L’AGENDA

DE MERE

 

 

IV

1963

 

 

АГЕНДА

МАТЕРИ

 

Январь 1963

 

2 января 1963

 

 

Год начался для меня ужасно. Боюсь, что так пойдет и дальше.

 

Новые трудности?

 

Нет, просто все хотят меня видеть!

Они утомляют меня — я от них сильно устаю.

Я могла бы только… О! Бывают моменты, когда я полностью отхожу от действия — под «действием» я подразумеваю разговор и, особенно, получение массы вибраций… ужасных, ужасных вибраций!

Я чувствую, что работа идет довольно быстро внутри, есть интересные вещи (как выразиться?)… как обещания. Но чувствительность [тела] и возможность дисбаланса обострились в том смысле, что простой пустяк, который при других обстоятельствах не имел бы никакого значения и просто бы прошел, нарушает баланс тела — тело стало ужасно чувствительным. Например, скверная реакция в ком-то, напряженность или реакция самого обычного порядка, вызывает в моем теле внезапную усталость, как если бы оно было истощено. Тогда мне надо снова собираться, чтобы погрузиться в Источник, так что…

Сейчас трудные дни.

У людей есть ужасная привычка — этакий демократический дух, ты знаешь: если я делаю что-то для одного, то почему бы не сделать это и для другого? Они легко принимают, что я больна и поэтому ни с кем не вижусь (!), они говорят: «Бедная Мать, надо ее поберечь и не докучать ей», но как только у меня появляются силы и я не даю кому-то что-то, что дала тому-то и тому-то, этого они не могут принять! Уравниловка сейчас в моде; иерархия или просто различное обращение в разных случаях — теперь уже устарело.

Как бы там ни было, не хочу начинать объясняться, я сделаю это позже.

Но предстоят нелегкие деньки.

 

Ты не должна позволять, чтобы тебя заваливали.

 

Нет.

Я им не ПОЗВОЛЯЮ, но…

 

 

9 января 1963

 

…Как люди любят суетиться! Будто им надо суетиться, чтобы чувствовать себя живыми!

Разве не так?

 

*

*  *

 

(Мать ссылается на «Бюллетень» и, в особенности, на беседу от 3 июля 1957, где она рассказывала о своем символическом видении «Большой Гостиницы» в стадии вечного сноса:)[1]

 

Но все это видится мне на внешней стороне. Я понимаю, это может интересовать людей, но все же заставляет меня улыбаться. Вот так мне кажется. Даже это видение.

Каждую ночь у меня три-четыре таких видения, больших видения, со всеми усложнениями[2], всеми символами, всеми объяснениями, и я встречаю людей… которые не таковы, какими представляются себе.

Но это грандиозно! Потрясающе, сколько можно сделать за несколько часов ночью…

(Молчание)

 

И там все, что мы должны знать, но не знаем (я не имею в виду внешние вещи)…

(Долгое молчание)

 

Но телу очень трудно измениться. Потому что оно живет только по своей привычке жить. И всякий раз, когда проникает нечто из истинного способа жить, тогда без мысли, без рассуждения, без чего-то, что напоминало бы идею, почти без ощущения, почти автоматически, в клетках появляется смятение от новизны этого. Тогда понимаешь, что ВСЕ надо изменить. Это больше не сердце должно перекачивать кровь и получать Силу; не желудок должен переваривать пищу, это все больше не так — все функционирует другим образом. База должна сместиться, функционирование должно полностью измениться — и, затем, все эти клетки, которые так внимательны к тому, чтобы все шло СОГЛАСНО ПРИВЫЧКЕ…

 

(Молчание)

 

Ужасно. Странная трудность.

Если правит внутренне существо — истинное существо — тогда мощь внутреннего существа заставляет тело действовать автоматически; но при этом тело не сознает свое изменение, оно не сотрудничает в деле своего изменения, и для нужного изменения, потребуются, вероятно… быть может, тысячелетия.  Надо, чтобы истинное существо было вот так [жест – на заднем плане] и тело САМО все делало, то есть, содержало Господа, воспринимало Господа, отдавало себя Господу, БЫЛО Господом. Есть стремление — о! оно интенсивное, пламенное — это очень хорошо. Но Господь [смеясь] не входит в обычную привычку! Поэтому, как только Он просто пытается завладеть той или иной функцией, даже частично (не тотально), то все эти привычки, все эти связи, все эти движения мгновенно меняются, вызывая смятение. Смятение в точке. В результате: обморок или состояние на грани обморока, либо нестерпимая боль, либо, в конечном счете, то, что ВНЕШНЕ выглядит полностью расстроенным. Тогда что же делать?… Терпеливо ждать, пока это малое или большое число клеток, этот маленький уголок сознания не усвоит свой урок. На это уходит день, два дня, три дня, и затем это «великое» хаотическое, бурлящее событие успокаивается, объясняется, и клетки сами себе говорят (как бы говорят): «Боже, как мы глупы!…» Требуется немного времени, и они понимают.

Но их тысячи, тысячи и тысячи!

И нельзя увеличить дозу, поскольку можно вызвать их разобщенность! Недавно я видела это; в последний раз, когда ты приходил, я была в полном расстройстве.[3]

Сознание там [жест – сзади], но… оно вмешивается только  когда это совершенно необходимо. Оно лишь пытается локально заставить клетки… (не понять, это не «понимание», потому что там нет ментала) иметь верное ощущение, верное переживание — истинное переживание — покуда клетки не начинают говорить: «О!О!...».

Некоторые клетки в смятении. Другие уже имели переживание, знают лучше и видят яснее, они работают, чтобы адаптироваться к новой вибрации. Но необходимо и остальным клеткам это понять. Они ощущаются такими глупыми, такими глупыми! И наверху есть нечто, что видит все  и  одновременно (и то, и другое вместе) забавляется, глядя на это, потому что это действительно безумно смехотворно, но и одновременно так печально! Печально видеть, что ВСЕ вот так: ВСЯ земля, ВСЯ земля! То что демонстрирует тело, являясь объектом особой концентрации, особого усилия, особого ПОРУЧЕНИЯ, особого внимания, особой заботы — это крошечный уголок, совсем малюсенький — и есть вся земля, вся земля… И все это думает, что оно такое чудесное, такое умное!…

Я могла бы часами рассказывать об этом.

Потом.

Даже сейчас мне надо идти потихоньку, потихоньку, потихоньку — не «отпускать поводья». Я окружена людьми, которые говорят: «О, она серьезно больна! Что же будет?…» и тем самым все усугубляют. Потому что мне еще приходится отгонять все это с помощью Силы: «Держись спокойно! Не позволяй создавать формации, которые усугубляют трудность.»

Ты видишь, как мы далеки от тех романтических трансформаций, когда люди выходят из своих медитаций помолодевшими, обновленными, светлыми — о, детские игры! В конце нет ничего: делается вот так [Мать делает легкий выдох], и все здесь.

Трудно все остальное.[4]

 

 

12 января 1963

 

Море работы, о!… Ты как-то сказал в своей рукописи [«Путешествие Сознания»], что Шри Ауробиндо работал по четырнадцать часов в день, и они хотят, чтобы я делала то же самое — пока я не сдаюсь.

 

О! Да, ты совершенно права!

 

Это очень плохо. Из-за этого он потерял зрение, ты знаешь; его глаза переутомлялись. Я точно знаю, потому что слышала это от него: как-то ему принесли груду книг и еще чего-то, чтобы он подписал; тогда, не зная, что его могут услышать, он воскликнул: «О! Они хотят, чтобы я ослеп!». Так я узнала, что его глаза переутомлялись. И он действительно потерял зрение. В конце он почти ничего не видел: должен был подносить вещи к самым глазам.

Так что я не сдаюсь.[5]

Да!

 

*

*  *

(Немного позже)

 

Скоро закончу перевод [«Синтеза Йоги»], осталось всего несколько страниц – с десяток. Это очень неполно — я имею в виду, что это перевод. Смысл – точный; но иногда получается совсем другая фраза, иногда – полный англицизм.

Это странное явление: как только сажусь за перевод, за одну-две секунды, не больше,  становлюсь совсем другой личностью. Я пишу — но это не я пишу, я знаю, что это Шри Ауробиндо.

И он предлагает мне слова, то есть, вдруг я вижу: «Вот так».  Слышу фразу и записываю ее. Иногда фраза совсем другая, хотя я понимаю, что смысл тот же самый; иногда это не французский…

У тебя есть следующий «Афоризм»?

Ты понимаешь, в году только 365 дней, и у нас… включая визитеров, которые приходят по случаю своих дней рождений, почти 1300 человек. С большинством людей я не встречаюсь, но с некоторыми  обязана: с таким людьми, как Нолини, Амрита, Павитра, Чампаклал[6], я просто вынуждена уделять им какое-то время. И, затем, есть люди, которые приезжают из Африки, Европы и просят о встрече со мной перед своим отъездом, так что…

Но сейчас, я тебя слушаю.

 

(Ученик читает)

 

81.    Смех Бога порою очень груб и не подходит для изысканных ушей; Он не удовлетворяется быть Мольером,

Ему также надо быть Аристофаном и Рабле.[7]

(Помолчав) Вернемся к нему в понедельник…[8]

Довольно странно, иногда это приходит как поток (больше, чем волна): формы, образы, выражения, откровения — это приходит и течет, течет, течет, и тогда, если я начинаю писать, могу писать без остановки. А иногда это… полная неподвижность. И если я пытаюсь вмешаться в «это», то происходит падение в обычную глупость.

Посмотрим.

Вот почему я попросила тебя прочесть: афоризм ушел туда, наверх.

 

*

*  *

 

(Позже, касаясь предыдущей беседы, где Мать говорила, что тело живет только по привычке жить:)

 

Я имела очень интересное (не личное) переживание. Ты знаешь Бенджамина?[9] … Психическое существо покинуло его довольно давно, и из-за этого для поверхностного сознания он казался «немного не в порядке» — он не был «не в порядке», а был «сокращенным». И жил как раз только по привычке. Его физическое сознание еще удерживало минимум витала и ментала, и он жил по привычке. Но, что примечательно, иногда, на несколько секунд, он жил великолепно, в полном свете, а в остальное время даже был не способен контролировать свои движения. Затем он окончательно ушел: вся накопленная энергия постепенно-постепенно выходила из тела и, наконец, полностью вышла. Это произошло в день его рождения, 30 декабря (в ночь с 30 на 31 декабря). Он ушел. После этого сделали так, как всегда поступают в таких случаях: его комнату убрали и вынесли всю мебель. С тех пор от него не было никакого знака. Вчера вечером, после ужина (и это произошло примерно в то же время, когда он ушел двенадцать дней тому назад), я была в концентрации, отдыхала и вдруг появился очень деятельный Бенджамин и сказал мне: «Мать! Они вынесли всю мебель из моей комнаты! Что же мне теперь делать?» Я мягко ему ответила: «Не беспокойся! Тебе больше ничего не понадобится.» Затем  ввела его в покой и отправила соединиться с остальной частью его существа.

Это значит, что потребовалось двенадцать дней чтобы воссоздались его элементы. Ведь его тело сожгли (он был христианином, но семья — его жена еще жива, как и его брат — рассудила, что будет дешевле вверить его нам, чем похоронить  по-христиански! Тем самым они позволили его кремировать). Мы его кремировали, но я потребовала выждать некоторое время[10] (хотя в его случае сознание действительно постепенно выходило из тела, так что в конце в теле оставалось совсем мало сознания); все же сознание формы было насильственно выброшено из его клеток — поэтому потребовалось двенадцать дней, чтобы оно переформировалось. Это не была его душа (она уже давно ушла), это дух его тела пришел ко мне, телесное сознание воссоединилось, образовав привычную форму хорошо одетого Бенджамина с аккуратно причесанными волосами. Когда он пришел ко мне, то был очень ухоженным, каким и был при жизни: он всегда хотел выглядеть безупречно на встречах со мной, так оно и было. Потребовалось двенадцать дней, чтобы вновь соединились элементы сознания его тела, потому что раньше я не видела его (я могла сделать это за несколько часов, но при условии, что он сам покажется), но в этом случае, его душа ушла на покой уже давно, и появление его формы не имело большого значения. Так что сознание его формы воссоздалось за двенадцать дней, и когда стало готово [смеясь], оно пришло, чтобы занять свою комнату!… А там не было мебели, не было больше ничего!

Я нашла это очень забавным.

И он жил больше года, думаю почти два года, просто по привычке жить.

Здесь также есть сестра одного старого дородного доктора, она (я думаю) на пять-шесть лет старше меня — ей скоро будет девяносто. Она тоже угасает, вот уже в течение нескольких месяцев. Доктора (которые вообще ничего не понимают) заявили, что она умрет через несколько дней; я им ответила: «Подождите с выводами: эта женщина знает, как уходить на покой, у нее очень мирное сознание — это может длиться долго, годами.» Она лежит на кровати, не очень-то может двигаться, но… она живет. Она живет тоже по привычке.

В действительности, тело обладает силой продолжать существовать ГОРАЗДО ДОЛЬШЕ, чем думают человеческие существа. Они приводят в беспорядок все это: как только кто-то почувствует себя плохо, они пичкают его лекарствами или вносят резкие изменения, они лишают тело той спокойной растительной ясности, благодаря которой оно может продолжать существовать длительное время. Как деревья, которые умирают очень долго.

Это интересно.

 

*

*  *

 

(Немного позже)

 

…Очевидно, трудность исходит из этой смеси: есть ответственность за все, за всю эту организацию, всех этих людей, повисших на мне (и, естественно, дающих мне работу, даже если отмести все, что возможно) и, затем, есть изучение или отметка того, что происходит. Если бы на мне ничто не висело и я могла бы записывать свои ночи, как это было бы интересно!

К примеру, две-три ночи тому назад (точно не помню), я была со Шри Ауробиндо, и мы делали определенную работу (это было в ментальной зоне с вкраплением некоторых витальных реакций), это была общая работа. Я была со Шри Ауробиндо, и мы делали работу вместе, затем он захотел объяснить мне, как определенное движение трансформируется в искаженное движение, и начал объяснять (но в этом объяснении не было ничего ментального, ничего интеллектуального, это не было теорией). И тогда, даже без (как выразиться?) даже без предупреждения через мысль или объяснение, истинное движение превратилось… не в ложное движение, а в искаженное. Я обращалась к Шри Ауробиндо, он мне отвечал, затем я повернула голову вот так (не физически: все это — внутренняя жизнь, естественно), я повернулась так, чтобы увидеть [вибрационный] эффект. Затем обернулась назад и адресовала Шри Ауробиндо движение, необходимое для продолжения этого переживания. Я получила отклик, который удивил меня качеством вибрации (это был отклик неведения и слабости), и тогда снова повернула назад свое внимание, потому что такой отклик не мог исходить от Шри Ауробиндо. И, действительно, на месте Шри Ауробиндо я увидела доктора. И тогда я поняла! Внешне можно было сказать: «А! Шри Ауробиндо и доктор — это одно и то же!» (Люди, увидевшие подобное, сказали бы, что это одно и то же — конечно, все одно и то же! все есть одно, это полное единство, которого люди не понимают.) Естественно, это не удивило меня ни на тысячную долю секунды, не было никакого удивления, но… о! я поняла: вот так [Мать поворачивает ладонь немного влево] это Шри Ауробиндо, а вот так [легкий поворот вправо], это доктор. Вот так — Господь, а вот так — человек!

Очень интересно.[11]

В тот момент были все малейшие детали наблюдения, которые делают переживание совершенно конкретным. Если бы я записала все это, было бы интересно. Но им не счесть числа! Я проводила бы все дни, записывая свои ночи! Разве это возможно?

Это ОДНА из разновидностей переживания — есть переживания многих родов. Что касается тела, то и таких переживаний предостаточно: например, вибрация вот так [жест] — вечное блаженство; СОВСЕМ МАЛЕНЬКОЕ смещение (то, что кажется смещением — это смещение? это… что?искажение? добавление? или… всевозможные различные вещи), и это превращается в мучения и ужасный дискомфорт — В ТОЧНОСТИ ОДНА И ТА ЖЕ ВЕЩЬ. И так далее. Можно описать тонну вещей!

И если бы было возможно все это ясно, отчетливо записать во всех деталях, это было бы интересно, но только взгляни [Мать показывает на груды бумаг вокруг себя] — везде работа! Письма, письма! Три, четыре, пять, десять, двадцать писем ежедневно, не считая всех решений, которые я мгновенно принимаю и которые сразу же пишу. Этим утром я написала четыре «срочные» записки; вот так, когда Нолини был здесь, и ты видел, как это было с Павитрой.

Нельзя сказать, что это неважно — это важно в том смысле, что все эти люди зависят от меня; я не могу сделать так, чтобы не сегодня — завтра они приобрели способность постигать полно и ясно все что я делаю, без всяких слов. Я не могу требовать, чтобы они преобразились чудесным образом, я должна им помочь!

Я затрудняю приближение к себе, держусь на расстоянии. Самое большее, что я могу — учу их воспринимать напрямую, но людей, способных на это — минимум. И вот вам 1300-1400 человек, не считая всех тех, с кем я состою в переписке — в среднем получается две — три тысячи человек, которые находятся в сознательной связи [с Матерью].

И это приходит и приходит. Многие приходят, даже не сознавая этого! И я продолжаю идти. По большей части сознательно, но очень часто и не сознательно. Вот пример: кое-кто болен, кое-кто, кто действительно меня любит, это Z, жена A; A сказал мне, что она больна. Тогда я увеличиваю дозу (все – во мне, я со всеми людьми, это само собой разумеется, но когда что-то идет плохо, я увеличиваю дозу), я увеличила дозу. Я ожидала, что будет улучшение, но этого не произошло. Я еще увеличила дозу. На следующий день получила от А письмо, в котором говорилось, что прошлой ночью Z имела интересное переживание. У нее астма (астматики производят впечатление умирающих людей — она действительно очень плохо себя чувствовала, из-за чего ее пичкали лекарствами и затем…). Так вот, в остром приступе астмы, она села на кровати, свесив ноги. Затем ее ногам стало холодно, и она решила подцепить ими свои тапки. Она вытянула ноги, но вместо своих тапок почувствовала что-то мягкое, живое. Она, конечно, удивилась и посмотрела вниз: и увидела мои ноги. Там были мои ноги, обутые в сандалии, в которых я обычно выхожу — мои голые ноги. Тогда она дотронулась до моих ног и произнесла: «О-о! Мать здесь!». После этого сразу же улеглась на кровать и уснула… и проснулась излеченной.

И она не выдумала: мои ноги БЫЛИ ТАМ. «Мои ноги» — я имею в виду нечто от меня, что принесло эту форму, чтобы она почувствовала.

Все это составляет работу.

И это не только здесь: это здесь, там, везде,  во всем мире. И не отмечается в голове (это невозможно! я сошла бы с ума), но остается в сознании [Мать делает жест вокруг своей головы]. Мне достаточно остановиться и уделить этому внимание: «Что это?» [Мать ловит вибрацию, подходящую к ней]… Но как, ты понимаешь, записать это на словах? Потребовалось бы писать пятьдесят строчек одновременно! Это невозможно.

Но это сознательно.

И все-все-все, что происходит там, на войне, все эти китайцы, которых заставляют делать вещи, которых они не хотят делать…

И все это время, все время, везде-везде-везде.

Достигает активного сознания только то, что совершенно необходимо для активного отклика, но и это уже слишком. То есть, двадцати четырех часов в сутки не достаточно.

И я отдаю себе отчет… Ведь мне нужна физическая помощь, чтобы освободить тело от усилия, которое не совершенно необходимо. Но я не могу им [помощникам] устроить жизнь, которая казалась бы совершенно хаотической: обязательно нужно расписание. А если есть расписание, это означает ужасные ограничения. Это вынужденно; это вынужденно, потому что пока что само-выражающейся воли не достаточно, чтобы ей отвечала материя. Когда так будет, время больше не будет иметь значения, но — НО.

Не надо быть нетерпеливыми.[12]

 

 

14 января

 

Итак? Ты принес вопрос по поводу этих афоризмов?

 

Вопросов не так уж много.

 

Я рассчитываю на вопрос, чтобы началось движение, потому что пока нет ничего.

Чаще всего так: я знаю, что надо делать, в тот момент, когда надо делать, знаю, что надо сказать, в тот момент, когда надо это сказать. Я и не пытаюсь, но все же, один-два раза попыталась увидеть — бесполезно: ничто не приходит. Но когда это должно придти, оно приходит так, как если бы открылся кран — без усилия, не надо ничего делать, это просто приходит.

Так что пока что нет ничего.

Прочти мне снова этот афоризм.

 

81. Смех Бога порою очень груб и не подходит для изысканных ушей;      Он не удовлетворяется быть Мольером,

Ему надо также быть Аристофаном и Рабле.[13]

 

82.    Если бы люди воспринимали жизнь менее серьезно,

               Очень скоро  они смогли бы сделать ее более совершенной…

Действительно!

 

 …Бог никогда не воспринимает Свои труды всерьез;

 вот почему нам явлен спектакль этой чудесной вселенной.[14]

 

Так какой вопрос?

 

Можно задаться вопросом, почему серьезное восприятие вещей препятствует тому, чтобы жизнь стала более совершенной?

 

(После долгого молчания)

 

  Добродетель всегда вычеркивала вещи из жизни, и [смеясь] если сложить вместе все добродетели всего мира, то мало бы что осталось в жизни!

Добродетель претендует на поиск совершенства, но совершенство заключается в полноте. Так что эти два движения противоречат друг другу: добродетель, которая устраняет, сокращает, фиксирует пределы, и совершенство, которое принимает все, не отвергает ничего, но ставит каждую вещь на свое место — очевидно, эти два движения не могут ужиться друг с другом.

Серьезное восприятие жизни обычно включает в себя два движения: первое движение придает значение тем вещам, которые, вероятно, не имеют значения, а второе движение хочет, чтобы жизнь была сведена к определенному числу качеств, считающихся чистыми и достойными. У некоторых (о ком, например, говорит здесь Шри Ауробиндо: это «целомудренные» или пуритане) эта добродетель становится сухой, бесплодной, серой, агрессивной, и они находят грехи почти во всем, что радостно, свободно и счастливо.

Единственный способ сделать жизнь совершенной (я имею здесь в виду жизнь на земле, конечно же), это посмотреть с достаточно большой высоты, чтобы увидеть жизнь во всей ее полноте, не только в существующей сейчас полноте, но и в полноте прошлого, настоящего и будущего: чем она была, чем она является сейчас и чем она должна стать — надо быть способным увидеть все одновременно. Потому что это единственный способ расставить все по своим местам. Ничто не может быть вычеркнуто, ничто не ДОЛЖНО быть вычеркнуто, но каждая вещь должна занять свое место в полной гармонии с остальными. И тогда все эти вещи, которые кажутся пуританскому духу такими «плохими», такими «предосудительными», такими «неприемлемыми», стали бы движениями радости и свободы одной тотально божественной жизни. И тогда ничто не помешало бы нам знать, понимать, чувствовать и жить этим чудесным Смехом Господа, который извлекает бесконечную радость, наблюдая, как Сам Он живет бесконечным образом.

Эта радость, этот чудесный Смех, который растворяет все тени, все боли, все страдания… Достаточно погрузиться в себя, чтобы найти внутреннее Солнце и позволить себе искупаться в нем. И тогда все станет только каскадом гармоничного, светлого, солнечного смеха, в котором нет места тени и боли.

В действительности, даже при самых больших трудностях, при самых больших неприятностях, при самых больших физических болях, если вы способны взглянуть на них из ТОГО места, держась ТАМ, то вы увидите нереальность трудностей, нереальность неприятностей, нереальность боли — и все становится радостной и светлой вибрацией.

По сути, это самое могучее средство растворять трудности, устранять неприятности и заставлять исчезать боль. С первыми двумя [трудности, неприятности] относительно легко справиться (я говорю – относительно), а последнее [боли] – самое трудное, потому что у нас есть привычка считать тело и все, что оно чувствует, крайне конкретным, фактическим — но это то же самое, это просто из-за того, что мы не научены и не привыкли считать тело чем-то текучим, пластичным, нефиксированным, податливым. Мы не умеем вводить туда светлый Смех, который растворяет все тени и все трудности, все разногласия, все дисгармонии, все, что скрипит, кричит и плачет.

(Молчание)

 

И это Солнце — Солнце божественного смеха — находится в центре каждой вещи, это истина каждой вещи. Нужно только научиться видеть это, чувствовать это, жить этим.

И для этого давайте убежим от тех людей, которые воспринимают жизнь серьезно — это самые занудные существа в мире!

Это все.

Но это так. Когда-то я рассказывала тебе о трудностях в клетках; я заметила: как только это начинается, я начинаю смеяться! А когда я начинаю кому-то серьезно о них рассказывать, положение ухудшается; но если я начинаю смеяться и рассказываю об этом смеясь, трудность исчезает. Действительно, это ужасно — воспринимать жизнь серьезно! Это ужасно. Люди, которые доставляют мне самые большие трудности, — всегда те, что воспринимают жизнь серьезно.

Совсем недавно у меня было такое переживание. Все, что приходит ко мне от людей, которые посвятили себя «духовной жизни», которые делают йогу так, как делали ее раньше, которые очень серьезны и видят враждебность повсюду, препятствия повсюду, запреты повсюду, о! как они усложняют жизнь и… как далеки они от Божественного. Я видела это по отношению к одному человеку, которого ты знаешь. У всех этих людей есть правила: «не следует» делать того, «надо» делать то, «не надо»… в такое-то время «нельзя» делать это, в такой-то день «нельзя» делать то; «не следует» есть этого, не надо… И затем, боже упаси! не путайте вашу обычную жизнь с вашей посвященной жизнью, о! — вот как создается  пропасть.

Это в точности противоположно тому, что я чувствую сейчас — не важно, что происходит: что-то не в порядке с телом, что-то не в порядке с людьми, что-то не в порядке с вещами — сразу же первое движение: «О, мой сладкий Господь, мой Возлюбленный!» И я смеюсь! И тогда все в порядке. Я как-то сделала это (это спонтанно, это мгновенно, это без раздумий, это не по желанию, не по плану, ничего такого — это приходит просто вот так), как-то это пришло (я больше не помню деталей, но это было при обстоятельствах, которые казались почти отпетыми); я увидела себя, я начала смеяться; я сказала себе: «Вот так! Мне не надо быть серьезной, мне не надо быть степенной!»

Как только это приходит [Мать принимает серьезный вид], я становлюсь подозрительной и говорю себе: «О! Что-то не так. Должно быть, какое-то влияние или что-то в этом роде вошло в атмосферу — его не должно там быть.» Все эти сомнения, все эти угрызения, все эти… о-о-о! ощущение недостойности, ощущение ошибки… И если пойти еще дальше — ощущение греха — нет, это!… мне кажется, что это принадлежит другому веку, веку тьмы.

Но особенно все эти запреты. Например, я узнала от кого-то, что Х сказал буквально следующее: «Я собираюсь сделать особую пуджу, чтобы помочь придти деньгам. Я подготовлю особый янтрам[15]. Но, БОЖЕ УПАСИ, не говорите ничего [Матери], не делайте ничего до 14 января, потому что 14 января такая-то планета будет в оппозиции к такой-то планете [Мать смеется], так что ситуация неблагоприятная. Зато потом эта планета будет в асценденте, и все будет успешно!» [Мать смеется] Нечто во мне спонтанно сказало («нечто» или «некто»), сразу же спонтанно сказало: «К чему все это? Я всегда могу услышать!» И я рассмеялась. Тогда они решили, что я над ним насмехаюсь — я не насмехаюсь; я смеюсь, это не одно и то же!

Вот, мой мальчик, это все.[16]

Можешь прочесть мне еще один афоризм. Для этого афоризма достаточно.

Какой следующий афоризм?

 

83.    Стыд привел к восхитительным результатам как в эстетике,

так и в морали — мы с трудом смогли бы обойтись без него;

но стыд — это признак слабости и доказательство неведения.[17]

 

Это то же самое! Это то, что я сказала в конце: чувство греха, сожаления, раскаяния, все это, о!… Достаточно, не так ли?

 

*

*  *

 

(Затем Мать просматривает список ближайших встреч и поздравлений с днями рождения)

 

2 февраля — день рождения С, так что я подарю ему медитацию, потому что эти люди еще верят в медитацию! [Мать смеется]

Но это стало довольно забавным маленьким полем переживания. Потому что сейчас я подписываю людям открытки, так что у меня множество открыток со всевозможными картинками[18] (С все время подготавливает их), и теперь, автоматически, как только мне надо написать открытку для кого-то, то это не так, что я решаю заранее (потому что иногда я решаю заранее), выбор делается в последнюю минуту: «Надо взять вот ЭТУ открытку и написать на ней вот ЭТО». Я не беспокоюсь: это приходит как раз вовремя; так что мне достаточно только подняться, найти открытку и написать — это все. Мне скажут (как раз те люди, что ведут «духовную жизнь»): «Как! Делать такой пустяк объектом духовного переживания!» И так со ВСЕМИ маленькими вещами: какой предмет использовать, какую парфюмерию применить, соль для ванной, все эти «пустяки», «незначительности», «неважности»: «Как можно!…» Я даже не утруждаю себя тем, чтобы искать или… (думать, слава Богу, я не думаю), но это просто приходит: это, это, то. Не говорится — просто ЗНАЕШЬ. Это не говорится, мне не говорится: «Сделай это», никогда; это ЗНАЕШЬ: «А! вот так, и все». И я выбираю, я делаю — очень удобно!

Таким и было мое переживание (уже очень, очень давно, много-много лет тому назад), но теперь оно есть конкретно в клетках тела. Нет «вещей», в которых есть Господь и нет «вещей», в которых Господа нет — только дураки так думают! И Он ВСЕГДА там; Он не принимает ничего серьезно и забавляется со всем. Он играет с вами, если вы умеете играть — но вы не умеете играть, люди не умеют играть. А как Он умеет играть! Как хорошо играет Он со всем, с каждой мелочью: тебе надо расположить предметы на столе? Не думайте, что надо поразмыслить и все расставить, нет, будем играть: поместим это здесь, а вот это – вон там, пусть будет так. Затем, на другой день (люди думают: «А, она решила, что предметам на столе лучше стоять вот так, и так оно и будет дальше» — но это совсем не так!), на другой день (люди хотят мне помочь! Они хотят мне помочь, расставив предметы по своим местам, тогда это становится ужасным!) я остаюсь спокойной и неподвижной, и тогда начинается игра: итак! поставим это здесь, а вот это — вон там, а это — там… а! [Мать смеется] С момента нашей последней встречи все так постоянно и шло — вероятно, чтобы подготовить меня к этому афоризму!

Очень забавно.

Вот так, мой мальчик.

Так что давайте учиться смеяться вместе с Господом.

Я знаю. Я знаю, что Он хочет научить меня не воспринимать серьезно мою ответственность (не «ответственность» — это не то слово), но это грандиозная работа — находить по 8000 рупий на каждый день, чтобы покрыть расходы Ашрама; то есть, ловить колоссальную фортуну каждый месяц. И я хорошо вижу (потому что я говорила Ему много раз: «Ты знаешь, будет очень забавно, если у меня будет много денег, и я смогу играть с ними»), тогда я вижу, что Он смеется, но не отвечает!… И тогда Он учит меня смеяться над этой трудностью, видеть казначея, который посылает мне свою ведомость, в которой цифры растут астрономически [смеясь]: 50000, 60000, 80000, 90000, тогда как казна практически пуста! И Он хочет, чтобы я училась над этим смеяться. В тот день, когда я действительно смогу рассмеяться над этим — позабавиться, рассмеяться — ИСКРЕННЕ (без усилия — всегда можно сделать то, что хочешь, с усилием), когда это заставит меня спонтанно рассмеяться, тогда, думаю, это изменится. Потому что это невозможно… Ведь можно забавляться со всеми вещами, и почему бы также не позабавиться над тем, чтобы иметь больше денег, чем требуется, чтобы делать все с размахом! Когда-то это точно произойдет, но нам следует — нам не следует быть озабоченными количеством, а для этого не надо воспринимать деньги серьезно.

Не надо воспринимать деньги серьезно.

Сейчас это очень трудно, потому что во всем мире люди воспринимают деньги серьезно, из-за чего это и очень трудно. Особенно те люди, которые их имеют. Люди, имеющие деньги, воспринимают их серьезно, о, Боже! Вот почему так трудно. Надо научиться смеяться — смеяться, смеяться откровенно, искренне — тогда это кончится.

Что же!… хорошо, еще вернемся к этому потом.

До свидания, мой мальчик.[19]

 

 

18 января 1963

 

(Ученик предлагает Матери полностью опубликовать в следующем, февральском номере «Бюллетеня» беседу по поводу «Смеха Бога» и, особенно, весь отрывок, где Мать говорит: «Это ужасно — воспринимать жизнь серьезно! Люди, воспринимающие жизнь серьезно, всегда доставляют мне самые большие трудности.»)

 

О, нет!

 

Но это мило.

 

Я не думаю, что будет мудро опубликовать это в «Бюллетене».

Ведь как раз есть немало людей, которые ни с чем не считаются, которые не воспринимают жизнь серьезно, но дурным образом: они не воспринимают серьезно то, что они должны делать, они не относятся серьезно к своему прогрессу, они ни к чему не относятся серьезно — они ходили в кино, когда Шри Ауробиндо готовился уйти. Подобные этому вещи. Вот почему я думаю, что этот отрывок откроет дверь ко многим непониманиям.

Это верно, но это верно ВЫСОКО НАВЕРХУ. Это высоковато для людей.

Я думаю, что лучше опустить это. Особенно тот отрывок, где я говорю, что самые большие трудности мне приносят люди, серьезно относящиеся к жизни.[20]

 

*

*  *

 

(Немного позже)

 

Мне хотелось бы задать тебе один практический вопрос по поводу тонкого физического. Я знаю о ментальных центрах, которые соответствуют определенному миру, знаю о витальных центрах, которые воспринимают всевозможные влияния, но какой центр соответствует тонкому физическому и каковы влияния, приходящие из тонкого физического? Есть ли центр, соответствующий тонкому физическому?

 

Где, по-твоему, находится витальный центр?

 

Витальный центр — в области пупка. Витальное занимает область от сердца до половых органов, правильно?

 

Да, а тонкому физическому отвечает область от пупка до последнего центра.[21]

 

А какие влияния приходят из тонкого физического?

 

Вообще, они гораздо более высокого качества по сравнению с материальными влияниями. Я заметила (не знаю, индивидуально ли это, или вообще так), что тонкое физическое, которое я вижу, всегда имеет в чем-то более высокое качество, чем собственно физическое. То есть, оно как-то более гармонично: вещи устроены лучше. То, что исходит из витального, чаще всего агрессивное, сварливое и т.д. — и трудное. А тонкое физическое — это более спокойная область: спокойная, упорядоченная, где вещи более гармоничны — ВООБЩЕ (не знаю, так ли это для всех людей, но в моем случае это так).

Как я тебе говорила, Шри Ауробиндо постоянно живет там, как если бы там у него был собственный дом: можно увидеть его там, можно остаться с ним, он там работает. Этот мир очень похож на физический, но, в отличие от физического, он меньше «скрипит», ты понимаешь: там вещи более гармоничные, более удовлетворительные и менее возбужденные — там меньше этого ощущения спешки и неопределенности. В этом доме, где живет Шри Ауробиндо, жизнь разворачивается очень, очень гармонично: люди входят и выходят, там даже принимают пищу. Но все это подчиняется более общим законам, и там есть некое ощущение безопасности, уверенности, которого нет в физической жизни. И символизм более точен (я не знаю, как сказать…), символическая транскрипция вещей менее искажена, более точна.

Это то тонкое физическое, которое я знаю; я не знаю, так ли это для всех людей. Ведь Шри Ауробиндо говорил: «Есть истинное физическое», что же, у меня такое впечатление, что это то, что он назвал «истинным физическим» — это более тонкое физическое, истинное физическое, которое стоит позади.

 

А влияет ли оно на всю землю?

 

О, да! Вообще, это земные вещи. Но, вероятно, это все же достаточно субъективно, то есть, каждый имеет о нем впечатление в соответствии с уровнем своего развития.

 

Но имеет ли оно прямое воздействие на землю, как витал воздействует на землю?

 

Возможно, что по мере нисхождения Супраментального тонкое физическое будет иметь все большее воздействие на землю, так как именно в тонком физическом будет формироваться новое творение, прежде чем оно «низойдет», прежде чем оно сможет стать совершенно видимым и конкретным.

Часто возникает ощущение, что достаточно совсем маленького шага — который даже трудно описать — совсем маленького шага материализации, чтобы это стало конкретным для нас, какими мы являемся. И, вероятно, это новое творение сначала полностью сформируется в тонком мире, прежде чем оно материализуется.

Я думаю, что мало кто способен уловить это различие. Люди скорее обладают ощущением, что это их способ «грезить», то есть, они говорят: «о, это только сон!». В большинстве случаев это так. Тонкое физическое имеет характер более текучей и более гармоничной области, чем физическая область, но с той же конкретностью; его природа не подобна природе витальных объектов, которые обладают вибрациями силы, но не обладают тем же очень конкретным и объективным качеством материальных объектов. В тонком физическом все очень конкретно. Например, если кто-то стоит на вашем пути, вы должны отодвинуть его в сторону: он не исчезнет, вы не сможете пройти через него. Если вы видите объект, который находится не на своем месте, вы должны переместить его. Вот так.[22]

 

 

30 января 1963

 

Что прочтешь мне сегодня? Ничего? Совсем ничего?

Тогда у меня есть кое-что.

Я закончила свой перевод [«Синтеза Йоги»]. Когда ты закончишь свою книгу, когда мы подготовим новый «Бюллетень» и выдастся спокойная минутка, мы возобновим это. И я начала перевод «Савитри» — ах!… Ты знаешь, я подготовила с Н некоторые иллюстрации, и для своих иллюстраций она выбрала отрывки из «Савитри» (точнее, выбрала не она, а А и Р, но выбор сделан с большим пониманием), и теперь она дает мне эти отрывки один за другим — они хорошо напечатаны (чтобы легче было моим глазам). Это из Книги I, Песни IV. И, как я и ожидала, это довольно интересное переживание… Читая «Савитри», я заметила, что было некое абсолютное понимание, то есть, это не может означать ни это, то или то — это значит ТОЛЬКО ТО. Это приходит и императивно накладывается. И на этом я и базируюсь, говоря себе: «Когда начну переводить, это будет приходить таким же образом», и оно так и приходит. Я беру текст строчка за строчкой, абзац за абзацем с решением (не личным) переводить абзац за абзацем, нисколько не соотносясь с литературной точкой зрения, но передавая самым ясным образом то, что он имел в виду.

Это приходит одновременно исключительным и позитивным образом — очень интересно. Это не ум, который всегда колеблется: «Может, лучше так? Или вот так? Так ли это? Или лучше вот так?» — нет: это ВОТ ТАК [Мать резко опускает свою руку, иллюстрируя императивное нисхождение]. И затем, в некоторых случаях (совсем не с литературной точки зрения и даже не с точки зрения звучания слова) сам Шри Ауробиндо предлагает слово. Это как если бы он мне говорил: «По-французски лучше будет вот так»!

Я просто записывающая машина.

Перевод идет с фантастической скоростью: за десять минут — десять строчек. И только три-четыре раза было по два альтернативных варианта, которые я сразу же отмечала. Один раз — здесь [Мать показывает исправленное место в своей рукописи], исправление пришло абсолютным образом. Он сказал: «Нет, не так, ВОТ ТАК». Тогда я стерла то, что написала.

Начнем с английского текста.

 

Above the world the world-creators stand,

In the phenomenon see its mystic source.

These heed not the deceiving outward play,

They turn not to the moment’s busy tramp,

But listen with the still patience of the Unborn

For the slow footsteps of far Destiny

Approaching through huge distances of Time,

Unmarked by the eye that sees effect and cause,

Unheard mid the clamour of the human plane.

Attentive to an unseen Truth they seize

A sound as of invisible augur wings…

(I.IV.54)

 

Я не перечитывала свой перевод, читаю его в первый раз [Мать читает приподнятым голосом:]

 

Над миром стоят создатели мира,

В явлении видят его мистический источник.

Их внимание не обманывается внешней игрой,

Они не обращены к беспокойному топоту момента…

 

Здесь я колебалась, выбирая между «de l’instant» [the instant’s – мгновения] и «du moment» [the moment’s – момента]. Тогда он мне показал (я не могу объяснить, как это произошло), он показал мне оба слова (не написанные) – «moment» и «instant» – и показал, что по сравнению с «moment», «instant» – механическое слово; он сказал мне: «Это механизм времени; ”момент” полон и содержит событие». Это вещи такого рода, это невыразимо (я заключаю это в слова, но в словах оно теряет всю свою ценность). Это невыразимо, но это было грандиозно! Было колебание между «мгновением» и «моментом», я не знаю, почему; тогда он показал мне «мгновение»: «мгновение» было сухим, механическим и пустым, а «момент» содержал все, что происходило в каждое мгновение. Так что я написала «момент».

 

…Но прислушиваются со спокойным терпением Нерожденных

К медленным шагам далекой Судьбы,

Приближающейся через громадные дистанции Времени,

Неотмеченной глазом, который видит причину и следствие,

Неслышимой среди гама человеческого плана.

Внимательные к незримой Истине, они ловят

Звук невидимых предвещающих крыльев…

 

Это не мысль, это пришло вот так. Вероятно, это не поэзия, даже не свободный стих, но содержит нечто.

И тогда я решила (этот перевод — не для публикации и не для показа, но это чудесная радость): я сохраню его просто, как храню «Агенду». У меня такое впечатление, что, возможно, позже (как выразиться?)... когда люди будут менее ментальными в своей деятельности, это приведет их в контакт с этим светом [«Савитри»] — ты знаешь, я сразу вхожу во что-то совершенно белое и молчаливое, легкое и живое: это некое блаженство.

В первый день я перевела другой отрывок:

 

In Matter shall be lit the spirit’s glow,

In body and body kindled the sacred birth;

Night shall awake to the anthem of the stars,

The days become a happy pilgrim march,

Our will a force of the Eternal’s power,

And thought the rays of a spiritual sun.

A few shall see what none yet understands;

God shall grow up while the wise men talk and sleep;

For man shall not know the coming till its hour

And belief shall be not till the work is done.

(I.IV.55)

 

Здесь было еще несколько исправлений. Вероятно, этот перевод еще будет улучшаться. Но отрывок чудесен, красота!

 

Материя озарится свечением духа

Телом и в теле зажжется священное рождение;

Ночь пробудится к гимну звезд,

Дни станут счастливым маршем пилигрима,

Наша воля — силой мощи Вечного,

А мысли — лучами духовного солнца.

Немногие увидят то, чего еще никто не понимает;

Бог будет расти, пока мудрые люди говорят и спят…

 

Изумительно!

 

Человек не знает грядущего до его часа

И веры не будет, пока работа не будет завершена.

 

О, особенно мне нравится это: «Бог будет расти, пока мудрые люди говорят и спят».

Вот так. Так что я продолжу.

Возможно, я даже сохраню карандашную рукопись: искушение править — это очень плохо; очень плохо, потому что править хочет внешнее понимание — литературный вкус, поэтическое чувство, все эти вещи там [жест – вниз]. Ты знаешь, это так, как если бы (и это не слова), как если бы СОДЕРЖАНИЕ слов проецировалось на совершенно белый и неподвижный экран [Мать указывает на свой лоб], как если бы слова проецировались вниз.

Трудность в том, чтобы писать, потому что между видением и письмом проходит процесс материализации; надо, чтобы Сила управляла рукой и карандашом, и есть совсем маленькое… еще есть совсем маленькое сопротивление. Иначе, если бы я могла писать автоматически, о, как хорошо бы это было!

Возможно, будет (я не знаю: все это — воображение, потому что я не знаю ничего), возможно, будут вещи немного… фантастические. Но есть настояние на необходимости сохранять строчку за строчкой, как если бы они были единственной вещью во вселенной. Не менять порядок строчек, нет, нет и нет! Потому что Шри Ауробиндо, когда писал это, он ВИДЕЛ это так — я не знаю ничего об этом, я даже не знаю, как он писал (думаю, он диктовал, по большей части), но это то, что он говорит мне сейчас. Все остановилось, все, и затем, о! Как мы забавлялись! Я забавлялась! Это было забавнее всего. Я сказала ему вчера: «Но к чему писать? Какая польза от этого?» Тогда он наполнил меня этой особой радостью. Естественно, когда находишься в обычном сознании, можно сказать: «Это очень эгоистично», но… Тогда это было как видение будущего (не очень близкого, не совсем близкого — но не такого уж и далекого), будущего, в котором это нечто белое — белое, неподвижное — разольется, и которое благодаря этой работе, будет понятно большему числу умов. Однако это вторично; я делаю свой перевод просто из радости его делать, это все. Это удовлетворение можно назвать эгоистическим, и когда Шри Ауробиндо говорили: «это эгоистично», он отвечал, что самый большой эгоист — это Господь, потому что Он делает все для Себя![23]

Вот так.

Так что я буду продолжать. Если будут исправления, они не смогут придти иным образом, потому что править как сейчас — это значит портить все. Есть также эта путаница (для внешнего разума), эта смесь будущего и настоящего — это тоже умышленно. Все это приходит иным образом. И я, я не знаю, вот уже очень давно я не читаю французских текстов, я совсем не знаю современной литературы — для меня все идет в ритме звука. Я не знаю, какие ритмы сейчас приняты, я не читала ничего больше того, что Шри Ауробиндо написал в «Поэзии Будущего» [“The Future Poetry”]; мне говорили, что строчки «Савитри» согласуются с каким-то правилом, которое Шри Ауробиндо разъяснил на числе ударений в каждой строчке (для этого надо произносить слова на чисто английский манер, что мне несколько трудно), и, возможно, какое-нибудь подобное правило появится во французском языке? Неизвестно. Я ничего не знаю. Пока языки не станут более текучими по мере того, как тело и ментал будут становиться более пластичными? Это возможно. Возможно, появится новый язык, как, например (это не очень удачный пример, но все же), американский язык появился из английского. Может быть, так и появится новый язык.

