|
Анна Чурикова
ОБЛАЧНЫЙ ПУТНИК О книге. Маленький ребенок растет в далеком заполярном городе. Он еще не подозревает., но скоро ему предстоит узнать, что в мире есть большие города.. Переехав туда, он открывает для себя сначала свой район, а потом весь мегаполис с его окрестностями, и рисует это с помощью слова.
|
Первые в
жизни символы - символы чаек,
Галочками на стеклянной витрине они
Молча парят. Из коляски я их замечаю
В самые первые жизни чуть начатой дни.
Зимнее солнце бросает косые узоры
Через чистейшие стекла большого окна;
В дальнем лесу замерзают от стужи озера,
В ближнем пространстве лишь снежная пустошь видна.
Галочкой чайку рисуют - теперь это знаю.
Две закорючки. Огромен заложенный смысл.
Стало быть, в жизни стада отражений блуждают,
Перемещаясь то в явь, то в бумажную мысль.
Не знаю, почему я так люблю
Свой Мурманск, зимний, темный и унылый -
Не из песка ли образ я леплю,
Сверкающий, узорчатый и милый.
Озера света - зимний стадион,
Под черным и суровым горным небом
Приютом маленьким сияет он,
Для детворы покрытый белым снегом.
Огромный порт, тревожные огни,
Которыми атомоход сигналит,
Вот появляются в ночи они,
И, будто светлячки, с зарей
пропали.
Дорога к дому мимо гор идет.
Здесь вечером обычно очень страшно,
Но постоянно нас зовут вперед
Огни большой ажурной телебашни.
Бояться неба этого нельзя -
У северян ведь нечем поживиться -
А летом снова прилетят, крича,
И сядут на волну морские птицы.
Занимаешься физкультурой,
А внизу - долина лежит,
И в нее под тучею хмурой
Сверху сказочный лес бежит.
Вот весна. Он уже зеленый,
Неспособен теперь не петь,
И береза каждая кроной
Может песню прошелестеть.
Там, на полпути между небом,
То есть лесом, и дольней мглой,
Мы ребячьим гомоном смелым
Пробуждали солнце порой.
Из-за туч оно выходило,
Улыбалось миру и нам,
Вниз, к зеркальной луже залива
Шло, как парусник по волнам
Под загадочным майским ветром,
Меж огромных и черных скал,
Размотав канат километров,
Вдаль, где ночи виден причал.
Едва уловимый момент перехода
От мерзнущих улиц в домашний уют,
От мрачного неба - большая свобода,
И радость, и чай, что с ватрушками пьют.
Остались на воле замерзшие ели,
И сопка, что паром исходит седым,
От сумерек уж небеса посинели,
И серые тучи похожи на дым.
А кто-то сейчас лишь из дома выходит,
С тоской проводив нежно-алый закат,
Среди фонарей он оранжевых бродит,
Что ночью полярной над снегом горят.
Идет на кружок или в секцию этот
Немного замерзший уже человек,
Цепочки шаров, истекающих светом,
В услуге ему не откажут вовек.
Он будет за них очень долго цепляться,
Как за Ариадны ведущую нить,
С их помощью будет домой возвращаться,
Чтоб там на досуге стихи сочинить.
На час все позже. Значит, резко потемнеет,
Слой зимних туч на темном небе засинеет,
Дождь пеленой покроет всю равнину,
Лучи огромного светила нас покинут.
Мы будем в темноте теперь скитаться,
По светлым комнатам от ночи укрываться,
Мечтать о радости, что после стужи
Вдруг заискрится на весенних лужах.
Я буду вспоминать о теплом доме,
Где отражалось, точно в водоеме,
Огромнейшее северное небо,
Седое над большим вечерним снегом.
А вдоль него простерлась сопка с лесом -
Спокойная и чистая завеса -
Деревья, словно на холме травинки,
На видной нам из дома половинке.
Все десять лет стояла в этой чаше
Бетонная громада - школа наша,
Но мы ее углов не замечали,
И жили так же просто, как дышали.
Когда закат к нам в три часа спускался,
Он в сером доме школы загорался
Огромными и светлыми огнями,
Такими, что казались ночи днями.
А белый день снаружи был оставлен,
И вечеру дневному предоставлен,
Сам догорал в пушистой синей грелке,
Как хитрый газ в пылающей горелке.
Когда ложусь я спать - мне вспоминается
Все, то, что в жизни видено уже,
Вселенная как будто расширяется,
Несется, словно бы на вираже.
Все то, что на веку моем увидено,
Под веками слипается в комок,
И впереди горит, порвав с обыденным,
Смолистый, вечный, ясный уголек.
Потом весь мир воронкой будто сузится,
И кажется, я падаю в нее,
Вокруг события и люди кружатся,
А я плыву в кораблике своем.
И вот уже дорога извивается
Меж сопок. Это горный серпантин,
Орленком он парит, и вдруг снижается,
Ныряя в мох болотистых равнин.
Затем он растекается по берегу,
Становится полями и рекой,
И океаны северного вереска
Смыкаются блаженно надо мной.
Какое чудо - маленький поселок.
В глубокой тундре заполярной он
Возник давно среди берез и елок
На берегу речных веселых волн.
Ручей стремится прямо к океану,
Деревья нависают над водой,
И камни в пене, и вода туманом
Висит над всей поверхностью. Одной
Лишь этой речкой полнится весною
Деревня, что похожа на аул;
И ходят с гор потоки чередою,
И слышен океана тихий гул.
Словно птиц одинокая стая,
Словно странники издалека,
Ничего про границы не зная,
Над полями плывут облака.
Мчит их ветер по ясной лазури,
И носиться без смысла, без дел,
Дожидаясь спасительной бури -
Вот их вечный и тяжкий удел.
И плывут они, странные звери,
Направляясь в туманную даль,
Глядя грустно на землю, и веря
В то, что людям нужна их печаль.
Что нужны нам их летние слезы,
И дождливый осенний рассвет,
И снежинки на ветках березы,
И весеннего ливня привет.
