения, но не более того. Соответственно, мы предполагаем, что эта витально-физическая часть нас также не осознает собственных операций или имеет только подавленное сознание или несознание, подобно дереву, или имеет зачаточное сознание, подобно простейшим животным; она становится сознательной лишь настолько, насколько освещена разумом и наблюдаема интеллектом.

Это преувеличение и путаница происходит вследствие нашей идентификации сознания с ментальностью и ментальным осознанием. Разум отождествляет себя до определенной степени с движениями, свойственными физической жизни и тела, и присоединяет их к своей ментальности, так что все сознание кажется нам ментальным. но если мы отойдем назад, если отделим разум как свидетеля от этих наших частей, то сможем открыть, что жизнь и тело, -- даже наиболее физические части жизни, -- обладают своего рода сознанием, свойственным более темному витальному и телесному существу, даже таким элементарным осознанием, каким обладают примитивные животные формы, но которое в нас вобрано разумом и до этой степени ментализировано. Все же эта часть нашего существа, в своем независимом движении, не обладает ментальным осознанием, которым мы наслаждаемся; если есть в ней разум, то этот разум вовлеченный и неявный в теле и физической жизни: нет никакого организованного самосознания, а есть только ощущение действия и реакции, движения, импульса и желания, нужды необходимой деятельности, наложенной Природой, есть голод, инстинкт, боль, нечувствительность и удовольствие. Несмотря на такой низкий ранг, эта часть нашего существа обладает своим осознанием -- темным, ограниченным и автоматическим; но поскольку она в меньшей степени обладает собой, пусто всего того, что для нас является отметкой ментальности, то мы вполне оправданно можем назвать ее субментальной, но не несознательной. Ведь когда мы становимся позади нее, когда мы можем отделить наш разум от ощущений, тогда мы постигаем, что это есть нервная и сенситивная и автоматически динамическая мощь сознания, степень осознания, отличающаяся от разума: она имеет свои собственные отдельные реакции на контакты и чувствительная к ним в своей собственной мощи чувствования; в этом отношении она не зависит от восприятия и отклика разума. Настоящее подсознательное отличается от этого витального или физического субстрата; это Несознательное, вибрирующее на границе сознания, поглощающее в своих глубинах впечатления прошлого опыта в качестве зерен несознательной привычки и возвращающее их постоянно, но часто хаотически, поверхностному сознанию, снаряжая и отправляя наверх пустячное или рискованное вещество, чье происхождение не ясно нам, делая это во сне, в различного рода механических повторениях, в неотслеживаемых побуждениях и мотивах, в ментальных, витальных, физических возмущениях и переворотах, в немых автоматических потребностях наиболее темных частей нашей природы.

Но сублиминальное "я" вовсе не имеет такого подсознательного характера: оно в полном обладании разумом, жизненной силой, ясным тонко-физическим ощущением вещей. Оно обладает теми же способностями, как и наше пробужденное существо, обладает тонким чувством и восприятием, охватывающей расширенной памятью и усиленным отбирающим интеллектом, волей, самосознанием; но даже если эти способности -- того же рода, но они более широкие, более развитые, более суверенные. Сублиминальное обладает и другими способностями, превышающими способности нашего смертного разума благодаря мощи прямого осознания существа, действующей в себе или обращенной на объект, мощи, которая быстрее достигает знания, более действенной воли, более глубокого понимания и удовлетворения импульса. Наш поверхностный разум с трудом можно назвать истинной ментальностью, поскольку он в большой степени ограничен, заторможен, обусловлен телом и телесной жизнью и пределами нервной системы и физических органов. Но сублиминальное "я" обладает истинной ментальностью, не затрагиваемой этими ограничениями; эта ментальность превосходит физический разум и физические органы, хотя она осознает их и их работы и на самом деле является их причиной или творцом. Оно подсознательно только в том смысле, что не выносит всего самого себя или бо'льшую свою часть на поверхность, работает всегда за покровом: оно является скорее внутренне сознательным [intraconscient] и вокруг сознательным [circumconscient], чем подсознательным; ведь оно охватывает настолько много, что поддерживает и внешнюю природу. Несомненно, это описание относится к более глубоким частям сублиминального; другим его слоям, находящимся ближе к поверхности, присуще более невежественное действие, и тот, кто, проникая внутрь, останавливается в зонах меньшей связности или в Ничьей стране между сублиминальным и поверхность, тот может впасть в большое заблуждение и сильно запутаться: но и эта часть, хотя и невежественная, также не имеет природу подсознательного; путаница этих промежуточных зон не сродни Несознанию.

Тогда мы могли бы сказать, что в тотальности нашего существа есть три элемента: существует сублиминальное и подсознательное, которое кажется нам несознательным, охватывающее материальный базис и добрую часть нашей жизни и тела; существует сублиминальное, которое охватывает внутреннее существо, вбирающее в свою целостность внутренний разум, внутреннюю жизнь, внутреннее физическое с душой или психической сущностью, поддерживающей их; существует это пробужденное сознание, которое выбрасывается на поверхность сублиминальным и подсознательным как волна их тайного побуждения. Но даже это не составляет полный перечень того, чем мы являемся; ведь существует не только нечто глубоко внутри, позади нашего обычного само-осознания, но и нечто высшее над ним: мы также являемся этим, отличным от нашей поверхностной ментальной личности, но не находящимся вне нашего настоящего я; это также страна нашего духа. Ведь надлежащее сублиминальное является не большим, чем внутренним существом на уровне Знания-Неведения, светлым, мощным и на самом деле расширенным далеко за пределы представлений нашего пробужденного разума, но в нем еще не заключен верховный или целостный смысл нашего бытия, высшая мистерия. При определенных переживаниях мы начинаем осознавать диапазон бытия, сверхсознательный по отношению к этим трем, осознавать также нечто из верховной высочайшей Реальности, поддерживающей и превосходящей их все, что человечество весьма неопределенно называет Дух, Бог, Наддуша [Oversoul]: нас навещают из этих сверхсознательных диапазонов, и в нашем высочайшем существе мы стремимся к ним и к этому верховному Духу. Следовательно, в тотальном диапазоне нашего существования есть сверхсознание, также как и подсознание и несознание, покрывающее и, возможно, охватывающее наше сублиминальное "я" и наше пробужденное "я", но неизвестное нам, кажущееся недостижимым, с которым нельзя связаться.

Но с расширением нашего знания мы открываем, чем является этот Дух или Наддуша: в конечном итоге это наше собственное высочайшее, глубочайшее, обширнейшее "я", на своих вершинах или в отражении в нас оно кажется Сатчитанандой, создающей нас и мир мощью Его божественного Знания-Воли, духовного, супраментального, истино-сознающего, бесконечного. Это настоящее Существо, Господь и Создатель, кто в качестве Космического "я", завуалированный в Разум и Жизнь и Материю, спустился в то, что мы называем Несознательным, и составляет и направляет подсознательное существование Его супраментальной волей и знанием, кто поднялся из Несознательного и пребывает во внутреннем существе, составляя и направляя сублиминальное существование той же волей и знанием, кто выбросил из сублиминального наше поверхностное существование и тайно пребывает в нем, обозревая с тем же всевышним светом и мастерством его спотыкающиеся и делаемые на ощупь движения. Если сублиминальное и подсознательное можно сравнить с морем, выбрасывающим волны на поверхность нашего ментального существования, то сверхсознание можно сравнить с эфиром, который составляет, содержит, покрывает, населяет и определяет движение моря и его волны. Именно там, в этом высочайшем эфире мы сокровенно и внутренне сознаем наше "я" и дух, не как здесь, внизу, при помощи отражения в спокойном разуме или путем обретения знания о спрятанном Существе внутри нас; именно через него, через этот эфир сверхсознания можем мы перейти к верховному статусу, знанию, переживанию. Об этом сверхсознательном существовании, через которое мы можем достичь высочайшего статуса нашего настоящего, нашего верховного "я", мы обычно не ведаем еще в большей степени, чем об остальном нашем существе; все же именно в знание этого существования наше существо, возникшее из инволюции в Несознании, стремится в борьбе эволюционировать. Это ограничение нашим поверхностным существованием, это несознание нашего высочайшего или нашего глубинного "я" составляет наше первое, наше капитальное неведение.

Мы существуем поверхностно путем становления во Времени; но здесь опять же, по причине этого становления во Времени, поверхностный разум, которым мы называем себя, не ведает обо всем долгом прошлом и долгом будущем, осознает лишь ту малую жизнь, которую помнит, и даже не всю ее; ведь многое ускользнуло от его наблюдения, многое выпало из его памяти. Мы легко верим в то, -- по той простой и вынужденной, но недостаточной причине, что не помним, не воспринимали, не информированы о чем-либо еще, -- что сначала мы пришли в существование путем физического рождения в этой жизни и затем прекратим существование по причине смерти этого тела и прекращения этой краткой физической активности. Но тогда как это верно по отношению к нашей физической ментальности и физической витальности, нашей телесной оболочке, ведь они были собраны в нашем рождении и растворятся со смертью, то это неверно по отношению к нашему настоящему становлению во Времени. Ведь наше настоящее "я" в космосе есть Сверхсознательное, которое становится сублиминальным "я" и выбрасывает это видимое поверхностное "я" с целью разыграть краткую ограниченную партию, предписанную ему между рождением и смертью в качестве теперешнего жития и сознательного самообразования существа в веществе мира несознательной Природы. Истинное существо, каким мы являемся, с концом одной жизни умирает ничуть не больше, чем актер прекращает существовать, отыграв одну из своих ролей, или чем поэт, когда он излил нечто из себя в одной из своих поэм; наша смертная личность является всего лишь такой ролью или таким созидательным самовыражением. Принимаем ли мы или нет теорию многих рождений той же самой души или психического существа в различных человеческих телах на земле, несомненно то, что наше становление во Времени уходит далеко назад в прошлое и далеко продолжается в будущем. Ведь ни сверхсознательное, ни сублиминальное не может быть ограничено несколькими моментами Времени: одно -- вечно, и Время является только одной из его мод; для другого, для сублиминального, бесконечное поле разнообразного опыта и само существование существа предполагает все прошлое само по себе и равным образом все будущее. Все же из этого прошлого, единственно которое объясняет наше теперешнее бытие, наш разум знает, если это можно назвать знанием, лишь это действенное физическое существование и его воспоминания: о будущем, единственно которое объясняет постоянную тенденцию нашего становления, он не знает ничего. Мы настолько прикреплены к переживанию нашего неведения, что даже настаиваем, что что-либо можно узнать лишь по его доказательствам, и иное узнать нельзя, потому что будущее еще не вошло в существование, а прошлое из него уже вышло; все же они оба присутствуют здесь в нас, прошлое -- вовлеченным и действенным, будущее -- готовым развиваться в непрерывности тайного духа. Это другое ограничивающее и разочаровывающее неведение.

Но само-неведение человека не кончается даже здесь; ведь человек не ведает не только о своем сверхсознательном "я", своем сублиминальном "я", но и не ведает о мире, в котором сейчас живет, мире, который постоянно действует на него и через него и на который и через который должен человек действовать. И печатью неведения отмечено то, что человек считает мир чем-то совершенно отдельным от него, не-я, потому что мир есть что-то другое, отличное от его индивидуального природного образования и его эго. Точно также, когда человек сталкивается со своим сверхсознательным "я", то думает о нем поначалу как о нечто совершенно отличном от себя, внешнем, даже как об экстракосмическом Боге; когда человек сталкивается со свои сублиминальным "я" и начинает его осознавать, тогда оно кажется ему сначала другой большей личностью или другим сознанием, отличным от его собственного, которое может поддерживать и направлять его. В мире он считается с одним лишь мыльным пузырем, своей жизнью и телом, что он считает самим собой. Но когда мы входим в наше сублиминальное сознание, то находим его расширенным до соразмерности с миром; когда мы входим в наше сверхсознательное "я", то обнаруживаем, что мир является только его проявлением и что все в нем есть Одно, все в нем есть наше я. Мы видим, что существует одна неделимая Материя, по отношению к которой наше тело предстоит узлом, одна неделимая Жизнь, по отношению к которой наша жизнь предстает вихрем, один неделимый Разум, по отношению к которому наш разум предстает принимающей и записывающей, формирующей или транслирующей и передающей станцией, существует один неделимый Дух, по отношению к которому наша душа и индивидуальное существо являются долей или проявлением. И только эго-ощущение, которое производит разделение и из-за которого мы поверхностно барахтаемся в неведении, находит в себе силы поддерживать крепкие, хотя и всегда проницаемые стены, которые оно создало для своего собственного заточения. Эго -- это наиболее грандиозный узел, привязывающий нас к Неведению.

И как мы не ведаем о нашем существовании во Времени, за исключением тех малых часов, которые мы помним, точно также мы не ведаем о нас самих в Пространстве, за исключением той пяди, которую мы ментально и чувственно сознаем, за исключением единственного тела, которое движется там, и за исключением разума и жизни, которые мы идентифицируем с телом, и мы рассматриваем окружение как не-я, с которым должны иметь дело и которое мы должны использовать: именно эта идентификация и это представление формирует жизнь эго. В соответствии с одним взглядом, Пространство является только сосуществованием вещей или душ; Санкхья утверждает множественность душ и их независимое существование, тогда их сосуществование возможно лишь благодаря единству Природной силы, их поля переживания, Пракрити: но, даже приняв это, есть существование, и в конечном итоге это сосуществование в одном Бытии. Пространство есть само-зачинающее расширение того одного Бытия; это одно духовное Существование, разворачивающее поле движения своей Сознательной Силы в своем собственном "я" как Пространстве. Поскольку эта Сознательная Сила концентрируется в многочисленных телах, жизнях, разумах, и душа возвышается над каждым из них, поэтому наша ментальность сосредоточена в этом, и считает это своим "я", а все остальное -- не-я, точно также как она считает свою одну жизнь, на которой сосредоточена в силу аналогичного Неведения, целостным выражением своего существования, отрезанного от прошлого и будущего. Все же, на самом деле, мы не сможем узнать нашу собственную ментальность, не познав один Разум, узнать нашу собственную витальность, не познав одну Жизнь, узнать наше собственное тело, не познав одну Материю; ведь не только природа малого определяется природой большего, но и в каждый момент активности большего воздействуют на меньшее и определяют его. Но, со всем этим морем бытия, накатывающем на нас, мы не разделяем его сознания, а знаем о нем лишь столько, сколько может быть принесено на поверхность наших разумов и быть скоординированным там. Мир живет в нас, думает в нас, формирует себя в нас; но мы воображаем, что именно мы живем, думаем, проходим отдельный процесс становления своими силами и ради себя. И как мы не ведаем о нашем безвременном, нашем сверхсознательном, нашем сублиминальном и подсознательном "я", точно также мы не ведаем о нашем вселенском я. Единственно эти "я" спасают нас от того, чтобы нашим уделом навсегда не осталось неведение, полное импульсов и непреодолимо, вечно, самим законом своего бытия стремящееся к реализации самообладания и само-знания. Многостороннее Неведение, стремящееся стать всеохватывающим Знанием -- вот суть определение сознания человека, ментального существа, -- или, взглянув с другой стороны, мы равным образом можем сказать, что это есть ограниченное отдельное осознание вещей, стремящееся стать интегральным сознанием и интегральным Знанием.

Глава XII

ПРОИСХОЖДЕНИЕ НЕВЕДЕНИЯ

Энергетикой сознания (*) сосредоточен Брахман; из этого рождена Материя, из Мате- рии -- Жизнь и из Жизни -- Разум и миры. Мундака Упанишада (I.I.8) (*) Тапас.

Он пожелал: "Пусть "я" буду Многим", он сконцентрировался в Тапасе, при помощи Та- паса он создал мир; создавая, он вошел в него; входя, он стал существующим и запре- дельным существованием, он стал выраженным и невыраженным, он стал знанием и неведени- ем, он стал истиной и ложью: он стал исти- ной, даже всем этим, что есть. "Та Истина", -- они называю его. Тайттирия Упанишада (II.6)

Энергетика сознания (*) [energism of consciousness] есть Брахман. Тайттирия Упанишада (III. 2-5)

Теперь становится возможным и необходимым вплотную рассмотреть проблему Неведения с точки зрения его прагматического происхождения, процесса сознания, принесшего Неведение в существование. Именно на основе интегрального Тождества как истины существования должны мы рассмотреть проблему и увидеть, какие решения приемлемы на этом базисе. Как это многогранное неведение или это узко само-ограниченное и отдельное знание смогло возникнуть или придти в действие или поддержать себя в действии в абсолютном Бытии, которое должно быть абсолютный сознанием и поэтому не может быть подвержено неведению ? Как даже видимое разделение эффективно осуществляется и непрерывно удерживается в Неделимом ? Существо, интегральное одно, не может не ведать о себе; и поскольку все вещи являются им самим, являются сознательными модификациями, определенностями его бытия, то оно также не может не ведать о вещах, об их истинной природе, об их настоящем действии. Но хотя мы говорим, что мы есть Тот, что Дживатман или индивидуальное "я" не есть нечто другое, чем Параматман, чем Абсолют, то все же мы определенно не ведаем как о самих себе, так и о вещах, из чего и следует то противоречие, что то, что по самому своему естеству должно быть не способным на неведение, все же способно на него, и погрузило себя в него при помощи некоторой воли своего бытия или некоторой необходимости или возможности своей природы. Мы не смягчим трудности, если скажем, что Разум, дающий пристанище неведению, является вещью Майи, является вещью несуществующей, не-Брахманом, и что Брахман, Абсолют, единственное Существование не может ни в какой мере быть затронут неведением разума, являющегося частью иллюзорного бытия, Асата, Не-Существования. Этот путь бегства закрыт для нас, если мы допускаем интегральное Тождество: ведь тогда очевидно, что делая столь радикальное разграничение и в то же время упраздняя его, называя его иллюзорным, мы используем магию или Майю мышления и слова, чтобы скрыть от самих себя тот факт, что мы делим Брахмана и отрицаем его единство; ведь мы возвели две противоположные мощности, Брахмана, неспособного на иллюзию и само-заблуждающуюся Майю, и неожиданно скрепили их невозможным единством. Если Брахман является единственным существованием, то Майя не может быть ничем иным, как мощью Брахмана, силой его сознания или результатом его бытия; и если Дживатман, единый с Брахманом, подчинен своей собственной Майи, тогда Брахман в нем подчинен Майе. Но по сути или фундаментально это невозможно: это подчинение может быть лишь покорностью чего-то в Природе действию Природы, которое является частью сознательного и свободного движения Духа в вещах, игрой своего собственного само-проявляющегося Всеведения. Неведение должно быть частью движения Одного, развитием своего сознания, с пониманием принятого, которому это движение не принудительно подчинено, а которое оно использует для своей космической цели.

Для нас также закрыт путь бегства ото всей трудности, сказав, что Дживатман и Всевышний не суть Одно, что они навечно различны, один подчинен неведению, а другой абсолютен в бытии и сознании, и поэтому -- в знании; ведь это противоречит верховному переживанию и всему опыту, переживанию единства в бытии, каким бы различным не было действие Природы. Легче принять факт единства в разнице, факт, совершенно очевидный и пронизывающий все построение вселенной и удовлетворяющий нас самих утверждением, что мы составляем одно, хотя и различны, составляем одно в сущностном бытии и поэтому в сущностной природе, и различны в формах души и поэтому различны в деятельной природе. Но тем самым мы только констатируем факт, оставляя неразрешенным трудный вопрос, порождаемый и этим фактом и заключающийся в том, как то, что по своей сущности бытия принадлежит единству Абсолюта и потому должно быть единым с ним и всем в сознании, приходит к тому, чтобы быть поделенным в динамической форме "я" и своей деятельности и быть подчиненным Неведению. Также следует отметить, что это утверждение не совсем верно, поскольку Дживатман может войти в единство с активной природой одного и не только в статическое сущностное тождество. Либо мы можем избежать трудности, сказав, что за пределами или над существованием и его проблемами присутствует Непостижимое, находящееся за пределами нашего опыта или над ним, и что действие Майи уже началось в Непостижимом, прежде чем зародился мир, и поэтому это действие само по себе непостижимо и необъяснимо в своей причине и своем происхождении. Это будет разновидностью идеалистического Агностицизма в противоположность материалистическому. Но любой агностицизм страдает тем недостатком, что он не может быть ничем большим, как нашим отказом познавать, излишней готовностью принять видимое теперешнее ограничение или узость сознания, чувство несостоятельности, что может быть допущено для непосредственных разума, но не для Дживатмана, единого с Всевышним. Всевышнее должно наверняка знать самого себя и знать причину неведения, и поэтому у Дживатмана нет основания терять надежду на любое знание или отрицать свою способность познания интегрального Всевышнего или изначальной причины своего собственного теперешнего неведения.