Лично я занималась французским языком в возрасте между двадцатью и тридцатью годами (до этого меня больше занимало видение – живопись, и звук – музыка), но что касается языка, литературы, звучания языка (устного и письменного), это было приблизительно между двадцатью и тридцатью годами. И «Молитвы и Медитации» были спонтанно написаны с этим ритмом. Если бы я оставалась в обычном сознании, то привыкла бы к этому ритму, но сейчас все идет не так, так не выйдет!

Вчера, после перевода, я была удивлена ощущением… ощущением абсолюта: «Вот как». И тогда я попыталась войти в ментальность литераторов и сказала себе: «Какими будут все их предложения?». И вдруг я увидела, вот так (вот так, там, какой-то частью) массу предложений по поводу каждой строчки!… О-о! Я сказала себе: «Значит, это действительно абсолют!» — это пришло вот так, и ни для какого обсуждения просто нет места. Приведу тебе пример: когда он говорит «The clamour of the human plane» [«Гам человеческого плана»], слово «clameur» [крик] есть во французском языке, и это красивое слово — он его не захотел, он сказал «нет», без обсуждения. Это не было откликом на обсуждение, он просто сказал: «Ce n'est pas clameur: c'est vacarme» [«Это не крик, а гам»]. И это было не противопоставление одного слова другому; это были не слова, это было ИЗРЕЧЕНИЕ слова, СМЫСЛ слова: «Нет, это не clameur, это vacarme».

Интересно, не так ли?

Но мне хотелось бы пересмотреть перевод тем же образом, потому что я увидела, что он будет здесь — он всегда здесь, когда я перевожу. И тогда я снова войду в это состояние, а ты будешь работать! [смеясь] Ты будешь записывать. И, затем, если у тебя не очень большой словарный запас (у меня был очень большой, но сейчас он сильно сократился), нам потребуется приличный словарь… Но боюсь, что ни в одном словаре не найдется то, что нужно.

 

Я даже обнаружил, что лучше избегать словарей.

 

Они плохие. Они в чем-то раздражают меня. Они производят очень смутную атмосферу, затуманивают ее.

К сожалению, я утратила свой привычный французский язык; словарный запас, который я использую, чтобы выразить себя, очень ограничен, и нужное слово не приходит — то, что ищет слово в запасниках, не находит нужного слова. Я чувствую, что слово где-то рядом, чувствую, что есть верное слово, но приходят только всевозможные замены, которые не имеют ценности.

Сейчас совершенно другое ощущение, совершенно другое. Это вовсе не то движение, которое обычно происходит со всеми приходящими словами и вещами: вы ищите, а затем вдруг  ловите что-то — это больше не так: как если бы существовала ЕДИНСТВЕННАЯ ВЕЩЬ, которая осталась в мире. Все остальное  просто шум.

Вот так, мой мальчик.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Февраль 1963

 

15 февраля 1963

 

(По поводу отрывка из «Савитри», где Шри Ауробиндо описывал вселенную как игру между Ним и Ей: «Весь этот мир — только Он и Она». Он – Всевышний, Ее Возлюбленный, ее слуга; Она – созидательная Сила.)

 

As one too great for him he worships her;

He adores her as his regent of desire,

He yields to her as the mover of his will,

He burns the incense of his nights and days

Offering his life, a splendour of sacrifice...

In a thousand ways he serves her royal needs;

He makes the hours pivot around her will,

Makes all reflect her whims; all is their play:

This whole wide world is only he and she.

(I.IV. 62)

(Перевод)

Как слишком великой для него, он поклоняется ей;

Он обожает ее, как правительницу его желаний,

Он покоряется ей, как движущей силе своей воли,

Он воскуряет ей фимиам своих дней и ночей

Поднося свою жизнь в полноте жертвенности…

Тысячью способами он исполняет ее королевские запросы;

Он заставляет время вращаться вокруг ее воли,

И прихоти ее отражаются повсюду; все – их игра:

Весь этот огромный мир – только он и она.

 

Восхитительная работа!

Он входит в совсем иную область, это так выше мысли! Это постоянное видение, не что-то надуманное — с мыслью оно становится плоским и бессодержательным, пустым; пустым, становится плоским как лист; но в себе это полно, все содержится там, оно там живо.

Это объясняет, почему мир таков, каким он является. В начале он говорит: «He worships her» [«Он поклоняется ей»] (во французском нет подходящих слов для перевода: Il lui rend un culte [Он преклоняется перед ней] – но это только слова). Он поклоняется ей как чему-то более великому, чем Он Сам. Тогда видно, как   Его собственное отражение получает творческую способность (обязательно, иначе и не могло быть!), и он Свидетель, наблюдающий собственную созидательную работу, влюбляется в эту силу проявления — это видно. И… да! Он хочет дать Ей полную свободу и смотреть, наблюдать за всем, что вскоре произойдет, что может произойти с этой божественной Мощью, свободно брошенной в мир. И Шри Ауробиндо выражает это так, будто он совершенно влюблен в Нее: все, что Она хочет, все, что Она делает, все, что Она думает, все, что Она желает, все это — все это чудесно! Все чудесно! Это так хорошо!

И, должна сказать, я рассматривала это, потому что первое столкновение с этим представлением потрясло меня, в том смысле, что… (не знаю как передать, это не идея, а впечатление): это было так, будто придавалась ценность реальности тому, что в моем сознании с очень давних пор (возможно, тысячелетия, я не знаю)… воспринималось Ложью, которую надо было побороть. Для меня это была Ложь, не имеющая права на существование. Проявиться должна Истина, а вовсе не такое. Забавляться и делать что угодно, только потому что обладаешь неограниченной силой… Имеешь силу делать все, и делаешь все, потому что знаешь, за твоей спиной стоит Истина, так что последствия не играют никакой роли. Это было как раз тем… против чего я боролась так давно, сколько я себя помню. Я знала это, но оно казалось мне таким со столь давних пор, столь давних пор, и я так сильно отвергала это, твердя «Нет-нет»! и так умоляла Господа, чтобы все было иначе, я умоляла, чтобы проявилась его всемогущественная Истина, его всемогущественная Чистота, его всемогущественная Красота, и Он положил бы конец всей этой путанице. И вначале, когда Шри Ауробиндо высказал мне это, я была в шоке; раньше, в этой жизни, мне это даже не приходило в голову. Объяснение Теона, например, было для меня гораздо более (как сказать?) полезно с точки зрения действия: по его словам беспорядок был порожден разделением изначальных Сил — но тут другое! Тут Он сам, блаженный, преклоняется перед всей этой путаницей!

И на этот раз, когда я принялась за перевод, естественно, это чувство вернулось; сначала было содрогание [Мать делает жест напряженности]. Затем я себе сказала: «Ну и ну, ты еще не преодолела этого!» И я позволила себе влиться в это. А затем у меня было несколько встреч со Шри Ауробиндо! таких чудесных! Ты знаешь, я постоянно вижу его, я бываю в том тонком физическом мире, где он сейчас обитает, это почти постоянный контакт (во всяком случае, там проходят все ночи: он просматривает со мной работу, он показывает мне все), но тогда, после перевода «Савитри», он будто  посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал: «Достаточно! Ты наконец-то поняла.» [Мать смеется] Я ответила: «Дело не в том, что я этого не понимала, я не хотела это принять!» Я не хотела и не ХОЧУ, чтобы так было, вот уже тысячелетия я не хочу, чтобы так было!

И позапрошлой, не прошлой ночью, он одел мое сари. Он сказал мне [смеясь]: «Ну как? По-твоему, оно мне не идет?» Я ответила: «Тебе очень идет». Сари из коричневого жоржета, красновато-коричневое с золотистым отливом, с крупной золотой тесьмой! Это очень красивое сари (оно у меня есть, это одно из моих сари), и  он его надел. Затем попросил меня причесать его. Помню, я видела его затылок и его волосы, почти излучавшие свет — его волосы, которые никогда не были совершенно белыми и имели каштановый оттенок, а теперь они были словно золотыми, очень изящными и совсем не похожими на волосы обычных людей. Его волосы были почти как мои. И пока я его расчесывала, я видела его светлый затылок и волосы, излучавшие свет! И он сказал мне: «Почему бы мне не надеть сари!»

Передо мной открылось целое поле… Знаешь, мы всегда так закрыты!

Естественно, оно [видение или представление] закрыто для действия; ведь когда начинаешь все принимать, все любить и видеть Всевышнего повсюду — зачем что-то менять!? Именно Сила, существующая во мне со столь давних времен, Сила, движущая мир вперед, эта Сила заставляла меня отвергать все, что оправдывало вещи таковыми, какими они сейчас являются, давая радость внутренней жизни — как он и сказал: никто не хочет выходить из Его радости, присутствующей повсюду…

Короче говоря, я смогла посмотреть на ситуацию сверху, немного выше, чем с высоты созидательной Силы — с другой стороны.

 

*

*  *

 

(Немного позже, по поводу одного отрывка из «Агенды» 1962 года, времени первой большой поворотной точки Матери — ей хотелось показать этот отрывок одному человеку из ее окружения, чтобы заставить его понять, что она делала:)

 

Я попросила Суджату сделать две копии, но затем поняла, что это вовсе не нужно. Я говорила тебе, что дала А почитать это, и когда А пришел, я показала ему одну или две из последних [записей «Агенды»], напечатанных Суджатой — и больше не хочу это делать.

Хорошо, когда я увижу тебя в следующий раз?

 

Сегодня 15-ое. Ты говорила мне, что 19-го.

 

Да, но кое-что изменилось, говорю же тебе: меня одолевают толпы людей.

Что же…

21-го у нас будет медитация в 10 утра, затем в 6.15 вечера я выйду на террасу — ты сможешь увидеть меня от своего дома? И, кажется, там слышно мою музыку…

 

Да, слышно.

 

Это очень забавно. Словно кто-то забавляется — и забавляясь, заставляет меня играть. Только я сажусь за орган, он мне говорит: «Начни вот так». Тогда я так и начинаю, а он импровизирует, предлагает аранжировки. Затем внезапно говорит: «А! достаточно!» и уходит.

Я не знаю, кто это.

Когда сажусь играть, я совершаю… как выразиться? (это не молитва) свой обычный призыв, вот так [жест к Выси], вхожу в состояние созерцания и затем, вдруг, это начинается; я вижу свои руки, лежащие на клавишах: «Вперед! Начнем вот так». Хорошо, я так и начинаю. И затем один звук зовет другой. Но я должна быть очень спокойной. И тогда, о! так красиво то, что я слышу, это так красиво! И я совсем не знаю, что играю. Я играю, не слушая себя: я слушаю что-то другое.

Вот почему когда-нибудь я попрошу послушать запись, чтобы  понять, это ли я слышу.

Все меняется, и это очень интересно. Это совсем не так, как прежде. Раньше я слышала музыку и играла ее. Теперь это не так: кто-то играет, и я слышу то, что он хочет играть — но не знаю, это ли я играю! [24]

 

 

19 февраля

 

(Опыт, пережитый Матерью на следующий день после беседы, 16 февраля:)

 

Это было действительно очень интересно. Но потом осталось не больше, чем воспоминание, не больше того… Это переживание касалось творения материального мира, материальной вселенной, в связи с представлением о Всевышнем, влюбленном в Свою эманацию. Но видение было всеохватывающим, я как бы видела с другой стороны — со стороны Всевышнего, а не творения — и видела творение как целое, с истинным ощущением прогресса, истинным ощущением продвижения, грядущего, и видела истинный путь, на котором все, что не принадлежит будущему творению, исчезнет в  пралайе[25] (это не может действительно «исчезнуть», оно просто уходит из Проявления). И это было очень интересно: я видела что все, что не сотрудничает (в том смысле, что это был конечный опыт, не имеющий продолжения), возвращается к небытию. Это было как истинная точка зрения на то, что обычно называют Страшным Судом. Такое происходит постоянно, эти «порывы» проявления, и там есть вещи, которые  в нашем понимании закончились, согласно нашему видению времени, но они имеют продолжение, то есть, продолжают существовать в будущем; некоторые исчерпывают себя (сегодня); и есть вещи, в чьем существовании нет больше смысла, которые полностью исчерпали себя (не знаю, как объяснить) и которые уходят в Не-Бытие — в Пралайю, Не-Бытие, непроявленное — конечно, не в своей форме, а в своей сущности; то есть, то, что принадлежит Всевышнему остается Всевышним, но непроявленным.

Но все же это было живым конкретным переживанием, продолжавшимся полтора дня. Все вселенское движение ПЕРЕЖИВАЛОСЬ и чувствовалось; не просто виделось: переживалось — в свете! грандиозное могущество! И, затем, была какая-то уверенность в каждой вещи ― это очень любопытно! Это трудно выразить. Но переживание длилось так долго, что оно стало совсем привычным; выражаясь нашим языком, я могла бы сказать: это тот способ, которым Всевышний видит вещи — чувствует их, живет ими. Я проживала их как ОН. И это дает силу уверенности в  реализации в том смысле, что то, к чему мы идем, уже здесь; и видна дорога: пройденный путь и путь, который еще предстоит пройти — и то, и другое существует одновременно. И какова логика! Эта вечная, чудесная супер-логика, которая делает все совершенно очевидным — все совершенно очевидно. О! борьба, усилия, страхи — всего этого совершенно, абсолютно не существовало. Вещи, которых не хочет Он, ощущаются как те, что должны выйти из Проявления. Ведь это как сито, в которое все бросается и где Он… (для него все  едино) но это сито ― Его видение того, чего Он хочет и что бесполезно для того, чего Он хочет, или препятствовало бы полноте и цельности того, чего Он хочет (нечто вроде противоречий, я не знаю, как объяснить), тогда Он просто делает вот так [жест повторного поглощения], и они выходят из Проявления.

Сразу я объяснила бы  это тебе более понятным образом, а сейчас…

 

А могут ли эти бесполезные вещи уйти из Проявления, не вызывая катастроф?

   

Не знаю, как сказать… Если так ставить вопрос, то это вносит некий произвол, которого на самом деле нет: это не «Господин», который решает убрать какие-то вещи, потому что он больше их не хочет! Все не так. Просто есть вещи, которые по сути своей (тому, что можно было бы назвать истиной их существования), когда-то они имели место в Проявлении; но теперь, когда они больше не нужны, они совершенно естественным образом выходят из Проявления — есть еще пятьдесят способов сказать об этом, но все они столь же плохи, так что я не вижу, как надлежащим образом объяснить это. Но это очевидно было так. Это было частью такого чудесного и гармоничного Целого — мы не понимаем этой Гармонии, не можем ее понять, потому что слишком захвачены ощущением противоречий. Но там нет «противопоставлений», есть только вещи, которые… Это сродни тому, как Всевышний кажется полностью подчиненным своему творению — так, словно Сам ничего не может, не знает, не видит, и все идет в хаосе, каким мы его знаем — что уж, когда мы так выражаем это, нам кажется это диким и невероятным, но там оно было таким естественным и истинным, и составляло часть такого совершенного целого!

Но невозможно увидеть это, пока не увидишь все в целом. В тот момент все предсуществовало, хотя и развертывалось во времени при Проявлении. Но это предсуществовало. И предсуществовало не так, как мы понимаем, не все «в данный момент»… О, как это невозможно! Это невозможно выразить. Я еще чувствую то, что можно было бы назвать теплом переживания ― ощущается реальность, жизнь, тепло переживания. Я была в Свете! Этот Свет — это не наш свет, он не имеет ничего общего с тем, что мы называем светом, и этот Свет невероятно теплый и такой сильный! Это созидательный Свет. Такой могущественный!… И все было так чудесно гармонично: все-все-все без исключения, даже то, что, казалось бы, совершенно противоположно Божественному. И с таким ритмом! [жест больших волн] Гармония, такая чудесная ПОЛНОТА, где последовательность… Последовательность не означает, что вещи идут вот так [рубленные жесты], что одно уничтожает другое, а… Возможно, в тот момент я могла бы найти или изобрести нужные слова, я не знаю, но сейчас… сейчас это только воспоминание. Это воспоминание, а не присутствие.

Это переживание длилось долго. Оно началось ночью и длилось весь день, и еще кое-что оставалось на эту ночь, а затем… [смеясь] мне словно было сказано: «Что? Ты не хочешь выходить? Ты собираешься оставаться в этом переживании, ты к нему прилипла?!» В том то и дело: вещи движутся быстро, быстро, быстро, мы за ними не поспеваем.

В прошлую или позапрошлую ночь я была в доме Шри Ауробиндо, и он мне сказал: «Кое-что идет не так, как надо». Он показал мне весь свой дом. И там были кое-какие трубы — большие трубы, они лопнули. Он сказал мне: «Видишь, люди беспечны». Местами была убрана вся мебель, и шла какая-то дурацкая уборка; он сказал: «Видишь, они делают не то, что нужно». Тогда я поняла, что это было отражением вещей, происходящих здесь. И он был… (не рассержен, он никогда не сердится), но ему досаждали в том смысле, что он не мог делать свою работу: я могла бы пройти в комнату и попытаться устроить для него уголок, потому что он хотел писать, но это было невозможно: все складывалось таким образом, что он не мог даже иметь подходящий уголок, чтобы писать. Но в другое время все было хорошо, потому что это все время меняется. Устройство комнат имеет свой внутренний смысл — оно кое-что ЗНАЧИТ — так что планировка остается всегда одинаковой (потому что этот дом построен не по плану архитектора! Это собственный дом Шри Ауробиндо: он устроил его по собственному вкусу, так что план не меняется). Но, по-видимому, люди имеют свободный доступ внутрь, совершенно свободный, и каждый хочет что-то сделать, хочет быть «полезным» [смеясь], так что это ужасно! Это и стерло мое переживание или отодвинуло его назад, в область воспоминаний. Он словно сказал мне: «Не занимайся слишком много вселенскими вещами, потому что здесь [смеясь] дела идут не так гладко!»

 

*

*  *

 

(Чуть позже)

 

Последние двадцать дней я чувствую себя каким-то расстроенным.

 

Я тоже, несомненно, изнурена — вот как люди понимают празднование моего дня рождения!

После того переживания я ожидала в эти дни чего-то действительно исключительного, действительно настоящего, потому что… это Присутствие было столь конкретное, такое конкретное! Но по сравнению с этой конкретностью наша конкретность совершенно скудная и безжизненная — то, что мы называем «жизнью», это что-то… желеобразное!

 

(Молчание)

 

Мне не дают времени напереживания. Правильно говорил той ночью Шри Ауробиндо: «Видишь, что они делают, когда тебя нет рядом.» Но тогда я трачу попусту все свое время!

Мне хотелось бы, чтобы книга [«Путешествие Сознания»] вышла к 21 февраля 1964 года. Осталось не так уж много времени, потому что… Это другое чудо, оно, должно быть, составляет часть того, на что указал мне Шри Ауробиндо: типография опаздывает со всем, хотя они там работают день и ночь! Они никогда так не работали! Разумеется, глядя сверху, видно, что дело в недостатке организации; на что требуется только грамм силы, они прикладывают целый килограмм, и все равно дело не клеится.

Это скрипит и скрипит.

Недостаток организации. Но все, вся жизнь — вся жизнь такова!

ВСЕ так.

Чтобы решить или организовать что-либо (я ссылаюсь на конкретные случаи: таких у меня четыре, пять, десять на день), достаточно несколько минут ясного, спокойного, но ПОЛНОГО видения, и все будет прекрасно работать. Но их там четверо или пятеро — тех, кто принимает решения. Каждый приносит свои идеи, свою точку зрения, свой маленький угол зрения; они смешивают все вместе, болтают два часа… и ничего не выходит.

Так что, в конечном счете, дело идет к тому, что мне надо снова все брать в свои руки… Я давно перестала заниматься всем — задолго до того, как обосноваться здесь, наверху, я сказала людям: «Делайте сами то, что нужно». И настал такой хаос!… Он усугубился за то время, пока я не общалась с ними физически. Физическое присутствие было просто чем-то, что их сдерживало.

Сейчас этот хаос стал немыслимым.

Но, должна сказать, это относится не только к Ашраму: точно так же во всем мире, особенно, в Индии… правительство совсем обезумело. Они бомбардируют людей всякими бумагами, предписаниями, запретами...

 

Каждое третье посылаемое мне письмо либо приходит с явными следами цензуры, либо вообще пропадает.

 

Да, это так. До меня доходит не более половины корреспонденции. И ты знаешь, почему? — не потому что она кажется подозрительной или что-то в этом роде, а из-за того, что они завалены этой работой, устали, находятся на грани: так что вместо того, чтобы осторожно открывать конверт, а затем снова запечатывать, они просто раздирают его так, что зачастую не могут отправить дальше! Только из-за этого. А как приходят пакеты, ты даже не можешь себе представить! Они вскрывают пакеты… ребенок вскрыл бы лучше их! Это отвратительно. Они рвут, портят все, они опрокидывают бутылки, они… Так что, естественно, что они могут сделать? Иногда они даже не могут отправить их из-за того, что все испорчено.

Должна сказать, что когда люди жалуются на это, я им говорю: «Но представьте хоть на минуту, что вы должны делать эту идиотскую работу (это действительно идиотская работа), причем день за днем, час за часом, весь день, а людей не хватает (или половина из них бьет баклуши), и вы обязаны делать эту работу — спустя какое-то время вы точно так же начнете к ней относиться».

Вот что я всегда говорю людям, критикующим правительство: «Вы считаете, что достойны занять место премьер-министра или какого-нибудь другого министра и принимать решения? На вас будет возложена вся ответственность, и тут вдруг вы обнаруживаете, что обязаны решать то, чего вы не знаете — вы увидите, какое это веселенькое дело!» Ведь чтобы прилично управлять, надо быть… надо быть мудрецом! Надо обладать универсальным видением и быть выше всех личных вопросов… Там нет ни одного такого — ни одного.

Там есть аморфные (они все же лучше, потому что я могу заставить их делать то, что хочу); они как автоматы, так что с этими можно что-то сделать. Но, к сожалению, они думают, что они… у них есть ощущение своей ответственности, и они думают, что они такие важные персоны, вот что ужасно!

Как бы там ни было…

Они прислали в Ашрам кое-какие бумаги, в которых спрашивают, а не имеем ли мы каких-либо золотых предметов, кроме украшений! Вроде тех [смеясь], что я видела в старых дворцах: золотые канделябры, золотой трон!…

Так нелепо!

Что делать?… Терпеть.

 

*

*  *

 

(Затем Мать говорит о своем переводе «Савитри»)

 

Я делаю это исключительно ради удовольствия побыть в мире… мире надментального выражения (я не говорю «супраментального», я говорю «надментального»), светлого, чудесного выражения, через которое можно ухватить Истину.[26]

И это учит меня английскому языку без учебников! Теперь, когда мне надо написать письмо, все слова приходят сами: СОДЕРЖАНИЕ слова (так же, как  в случае со словами «момент» и «мгновение»), так стало со всеми словами! Вчера я написала что-то по-английски для здешнего доктора [Мать ищет листок]: «The  world progresses so rapidly that we must be ready at any moment to overpass what we knew in order to know better.» («Мир прогрессирует так быстро, что мы должны в любой момент быть готовы превзойти то, что мы знали, чтобы знать лучше.») И, ты знаешь, я никогда не думаю: это просто приходит — либо звук, либо написанное слово (зависит от случая: то я вижу написанное слово, то я слышу звук). Например, сначала пришло слово advance [продвигаться вперед], и вместе с ним все время напрашивалось quick, quickly [быстрый, скорый, проворный], [«the world advances so quickly»]; затем пришло слово progress [прогресс], а quick исчезло из виду; и вдруг пришло слово rapidly [быстрый, скорый]. Тогда я поняла, как это происходит со словами! Я поняла: для progress (для идеи, для внутреннего ощущения слова progress) подходит rapidly, а для advance – quick. Выражаться так, это как «расшибиться в лепешку», но это было таким очевидным! Слово было живым, вместе со своим содержимым, и у слова был свой друг, который приходил вместе с ним; слова, «не дружившие» друг с другом, взаимно отталкивались, их не было видно рядом! О, так забавно! Уже это окупает весь труд.

С французским языком я тоже проделала кое-какие эксперименты. Я написала: «Самый важный вопрос для каждого — это знать, принадлежишь ли ты прошлому, увековечивающему себя, настоящему, исчерпывающему себя или нарождающемуся будущему». Я дала прочитать это Z — он не понял. Тогда я ему пояснила: «Здесь не имеется в виду "наше" прошлое, "наше" настоящее или "наше" будущее»… Я написала это, когда была в том состоянии [переживание, о котором Мать говорила в начале этой беседы], и это было написано в связи с очень милой пожилой дамой, собиравшейся покинуть свое тело: я сказала это ей. Все уже месяц-два ожидали, что она вот-вот уйдет, но я сказала: «Вы увидите, она еще продержится; она продержится еще один-два месяца», потому что она умеет жить вне своего тела, и тело будет продолжать жить по привычке, без резких движений и толчков. Она была в этом состоянии, и оно могло длиться очень долго. Они уже объявили, что она уйдет в ближайшие два дня, но я сказала: «Это не так.» Я хорошо это знала, потому что она вышла из своего тела и связалась со мной. И я сказала ей: «О чем ты беспокоишься!… (хотя она совсем не беспокоилась,  рядом со мной она была спокойна)… все дело в том, чтобы знать, принадлежишь ли ты прошлому, увековечивающему себя, настоящему, исчерпывающему себя или нарождающемуся будущему.» Иногда то, что МЫ называем прошлым, находится прямо здесь, это будущее, которое хочет родиться; иногда то, что МЫ называем настоящим — это нечто впереди, что-то, что опередило свое время; но иногда это и нечто, что запоздало и принадлежит уходящему — все это я видела: людей, вещи, обстоятельства, я видела их с этим восприятием; какие вибрации будут продолжать существование, трансформируясь; какие вибрации скоро совсем исчерпают себя и исчезнут; а какие, несмотря на то, что существуют уже давно, имеют право продолжать свое существование— и это переворачивает все представления! Так интересно! Тогда я и записала это, как оно и есть — без объяснений (в таком случае совсем не хочется что-то объяснять, все так очевидно!). Бедный Z, он уставился на меня, ничего не понимая! Тогда я ему сказала: «Не пытайся! Я говорю не о понятном нам прошлом, настоящем и будущем, тут совсем другое». [Мать смеется].

Забавно, потому что это [языковые вопросы] никогда меня особенно не занимало, переживание было совершенно новым, переживание открытия истины, стоящей за выражением. Прежде я заботилась лишь о том, чтобы выражаться как можно яснее и точнее: говорить точно то, что я хочу сказать, ставить слова на свои места. Но это совсем другое! Каждое слово, оказывается, живет собственной жизнью! Одни слова притягиваются в силу сходства, другие отталкиваются, это очень забавно![27]

 

 

 

23 февраля 1963

 

(По поводу одного сна или, вернее, переживания Суджаты, запись которого, к сожалению, не сохранилась)

 

Она приходила в дом Шри Ауробиндо в тонком физическом — это настоящий мир, реальный, конкретный, столь же конкретный, как и здесь.

Едва получив ее письмо, я увидела: она там была. Хотя я и раньше знала, что она там бывала. Множество людей ходят туда и не знают об этом! Они забывают. Но у нее осталось прекрасное воспоминание.

Она очень часто ходит туда, очень часто, но люди об этом обычно не помнят.

Просто из-за того, что не учились этому. Если как следует потренироваться, будешь очень хорошо все помнить. Есть небольшие пробелы в сознании, провалы, и когда проходишь сквозь них, то забываешь. Но потом к вам может придти смутное ощущение чего-то, и затем оно ускользает — о, ушло! Только, чтобы научиться вспоминать сны, требуется очень много времени; не надо торопиться или быть слишком озабоченным этим. Я научилась этому, когда была прикована к постели в течение пяти месяцев; мне было нечего делать (ведь нельзя же читать все время — за эти пять месяцев я прочла почти восемьсот книг… нет, девятьсот пятьдесят! Глаза устают). Так что остальное время (не очень-то много спится, когда лежишь на кровати все время) я тренировалась: тогда я и научилась быть совершенно сознательной ночью. Но это дисциплина. Когда пробуждаешься, будь-то посреди ночи или утром, не надо шевелиться, надо оставаться совершенно неподвижным и концентрироваться в полной тишине, ВЫТАСКИВАЯ воспоминание. Один-два месяца еще не было видно никаких результатов, но через шесть месяцев уже кое-что получалось и, в конце концов, выучиваешься помнить все. Под конец пошло обратное движение, то есть, пробуждаешься всякий раз, когда у тебя видение или сон, либо какая-то другая активность (это зависит от конкретного случая), вспоминаешь и затем повторяешь в своем сознании (как только пробудишься, повторяешь себе два, три, десять раз, пока не уверишься, что уж точно не забудешь), и затем снова засыпаешь.

Но это невозможно делать, если утром нужно вскакивать с кровати и тебя ожидают пятьдесят тысяч дел. Но в йоге можно обойтись и без этого, это не является чем-то совершенно обязательным. Это скорее забава, некое увлечение.

(Ученик не соглашается)

 

Хорошо, конечно, знать что происходит — но это не обязательно. Теперь я знаю, и мне это совершенно все равно! Когда ложусь спать, то в восьми случаях из десяти я прошу: «О, Господь, дай мне тихую ночь», хотя это очень эгоистично — Он заставляет меня работать каждую ночь! Но иногда устаешь работать и хочется побыть в блаженстве. В молчаливом блаженстве. Тогда я Его прошу: «Дай мне состояние блаженства».

И я его получаю. Но это только одна ночь из пяти-шести.

Остальные ночи полностью сознательны, ты не можешь себе вообразить, сколько всего можно сделать за одну ночь!

Что же, хорошо, я очень довольна ей [Суджатой], это хороший знак.

 

*

*  *

 

(Чуть позже)

 

У нас тут есть незаурядный математик, который регулярно приезжает из Мадраса, профессор V, ты должен его знать, и по случаю моего дня рождения[28] он играл с цифрами, составляющими дату моего рождения: он составил из них квадрат (должно быть, это тяжкая работа!), в котором, с какой стороны не посмотри, цифры складываются в одно и то же число. Восхитительно. Это число – 116. Все это небесная математика (!) и, должно быть, это число означает, сколько мне отпущено лет. Но это маловато. Потому что, судя по тому, как все движется, 116 оставляет мне не так уж много лет, тридцать лет, приблизительно так… да, тридцать лет, это все. Что можно сделать за тридцать лет?! Скорость, с которой все движется, ох!… Когда Шри Ауробиндо сказал, что потребуется триста лет, думаю, он имел в виду минимальный срок.

Посмотрим.

(Молчание)

 

У телесного сознания есть два состояния, и оба… Нет, одно становится все более естественным: это некое (как бы сказать это по-французски?) everlasting [вечнодлящееся] состояние, и нет никакой причины, почему бы ему не продолжаться. Клетки чувствуют себя вечными, и есть определенное состояние гармонии внутреннего мира, который разделяет вечность, то есть, нет этого беспорядка, трения, являющегося причиной старения и разложения (как скрежет в шестеренках, вызывающий это). Обычное сознание людей (я не говорю об идеях, концепциях или чем-то подобном: только о сознании тела, сознании клеток тела), обычное, ЕСТЕСТВЕННОЕ, НОРМАЛЬНОЕ человеческое сознание — это сознание, наполненное скрежетом, трением, оно в вечном беспорядке, что и вызывает старение. Вот это и начинает уходить.

Это [ужасность обычного человеческого сознания] ощущается не часто, разве что когда давление снаружи уж слишком велико. Когда в огромном количестве накапливаются маленькие… это нельзя назвать «волями»,  это пожелания, исходящие от вещей (от вещей, людей или обстоятельств), которые хотят быть исполненными, хотят, чтобы ими занимались — пока это не выходит за определенные пределы, я воспринимаю их с улыбкой, и они на меня не влияют, но когда доза превышена, тогда вдруг что-то начинает говорить: «О, нет! Довольно, довольно, довольно.» Начиная с этого момента сознание никуда не годится. Оно впадает в старый ритм и, как следствие, возобновляется старение. Но другой способ — это вроде гармоничного волнового движения [Мать описывает в воздухе большие волны], находящегося ПОЧТИ вне времени, но не совсем: ощущение времени остается, но оно второстепенно и идет издалека. И это движение [изображает волны] дает ощущение вечности — во всяком случае, постоянства — и нет причин ему прекращаться. Трения  нет, износа нет, и оно может длиться вечно.

И оно становится для меня привычным.

Но не в эти последние дни.[29]

Вчера вечером (вчера ли это было?… нет, позавчера вечером), когда я вышла на балконную террасу[30], ощущалась грандиозная разница в восприятии между тем сознанием, которое у меня было раньше, и тем, что есть сейчас! Прежде, как я всегда говорила, я стояла там и взывала к Господу, и оставалась в Его присутствии; и только когда Он отходил, уходила и я — вот как это было. И у меня была определенная связь с людьми, вещами, всем внешним миром («внешним», что же, не внешним, но, во всяком случае, миром). Позавчера, когда я вышла на балкон, я ни о чем не помышляла и даже не наблюдала, просто вышла — я не хотела знать, что происходит, это меня не интересовало, и я даже не наблюдала… Было так, словно со времени другого переживания [первого выхода на балкон, год тому назад] прошли века! Это было СОВСЕМ ДРУГИМ! И таким спонтанным, таким естественным и таким грандиозным!… Земля была крошечной. И тем не менее все было полностью здесь: я не была «где-то там», само ТЕЛО это чувствовало. И в то же время (я была на два этажа выше людей), всякий раз, глядя вниз, я узнавала множество и множество людей, как если бы они попадались мне на глаза в течение многих лет — это видение было таким ясным, гораздо более ясным (прежнее видение было всегда немного мутным, поскольку я наблюдала не собственно физическое: я видела движение сил), а вчера это было так, будто… будто я поднялась над возможностью неясности! Видение было гораздо менее физическим и ГОРАЗДО БОЛЕЕ точным.[31]

Раньше было впечатление Силы, Сознания, Могущества, исходящих из одной точки и затем распространяющихся. Теперь же была ГРАНДИОЗНОСТЬ Могущества, Света, Сознания, восприятия, концентрирующихся в совсем маленькой точке: в толпе собравшихся людей.

Разница была столь колоссальной, какой я не могла даже ожидать — не думала об этом и не ожидала этого. Я оставалась на балконе, пока это состояние длилось, затем, в какой-то момент, мне было сказано: «Достаточно, люди устали». (Это не мои слова.) «Достаточно, они не могут воспринять или выдержать большее». Поэтому я ушла. Это то, что заставило меня уйти с балкона. Все длилось пять минут. Через пять минут они были готовы лопнуть.

Я думаю, тело стало другой личностью, оно уже не то, что прежде. Это больше не то, что было. И все же память о его земном существовании не исчезла, тело то же самое; и, однако, это другая личность. Я говорю все это только в связи с материальным сознанием [Мать касается своего тела]; то, что происходит там [жест ввысь] было сделано давно и очень легко объясняется, нет, это другое — и происходит здесь. Изменение произошло ЗДЕСЬ.

Это любопытно.

Вот так, мой мальчик.

 

 

*

*  *

 

(Немного позже Мать заводит разговор о своих секретарях, которые не делают того, о чем Она им говорит, и отнимают слишком много времени)

 

Они совершенно не считаются с тем, что я им говорю.

 

Как?!

 

О, да, это так. Я говорю им: «Надо закончить к такому-то времени». «Да, да», — отвечают они и не шевелятся. Я не собираюсь их… И мне трудно двигаться, ноги под столом, и я зажата… Остается разве что поднимать шум.

Иногда я так и  делаю, говорю: «Все, достаточно! До свидания» и толкаю свое кресло. Я поднимаюсь и толкаю свое кресло. Но это, это… только когда уж иначе совсем никак.[32] В сущности, я редко бываю злой! [смеется]

Хотя бывает: этим утром я была такой. Одна пара поместила здесь свою маленькую дочь; в то время ей было четыре-пять лет, и, оставив ее здесь, они больше не заботились о ней. Она была под попечительством М — М стала для нее настоящей матерью, она занималась ее одеждой, присматривала за всем, а родители вообще ничего не делали (кажется, они регулярно посылали ей по сотне рупий, и это все, и думать забыли о своей дочери). И у этой крошки дом был здесь. А тут ее родители приехали на Даршан и обнаружили, что их девочка не достаточно тепла по отношению к ним, не достаточно их любит, что ей очень нравится быть здесь — отсюда вывод: они ее забирают. Это показалось мне таким… постыдным! Стыдно, такой глупый эгоизм.

Я пыталась как-то вмешаться. Они взяли малышку к себе — она плачет день и ночь, не переставая. Ничего не ест, плачет все время. И твердит: «Я хочу вернуться, я хочу вернуться… я хочу остаться здесь, я не хочу уезжать.» — «А, вот ты как! Что же, мы тебя отсюда забираем.»

Что за жестокость! Это одна из самых отвратительных вещей, которые только можно себе вообразить.

Вчера я предприняла еще одну попытку (думаю, они уезжают сегодня), передала им кое-что на словах, и мне ответили: «Отец считает, что дочь забыла его и больше не любит, поэтому он не хочет оставлять ее здесь и забирает с собой.» Я ответила: «Неужели он думает, что если будет так  грубо обращаться с ней, то заставит полюбить себя?» — Дурак, он ничего не хочет понять, до него не достучишься.

Сама я этого господина не видела.

Но это еще не все. Эти люди привезли с собой  мальчика четырех лет. Сегодня был его день рождения. Они передали мне  деньги для этого ребенка и попросили открытку с благославлением. Я отказалась дать открытку и швырнула им деньги — прямо так. И сказала: «Передайте этим людям, что они эгоистичны и глупы, и я ничего от них не хочу». И стукнула по столу… О, о!… Все были ошарашены. [Мать смеется] При этом присутствовали доктор, Нолини, Чампаклал, Амрита… Внутри меня разбирал смех! О, они подумали, что я страшно рассердилась: «Эти люди увидят, что произойдет с ними!…» И, знаешь, мне знакомы эти вибрации — они ужасающие, мой мальчик. Не человеческие. Когда это приходит, это ужасно, у окружающих мороз по коже. А я смотрю на это как на спектакль!

Несколько раз это был Шри Ауробиндо. Но на этот раз это было совершенно безличностно. Какая-то сила не ХОЧЕТ БОЛЬШЕ терпеть в мире такую эгоистическую глупость — растоптать все тонкие чувства этого ребенка, потому что она слепо не привязана к семье! (а они даже не справлялись о ней все это время, ее для них не было).

Если вы хотите, чтобы дети вас любили, нужно, по крайней мере, любить их хотя бы чуть-чуть, заботиться о них хоть немного, не правда ли? Это же элементарно, не надо быть мудрецом, чтобы понять это — а они не понимают: «Дочь ОБЯЗАНА любить своих родителей!!» И если вы не выполняете своих обязанностей, вас надо посадить в тюрьму.

Ладно.

Но эта пара еще поплатится за это.

Эта малышка боролась так, как если бы она тонула. Она прибегала ко всем: она искала убежища в школе, у Павитры, умоляла в слезах Gвмешаться. М была в полном отчаянии. Все пытались за нее заступиться, а ее родители скандалили со всеми — их «права»! Размахивая своими правами, они хватают девочку и вдалбливают ей: «Ты нас полюбишь или увидишь, что с тобой будет.»

И они думают, что у них что-то получится.

К сожалению, всегда страдают лучшие. Некоторых вот так забирали, после чего они так серьезно заболевали, что доктора рекомендовали вернуть их сюда, как только им становилось немного лучше. Была, по меньшей мере, дюжина таких случаев. Это те, кто живут внутренней жизнью, чувствуют, что их дом — здесь.

Что же…

 

*

*  *

 

(На прощание Мать возвращается к своему переживанию на балконе)

 

На балконе было довольно интересно. Потому что я внезапно заметила изменение, которое не осознавала. Это как восхождение стрелой, которое я совершенно не осознавала. Я сознавала только то, что в каждый, КАЖДЫЙ момент, стоило мне только перестать говорить, слушать или работать, в каждый момент, это… как большие блаженные крылья, широкие как мир, медленно взмахивающие, вот так.

Ощущение грандиозных крыльев — не двух крыльев: они везде и распростерлись повсюду.

И это постоянно, день и ночь. Но войти в это состояние можно только, когда я спокойна.

Но это меня не покидает.

Крылья Господа.[33]

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Март 1963

 

6 марта 1963

 

(В давней Беседе от 4 декабря 1957 Мать задавалась вопросом: «Будет ли  переход от нашего нынешнего состояния, к тому, чем наш внутренний дух стремится стать, постепенным или же произойдет разрыв, то есть, мы должны будем сбросить эту нынешнюю человеческую оболочку, в ожидании появления новой формы — появления, чей образ действия мы не можем предвидеть и которое никак не будет связано с тем, чем мы являемся сейчас? Можем ли мы ожидать, что это тело, в котором мы сейчас явлены на земле, сможет постепенно трансформироваться во что-то другое, стать выражением высшей жизни, или же придется полностью оставить эту форму, ради другой, которой еще не существует на Земле?» Мать добавляет:)

 

Почему бы не обе?

Обе формы могут существовать одновременно; одно не исключает другое.

 

Да, но будет ли одна трансформироваться в другую?

 

Старая форма будет трансформироваться и станет как бы заготовкой для новой. И когда эта заготовка будет готова, появится новая форма. Потому что обе формы имеют свою красоту и свой смысл существования, следовательно, будут одновременно обе.

Это разум всегда пытается делать однозначный выбор или приходить к одному решению — так не пойдет. Даже вся совокупность того, что мы можем себе вообразить, гораздо меньше того, что будет. Истина в том, что каждый, в ком живет сильное стремление и внутренняя уверенность, будет призван реализовать это.

Повсюду, в любой области, все и всегда будет возможно. И все, что возможно, все БУДЕТ в надлежащий момент — этот момент может быть более или менее длительным, но все в такой момент может быть.

Как были найдены, пусть и не сохранившиеся до наших дней, разнообразные возможности перехода от животного к человеку, точно также появится множество различных возможностей, и каждая возможность будет пытаться реализоваться на свой манер. И все это вместе поможет подготовить будущую реализацию.

Можно было бы задаться вопросом: исчезнет ли с лица земли человеческий вид, как до него исчезли многие виды? Некоторые виды исчезли с земли (но не виды, которые появились незадолго до человеческого вида, насколько я знаю (?) и точно не виды, несущие в себе семя прогресса, возможность прогресса). Такое впечатление, что эволюция будет следовать линии, все более и более приближающейся к высшему виду и, не исключено, исчезнет все то, что слишком близко к низшим видам, как случалось и в прошлом. Мы всегда забываем, что не только возможно все — все, даже самые противоречивые вещи — но и каждой возможности дается хотя бы один момент существования.

 

*

*  *

 

(Затем Мать берется за подготовку «Афоризмов» к следующему «Бюллетеню»:)

 

84. Супраментальное — это естественное, которого мы еще не достигли и которое нам неизвестно, то, к чему мы не знаем как подступиться. Общая жажда чудес означает, что человеческое восхождение еще не завершено.

 

85. Рационально и благоразумно сомневаться в сверхъестественном; но верить в него — тоже   своего рода мудрость.

 

86.  Великие святые совершали чудеса; более великие святые смеялись над этими чудесами; а самые великие из великих и смеялись и совершали их.

 

87.  Открой глаза и посмотри, чем на самом деле является этот мир и что такое Бог; освободись от тщетных и утешительных представлений.[34]

 

Есть вопросы?

 

Да, есть два рода вопросов…

 

Тут речь идет о двух очень разных вещах.

 

Сначала можно спросить: что такое чудо? Ведь Шри Ауробиндо часто говорил, что «чудес нет» и, в то же время, например, в «Савитри», он сказал: «Все есть чудо и чудом может измениться»?[35]

 

Смотря как на это посмотреть: с той или этой стороны.

Они называют чудом то, что не могут ясно объяснить, для чего у них нет разумного объяснения. С этой точки зрения бесчисленное количество происходящих вещей можно назвать «чудесами», потому что вы не можете объяснить ни «как», ни «почему».

 

Что же тогда будет  подлинным чудом?

 

Я не вижу, что может быть подлинным чудом, ведь что такое чудо, в конечном счете?

Настоящее чудо… Это чудо лишь для разума, потому что он, следуя своей логике, решает, что при таких-то и таких-то условиях то-то может или не может произойти. Но все это — только ограниченность разума. Потому что, с точки зрения Господа, как вообще может быть чудо? Ведь все — есть Он сам, объективирующий Самого Себя.

Здесь мы подходим к великой проблеме, проблеме нашего пути, этого вечного Пути, Шри Ауробиндо говорит об этом в «Савитри». Естественно, можно представить, что первым объективировалось то, что имело склонность к объективации. Первое, что напрашивается и кажется логически связанным с принципом эволюции, это то, что объективация идет постепенно, что она все время не полна… [молчание]. Об этом непросто говорить, потому что нам никак не избавиться от  привычного представления, что началом может служить  только какое-то ограниченное количество и это ограниченное количество затем бесконечно разворачивается. У нас всегда есть представление (по меньшей мере, мы так говорим) о «моменте» [смеясь], когда Господь решил объективироваться. Дальше рассуждать легко: Он постепенно, последовательно объективируется и, как результат, получается поступательная эволюция. Но это только способ выражаться. Ибо нет ни начала, ни конца, и все же есть постепенность. Ощущение последовательного движения, ощущение эволюции, ощущение прогресса существует  только вПроявлении. И только говоря о земле, можно объяснить что-либо разумно и убедительно, потому что земля имеет начало — не душа ее, а ее материальная реальность.