Ничего, что их грусть быстротечна,
Ничего, что их жизнь коротка -
Над землей, вместо умерших, вечно
Будут новые плыть облака.
Хоть только о детстве пиши.
Ведь взрослым живется не лучше,
Все было страннее и глуше
В той мурманской дальней тиши.
К примеру возьмем только лес.
Он в марте почти просыпался,
И таял, от ветра качался
Под синью глубоких небес.
И я по нему поутру
На лыжах пошла в воскресенье
Под пахнущей почками сенью
На южном и сладком ветру.
Увидела ветку внизу.
Лежала она под ногами,
А я в птичьем гомоне, гаме
Решила: домой понесу.
В бутылку поставив ее,
Смотрела я взглядом влюбленным,
Листвы распусканье зеленой
Впуская в жилище свое.
Вновь показалось: в этой жизни смысл
Имеется, и я учусь чему-то,
Но рай земной, учись ты не учись,
Является лишь в детстве почему-то.
Деревья возле школы там стоят
Сплошною неприступною стеною,
И дети носят маленьких котят
Лечиться. Это было и со мною.
Я тоже собирала там листву
Осин, от бурь дождливых пожелтевших,
И видела, как мелкую траву
Накрыли тени облаков безбрежных
И, ствол березы белой примотав,
Который под ветрами обломился,
Я видела - он будто зарастал,
Но оказалось, это сон приснился.
И это я училась там читать
По детским книжкам, приходя с прогулки,
И так отчаянно хотел летать,
Тот голубь, что
нашли мы в переулке.
Вспоминаю, как детям нравится,
Когда в комнате их темно -
Вдруг луна почему-то уставится
В занавешенное окно.
Неожиданно изменяется
Освещение, угол, цвет -
И картина преображается,
Будто не был дома сто лет.
Лучик маленький вдруг привиделся
Из-за двери, издалека -
Как перо у голубя, выбился,
По паркету поступь легка.
И ребенок в свете купается,
Неизведанные миры
В что-то близкое превращаются,
Подчиняясь ритму игры.
Исчезает опасность темная,
И неведомым светом ночь
Озарилась. И комната скромная
Отступила, бледная, прочь.
Холодом бьет по лицу -
Лунная белая маска,
В черном остывшем лесу -
Страшная зимняя сказка.
Шапка не сможет помочь -
В уши забились иголки,
Воет полярная ночь
Песнь искореженной елки.
В синей фонарной дали
На опушенной тропинке
Гнездышки свили свои
Белые птицы-снежинки.
Мелкий прореженный лес
В темную даль углубился,
Фосфор, мерцая, с небес
Пал, и над сопкой светился.
Школы коробка молчит,
Купол дрожит созвездный,
И колотушкой стучит
Сторож у края бездны.
Дальше уж нет ничего,
Кроме тоски напрасной
Льдистых озерных вод
После линейки трассы.
Нет никого, ничего,
Слабые тело и ноги,
Молча и жутко ползет
Черная тень по дороге.
Слова спускались прямо с потолка,
Огромным звоном уши накрывали,
И тень их колокола, что легка,
Как сон, на тумбочке, на одеяле
Лежала. Мне казалось, счастья нет
Другого, чем присутствие такое,
И удивлялась, как тринадцать лет
Могла я жить, совсем не беспокоясь,
О том, что тени звуков - вот они,
Их видно, словно легких насекомых,
Неощутимо вьющихся в тени
Стрекоз и белокрылок бестолковых.
Слова друг с дружкою сплелись, и вот
Красиво упорядочены звуки.
Летящей птицей мысль ко мне идет,
Как будто к арфе прикоснулись руки.
Сорокой унеслась печаль
В молчанье августа лесное,
Гудок состава спел про даль,
Как жеребец, идя в ночное.
Зеленый северный рассвет
В озерной сини растворился,
Рябин багряно-жаркий цвет
На мшистых скалах отразился.
В вагонном доме кочевом
Несемся вдаль, в сосновый шепот,
Лежат в покое вековом
Протоптанные лосем тропы.
Поют о чем-то ручейки,
И, выйдя из-за косогора,
Реки равнинной две руки
Смыкаются в теченьи скором.
И осень хмурая теперь
Права внезапно потеряла,
И в душу отворилась дверь,
И царство ветра в ней настало.
Река струится, в этом - красота.
Петляет между белыми холмами,
Меж устланными снегом берегами;
Их облака засыпали, когда
Зимы уже совсем никто не ждал.
Казалось, слякоть листьев будет вечной,
История их лёта - бесконечной,
И будешь ты давить их, как вандал.
Но небо вдруг стремлением зажглось
Под звездами весь мир коврами выстлать,
И фонари льют свет на облик чистый,
Им нынче праздник видеть довелось.
Идеальный февраль. Очень хочется верить
В эту ровность. Что это продлится века,
Не встревожится небо, не тронет потеря
Белизну и широкие снега шелка.
Просветленье во всем. Не могу не отметить,
Что такого я здесь не упомню пока,
И прекрасное солнце все радостней светит,
И мороз иногда наминает бока.
Скоро будет синеющих вод колыханье,
Скоро снег, улетая, назначит свиданье
Уходящему в бездны небес январю.
Скоро бремя грядущей весны разрешится,
Скоро власть заберут ошалевшие птицы,
И июль прокукует привет февралю.
Иногда вдруг спадает морок,
Видно множество фонарей,
Путь вечерний до дома долог,
Он лежит средь больших огней.
Видно дерево, и снежинки
Закружились вокруг него,
Под ногой зазвенели льдинки,
Нет людей вокруг никого.
Это чудо открытой книгой
Развернулось вокруг меня -
Вижу, истина, как шутиха,
Прилетела, хвостом звеня.
Февраль. Зима еще имеет право
Поутру дымкой снежной угрожать,
Рассветом непонятным и кровавым
Над городом остывшим зависать.
Течет река по полынье. Так узко
Ей, бедной, получившей из трубы
Тепло, как будто бы из печи русской,
От нашей коммунальной ворожбы.