Непостижимое, если оно вообще существует, может быть верховным состоянием Сатчитананды за пределами наших высочайших представлений о существовании, сознании и блаженстве; вот что очевидно подразумевалось под Асатом, Не-Существующим Тайттирии Упанишад, единственно которое было вначале и из которого было рождено существующее, и также возможно, что это может быть сокровенным смыслом Нирваны Будды: ведь растворение нашего теперешнего состояния в Нирване может быть достижением некоторого высочайшего состояния за пределами всякого представления или переживания "я", невыразимым освобождением из нашего ощущения существования. Либо оно может быть абсолютным и необусловленным блаженством Упанишад, которое лежит за пределами выражения и понимания, потому что превосходит все то, что мы можем постичь или описать как сознание и существование. Это тот смысл, в котором мы уже приняли Непознаваемое; ведь это принятие приводит нас к отказу поставить пределы в подъеме к Бесконечному. Или, если не это, если Не-Существование совершенно отличается от существования, то оно должно быть абсолютным Не-Бытием нигилистического мыслителя.

Но из абсолютного Ничто ничего и не может придти, даже что-либо попросту кажущееся, даже иллюзия; и если абсолютное Не-Существование не это, тогда оно может быть абсолютной вечно нереализованной потенциальностью, таинственным нулем Бесконечного, из которого в любой момент могут возникнуть относительные потенциальности, из которых только часть в действительности преуспевает в появлении в феноменальной видимости. Из такого Не-Существования может возникнуть все, что угодно, и невозможно ответить "как" или "почему"; в практическом отношении получается, что из семени абсолютного хаоса благодаря счастливому, -- или, тогда уж, несчастливому, -- случаю возник порядок вселенной. Либо мы можем сказать, что нет настоящего порядка во вселенной; то, что мы принимаем за таковой, это сохраняющаяся привычка чувств и жизни и вымысел разума, и бесполезно искать окончательную причину вещей. Абсолютный хаос может породить любой порядок и любой абсурд, и мир есть такой парадокс, мистическая сумма противоположностей и загадок, или может быть, как кто-то чувствовал или думал, мир есть громадная ошибка, чудовищный, бесконечный бред. Источником такой вселенной может быть не абсолютное Сознание и Знание, а абсолютное Несознание и Неведение. Любая вещь может быть истинной в таком космосе: каждая вещь может быть рождена из ничего; думающий разум может быть только заболеванием безрассудной силы или несознательной Материи; доминирующим устройством, которым, как мы предположили, является существование согласно истине вещей, реально может быть механический закон вечного само-неведения, а не само-эволюция верховной само-правящей сознательной воли; вечное существование может быть постоянным явлением вечного Нуля. Все мнения о происхождении вещей становятся равносильными, поскольку все равным образом справедливо или несправедливо; ведь все становится равно возможным там, где нет надежной начальной точки и где нет установленной цели оборотов становления. Все эти суждения так или иначе были высказаны человеческим разумом, и во всех них была своя польза, даже если мы рассматриваем их как ошибочные; ведь ошибки допустимы для разума, потому что они открывают двери истине -- негативно, разрушая противоположные ошибки, -- позитивно, подготавливая элементы новой конструктивной гипотезы. Но в дальнейшем своем развитии этот взгляд на вещи ведет к отрицанию всей цели философии, ищущей знания, а не хаоса, цели, которая не может быть достигнута, если последним словом знания является Непознаваемое, и может быть достигнута, если последним словом является нечто, используя слова Упанишад, познав которое, познаешь все [which being known all is known]. Непостижимое, -- не абсолютно непостижимое, а находящееся за пределами ментального знания, -- может быть только высочайшим уровнем в интенсивности существа того Нечто, уровнем превыше всякого верха, достижимого ментальными существами, и если оно познано так, как оно должно знать себя, то это открытие не разрушит полностью то, что было дано нам посредством наиболее высокого знания, а скорее доведет до высочайшего исполнения и большей истины то, что уже было обретено с помощью само-видения и само-переживания. Следовательно, это Нечто, некий Абсолют, который может быть так познана, что все истины могут уместиться в нем и благодаря ему и найдут там свое примирение, этот Абсолют мы должны открыть как нашу начальную точку и придерживаться ее как постоянной базы мышления и видения, и найти таким путем решение проблемы; ибо это и есть Тот, единственно который может нести в себе ключ к парадоксам вселенной.

Это нечто есть, как постоянно утверждает Веданта, и как мы всегда утверждали, но своей явной природе Сатчитананда, триединство абсолютного существования, сознания и блаженства. Именно с этой первичной истины должны мы стартовать, подступаясь к проблеме, и тогда очевидно, что решение должно быть найдено в действии сознания, проявляющемся как знание и все же ограничивающего это знание таким образом, чтобы создать явление Неведения, -- и поскольку Неведение есть явление динамического действия Силы Сознания, не сущностный факт, а творение, последствие этого действия, то именно аспект Силы Сознания будет полезным рассмотреть. Абсолютное сознание есть по своей природе абсолютная мощь; природой Чита является Шакти: Сила или Шакти, сконцентрированная и побуждаемая к познанию или действию в высвобожденной мощности, действенной или созидательной, мощь сознательного бытия, пребывающая в себе и выносящая теплом инкубации (* Тапас буквально означает тепло, и только потом -- любую разновидность побуждения, аскезы, строгости сознательной силы, действующей на себя или свой объект. Согласно древнему образному представлению, мир был сотворен Тапасом в форме яйца, скорлупа которого треснула, опять же благодаря Тапасу, под действием тепла инкубации сознательной силы, и появился Пуруша, Душа в Природе, подобно вылупившемуся из яйца птенцу. Можно заметить, что обычно встречающийся в английской литературе перевод слова тапасья как "покаяние" совершенно вводит в заблуждение, -- идея покаяния редко когда входила в строгую простоту, практикуемую Индийскими аскетами. А также умерщвление плоти не было сущность даже наиболее сурового само-сокрушающего аскетизма; целью было скорее превосхождение опоры сознания на телесную природу или же сверхнормальное пробуждение сознания и воли для достижения некоторой духовной или иной цели.) семя и развивающая все то, что сокрыто внутри него, или, используя язык, более удобный для нашего разума, развивающая все его истины и потенциальности, создала вселенную. Если мы исследуем свое собственное сознание, то увидим, что эта мощь энергии семени, прикладывающая себя к своему объекту, является по-настоящему наиболее позитивной динамической силой, которой обладает сознание; этой силой достигается все знание и действие и творение. Но для нас существует два объекта, на которые может воздействовать этот динамизм: мы сами, наш внутренний мир, и другие, будь то творения или вещи, внешний мир вокруг нас. Это разграничение со своими действенными и оперативными последствиями не применимо тем же образом к Сатчитананде, как к нам, потому что все есть Сатчитананда, и все находится внутри нее, и нет такого разделения, которое мы делаем из-за ограничений нашего разума. Во-вторых, только часть силы нашего бытия идентифицируется в нас с нашим добровольным действием, с нашей волей, вовлеченной в ментальную или иную деятельность, остальное же для нашего поверхностного ментального осознания является в своем действии непроизвольным или подсознательным или сверхсознательным, и из этого разделения также возникает большое число важных практических последствий: но в Сатчитананде это разделение и его последствия также не приемлемы, поскольку все есть одно неделимое "я", и все действия и результаты являются движениями одной неделимой воли, сознательной силы в динамическом оперировании. Тапас также составляет природу деятельности сознания Сатчитананды, как и нашего сознания, но это интегральный Тапас интегрального сознания в неделимом Существовании.

Но здесь может возникнуть вопрос, ведь поскольку помимо активности в Существовании и Природе есть еще и пассивность, недвижимый статус наравне с кинезисом, то каково тогда место и роль этой Силы, этой мощи и ее концентрации по отношению к статусу, где нет игры энергии, где все недвижимо. В нас самих мы по привычке ассоциируем наш Тапас, нашу сознательную силу, с активным сознанием, с энергией в игре и внутреннем или внешнем акте и движении. То, что в нас пассивно, не производит действия или производит только непроизвольное или механическое действие, и мы не связываем это с нашей волей или сознательной силой; все же, поскольку там также есть возможность действия или появление автоматической деятельности, то это должно иметь, по крайней мере, пассивно отвечающую или автоматическую сознательную силу; или в этом присутствует либо тайно позитивный, либо негативный и обратный Тапас. Может также статься, что за этим непроизвольным действием стоит бо'льшая сознательная сила, мощь или воля, неизвестная нам, -- если не воля, то по крайней мере, некоторая разновидность силы, которая сама зачинает действие или отвечает на контакты, предложения, возбуждения вселенской Энергии. Мы знаем, что в Природе вещи стабильные, инертные или пассивные все же также поддерживаются в своей энергии при помощи тайного и нескончаемого движения, поддерживаются энергией в действии, охватывающей видимую неподвижность. Здесь также все поддерживается присутствием Шакти, действием ее мощи в концентрации, Тапасом. Но за пределами этого, за пределами этого относительного аспекта статики и кинетики, мы обнаруживаем, что обладаем мощью достичь того, что кажется нам абсолютной пассивностью или недвижимостью нашего сознания, в чем мы прекращаем всю ментальную и физическую деятельность. Тогда кажется, что существует активное сознание, в котором сознание работает как энергия, выбрасывающая из себя знание и деятельность и характером которого является Тапас, и существует пассивное сознание, в котором сознание не действует как энергия, а только существует как статус и для которого характерно отсутствие Тапаса или силы в действии. Является ли реальным кажущееся отсутствие Тапаса в этом состоянии, или есть ли такое действенное разграничение в Сатчитананде ? Тогда это подтвердило бы то, что уже имеется: дуальный статус Брахмана, молчащего и созидательного, в действительности является одним из наиболее важных и плодотворных разграничений в философии Индии; помимо того, это факт духовного опыта.

Давайте сначала заметим, что благодаря этой пассивности в нас самих мы от частного и фрагментарного знания переходим к большему и объединяющему знанию; далее, если, находясь в этом состоянии пассивности, мы полностью откроем себя запредельному, то сможем начать осознавать Мощь, действующую на нас, которая, как мы чувствуем, является не нашей собственной в ограниченном эгоистическом смысле, а вселенской или трансцедентальной, и что эта Мощь работает через нас ради большей игры знания, ради большей игры энергии, действия и результата, которые тоже, как мы чувствуем, являются не нашими собственными, а Божественными, исходящими из Сатчитананды, а мы представляем собой только поле или канал. Это происходит из-за того, что наше индивидуальное сознание отдыхает от невежественного ограниченного действия и открывает себя верховной статике или верховному действию. В последнем, более динамическом открытии, есть мощность и игра знания и действия, и это Тапас; но и в предшествующем, статическом сознании, очевидно, есть мощь познания и концентрация знания или, по крайней мере, концентрация сознания в недвижимости и самореализации, и это также Тапас. Поэтому будет казаться, что Тапас, концентрация мощи сознания, составляет характер как пассивного, так и активного сознания Брахмана, и что наша собственная пассивность также обладает определенным характером невидимого поддерживающего или инструментализированного Тапаса. Именно концентрация энергии сознания подкрепляет все творение, все действие и кинезис; но также именно концентрация мощи сознания внутренне поддерживает или наполняет всю статику, даже наиболее недвижимую пассивность, даже бесконечный покой вечного молчания.

Но все еще можно сказать, что в конечном итоге существуют две различные вещи, и это видно из разницы их продуктов, кажущихся противоположными; ведь отход в пассивность Брахмана ведет к прекращению этого существования, а отход в активность Брахмана ведет к продолжению этого существования. Но здесь также следует заметить, что это разграничение возникает благодаря движению индивидуальной души от одного положения к другому, от положения Брахмана-сознания в мире, где это сознание есть точка опоры или ось вселенского действия, к или по направлению к положению Брахмана-сознания за пределами мира, где оно есть мощь воздержания энергии от вселенского действия. Более того, если энергией Тапаса осуществляется распределение силы бытия в мировом действии. то равным образом энергией Тапаса осуществляется отход этой силы бытия. Пассивное сознание Брахмана и его активное сознание не являются двумя различными конфликтующими и несовместимыми вещами; они суть одно и то же сознание, одна и та же энергия, в одной крайности -- в состоянии само-отхода, в другой -- брошенная в движение самоотдачи и само-развертывания, подобно покоящемуся резервуару с истекающими из него потоками. В действительности, за каждой активностью существует и должна быть пассивная мощь бытия, из которой эта активность возникает, при помощи которой она поддерживается, которая даже, как мы видим в конечном итоге, управляет ею, оставаясь позади и не идентифицируясь с ней полностью, -- по крайней мере, в смысле само-бытия, всего вылитого в действие и неотличимого от него. Такое само-исчерпывающееся отождествление невозможно; ведь никакое действие, каким бы обширным оно ни было, не исчерпывает изначальной мощи, из которой оно проистекает, не оставляя ничего за собой в запасе. Когда мы отходим в наше собственное сознательное бытие, когда мы становимся позади нашего собственного действия и видим, как оно делается, то обнаруживаем, что именно наше целостное бытие стоит позади любого частного акта или суммы активностей, пассивное в остальных частях своей интегральности, и активное в ограниченном распределении своей энергии; но эта пассивность не есть ни на что не способная инерция, это положение само-сохраняемой энергии. Аналогичная истина должна еще в большей степени быть применимой к сознательному бытию Бесконечного, чья мощь в молчании статики, как и в творении, должна также быть бесконечной.

Сейчас несущественно, является ли та пассивность, откуда все возникает, абсолютной или только относительной по отношению к наблюдаемому действию, от которого она держится в стороне. Достаточно заметить, что хотя ради удобства нашего разума мы делаем разграничение, но на самом деле нет пассивного Брахмана и активного Брахмана, а есть один Брахман, Существование, которое приберегает свой Тапас в том, что мы называем пассивностью, и отдает Себя в том, что мы называем Его активностью. В целях действия есть два полюса одного бытия или двойная мощность, необходимая для творения; действие выходит на круги своя из резервирования и возвращает ему, предположительно, те энергии, что были выведены, чтобы затем снова броситься в новый круг. Пассивность Брахмана есть Тапас или концентрация Его бытия, пребывающая в Себе в само-поглощенной концентрации Его недвижимой энергии; активность есть Тапас Его бытия, испускающий все то, что подспудно зрело, испускающий все это в движение и распространяющий все это в миллионах волн действия, все еще пребывая в них и высвобождая в них истины и потенциальности бытия. Там также есть концентрация, но концентрация множественная, кажущаяся нам распылением. Но на самом деле это не распыление, а развертывание; Брахман не бросает Свою энергию из Себя с тем, чтобы она была потеряна в некоторой нереальной внешней пустыне, а держит ее в работе вокруг Своего бытия, сохраняя ее не урезанной и не преуменьшенной во всем непрерывном процессе обращения и трансмутации. Пассивность есть величайшее сохранение Шакти, Тапаса, поддерживающее многогранное введенное движение и трансмутации в формах и происходящем; активность есть сохранение Шакти, Тапаса в движении и трансмутации. Как в нас самих, так и в Брахмане, оба эти состояния родственны друг другу, оба одновременно сосуществуют, это два полюса в действии одного Существования.

Тогда Реальность не есть ни вечная пассивность недвижимого Бытия, ни вечная активность Бытия в движении, а также не является она чередованием во Времени этих двух вещей. Кроме того, в действительности, Реальность не предстает единственной абсолютной истиной реальности Брахмана; противопоставление верно лишь в связи с активностями Ее сознания. Когда мы воспринимаем Ее развертывание сознательной энергии Ее бытия во вселенском действии, то говорим о Реальности как о подвижном активном Брахмане; когда мы воспринимаем Ее одновременное развертывание сознательной энергии при Ее отходе от действия, то говорим о Ней как о недвижимом пассивном Брахмане, -- Сагуна и Ниргуна, Кшара и Акшара: иначе эти термины не имеют смысла; ведь есть одна реальность, а не две независимые реальности, одна недвижимая, а другая подвижная. В обычном взгляде на эволюцию души в действии, праврти, и ее инволюцию в пассивность, ниврти, предполагается, что в действии индивидуальная душа становится невежественной, не знающей о своем пассивном бытии, которое предполагается истинным, и в пассивности она окончательно становится незнающей о своем активном бытии, которое предполагается ее ложным или только видимым бытием. Но этот взгляд порождается тем, что эти два движения происходят для нас попеременно, как в нашем сне и пробуждении; при пробуждении мы переходим в незнание об условиях, окружавших нас во сне, во сне мы впадаем в неведение о нашем пробужденном бытии. Но это происходит вследствие того, что только часть нашего существа совершает это попеременное движение, и мы ложно думаем о нас самих как только об этом частичном существовании: но при более глубоком психологическом переживании мы можем обнаружить, что большее существо в нас в совершенстве осознает все то, что произошло даже в том, что для нашего частичного и поверхностного существа является состоянием несознания; это большее существо не ограничивается ни сном, ни бодрствованием. Также обстоит дело и в наших отношениях с Брахманом, являющимся нашим реальным и интегральным бытием. В неведении мы отождествляем себя только с частичным осознанием, ментальным или духовно-ментальным по своей природе, которое в движении становится незнающим о своем статическом я; в этой нашей части, когда мы теряем движение, тогда в то же время теряем и опору на наше "я" действия, вступая в пассивность. В полной пассивности разум впадает в сон или входит в транс или же высвобождается в духовное молчание; но хотя это высвобождение является освобождением от неведения частичного бытия в своем потоке действия, но это высвобождение достигается путем надевания светлого незнания о динамической Реальности или путем светлого отделения от нее: духовно-ментальное существо остается само-поглощенным молчаливым сущностным статусом существования т становится либо неспособным на активное сознание, либо несовместимым со всей активностью; это освобождение молчания есть статус, через который душа переходит к своему путешествию к Абсолюту. Но существует и большее исполнение нашего истинного и интегрального существа, в котором как статическая, так и динамическая сторона "я" освобождены и исполнены в Том, что поддерживает обе стороны и не ограничено ни действием, ни молчанием.

Ведь Брахман не переходит поочередно от пассивности к активности и назад к пассивности при помощи остановки динамической силы бытия Реальности. Если это было бы так для интегральной Реальности, тогда, пока вселенная существует, не может быть пассивного Брахмана, все было бы действием, и если бы наша вселенная растворилась, то не стало бы активного Брахмана, все исчезло бы, и воцарилось бы недвижимое молчание. Но это не так, ведь мы можем осознавать вечную пассивность и само-сконцентрированный покой, пронизывающий и поддерживающий всю космическую активность и все многочисленное сосредоточенное движение, -- и этого не могло бы быть, если в то время, пока продолжается какая-либо активность, не существовало бы внутри этой активности сосредоточенной пассивности, поддерживающей ее. Интегральный Брахман обладает одновременно как пассивностью, так и активностью, и не переходит поочередно от одного к другому как ото сна к бодрствованию: лишь некая частичная активность в нас, как видно, делает это, и при отождествлении себя с этой частичной активностью у нас возникает видимость этого чередования одного незнания и другого незнания: но наше истинное, наше интегральное существо не подвержено этим крайностям, и ему не требуется становиться несознающим свое динамическое "я", чтобы обладать "я" молчания. Когда мы обретаем интегральное знание и интегральное освобождение как души, так и природы, свободных от неспособностей ограниченного частного и невежественного существа, тогда мы также можем обладать одновременно пассивностью и активностью, превышая оба полюса универсальности, не ограниченные никакой мощью "я" в его связи или не-связи с Природой.