Вероятно, материальная вселенная тоже имела начало.

 

(Молчание)

 

Если рассуждать таким образом, то чудом для одной вселенной будет внезапное вторжение в нее чего-то из другой вселенной. А для земли (которая хочет все перевести на понятный ей язык)чудом является внезапное проникновение чего-то, не принадлежавшего ранее ей — и это вхождение нового принципа, не принадлежавшего физическому миру земли, вызывает радикальное изменение.

Но, опять же, известно, что в самом ядре каждого элемента есть в принципе ВСЕ; тогда даже такое чудо невозможно.

Можно сказать, что ощущение чуда принадлежит только конечному миру, конечному сознанию, конечному представлению. Это внезапное, неожиданное вхождение — вторжение, вмешательство, проникновение — чего-то, чего не было в физическом мире. И, конечно, любое проявление воли или сознания, из более вечной и бесконечной чем земля области, обязательно будет восприниматься чудом для земли. Но если выйти из ограниченного мира и ограниченного понимания мира, тогда чуда не будет. Господь может играть чудесами, это его забавляет, но в этом нет чуда — Он играет во всевозможные игры.

Можно начать понимать Его только тогда, когда ты сам ПОЧУВСТВУЕШЬ, что Он играет во всевозможные игры — «всевозможные» не в человеческом, а в Его представлении!

В нем нет места чуду, есть разве что видимость чуда.

 

(Молчание)

 

Если бы, не дожидаясь медленной эволюции, здесь внезапно появилось явление Супраментального мира… тогда человек, как разумное существо, каким бы совершенным ни был его мозг, его мышление, назвал бы это чудом, потому что тут он сталкивается с тем, что не будучи представлено в его сознании, вмешивается в его сознательную жизнь. В самом деле, если посмотреть на эту жажду чуда, которая очень сильна (она гораздо сильнее у детей или в сердцах, оставшихся детскими, чем у тех, кто живет разумом), является на самом деле верой в осуществление стремления к Чудесному, к тому, что превосходит все, чего только можно ожидать от обычной жизни.

В действительности, в воспитании следовало бы поощрять одновременно две тенденции: жажду Чудесного, того, что кажется неосуществимым, что наполняет вас ощущением божественности, и, в то же время,  точное, честное, искреннее наблюдение за происходящим в мире, без участия воображения, постоянный контроль, самое практическое изучение малейших деталей. Нужно, чтобы одно сопутствовало другому. Как правило, люди убивают в себе одно, думая, что это необходимо для роста другого — это совершенно ошибочно. Они вполне могут существовать одновременно, и в какой-то момент, по мере роста знания, вы начинаете понимать, что это два аспекта одного и того же, что есть ясное видение, высшее понимание. И тогда вместо ограниченного видения и понимания, мы имеем понимание совершенно ясное, верное, точное — оно огромно и включает в себя все области, еще не данные в конкретном Проявлении.

С воспитательной точки зрения это очень важно.

Видеть мир таким, каким он является, точно, резко, самым конкретным и земным образом, и одновременно видеть его таким, каким он может быть,  в самом свободном, в самом высоком видении, наполненном самой сильной надеждой, стремлением и чудесной уверенностью — вот две стороны понимания. Все, что мы только можем себе вообразить, самое великолепное, самое чудесное, самое могущественное, самое выразительное, самое полное — ничто по сравнению с тем, что может быть, и, при этом, точность самого скрупулезного нашего знания мельчайших деталей никогда не будет достаточной. Одно должно сопутствовать другому. Когда знаешь это [жест вниз] и знаешь То [жест вверх], можно соединить и то, и другое вместе.

И это самое лучшее применение желанию чудес. Потребность в чуде — это жест неведения: «О, я хотел бы, чтобы было так!». Это жест неведения и бессилия. А вам еще говорят: «Вы живете в своих мечтах» — так говорят те, кому знакома  лишь одна низшая сторона вещей (причем очень несовершенно) и которые  никак не соприкасаются с другой.

Надо превратить это желание чуда в постоянное стремление к чему-то — что уже есть, что уже существует — и проявится С ПОМОЩЬЮ всех этих стремлений: эти стремления необходимы или же, если присмотреться, они являются сопровождением — приятным сопровождением — вечного развития.

В сущности, люди со самой строгой логикой скажут вам: «Зачем молиться? Зачем стремиться, зачем просить? Господь делает то, что Ему угодно, и будет делать то, что Ему угодно.» Тут нет сомнений и говоритьне о чем, но этот порыв: «Господь, прояви Себя!» придает большую интенсивность вибрации Его Проявления.

Иначе Он никогда не сотворил бы мир таким, каким он является — есть особое могущество, особая радость, особая вибрация в этой интенсивности стремления мира снова стать тем, чем он является на самом деле.

Вот для чего — частично «для чего» — существует эволюция.

Неизменно совершенной вселенной, постоянно проявляющей вечное совершенство, не хватило бы радости движения вперед. Я очень сильно ощущаю это. Очень сильно. Из-за того, что мы не видим дальше кончика собственного носа,  даже на секунду не охватываем Бесконечность, и эта секунда не содержит всего, что мы хотим чувствовать и знать, мы жалуемся: «О, нет! Этот мир плох.» Но если мы выходим из нашей секунды и входим в Целое, мы сразу же остро ощущаем все, что внесло в Проявление это стремление к  прогрессу.

А еще… способность к восприятию ограничена. Наступает момент, когда даже созидательная Сила этой вселенной вдруг ощущается совсем маленькой, если Она не сливается, не объединяется с созидательной Силой всех других вселенных.

В тождестве также есть восхождение или постоянное продвижение.

 

(Мать внезапно оборачивается к ученику)

 

Ты же не собираешься поместить все это!?

 

Но… Но что если!

 

[Смеясь] Нет, ты вырежешь окончание .

 

Сейчас уже нет времени, а то я  задал бы тебе еще один вопрос.

 

Задавай. Что за вопрос?

 

Почему ни Шри Ауробиндо, ни ты не использовали чудеса в качестве средства преодоления сопротивления внешнего сознания людей? К чему эта само-устраненность по отношению ко внешнему, невмешательство, если можно так сказать, или сдержанность?

 

Что касается Шри Ауробиндо, я знаю лишь то, что он неоднократно говорил мне: люди называют «чудесами» только вмешательства в материальный или витальный мир. И все эти вмешательства всегда смешаны с невежественными и самоуправными движениями.

 И Шри Ауробиндо совершил бессчетное число чудес в области Разума; но, естественно, чтобы увидеть их, нужно обладать очень честным, очень искренним, очень прямым видением — я их видела. Другие тоже их видели. Но он отказывался (я это знаю), он отказывался делать какое-либо материальное и витальное чудо из-за этой смеси.

Мой опыт тоже такой: в сегодняшнем состоянии мира непосредственное чудо (материальное или витальное) обязательно включает в себя элементы лжи, которых нельзя допустить — так что это обязательно ложные чудеса. А этого мы не можем принять. Во всяком случае, я всегда отказывалась делать такие чудеса. Я видела то, что люди называют «чудесами», видела такие «чудеса» с мадам Теон, например, но это дает право на существование таким вещам, которые для меня не допустимы.

Не знаю, в этом ли причина, или, может быть, причина просто в том, что мы не должны делать такие «чудеса». Вот и все.

Я много чего могу сказать по этому поводу, но… Во всяком случае, возможно, тебе я когда-нибудь расскажу об этом, но только не для «Бюллетеня» — такие вещи не следует публиковать.

То, что люди сейчас называют «чудесами», почти всегда делается витальными существами, или людьми с ними связанными, а это ложь — это допускает реальность определенных вещей, предполагает истинность определенных вещей, которые не истинны. И на такой базе «чудеса» и творятся. Вот почему это не приемлемо.

Возможно, когда-нибудь я еще расскажу тебе об этом, но только тебе лично, для «Агенды», и это не подойдет для «Бюллетеня». Вот так.[36]

 

 

9 марта 1963

 

Я хотел бы задать тебе один вопрос… Я не совсем понял, что ты подразумеваешь под «чудесами в Ментале»? Что это за чудеса? Ты сказала: «Шри Ауробиндо совершал чудеса в Ментале».

 

Это было, когда он вводил супраментальную Силу в ментальное сознание. Он вводил в ментальное сознание (ментальное сознание, управляющее всеми материальными движениями)[37] некую формацию, могущество или супраментальную силу, которая сразу же меняла его организацию. Незамедлительно наступали последствия… казавшиеся нелогичными, потому что это не следует никакой ментальной логике.

Он сам говорил мне: это происходило, когда он обладал или мог по своему усмотрению пользоваться  супраментальной Силой, супраментальным Могуществом, тогда он направлял эту Силу в определенное место с определенной целью. Результат был неизбежным и неотвратимым: эффект был абсолютным.

Можно назвать это чудом.

 

Супраментальная сила, которую он накладывал на чей-либо разум, обладала…

 

Например, представь, что кто-то болеет, у него что-то болит; когда Шри Ауробиндо обладал этим супраментальным Могуществом (он говорил, что в определенное время это Могущество было полностью под его контролем, то есть, он мог делать с ним, что хотел, он мог направлять его туда, куда хотел), он мог приложить эту Волю, скажем, к некоему расстройству, физическому или витальному (или ментальному, конечно же), он мог приложить туда эту Силу всевышней гармонии, всевышнего супраментального порядка, и это сразу же срабатывало. И устанавливался порядок — это создает порядок, гармонию, превосходящую природную гармонию. То есть, если дело касалось, к примеру, лечения, то это лечение было более совершенным и более полным, чем лечение обычными физическими и ментальными средствами.

Есть масса разных примеров. Но люди так слепы и так погружены в свое обычное сознание, что они всегда находят «объяснения». Они умеют всему найти объяснения. И только те, у кого есть вера, стремление и нечто очень чистое в себе, только те, кто действительно хотят понять, только они способны заметить это.

Иными словами, есть разница между чудом, происходящем через разум и в разуме, и чудом, происходящем прямо в физическом и витальном. Например, люди, совершающие такие чудеса, как левитация, телекинез, устраивающие свечения… [Мать на некоторое время замолкает, затем оставляет эту тему]. Эта область не очень-то живая для меня, она меня не сильно интересует.[38]

Но что касается лечения, это было так. Когда была Сила, он говорил, что все шло даже без усилия, ему оставалось только направлять ее эту Силу порядка, супраментальной гармонии, и затем она действовала мгновенно.»[39]

Трудно объяснить разницу.

 

(Молчание)

 

Послушай (не надо публиковать или рассказывать это), не знаю, рассказывала ли я уже тебе это. Мне было девять-десять лет, и я бегала с друзьями в лесу Фонтенбло (где-то я рассказывала эту историю). Этот лес довольно густой, так что видно не очень-то далеко вперед. Мы бегали и, увлекшись бегом, я не заметила, как оказалась на краю обрыва, нависшего над дорогой. В том месте высота была больше трех метров (выше этажа), а дорога вымощена камнем, причем вымощена совсем недавно. Я бежала впереди, остальные — за мной. И я набрала такую скорость, что не могла остановиться — пуф! и я внезапно оказалась в воздухе. Напоминаю, мне было десять лет, самое большее — одиннадцать, у меня не было ни малейшего представления о чудесном или чудодейственном — я просто зависла в воздухе. И почувствовала, как меня что-то поддерживает и буквально ОПУСКАЕТ на землю, на камни. Я поднялась (это казалось мне совершенно естественным, ты понимаешь!): ни одной ссадины, ни одной царапины, ничего, совершенно ничего. Я падала очень, очень медленно. Все ребята бросились ко мне, а я сказала: «Ничего, все в порядке!». И все. Но я помню это ощущение: что-то меня переносило [жест мягкого падения, так лист плавно опускается, слегка зависая]: вот так медленно я падала. И материальное доказательство было налицо, это не было иллюзией, поскольку я была цела и невредима — ведь дорога была выложена камнем (ты знаешь эти кремневые камни во Франции?), а я не получила ни ушиба, ни ссадины, ничего.

В этом возрасте душа была очень жива, и со всей своей силой она сопротивлялась вторжению материальной логики[40] мира — и мне это показалось совершенно естественным. Я просто сказала себе: «Нет, со мной не может случиться ничего плохого.»

Но так лететь!… Я очень хорошо помню то ОЩУЩЕНИЕ: нечто, что сделало вот так [тот же жест падающего листа] и просто поставило меня на дорогу. Работая с Теоном, я вспомнила об этом и увидела, что это было существо: то, что европейцы называют ангелами (как они говорят?)… ангелами-хранителями, да. Это было существо. Теон рассказывал мне о некоторых мирах (высших, разумных мирах — уже не помню, он как-то называл все планы), и в тех мирах есть существа с крыльям — они сами берут себе крылья, потому что им так нравится (!), и мадам Теон всегда видела рядом со мной два таких существа. Однако она познакомилась со мной более чем десять лет спустя после того случая в лесу. Кажется, эти ангелы всегда были со мной. Тогда я посмотрела и действительно их увидела. Один из них даже попробовал рисовать: он хотел водить моей рукой. Я дала ему свою руку, но когда я увидела рисунок (он сделал один), я ему сказала: «Без тебя я рисую лучше!». На этом все и кончилось.

 

А что было изображено на рисунке?

 

Это были забавные рисунки. На одном было море со скалой и маленькой фигуркой человека (этот рисунок был самым удачным). Высокий утес, маленькая фигурка и море. Но это было средненько!

Он водил моей рукой, а я смотрела по сторонам — я не смотрела на рисунок, чтобы быть уверенной, что не было никакого подсознательного вмешательства. И я очень хорошо чувствовала, как его рука двигала моей; затем, спустя какое-то время, сказала себе: «Посмотрим, что получается». Я посмотрела — «О, это средненько!»

Это было в Тлемсене.

Меня никогда не интересовали такие диковинки. Мне это казалось совершенно естественным. Но именно это люди называют чудом.

Был и другой подобный случай (менее поразительный): это случилось в комнате, такой же длинной, как и эта, но немного пошире[41], в гостиной в доме моих родителей. Ко мне пришли мои маленькие друзья, и мы играли. Я сказала им: «Сейчас я вам кое-что покажу: я покажу, как надо танцевать.» Я отошла в один угол комнаты, чтобы получилось самое большое расстояние до противоположного угла, и сказала: «Я только один раз коснусь пола в середине.» И я это сделала! [Мать смеется] Я оттолкнулась (даже не было ощущения прыжка: я словно танцевала, словно встала на  пуанты), затем коснулась пола кончиками пальцев, отскочила и оказалась в противоположном углу — никто не может сделать так, даже чемпионы. Длина прыжка превзошла все рекорды; потому что потом, уже здесь, когда мы начали делать физические упражнения в Ашраме, я поинтересовалась, каков рекорд по прыжкам в длину — мой прыжок был длиннее! Причем они берут разбег, не так ли, они разбегаются и прыгают. А я прыгнула без разбега: я стояла в одном углу и хоп! (я просто тихонько себе сказала «хоп!»), и фррр! я приземлилась на кончики пальцев, оттолкнулась и оказалась в противоположном углу — совершенно очевидно, что меня перенесли.

Все это происходило до того, как мне исполнилось тринадцать-четырнадцать лет (в возрасте между восемью и тринадцатью-четырнадцатью). Происходило множество таких вещей, но они казались мне совершенно естественными — у меня никогда не было ощущения, что я делаю что-то чудесное. Все совершенно естественно.

Также помню еще, как прошлась по металлическим дужкам (не знаю, есть ли они сейчас), огораживающим лужайки в Булонском лесу! Это был вызов, который я бросила своему брату (он был старше меня на шестнадцать месяцев — есть от его задирать нос!). Я сказала ему: «Сможешь пройти по этим штукам?» Он ответил: «Отстань, меня это не интересует.» Тогда я сказала «смотри!» и пошла по ним, да с такой легкостью! Словно занималась этим всю жизнь. Это было то же самое явление: я не чувствовала своего веса.

У меня было ощущение, что меня переносят: что-то поддерживает и переносит. И сейчас, если сравнить эти движения или ощущение… это то же самое, как широкое движение крыльев — та же самая вибрация.

После тринадцати ― четырнадцати лет такое стало удаваться заметно труднее. Но раньше это было очень легко и забавно.

 

(Молчание)

 

Было то же самое, когда я сотворила то Надментальное формирование (мы были на пути к чудесам!). Однажды Шри Ауробиндо сказал мне, что я притянула к Амрите[42] силу созидательного Брахмы (это созидательное Слово, исполняющееся автоматически); и я не знаю, как это произошло… что-то, не помню что, показало мне, что это очень хорошо работает. Меня осенила  идея: «Смотри-ка! А если применить эту мощь к москитам, то москитов больше не будет! Что если попробовать?» (В то время москиты сильно докучали нам.) Прежде чем сделать это (медитация закончилась, это можно было бы попробовать сделать в следующий раз), я спросила Шри Ауробиндо: «Что же, а не попытаться ли использовать эту отзывчивую силу; сказав ”пусть исчезнут москиты”, мы смогли бы избавиться от них, по крайней мере, в некотором поле действия или на некотором поле влияния?» Тогда он повернулся и взглянул на меня [с улыбкой], помолчал,  и сказал: «Ты находишься в Надментальном плане. Это не та Истина, которую мы хотим проявить…» Я рассказывала тебе об этом. Это Он сказал по данному случаю.

Подобные вещи можно было бы делать.

Он сказал мне [Мать принимает иронический тон]: «О, ты можешь творить чудеса! Люди будут изумлены.»

 

(Молчание)

 

Но мне больше нравится другое чудо… Это было в Тлемсене, когда я играла на фортепьяно; я не помню, что именно я играла (что-то из Бетховена или Моцарта). У Теона было фортепьяно (на нем играл его английский секретарь), и это фортепьяно стояло в гостиной, находившейся почти на одном уровне с горами. То есть, чтобы добраться до гостиной, надо было пройти два лестничных марша внутри дома, а в самой гостиной были громадные двери-окна, открывавшиеся на панораму гор. Обычно я играла во второй половине дня, и эти двери-окна были широко распахнуты. И вот, однажды, закончив играть, я повернулась, чтобы подняться, и увидела громадную бородавчатую жабу — огромнейшую жабу, которая делала «пуф, пуф, пуф» (ты знаешь, как они раздуваются и сдуваются), она раздувалась и сдувалась, раздувалась и сдувалась… будто была на седьмом небе! Я никогда не слышала ничего столь чудесного! Она была совсем одна, такая громадная, вся круглая, вся черная, вся бородавчатая, между открытыми створками — обе створки были широко распахнуты к солнцу и свету. Жаба сидела посередине. Некоторое время она еще продолжала раздуваться-сдуваться, затем, увидев, что музыка кончилась, она повернулась, скок-скок-скок… и исчезла.

Это восхищение жабы наполнило меня радостью! Это было очаровательно.

(Молчание)

 

Еще как-то, когда мне было лет одиннадцать-двенадцать, моя мама снимала маленький домик на краю леса: нам не надо было проходить через город. Обычно я выходила и усаживалась совсем одна где-нибудь в лесу — садилась и погружалась в грезы. И вот однажды ко мне пришли белочки, прилетело несколько птиц и пожаловали лани [Мать широко открывает глаза], и они смотрели на меня… Это было очень мило! Когда я открыла глаза и увидела их, я нашла это очаровательным — и они тут же скрылись.

Я вспомнила обо всем этом ПОТОМ, после встречи с Теоном — гораздо позже, мне уже было больше двадцати, то есть, более, чем десять лет спустя. Я встретила Теона, и он объяснил мне все эти вещи, я поняла. Когда я вспомнила, что со мной происходило, то сказала: «Смотри-ка!…» Потому что мадам Теон сказала мне (я рассказала ей все истории из своего детства), она мне сказала: «Да, конечно, я знаю: ты являешься ТЕМ, отпечаток ТОГО наложен на тебя». Поразмыслив над тем, что она сказала, я увидела: да, это так. Все эти переживания были ясным указанием на то, что наверняка в невидимом мире были люди, которые присматривали за мной! [Мать смеется]

Интересно, что в этом не было ничего ментального: я не знала о существовании таких вещей, не знала, что это была медитация — я медитировала, не имея ни малейшего представления о том, что это было, я не знала ничего, совершенно ничего, моя мать наложила на это полное табу: не касаться этих вопросов, а то они сведут тебя с ума!

Потом я это вспомнила.

 

*

*  *

 

(К концу беседы Мать спрашивает, какой будет следующий Афоризм для «Бюллетеня», и есть ли у ученика вопросы)

 

Я хотел бы задать один вопрос, касающийся смерти.

 

О-о-о-х!…

Все, что я считала своим знанием по этому вопросу, кажется мне теперь совершенно поверхностным, и при этом я как бы… прикоснулась к чему-то, что производит впечатление грандиозного открытия… Но это только проблеск, я не овладела этим. Я не могу об этом говорить. Так что лучше бы подождать, прежде чем касаться этого вопроса.

Этот афоризм касается смерти?

 

Да, он касается дуальностей: жизни и смерти, знаний и заблуждений, любви и жестокости… Можно, конечно, не ставить вопрос о смерти, просто он пришел мне в голову.

 

Говорю же тебе, так мы исказим эту тему; возможно, через несколько месяцев (или лет, я не знаю) это прояснится; тогда, возможно, я скажу что-то стоящее.

Знаешь, был момент, когда я была [Мать делает жест колебания между двумя мирами][43] вот так, я соприкоснулась с тем, что назвала «смерть смерти». Это была нереальность смерти. С СОВЕРШЕННО материальной точки зрения. Это был вопрос клеток и сознания клеток. Я словно оказалась на грани открытия: «Вот оно! Сейчас я это ухвачу, вот оно, вот оно!…» А затем все исчезло. Осталось только впечатление.

Несколько секунд переживания дали мне ощущение, что самая главная проблема решена. И затем…

Когда это в действительности произойдет, вот тогда будет интересно.[44]

 

*

*  *

 

(Прежде, чем уйти)

 

Нужен ли еще какой-нибудь Афоризм [для Бюллетеня]? У нас уже три.

 

Я добавлю часть того, что ты говорила в самом начале, по поводу чудес в ментале…

 

Тех, что делал Шри Ауробиндо?

 

Да, я спросил тебя, что это за чудеса  в области ментала. Ты ответила, что он вводил Супраментал в Разум… Это интересно.

 

Ты думаешь, об этом следует сказать людям? Они…

 

Дело в том, что лично я не очень-то понимал, что это значит, и почему вы не делали чудес. Но я не собираюсь помещать туда все, что ты сказала сегодня.

 

О, нет, нет, нет! Не надо… Это только для нашего развлечения. А как продвигается твоя книга?

 

Потихоньку.

 

Скоро я начну готовиться к 29 февраля следующего года[45], и твоя книга составит часть этой подготовки… Сейчас я в поисках того, что бы раздавать — что подойдет. Я еще не знаю, что подойдет. Но все люди, во всех уголках мира ждут 29 февраля (они хотят приехать отовсюду), так что нужно, по крайней мере, что-то для них подготовить.

Единственное, что пока мне видится, это что мое внутреннее состояние позволит мне просидеть два-три часа, пока люди будут проходить передо мной (конечно, сама я ничего не буду раздавать, это невозможно). Важно находиться в таком состоянии созерцания, что это не будет мешать: люди будут проходить мимо меня, не затрагивая мое состояние.

Это пришло ко мне в форме видения: я сидела в высоком кресле там внизу (в зале медитаций, куда я ходила в 1960), а люди шли мимо меня. Но тогда людям надо что-то раздавать, и я больше склоняюсь к чему-то печатному, чем к материальным предметам. Материальные предметы… прежде всего, я очень бедна. Надо что-то напечатанное.

Это смутно — смутно: нет — это неполно. Детали точные, то, что я вижу, точное, но там нет всего. Это только точки здесь и там — это неполно.

Я знаю только то, что хотела бы, чтобы твоя книга была напечатана к тому времени, чтобы она вышла к концу февраля, лучше бы к 21. Но людям в типографии требуется много времени, чтобы прилично что-то сделать. Поэтому я тебя и спрашиваю.

 

Надеюсь, что книга будет закончена к началу следующего месяца.

 

Хорошо. До свидания, мой мальчик.

 

 

13 марта 1963

 

(Мать открывает «Савитри». Она хочет перевести «Спор Любви и Смерти» [“The Debate of Love and Death”]. Книга «случайно» открылась на последних станицах, описывающих поражение Смерти; Мать громко читает:)

 

And [Death] left crumbling the shape that he had worn,

Abandoning hope to make man's soul his prey

And force to be mortal the immortal spirit.

(X.IV.667)

 

Перевод:

 

 И [Смерть] покинула рассыпавшейся форму, которой была облечена,

Оставив надежду сделать человеческую душу своей добычей

И вынудить бессмертный дух быть смертным .

 

 Не важно, где откроешь, не важно, где прочтешь, это чудесно! Сразу же чудесно -  странно, только три строчки…

 

Оставив надежду сделать человеческую душу своей добычей

И вынудить бессмертный дух быть смертным.

 

Чудесно.

Они могли бы меня легко на этом подловить: меня уже давно просят  прочесть им всю «Савитри», целиком — это еще та работа! Но это, это сильнее меня.

Так что, в действительности (только моей тетрадки не хватит!), на самом деле, я хотела бы перевести весь этот диалог [со Смертью], он чудесен.

 

(Мать листает книгу)

 

Когда она говорит… Я не помню точно, но она говорит:

 

My God is love[46]

[Мой Бог – любовь]

 

О, это…

(Мать возвращается к началу Книги X, Песни IV)

 

Вот:

 

The Dream Twilight of the Earthly Real

[Спящие Сумерки Земной Реальности]

 

Посмотри-ка:

 

Or in bodies motionless like statues, fixed

In tranced cessations of their sleepless thought

Sat sleeping souls, and this too was a dream.

(X.IV.642)

(Перевод)

 

Или в телах, неподвижных как статуи,

Скованные трансом, оставив свои бессонные мысли

Медитировали уснувшие души, и это тоже было сном.

 

Это о людях, которые хотят достичь Нирваны… «And this too was a dream»! [И это тоже было сном].

 

(Мать листает дальше)

 

Вот где он начинается [диалог со Смертью]

 

Once more arose the great destroying Voice:

Across the fruitless labour of the worlds

His huge denial's all-defeating might

Pursued the ignorant march of dolorous Time.

(X.IV.643)

(Перевод)

 

Еще раз возник громадный разрушительный Голос:

Через тщетный труд миров

Все-подавляющее могущество его грандиозного отрицания

Преследовало невежественный ход болезненного Времени.

 

Вот с чего надо бы начинать.

Книга X большая: «The Book of the Double Twilight» [Книга Двойных Сумерек]… Конечно, если я начну читать…

 

Ты вернешься к началу!

 

Да, получится вся книга.

 

(Мать возвращается назад)

 

«The Gospel of Death and Vanity of the Ideal»

[Евангелие Смерти и Тщета Идеала]

Это бесценно для ответов на все-все-все вопросы людей.

 

(Мать листает дальше)

 

А! Вот оно: «The Debate of Love and Death» [Спор Любви и Смерти]

 

Это здесь начинается.

 

Это Песнь III.

 

Здесь подчеркнут один абзац.

 

Если подчеркнут, то не мной!… Нет, это то место, где я остановилась, когда читала: я пометила красным то место, где остановилась.

Она говорит… [Смерть говорит Савитри; Мать читает самым ироничным тоном]:

 

Art thou indeed so strong, O heart,

O Soul, so free?...

(X.III.636)

Действительно ли ты так сильно, О, сердце,

И так свободна ты, Душа?

 

Это восхитительно!

Так что надо начать с начала «Книги Двойных Сумерек» [«The Book of the Double Twilight»], Книги X. Посмотрим, как она начинается…

(Мать читает)

 

All still was darkness dread and desolate;

There was no change nor any hope of change.

In this black dream which was a house of Void,

A walk to Nowhere in a land of Nought,

Ever they drifted without aim or goal....

(X.I.599)

Все еще было тьмой, ужасной и пустынной;

Не было ни изменения, ни надежды на изменение.

В этом черном сне, обители Пустоты

Путем в Никуда в стране Небытия,

Они вечно скитались без смысла и без цели…

 

Боже мой, как чудесно! Это восхитительно.

 

(Мать листает страницы)

 

И Книга XII [«The Return to the Earth» – «Возвращение на Землю»]… Я не знаю.

(Мать читает последние строки «Савитри»)

 

Night, splendid with the moon dreaming in heaven

In silver peace, possessed her luminous reign.

She brooded through her stillness on a thought

Deep-guarded by her mystic folds of light,

And in her bosom nursed a greater dawn.

(XII.724)

(Перевод)

 

Ночь, озаренная луной, спящей в небе,

В серебряном покое правила своим светлым царством.

Ее неподвижность несла в себе мысль,

Тайно хранимую в складках ее мистического света,

И вскармливала грудью величайшую зарю.

 

Это уже предвестие Супраментального.

 Но у меня такое впечатление, что он не закончил доработку текста. Когда я прочла это, я почувствовала, что это не окончательно — такое же ощущение, какое было у меня, когда я прочла последнюю главу Yoga of Self-Perfection [Йоги Само-Совершенства].[47] Он оставил ее незавершенной. Он так и сказал. Он сказал: «Нет, я больше не хочу спускаться на этот ментальный уровень.»

Но тут… (ведь я этим не занималась, ты знаешь), вокруг него были Пурани, эта Чинмайи и… (как же его зовут?) Нирод — они просто вились вокруг него. Так что я не занималась «Савитри». Я прочла «Савитри» только два года тому назад, а раньше никогда не читала. И я так довольна! Потому что я прочла ее именно теперь, когда смогла понять — и еще я поняла, что никто из тех людей НИЧЕГО в ней не понял. Два открытия сразу.

 

(Молчание)

Посмотрим: открой наугад страницу, я хочу посмотреть, найдешь ли ты что-то интересное — сконцентрируйся на минуту и открой где попало, а я прочту тебе.

Просто ткни пальцем… Тебе нужна указка? [Мать дает ученику нож для бумаги]

 

(ученик концентрируется

и открывает)

 

О!

 

In the passion of its solitary dream

It lay [the heart of the King] like a closed soundless oratory

Where sleeps a consecrated argent floor

Lit by a single and untrembling ray

And an invisible Presence kneels in prayer…

 

(Перевод)

 

В страсти своего одинокого сна

Оно [сердце Короля] лежало как тихая закрытая молельня

Где дремлет священный серебряный пол

Освещенный единым недрожащим лучом

И незримое Присутствие склоняется в молитве…

 

Очень красиво!

О! Очень хорошо… Я возьму чуть повыше:

 

In the luminous stillness of its mute appeal

It looked up to the heights it could not see;

It yearned from the longing depths it could not leave.

In the centre of its vast and fateful trance

Half way between his free and fallen selves,

Interceding twixt God's day and the mortal night,

Accepting worship as its single law,

Accepting bliss as the sole cause of things,

Refusing the austere joy which none can share,

Refusing the calm that lives for calm alone,

To her it turned for whom it willed to be.

In the passion of its solitary dream

It lay like a closed soundless oratory

Where sleeps a consecrated argent floor

Lit by a single and untrembling ray

And an invisible Presence kneels in prayer.

On some deep breast of liberating peace

All else was satisfied with quietude;

This only knew there was a truth beyond.

All other parts were dumb in centred sleep

Consenting to the slow deliberate Power

Which tolerates the world's error and its grief,

Consenting to the cosmic long delay,

Timelessly waiting through the patient years

Her coming they had asked for earth and men;

This was the fiery point that called her now.

Extinction could not quench that lonely fire;

Its seeing filled the blank of mind and will;

Thought dead, its changeless force abode and grew...

 

(Перевод)

 

В светлой неподвижности немого призыва

Оно смотрело на высоты, которых не могло видеть;

Оно тосковало в жаждущих глубинах, которые не могло покинуть.

В центре своего огромного вещего оцепенения

На полпути между своим свободным я и падшим я,

Ступая между днем Бога и смертной ночью,

Принимая поклонение как свой единственный закон,

Принимая блаженство как единственную причину вещей,

Отвергая суровую радость, которую никто не способен разделить,

Отвергая покой, который существует лишь   ради покоя,

Оно обратилось к ней, ради которой оно хотело быть.

В страсти своего одинокого сна

Оно [сердце Короля] лежало как тихая закрытая молельня

Где дремлет священный серебряный пол

Освещенный единым недрожащим лучом

И незримое Присутствие склоняется в молитве.

На огромной груди освобожденного мира

Все остальное пребывало в удовлетворенном покое;

И только оно [сердце] знало, что за пределами этого есть истина.

Все прочие области хранили молчание в глубоком сне

Соглашаясь с медленной осмотрительной Силой

Которая терпит заблуждения и печали мира,

Соглашаясь на долгое космическое промедление,

Бесконечно ожидая сквозь терпеливые годы

Прихода Той, о ком молили для земли и людей;

Такова была пламенная точка, призывавшая Ее.

Небытие не могло загасить этого одинокого огня;

Его видение заполняло пустоту ума и воли;

Мысль умерла, его неизменная сила держалась и росла…

 

Дальше я не вижу… Но я знаю, о чем это: это когда Король[48] осуществил свою последнюю сдачу вселенской Матери — он перечеркивает себя перед вселенской Матерью, и Она поручает ему миссию, которую он должен выполнить:

 

Its seeing filled the blank of mind and will;

Thought dead, its changeless force abode and grew.

Armed with the intuition of a bliss

To which some moved tranquillity was the key,

It persevered through life's huge emptiness

Amid the blank denials of the world.

It sent its voiceless prayer to the Unknown;

It listened for the footsteps of its hopes

Returning through the void immensities,

It waited for the fiat of the Word

That comes through the still self from the Supreme.

(III.III.332)

(Перевод)

Его видение заполнило пустоту ума и воли;

Мысль умерла, его неизменная сила держалась и росла.

Вооруженное интуицией блаженства,

Ключом к которой служило  подвижное спокойствие,

Оно [Сердце] сохранялось в бесконечной пустоте жизни

Среди пустых отрицаний мира.

Оно посылало свою безмолвную молитву к Неведомому;

Оно прислушивалось к шагам своих надежд

Возвращающихся через пустые грандиозности,

Оно ждало Глагола

Идущего от Всевышнего сквозь неподвижность я.

 

Что же, это прекрасный выбор!

Это точно так.

Пробудившись от этого состояния, он видит вселенскую Мать и получает от нее миссию.

Все это очень хорошо, хороший знак.[49]

«Савитри», это увлекательно!

Я верю, что это его Послание — все остальное было подготовкой, а «Савитри» — его послание. К сожалению, здесь были два дурака, которым вздумалось править его текст — когда он еще был здесь, в своем теле! (особенно А — он ведь поэт). Вот почему Шри Ауробиндо написал все эти «Письма о поэзии». Я никогда не читала их — это меня возмущало. От него хотели, чтобы он объяснил свой «поэтический принцип» — это еще та идейка! Здесь все наоборот: это приходит сверху, и только ПОТОМ появляется объяснение. Как удар кулаком по куче опилок: спускается вдохновение, а потом объясняют, почему все выстроилось именно так — но это меня совсем не интересует![50]

 

(Молчание)

 

Так что ты пришел (видишь, вот и ответ), чтобы проявить (очень хорошо, мне очень нравится такой ответ), проявить the bliss above [высшее блаженство]. Ты понимаешь?… Он [Король] превосходит все прошлые попытки единения со Всевышним, потому что ни одна из них его не удовлетворяет — он устремляется к чему-то большему. И вот все исчезло, и он входит в Небытие и выходит оттуда готовым  объединиться с Ним в новом Блаженстве.Это так, это хорошо!

 

 

16 марта 1963

 

(По поводу беседы от 9 марта: «Несколько секунд переживания, которые дали мне ощущение, что самая главная проблема была решена.» Именно это переживание Мать назвала «смертью смерти»)

 

Эти вещи странные… Они не остаются в активной памяти, то есть, не удается передать переживание через некую мысль; угасло даже активное ощущение переживания, и все же я больше не ощущаю себя прежней личностью — вот что замечательно! Я переживала подобное несколько раз (не помню точно, сколько раз), но в моей жизни такое было несколько раз, и всегда одно и то же: нет больше прежней личности, становишься кем-то другим. Все связи с жизнью, связи с сознанием, связи с движением — все меняется. А в центре всего этого какое-то смутное ощущение. В момент переживания, на секунду, это так ясно, так точно — молниеносно, ошеломительно. Но… вероятно, церебральная и нервная система не в состоянии сохранить это. Но все связи меняются, вы становитесь другой личностью.

Я очень часто наблюдала это явление. Например, ощущение, которое люди имеют в обычной жизни (мало кто из них отдает себе в этом отчет, но оно бывает у каждого, я знаю это), что что-то «нависло» над ними… Судьба, Рок, воля, стечение обстоятельств (не важно, как это назвать), нечто, что давит на вас и хочет проявиться через вас. Но это отягощает вас. Это было мое первое переживание: я вышла наверх (это было очень давно, в начале века). Это было такое переживание: внезапно, на одну секунду, вы оказываетесь над всем этим! Я запомнила это, потому что в то время рассказывала людям то, что знала (возможно, я уже занималась «Космическим Обозрением»; в самом начале, возможно, раньше), я им говорила: «Есть состояние, в котором вы вольны решать, что делать; когда вы говорите ”я хочу”, это значит, что так и будет». И я жила с этим ощущением; вместо того, чтобы говорить себе «я хотела бы сделать так, я хотела бы, чтобы это произошло», с ощущением нависшего Рока, у меня было впечатление, что я нахожусь над всем этим и что я и решаю: БУДЕТ вот так, БУДЕТ вот так.

Это мое впечатление из начала этого века.

У меня было несколько переживаний такого рода — достаточно много. И с момента того переживания (смерти смерти), которое длилось одну секунду, у меня ощущение… то же самое ощущение. Прежде, когда я вмешивалась ради людей, будь то чтобы помешать их смерти или помочь им после смерти — все время я делала сотни и сотни вещей, но я делала их с ощущением того, что Смерть была где то там [жест над Матерью], что это нечто, что надо покорить или преодолеть или последствия чего надо подправить. Но это всегда было вот так, Смерть была… [смеясь] немного выше. А с того момента (смерти смерти) голова поднялась выше — голова, сознание, воля стали выше смерти. Это было вблизи Господа.

У меня довольно давно было переживание, еще когда Шри Ауробиндо был здесь: однажды ночью у меня было переживание контакта со Всевышним Господом, и очень ясно прозвучало:

 

«Смерть наступает только тогда, когда Ты этого хочешь .»

 

Точно уже не помню (я это записала), но идея была такая: Господь позволяет тебе умереть только с твоего согласия — надо дать свое согласие. И вы не сможете умереть прежде, чем Он это решит. Эти две вещи: чтобы умереть, на это должно быть согласно нечто (сокровенная душа, то есть), душа должна сказать «да», тогда вы умрете; и как только душа сказала «да», затем решает Господь. И с момента этого переживания пришла уверенность, что можно умереть только тогда, когда Господь захочет, что это целиком и полностью зависит от Его Воли, что нет случайности, нет «несчастного случая», как это называют люди — нет ничего подобного: это Его Воля. И с этого момента до последнего переживания (смерти смерти) я пребывала в этом убеждении. Но с ощущением… не совсем неизвестного, а несхваченного; было нечто в сознании, что не понимало (пониманием я называю силу делать и переделывать, вот что я называю пониманием; сила исполнять и переделывать — вот что такое настоящее понимание, МОЩЬ), что-то ускользало. Это все еще было загадкой Бесконечного Высшего. А в момент этого переживания (смерти смерти) пришло: «А! Вот оно! Я схватила это! Наконец-то я это поймала.»

Я не удержала это [смеясь], оно ушло! Но моя позиция изменилась. Это стало еще одной вещью, на которую я смотрю сверху; я поднялась над этим, моя позиция выше.

Я много смертей видела здесь, в Ашраме, и что же (один-два человека умерли после момента этого переживания, в частности, сестра пожилого доктора), что же, это воспринималось СОВЕРШЕННО ПО-ДРУГОМУ. Это было нечто, на что я смотрела сверху. И больше не было никакой загадки. Но если попросить меня объяснить… Я не могу — слова, разум, нет. Но ПОЗИЦИЯ сознания изменилась — позиция сознания. Она стала совсем другой.

И всегда происходит таким вот образом.[51] Но может потребоваться несколько лет, чтобы это обернулось сознательной силой. А в ДАННОМ СЛУЧАЕ сознательная сила будет означать силу вызывать смерть или препятствовать смерти, равным образом; вызывать движение необходимых сил — это почти… почти воздействие на клетки, почти механическое воздействие на клетки. С этой силой можно вызывать смерть и можно препятствовать смерти.

И больше ВОВСЕ не было этого ощущения грубой схватки между жизнью и ее противоположностью, смертью — смерть больше не была противоположностью жизни! В тот момент я поняла и никогда больше не забывала: смерть НЕ противоположна жизни, она не противоположна жизни.[52]

Это как изменение в функционировании клеток[53] или в их организации… Но когда я говорю об этом сейчас, я пытаюсь вытянуть зарытое воспоминание. Вот в чем дело. А как только вы поняли это (все, что понято, выполнимо), как только вы поняли это, вы можете сделать это. Тогда это очень просто: можно очень легко предотвратить тот или иной ход событий; можно сделать вот так или вот так [кажется, что Мать манипулирует силами или смещает позицию сознания?] И тогда это становится почти что детской игрой: заставить умереть или заставить жить! Но об этом лучше не говорить.

Но это точно придет!… Не знаю, через сколько лет, но это стало очевидным. И это мне показалось (как я однажды говорила об этом), показалось мне почти главным секретом — не самым главным, а почти  центральным для земной жизни.

Это… очевидно, это будет новой формой земной жизни.

 

(Молчание)

 

Это может привести почти что (позднее, после периода восхождения современной науки) к МАТЕРИАЛЬНОМУ знанию. Не к самому переживанию [переживанию Матери], а к его образу: к тому, что Шри Ауробиндо называет  a figure, a representation [образом, представлением]; самое близкое слово — «образ». Это образ; не сама вещь, а ее проекция, как на киноэкране.

 

(Молчание)

 

Очевидно… очевидно, что мы приближаемся к тому, что для обычного сознания является Чудом.

 

(Долгое молчание)

 

В сущности, понять творение — это уметь его воссоздать; это так. Когда понятно, можно делать. Все, что делают люди, они делают сознательной волей вот здесь [Мать делает жест, как если бы она носила шоры], но есть невидимая Сила, которая приходит или не приходит, которая есть в их распоряжении или которой нет в их распоряжении. И ДЕЙСТВУЕТ именно эта невидимая Сила. Люди имеют представления, но не имеют этой Силы. Но если сделать вот такое движение, перейти отсюда туда [жест вверх], понимаешь, что все представления  сродни клавишам вселенского музыкального инструмента; можно играть на всех клавишах, это очень хорошо, и получается  прекрасное оркестровое сопровождение, но это не существенно, это второстепенно. Необходимо же Это [невидимая Сила]. Именно Она знает, что нужно делать и как надо играть.[54]

 

 

19 марта 1963

 

(После медитации с Матерью:)

 

Когда ты медитируешь, ты сознаешь переход из одного состояния в другое?… Нет?

Потому что в начале обычно присутствует вибрация, в которой есть все цвета, но явно преобладает голубой (этот цвет сейчас я стала называть «тантрической мощью в Материи»); он сразу же с тобой, это как обычное состояние концентрации. Затем ты как бы отходишь или развертываешься в необъятной Грандиозности очень спокойной серебристой белизны — очень спокойной и очень однородной. Это как отход от внешней жизни и развертывание в этом состоянии. И затем происходит нисхождение — буквально нисхождение — очень интенсивного золотого света, очень интенсивного, почти… (как бы выразиться?) «колоритного» золота, действительно золота, очень, очень интенсивного и как бы «атомизированного» — как пудра. Эти три состояния следуют друг за другом. Ты чувствуешь это?

 

Я чувствую второе движение: я чувствую расширение, а затем все становится белым и открытым.

 

Это так. Белое и очень интенсивное. И очень широкое, очень спокойное.

Очень хорошо.

Последнее движение — оно спускается и охватывает твою голову.

Но эта сила голубая, этот свет голубой, я знала это очень давно, но не определяла его: это мощь сознания — Мощь — мощь сознания в Материи. Я точно узнала это, когда я была в связи с Х (сначала со Свами, затем с Х); начиная с этого момента я могла ясно сказать, посмотрев на кого-то, занимается ли он тантризмом или нет. И сейчас, когда я смотрю на фотографии, происходит то же самое! Например, вчера мне показали чью-то фотографию, и я почувствовала ту же самую силу; я ничего не сказала и спросила, чем занимается этот человек (во внешней жизни он, кажется, бизнесмен, я не помню), но затем мне передали его письмо, в котором он пишет, что в течение нескольких лет он старается заниматься йогой, следуя тантрической методике — это меня позабавило. Это было ясно по фотографии!