Вокруг же пар курится. Здесь дорога
За город серой змейкою бежит,
По ней жучков-машин ползет немного,
И снег вокруг сугробами лежит
Обрубленными. Если утром выйти
Из дома, чтоб немного погулять,
То вечер подкрадется тенью выпи,
Не дав до магазина добежать.
Скорее бы растаяли сугробы,
И в прошлое ушла дневная ночь,
И холод в небе растворился, чтобы
Весне разлиться
по земле помочь.
Цветовая гамма изменилась
За моим полуночным окном -
Больше сумрака там появилось,
Ведь погас всегда сиявший дом.
И во влажной темноте апреля
Появились черные кусты,
Частые их ветви заблестели
В почечных пупырышках густых.
Дождь стучит неясно, торопливо,
И Славянки шумный водопад
Низвергается в Неву игриво,
Словно рыба, бьется невпопад
О быки моста. И влажный бархат
Ночи обволакивает мост.
Как Кура с Арагвой, реки жарко
Здесь идут на вечный перекрест.
Лед же тает на Неве весенний.
Вот плывет квадратом. Почему?
Видно, шел по Ладоге последний
Лыжник на прогулку по нему.
Кажется, ты сопричастен этому
небу.
И непонятно даже совсем, почему.
Новое все. Облака притворяются снегом,
Так обманув весну-чародейку саму.
И ничего мне сейчас, кроме неба, не надо.
Сверху по глади синие санки бегут,
Можно скользить по горе по вон той до упада,
Так растворяясь в беге веселых минут.
Тихо проходят мимо скалы седые,
Мох фиолетовый спит на боках валунов,
Небу полезны эти сады навесные -
Мир с чудесами особыми весел и нов.
Вот показались длинные белые перья.
Каждое - сто километров, что хочешь, пиши,
И над рекой к Отрадному вдаль полетели,
Сверху моста протянув свои осточки вширь.
Птицы купаются, будто в сахарной вате.
Словно кисельный берег, в белой воде
Фронт отразился облачный голубоватый,
Полосы света и тени рассеяв везде.
Праздник видения, праздник взгляда
Расцветает раннею весной,
Никуда идти уже не надо,
Все цветет как раз перед тобой.
Тонкие красивые березы
Распушили цвет своих ветвей,
С их стволов текут простые слезы,
Память вьюжных и холодных дней.
Распустились яблочные почки,
И вдыхать свой аромат дают,
Словно узнику из одиночки
В чистом поле даровав уют.
Будто это для нас нарисовано-
Полоса облаков вдалеке,
Их огромная масса спрессована
В отраженную тропку в реке.
Можно молча заглядывать в нежное
Небо тихое, ждущее гроз,
И пытаться летать там с надеждою,
Что не ведает грусти и слез;
И польются дожди на спокойную
Воду, спящую в северной мгле,
И затянут мелодию стройную
Ветры, странники спящих полей.
Старый город соседствует с
новым
Посреди белоствольных берез.
Изумрудные кроны - обновы,
Словно ветер в подарок принес.
Новый город взбирается выше
Чем хрустального детства мечты -
Старый тихо скрипит. Даже слышен
Тихий шепот его простоты.
Улыбается нам колоннадой
Портик бани за тихим двором
И беречь бы нам всем его надо,
Но застройка уж не за горой.
Скоро будут строители в масках
Здесь работать и стены сносить,
Скоро рухнет привычная сказка -
Будут пилы деревья косить.
Заря край небосвода огибает,
Стада лучей в загон отвел пастух,
Машина с желтой фарой проезжает
По старому рыбацкому мосту.
В воде огонь разбился отраженный,
Поет за
речкой летний
соловей,
В Неву впадает под окном влюбленный
В нее Славянки тоненький ручей.
Внизу - прогулка своры псов степенных,
Прохожих не спешащий разговор,
Свет фонаря спокойный, неизменный,
Из дальней лампы вышедший в дозор.
Открой все окна в доме, и смотри
На иван-чай, на донник и на пустошь,
На краешке которой в час зари
Деревья тень на землю стелют густо.
Прореженная, чистая земля,
Ручей, как родич царского канала,
И гладь реки, светлее хрусталя;
Закат, в который солнце опоздало.
Зеленые и светлые холмы
Лежат вдали, и всем ветрам открыты,
И память в удивительной пыли
Вчерашних дней и здешних мест зарыта.
Нева и Славянка, действительно,
разного цвета.
Одна - чуть темнее. К лазури стремится она,
К сестре своей, весело, в радости теплого лета
Бросающей зайчики солнца. До самого дна
Все видно в Неве. По Славянке гнездятся вороны,
Они здесь повсюду, и клюв опускают, и пьют,
И мочат сухарик в ближайших озерах оконных,
Затем вынимают, и с видом заправским клюют.
Над светлой Невою летают довольные чайки.
Они покормились на ближних помойках уже,
И с радостным визгом сбиваются в плотные стайки;
Вороны же сизые носят печали в душе.
Гул августа и близящейся осени,
И этот гул - такая красота,
Такое небо нынче видно в просини
У омута у спящего моста.
Такое нынче светопреставление -
По небу груды облаков плывут,
И их тела, фантазии осенние,
Изменят форму в несколько минут,
Когда от яркого пожара вечера,
От топки догорающего дня
Останется лишь радость бесконечная
Да неизвестность в сердце у меня.
Как балерины, тучи нетяжелые
Застынут перед тем, как вдаль уплыть,
Чтоб место дать свинцовым тем гондолам,
Что нас готовы снегом завалить,
Когда река уменьшится до лужицы
Вдоль берега лежащей полыньи,
И точки звезд, колючие от стужи,
Сквозь космос к нам пошлют лучи свои.
"Волго-Дон" отъезжает
в воскресенье
без десяти двенадцать
от нашего окна.
