перевод с дополнительным
разбиением на подглавы-абзацы
(страницы 545-606)
перевод Леонида Ованесбекова
показать/скрыть название дополнительных подглав
Подглавы соответствуют абзацам
в оригинальном тексте Шри Ауробиндо.
Названия подглав это
или первое предложение абзаца, если оно короткое,
или начало первого предложения, если оно длинное.
Воля, знание и
любовь это три божественные силы в человеческой природе и в жизни человека, и
они указывают на три пути, которыми душа человека поднимается к Божественному.
Полнота этих сил, слияние человека с Богом на всех трёх направлениях — это, как
мы уже видели, должно быть основанием интегральной Йоги.
Действие — это
первая сила жизни. Природа начинает с силы и её работ. И когда человек осознаёт
их в себе, они становятся волей и её достижениями. Поэтому именно поворотом
своего действия к Божественному жизнь человека самым лучшим и надёжным способом
начинает становиться божественной. Это первая дверь для восхождения, это
отправная точка посвящения.
Когда воля в
человеке становится единой с божественной волей и все действия существа выходят
из Божественного и направлены к Божественному, то объединение в работе
завершено и совершенно.
Но работа находит
свою реализацию и в знании. Вся совокупность работ человека, как говорится в
Гите, находят свою законченную кульминацию в знании, сарвамкармакхилам джяне
парисамапьяте. [Гита 4.33]
Через объединение
в воле и работе мы становимся единымис
присутствующем везде сознательным существованием, из которого поднимается вся
наша воля и работа, из которого они берут свою силу, и в которое они отдают, в
конце концов, свои энергии.
И вершина этого
объединения — любовь. Потому что любовь — это восторг сознательного единства с
Бытием, в котором мы живём, действуем и движемся, благодаря которому мы
существуем. Это то единственное, для которого, в конце концов, мы учимся
действовать и жить.
Таковы три наши
силы и единство всех трёх в Боге, к которому мы приходим, если начинаем с работы
как нашего пути доступа и нашей линии соприкосновения.
Знание — это
основа для постоянной жизни в Божественном. Так как сознание — основа для всего
живущего и существующего, а знание — это действие сознания, то знание — тот
свет, при помощи которого сознание познаёт само себя и свои реалии.
Это та сила, при
помощи которой, начиная с действия, мы способны удерживать внутренние
результаты мысли и превращать их в устойчивый рост нашего сознательного
существа, пока оно не достигнет своей полноты через единство с бесконечностью
божественного существования.
Божественное
встречает нас через разные свои стороны, и для каждой его стороны знание — это
ключ. Поэтому через знание мы входим в бесконечное и Божественное и начинаем
владеть им в каждом его виде бытия, сарвабхавена*),
принимаем его в себя, владеем им, и оно владеет нами на каждом нашем пути.
Не обладая
знанием, мы всё равно живем в нём, но слепо, со слепой силой Природы,
погружённые в дела Природы,забыв о её
источнике и хозяине. Живём обычной жизнью, не божественной, лишённые
настоящего, полного восторга нашего существования.
Благодаря знанию
мы приходим к осознанному единству с тем что мы познаём, потому что полное и
настоящее знание возможно только через отождествление. Благодаря знанию уходит
разделение — причина всех наших ограничений, разногласий, слабости и
недовольства.
Но знание будет
неполным без работы. Потому что Воля, проявленная в творении — это тоже Всевышний,
а не одно только бытие или его само-осознающее молчаливое существование. И так
же, как работа находят свою кульминацию в знании, то и знание находит свою
реализациюв работе.
И здесь снова —
любовь — это вершина знания. Потому что любовь — это восторг единства, а
единство должно осознавать радость единения, чтобы обрести все богатства своего
восторга.
Совершенное знание
ведёт к совершенной любви, интегральное знание — к законченному и
разнообразному богатству любви.
"Тот, кто
знает меня," — говорится в Гите, "как наивысшего Пурушу", — не
только как неизменное единство, но и как воплотившееся в множестве душ движение
Божественного, как то, что превосходит и то и другое, как то, в котором они
божественно пребывают, — "тот, кто овладел интегральным знанием, ищет меня
через любовь, на каждой дороге своей жизни."
Это снова
триединство наших сил, единение всех трёх в Божественном, к которому мы
приходим, если начинаем от знания.
Любовь — вершина
всего существования и его способ реализации. Через любовь оно поднимается ко
всей интенсивности, всей полноте и экстазу полного самопонимания.
Потому что
Существование по своей истинной природе — это сознание, через сознание мы
становимся едиными с ним, точнее, через совершенное знание его при помощи
отождествления.
Восторг же — сама
природа сознания. Ключ и секрет наивысшего уровня восторга — это любовь.
Воля — это сила
сознательного существования, при помощи которой оно находит для себя реализацию.
И объединяясь с Божественным через волю мы становимся едиными с Существованием
в этой, характерной для него, безграничной силе.
Но есть нечто ещё
более базовое — все работы этой силы начинаются от восторга, от любви в
восторге, имеют восторг своей целью и результаты действия этой силы — это снова
восторг.
Любовь
Существования в нём самом и во всём, что есть в этом Существовании и что
проявляет его сила сознания — это путь к совершенной широте Ананды.
Любовь — это сила
и страсть божественного само-восторга. Без любви мы могли бы получить некий
восторженный покой его бесконечности, некоторое поглощённое в себя безмолвие
Ананды, но не предельную глубину богатства и полноты.
Любовь ведёт нас
от страдания разделённости к блаженству совершенного единства. И при этом она
не теряет радости действия единения, которое — самое большое открытие души, и
для которого жизнь всего космоса — долгая подготовка.
Поэтому
приближаться к Богу путём любви — значит готовить себя к самой большой духовной
реализации из всех возможных.
Любовь, которая
нашла реализацию, не исключает знания, наоборот, она сама приносит знание, и
чем полнее знание, тем больше возможностей для любви.
"Через
Бхакти", — говорит Всевышний в Гите, — "человек узнает Меня во всей
моей широте и величии, и каков Я в самой основе моего бытия, а когда он познает
Меня в основах моего бытия, он войдёт в Меня".
Любовь без знания
может быть страстной и сильной, но она слепа, незрела и часто опасна. Она —
великая сила, но и камень преткновения. Любовь, ограниченная в знании обрекает
себя в пылу любви, и часто именно своим пылом, на узость.
Но любовь, идущая
к совершенному знанию, даёт бесконечное и абсолютное единство. Тогда в ней нет
несовместимости, она с радостью бросается в божественную работу, потому что она
любит Бога и едина с ним во всём его существовании, и поэтому, во всех его
существах.
Поэтому работать
для мира означает чувствовать любовь к Богу и воплощать её самыми разными
способами.
Таково триединство
наших сил, соединение всех трёх в Боге, к которому мы приходим, если мы
начинаем наше путешествие по пути преданности с Любовью к Ангелу Пути, чтобы
найти в экстазе существования божественного восторга Вселюбящего нашей
реализации, его надёжного дома, места где обитает блаженство, центра его
вселенского излучения.
Поскольку основа
нашего совершенства лежит в союзе этих трёх сил, ищущий интегральной
самореализации в Божественном должен избегать, или вообще отбросить возможное
непонимание или взаимные неодобрения, которые часто бывают между
последователями этих трёх разных путей.
Те, кто
культивируют знание, часто или презирают, или смотрят сверху вниз, с их
головокружительной высоты, на путь преданности, как на что-то более низкое,
невежественное, подходящее лишь для тех, кто не готов для высот Истины.
Да, есть какая-то
правда в том, что часто преданность без знания неопытна, незрела, слепа и
опасна, что очень много раз показали ошибки, преступления и безумия религий. Но
это потому, что преданность в них не нашла своего пути, своего действующего
принципа, по сути не вступила на этот путь, а только ищет ощупью его на одном
из окольных путей.
Знание на этой
стадии точно так же несовершенно, как и преданность, оно догматично,
схоластично, нетерпимо, связано узостью какого-нибудь одного особенного
принципа, при этом зачастую неверно понятого.
Если идущему по
пути преданности удается ухватить ту силу, что поднимает его, если он
действительно овладел силой любви, то она рано или поздно очистит его и
расширит так же эффективно, как и знание. Знание и любовь — это равные силы,
хотя идут к одной и той же цели разными способами.
Гордость философа,
взирающего сверху вниз на страсть бхакты, поднимается, как и всякая гордость из
недостатка его природы. И часто очень развитый интеллект упускает то, что есть
у сердца.
Интеллект не на
каждом своём пути выше сердца. Хотя он зачастую быстрее открывает двери, в
которые тщетно стучится сердце. И он может не заметить важную истину, которая
близка сердцу и которую оно быстро понимает.
И если путь мысли,
погружаясь в духовный опыт, легко достигает неземных высот, заоблачных вершин,
небесных широт, то он не может без помощи сердца измерить пылкие и богатые
бездны и океанские глубины божественного бытия и божественной Ананды.
Часто считается,
что путь Бхакти обязательно должен быть ниже из-за поклонения. Поклонение
находится на той стадии духовного опыта, когда есть различие, недостаточное
единство между душой человека и Божественным.
Основа принцип
Бхакти — это любовь, а она всегда подразумевает двоих, любящего и любимого, и
поэтому — двойственность, в то время как единство — это наивысший духовный
опыт.
Кроме того, Бхакти
ищет Бога-личность, в то время как Безличное — есть высочайшая и вечная истина,
если не единственная Реальность вообще.
Но поклонение —
это только первый шаг на пути преданности.
Настоящая Бхакти
начинается там, где внешнее поклонение переходит во внутреннее обожание. Оно
углубляется в интенсивность божественной любви, эта любовь ведет к радости
близости с Божественным, радость близости переходит в блаженство единства.
Любовь, как и
знание, приводит нас к высочайшему единству и она даёт этому единству
наибольшую из возможных глубину и силу.Да, это правда, что любовь радостно отвечает на различие в единстве,
отчего это единство становится богаче и сладостнее.
Но здесь можно
сказать, что сердце мудрее, чем мысль. По крайнее мере, та мысль, что
сосредоточена на противоположных идеях о Божественном и концентрируется на
одном, исключая всё другое, что кажется мысли противоположным, а на самом деле
это другое — дополняет его и служит способом ещё большей реализации.
У ума есть слабая
сторона — он ограничивает себя своими мыслями, своими позитивными и негативными
идеями, отдельными аспектами Божественной Реальности, которые он увидел и
слишком озаботился противопоставить одно другому.
Мысль в уме, викара, философское направление, которым ментальное знание
приближается к Божественному, часто придает больше важности абстрактному,
нежели конкретному, высокому и далёкому, нежели тому, что близко и рядом.
Она находит больше истины в восторге от
Единого в себе, и меньше истины, или даже ложь в восторге от Единого во Многом
и в восторге от Многого в Одном, больше истины в безличностном и в Ниргуне, чем
в личностном и Сагуне.
Но само
Божественное вне наших противопоставлений между идеями, оно вне логических
противоречий, которые мы создаём между его аспектами.
Оно не связано,
как мы уже увидели, и не ограничено одним только единством. Его единство
проявляетсебя в бесконечном
разнообразии. И у любви есть совершенный ключ к этой радости, поэтому она не
теряет наслаждения от единства.
Самое высокое
знание и самое высокое духовное переживание через знание находят своё единство
таким же совершенным в его разнообразных отношениях с Множественным, как и в
его самопоглощённом восторге.
Если для мысли
Безличное кажется более широкой и высокой истиной, а Личность — более узким
переживанием, то для духа оба они — аспекты божественной Реальности. И дух
обнаруживает эту реальность и в Безличном и в Личности.
И если есть знание
этой Реальности, к которому мысль приходитнастаивая на бесконечной Безличности, то точно так же есть знание этой
Реальности, к которой любовь приходит, настаивая на бесконечной Личности.
Духовное
переживание каждого ведёт, если идти до конца, к одной и той же высшей Истине.
И путём Бхакти, и путём знания, как нам говорит Гита, мы достигаем единства с
Пурушоттамой, с Всевышним, с тем кто объединяет в себе и безличностное и
бесчисленные личности, нечто без качеств и бесконечные качества, чистое
существование, сознание, восторг и нескончаемую игру их отношений.
В свою очередь,
последователь Бхакти склонен смотреть сверху вниз на сухость выжимок одного
лишь знания. И в этом есть своя правда — философия сама по себе, без восторга
духовного переживания, так же суха, как и чиста, и не может дать того полного
удовлетворения, которого мы ищем.
Её духовное
переживание, даже когда оно ещё поддерживается мыслью и не вышло за пределы
ума, слишком много живёт в абстрактном восторге. И то, что такое начальное
знание достигает — не совсем пустота, как это кажется страсти сердца, но всё же
оно ограниченно и не может перейти некоторый уровень. С другой стороны, сама
любовь тоже не полна без знания.
Гита различает три
начальных разновидности Бхакти.
Одно ищет убежища
в Божественном от страданий мира, арта.
Желания другого
стремятся к Божественному как к источнику благ, артхартхи.
Третье,
привлечённое тем, что оно уже любит, но ещё не знает, и стремится узнать это
божественное Неизвестное, джижнасу.
Но Гита отдает
пальму первенство той Бхакти, которая уже обладает знанием.
Очевидно, что сила
страсти, которая говорит, "Я не понимаю, но я люблю", и любя, не
старается понять — это не самое последнее само-выражение любви, а скорее — её
первое выражение, к тому же, не самое высокое по силе.
Вернее сказать,
что чем больше узнаешь Божественное, тем восторг в Божественном и любовь к Нему
становятся сильнее и сильнее. Не может просто восторг быть прочным без знания.
Жить в том, что мы любим — именно это дает надёжность, а жить в этом — значит
быть с ним единым в сознании, что и есть основное условие знания.
Знание
Божественного даёт любви к Божественному самую крепкую уверенность, открывает
для неё самую широкую радость переживания, поднимает любовь к её предельным
вершинам.
Если взаимное
непонимание этих двух сил — есть неведение, то не меньшим заблуждением будет
склонность их обоих смотреть свысока на путь работы, как на более низший, с
точки зрения их собственного возвышенного уровня духовных достижений.
Бывает такая
глубина любви, и такая интенсивность знания, на фоне которой работа кажется
чем-то внешним и отвлекающим.
Но так кажется,
пока мы не обрели единства воли и сознания со Всевышним. Когда это в один
прекрасный момент происходит, работа становится самой силой знания и самим
излиянием любви.
Если знание — это
само состояние единства, любовь — его блаженство, то божественная работа —
живая сила его света и сладости.
Бывает движение
любви, похожее на стремление в человеческой любви — отделить любящего и
любимого в наслаждении их особым единством от остального мира и от всех других,
запереться в недоступных палатах сердца. Это, возможно, неизбежное проявление
на этом пути.
Но более широкая
любовь, наполненная знанием, видит мир не как что-то иное и враждебное этой
радости, а как бытие Любимого, и видит всех существ как своё существо. И при
таком взгляде божественная работа находит и свою радость и своё подтверждение.
Таково знание, в
котором должна жить интегральная Йога.
Мы начинаем свой
путь к Божественному от сил ума, интеллекта, воли, сердца, а в уме — всё
ограниченно.
Ограниченности,
замкнутости будет предостаточно в начале пути, и долгое время после. Но
интегральная Йога перенесёт это свободнее, чем другие более исключающие
остальное пути духовного поиска. И она быстрее выйдет из этой интеллектуальной
бедности.
Она может начаться
с пути любви так же, как и с пути знания, или пути работы. Но там, где они
встречаются, начинается радость её реализации. Интегральная Йога не может
пройти мимо Любви, даже если она начинает с другого, потому что любовь — это
венец работы и расцвет знания.
Все религии
начинаются с идеи некой Силы или существования более великого и высокого чем
наше ограниченное и смертное "я", с почитания в мысли и действии этой
Силе, с подчинения и служения её воле, её законам или её требованиям. Однако
Религия в самом начале возводит неизмеримую пропасть между воспринимаемой так
Силой, которой поклоняются и повинуются и теми, кто поклоняется.
Йога в своей
высшей точке убирает эту пропасть, потому что Йога — это объединение.
Мы приходим к
единству с этой Силой через знание. По мере того как наше первое затемнённое
пониманиеэтой Силы проясняется,
расширяется, углубляется, мы начинаем видеть её как наше высочайшее
"я", как источник и поддержку нашего существа, как то, к чему мы
стремимся.
Мы приходим к
единству с этой Силой через работу. Начиная с простого подчинения мы переходим
к отождествлению свой воли с её Волей, потому что только по мере отождествления
с этой Силой, как источником и идеалом этой воли, наша воля становится
совершенной и божественной.
Мы приходим к
единству с этой Силой через почитание. Потому что мысль и действие почитания на
расстоянии развиваются в настоятельную потребность сближающего обожания,
обожание превращается в близость любви, а завершение любви — это единение с
Любимым.