Всевышний, как говорится в Гите, превышает как недвижимое я, так и подвижное существо; даже составленные вместе, они не представляют всего, чем он является. Ведь, очевидно, что мы не подразумеваем, когда говорим об одновременном обладании, что он представляет собой сумму из пассивности и активности, одно целое, составленное из двух дробей, что на три четверти он пассивен, и активен на одну четверть. В таком случае Брахман мог бы быть суммой двух незнаний, на три четверти пассивным, не только безразличным к активной части, но и совершенно не ведающим о ее деяниях, на четверть активным, совершенно не осознающим пассивность и неспособным обладать ею, кроме как прекращая действие. Брахман, как сумма двух частей, мог бы представлять собой и нечто совершенно отличное от каждой части, нечто верхнее и отчужденное, не ведающее о том , что некая мистическая Майя настойчиво делает, и не отвечающее за это, он мог бы воздерживаться от делаемого, переходя из одной части своего существования в другую. Но ясно, что Брахман как Верховное Существо должен осознавать как пассивность, так и активность, и считать их не своим абсолютным существом, а противоположными, но все же взаимно удовлетворяющими терминами своих универсальностей. Не может быть так, что Брахман из-за вечной пассивности не осознает свои активности, полностью отделен от них; свободный, он содержит их в себе, поддерживает их своей вечной мощью покоя, зачинает их из своего вечного положения энергии. Равным образом не может быть, чтобы Брахман в своей деятельности не осознавал своей пассивности или был отделен от нее; вездесущий, он из пассивности поддерживает действие, обладает пассивностью, находясь всегда в сердце движения, он извечно спокоен и тих и свободен и блажен во всех круговоротах своих энергий. А также ни в молчании, ни в действии не может он вовсе не осознавать свое абсолютное бытие; он знает, что все, что он выражает через них, выводит свою ценность и мощь из мощи того абсолютного существования. Если в нашем переживании все выглядит иначе, то это происходит из-за того, что мы отождествляем себя с одним аспектом, и в силу этой исключительности не можем открыть себя интегральной Реальности.

Отсюда необходимо следует тот важный первый результат, уже полученный с других точек зрения, что Неведение не может вести свое происхождение или иметь начальную точку своих разделяющих активностей в абсолютном Брахмане или интегральной Сатчитананде; неведение принадлежит только частичному действию существа, с которым мы отождествляем себя, точно также как в теле мы отождествляем себя с тем частным и поверхностным сознанием, которое попеременно переходит ото сна к бодрствованию: в действительности именно эта идентификация, оставляющая в стороне всю остальную Реальность позади нас, составляет причину Неведения. И если Неведение не является элементом или мощью6 свойственной абсолютной природе Брахмана или Его интегральности, то не может быть изначального и первичного Неведения. Майя, если она является изначальной мощью сознания Вечного, не может сама по себе быть неведением или каким-либо образом быть сродни природе неведения, а должна быть трансцендентной и универсальной мощью само-знания и всезнания; неведение может только вмешиваться как меньшее и подчиненное движение, частное и относительное. Тогда есть ли что-либо подлинное в множестве душ ? Приходит ли эта множественность немедленно в бытие, как только Брахман обозревает себя во множественности, и состоит ли эта множественность в сумме душ, связанных, самое большее, благодаря сообщению тела с телом или разума с разумом, но неспособных на единство ? Но мы видели, что это нам так кажется в самом поверхностном слое сознания, во внешнем разуме и физическом; когда мы отходим назад в более тонкое, более глубокое, большее действие нашего сознания, то обнаруживаем, что стены разделения становятся тоньше, и в конце концов не ощущается этих стен, нет Неведения.

Тело является внешним знаком и самым низшим базисом кажущегося деления, которое Природа, погруженная в неведение и само-незнание, делает начальной точкой для восстановления единства при помощи индивидуальных душ, единства посреди наиболее отличающихся форм ее множественного сознания. Тела не могут сообщаться друг с другом, кроме как при помощи внешних средств и через пропасть внешности; не могут проникнуть друг в друга, кроме как при помощи деления тела или воспользовавшись некоторой брешью в теле, некоторым предсуществующим делением; не могут объединиться, кроме как разрушаясь и пожираясь, путем проглатывания и поглощения, путем ассимиляции или, самое большее, путем слияния, в котором исчезают обе формы. Также и разум, отождествляясь с телом, наследует его ограничения; но сам по себе он более тонок, и два разума могут проникнуть друг в друга, не нанося повреждений друг другу и без деления, могут обменяться субстанцией без взаимных увечий, могут некоторым образом стать частями друг друга: все же разум также имеет свою собственную форму, отделяющую его от других разумов, и разум склонен находить опору в этой разделенности. Когда мы отходим назад к сознанию души, то препятствия все уменьшаются, и наконец полностью исчезают. Душа может отождествиться в своем сознании с другими душами, может содержать их в себе и вступать в них, а также сама может в них содержаться, может реализовать свое единство с ними; и это происходит не в лишенном черт и неразличимом сне, не в Нирване, где теряются все разграничения и индивидуальности души и разума и тела, а в совершенном бодрствовании, которое наблюдает все разграничения, отдает себе в них отчет, но превосходит их.

Поэтому неведение и само-ограничивающее деление не являются внутренне присущими и непреодолимыми во множестве душ, не являются самой природой множественности Брахмана. Брахман, подобно тому, как он превыше пассивности и активности, точно также превыше единства и множественности. Он один в себе, но с само-ограничивающим единством, исключающим мощность множественности, таким, каким является отдельное единство тела и разума; он не математическое целое, не единица, не способная содержать в себе сотню и поэтому меньшая, чем сотня. Один в себе, он один во множестве, и множество одно в нем. Другими словами, Брахман в своем единстве духа осознает множественность душ, и в сознании множества душ осознает единство всех душ. В каждой душе он, имманентный Дух, Господь в каждом сердце, осознает свое тождество, и Дживатман, озаренный им, осознавая свое единство с Одним, осознает также свое единство с множеством. Наше поверхностное сознание, отождествляющееся с телом и отдельной жизнью и делящим разумом, невежественно; но и это сознание может быть озарено и может начать осознавать это. Следовательно, множественность, не является необходимой причиной неведения.

Неведение, как мы установили, приходит на более поздней стадии, как более позднее движение, когда разум отделен от своего духовного и супраментального базиса, и находит свою кульминацию в земной жизни, где индивидуальное сознание во множестве отождествляет себя при помощи делящего разума с формой, являющейся единственно надежной основой деления. Но что есть форма ? Она есть, по меньшей мере как это видится нам здесь, образование сознательной энергии, узел силы сознания в движении, узел, поддерживаемый в бытии постоянным круговоротом действия; но какую бы трансцендентную истину или реальность не выражала бы форма или из которых она бы следовала, форма ни в какой своей части в проявлении не является долговременной или вечной. Форма не вечна в своей интегральности, а также в составляющих ее атомах; ведь атомы могут распасться при растворении узла энергии в постоянном концентрированном действии, того узла, который является единственной вещью, поддерживающей кажущуюся стабильность атомов. Именно концентрация Тапаса в движении силы, концентрация на форме, поддерживающая ее в бытии, устанавливает физический базис деления. Но как мы видим, все вещи в активности являются концентрацией Тапаса в движении силы, концентрацией на объекте. Следовательно, происхождение Неведения следует искать в некоторой само-поглощающей концентрации Тапаса, Сознания-Силы в действии, в концентрации на отдельном движении Силы; для нас это принимает видимость разума, отождествляющего себя с отдельным движением и отождествляющего себя также в движении отдельно с каждой формой, вытекающей из него. Так разум строит стену разделения, замыкающую сознание в каждой форме и отгораживающую от осознания своего собственного тотального "я", других воплощенных сознаний и вселенского бытия. Именно здесь должны мы искать тайну кажущегося неведения воплощенного ментального существа, как и великое кажущееся несознание физической Природы. Мы должны спросить себя, в чем состоит природа этого поглощения, этого отделения, этой само-забывающей концентрации, являющейся темным чудом вселенной.

Глава XIII

ИСКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ КОНЦЕНТРАЦИЯ СОЗНАНИЯ-СИЛЫ и НЕВЕДЕНИЕ

                       Из зажженного огня Энергии Сознания бы-
                   ла рождена Истина и Закон Истины;  из этого
                   была рождена Ночь, из Ночи -- текущий океан
                   бытия.
                                           Риг Веда (X.190.1.)

Поскольку Брахман в сущности вселенского бытия является единством и множественностью, осознающими друг друга и друг в друге, и поскольку в своей реальности Брахман есть нечто за пределами Одного и Множества, содержащее то и другое, осознающее то и другое, то Неведение может появиться только как подчиненное явление при некоторой концентрации сознания, поглощенного в части знания или части действия единства и исключающего остальное из своего осознания. Может быть либо концентрация Одного в себе, вплоть до исключения Множества, либо концентрация Множества в собственном действии, вплоть до исключения само-осознания Одного, либо концентрация индивидуального существа в себе, вплоть до исключения как Одного, так и целого Множества, которое представляется тогда индивидуальному существу отдельными единицами, не включенными в его прямое осознание. Или опять же может быть или может вмешаться в определенной точке некоторое общее правило исключительной концентрации, действующей во всех трех направлениях, концентрации отдельного активного сознания в отдельном движении; но это происходит не в истинном "я", а силе активного бытия, в Пракрити.

Эту гипотезу мы предпочли остальным, потому что никакая другая гипотеза не будет поддерживать или улаживать все факты существования. Интегральный Брахман в своей интегральности не может быть источником Неведения, потому что его интегральность по самой своей природе является все-сознанием. Не может Один в своем интегральном сознательном бытии исключить Множество из себя, потому что тогда Множество вообще не смогло бы существовать; самое большее, Один может встать в своем сознании где-то в стороне от космической игры, так чтобы позволить аналогичное движение в индивидуальном бытии. Множество в своей интегральности или в каждом "я" Множества не может реально не ведать об Одном или в "я" других, поскольку под Множеством мы подразумеваем то же самое божественное "я" во всем, в действительности индивидуализированное, но все еще единое в сознательном бытии со всем в единственной универсальности и единое также с изначальным и трансцендентным Бытием. Поэтому Неведение не является естественным характером сознания души, даже индивидуальной души; Неведение -- это продукт некоторого особенного действия в исполнительной Сознательной Силе, когда она поглощена в своих работах и забыла о "я" и тотальной реальности природы. Это действие не может быть характерным для целостного бытия или целостной силы бытия, -- ведь для такой полноты характерно целостное, а не частное сознание, -- это должно быть поверхностным или частичным движением, поглощенным поверхностным или частичным действием сознания и энергии, сконцентрированным в своих образованьях, не помнящим обо всем том другом, что не включено в образование или не там открыто действенное. Неведение -- это целенаправленное Природное забвение "я" и Всего, оставляющее их побоку, помещающее их за себя, чтобы единственно самой делать то, что она должна делать в некоторой внешней игре существования.

В бесконечном бытии и его бесконечном осознании концентрация сознания, Тапас, всегда присутствует в качестве сокровенной мощи Сознания-Силы: это самоподдерживающееся или само-собираемое пребывание или остановка вечного Осознания в себе или на себе или на своем объекте; но объект всегда является некоторым образом им самим, его собственным бытием или проявлением и движением его бытия. Концентрация может быть сущностной; она может быть даже единственным пребыванием или полным поглощением в сущности своего собственного бытия, светлым или же само-забывающим само-погружением. Либо может быть интегральная или же тотально-множественная или частично-множественная концентрация. Либо может быть единственное отдельное соотнесение с одним полем бытия или движения, единственно-направленная концентрация в одном центре или поглощенность в одной объективной форме своего само-существования. Первая, сущностная концентрация, является в одной крайности сверхсознательным Молчанием, а в другой -- Несознанием; вторая, интегральная, является тотальным сознанием Сатчитананды, супраментальной концентрацией; третья, множественная, составляет метод тотализирующего или глобального надментального осознания; четвертая, отдельная, отражает характерную природу Неведения. Верховная интегральность Абсолюта удерживает все три состояния или мощности сознания вместе как единственное неделимое бытие, взирающее на всего себя в проявлении с одновременным само-видением.

Тогда можно сказать, что концентрация в смысле самоподдерживающегося пребывания в себе или остановки на себе как на объекте принадлежит самой природе сознательного бытия. Ведь хотя есть бесконечное расширение сознания и распыление сознания, но это расширение самоподдерживающееся или само-содержащееся или это распыление самоподдерживающееся или само-содержащее. Хотя может показаться, что происходит рассеивание энергии, что на само деле является формой распределения, и это возможно только в поле поверхностного сознания, поскольку это рассеивание поддерживается лежащей в основании самоподдерживающейся концентрацией. Исключительная концентрация на или в единственном субъекте или объекте или области бытия или движении не является отрицанием осознания Духа или отклонением от него, это одна форма само-собирания мощи Тапаса. Но когда эта концентрация исключительная, тогда она приносит с собой удержание позади себя остального само-знания. В этом случае сознание может быть осведомлено все время об остальном само-знания, при этом действуя так, как если бы оно не было осведомлено о нем; это не будет состоянием или актом Неведения: но если сознание при помощи концентрации возводит стену исключения, ограничивающую его до определенного поля, области или пребывания в движении, так что оно осознает только определенное поле, область или движение или осознает все остальное как внешнее по отношению к себе, тогда мы имеем принцип само-ограничивающего знания, что может привести к отдельному знанию и достичь кульминации в позитивном и действенном неведении.

Некий проблеск того, что здесь имеется в виду, мы сможем ухватить, насколько это доходит в действии, когда взглянем на природу исключительной концентрации в ментальном человеке, в нашем собственном сознании. Прежде всего, следует заметить, что то, что мы обычно подразумеваем под человеком, есть не его внутреннее "я", а только совокупность видимого сознательного движения сознания и энергии в прошлом, настоящем и будущем, которое мы так называем. Кажется, что именно эта совокупность делает работу в человеке, продумывает все его мысли, чувствует все его эмоции. Эта энергия является движением Сознания-Силы, сконцентрированной на временном потоке внутренних и внешних работ. Но мы знаем, что за этим потоком энергии существует целостное море сознания, осознающее поток, но которое не осознается потоком; ведь эта совокупность энергии является выборкой, продуктом всего остального, что невидимо. Это море есть сублиминальное "я", сверхсознательное, подсознательное, интрасознательное и вокругсознательное существо, и удерживает все вместе душа, психическая сущность. Этот поток является природным, поверхностным человеком. В этом поверхностном человеке Тапас, динамическая сила сознания, сконцентрирован на поверхности в определенной массе поверхностных работ; все остальное он поместил позади себя и может смутно осознавать это в неоформленной тыльной стороне своего сознательного существования, но не осознает это в поверхностном поглощающем движении фронта. Тапас не точно не ведает о себе в каком-то сущностном смысле слова, будь то на тыльной стороне или в глубинах, но для целей поверхностного движения и только внутри этого движения он забывает о своем настоящем, величайшем "я", в результате поглощенности, исключительной концентрации на том, что он поверхностно делает. И все же, на самом деле, именно сокрытое море, а не поверхностный поток производит все действия: именно море является источником этого движения, не сознательная волна выбрасывает это, каким бы ни было сознание волны, поглощенной своим движением, живущей в этом, не видящей ничего иного, кроме этого, не зависимо от того, что она сама думает об этом. И то море, настоящее "я", интегральное сознательное существо, интегральная сила бытия, не невежественно; даже волна не сущностно невежественна, -- ведь она содержит внутри себя все сознание, которое забыла, и никак, кроме как благодаря нему, этому сознанию, волна вообще не может действовать или длиться хоть сколь-нибудь, -- но она находится в само-забытьи, поглощена своим собственным движением, слишком поглощена, чтобы заметить что-либо иное, кроме этого движения, пока оно продолжает занимать ее. Ограниченное практическое самозабвение, не сущностное и ограничивающее само-неведение составляет природу этой исключительной концентрации, которая все же является корнями того, что работает как Неведение.

Точно также мы видим, что человек, хотя и являющийся на самом деле неделимым потоком Тапаса, сознательной Энергии во Времени, в настоящем способный действовать лишь при помощи суммы прошлых сил, создающий свое будущее при помощи прошлого и настоящего действия, все же живет поглощенным текущим моментом, живет от момента к моменту, и поэтому в этом поверхностном действии сознания не ведает о своем будущем и своем прошлом, за исключением той малой части, которую он может вспомнить. Однако, человек не живет в прошлом; то, что он вспоминает, есть не само прошлое, а только призрак прошлого, понятийная тень реальности, которая теперь для него мертва, не существует, которой больше нет в бытии. Но все это принадлежит действию поверхностного неведения. Истинное сознание внутри не несознательно о своем прошлом; оно хранит его там, не обязательно в памяти, а в существе, все еще активным, живущим, готовым приносить плоды, и время от времени посылает это прошлое в память или проявляет его в результате прошлого действия или прошлой причины, что более конкретно ощущается поверхностным сознательным существом, -- вот по-настоящему верное объяснение тому, что называют Кармой. Истинное сознание осознает или может осознавать также будущее, ведь где-то во внутреннем существе есть поле постижения, открытое будущему знанию, предвидение; как и ретроспективное ощущение Времени, видение Времени, восприятие Времени; нечто в нем неразделимо живет во всех трех временах и содержит их кажущиеся деления, готовит будущее для проявления внутри существа. Следовательно, здесь, в этой привычке жить в настоящем, мы находим вторую поглощенность, вторую исключительную концентрацию, которая усложняет и дальше ограничивает существо, но упрощает видимый курс действия, связывая его не с целым бесконечным ходом Времени, а с определенной последовательностью моментов.

Поэтому в поверхностном сознании человек динамически, практически представляется себе человеком момента, не человеком прошлого, кто когда-то был, но которого теперь нет в существовании, и не человеком будущего, которого еще нет в бытии; при помощи памяти он связывает себя с одним, благодаря предчувствию -- с другим: непрерывное эго-ощущение пробегает через три времени, но это есть централизующее ментальное построение, не сущностное или расширенное существование, содержащее то, что было, что есть и что будет. Интуиция "я" находится позади этого, но она составляет лежащее в основании тождество, не затрагиваемое изменениями личности; в своем поверхностном образовании человек есть не это "я", а то, чем он является в текущий момент. Все же все время это существование в текущем моменте является не настоящей или целой истиной существа человека, а только практической или прагматической истиной для целей поверхностного движения жизни человека и внутри этих границ. Это истина, не нереальность, но истина только в своей позитивной части; в своих негативных частях это неведение, и это негативное неведение ограничивает и часто искажает даже практическую истину, так что сознательная жизнь человека протекает в соответствии с неведением, это частичное полу-верное полу-ложное знание, не находящееся в соответствии с настоящей истиной человека, которая для него лежит в забвении. Все же истинное я человека по-настоящему определяет все и управляет им тайно, оставаясь позади; в конечном итоге именно знание оттуда по-настоящему определяет формируемый курс существования; поверхностное неведение очерчивает необходимый ограничивающий круг и поставляет факторы, благодаря которым сознанию человека и его действию придается внешняя окраска и повороты, необходимые для его текущей человеческой жизни и в настоящий момент. Аналогичным образом и по той же причине человек идентифицирует себя единственно с именем и формой, которые он носит в своем теперешнем существовании; он не ведает о своем прошлом до рождения, как и о будущем после смерти. Все же то, что он забывает, содержится, присутствующим и действенным, во все-сохраняющем интегральном сознании внутри человека.