До этого они стояли вместе,
два "Волго-Дона-92"
на чистой глади реки,
украшенной волнами,
такой безмятежной,
с синим прозрачным небом,
с большими желтыми деревьями
на заднем плане,
со звуками новой осени,
чистыми, летящими, словно чайки,
звонкими призывами ударов
неведомого большого молота
(загадка инженерной мысли)
по идеально ровной, светлой,
озаренной полуденным солнцем
наковальне лазурных дней.
Мне страшно выйти и расплескать
В огромном городе то,
Что я внутри успела собрать
В своей квартире простой.
Внутри цвели леса и поля,
Хотя снаружи была
Дождем уже полита земля
И осень в город пришла.
Внутри все было так хорошо.
Снаружи - поезд шумит.
Полоска рельсов, как ровный шов,
Вдали от речки лежит.
И думаю: в комнате я своей
Живу, как будто в пути.
И в этом неуютном купе
Пытаюсь к счастью прийти.
Завис над поездом небосклон,
И лампа горит в окне.
И путник облачный шлет поклон,
Мигая от ветра, мне.
Что-то есть такое бездонное
В небесах над рыжей землей,
И в березе желтой, склоненной
Под белесой облачной мглой.
Над рекою, зябко дрожащей
Под железнодорожным мостом,
И над пустошью, рядом лежащей
И покрытой болотным мхом.
Над горящими золотом сферами
Невозможных осенних крон,
Над дорожными травами серыми,
Что слыхали поезда стон.
Далеко раскинулась стылая
И октябрьская страна,
Но и в ней какая-то сила
Тихой радости быть должна,
Чтоб о чем-то себе гудели
Над полотнами провода,
Чтобы люди в вагонах пели,
Странствуя, неизвестно куда.
Спеть по нотам, написанным в воздухе,
Необъятную песню свою,
Словно где-то она уже создана
В заунывном осеннем краю.
Спеть ее, по-отечески милую,
И ни капельки в ней не забыть,
Словно птицу весны сизокрылую
В дальний путь в небеса отпустить,
Чтоб она, облетев по окружности
Наш раскрашенный шарик земной,
После зимней сверкающей вьюжности
Возвратилась, порхая, домой.
Счастливое ушло на задний план.
Теперь не вижу трепетности сосен.
И в голове уж осени туман,
И солнца диск чуть меньше светоносен.
Пойду ли на колонку, где мое
Особенно когда-то сердце билось,
И тяжко осознаю бытие,
Как будто бы береза надломилась.
Не нужно больше радости: тоска.
Ведь скучно, если все одно и то же.
И кажется, что смерть уже близка,
Ее предчувствие мне сердце гложет.
Все это осень привнесла в меня.
Деревня возле города большого
Скучнее и скучней день ото дня,
И нет в ней оживления былого.
Себя надеждой тешу: жизнь - во сне
И в смерти: нам ведь нужно просыпаться,
На миг, чтоб видеть солнце в тишине,
И песен звезд для вечности набраться.
Впереди - большой ноябрь,
свободный
От ненужной летней суеты,
Плащ дождливой осени холодный
Вновь набросит ветер на кусты.
И ночные ветры застенают,
Дождик застучит свою печаль,
И согласно ветки закивают.
Вдоль дороги, уходящей вдаль
Будут зелены лишь платья сосен.
В небе будет частый след грозы,
И порою будет видно просинь
Драгоценной летней бирюзы.
На салфетках из ресторана,
На обрывках случайной газеты
Повесть пишется жизни странной,
Неприкаянной, несогретой.
В ней огромные небоскребы
И коробки концертных залов,
Тусклых станций метро утробы
И свинцовая гладь каналов
Скорпион ноября в чернильном
Небосводе с пятном заката
И волшебный фонарь в ванильном
Декабре с его сладкой ватой.
Бывают в мире города из крыш.
На крышах даже избы есть, сараи,
Туда не долетает грохот. Тишь
В морозы и тепло там обитает.
Живут лишь птицы в этих городах,
Да иногда незваный гость заглянет -
Какой-то мальчик в теплых сапогах
Колоть ледышки острым ломом станет.
Нетолстый дворник убирает снег
На целой утренней большой планете -
Внизу, в рассветном мире, ранний бег
В тяжелых ранцах ускоряют дети.
Все окутано предновогодней,
Так давно знакомой суетой,
Будто мы - корабль, стоим на сходнях,
И готовы плыть большой Невой.
После дня, свободного от странствий,
День, опять исполненный забот;
В полузимнем слякотном пространстве
Свет с мерцающих небес идет.
Свет рассеянный, ночной и лунный,
С примесью оранжевых огней
Фонарей. И город звездно-шумный
Будто рад присутствию людей.
Гулять - ощущать: прибывает
Все время бледнеющий день,
В Сосновке так часто бывает,
Туда добираться не лень.
Почувствовать радость собаки,
Что выведена погулять -
Мечтает участие в драке
Она небывалой принять.
Услышать: на снежной опушке -
О лете синица поет,
Выслушивать речи подружки,
Что рядом с тобою идет.
Увидеть белейшую птицу,
Затерянную на снегу,
К теплу она тщетно стремится,
Но взять я ее не могу
Домой, словно голубя в детстве,
Когда в нашей кухне он жил,
И друг из семьи по соседству
Его из ладони кормил.
Льдинки яркие и разноцветные
Рассыпаются в белом снегу.
Я их, словно каштаны заветные,
Из-под ног соберу, как смогу.
И подброшу их к выси березовой,
Чтоб за шиворот синих небес
И за шубу зари светло-розовой
Их сверкающий ворох залез.
Чтобы соки земли холодеющей
Вверх по веткам деревьев пошли,
Силой налили их молодеющей,
И весну, наконец, принесли.
И тогда в леденеющем празднике
Петергофских застывших озер
Заиграют на дудках проказники -
Зайцы, вышедшие на простор.
Из лесов и деревни разрушенной,
Из давно запустевших полей
Запоют они песнь, что подслушана
У печурочки детской моей.
Открыть бы это окошко,
Чтоб на Исаакий взглянуть,
И пресной влаги в ладошки
Из вод Невы зачерпнуть.