Как-то я встретилась с человеком, который имел этот голубой цвет… но в его случае все было очень грандиозно. Этот человек присматривал за всеми религиозными обрядами и священниками государства В. Он приехал сюда и попросил о встрече со мной. Я увидела его 9 декабря (кажется), когда посещала владения в Арьянкупаме. Я шла по саду и вдруг почувствовала, как что-то меня тянет — и совсем не мягко! Обернулась и увидела высокого человека, уставившегося на меня. Тогда (я не знала, кто это был, никто мне ничего не сказал), я посмотрела на его и просто «ответила» на его дерзость! И пуф! Это просто пропало. Я была удивлена. Потом (мне так и не сказали, кто это был) он попросил увидеться со мной. И когда он вошел в комнату, я почувствовала… я почувствовала жесткое существо. Я не знаю, как описать это, я никогда раньше не чувствовала такого в человеческом существе — это было жестким. Это было твердым, как скала. Необыкновенная твердость: кристаллизованная, выстроенная. И очень мощная, надо сказать. Не как стрела [жест вверх], а вокруг него. Затем вышло очень забавно (потому что, без сомнения, он обладал грандиозным влиянием на людей, непосредственно, без слов или чего-либо еще), а я ответила… по-своему, чем-то другим!

Он вошел в комнату в такой странной шапке, как носят монахи, кажется, с намерением быть очень надменным. Он очень чопорно подошел ко мне, а затем вдруг сделал пранам.[55] Отступил на несколько шагов, снял свою шапку и сделал пранам. И оставался в таком распростертом состоянии почти четверть часа. Это было интересно — его отклик был интересным. Затем он начал говорить (мне переводили — он говорил на хинди, я думаю), прося меня позаботиться о государстве В. Затем я что-то ответила ему и отчетливо подумала: «На этом все, это не может бесконечно длиться!» (Он занял уже больше четверти часа.) И тогда он вдруг весь подтянулся, надел на голову свое «сооружение» и вышел.

Это единственный человек за всю мою жизнь, которого я почувствовала таким вот образом.

И кажется, что вернувшись к себе, в страну В, он говорил всем, что никогда не встречал такого! Он мог поклясться, что встретился действительно с Матерью! Такой эффект это на него произвело: что-то, что могло его держать [в почтении].

Это было тем более забавно, что днем раньше он встретился с N, и N. так описал свою встречу с ним: «Когда этот человек вошел в комнату, он так на меня посмотрел, что я почувствовал запрет говорить — я хотел что-то сказать, но ничего не выходило! Он наложил на меня запрет говорить, и я не мог вымолвить ни слова!»

Это такого рода человек, у него это вошло в привычку. Это самый жесткий человек, какого я когда-либо встречала — о! очень организованная индивидуальность. Должно быть, он держит себя в кулаке.

Со Шри Ауробиндо совсем не так… вы чувствовали, что входите в бесконечность, всегда, в такую мягкую, такую мягкую! Это всегда было… soft, нечто мягкое, я не знаю. Его вибрации вас всегда, напротив, расширяли, умиротворяли — вы чувствовали, что касались чего-то беспредельного.

Но этот человек, это такая ГЛЫБА, уф! Тверже железа. Действительно интересно.[56]

Он был голубого цвета. Его аура была голубой, с голубыми пульсациями — не излучаемыми вверх или по сторонам, а сгущенными вокруг него. Такого голубого цвета, каким бывает  море на глубине, когда оно спокойно и освещено. Замечательный голубой цвет.

 

 

23 марта 1963

 

(Мать начинает с чтения отрывков из своего перевода «Савитри»: речь в них идет о смерти)

 

Серое поражение… беременно победой,

Хлыст, подстегивающий нас к нашему состоянию без смерти.

Несознательный мир — это камера,  построенная самим духом…

 

Он строит ее сам себе.

 

 

 

Вечная Ночь — тень вечного Дня.

Ночь — ни наше начало и ни наш конец;

Она — темная Мать, в чьем чреве мы укрылись,

Спасаясь от слишком быстрого пробуждения к боли (мира)…

О, это…

 

 

 

Светом мы живы и к Свету идем.

Здесь, в логове немой и одинокой Тьмы,

В сердцевине бесконечного Небытия

Даже сейчас Свет победил этим слабым лучом…[57]

Это чудесно.

 

Да, как, должно быть, радостно работать над этим.

 

О, мой мальчик!… Живешь в чудесной атмосфере.

Вот, это все, ты ничего не принес?

 

Нет, только «Агенда», как всегда.

 

О! но я устала от своих…

 

(Молчание)

 

Это черепаший ход, так что это не интересно. Это действительно черепашьи шаги.

Прошел год с… Когда было то послание? [поворотная точка йоги Матери, великие «пульсации»] В апреле 1962?

 

В конце марта.

 

Нет, в конце марта я перебралась наверх и больше не спускалась, это было 16 марта, я отметила это. Я отметила это — моя тетрадь кончилась как раз в этот день (!), я отметила это красным цветом.[58] Скоро будет год с момента второго переживания, переживания пульсаций, с которого началась та работа, которую я веду до сих пор — это было 13 апреля. Осталось чуть меньше месяца, как пройдет год с тех пор. Что же… тут нечего сказать. Я продвигаюсь, несомненно, я действительно делаю шаги — я не отступаю, а иду вперед. Но это так, как если бы я захотела обойти пешком вокруг земного шара! Этому нет конца.

Совершенно ничего эффектного — того «зрелищного» или «сенсационного», что так любят люди. Совершенно ничего. Например, есть две вещи, по которым можно самому (и другим тоже) судить о продвижении вперед: первое — это непосредственное знание происходящего; второе — предвидение того, что произойдет. Что же, с начала моей йоги всегда были эти две  возможности или способности, и они переплетены (как говорит Шри Ауробиндо) со всеми сопутствующими движениями разума, который путает все. Уже к 1910 году присутствовали не только эти способности (проявляясь время от времени), я могла видеть и то, что к ним примешивается, и, следовательно, не было уверенности. Поэтому, я не могу даже сказать, что произошло кардинальное изменение — было только изменение в пропорции, это просто вопрос пропорций: пропорции в уверенности, пропорции в точности, пропорции в примеси. Примесь все уменьшается, уверенность нарастает — и это все. Кроме того, время от времени (но так всегда происходило), время от времени возникает ясное, точное, определенное указание! Такое стало происходить чуть чаще! Но это и все. Так что?… Шестьдесят три года. Шестьдесят три года систематических усилий, постоянного напряжения воли, работы — люди, ждущие скорых результатов, вызывают у меня смех!

А это тело не из тех, что неподготовлены. Это тело имеет способности, оно обладает врожденными способностями и  было готово для всевозможных опытов. Ему было дано интуитивное различение, о котором говорит Шри Ауробиндо; тело обладало им с самого раннего детства — конечно скрытым, смутным, это само собой разумеется, но оно было. Затем это различение очищалось, нарастало, укреплялось; примесь уменьшалась, и тело как-то… [смеясь] оно претерпело множество всевозможных трений ради собственного совершенства. Конечно, сейчас тело более пригодно, чем пятьдесят лет тому назад, тут нет и тени сомнения! Но, знаешь ли, здесь нечем гордиться!

 

У меня такое впечатление, и сильное впечатление, что это происходит из-за того, что Земля такова.

 

Ну конечно! Это совершенно очевидно. Совершенно очевидно.

 

Если бы… Если бы у людей было стремление, если бы достаточно много людей ХОТЕЛИ БЫ этого, то, я чувствую, что это было бы сделано почти мгновенно.

 

Ох, это точно, совершенно верно. Как бы там ни было, такова данность. И, в сущности, обусловленная победа [победа, зависящая от других], что же, это просто то, что немного ускоряет движение Природы. Если дело в этом, все очень хорошо — но, как я сказала (это очень хорошо, я ничего не требую, не протестую, я совершенно умиротворена, и, в действительности, безразлична к результату), тут не о чем говорить, вот что я имею в виду, не следует раздувать из этого никаких историй! [Смеясь] Не стоит об этом говорить.

Если бы речь шла о том, чтобы найти какое-нибудь живое свидетельство истины обещанного — ах, тогда бы стоило об этом говорить. Но речь не о том! Не о том. Дело пошло бы немного быстрее; были разговоры, что если бы люди объединились в стремлении, то прогресс немного бы ускорился — но насколько ускорился?… Мы ничего не знаем.

 

(Молчание)

 

Только подумай! Сколько времени я занималась всеми этими людьми — некоторые из них живут здесь уже более 25, 30 лет, но… [Мать качает головой]. Наверное, у них бывали какие-то переживания, но, в конечном счете, тут не о чем говорить. И общая атмосфера… [Мать качает головой].

Хотя, вдруг я услышала (вчера или позавчера) об одной проповеди, одного американца (он одновременно раввин, пастор и даже католический священник!). У него есть группа — группа «объединения религий». Это довольно молодой человек, он проповедник. Он читает проповеди раз в неделю, кажется. Он приезжал сюда с другими американцами, погостил два дня и отбыл.. Затем он прислал нам свои проповеди, которые прочел, вернувшись в Америку. В одной из них он рассказывает о своем «духовном путешествии», как он назвал его (он проехал по Китаю, Японии, Индокитаю, Малайзии, Индонезии и т.д., затем по Индии). В Индии его больше всего поразила нищета — это оказалось для него почти невыносимым переживанием (кстати, именно это заставило двух сопровождавших его людей сразу же уехать, и он расстался с ними): нищета. Не знаю, так ли это, потому что я-то видела нищету повсюду; везде, где была, я видела нищету, но, кажется, она очень шокировала американцев. Одним словом, они приезжали сюда, а потом в своей проповеди он рассказал о своих впечатлениях об Ашраме. Я прочла это… почти с изумлением. Этот человек сказал, что едва попав в это место, он сразу же почувствовал мир, покой, стабильность, каких НИГДЕ и никогда не чувствовал в своей жизни. Он встретил человека (он не называет его, так что я не знаю), который произвел на него впечатление «монумента  мира и божественного покоя, так что я хотел только сесть с ним рядом и ничего не говорить»… Я не знаю, кто это (только Нолини мог, в крайнем случае, произвести такое впечатление). Он присутствовал на медитации и говорит, что нигде и никогда не чувствовал столь чудесного. И он уехал от нас с ощущением, что это «уникальное» место в мире с точки зрения реализации божественного Мира. Я прочла это почти с удивлением. Ведь этот человек интеллектуально не способен понять или следовать Шри Ауробиндо (его уровень довольно низок, он остановился на «объединении религий» и пребывает там; это самое большее, о чем он может помышлять). Что же, несмотря на это… Те люди, которые знают Шри Ауробиндо, приходят сюда, уже имея некое представление о том, что они увидят здесь, и чувствуют этот Мир — это я понимаю. Но в данном случае совсем не так: как удар молнии!

Это сродни исцелению; я знаю это в определенной мере: Сила действует так мощно и почти чудесно — на расстоянии. Эта Сила… я очень хорошо знаю эту Силу. Но надо сказать, что вблизи, Сила чувствуется не так, как на расстоянии. Что касается дел на уровне государств, стран, общей земной атмосферы, больших событий и вдохновений на уровне идей (на некоторых людей, чтобы были реализованы определенные вещи) — там действие Силы очень ясно. И что касается спасения людей, их лечения — Сила действует очень мощно. Но она действует гораздо лучше на расстоянии, чем здесь! (Хотя восприимчивость людей возросла после того, как я удалилась наверх: ведь это, естественно, придало людям стремление искать что-то внутри, чего они больше не могли найти снаружи.) Но здесь отклик очень неровный. У некоторых многое идет от веры, искренности, простоты, а у других от Силы… Некоторых людей я могу спасти (согласно моему видению, это, естественно, те люди, которые МОГУТ быть спасены), это то, что я могла предвидеть с давних-предавних пор. Но сейчас я даже не пытаюсь: это приходит само, вот так [жест как быстрая стрела]. Например, мне говорят: «Такой-то человек заболел.» Что же, я сразу же знаю, выздоровеет ли он (для начала: есть ли в этом заболевании что-то серьезное), выздоровеет ли он, займет ли это какое-то время, будет ли борьба и трудности, или же это фатально — я узнаю это автоматически. И я даже не ищу, не пытаюсь узнать: известие о болезни и заключение приходят одновременно. Эта способность усилилась, но, в первую очередь, из-за того, что меня теперь меньше беспокоят, а при большем спокойствии вещи идут более нормальным ходом. Но было два-три небольших случая, когда я спрашивала Господа [жест подачи, ладони открыты кверху], я просила Его кое-что сделать, и тогда (это не часто, такое происходит со мной не часто; иногда что-то приходит как необходимость, необходимость предоставить что-то и объяснить — что я и делаю с утра до ночи и с ночи до утра, вот таким движением [тот же жест подачи] — но иногда есть комментарий, как если бы я спрашивала: «Возможно ли это?»), и тогда сразу же приходил ответ. Но эту подачу делаю не я сама, ты видишь: это просто «вот так», это идет «вот так», как все остальное.[59] Так что я пришла к выводу, что это часть Плана, то есть, нужная вибрация входит [в Мать], воздействует и затем… Здесь не о чем рассказывать, мой мальчик! Здесь нет ничего, что могло бы наполнить людей энтузиазмом, придать им уверенности, ничего такого.

Три-четыре дня тому назад заболел очень милый человек, которого я очень люблю; и он был очень полезен. (На самом деле он давно уже болен, и постоянно борется; но всевозможные причины, связанные с семьей, средой, деятельностью, тем, этим — он не заботится о том, как все это должно быть; он не заботится о теле должным образом.) Я «видела» его после первого приступа: он был полон жизни — тело было наполнено жизнью и волей жить. Поэтому я сказала: «Пустяки, не о чем беспокоиться.» Затем, некоторое время спустя, не помню, может быть не прошло и месяца, как случился второй приступ, вызванный не тем же самым, а последствием этого. Я получила письмо, в котором сообщалось, что он слег в больницу. Я была удивлена и сказала: «Но как же! У него была такая воля жить, почему? Почему это произошло?» Как только я об этом узнала и установила с ним контакт, он выздоровел… с фантастической скоростью! Почти за несколько часов. Его срочно положили в больницу, потому что думали, что произошло резкое ухудшение, а через день он уже вернулся домой. Больничный доктор сказал: «Вот это да! Он получил новую жизнь.» Это не так: я просто привела его снова в контакт с волей его тела, которую, по той или иной причине, он забыл. Подобные этому вещи, да, здесь все очень ясно, все идет очень сознательно… но, как бы там ни было, здесь нет ничего, о чем стоило бы говорить!

Но у  этого человека необычайная вера, такая вера!… Первые слова, которые он произнес, очнувшись в больнице, были такие: «А Мать разрешила положить меня в больницу?…» Ты понимаешь. Так что мне было очень легко ему помочь. Для людей такого рода, да, можно что-то сделать, но это благодаря тому, что они имеют веру!

Но хватит об этом. Здесь не о чем говорить.

В эти последние дни, медитируя на ходу, я спросила Господа: «Что же я имею? У меня нет ни уверенности, ни предвидения, ни абсолютной силы, у меня нет ничего» (под «я» я подразумеваю свое тело — это тело). Это тело спросило: «Ты видишь, каково мне? У меня еще много… о! Множество (тело горько жаловалось) самых глупых движений.» Мелкие движения опасения, мелкие движения неуверенности, мелкие движения беспокойства, всевозможные мелкие и мелочные движения — те, кто живут обычной жизнью, не замечают их, не знают о них, но когда есть различение, направленное вниз, и вы наблюдаете… о! Мой мальчик! Это такое мелкое, маленькое, мелочное…

Есть только одно (и оно еще не абсолютно), это некая ровность, пришедшая в тело — это не ровность души [смеясь]: это ровность клеток! Она пришла в тело. Нет больше этого противопоставления радости и боли — всегда и для всего, каждую минуту, реакция будет: «Тебе, Господь! Это Тебе, Господь, это Тебе, Господь, это Тебе, Господь.» И… это так.

Есть достаточно физических недомоганий, чтобы переживать то, что люди называют физической «болью» — мне их вполне хватает (!) Но материально все вещи организуются таким образом, чтобы дать как можно больше радости! Например (но у меня всегда было так, с пятилетнего возраста), когда тело говорит: «О! Если бы у меня было то… о, надо бы иметь это», все сразу же приходит или происходит. Фантастически! Но так было всегда, только сейчас я лучше это осознаю. Это происходило почти незаметно, воспринималось как самая естественная вещь. Теперь, конечно же, тело изменилось, оно больше не ребенок и не имеет детских желаний. Но когда приходит этот Ритм, и когда есть: «О! Это прекрасно»… мой мальчик! Это ОБИЛЬНО ЛЬЕТСЯ со всех сторон, безо всяких слов с моей стороны. Просто вот так. Было время, когда это меня забавляло, это радовало тело, оно было очень довольно (еще два года тому назад или раньше), оно было довольно, это его развлекало — это было мило, ты видишь. Сейчас: «Это Тебе, Господь». Только это, этот род спокойной постоянной радости: «Это Тебе, Господь, это Тебе, Господь, это Тебе, Господь…» Всегда, и в моменты физической боли. С этой точки зрения тело прогрессирует. К тому же, по правде говоря, это облегчает ему жизнь! Настолько облегчает, что надо быть очень взыскательным, чтобы не быть удовлетворенным — Господь полон бесконечной милости.

Нет, несмотря ни на что, тело пока еще не обрело состояния полной стабильности этого рода, у него нет ощущения своего бессмертия (бессмертие — не то слово), своего постоянства; но у него нет и ощущения своего непостоянства, совсем нет, клетки чувствуют себя вечными — это есть. Но нет «чего-то», что служило бы укрытием от всех атак. Тело еще подвержено нападениям. Оно чувствует нестабильность, у него нет ощущения абсолютной безопасности, оно еще не достигло ощущения абсолютной безопасности — именно так, нет ощущения безопасности. Еще остаются вибрации небезопасности. И все же это кажется таким мелочным, таким глупым! Тело еще живет в небезопасности… Безопасность, ощущение безопасности приходит только в единении со Всевышним — ничто в жизни, такой как она есть, ничто в мире, таком как он есть, не может дать ощущения безопасности, это невозможно. Но постоянно чувствовать присутствие Всевышнего, быть способным отдавать все Ему: «Это Тебе, это Тебе, это Тебе» и не иметь ощущения безопасности! Тело получает удар или толчок (необязательно нанесенные ему лично, просто в жизни), и тогда не уходит эта особая вибрация, вибрация небезопасности — она еще остается. Это то, что беспокоит тело, это его мучит: «Почему?». Это не так, что тело жалуется, оно винит само себя, оно находит себя не «на уровне».

Знать, что все есть Ты, что только Ты существуешь, чувствовать Тебя повсюду, чувствовать Тебя всегда и еще быть открытой всему, что приходит снаружи и наносит удар, откуда и возникает ощущение небезопасности — как абсурдно!

Конечно, если сконцентрироваться на истинном существе [жест вверх], это сразу же исчезает — но это значит, что не тело имеет ощущение безопасности! Это истинное сознание имеет это ощущение (и это естественно: иначе оно не было бы истинным). Но мы хотим, чтобы тело жило в САМОМ СЕБЕ, благодаря САМОМУ СЕБЕ, со всеми достоинствами в САМОМ СЕБЕ; ведь нет необходимости в Божьем проявлении только для того, чтобы тело больше не жило в беспокойстве!

Нет, это не То!

Так что на это требуется долгое, долгое, долгое время — год уже прошел. А в итоге…

Еще один пример. Год назад я читала письмо, принесенное Нолини. Я начала читать; в нем было четыре-пять страниц, а времени у меня не было. Нолини ничего не сказал (конечно, он слишком хорошо воспитан, чтобы сказать что-то вслух), но про себя подумал: «Зачем Мать тратит свое время на это письмо, тогда как у нас и так еле хватает времени на нашу работу?» Это вошло в атмосферу, но еще не успело достичь меня, как я увидела эти одну-две-три-четыре-пять страниц и сказала: «Нет, довольно!». К концу первой страницы я сказала: «Достаточно!». И отложила письмо. Но эта мысль Нолини, и мое решение чуть позднее, на несколько секунд позднее…  мое тело покрылось испариной с ног до головы! С ощущением ужасного изнурения. Мне потребовалось, по крайней мере, полминуты концентрации, чтобы восстановить порядок. Ведь тело стало таким чувствительным, что оно не может сталкиваться с тем, что происходит в обычной жизни, но это необходимо для его трансформации. И это меня удивило. Конечно, спустя полминуты тело обрело равновесие, но мне потребовалось для этого сконцентрироваться и призвать покой.

Так что тело подумало: «А, я еще не вышла из этого… Чтобы сохранять равновесие, мне надо делать точно то, что надо, точным образом и секунда в секунду…» Ты понимаешь, это ощущение небезопасности! И оно очень сильное, очень сильное. Конечно, есть нечто, напоминающее разум (это вовсе не обычный разум), нечто, напоминающее разум, который говорит: «Когда ты автоматически будешь делать всегда то, что нужно, это исчезнет.» [Мать смеется]. Покорнейше благодарю! Но это же не может быть ментальным решением, тогда как же быть? Ведь можно учиться только на опыте, а поскольку вещи находятся в вечном движении, то опыт прошлого мало может помочь будущему: так каждую минуту. Тогда как узнать?… Значит, мы будем знать, что не ошибаемся, только когда будем всегда, всегда находиться в совершенной гармонии! Но тогда это и не надо будет знать — это станет свершившимся фактом! Такая вот ситуация. Если тело трансформируется и, естественно, будет жить в божественном ритме, зачем мне все эти знания! [Смеясь], мне они будут совершенно ни к чему, потому что это БУДЕТ. Хочется знать то, чего еще нет.

Тело, ты знаешь, как ребенок, нуждающийся в одобрении: «Давай! Не расстраивайся, все хорошо, ты делаешь успехи, не о чем беспокоиться.»… О, смехотворно!

Вот так, мой мальчик.

 

(Ученик кладет

голову на колени Матери)

 

Новое, к примеру, то, что раньше (под «раньше» я подразумеваю год назад!), когда я давала свои благословения, приходила Воля и проходила через меня в другого — всегда так было. Это не было действием [Матери]. Но сейчас это явно ощутимо [Мать потирает кончики пальцев], почти видна вибрация, которая сходит с кончиков пальцев и входит в голову [ученика]. В этом разница: раньше это всегда было Сознание, Существо, работающее сверху — сейчас и тело участвует в этом. В этом разница.

Очень маленькие веши, совсем маленькие.[60]

 

 

27 марта 1963

 

(Иногда у Нее вырывается восклицание)

 

I am fed up! [С меня хватит!]

 

(Долгое молчание)

 

Как-то я рассказывала об одном своем переживании: я тебе сказала, что всякий раз, когда бывало явление божества (то, что называют Аватар), всегда был некий «угол поиска», то есть, была сильная НУЖДА, толкавшая людей по дороге эволюции к Цели и Трансформации, и каждый  видел это под своим углом, веря, что это и есть Цель.[61] Вот тогда я и поняла, что Ришами Вед двигала нужда Бессмертия. Это вернулось ко мне вчера, и я написала:

 

(Мать читает

 запись)

 

Риши Вед жаждали Бессмертия,

Будда желал Постоянства…

 

Затем я посмотрела и спросила себя: «А каков был путь Христа?»… В сущности, он всегда говорил: «Любите ближнего своего», то есть, провозглашал братство (выражаясь современным языком). Для него центральной была идея сострадания, милосердия (христиане говорят о «законе Любви», но этого тогда еще не было — это придет значительно позже). Тогда я написала:

 

Иисус проповедовал Сострадание…

 

Затем я подумала: теперь, Шри Ауробиндо, здесь все ясно; для него целью было Совершенство. Совершенство не в смысле максимального предела, а в смысле всеохватывающей целостности, в которой представлено все, и это все находится на своем месте. И я видела, как должно придти это Совершенство — оно должно идти постепенно. Он говорил, что на осуществление, возможно, потребуются тысячи лет. Это будет происходить постепенно. И я увидела то, что показалось мне существенным, совершенно необходимым (все есть в совершенной целостности, все там занимает свое место, но есть нечто вроде тревоги — не личной тревоги, а земной тревоги) — это Безопасность. Нужда в Безопасности — что бы вы ни делали, чего бы ни искали, даже Любви, даже Совершенства, всегда требуется Безопасность. Ничто не может быть сделано, если сохраняется ощущение, что могут придти враждебные силы и расстроить все. Должна быть найдена точка, где ничто не может быть ни затронуто, ни разрушено, ни остановлено. Следовательно, нужна Безопасность, сама суть Безопасности. Так что я написала:

 

Шри Ауробиндо обещал Совершенство,

и чтобы достичь его,

людям требуется сейчас, прежде всего,

Безопасность.

 

Все мировые тенденции, тем или иным образом, обусловлены «желанием установить мир» — это и есть отражение поиска Безопасности. А мое собственное переживание, это переживание сверх-безопасности, которое, в действительности, может придти только в единении со Всевышним — ничто, ничто, ничто в мире, кроме этого, не может дать безопасности: это единение, отождествление со Всевышним. Это то, о чем я тебе рассказывала: пока Шри Ауробиндо был здесь, в своем теле, у меня было ощущение совершенной Безопасности — необычайное, необычайное ощущение! Что ничто, ничто, ничто не может поколебать эту Безопасность — ничто. Так что его уход был как… как крушение этого переживания.[62] И, в сущности, со всевышней точки зрения, возможно, это и было причиной его ухода… Только мне это кажется слишком мелкой причиной для такого большого события… Как и в опыте, Безопасность все больше и больше устанавливалась, все больше и больше укоренялась и распространялась[63]… Вероятно, время еще не пришло. Я не знаю. Как я уже говорила, мне показалось, что с более everlasting (не могу сказать «вечной»), именно everlasting [постоянной] и универсальной точки зрения это было слишком маленькой причиной для такого большого последствия… Можно сказать, что это, вероятно, было ОДНОЙ из причин, вызвавших его уход.

Следовательно, если судить по переживанию этих последних дней, поиск Безопасности является только первым шагом на пути к Совершенству. Он пришел, чтобы объявить (я специально написала ― «обещал»), чтобы ОБЕЩАТЬ Совершенство, но между этим обещанием и его реализацией есть несколько шагов; и, мой опыт говорит, что первым шагом является поиск Безопасности. И это очень хорошо соответствует состоянию земного настроения.

 

(Молчание)

 

Разные государства оправдывают безумную гонку вооружений, заявляя, что она является средством сдерживания из-за страха применения разрушительнейшего оружия — это вздор. Как аргумент, это ничто, плод их воображения. И это является частью той же самой жажды, нужды в Безопасности: ничто не может быть сделано, кроме как в мире, ничто не может быть найдено, кроме как в мире, ничто не может быть реализовано, кроме как в мире — нам нужен мир, индивидуально, коллективно, глобально. Так что, создавать все более устрашающие средства разрушения, думая, что страх остановит людей — это ребячество! Но, как бы там ни было, они так думают. Это еще одно из… по-английски говорят «приспособлений» [devices], один из трюков (это не «трюк», а средство — это между трюком и средством), чтобы двигать человеческую расу к ее эволюционной цели. А для этого надо ухватиться за Всевышнего: это средство ухватить Безопасность. Ибо нет ничего — с точки зрения Безопасности не существует ничего, ничего, ничего, кроме Всевышнего. Если мы ЯВЛЯЕМСЯ Всевышним, то есть, всевышним Сознанием, всевышней Силой, всевышним Существованием, тогда есть Безопасность — вне Него ее быть не может. Потому что все находится в вечном движении. То, что существует в одном из «моментов времени», как говорил Шри Ауробиндо (времени как непрерывной последовательности «моментов»), то, что существует в какой-то момент времени, больше не существует в следующий момент, и, следовательно, нет никакой безопасности. Это то же самое переживание, что и переживание Будды (только виденное под другим углом), сказавшего, что нет «постоянства»,.  И, в сущности, Риши Вед видели то же самое, но только под углом человеческого существования, вот почему они хотели Бессмертия. Все сводится к одному.[64]

 

(Мать погружается в созерцание)

 

*

*  *

 

Чуть позже

 

 

На меня сыпется град ментальных вопросов… плоских, поверхностных — все хотят задавать мне вопросы, чтобы публиковать мои ответы! Я отказываюсь. K.G. прислал мне пять-шесть вопросов для своего журнала, один глупее другого, все о супраментальном. Меня просят ответить «так ли это» или «вот так» — такие вопросы задают прилежному ученику, чтобы узнать, хорошо ли он усвоил урок!

Кажется, он уже присылал мне эти вопросы в прошлом году примерно в то же время, и я уже возвращала их ему. Но они списали это на мое так называемое «заболевание», и сейчас он снова мне их прислал, думая, что теперь я «в состоянии ответить». Я возвратила ему его вопросы с той же пометкой: не могу ответить. Мы как-то развлекались на днях: Нолини читал мне вопросы, и на каждый вопрос (тоном провинившегося ученика) я отвечала: Don’t know, don’t know…! [не знаю, не знаю…!]

 

 

30 марта 1963

 

В прошлый раз ты сказала: «Поскольку эта Безопасность все больше и больше устанавливалась, все больше и больше укреплялась и распространялась…». Ты хочешь сказать, что само присутствие Шри Ауробиндо…

 

Да. Да.

 

Тем не менее, мир был в большом волнении?

 

Вот что я имела в виду: мир не был готов и был… (как бы выразиться?) парадокс: центр Безопасности находился в полном противоречии с общим состоянием мира.

Он сам говорил: «Мир не готов.» Так что…

Вот что я имею в виду: его физическое присутствие было знаком укоренения Безопасности, а мир не был к этому готов. Так что, эффект от его присутствия все нарастал, и тем самым нарастало и противоречие — нарастало ПРОТИВОСТОЯНИЕ.

 

*

*  *

 

Немного позже

 

Мы действительно проходим через унылый период! Тусклый-тусклый.

 

(Молчание)

 

Сейчас происходит как бы пересмотр, обзор всех элементов телесного сознания, с примерами обстоятельств их проявлений или выражений. Все это проходит передо мной как бы для того, чтобы показать мне все, что в клетках тела противоречило восприятию божественных Сил или было не готово к этому. И все это предстает в форме живых воспоминаний — воспоминаний о вещах, о которых я напрочь забыла (я могла бы поклясться, что этого не было), но все это вернулось. Не-ве-ро-ят-но. И это не память эго, не память личности: это память о действующей силе и общих вибрациях. Так что я вижу… фантастические вещи!

Но это сразу же стирается;  как только я пробуждаюсь, первое, что я делаю [жест подношения] — отдаю все это Господу: причину, следствия, образ, ощущение — все. Я показываю ему все это и говорю: «Это Тебе». И тогда я забываю — к счастью, слава Богу!

Это происходит каждую ночь. И принимает форму всевозможных идей, всевозможных символов, всевозможных воспоминаний, от слов до образов. Воспоминания разделяются на группы по категориям, представляющим различные человеческие свойства и наклонности в мельчайших деталях. Сами по себе они ничтожны и имеют силу только будучи помножены на миллионы примеров — но они ничто. Незначительные пустяки. Но все это преграждает путь.

Это действительно не интересно.

 

(Молчание)

 

Может быть, через ГОДЫ появится ощутимый результат?… Кроме того, я не уверена, что результат будет полным. Если бы результат проявился в масштабе всей земли, он был бы стоящим, но, возможно, он будет очень ограниченным.

Это напоминает мне миниатюру, над которой работаешь с помощью лупы, нанося маленькие точки — миниатюры рисуются очень тонкой кисточкой, неимоверно тонкой: наносятся мельчайшие точки с помощью увеличительного стекла. Это напоминает мне такую работу.  И чтобы нарисовать только кусочек щеки, требуется много-много-много мельчайших точек.

 

(Молчание)

 

Совсем маленькие точки, крошечные точки.

И это так тускло! Так невыразительно, так серо, так однообразно, так — не интересно, скучно — что малейший проблеск уже кажется сиянием звезды! Малейший, мельчайший, крошечный прогресс кажется чем-то невероятным. Как, к примеру, позиция определенных клеток по отношению к некоторому физическому расстройству, которое, естественно, как и все физические расстройства, имеет тенденцию возвращаться; меняется позиция клеток — не позиция самого расстройства (!) расстройство меняется только из-за реакции клеток, именно эта реакция заставляет расстройство измениться ; и если расстройство возвращается с размеренной регулярностью — это его дело. И изменение вызывает реакция клеток на расстройство, их восприятие. Есть разница в восприятии клеток; по моим наблюдениям (безличностным, общим наблюдениям) есть два рода изменений (я не могу назвать это «прогрессом»), два рода изменений в реакции клеток: одно изменение можно назвать улучшением реакции, то есть она становится более устойчивой, клетки становятся все менее подверженными расстройству и все более и более не только сознательными, но и ХОЗЯЕВАМИ своей реакции (как правило, люди вообще не осознают этого, но именно это приводит к выздоровлению). Второе изменение — это ухудшение: под непрекращающейся атакой клетки теряются, становятся все более уязвимыми и испуганными, и, в конечном счете, это приводит к ужасному катастрофическому расстройству. Что же, я наблюдала, изучала, переживала все это; но… [смеясь] в обычной медицине это объясняется в двух словах! То, что я сейчас вижу ― это процесс, сам процесс — им он незнаком; они знают только его результат. Так вот, я констатирую рост сознания, и вместе с ним постепенно уменьшается пугливость клеток и нарастает некое их мастерство. Конечно, наблюдение приятное, но меня это даже не радует! Это кажется достаточно очевидным… И, соразмеряясь с тем, сколько потребуется лет для получения действительно внушительных результатов… пройдут годы, годы и годы! О, как много лет! Как медленно все идет.

Так что мне не хочется об этом говорить. Я предпочитаю заниматься другим — я делаю работу, и это все.[65]

 

 

 

 

 

 

 

Апрель 1963

 

6 апреля 1963

 

Прогресс физического телесного сознания, становящегося безличностным, вызывает интересные последствия, но их невозможно объяснить людям — они не понимают. Например…

 

(молчание)

 

У меня есть телесное сознание, но это не сознание вот этого тела [Мать касается своего тела]: это сознание Тела — которое может оказаться чьим угодно. Я сознаю, например, вибрации расстройства (чаще всего они приходят в форме внушения расстройства), чтобы увидеть, будут ли они приняты и окажут ли они свое воздействие. Возьмем, к примеру, внушение кровоизлияния, или подобное внушение (я заговорила о кровоизлиянии, потому что есть конкретный случай). Телесное сознание, находясь под влиянием Свыше, отказывается принять подобное внушение. И тогда разворачивается сражение (все это происходит внизу, в клетках и в материальном сознании) между тем, что можно назвать «волей кровоизлияния», например, и реакцией клеток тела. Все это выливается в настоящую битву, настоящее сражение. Но вдруг как бы появляется некий генерал, который провозглашает порядок и восклицает: «Что это такое!»… Ты понимаешь, этот генерал сознает высшие силы, высшие реальности и божественное вмешательство в Материю; и, перепробовав такие средства, как воля, реакция клеток, ощущение покоя и тому подобное, он внезапно ПРОНИКАЕТСЯ безграничной решимостью и отдает приказ — эффект чувствуется почти сразу же, и, мало-помалу, все приходит в порядок.

Все это происходит в материальном сознании. Физически это тело чувствует все — но только не кровоизлияние, понимаешь; оно испытывает все ощущения, то есть воздействия, сенсорные воздействия. Оно переживает все происходящее. Хорошо. Как только сражение закончено, я смотрю и говорю себе (я осматриваю все это, я вижу свое тело, порядком потрепанное, заметь), и говорю: «Что все это значит?» Но проходит секунда, и меня это больше не интересует.

Через несколько дней я получила письмо от очень близкого мне человека, который имеет горячую волю и держится за меня с действительно почти совершенной, исключительной верой. И в его письме ─ вся эта история: атака, кровоизлияние, и рассказ о том как вдруг он почувствовал, что существо ЗАХВАЧЕНО, сознание ЗАХВАЧЕНО чьей-то очень сильной  волей, и что он слышал те самые слова, которые я произнесла ЗДЕСЬ. В результате: этот человек оказался спасен (он умирал), спасен, вылечен.

Письмо как раз дошло за это время.

Помню, как это случилось со мной… после чего я  поняла, что мое тело повсюду!

Ты видишь, это не вопрос клеток именно этого тела, это вопрос клеток огромного числа людей, сотен людей, возможно, тысяч — всех, кто тем или иным образом ухватился за высшее Сознание. И, поскольку ум молчит (я умышленно держу ум совершенно спокойным, стараясь не отвечать ни на какие сигналы, постоянно идущие «снаружи», или отвечать почти подсознательно), так что нет ничего, что говорило бы: «О, вот это то, а это другое тело!» — это ВСЕ ТЕЛО. Людям трудно понять это. Это ВСЕ тело — это [Мать касается своего тела], это тело не больше мое, чем другие тела (разве, чуть больше «мое» в том смысле, что наиболее непосредственно испытывает на себе действие Силы). Но все, все ощущения, движения сознания, борьба, все это, это есть везде. И тут вдруг, в связи с этой историей, о! Я поняла грандиозное множество вещей — но мне было трудно, мой мальчик!… Трудно… потому что, действительно, после того переживания, если тело и не болело, то оно очень устало. А ведь его постоянно донимают подобные вещи! Все время, все время, все время, ты знаешь, все это приходит, брр! Падает сверху, брр! С одной стороны, с другой, со всех сторон. Так что мне надо держаться спокойно [жест молчаливой остановки посреди другой деятельности], а затем я даю им сражение.

 

(молчание)

 

Конечно, это тело имеет и собственные трудности (нет такого сообщества клеток, у которого не было бы своих трудностей при сегодняшних условиях жизни), я даже думаю, что способность оставаться спокойным (хотя бы немного) — это его единственная защита… но трудностей от это не меньше, поскольку для контакта даже не требуется физического присутствия![66]… И, затем, какую грандиозную, необычайную силу надо ВОПЛОТИТЬ в этих физических клетках, чтобы они могли сопротивляться всему этому!…

Но и тут есть некоторый сдвиг (то, о чем я тебе уже как-то говорила: подобные переживания приходят неожиданно, я имею дело с неопределенными еще явлениями, это первое знакомство с ними[67]). После урока, извлеченного из этой истории, вдруг что-то поднялось в этом телесном сознании — не в сознании ОДНОГО тела, а в общем телесном сознании — стремление, нечто такое чистое, такое нежное… такое нежное… вроде мольбы о том, чтобы, Истина и Свет, наконец, проявились бы здесь, внутри . Но не  вот здесь, внутри [Мать касается собственного тела], а повсюду.

И тогда возник контакт[68] — был контакт — появился бледно-голубой Свет, очень нежный, сияющий, появилась Уверенность.

Это длилось всего одну секунду, но это было так, будто передо мной вдруг раскрылась новая глава.

Мой мальчик, ты единственный, кому я могу сказать об этом — больше никому, никому! Никто не может хотя бы понять. От этого еще труднее, потому что я все время окружена глупостью людских мыслей (глупостью в смысле непонимания), мыслей всех, кто меня окружает, кто думает, что я («я», то, что они называют «мною») больна и что… Я не могу ничего сказать! Если бы я не сказала тебе об этом сегодня, это так бы и ушло. Я никогда ничего не сказала бы. Что ж, вот так обстоят дела.

Если взглянуть на это с обычной точки зрения, это так… невероятно, это является такой… колоссальной работой. Естественно, все делает Всевышний, но выдержит ли тело? [Мать касается своего тела]. Я не знаю.

Если Он этого хочет, Он, конечно же, устроит так, чтобы тело выдержало. Но это все довольно ново…

 

(молчание)

 

Мой единственный способ — это буквально что-то вроде панциря молчания разума (обычного разума), так чтобы все мысли людей не приходили и не лезли ко мне все время, все время, все время. Но они подбираются снизу! Есть такие люди: как только они входят, я сразу же чувствую усталость — из-за их отношения. Но это срабатывает вовсе не мысль: это особая вибрация в моем теле.

С другими людьми, напротив, все идет хорошо.

И я не пытаюсь ни наблюдать, ни изучать, ни понимать — Бог знает (!), здесь нечего понимать: это очевидно.

Все время есть только одно: сохранять неприкосновенным и МОЩНО осознанным  ощущение божественного Присутствия — вот и все. Это единственная забота этих клеток.

И время от времени [Мать смеется] они… как бы проводят какой-то небольшой консорциум между собой и говорят себе: «Никто не может вмешаться в Это[69]!» И они довольны: «Все их мысли бессильны перед Этим!»

Вот так, мой мальчик. Еще работка для тебя.

 

Это потрясающе. Потрясающе.

 

Да, да. У меня действительно ощущение  чего-то… в конце концов, чего-то довольно нового.[70]

 

 

16 апреля 1963

 

(У нас не сохранилось заметок ни о начале этой беседы, ни о «личных» вопросах, ни о развитии событий, в результате которых возникла эта ситуация, но по-видимому, Х, несмотря на нашу размолвку, пригласил нас к себе, чтобы продолжать занятия тантрической садханой.)

 

В сущности, что у меня может быть с Х? Если я поеду к нему, какая-то связь будет в любом случае?…

 

Он может оказать на тебя влияние, поскольку сначала ты был под его влиянием. Он может ментально влиять на тебя — он может погрузить тебя в свою атмосферу. Но он не может заключить и удерживать тебя в ней! Это невозможно, ты выше его хватки! Так что, если… (как бы выразиться?), если ты научишься воспринимать его силу, не замыкаясь на его мыслях, это будет очень хорошо. Или, скорее, воспринимать его силу, не впечатляясь его мыслью и не подпадая под ее влияние — его мышление довольно узко, но сила очень мощная.

Он вводит тебя в состояние покоя, это действительно так,  но этот покой, как в банке, но все же покой, это настоящий покой, конкретная тишина, конкретная. Так что нужно (ведь он ощущается, я переживала его так часто)… если воспользоваться правильно этим покоем, тогда можно извлечь из него пользу, невзирая на его ограниченность. Необходимо, например, научиться сохранять этот покой в клетках (клетках мозга, если ты чувствуешь себя уставшим), не замыкаясь на этом. Надо не бороться, а просто оставаться обращенным вверх… Это очень трудно объяснить. Но, возможно, когда у тебя будет такое переживание, ты поймешь, что я хотела сказать.

Всегда есть вибрация более тонкая, чем его вибрация покоя, и эта вибрация должна оставаться свободной, не заключаясь в другую. Например, если что-то тянет и вызывает напряжение в голове, просто оставайся в этом покое (о! Он умеет делать разум неподвижным), впусти его в себя, но не концентрируйся полностью на нем: пусть то, что еще активно, развертывается, как обычно, в бесконечность. И только вибрации физического ума ты должен сохранять в покое.

Это трудно выразить на словах. Но если ты сможешь так делать, это будет очень хорошо, это дает хороший отдых.

Ты знаешь, мой опыт говорит, что у него жесткое ментальное молчание — оно жесткое, замкнутое — но мозг, физическая субстанция разума по-настоящему отдыхает, то есть, это молчание способно избавить от головной боли.

Это очень, очень материальная вибрация, и он ею хорошо владеет.

 

(следующая часть беседы, к сожалению, не сохранилась)

 

 

20 апреля 1963

 

D только что сказал мне, что ему рекомендовали медитировать с открытыми глазами (мне это знакомо: тогда где-то остается активность), и что если, ненароком, он закрывает глаза, то больше не может даже пошевелиться! Он остается сознательным, но становится совершенно неподвижным: не может подняться, не может двинуться, не может даже повернуть голову!

Это опасно.

Так что я посоветовала ему держать глаза открытыми: это поддерживает определенную активность. Если закрывать глаза, сразу же погружаешься в транс (полностью сознательно входишь в транс, и тело теряет способность двигаться). Это то, чему учил меня Теон: освобождать сознание тела и тренировать его действовать совершенно самостоятельно, так чтобы даже находясь в глубоком трансе, можно было вставать, писать, говорить, делать что угодно — пребывая вне тела, но сохраняя с ним связь. Но для этого требуется тренировка. Это не так просто, но этому можно научиться.

Я доводила это до такой степени, что даже когда связь обрывалась (бывало и такое), тело продолжало говорить. Это очень полезно.

Я сказала D, что позже научу его этому, потому что опасно быть вот так парализованным: если кто-то вдруг войдет, может произойти что угодно.

Только для этого надо немного поработать.

 

А я никогда в жизни не входил в транс, я даже никогда не терял контакт с внешним миром.

 

Ты никогда не видел свое тело [извне]?

 

Никогда.[71]

 

С этой стороны оно лучше, чем с другой!

Я знала несколько человек, например I, которая работала с Дилип (у нее бывали видения и она танцевала): стоило ей войти в медитацию, все: даже при всем желании вернуться и начать двигаться, она не могла. Хорошо, что пришла Дилип, стала дергать ее за руки, разводить пальцы и трясти ее, тогда она пришла в себя. Понимаешь, подобные вещи никуда не годятся.

Лучше не входить в такое состояние.

 

Но все же это неспособность?

 

Это нехватка связи! Она не контролирует свое тело, вот и все. Со мной никогда такого не происходило, никогда.

 

Я имел в виду себя и подобных мне: говорит ли тот факт, что я никогда не вхожу в транс, об отсутствии способностей?

 

Нет. Я уверена, что ты входил в транс, потому что я это видела, но ты об этом не знаешь.

 

В медитации?

 

Нет, не в медитации: ночью.

Что касается меня, я знала, что у меня есть такая способность, потому что у меня была склонность падать в обморок — не очень-то часто, но такое было. Когда я была ребенком, и еще совсем ничего не знала, я падала в обморок два-три раза, причем обморок не был бессознательным — он был сознательным — и после небольшой практики (не практики обмороков!), оккультной практики, я уже видела себя, когда падала в обморок. Я видела себя даже раньше, но не знала, что это значит, я ничего не понимала. Но я видела себя со стороны. А потом, когда я падала в обморок, то первым делом старалась увидеть свое тело, распростертое в нелепом положении; тогда я стремительно возвращалась в тело, и на этом обморок кончался.

Очевидно, я родилась с некоторыми предрасположенностями [смех].