Именно от этого
развития почитания начинается Йога преданности, и именно через единство с
Любимым она находит свою высочайшую точку и завершение.
Любые влечения и
движения нашего существа начинаются с поддержки их обычными мотивами нашей
низшей человеческой природы. Поначалу это перепутанные и эгоистические поводы,
но потом они очищаются и возвышают себя, становятся сильной и определённой
потребностью нашей высшей природы, совершенно не связанной с результатами,
которые наши действия приносят.
В конце концов они
возвышаются до своего рода решительного повеления, нашего существа. И именно
через наше подчинение ему мы достигаем этого верховного чего-то,
самосуществующего в нас.
Оно всё время вело
нас к этому, сначала приманками нашей эгоистической натуры, затем чем-то более
высоким, широким, более всеобщим — до тех пор, пока мы стали способны
чувствовать его собственное прямое притяжение, самое сильное и настоятельное
среди всего остального.
В переходе
обычного религиозного поклонения в Йогу чистой Бхакти мы видим развитие от
мотивированного и заинтересованного поклонения народной религии до принципа не
имеющей явных причин и существующей сама по себе любви.
Такая любовь —
фактически пробный камень настоящего Бхакти. Она показывает, находимся ли мы в
самом деле на центральном пути или только на одной из боковых троп, ведущих к
этому. Мы должны отбросить прочь подпорки для нашей слабости, мотивы эго,
приманки нашей низшей природы, прежде чем мы сможем стать достойными
божественного единства.
Столкнувшись с ощущением
Силы или, возможно, с некоторым числом Сил, больших и более высоких, чем он
сам, под чьим влиянием проходит его жизнь в Природе, и чьему влиянию она
подвержена и кем она управляема, человек естественно обращает к ней, или к ним,
первые примитивные чувства природного существа среди трудностей, желаний и
опасностей той жизни — страх и интерес.
Конечно же, эти
мотивы в эволюции религиозной интуиции играли огромная роль. И действительно,
для человеческого существа, каким он был, эта роль едва ли могла быть меньше.
И даже, когда
религия продвинулась гораздо дальше по своему пути, мы видим, что эти мотивы
ещё живы, активны, играют достаточно большую роль, оправдываясь Религией и
взывая к Религии для поддержки своих требований к человеку.
Говорят, что страх
перед Богом, — или, для исторической правды, страх перед Богами, — начало
религии. И на основе этой полуправды научные исследования стараются проследить
развитие религии. Что они делают обычно в критическом и скорее во враждебном,
чем в симпатизирующем духе, делая на этот страх чрезмерное ударение.
Но религия
начинается не только из-за страх перед Богом, ибо даже самый примитивный
человек не действует из одного страха, но из-за двойного мотива — страха и
желания, боязни неприятного и пагубного и желания приятного и полезного —
следовательно, из-за страха и интереса.
Жизнь для него
главным и основным образом, пока он не научится жить больше в своей душе и
только вторично в действии и в реакции на внешнее — это серия действий и
результатов, вещей желаемых, за которыми гонятся, которых добиваются действием,
и вещей, которых следует бояться и избегать, и которые всё же могут произойти,
как результат действия.
Эти вещи случаются
с ним не только из-за его собственных действий, но также и из-за действий других
и Природы вокруг него. По мере того, как он приходит к ощущению Силы за всем
этим, Силы, которая может влиять и определять действие и результат, он начинает
воспринимать её как распределителя благ и страданий, способную и, при
определенных условиях, желающую помочь ему или повредить, спасти его или
сокрушить.
В самых
примитивных частях своего существа, человек представляет эту Силу как некое
существо с естественными эгоистическими побуждениями, как у на него самого,
дающее благо, когда оно довольно, несущее зло, когда оно обижено.
Следовательно,
поклонение это способ умилостивить подарками и упросить молитвой. Он привлекает
Бога на свою сторону мольбами и лестью.
Человек с более
развитым умом представляет себе действия жизни основанными на некотором
принципе божественной справедливости, которую он всегда толкует в соответствии
со своими идеями и своим характером, как своего вида увеличенную копию его
человеческой справедливости.
Он постигает идею
морального добра и зла и смотрит на страдания и бедствия, на все неприятные
вещи, как на наказание, посланное за грехи, а на радости и добрую судьбу, на
все приятные вещи, как на награду за его хорошие качества. Бог кажется ему
царём, судьей, законодателем, гарантом справедливости.
Но все ещё считая
его неким увеличенным Человеком, он воображает, что, подобно тому как его
собственное правосудие можно направить по другому пути мольбами и подарками,
так же и божественный суд можно перенаправить теми же способами.
Правосудие для
него становится наградой и наказанием, а наказание можно смягчить милостью к
просителю, в то время как награда может быть дополнена особой благосклонностью
и добротой. Так например, Сила, когда довольна, может всегда награждать своих
приверженцев и почитателей.
Более того, Бог,
подобно нам самим, способен гневаться и мстить, но гнев и месть можно повернуть
в другую сторону подарками, просьбами и выкупами. Он может быть пристрастным, и
это может быть вызвано дарами, молитвами и восхвалениями. Поэтому, вместо того,
чтобы положиться целиком на соблюдение морального закона, всё ещё продолжается
поклонение молитвой и искупительной жертвой.
Наряду с этими
мотивами возникает другое развитие личного чувства — сначала трепет, который
человек естественно испытывает к чему-то широкому, могучему и непредсказуемому,
превышающему нашу природу определённой непостижимостью побудительных причин и
масштабами своих действий. А потом благоговение и обожание, которое человек
чувствует к тому, что выше по своей природе или по совершенству, чем мы сами.
Потому что, хотя
пока ещё, в основном, сохраняется идея Бога с человеческими качествами
характера, рядом с ней уже растёт перемешанная с ней, или добавляемая, идея
всеведения, всемогущества и загадочного совершенства, совсем другого, чем наша
природа.
Беспорядочная
смесь всех этих мотивов, по-разному развитых, часто видоизмененных, утонченных
или грубых, составляет девять десятых народной религии. Одну десятую составляют
просочившиеся в неё более благородные, более прекрасные и глубокие идеи
Божественного, которые умы великой духовности смогли внести в более примитивные
религиозные понятия человечества.
Результат обычно
достаточно груб и готовая мишень для стрел скептицизма и недоверия, этих сил
человеческого ума, которые имеют свою полезность даже для веры и религии,
поскольку они заставляют религию постепенно очищаться от грубого или ложного в
своих идеях.
Но нам надо
увидеть, насколько при очищении и возвышении религиозный интуиция поклонения и
те более ранние мотивы должны остаться и войти в Йогу преданности, которая сама
начинается с почитания.
Это зависит от
того, как глубоко они отвечают любой истине Божественного Бытия и её отношениям
с человеческой душой. Потому что путём Бхакти мы ищем единения со Божественным
и правильных отношений с ним, с его истиной, а не со всякими миражами нашей
низшей природы, и не с её эгоистическими побуждениями и невежественными
понятиями.
Ту основу, с
которой скептическое неверие нападает на Религию, а именно, что во вселенной
фактически нет осознающей Силы или Существования более великого и более
высокого, чем мы сами или, во всяком случае, влияющего или контролирующего наше
существование — Йога принять не может, поскольку это отрицало бы весь духовный
опыт и делало бы саму Йогу невозможной.
Йога по своей
сути — не теория и не догма, как философия или народная религия, а переживание.
Её опыт это переживание сознательного всеобщего и сверхкосмического
Существования, к которому она ведёт нас, чтобы мыс ним объединились.
И это осознаваемое
переживание единства с Невидимым, всегда способное к обновлению и поддающееся
проверке, настолько же неоспоримо, как и наше сознательное переживание
физического мира и видимых тел, с чьими невидимыми умами мы ежедневно общаемся.
Йога действует
путем сознательного единения, сознающее существо — её инструмент, а
осознаваемого единения с Несознанием не может быть.
Это правда, что
такое единение выходит за пределы человеческого сознания и в Самадхи становится
сверхсознательным. Но это не аннулирование нашего сознательного существа, это
только его самопревышение, выход за пределы его уровня в настоящем и за пределы
его обычных границ.
До сих пор, таким
образом, опыт всех Йог похож. Однако Религия и Йога Бхакти идут дальше. Они
приписывают этому Существованию Персональность и человеческие отношения с
человеческим существом.
И в Религии, и в
Йоге человек приближается к Божественному через свою человеческую природу, с
человеческими эмоциями, как он подходил бы к своему собрату, но с более
интенсивными и возвышенными чувствами. И не только он обращается к
Божественному, но и Божественное тоже как-то отзывается, отвечая на эти эмоции.
В этой возможности
отклика лежит главное. Потому что если Божественное безличностно, не имеет
никаких признаков и лишено всяких взаимоотношений, никакой подобный отклик
невозможен, и любое человеческое приближение к нему становится абсурдом.
Мы скорее должны
дегуманизировать, обезличить, аннулировать самих себя, поскольку мы являемся
человеческими существами или любыми существами. Ни на каких других условиях и
никакими другими средствами мы не можем приблизиться к этому.
Любовь, страх,
молитва, восхваление, поклонение Безличностному, которое не имеет отношений ни
с нами, ни с чем либо ещё во вселенной, и не имеет качеств, которые наши умы
могут ухватить, являются, очевидно, безрассудной глупостью.
При таких условиях
религия и почитание перестают быть темой нашего поиска. Последователь Адвайты
для того, чтобы найти религиозный базис для своей голой и стерильной философии,
должен допустить практическое существование Бога и богов и принужден обманывать
свой ум термином Майя.
Буддизм только
тогда стал народной религией, когда Будда занял место верховного Божества, как
объекта поклонения.
Даже если бы это
Высочайшее было бы способно на отношения с нами, но только на безличностные
отношения, религия была бы лишена её человеческой жизненности, и Путь
Преданности не был бы действенным или даже стал бы невозможен.
В самом деле, мы
могли бы обращать к нему наши человеческие чувства, но неопределённым образом,
и без надежды на человеческий отклик. Оно могло бы отвечать нам только
единственным способом, успокаивая наши чувства и бросая на нас свою собственную
безличностную тишину и неизменную ровность. И именно это фактически происходит,
когда мы приближаемся к чистой бесперсональности Божества.
Мы можем
повиноваться ему, как Закону, поднимать к нему наши души в устремлении к этому
спокойному существованию, врастать в него, сбрасывая свою эмоциональную
природу. Человеческое существо в нас не будет удовлетворено, но оно будет
успокоено, уравновешено, станет тихим.
Но Йога
преданности, соглашаясь в этом с Религией, настаивает на более тесном и тёплом
почитании, чем это безличностное устремление.
Она делает целью
реализацию божественного в нашей человеческой природе так же, как и в
неиндивидуальной части нашего существа. Она ставит целью божественное
удовлетворение эмоционального существа человека.
Она требует чтобы
Наивысшее приняло нашу любовь и дало бы добрый ответ. Она верит, что подобно
тому, как мы восхищаемся Им и ищем Его, так же и Он восторгается нами и ищет
нас.
И эта потребность
не может быть осуждена, как неразумная, потому что если бы верховное и
вселенское Бытие не получало в нас никакого наслаждения, нелегко было бы
понять, как мы смогли появиться и продолжать существовать, и если бы Оно вообще
не тянуло нас к себе — в божественных поисках нас — тогда по-видимому не было
бы причины в Природе, почему мы стали отворачиваться от нашего обычного
существования, чтобы искать Его.
Следовательно,
чтобы могла быть вообще хоть какая-то возможность Йоги преданности, мы должны
принять, во-первых, что высшее Существование не абстракция и не просто состояние
существования, но сознающее Существо.
Во-вторых, что оно
встречает нас во вселенной и некоторым образом оно внутренне присуще ей и
является её источником— иначе нам
пришлось бы выйти из космической жизни, чтобы встретить его.
В-третьих, что оно
способно на личные отношения с нами и, следовательно, должно быть способным
иметь личность.
И последнее, что
когда мы приближаемся к нему через наши человеческие эмоции, мы получаем ответ
в той же форме.
Всё это не
означает, что природа Божественного точно такая же, как наша человеческая
природа, только большего размера, что это та же природа, но очищенная от
некоторых извращений, что это некий увеличенный Бог или же идеальный Человек.
Бог не ограничен и не может быть ограничен качествами эго, как мы в нашем обычном
сознании.
Но с другой
стороны, наше человеческое сознание должно, конечно, происходить и произошло от
Божественного. Хотя формы, которые это сознание принимает в нас, могут и должны
быть иные, не божественные, потому что мы ограничены эго, не обладаем
всеобщностью, не выше нашей природы, не больше, чем наши качества и их
действия, как он, всё же наши человеческие эмоции и побуждения должны иметь за
собой некую Истину в нём, по отношению к которой они являются ограниченными и
поэтому очень часто извращёнными и даже деградированными формами.
Подходя к нему
через наше эмоциональное существо, мы приближаемся к этой Истине, она
спускается вниз к нам, чтобы встретить наши чувства и поднять их к себе. Через
это наше эмоциональное существо соединяется с ним.
Далее, это высшее
Существо также является и вселенским Существом, и наши отношения со вселенной
являются теми средствами, при помощи которых мы готовимся войти в отношения с
ним.
Все эмоции, с
которыми мы сталкиваемся во время действия вселенского существования на нас, по
сути направлены к нему. Поначалу мы этого не знаем, но именно направляя их к
нему в возрастающем знании мы входим в более близкие отношения с ним, и все
ложное и невежественное в них уходит прочь по мере того, как мы тянемся всё
ближе и ближе к единству.
Оно отвечает всем
этим чувствам, принимая нас в том состоянии развития, в котором мы находимся.
Потому что если бы мы не получали никакого ответа или помощи нашему
несовершенному приближению, то более совершенные отношения никогда не могли бы
появиться.
Насколько люди
приближаются к нему, настолько оно принимает их и также отвечает божественной
Любовью на их Бхакти,татхайва
бхаджате*).
Какой бы формой
существования, какими бы качествами они его бы ни наделяли, этой формой, этими
качествами оно помогает им развиваться, поддерживает и направляет их движение
вперёд, и прямым путем или окольной дорогой приближает их к себе.
То, что они видят
в нём, является истиной, но эта истина представлена им на языке их собственного
бытия и сознания, частично, искаженно, не в выражениях его собственной более
высокой реальности, и не в аспекте, который оно принимает, когда мы осознаем
полную Божественность.
Это оправдывает
более грубые и более примитивные элементы религии, а также приговаривает их
быть быстротечными и мимолетными.
Они оправданы,
потому что за ними есть истина Божественного, и только таким образом на этой
стадии развивающегося человеческого сознания эта истина могла быть приближена и
продвинута вперёд.
Они приговорены,
потому что всегда настаивать на этом незрелом понимании и незрелых отношениях с
Божественным означает упустить тот более тесный союз, для которого эти ранние
начинания — первые шаги, несмотря на спотыкания.
Вся жизнь, как мы
уже сказали, это Йога Природы. Здесь, в этом материальном мире, жизнь
устремляется из своего первичного несознания к возвращению в единство с
сознающим Божественным, от которого она произошла.
В религии ум
человека, этот искусный инструмент жизни, осознаёт её цель в нём, отвечает её
устремлению. Даже народная религия это разновидность невежественной Йогой
преданности.
Но она не станет
тем, что мы конкретно называем Йогой до тех пор, пока её побудительная причина
не обратится в какой-то степени в провидца, пока она не увидит, что единение —
это её цель, и что любовь это основа союза. Пока она не попытается осознать
любовь и не потеряет свой отделяющий характер в любви. Когда это совершится,
тогда Йога сделала свой решительный шаг и уверена в своих результатах.
Итак, мотивы
преданности должны сначала направлять себя во всепоглощающем и преобладающем
движении к Божественному, затем преобразовать себя так, чтобы избавиться от своих
ранних элементов. И в конце концов обосноваться в чистой и совершенной любви.
Все те мотивы, что
не могут сосуществовать с совершенным единением любви, в конце концов должны
уйти прочь, и только те, что могут преобразовать себя в выражения божественной
любви и в средства наслаждения божественной любовью, могут остаться.
Потому что любовь
— единственное чувство в нас, которое может быть полностью немотивированным и
самосуществующим. Любви не нужно другого повода, чем сама любовь.
Все наши эмоции
возникают или от поиска наслаждения и обладания им, или от расстройства таких
поисков и отсутствия наслаждения, которым мы владели или которое думали
получить.
Но любовь это то,
при помощи чего мы можем войти прямо во обладание самосуществующим восторгом
божественного Бытия.
Действительно,
божественная любовь и есть само это обладание и, некоторым образом, само тело
Ананды.
Таковы истины,
которые определяют наш подход к этой Йоге и наше путешествие на этом пути.
Возникают дополнительные вопросы, беспокоящие интеллект человека. И хотя мы и
можем их рассмотреть, они не существенны.
Йога Бхакти — это
дело сердца, а не интеллекта. Потому что даже за знанием, которое приходит на
этом пути, мы идём от сердца, а не от интеллекта.