Отсюда видно пространство,
Весенние корабли,
И синева, и убранство
Скупой балтийской земли.
Она метелки деревьев
Растила между домов
Для чистки павлиньих перьев
Крылатых птиц - облаков.
Какой-то странный, но
конкретный сок,
В котором так хотелось искупаться,
Внутри шершавого ствола все время тек,
И с вербой не хотелось разлучаться.
Была на Ломоносовской весна,
Еще, казалось бы, совсем недавно,
Деревья скрылись под покровом сна,
И бывший парк был тяжестью подавлен.
Теперь стремится солнце сквозь листву
На светлую поляну опуститься,
И бьет жарой нестарую траву,
И гнезда в кронах вьют шальные птицы.
И, глядя в этот занавес лучей,
Я чувствую, что хочется проснуться,
Бежать из мрака ледяных ночей,
И к солнцу мая прикоснуться.
Я чувствую, как что-то из земли
По длинным корешкам в меня втекает,
Как будто соки по ногам пошли,
И голову сережки украшают.
Город покажется клеткой,
Если с природой дружить.
Манит акация веткой,
Чтобы от грусти уплыть
Мог ты в широкие дали,
Где можно жить в полях,
Где не несет печали
Первый крик журавля,
И разгулявшийся ветер
Душу ведет в облака,
Солнце сквозь тучи светит,
Радует глаз река,
Птицы сбиваются в стаи,
Чтобы любить весну,
Снег, лишь упав, растает,
Поит ручей сосну,
А под сухой корягой
Шастают муравьи,
Дружной веселой ватагой
Носят грузы свои.
В десятке метров от огромных пароходов
Резвились дети в набегающей волне;
Им было все равно, что эти воды
Стандарту отвечают не вполне.
Три тельца были, словно поплавочки;
Покачиваясь мерно вверх и вниз,
Они роняли тихие смешочки,
Улыбки не сходили с милых лиц.
Им было это счастье так привычно,
Как будто жизнь их здесь текла всегда,
И было все как раньше - как обычно, -
И портом не испачкана вода.
Да что же это там у них такое?
Могила у пожарных на дворе,
Цветы и ели в парке над Невою,
Как будто бы на радость детворе.
И стадион построили пожарным,
И это уж не бывший сад Спартак,
Кто в легкие впускает дым угарный,
Тот отдохнет впоследствии вот так.
И будут ему ласковые вербы
Давать вдохнуть ту желтую пыльцу,
Что исцеляет легкие, наверное,
И не дает приблизиться концу,
Когда пожарный борется с пожаром,
Когда, не думая о страхе, он
И честью, и пришедшим вдруг угаром
На подвиги для ближних вдохновлен.
Так пусть же будут ели вековые
Всегда, как часовые, здесь стоять,
Чтоб подвиги пожарных огневые
Перед детьми округи прославлять.
И в самом деле наводнение -
И забирается волна
По лестнице, как наваждение,
И чаша берегов полна
Толкающимися барашками,
Бурунчиками темных вод,
Что крошечными черепашками
По кругу водят хоровод;
И облака висят так низко;
Четырехпалубный корабль
Сквозь темноту проходит близко,
Луна висит, как дирижабль,
Средь синевы послезакатной.
И собрались у головы
Исаакия невероятной
Все облака вблизи Невы.
И все это мое - дворы и рельсы,
Заброшенные баки у ворот,
Подъемный кран. Как он стрелой ни целься,
А все равно когда-нибудь пробьет
Однажды подвернувшуюся крышу.
А я по летним улицам иду.
Здесь путник, что пешком из дома вышел,
У всех старушек местных на виду.
Во двор зайдешь ли с шумного проспекта -
И поразишься - сразу тишина.
Но песня внутренней площадки спета -
Уже здесь стройка новая видна.
А вековые длинные деревья
Собою окружают каждый дом,
Их нежной зелени павлиньи перья
Как веера, справляются с трудом
С жарой и ослепительным пространством.
Стена стволов напоминает лес
Дремучим равномерным постоянством.
И небоскребы - пальмы до небес.
Дрожащая картина темной ночи,
Размытый город за стеклом дождя.
Автобус в парк еще идти не хочет,
Сигналит, с остановки уходя.
Уютно в транспорте, здесь есть кондуктор,
Забор бетонный за окном бежит
Бескрайний. А в салоне репродуктор
Названья остановок нам бурчит.
И Малая Балканская стремится
За железнодорожный горизонт,
Лучи прожекторов, большие спицы
Снаружи создают горящий зонт.
И заблудившись, я теперь скитаюсь
По этим заколдованным местам,
На буквы, пятна света натыкаюсь,
Над рельсами катаюсь по мостам.
Гигантская ковыльная равнина
Взметнула ввысь огромный сноп огней,
И небоскребы, плац земной покинув,
Взметнулись ввысь, как сосны средь полей.
В сумраке свет неземной,
Парк лишь волнуется звучно,
Солнце закрыто луной,
Вовсе не синею тучей.
Край небольшой лишь торчит,
Площади вдруг потемнели,
Ветер органом звучит,
Будто в преддверьи метели.
Тени ползут по полям,
Молча бредут по дорогам,
Словно маяк кораблям,
Света оставив немного
Этому миру людей,
Чтобы они не споткнулись,
Стайкою бедных детей
Не заблудились средь улиц.
Где вы увидели луну?
Все небо занято туманом,
И ветер тянет пелену,
Которой звездный свод затянут.
Как вы здесь встретите рассвет?
Ведь еле-еле свет впускает
Колодец каменный. Привет
Сюда от солнца проникает
Лишь в очень редкие часы.
Здесь вечер постоянно длится,
И влагу утренней росы
Пьют прямо с тротуара птицы.
Такие на Васильевском закаты,
Как будто бы над гаванью висят
Огромные пласты пурпурной ваты,
И корабли о море говорят.
Единственное облако повисло
Над толпами кварталов и домов,
В нем тлеют огоньки небесной мысли,
Как будто пламя кочевых костров.
Оно переливается, как угли,
Когда уже иссякли все дрова,
Но до конца остатки не потухли.