 

А мои медитации не…

 

О, они превосходны, мой мальчик! не говори плохо о своих медитациях, они превосходны. Редко я видела такой покой! Потому что я видела много медитаций с покоем, но обычно это был тяжелый покой тамаса. А такой покой, как у тебя, который поднимает и вводит в белое блаженство, это очень редко. Очень редко. Он приходит к тебе автоматически, без всяких усилий с твоей стороны, как естественное состояние. Не знаю, был ли он у тебя до того, как ты приехал сюда, ничего не знаю…

 

Нет, с тобой он носит очень конкретный характер. Когда я один, у меня какое-то  смутное ощущение; а с тобой я закрываю глаза, но словно все вижу.

 

Дело в том, что когда ты один, тебе не хватает шакти [смех].

Да, это так.

Вообще-то, наибольшее, чего здесь достигали люди, имевшие большую практику, это blank — ты понимаешь, blank silence [молчание пустоты]. Это обширное, это неподвижное, это спокойное, это молчаливое, но это blank — так что, спустя некоторое время, это состояние надоедает! Оно не может длиться очень долго. Это молчание пустоты – то, чего обычно достигают индийцы… и они выходят из этого отупевшими.

Но с тобой это как выброс в белизну — в нечто светлое, но белое — то есть, это что-то СОДЕРЖИТ; очень светлое, очень белое и восхитительно неподвижное. И в этом блаженстве можно оставаться очень долго — это очень приятно.

Единственное, что я сделала с момента начала наших совместных медитаций, это расширение, потому что вначале это было несколько ограниченным.[72] Чрезвычайно трудно достичь этот белый покой вместе с полнотой; Шри Ауробиндо говорил (я ведь рассказывала ему обо всех таких переживаниях), всегда говорил мне, что иметь такое ПОЛНОЕ, конкретное и белое, чистое, совершенно чистое молчание, БЕЗГРАНИЧНОЕ… There are not many who can have it. [Это дано немногим.] Но должна сказать, что я порядком расширила твое молчание. Сейчас оно больше не ощущается замкнутым — я не люблю чувство замкнутости! Оно больше не чувствуется замкнутым: оно распространяется повсюду.

Это хорошо. Нет, не жалуйся на то, что имеешь, некоторые работают ЖИЗНИ, чтобы этого достичь.

Другое дело — врожденная способность выходить из тела, спонтанная способность выходить из своего тела. Транс, как ты его понимаешь, конкретный, совершенно материальный, чтобы достичь его, нужно научиться выходить из тела и возвращаться в него [по своему желанию]. Обычно людям стоит больших усилий выйти из тела, и они вовсе не знают, как в него вернуться! Тогда они оказываются в нелепых ситуациях.

У меня было два таких переживания. Первое в Тлемсене[73], а второе — в Японии… Была эпидемия гриппа, этот грипп пришел с войны (1914 года) и обычно приводил к смерти. Люди, поболев три дня воспалением легких, уходили на тот свет. А в Японии никогда не бывало эпидемий (эта страна никогда не знала эпидемий), так что они были застигнуты врасплох; место было совершенно беззащитное, не готовое к такой беде — невероятно: за день умирали тысячи людей, это было невероятно! Был всеобщий страх, люди не осмеливались выходить из дома, не закрыв лицо маской. Тогда кое-кто, кого я не назову, сказал мне [Мать принимает грубоватый тон]: «Что все это значит?». Я ответила: «Лучше не думать об этом.» Он возразил: «Нет, это очень интересно! Надо думать, Вы, по крайней мере, можете установить, что это.» А я как раз собиралась выйти из дома; я должна была навестить одну девочку, жившую на другом конце Токио (Токио — самый протяженный город мира; требуется немало времени, чтобы пересечь его из конца в конец). И поскольку я не так богата, чтобы разъезжать на автомобиле, то, как дурочка, села в трамвай… Что за атмосфера! Атмосфера паники в городе! Ведь мы жили в особняке, окруженном большим парком, совершенно изолированно, а атмосфера города была ужасной. Кроме того, тот самый вопрос «Что это значит?» привел меня, естественно, в контакт с болезнью — я вернулась домой заболевшей. Конечно, я должна была подхватить болезнь [смеясь]. Я и вернулась с этой заразой.

Ощущение такое, словно вас ударили кулаком по голове, полное отупение. Позвали доктора. В городе уже давно не осталось лекарств — лекарств не хватало на всех, но мы считались «важными персонами» (!), так что доктор принес мне две таблетки. Я сказала ему [смеясь]: «Доктор, я не принимаю лекарств.» Он ответил: «Как! Я достал их с таким трудом!» Я возразила: «В этом все и дело: они очень нужны другим!» Затем, затем… внезапно (я лежала, конечно же, в постели, с первоклассной лихорадкой), внезапно я почувствовала, как меня охватывает транс — настоящий транс, который выбрасывает вас из своего тела — и поняла. Я поняла: «Это конец; если я не буду сопротивляться этому, это будет конец.» Тогда я начала осматриваться. Я смотрела и увидела существо, у которого бомбой было оторвано полголовы и которое еще не знало, что оно умерло; оно ко всем цеплялось, чтобы высасывать жизнь. И каждое из этих существ (одно было на мне и делало свое «дело»!) представляло один из смертельных случаев на войне. Каждое существо несло особую атмосферу — и весьма протяженную — человеческого разложения, чрезвычайно заразного, и именно это вызывало болезнь. Если было только заболевание, вызванное этой атмосферой, человек мог вылечиться, но если это было столкновение с одним из этих существ с половиной головы или половиной тела, то есть, оно было так жестоко и внезапно убито, что даже не успело осознать это и пыталось найти какое-нибудь тело, чтобы продолжить свою жизнь (атмосфера вызывала ежедневное заболевание тысяч людей, это было кишение, инфекция), что же, тогда человек умирал. Три дня - и все, иногда даже меньше: иногда умирали через день. И когда я увидела и поняла это, я собрала всю оккультную энергию, всю оккультную мощь, и… [Мать наносит удар кулаком сверху-вниз, как бы силой возвращаясь в свое тело]  очнулась на кровати, пробужденная, и с болезнью было покончено. Не просто покончено: я оставалась достаточно спокойной и начала работать над очищением атмосферы… Мой мальчик, с того самого дня больше не было случаев заболевания! Это было настолько невероятно, что об этом даже написали в японских газетах. Только они не знали, в чем дело, но, начиная с того дня, вернее той ночи, новых случаев заболевания больше не отмечалось. И заболевшие раньше люди постепенно выздоравливали.

Я рассказала об этом нашему японскому другу, в чьем доме мы жили; я сказала ему: «Что же, вот чем была эта болезнь — это пережиток войны; вот как все происходило: вот так и вот так… Вот как я ее прикончила!» Ну и, естественно, рассказала о том, как я преодолела влияние этого существа, повернувшись и сражаясь… [разрушила образование]. Но какая сила потребовалась для этого! Необычайная.

Он рассказал об этом своим друзьям, те — своим, и так эта история стала общеизвестной. Было даже нечто вроде коллективной благодарности от города за мое вмешательство… Но все началось с того вопроса: «Что же это за болезнь? Вы можете это узнать, не так ли?» [Смеясь] А ну-ка, подхватите ее!

Но это чувство, что ты лежишь совершенно неподвижно, ощущение жертвы чего угодно — а ты совершенно без движения, неспособна ни на что… Ведь вы больше не в своем теле, вы не можете больше им распоряжаться. И такое ощущение свободы, когда вы можете вернуться в тело.

У меня был сильнейший жар, который, естественно, постепенно спадал — спустя несколько дней я была совершенно здорова; по сути, я вылечилась почти сразу.

Вот так, мой мальчик.[74]

Так значит, ты поедешь туда… [к Х]

 

(молчание)

 

Что касается меня, я беседую со Смертью.

Это точно всеобщее состояние ума: состояние неверия, о! это ужасно!  Если не знать, что за этим последует нечто совсем иное, было бы ужасно.

Какая замечательная вещь «Савитри», там все предвидено, все-все-все, нет ничего, что было бы не исследовано!

 

 

22 апреля 1963

 

Письмо Сатпрема Матери

 

Рамешварам, понедельник, 22 апреля

 

Милая Мать,

Я приехал только вчера. Почти все свое время я провожу в борьбе с ужасным ощущением в моем сердце, моих мыслях и теле, таким сильным, что, если бы я мог, то вернулся бы сегодня же первым же поездом. У меня никогда не было здесь такого ощущения. Я чуть было не отправил тебе телеграмму, чтобы попросить твоей помощи. Я буду пытаться «держаться» здесь, сколько потребуют приличия, затем уеду отсюда как можно скорее.

С материальной точки зрения условия такие никудышные, что хуже не бывает — одним словом, полная убогость в полной грязи. Мое тело в неважном состоянии, но я надеюсь, что оно поправится. С ментальной и эмоциональной точки зрения = НОЛЬ. Остается лишь одна Вещь, без которой все рушится.

Я отчаянно нуждаюсь в тебе.

 

С любовью,

Подпись:   Сатпрем   

 

Ответ Матери

 

23 апреля 1963

 

Сатпрем, мой милый малыш,

Я только что получила твое письмо. Оно только подтвердило то, что я видела и ЧУВСТВОВАЛА. Две последние ночи были определенно плохими, и день — не лучше.

Конечно, тебе надо вернуться сюда как можно скорее.

Пошли телеграмму, как только примешь решение. Я стараюсь изо всех сил, чтобы ты чувствовал, что я с тобой.

 

С нежностью,

Подпись: Мать

 

Оотрывок из письма к Суджате

 

Утро понедельника, 22 апреля 1963

 

………

Я только что написал несколько слов Матери, чтобы сказать ей, что если бы я мог, я вернулся бы первым же поездом. По прибытию сюда у меня было ужасное ощущение, какого не было никогда раньше, это была почти паника. Все было ужасно пустым и далеким. Должно быть, я стал гиперчувствительным. Если бы я не опасался пойти на поводу у этого ощущения и если бы это не было грубостью по отношению к Х, я сегодня же уехал бы отсюда поездом. Нет слов по поводу новой «гостиницы»[75]: цементные стены, окруженные цементными стенами; план здания такой чудесный, что воздух в нем вообще не циркулирует, и, естественно, из окон не видно ни одной травники. Там великолепные стальные решетки и ажурные цементные панно, но нет даже элементарных удобств. Я категорически отказался входить в этот саркофаг, так что они поместили меня в соседний дом, купленный Х и используемый как гараж. Грязь полнейшая. Им даже не пришло в голову предложить мне циновку. Наконец, они принесли мне скамью, чтобы я на ней спал — я отказался… Вот такие бытовые условия. Надеюсь, что тело к ним привыкнет. Как только будет прилично откланяться, я сразу же «подниму якорь».

 

Подпись:   Сатпрем

 

 

25 апреля 1963

 

Письмо Сатпрема к Матери

 

Рамешварам, 25 апреля 1963

 

Милая Мать,

Вчера я получил твою открытку от 23 апреля, и это совпало с улучшением «атмосферы» и даже с физическим улучшением. С момента своего приезда сюда я редко когда чувствовал так конкретно, постоянно и мощно твою Силу и твое Присутствие. Почти лишне говорить, что это единственная реальность — действительно, ЖИВЕТ только Это. Остальное — ложная тень. Я стремлюсь поскорее уехать отсюда, но Х говорит, что хотел бы сделать кое-какие изменения в моей джапе, так что мне приходиться дожидаться. Трудно поторопить Х, ты же знаешь. Я пошлю тебе телеграмму, как только это произойдет. Кстати, я испытал на опыте мощь неподвижности разума Х — она замечательна. Все остальное кажется мне очень бедным.

……

Все яснее и яснее я чувствую, живу и вижу, что реально только Это. Это всепоглощающе.

 

Мать, с благодарностью

я у твоих ног

Подпись:   Сатпрем

 

Отрывок из письма к Суджате

 

25 апреля 1963

 

………………….

Я жду, когда Х сделает кое-какие изменения в моей джапе, как он сказал мне; тогда я сразу же уеду отсюда. Последние два дня мое здоровье улучшилось. Нет той постоянной усталости, как  раньше. Вечером я в одиночестве прогуляюсь по большим песчаным дюнам около Рамешварама, представляя себя в Аравии, и никаких громкоговорителей! Это как отдых в бесконечном покое.

………………….

Обезьяны украли мое зеркало, пока я принимал ванну, и после долгого любования собой в зеркале, они разбили его. Затем выбросили мою зубную пасту в колодец. Наконец, они были очень любезны, оставив мне мою бритву, опасаясь, вероятно, того, что без нее я буду выглядеть как они!

………………….

Пподпись:   Сатпрем

 

29 апреля 1963

 

Письмо Сатпрема к Матери]

 

Рамешварам, понедельник, 29 апреля

 

Милая Мать,

В пятницу Х дал мне новую мантру, затем, на следующий день, сказал, что во время пуджи он получил «указание», что эта мантра мне не подходит, и он должен дать мне другую. В принципе, я должен получить эту мантру завтра, во вторник. Х сказал, что это будет мантра final and with effect [окончательная и действенная]. Я действительно надеюсь на это, я хотел бы покончить со всеми этими препонами, подготовками и задержками, получить Слово, как его называли Риши, и закрепиться на этом. Я хотел бы больше не возвращаться в Рамешварам и покончить со всеми этими уловками. Как бы там ни было, получив новую мантру, мне надо будет подождать еще три дня, чтобы Х увидел, дает ли она желаемый «эффект». Так что я не смогу уехать отсюда раньше четверга.

Надеюсь, что на этот раз все будет хорошо, и установится истинный Ритм.

Я очень сильно чувствую твою помощь.

 

С любовью,

Подпись:   Сатпрем

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Май 1963

 

3 мая 1963

 

Говорил ли Х с тобой о мировых событиях, о войне?

 

Он сказал то, что он говорит всегда: что будет война. Он в этом уверен.

 

Война идет постоянно!

 

Есть ли что-то новое на этом плане?

 

Ты знаешь, я живу день ото дня. Есть только ощущение, что «это» движется очень быстро. Под «этим» я подразумеваю целый комплекс, много чего.

По сути, очень трудно об этом говорить.

Это скорее восприятие земного движения, чем что-то иное. Так что детали сами по себе не важны, но они симптоматичны для целого. То есть, трудности , препятствия, сражения, победы, прогресс — все это само по себе ничто, это только указание на общее движение: бывают моменты, когда сопротивление и противодействие грандиозно; бывают моменты такого фантастического продвижения или прогресса, что это кажется чудом; если увидеть все вместе, тогда чувствуется, ощущается некое давление — глобальное давление — в котором маленькая клеточная концентрация сама по себе действительно кажется не такой уж важной; ее значимость уменьшается с падением ее сопротивления, то есть, чем больше она позволяет  Работе совершаться, не препятствуя движению и не искажая его — не препятствуя и не усложняя — тем меньше ощущается ее значимость. То есть, кажется, что концентрация клеток важна лишь в той степени, в какой она затрудняет движение.

Очевидно, происходит двойное движение: с одной стороны, есть нечто, что пытается притягивать все меньше внимания и концентрации других, то есть, уменьшать ощущение посредника, необходимого для распространения сил и мыслей (все нарастают попытки[76] отменить это), и, в то же время, нарастает — и иногда это становится колоссальным, головокружительным — нарастает  мощь. Время от времени (редко, и я должна сказать, что не пытаюсь сделать так, чтобы это было чаще), иногда на минуту — даже не на минуту: на несколько секунд — бывает ощущение абсолютной Силы; и затем оно сразу же теряется, вуалируется. Эффект на расстоянии все увеличивается, но он не является результатом сознательной воли — то есть, я не пытаюсь овладеть большей силой, совсем нет. Время от времени мне показывают (иногда это очень забавно), что на мгновение (это дело секунд) Сила становится абсолютной, а затем возобновляется привычная неразбериха.

Воздействие на других значительно возросло, но и это не является результатом какой-либо попытки в этом направлении, вовсе нет: это идет автоматически. И все же, как я об этом говорила, бывают мгновения, когда поднимается нечто… что изъявляет волю. Но оно изъявляет волю не обычным образом: это нечто… это между знанием, видением и волей; это маленькое нечто, что имеет что-то ото всей этой троицы и… крепкое как алмаз, это… (о, как это выразить? — я не знаю, нет слов), это имеет нечто от эмоциональной вибрации, но это не то; это не имеет ничего общего со всем тем, что идет от интеллекта, вообще ничего; это не интеллектуальное видение и не супраментальное знание, это не то, это нечто иное. Это… это как алмаз, как будто этот алмаз - живая сила — живая, живущая. И это нечто - всемогущее. Но оно крайне скоротечно, оно сразу же покрывается кучей всего, видениями, супраментальными видениями, пониманием, различением — все это стало постоянной «сопровождающей» массой, ты понимаешь.

С точки зрения чувствительности или ощущения (не знаю, как назвать это), когда тело отдыхает и входит в это статичное состояние чистого Существования… Прежде это было (или давало) ощущение полной недвижимости — это не нечто обездвиженное, а некое "не-движение", я не знаю, как назвать это; это не противопоставление того, что не движется тому, что движется, это было не так — это было отсутствием самой возможности движения. А сейчас у тела есть ощущение не только земного движения, а вселенского движения, столь потрясающе быстрого, что оно неуловимо, оно ускользает от всякого восприятия. Это как если бы за пределами Бытия и Не-Бытия было «нечто», что является одновременно… я имею в виду, что это нечто не движется ВНУТРИ какого-то пространства, а находится одновременно за пределами неподвижности и движения, в том смысле, что его скорость совершенно неуловима для всех чувств (я не говорю уж о физических чувствах), всех чувств во всех мирах.

Это что-то новое.

Как только прилягу, я перехожу из одного состояния в другое с необычайной скоростью. И я заметила (это совсем недавно началось, так что я не много-то знаю), я заметила, что в этом состоянии Движение[77] превосходит силу, которая сосредотачивает клетки  с целью образования индивидуальной формы… И это состояние кажется состоянием всемогущества, хотя в нем и не было сознательной воли или сознательного видения (пока). Это состояние... (как выразиться?), чьи свойства превосходят мощь, сосредотачивающую клетки  с целью образования индивидуального тела. И его действие - автоматическое (оно идет не от волеизъявления): как только появляется нечто, передающееся через физическую боль, это МГНОВЕННО исчезает. Но, что самое интересное, как только тело возвращается в определенное состояние — свое обычное состояние, это не обычное человеческое состояние, а обычное, привычное состояние этого тела — оно ловит ВОСПОМИНАНИЕ о том, что было, и вместе с этим воспоминанием приходит возможность восстановить то, что было, если определенное количество условий автоматически не выполнено. Я не знаю, имеет ли какой-то смысл то, что я говорю, но переживание, оно именно таково… Должно быть, это переход от чего-то истинного к чему-то, что больше не является истинным — это не Ложь, как мы понимаем ее здесь, на земле (это совсем другое), но это уже изменение по сравнению с чистой Вибрацией. Это производит впечатление «замявшейся складки», остается только вопрос дурной привычки. Там работает не принцип деформации — это плохая привычка, которая появилась из-за действия ДРУГОГО принципа. И там надо найти нечто, что остановило бы — остановило бы, устранило, помешало бы тому, чтобы это действие воспроизводилось автоматически.

И это происходит ПОСТОЯННО. Это постоянное явление: переход отсюда туда, отсюда туда, отсюда туда, до такой степени — это так сильно — что бывают секунды или минуты, или, в конце концов, некий интервал времени (я не знаю), когда вы ни то, ни это; тогда возникает впечатление, что больше ничего нет вообще. Это почти мгновение; если бы это длилось дольше, возможно, оно привело бы к обмороку, или еще к чему-нибудь, не знаю, не могу сказать к чему. Но это постоянно: туда, сюда [жест колебания]. И между ними - переход.

Видимая жизнь (та жизнь, которую видят люди, то, с чем они сталкиваются) — это, определенно, некая смесь из этих двух состояний [mixture], это как если бы что-то происходило за экраном, а на экране была бы видна только комбинация этих двух состояний — они на самом деле не соединяются, но это производит странный видимый эффект [для Матери]. Под «видимым» я подразумеваю видимый не только для глаз, но и для внешнего сознания. Это странная жизнь, ни то, ни се, ни смесь из этих двух состояний, и не так, как если бы они находились рядом, бок о бок: это как если бы одно работало через другое. Это должно быть на внутриклеточном уровне: нечто, что происходит вот так [Мать переплетает пальцы правой руки с пальцами левой в непрерывном движении взаимопроникновения],  смесь должна быть микроскопической, на поверхности.

 

(Мать остается поглощенной

«наблюдением» переживания)

 

Но, с самой внешней точки зрения, ночь, последовавшая за твоим приездом туда[78], была ужасной, в том смысле, что сознание было приведено в контакт со всем самым негативным и разрушительным: как будто со всем миром, да, миром отрицания, отказа, противостояния, сражения, дурной воли — внешняя видимость была белой как мел, ты знаешь, как этот белый мел, не имеющий души, и все было так, даже черное было белым, как мел. Это было нечто, полностью лишенное жизни души. Это было ужасно. Не знаю, мне надо долго перебирать в памяти, чтобы вспомнить что-то подобное. И я была внутри этого, и это давило на меня; как если бы кто-то держал меня там и заставлял смотреть на все это.

Я забыла: я сразу же вычистила все это. Я больше не помню, что это было, за исключением того, что я только что сказала — я больше не знаю, что это было, потому что я НЕ ХОТЕЛА, чтобы это существовало. Но это было ужасно. И на следующее утро осталось такое болезненное ощущение! Тогда я сказала себе, что что-то там не в порядке, и когда я получила твое письмо, я поняла. Но это не ограничено той или иной личностью, той или иной местностью: оно будто затрагивало вселенский способ бытия, вот что меня обеспокоило. Как если бы весь способ бытия, который я отталкивала в течение… в течение, уже более 70 лет, что я держала на расстоянии, чтобы реально он больше не существовал, как если бы все это набросилось на меня. Как нечто, что принадлежит прошлому и больше не имеет права на существование.

Потом стало лучше; та ночь была самой плохой.

Затем, в ходе утренней медитации, я уже не понимала… Может быть, это clinging to the past [цепляние к прошлому], может это символ этого? Возможно. Но, в конечном счете, в мире множество таких людей, которые цепляются к прошлому, их много…

 

(молчание)

 

На следующее утро, в течение часа, у меня было переживание… Всегда все происходит так, как если бы это происходило в этом теле (но это тело стало чем-то вроде представительного, символического объекта), всегда так бывает, начиная с ощущения близости смерти и кончая ощущением совершенного бессмертия; все это, все это разворачивается в этом теле — оно поле битвы, это поле битвы, это поле победы, это Поражение, это Триумф, это все. Так что я записала переживание [Мать протягивает ученику листок бумаги]:

 

Господь — это мирное смирение,

но Господь — это также борьба

и Победа.

 

Он — это радостное принятие

всего, что есть; но он и

постоянное усилие для достижения

более полной и совершенной гармонии.

 

Вечное движение

в абсолютной неподвижности.

 

Это не интеллектуальное размышление, это запись переживания: постоянное двойное движение полного принятия всего, что есть, как абсолютное условие для того, чтобы принять участие в том, что будет, и, одновременно, постоянное усилие для достижения большего совершенства. Это и было переживанием всех этих клеток.

Это переживание длилось больше часа: два условия.

Именно это и произвело резкое разделение во всем духовном мышлении или духовной воле человечества. Кажется, это не было понято. Одни, как Будда и все ему подобные, заявили, что мир неисправим, и что единственный выход — уйти из этого мира, и что не может быть иначе — мир меняется, но, по сути, остается все тем же. И это определяет определенную позицию совершенного принятия. Так что, для них выход в уходе из мира — в том, чтобы вырваться из него: оставить мир таким, какой он есть, а самому убежать. И, затем, есть другие, они предчувствуют, что есть некое совершенство, к которому люди бесконечно стремятся и которое постепенно реализуется. И я все больше вижу, что эти два движения дополняют друг друга, и не только дополняют, но и почти совершенно необходимы друг другу.

Иными словами, изменение, исходящее из отказа принять мир таким, как он есть, не имеет силы, не имеет власти: необходимо не только полное, но и понимающее, радостное принятие — необходимо найти высшую радость во всем сущем, чтобы иметь (я не говорю о праве или силе)… чтобы все могло измениться.

Это возвращает нас к тому, что надо стать Всевышним, чтобы смочь помогать Его действию по изменению мира; необходима вышняя Вибрация, чтобы обладать возможностью участвовать в этом Движении, которое я сейчас начинаю чувствовать в клетках тела — это Движение нечто вроде вечной Вибрации, не имеющей ни начала, ни конца. Это не имеет начала (земля имела начало, с ней все понятно; с началом земли началась история земли, но здесь все не так): это не имеет начала, это… это нечто из времен извечных, на вечные времена; и для него нет деления времени, только в своей проекции на экран оно начинает принимать деление времени. Но по отношению к нему нельзя сказать «секунда», нельзя сказать «мгновение»… это очень трудно объяснить… Оно слишком быстрое, оно ускользает от восприятия: это нечто, что не имеет границ, не имеет начала, не имеет конца, это такое тотальное Движение — тотальное и постоянное, постоянное — поэтому для восприятия кажется совершенно неподвижным.

Это совершенно невозможно описать. Но именно это является Началом и Поддержкой всей земной эволюции.

Когда говоришь о чем-то земном, это очень, очень легко.

Эти слова [Мать показывает запись своего переживания] пришли гораздо позже, после того, как кончилось это переживание. То есть, было некое молчание,  как будто нечто, что потихоньку, медленно отстоялось; как только оно отстоялось, вот вам осадок [Мать, смеясь, показывает свою запись].

 

 

11 мая 1963

 

(Начало этой беседы записано по памяти)

 

…Если бы только у меня было «Слово», как называли это Риши, настоящая мантра, я бы зафиксировался на ней, я делал бы джапу часами, если это нужно, и я дошел бы до самого конца. Как если бы мне сказали: «Видишь это поле, в нем надо вырыть 3 миллиона кубометров земли, и там, в конце - свобода. Что же, я принялся бы за дело, время не в счет, потому что я знал бы, что будет результат. Но для этого нужна кирка.

 

Никто не может дать тебе настоящую мантру. Это не что-то, что можно дать: это нечто, что внезапно появляется изнутри. Надо, чтобы мантра возникла изнутри, вдруг, спонтанно, как глубокая, интенсивная потребность твоего существа, тогда она будет иметь силу; ведь это не что-то, что приходит снаружи, а твой собственный крик.

Что касается меня, я видела, что моя мантра обладает силой бессмертия; что бы ни происходило, если произносить эту мантру, тогда господствует Всевышний, а не низший закон. И слова не имеют значения, они могут вообще ни о чем не говорить — для кого-то другого моя мантра не имеет смысла, но для меня она полна, наполнена смыслом. И она эффективна, потому что это мой крик, это интенсивное стремление всего моего существа.

Мантра, данная гуру, обладает только силой реализации переживания открывателя мантры. Мантра автоматически содержит силу, потому что ее звучание содержит переживание. Однажды я поняла это в Париже, в то время, когда я ничего не знала об Индии, совершенно ничего, кроме обычных бредней. Я даже не знала, что такое мантра. Я пошла на лекцию к кому-то, кто, так сказать, практиковал «йогу» в течение года в Гималаях, и теперь рассказывал о своем опыте (остальное не очень-то важно). И вдруг, в ходе своей лекции, он произнес звук ОМ. И я увидела, как все комната внезапно наполнилась светом, золотым, вибрирующим светом… Вероятно, только я заметила это. Я сказала себе: «Смотри-ка!». Затем я не заостряла на этом свое внимание, я забыла эту историю. Но затем это переживание повторилось два или три раза, в двух-трех разных странах, с разными людьми, и всякий раз был этот звук ОМ: я видела, как свет внезапно заполнял комнату. Тогда я поняла. Этот звук содержит вибрацию многих тысячелетий духовного стремления — в нем заложено все стремление людей ко Всевышнему. И он автоматически обладает силой, поскольку содержит это переживание.

То же самое и с мантрой. Когда я захотела перевести на санскрит конец своей мантры «Хвала Тебе, Господь», я попросила помощи у Нолини. Он принес свой перевод мантры на санскрит, и когда он прочитал его мне, я вдруг увидела, что этот перевод обладает силой — не потому что Нолини вложил в него свою силу (!) Бог знает, что он не собирался «дать мантру» мне! Но там была сила, потому что там было мое переживание. Мы внесли кое-какие изменения в этот перевод, и сейчас это джапа, которую я делаю — я делаю ее все время, когда сплю, когда гуляю, когда ем, когда работаю, все время.[79] Вот как мантра обретает свою жизнь: когда она возникает все время, спонтанно, как крик твоего существа — не надо усилий, не надо концентрации: это естественный крик. Тогда мантра имеет полную силу, она живет. Надо, чтобы она спонтанно возникала изнутри…

Никакой гуру не может тебе ее дать.

 

Спонтанно возникла изнутри… Что же, предстоит долгий путь! Мне понадобится много бумаги на все эти «диаграммы» [тантрические диаграммы, данные Х]: семьдесят две ежедневно.

 

Тебе нужна бумага?

 

Да, и немало!

 

Примерно сколько?

 

Примерно столько [пачка толщиной 10 см]. И мне нужна очень гладкая бумага. Ты понимаешь, мне надо писать «шанданамом» [сандаловой пастой] с помощью острой палочки! На каждую диаграмму у меня будет уходить 3-4 минуты… а на 72… уйдет 4 часа! Так что мне нужна достаточно гладкая бумага — и много: 72 листа ежедневно.

 

72 листа… Где бы ее найти?

 

Я схожу в типографию.

 

Из-за этого состояния войны у них не осталось бумаги, мой мальчик.

Но у меня должна быть бумага.

 

Но она нужна тебе.

 

Не вся. Одна стопка бумаги… Посмотри-ка: внизу должен быть ящик или что-то вроде этого.

 

(ученик вытягивает ящик)

 

Она вся желтая… Это неважно?

 

Она будет впитывать воду! Ты понимаешь, я должен писать шанданамом, разбавленным водой, с помощью прутика «Божественной Любви»! [гранатовое дерево].

 

Без ваты и без всего такого?

 

Без всего. Только заостренным прутиком.

 

А рисунки маленькие?

 

Каждый представляет собой прямоугольник, разделенный на три части, с цифрами и буквами — санскритскими буквами. Это еще та работка, ты знаешь!

 

72 каждый день!… Мой мальчик [Мать смеется].

Надо что-то придумать…

 

Я выхожу из этого рисования несколько отупевшим.

 

Но они этого и хотят!

Я тебя уверяю, я знаю это, они хотят, чтобы ты отупел. И, конечно, когда ты отупеешь, они вкатят в тебя хорошенькую дозу силы, и это покажется чудом!

 

Ты понимаешь, надо, чтобы я сидел два часа вот так, на корточках, вычерчивая эти священные закорючки.

 

Но, скажи мне, разве ты не можешь делать это за столом, сидя на стуле?

 

Я не знаю.

 

Почему бы нет? Им это не приходит в голову, потому что он (Х) привык сидеть на земле и писать на земле. Это то же самое, когда я думала, что можно медитировать только со скрещенными ногами и с выпрямленным позвоночником!… К счастью, я жила со Шри Ауробиндо: он никогда не сидел со скрещенными ногами. Он сразу же сказал мне, что все это вопрос привычки — подсознательной привычки. Это не имеет никакого значения. И он так хорошо это объяснил: если поза необходима, она сама придет. И это совершенно верно. Например, если это необходимо, тело в нужный момент внезапно выпрямляется — это приходит спонтанно. Он говорил: важны не внешние рамки, а внутреннее переживание, и если есть физическая необходимость, если ваше внутреннее переживание совершенно искреннее, тогда эта физическая необходимость придет САМА СОБОЙ.[80] Я в этом совершенно уверена. И он привел мне собственный пример (и у меня был свой собственный) того, что считалось опасным или плохим, но что мы оба спонтанно делали каждый сам по себе , и что немало нам помогло! Следовательно, все эти россказни о позах и т.д. — это только механические рамочки разума.

Это пришло ко мне, когда я ходила [для джапы]. У меня было нечто вроде видения: я видела, как ты скорчился и писал. И я сказала себе: «Ужасно! Он так подорвет свое здоровье!»

Нужна только правильная внутренняя позиция.

 

Да, конечно, внутренняя позиция… только у меня такое впечатление, что эта новая работа – это  механическая пустая работа.

 

Ты не чувствуешь слова, когда пишешь их?

 

Это цифры. Цифры и одна санскритская буква. А в цифрах ведь не так уж много души?

 

Покажешь мне? Я хотела бы взглянуть.

 

Сейчас покажу.

(ученик рисует тантрическую диаграмму,

которую ему надо рисовать 72 раза в день,

три раза по 72 дня.

Это квадрат, разбитый на 9 квадратиков,

в них - цифры и одна

санскритскую букву.

Первым делом Мать вычисляет сумму цифр

в разных строчках и столбцах:)

 

Ты складывал эти цифры? Нет? Как бы ты ни складывал, всегда получается 72… 9 – это цифра рождения.

 

Надо делать это 72 раза в течение 72 дней, и так повторить 3 раза.

 

А 72 означает 7+2, то есть, 9.

 

А это [санскритская буква], это HRIM.

 

Это один из трех сущностных звуков. Я сейчас не помню, но каждый из них представляет один из аспектов Матери.

 

Суджата говорила мне, что это Махалакшми.

 

Я колебалась между Махалакшми и Махасарасвати.

 

(Мать продолжает

концентрироваться)

 

Это, очевидно, берется как символ вызревания нового рождения, второго рождения, духовного рождения. Это точно.

Он сказал 72 дня?

 

Три раза по 72 дня… Чуть больше восьми месяцев.

 

Это так.

Это… ([смеясь], я только что спросила его!) это работа периода вынашивания для рождения божественного сознания.

И 7 (7 и 2), это интересно. 7 – это реализация, 2 – двойственность: двойственная реализация. Если сложить их, получится цифра, означающая период вызревания.

Ведь Махалакшми — это аспект любви божественной Матери[81], совершенство проявленной Любви, что должна придти перед тем, как эта высшая Любовь, находящаяся за пределами Проявления и Не-проявления, сможет выразиться — это то, о чем идет речь в «Савитри», когда Всевышний посылает Савитри на землю:

 

For ever love, O beautiful slave of God!

(XI.I.702)

(Перевод)

 

Извечная любовь, прекрасная рабыня Бога!

 

Это чтобы подготовить землю воспринять проявление Всевышнего, проявление Его Победы.

Если посмотреть на диаграмму с этой стороны, она становится понятной — понятной и даже содержательной: в этом что-то есть .

 

(Мать вдруг указывает на

листок бумаги, лежащий на столе

возле нее, на нем написана цифра 8)

 

Ты заметил эту цифру?… В «Савитри» есть такая строчка (не могу точно процитировать): «Везде, где есть Природа, есть и Он [Всевышний], ибо, поистине, Он и Она — одно.»[82] Мне нужно было найти иллюстрацию к этим строчкам[83], и я нашла - цифра 8.

Рисунок начинается здесь [Мать чертит первую половину восьмерки]: это склонившийся Всевышний. Затем, в основании [нижняя половина восьмерки] Природа, спящая Природа. И здесь [верхняя часть восьмерки] я сделала небольшой набросок (как символ глаза, носа и рта) для обозначения верха сознания. Так что Всевышний наклонился вот так, а Природа поднимается вот так [Мать рисует вторую часть восьмерки]. И все это [вершина восьмерки] золотое, затем идет перелив всех цветов радуги [середина восьмерки] и становится темно-синим здесь [основание восьмерки], в самой материальной части творения, затем голубой цвет становится все более светлым [при подъеме], пока, наконец, не становится золотым. И так бесконечно.

 

Восьмерка [«положенная на бок»] – знак бесконечности в математике (¥).

 

Да. Это очень интересно.

(Затем Мать рассматривает

одну за другой различные цифры

 тантрической диаграммы)

 

Цифра 4 означает Проявление (квадрат — условный знак Проявления). Так что вот здесь у тебя проявление Бесконечности: 4+8=12.

Цифра 6 означает творение.

12 — совершенство творения: совершенное творение.

30, это… 3 означает Сатчитананду, тогда 30 — это символ ее внешнего выражения (потому что 10 означает нечто, что выражено во вне). Так что 30 — это проявление Сатчитананды.

Итак, сначала у нас есть 6, затем 12 (совершенство проявления), 30 — проявление Сатчитананды и 48 — проявление Бесконечности. Ты видишь, диаграмма оживает!

Затем есть 42 — это двойственное проявление, то есть, Всевышний и Природа.

Потом 18… 10 (если это не 12… 12 — это два раза по 6, но и 10+2, но в этом - другой смысл), само по себе 10 — это нечто установившееся (11 — это нечто начинающееся, тогда как 10 — это нечто установившееся). Тогда получается 18, что означает установившуюся Бесконечность.

Затем 36, то есть, 3 раза по 12: это объединение 30 (Сатчитананды) и 6, творения.

Число 12 принадлежит Махашакти. Это сущностное творение, творение в своей сущности — созидательная Сила. И совершенство: совершенство в исполнении. 12 — очень важное число (24 — два раза по 12, 36 — три раза по 12).

48 — это четыре раза по 12. Это чрезвычайно важное число. Чрезвычайно важное.

И, наконец, здесь у нас 9: вызревание. Вызревание в Материи — не там высоко-высоко: здесь, физически.[84]

 

(Мать сама начинает рисовать

диаграмму с числами и

мантрой на санскрите)

 

Посмотрим, помню ли я санскрит…

У меня беда с глазами, я утратила всю свою силу выражения [Мать берет лупу и чертит]. Раньше я так легко писала эти буквы, а теперь больше не вижу…

Вот так.

Сейчас в диаграмме есть жизнь, ты понимаешь. В ней есть жизнь. И правильно рисовать вот так, то есть, это должен быть квадрат (не прямоугольник, как ты делал), квадрат, разделенный на 9 квадратиков. И это символ реализации (не реализации – вызревания), рождения сознания Махалакшми в Материи, то есть, формы божественной любви в Материи.

 

(Мать надолго склоняется над диаграммой.

Заметим, что символы диаграммы

надо читать и писать в определенном порядке,

чтобы они обладали своей настоящей силой)

 

Смотри-ка, здесь есть музыка!

 

(Мать начинает напевать мелодию

или вибрацию, которая пришла к ней

и соответствует диаграмме и рождению

сознания Махалакшми в Материи)

 

Еще не совсем ясно: после 30 идти туда или сюда?

 

После 30 идет 48, затем 42…

 

(Мать снова напевает)

 

Вот так, мой мальчик.[85] Я посоветовала бы тебе взять удобное кресло, стол, на котором удобно писать, расположить все удобно перед собой и начинать!

Жалко, что нельзя записать эту музыку.

 

(Мать снова напевает)

 

Вот так.

Это наполнено смыслом, вибрирует смыслом![86]

Я не уверена, осознавал ли он сам этот смысл, когда давал тебе эту диаграмму, но если осознавал, он передал бы его тебе … У меня такое ощущение, что он скорее просто эрудированный человек. Возможно, он  ощущает, но скорей всего не понимает.

 

Но откуда приходит значение чисел?

 

Глубокое значение чисел… Есть так много традиций, так много написано… что я остерегаюсь следовать им. Но глубокий смысл чисел пришел ко мне в Тлемсене, когда я была в Надразуме. Я не помню, как Теон называл все эти миры, но это было в том мире, который соответствовал самой светлой и самой высокой области Надразума [Overmind], как назвал его Шри Ауробиндо. Это было выше, чуть выше области богов. И это было нечто, что было в согласии с творением Надразума — с землей под влиянием богов. Там числа приняли для меня живой смысл — не что-то ментальное: живой смысл. Там мадам Теон и распознала меня, потому что над моей головой образовалось двенадцать жемчужин; она сказала мне: «Ты есть то, потому что у тебя есть это. Только то может обладать этим!» [Мать смеется]. Это было очень далеко от моих мыслей, слава Богу!

Но эти числа, они для меня живые. Они обладают конкретной реальностью.

И это [диаграмма] предназначена для подготовки «второго рождения», упомянутого в Ведах, духовного рождения. Чтобы стать полным существом,  причем сознательным во всей своей полноте.

Очевидно, это начало реализации. Но для многих людей это - крупное достижение.

Надеюсь, это больше не будет утомлять тебя.

 

(перед уходом)

 

Думаешь, твоя машина [магнитофон в другом конце комнаты] записала музыку?[87]

 

Очень надеюсь!

 

Я знаю кое-кого, кто мог бы положить ее на ноты: Сунил мог бы это сделать, он знает, как записывать музыку нотами. Я теперь уже не умею… я забыла все это. Я провожу все свое время, забывая все.

Я могла писать на санскрите так же, как пишу по-французски — все забыто.

Надо учиться терять все, чтобы приобрести все. Всегда, ежеминутно.[88]

Вот так.

Я попросила Суджату приготовить тебе апельсиновый сок — надо, чтобы это делал кто-то, кто вкладывает в это свое сердце.

До свидания, мой мальчик.

 

 

15 мая 1963

 

88. Этот мир был построен Смертью, чтобы она смогла жить. Ты хочешь уничтожить смерть? Тогда погибнет и жизнь. Ты не можешь уничтожить смерть, но ты можешь трансформировать ее в более значительную форму жизни.

89. Этот мир был построен Жестокостью, чтобы она могла любить. Ты хочешь уничтожить жестокость? Тогда погибнет и любовь. Ты не можешь уничтожить жестокость, но ты можешь преобразовать ее в ее противоположность, в  неудержимую Любовь и  полный Восторг.

90. Этот мир был построен Неведением и Ошибкой, чтобы они могли знать. Ты хочешь уничтожить неведение и ошибку? Тогда погибнет и знание. Ты не можешь уничтожить неведение и ошибку, но ты можешь превратить их в лучезарное превосхождение разума.

91. Если была бы только Жизнь и не было смерти, не могло бы быть и бессмертия; если была бы только любовь и не было жестокости, радость была бы только тепловатым эфемерным восторгом; если был бы только разум и не было неведения, наше высочайшее достижение не превысило бы ограниченной рациональности и житейской мудрости.

92. Трансформированная Смерть становится Жизнью, что есть Бессмертие; преобразованная Жестокость становится Любовью, что есть нестерпимый экстаз; преображенное Неведение становится Светом, превосходящим пределы мудрости и знания.[89]

 

Это одна и та же идея: противостояние противоположностей служит стимулом прогресса. Потому что сказать, что без Жесткости Любовь была бы едва теплой… принцип Любви, как он есть за пределами Проявленного и Непроявленного, не имеет ничего общего с вялостью или жестокостью. Но идея Шри Ауробиндо, как кажется, состоит в том, что противоположности являются самым эффективным и самым быстрым средством замесить Материю, чтобы проявление в ней Божественного стало более интенсивным.

Как переживание это абсолютно точно: как только вы входите в соприкосновение с вечной Любовью, высшей Любовью, сразу же возникает… (как сказать?) восприятие, ощущение (это не понимание, это очень конкретно): само материальное сознание, даже самое просветленное, самое обработанное, самое подготовленное НЕ СПОСОБНО проявить Это! Первое впечатление — это что-то вроде неспособности. Затем приходит переживание: нечто, что являет некую форму… нельзя сказать «жестокости», потому что это не жестокость, как мы ее понимаем; но в совокупности обстоятельств есть вибрация, которая с определенной интенсивностью представляет отвержение такой любви, какая проявлена здесь — это именно так: нечто в материальном мире отвергает проявление любви, какой она существует сейчас (я не говорю об обычном мире, я говорю о вершине сознания сейчас). Это переживание, я говорю о том, что имело место быть. И вот та часть сознания, которая была затронута этим противостоянием, обращается прямо к истоку Любви, С ТАКОЙ ИНТЕНСИВНОСТЬЮ, КАКОЙ БЫ НЕ БЫЛО БЕЗ ЭТОГО ПЕРЕЖИВАНИЯ ОТВЕРЖЕНИЯ. Тогда рушатся границы, нисходит поток, который НЕ МОГ проявиться ранее, и исходит нечто, что не было выражено раньше.

Это произошло не так уж давно.

Увидев это, можно заключить, что есть, очевидно, аналогичное переживание в связи с тем, что называют жизнью и смертью. Это нечто вроде «surplombement»[«нависания»] (это пришло ко мне по-английски, вот почему мне трудно выразить это ) постоянного присутствия Смерти или возможности смерти. Как он сказал в «Савитри»: у нас есть постоянный спутник, сопровождающий нас с колыбели до самой могилы; нас постоянно сопровождает эта угроза или присутствие Смерти. Что же, это придает клеткам такую интенсивность зова к Мощности Вечности, какой бы не было без этой постоянной угрозы. И тогда понятно — начинаешь чувствовать совершенно  ясно — что все это является только средством сделать Проявление более интенсивным, заставить его прогрессировать и сделать его более совершенным. И если средство грубое, то это из-за того, что Проявление очень грубое. И по мере его совершенствования и по мере того, как оно становится все более способно проявлять то, что ВЕЧНО ПРОГРЕССИВНО, очень грубые средства уступают место более тонким, и мир будет развиваться, не имея нужды в таких жестких противостояниях. Это только из-за того, что мир находится в детском возрасте, а человеческое сознание — в младенческом состоянии.

Это очень весомое переживание.

Следовательно, когда земле больше не будет нужно умирать, чтобы прогрессировать, не будет больше и смерти. Когда земле больше не будет нужно страдать, чтобы прогрессировать, тогда не будет больше и страдания. И когда больше не будет нужно ненавидеть, чтобы любить, тогда исчезнет и ненависть.

 

(молчание)

 

Это самое быстрое и самое эффективное средство, чтобы вытянуть творение из его инертности и заставить двигаться к своему расцвету.