Существует и меньшее прагматическое использование исключительной концентрации на поверхности, что также может дать нам некую идентификацию, несмотря на свой временный характер. Поверхностный человек, живущий от момента к моменту, играет несколько ролей в своей теперешней жизни, и пока занят каждой ролью, он способен на исключительную концентрацию, поглощенность этой ролью, из-за чего он забывает остального себя, помещает эту часть на задний план, и до этой степени переходит к самозабвенью. Человек на время актер, поэт, солдат или что-либо еще, что он смог составить или сформировать некоторым особенным и характерным действием своей силы существа, своим Тапасом, своей прошлой сознательной энергией и действием, развитым из нее. Человек не только склонен поглощаться в этой исключительной концентрации в части себя для целей временного бытия, но и его успех в действии в очень большой степени зависит от той полноты, с которой он так может отстранить часть себя и жить только в своей непосредственной работе. Все же все время мы видим, что именно целостный человек реально делает действие, а не просто эта его особенная часть; то, что он делает, способ, каким он делает, элементы, которые привносит, отпечаток, накладываемый им на работу, зависит от его целостного характера, разума, осведомленности, одаренности, всего того прошлого, которое сделало его таким, каков он есть сейчас, -- и его прошлое не только в теперешней жизни, но и в других жизнях, и опять же не только его прошлое, но вся совокупность прошлого, настоящего и предначертанного будущего как самого человека, так и мира вокруг него, определяет его работу. Теперешний актер, поэт и солдат в нем -- это только отдельная определенность его Тапаса; это его сила существа, организованная для особой разновидности действия энергии, отдельного движения Тапаса, способного, -- и эта способность является не слабостью, дефектом, а величайшей мощью сознания, -поглотиться в этой частной работе до временного самозабвения всего остального, даже хотя это остальное все время присутствует в задней части сознания и в самой работе, и активно или имеет влияние на оформление работы. Это деятельное самозабвение человека в своей работе и в роли, которую он играет, отличается от другого, более глубокого самозабвения, отличается в том, что стена разделения менее явственна и вовсе не неизменно плотна; разум может растворить свою концентрацию и в любое время отойти назад от своей работы к сознания большего "я", по отношению к которому теперешняя концентрация является более частным действием. Поверхностный или видимый человек не может так по пожеланию отходить назад к настоящему человеку внутри себя; он может делать это до некоторой степени ненормально или сверхнормально в исключительных условиях своей ментальности, или более постоянно и полно как плод длительной и трудной самотренировки, само-углубления, само-освещения, само-расширения. Все же он может отходить назад; поэтому разница только феноменальна, не сущностна: по существу, в обоих случаях происходит одно и то же движение исключительной концентрации, поглощенности в частном аспекте самого себя, действии, движении силы, хотя с различными обстоятельствами и другой манерой работы.

Эта мощь исключительной концентрации не ограничивается поглощенностью частным характером или типом работы одного большего "я", а распространяется до полного само-поглощения в частном действии, в которое нам случается быть вовлеченными. Актер в моменты громадной сосредоточенности забывает о том, что он актер, и становится ролью, которую он играет на сцене; не то, чтобы он на самом деле думал о себе как о Раме или Раване, но он идентифицирует себя на время с формой характера и действия, которое представляет имя, и делает это настолько полно, что забывает реального человека, который играет эту роль. Так и поэт забывает себя; человек, работник забывает себя в своей работе и становится на время только вдохновленной безличностной энергией, которая выбрасывает себя в образование слова и ритма; обо всем остальном он не помнит. Солдат забывает себя в бою и становится воплощенной яростью, зарядом и орудием убийства. Тем же образом, человек, охваченный большим гневом, как говорится, не помнит себя, или как было более ярко и подходяще сказано, становится гневом: и эти слова выражают реальную истину, которая не является всей истиной существа человека, а лишь отражает частный факт его сознательной энергии в действии. Человек на самом деле забывает себя, забывает всего остального себя, забывает другие импульсы само-сдерживания и само-направления, так что он действует попросту как энергия страсти, занимающая его, становится этой энергией на некоторое время. Вот до каких пределов может доходить самозабвение в нормальной человеческой психологии; ведь человек должен вскоре возвращаться к более широкому само-осознающему сознанию, по отношению к которому это самозабвение является лишь временным движением.

Но в большем вселенском сознании мощь этого движения должна быть доведена до абсолютной точки, до крайнего предела, которого может достичь родственное движение, и это точка достигается, но не в человеческом несознании, которое не является длящимся вечно и которое всегда обращается назад к пробужденному сознательному существу, обычно характеризующему человека, а в несознании материальной Природы. Это несознание не более настояще, чем неведение исключительной концентрации нашего временного существа, что ограничивает пробужденное сознание человека; ведь, как в нас самих, так и в атоме, металле, растении, в каждой форме материальной Природы, в каждой энергии материальной Природы, существует, как мы знаем, тайная душа, тайная воля, тайный интеллект за работой, отличный от немой само-забывшей формы, это Сознательный, -- сознательный даже в несознательных вещах, -- Упанишад, без чьего присутствия и осведомленности Сознательной Силы или Тапаса никакая работа Природы не могла бы быть проделана. То, что там несознательно, это Пракрити, формальное, подвижное действие энергии, поглощенной работой, отождествившейся с ней до такой степени, чтобы быть ограниченной некоторой разновидностью транса или обморока концентрации, быть неспособной отойти назад, пока она заключена в эту форму, назад к своему настоящему "я", к интегральному сознательному существу и интегральной силе сознательного существа, которую она поместила позади себя, и о которой она забыла в своем экстатическом трансе простой работы. Пракрити, исполнительная Сила, становится несознающей Пурушу, Сознательное Существо, держит его спрятанным внутри себя и медленно начинает осознавать его только с появлением сознания из обморока Несознания. Пуруша в действительности соглашается принять видимую форму, которую Пракрити строит для него; кажется, что он становится Несознательным, физическим существом, витальным существом, ментальным существом: но и во всех этих формах он все еще на самом деле остается самим собой; свет тайного сознательного Существа поддерживает и осведомляет действие несознательной или всплывающей сознательной энергии Природы.

Это несознание поверхностно подобно неведению пробужденного человеческого разума или несознанию или подсознанию его спящего разума, и внутри несознания есть Все-сознательное; несознание полностью феноменально, но это полное и законченное явление. Это явление настолько полное, что только благодаря побуждению эволюционного сознания, появляющегося в других формах, менее ограниченных несознательным методом работы, может сознание возвратиться к себе, обрести снова в животном частичное осознание, затем в человеке при реализации его высочайших возможностей подойти к первому более полному, хотя еще поверхностному началу поистине сознательной работы. Но все же, как и в случае с поверхностным и настоящим человеком, где также есть аналогичная, хотя и меньшая неспособность, разница лишь феноменальна. Сущностно, во вселенском порядке вещей, несознание материальной Природы является той же самой исключительной концентрацией, той же самой поглощенностью в работе и энергии, как в самоограничении пробужденного человеческого разума, или концентрацией само-забывающего разума в его работе; именно только самоограничение, доведенное до крайней точки самозабвения, становится не временным действием, а законом действия. Незнание в Природе есть полное само-неведение; частичное знание и общее неведение человека есть частичное само-неведение, отмеченное в ее эволюционном порядке возвращением к само-знанию: но как частичное само-знание, так и частичное само-неведение и все неведение является поверхностно исключительной самозабвенной концентрацией Тапаса, сознательной энергии бытия в частной линии или части движения, единственно которые эта энергия осознает или единственно которые видятся ей на поверхности. Неведение действенно внутри границ своего движения и справедливо для своих целей, но феноменально, частично, поверхностно, не сущностно реально, не интегрально. Здесь мы должны использовать слово "реально" обязательно в крайне ограниченном и не абсолютном смысле; ведь неведение достаточно реально, но оно не представляет целостную истину нашего существа, и даже эта истина, рассматриваемая самим неведением, неверно представляется нашему внешнему осознанию. В своей настоящей истине это вовлеченное Сознание и Знание, эволюционирующее назад к себе, но оно динамически действенно как Несознание и Неведение.

Зная коренную природу Неведения, практическую истину феноменального, но не настоящего деления, ограниченной и отдельной сознательной энергии, поглощенной своей работой до кажущегося забвения своего интегрального и настоящего "я", мы можем ответить на вопросы "почему", "где" и "как", касающиеся этого движения. Причина неведения, его необходимость, становится достаточно ясной, раз уж мы видели, что без Неведения цель манифестации нашего мира была бы невероятной, не могла бы вообще быть достигнута, или не полностью, или не тем путем, которым она должна быть достигнута и достигается. Каждая сторона многогранного Неведения имеет свое оправдание, которое является только частью одной общей необходимости. Человек, живущий во вневременном бытии, не смог бы бросить себя в поток Времени с этим движением подчинения потоку от момента к моменту, что составляет природу его теперешнего жития. Живя в своем сверхсознательном или сублиминальном "я", человек не смог бы выработать из узла своей индивидуальной ментальности те отношения, которые он должен распутать и завязать с миром вокруг себя, или должен был бы делать это радикально иным образом. Живя во вселенском "я", а не в эгоистическом отдельном сознании, он не смог бы развить отдельное действие, личность, взгляд из себя как из единственного или начального центра и точки отсчета, что представляет собой вклад ощущения эго в мировые работы. Человек должен был надеть на себя временное, психологическое, эгоистическое неведение, чтобы защитить себя от света бесконечности и громадности вселенной, так чтобы развить за этой недостаточностью свою временную индивидуальность в космосе. Он должен жить так, как если бы жил одну жизнь, и принять неведение о своем бесконечном прошлом и будущем: ведь иначе, если прошлое присутствовало бы в нем, человек не смог бы выработать свои теперешние выбранные связи со своим окружением тем путем, как намеревался; его знание было бы чересчур велико для него, это с необходимостью изменило бы весь дух и баланс и форму его действий. Человек должен жить в разуме, поглощенным этой телесной жизнью, а не в Сверхразуме; ведь иначе все эти защищающие стены неведения, созданные ограничивающей, делящей, различающей мощью разума, не были бы построены или были бы слишком тонки и проницаемы.

Цель, для которой необходима вся эта исключительная концентрация, называемая Неведением, заключается в том, чтобы следовать циклом самозабвения и само-открытия ради радости, предопределенной в Природе тайным духом. Не так, что вся космическая манифестация иначе стала бы невозможной; но это была бы совершенно другая манифестация, отличная от той, в которой мы живем; она была бы ограничена высшими мирами божественного Существования или типичным не эволюционирующим космосом, где каждое существо жило бы в полном свете своего собственного закона природы, и эта наблюдаемая манифестация, этот эволюционный цикл был бы невозможен. То, что здесь является целью, стало бы там вечным условием; то, что здесь является стадией, стало бы там извечным типом существования. И чтобы найти себя в кажущихся противоположностях своего бытия и своей природы, Сатчитананда спустилась в материальное Незнание и надела феноменальное неведение как поверхностную маску, за которой человек прячет от себя собственную сознательную энергию, живя в самозабвении и поглощенности своими работами и формами. Именно в этих формах медленно пробуждающаяся душа должна принять феноменальное действие неведения, являющегося на самом деле знанием, постепенно пробуждающимся из изначального незнания, и именно в новых условиях, созданных этими работами, должна душа снова открыть себя и божественно трансформировать тем светом свою жизнь, трудясь таким путем к исполнению цели своего спуска в Несознание. Не быстротечное возвращение, может быть, к небесам, где совершенный свет и радость вечны, или к супракосмическому блаженству является целью этого космического цикла, не простое повторение бесцельного круга по заезженной колее неведения, ищущего знания и никогда не находящего его в совершенстве, -- в таком случае неведение было бы либо необъяснимым грубым просчетом Все-сознательного или болезненной и бесцельной Необходимостью, равным образом необъяснимой, -- но высвобождение Ананды "я" в других условиях, нежели чем супракосмических, в космическом бытии, и нахождение небес радости и света даже в противоположностях, назначенных выражениями воплощенного материального существования, кажется истинной целью рождения души в человеческом теле и труда человеческой расы в серии своих циклов. Неведение необходимо, хотя и как всецело подчиненный термин, который вселенское Знание наложило на себя, чтобы эволюционное движение было возможным, -- не грубый промах или падение, а целенаправленный спуск, не проклятие, а божественная возможность. Найти и воплотить Все-Восторг в интенсивной совокупности его многогранности, достичь возможности бесконечного Существования, которое не могло бы быть достигнуто при других условиях, создать из Материи храм Божественности -- это, по-видимому, есть задача, возложенная на дух, рожденный в материальной вселенной.

Мы видим, что неведение присуще не сокрытой душе, а видимой Пракрити; а также оно не принадлежит целостной Пракрити, -- так быть не может, ведь Пракрити является действием Все-сознающего, -- но возникает при некотором развитии из изначальной интегральности света и мощи. Где это развитие происходит, в каком принципе бытия находит оно свою возможность и начальную точку ? Конечно же, не в бесконечном бытии, бесконечном сознании, бесконечном восторге, являющимися верховными планами существования, из которых все иное выводится и спускается в эту темную неоднозначную манифестацию. Там оно не может иметь места. И не в Сверхразуме; ведь в Сверхразуме всегда присутствует бесконечный свет и мощь, даже в наиболее конечных работах, и сознание единства покрывает сознание разнообразия. И только на плане разума становится возможным этот отход назад от настоящего самосознания. Ведь разум есть та мощь сознательного бытия, которая разделяет и пробегает вдоль линии разделения с ощущением многообразия, явно выдающегося и характерного, и ощущением единства, не характерного, не являющегося самим веществом работ разума, лежащим позади ощущения многообразия. Если по случаю это поддерживающее ощущение единства могло быть втянутым назад, -- им разум обладает не по собственному праву, а поскольку за ним стоит Сверхразум, поскольку разум отражает свет Сверхразума, по отношению к которому разум является выводной и вторичной мощностью, -- если смогла бы установиться пелена между разумом и Сверхразумом, отрезающая свет Истины или позволяющая проходить ему только лучами рассеянными, разбросанными, отраженными, но с искажением и делением, то вмешалось бы явление Неведения. Такая пелена существует, говорят Упанишады, она составлена действием самого Разума: в Надразуме есть золотая крышка, скрывающая лицо супраментальной Истины, но отражающая ее образ; в Разуме она переходит в менее прозрачное дымчатое покрытие. Такое действие является обращенным вниз поглощенным взглядом Разума на многообразие, что является характерным движением и находится поодаль от верховного единства, которое выражает это многообразие, пока оно всецело забывает вспоминать о единстве и поддерживать себя им. Но даже тогда единство поддерживает многообразие и делает возможным его активности, однако поглощенная Энергия не осознает собственное происхождение и большее, настоящее я. Поскольку Разум забывает то, откуда он был выведен, из-за поглощенности в работы формирующей энергии, то он настолько отождествляется с этой Энергией, что теряет опору даже на самого себя, становится тотально забывшим в трансе работы, которую он все еще поддерживает в сомнамбулическом действии, но что он более уже не осознает. Это последняя стадия спуска сознания, глубокий сон, бездонный транс сознания, являющийся основательным базисом действия материальной Природы.

Однако следует напомнить, что когда мы говорим о частном движении Сознания-Силы, поглощенной в свои формы и действия, в ограниченное поле своей работы, то это не означает какого-либо реального деления интегральности. Оставление всей остальной части позади себя приводит лишь к тому, что это остальное становится оккультным для фронтальной, непосредственно активной энергии в ограниченном поле движения, но не отрезает все остальное от этого поля; в действительности, интегральная Сила присутствует там, хотя она и завуалирована Несознанием, и именно эта интегральная Сила, поддерживаемая интегральным само-бытием, через свою фронтальную энергию проделывает всю работу и населяет все формы, созданный движением. Следует также заметить, что чтобы убрать пелену Неведения, сознательная Сила бытия в нас использует обратное действие своей мощности исключительной концентрации; она успокаивает фронтальное движение Пракрити в индивидуальном сознании и концентрируется исключительно на сокрытом внутреннем существе, -- на "я" или на истинном внутреннем, психическом или ментальном или витальном существе, Пуруше, -- чтобы растворить исключительную концентрацию. Но когда сознательная Сила должна так делать, ей не требуется оставаться в этой противоположной исключительности; она может вернуться к своему интегральному сознанию или глобальному сознанию, которое включает как бытие Пуруши, так и действие Пракрити, душу и ее инструменты, "я" и динамику Само-Мощи, атматакти: тогда она может охватить свою манифестацию с бо'льшим сознанием, свободным от прежнего ограничения, свободным от результатов забвения Природой внутри пребывающего Духа. Либо Сила может приостановить всю работу, которая была проявлена, сконцентрироваться на высшем уровне "я" и Природы, поднять существо до него и привнести вниз мощности высшего уровня для того, чтобы трансформировать предыдущее проявление: все то, что так трансформируется, все еще включается в новое и более значительное само-творение, но как часть высшего динамизма и его высшие ценности. Вот что может произойти, когда Сознание-Сила в нашем существе решит поднять эволюцию с ментального уровня на супраментальный. В каждом случае действенен именно Тапас, но действует он различным образом, в соответствии с предложенным процессом, динамикой, само-развертыванием Бесконечного.

Но все же, даже если таков уж механизм Неведения, можно спросить, разве не мистерией остается то, как Все-сознательный мог, хотя бы только в частном действии своей сознательной энергии, преуспеть в достижении даже этого поверхностного неведения и несознания. Если уж это так, то было бы весьма полезно зафиксировать точное действие этой мистерии, ее природу, ее границы, так чтобы не пугаться ее и не быть сбитыми ею с настоящей цели, которой она служит, и не упустить возможности, которую она дает. Но эта мистерия является вымыслом делящего интеллекта, который в силу того, что находит или создает логическое противоречие между двумя представлениями, думает, что существует реальное противоречие двух наблюдаемых фактов, и поэтому между ними невозможно сосуществование и единство. Как мы видим, Неведение реально является мощью Знания ограничивать себя, концентрировать себя на той работе, что находится под руками, исключительно концентрироваться на практике, что не препятствует полному существованию и работе целостного сознательного существа позади Неведения, а означает всего лишь работу в выбранных условиях, само-наложенных на природу. Всякое сознательное самоограничение является мощью для этой специальной цели, не слабостью; всякая концентрация является силой сознательного существа, не неспособностью. Верно, что тогда как Сверхразум способен на интегральную, охватывающую, множественную, бесконечную само-концентрацию, концентрация Неведения является разделяющей и ограниченной; верно и то, что концентрация Неведения порождает извращенные, как и частичные, и поэтому ложные или только полу-истинные ценности вещей: но мы видели цель этого ограничения и этой частичности знания; и если допущена цель, то также должна быть допущена мощь достижения этой цели в абсолютной силе абсолютного Бытия. Эта мощь самоограничения для частной работы вместо того, чтобы быть несовместимой с абсолютной сознательной силой этого Бытия, в точности составляет одно с теми мощностями, которые мы должны допустить среди многосторонних энергий Бесконечного.

На самом деле Абсолют не ограничивается при помещении впереди себя космоса связей; это естественная игра его абсолютного бытия, сознания, силы, само-восторга. Бесконечное не ограничивается при построении в себе бесконечной серии взаимодействующих конечных явлений; скорее это его естественное само-выражение. Один не ограничивается своей способностью на множественность, в котором он разнообразно наслаждается своим собственным бытием; скорее это является частью верного описания бесконечного единства, в противоположность единству жесткому, конечному и понятийному. Точно также и Неведение, рассматриваемое как мощь многогранно само-поглощенной и само-ограниченной концентрации сознательного бытия, является естественной способностью вариации в само-сознательном знании, одним из возможных способов связи Абсолюта в его проявлениях, Бесконечного в его сериях конечных работ, Одного в его само-наслаждении Многим. Мощность, становящаяся при само-поглощении неосознающей мир, который однако продолжает существовать в бытии, является одной крайностью этой способности сознания; мощь, становящаяся при поглощении в космических работах не ведающей о я, которое все время проводит эти работы, является противоположной крайностью. Но ни одна из мощностей реально не ограничивает интегрального само-осознающего существования Сатчитананды, верховной по отношению к этим кажущимся противоположностям; даже в противопоставлении эти мощности помогают выразить и проявить Невыразимое.