И небо изумрудно, как трава.
Упейся воздухом, зачем тебе вода?
Хотя она журчит и в этой чаще,
И омывает негой настоящей
Заросший берег тихого пруда.
На темные деревья оглянись,
На стройных елей стан пирамидальный,
На их великий шепот изначальный,
Прислушайся. Ведь он уж был, когда
Людей еще не ведала земля.
Ее леса величественно ждали
Явления животных. Их вначале
Скрывала колыбель из хрусталя.
Но вскоре разошлась ее волна,
И звери этим воздухом напились,
И мы с тобой почти уж появились,
И жизнь тогда еще была вольна
Ползти внизу иль в воздухе летать,
Затем мы лес своим назвали домом,
И стало все здесь близким и знакомым,
И есть вода, и радостно дышать.
Что-то в Купчине есть киммерийское,
Словно степи раскинулись тут,
Хоть не Черное море, Балтийское
Омывает песчаный уступ
Городских бастионов на западе,
А на севере плещет Нева,
И восточнее купчина стелются
Возле речки леса и трава.
Но само торжество восхищения
И сама киммерийская степь,
Что в ночи узнаешь по свечению,
От которого хочется петь,
В центре плавных равнин расположены,
Нет на них ни уступов, ни гор,
Параллельно дороги проложены,
Разделяя бескрайний простор
На квадраты для жизни и отдыха,
Но простор ощутим все равно.
Словно гением здесь было создано
В синий космос большое окно.
Прелесть Лодейного Поля
Осенью, ранней весной,
Летом, наверное, более,
Чем когда-либо. Покой,
Длинные ели, березы
В дальнем приветном лесу.
Лютой зимою морозы
Сон в хрустале принесут
Северной скромной природе.
Близко и Волхов, и Свирь,
Тундра маячит в проходе
С Ладоги в Кольскую ширь.
Сюда приходят заглянуть за край,
И пнуть заборчик, а за ним - безбрежность,
Передо мной река лежит - ныряй,
И облаков предгрозовая нежность.
Здесь все шумит, недаром рядом - КАД,
Здесь будто бы взлетают самолеты,
И может быть, для уток это - ад,
Но в небе здесь - божественное что-то.
Здесь теплоходы белые стоят,
Четырехпалубные, плыть готовы,
Дымы из труб расположились в ряд,
Невдалеке - дома, дорог обновы.
Здесь все застроено, лишь пятачок
Под вантовым мостом еще свободен,
На нем фонарик каждый - маячок,
Когда корабль с озер Невой проходит.
Здесь можно долго вдумчиво стоять,
Чтоб обрести нирвану или вечность,
Летящих чаек взглядом провожать,
Которые стремятся в бесконечность.
Прогулявшись близко, в
Усть-Ижору,
Новые идеи нахожу,
Там ловлю их в сказочных озерах,
И на удочке в руках держу
То рассказ, а то стихотворенье,
То идею, как мне дальше жить,
То глоточек нового терпенья,
То желание с людьми дружить.
Утром, если двигаться в тумане
По Петрозаводскому шоссе,
Вряд ли интуиция обманет,
Будут правильными мысли все,
Что внезапно в голову приходят.
Если ж по поселку погулять,
То воспоминания находят,
Хочется задумчиво молчать
И при виде заспаннной аллеи,
И театра, и особняка.
Кажется, что видишь ты яснее
Мир из маленького городка.
Вон там, я знаю точно, домик есть,
Но он укрыт за лиственным пожаром;
В котором языков не перечесть,
За ними скрыты улицы, бульвары.
Сияющие, чистые огни
На время миру осень показала,
Собрались в сферы, эллипсы они,
И голос птиц в них, словно шум вокзала.
Кругом лесные ярусы висят,
Волнение их веток нарастает,
Светильниками выстроились в ряд
Стволы, и их верхушки в небе тают.
Зачем по тесным комнатам ходить
В осенний день, и трепетный, и желтый,
Мне с ветром лучше время проводить,
И наблюдать шальных деревьев толпы,
Их зелень в рыжих пятнах, кутерьму
Цветастых бликов. Паводок качаний,
Друг друга кроющую листьев тьму,
Игру теней и трепетных касаний.
В сверкании ветвей заметен ритм,
Он душу из обычных дней уводит,
И слышен тайный и прекрасный стих
В ожившем том древесном хороводе.
Казалось бы, Карельский перешеек,
А дуют неуютные ветра,
И множество берез, тончайших шеек,
Во тьме ночной до позднего утра
Качается, тихонько наклоняясь,
То к луже, а то к почве полевой,
На фоне туч оранжевых шатаясь.
Вдруг словно призрак осени живой
Пришел и среди сосен поселился,
И ожил целый океан стволов,
Покой внезапно в бурю превратился,
Расцвел кивками тысячи голов.
И каждый небольшой лесной пригорок
Был духами, тенями населен,
В семь вечера ночной балтийский морок
Смешал все в кучу, весел и силен.
А фонари, как звездочки, горели
В долинах у дорог то там, то тут,
И облака все так же пламенели,
Светя грузовикам, что в ночь бегут.
Опустело междустволье в парке,
Только ветер бродит по кустам,
Словно брусья золота, подарки
Желтых листьев тут лежат и там.
Опустело прежнее пространство
Жизни бабочек, цветов и птиц,
Лишь береза, сняв свое убранство,
Опускает веточки ресниц.
Плачет о вчерашней непогоде
Мокрая холодная трава,
Без остатка жизнь отдав природе,
Стелется ковром внизу листва.
Растут деревья. Слышишь песню?
Послушай, как они скрипят,
Ничто не может быть чудесней,
Чем красок осени наряд.
В вершинах пролетает ветер,
И листья падают, как снег,
Цвет золотой их струек светел,
Их водопад стремит свой бег
На землю, устланную мхами,
На мягкий травяной ковер,
Неповторимыми стихами
Слагаясь в пламенный узор.