Истина побуждений
преданности сердца, их завершающее прибытие и, в некотором роде, их
исчезновение в высшем и единственном самосуществующем побуждении любви — это
всё, что существенным образом и с самого начала интересует нас.
Есть трудные
вопросы — имеет ли Божественное первоначальную сверхфизическую форму или силу
формы, от которой происходят все формы, или же вечно не имеет формы.
Всё, что нам нужно
сейчас сказать это то, что Божественное, действительно принимает различные
формы, которые преданный даёт ему, и через них встречает его в любви, поскольку
объединение нашего духа с его духом необходимо для осуществления Бхакти.
И ещё, некоторые
религии и религиозные философии пытаются привязать преданность к идее вечного
различия между человеческой душой и Божественным, без которого, как они
говорят, любовь и преданность не могут существовать. Тогда как та философия,
которая считает, что существует только один Единый, относит любовь и преданность
к движению в неведении, необходимому, возможно, или, по крайней мере,
полезному, как подготовительное, пока ещё неведение длится, но невозможному,
когда всё различие уничтожено, и, которое, следовательно, нужно превзойти и
отбросить.
Мы можем, однако,
придерживаться истины единого существования в том смысле, что всё в Природе
есть Божественное, даже если Бог больше чем всё, что есть в Природе. Тогда
любовь становится движением, в которым Божественное в Природе и в человеке
завладевают друг другом, и наслаждаются восторгом всеобщего и высшего
Божественного.
В любом случае,
любовь по самой своей природе обязательно имеет двойную реализацию. Первую —
ту, в которой любящий и любимый наслаждаются их единением в различии, а также
всем, что усиливает радость разностороннего единения. И вторую — ту, в котором
они бросают себя друг в друга и становятся одним "Я".
Этой истины
совершенно достаточно, чтобы с неё начать, потому что это сама природа любви, а
поскольку любовь есть неотъемлемый мотив этой Йоги, то являясь всей природой
любви, она также будет венцом и реализацией движения Йоги.
Принцип этой Йоги
в том, чтобы направить на Божественное все или некоторые силы человеческого
сознания так, чтобы через такое действие существа мог бы возникнуть контакт,
отношение, объединение.
В Йоге Бхакти
именно эмоциональная природа выбрана в качестве инструмента. Её главный принцип
— принять некоторые человеческие отношения между человеком и Божественным
Существом, чтобы через них, через всё более интенсивный поток эмоций сердца к
нему, душа человека могла бы в конце концов соединиться и стать единой с ним в
страсти божественной Любви.
В конечном итоге
приверженец Бхакти ищет не чистого покоя единства или силы и не имеющей желания
воли единства, а экстатической радости единения.
Эта Йога допускает
любое чувство, которое может подготовить сердце к этому экстазу. Всё, что
уменьшает эту возможность, должно постепенно уходить, одно за другим, по мере
того, как сильное единство любви становится теснее и совершеннее.
Эта Йога допускает
все чувства, с которыми религия подходит к поклонению, служению и любви к Богу,
хотя и не как окончательные, но всё же как подготовительные движения
эмоциональной природы.
Но есть одно
чувство, с которым эта Йога, по крайней мере как это практикуется в Индии,
имеет очень мало общего. В некоторых религиях, возможно даже во многих, идея
страха перед Богом играет очень большую роль, иногда самую большую, и типичный
приверженец таких религий — человек, боящийся Бога.
В самом деле,
чувство страха, вполне совместимо с преданностью определённого вида и до
определённого момента. В своей предельной высоте оно поднимается до поклонения
божественной Силе, божественному Правосудию, божественному Закону, божественной
Справедливости, до этического послушания, до благоговейной почтительности к
всемогущему Творцу и Судье.
Его мотивы,
следовательно, этико-религиозные, и они принадлежат скорее не приверженцу
Бхакти, а человеку работы, движимому преданностью к божественному
предопределителю и судье его трудов.
Это чувство
относится к Богу, как к Царю, и не подступает слишком близко к славе его трона,
не будучи оправданным справедливостью или без посредника, который отвратит
божественный гнев за грехи.
Но даже когда он и
приближается, он сохраняет благоговейную дистанцию между собой и высоким
объектом своего поклонения. Чувство страха не может охватить Божественное со
всей бесстрашной доверчивостью ребенка к своей матери, или любящего к своему
возлюбленному, или с тем внутренним чувством единства, которое несёт с собой
совершенная любовь.
Происхождение
такого божественного страха было достаточно грубо в некоторых примитивных
народных религиях. Это было восприятие мировых сил, больших, чем человек, сил
тёмных по своей природе и действию, казавшихся всегда готовыми поразить
человека в его процветании и покарать его за любое действие, которое вызывает у
них неудовольствие.
Страх перед богами
возникает из незнания человеком Бога и незнания законов, правящих миром.
Страх приписывает
более высоким силам капризы и человеческие страсти. Он делает их, по образу
великих мира сего, способными на прихоти, тиранию, личную вражду, ревность ко
всякому величию в человеке, которое может поднять его над малостью земного
естества и подвести слишком близко к божественной природе.
С такими
представлениями не могла появиться никакая настоящая преданность, за
исключением той сомнительного вида приверженности, которую слабый может
чувствовать к более сильному, чью защиту он может приобрести поклонением,
дарами и искупительной жертвой.
Могло появиться и
послушание такому закону, какой и человек мог бы наложить на тех, кто ниже его,
принуждая их наградами и наказаниями. Или, могла быть покорная и поверженная
почтительность и благоговение, которые человек может испытывать к величию,
славе, мудрости, к полновластной силе, существующей над миром и являющейся
источником или, во всяком случае, регулятором всех его законов и всего
происходящего.
Можно ещё
приблизиться к началу пути преданности, если элемент божественной Силы
отделяется от этих грубостей и сосредотачивается на идее божественного
правителя, творца мира и властелина Закона, кто правит землей и небесами, кто
руководитель, помощник и спаситель своих творений.
Это более широкая
и высокая идея божественного Существа долго хранила множество элементов старой
грубости и ещё продолжает их хранить.
Евреи, выдвинувшие
эту идею наиболее рельефно, и от кого она распространилась на большую часть
мира, могли верить в Бога справедливости, который был недоступным, капризным,
гневным, ревнивым, часто жестоким и даже беспричинно кровожадным.
И даже сейчас
некоторые способны верить в Творца, создавшего небеса и ад, вечные небеса и
вечный ад, два полюса своего творения, и даже, согласно некоторым религиям,
предопределил души, которые он сотворил, не только для греха и наказания, но и
для вечного проклятия.
Однако даже вне
этих нелепостей детских религиозных верований, идея всемогущего Судьи,
Законодателя, Царя, если её взять саму по себе — это незрелая и несовершенная
идея о Божественном, потому что она принимает низшую и внешнюю правду за
главную истину, что препятствует более высокому подходу к более близкой
реальности.
Она излишне
подчеркивает важность чувства греха и через это продлевает и увеличивает страх
души, её недоверие к себе и слабость.
Она приобщает к
идее следовать добродетели и избегать греха, к идее вознаграждения и наказания,
хотя и получаемых после смерти. Делает их зависимыми от низших мотивов страха и
заинтересованности, вместо более высокого духа, которому следует управлять
этическим существованием.
Она делает целью
человеческой души в её религиозной жизни ад и рай, а не само Божественное. Эти
незрелости сослужили свою службу в медленном образовании человеческого ума, но
в них нет пользы для Йогина, кто знает, что какую бы правду они ни
представляли, она принадлежит скорее к внешним отношениям развивающейся
человеческой души с внешним законом вселенной, чем к какой-либо сокровенной
истине внутренних отношений человеческой души с Божественным. А как раз именно
эти внутренние отношения души и являются настоящей сферой Йоги.
Тем не менее, эта
идея движет нас дальше и подводит ближе к преддверию Йоги преданности.
Во-первых, может
появиться идея Божественного как источника, закона и цели нашего этического
существа.
От этого может
придти знание его как высочайшего "Я", к которому стремится наша
активная природа, как Воли, к которой мы должны приравнивать нашу волю, как
вечной Справедливости, Чистоты, Истины и Мудрости, в гармонии с которыми наша
природа должна расти, и к которым тянется наше существо.
Этим путём мы
приходим к Йоге работы, и в этой Йоге есть место как для личной преданности
Всевышнему, так и для божественной Воли, которая проявляется как Мастер наших
работ, и чей голос мы должны слушать, и чьему божественному импульсу мы должны
повиноваться, и чья работа — единственное дело нашей активной жизни и воли,
дело, которым стоит заниматься.
Во-вторых,
появляется идея божественного Духа, отца для всех, который распахивает крылья
доброй защиты и любви над всеми своими творениями. Из этой идеи между душой и
Божественным возникают отношения отца и ребёнка, отношения любви и, как
результат, отношения братства с нашими собратьями.
Такие отношения —
с Божественным, в чей тихий чистый свет природы нам нужно расти, с Мастером, к
кому мы приближаемся через работу и через служение, с Отцом, кто отвечает на
любовь души, подходящей к нему как дитя — принимаются как элементыЙоги преданности.
Когда мы полностью
входим в эти отношения и их более глубокий духовный смысл, мотив страха перед
Богом становится бесполезным, излишним и даже невозможным. Он имеет значение,
главным образом, в этической сфере, пока душа ещё не достаточно выросла, чтобы
следовать добру ради него самого, и нуждается во власти над собой, чьего гнева
или строгого суда она могла бы бояться, и основать на этом страхе свою верность
добродетели.
Когда мы врастаем
в духовность, этот мотив не может больше оставаться и задерживается только
медлительностью, некоторым смущением в уме и упорством старого мышления.
Более того,
этическая цель в Йоге отличается от этической цели во внешней идее добродетели.
Обычно, этика считается своего рода механизмом правильного действия, сам
поступок — это всё, и главный вопрос и забота — как совершить правильный
поступок.
Но для Йогина
действие, главным образом, важно не ради него самого, но, скорее, как средство
для роста души к Богу.
Поэтому индийские
духовные писания ставят ударение не столько на качестве совершаемого действия,
сколько на качестве души, от которой действие проистекает, на её правду,
бесстрашие, чистоту, любовь, сострадание, благожелательность, отсутствие
желания повредить, и потом уже на действие, вытекающее из всего этого.
Старая западная
идея о том, что человеческая природа внутренне плоха и что добродетели нужно
следовать вопреки нашей падшей природе, которая ей противостоит, чужда для
индийского ума, воспитанного с древних времен на идеях Йоги.
Наша природа
содержит в себе, наряду со страстным раджасическим и направленным вниз тамасическим
качеством, более чистый саттвический элемент, и именно поддержание этой её
более высокой части является делом этики. Благодаря саттве мы усиливаем
божественную природу, дайвипракрити,
которая присутствует в нас, и избавляемся от титанических и демонических
элементов.
Согласно этому
представлению, не древнееврейская праведность богобоязненного человека, но
чистота, любовь, жертвенность, правда, бесстрашие, безобидность святого и
любящего Бога человека — цель этического роста. И говоря более широко,
врастание в божественную природу — это реализация этического существа.
Лучше всего это
можно сделать через осознание Бога как высшего "Я", как руководящей и
поднимающей Воли, или как Мастера, которого мы любим и которому служим. Не
страх перед ним, а любовь к нему, стремление к свободе и вечной чистоте его
существа должны быть нашим мотивом.
Определённо, страх
входит в отношения господина и слуги, и даже в отношения отца и дитя, но только
на человеческом уровне, когда контроль, подчинение и наказание преобладают в
них, а любовь, более или менее, принуждена скрываться под маской авторитета.
Божественное же,
как и Мастер, никого не наказывает, никому не угрожает, не заставляет
подчиняться.
Именно у
человеческой души есть свобода придти к Божественному и предложить себя его
непреодолимой силе, чтобы он мог подхватить и поднять её на свои божественные
уровни, дать ей радость владения конечной природой при помощи Бесконечного и
радость служения Высочайшему, благодаря чему появляется свобода от эго и низшей
природы.
Любовь — ключ к
этому отношению, и такое служение, дасьям1),
в индийской Йоге — счастливое служение божественному Другу или страстное
служение божественному Любимому.
Господин миров,
кто в Гите требует от своего служителя, Бхакты, быть в жизни не более чем его
инструментом, ставит это требование как друг, как руководитель, как высшее
"Я", и описывает себя как Хозяина всех миров, друга всех существ, сарвалокамахешварамсухридам сарвабхутанам2).
В
действительности, оба отношения должны идти вместе, и ни одно не может быть
совершенным без другого.
Таким образом, это
не отцовство Бога, как Творца, кто требует послушания, поскольку он создатель
нашего существа, но отцовство любви, которое ведёт нас к более тесному союзу
душ в Йоге.
Любовь —
действенный ключ в обоих, а совершенная любовь несовместима с допущением мотива
страха.
Близость
человеческой души ко Божественному — это цель, а страх всегда устанавливает
барьер и дистанцию. Даже благоговение и почтительность к божественной Силе —
знак дистанции и разделения, и они исчезают в близости единения любви.
1) дасья (dasya) - служение, «служение Богу в мире,
контролирующей силой которого является Божественность внутри нас, в которой мы
являемся единым я со вселенной и ее созданиями»; подчинение, сдача, «сдача и
подчинение Тому, что вне нас, позволяющее полностью и свободно работать его
Силе»; отношение (бхава) между дживой (или
пракрити) и ишварой, которое
сравнивается с отношениями слуги или раба со своим господином: «отказ от своей
собственной воли, чтобы быть инструментом Мастера работ, и это не с меньшей
идеей быть слугой Бога, но, по крайней мере, в конце концов, с таким полным
отречением как от сознания, так и от дел для Него, что наше существо становится
единым с его существом, а безличная природа становится лишь инструментом и
ничем иным», отношение, которое «должно в конце концов привести к абсолютному
союзу личности с Божественной Волей и, по мере роста знания, вызвать
безупречный отклик инструмента на божественную Силу и Знание»; элемент Махасарасвати бхавы. Прим. из Глоссария.
2) сарвалокамахешварам сухридам сарвабхутанам (sarvalokamaheshwaramsuhridamsarvabhutanam) - Хозяин всех миров, (который —) друг всех
существ. [Гита 5.29] Прим. из словаря
Более того, страх
принадлежит низшей природе, низшему "я". И при приближении к высшему "Я"
его нужно убрать прежде, чем мы сможем войти в его присутствие.
Эти отношения божественного
отцовства и ещё более близкие отношения с Божественным, как с Матерью-Душой
вселенной, берут начало в другом раннем религиозном мотиве.
Один из типов
Бхакты, как говорится в Гите, это приверженец, который приходит к
Божественному, как к исполнителю его желаний, как дарящему ему блага, как к
удовлетворяющему потребности его внутреннего и внешнего существа. "Я
приношу моему Бхакте", — говорит Господь, — "его приобретения и
обладание добром, йогаксемамвахамьяхам."[Гита 9.22]
Жизнь человека это
жизнь желаний и потребностей, и потому желания присутствуют не только в его
физическом и витальном существовании, но и в ментальном и духовном.
Когда он начинает
осознавать более великую Силу, управляющую миром, он приближается к ней с
молитвой о выполнении его нужд, о помощи на его трудном пути, о защите и
поддержке в его борьбе.
Каковы бы ни были
незрелости в обычном религиозном подходе к Богу через молитву, а их много, и
особенно то отношение, которое воображает, что Божественное можно умилостивить,
подкупить, прельстить, добиться молчаливого согласия или снисхождения
восхвалениями и мольбами, и которое часто не заботится о том, в каком духе к
нему приближаются, всё же этот виток в направлении к Божественному —
необходимое движение нашего религиозного бытия и опирается на универсальную
истину.
Сила молитвы часто
подвергается сомнению, сама молитва полагается вещью иррациональной, излишней и
бездейственной.
Это правда, что
вселенская воля выполняет всегда свою цель и не может быть отклонена
эгоистическими жертвами и мольбами.
Это правда, что
Трансцендентное, выражающее себя во вселенском порядке, будучи всеведущим, с
его огромным знанием должно предвидеть вещь, которую следует сделать, и не
нуждается в направлении или стимулировании человеческой мыслью.
Это правда, что
желания отдельного человека не являются и не могут быть в любом мировом порядке
правильным определяющим фактором.
Но всё же этот
порядок или выполнение вселенской воли совершается не механическим Законом, а
могуществами и силами, среди которых, по крайней мере для человеческой жизни,
человеческая воля, устремление и вера не самые маловажные.
Молитва — только
особая форма, приданная этой воле, устремлению и вере. Хотя её выражения очень
часто бывают грубыми и не только по детски непосредственными, что само по себе
не может быть дефектом, но и ребяческими, инфантильными, всё же она имеет
реальную силу и значение.
Её сила и чувство
могут привести волю, стремление и веру человека в соприкосновение с
божественной Волей, как с Волей сознающего Существа, с кем мы можем войти в
осознаваемые и живые отношения.