Глава XIV

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЛЖИ и ЛЕКАРСТВО от НЕЕ, ОШИБКА, НЕПРАВДА и ЗЛО

Господь не признает грехов и добродете- лей; поскольку знание завуалировано Неведе- нием, то смертный человек введен в заблуж- дение. Гита (V.15)

Они жили в соответствии с другой идеей "я", не "я" реальности, жили в заблуждении, прикрепленные, выражая ложь, -- как если бы при затмении они видели ложное как истинное. Майтрайяни Упанишада (VII.10)

Они живут и движутся в Неведении, ходят кругами, запинаясь и спотыкаясь, как слеп- цы, ведомые слепцом. Мундака Упанишада (I.2.8)

От того, чье понимание достигло Единс- тва, отлетают как грехи, так и добродетели. Гита (II.50)

Кто нашел блаженство Вечного, больше не подвержен думам: "Почему "я" не сделал добро? Почему "я" сотворил зло?". Тот, кто знает "я", выпутывается из этих вещей. Тайттирия Упанишада (II.9)

Здесь те, кто сознает большую ложь ми- ра, они растут в доме Истины, они -- силь- ные и непобедимые сыны Бесконечности. Риг Веда (VII.60.5.)

Первое и высочайшее есть истина; посе- редине существует ложь, но она обложена ис- тиной с обоих сторон и выводит свое бытие из истины (*). Брихадараньяка Упанишада (V.5.1)

(*) Истина физической реальности и истина духовной и сверхсознательной реальности. В промежуточную область между ними, в область субъективных и ментальных реальностей может вторгнуться ложь, но она вбирает в себя истину либо свыше, ли- бо сниже в качестве субстанции, из которой она строит себя, и обе истины давят на нее, чтобы обратить ее неправильные пост- роения в истину жизни и истину духа.

Если Неведение по своей природе является само-ограничивающимся знанием, забывшем об интегральном само-осознании и ограниченным исключительной концентрацией в единственном поле или на скрывающей поверхности космического движения, тогда что же с этой точки зрения можем мы сделать с проблемой зла, с той проблемой, которая наиболее остро занимает разум человека, когда он обращается к мистерии своего собственного существования и мирового существования ? Ограниченное знание, поддерживаемое тайной Все-Мудростью в качестве инструмента для выработки внутри необходимых пределов ограниченного мирового устройства, может быть принято в качестве постижимого хода вселенского Сознания и Энергии; но не так то легко допустить необходимость лжи и ошибки, необходимость заблуждения и зла или их полезность в работах вездесущей Божественной Реальности. И все же, если Реальность такова, какой мы ее предположили, тогда должна быть некоторая необходимость появления этих противоположных явлений, должна существовать их некоторая ценность, некоторое назначение, которому они должны служить в организации вселенной. Ведь в полном и неотчуждаемом само-знании Брахмана, которое обязательно является все-знанием, поскольку все сущее есть Брахман, такие явления не могли придти как нелепая случайность, непроизвольное забытье или путаница Сознания-Силы Все-Мудрого в космосе или как роковое несчастье, к которому не был готов все-наполняющий Дух и пленником которого он оказался, запертым в чрезвычайно запутанном лабиринте, из которого крайне сложно убежать. А также это не может быть необъяснимой мистерией бытия, изначальной и вечной, которую Все-Учитель не может объяснить ни самому себе, ни нам. За этими явлениями должна скрываться некоторая ценность самой Все-Мудрости, мощь Все-Сознания, допускающая и использующая их для некоторого совершенно необходимого назначения в теперешних работах нашего само-переживания и миро-переживания. Теперь требуется более непосредственно изучить этот аспект и определить его происхождение, пределы его реальности и его место в Природе.

Эту проблему можно рассмотреть с трех сторон, -- с точки зрения связи с Абсолютом, верховной Реальностью, происхождения и места в космических работах, действия и точки поддержки в индивидуальном бытии. Очевидно. что эти противостоящие явления не имеют прямых корней в самой Реальности, там нет ничего, что имело бы этот характер; они -- порождения Неведения и Несознания, не фундаментальные или первичные аспекты Бытия, не родственны Трансцендентности или бесконечной мощности Космического Духа. Иногда утверждается, что как Истина и Благо имеют свои абсолюты, так и Ложь и Зло также должны иметь свои абсолюты, а если это не так, тогда и то, и другое должно быть относительным; Знание и Неведение, Истина и Ложь, Добро и Зло существуют лишь в связи друг с другом, и за пределами дуальности они не существуют. Но это не является фундаментальной истиной связи этих противоположностей; ведь, прежде всего, Ложь и Зло, не как Истина и Добро, совершенно ясно являются результатами Неведения и не могут существовать там, где нет Неведения: они не могут иметь само-существования в Божественном Бытии, они не могут быть элементами, родственными Верховной Природе. Следовательно, если ограниченное Знание, являющееся природой Неведения, отвергнет свои ограничения, если Неведение растворится в Знании, тогда зло и ложь не смогут больше существовать: ведь то и другое является плодами несознания и заблудшего сознания, и если истинное или целостное сознание заменит Неведение, тогда более не будет базиса для их существования. Поэтому не может быть абсолюта лжи, абсолюта зла; эти вещи являются сопутствующими продуктами мирового движения: мрачные цветы лжи и страдания и зла произрастают на черной почве Несознательного. С другой стороны, не существует такого внутренне присущего препятствия для абсолюта Истины и Добра: относительность истины и ошибки, добра и зла является фактом нашего опыта, но, аналогично, это сопутствующий продукт, не неизменный фактор, родственный существованию; ведь это верно только для ценностей человеческого сознания, для нашего частичного знания и частичного неведения.

Истина относительна для нас, потому что знание окружено неведением. Наше точное видение ограничивается внешней видимостью, которая не составляет полную истину вещей, и если мы идем глубже, то достигаем озарений, которые являются догадками или следствиями или намеками, а не видением несомненной реальности: наши выводы носят частный характер, они спекулятивны или подогнаны, наша формулировка этих выводов, являющаяся выражением нашего непрямого контакта с реальностью, имеет природу представлений или фигур, слов-образов мысленных восприятий, являющихся образами сами по себе, а не воплощениями самой Истины, они не напрямую реальны или подлинны. Эти фигуры или представления несовершенны и темны и несут с собой тень незнания и ошибки; ведь кажется, что они отрицают другие истины или перекрывают им путь, и даже та истина, которую они выражают, не получает своего полного значения: именно конец или край истины проецируется в форму, а остальное теряется в тени, остается невидимым или становится искаженным или смутно видимым. Почти можно было бы сказать, что никакое ментальное утверждение о вещах не может быть всецело верным; это не воплощенная Истина, чистая и голая, а задрапированная фигура, -- часто видна только драпировка. Но не таков характер истины, воспринятой прямым действием сознания, или истины знания посредством отождествления; там наше видение может быть ограничено, но насколько оно распространяется, это знание подлинно, и подлинность является первым шагом к абсолютности: ошибка может прицепиться к прямому или отождествляющемуся видению из-за ментального утверждения, из-за ошибочного или незаконного расширения или из-за неправильных интерпретаций разума, но эта ошибка не входит в саму субстанцию этого видения. Это подлинное или отождествляющее видение или переживание вещей составляет настоящую природу знания, и оно само-существует внутри нашего существа, хотя и передается в наших разумах вторичным образованием, являющемся неподлинным и выводным. По своему происхождению Неведение не имеет этого само-существования или этой подлинности; оно существует из-за ограничения или отсутствия или неопределенности знания, ошибка существует из-за отклонения от истины, фальшь и ложь -- из-за искажения истины или противоречия ей и ее отрицания. Но нельзя аналогично сказать о знании, что по самой своей природе оно существует только из-за ограничения или отсутствия или неопределенности неведения: оно в действительности может появиться в человеческом разуме частично в ходе такого ограничения неизвестности, при отступлении тьмы из частичного света, или оно может иметь характер неведения, обратившегося в знание; но на самом деле знание независимо рождается и поднимается из глубин, родственных ей.

Опять же, о добре и зле можно сказать, что одно существует благодаря истинному сознанию, а другое выживает благодаря лишь неправильному сознанию: если существует истинное сознание, то может существовать только добро; оно более не смешано со злом или сформировано в его присутствии. Человеческие ценности, человеческие оценки добра и зла, как истины и ошибки, в действительности неопределенны и относительны: то, что в одном месте или времени имеет силу истины, в другом месте или времени может оказаться ошибкой; что считается добром, где-то в другом месте или в другие времена считается злом. Мы также обнаруживаем, что нередко то, что мы называем злом, приводит к добру, а что мы называем добром, приводит ко злу. Но эта внешняя видимость добра, приводящего ко злу, возникает вследствие путаницы и смеси знания и неведения, вследствие проникновения неправильного сознания в истинное сознание, так что происходит невежественное или ошибочное применение нашего добра, либо же это происходит из-за вмешательства враждебных сил. В противоположном случае, когда кажется, что зло порождает добро, этот обратный результат возникает благодаря вмешательству некоторого истинного сознания и силы, действующих позади и наперекор неправильному сознанию и неправильной воли или благодаря вмешательству направляющих сил. Эта относительность, эта смесь составляет условие человеческой ментальности и работ Космической Силы в человеческой жизни; это не фундаментальная истина добра и зла. Можно было бы возразить, что физическое зло, такое как боль или телесные страдания, не зависит от знания и неведения, правильного или неправильного сознания, что оно внутренне присуще физической Природе: но, фундаментально, всякая боль и любое страдание является результатом недостаточности сознания-силы в поверхностном существе, что делает его неспособным правильно обращаться с "я" и Природой или неспособным ассимилировать контакты вселенской Энергии и гармонизировать себя с ними; этого не происходило бы, если бы в нас было интегральное присутствие светлого Сознания и божественной Силы или интегрального Бытия. Поэтому связь истины и лжи, добра и зла не является взаимной зависимостью, а по своей природе она сродни такой противоположности, как свет и тень; тень не может существовать без света, но свет может существовать без тени. Связь между Абсолютом и этими противоположностями его некоторых фундаментальных аспектов не является таковой, как если бы эти противоположности были бы противостоящими фундаментальными аспектами Абсолюта; ложь и зло не имеет фундаментальности, не имеет мощи бесконечности или вечного бытия, не имеет само-существования даже из-за скрытности в Само-Существующем, не имеет подлинности или изначального внутреннего присутствия.

Несомненно, факт, что с проявлением истины или добра понятие о лжи и зле становится возможным; ведь если ведь если есть некоторое утверждение, то становится возможным и его отрицание. Как проявление существования, сознания и восторга делает возможным проявление не-существования, несознания, бесчувственности, и поскольку возможным, то некоторым образом неизбежным, ведь все возможности проталкиваются к действительности, пока не достигают ее, и точно также обстоит дело с противоположностями аспектов Божественного Существования. На этом основании можно сказать, что эти возможности, поскольку они должны быть непосредственно воспринимаемыми проявляющимся Сознанием в самом начале проявления, могут иметь ранг подразумеваемых абсолютов и поэтому неотделимы от всего космического существования. Но сначала нужно отметить, что только в космическом проявлении эти противоположности становятся возможными; они не могут предсуществовать во вневременном бытии, ведь они несовместимы с единством и блаженством, составляющими его субстанцию. В космосе они также не могут придти в бытие, кроме как путем ограничения истины и блага в частичных и относительных формах и путем разбивания единства существования и сознания на отдельное сознание и отдельное бытие. Ведь там, где есть тождество и полная взаимность сознания-силы даже во множественности разнообразии, там истина само-знания и взаимо-знания автоматична, и невозможны ошибки само-неведения и взаимо-неведения. Точно также туда, где истина существует как целое на основе само-осознающего тождества, не может войти ложь, и зло отрезано исключением неправильного сознания и неправильной воли и их динамизации лжи и ошибки. Как только происходит разделение, появляется возможность возникновения этих вещей; но даже эта одновременность не неизбежна. Если есть достаточная взаимность, даже в отсутствии действенного чувства тождества, и если отдельные существа не отступают или отклоняются от своих норм ограниченного знания, гармония и истина все еще могут быть суверенными, и узла не окажется ворот для входа. Поэтому нет подлинной неизбежной космичности лжи и зла, даже как нет их абсолютности; они представляют собой обстоятельства или результаты, которые появляются только на определенной стадии, когда отделенность достигает своей кульминации противостояния, и неведение доходит до примитивного несознания знания, что приводит к неверному сознанию и неправильному знанию, содержащему дурную волю, ложное чувство, неправильное действие и неверную реакцию. Вопрос состоит в том, в какой момент космической манифестации входят противоположности; ведь это может произойти либо на некоторой стадии нарастающей инволюции сознания в отдельном разуме и жизни, либо только после погружения в несознание. Иначе говоря, существуют ли изначально ложь, ошибки, заблуждения и зло на ментальном и витальном планах и родственны ли они разуму и жизни, или они свойственны только материальной манифестации вследствие навязывания разуму и жизни темноты, появляющейся из Несознания. Также можно спросить, если эти противоположности в действительности существуют в супрафизическом разуме и жизни, то были ли они там изначальны и неизбежны; ведь они могли бы войти как последствие или супрафизическое расширение материальной манифестации. Или, если такое описание событий непригодно, то могло бы быть так, что противоположности возникли как дозволительное супрафизическое утверждение во вселенском Разуме и Жизни, и прецедентная необходимость их возникновения в той манифестации появилась бы как неизбежный продукт созидательного Несознания.

То, что долго удерживалось в человеческом разуме как традиционное знание, состоит в том, что когда мы выходим за пределы материального плана, то оказывается, что эти вещи также существуют в запредельном мире. На этих планах супрафизического переживания существуют мощности и формы витального разума и жизни, которые кажутся пред-физической основой рассогласующих, неисправных или извращенных форм и мощностей жизненного разума и жизненной силы, которые мы встречаем в земном существовании. Существуют силы, и сублиминальное переживание показывает, что существуют супрафизические существа, воплощающие те силы, которые по своей коренной природе прикреплены к неведению, к темноте сознания, неправильному использованию силы, искажению восторга, ко всем тем причинам и следствиям, которые мы называем злом. Эти мощности, существа или силы весьма действенны, так что могут чинить препятствия земным созданиям; склонные поддерживать свое царство в манифестации, они противостоят росту света и истины и добра и, даже более того, антагонистически противостоят развитию души к божественному существованию. Такая картина существования традиционно рисуется в образе конфликта между Силами Света и Тьмы, Добра и Зла, космической Гармонии и космического Хаоса; эта традиция присуща всем древним мифам и религиям и входит во все системы оккультного знания.

Теория этого традиционного знания совершенно рациональна и проверяема внутренним опытом, и она сразу же навязывается, если мы допускаем супрафизическое и не замыкаемся в категориях материального бытия как единственной реальности. Как существует космическое "я" и Дух, пронизывающий и поддерживающий всю вселенную и все существа, точно также существует космическая Сила, которая движет всеми вещами, и от этой изначальной космической Силы зависит множество космических Сил, действующих на ее основе и являющихся мощностями изначальной Силы или появляющихся в качестве форм вселенского действия изначальной космической Силы. Любая вещь, формирующаяся во вселенной, имеет за собой поддерживающую ее Силу или Силы и стремится исполнить эти Силы и продвинуть их дальше; любая вещь находит свое основание в функционировании этих Сил, достигает успеха при успехе этих Сил, при их росте и преобладании; само-исполнение или продление бытия любой вещи зависит от победы этих Сил или их выживания. Как существуют Мощности Знания или Силы Света, также существуют Мощности Неведения и зловещие Силы Тьмы, чья работа -- продлить царствование Неведения и Несознания. Как есть Силы Истины, так есть и Силы, живущие за счет Лжи и поддерживающие ее и работающие на ее победу; как существуют мощности, чья жизнь сокровенно связана с существованием, идеей и импульсом Добра, так существуют и Силы, чья жизнь связана с существованием и идеей и импульсом Зла. Именно эта истина космического Невидимого символически выражена в древних поверьях о борьбе между силами Света и Тьмы, Добра и Зла за обладание миром и управление жизнью человека; -- в этом смысл состязания между Ведическими Богами и их противниками, сыновьями Тьмы и Разделения, позднее традиционно называемыми Титанами и Гигантами и Демонам, Асурами, Ракшасами, Писачами; та же традиция обнаруживается в Зороастрианском Двойном Принципе и более позднем Семитском противостоянии Бога и его Ангелов с одной стороны, и Сатаны с его войском -- с другой, -- невидимые Личности и Мощности, которые тянут человека к божественному Свету и Истине и Добру или завлекают его в подчинение небожественному Принципу Тьмы и Лжи и Зла. Современное мышление не признает никаких невидимых сил, кроме обнаруженных или построенных Наукой; оно не верит, что Природа способна создать любые другие существа, отличающиеся от тех, что окружают нас в физическом мире -- люди, животные, птицы, рептилии, рыбы, насекомые, микробы и микроорганизмы. Но если существуют невидимые космические силы, физические по своей природе, которые действуют на тело неживых объектов, то нет веского основания для того, почему бы не должны существовать космические силы, ментальные или витальные по своей природе, которые действуют на разум человека и его жизненную силу. И если Разум и Жизнь, безличностные силы, образуют сознательное существо или используют личности для воплощения этих сил в физическом мире и могут воздействовать на Материю и через Материю, то нет ничего невозможного в том, что на собственных планах эти силы должны образовывать сознательные существа, чья более тонкая субстанция невидима для нас, или что они должны быть способными воздействовать с собственных планов на существа физической Природы. Какую бы реальность или мифическую нереальность мы не привязывали бы к традиционным образам прошлой человеческой веры или опыта, но эти образы будут представлениями вещей верных в принципе. В таком случае первый источник добра и зла будет скрываться не в земной жизни или эволюции из Несознания, а в само'й Жизни, этот источник будет супрафизическим, и добро и зло здесь будет отражениями из большей супрафизической Природы.

Совершенно очевидно, что когда мы уходим далеко вглубь себя, уходим от поверхностной видимости, то обнаруживаем, что разум, сердце и эмоциональное существо человека движимы силами, не находящимися под его собственным контролем, и что человек может стать инструментом в руках Энергий космического характера, не зная происхождения своих действий. Только при отступлении с физической поверхности в свое внутреннее существо и сублиминальное сознание начинает человек осознавать эти силы и быть способным знать их напрямую и обращаться с их действием на человека. Он все более осознает вмешательства, которые стремятся вести его в том или ином направлении, осознавать намеки и побуждения, которые маскировались под оригинальные действия собственного разума человека и против которых он должен бороться. Человек начинает осознавать, что является не сознательным творением, необъяснимо созданным в несознательном мире из семени бессознательной Материи и блуждающим в темном само-неведении, а воплощенной душой, через чье действие Природа стремится исполнить себя, является живой почвой грандиозных споров между темнотой Неведения, из которого он появился здесь, и светом Знания, растущим вверх к невидимым вершинам. Силы, которые стремятся двигать человеком, среди которых есть Силы добра и зла, представляются мощностями вселенской Природы; но, по-видимому, они принадлежат не только физической вселенной, но и планам Жизни и Разума за пределами нее.