Всего один крик в тишину двери
Разорванных облаков,
Всего один шаг в пустоту - верю,
Увижу зелень лесов.
А там не ищите меня больше
За пеленою чудес,
Я с детства бегу побыстрее, подальше
От всех насиженных мест.
Шутя, покоряю огромные скалы,
Их серо-седой карниз,
Любуюсь болотной красой небывалой,
Гляжу на озера вниз,
Люблю лебедей встречать спозаранку
На розово-алой воде,
Смотреть, как ветер качает кувшинку
В дождливо-пасмурный день.
Что свыше придет? Не знаю, не знаю,
Где завтра застанет меня,
Опять электричка шумит, покидая
Ручьистые наши края.
Я видела Волхов: синеющий край
На Севере, темный и бурный,
Просторного леса задумчивый рай,
Фонарь над рекою дежурный.
Продлившийся фермами мост навесной,
Вдали от быков и громады
Плотины и ГЭС, и ее заводной
Энергии, как у армады.
Уютный вагон и постели и чай,
Звенящая ложка в стакане,
Как символ великой энергии той,
Которая нас не обманет.
Всегда даст нам свет, чистоту и тепло,
И топливо, чтоб над рекою
Нестись, над которой мне душу свело
Извечной красой неземною.
Иди, ведь у тебя есть цель,
Тебя гроза не напугает,
Пусть на твоей дороге ель
Приветно ветви поднимает.
Иди, пусть заяц из травы
Внезапно вылетит пугливо,
Кивком дремучей головы
Дуб отзовется молчаливый.
Спеши, пускай тебя звезда
Ведет через любые чащи,
Ведь ты идешь как раз туда,
Где дом твой прочный, настоящий.
И все тебя давно там ждут,
И все теплом любви согрето,
И лишь за несколько минут
Все различат в тебе поэта.
Где это было?
Чистая совесть,
Странная сказка,
Славная повесть.
Как это было?
Солнце заходит,
Небо остыло,
Осень приходит.
Прочь на просторы
Лето умчится,
За моей шторой
Дождик стучится.
Десятилетней выдержки тетради
Используйте. Чуть желтые листы
Послужат неизведанной отраде,
И подчеркнут приятность простоты
Синеющих и безыскусных строчек.
Откроется невыразимый мир,
Проводником в него вам будет почерк,
Не прорывающий в бумаге дыр,
А оставляющий следы, как мышка,
Пытающийся лист пощекотать,
Чтоб мысль, глаза открывшая малышка,
Могла нам истину пролепетать.
Пернатым быть так сложно на земле.
Неистребима их нужда в полете,
И носятся по свету много лет,
Крича от счастья на высокой ноте -
Большие птицы, аисты, и те,
Которые размерами не вышли -
Плывут с тревожным ветром в высоте
Под синей звездною небесной крышей.
Их родина далекая зовет,
Но где она? Их крики сиротливы,
Отправился за радостью в поход -
Так и лети через туман дождливый.
И песни птичьих скрипок и ветра
Сливаются в поток больших симфоний,
Который небо слушает с утра
На лунном допотопном граммофоне.
Зовут созвездия в большой полет,
Раздут воздушный мех внутри, как парус
Невидимый. И красный клюв поет
О путешествиях - червям на зависть.
Жалко и глаз, и глазури,
Месяц глядится в окно,
Выйдет, не выйдет козуля -
Мастеру не все равно.
Боже, храни его руки,
Пусть в эти страдные дни
Не позабудут науки,
И не устанут они.
Пусть же из теста немого,
Черного, как зимний день,
Чудом зверька расписного
Гордый родится олень.
Выйдут коты, замурлычут,
Сливок попросят налить,
Прямо в избушке покличут
Стаю свою журавли.
Зайцы заждутся Мазая,
Лыжи поставит к печи
Ненец и, духов сзывая,
В бубен шаман застучит.
Спокойно-вечерние села,
И поезд быстрее коня,
И небо с закатом веселым,
И снедь не волнует меня,
Когда в рюкзаке есть и книга,
И черного хлеба кусок -
Я еду, я еду в Чернигов,
И путь мой не так уж далек.
Вот ночь. Уж сгущается сумрак,
И все погрузилось во тьму,
Не надо пудовых мне сумок,
Я нищенство в жизни приму,
И буду сидеть в электричках,
Беседовать там о кролях
С людьми, что по старой привычке
Все в тамбуре узком смолят.
Я буду звонить своей маме
На алом рассвете из Сум -
И о путешествиях память
Мне пищею станет для дум.
Нет ничего, только свечка горит
С легким дымком благовоний,
Нитка мерцает, и пепел лежит
Черной змеей на поддоне.
А за окошком машина шуршит,
Словно бы выкрик секундный
Птицы, иль гномик песню свистит,
Сидя в маршрутке попутной.
Дым от машины, скиталицы тьмы
Запах ветвей мне напомнил.
Свечка горит, горизонты темны
Зимней ненастности черной.
Огненный шнур растворяет свечу,
Сам исчезая при этом.
Время бежит, я сижу и молчу
Перед мерцающим светом.
Радость, зажженная в темной ночи,
Милый фонарик усталый,
Радость, что рвется запеть, хоть кричи,
Лунный восход запоздалый.
Ищу как будто пятого угла,
Иду по темным запертым вагонам,
Но сердце оставляю перегонам,
И тихим запорошенным местам.
Они опять за окнами бегут,
Пристроившись в цепочку друг за другом,
И лесом, и когда-то светлым лугом
Привет мне из-за окон мирно шлют.
И снова память возвращает мне
То, что когда-то так же отражалось,
И пело, и цвело, переливалось,
В вагонном, вдаль распахнутом окне.
Надеюсь, что когда-нибудь еще
Все то, что было прежде, возвратится,
В окне пейзаж волшебный отразится,
Осмысленным и нужным станет все.
Я даже не поверю, что еще
Недавно так бродила по вагонам,
И в буйстве молний и травы зеленой
Вдруг для меня преобразится все.
И буду я счастливой самой, и
Увижу милый край обетованный,
Где я нашла свой город долгожданный
На самом краешке большой Земли.