Потому что наша
воля и стремление могут действовать или нашей собственной силой и стараниями,
что может, нет сомнения, сделать нашу волю великой и действенной и для низких,
и для высоких целей — и имеется множество дисциплин, которые выдвигают волю
вперёд, как единственную силу для использования — или она может действовать в
зависимости и в подчинении божественной или вселенской Воле.
И далее, этот
последний путь может или смотреть на эту Волю, как на отзывающуюся на наше
стремление почти механически неким видом закона энергии, во всяком случае
отзывающуюся совершенно безличностно, или он может смотреть на неё, как на
отвечающую сознательно божественному стремлению и вере человеческой души и
сознательно приносящей ей помощь, руководство, защиту и осуществление
выраженных надежд, йогаксемам вахамьяхам*).
Молитва помогает нам
подготовить такое отношение сначала на более низком плане, даже если она там
совмещается со многим, что представляет собой явный эгоизм и заблуждение. Потом
мы можем подтянуться к духовной истине, стоящей за этим. Тогда это станет не
даром того, что мы просили, а самим отношением, контактом жизни человека с
Богом, сознательным обменом.
В духовных сферах
и в поисках духовных достижений такое сознательное отношение — великая сила.
Это сила намного больше, чем наша собственная сила, полностью полагающаяся на
свою борьбу и усилие, и она приносит более полный духовный рост и опыт.
Рано или поздно, в
конце концов молитва или исчезает в том большем, для чего она нас подготовила.
И фактически форма, которую мы называем молитвой, сама по себе не существенна,
если только есть вера, воля и стремление. Или же она остаётся лишь для радости
взаимоотношений.
Также и её цели, артха*), или интерес, достижения которого
она ищет, становятся выше и выше до тех пор, пока мы не достигнем наивысшей
немотивированной преданности. Преданности, которая — преданность божественной
любви, чистой и простой, без какого-либо другого требования или страстного
желания.
*) артха(artha)
- 1. один из четырех человеческих интересов, интерес; материальные, экономические
и другие цели и потребности ума и тела. 2. объект, вещь. 3. смысл, значение
(слова). Прим. из словаря.
Отношения, которые
возникают из этого подхода к Божественному, это отношения божественного Отца и
Матери с их ребёнком, отношения с божественным Другом.
В этих отношениях
человеческая душа приходит к Божественному за помощью, защитой, за руководством,
ради достижений.
Или, если целью
является знание, она обращается к Руководителю, Учителю, Несущему свет, потому
что Божественное — это Солнце знания.
Или она приходит с
болью и страданием за облегчением, утешением и избавлением. Это может быть избавление
или от самого страдания, или от существования мира, вместилища страданий, или
ото всех его внутренних и реальных причин*).
Во этом можно
найти некоторую градацию. Поскольку отношения ребёнка с родителем всегда менее
близкие, менее сильные, страстные и интимные, к ним меньше всего прибегают в
этой Йоге, в Йоге, которая ищет самого тесного единства.
Отношения с
божественным Другом более нежные и сокровенные. Они допускают равенство или
близость даже в неравенстве и в начале взаимной отдачи.
Когда они
становятся очень близкими, когда любая идея кого-то другого, дающего и
берущего, исчезает, когда в этих отношениях исчезают любые причины, за
исключением одной единственной, но вполне достаточной — мотива любви, они
становятся свободными и счастливыми отношениями друзей по играм, в Лилу
существования.
Но ещё более
тесные и близкие отношения у Матери и её ребёнка. И поэтому они играют очень
большую роль везде, где религиозный порыв, самый пламенный и горячий,
вспыхивает в сердце человека. Во всех своих желаниях и беспокойствах душа идет
к Матери-Душе, и Божественная Мать хочет, чтобы так и было, чтобы она могла
излить на неё своё сердце любви.
Душа обращается к
ней и благодаря самосуществующей природе этой любви, и также потому, что это
направляет нас к дому, куда мы возвращаемся из наших странствий в мире, к той
материнской груди, где мы обретаем свой покой.
*) Есть три или четыре вида преданных,
которые различаются в Гите — артха, артха
ртхи, джиджнасу — человек с бедой, искатель
личной цели и искатель знания о Боге. Прим. Шри Ауробиндо.
Но самые высокие и
великие отношения те, которые начинаются не от обычных религиозных мотивов, но
скорее являются самой сутью Йоги, и возникают из самой природы любви. Это —
страстное чувство Любящего и Любимого.
Где бы ни
возникало желание души к её полному союзу с Богом, эта форма божественного стремления
прокладывает себе дорогу даже в тех религиях, которые, кажется, обходятся без
этого и не дают этому чувству места в своих обычных системах.
В этих отношениях
просят одного — любви, боятся одного — потерять любовь, страдают только от
одного — мучения отделения от любви. И всё другое или не существует для
любящего, или приходят только как случайности и последствия, а не как цели или
условия любви.
В самом деле,
любовь по своей природе является самосуществующей, потому что она возникает от
тайного единства в существе, от ощущения этого единства, или от желания
единства в сердце между душами, которые ещё способны воспринимать самих себя
отличными друг от друга и разделёнными.
Поэтому, все
другие отношения тоже могут придти к самосуществующей немотивированной радости
бытия только ради одной любви.
Но всё же они
начинаются от других мотивов, и какое-то время они довольны своей игрой в этих
других мотивах. Здесь же и начало — любовь, и конец — любовь, и вся цель —
любовь. Есть, правда, желание обладания, но даже и его преодолевают в полноте
самосуществующей любви. И окончательное требование Бхакты просто в том, чтобы
его Бхакти никогда не исчезала и не уменьшалась.
Бхакта не просит
небеса об освобождении от рождений, или о чём либо другом, но только чтобы его
любовь могла быть вечной и абсолютной.
Любовь — это
страсть, и она ищет двух вещей, вечности и интенсивности. И в отношениях
Любящего и Любимого поиск вечности и интенсивности это что-то инстинктивное и
рождающееся само собой.
Любовь — это поиск
взаимного обладания, и здесь требование взаимного обладания становится
абсолютным. Выходя за пределы желания обладания, которое подразумевает
различие, она ищет единства. И именно здесь идея единства, двух душ,
сливающихся друг с другом и становящихся одной душой, находит высшую точку
своего страстного стремления и полноту своего удовлетворения.
Любовь — это и
стремление к красоте, и именно здесь это стремление навсегда удовлетворяется
когда видишь и прикасаешься к радости Всепрекрасного.
Любовь — ребёнок и
искатель Восторга. И именно здесь она находит самый высокий возможный экстаз,
как для сознания сердца, так и для каждой фибры существа.
Более того, это то
отношение, которое, подобно отношению между людьми, требует наибольшего, и даже
достигая очень большой интенсивности, всё же ему мало. Потому что только в
Божественном оно может найти свое настоящее и полное удовлетворение.
Поэтому, именно
здесь больше всего поворот человеческих эмоций к Богу находит свой самый полный
смысл и открывает всю истину, в которой любовь — это символ человека, все её
самые существенные инстинкты обожествлены, подняты, удовлетворены в блаженстве,
от которого была рождена наша жизнь, и к которому через единство она
возвращается в Ананде божественного существования, где любовь абсолютна, вечна
и ничем не омрачена.
Бхакти сама по
себе так же широка, как сердечное стремление души к Божественному. И настолько
проста и прямолинейна, как любовь и желание, направленные прямо к своему
объекту.
Поэтому её нельзя
свести к какому-либо систематическому методу. Она не может основываться на
психологической науке, как Раджа-Йога, или на психо-физической науке, как
Хатха-Йога, или же исходить из какого-либо определённого интеллектуального
процесса, как обычный метод Джняна-Йоги.
Она может
использовать самые разные средства или опоры. И человек, у которого есть
склонность к порядку, процессу и системе, может попытаться систематизировать
своё использование этих дополнительных помощников.
Но чтобы свести в
единое целое их вариации, пришлось бы пересмотреть почти все бесчисленные
религии с точки зрения их внутреннего подхода к Божеству.
В действительности
же, однако, более сокровенная Йога Бхакти сводится просто к следующим четырём
движениям: к желанию Души, когда она поворачивается к Богу и напряжённости её
эмоций по отношению к Богу, к боли любви и божественному возвращению любви, к
восторгу любви, которая обладает и игре этого восторга, и к вечному наслаждению
божественного Любящего, которое — сердце небесного блаженства.
Эти движения
одновременно и очень просты и очень глубоки, для систематизации или анализа. В
лучшем случае можно сказать, что есть эти четыре последовательных элемента,
шага, или, если их можно так назвать, сиддхи. И это, в основном, те способы
которыми пользуется Йога Бхакти, некоторые стороны и переживания садханы
преданности.
Нам достаточно в
общих чертах проследить ту основную линию, которой эти движения придерживаются,
прежде чем мы рассмотрим как путь преданности входит в синтетическую и
интегральную Йогу. И какое место он занимает и как его принцип влияет на другие
принципы божественной жизни.
Всякая Йога это
поворот ума человека и человеческой души, ещё не реализовавшей божественное, но
чувствующей в себе божественный импульс и влечение к тому, в чём она находит
своё более великое бытие.
Эмоционально,
первая форма в которой происходит такой поворот — это обожание.
В обычной религии
такое обожание принимает форму внешнего поклонения. А это опять-таки принимает
самую внешнюю форму церемониального поклонения. В обычной религии это
необходимо, потому что масса людей живёт своим физическим умом и не может
ничего осознать, кроме как силой физического символа и не может чувствовать,
что живёт чем-либо, кроме силы физического действия.
Мы можем здесь
применить тантрическую градацию садханы, которая
обозначает путь пашу, стада, животного или физического
существа, как самую низшую стадию своей дисциплины. Она говорит, что
исключительно или преимущественно церемониальное обожание — это первый шаг на
этой стадии.
Очевидно, что даже
настоящая религия — а Йога это нечто большее, чем религия — начинается лишь
тогда, когда это вполне внешнее поклонение соответствует чему-то реальному,
ощущаемому в уме, некоторому подлинному подчинению, благоговению или духовному
устремлению. И тогда это внешнее поклонение становится поддержкой, внешним
выражением и своего рода периодическим или постоянным напоминанием, помогающим
уводить ум прочь от забот обычной жизни.
Но до тех пор,
пока это будет только идея о Божестве, которому мы оказываем почтение или
относимся с благоговением, мы ещё не подошли к началу Йоги. Цель Йоги — союз,
её началом всегда должен быть поиск Божественного, сильное стремлением к какому-либо
касанию, близости или обладанию.
Когда такое
приходит к нам, то благоговение всегда становится преимущественно внутренним
поклонением. Мы начинаем превращать себя в храм Божественного. Наши мысли и
чувства становятся постоянной молитвой устремления и поиска. Вся наша жизнь —
внешним служением и почитанием.
Именно по мере
того, как такое изменение, такая склонность души возрастает, эта религия
преданного становится Йогой, возрастающим контактом и союзом.
Из этого не
следуют, что внешнее поклонение обязательно должно прекратиться. Но оно всё
больше будет лишь физическим выражением или излиянием внутренней преданности и
восхищения, волной души, изливающейся в словах и символическом действии.
Благоговение,
прежде, чем оно превратится в элемент более глубокой Йоги преданности, в
лепесток цветка любви, в его почтение и поднятие самого себя к своему солнцу,
должно принести с собой, если оно достаточно глубоко, усиливающееся
сосредоточение существа на Божественном, которое оно обожает.
И одним из
элементов такого сосредоточения должно стать само-очищение — чтобы человек мог
стать готовым к контакту с Божественным, или чтобы Божественное могло войти в
храм нашего внутреннего существа, или чтобы Божественное могло раскрыть себя в
храме сердца.
Такое очищение
может быть этическим по своему характеру, но оно должно быть не просто поиском
моралиста правильного и безупречного действия, или даже, если когда-нибудь мы
достигнем стадии Йоги, подчинением закону Бога как это проявлено в формальной
религии. Нет, оно должно стать отбрасыванием, катарсисом всего, что где
бы то ни было конфликтует с идеей Божественного в себе или Божественным в нас.
В первом случае
оно становится привычкой чувствовать Божественное и подражать во внешнем
действии Божественному. Во втором случае — врастанием в его подобие в нашей
природе.
Чем внутреннее
благоговение является для церемониального поклонения, тем это врастание в
подобие божественного является для внешней этической жизни.
Кульминация этого
— своего рода освобождение через похожесть на Божественное*),
освобождение от нашей низшей природы и преобразование в божественную природу.
Посвящение в своей
самой полной форме — это отдать всё наше существо Божественному. Поэтому
посвящение — это также и отдать все наши мысли и наши дела.
Здесь Йога
Божественной Любви вбирает в себя существенные элементы Йоги работы и Йоги
знания, но в своей манере и со своим особенным духом.
Это жертва жизни и
работы Божественному, но жертва любви это больше чем поворот воли к
божественной Воли. Бхакта предлагает свою жизнь в всё, чем он является и всё,
что у него есть и всё, что он делает — Божественному.
Такая сдача может
принять аскетическую форму, когда он оставляет обычную жизнь человека и
посвящает свои дни исключительно молитве, восхвалению и поклонению, или
экстатической медитации. Когда он отказывается от своего личного имущества и
становится монахом или нищим, у которого единственное что есть — это
Божественное. Когда он отказывается от всех дел в жизни, кроме тех, которые
помогают или принадлежать общению с Божественным и общению с другими
преданными. Или же, самое большое, продолжает из своей надёжной крепости
аскетической жизни делать дела, направленные на служение людям, особенно те,
которые кажутся вытекающими из божественной природы любви, сострадания и добра.
Но возможно и
более широкое само-посвящение, характерное для любой Интегральной Йоги,
которое, принимая полноту жизни и мир во всей его цельности как игру
Божественного, предлагает всё существо его власти. Это владение всем, что есть
у человека как принадлежащее только ему. И выполнение всех работ как служение
ему.
Через это он приходит
к полному активному сосредоточению и внутренней и внешней жизни, к неискажённой
самоотдаче.
В самом начале это
попытка зафиксировать ум на объекте восхищения. Потому что обычно беспокойный
человеческий ум занят другими предметами. И даже когда он направлен вверх, он
постоянно отвлекается на то, что в мире. Поэтому в конце концов ум привычно
думает о Божественном, а всё остальное только вторично и мыслится только по
отношению к Божественному.
Часто это делается
с помощью физического образа, или, что более близко или характерно, с помощью
Мантры или божественного имени, через которое ум представляет себе божественное
существо.
Те, кто это
систематизирует, предполагают, что может быть три этапа поиска через
преданность ума.
Во-первых, это
постоянно слушать божественное имя, о его качествах, и обо всём, что с ним
связано.
Во-вторых,
постоянно думать о нём или о божественном существе или личности.
И в-третьих,
сосредоточение и фиксирование ума на объекте. И через это приходит полное
осознание.
И благодаря этому,
также, наступает, когда сопровождающее чувство или сосредоточение очень
сильные, Самадхи — экстатический транс, в котором сознание уходит прочь от
внешних объектов.
Но всё это, на
самом деле, случайно. Единственно, что существенно — это интенсивная
нацеленность мысли в уме на объект обожания. Хотя это кажется похоже на
созерцание на пути знания, оно отличается от него по своему духу.
По своей природе
это не неподвижное, а экстатическое созерцание. Оно стремится не перейти внутрь
существование Божественного, а принести Божественное внутрь себя и потерять
себя в глубоком экстазе его присутствия или его обладания. И его блаженство —
не в покое единства, а в экстазе единства.
И здесь тоже может
быть разделяющее самопосвящение, которое заканчивается отказом от всех других
мыслей о жизни ради обладания этим экстазом, вечным на планах за пределами
нашей жизни. Или же оно заканчивается тотальным посвящением, в котором все
мысли наполнены Божественным и даже если мысли заняты жизнью, то каждая мысль
помнит его.
Как и в других
Йогах, так и в этой, человек приходит к тому, чтобы видеть Божественное везде и
во всём. И изливать такое осознавание Божественного во все свои внутренние дела
и внешние действия.
Но при этом всё
поддерживается первичной силой эмоционального единства. Потому что именно
благодаря любви происходит такое внутреннее самопосвящение и внутреннее
обладание, а мысли и действие становятся формами и образами божественной любви,
которая завладела духом и элементами сознания.
Это обычное движение,
через которое то, что поначалу может быть смутным преклонением перед некой
идеей Божественного, принимает свою окраску и характер. И затем, если человек
однажды вступил на путь Йоги, оно становится внутренней реальностью и
интенсивным переживанием божественной любви.
Но бывает ещё
более сокровенная Йога, которая с самого начала уже — эта любовь, и которая
достигается только интенсивностью своего стремления, без какого либо процесса
или метода.
Всё остальное
приходит, но уже приходит из этой любви, как листок и цветок из семечка. И всё
остальное — не способы развития или осуществления любви, а уже растущие в душе
лучи любви.