 

(долгое молчание)

 

У творения есть еще один особенный аспект (возможно, это недавний, самый современный аспект): необходимость выйти из беспорядка и путаницы — дисгармонии, неразберихи. Путаница, беспорядок принимают всевозможные формы, превращаются в борьбу, бесполезные усилия, пустую трату. Это зависит от области, в которой вы находитесь, но, материально, в действии, это означает бесполезные усложнения, пустую трату энергии и материала, потерю времени, непонимание, неправильное понимание, путаницу, беспорядок — это то, что в древние времена в Ведах называлось искажением, искривленностью (это crookedness — я не знаю хорошего французского эквивалента для этого слова; это нечто искривленное, что вместо того, чтобы идти прямо к цели, петляет ненужными зигзагами). Это одно из того, что более всего противоположно гармонии чисто божественного действия —оно такое простое, что кажется по-детски простым… и прямое — прямое, без всех этих абсурдных и совершенно бесполезных зигзагов. Что же, очевидно, это то же самое: этот беспорядок является средством стимулирования нужды в чистой и божественной простоте.

Тело очень хорошо чувствует, что все могло бы быть таким простым, таким простым!

И чтобы существо — этот индивидуальный агломерат — трансформировалось, ему как раз и надо становиться все более, более и более простым. Вся эта запутанность Природы, которую человек сейчас начинает понимать и изучать, это так сложно даже для чего-то самого маленького — даже самая небольшая наша физическая деятельность является продуктом такой сложной системы, что это почти немыслимо… определенно, человеческому мышлению невозможно все это предвидеть и скомбинировать—, сейчас наука открывает это. И очень ясно видно, что чтобы функционирование могло стать божественным, то есть, чтобы оно могло избегать этого Беспорядка и этой Путаницы, оно должно становиться все более, более и более простым.

 

(долгое молчание)

 

Другими словами, Природа или, скорее, Природа в попытке самовыражения, была вынуждена прибегнуть к невероятному, почти бесконечному усложнению, чтобы воспроизвести изначальную Простоту.

Это возвращает нас все к тому же: именно благодаря этому избытку сложности становится возможной простота, но не пустая — богатая простота. Простота, которая содержит в себе все, тогда как без этих усложнений простота осталась бы пустой.

Это мое переживание последних нескольких дней.

Они уже делают подобные открытия. Например, в анатомии они открыли невероятно сложные возможности хирургического вмешательства. Это так же сложно, как и с их делением Материи на элементы: ужасающе сложно! И все это с целью, в целях выразить Единство, ЕДИНУЮ Простоту — божественное состояние.

 

(молчание)

 

Возможно, это пойдет быстро… Но вопрос сводится вот к чему, к ДОСТАТОЧНОМУ стремлению, достаточно интенсивному и эффективному, чтобы привлечь То, что может изменить это: трансформировать сложность в Простоту, жестокость в Любовь… и так далее.

И бесполезно жаловаться и досадовать, что все так устроено. Просто это вот так. Почему это так?… Когда все будет по-другому, мы, вероятно, узнаем. Иначе говоря: если бы мы знали причину, этого больше бы не было.

Так что все спекуляции вроде «было бы лучше, если бы этого не было» и т.д., все это непрактично — неуместно, совершенно бесполезно.

Нужно поторопиться сделать все необходимое, чтоб этого больше не было, вот и все, вот, что нужно делать.

Что касается тела, это очень интересно. Но это гора, ты видишь! гора переживаний, совершенно крошечных, но они имеют вес за счет своей громадной численности.[90]

 

 

18 мая 1963

 

(Мать просит принести ей акварельные краски, чтобы на практике показать различные цвета разных уровней сознания, начиная с самой материальной Природы и кончая Всевышним. Речь идет о том, чтобы проиллюстрировать символ Бесконечности, цифру 8, о чем Мать говорила в беседе от 11 мая: бесконечная игра Всевышнего, склоняющегося к Природе, и Природы, поднимающейся к Всевышнему. Мать говорит по-английски в присутствии одного ученика, художника, чтобы он передал ее слова H., ученице, делающей иллюстрации к «Савитри»)

 

Of course, all these things are lights, so you can’t reproduce them. But still, it must be a violet that is not dull and not dark (Mother starts from the most material Nature). What she has put is too red, but if it is too bleu, it won’t be good either – you understand the difficulty? Then after violet there is bleu, which must be truly bleu, not too light, but it must be a bright bleu. Not too light because there are three consecutive blues: there is the bleu of the Mind, and than comes the Higher Mind which is paler, and than the Illumined Mind which is the colour of the flag (Mother’s flag), a silver bleu, but naturally paler than that. And after this comes yellow , a yellow that is the yellow of the Intuitive Mind; it must not be golden, it must be the colour of cadmium. Than after this yellow, which is pale, we have the Overmind with all the colours – they all must be  bright colours, not dark: blue, red, green, violet, purple, yellow, all of them, all the colours. And after that, we than have all the golds of the Supermind, with its three layers. And than, after that, there is one layer of golden white – it is white, but a golden white. After this golden white, there is silver white – silver white: how can I explain that? (H. Has sent me some ridiculous pictures of a sun shining on water – it is nothing to do with that.) If you put silver, silver grey (Mother shows a silver box near by shining brilliantly in the sun) silver grey together with white… that is, it is white, but if you put four  whites together you see the difference. There is a white white, then there is a white with a touch of pink, then a silvery white and a golden white. It makes four worlds.

I have explained this (to H.) as I am explaining it to you, but H. Has not seen it so she can’t understand. I want to show her on paper. It is twelve different things (or twelve worlds), one after another.

 

*

*    *

 

(перевод)

 

Конечно, все это — различный свет, так что невозможно воспроизвести это. Но все же, сначала должен быть фиолетовый, но не тусклый и не темный [Мать начинает с самой материальной Природы]. Она добавила туда слишком много красного цвета, но если цвет получился бы слишком синим, это тоже было бы нехорошо — понимаете в чем загвоздка? Затем, за фиолетовым идет синий цвет, он должен быть действительно синим, не слишком светлым, но ярко-синим. Не слишком светлым, потому что есть три следующих друг за другом оттенка синего: сначала синий цвет Разума, затем более бледный цвет Высшего Разума, и затем Озаренный Разум, цвета флага [флага Матери], но более бледный, серебристо-синий цвет. После этого идет желтый, желтый цвет Интуитивного Разума; он не должен быть золотым, это должен быть желтый кадмий. Затем, после этого желтого цвета (бледно желтого), мы имеем Надразум со всевозможными цветами — это должны быть яркие цвета, не темные: голубой, красный, зеленый, фиолетовый, пурпурный, желтый… все это, все цвета. После этого идет золото Сверхразума, три слоя. Затем идет один слой золотисто-белого цвета — он белый, но золотистый. После этого золотисто-белого идет серебристо-белый: как объяснить это? (H.. посылала мне несколько странноватые наброски сияния солнца на воде — это не то.) Если вы смешаете серебряный, серо-серебряный [Мать показывает на серебряную краску, сверкающую на солнце] серо-серебряный с белым… то есть, это белый, но если вы сопоставите все четыре оттенка белого, вы увидите разницу. Есть бело-белый, затем есть белый с оттенком розового, затем серебристо-белый и золотисто-белый. Это четыре разных мира.

Все это я уже объясняла H. , но H. не видела этого, поэтому, не поняла. Я хочу показать ей на бумаге. Это двенадцать разных слоев [или двенадцать миров], один за другим.[91]

 

(Затем ученик читает следующий Афоризм:)

 

 

93. Боль – это твердое прикосновение нашей Матери, учащей нас, как переносить божественный восторг и расти в нем. Есть три стадии в этом обучении: сначала – терпение, затем – ровность души, наконец – экстаз.[92]

 

…Все еще идет период конфликта.

Все время есть периоды конфликта между внешними идеями и внутренним переживанием.

Проблема вот в чем: можно занять позицию терпения и переносить все, до той точки, когда вы сможете преобразовать боль в экстаз — этот эксперимент всегда можно проделать, в любой момент. Но материалистически настроенные люди скажут вам: «Все это очень хорошо, но так вы разрушаете свое тело.» И как раз в теле… [смеясь] надо бы проводить всевозможные эксперименты, как они делают их на морских свинках, чтобы узнать, может ли экстаз восстановить порядок в теле.

Вы страдаете от чего-то материального, чисто материального (с моральными страданиями все ясно, речь сейчас не о них; я говорю о чем-то совершенно материальном), от какой-то дезорганизации в функционировании или в структуре органов. Это вызывает страдание. Вы начинаете терпеть, затем терпение переходит в совершенную ровность, а совершенная ровность – в экстаз. Все это совершенно верно, и не только возможно, но и доказано. Но тогда эксперимент надо провести ДО САМОГО КОНЦА, чтобы установить, может ли сила экстаза восстановить порядок тела, или все кончится простым разложением: вы остаетесь в экстазе, но и умираете в экстазе. Так ли это?… Это не только возможно, но и совершенно очевидно. Но мы хотим не этого! Мы хотим восстановить порядок, устранить беспорядок В МАТЕРИИ — имеет ли этот экстаз силу восстановить порядок в функционировании и одержать верх над силами разрушения?

Чтобы узнать это, надо провести эксперимент до конца!

И всегда есть нечто, оно говорит, что риск велик… Мы слишком, мы еще слишком осторожны. Или это нехватка веры? Но это скорее нехватка знания, чем нехватка веры, потому что если мы говорим: «Все, что происходит, происходит по Воле Господа, и если в этом эксперименте тело разрушится, что же, это доказывает, что Он этого пожелал, и это все», и не о чем беспокоиться. И это верно, вы живете в этой идее, чувствуете так, воспринимаете так; только есть нечто, находящееся снаружи или приходящее снаружи, что говорит: «Все это очень хорошо, но законна ли эта необходимость или склонность к проведению этого эксперимента? Можно ли получить это знание, не подвергая себя столь большому риску?…»

Мы сталкиваемся с подобными проблемами.

Лично моя позиция (все это не для «Бюллетеня»), моя позиция — наблюдать все это: это мнение, то мнение, эта позиция, та позиция, и я остаюсь вот так [жест Свидетеля, совершенно пассивно остающегося вовне]. Я воздерживаюсь от решения и действия и становлюсь только свидетелем — безучастным свидетелем. Я говорю Господу: «Это Тебе решать, это не мое дело, Тебе решать это; то, что произойдет — это твое дело.» До сих пор это всегда приводило к вмешательству, которое восстанавливало порядок, но… Но нет определенного доказательства, что это произошло из-за этого или из-за того, что благодаря этому или тому восстановился порядок. Нет уверенности.[93]

Мы не знаем ничего в этой области. О! Как только мы находимся в области… даже ощущений, в витальной области, тогда все проблемы решены; там все очень-очень легко, не о чем и говорить; в области чувств все уже давно налажено. Я говорю не об этом, я имею в виду корни физического страдания. Там все-все охвачено непониманием, полным неведением, и все эти идеи, которые приходят из интеллектуального и научного развития, и они так самоуверенны, наполнены такой неоспоримой уверенностью! Уверенность материального переживания, того, что вы осязаете.

Использовать это и не быть управляемым этим; опираться на это и не попасть под его влияние — это очень трудно.

Возможно, кто-то гораздо более смышленый, более сведущий, чем я, найдет эту работу более легкой; но, вероятно, у него будет больше проблем внутри —у меня же внутри нет проблем! Но внешне… Ведь казалось, что химического открытия строения Материи должно быть достаточно, чтобы появилась точка опоры истинного сознания для воздействия на Материю.[94] И, возможно, как раз этим ученым, сделавшим это открытие и проводившим свои эксперименты по строению Материи, им не было бы трудно… Но поле самой крупной проблемы — это область медицины, поле терапевтического знания: их наука еще ПОЛНОСТЬЮ противоположна истинному знанию. Особенно когда речь заходит о равновесии тела. Они знают анатомию, они даже немного знают (не очень-то много), немного знают о химических процессах тела, они знают много того, чего не знает обычный смертный, и на основании этого они выдвигают догматические утверждения и спроваживают вас как ничего не знающего идиота. Все эти россказни о функционировании тела, что они знают? Естественно, если их спросить «Но почему это так?», они ответят: «О, почему? Не имею ни малейшего представления.»

Но тон, с которым они заявляют вам: «Это так и не может быть иначе!» И если им сказать: «Ваш опыт основан на статистике, но ваша статистика — ничто: она покрывает столь незначительное поле опыта, что ничего не стоит — вы ничего не знаете», тогда они посмотрят на вас с жалостью.

Они еще находятся в своем детстве, их догматическая уверенность свойственна детям. А, с другой стороны, те, кто знает все изнутри, не имеют опыта — еще никто не трансформировал свое тело! Никто не может вам сказать: «Вот так, это делается вот так и получается то-то; я сделал так и вышло вот так» — никто. Вот из-за чего это так трудно.

Очень трудно.

И затем, о! Все эти огромные волны мыслей, убеждений [Мать очерчивает огромные космические волны, приходящие снаружи и накатывающееся на нее], вся эта привычка Материи разлагаться и снова собирать себя, уничтожать сделанное и строить заново… Это приходит снова и снова, очень регулярно, как волны, бьющиеся о плотину.

Очень трудно.

 

(молчание)

 

Должно быть, это необходимо, потому что иногда, когда все так запутано, иногда я прошу Уверенности — и я хорошо вижу, я очень хорошо вижу, что если клеткам моего тела, телесному сознанию сказать: «Ты бессмертно; все эти трудности —это только переживания; ты страдаешь, но это не имеет никакого значения, это видимое расстройство не имеет никакого значения; все это — необходимые переживания, и ты дойдешь до самого конца переживания; ты дойдешь до самого конца трансформации», если бы это было ему сказано, тогда, очевидно, все стало бы только детской игрой, то есть, оставалось бы только перетерпеть трудности — а это пустяк. И вот я задаюсь вопросом… Но так мне не говорили, так мне никогда не говорили, мне никогда не давали Уверенность — время от времени тело обнаруживает себя в некоем СОСТОЯНИИ, состоянии бессмертия; но это не постоянно, это зависит и от других вещей; и как только появляется это «зависит», больше нет высшей Уверенности. В то же время, есть нечто вроде различения: очень даже может быть, что общее усилие клеток ослабилось бы, если бы им было сказано: «Это пустяки, все это не имеет никакого значения, потому что вы продолжите свое существование до самого конца работы», тогда, возможно, они бы «разболтались»? Исчезла бы концентрация воли в сражении. И тогда не выполнилось бы одно из необходимых условий.

Но приходит кое-что другое и говорит: «О, ты всегда даешь очень удобные объяснения, чтобы утешить себя!…» Ты видишь, я как свидетель [Мать делает тот же жест огромных космических волн, накатывающих на нее] чего-то вроде состязания всех реакций (чтобы меня поняли, я перевожу это на слова, но это не слова: это все ОЩУЩЕНИЯ; перевод в слова — просто для объяснения, но это нечто вроде ощущений или, скорее, состояний сознания; это все состояния сознания). И все это перепуталось… [жест волн].

А, это не для «Бюллетеня»!

 

*

*  *

 

(Перед своим уходом ученик прикладывает свой лоб к ступням Матери. Заметим, что в прошлый раз, когда ученик сделал тот же самый жест, Мать (она стояла) потеряла равновесие и чуть не упала)

 

Ты видел, что в прошлый раз я чуть не потеряла равновесие. Когда ты коснулся моих ступней, опустился… не некий столб, это был ураган! белого-белого света! Не прозрачно белого — разительно белого, как белизна молока. Но такая сильная масса! Это пришло так внезапно, что я потеряла равновесие. Это все, я только потеряла равновесие. И это оставалось там, это было там — ты видел, как какое-то время я стояла, не поднимая головы — это из-за того, что я видела это; это было… это было ГОРАЗДО БОЛЕЕ КРЕПКИМ, ЧЕМ МАТЕРИЯ. Это было чем-то совсем особенным и таким крепким! крепче, МАТЕРИАЛЬНЕЕ МАТЕРИИ. И в нем было могущество — вес, плотность, невероятно! Как громадный столб, и все стало совершенно белым. Абсолютно белым. Больше не было ничего, кроме белого, везде. И так продолжалось несколько секунд. И именно это, это могущество заставило меня потерять равновесие.

Я была не в состоянии сказать тебе об этом в этот момент!

Ты ничего не почувствовал?

 

О, да, я чувствовал Силу!

 

О! это было… [смеясь] это было довольно грозным!

 

(молчание)

 

Я не помню, чувствовала ли я когда-нибудь Силу вот так. Это нечто (как выразиться?…) более материальное, чем Материя. Это так. И это пришло не как нисхождение света, нет: это пришло массой, как УПАЛО.

Белое! белое-белое, разительно белое, ослепительное. Невозможно было смотреть на это. Вот почему я опустила глаза, я не могла смотреть на это.

И я не видела ничего, кроме этого — больше не было ни тебя, ни ступней моих ног, вообще ничего, было только это.

 

(молчание)

 

Ночью я иногда просыпаюсь (не «просыпаюсь» в обычном смысле, но пробуждаюсь) пробуждаюсь окруженной чем-то подобным, очень, очень, очень плотным — плотным. Что имеет вес.

Возможно, химик объяснил бы это!

Это кажется мне чем-то новым![95]

 

 

22 мая 1963

 

(Эта беседа состоялась несколько дней спустя после того, как ученик внезапно подвергся инфекционному «заболеванию»)

 

На другой вечер, к половине седьмого, я почувствовал себя очень плохо; моя голова раскалывалась, я действительно страдал: мучительные боли. Тогда я лег и внезапно почувствовал как бы ослабление — произошла внезапная перемена, за которой последовало облегчение. И на следующий день я узнал, что как раз в это время V разговаривал с тобой и сообщил, что я болен.

 

Было не только это, но и особенное переживание: в меня вошла Воля… Не знаю, некая Воля: «Решай». Нечто, что хотело, чтобы я решила: «Тебе решать». Тогда я сразу же сконцентрировала на тебе это могущество, я сказала: «Он должен выздороветь».

Это новое переживание. Это пришло очень сильно, как если бы мне было передано окончательное решение — моему ФИЗИЧЕСКОМУ сознанию. Тогда я сказала: «Прекрасно! Вот мое решение: он должен выздороветь.»

 

Больше всего меня поразила внезапность: вдруг я почувствовал облегчение.

 

Да, выздоровление шло не постепенно, ты выздоровел сразу же.

Затем, на следующий день, я справилась о тебе (потому что это меня интересовало, это совершенно новое переживание), я спросила: «Есть ли какие изменения?». И мне ответили, что ты чувствуешь себя гораздо лучше.

 

(Мать дает

ученику розу)

 

Вот эта для Суджаты: открытая, как ее сердце.

 

 

25 мая 1963

 

(Относительно письма личного друга ученика из издательства “Seuil”; друг предчувствует, что вторая рукопись книги о Шри Ауробиндо [“Путешествие Сознания”] также будет отклонена: «Я не знаю, прочел ли P.A.L. рукопись, я с ним об этом еще не говорил, но, прочитав несколько страниц, я почувствовал, что рукопись никогда не будет издана нашим издательством. В рукописи есть кое-какие недочеты и оплошности, но она будет отклонена по другой причине…»)

 

Хорошо! [смех]. Посмотрим, что они скажут. Собственно, я ни минуты не сомневалась, что эти люди не смогут ее опубликовать — не те люди.

Когда МЫ ее опубликуем, я уверена — уверена — что найдутся люди, которые захотят ее издать. Кроме того, это не та книга, которая имеет успех некоторое время, а потом о ней забывают. Она будет иметь долгое действие.

И что он называет «оплошностями»? — То, что он не может понять!

 

Этот человек хорошо понимает. Вероятно, он говорит с точки зрения литературы— мол, что-то слишком растянуто. Как бы там ни было, я не знаю, он мне напишет. Он мне скажет… Любопытно узнать, что он понял. Это открытый человек.

 

У меня скорее такое впечатление, что чтобы действительно оценить эту книгу, надо уже много знать — гораздо больше, чем знают эти люди.

У меня действительно такое впечатление — и из-за этого эта книга так и интересовала Шри Ауробиндо и он так много ею занимался — что это самый понятный способ объяснить все это тем, кто получил европейское образование. Или, в любом случае, тем, кто получил современное образование, у кого современный настрой ума; эта книга хорошо подходит и для американцев. А также для той части Индии, которая находится под влиянием английского образования — эта книга приведет их в соприкосновение под таким углом, что они смогут понять.

Ни на секунду я не сомневалась, что они не опубликуют эту книгу — в сущности, по правде говоря, я и не была бы очень уж довольна этим! Это не книга для их «Коллекции». Их «Коллекция» слишком банальна, поверхностна.

 

В любом случае, она не вошла бы в их «Коллекцию», потому что в этой книге свыше 300 страниц, а объем книг их «Коллекции» не превышает 150. Но книга могла бы быть издана за рамками их «Коллекции» — но, кажется, этого не произойдет… Любопытно было бы узнать их критику.

 

А! Они ничего не поймут.

Дай мне его письмо.

 

(Мать смотрит

на письмо)

 

О! Это человек интуиции. О, о!

О, он очень хорош! Гораздо лучше, чем то, что он пишет[96].

 

*

*  *

 

Я хотел бы задать тебе небольшой вопрос. В этой книге о Шри Ауробиндо я мимоходом говорю, что три аспекта — Трансцендентный, Имманентный, Космический — вероятно, соответствуют католической Троице: Отцу, Сыну и Святому Духу. Можешь ли ты точно мне сказать, что чему соответствует? Отец — это, очевидно, Трансцендентный аспект, а Сын?

 

Сын — Имманентный аспект.

 

А что тогда нисходящий Святой Дух?

 

Да, я спрашивала себя об этом много раз.

Было время, когда я знала это. Когда-то я разговаривала с другом кардинала, и он объяснил мне это, добавив, что кардиналов учат этому эзотерическим образом, запрещая говорить кому-либо об этом. Их также учат, что Святая Дева была Природой, вселенской Матерью.

 

Но что это за Святой Дух с «языками пламени», нисходящий на Троицу? Эти «языки пламени» не производят впечатления космического символа, не так ли?

 

Но я не вижу, как это Христос может быть космическим? Совершенно ясно, что это бог в человеке.

И почему? Нисходит ли Святой Дух повсюду или как-то ограниченно?

 

Согласно традиции, он нисходит на Троицын день.

 

Что такое «Троицын день?»

 

Я думаю, что это сороковой день после Пасхи.

 

Сороковой день после воскрешения.

 

В тот день собрались двенадцать апостолов, и было «нисхождение» Святого Духа в форме языков пламени.

 

Но Имманентное не «нисходит», мой мальчик!

 

Да, конечно! Но как может «низойти» Космическое? (в предположении, что Святой Дух — космический символ). И в форме языков пламени?

 

Может быть, это сравнение натянуто, нужно искать параллели совсем в другом.

 

(молчание)

 

Это скорее может быть частью провозвещения(не благовещения!) нового мира — нового мира. Тогда Святой Дух будет миром, который низойдет после человеческого мира.

 Я говорю это, потому что Теон всегда заявлял о пришествии «нового мира»; он не говорил о «Супраментальном», но он сказал: «Будут новые небеса и новая земля». Таким было его объяснение. Так что, возможно, изначально, в истоках католической религии было такое представление, что 40 дней спустя (что это может значить? Может быть, речь идет о 40 столетиях или 40 эпохах) произойдет нисхождение Святого Духа в форме языков пламени, оно войдет в тех, кто готов. Такое объяснение кажется мне самым логичным.

Очевидно, птица, этот «белый голубь», о котором они говорят, может быть это - Вселенское. Возможно, оно открыто проявится как результат этого нисхождения?

В сущности, мы пытаемся разделить целое на кусочки. Очевидно, это явление, новое проявление Божественного, которое произойдет некоторое время спустя после того, как Божественное воскреснет в человеке. Божественное в человеке воскрешается, это совершенно ясно: человек становится сознательным. И спустя некоторое время (цифра 4 означает проявление, 10 — совершенство проявления) совершенное проявление воскресшего Бога в человеке позволит проявиться этому вселенскому или космическому. Если так посмотреть на все это, тогда появляется смысл.[97]

Это «вселенское» может быть коллективной трансформацией. Трансформацией, которая больше не является только индивидуальной — нисхождение Святого Духа в сообщество?

Мне сказали, что даже в Школе кардиналов только наводят на мысли об этом, и каждому предоставляется понимать это согласно его способностям. Весьма вероятно, что это так. Но кто хранил традицию такой, какова она есть?… Неизвестно.

В конце концов, если интерпретировать так, тогда появляется смысл.[98]

 

 

29 мая 1963

 

Я хотел бы получить разъяснение по поводу отрывка из одной недавней беседы [от 3 мая], где ты говорила: «Есть нечто, что пытается привлекать как можно меньше внимания и концентрации другого…» И ты добавила: «То есть, уменьшается ОЩУЩЕНИЕ ПОСРЕДНИКА, необходимого для распространения сил и мыслей…» Что такое «ощущение посредника»? Ты имеешь в виду свою «роль посредника» в качестве распространителя сил? Ты хочешь уменьшить эту роль — ты отходишь в сторону?

 

Это не «роль». Эта роль - факт, нечто, что свершается не по выбору, совершенно не зависимо от индивидуальной воли и сознания — я все больше и больше убеждаюсь в этом, до невероятной степени. Работа проделывается через определенные элементы — совсем небольшая разница, знают ли они об этом или нет, содействуют или нет этой Работе. Так было решено, так было выбрано и это происходит так; хотите вы этого или нет, знаете об этом или нет, содействуете этому или нет — разница совсем небольшая. Это скорее вопрос личного удовлетворения.

И тогда, в той степени, в какой клетки тела больше не чувствуют своей раздельности (этого больше нет, даже в ощущении), нечто совершается (или происходит) безо всякого само-наблюдения. Что-то где-то [жест вверх] знает, хочет, действует; другая часть, находящаяся в состоянии счастливой восприимчивости и совершенной, необычайной пассивности, не вмешивается. И чем меньше эта часть наблюдает, тем лучше. Она остается в состоянии внутреннего созерцания или, скорее, обращенной к Высотам (к тем Высотам, что  повсюду,  а не только над нами), к совершенно светлым, совершенно сознательным, совершенно действенным Высотам. И это все, что нужно.

Чем меньше сознание обращено вовне, тем менее оно восприимчиво к препятствиям, сопротивлению —это кажется все более и более нереальным, эфемерным, крайне относительным.

В условиях неизбежных и обязательных повседневных контактов с людьми все больше растет ощущение, что вещи, как они есть, обладающие сами по себе более чем детской простотой (это совершенная простота) — что как только они соприкасаются с земной человеческой атмосферой, они становится сложными! И совершенно напрасно и бесполезно. Кажется, что обычное человеческое занятие — усложнять все, что могло бы быть чрезвычайно простым. И я вижу это день ото дня, во всех маленьких событиях каждого часа и каждой минуты. И затем, в определенных сознаниях — как только это касается определенных сознаний — это перекручивается, даже завязывается в ужасные узлы. Тогда требуется грандиозная работа, чтобы развязать и распрямить все это — все это со-вер-шен-но ненужные вещи!

Как раз последние несколько дней я смотрела на это и спрашивала себя: «Почему это так?…» Должно быть, это является средством — не знаю, вероятно, самым эффективным средством— выйти из инерции, тамаса. Если бы все шло с этой Простотой, с этим совершенным Спокойствием, что же, тогда человеческое сознание погрузилось бы в такое состояние, что попросту бы уснуло. Оно вернулось бы в состояние… даже не животного, а, спящего растения, наверное!

Должно быть, причина в этом.

Но когда смотришь на это с другой стороны, это такой абсурд — это невероятно абсурдно! До такой степени, что смысл любого произнесенного слова сразу же искажается — автоматически, не известно почему. И все, что так ясно и очевидно, что должно было разворачиваться гладко и беспрепятственно, сразу же попадает в водоворот усложнений.

И все-все-все действия, вся жизнь такова.

Тогда есть маленькие нюансы, маленькие различия, но эти различия принимают, естественно, значительные пропорции в этих искаженных сознаниях; тогда говорят «о! как хорошо все идет», а затем «о! как плохо все стало», но это не так! Это всегда ОДНО И ТО ЖЕ, но с маленькими нюансами.

Но истинное «все идет хорошо», ИСТИННОЕ, как оно есть, это так просто! Настолько просто, настолько спокойно, настолько непосредственно, настолько прямо, что это почти немыслимо для человеческого мышления и, в еще большей степени, невообразимо для человеческого ощущения. Вот так.[99]

 

 

 

 

 

 

 

 

Июнь 1963

 

3 июня 1963

 

(Мать готовится прочесть по-английски письмо Шри Ауробиндо)

 

Ты понимаешь, когда я читаю?

 

Конечно! Но ты устанешь…

 

Нет, это меня не утомляет.

 

(Мать читает)

 

Разум тела

И есть также темный разум тела, самих клеток, молекул, частиц. Геккель, немецкий материалист, где-то говорил о воле в атоме, и современная наука, имеющая дело с неисчислимыми индивидуальными вариациями в поведении электронов, все больше подходит к тому представлению, что это не метафора, а тень, отбрасываемая некой тайной реальностью. Этот разум тела ощутимо реален; из-за своей темноты, механического цепляния за прошлые движения и из-за его способности легко забывать и его отвержения нового, он оказывается одним из главных препятствий к проникновению, permeation[100] Силы сверхразума и к трансформации работы тела. С другой стороны, если только его действенно обратить, он станет одним из самых ценных инструментов для установления супраментального Света и Силы в материальной Природе.

(XXII.340)

 

Это в точности соответствует моему переживанию.

Именно этот разум клеток захватывается мантрой или джапой и начинает автоматически повторять ее, и с такой настойчивостью! в смысле НЕПРЕРЫВНО. Это то, что имеет в виду Шри Ауробиндо, когда он говорит о помощи этого разума: разум клеток хранит свою «мантру» сколь угодно долго [Мать сжимает свой кулак, жест показывает, что это прочно и непоколебимо].

Несколько дней тому назад, когда я заканчивала одну работу, была ситуация, которая требовала усилия, почти борьбы, и тогда я услышала (это любопытно), я услышала, как клетки повторяют мою мантру! Это было как хор, и каждая клетка автоматически повторяла мантру… О! сказала я себе: «Вот как!…» И как раз после этого, на следующий день или через день, мне показали это письмо.

Это удивительно верно.

Я слышала это — я слышала как КЛЕТКИ повторяли мантру. Было трудно (действительно было трудно) и автоматически они повторяли мантру. Это было как хор, хор в церкви, с бессчетным количеством голосов, это было очень любопытно. Это было так, как если бы множество слабых голосов, но бессчетное количество слабых голосов все повторяло и повторяло один и тот же звук. Это произвело на меня впечатление церковного хора, состоящего из очень, очень, очень большого числа детей — это были крошечные голоса. Но звук был очень ясен, я была ошеломлена, он был очень ясным: звук мантры.

 

А это тот же разум, который используют тантристы? Когда ты, например, говоришь о «темно-синем свете» физического разума, это относится к тому же самому разуму клеток?

 

Я так не думаю.

 

Ведь тантрическая сила тоже действует через джапу, мантру, через пробуждение физического сознания.

 

Я думаю, что их сила относится к более высокому уровню [чем уровень разума клеток]. Ведь они воздействуют на мозг: эффект такого действия всегда здесь [жест ко лбу и вискам], оно охватывает это [тот же жест] — это даже болезненно!

Это касается мозга.

 

Но как их сила действует в Материи? Ведь они действительно обладают силой в Материи.

 

Но ведь это очень материально — мозг материален! Мозг лишь чуть-чуть менее механичен, чем разум клеток. Но это действие материально; это не высший разум, это точно: это разум, ограниченный телом [тот же жест к вискам]. Тот разум, о котором я говорю, телесный разум, находится ВЕЗДЕ, во всех клетках: он есть в каждой клетке; тогда как тот разум, с которым имеют дело тантрики, локализован в мозге. Тантристы воздействуют на мозг,  их действие охватывает только лоб и нижнюю часть лица, не опускаясь даже до уровня горла.[101]

 

*

*  *

 

Как продвигается твое «черчение»? Все в порядке?

 

Да, я больше не устаю так, как раньше, но… В этой области, мне все кажется, таким механическим!

 

Все же я вложила туда Силу.

Я вложила туда Силу, потому что я могу ВИДЕТЬ твой янтрам вот так [Мать закрывает глаза и громко произносит:] 6, 12, 30…

Я это вижу, это существует.

Теперь это реально.

И там есть ритм — очень хороший ритм: 6, 12, 30, 48…

Ты видишь это, когда я об этом говорю?

Это стало реальным, могу тебя уверить.

 

*

*  *

 

Чуть позже

 

Я видела вчера семимесячного ребенка… он мудрец.

Он смотрит своей душой. Когда я на него посмотрела, его глаза озарились.

Ни плача, ни крика, но он произвел что-то вроде шума — он протянул ко мне ручки, как если бы сказал «Ааах!» Тогда я взяла его на руки, и он прислонил свою голову к моему сердцу — он не закрыл глаза и остался   восторженным.

Необычайно! Я никогда такого раньше не видела, это впервые.

Затем Чампаклал (это он его принес) не хотел относить его, пока он не прикоснется к моим стопам (я же думала, что это будет катастрофой): он положил ребенка на пол и наклонил вперед его голову — как только ребенок увидел мои стопы, он схватил их двумя ручками: каждая ручка схватилась за одну стопу!

Семимесячный ребенок!

И никакого крика или плача, только «Ааах!»

Этот ребенок никогда раньше не видел Чампаклала; Чампаклал взял его, ребенок не издал ни звука, никакого протеста: он держался вот так, совершено прямо, сидя на его руках.

Глаза! Глаза, которые уже смотрят внутрь. Когда я посмотрела в его глаза, сразу же возник отклик — отклик, который я редко видела в глазах людей здесь.

Он ничего не просил, он был доволен. И вдруг это «Ааах!». Я взяла его на руки — он сразу же прислонил свою голову сюда, к моему сердцу. И больше не шелохнулся.

Я не знаю, кто он.

Думала, что потом я это узнаю, но ничего подобного. Я не знаю. У меня только такое ощущение, что это не полная личность, это эманация кого-то, кто сознательно пришел, чтобы установиться там внутри. Но кто это… если бы мне сказали, что это Шри Ауробиндо, я не была бы удивлена. Как если бы Шри Ауробиндо сделал эманацию и вложил ее туда (я этого не утверждаю, я не знаю). Но это не просто кто-то или что-то.[102]

Либо это одно из неинкарнированных существ, либо Шри Ауробиндо позволил себе эту прихоть!

Он совсем маленький, крошка, но голова не большая по сравнению с телом: сложен пропорционально. Он совсем крошка. Семимесячный.

Но очень хорошо сложен: хорошенькие ручки, хорошенькие ножки. Очень хорошо сложен.

Это нечто новое, я никогда не видела подобного ребенка, никогда.

Он пришел на землю в Америке (это уже знак), но его родители — индийцы. Зачат и полностью сформирован за девять месяцев в Америке. И родился в Америке. И провел первые четыре-пять месяцев своей жизни в Америке.

Его мать перед своим замужеством сказала мне: «У меня будет ребенок только тогда, когда я этого захочу и, надеюсь так, как я захочу.» Это не случайный ребенок.

А, надо работать!

 

 

8 июня 1963

 

Я думаю, это было вчера ночью (ночью не со вчера на сегодня, а позапрошлой, то есть, 6 июня): свыше трех часов без перерыва не было сознания чего бы то ни было — не было мысли, не было воли, не было действия, не было наблюдения, ничего. Все это остановилось. Например, то, что происходит, когда есть переживание в подсознательном и вы работаете там — все это, все-все остановилось. Это было как действие Силы. Без мысли, без идеи, ничего, кроме ощущения и некоего восприятия (самое лучшее слово для этого — awareness [отдавать себе отчет] Силы, но действительно грандиозной Силы, будто бы Силы земли — все сочетания сил с действием, пришедшем свыше и работающем там-внутри. Это проходило через меня (особенно вокруг головы вплоть до груди, но это было и во всем теле, оно было сферическим), это проходило и шло, шло и шло, в одном направлении, в другом, в третьем направлении, не счесть числа этим направлениям, и не было ничего, кроме движений Силы (было нечто вроде восприятия цветов, но не так, как обычно: это было как некое знание соответствия определенных вибраций определенным цветам), но это была МАССА бессчетных движений, почти… во всяком случае, неопределенных и одновременных . Поначалу я сказала себе [смеясь]: «Что происходит?». Затем я подумала: «Нет, это неважно, просто позволю этому происходить.» И это шло, шло и шло — три часа без перерыва.

Я не знала… я не знала больше ничего, не понимала больше ничего, не отдавала никакого отчета; была только Сила, она действовала, и какая Сила!… Это была Сила, которая пришла извне и действовала на все силы земли: на большое и маленькое, точно на маленькие точки и на что-то неохватное, и это шло, шло и шло — в той точке, в этой точке и одновременно везде... Полагаю, что если бы разум был как-то задействован в этом переживании, он бы свихнулся! Это производило такое впечатление, ты знаешь, потому что это было таким грандиозным, что… И все время, все время нечто в физическом центре (в физическом центре, то есть, в телесной базе) находилось в состоянии экстаза; этот экстаз был очень интересным — экстаз, сверкающий как алмаз — он был таким сладким, таким сладким, таким мирным! будто бы все время говорил телу: «не бойся [смеясь], не беспокойся, не бойся, все хорошо.» Было так, как если бы все время высшее Могущество говорило: «Не беспокойся, не беспокойся, пусть все идет как идет, пусть все будет так …» Это длилось свыше трех часов.

Я спрашивала себя: «Каким будет мое состояние, когда я встану? Совершенно потрясенным, потерянным… каким?» — Но оно было очень спокойным, ничего не изменилось, только нечто вроде… нечто смеющееся и говорящее: «Ах! МОЖЕТ быть вот так.»

И разум совсем молчал, абсолютно: были оборваны все связи со всем, что люди везде и все время посылают — все это совершенно ушло. Действовали только вселенские силы вместе с чем-то, что пришло свыше, оно их насыщало, оно их посылало. И, во всем этом, была точка — это было как точка в этой необъятности — сверкающая точка, абсолютный экстаз, в таком мире и покое! необычайный экстаз, умышленно говорящий: «Не беспокойся; ты видишь, как все идет, не беспокойся, не беспокойся», ведь это определенно превзошло все возможные индивидуальные пропорции.

Это впервые. Я обладала потоками силы, я воздействовала на землю, ко мне приходили силы, много чего приходило, но такого никогда еще не было: было одновременно все вместе. Это было одновременно везде, все одновременно, и этот внезапный Приток, это было… Несомненно, было нечто, что хотело, чтобы я держалась очень спокойно и не беспокоилась. Надо было, чтобы я держалась очень спокойно.

У меня было впечатление, что меня уведомили о чем-то, что сейчас происходит. Ведь обычно, ночью я отрешаюсь от всего и универсализируюсь — нет, не так, не «универсализируюсь», а отождествляюсь с Господом. Это мой способ отдыхать. Я делаю это каждую ночь, это время моего самого глубокого отдыха и покоя. Но в эту ночь меня уведомили о работе Силы. Часто приходят разные переживания (последнее время было несколько), но это, такое в первый раз, ведь … Несомненно, нечто происходило ДЛЯ земли; но это приходило не из того центра сил, который обычно действует на земле. Это не было обычной работой сил на земле. Это было «нечто происходящее». И это давало ощущение того, что земля была совершенно маленькой — движение шло к земле и было для земли, но земля была крошечной.

Она была крошечной.

(молчание)

 

Там не было психологических восприятий (того, что я называю «психологическими восприятиями»; это, например, вибрации любви, вибрации мира, вибрации света, вибрации знания, могущества), этого не было, это было не так. Однако, все это должно было быть там, потому что было много чего, много чего, но все это было одним и тем же, что принимало различные формы; но я не видела форм, я не видела цветов. Это был только вопрос чистого ощущения. Чистого вибрационного ощущения: ничего, кроме вибраций, вибраций и вибраций, в… колоссальном масштабе.

Это новое переживание.

(молчание)

 

Очевидно, было… должна была быть причина для беспокойства, потому что как только я начала осознавать это переживание (оно началось до того, как я стала осознавать его; когда я начала осознавать его, было такое впечатление, что оно шло уже давно; следовательно, если я говорю, что переживание длилось три часа, то это означает, что я осознавала его три часа, но оно началось гораздо раньше: это началось около 11 часов вечера и длилось до трех часов ночи), так что как только я начала осознавать это переживание, очевидно, была причина для беспокойства, потому что мне сразу же было сказано: «Ты видишь, вот как это происходит», и благодаря экстазу в теле не было никакого беспокойства: «О! все в порядке, все хорошо.» И когда переживание кончилось, оно кончилось не так, как кончаются переживания, исчерпавшие себя; очень медленно, его будто бы закрывали для моего сознания, но не совсем закрывали, а отворачивали мое сознание от переживания, говоря: «не беспокойся». В начале и в конце. Но все же, когда я пробудилась, я сказала себе (потому что в голове было странное впечатление, это было нечто немного диковинное, как если бы она распухла! распухла, непомерно распухла), я сказала себе: «Возможно, завтра утром, когда встану (я встаю обычно в 4.30) я буду совсем одуревшей!» Вот для чего я наблюдала — но все шло хорошо, осталось только это ощущение какой-то раздутости. У меня было впечатление (но это было два дня назад, не прошлой ночью), что моя голова раздулась! Но ясность все же сохранилась!!! [смеясь] Все на своих местах!

Напротив, появилось нечто… вроде остроты, немного более острое и более ироничное восприятие — я не знаю, почему. Преувеличенное впечатление, что все в мире  - это «много шума из ничего» и во многом пустая путаница, ( это ощущение, оно присутствует уже в течение… можно сказать, веков) но теперь оно стало чуть более острым и более ироничным.

Но, если не это, то в остальном - полная ясность!

 

(молчание)

 

Если бы кто-то мог мне сказать…

Но, очевидно, не хотят, чтобы я это знала. Вероятно, я слишком много болтаю (!) Я всегда рассказываю тебе все свои истории а, вероятно, необходимости в этом нет, вот мне и не говорят. Ведь, ты знаешь, люди так любят ставить на все клеймо: «Это так, а вот это — вот так, это этак…» Это не нужно! Ты знаешь, это звучит как крупные заголовки в газетах: «Скоро войдет в строй…» [Мать очерчивает в воздухе крупные сенсационные заголовки]. Это не нужно.

Переживания могут длиться один час, два часа, но на этот раз было такое впечатление, что… меня вдруг заставили узнать. И я участвовала: этому [телу] позволили участвовать, потому что по какой-то причине, которой я не знаю (возможно, по причине работы, происходящей в теле, я не знаю — возможно, по этой причине), возможно, было необходимо, чтобы я участвовала. Но такое впечатление, что это нечто грандиозное, что происходит сейчас .

Ведь в ходе переживаний пульсаций Любви в апреле прошлого года у меня было восприятие цвета, было «психологическое» восприятие того состояния, в котором есть (как выразиться?…), например, есть качество вибрации Любви (нечто, что не имеет вообще ничего общего ни с чем земным). В тот момент я была Этим, я была этими вибрациями, но я знала все качество этих вибраций, и это оставалось со мной целые месяцы — теперь же совсем не так! Теперь было только действие, ТОЛЬКО действие. И действие, в котором человеческое тело было не больше муравья. Гораздо меньше муравья: неуловимой точкой. И однако, было так, как если бы было ТОЛЬКО это тело! как если бы там было только это тело и именно это тело все делало. И тело было телом… ВСЕМ телом! А эта точка — эта живительная точка экстаза — была совсем маленькой. Она была крошечной. Но она была там, очень настоятельная, очень сознательная, говоря мне: «Не вмешивайся; позволь происходить абсолютно всему, все в порядке — ты видишь, все в порядке.» Совсем маленькая, крошечная… И однако это было мое тело: я тебе говорю, моя голова все еще кажется мне раздутой!

Это странно.

(молчание)

 

А это новая сила или же это то, что обычно происходит? Это новая работа на земле или же ты видела нечто, что обычно происходит, но что ты не осознавала прежде?

 

Я спрашивала себя… Но вопрос поставлен некорректно. Это нечто из Вечного, что, из-за того, что оно происходило в тот момент (не в ту минуту, потому что, как я тебе сказала, оно должно быть происходило задолго до этого и после этого)… оно стало чем-то новым БЛАГОДАРЯ тому, что произошло.[103] Тогда, возвращаясь к тому, что мы знаем, можно было бы сказать (но это обычная болтовня), что проявилось нечто новое.

Но было впечатление… впечатление Вечности. Вечности ЗА ПРЕДЕЛАМИ ВРЕМЕНИ (не чего-то, что длится неопределенно долго, а чего-то безвременного), да, и слова были бы: «нечто, что проявилось», «нечто, что стало ощутимым» или «нечто, что начало действовать» — это не так, потому что… Да, то, что действует, что становится ощутимым благодаря тому, что действует.

Такое впечатление.

Можно было бы также сказать: нечто вселенское, что становится индивидуальным; индивидуальным не в смысле маленькой личности, а сознающим себя.

Но, что примечательно, это не имело СОВЕРШЕННО НИЧЕГО общего со всякой интеллектуальной деятельностью, с самой высокой до самой низкой — ничего. Ничего. Ничего общего со знанием, наблюдением, различением, интеллектуальным восприятием, пониманием, суждением, я не знаю… Словом, ничего, ничего, ничего общего со всем этим. Это была… Сила в движении.

«Сила» — это ничто! Сила — это нечто очень маленькое. Это было… впечатление чего-то грандиозного!