Первая вещь, важность которой мы должны отметить для проблемы, занимающей нас, состоит в том, что эти Силы в своем действии, по-видимому, часто превосходят всякую меру человеческой относительности; в своем большем действии они сверхчеловечны, божественны, титанические или демонические, но они могут создавать в человеке свои образования в малом или большом, в величественности человека или в его ничтожестве, они могут завладевать человеком или править им в какой-то момент или длительное время, они могут влиять на побуждения человека или его действия или завладеть его целостной природой. Если случается такое овладение, то человек может доходить до крайностей обычных человеческих представлений о добре и зле; особенно зло принимает такие формы, что шокируют и превосходят всякое ощущение человеческой меры, превышают границы человеческой личности, достигаю гигантских, неординарных, невообразимых размеров. Тогда можно усомниться, не будет ли ошибкой отрицать абсолютность зла; ведь как есть в человеке побуждение, стремление, желание достичь абсолютной истины, добра, прекрасного, также и эти движения, -- как и выходящие за всякие границы страдание и боль, -- кажутся указывающими на попытку самореализации абсолютного зла. Но неизмеримость не является знаком абсолютности: ведь абсолют сам по себе не является вещью, имеющей величину; он за пределами всякой меры, не только в единственном ощущении обширности, а и в свободе своего сущностного бытия; он может проявляться в бесконечно малом, как и в бесконечно большом. Верно, что когда мы переходим от ментального к духовному, -- и это переход по направлению к абсолюту, -- то тонкое свидетельство и возрастающая интенсивность света, мощи, мира, экстаза отмечает наш переход из наших ограничений: но это поначалу является лишь знаком свободы, высоты, универсальности, а еще не внутренней абсолютности само-существования, что сейчас является сущностью вопроса. Этой абсолютности не могут достичь боль и зло, они ограничены некими пределами, и они являются выводными вещами. Если боль становится нестерпимой, то она уничтожает саму себя или то, в чем проявляется, или схлопывается в бесчувственность или, при редких обстоятельствах, она может обратиться в экстаз Ананды. Если зло стало бы единственным и неизмеримым, то оно могло бы разрушить мир или разрушить то, что породило и поддерживает его; в ходе дезинтеграции оно перевело бы вещи и самого себя назад в не-существование. Несомненно, Мощности, поддерживающие тьму и зло, пытаются достичь по величине само-нарастания видимости бесконечности, но все, чего они могут достичь, это безмерность, а не бесконечность; или, в крайнем случае, они могут представить свой элемент как разновидность бездонной бесконечной соразмерности с Несознательным, но это ложная бесконечность. Само-существование, в сущности или как вечная внутренняя присущность в Само-сущем, является условием абсолютности: ошибка, ложь, зло являются космическими мощностями, но они относительным по своей природе, не абсолютны, поскольку их существование зависит от искажения или противоречия их противоположностей, они не являются подобно истине и добру само-существующими абсолютами, внутренне присущими аспектами верховного Само-существующего.

Второе сомнение возникает из свидетельствования супрафизического и пред-физического существования этих темных противоположностей: ведь можно предположить, что помимо всего прочего они могли бы быть изначальными космическими принципами. Но следует заметить, что видимость этих противоположностей не простирается выше нижних супрафизических планов жизни; они являются "мощностями Господина Воздуха", -- воздух в древности символизировал принцип жизни и поэтому принцип серединных миров, где витальный принцип преобладает и существенен. Следовательно, враждебные противоположности не являются первичными мощностями космоса, они -- порождения Жизни или Разума в жизни. Их супрафизические аспекты и влияние на земную природу могут быть объяснены со-существованием миров спускающейся инволюции с параллельными мирами поднимающейся эволюции, созданным не в точности земным существованием, а как бы присоединением к спускающемуся мировому устройству и подготовленной поддержкой для эволюционирующих земных образований; здесь может возникнуть зло, но не как внутренняя присущность всей жизни, а как возможность и пред-образование, которое делает неизбежным свое образование при эволюционном появлении сознания из Несознательного. Однако, может быть, нам следует получше рассмотреть продукт Несознания и понять происхождение лжи, ошибки, заблуждения и зла, ведь именно при возвращении от Несознания к Сознанию они могут быть видимы обретшими свои образования, и именно там они кажутся нормальными и даже неизбежными. Первым появлением из Несознательного предстает Материя, и кажется, что в Материи ложь и зло не могут существовать, потому что и то, и другое порождены поделенным и невежественным поверхностным сознанием и его реакциями. В материальных силах или объектах нет такой активной поверхностной организации сознания, нет таких реакций: каким бы ни было населяющее их тайное сознание, оно кажется одним, недифференцированным, немым; инертно внутренне присущее и внутренне свойственное Энергии, составляющей объект, это сознание наделяет силой и поддерживает форму при помощи молчаливой оккультной Идеи, но само сознание само-поймано в форму энергии, созданную им, не имеет средств связи и невыразительно. Даже если это сознание дифференцировано в соответствии с формой Материи по соответствующим формам само-бытия, рупам рупам пратирупо бабхава (* Катха Упанишада II.2.9.), то нет психологической организации, нет системы сознательных действий или реакций. И только при контакте с сознательными существами материальные объекты проявляют мощность или влияния, которые могут быть названы добром или злом; но это зло или добро определяется ощущением контактирующих существ, будь то ощущение помощи или вреда, выгоды или ущерба; эти оценки принадлежат не материальному объекту, а некоторой Силе, использующей ее, либо эти оценки созданы контактирующим сознанием. Огонь согревает человека или обжигает его, но в каждом случае человек либо непроизвольно касается огня, либо целенаправленно использует его; есть лечебные травы и есть травы, яд которых убивает, но оценка добра или зла дается пользователем: следует также заметить, что яд может и лечить, не только убивать, а медицинские снадобья могут убивать или наносить вред, не только лечить или приносить пользу. Мир чистой Материи нейтрален, не несет ответственности; этих оценок, даваемых человеческим существом, не существует в материальной Природе: как верховная Природа превосходит двойственность добра и зла, так низшая природа выпадает из нее. Этот вопрос может подразумевать другой аспект, если мы выйдем за физическое знание и примем выводы оккультного исследования, -- ведь говорится, что существуют сознательные влияния, прикрепившееся к объектам и могущие быть добрыми или злыми; но это все еще не может поколебать нейтральность объекта, который не действует сообразно с индивидуальным сознанием, а только используется для добра или зла, либо для того и другого вместе: дуальность добра и зла не родственна материальному принципу, ее нет в мире Материи.

Дуальность начинается с сознательной жизни и полностью появляется с развитием разума в жизни; витальный разум, разум желания и чувства является создателем ощущения зла и факта зла. Более того, в животной жизни присутствует зло страдания и ощущение страдания, зло жестокости и насилия и раздора и обмана, но отсутствует ощущение морального зла; в животной жизни нет дуальности греха и добродетели, все действия нейтральны и допустимы для сохранения жизни и ее поддержания и для удовлетворения жизненных инстинктов. Чувственные оценки добра и зла внутренне присущи в форме боли и удовольствия, витального удовлетворения и витального расстройства, но ментальная идея, моральный отклик разума на эти оценки является порождением человеческого существа. Из этого не следует, как можно было бы поспешно заключить, что эти оценки нереальны, что они всего лишь ментальные построения, и что единственно верный путь восприятия деятельности Природы заключается либо в нейтральной индифферентности или в равном принятии, либо, интеллектуально, в допущении всего того, что она делает, как божественного или в принятии естественного закона, в котором все беспристрастно допустимо. На самом деле, в этом кроется одна сторона истины: существует инфрарациональная истина Жизни и Материи, беспристрастная и нейтральная и допускающая все вещи как факты Природы и служащая для творения, сохранения или разрушения жизни, трех необходимых движений вселенской Энергии, взаимосвязанных и совершенно необходимых друг для друга и имеющих свою ценность. Есть также и истина открепленного рассудка, который может взирать на все то, что так допускается Природой, как на служащее ее процессам в жизни и материи, и наблюдать все сущее с неизменной ментальной беспристрастностью и принятием; так и поступает философский и научный рассудок, свидетельствующий и стремящийся понять, но считающий несерьезным судить деятельность космической Энергии. Здесь также есть и супрарациональная истина, формулирующая себя в духовном переживании, которое может наблюдать игру вселенской возможности, беспристрастно все принимать как истинные и естественные черты и следствия мира неведения и несознания или допускать все со спокойствием и сочувствием как часть божественной работы, но, пока эта супрарациональная истина ждет пробуждения высшего сознания и знания как единственного избегания того, что представляется злом, она готова вмешиваться и помогать там, где это возможно и может на самом деле приносить пользу. Но, тем не менее, существует и другая, серединная истина сознания, которая пробуждает нас к ценностям добра и зла и к оценке их необходимости и важности; это пробуждение, какой бы ни была санкция или законность частного суждения, является одним из совершенно необходимых шагов в процессе эволюционной Природы.

Но откуда идет это пробуждение ? что в человеческом существе зарождает и придает свою мощь и дает свое место чувству добра и зла ? Если мы рассмотрим только процесс, то можем согласиться с тем, что именно витальный разум делает различие. Его первая оценка чувственна и индивидуальна, -- все то, что приятно, полезно, выгодно для эго-жизни, есть добро, все то, что неприятно, вредно, пагубно или разрушительно есть зло. Следующая оценка утилитарна и носит социальный характер: все то, что считается полезным для совместной жизни, все то, что требуется от индивида, чтобы оставаться в обществе и регулировать общество для лучшего поддержания, удовлетворения, развития, хорошего устройства совместной жизни и единиц сообщества, есть добро; все то, что с этой точки зрения оказывает противоположное воздействие на общество, есть зло. Но затем приходит думающий разум со своей собственной оценкой и стремится найти интеллектуальный базис, идею закона или принципа, рационального или космического, возможно, закон Кармы или этическую систему, основанную на рассудке или на эстетическом, эмоциональном или гедонистическом базисе. Религия вносит свои санкции; есть слово Божье или закон Божий, который предписывает праведность, даже если Природа допускает или стимулирует противоположность, -- или, возможно, Истина и Добродетель есть сам Бог, и нет другой Божественности. Но за всем этим практическим или рациональным давлением человеческого этического инстинкта кроется чувство, что есть нечто более глубокое: все эти стандарты либо слишком узки и жестки, либо сложны и путаны, неопределенны, подвержены изменению с ментальным или витальным изменением или в ходе эволюции; все же чувствуется, что существует постоянная выдерживающая испытание временем истина, и существует нечто внутри нас, что может прозревать эту истину, -- другими словами, настоящая санкция является внутренней, духовной и психической. Традиционно этого внутреннего свидетеля считают совестью, мощью восприятия наполовину ментальной, наполовину интуитивной; но это нечто поверхностное, сконструированное, ненадежное: определенно, внутри нас есть, хотя не так легко задействуемое, более замаскированное поверхностными элементами, более глубокое духовное чувство, проницательность души, врожденный свет внутри нашей природы.

Чем же тогда является этот духовный или психический свидетель или какую для него ценность составляет ощущение добра и зла ? Можно поддержать ту точку зрения, что единственное использование ощущения греха и зла состоит в том, чтобы воплощенное существо могло начать осознавать природу этого мира несознания и неведения, могло пробудиться к знанию его зла и страдания и относительной природы его добра и счастья и отвернуться от мира, обратившись к тому, что абсолютно. Или же духовное использование ощущения добра и зла может заключаться в том, чтобы очистить природу путем стремления к добру и отрицания зла, пока она не станет готова воспринять всевышнее благо и, отвернувшись от мира, обратиться к Богу, либо, по Буддистскому этическому настоянию, оно может служить подготовкой к растворению невежественного эго-комплекса и к бегству от личности страдания. Но также может быть, что это пробуждение является духовной насущностью самой эволюции, шагом к росту существа из Неведения в истину божественного единства и эволюции божественного сознания и божественного бытия. Ведь существует нечто гораздо большее, чем разум и жизнь, которые могут оборачиваться либо к добру, либо ко злу, существует душа-личность, психическое существо, которое настаивает на различении, на различении в большем смысле, чем простая моральная разница. Именно наша душа всегда обращена к Истине, Добру и Красоте, потому что благодаря этим вещам она всегда растет; остальное, их противоположности, является необходимой частью переживания, но должно быть превзойдено в духовном росте существа. Фундаментальная психическая сущность в нас обладает восторгом жизни и всем переживанием как частью постепенного проявления духа, но самим принципом его восторга является сбор из всех контактов и всего происходящего тайного божественного смысла и сущности, божественного использования и цели, так что путем переживания наш разум и жизнь могут расти из Несознания к верховному сознанию, из делений Неведения к интегрализирующему сознанию и знанию. Душа здесь для этого, и она проводит из жизни в жизнь свою вечно нарастающую тенденцию и настояние; рост души является ростом из тьмы в свет, из лжи в истину, из страдания в собственную верховную и вселенскую Ананду. Восприятие души, касающееся добра и зла, может не совпадать с искусственными стандартами разума, но оно имеет более глубокий смысл, надежно отличает то, что указывает на высший Свет, от того, что уводит от него. Верно, что подобно тому, как низший свет ниже добра и зла, так и высший духовный свет находится за пределами добра и зла; но не в смысле принятия всех вещей с беспристрастной нейтральностью или равного подчинения импульсам добра и зла, а в том смысле, что вмешивается высший закон бытия, в котором более нет места этим ценностям или их использованию. Существует само-закон верховной Истины превыше всех стандартов; существует верховное и универсальное Добро, внутренне присущее, подлинное, само-существующее, само-осознающее, само-движимое и определенное, бесконечно пластичное с чистой пластичностью светлого сознания верховного Бесконечного.

Следовательно, если зло и ложь являются естественными продуктами Несознания, автоматическими результатами эволюции жизни и разума из Несознания в процессе Неведения, то мы должны увидеть, как они возникают, от чего зависят их существование и в чем состоит лекарство от них или бегство. Должен быть найден процесс, в ходе которого эти вещи приходят в бытие при поверхностном всплытии ментального и витального сознания из Несознания. Здесь есть два определяющих фактора, -- и именно они являются действенной причиной одновременного возникновения лжи и зла. Во-первых, существует лежащее в основании, все еще оккультное сознание и мощь врожденного знания, и существует также покрывающий его слой, который можно было бы назвать неопределенным или же плохо сформированным веществом витального и физического сознания; через эту темную тяжелую среду должна прокладывать свой путь возникающая ментальность и накладывать себя на него с помощью построенного и более не врожденного знания, потому что это вещество все еще наполнено незнанием, значительно отягощено и охвачено несознанием Материи. Затем, это возникновение происходит в отдельной форме жизни, которая должна выстоять против принципа неоживленной материальной инерции и постоянного тяготения этой материальной инерции к дезинтеграции и повторному впадению в изначальное неживое Несознание. Это отдельная жизне-форма, поддерживаемая только ограниченным принципом ассоциации, должна также выстоять в окружении внешнего мира, который если и не враждебен ее существованию, то все же полон опасностей, и на который эта жизне-форма должна наложить себя, завоевать себе жизненное пространство, выразить себя и распространиться, если хочет выжить. Результатом появления сознания в этих условиях является рост самоутверждающегося витального и физического индивида, построение Природы жизни и материи с сокрытым психическим или настоящим духовным индивидом, скрывающимся за внешним индивидом, для чего Природа и создает эти внешние средства выражения. По мере роста ментальности этот витальный и материальный индивид принимает все более развитую форму постоянно самоутверждающегося ментального, витального и физического эго. Наше поверхностное сознание и тип существования, наше природное существо развило свой теперешний характер под принуждением этих двух начальных и основных фактов эволюционного возникновения.

В своем первом появление сознание имеет видимость чуда, мощности, чуждой Материи, мощи, которая необъяснимо проявляется в мире несознательной Природы и медленно и трудно растет. Знание добывается, создается "из ничего", учится, увеличивается, накопляется недолговечным невежественным созданием, в котором оно с рождения отсутствовало или присутствовало, но только не в форме знания, а в форме наследуемой способности, соответствующей стадии развития этого медленно учащегося неведения. Можно было бы заключить, что сознание является только изначальным Несознанием, механически записывающим факты существования в мозговых клетках с рефлексом или откликом в клетках, автоматически считывающим запись и диктующим свой ответ; запись, рефлекс, отклик -- все это вместе составляет то, что кажется сознанием. Но, очевидно, в этом еще не заключается вся истина, ведь это могло бы объяснить наблюдение и механические действия, -- хотя не ясно, как несознательная запись и отклик могут обратиться в сознательное наблюдение, сознательное ощущение вещей и ощущение "я", -- но это не может служить правдоподобным объяснением формирования идей, воображения, рассуждения, свободной игры интеллекта с наблюдаемым материалом. Эволюция сознания и знания не может быть объяснена до тех пор, пока не будет принято допущение о врожденном существовании сознания в вещах с внутренне присущими и родными мощностями, появляющимися мало-помалу. Далее, факты животной жизни и оперирования возникающего разума в жизни ведут нас к заключению, что в этом сокрытом сознании уже присутствует основополагающее Знание или мощность знания, которая выходит на поверхность по необходимости жизненных контактов с окружением.

Индивидуальное животное существо в своем первом сознательном самоутверждении должно опираться на два источника знания. Поскольку оно не знает и беспомощно, представляет собой маленький кусочек неинформированного поверхностного сознания в неизвестном ему мире, то тайная Сознание-Сила посылает на эту поверхность минимум интуиции, необходимой для того, чтобы поддержать его существование и прокрутить операции, совершенно необходимые для жизни и выживания. Не само животное обладает интуицией, а наоборот, интуиция завладевает животным и движет им; это нечто, что проявляет себя в крупинке витальной и физической субстанции сознания под давлением нужды и в необходимых случаях: но в то же время результаты этой интуиции накапливаются и приобретают форму автоматического инстинкта, работающего всякий раз, когда встречается подходящий случай; этот инстинкт принадлежит расе и передается при рождении индивидуальным членам расы. Интуиция, когда она случается или повторяется, -- безошибочна; инстинкт автоматически правилен, но может ошибаться, потому что терпит фиаско или допускает промах, когда вмешивается поверхностное сознание или плохо развитый интеллект или когда инстинкт продолжает механически действовать, тогда как из-за изменившихся обстоятельств больше нет нужды или необходимых условий для этого действия. Вторым источником знания является поверхностный контакт с миром, находящимся снаружи природного индивидуального существа; именно этот контакт вызывает сначала сознательное ощущение и чувственное восприятие и затем -- понимание. Если бы не было лежащего в основании сознания, тогда контакт не смог бы создать какого-либо восприятия или реакции; именно потому что контакт стимулируется в чувство, и поверхностный отклик сублиминального существа уже витализирован подсознательным жизненным принципом и своими первыми нуждами и исканиями, то в силу этого начинает формироваться и развиваться поверхностное осознание. Сокровенным образом возникновение поверхностного сознания под действием силы жизненных контактов происходит вследствие того факта, что как в субъекте, так и в объекте контакта сознание-сила уже присутствует в сублиминальной латентности: когда жизненный принцип достаточно подготовлен, достаточно чувствителен в субъекте, воспринимающем контакт, тогда в отклик на стимул возникает это сублиминальное сознание, которое начинает составлять витальный или жизненный разум, разум животного, и затем, в ходе эволюции, думающий интеллект. Тайное сознание приведено в поверхностное ощущение и восприятие, тайная сила передается поверхностным импульсом.

Если это лежащее в основании сублиминальное сознание вышло бы на поверхность, то это было бы прямой встречей сознания субъекта с сознанием объекта, и результатом этой встречи стало бы прямое знание; но это невозможно, во-первых, из-за вето или блокировки Несознания и, во-вторых, из-за эволюционного намерения развиваться медленно через несовершенное, но растущее поверхностное осознание. Тайное сознание-сила должна была поэтому ограничить себя несовершенной передачей в поверхностной витальной и ментальной вибрации и операции, и из-за отсутствия, удержания или недостаточности прямого осознания вынуждена была развить органы и природное чутье для непрямого познания. Это творение внешнего знания и понимания происходит в уже подготовленной неопределенной сознательной структуре, являющейся наиболее ранним образованием на поверхности. Поначалу эта структура представляет собой лишь минимум образования сознания со смутным чувственным восприятием и импульсом-откликом; но, по мере появления все более высокоорганизованных форм жизни, эта структура перерастает в жизненный разум и витальный интеллект, поначалу в большой степени механический и автоматический и занятый только практическими нуждами, желаниями и импульсами. Вся эта деятельность в своем начале интуитивна и инстинктивна; лежащее в основании сознание передается в поверхностном слое автоматическими движениями сознательного вещества жизни и тела: движения разума, когда они появляются, вовлечены в этот автоматизм, они случаются как подчиненная ментальная заметка внутри господствующей витальной чувственной записи. Но постепенно разум начинает решать задачу по высвобождению самого себя; он все еще работает для жизненного инстинкта, жизненной нужды и жизненного желания, но уже начинает проявляться его собственный специфический характер: наблюдение, изобретение, приспособление, намерение, преследование цели, тогда как ощущение и импульс добавляют к себе эмоцию и вносят более тонкое и чистое эмоциональное побуждение и оценку в грубую витальную реакцию. Разум все еще значительно вовлечен в жизнь, и еще не очевидны его высочайшие чисто ментальные операции; в качестве своей поддержки он принимает большой фон инстинкта и витальной интуиции, и интеллект развитый, хотя и всегда растущий по мере роста по животной шкале жизни, являет собой сложно составленную суперструктуру.