Это путь души,
когда она, занятая, может быть, обычной человеческой жизнью, вдруг слышит
флейту Божества за ближайшей завесой тайного леса и больше уже не владеет
собой, не может получить ни удовлетворения, ни отдыха, пока она не догонит и не
схватит и не овладеет этим божественным флейтистом.
В этом, по сути, и
заключается сила самой любви в сердце и душе — способность повернуться от
земных вещей к духовному источнику всей красоты и восторга.
В этом поиске
живут все чувства и страсти, все настроения и переживания любви,
сосредоточенные на высшем объекте желания и стократно усиленные далеко за
границы возможной силы человеческой любви.
В нём и
беспокойство всей жизни, и озарение неуловимым видением, и неудовлетворённое
стремление к одной цели человеческого желания, и сильная нетерпимость ко всему,
что отвлекает от единственной заботы, и сильная боль от препятствий, что стоят
на пути к обладанию и совершенное видение всей красоты и восторга в одной
форме.
И в нём — все
многочисленные настроения любви, радость размышления и погружения, восторг
встречи, исполнения и объятия, боль от разделённости, гнев любви, слёзы
сильного желания, возрастающий восторг воссоединения.
Сердце — сцена
этой высшей идиллии внутреннего сознания, но это сердце — которое испытывает
всё более и более сильное духовное изменение и становится сияющим
разворачивающимся лотосом духа.
И как
интенсивность его поиска выше самой высокой силы нормальных человеческих
эмоций, так же и восторг и окончательный экстаз за пределами воображения и
того, что можно описать словами. Потому что это наслаждение Божества,
превосходящее человеческое понимание.
Индийская Бхакти
дала этой божественной любви мощные формы, поэтические символы, которые на
самом деле не столько символы, сколько сокровенные выражения истины, которая не
может найти другого выражения.
Она пользуется
человеческими отношениями и видит божественную личность не просто как некую
фигуру, потому что есть божественные отношения высшего Восторга и Красоты с человеческой
душой. Эти отношения несовершенны, но всё же реальным типом для них являются
человеческие отношения. Поскольку этот Восторг и Красота — не абстракции или
качества совершенно неосязаемой метафизической сущности, а само тело и форма
высшего Существа.
Это живая Душа, к
которой стремится душа Бхакты. Потому что источник всей жизни — это не идея, и
не концепция, и не состояние существования, а реальное Существо.
Поэтому, когда
появляется обладание божественным Любимым, вся жизнь души становится удовлетворённой
и все отношения через которые она ищет и выражает себя полностью реализованы.
Поэтому через любое из отношений можно найти Любимого. Хотя те отношения, что
допускают самую большую силу — это всегда те, при помощи которых его можно ярче
всего преследовать и получать самый глубокий экстаз при обладании.
Его ищут внутри, в
сердце, и поэтому в стороне от всего, через собранное внутри сосредоточение
существа на самой душе. Но в то же время, его можно увидеть и любить везде, где
он проявляет своё существование.
Вся красота и
радость существования видится как его радость и его красота. Его обнимает дух
во всех существах. Экстаз наслаждения любовью изливается во всеобщей любви. Все
существования становятся свечением его восторга и даже в самых внешних проявлениях
они превращаются во что-то иное, чем их внешнее проявление.
Сам мир
переживается как игра божественного Восторга, как Лила, как то, в чём мир
теряет себя в небесах блаженства вечного единства.
В синтетической
Йоге сразу возникает один вопрос, который должен не только включать в себя, но
и объединять знание и преданность — трудный и запутанный вопрос о божественной
Личности.
Вся тенденция
современной мысли направлена на принижение личности. Современная мысль видит за
сложными фактами существования лишь великую безличную силу, неясное
становление. И это становление тоже вырабатывается через безличные силы и
безличные законы, тогда как личность выступает только как зависимое,
подчинённое, частичное, временное явление перед лицом этого безличного
движения.
Признаётся
правильной даже такая Сила сознания, что кажется должна быть безличной,
неопределённой, лишена по сути всего, кроме абстрактных качеств или энергий.
Потому что всё остальное — только результат, нечто незначительное.
Мысль древней
Индии, начав с совершенно другого конца шкалы, пришла, по большинству своих
направлений к тому же самому обобщению. Она воспринимает безличное
существование как изначальную и вечную истину. Личность это всего лишь иллюзия,
или в лучшем случае — феномен ума.
С другой стороны,
путь преданности невозможен, если личность Божественного не может быть принята
за реальность, за настоящую реальность, а не ипостась иллюзии. Не может быть
любви без любящего и любимого.
Если наша личность
это иллюзия и та Личность, к которой поднимается наше обожание это только
первичный аспект такой иллюзии, и если мы верим в это, то любовь и обожание
будут сразу уничтожены. Или же они могут выжить в алогичной страсти сердца,
отрицающей своим сильным биением жизни ясные и сухие истины разума.
Любить и обожать
некую тень наших умов или яркое космическое явление, которое исчезает из ока
Истины, может быть и можно, но путь спасения нельзя построить на фундаменте волевого
самообмана.
На самом деле
Бхакта не позволяет таким сомнениям интеллекта встать на его пути. У него есть
догадки его сердца и этого для него достаточно.
Однако, Садхака
интегральной Йоги должен знать вечную и предельную Истину, а не упорствовать до
конца в своём восторге от некоего Призрака. Если безличное это единственная
непреходящая истина, то тогда прочный синтез невозможен.
В лучшем случае,
он может принять божественную личность в качестве символа, могучей и
действенной фикции, но в конце концов он должен превзойти её и отказаться от
преданности ради единственной погони за высшим знанием. Ему нужно очистить
существо от всех своих символов, ценностей, содержания, чтобы прийти к не
имеющей признаков Реальности.
Однако, мы уже
говорили, что личность и безличное, как наши умы понимают их, это только разные
стороны божественного и обе этих аспекта содержаться в его существовании. Это
одна вещь, которую мы видим с двух противоположных сторон и в которую входим
через двое разных врат.
Нам нужно
рассмотреть это яснее, чтобы избавиться от любых сомнений, которыми интеллект
может попытаться сокрушить нас, пока мы следуем импульсу преданности и интуиции
любви, или преследовать нашу радость божественного союза.
Эти сомнения
действительно, уходят прочь от такой радости, но если мы слишком отягощены
философским умом, сомнения могут преследовать нас почти до самого порога.
Поэтому было бы неплохо
избавиться от них как можно раньше, поняв пределы интеллекта, рационального
философского ума, в его своеобразном подходе к истине. И обнаружить пределы
даже в духовном опыте, который исходит их подхода через интеллект, чтобы
увидеть, что это не обязательно должна быть вся целостность самого высокого и
самого широкого духовного опыта.
Духовная интуиция
всегда более озарённый руководитель, чем различающий разум. И духовная интуиция
обращается к нам не только через разум, но и через всё остальное наше существо,
а так же через сердце и жизнь. Таким образом, интегральным знанием будет то,
что принимает во внимание всё, и объединяет их различные истины.
Сам интеллект
будет гораздо глубже удовлетворён, если он не ограничится собственными данными,
а примет так же истину сердца и жизни, и придаст им абсолютную духовную
ценность.
Природа
философского интеллекта состоит в том, чтобы перемещаться среди идей и
придавать им своего рода абстрактную реальность отдельно от всех их конкретных
представлений, влияющих на нашу жизнь и личное сознание.
Философский
интеллект склонен свести такие представления к их простейшим и наиболее общим
понятиям и очистить их, если можно, до некоторой конечной абстракции.
Чисто
интеллектуальное направление уходит прочь от жизни. В суждении о вещах, оно
старается отойти от их воздействия на нашу личность и прийти к некой общей и
безличной истине, которая может стоять за ними. Оно склонно рассматривать эту
разновидность истины как единственную настоящую истину существования, или, по
крайней мере, одну из самых важные и постоянных сил реальности.
Следовательно, по
своей природе, оно вынуждено заканчиваться в своих крайностях достигнув
абсолютной безличности и абсолютной абстракции.
Это то, где
закончились древние философии. Они всё свели к трём абстракциям —
существованию, сознанию и блаженству бытия. И стремились отбросить две
абстракции из трёх, которые казались им зависимыми от первой и самой
абстрактной, и отбросить все назад в чистое существование, не имеющее качеств,
из которого выходило все остальное, все представления, все смыслы, за
исключением единственного, бесконечного и находящегося вне времени, факта
существования.
Но интеллекту ещё
предстояло сделать ещё один возможный шаг, и он его сделал в буддийской
философию. Он обнаружил, что даже этот окончательный факт существования —
только представления. Он абстрагировал и это и пришёл к бесконечному нулю,
который может быть или ничем, или невыразимой вечностью.
У сердца и жизни,
как мы знаем, совершенно противоположный закон. Они не могут жить абстракциями.
Они могут найти своё удовлетворение только в том, что конкретно, или что можно
сделать ощутимым.
На любом из
уровней — физическом, ментальном, духовном, их объект это не что-то, что они
ищут через различение и приходят к нему через интеллектуальное обобщение. Живое
становление этим объектом или осознанное обладание и радость от этого объекта —
вот что они ищут.
Они откликаются не
на удовлетворение абстрактного ума или безличного существования, а на радость и
активность существа, на сознательную Личность в нас, конечную или бесконечную,
для которого наслаждения и силы его существования являются реальностью.
Поэтому, когда
сердце и жизнь поворачиваются к Высочайшему и Бесконечному, они приходят не к
абстрактному существованию, или не-существованию, к Сат, или же к Нирване, но к
существующему сейчас, к Сат Пуруше.
Они приходят не
просто к сознанию, но к осознающему Существу, к Чайтанья Пуруше.
Они приходят не
просто к чисто безличному восторгу "Есть", а к бесконечному "Я
Есть" блаженства, к Анандамайя Пуруше.
Кроме того, они не
могут погрузиться и потерять своё сознание и блаженство в бесформенном
существовании, но должны настаивать на всех трёх Пурушах в одном. Потому
восторг существования это их высшая сила. и без сознания невозможно овладеть
восторгом.
Таков смысл
высшего образа самой сильной индийской религии любви — Шри Кришна,
Все-блаженный и Все-прекрасный.
Интеллект тоже
может идти в этом направлении, но тогда он перестаёт быть чистым интеллектом.
Он призывает на помощь силу своего воображения, он становится создателем
образов, творцом символов и смыслов, духовным художником и поэтом.
Поэтому самая
строгая интеллектуальная философия признаёт Сагуну, божественную Личность,
только как высокий космический символ.
Соперничающая
философия утверждает что Сагуна выше всего остального. То, что безлично, может
сказать она, это всего лишь материал, ткань его духовной природы, из которой он
проявляет силу своего существа, сознание и блаженство, всё, что его выражает.
Безличное это
видимый отрицательный полюс, из которого он выпускает временные вариации своего
вечного позитивного полюса личности.
Очевидно, что
здесь присутствуют два инстинкта. Или же, если мы не уверены, что данное слово
применительно к интеллекту, две врождённые силы нашего существа, каждая из
которых, в своей манере, имеет дело с одной и той же Реальностью.
Как за идеями
интеллекта, его умением различать, так и за стремлениями сердца и жизни, и их
приближениями, находятся реальности, для которых они — средства для достижения
этих реальностей.
И те, и другие
оправданы духовным опытом. И те и другие приходят к божественному абсолюту
того, что они ищут.
Но тем не менее,
каждый из них имеет тенденцию, если ему слишком уж потворствуют, сдерживаться
ограничениями своего внутренне присущего качества и характерных для него
средств.
Мы видим, что в
нашей земной жизни, там, где человек шёл исключительно за сердцем и жизнью, не
удавалось прийти к какому-либо светлому результату. А исключительная
интеллектуальность становится или далёкой, абстрактной и не способной ни на
что, или же становится бесплодной критикой, или же сухой механистичностью.
Привести их в
достаточную гармонию или же просто примирить между собой — одна из великих
проблем нашей психологии и наших поступков.
Примиряющая сила
лежит за их пределами, в интуиции.
Однако, есть
интуиция, которая служит интеллекту, и есть интуиция, которая служит сердцу и
жизни. И если мы будем следовать только какой-то одной из них, мы не
продвинемся ощутимо дальше, чем раньше. Мы только сделаем для себя более
сокровенным и реальным, но всё же отделённым, то, к чему стремятся другие,
менее видящие силы.
Но тот факт, что
интуиция может беспристрастно отдавать себя всем частям нашего существа, — а
даже у тела есть своя интуиция, — говорит, что интуиция не исключающий, а
интегральный искатель истины.
Нам нужно
подвергнуть сомнению интуицию всего нашего существа, не только отдельно, в
каждой части, и не в сумме их находок, а выйти за пределы всех этих низших
инструментов, за пределы даже их первых духовных соответствий.
Нам нужно
подняться в родной дом интуиции, туда, где родной дом бесконечной и
беспредельной Истины, ритасья све даме*), где всё существование обнаруживает своё единство.
Вот, что имели в
виду древние Веды, когда восклицали, "Есть надёжная истина, скрытая за
истиной (вечная истина, скрытая этой другой истиной, из которой мы получаем
низшие формы интуиции). Там десять сотен лучей света, стоящих вместе. Это
Единый." "Ритена ритам апихитам дхрувам … даша шата саха
тастхус, тад экам." (Риг Веда, V, 62.1.)
Духовная интуиция
всегда опирается на реальность. Это светлый предвестник духовной реализации,
или же её озаряющий свет. Она видит то, над чем трудятся другие силы нашего
существа.
Она постигает
достоверную истину абстрактных представлений интеллекта и феноменальных
представлений сердца и жизни. Она постигает истину, которая, сама по себе, не
является ни отдалённо абстрактной, ни внешне конкретной, но чем-то иным, для
чего эти две интуиции лишь две стороны её психологического проявления для нас.
То, что видит
интуиция нашего интегрального существа, когда его члены больше не спорят между
собой, а озарены с более высоких планов, это то, к чему всё наше существо
стремится как к единой реальности.
Безличное — это
истина. Личное — тоже истина. Это одна и та же истина, видимая с двух сторон
нашей психологической деятельности. Ни одна из этих истин сама по себе не даёт
полного описания Реальности. Но всё же, через любую из них, мы можем прийти к
ней.
Если посмотреть с
одной стороны, то может показаться, что действует безличная Мысль и создаёт
фикцию мыслителя для удобства своего действия. Что действует безличная Сила,
создающая фикцию делателя. Что есть безличное существование, которое в своём
действии использует фикцию персонального существа, обладающего сознательной
личностью и личным восторгом.
Если посмотреть с
другой стороны, то есть мыслитель, который выражает себя в мыслях, которые без
него не могли бы существовать. И наше общее понятие мысли символически
обозначает просто силу природы мыслителя.
Ишвара выражает
себя через волю, энергию и силу. Существующее расширяет себя во всех формах,
целостных и частичных, прямых, обратных, и извращающих своё существование,
сознание и блаженство. И наше абстрактное общее понятие для этого — только
интеллектуальное представление о тройной силе его природы существования.
И кажется, что вся
безличность, в свою очередь, становится фикцией и существование в каждом своём
мгновении и в каждой своей частичке ничто иное, как жизнь, сознание, энергия,
восторг единой и при этом бесчисленной Личности, бесконечного Божества,
само-осознающего и самораскрывающегося Пуруши.
Оба взгляда верны,
за исключением того, что идея фикции, которая заимствована из наших
интеллектуальных процессов, должна быть изгнана и каждый из взглядов должен
получить соответствующее обоснование.
В этом свете
интегральному искателю нужно увидеть, что он может достичь одной и той же
Реальности по обоим направлениям, либо последовательно, либо одновременно, как
если бы два связанных друг с другом колеса катились бы по параллельным линиями,
но таким параллельным линиям, которые вопреки интеллектуальной логике, но
подчиняясь своей внутренней истине бы встречались в бесконечности.
Нам нужно смотреть
на божественную Личность со следующей точки зрения. Когда мы говорим о
личности, мы подразумеваем под этим, во-первых, что-то ограниченное, внешнее и
отделённое. И наша идея личного Бога приобретает такой же несовершенный
характер.
Наша личность для
нас это, во-первых, отдельное существо, ограниченные ум, тело, характер,
который мы воспринимаем как нашу личность, и всё это постоянная величина. Потому
что, хотя в реальности она всё время меняется, всё же есть некий достаточный
элемент стабильности, чтобы дать своего рода практическое оправдание этому
понятию постоянства.
Мы воспринимаем
Бога как такую же личность, только без тела, как отдельную личность,
отличающуюся от всех других, с умом и характером, ограниченным определёнными
качествами.
Поначалу, в наших
примитивном понимании, это божество — нечто весьма непостоянное, причудливое и
капризное, некая увеличенный вариант нашего человеческого характера.
Но потом мы
воспринимаем божественную природу личности как вполне себе постоянную величину
и мы наделяем её только теми качествами, которые мы считаем божественными и
идеальными, а все другие — отбрасываем.