Это не имело ничего общего ни со Знанием, ни со Светом, ни с пониманием (со всем интеллектуальным светом и интеллектуальным знанием); ничего общего с Любовью (с тем, что я чувствовала в тот раз, что имеет свою собственную вибрацию). Самое лучшее определение, которое можно дать этому — это Мощь. Это была Мощь в ее самом грандиозном аспекте — сокрушительном. И с НАСТОЯЩИМ Все-Могуществом; Мощь во всем своем могуществе, с чем-то непоколебимым, неизменным, неприкосновенным.[104] Да, это действительно Могущество, это действительно так.

Но Могущество, ты понимаешь… Например, мощь урагана — ничто по сравнению с этим. Всю мощь, которую человеческое существо может выдержать, даже, вероятно, вообразить, есть ничто — ничто… это [Мать делает легкий выдох] как мыльный пузырь.

Ощущение чего-то, что нельзя ни выдержать, ни почувствовать из-за его грандиозности.

И было совершенно ясно, что это попечение, всевышнее Попечение очень заботилось о том, чтобы предупредить меня: «Все в порядке.» Очевидно, без этого было бы такое впечатление, что все-все-все вот-вот растворится.

Так что, призвав нашу маленькую рассудительность, мы можем сказать, что, возможно, это проявила себя супраментальная Мощь, впрочем, я не знаю.

 

(молчание)

 

Но не было восприятия света, не было того, что могло бы послужить указанием; не было восприятий чувств, любви, что могло бы послужить указанием; не было ничего этого, ничего — ничего, кроме того, что может заставить вас надуть щеки (!), это столь грандиозное, что оно неописуемо. Неописуемо.

Это, очевидно, Мощь.

Мы всегда представляем себе мощь, силу, действующую НА что-то, НА объект, у которой есть объект ДЛЯ реализации чего-то; мы не отделяем одно от другого —ничего такого не было, а было… это была Мощь в действии. Но не было действием НА что-то.

У меня было впечатление, что это был решающий этап, совершенно превосходящий мое маленькое понимание.

 

(молчание)

 

Когда-нибудь мы узнаем.

Но объяснение придет позже: это упрощение,, сведенное к нашей шкале понимания… [смеясь] чтобы порадовать нас![105]

 

 

12 июня 1963

 

Кое-что было… Я уже стирала это, когда что-то сказало мне: «Если ты не расскажешь это Сатпрему, оно будет навсегда потеряно.» Но я уже начала стирать, так что сейчас я не помню, что это было…

Это было ночью, посреди ночи.[106]

 

(молчание)

(Мать пытается вспомнить,

бьют часы)

 

Это было довольно острое ощущение, что пока мир, пока земля переходит из одного состояния в другое, есть нечто вроде переходного периода; и всегда это как на горном хребте [жест неустойчивого равновесия], и есть очень опасный момент, когда что-нибудь совсем малое может вызвать катастрофу — и тогда много чего придется начать заново. Это же самое явление есть и в совсем малых масштабах, в масштабах человека, в том смысле, что когда он переходит из одного состояния сознания — из совокупности состояний, составляющих его индивидуальность — в более высокое состояние, или когда он вводит в свое состояние некий элемент, который приведет к новому синтезу, тогда всегда есть опасный переход - возможна катастрофа. И ощущение, которое было у меня этой ночью, касалось того, что земля сейчас проходит через один из таких переходных периодов и что есть — была или есть — возможность катастрофы.

 

(молчание)

 

Если бы можно было сохранить равновесие (это почти вопрос равновесия), не упав туда или сюда, если бы можно было удержать равновесие, миновав это состояние, тогда дальше был бы целый период нормального развития, и быть может, гармоничного развития.

 

(долгое молчание)

 

Таков закон прогресса: идет ли речь о развитии сфер и миров или же об индивидуальном прогрессе, это всегда одно и то же явление, только в разных масштабах. У меня такое впечатление, что мы находимся в одном из таких периодов.

Надо очень хорошо позаботиться о том, чтобы сохранить равновесие.[107]

 

 

15 июня 1963

 

Я получил письмо от моего друга во Франции, в нем он долго рассказывает об одном человеке, написавшем три тома книги под заглавием «Гнозис».

 

Оох!

 

Он русский, но живет в Швейцарии; его инициалы B.M. У него есть центр и ученики. Я попросил его фотографию и хотел бы, чтобы ты помогла мне понять, что это за человек.

 

[Мать смотрит на фотографию] Во всяком случае, он интеллектуал — не духовный человек, это ясно. Он может обладать некоторыми витальными силами (это то, на что люди обычно ловятся). Да, это интеллектуал, идеалист. У тебя есть его тексты?

 

Нет.

 

Он ужасно хорошо воспитан — вот что скучно! [Смеясь] У этого господина очень хорошие манеры!

 

У меня такое же впечатление: он производит впечатление буржуа в крайней степени.

 

Этот господин очень «респектабельный».

Должно быть, это остроумный человек, у него довольно тонкий ум. Ироничный: должно быть, он очень ловок в ответах, это действительно то, что по-французски называется “острый ум ”.

На фотографии нет знака его силы, но если он окружен многими людьми, он должен обладать витальной силой.

Но это не великий ум: он не выходит за пределы идеалистического интеллекта. Но для людей этого более чем достаточно, потому что настоящая духовная сила – это выше их понимания — но даже к маленькой витальной силе, или ментально-витальной, они очень чувствительны.

Этот человек мог практиковать тантризм на манер Вудрофа, я не знаю. Много людей такого типа обращаются к Суфизму — они очень легко обращаются в суфизм. Но, что касается настоящей духовной жизни, мало кто…

 

Он написал три тома под заглавием «Гнозис».

 

Это большая амбиция.

Но он интеллектуал, он мог что-то воспринять интеллектуально.

Тебе написал кто-то из Франции?

 

Это написал мой друг, а поскольку он находится под влиянием В.М., я хотел бы знать, в хорошие или плохие руки он угодил.

 

Потолок не очень высок, но это не обязательно означает «плохие руки».

Он аристократ, твой господин. Может быть, он из старой русской аристократии?

 

Мой друг аристократ, маркиз «такой-то». Но это не обычный маркиз: он искатель приключений.

 

Да! Это часть его характера. Он — кшатрий[108], это составляет часть его характера: искатель приключений.

Но этот-то ужасно хорошо воспитан! [Смеясь] Очень хорошие манеры, возможно, изысканные. Это интеллектуал.

Он гуманист, но во благо ли человечества он действует?… Или для собственной славы?!

 

Он говорит, что получил Послание. У него есть Послание.

 

А! У него есть, что открыть миру — Господи! бедный мир! как много откровений!…

В конце концов, подождем  его книгу, а там посмотрим.

Ведь ты знаешь эту историю с одним румыном[109], его пытали коммунисты, и у него было видение Шри Ауробиндо (впрочем, он не видел его таким, как он есть: он видел его согласно собственному представлению – худым и аскетичным), и, в конце концов, это видение сказало ему: «я — твоя душа» и т.д. Но он даже никогда не видел, как пишется имя Шри Ауробиндо, он только о нем слышал и написал его имя очень странным образом [Aurobin Dogos]… Это только КАЗАЛОСЬ чем-то от Шри Ауробиндо. Но, как бы там ни было, это дало ему силу пройти через все эти пытки — ужасные, невообразимые пытки. И ему удалось сбежать; кто-то помог ему сбежать (сейчас он в Англии, в безопасности). В то время он так страдал, что подумывал о скорой смерти; но пришел этот «голос», это видение, и оно говорило с ним часами, придало ему мужества, оно сказало: «душа НИКОГДА не отчаивается, ей есть что делать и т.д., и ты должен вынести все это.» И он вынес все благодаря этому видению.

Что же, что-нибудь подобное могло произойти где угодно, и люди могли получать вдохновения — мы не знаем.

Очевидно, Сила действует везде, где есть восприимчивость, это точно.

 

*

*  *

 

(Мать возвращается к предыдущей беседе, где она говорила об опасных переходных периодах для земли и для отдельных людей, когда все находится в неустойчивом равновесии)

 

Это происходит еще достаточно часто.

Этим утром опять, в течение нескольких часов (это началось в конце ночи, между тремя и четырьмя часами, и продолжалось до 6.30 – 7 часов утра) было ощущение балансирования как на горном хребте [жест]: надо быть очень внимательным, очень спокойным — не неподвижным, но спокойным.

Должно быть, в такие моменты (если взять совсем маленький масштаб) люди заболевают; когда люди заболевают, это должно быть (по их меркам, конечно, в масштабе, наверное, совсем маленьком), это должно быть вот как [жест неустойчивого равновесия]: они переходят от одного мгновения к другому, из одного состояния равновесия в другое, и если они не внимательны, то они опрокидываются. И тогда ВНУТРИ этой болезни они находят новую гармонию — [смеясь] либо здесь, либо в другом мире!

 

*

*  *

 

(Затем Мать говорит о визите Пандита Неру, который произошел позавчера, 13 июня)

 

С этим визитом, который можно назвать президентским, был, естественно, большой тарарам: все были возбуждены, во всяком случае, большинство людей. Этот визит был, так сказать, вынужденным для меня, в том смысле, что я не хотела встречаться с ним — я не чувствовала, что была в таком состоянии, когда это могло иметь решающее значение. Но были люди, возлагавшие большие надежды на эту встречу (везде понемногу, даже в Швейцарии, в Америке), они думали, что я смогу что-то сделать… Но с внешней точки зрения это было, конечно, иллюзией.

И вдруг так ясно пришло, как если бы Сам Господь все устроил, и это можно было перевести так: «устрой ему душ Господа». Ты понимаешь, создать определенную атмосферу (не надо слов, не нужно ничего говорить), создать атмосферу  Господнего купания. И все, попадающие в эту атмосферу, обязательно попадут под душ Господа. Это было так мило! И так просто, так радостно, непретенциозно, без громких слов: нечто очень простое, очень естественное! Так что рано утром я пошла в ту комнату; перед этим визитом я должна была увидеться со множеством людей, но уже утром я начала готовить  свой душ Господа! После всех этих встреч  у меня оставался почти что час перед визитом Неру, и все это время я готовила «купание»… Это было очаровательно!

Вероятно, он что-то почувствовал — они очень «толстокожие» эти люди, не правда ли, : перегруженные, очень самодовольные, естественно, убежденные, что они знаю все и могут все (к сожалению, они действительно много могут), так что вся их жизнь организована так, чтобы ПРЕПЯТСТВОВАТЬ всякой внутренней восприимчивости.

Но купание, купание было!

Он пришел на две-три минуты, а остался на пятнадцать минут.

Я ничего не говорила. Говорил кто-то другой. К самому концу было видно (я предоставила ему комфортабельное кресло), было видно, что он хочет встать с кресла, как бы говоря: Now I must go [«теперь я должен идти»]. Тогда я ему просто сказала: You need a little rest [«Вам надо немного отдохнуть»] — ты бы видел лицо этого человека: сразу исчезло напряжение. Все это время его пальцы двигались вот так [Мать барабанит пальцами по подлокотнику кресла], два пальца двигались вот так все время, несмотря на то, что я все время опускала на него Мир и Покой — но его пальцы все время двигались из-за внутренней активности. А когда я сказала ему это, в его лице что-то расслабилось, и пальцы остановились. Но было уже очень поздно: его ждали, так что спустя некоторое время я позволила ему уйти. Но это было очень интересно: я просто сказала ему: You need a little rest [«Вам надо немного отдохнуть»] — и все остановилось.

Но ментально, ты знаешь… [Мать делает жест полной закрытости] Сюда приезжал принц Кашмира, совсем молодой человек[110]; он поехал в Англию и написал научную работу о политической жизни Шри Ауробиндо «Шри Ауробиндо, пророк индийского национализма» [Sri Aurobindo, Prophet of Indian Nationalism] с предисловием Джавахарлала Неру. Я прочитала это предисловие, но позже, на следующий день после визита Неру — оно ужасное! Полное непонимание, он ничего, ничего, ничего не понимает, он совершенно закрыт. Предисловие очень дружелюбное, но написано человеком, который ничего не понимает… Скажу тебе вот что: между моим первым и вторым визитом сюда, когда я была в Японии и Ганди начал свою кампанию[111], он послал телеграмму, а затем и гонца сюда, к Шри Ауробиндо, прося его стать президентом Конгресса — на что Шри Ауробиндо ответил «Нет».

Они никогда не простили его за это.

 

Да, он никогда не понимал, почему Шри Ауробиндо не возобновил свою политическую жизнь.

 

Нет. И, затем, Неру принимает аскетизм Ганди за духовную жизнь — это всегда одна и та же ошибка! И нет средства вытянуть этих людей из этой ошибки. К сожалению, весь мир придерживается этой же идеи.

И когда было то предложение Крипса[112], я думаю, что это Неру (или Ганди, я не помню, кто из них) сказал: «Он отошел от политической жизни, зачем же он вмешивается! Это не его дело» — они никогда его не простили. То есть, полная закрытость, неспособность понять, что можно иметь знание более высокое, чем практическое знание.

Вот так.

 

Ты думаешь, что над Индией нависла новая угроза?

 

Со стороны Китая?… Я не знаю. Об этом много говорят.

Во всяком случае, Х заявил, что что-то случится в апреле — ничего не произошло!

Это пришло несколько дней тому назад, я начала снова думать об «этом». Тогда я посмотрела и сказала себе: «Но ведь апрель-то уже прошел?» Это было как раз совсем недавно — возможно, они что-то готовят, я не знаю.

Но китайцы достаточно восприимчивы, несмотря на их коммунизм. Они восприимчивы к идее человеческой доброй воли, в том смысле, что они думают, что их политическая организация — самая лучшая с человеческой точки зрения, и поэтому они хотели бы, чтобы весь мир ее принял — есть искренность в этой их убежденности, они верят, что это наилучший способ жизни. Они вовсе не хотят ничего плохого. И они очень умны.

В любом случае, они могли бы сделать все, что захотели [в прошлом октябре, на незащищенных северных границах Индии], но они ничего не сделали.

 

Да, это невероятно!

 

[Мать улыбается]. Не так уж невероятно. Но, во всяком случае, это говорит об определенной восприимчивости.

Им больше нравится обладать ментальным и политическим господством, чем вести войну. Ты понимаешь, они не склонны убивать людей.

И кажется (это то, что я слышала, но я не знаю), все их заключенные (у них масса заключенных — к сожалению, среди них множество индийцев —  большинство из них были отпущены на свободу), они все говорят, что с ними чудесно обращались в тюрьме. Я слышала это отовсюду.

И Неру (мне вчера рассказал об этом Павитра: он ходил в мэрию слушать речь Неру), Неру — убежденный социал-демократ, верящий, что идеальная организация общества состоит в том, чтобы возможность развиваться имела не только «элита», но и «широкие народные массы» (будто они хотят этого!… но как бы там ни было). Это идея — у каждого есть своя идея. Но, кажется, китайская атака нанесла мощный удар по его убежденности: ему казалось невозможным, что китайцы могут так поступать (!) Он был сильно поражен.

Конечно, они не видят дальше кончика своего носа, и потом удивляются, что обстоятельства [смеясь] не согласуются с их представлениями!

Но ВНЕШНЕ ничего не поделаешь [чтобы воздействовать на Неру и политиков]. Только сидя в кресле и находясь в очень спокойном состоянии, можно что-то сделать — при условии, что будет не слишком много людей, знающих, что вы собираетесь что-то сделать (!)

Вот так.

В тот день я попросила S.M. придти одновременно с Неру (он — друг Неру, ему Неру доверяет), и с Неру говорил S.M. И я видела, что если бы S.M. вообще молчал и я бы ничего не говорила, а Неру в тишине сидел бы в своем кресле, то он долго бы там не просидел! Он бы поднялся и ушел. Для него это было бы слишком сильно, он не смог бы высидеть. Тогда как, слушая S.M., он не обращал внимания, и я могла потихоньку-медленно делать свою работу. То есть, эту работу можно сделать только СОВЕРШЕННО окольным путем, совершенно.

После его визита началось будто бы некое вторжение… Совершенно неожиданное вторжение. Когда я увидела это, я сказала себе: «Так-так! Вот как я защищена!» Если среди этих людей кто-то имел бы дурное намерение, он запросто смог бы придти! Это было вторжение всего правительства Пондишери: это были члены совета. Как разбушевалось… не знаю, если я скажу «разбушевалось как море», я сделаю им комплимент! Можно было бы сказать «стадо», но у стада нет вульгарного скептицизма этих людей; у стада благосклонное несознание, тогда как несознание этих людей недоброжелательно.

И я не знала их (я знаю их, но я их не знаю!), но я узнавала, кто это был, только по тому, как они реагировали на мою атмосферу. Это было очень забавно. Особенно по поводу двух из них, когда они вошли, я подумала: «Так! должно быть, это тот-то, а тот, наверняка, тот-то», просто судя по реакции на их лицах — по передергиванию лица при попадании под этот душ! Но во всей этой толпе был один человек, бравый молодец, одетый в военную форму — только один — лицо которого было (как выразиться?), может быть, сказать «достойным» или «возвышенным»? Вдруг на его лице появилось какое-то достоинство. Это был шеф полиции Мадраса (!)

Только он так отреагировал.

 

Я спрашиваю себя, как позволили войти всей этой толпе; не должны были позволять, чтобы тебе…

 

Я говорю тебе, я отдана на милость неизвестно кого! Разве что люди предупредят, что намерения у них дурные, тогда им не позволят войти!

 

Но ведь люди подобные G — явные бандиты!

 

Да, как раз G я и узнала. G и D — этих двоих я распознала. Я сказала себе: «Так, это G», а по поводу другого: «Так, это, должно быть, D», просто по реакции на их лицах!

Нет, ты себе не представляешь! Это был такой натиск[113]! Двадцать человек одновременно. Я сказала себе: «Так-так, физически я не защищена.» Разве что если придет убийца и скажет «я пришел убить» [смеясь], тогда они не позволят ему войти!

Нолини был несколько сконфужен; он сказал мне: «Я хотел кого-то остановить, но он оттолкнул меня в сторону со словами “я тоже министр”»!! [смех]

 

А! они смехотворны… что за фарс!

 

*

*  *

 

(перед уходом)

 

Есть ли что-то особенное, что ты хотел бы съесть?

 

Нет, милая Мать, у меня действительно есть все, что нужно.

 

Ты уверен?

 

Точно, все-все-все.

 

За исключением того, чтобы наедаться досыта!… Хотя для еды слишком жарко. Тебе жарко?

 

О, да, но это привычно.

 

Для меня этот климат восхитителен! Я благодарна Господу: я больше не чувствую ни жары, ни холода, ничего подобного. Но я вижу, что люди страдают от жары.

 

Я страдаю от жары только когда пишу. Я горю, когда я пишу. Я горю! Мое тело буквально горит. Когда я писал книгу о Шри Ауробиндо, я был изнурен — меня жгло, ты понимаешь, я пылал! Тогда я покрылся солью: я не потею, я становлюсь совсем соленым!

 

О, ты действительно человек с Запада!

 

Кхм!…

 

Нет, это так, тело людей обычно строится в соответствии с тем, где им предстоит жить, но лично я чувствую себя комфортно только здесь. До тридцати лет, все свое детство и юность мне всегда было холодно — всегда холодно. Хотя я каталась на коньках, делала зарядку, вела очень активный образ жизни — но было холодно, ужасно холодно! Такое впечатление, что мне не хватало солнца. А когда я приехала сюда: «А, наконец-то! [Мать набирает воздух] теперь мне уютно.» В первый раз, когда я приехала сюда, принеся в своем теле весь этот накопленный холод, в самый разгар лета я гуляла в шерстяном костюме! Юбка, кофточка и накидка. Люди таращились на меня… Я же этого не замечала: это был мой естественный костюм.

А когда я уезжала отсюда, я плыла пароходом (в то время не было воздушного сообщения), когда я оказалась в Средиземном море, я заболела — от холода! в Средиземном море. Так что я действительно была создана для работы здесь [смеясь], это было предусмотрено[114]!

Но можно ли что-то сделать с этим ощущением жары?

 

О, пока я не пишу, это не имеет значения — думаю, что я не буду все время писать книги?

 

В следующий раз я дам тебе бутылочку для растирания. Разотри свое тело прежде чем писать! [смех]. Тогда тебе будет прохладно.

 

 

19 июня 1963

 

Сейчас действительно трудный период.

Всю прошлую ночь…

Есть некая деятельность, она проходит в полутьме, местные люди — люди отсюда, из Ашрама — считают ее светом… и там каждый ведет свою деятельность в соответствии с собственными идеями и тем, что он считает «знанием»; и все это проходит в полутьме, там большая путаница и… ощущение совершенно гнетущей немощности. Это длилось в течение часов. Наконец, я захотела — я захотела выйти из всего этого совсем, любой ценой, и вернуться прямо к Свету, выйти и на свободную дорогу. Но это было буквально невозможно: все дороги, на которые я пыталась выбраться, вдруг рушились или исчезали, как если бы они упирались в стену или поглощались сложностью чего-то несвязного, либо внезапно кончались, уходя в бездонную расселину… Помню, как в одном из таких мест я захотела совсем оттуда выбраться, но я вышла к отвесному обрыву и сказала себе: «Что мне теперь делать?» И в этот момент я увидела человека, я не знаю, кто это был, но он был одет в костюм альпиниста (это было символом), и у него было все альпинистское снаряжение для спуска по отвесному склону; с помощью своего ледоруба он закрепился и стал спускаться; тогда я сказала себе: «Это НАМЕРЕНИЕ найти путь, но так путь не найдешь.» И я стала концентрироваться, и как только я сконцентрировалась, сразу же смогла найти путь, ведущий на террасу.

Меня сопровождали три-четыре человека (но это люди-символы). Все это происходило в полу-ночи, а снаружи была всеобщая ночь. Но когда я достигла террасы, там на улице был как бы большой уличный фонарь, дававший белый свет (полусвет электрической лампы в ночи: это ничто). Это была довольно длинная терраса, обрывавшаяся в пустоту со всех сторон: не было никакого способа оттуда выбраться: в конце терраса блокировалась чем-то вроде дома, а по краям был крутой обрыв в черную дыру. И тогда было это ощущение немощности, незнания — незнания, куда идти, что делать, это было… И это ОБЫЧНОЕ СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ — сознания человеческой деятельности. Но в моем сознании (потому что я была зажата там) это было действительно… прошлой ночью почти как пытка; это было ужасно.

И я спросила себя: «Но как же отсюда выбраться?» Я сконцентрировалась и вновь овладела сознанием божественного Присутствия, но что-то мне сказало: «Ничто не отвечает, это не действует». Это было ужасно. «Ничто не отвечает, это не работает; это не действует, ничто не может измениться, ничто не отвечает; ничто не отвечает, это не работает.» Я была там с двумя-тремя людьми. Я села (одни комнаты были выше других, из-за чего получалась разница в уровнях между террасами), я села на край, сконцентрировавшись на одном вопросе: «Что делать? Что делать? Как поступить? Что делать? Как поступить? Что делать? Где рычаг?» Я искала рычаг, чтобы изменить это. И я не находила его. Вдруг из самой нижней комнаты вышел маленький старик, совсем старый, он производил впечатление привязанности ко всему старому; но все-таки (он был весь голубой), все-таки, когда он подошел (должно быть, он — символ старого мира или старой дисциплины), я спросила его: «А! Раз уж вы пришли, знаете ли вы, как выбраться отсюда? Как можно освободиться, выбраться отсюда?» Это его рассмешило: «Нет-нет! Нет пути, нет выхода, вы должны быть довольны тем, что есть.» Затем он взглянул на это скудное освещение сверху, лампа едва светила, и изрек [Мать принимает напыщенный тон]: «Но, прежде всего, я пришел, чтобы сказать вам, что надо погасить это солнце! Я не потерплю здесь этого ослепительного солнца!» А!… я сказала себе: «А! И это он называет солнцем!» Мне стало настолько противно, что, в конечном счете, я проснулась. Нечто резко вытянуло меня оттуда. Но осталось такое сильное впечатление — такое сильное — что меня снова охватила тревога: «Что можно сделать, чтобы изменить это?» СРЕДСТВО было неадекватным — оно было недостаточным. И это вызывало тревогу: «Моего опыта не достаточно, он не действует ТАМ, что же делать? Что делать? Что можно сделать?» Так что, в течение нескольких часов этим утром во мне крутилось: «Что же делать, каков путь, что надо, чтобы превратить в свет всю эту тьму?»

Это было невесело.

Я не рассказываю тебе всех деталей, но там были самые разные люди со всевозможными планами, со всеми своими идеями; приходили люди (то, что я тебе только что рассказала, было в самом конце, до этого приходило много людей) и они говорили: «О! Смотрите, как чудесно я организовал это!». Затем приходили другие люди с другими планами, и они спорили между собой, затем… это была жизнь, ты понимаешь! Вся ментальная область жизни.

И мой опыт здесь НЕ ДЕЙСТВОВАЛ; не было контакта, я была бессильна. Тот малый свет, что зажегся благодаря моему присутствию и который они посчитали ослепительным солнцем, был для меня только уличным фонарем… Это было печально.

Я сказала себе: «Почему? Почему я не счастлива и не спокойна даже здесь?» И что-то ответило: «Потому что я хочу изменить это.» Если бы я приняла это, я даже не заметила бы этого; это из-за того, что я хочу изменить эту тьму. Так что… так что не будет радости до тех пор, пока мы не НАЙДЕМ способ — а как найти его?… Все средства, которые я использовала для йоги и трансформации, все это было совершенно бесполезным, они не действовали, они не работали, не имели эффекта, не имели эффекта… Я никогда не видела места столь невосприимчивого! Не было эффекта, вообще никакого. И все были ОЧЕНЬ довольны тем, что они знали!

Очевидно, это ментальная область. Ментальное подсознательное. Но это ужасно. Это ужасно.

И тогда утром я спросила себя: «Неужели? Неужели еще много такого?» — Мир! Целый мир, такого еще очень много. И еще это бессилие, мы - бессильны: пока я не получу ключ, ничего нельзя сделать. Этот маленький старик, о! Он почти разгневал меня (я не могу разгневаться, но я была почти в гневе, это меня и разбудило), я была возмущена. «Ах-ах! [Мать принимает вымученный тон старика] Вы хотите выбраться отсюда?! Но отсюда нет выхода! И зачем вы хотите выбраться отсюда?… Нет пути, вы же видите, что отсюда нет выхода — и почему вы хотите выбраться!?… Я пришел только за тем, чтобы сказать вам, что надо погасить это солнце, это ослепительное солнце!»

Вот так.

Вот такие у меня ночи.

И возникает впечатление, что нужны века, нужны столетия, чтобы что-то здесь могло измениться! — или же катастрофа.

Хотя даже катастрофа… [Мать отрицательно качает головой] она встряхнет все, но затем все это снова осядет на дно.

 

(молчание)

 

Я всегда пыталась пройти вниз.

Это, наверное, нужно, чтобы войти в глубины подсознания и несознания. Именно из-за этого появляются проблемы — появляется пропасть.

Я еще не пыталась туда прыгнуть. До сих пор ничто и никогда не могло вынудить меня прыгнуть туда — несколько раз я находила неожиданные пути, но никогда не было побуждения: «Ничего не поделаешь, я прыгаю.»

Я не знаю, почему.

 

(долгое молчание)

 

Это становится все более неоспоримо — все более утверждается. Как если бы эта проблема все больше приближалась, становилась все более тугой, давящей.

 

(долгое молчание)

 

Совершенно очевидно, что люди могут жить, человеческие существа могут существовать и жить БЛАГОДАРЯ тому, что они несознательны. Если бы они были сознательны, действительно осознавали бы то состояние, в котором находятся, это было бы нестерпимым. И я вижу, что есть очень трудный период, когда люди переходят от этого несознания (этого несознания привычного существования) к сознательному видению того состояния, в котором они находятся; когда начинаешь совершенно осознавать все, как оно есть — то, в каком состоянии ты находишься — и осознавать то, что нет еще силы выбраться из этого, как у меня прошлой ночью, то это почти нестерпимо. И тогда было это сознание, такое ясное, совершенно точное, что это не вопрос жизни и смерти: это не зависит от такого рода вещей, они в сущности не меняют почти ничего, кроме совершенно поверхностной видимости — это не так! Ведь несчастливые люди говорят: «А! Настанет день, когда я умру и кончатся все эти несчастья» — они простофили! Проблемы вовсе не закончатся, они будут продолжаться. Будут продолжаться до тех пор, пока они не выберутся из этого, то есть, пока не перейдут из Неведения в Знание. И это единственный выход: перейти из Неведения в Знание. Можно умирать тысячу раз, но это не поможет вам выбраться, это совершенно бесполезно — все будет продолжаться. Наоборот, иногда вы будете погружаться еще глубже.

Это так.

Но если вы узнаете об этом слишком рано, тогда в этом есть нечто… нестерпимо, нестерпимо. Бывают минуты, когда это действительно нестерпимо. Если не будет внутренней веры, которая скажет, что это когда-то закончится, что найдется выход…

Должен быть рычаг грандиозной мощности.

Предполагаю, что люди, у кого голова непрочная, могут помешаться. Но, действительно, нужно отметить - есть Милость, ведь переживания точно дозируются в соответствии со способностью людей. Этим утром у меня был час… совершенно сознательный час, когда я сознавала только одно: это, это бессилие — бессилие выбраться из Неведения. Желание выйти из Неведения и бессилие выйти из него. Целый час такого напряжения.

Когда я пробудилась, напряжение было такое, что моя голова была подобна кипящему котлу; и тогда я сразу же сказала: «Господь, это Твое дело, не мое; это меня не касается.» И, естественно, все сразу же успокоилось.

Но те, у кого нет этого опыта (это вопрос не слов, а опыта), те, у кого нет этого опыта, если они обретут это полузнание, это знание того, что они находятся в Неведении и не могут из него выбраться — «Нет пути, чтобы выйти из этого, нет выхода» — и если человеческая мудрость будет как тот маленький старик, пришедший, чтобы сказать: «Но зачем вы хотите выбраться? К чему эти попытки — так все устроено, и с этим ничего не поделаешь…» Это будет ужасно. Ты знаешь, у меня было такое впечатление, какое бывает, когда концентрируют силы для взрыва, как они в своих бомбах; это было точно так, это было таким сконцентрированным, таким грандиозным, было ощущение, что все вот-вот взорвется. До такой степени, что человечеству действительно было бы невозможно жить в осознании того состояния, в котором оно находится, если одновременно у него бы не было ключа, чтобы выйти из этого (этот ключ еще не найден), или уверенности, что оно выберется.

Я не говорю о том, что касается высшего разума, потому что там уже давно был найден ключ: я говорю о самом низе, о материальном мире — материальном мире. Вот почему все люди, как тот старик этой ночью, уходят от поиска выхода— выбраться, их это не интересует, что тут можно поделать! «Зачем вы хотите изменить это?… И не пытайтесь осветить это место, это бесполезно и вызывает только беспокойство. Оставьте Неведение в покое.»

Очень ясно, что это символ. Но это ужасная мука, это трудно выдержать.

Из-за этого-то все они и говорят: «Бегите, бегите, бегите от этого — оставьте это как есть, не занимайтесь этим, оттуда нет выхода.»

 

(молчание)

 

Это - работа в физическом разуме, о чем мы недавно говорили — в материальном разуме.

 

(молчание)

 

Было очень странно, все время я была в этом состоянии, все время я говорила себе: «Надо найти, надо найти, надо что-то найти…» Я пыталась войти в связь с переживанием высших существ[115], но они не могли проникнуть туда — не могли затронуть это, не было контакта. Затем, когда я увидела этого старика (я точно знала, что он совершенно ничего не может, но я сказала себе: «Надо спросить, все равно надо спросить, надо спросить»), я его спросила — хотя я точно знала, что он не может дать мне ключ. Была эта двойственность: знать, что все, что происходит там[116], совершенно бесполезно, что не там находится решение; и все же не надо ничем пренебрегать, не надо ничего пропускать, надо испробовать все-все-все. Испробовать все.

 

(молчание)

 

И я вышла из этого переживания вот так [жест: как если бы Мать резко вышла, отойдя назад и вверх]. Как объяснить?… Я искала свой путь, идя вниз, ища выход внизу, но я не могла его там найти. Так что, когда пришел этот старик, рядом со мной был один маленький человечек… он очень покорно пошел выключить свет! [по приказу старика]. И тогда я внутри почувствовала: «Я не могу больше это выдержать, я не могу смотреть, как гаснет этот свет —свет, который зажегся, когда я пришла — я не могу выдержать это!» И я резко вот так вышла [тот же жест отхода назад и вверх], и сразу же оказалась в постели.

Все же тот путь, который я ищу, это всегда спуск-спуск-спуск — это не для подъема. Это всегда нисходящий путь.

Ах!… когда все это кончится… я не знаю.

 

(молчание)

 

Все детали ясны — об этом можно написать книгу. Каждый сейчас имеет свое место и свой смысл.[117] И все они так довольны, так довольны! и в таком, таком со-вер-шен-ном неведении о том состоянии, в котором они находятся. И я не говорю о людях, которые не знают ничего: все те, кто были прошлой ночью, это были люди, наполненные философией, знанием, «духовными переживаниями» и тому подобным — это сливки.

Элита человечества.[118]

 

 

22 июня 1963

 

Во время прогулки [делая джапу], у меня было довольно забавное переживание. Я смотрела на позиции людей (я говорю о тех людях, которые думают, что ведут духовную жизнь, которые думают, что surrender, [осуществляют сдачу]), до какой же степени они раздражаются, когда что-то идет не так, как они этого хотят! (Они не всегда сознаются в этом, не всегда отдают себе в этом отчет, но это так.) И тогда я вдруг увидела огромного робота —огромного, великолепного, блестящего, покрытого золотом и драгоценностями — огромное существо… но робот. Он был всемогущий, он был способен сделать все, буквально все; все, что только можно вообразить, он мог сделать: стоит только нажать на кнопку, и он все сделает. И это было… [смеясь] как если бы Господь сказал мне: «Смотри, вот каким они меня представляют!»

Я не могла написать все так, как было, но я сделала заметку по этому поводу. Он сказал: «Смотри, вот как они меня представляют». Так что я написала [Мать читает]:

 

«Господь — это не всемогущий автомат, которым человеческие существа могут двигать с помощью кнопок своей воли. И все же подавляющее большинство тех, кто осуществляют свою сдачу Богу, ожидают от Него этого.»

 

Затем я написала это по-английски (если будет «пробел» в «Бюллетене», мы это туда вставим!):

 

The Lord is not an all-powerfull automaton that the human being can move by… [смеясь] the push-button of their will…

 

Это очень забавно!

 

… the push-button of their will — and yet most of those who surrender to God expect that from Him.

 

Когда я прочла это Павитре, он сказал мне: «Но все же в том ожидании что-то есть». Он совсем не понял [Мать смеется].

 

*

*  *

 

(Мать возвращается к предыдущей беседе, когда она искала проход «внизу», но вдруг резко вышла из переживания «через верх»:)

 

Для полноты следует добавить, что есть знание (не просто какое-то «знание»: это известно, это именно так), что все пути, ведущие вверх, открыты, они исхожены, и туда можно идти как угодно и когда угодно. Это так, и именно поэтому, когда я захотела выйти из переживания, я пошла наверх, совершенно естественно. Не потому что проход вверх закрыт, напротив, он исхожен, известен — но его не достаточно. Поэтому надо найти соответствующий путь внизу.

 

(молчание)

 

Все средства выхода были найдены, и они практиковались. Но это - индивидуальный выход, или выход вверх — никто никогда не находил ключа, чтобы все изменить, чтобы тьма внизу перестала существовать.

Потому что эта тьма может исчезнуть, лишь став ЧЕМ-ТО ИНЫМ.

А чтобы она стала чем-то иным, нужен этот фермент трансформации.

Есть период (этот период может казаться долгим с человеческой точки зрения, но он определенно может…), переходной период, который должен начаться с восприятия того, что должно быть, затем должно возникнуть стремление, воля достичь этого, и затем должна начаться работа по трансформации.

И как далеко мы зашли в этой работе трансформации?

 

(молчание)

 

Шри Ауробиндо пришел с представлением, или Приказом, или убеждением, что время для трансформации пришло. Но в какой мере трансформация стала актуальной? И что значит «актуальной»? Сколько это займет времени?…

Есть такая уверенность — такая уверенность, что ЭТО уже здесь, но если посмотреть с другого конца. Отсюда же, с этой  стороны… Если посмотреть в масштабе человеческого существа и земных событий, сколько времени это займет? Я не знаю. И как много мы уже прошли, где мы? Я не знаю.

Совершенно ясно, что эта уверенность, как МЫ ее себе представляем, это как если бы был кто-то знающий (и этот кто-то может быть только Всевышним)ясно бы вам сказал: «Вот где вы находитесь», но с ТАКИМ видением вещей уверенность [Мать смеется] кажется невозможной! Вероятно, совершенно глупо ставить вопрос так. Чувствуешь, что это немного  глупо, но в тоже время чувствуешь потребность в этом! [смех]. Это глупо, но…

Это не так уж много, не большая часть существа хочет знать это. Это случается, когда тело чувствует себя очень… странно, вовсе, СОВСЕМ НЕ так, как было прежде, но и совсем не так, как должно быть по его представлению,. Этот переходный период действительно не удовлетворителен в том смысле, что не только не чувствуешь той силы, что была прежде, способности, что была прежде, но и совсем не чувствуешь ожидаемой Мощи и способностей — находишься на полпути, ни здесь, ни там. Происходят вещи совершенно ошеломляющие; время от времени они заставляют вас вытаращить глаза: «А! вот оно как!». И, в то же время, такие утомительные ограничения, такие утомительные…

Это то, что (совершенно по-детски) хочет приободрения: «Вперед, не беспокойся, ты на правильном пути». Но это по-детски. Единственный способ — оставаться спокойным и продолжать и не терзаться.

Где-то есть нечто вроде острого различения, что может очень легко превратиться в цензуру (это еще осталось; вероятно, это для чего-то нужно), и именно это и требует уверенности. Основная часть существа говорит: «Это не мое дело. Я здесь, потому что Ты хочешь, чтобы я была здесь. Если бы Ты не хотел, чтобы я была здесь, меня бы здесь и не было.»  Нет ничего, что напоминало бы привязанность или желание (с очень давних пор! но сейчас это пришло к чему-то вроде условия почти на клеточном уровне). «И если Ты держишь меня здесь, значит, я что-то делаю здесь, и если я что-то делаю здесь, значит,  это все, что нужно, и поэтому Ты держишь меня здесь…» Круг замыкается, не так ли.

Сколько времени это продлится? — Это не моя забота. Возможно, что-то немного бы… ужаснулось, если ему сказать, сколько это займет времени (не известно, не известно, какая будет реакция). Следовательно, лучше оставаться спокойным. Но это не интересно. В этом нет ничего, что могло бы сделать из этого интересную беллетристику — ничего, вообще ничего… совершенно ничего.

Терпение.[119]

 

 

26 июня 1963

 

(По поводу тантрического янтрама ученика)

 

Я только что проделала эксперимент: писала слово ОМ. Когда напишешь четыре-пять-шесть раз, это становится потрясающим!

Я хотела знать, почему тебе было сказано проделать эту работу и что можно из нее извлечь? Так что я села, чтобы написать твой янтрам, и это стало очень живым, я увидела это перед собой — я все еще вижу это. Я сказала себе: «Но ведь САМ ФАКТ ПИСЬМА должен иметь эффект». И я начала выводить ОМ, старательно… Что же,  на четвертый-пятый раз, это стало потрясающе — восхитительно, как если бы оно порождало некую вибрацию. Это обладало такой внешней силой. И это было очень забавно (тело подобно ребенку — оно действительно как ребенок), оно вдруг сказало: «О! Какая великолепная игра! Просто сидеть и писать, о, как это забавно! Если бы у меня было время, я бы вот так и развлекалось писанием, всегда-всегда-всегда.» Я видела это в теле — в клетках моего тела. И я поняла.

В сущности, это почти детское средство (для детей с духовной точки зрения), для юных душ — детских душ. Это средство для юных душ.

Было время, когда я бегло вот так писала всю свою джапу, на санскрите[120], но сейчас я снова все забыла.

 

*

*  *

 

(Затем Мать принимается писать по памяти янтрам ученика с его девятью числами, в предписанном порядке. Несколько дней тому назад Мать проделала это без единой ошибки; теперь она останавливается на середине:)

 

Не могу ничего вспомнить обычным образом (впрочем, я и не пытаюсь). Но то, что я должна вспомнить, приходит спонтанно: оно становится живым и присутствующим, реальным.

Как раз сейчас, когда я захотела вспомнить, я вдруг начала «думать» — я подумала, что ты был здесь и что… Все ушло, я все забыла!

 

 

26 июня 1963

 

(Письмо Суджаты к Матери)

 

                                                                                                                         Среда

Милая Мать,

Сегодня после полудня у меня был странный сон. Я рассказала его Сатпрему, и он посоветовал написать  тебе о нем.

Я оказалась на ступеньках лестницы, она напоминала ту, что ведет в комнату медитаций. Там же стояли и ждали две юных девушки из Ашрама, примерно 16-17 лет. Они должны были подняться, чтобы увидеть «мать». Когда я услышала это, меня наполнило чувство большой опасности. Потому что я ЗНАЛА, что Тебя там не было. Тогда я начала давать наставления этим девушкам, которых я, впрочем, знала, особенно одну из них. Не помню, что я говорила, но это был вопрос проявления воли — жизни и смерти. Девушка, которую я хорошо знала, обещала мне сделать все, как я сказала, тогда как вторая ничего не понимала, а время истекало. В действительности, вряд ли и у первой девушки было достаточно времени хорошенько все понять, как дверь открылась, а за дверью в комнате нас ждала «мать». Я бегло взглянула на нее. Она была ниже Тебя ростом, но лицо напоминало твое, хотя взгляд был другим. И, затем, она вся была покрыта круглыми черными пятнами (не совсем черными, скорее коричневато-черными). А так она была белой.

Быстро заметив это, я повернулась и пошла назад, потому что, милая Мать, я почувствовала, что если я попаду в руки этой ложной Матери, я не выйду оттуда живой. Тогда как, если бы я смогла выбраться оттуда, я бы, возможно, успела спасти жизнь, по меньшей мере, одной из девушек. Так что я начала спускаться, прежде чем успели заметить мое отсутствие. Лестница становилась все уже. Дверь оказалась закрытой, а возле нее стоял темный стражник. Его удивило мое появление, и он не захотел меня пропустить. Я настаивала, чтобы он открыл дверь. Он спросил меня, видела ли я «Мать». Я ответила «да». Казалось, что он сомневается. Я добавила, что она покрыта черными пятнами. Он был вынужден меня пропустить, но подумал, что, может быть, второй стражник, стоящий чуть дальше, задержит меня. Спускаясь, я увидела второго стражника и пошла другим путем; затем было множество закрытых дверей, и я открывала те двери, которые, по их мнению, не могли быть мною открыты. И, в конце концов, я оказалась во дворе, и последняя дверь закрылась за мной. Затем мне еще надо было пересечь двор так, чтобы никто меня не заметил, и перелезть через высокие стены, окружавшие дом. В тот момент меня разбудили, так что я не узнала, смогла ли я оттуда выбраться.

 

С пранамом у твоих ног

Твое дитя, любящее тебя

 

Подпись: Суджата

 

 

29 июня 1963

 

(Мать просматривает собрание старых «Бесед» и случайно натыкается на следующий вопрос, на который она сразу же отвечает:)

 

Почему вселенная не является местом совершенной красоты?[121]

 

Потому что она постепенно развивается. Нет другой причины.

 

*

*  *

 

(Затем Мать говорит о новом Папе, Павле VI, которого избрали несколько дней тому назад:)

 

Кажется, Шри Ауробиндо интересовался, кто будет следующим Папой… две ночи тому назад (не ночью: в 4 утра) я была вместе с ним — я провела с ним полчаса (полчаса НАШЕГО времени — это достаточно долго): он только что вернулся из «путешествия», в частности,  по Италии. Мы не говорили об этом прямо, но там были люди (было много чего, очень много), и из комментариев, которые он сделал по поводу того или другого, того или иного человека, я узнала, что он вернулся из Италии и что он там был в связи с выборами нового Папы. Он сказал нечто вроде: «Это самое лучшее, что можно было сделать в текущих обстоятельствах.» То есть, кажется, в целом он был доволен.

Я тебе говорила, не так ли, что я  видела смерть Папы [Иоанна  XXIII], даже не зная, что он был болен?… Как-то ночью я вдруг увидела в ментальной ЗЕМНОЙ атмосфере довольно грандиозное движение, то есть, достаточно глобальное, в масштабах земли: были громадные ментальные волны (только ментальные волны), громадные волны тревоги, как если бы все человеческое мышление было очень обеспокоено; но это не было беспокойством только верующих, масштаб был гораздо шире — по всей земной ментальной атмосфере шли большие движения «вспучивания» и тревоги [Мать прочерчивает волны в воздухе]. Я спросила себя: «Что происходит?… Что же может так обеспокоить людей? (это было так, как было бы в случае мировой войны, в случае события такого масштаба) Что же могло привлечь внимание всей земной атмосферы, ментальной атмосферы?» А на следующий день мне сказали, что как раз в то время умер Папа. Я сказала себе: «Смотри-ка!…»

Потом я узнала (потому что я не занималась всем этим), мне сказали, что делал этот Папа: рассказали о его «Вселенском Соборе» и о всех его реформах; он пытался насколько возможно объединить всех людей (во всяком случае, всех христиан), и он стал другом русских и т.д. Тогда я сконцентрировалась, потому что, следуя природной логике (логике действий Природы), следующий Папа должен быть ужасным реакционером — в конце концов, ситуация была неблагоприятной. Я сконцентрировалась и попыталась устроить все наилучшим образом. И я вижу, что это действительно было важным для Шри Ауробиндо, поскольку он концентрировался на этом.