Когда человеческий интеллект добавляется к животному базису, этот базис все еще остается активным и присутствующим, но он в большой степени изменен, облагорожен и возвышен сознательной волей и намерением; приуменьшена автоматическая жизнь инстинкта и витальная интуиция, и они не могут более выдерживать свою преобладающую пропорцию по отношению к само-осознающему ментальному интеллекту. Интуиция становится менее чисто интуитивной: даже когда все еще есть сильная витальная интуиция, ее витальный характер скрыт ментализацией, и ментальная интуиция чаще всего представляет собой смесь, не чистую вещь, так как добавляется примесь, чтобы сделать витальную интуицию ментально протекающей и ментально пригодной. Также в животном поверхностное сознание может препятствовать интуиции или видоизменять ее, но, поскольку оно обладает меньшей способностью, то это поверхностное сознание меньше взаимодействует с автоматическим, механическим или инстинктивным действием Природы: в ментальном человеке интуиция, еще не достигнув поверхности, сразу же захватывается и переводится в термины разума-интеллекта, принимая ментальную видимость или ментальную интерпретацию, которая скрывает происхождение знания. Будучи захваченным и ментализированным, инстинкт также теряет свой интуитивный характер, и в силу этого изменения он становится менее надежным, хотя более наделенным, если не замещенным, гибкой мощью адаптации к вещам и само-адаптации, свойственной интеллекту. Возникновение разума в жизни производит громадное расширение диапазона и возможности эволюционирующей сознательной-силы; но оно также производит и громадное расширение диапазона и возможности ошибки. Ведь за эволюционным разумом неотступно следует ошибка, как тень, которая растет с ростом объема сознания и знания.

Если в ходе эволюции поверхностное сознание было бы всегда открыто действию интуиции, то вмешательство ошибки было бы невозможным. Ведь интуиция является кромкой света, выброшенного тайным Сверхразумом, и следствием явилась бы возникшая Истина-Сознание, какая бы не ограниченная, но все же надежная в своем действии. Инстинкт, если бы он сформировался, был бы гибким по отношению к интуиции и свободно бы адаптировался к эволюционному изменению и смене внутренних и окружающих условий. Интеллект, если бы он сформировался, служил бы интуиции и был бы ее точным ментальным выражением; его блеск, возможно, был бы модулирован, чтобы более соответствовать приуменьшенному действию, служить зеркалом и не нести главную функцию и не составлять, как сейчас, основное движение, и интеллект не ошибался бы из-за отклонения, не впадал бы в ложь или не был бы подвержен ошибкам из-за темности своих частей. Но этого не могло случиться, потому что опора Несознания на материю, поверхностную субстанцию, в которой разум и жизнь должны выражать себя, делает поверхностное сознание темным и невосприимчивым к свету внутри; более того, оно принуждаемо лелеять этот дефект, все более и более замещать своей собственной неполной, но лучше схватываемой ясностью необъяснимые внутренние намеки, потому что быстрое развитие Истины-Сознания не входит в намерение Природы. Ведь избранный ею метод заключается в медленной и трудной эволюции Несознания, развивающегося в Неведение, и Неведения, формирующегося в смешанное, модифицированное и частичное знание, прежде чем оно может быть готовым для трансформации в высшую Истину-Сознание и Истину-Знание. Наш несовершенный ментальный интеллект является необходимой стадией перехода, без которой не может стать возможной эта высшая трансформация.

В практическом отношении существуют два полюса сознательного бытия, между которыми работает эволюционный процесс, один -- это поверхностное незнание, которое должно постепенно обратиться в знание, другой -- тайное Сознание-Сила, в котором присутствуют все моды и знания и которое должно медленно проявляться в незнании. Поверхностное незнание, полное непонимания и неведения, должно измениться в знание, потому что знание уже вовлечено в него; если в нем в корне было бы полное отсутствие сознания, то это изменение было бы невозможным: но оно все еще работает как несознание, пытающееся быть сознательным; прежде всего, это есть незнание, принуждаемое потребностью и внешними толчками чувствовать их и отвечать на них, и затем это есть неведение, трудящееся к познанию. В качестве средства познания используется контакт с внешним миром и его силами и объектами, и этот контакт порождает искру осознания, подобно добыче огня трением; откликом изнутри становятся искры, внезапно появляющиеся в манифестации. Но поверхностное незнание, получая отклик из лежащего в основании источника знания, ослабляет его и превращает его в нечто темное и неполное; происходит несовершенный захват или недооценка интуиции, отвечающей на контакт: все же благодаря этому процессу начинается зарождение откликающегося сознания, происходит первое накопление врожденного или привычного инстинктивного знания, и отсюда возникает сначала примитивная, а затем более развитая способность воспринимающего осознания, понимания, отклика действия, предвиденного зачинания действия, -- возникает эволюционирующее сознание, являющееся полу-знанием, полу-неведением. Все неизвестное познается на основе известного; но поскольку это знание несовершенно, поскольку оно несовершенно воспринимает контакты вещей и несовершенно отвечает на них, то возможна ошибочная оценка нового контакта, как и неверная оценка или деформация интуитивного отклика, что составляет двойной источник ошибки.

Очевидно, что в этих условиях Ошибка является обязательным попутчиком, почти необходимым обстоятельством и инструментом, совершенно необходимым шагом или стадией в медленной эволюции к знанию в сознании, берущему начало от незнания и работающему в веществе общего незнания. Эволюционирующее сознание должно приобретать знание при помощи косвенных средств, которые не дают даже фрагментарной уверенности; ведь поначалу есть только фигура или знак, образ или вибрация, физическая по своему характеру и созданная контактом с объектом, и есть результирующее витальное ощущение, которое должно быть интерпретировано разумом и чувством и быть обращенным в соответствующую ментальную идею или фигуру. Так пе'режитые и ментально познанные вещи должны быть еще связаны вместе; неизвестные вещи должны быть исследованы, открыты, пригнаны к уже обретенной сумме переживания и знания. На каждом шаге предлагают себя все возможные объяснения факта, различные оценки, суждения, интерпретации, связи: невозможно изгнать ошибку без ограничения шансов обретения знания. Первым инструментом разума является наблюдение, но само наблюдение -- это сложный процесс, открытый на каждом шаге ошибкам невежественного наблюдающего сознания; ошибочная оценка факта чувствами и чувство-разумом, упущение, неправильный отбор и стыковка, несознательные добавления, сделанные личным впечатлением или личной реакцией, создают ложную или несовершенную смешанную картину; к этим ошибкам добавляются ошибки вывода, суждения, интерпретации фактов интеллектом: когда даже исходные данные не надежны или совершенны, тогда выводы, построенные на них, также должны быть ненадежными и несовершенными.

В обретении знания сознание переходит от известного к неизвестному; оно строит структуру приобретенного переживания, воспоминаний, впечатлений, суждений, составной ментальный план вещей, имеющий природу смещаемой и вечно модифицируемой фиксированности. При получении нового знания все приходящее оценивается в свете прошлого знания и пригоняется к уже существующей структуре; если оно должным образом не вписывается, то подгоняется под нее или вообще отбрасывается: но существующее знание и его структуры или стандарты могут быть не применимы к новому объекту или новому полю знания, пригонка может быть неправильной или отвержение может быть ошибочным. К неверной оценке и неправильной интерпретации фактов добавляется неверное применение знания, неверная комбинация, неправильное построение, неверное представление, сложная машинерия ментальной ошибки. Во всей этой озаренной темноте наших ментальных частей присутствует работающая тайная интуиция, присутствует побуждение к истине, исправляющее или заставляющее интеллект исправить то, что ошибочно, заставляющее его трудиться к получению истинной картины вещей и верного интерпретирующего знания. Но в человеческом разуме интуиция сама ограничена ментальной недооценкой ее внушений и не может действовать по собственному праву; ведь будь то физическая, витальная или ментальная интуиция, она должна как-то представлять себя, чтобы быть воспринятой, не голой и чистой, а облаченной в ментальные одежды или полностью наряженной в роскошный ментальный наряд; при такой маскировке не может быть распознана настоящая природа интуиции и ее связи с разумом, место интуиции остается непонятым, и способ ее работы игнорируется поспешным и полу-сознающим человеческим интеллектом. Существует интуиция действительности, возможности, вполне определенной истины позади вещей, но все это перепутано в человеческом разуме. Характерной особенностью человеческого знания является грандиозная путаница полу-схваченного материала и экспериментальных построений на основе этого материала, представление или ментальная структура образа я и вещей, жесткая и все же хаотичная, полу-сформированная и полу-выстроенная, наполовину беспорядочная, наполовину истинная, наполовину ошибочная, но всегда несовершенная.

Однако, сама по себе ошибка не дотягивает до лжи; она является только несовершенством истины, попыткой, испытанием возможностей: ведь когда мы не знаем, тогда должны быть допущены неиспытанные и сомнительные возможности, и даже если в результате выстраивается несовершенная или неподходящая структура мышления, то все же эта структура оправдывает себя тем, что всегда открыта к новому знанию в неожиданных направлениях, и наше понимание или наш опыт может увеличиться либо при растворении и перестройке этой структуры, либо путем открытия некоторой истины, которую она скрывала. Несмотря на смесь, порождаемую ростом сознания, интеллект и рассудок могли бы достичь через эту смешанную истину более ясного и более верного образа само-знания и знания мира. Было бы приуменьшено препятствие изначального и охватывающего несознания, и растущее ментальное сознание достигло бы ясности и целостности, что позволило бы появиться сокрытым мощностям прямого знания и интуитивного процесса, позволило бы им использовать подготовленные и освещенные инструменты и сделать разум-интеллект своим верным агентом и строителем истины на эволюционной поверхности.

Но здесь вмешивается второе условие или фактор эволюции; ведь этот поиск знания не является безличностным ментальным процессом, стесненным только общими ограничениями разума-интеллекта: существует эго, физическое эго, эго-жизни, направленное не на само-знание и открытие истины вещей и истины жизни, а на витальное самоутверждение; также существует ментальное эго, и оно твердо придерживается своего собственного самоутверждения и в большой степени направляется и используется витальным побуждением для исполнения жизненного желания и достижения жизненной цели. Ведь по мере развития разума развивается и ментальная индивидуальность с персональным водительством наклонностей разума, ментального темперамента, образования разума по собственному усмотрению. Эта поверхностная ментальная индивидуальность эгоцентрична; она взирает на мир и вещи и все происходящее со своей собственной точки зрения и видит их не такими, какими они есть, а в зависимости от того, как они воздействуют на нее: при наблюдении вещей она придает им поворот, подходящий к ее собственной тенденции и темпераменту, выбирает или отвергает, выстраивает истину сообразно собственному ментальному предпочтению и действию; наблюдение, суждение, оценка -- все это определяется или подвержено влиянию этой личности-разума и приспособлено к нуждам индивидуальности и эго. Даже когда разум стремится, главным образом, к чистой безличности истины и рассуждения, то все же крайняя безличностность невозможна для него; даже самый тренированный, строгий и бдительный интеллект проваливается в своей попытке наблюдать за изгибами и поворотами, придаваемыми истине при восприятии факта и идеи и при построении ментального знания. Здесь мы имеем почти неисчерпаемый источник искажения истины, причину фальсификации, несознательную или полусознательную волю к ошибке, принятие идей и фактов не при ясном восприятии истинного и лживого, а в предпочтении, в личном удобстве, в темпераментном выборе, с предубежденностью. Здесь кроется плодоносящее семя для роста лжи или находятся ворота или много ворот, через которые она может войти украдкой или при захватническом, но приемлемом вторжении. Истина также может войти и обосноваться, но не по собственному праву, а для удовольствия разума.

В терминах психологии Санкхьи мы можем различить три типа ментальной индивидуальности, -- тамасический, управляемый принципом темноты и инерции, перворожденный из несознания; раджасический, управляемый силой страсти и деятельности, кинетический; третий тип заключен в оболочку саттвического принципа света, гармонии, баланса. Тамасический интеллект обосновался в физическом разуме: он инертен по отношению к идеям, -- за исключением тех, которые он получает инертно, слепо, пассивно из физического источника или авторитета, -- темен при их восприятии, не желает расширять себя, противится новым стимулам, консервативный и немобильный; он цепляется к полученной структуре знания, и единственной его мощностью является повторяющаяся практичность, но эта мощь ограничена первичной, очевидной, установленной и известной надежностью; он отметает прочь все, что для него ново и может его побеспокоить. Раджасический интеллект обосновался, главным образом, в витальном разуме и бывает двух типов: один тип -- защитный с неистовостью и страстью, утверждающий свою ментальную индивидуальность и все то, что согласуется с этой индивидуальностью, все то, что она неистово предпочитает, этот интеллект адаптирован к ментальной индивидуальности, но агрессивен ко всему тому, что противостоит его ментальной эго-структуре или неприемлемо для ее персональной индивидуальности; другой тип -- восторженно открытый по отношению к новым вещам, страстный, настоятельный, порывистый, часто подвижный сверх меры, непостоянный и вечно беспокойный, управляемый в своей идее не истиной и светом, а вкусом интеллектуальной битвы и движения и приключения. Саттвический интеллект -- это искатель знания, открытый настолько, насколько он может быть открытым, он тщательно все рассматривает и проверяет и уравновешивает, согласовывает со своим взглядом и приспосабливает к нему все то, что подтверждается как истина, он воспринимает все то, что он может усвоить, он -- мастер выстраивать интеллектуальную гармонизированную структуру истины: но, поскольку его свет ограничен, каким и должен быть всякий ментальный свет, то он не способен расширить себя до такой степени, чтобы равным образом воспринимать всю истину и всякое знание; он имеет ментальное эго, даже озаренное эго, и определяется им при своих наблюдениях, суждениях, размышлениях, ментальном выборе и предпочтении. У большинства людей преобладает одно из этих качеств, но также возможна их смесь; один и тот же разум может быть открытым и пластичным и гармоничным в одном направлении, кинетическим и витальным, торопливым и предвзятым -- в другом, а в третьем -- темным и невосприимчивым. Это ограничение личностью, эта защита личности и отказ воспринимать то, что не усваиваемо, необходимы для индивидуального существа, потому что в своей эволюции, на достигнутой стадии, оно имеет определенное самовыражение, обладает определенным типом опыта и использования опыта, что должно, по крайней мере, по части разума и жизни, управлять природой; в текущий момент это является его законом бытия, его дхармой. Это ограничение сознания разума личностью и ограничение истины ментальным темпераментом и предпочтением должно быть правилом нашей природы, пока индивид не достиг универсальности, пока он еще не готов к превосхождению разума. Но, очевидно, это условие неизбежно является источником ошибки и в любой момент может стать причиной фальсификации знания, несознательного или полусознательного самообмана, отказа принимать истинное знание, готовности утверждать приемлемое неправильное знание в качестве верного знания.

Это относится к области постижения, но тот же самый закон применим к воле и действию. Из неведения рождается неправильное сознание, которое дает неправильную динамическую реакцию на контакты с личностями, вещами, происходящим: это поверхностное сознание развивает привычку игнорирования, неправильного понимания или отвержения предложений к действию, приходящих из тайного сокровенного сознания, психической сущности; вместо этого оно отвечает на неосвещенные ментальные или витальные предложения, либо действует в соответствии с требованиями и побуждениями витального эго. Здесь выходит на передний план и навязывает свою важность второе из первичных условий эволюции, закон отдельного живого существа, утверждающего себя в мире не-я. Именно здесь поверхностная витальная персональность или "я" жизни утверждает свое господство, и это господство невежественного витального существа является принципиальным активным источником разногласия и дисгармонии, причиной внутренних и внешних пертурбаций жизни, главной причиной неверного делания и зла. Естественный витальный элемент в нас, насколько он не контролируем или нетренирован или сохраняет свой примитивный характер, не интересуется истиной или правильным сознанием или верным действием: он занят самоутверждением, жизненным ростом, обладанием, удовлетворением импульса, удовлетворением всех желаний. это главная нужда и потребность жизненного "я" кажется ему наиболее важной; оно бы охотно следовало удовлетворению своей потребности безотносительно к истине или правильности или добру или любому другому принципу: но поскольку есть разум, имеющий эти представления, поскольку есть душа, имеющая эти душевные восприятия, то жизненное "я" пытается установить господство над разумом и под нажимом получить у него санкцию и приказ на исполнение собственной воли самоутверждения, вердикт истины и права и добра для своих собственных витальных утверждений, импульсов, желаний; оно занято самооправданием, чтобы получить возможность для полного самоутверждения. Но если жизненное "я" может получить согласие разума, то оно совершенно готово игнорировать все эти стандарты и установить только один стандарт -- удовлетворение, рост, сила, величие витального эго. Жизненному индивиду требуется место, расширение, обладание своим миром, господство и контроль над вещами и существами; ему нужно жизненное пространство, место под солнцем, самоутверждение, ему приходится выживать. Это требуется ему для себя самого и тех, кто связан с ним, для собственного эго и коллективного эго; это нужно ему для своих представлений, верований, идеалов, интересов, фантазий: ведь он должен утвердить эти формы ячества и "моего" и наложить их на мир вокруг себя или, если он недостаточно силен, чтобы сделать это, то должен по крайней мере защищать их от других и поддерживать их в наилучшей форме. Он может пытаться делать это методами, которые видятся или представляются ему правильными; он может пытаться делать это откровенно насильственными методами, хитростью, обманом, разрушительной агрессией, уничтожая другие жизненные образования: принцип остается тем же самым, независимо от использованных средств или моральной позиции. И не только в сфере интересов, но и в сфере идей и царстве религии витальное существо человека ввело этот дух и эту позицию самоутверждения и борьбы и использования насилия, притеснения и подавления, нетерпимости, агрессии; оно наложило принцип жизненного эгоизма на область интеллектуальной истины и область духа. В это самоутверждение само-отстаивающая жизнь внесла отвращение и неприязнь ко всему тому, что стоит на пути ее расширения или вредит эго; в качестве средства или страсти или реакции жизненной природы она развивает жесткость, вероломство и все виды зла: при удовлетворении желания и импульса принимается во внимание не правильность или неправильность, а исполнение желания и импульса. Ради этого удовлетворения она готова подвергнуться риску разрушения и действительности страдания; ведь то, к чему толкает Природа, это не единственно самосохранение, а жизненное утверждение и жизненное удовлетворение, оформление жизненной силы и жизненного существа.

Из этого не следует, что это и есть все, что входит в составляющие витальной личности или что зло присуще самой ее природе. Для нее истина и добро не составляет первостепенную важность, но она может иметь страсть к истине и добру, как она имеет более спонтанную страсть к радости и красоте. Во всем том, что развито жизненной силой, присутствует тайный восторг, восторг в добре и восторг в зле, восторг в истине и восторг во лжи, восторг в истине и в притяжении к смерти, восторг в удовольствии и восторг в боли, в чьем-либо собственном страдании и страдании других, но также в чьей-то собственной радости и счастье и благе, и счастье и благе других. Ведь сила жизненного утверждения действует не подобно добру и злу: она обладает импульсом помощи и общения, щедрости, привязанности, преданности, самоотдачи; она вбирает в себя альтруизм, как вбирает эгоизм, жертвует собой, как и разрушает других; и во всем, что она делает, присутствует одна и та же страсть жизненного утверждения, та же сила действия и исполнения. Этот характер витального существа и его направленности существования, в котором то, что мы именуем добром и злом, является только пунктами, а не главной пружиной, очевиден в до-человеческой жизни; в человеческом существе, поскольку развито ментальное, моральное и психическое распознавание, это подвержено контролю или камуфляжу, но не меняет своего характера. Витальное существо и его жизненная сила и их тяга к самоутверждению являются, при отсутствии явного действия мощности души и духовной мощности, Атма-шакти, главными Природными средствами исполнения, и без этой поддержки ни разум, ни тело не могут использовать свои возможности или реализовать здесь свою цель существования. И только если внутреннее или истинное витальное существо замещает внешнюю жизненную персональность, только тогда может быть превзойдена тяга витального эго, и жизненная сила становится слугой души и мощным инструментом действия нашего истинного духовного существа.