Такое ограничение
заставляет нас объяснять все остальные качества, приписывая их Дьяволу, или
наделяя человека некой первоначальной творческой способностью ко всему, что мы
считаем злом.
Или же, когда мы
понимаем, что всё совсем не так, мы воздвигаем некую силу, которую называем
Природой, и приписываем ей все эти низшие качества и массу действий,которые мы не хотим возлагать на
Божественное.
На более высоком
уровне приписывание ума и характера Богу становится менее антропоморфным и мы
рассматриваем его как бесконечный Дух, но всё же как отдельную личность, как
дух с определённым набором конкретных божественных качеств в качестве его
атрибутов.
Так воспринимаются идеи божественной
Личности, личного Бога, которые так сильно различаются в разных религиях.
Всё это может
показаться поначалу изначальным антропоморфизмом, заканчивающимся
интеллектуальным представлением о Божестве, которое очень сильно расходится с
действительностью мира, как мы его видим.
Поэтому не
удивительно, что философский и скептичный ум должен был без особого труда
разрушить всё это интеллектуально, будь это в направлении отрицания личного
Бога и утверждении безличной Силы или Становления, или же в направлении
безличного Существования, или же невыразимого отрицания существования со всем
остальным как всего лишь символами Майи или феноменальными истинами
сознания-Времени. Но это только олицетворения монотеизма.
Политеистические
религии, возможно менее восторженные, но более широкие и более восприимчивые в
их отклике на космическую жизнь, чувствовали, что всё в космосе имеет
божественное происхождение.
Поэтому они
представляли существование многих божественных личностей с неясным ощущением
неопределимого Божественного за ними, чьи отношения с личностными богами были
не очень ясны.
И в своих более
экзотерических формах эти боги были грубо антропоморфны. Но там, где внутренний
смысл духовных вещей становился яснее, различные божества становились
проявлением личностей единого Божественного — такова декларируемая точка зрения
древних Вед.
Такое Божественное
могло быть верховным Существом, которое проявляет себя в различных божественных
личностях или как безличное существование, которое встречается человеческому
уму в этих формах.
Или же обе точки
зрения могли бы поддерживаться одновременно, без каких-либо интеллектуальных
попыток примирить их, поскольку обе представлялись истинными для духовного
опыта.
Если мы с этими
понятиями о божественной Личности попробуем разобраться с помощью различающей
способности интеллекта, мы будем склонны сводить их, согласно нашим
склонностям, к вымыслам воображения или к психологическим символам. Во всяком
случае, это будет ответ нашей чувствующей личности на что-то, что вообще этим
не является, на что — чисто безлично.
Мы можем сказать,
что Это, в реальности, совершенно противоположно нашей человечности и нашей
личности, и поэтому, для того, чтобы вступить с Этим в отношения, мы вынуждены
создавать эти человеческие вымыслы и эти личностные символы так, чтобы сделать
Это ближе к нам.
Но мы должны
судить по духовному опыту, и в целостном духовном переживании мы обнаружим, что
все эти вещи не вымысли и не символы, а истины божественного существования в их
сути, какими бы несовершенными не были наши представления о них.
Даже наша первая
идея о нашей собственной личности — не совсем абсолютная ошибка, а только
неполный и поверхностный взгляд, сопровождаемый множеством ментальных ошибок.
Большее познание себя показывает нам, что мы не являемся в своей основе
отдельной композицией формы, сил, свойств, качеств с осознающим "я",
которое отождествляет себя с ними, то чем поначалу мы кажемся для самих себя.
Это только
временный факт, хотя всё же и факт, нашего частичного существования на
поверхности нашего активного сознания.
Мы обнаруживаем
внутри бесконечное существование с потенциалом всех качеств, с бесконечным
качеством, анантагуна, которое можно комбинировать
любым количеством возможных способов, и каждое сочетание — это раскрытие нашего
существа.
Потому что вся эта
личность — это само-проявление Личности, или другими словами, существа, которое
осознаёт свои проявления.
Но мы видим также,
что это существо, судя по всему, не состоит даже из бесконечного качества, а
имеет состояние своей сложной реальности, в которой кажется, что оно отошло
назад от этой реальности и стало неопределимым сознательным существованием, анирдесьям.
Кажется даже, что
сознание оттягивается назад и оставляет просто вневременное чистое
существование. И снова, даже это чистое "я" нашего существа кажется
на определённой высоте отрицающим свою собственную реальность, или же, что оно
проекция из не обладающего "я", не имеющего основы Непознаваемого,
которое мы можем воспринимать или как безымянное нечто, или как Ничто.
Если мы
сосредоточимся исключительно на этом и забудем о всём, что оно втянуло в себя,
то мы говорим о чистой безличности или о пустом Ничто как о высшей истине.
Но более
интегральное видение показывает нам, что именно Личность и индивидуальность и
всё, что оно смогла проявить это то, что таким образом бросает себя вверх в
свой собственный невыразимый абсолют.
И если мы поднимем
наше сердце, так же как и наш рассуждающий ум к Высочайшему, то мы обнаружим,
что мы можем достичь его через абсолютную Личность точно так же, как и через
абсолютную безличность.
Но всё это
самопознание — лишь прообраз внутри нас соответствующей истины Божественного в
его всеобщности. И там мы снова встречаем его в различных формах божественной
индивидуальности.
Мы встречаем его в
формулировках качества, которое по-разному выражает его для нас в его природе:
в бесконечном качестве, Анантагуна, в божественной Личности, которая выражает
себя через бесконечное качество. Мы встречаем его в абсолютной безличности, в
абсолютном существовании или в абсолютном не-существовании, которое всё же
всегда является невыразимым Абсолютом этой божественной Личности, этого
сознательного Существа, которое проявляет себя через нас и через вселенную.
Даже на
космическом плане мы постоянно приближаемся к Божественному с той или другой
стороны.
Мы можем думать,
чувствовать и говорить, что Бог это Истина, Справедливость, Праведность, Сила,
Любовь, Восторг, Красота. Мы можем видеть его как всеобщую силу или как
всеобщее сознание.
Но это только
абстрактный способ переживания.
Как мы сами — не
просто некоторый набор качеств или способностей, или психологическая величина,
но существо, личность, которая выражает свою природу, так и Божественное —
Личность, сознательное Существо, которое таким способом выражает свою природу
для нас.
И мы можем
восхищаться им через самые разные формы его природы. Мы можем восхищаться Богом
праведности, Богом любви и милосердия, Богом покоя и чистоты. Но очевидно, что
есть и другие вещи в божественной природе, которое мы вынесли за пределы формы
личности, в которой мы ему поклоняемся.
Смелость
непоколебимого духовного видения и опыта может встретить его также и в более
суровых или ужасающих формах.
Но ни одна из этих
форм не является всей Божественностью. И всё же эти формы его личности —
реальные истины его самого, в которых он встречает нас и, кажется,
взаимодействует с нами, словно остальное было оставлено позади.
Он и в каждой из
этих форм по отдельности, и все формы вместе,
Он — Вишну,
Кришна, Кали. Он проявляет себя для нас, в человечестве, как личность Христа,
или как личность Будды. Когда мы смотрим дальше нашего первого исключающее
сосредоточенного видения, мы видим за Вишну всю личность Шивы, а за Шивой — всю
личность Вишну.
Он — Ананта-гуна,
бесконечное качество и бесконечная божественная Индивидуальность, которая
проявляет себя через это. И снова, кажется что он уходит в чистую духовную
безличность или за пределы всяких идей, даже о безличном Высшем "Я",
и оправдывает одухотворённый атеизм или агностицизм. И он становится для ума
человека неопределимым, анирдесьям.
Но вдруг из этого
Непознаваемого говорит сознательное Существо, божественная Личность, которая
проявляет себя здесь: "Это тоже Я. Даже здесь, за пределами видения ума, Я
есть Он, Пурушоттама."
Потому что, за
пределами делений и противоречий интеллекта, есть другой свет и есть видение
истины, которое проявляет себя, которую мы можем попытаться выразить для себя
через интеллект.
Из всех истин есть
она истина всех таких истин. Потому что каждая представляет и оправдывается во
всех остальных.
В этом свете наш
духовный опыт становится объединённым и целостным. Между нашим поиском
Безличного и восхищением божественной Личностью, между путём знания и путём
обожания не остаётся ни малейшего зазора реального деления, ни тени
превосходства или чего-то более низшего.
Таков путь
преданности и его объяснение для самого высокого, самого широкого, наиболее
интегрального знания. И сейчас мы сможем понять — какую форму и какое место он
займёт в интегральной Йоге.
Йога по своей сути
— это объединение души с бессмертным существованием, сознанием и восторгом
Божественного, осуществляемое через человеческую природу. Результат этого —
развитие в божественную природу существования, какой бы она ни была, насколько
мы способны её понять в уме и воплотить в духовной активности.
Чтобы мы не
увидели в этом Божественном и как бы мы не фиксировали наши сосредоточенные
усилия на нём, мы можем стать или вырасти в некоторое единство с ним или же, на
более низком уровне, в некоторое согласие и гармонию с ним.
Древние Упанишады
остро выразили это в самых высоких понятиях, — "Тот, кто представляет себе
это как Существование, становится этим существованием, а тот, кто представляет
себе это как Не-существование, становится этим не-существованием."
Так же обстоит
дело и со всем остальным, что мы видим как Божественное. Это, можно сказать,
одновременно и существенная и прагматическая истина о Боге.
Это нечто вне нас,
которое, на самом деле, уже внутри нас, но чем мы ещё не являемся, или являемся
только на самых первых шагах, в нашем человеческом существовании.
Однако, чтобы мы
из этого не видели, мы можем сотворить это или раскрыть это в нашей
сознательной природе и существе, и можем врасти в это. И таким образом можем
создать или раскрыть в себе индивидуально Бога и вырасти в его всеобщность и
трансцендентность. В этом — наше духовное предназначение.
Или же, если это
покажется слишком высоким для слабости нашей природы, то мы можем, по крайней
мере, приблизиться, отражать это и быть в надёжном общении с этим — это близкий
и возможный результат.
Цель той
синтетической или интегральной Йоги, которую мы рассматриваем — объединение с
существованием, сознанием и восторгом Божественного в каждой части нашей
человеческой природы, по отдельности, или во всех сразу. В конце концов все
части нашей природы должны быть приведены в гармонию и объединены так, чтобы
вся эта природа могла бы быть преобразована в божественную природу.
Ничто, меньшее
этого не может удовлетворить интегрального видящего, потому что то, что он
видит, должно быть тем, чем он стремится духовно овладеть, и насколько это
возможно — стать.
Он стремится к
Божеству не только с одним только знающим, не только с одной только волей, не
только с одним только сердцем, но со всеми ими в равной степени, а также со
всем метальным и витальным существом. И он трудится, чтобы преобразовать свою
природу в соответствующие божественные эквиваленты.
И поскольку Бог
встречает нас на многих путях своего бытия и во всём искушает нас Собой, даже
если кажется, что он ускользает от нас, — а увидеть возможность божественного и
преодолеть игру её препятствий это и есть вся тайна и величие человеческого
существования — поэтому, на каждом из этих путей на их вершинах, или же в
объединении всех путей, если мы сможем найти ключ к их единству, мы будем
стремиться выследить, найти и завладеть им.
Так, если он
удаляется в безличность, мы следуем за его безличным существованием и восторгом.
Но если он встречает нас также и в нашей индивидуальности и через личные
отношения Божественного с человеком, то и мы не станем отказываться от себя. Мы
признаём эту игру любви и восторг и её невыразимое единство.
Через знание мы
ищем единства с Божественным в его сознательном существовании. Через работу мы
тоже ищем единства с Божественным в его сознательном существовании, но не
статически, а динамически, через сознательное единство с божественной Волей.
Однако, через любовь мы ищем единства с ним во всём восторге его существования.
По этой причине
путь любви, каким бы узким он не показался в некоторых первых его движениях, в
конце становится более властно все-обнимающим, чем любая другая побудительная
причина Йоги.
Путь знания легко
устремляется к безличному и абсолютному и может довольно скоро стать
исключающим остальное. Правда в том, что в исключении остального нет
необходимости, поскольку сознательное существование Божественного является
всеобщим и индивидуальным, так же, как и трансцендентным и абсолютным. И здесь
тоже может и должна быть тенденция к интегральной реализации единства. И мы
можем прийти к ней через духовное единство с Богом в человеке и Богом во вселенной
и оно будет не менее полным, чем любое единство с трансцендентным.
Но всё же, это не
совсем обязательно. Потому что мы можем сослаться на то, что есть более высокое
и более низшее знание, более высокое само-осознание и более низкое. И что здесь
нужно стремиться к вершине знания, исключая массу другого знания, и что путь
исключения предпочтительнее интегрального пути.
Или же мы можем
открыть теорию иллюзии, чтобы оправдать наш отказ от всякой связи с нашими
близкими и с космическим действием.
Путь работы ведёт
нас к Трансцендентному, чья сила существования проявляет себя как воля в мире,
единая и в нас, и во всем. Она проявляется через отождествление, благодаря
которому мы, подчиняясь условиям этого отождествления, входим в союз с
Трансцендентным как с единым "я" во всём и как с всеобщим
"я" и Господином в космосе.
И может
показаться, что это накладывает определённую полноту в нашей реализации
единства. Но и это тоже не обязательно. Потому что данная побудительная причина
может также склоняться к полной безличности. И даже, если этот путь ведёт к
постоянному участию в активностях всеобщего Божества, он может стать полностью
отстранённым и пассивным по своему принципу.
И только когда в
это врывается восторг, то мотив интегрального единства становится совершенно
обязательным.
Этот восторг,
который такой совершенно властный, это восторг Божественного ради него самого и
ни для чего другого. Потому что нет никакой причины или пользы, кроме него
самого.
Этот восторг не
ищет Бога ради чего-то что он может дать нам, или ради какого-то частного
качества в нём, а просто и чисто потому, что он — это наше "я" и всё
наше существо и вообще, наше всё.
Он охватывает
наслаждение трансцендентным, и не ради трансцендентного, а потому что он —
трансцендентный. Он охватывает наслаждение всеобщим, не ради всеобщего, а
потому что он — всеобщий. Он охватывает наслаждение индивидуальным, не ради
индивидуального удовлетворения, а потому что он — индивидуальный.
Он идёт за всеми
различиями и проявлениями, и не подсчитывает, где чего больше, где меньше, в
своём существе, а обнимает его везде где он есть, а поэтому — везде вообще.
Он обнимает его
целиком и в том, где кажется, что его меньше, и там, где кажется что его
больше, и в кажущейся ограниченности, так же как и раскрытии беспредельного. У
него — интуитивное ощущение и переживание своего единства и полноты везде.
Искать его только
ради его абсолютного существования это, на самом деле, означает преследовать
нашу собственную выгоду, выгоду абсолютного покоя.
Абсолютное
обладание им, действительно необходимая цель его восторга в его существе, но
это приходит, когда мы обладаем им полностью, и в свою очередь, полностью
захвачены им, и нам не нужно ограничиваться никаким конкретным состоянием или
условием.
Искать его на
каком-то из небес блаженства, означает искать его не для него самого, а для
блаженства этих небес. Когда у нас есть весь истинный восторг его существования,
тогда небеса внутри нас. И где бы мы не были, у нас будет радость его царства.
Точно также,
искать его только внутри себя и для себя, значит ограничивать как себя, так и
нашу радость в нём.
Интегральный
восторг обнимает его не только внутри нашего собственного индивидуального
существа, но точно так же, и во всех людях, и во всех существах. И поэтому в
нём мы едины со всем, и ищем его не только для себя, но и для всех своих
собратьев.
Совершенный и
полный восторг в Божественном, совершенный потому, что чистый и
самосуществующий. А полный потому что всеохватывающий, так же, как и
всепоглощающий — вот смысл пути Бхакти для искателя интегральной Йоги.
Как только он
начинает действовать в нас, все другие пути Йоги перестраивают себя, так
сказать, на его закон и находят в нём свой собственный, самый богатый смысл.
Интегральная преданность
нашего существа Богу не заставляет отворачиваться от знания. Бхакта этого пути
это — любящий Бога, который также и знающий Бога. Потому что благодаря знанию,
его существо идёт к целостному восторгу своего существа.
Но именно в
восторге реализуется такое знание. Знание трансцендентного — в восторге от
Трансцендентного. Знание всеобщего — в восторге от всеобщего Божества. Знание
индивидуального проявления — в восторге Бога в индивидуальном.
Знание безличного
— в чистом восторге его безличного существования. Знание индивидуального — в
полном восторге от его индивидуальности. Знание его качеств и их игры — в
восторге от проявления. Знание отсутствие качеств — в восторге от его лишённого
цветов существовании и не-проявленности.
И точно также этот
любящий Бога будет божественным рабочим, не ради самих дел, или эгоистичного
удовольствия в действии, но потому, что таким образом Бог расходует силу своего
существа и в его силах и его знаках мы находим его.