Мне нравится, когда я выхожу
Из дома, кофе пить и ставить кружку
На подоконник. Глаз не отвожу,
Прощаясь с ней, как с милою подружкой.
Она встречает вечером меня,
И утренний уход напоминает,
Когда в отливе гаснущего дня
Свеча на горизонте догорает
Как солнце. Кружка же в лучах стоит,
И дымчатым стеклом почти курится,
Как будто пар зимою вверх летит,
Под ней подносик маленький теснится.
И сразу выйдет то из глубины,
Что там запрятано. Живое что-то,
Как память необъятной той страны,
Что удалилась вглубь из-за работы,
Но из-за кружки появилась вновь,
Когда домой я вечером вернулась,
И чувствую, как где-то в жилах кровь
В предчувствии надежды встрепенулась.
Кончились зародыши стихов.
Это не зародыши пшеницы.
И сегодня тенью облаков
Тьма на двор мой исподволь ложится.
Буду потихоньку жить без них.
Есть еще вчерашние к тому же.
Но про что - забыла. Новый стих
Из заделов шпарю почему же?
Потому, гораздо так умней.
Если все стихи писать экспромтом,
Лягут строчки грудами камней
В предрассветных сумерках-потемках.
А задел снаружи принести -
Это начинание святое,
Так ошибок меньше допустить
Может мое перышко простое.
Главное в блокноте записать -
(Бабочку пришпилить на иголку) -
И потом уж дома развивать
Можно. В этом будет больше толку.
Мы сидели за партами в аудитории,
Палисадник за окнами был, словно лес -
Иллюстрация вечной природной истории.
И внезапно к нам в форточку ветер залез.
Он промчался по партам, сметая учебники,
Он тетради и ластики перевернул,
И мы вспомнили - летом мы были кочевники,
Возле Ладоги мы обживали страну.
И внезапно холодное чистое озеро
Заплескалось у наших сапог на полу,
И деревья взмахнули ветвями и гнездами,
И большая скала появилась в углу.
Мы не знали, что думать, мы были наивными,
Нам хотелось отправиться снова туда
Электричкой, что мчится предгорьями синими,
Над которыми мерно гудят провода.
И взобраться на гору, спускаться тропинками,
И на камне по озеру будто бы плыть,
Облаками напиться - замерзшими льдинками,
Растворяясь под солнцем от радости жить.
Я думаю, что целое событие
Для таволги и для других цветов -
Уход большого солнца, дня закрытие,
И погруженье в мир июньских снов.
Цветные кисти, ярусы пахучие
На фоне темной зелени висят,
Большие, полные пыльцы, тягучие,
Распространяя дивный аромат.
И видно, что такое расставание
С теплом и светом лишь на пять часов
Послужит им серьезным испытанием,
И только звуки птичьих голосов
Их ободрят в ночи, напоминающей
Им первобытный сумрак той Земли,
Где все они под ветер завывающий
Впервые из глубин произросли.
И ночь для них - по-прежнему, событие,
Которому на свете равных нет,
За ним грядет опять тепла открытие,
И первозданный и счастливый свет.
Люди ходят, такие красивые,
А потом они умирают,
Вечера бывают счастливые,
А потом они в небе тают.
И рассветы бывают алые,
А потом как польется дождик,
Дети вечером спят, усталые
От пробега маленьких ножек.
Человек бывает сердечным,
Даже если глядит уродиной,
Нежность в сердце бывает вечной
К тем краям, что зовутся родиной.
Журавли улетают осенью,
Промелькнув душой белогрудою,
И кольцо от любимой носим мы,
Называя подарок чудом тот.
Подойди к речушке ты в поле,
И ведро опрокинь на плечи,
Оцени, что зовется волей,
Жизнью трудною человечьей.
Кто такая неясыть?
Этим нужно заняться,
В знаний туманную насыпь
Киркой ума закопаться.
В принципе все понятно -
Сыт, но не ты. Не я сыт,
Кто же тогда так жадно
Съел, что росло у нас тут?
Это была неясыть -
Цепь голодов замкнулась,
Кризис сожрал запасы,
Словно сова проснулась.
Не поймаешь в сети вольный ветер,
Не разрубишь узел всех проблем,
Странник одинокий есть на свете,
И ему не нужно быть никем.
Чей-то голос рядом засмеется,
Синий взгляд прищурится хитро,
А нальет ведро, воды напьется -
Полным остается то ведро.
И опять исчез. Один на свете,
Где сидел - не смята там трава,
Не поймаешь, не поймаешь ветер.
Жемчуг на траве - твои слова.
То было где-то в запредельном сне,
Там белый снег на луг июльский падал,
Садилось солнце в золотом огне,
И дом стоял с полуденным фасадом.
Он лунный свет, мерцая, отражал,
В нем были теплые и печь, и сени,
Внутри же детский сад существовал,
К нему вели тенистые ступени.
И в "группу" надо было постучать.
Вот дверь открылась. Рядом - небоскребы,
Лишь пару метров мне до них бежать
Среди цветущих лип через сугробы.
Киньте прошлое в печку, ведь это - сплошная утрата,
Что ушло - не вернешь, не хочу вспоминать, никогда;
И за прожитый час - бесконечная горькая плата,
На дорогу упавшая золотом тихим звезда.
На дорогу, и все позади - золотая дорога
Под сиреневым сумрачным небом вдали.
Гаснет свет моих глаз, пропадая за темным порогом,
Там, где тело мое будет съедено телом Земли.
Там, где тело мое станет вашим страдающим телом,
А душа унесется в далекий небесный Восток,
И, счастливая, там будет сердце лечить от порезов,
И смеясь и шутя, будет звезды учить, как урок.
Нет, не троньте меня, мне там нечего делать, я знаю,
Убирайтесь, сполна заплачу, мне так нравится здесь...
Я от горя прилежно и так сто раз в день умираю,
Чтоб вернуться с мелодией ветра с туманных небес.
Оглавление сайта
2020 май 11 пн