Итак, в этом заключается происхождение и природа ошибки, лжи, неправильности и зла в сознании и воле индивида; источником ошибки является ограниченное сознание, вырастающее из незнания, источником лжи является личностная прикрепленность к ограничению и ошибке, рожденной этим ограничением, а источником зла является неправильное сознание, управляемое жизнью эго. Но, очевидно, их относительное существование является только явлением, выброшенным космической Силой в ее преследовании эволюционного самовыражения, и именно там должны мы поискать значение этого явления. Ведь возникновение жизненного эго является, как мы видели, машинерией космической Природы для утверждения индивида, для его само-высвобождения из неопределенной массы субстанции подсознательного, для появления сознательного существа на почве, подготовленной Несознанием; принцип жизнеутверждения эго является необходимым следствием. Индивидуальное эго является прагматической и действенной фикцией, переводом тайного "я" в термины поверхностного сознания, или субъективной заменой истинного "я" в нашем поверхностном переживании: из-за неведения оно отделено от других "я" и от внутренней Божественности, но оно все еще тайно подталкивается к эволюционному объединению в разнообразии; хотя оно и конечно, но имеет позади себя импульс к бесконечному. Но в терминах невежественного сознания это переводится в волю к расширению, к безграничному конечному, в желание вобрать в себя все, что возможно, войти во все и завладеть всем, даже быть захваченным им, если оно может почувствовать себя удовлетворенным и растущим в других или через других или может посредством подчинения включить в себя существо и мощь других или тем самым получить помощь или импульс для жизнеутверждения, жизне-восторга, обогащения ментального, витального или физического существования.

Но поскольку поверхностное сознание проделывает эти вещи как отдельное эго ради своего отдельного успеха и не путем сознательного взаимообмена и взаимности, не посредством единства, то возникают разногласия жизни, конфликты, дисгармония, и именно продукты жизненных разногласий и дисгармонии мы называем неправильностью и злом. Природа принимает их, поскольку они являются необходимыми обстоятельствами эволюции, они необходимы для роста отдельного существа; они -- продукты неведения, поддерживаемые невежественным сознанием, которое базируется на делении, поддерживаемые невежественной волей, которая работает через разделение, поддерживаемые невежественным восторгом существования, который получает удовольствие в разделении. Эволюционное намерение действует как через добро, так и через зло; оно должно использовать все, потому что замкнутость в ограниченном добре стала бы заточением и зажала бы в тиски развертывающуюся эволюцию: в этом кроется причина того, что мы видим зло исходящим из того, что мы называем добром, и добро, исходящее из того, что мы называем злом; и, если мы видим, что то, что казалось злом, оборачивается благом, а что казалось добром, оказывается злом, то это происходит из-за того, что наши стандарты эволюционны, ограничены и изменчивы. Тогда поначалу кажется, что эволюционная Природа, земная космическая Сила не отдает предпочтения ни одной из этих противоположностей и одинаково использует обе для достижения своей цели. И все же та же самая Природа, та же самая Сила нагрузила человека ощущением добра и зла и настаивает на важности этого ощущения: поэтому, очевидно, это ощущение также имеет эволюционную цель; оно также должно быть необходимым, оно должно быть для того, чтобы человек смог оставить позади себя определенные вещи, двигаться к другим, пока из добра и зла он не сможет вырасти в некое Благо, вечное и бесконечное. Но как исполняется это эволюционное намерение Природы, какой мощью, какими средствами, какими импульсами, с помощью какого принципа и процесса отбора и гармонизации ? На протяжении веков приемлемым для человеческого разума всегда оставался принцип отбора и отвержения, что принимало формы религиозной санкции, социального или морального правила жизни или этического идеала. Но эти эмпирические средства не затрагивают корня проблемы, потому что не видно причины и происхождения болезни, которую собираются лечить; они имеют дело с симптомами, но обращаются с ними поверхностно, не зная, какому назначению они служат в цели Природы и что в разуме и жизни поддерживает их и удерживает их в бытии. Более того, человеческое добро и зло относительны, и стандарты, возводимые этикой, так же неопределенны, как и относительны: все то, что осуждается той или иной религией, что считается хорошим или плохим в общественном мнении, что думается полезным обществу или вредным ему, что временно позволяется и не позволяется в человеческом законе, что является или считается полезным или пагубным для себя или других, что согласуется с тем или иным идеалом, что подсказывается или не поощряется инстинктом, который мы называем совестью, -- амальгама всех этих точек зрения в определенной разнородной идее составляет сложную субстанцию моральности; во всем этом присутствует постоянная смесь истины и пол-истины и ошибки, которые преследуют всю деятельность нашего ограниченного Знания-Неведения. Ментальный контроль над нашими витальными и физическими желаниями и инстинктами, над нашим личным и сознательным действием, над нашим обращением с другими совершенно необходим для нас как человеческих существ, и моральность создает тот стандарт, с помощью которого мы можем вести себя и устанавливать повседневный контроль, но этот контроль всегда несовершенен, и это уловка, а не решение: человек всегда остается тем, кем он есть и кем он был, смесью добра и зла, греха и добродетели, ментальным эго с несовершенным командованием над своей ментальной, витальной и физической природой.

Попытка отбирать, оставлять в нашем сознании и действии все то, что кажется нам добром и отвергать все то, что кажется злом, и так реформировать наше существо, перестраивать и формовать нас самих в образ идеала, является более глубоким этическим мотивом, потому что более подходит к истинному исходу; она покоится на той прочной идее, что наша жизнь является становлением и что существует нечто, чем мы должны стать и быть. Но эти идеалы, сконструированные человеческим разумом, выборочны и относительны; формировать нашу природу в строгом соответствии с ними -- значит, ограничивать самих себя и лепить конструкцию там, где должен быть рост в большее существо. Истинный зов к нам исходит из Бесконечного и Всевышнего; как самоутверждение, так и самоумаление, наложенные на нас Природой, являются движениями к этому, и мы должны открыть правильный путь одновременного самоутверждения и самоотрицания, вместо неправильного, в силу невежественности, пути эго и вместо конфликта между "да" и "нет" Природы. Если мы не откроем это, то либо толчок жизни будет слишком силен для нашего узкого идеала совершенства, и его инструментарий будет разрушен и провалится попытка довести все до конца и увековечить себя, либо в лучшем случае будет достигнут половинный результат, либо же толчок ухода от жизни будет представляться единственным лекарством, единственным путем из иначе непобедимого захвата Неведения. Этот путь, в действительности, обычно указывался религией; божественно освещенная моральность, преследование благочестия, праведности и добродетели, как заложено в религиозных правилах поведения, закон Бога, выражаемый в некоем человеческом вдохновении, выдвигается как часть средств, как направление, в котором мы можем прокладывать путь, ведущий к выходу, исходу. Но этот выход оставляет проблему на прежнем месте; это только путь бегства персонального существа из неразрешенной сложности космического существования. В древнем Индийском духовном мышлении было более ясное понимание этой трудности; практика истины, добродетели, правильной воли и верного делания рассматривались как необходимость в приближении к духовной реализации, но в самой реализации существо поднимается к большему сознанию Бесконечного и Вечного и отметает от себя тяжесть греха и добродетели, ведь это принадлежит относительности Неведения. За этим бо'льшим более истинным пониманием лежит то интуитивное восприятие, что относительное добро представляет собой упражнение, наложенное Мировой Природой на нас, так чтобы мы могли пройти через него к настоящему Добру, которое абсолютно. Эта проблема относится к разуму и невежественной жизни, и она не сопутствует нам за пределами разума; как дуальность истины и ошибки прекращается в бесконечной Истине-Сознании, так происходит и высвобождение из дуальности добра и зла в бесконечном Добре, существует превосхождение.

Не может быть никакого искусственного бегства от этой проблемы, которая всегда беспокоила человечество и из которой оно должно найти удовлетворительный выход. Древо познания добра и зла со своими сладкими и горькими плодами тайно коренится в самой природе Несознания, из которой возникло наше существо и на которой оно все еще стоит как на некой почве или базисе физического существования; это дерево зримо выросло на поверхности в виде многочисленных ветвлений Неведения, которое все еще остается основной и условием нашего сознания в его трудной эволюции к верховному сознанию и интегральному осознанию. Пока есть эта почва с ненайденными в ней корнями и существует этот питательный воздух и климат Неведения, дерево будет расти и распускаться двойственными цветами и производить плоды смешанной природы. Следовательно, не может быть окончательного решения до тех пор, пока мы не обратим наше несознание в большее сознание, не сделаем истину "я" и духа нашим жизненным базисом и не трансформируем наше неведение в высшее знание. Любые другие приемы будут только временным приспособлением или слепыми исходами; полная и радикальная трансформация нашей природы является единственно верным решением. Именно потому что Несознание накладывает свою изначальную темноту на наше осознание "я" и вещей и потому что Неведение основывает это осознание на несовершенном и отдельном сознании и потому что мы живем в этой темноте и разделении, из-за этого становится возможным неверное знание и неправильное действие: без неверного знания не могло бы быть ошибки или лжи в наших динамических частях не могло бы быть неправильной воли в наших членах; без неправильной воли не могло бы быть неправильного действия или зла: пока существуют эти причины, их следствия будут продолжать существовать в нашем действии и нашей природе. Ментальный контроль может быть только контролем, не лекарством; ментальное обучение, правило, стандарт могут проделать только искусственную колею, по которой наше действие вращается механически или с трудом и которое накладывает обуздывающее и ограниченное образование на ход нашей природы. Тотальное изменение сознания, радикальное изменение природы является одним лекарством и единственным выходом.

Но поскольку корень трудности лежит в расщепленном, ограниченном и отдельном существовании, то это изменение должно состоять в интеграции, лечении отдельного сознания нашего существа, и поскольку это деление является комплексным и многосторонним, то никакое частное изменение одной стороны существа не может сойти за достаточную замену интегральной трансформации. Наше первое деление создано нашим эго и, главным образом, наиболее сильно и наиболее живо нашим жизненным эго, которое отделяет нас от других существ как от не-я и привязывает нас к нашей эгоцентричности и закону эгоистического самоутверждения. Именно в ошибках этого самоутверждения раньше всего появляется неправильность и зло: неправильное сознание порождает неправильную волю в членах, в думающем разуме, в сердце, в жизненном разуме и чувственном существе, в самом сознании тела; неправильная воля порождает неправильное действие этих инструментов, множественные ошибки и сильно ветвящиеся изгибы мышления и воли и ощущения и чувства. Также мы не можем правильно обращаться с другими, пока они являются для нас "другими", чужаками для нас самих, о чьем внутреннем сознании, потребности души, потребности разума, потребности сердца, потребности жизни и потребности тела мы знаем мало или ничего. Малая толика симпатии, знания и доброй воли, которые вызывает закон, потребность и привычка ассоциации, является ничтожной частью того, что требуется для верного действия. Бо'льший разум, бо'льшее сердце, более богатая и благородная жизненная сила может как-то и в чем-то помочь нам или другим избегать наихудших проступков, но этого также не достаточно и это не устранит массы ошибок и бед и столкновений предлагаемого нами добра с добром других. По самой природе нашего эго и неведения мы утверждаем себя эгоистически, даже когда больше всего преисполнены гордости от своей самоотверженности, и утверждаемся невежественно, даже когда наиболее гордимся своим пониманием и знанием. Альтруизм, принятый как правило жизни, не освобождает нас; это мощный инструмент само-расширения и коррекции более узкого эго, но он не уничтожает эго и не трансформирует его в истинное "я", единое со всем; эго альтруиста так же мощно и поглощающе, как эго эгоиста, и часто является более мощным и настоятельным, поскольку это само-праведное и усиленное эго. Будет еще меньше пользы, если мы будем навязывать нашей душе, нашему разуму, жизни или телу идею подчинения нашего "я" я других. Правильно утверждать, не калеча или умаляя, наше существо, так чтобы оно стало единым со всем, -- это верный принцип. Самоумаление может быть необходимым, но на время, в исключительных случаях, по некоторому поводу, в ответ на некоторое требование сердца или ради некоторой правильной или высокой цели, но оно не может быть сделано правилом или природой жизни; настолько преувеличенное, оно будет только питать и увеличивать эго других или усиливать некоторое коллективное эго и не будет вести нас или человечество к открытию и утверждению нашего истинного существа. Жертва или самоотдача на самом деле являются верным принципом и духовной насущностью, поскольку мы не можем правильно утверждать наше существо без жертвы или без самоотдачи чему-то большему, чем наше эго; но это также должно быть сделано с правильным сознанием и волей, основывающейся на истинном знании. Развивать саттвическую часть нашей природы, природы света, понимания, баланса, гармонии, сочувствия, доброй воли, благожелательства, товарищества, самоконтроля, правильно направляемого и гармонизированного действия, -- это лучшее, что мы можем сделать в пределах ментального образования, но это стадия, а не цель роста нашего существа. Это решения по случаю, паллиативы, необходимые средства для того, чтобы иметь дело с коренной трудностью, это временные стандарты и приспособления, данные нам как временная помощь и руководство, потому что настоящее и полное решение находится за пределами нашей теперешней возможности и может придти только тогда, когда мы достаточно развиты, чтобы увидеть его и сделать его нашим главным стремлением.

Настоящее решение может вступиться лишь тогда, когда в ходе духовного роста мы сможем стать одним "я" со всеми существами, знать их как часть нашего "я", обращаться с ними так, как если бы они были нашими другими существами; ведь тогда деление излечено, закон отдельного самоутверждения, сам по себе ведущий к утверждению в пику другими или за счет других, расширяется и высвобождается путем добавления к нему закона нашего самоутверждения для других и нашего само-открытия в их самораскрытии и самореализации. Правилом религиозной этики было действовать в духе вселенского сострадания, любить своего ближнего как себя самого, обращаться с другими так, как хотелось бы, чтобы так же обращались с тобой, чувствовать радости и печали других как свои собственные; но ни один человек, живущий в своем эго, не способен верно и совершенно делать эти вещи, он может их принять только как требование своего разума, устремление своего сердца, усилие своей воли жить по высшему стандарту и модифицировать в искреннем стремлении свою грубую эго-природу. Только когда другие знаются и чувствуются сокровенно как "я" чувствую и знаю самого себя, только тогда этот идеал может стать естественным и спонтанным правилом нашего жития и может быть как принцип реализован на практике. Но даже тождество с другими не достаточно само по себе, если это тождество с их неведением; ведь тогда будет работать закон неведения, и сохранится ошибка действия и неправильное действие, даже если их степень будет приуменьшена и смягчен их характер и вероятность появления. Наше тождество с другими должно быть фундаментальным, не отождествлением с их разумами, сердцами, витальными "я", эго, -- даже если эти вещи будут включены в наше вселенское сознание, -- а тождеством в душе и духе, и это может придти только с нашим освобождением в душе-осознание и само-знание. Быть освобожденным от эго и осознавать наше настоящее "я" -- это первая необходимость; все иное может быть достигнуто как светлый результат, необходимое следствие. В этом кроется одна из причин того, почему духовный зов должен быть принят как императивный и почему он должен получить преимущество над всеми другими требованиями, интеллектуальными, этическими, социальными, которые принадлежат области Неведения. Ведь ментальный закон добра пребывает в этой области и может быть только модифицирован и смягчен; ничто не может быть достаточной заменой духовному изменению, которое может реализовать настоящее и интегральное добро, потому что через дух мы приходим к корню действия и существования.

В духовном знании "я" существуют три стадии само-достижения, являющиеся в то же время тремя частями одного знания. Первая ступень -- открытие души, не внешней души мышления и эмоции и желания, а тайной психической сущности, божественного элемента внутри нас. Когда этот элемент начинает преобладать над нашей природой, когда мы сознательно являемся душами и когда разум, жизнь и тело занимают подобающее им место в качестве инструментов, тогда мы осознаем внутреннего руководителя, который знает истину, добро, настоящий восторг и красоту существования, контролирует сердце и интеллект при помощи своего светлого закона и ведет нашу жизнь и наше существо к духовной полноте. Тогда даже внутри темных работ Неведения мы имеем свидетеля, который различает, имеем живой свет, который озаряет, имеем волю, которая неподвластна заблуждениям и отделяет истину разума от ошибки, отделяет сокровенный отклик сердца от ложного зова и неправильного требования, накладываемого на него, отделяет настоящий пыл сердца и богатство движения от витальной страсти и туманной фальши нашей витальной природы и ее темных само-исканий. Это первый шаг самореализации -- возвести на престол душу, божественный психический элемент вместо эго. Следующий шаг -- начать осознавать вечное "я" в нас, нерожденное и единое с "я" всех существ. Эта самореализация освобождает и универсализирует; даже если наше действие все еще происходит в динамике Неведения, то оно больше не связано или сбивается с пути, потому что наше внутреннее существо расположено в свете само-знания. Третий шаг -- узнать Божественное Существо, являющееся одновременно нашим верховным трансцендентным "я", Космическим Существом, основанием нашей универсальности, и внутренней Божественностью, по отношению к которой наше психическое существо, настоящий развивающийся индивид является порцией, искрой, пламенем, вырастающим в вечное Пламя, из которого он был зажжен, и вечно живущим свидетелем которого он является внутри нас и является сознательным инструментом света и мощи и радости и красоты. Осознавая Божественное как Мастера нашего существа и действия, мы можем учиться становиться каналами Шакти, Божественного Могущества, и действовать в соответствии с ее велениями или ее правилом света и мощи внутри нас. Тогда наше действие не будет подчинено нашему витальному импульсу или управляемым ментальным стандартом, ведь она действует в соответствии с извечной и все же пластичной истиной вещей, -- не той, которую конструирует разум, а высшей, более глубокой и тонкой истиной каждого движения и обстоятельства, как она известна верховному знанию и требуется верховной волей во вселенной. За освобождением в знании следует освобождение в воли, что является динамическим следствием; очищает именно знание, освобождает именно истина: зло является плодом духовного неведения и исчезает только с ростом духовного сознания и света духовного знания. Отделение нашего существа от существа других может быть вылечено только путем устранения разъединения нашей природы от внутренней душе-реальности, путем устранения вуали между нашим становлением и нашим само-бытием, путем приближения нашей индивидуальности в Природе к Божественному Существу, являющемуся вездесущей Реальностью в Природе и над Природой.

Но последнее отделение, которое должно быть устранено, это разделение между этой Природой и Сверхприродой, являющейся Само-Мощью Божественного Существования. Даже прежде чем устранено это динамическое Знание-Неведение, пока оно все еще охраняется как неадекватный инструментарий духа, верховная Шакти или Сверхприрода может работать через нас, и мы можем осознавать ее работы; но тогда это достигается за счет модификации ее света и мощи, так чтобы она могла восприниматься и усваиваться нашей низшей природой разума, жизни и тела. Но этого не достаточно; требуется полная переформовка того, что мы собой представляем, по образу и мощи божественной Сверхприроды. Интеграция нашего существа не может быть завершена до тех пор, пока существует это преобразование динамического действия; должен произойти подъем и изменение всей мощи самой Природы и не только некоторое озарение и трансмутация внутренних путей существа. Вечная Истина-Сознание должна возобладать над нами и возвысить все наши природные мощности до собственных мод бытия, знания и действия; тогда спонтанное осознание истины, истины-воли, чувствование истины, истина-движение, истина-действие могут стать интегральным законом нашей природы.

Конец Первой Части Второй Книги

Оглавление сайта

2000 май 18 ср -- 2000 сент 26 вт