Потому что
божественная Воля в работе это излияние Божества в восторге своей энергии,
божественного Существа в восторге божественной Силы.
Он будет
чувствовать совершенную радость в работе и действиях Любимого, потому что и в
них тоже он находит Возлюбленного. Он сам будет выполнять все дела, потому что
через них тоже Господин его существа выражает свою божественную радость в нём.
Когда он работает,
он чувствует, что выражает в действии и энергии его единство с тем, что он
любит и чем восхищается. Он чувствует восторг воли, которой он подчиняется и с
которой блаженно отождествляются вся сила его существа.
И точно также,
снова, этот любящий Бога будет искать совершенства, потому что совершенство —
это природа Божественного. И чем больше он врастает в совершенство, тем сильнее
он ощущает, как Любимый проявляется в его естественном существовании.
Или же он будет
просто врастать в совершенство как распускающийся цветок, потому что Божественное
— в нём и в нём — радость Божественного. И по мере того, как эта радость
расширяется в нём, душа, ум и жизнь тоже естественным образом расширяются в
свою божественность.
И в то же время,
из-за того, что он чувствует Божественное во всём, чувствует совершенство
внутри каждого ограничивающего проявления, он не станет печалиться от своего
несовершенства.
Ни поиск
Божественного через жизнь, ни встреча с ним во всех активностях его существа и
всеобщего существования не будут исключены из сферы его поклонения.
Вся Природа и вся
жизнь будут для него одновременно и откровением и прекрасным местом встречи.
Интеллектуальная,
эстетическая и динамическая деятельность, наука и философия, жизнь, мышление,
искусство и действие получат для него божественное согласие и обретут более
великий смысл.
Он будет искать их
из-за его ясного видения Божественного в них, и из-за восторга Божественного в
них.
На самом деле, он
не будет привязан к их внешним проявлениям, потому привязанность — это
препятствие для Ананды. Но из-за того, что у него будет эта чистая, мощная и
совершенная Ананда, которая вбирает в себя всё, и не зависит ни от чего, и
потому что он находит в ней пути, действия и знаки, становления, символы и
образы Любимого, он будет черпать из них такой восторг, который обычный ум, что
гоняется за этим ради себя самого, не может достичь, и даже не может вообразить.
Всё это и даже больше станет частью интегрального пути и его завершением.
Главная сила
Восторга — это любовь, а особая форма, которую принимает радость любви — это
видение красоты.
Любящий Бога — это
всеобщий любящий и он обнимает и Все-блаженного и Все-прекрасного.
Когда всеобщая
любовь захватывает его сердце, это решающий знак, что Божественное овладело им.
И когда он начинает видеть везде Все-прекрасного, и может всё время ощущать
блаженство его объятия, это решающий знак, что он овладел Божественным.
Союз — это
достижение цели любви, но это — взаимное обладание, которое даёт сразу и высшую
точку и самый широкий охват её интенсивности. Это основание для единства в
экстазе.
Путь преданности в
интегральной синтетической Йоги примет форму поиска Божественного через любовь,
восторг и овладение с радостью на всех путях его бытия. Он достигнет своей
вершины в совершенном союзе любви и совершенном наслаждении всех способов
сокровенных отношений души с Богом.
Он может начаться
с знания, или может начаться с работы, но затем он превратит знание в радость
светлого союза с бытием Любимого и превратит работу в радость активного
единства нашего существа с волей и силой бытия Любимого.
Или же он может
начаться прямо с любви и восторга. Тогда он вберёт и то и другое в себя и будет
развивать их как часть полной радости единства.
Начало притяжения
сердца к Божественному может быть безличным. Касание безличной радости в чём-то
всеобщем или трансцендентном, что раскрыло себя напрямую, или косвенно нашему
эмоциональному или нашему эстетическому существу, или для нашей способности к
духовному счастью.
То, что мы таким
образом начинаем осознавать — это Ананда Брахман, блаженное существование.
Возможно
преклонение перед безличным Восторгом и Красотой, перед чистым и бесконечным
совершенством, которому мы не можем дать ни имени, ни формы, трогательное
влечение души к некому идеальному и бесконечному Присутствию, Силе,
существованию в мире или за пределами его, которое, некоторым образом,
становится психологически или духовно ощутимым для нас и затем всё более
близким и реальным.
Это — зов, это
прикосновение к нам блаженного существования.
Затем чтобы всегда
обладать этой радостью и близостью его присутствия, чтобы знать что это такое,
чтобы удовлетворять интеллект и интуитивный ум его постоянной реальностью,
нужно привести нашу пассивное, и, насколько мы это сможем, наше активное, наше
внутреннее бессмертное и даже наше внешнее смертное существо в совершенную
гармонию с этим, превратить это в необходимость нашей жизни.
И затем открыть
себя этому, тому что мы чувствуем должно быть единственным настоящим счастьем,
жить в этом — вот единственное настоящее совершенство.
Трансцендентное
Блаженство, невообразимое и невыразимое для ума и слова — это природа
Неописуемого.
Оно тайно и неотъемлемо присутствует во всей
вселенной и во всём, что есть во вселенной. Его присутствие описывается как
тайный эфир блаженства существования. В Писаниях о нём говорят, что, если бы
его не было, то никто даже на мгновение не смог бы дышать или жить.
И это духовное
блаженство есть так же и в наших сердцах. Оно скрыто от работы поверхностного
ума, который улавливает лишь слабые и ошибочные переводы его в различные
ментальные, витальные и физические формы радости существования.
Но если ум в
какой-то момент становится достаточно утонченным и чистым в своих восприятиях и
не ограничен грубой природой наших внешних откликов на существование, мы можем
воспринять его отражение. Отражение, которое, возможно полностью или
преимущественно будет носить оттенок того, в чём оно сильнее всего — нашей
природы.
Оно может
представиться поначалу как стремление к некой всеобщей Красоте, которую мы
чувствуем в Природе и человеке, и во всём, что вокруг нас. Или же у нас может
быть интуитивное чувство некой трансцендентной Красоты, для которой вся видимая
здесь красота лишь символ.
Так оно может
прийти к тем, у которых развито и настойчиво эстетическое существо и
преобладает интуиция, которые, если они найдут форму выражения, сделают из
человека поэта или художника.
Или же это может
быть ощущение божественного духа любви, или же помогающего и сострадающего
бесконечного Присутствия во вселенной, или же за вселенной, или же вне
вселенной, которое отвечает нам, когда мы обращаем к нему нужды нашего духа.
Также оно может
впервые проявить себя когда интенсивно развивается эмоциональное существо. Оно
может подойти ближе к нам и другими способами, но всегда как Сила, или
Присутствие восторга, красоты, любви или покоя, которое касается ума, но само
находится за пределами тех форм, которые эти вещи обычно принимают в уме.
Потому что всякая
радость, красота, любовь, покой, восторг — это потоки из Ананда Брахмана.
Всякий восторг духа, интеллекта, воображения, эстетического чувства, этического
устремления и удовлетворения, действия жизни, тела. И через все пути нашего
существа это Божественное может коснуться нас и использовать их для пробуждения
и освобождения духа.
Но чтобы достичь
Ананда Брахмана самого по себе, ментальное восприятие должно стать утонченным,
одухотворённым, всеобщим, освободившимся от всего запутанного и
ограничивающего.
Потому что когда
нас притягивает совсем близко к нему, или же мы входим в него, это происходит
благодаря пробуждению духовного чувства трансцендентного и всеобщего Восторга,
который существует внутри, и всё же он позади, и за пределами противоречий
мира. Это Восторг, с которым мы можем соединиться через растущий всеобщий и
духовный или трансцендентный экстаз.
Обычно ум бывает
доволен отражением той Бесконечности, которую мы воспринимаем, или ощущением её
смысла внутри нас и вне нас, как переживанием, которое, как бы часто не
происходило, всё же остаётся исключительным.
Оно кажется само
по себе настолько утоляющим и прекрасным, когда оно приходит, а наш обычный ум
и активная жизнь, которую мы должны вести, могут показаться настолько
несовместимым с ним, что мы можем посчитать чрезмерным ожидать чего-то
большего.
Но сам дух Йоги
состоит в том, чтобы сделать исключительное нормальным и повернуть дело так,
чтобы то, что выше нас и больше чем наше обычное "я", стало нашим
собственным постоянным сознанием.
Поэтому нам нужно,
не сомневаясь, открывать себя всё более уверенно каждому переживанию
Бесконечного, которое к нам приходит, очищать и усиливать это переживание,
сделать его объектом нашей постоянной мысли и созерцания, пока оно не станет
порождающей силой, действующей в нас. Пока оно не станет Божеством, которым мы
восхищаемся и обнимаем, пока всё наше существо не настроится на это и оно
станет истинной сутью нашего существа.
Наше переживание
этого должно быть очищено от любой ментальной примеси. Иначе оно уйдёт и мы не
сможем удержать его. И часть такого очищения в том, что нужно перестать быть
зависимым от любой причины или возбуждающего состояния ума.
Это переживание
должно стать своей собственной причиной и существующим само по себе. Должно
стать источником всякого другого восторга, который будет приходить только
благодаря этому. И не привязываться ни к какому космическому или иному образу,
или символу, через который мы впервые вступили с этим в контакт.
Наше переживание
этого должно постоянно усиливаться и становиться все более концентрированным.
Иначе мы лишь отразим его в зеркале несовершенного ума и не достигнем той точки
подъема и преобразования, при помощи которой нас унесёт за пределы ума в
невыразимое блаженство.
Объект нашего
постоянной размышления и созерцания, он превратить всё, что существует в себя,
раскроет себя как всеобщий Ананда Брахман и сделает всё существованием своим
потоком.
Если мы ждём от
него вдохновения для всех наши внутренних и наших внешних дел, он станет
радостью Божественного, которая будет лить себя через нас в свете, любви, силе
на жизнь и на всё, что живёт.
Найденный через
восхищение и любовь души, он раскроет себя как Божество, и мы увидим в нём лик
Бога, и познаем блаженство нашего Любимого.
Настраивая всё
наше существо на него, мы будем врастать в счастливое совершенство подобия с
ним, человеческое отражение божественной природы. И когда он станет на каждом
пути сутью нашего "я" мы станем реализованными в своём существе и
понесём это изобилие.
Брахман всегда
открывает себя для нас тремя способами: внутри нас, выше нашего плана и вокруг
нас во вселенной.
Внутри нас есть
два центра Пуруши, внутренней Души, через которую он касается нас чтобы нас
пробудить.
Есть Пуруша в
лотосе сердца, открывающем вверх все наши силы, и Пуруша в тысячелепестковом
лотосе, через который спускается мысль и воля, открывая у нас третий глаз,
спускаются озарения видения и огонь божественной энергии.
Блаженство
существования может прийти к нам через любой из этих центров. Когда открывается
лотос сердца, мы чувствуем божественную радость, любовь и покой, которые
распускаются в нас словно цветок лучей света, освещающий всё существо.
Тогда они могут
объединиться в своём тайном источнике, Божественном в наших сердцах, и
поклоняться ему, как в храме. Они могут течь вверх, чтобы овладеть мыслью и
волей и прорваться вверх к Трансцендентному. Они изливаются через мысли и
чувства, и действуют на всё, что окружает нас.
Но до тех пор,
пока наше обычное существо создаёт какие-либо препятствия, или не полностью
сформировано в ответ на это божественное влияние, или инструмент такого
влияние, переживание будет прерывистым. И мы можем постоянно возвращаться в
наше прежнее смертное сердце. Однако при помощи повторения, абхьясы,
или силой нашего желания и восхищения Божественным, оно будет постепенно
преобразовываться, пока это ненормальное переживание не станет нашим обычным
сознанием.
Когда раскрывается
другой верхний лотос, весь ум наполняется божественным светом, радостью и
силой, позади который стоит Божественное, Господин нашего существа на своём
троне с нашей душой или перед ним, или втянутой внутрь в его лучи.
Все мысли и воля
становятся тогда этим светом, силой и экстазом. В общении с Трансцендентным это
может литься вниз на наши смертные элементы и течь через них во внешний мир.
В этом рассвете
тоже есть, как знали мистики Вед, наша смена дня и ночи, наше изгнание из
света. Но по мере того, как мы растем в силе, чтобы овладеть этим новым
существованием, мы становимся способными дольше смотреть на то солнце, из
которого идёт это лучение и в нашем внутреннем существе мы можем врастать в
единое тело с этим.
Временами скорость
такого изменения зависит от силы нашего желания Божественного, который так
раскрывается, и от интенсивности силы нашего поиска.
Но в других
случаях это происходит скорее через пассивное подчинение ритмам его все-знающей
работы, которая действует всегда своим собственным, поначалу загадочным для нас
способом.
Но другие способы
становятся основой когда наша любовь и вера достигли полноты и всё наше
существо лежит в объятиях Силы, которая — совершенная любовь и мудрость.
Божественное
открывает себя в мире вокруг нас, когда мы смотрим на это с духовным желанием
восторга, которое ищет его во всём. И часть оно внезапно открывается, благодаря
чему сама по себе завеса форм превращается в откровение.
И тогда
проявляется всеобщее духовное Присутствие, всеобщий покой, всеобщий бесконечный
Восторг — неотъемлемо присущие нам, обнимающие, проникающие во всё.
Это Присутствие
благодаря нашей любви к нему, нашему восторгу в нём, нашей постоянной мысли о
нём — возвращается и растёт в нас. Оно становится собственно тем, что мы видим,
а всё остальное — это лишь привычки, формы и символы.
Даже всё самое
внешнее — тело, облик, звук, что улавливают наши чувства, видится как это
Присутствие. Они перестают быть физическими и превращаются в субстанцию духа.
Такая трансформация означает трансформацию нашего собственного внутреннего
сознания. Окружающее Присутствие захватывает нас в себя и мы становимся частью его.
Наш ум, жизнь,
тело становятся для нас только его жилищем и храмом, формой его работы и
инструментом его самовыражения. Всё становится только лишь душой и телом этого
восторга.
Это — то
Божественное, что мы видим вокруг себя на нашем собственном физическом плане.
Но оно может открыть себя и на более высоких планах. Мы видим или чувствуем его
как поднятое высоко Присутствие, как великую бесконечность Ананды над нами, или
же, в ней, как нашего Отца в небесах, — и не ощущаем или не видим его в себе
или вокруг нас.
Так долго, как мы
сохраняем это видение, смертное в нас подавляется этим Бессмертием. Оно
чувствует свет, силу и радость и откликается на Бессмертное в соответствии с
нашими способностями. Или же оно ощущает нисхождение духа и на какое то время
оно трансформируется или даже поднимается в некоторое сияние отражения его
света и силы. И смертное становится сосудом Ананды.
Но в другие
периоды человек падает в прежнее смертное состояние и существует или работает
вяло или мелочно в беспорядке своих земных привычек.
Полное
освобождение приходит через нисхождение божественной Силы в человеческий ум и
тело и через преобразование их внутренней жизни в божественный образ.
Это то, что
провидцы Вед называли рождением Сына через жертвоприношение. И действительно,
это постоянное жертвоприношение или служение. И через жертву восхищения и
устремления, жертву работы, мыслей и знания, жертву поднимающегося пламени
воли, направленной к Богу, мы встраиваем себя в это Бесконечное, в его
существование.
Когда мы сможем
устойчиво владеть этим сознанием, сознанием Ананда Брахмана, во всех его трёх
проявлениях — над нами, внутри нас, вокруг нас, мы обретём полное единство с
ним и будем обнимать все существования в их восторге, покое, радости и любви. И
тогда все миры станут телом этого "я".
Но у нас не будет
самого важного знания этой Ананды, если это будет только безличное присутствие,
широта и неотъемлемое присутствие, которые мы ощущаем, если наше восхищение не
станет настолько близким, чтобы это Существо открыло нам из своей широко
распространяющейся радости свой лик и тело и заставило бы нас ощутить руку
Друга и Любимого.
Его безличность —
это блаженное величие Брахмана, но из этого призыва на нас смотрит сладость и
сокровенное правление божественной Личности. Потому что Ананда — это
присутствие Высшего "Я" и Хозяина нашего существования и её потоки
могут стать чистой радостью его Лилы.
Поклонение
безличному Божественному не должно было быть, строго говоря, Йогой преданности,
согласно принятой сейчас интерпретации. Потому что в современных формах Йоги
предполагается что Безличное можно искать только ради полного слияния, в
котором Бог и наша личность исчезают и уже нет ни того, кто поклоняется, ни
того, кому поклоняются. Остаётся только восторг переживания единства и
бесконечности.
Но на самом деле
чудеса духовного сознания не должны подчиняться столь жёсткой логике.
Когда мы впервые
почувствуем присутствие бесконечного, то поскольку эта бесконечность касается
именно конечная личность в нас, то она вполне может откликнуться на касание и
зов каким-то видом обожания.
Во-вторых, мы
можем смотреть на Бесконечное не столько как на духовное состояние единства и
блаженства, или только как на форму и среду существования, а больше как на
присутствие невыразимого Божества в нашем сознании, тогда и любовь, и обожание
будут на своём месте.
И даже, когда
кажется, что наша индивидуальность растворяется в единстве с этим, она всё ещё
может быть, — а в действительности так оно и есть, — индивидуальным
божественным, которое вливается во всеобщее или высшее через единство, в
котором любовь, любящий и любимый забываются в растворяющем единстве экстаза,
но они всё ещё скрыто остаются в этом единстве и подсознательно упорствуют в
нём.
Всякое единение
внутреннего "я" через любовь обязательно будет иметь такую природу.
Мы можем даже сказать, в некотором смысле, что именно эта радость единства
должна быть окончательным венцом всех различных переживаний духовных отношений
между индивидуальной душой и Богом, благодаря которым Единый становится многим
во вселенной.
Тем не менее,
более разнообразное и самое сокровенное переживание божественной любви не может
прийти когда мы преследуем только одну безличную Бесконечность. Потому что то
Божество, которое мы обожаем должно стать для нас близким и личным.
Возможно, что
Безличное откроет в себе все богатства личностного, когда мы придём в его
сердце. И тот, кто стремился только войти и обнять одно лишь бесконечное
Присутствие, может обнаружить в нём то, о чём он даже и не мечтал.
Существование Божественного преподносит нам такие сюрпризы, которые сбивают с
толку идеи ограниченного интеллекта.
Но обычно путь
посвящения начинается с другого конца. Он начинается, растёт и расширяется до
своего исхода с обожания божественной Личности.
Божественное — это
Существо, а не абстрактное существование или состояние чистой бесконечности вне
времени. Источник и всеобщее существование — это Он. Но это существование
неотделимо от сознания и блаженства его существа и существование сознания его
собственного существа и его собственного блаженства — это то, что мы вполне
можем назвать божественной бесконечной Личностью — Пурушей.
Более того, всякое
сознание подразумевает силу, Шакти. Там, где есть бесконечное сознание
существования, есть и бесконечная сила существования. И благодаря этой силе
существует всё во вселенной.
Все существа существую благодаря этому
Существу. Все вещи — лики Бога. Все мысли, действия, чувства и любовь выходят
из него и возвращаются в него. И для всех их результатов он — это их источник,
поддержка и тайная цель.
Именно на это
Божество, это Существо будет литься и подниматься Бхакти интегральной Йоги.
Трансцендентное,
это Бхакти будет искать его в экстазе абсолютного единства.
Всеобщее, оно
будет искать его в бесконечном качестве и в каждом из его аспектов, и во всех
существах со всеобщим восторгом и любовью.
Индивидуальное,
оно будет входить с ним во все человеческие отношения, которые любовь порождает
между одной личностью и другой.
Возможно,
поначалу, будет невозможно ухватить всю полноту целостности того, что ищет
сердце. В действительности, это возможно только если интеллект, темперамент,
эмоциональный ум уже развились до нужной степени широты и утончённости,
благодаря динамике развития в наших предыдущих жизнях.
Это то, к чему
должен привести опыт обычной жизни, благодаря расширению культуры интеллекта,
эстетического и эмоционального ума, а также таких наших важных частей сознания,
как воля и активное переживание. Он расширяет и делает тоньше обычное существо
так, чтобы оно могло легко открыться всей истине Того, что готовило его в качестве
храма для своего самопроявления.
Обычно человек ограничен во всех этих
элементах своего существа и может поначалу понять только ту часть божественной
истины, которая находится в каком-либо широком соответствии с его собственной
природой и его предыдущем развитием и ассоциациями.
Поэтому Бог
встречает нас поначалу в различных ограниченных подтверждениях своих
божественных качеств и природы. Он показывает себя искателю абсолюта в том, что
он может понять и на что его воля и сердце могут ответить. Он раскрывает
некоторое имя и аспект своей Божественности.
Это то, что
называется в Йоге как ишта-девата, имя и форма,
выбранные нашей природой для почитания. Для того, чтобы человеческое существо
могло объять это Божественное в каждой части себя самого, оно представляется в
форме, которая отвечает своим аспектам и качествам и которая для поклоняющегося
становится живым телом Бога.
Это те формы
Вишну, Шивы, Кришны, Кали, Дурги, Христа, Будды, за которые ум человека
ухватывается, чтобы им поклоняться. Даже монотеист, который поклоняется
бесформенному Божеству, всё же придаёт ему некоторую форму качества, некоторую
ментальную форму, или форму Природы, благодаря которой он смотрит на него и
приближается к нему.
Но возможность
видеть живую форму, как бы ментальное тело Божественного, придаёт этому
приближению ещё большую близость и сладость.
Путь интегральной
Йоги Бхакти будет в том, чтобы сделать всеобщей идею Бога, превратить её в
сокровенно личную через множественные и охватывающие всё отношения, сделать его
постоянно присутствующим для всего существа и посвящать, поднимать, приносить в
качестве жертвоприношения ему всё своё существо, так, чтобы он стал жить рядом
с нами, внутри нас, и мы — и с ним, и в нём.
Манана
и даршана — постоянно думать о нём во всех вещах
и видеть его всегда и везде — вот самое главное в таком пути посвящения.
Когда мы смотрим на
вещи физической Природы, нам нужно видеть в них божественный объект нашей
любви. Когда мы смотрим на людей и разных существ, нам нужно видеть его — и в
них, и в наших отношениях с ними. Видеть, что мы вступаем в отношения с его
формами.
Когда мы вырываемся
за ограничения материального миры, мы узнаём, или вступаем в отношения с
существами других планов, все та же мысль и видение должны оставаться реальными
для наших умов.
Обычная привычка
наших умов, когда мы открываемся только материальным и явно видимым формам и
обычным искажённым отношениям и игнорируем тайное Божество внутри, должна
уступить непрекращающейся привычке всеохватывающей любви и восторга от этого
более глубокого и всестороннего понимания и этих более высоких отношений.
Во всех божествах
нам нужно видеть это — единого Бога, которого мы любим и своим сердцем и всем
своим существом. Эти божества — формы его божественности. И так, расширяя наше
духовное объятие мы достигнем точки, в которой всё — это он, и восторг этого
сознания станет для нас нашим обычным, непрерывным способом смотреть на мир. И
это приведёт нас к внешней или объективной всеобщности нашего единства с ним.
Нужно чтобы внутри
у нас образ Любимого стал видимым для внутреннего ока, жил в нас как в своём
доме, наполнял наши сердца сладостью своего присутствия, руководил всеми нашими
делами ума и жизни как друг, как мастер, как любящий с вершины нашего существа,
соединяя нас сверху с собой во вселенной.
Постоянное
внутреннее общение — это та радость, которая должна стать близкой, постоянной и
беспрерывной. Это общение не должно ограничиваться исключительной близостью и
восхищением, когда мы полностью уходим в себя от наших обычных забот. И его не
стоит искать отставляя в сторону наши человеческие дела.
Все наши мысли,
импульсы, чувства, действия нужно предлагать ему чтобы он или дал санкцию, или
же не стал разрешать. Или же, если мы ещё не смогли дойти до этой стадии,
предлагать их в нашей жертве устремления, так, чтобы он мог всё больше и больше
нисходить в нас и присутствовать в них, и пропитывать всё это своей волей и
силой, своим светом и знанием, своей любовью и восторгом.
В конце концов все
наши мысли, чувства, импульсы, действия начнут исходить из него, и превращаться
в некоторое божественное семя и форму самих себя. Во всей наше внутренней жизни
мы станем осознавать себя как часть его существа, до тех пор, пока между существованием
Божественного, которого мы обожаем и нашими жизнями больше не будет никакого
разделения.
Точно так же и во
всех событиях, нам нужно научиться видеть отношения с нами божественного
Любящего и получать от них такое удовольствие, что даже горе и страдание и
физическая боль станут его подарками и превращаются в восторг и в конце концов
растворяются в этом восторге, убитые ощущением контакта с божественным, потому
что касание его рук — эта алхимия чудесной трансформации.
Некоторые
отвергают жизнь потому что она запятнана горем и болью, но для того, кто любит
Бога горе и боль станут способами встречи с ним, следами его давления, и в
конце концов исчезнут — так скоро, насколько наше единение с его природой
станет слишком полным, чтобы эти маски всеобщего восторга могли вообще что-то
скрывать. И они превратятся в Ананду.
Все отношения
благодаря которым приходит это единство, становятся на этом пути насыщенными и
блаженно личными. То, что в конце концов берёт их в себя, поддерживает или
объединяет их все, это отношение любящего и любимого, потому что это оно самое
сильное и блаженное из всех возможных отношений и уносит всё остальное в свои
высоты, и даже дальше.
Он — и учитель, и
проводник, и тот, кто ведёт нас к знанию. На каждом шагу развития внутреннего
света и видения, мы чувствуем его касание как художника, который лепит свою
податливую глину ума, мы слышим его голос раскрывающий истину и его слова, мы
чувствуем его мысль, которую он даёт нам, чтобы мы ответили, мы видим сверкание
его стрел озарений, которые рассекают темноту нашего невежества.
В особенности, по
мере того, как частичные лучи ума будут превращаться в лучи гнозиса, в какой бы
меньшей или большей степени это не происходило, мы чувствуем это как
трансформацию нашей ментальности в его ментальность. И он всё больше и больше
становится в нас мыслителем и провидцем.
Мы перестаём
думать и видеть для себя, но думаем только то, что он хочет думать для нас. И
видим только то, что он видит для нас. И тогда учитель реализуется в любящем.
Он возложит руки на всё наше ментальное существо чтобы обнять его и завладеть,
чтобы наслаждаться и пользоваться им.
Он — Господин. Но
если приближаться этим путём, всякая дистанция и разделение, всякий трепет,
страх и просто подчинение исчезают, потому что мы становимся слишком близки к
нему и едины с ним, чтобы это всё выносить. Он становится тем, кто любит наше
существо, кто принимает его, занимает, использует, и делает с ним что захочет.
Подчинение —
признак слуги, но это самая низкая стадия таких отношений, дасья.
А после этой стадии мы не подчиняемся, а движемся по его воле, как струна
отвечает пальцу музыканта.
Быть инструментом
— это более высокая стадия — самоотдачи и подчинения. Но это — живой и любящий
инструмент и эта стадия заканчивается тем, что вся природа нашего существа
становится рабом Бога, радуясь тому, что он владеет нами и своему блаженному
подчинению божественному объятию и господству.
Человек на этой
стадии со страстным восторгом делает всё, что он хочет от него, без вопросов и
переносит всё, что ему нужно перенести, потому что то, что он терпит — это ноша
любимого существа.
Он — друг, тот,
кто советует, помогает, спасает при бедах и трудностях, защищает от врагов,
герой, который ведёт наши битвы ради нас, или под чьим щитом мы боремся,
возничий и лоцман наших дорог.
И здесь мы в
какой-то момент приходим к ещё большей близости. Он становится товарищем и
вечным спутником, приятелем по игре жизни. Но на этой стадии ещё остаётся
некоторая отделённость, хотя и приятная, и дружба пока слишком ограничена
видимостью благодеяния.
Любящий может
ранить, бросить, разозлиться на нас, показаться предателем, но всё же наша
любовь выдерживает это и даже растёт от этих трудностей. От них растёт и
радость примирения и радость обладания. Несмотря на них, любящий остаётся
другом. И всё, что он делает, как мы обнаружим потом, было сделано тем, кто
любит и помогает нашему существу для совершенства нашей души, как и для его
радости в нас.
Такие столкновения
приводят к ещё большей близости. Он становится заодно и отцом и матерью для
нашего существа, его источником, защитником и тем, кто снисходительно балует и
выполняет наши желания.
Он — ребёнок,
рождённый нашим желанием, которого мы лелеем и воспитываем. Этот любящий берёт
на себя всё. Его любовь в своей близости и единстве хранит в себе отеческую и
материнскую заботу и отдаёт себя ради наши требований к нему.
В таких очень глубоких
и многосторонних отношениях объединяется всё.
Даже с самого
начала можно войти в эти самые близкие отношения любящего и любимого, но для
интегрального Йогина они не будут столь исключающими всё остальное, как для
некоторых чисто экстатических путей Бхакти. Интегральный Йогин с самого начала
возьмёт для себя какие-нибудь оттенки других отношений, потому что он идет ещё
и путём знания и путём работы, и ему нужно, чтобы Божественное было и учителем,
у другом, и мастером.
Всё возрастающая
любовь к Богу должна нести в себе расширение в нём знания Бога и действия
божественной Воли в его природе и жизни. Божественный Любящий раскрывает себя.
Он овладевает жизнью.
Но всё же главным
отношением будет отношение любви, отношение, из которого вытекает всё, любви
страстной, наполненной, ищущей сотни путей для осуществления, всех способов
взаимного обладания, миллиона граней радости единства.
Все различия в
уме, все его препятствия и "не может быть", всякий холодный анализ
рассудка высмеиваются этой любовью и могут использоваться только как испытания,
как поля и врата для единства.
Любовь приходит к
нам разными путями. Она может прийти как пробуждение к красоте Любящего, как
видение его идеального лица и образа, как загадочные намёки для нас о себе
позади тысячи ликов разных вещей в мире, как медленная или внезапная
потребность в сердце, как смутную жажду в душе, как чувство чего-то близкого к
нам, что тянет нас, или преследует нас любовью или как кто-то блаженный и
прекрасный, кого мы должны обнаружить.
Мы можем страстно
искать его и преследовать этого невидимого возлюбленного. Однако, точно так же,
этот возлюбленный, о ком мы не думаем, может преследовать нас. Может приходить
к нам посреди мира и схватить нас как своего, хотим мы этого или нет.
И даже, он может
прийти к нам поначалу как враг, с гневом любви, и наши первоначальные отношения
с ним могут быть отношениями битвы и борьбы.
Если же первой
была любовь и притягательность, то отношения между Божественным и этой душой
могут ещё долго быть испещрены непониманием и обидой, ревностью и злостью,
борьбой и ссорами любви, надеждой, отчаянием и болью отсутствия и разделения.
Мы бросаем в него
все страсти сердца, пока они не очистятся в едином экстазе блаженства и
единства.
Но и в этом
слишком много однообразия. На языке человеческой речи невозможно пересказать
всё предельное единство и всё вечное разнообразие Ананды божественной любви.
И наши более
высокие, и наши более низкие части сознания затопляются им. Ум и жизнь — не
меньше, чем душа. Даже физическое тело принимает участие в этой радости,
чувствует касание, наполняет им все свои члены, вены, нервы, с текущим по ним
вином экстаза, амритой.
Любовь и Ананда —
это последнее слово бытия, секрет секретов, тайна тайн.
Так, ставший
всеобщим, личностным, поднятый до своей интенсивности, ставший всепоглощающим,
всеохватывающим, всенаполняющим, путь любви и восторга даёт высшее
освобождение.
Его высшая гряда —
сверхкосмическое единение. Но для любви полное единство — это мукти1).
Освобождение не имеет для неё никакого другого смысла. И оно включает в себя
все виды мукти сразу. И в конце концов. они не являются
просто последовательно идущими стадиями, а поэтому взаимно исключают друг
друга.
Мы достигаем
абсолютного единства божественного духа с человеческим духом, саюджья2).
И в этом раскрывается содержание всего, что здесь зависит от различия — но там
различие это только форма единства — так же и Ананда близости и контакта, и
взаимного присутствия, самипья3),
салокья4), Ананда взаимного отражения, и то,
что мы называем похожесть, садришья5),
а также другие чудесные вещи, для которых в языке ещё нет слов.
Нет ничего, что
было бы недоступно или запретно для любящего Бога. Потому что он любимец
божественного Любящего и внутреннее "я" Любимого.
1) мукти (mukti) - освобождение, «освобождение нашего существа
от узких и болезненных узлов индивидуализированной энергии в ложной и
ограниченной игре, которая в настоящее время является законом нашей природы»; в
пурна-йоге — «освобождение души в природе, совершенной
и самосуществующей в действии или в бездействии»; второй элемент сиддхи чатустайи, интегральная свобода, включающая
освобождение духа (сущностная мукти) и освобождение
природы (включая аханкара-мукти-сиддхи, тригуньясиддхи и мукти от двандв), а не только «освобождение от природы в успокаивающее
блаженство духа», а также «дальнейшее освобождение Природы в божественное
качество и духовную силу мирового опыта», которое «наполняет высшее спокойствие
высшим кинетическим блаженством знания, силы, радости и мастерства».
2) саюджья (sayujya) - контакт индивидуального существа во всех
своих частях с Божественным.
3) самипья (samipya) - близость, сближение, когда душа живёт
вместе с Божественным.
4) салокья (salokya) - 1. сходство (с Божественным). 2. [одна из саданг]: соответствие, истина формы и содержания.
5) садришья (sadrishya) - пребывание в том же состоянии бытия, что и
Божественное.