Согласно ограниченной человеческой рассудительности, новый Папа кажется человеком с еще более прогрессивными идеями. Я видела его фотографию… (но это была газетная фотография — такие фотографии, по обыкновению, очень плохи: невозможен контакт, видно только вот так, поверхностно). Больше всего поразила некоторая неискренность нового Папы. Снисходительная церковная неискренность — знаешь, что я имею в виду?

 

Очень хорошо знаю.

 

Там же была фотография кардинала Индии (первого и единственного кардинала Индии), это прямолинейный человек, верующий с открытым сердцем — должно быть, он фанатичный католик, но искренний, целеустремленный. Другой же очень умен — о! на его рот я не могу смотреть, это ужасно.

Как бы там ни было, посмотрим, что произойдет.

Кажется, Кеннеди — католик. Это серьезно.

Кажется, Кеннеди был первым, с кем Папа встретился после своей… как это называется для Папы?

 

Инвеститура?

 

Не знаю. Когда он появляется на публике: вот новый Папа!

Как бы там ни было, первым человеком, с которым он встретился после церемонии инвеституры, был Кеннеди.

 

(молчание)

 

В католицизме есть две вещи, которых нет у протестантов: оккультное чувство (не только чувство, но и определенное оккультное знание) и Мать — Дева. И у протестантов есть кое-что, чего нет у католиков: внутреннее божественное присутствие.

Только через это можно привлечь их. Но…

Что же, увидим.

 

Я не знаю, но когда я увидел фотографию нового Папы, он произвел довольно сильное впечатление очень лукавого человека, политика.

 

(Мать кивает головой)

 

Очень, очень лукавый человек. И никакого духовного впечатления.

 

О, но и в предыдущем Папе не было ничего духовного!

 

Но предыдущий выглядел порядочным человеком.

 

Это был смелый человек.

 

А этот же кажется мне очень лукавым и опасным. Политик.

 

[Мать кивает головой] Шри Ауробиндо сказал примерно так: «It is all that can be done in the present circumstances» [«Это все, что можно было сделать в данной ситуации.»]

Это значит, что, по-видимому, сам Шри Ауробиндо выбрал этого Папу, поскольку он наверняка навестил конклав и видел всю ситуацию, так он и работал — он влиял на выборы. Должно быть [смеясь], среди всех этих людей (их там было восемьдесят, мой мальчик!), среди всех этих людей, вероятно, именно этот оказался самым подходящим, чтобы делать то, что мы хотим сделать.

Этот человек может делать то, что нужно по своим скрытым причинам, но, в конечном счете… Вообще, так и происходит в современном состоянии земли: не следует воспринимать очень серьезно мотивы, по которым действуют люди — важно то, что они делают. И если посмотреть на это с определенной высоты (где все РЕШЕНО, ты понимаешь), то оказывается, что люди и все-все ВЫНУЖДЕНО действовать определенным образом, и при этом сознательные мотивы, которыми руководствуются люди, не имеют значения — «не имеют значения» в том смысле, что они не всегда… яснее выражаясь: ОЧЕНЬ редко эти мотивы совпадают с ИСТИННЫМИ мотивами. В любом случае, Шри Ауробиндо интересуется земными событиями, то есть, он придает определенную важность выборам Папы.

 

(молчание)

 

Но, по сути, католицизм держит свое равновесие благодаря коммунизму, и они успешно сближались: ловкий ход. И я не думаю, что новый Папа (который кажется мне хитрым лисом) захочет потерять то преимущество, которого достиг прежний. Эта дружба с Россией очень ловкая. Они сейчас являются двумя платформами влияния на земную атмосферу.

Посмотрим.

Я думаю, что прежний Папа особенно придерживался идеи помешать войне. Сознательно, он хотел, чтобы все христиане любили друг друга! [Мать смеется] это ребячество. Чтобы они любили в Иисусе — которого они и распяли.

Как говорит Шри Ауробиндо, люди… люди ЛЮБЯТ печаль, поэтому Иисус все еще распят на кресте.[122]

 

(молчание)

 

С другим, с коммунизмом, все наоборот: они хотят, чтобы все были счастливы; но они добились только того, что сделали всех несчастными! Прежде некоторые были счастливы, а большинство — несчастными; теперь же все стали несчастными!

И это то, что они называют «серьезным делом».

 

*

*  *

 

(Немного позже, по поводу сна Суджаты о «ложной Матери»:)

 

За исключением этого, все в порядке?

 

Все в порядке, милая Мать… Ты не видишь что-либо особенное в этом сне?

 

Да, я забыла тебе сказать.

Это прогулка в витальную область.

Ты можешь ей сказать, что она легко вырвалась.

С оккультной точки зрения, если, к примеру, она сказала бы стражниками у дверей: «Во имя Матери, пустите меня», вероятно, двери, люди и все бы исчезли.

Трудно вспомнить об этом, когда спишь. Но, как бы там ни было,  у нее есть внутреннее доверие, благодаря чему она легко оттуда выбралась.

И она не случайно проснулась — это не случайно: ей ПОМОГЛИ. Вероятно, кто-то другой мог бы и не заметить тех пятен.

 

Ох!

 

Благодаря своей искренности она и увидела эти пятна. Именно потому что она разоблачила это, стражник оказался не в состоянии помешать ей уйти, ведь это был знак силы внутренней искренности.

Это заставило меня немного задуматься… в том смысле, что я нахожу совершенно недопустимым, что есть кто-то [ложная «Мать»], кто забавляется подобными играми — но я знаю, что это происходит, я знаю, что есть такие люди.

Но я думаю, что это помогло немного очистить атмосферу.

 

Да, я сказал ей написать об этом тебе, потому что, кроме нее, там были две девушки из Ашрама и, по-видимому, они были в опасности.

 

Да. О, но много кто находится в опасности — из-за того, что они не искренни, их может обмануть кто угодно. В таких случаях оккультной опасности необходимо ТОЛЬКО ОДНО — искренность. Это и защита, и безопасность. Искренность обеспечивает безопасность. То есть, как раз неискренние люди, увидев это существо, сказали бы: «О, это Мать». Понимаешь, ОНИ БЫ НЕ УВИДЕЛИ. А она увидела — это ее искренность увидела.

Единственное… (но это не важно, это еще придет), если бы вместо того, чтобы пытаться убежать, она заняла бы решительную позицию и сказала: «Во имя Матери откройте» — пуф! она бы увидели, как все исчезло. Но это… я не думаю, что это повторится, но если это произойдет, пусть она так и сделает в следующий раз. Это похоже по ощущению на сражение.

Ты хорошо сделал, сказав ей написать об этом мне, это было довольно важно: чтобы я знала, что мне нужно немного почистить эту область. Но есть еще много, очень много неискренности, и эта неискренность открывает двери: неискренность — это как тот часовой, который открывает двери, это именно так. И, к сожалению, еще очень много неискренности…

Но, как бы там ни было, она легко вырвалась.

Я хочу передать ей розу. Вот эту, большую, очень большую розу!

 

*

*  *

 

(Перед самым уходом Мать вдруг начинает говорить. Две первые фразы мы не успели записать на магнитофон:)

 

Сейчас строится один корабль (очевидно, это символ йоги), он весь из розовой глины, и какой розовый!… Корабль из розовой глины. Я была там со Шри Ауробиндо — приходил очень подвижный Шри Ауробиндо и направлял строительство; я тоже поднималась и опускалась вместе с ним с необычайной легкостью.

Корабль из глины.

Там были рабочие, в частности, один необычный молодой человек — я не думаю, что это чисто человеческое существо. Но это долгая история…

Но глина, это было действительно что-то новое — и красивое! Розовая. Розовая — теплая, золотистая. И вырезались [из глины] каюты, лестницы, палубы, трубы, капитанские рубки… Сам Шри Ауробиндо был таким, как он есть, только… его форма была чуть более гармоничной: он был очень, очень широким здесь [в груди], широким и основательным. Но очень подвижный: ходит туда-сюда, садится, поднимается с большим величием. Он был цвета позолоченной бронзы, этот цвет как сгущение его золотого супраментального, его супраментального золотого существа; как если бы этот цвет сконцентрировался, загустел, чтобы придать ему внешний облик; и тело не отражало свет: можно сказать, что оно светилось изнутри (но не излучало свет) и не отбрасывало теней. Но это было совершенно естественным, не удивительным, это было самым естественным в мире: он был таким. Без возраста; волосы были того же цвета, что и тело: у него были волосы, но не известно, были ли это волосы, они были того же цвета, глаза тоже — золотистый взгляд. И все же это было совершенно естественным, ничего удивительного. Он сидел так, как и обычно: он ставил ноги как обычно [правая нога чуть впереди], и в то же время, когда он поднимался, он становился очень подвижным: ходит туда-сюда. Затем, когда он вышел из дома (он меня предупредил, что не может остаться, что он назначил кому-то встречу: он обещал встретиться с двумя людьми, так что он должен был идти), он вышел в большой сад, затем спустился к кораблю — который не был в точности кораблем! Это был плоскодонный корабль — Шри Ауробиндо должен был пройти в капитанскую каюту (у него было дело с капитаном), именно с этим кораблем он возвращался в свою комнату «где-то в другом месте» — у него где-то была комната. Тогда, в какой-то определенный момент, я сказала себе: «Я пойду за ним, хочу посмотреть». И я пошла за ним; пока я видела его перед собой, я шла за ним. Подойдя к кораблю, я увидела, что он был построен полностью из розовой глины! Там работали несколько рабочих — восхитительных рабочих. Затем Шри Ауробиндо спустился вот так, совершенно естественно, в строящийся корабль, без… (я не думаю, что там была лестница), а я спустилась за ним. Затем я увидела, как он заходит в капитанскую каюту; но он сказал мне, что у него там дело, и я подумала [смеясь]: «Не буду вмешиваться не в свое дело! Вернусь-ка я лучше к себе» (и я хорошо поступила — я уже запаздывала с пробуждением!) «я вернусь к себе». Я увидела одного из уходивших рабочих (поскольку Шри Ауробиндо вернулся на корабль, они прекратили свою работу). Он покидал корабль. Я позвала его, но он не знал моего языка, ни одного из моих языков; тогда я мысленно позвала его и попросила подтянуть меня вверх, потому что я стояла перед отвесной стеной скользкой глины; тогда он улыбнулся и ответил: «Конечно, я могу помочь, но в этом нет надобности! Ты сама можешь подняться.» И, действительно, он протянул свою руку, я взяла ее (мы только коснулись друг друга), и я поднялась сама без малейшей трудности — я ничего не весила! Я даже не цеплялась за его руку, и он меня не тянул. И как только я оказалась наверху, я вернулась — я пробудилась, оказалась в своей постели… с опозданием на 5 минут, чем обычно.

Но, что меня поразило, это глина — она означает нечто очень материальное, не так ли? И розовая! Розовая, о! Это было так красиво! Золотисто-розовая.

Там что-то затевается.

Должно быть, это… мне ничего не сказали, но там делается работа для нас.

Вот так.[123]

Это оставило очень сильное ощущение Силы — сконцентрированной.

Это было вчера.

 

 

 

 

 

 

 

Июль 1963

 

 

3 июля 1963

 

(Эта беседа произошла спустя несколько дней после коронации нового Папы, Павла VI. Мать просила стереть магнитофонную запись этой беседы, за исключением нескольких фрагментов, так что часть беседы есть только в рукописной записи.)

 

Вот тебе цветы [розы]. Чудесный цвет…

У меня появилась другая фотография Папы [Мать показывает журнал “Тайм”].

Кажется, он сам выбрал эту фотографию для прессы, объявляя о своем избрании.

Эта фотография лучше прежней.

[Мать протягивает фотографию ученику] Что скажешь?

 

Скажи лучше ты!

 

Я скажу.

Я скажу, что знаю этого человека. Я встречала его несколько раз. Не знаю, насколько он это сознает, то есть я не думаю, что он помнит, возвращаясь в свое тело. Но он уже долго (хотя начал он не очень давно: по меньшей, мере, год назад, может быть, два) занимается земными делами, то есть, интересуется земными движениями[124]. Я встречалась с ним по этому поводу; не могу сказать, что мы вели интересные «беседы» или что-то подобное, но он входит в организации.

Чего я не видела на другой фотографии [опубликованной в газетах]… это его глаза. Рот такой же плохой, как и на другой фотографии, но иначе: он выглядит почти злобным. Этот человек обладает силой — настоящей силой, не властью Папы, нет: настоящей силой, внутри себя.

 

Витальной или духовной?

 

Не духовной! Не духовной: силой —силой, которая имеет под собой достаточно высокую ментальную способность и витальную реализацию. Если бы он не был Папой, то его бы ничто не сдерживало.. Но теперь получилось [смеясь], что он обязан, по крайней мере, выглядеть хорошим!

 

У меня ощущение жесткости.

 

Очень жесткий. Прямая противоположность прежнему [Иоанну XXIII].

Но он публично заявил, что будет продолжать то, что начал прежний Папа. Только прежний совсем не обладал силой: это был просто «добрый малый», живущий на земле. А этот не таков! И он обладает действенным могуществом в земных организациях.

И теперь у него есть положение.

Это положение [папство] немного устарело. Но не так сильно, как можно было подумать. Я видела это, когда умер прежний Папа: о, какое беспокойство это вызвало в земной атмосфере, это было значительно! Значит, это управляет многими, очень многими человеческими существами[125].

Но я сама никогда не занималась этим; даже когда я видела другого Папу, предшественника прежнего [Пий XII], который приходил предложить мне Ключи (я рассказывала тебе об этом, не так ли?), даже этим, который имел ДУХОВНУЮ связь со вселенской Матерью, даже им я никогда не занималась. Я никогда ничего не делала, я никогда этим не занималась. На этот раз, не знаю, по какой причине, но все время, все время что-то тянет меня к этому.

Не знаю, может быть, произойдет что-то решающее? Не знаю…

 

Но его сила организации, это сила «добра», если можно так сказать, или что это?

 

Это сила господства. Но сейчас он занял пост Папы, так что его власть будет служить укреплению его поста, ты понимаешь.

Но, может быть… Тот факт, что я встречала его (возможно, он уже думал занять пост Папы, я не знаю), но, в конце концов, задолго до того, когда никто, кроме него, не думал об этом, тот факт, что я встречала его, занимаясь устройством земли, доказывает, что, вероятно, несознательно (я уже говорила об этом совсем недавно: я не думаю, что он сознателен в своем теле), он, несмотря ни на что, находится под влиянием, если не под контролем, высших сил.

Почему вдруг мое внимание было привлечено к этому? Обычно, такие вещи меня не интересуют. Что касается действия, я занимаюсь только маленьким данным мне полем переживания, и мое земное действие — совсем другой природы; оно проходит на более высоком уровне, совершенно независимо от отдельных людей.

Здесь можно отметить три пункта: первое — этот человек уже занимался делами в масштабе всей земли, хотя был только простым кардиналом Милана (в Милане он много занимался делами рабочих — в Милане множество рабочих — и это его интересовало: он любил решать проблемы рабочих). Второе — он продолжил то, что делал прежний Папа: некоторое сближение с Россией, это действительно интересно. Третье — тот факт, что Кеннеди католик. И, кроме того, все это происходит именно сейчас, когда, ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ (я не говорю: в лучшем случае, я говорю: по меньшей мере) закладывается основание нового мира…

Сейчас подготавливается это основание.

Посмотрим.

[Мать снова смотрит на фотографию в журнале «Тайм»] С этими фотографиями бывает очень интересно, у меня были забавные переживания: вдруг я совершенно ясно вижу (гораздо яснее, чем физически), я очень ясно вижу человека — он как бы оживает, глаза мне говорят — и я говорю: «А! Это вот так и так…» Люди часто приносят мне фотографии, потому что мне привычно читать характер людей, глядя на их фотографии, для меня это очень легко, это элементарно. Иногда, когда мне дают фотографию, я вдруг очень ясно вижу и говорю: «О, но это такая-то личность, это вот так и так…» Но если ТУ ЖЕ САМУЮ фотографию показать мне несколько дней спустя, она будет просто фотографией, и я ничего не вижу. Это средство, которое применяется, чтобы я узнала о чем-то, и как только я это узнала, с этим покончено. Например, когда я в первый раз увидела эту фотографию Папы, когда мне ее принесли, я увидела этого человека (я его действительно знала) ТАК, как я его видела там. Сейчас же я смотрю на эту фотографию, и она мне больше ничего не говорит, кроме самых обычных вещей: его рот не хорош… И, конечно, раз он выбрал эту фотографию, это означает, что он ЛЮБИТ власть — он хочет, чтобы его видели в свете его власти.

И, что забавно, он сидит [на этой фотографии], но я все время вижу его стоящим. Он сидит, положив руку на подлокотник кресла, а я вижу, что он стоит — высоко подняв голову, противостоя жизни, прямо. Должно быть, этот человек довольно высокий: тот, кого я знаю, довольно высокий, а этот очень на него похож. Это unmistakable [удивительно похож], то есть, когда я смотрела фотографию, я видела того человека, которого знала.

Но я полагаю, не «полагаю», а вижу, что его вера — это просто, прежде всего, вопрос привычки, потому что он родился в этой религии, и затем, это вопрос политической необходимости — я не думаю, что он убежден, что это чистая Истина. А прежний Папа действительно верил в это[126]. Нынешний знает слишком много, чтобы верить, что христианство представляет чистую и исключительную истину. Только вот, став Папой, надо верить, как положено Папе! Только представь, посмотри со стороны на ситуацию в целом: конечно, не вся земля католическая, но католики есть по всей земле.

Что кажется… странным тем, кто превзошел чисто земные бедные пределы — земные человеческие пределы — это вера в ЕДИНСТВЕННОСТЬ божественного проявления на земле; это основа всех религий, каждая говорит: «Христос был единственным» или «Будда был единственным» или «Магомет был единственным» и т.д. Так вот, это «единственным» становится НЕВОЗМОЖНЫМ, как только поднимаешься чуть выше обычной земной атмосферы — это кажется ребячеством. Божественное проявление понятно и допустимо только как возвращающееся на землю божественное Сознание[127].

Конечно, официально есть только Христос; возможно, для этого Папы [Павла VI] Христос является самым великим, но я бы удивилась, если бы он верил в его единственность. Только вот «нужно», чтобы он был единственным — они скорее отрежут себе язык, чем скажут это!

Должно быть, это не сильно его беспокоит (!)Его заботит средство, как распространить свою власть и ее удержать и, затем, возможно, доказать свое превосходство.

Они все еще убеждены, что их религия превосходит все другие религии, что их мощь превосходит любую другую, и поэтому они должны быть сильнее остальных. Особенно это: «Быть самым могущественным». А какое есть средство для достижения этого всемогущества? — Вот уже два-три поколения они понимают, что необходимо расширение: у них слишком много слабых мест из-за узости их догмы… Но он [Павел VI] понимает это, возможно, еще лучше. Посмотрим, что произойдет[128].

Смотри, что я получила [Мать держит гирлянду жасмина], передай ее Суджате — она прекрасно пахнет!

 

(молчание)

 

Мне кажется, что уже давным-давно не было Папы столь интересного.

Я не знаю, я чувствую к нему какое-то отвращение.

 

Отвращение?

Единственная опасность, исходящая от этих людей, это дух Инквизиции, но возможно ли это сейчас? — Я так не думаю.

 

Но под прикрытием «синтеза» или расширения доктрины они очень даже могут пытаться еще дальше распространить в мире власть католицизма.

 

Конечно. Это очевидно. Таково их намерение.

Только всегда во всем есть некая ирония: если они слишком расширятся, то их поглотит их собственный размах! Иначе и быть не может.

Если Папа допустит, к примеру, из необходимости расширения, все религиозные секты (и они уже начали принимать протестантов), все секты, если он допустит все это [смеясь], то постепенно они либо развалятся, либо потонут! Ведь если посмотреть на это свыше… Допустим даже, что это асурическая сила — это не так… [Мать колеблется] это не точно и явно асурическая сила, потому что из-за своей позиции Папа ОБЯЗАН признавать бога, превосходящего его самого; этот бог, конечно же, может быть асуром, но… У меня есть что-то вроде воспоминания — воспоминания одной очень-очень старой истории, которую никто никогда мне не рассказывал… первый Асур challenged [бросил вызов] всевышнему Господу, заявив: «Я столь же велик, как Ты!». На что получил ответ: «Желаю, чтобы ты стал более великим, чем я, потому что тогда больше не будет асура.»

И это воспоминание очень живо, где-то там… Если ты станешь Всем, будет конец — ведь амбиция асура состоит в том, чтобы стать более великим, чем всевышний Господь: «Стань более великим, чем я, и тогда не будет больше асура.»

В совсем маленьком масштабе то же самое происходит и на земле.

 

(молчание)

 

Есть состояние сознания, в котором совершенно невозможно опасаться того, что может произойти[129]; тогда все видимо — obvious, совершенно очевидно — становится работой одной и той же единственной Силы, одного и того же единственного Сознания, одной и той же единственной Власти. И это чувство, эта воля, эта амбиция быть «более великим» — более могущественным, более великим — это еще ТА ЖЕ САМАЯ Сила, толкающая расшириться к Беспредельному. Как только превзойден предел, это кончается.

Это все старые идеи — старые идеи о двух противоборствующих силах: силе Добра и силе Зла, о битве между ними, и за кем останется последнее слово… Было время, когда детей развлекали подобными историями. Это ребячество.

Есть люди (или, если угодно, есть существа, силы или сознания), которым для собственного прогресса надо отдавать себя или растворяться [во Всевышнем], и в своем полном самоустранении они достигают Реализации; и есть другие, путь которых диаметрально противоположен: это рост, доминирование, расширение, оно становится все более фантастичным… до исчезновения разделения — оно становится невозможным.

Одни предпочитают один путь, другие — другой, но в самом конце все воссоединяется.

 

(молчание)

 

В сущности, единственно необходимое — это уничтожение границ… Есть множество средств уничтожения границ.

И, возможно, все они одинаково трудны.

 

(молчание)

 

Именно с этой религией я, наверное, больше всего боролась. И по очень простой причине: потому что ее власть, ее средство действия (сила, которую они используют в качестве средства действия) основана на страхе. А страх — это самое унизительное.

У меня было два примера этому, один — физически, другой — интеллектуально (я говорю о том, с чем я материально соприкасалась). Второй касается моей подруги по художественной студии; в течение ряда лет мы вместе рисовали, это была очень милая девушка, она была старше меня, очень серьезная и очень хорошая художница. В последние годы, проведенные в Париже, я часто с ней виделась и часто беседовала, сначала — на оккультные темы и о «космической философии», затем — о том, что я знала о Шри Ауробиндо (я вела «группу» и обычно кое-что объясняла), и она слушала с большим пониманием: она понимала, она соглашалась. И вот как-то я к ней пришла, и она мне сказала, что испытывала большие мучения. Когда она бодрствует, у нее нет сомнений, она хорошо все понимает, она чувствует пределы и темноту религии (она вышла из семьи, в которой было несколько архиепископов и кардинал — это был «древний французский род»). «Но ночью», - сказала она мне, - «я вдруг пробуждаюсь в какой-то муке, и что-то — очевидно, из моего подсознания — говорит мне: «А что если ты все же попадешь в ад?». И она повторила: «Когда я просыпаюсь, это не имеет силы, но ночью, это поднимается из подсознательного, оно душит меня.»

Тогда я посмотрела и увидела гигантского спрута, распростертого над землей: это формация Церкви, это представление об аде, с помощью которого они держит людей. Страх перед адом. Даже когда весь ваш разум, все ваше понимание, все ваши чувства против этого, ночью вас охватывает этот спрут страха перед адом.

Это… показало мне степень важности проблемы — это проблема масштаба всей земли. Католики есть везде: в Китае, в Африке среди негров; люди, которые не отдает себе в этом отчета, но находятся под влиянием католицизма, их держит этот спрут.

Другой пример: еще раньше я была в Италии, в Венеции, и рисовала в уголке собора Св. Марка (это чудесное место, невероятно красивое), и обычно я сидела совсем рядом с исповедальней. Однажды, когда я там рисовала, я увидела, как пришел священник и вошел в эту исповедальню — этот человек… совершенно черный, высокий, худой, с лицом злым и жестким: безжалостно злым. Он заперся там. Спустя некоторое время пришла женщина средних лет, где-то около тридцати, миловидная, очень кроткая — не умная, но очень кроткая — одетая во все черное. Она вошла в исповедальню (священник уже заперся там, и его не было видно), и они начали разговаривать через решетку. Надо сказать, там все это гораздо ближе к средневековью, чем во Франции, это было действительно… это было почти театрально. Она встала там на колени и начала говорить (я не могла ничего услышать — она говорила шепотом; кроме того, они говорили по-итальянски, хотя я и понимаю итальянский). Голоса были едва слышны, но не было никаких звуков. Затем вдруг я услышала рыдания женщины (рыдания со спазмами), и рыдания продолжались, пока вдруг женщина не рухнула на пол. Тогда тот человек открыл дверь, отпихнул в сторону ее тело дверью, и ушел, без колебаний, даже не обернувшись. Ты знаешь, я была молода, и если бы я могла, я бы убила его. То, что он только что сделал, было просто чудовищно. И он шел… это шел кусок стали.

Инциденты такого рода оставили у меня определенное впечатление. Историй Инквизиции с меня достаточно… Сейчас же, ты, конечно, слышал, что я тебе рассказывала [история с асуром], и это действительно мой взгляд на эти вещи. Но было время, когда я могла бы сказать: «Нет религии, принесшей миру больше зла, чем эта религия.»

Но сейчас я в этом не уверена. Это один АСПЕКТ этой религии.

И это все еще человеческий способ видения вещей. Я предпочитаю другое — мне больше нравится видение Господа, говорящего Асуру: «Конечно! Расти, расти и расти… и не будет больше Асура!» [смеясь]. Это лучше[130].

 

(молчание)

 

Пожалуй, этот человек [Павел VI] похож на того священника из Венеции. Это был высокий молодой человек, не старше тридцати, очень худой, с лицом как лезвие ножа, о!…

Страх не негативен: это нечто очень позитивное, это особая форма власти, которая всегда использовалась асурическими силами — это их большая сила. Самая большая их сила — страх.

Я вижу: всегда, когда люди терпят поражение, ВСЕГДА это происходит из-за страха, всегда.

Так что, если ты [Мать обращается к фотографии], если ты намереваешься использовать это, лучше поберегись!

 

(Мать пристально смотрит

на фотографию)

 

То, что приходит ко мне, это великолепие, пышность…

Хорошо. Посмотрим.

 

*

*  *

 

(Чуть позже речь заходит об английском переводе новой книги о Шри Ауробиндо:)

 

Я думаю, что E сможет собрать публику там, особенно в Америке — больше, чем во Франции.

Во Франции все люди, которые пробуждены,  у кого есть духовная жажда, вовлечены в католическую религию. Это означает, что спурт пока что имеет там большую силу — очень большую.

Некоторое время тому назад, не помню уже по какому поводу, я вспомнила время, когда нельзя было сказать, что земля вращается, даже нельзя было сказать, что земля круглая — вас убили бы! Только представь это…

Все же пройдена немалая часть пути[131].

Когда я поняла, что знаю этого человека [Павла VI], ко мне пришла одна мысль, так, забавы ради: а что если кто-нибудь покажет ему мою фотографию (потому что я знаю некоторых людей, которые могут сделать это), и он скажет: «но я знаю эту женщину!». Тогда я увидела этот странный инстинкт, как раз эту привычку не допускать того, что можно говорить, выражать что-то противоречащее тому, что они говорят. И я увидела всю кривую — всю кривую, которую мы прошли по направлению к свободе… Он практически обязан меня терпеть. Предшественник прежнего Папы [Пий XII] запретил здешнему архиепископу отлучать от церкви людей, приходивших в Ашрам (архиепископ хотел это сделать, но не мог сделать это без одобрения Папы, а Папа ему ответил: «Держитесь спокойно»). Следующий архиепископ стал отлучать от церкви со своей кафедры, но дальше этого дело не пошло. И тогда я спросила себя: «А какой будет позиция нового Папы?»… Потому что, естественно, индивид такого типа очень даже может приказать изгнать даже то, что он считает истинным или ЗНАЕТ, что это истинно —как раз это ты увидел на фотографии [вызвавшей отвращение у ученика]. В таких людях  политические соображения доминируют надо всем остальным.

Сотри все, что я сказала. Я не хочу, чтоб это было здесь, не хочу, чтобы магнитофонная запись сохранилась. Потому что еще не пришло время вмешиваться мне в эти дела.

Вот так.

 

Во мне есть что-то, целая часть меня,  очень часто она ощущает себя воином, когда я соприкасаюсь с этим христианским спрутом. Что-то во мне сразу же готово бороться со всеми этими людьми.

 

Но это, главным образом, не ментальный уровень? — Ты чувствуешь сражение идей.

 

Да, но я чувствую себя почти как монах из прошлого, который идет проповедовать — я не вижу себя проповедником (!), но я вижу себя сражающимся с ними словом.

 

Да, словом, это я и имела в виду.

Потому что твой разум обладает большой боевой силой, очень большой, и это очень полезно, но на витальном уровне я никогда не видела тебя воином.

О, да! Идти, идти в мир проповедовать, идти бороться с их идеями, как, например, великие мудрецы, сражавшиеся, вооружившись словом — это да. Но не в качестве главнокомандующего армией!

 

Нет!

 

Не Наполеоном, не так ли.

 

Но бороться! Потому что я чувствую внизу так много Зла…

 

Ох!…

 

И коварного зла — коварного, притаившегося зла.

 

Под прикрытием милосердия, полной доброжелательности: лицемерие.

Да, все это всегда заставляло меня сражаться[132].

 

И мне больно видеть, что люди не понимают то малое, что я могу сделать, например, эту книга о Шри Ауробиндо. Во Франции есть стена — книга не принимается, я не могу войти туда, она блокируется. Я страдаю из-за этого. И со всеми людьми, которых я там знаю, то же самое: везде я наталкиваюсь на стену, непонимание — все совершенно закрыто.[133]

 

[Долгое молчание] Учитывая интеллектуальное качество Франции, качество ума французов, тот день, когда Франция действительно будет духовно затронута (она никогда не была духовно затронута), тот день, когда она будет духовно затронута, станет исключительным днем.

Шри Ауробиндо очень нравилась Франция. Я там родилась — на это, несомненно, есть причина. Что касается меня, я очень хорошо знаю причину:  потребность в культуре, в ясном, точном уме;  утонченность мышления, вкуса, ясность ума — нет в мире другой такой страны. Ни одной. И Шри Ауробиндо нравилась Франция по той же самой причине, она очень ему нравилась. Он говорил, что живя в Англии, он гораздо больше любил Францию, чем Англию!

На то есть причина.

Посмотрим.

Возможно, все немного сдвинется — у меня такое впечатление, что сейчас многое движется вперед. Только возможна поломка — всякий раз, когда  быстро движешься, может случиться какая-нибудь поломка. Периоды стабильности, когда все встает на свои места и выравнивается, — более мирные. Но сейчас это происходит более опасно.

Более опасно.

 

(Мать снова берет

фотографию Папы)

 

Оставь мне моего Папу! [смех]

 

 

6 июля 1963

 

Так что?

 

Есть тексты из Агенды.

 

Опять! Но я ничего не говорила! Я сказала тебе, что надо все стереть.

 

Но кое-что следует сохранить.

 

Хорошо.

 

Кроме того, есть предыдущая беседа: твое переживание корабля из розовой глины[134]…

 

Ах!

Ты знаешь, на следующий день я снова видела Шри Ауробиндо — это был Шри Ауробиндо, он был со мной, но он был немного выше, чем прежде, чуть более тонким, с почти белой кожей, почти как у меня (не с такой белой, как у северных людей, а с какой-то золотисто-белой). Тогда я посмотрела на него и улыбнулась (потому что он выглядел по-другому!), но ничего не сказала, а он сказал мне: «Yes, to meet all the tastes» [«Да, на любой вкус!»] Я нашла это восхитительным!

В этот день он был очень занят внешней организацией; он запрашивал у меня сведения и давал мне указания по поводу всего. Тогда произошел один эпизод (я еще не знаю, что это значит), он спросил меня: «Oh there (я не могу вспомнить, о какой стране шла речь — дело касалось стран и правительств), Oh there all is all right, isn’t it?» [А вот там все в порядке, не так ли?] И я ему ответила: «Да, несомненно, все идет хорошо, потому что почти все правительство — наши люди.» И было так, как если бы он мне указал… (ночью Европа всегда слева от меня, а Америка — всегда справа, как если бы я всегда была обращена на север) он указал мне налево, и я сама тоже указывала налево, и это было там, все люди там были наши: Everything is quite smooth [«Все идет достаточно гладко.»] Но я не могу вспомнить название (на это, вероятно, есть причина); название страны, места или чего-то еще было стерто — я не могу вспомнить.

Но я еще вижу Шри Ауробиндо, чуть более высокого, чем я, и себя, наклонившуюся и улыбающуюся, я указываю налево, а он мне говорит «Да». И тогда я видела — я видела множество людей. Вот что забавно: там зрение было совершенно другим (это в тонком физическом), это зрение полностью отличается от физического зрения: одновременно видишь и вблизи и на тысячи километров, и расстояние подразумевается только как какое-то место в атмосфере (я не знаю, как объяснить это), но все одинаково близко с точки зрения действия. Действие так же конкретно и близко, но все как бы по-другому размещено [Мать показывает на разные уровни а атмосфере]… Я никогда не думала над этим, но, вероятно, в этой деятельности в тонком физическом мы гораздо больше по физическим размерам, я думаю; однако пропорции остаются теми же самыми, но все гораздо меньше [по сравнению с Матерью и Шри Ауробиндо]. Это как подниматься и опускаться, там по-другому, чем здесь. И страна, о которой я говорила, была слева, немного… не позади, а немного впереди и чуть ниже, вот так [жест].

Шри Ауробиндо был там очень высоким. Но и я тоже была высокой.

Это было на следующий же день после того первого переживания, в тот же самый час, но вместо того, чтобы заниматься одним, он занимался совсем другим: всеми материальными организациями, во всех мельчайших подробностях, всякими административными проблемами… Я очень хорошо помню, как посмотрела на него вот так [Мать поднимает голову, как если бы Шри Ауробиндо был чуть выше нее] и сказала: Oh there, it is quite all right, it is all our people, you know. It is all our people, so everything goes smooth  [«А, там: там все хорошо, там все наши люди, ты знаешь. Там все наши люди, так что все идет гладко.»]

 

?

 

[Смеясь] На земле нет такого места!

 

И я не вижу такого!

 

Возможно, оно будет.

Возможно, это было предварительное переживание!

Было очень приятное впечатление. Затем он спросил меня об организационных деталях (но это не было чем-то мелким, это было что-то значительное), и я ответила (я перевожу): «О, я не знаю, я не занимаюсь этим. Я позволяю им во многом делать так, как они считают нужным. Я придаю только общее направление; что же касается деталей, то я позволяю им действовать согласно их пониманию.» Тогда он одобрительно кивнул головой.

Я не видела его на следующий день — я ожидала увидеть его, но не увидела ничего. Я видела что-то совсем другое.

 

*

*  *

 

(Немного позже)

 

В течение некоторого времени (возможно, год-полтора) я очень часто видела, как перед моим взором проходили очень противные люди и всевозможные странные объекты — раньше я таких не встречала. Только один раз я видела таких противных существ, когда была со Шри Ауробиндо: как-то я подхватила нечто вроде инфекции (она была скорее витальной, чем физической) из-за того, что присутствовала и, так сказать, председательствовала на «фестивале орудий»[135] местных рабочих. И они свалили на меня все свои беды и просили защиты, облегчения и т.д. — в этих людях есть какая-то спонтанная искренность, и я напрямую отвечала им, не защищая себя. Я ни на минуту не думала о своей защите: я отвечала всем им (внутри, естественно). Я вернулась… Ночью меня ужасно лихорадило. Я была совершенно сознательна в этой лихорадке; у меня была та лихорадка, которую люди называют горячкой; я видела, что такое бред: масса существ из витального наиболее материального  яростно обрушивалась на меня! Это было настоящее сражение с армией существ из витального самого низкого, самого материального и самого яростного — они накатывались волнами, и я отбрасывала их назад (вероятно, люди не способны это делать): волна за волной, волна за волной всю ночь, и всю ночь вновь и вновь я отбрасывала их. Меня страшно лихорадило. И Шри Ауробиндо был там, он сидел возле моей кровати и я сказала ему: «Вот что люди называют бредом.» Эти существа атакуют области мозга, и это действительно жуткое сражение. На следующее утро я заболела, заболевание напоминало брюшной тиф — я знала, откуда это пришло, я видела, я видела все, ты понимаешь.

Такое было один раз и больше не повторялось: атмосфера совершенно естественно обрела защиту. На этот раз это было той же природы в том смысле, что приходили искривленные гримасами лица, самые низкие инстинкты и что-то уж совсем безобразное, и они ВХОДИЛИ, что означает, что должна быть проделана работа и в этой области, и чтобы это произошло, нужен контакт (естественно, когда вокруг меня моя белая атмосфера, то как они не пытайся, они не могут затронуть ее), и на этот раз они входили. А я смотрела так [смеясь] с некоторым любопытством (сначала я была удивлена, я спрашивала себя: «Почему я стала видеть такое безобразие!», но затем я сразу же поняла, что это из-за того, что надо там поработать). Я смотрела на это с определенным любопытством и видела, что достаточно сделать вот так [жест – как легкий взмах пера], достаточно совсем маленького движения без малейшего усилия и… пуф! все это убегает с невероятной скоростью.

Но я видела, что некоторые лица появлялись с намерением сделать определенные внушения — я видела это (не знаю, какими были их внушения, потому что это меня не интересовало: я выметаю все это, и все уходит), но я не придавала этому никакого значения, я просто продолжала отвечать все так же [жест взмаха пера] и я себе говорила: «Должно быть, от этого где-то устанавливается  порядок!» Но сегодня N прочел мне письмо и рассказал историю об одном мальчике, он был здесь —очень милый, он хорошо работал — на него вдруг нашло недомогание и страх, и ему стало так плохо, что, в конце концов, он сказал: «Моя семья зовет меня, они хотят, чтобы я к ним вернулся, мне надо идти.» И затем (я не знаю, когда это происходило, прошло уже порядочно времени) он написал, что прибыл домой и что спустя какое-то время (я не помню деталей) он узнал, что один маг регулярно применял против него черную магию (он видел противные лица, стелящийся ладан, всевозможные странные мелкие жесты — он рассказал обо всем этом в своем письме — он был очень впечатлен), и этот маг (я думаю, он был более или менее связан с семьей!) делал это регулярно, чтобы заставить его покинуть Ашрам. Затем он нашел этого мага или кто-то пришел к этому магу и сказал: «Мальчик вернулся, поэтому не надо продолжать, он уже здесь, так что нет больше причины…» И с этого момента все сразу же исчезло: все его недомогания, все его видения. Как бы там ни было, это ясное доказательство того, что это работа мага ввергла его в такое состояние, и что как только маг прекратил свою работу, все прекратилось.

Ведь я прожила долгие годы, и мне прекрасно известно, что такие вещи существуют, но я не придавала им никакого значения, потому что мне казалось, что они не имеют никакой силы… И, в действительности, это никогда меня не затрагивало (хотя некоторые тантристы действительно применяли против меня свою магию и навлекали на меня болезни, но это носило совсем другой характер; ведь история с мальчиком происходила в области наиболее материального витального, в самом низу, ты понимаешь), и только впоследствии я замечала эти происки (они не имели никакого эффекта — это как неприятные картинки, проецируемые на киноэкран, и я только говорила себе: «К чему это?», вот и все). Все же, по привычке, я все прочищала. Но теперь, когда я услышала эту историю, я подумала: «Что же, надо преподнести парочку хороших уроков тем, кто занимается грязной магией!»

Иными словами, одна область за другой, одна проблема за другой, одно препятствие за другим (будь то в подсознательном или в наиболее материальном сознании, или на самом низком уровне витального), все это приходит для ДЕЙСТВИЯ. И это действие очень длительное, разнообразное; даже когда что-то другое (другая проблема, другая задача) выходит на передний план, начинает преобладать в сознании, даже тогда все остается там [в окружающей атмосфере], и все время есть этот Свет [Мать делает жест прочищения атмосферы], который был всегда со мной —я начала его полностью сознавать благодаря мадам Теон, сказавшей мне, что это такое — этот Свет всегда при мне, этот белый Свет совершенно чистый, такая слепящая белизна, что глаза не могут на него смотреть, это Свет, который…

 

(долгое молчание.

Мать уходит в этот свет,

ее глаза закрыты)

 

Я позже скажу, что это.

Но, во всяком случае, эту силу использует Дурга. И эта сила НЕПОБЕДИМА асурами — это так. Эта сила… это… мы узнаем это позже.

 

(молчание)

 

Но это не полная Победа, нет. Это не мощь трансформации.

Как-то я тебе говорила, что, возможно, сейчас одно из моих занятий состоит в некой сознательной концентрации на том или ином индивиде, на той или иной вещи, для достижения желаемого результата. В течение многих лет Воля и Сила действовали свыше, и внешнее сознательное существо [Матери] больше ни о чем не заботилось, зная, что его вмешательство может только усложнить вещи, а не помочь им, и что Сила, предоставленная самой себе, исходящая напрямую от высшего Импульса, сделает все гораздо лучше, гораздо точнее. Но в последние несколько месяцев появилась воля или тенденция делать так, чтобы материальное существо [Матери] сознательно участвовало в деталях исполнения. Это нечто вроде пассивного подчинения, так что, как только это появляется [необходимость материального вмешательства Матери], оно и происходит. Совсем недавно был такой случай; речь идет об очень хорошем друге Ашрама, этот человек занимает важное положение, он принес много пользы. Его должны были оперировать (я не буду рассказывать всю историю, это было бы очень долго); мы получали две-три телеграммы в день, и это отслеживалось шаг за шагом. Была очень мощная сила разрушения — это была ожесточенная битва — и была воля сохранить его, потому что в этом теле он был очень полезен и продолжал приносить пользу и еще мог бы быть очень полезен и в будущем. Он обладал большой верой, большим доверием, и он был сознательным (его сознание было очень прилично развито: я постоянно его видела и постоянно он ко мне приходил). Он попал в руки «мясника», это было плачевно. Хотя все ожидали, что он вскоре покинет тело, он держался и постоянно говорил (мы получали новости от его сына), он чувствовал, что это я поддерживаю его жизнь. И я даже видела, что им надо сделать, и я постоянно посылала формацию, мысль: «вот что надо сделать», настоятельно. В конце концов они уловили мою мысль, но я думаю (я не знаю, потому что мне не известны детали, малейшие материальные детали), вероятно, это было сделано не так, как нужно — вот почему я называю их «мясниками». Они сделали ему подряд три операции; он их перенес, после этого он пришел ко мне (и до этого он приходил ко мне очень часто — они говорили, что он все время был drowsy, в полу-коме, но это не так: он жил внутри), он пришел ко мне и был совершенно сознательным, как обычно, но он мне сказал: «Боюсь, что мое тело окончательно испорчено, так что если я сейчас выживу, то тело, вместо того, чтобы быть помощником и инструментом в работе, станет помехой, препятствием, обременением, так что я пришел попросить свободы — я предпочел бы войти в новое тело.» Я сразу же ему ответила: «Но ты полезен, очень полезен таким, как ты есть; положение, которое ты занимаешь, делает тебя очень полезным; ты совершенно сознателен; было бы хорошо, если бы ты выздоровел.» Он выслушал, попытался настаивать, я тоже настаивала, затем он ушел.

На следующее утро ему было гораздо лучше; я надеялась, что он принял решение остаться, но от него не было известий почти целые сутки, а затем вдруг сообщили, что он перестал дышать и ему дали кислород. Затем он ушел.

И я видела так ясно: если бы он согласился… (естественно, душа каждого существа свободна, она вольна решать), если бы он согласился остаться, у меня хватило бы сил поддерживать его, поддерживать его тело в состоянии, достаточном для жизни, НО Я НЕ МОГЛА ИСПРАВИТЬ ТОТ УЩЕРБ, КОТОРЫЙ БЫЛ ЕМУ НАНЕСЕН — я еще не могу этого делать.

Это показало мне точные пределы моих возможностей. Мы еще не достигли этого. Трансформации еще нет.

Другими словами, это не то, чем я РАСПОРЯЖАЮСЬ так, что могу передать кому-то. Я распоряжаюсь многими другими силами и могу передать их тому, или другому, но это…

Теперь я попытаюсь (я всегда говорю «попытаюсь», потому что… потому что всегда подслушивают нехорошие уши!), как бы там ни было, следующий шаг — попытаться дать ему новое жилище. Это то, что не только можно сделать, но что уже делалось много раз.

Он был очень сознательным, он имел значительную веру. Это был активный, очень энергичный человек. Активный! очень энергичный, с большой властью, о!… Идея быть на попечении людей, которые должны за ним ухаживать… он предпочел уйти. Он был достаточно сознательным, чтобы знать, что суть его существа, суть его опыта не потеряна — и все же все это предстоит снова воплотить материально шаг за шагом, и к тому же он обладал положением, являвшемся результатом всей его жизни. Я не знаю…

Снова начинать с маленького ребенка?… [Мать отрицательно качает головой]. Когда уходил Шри Ауробиндо, он сказал: «Я вернусь в существе, сформированном супраментально — полностью сознательном, обладающем  полными способностями.»[136]

 

 

10 июля 1963

 

(Относительно английского перевода «Путешествия Сознания»:)

 

…Невозможно перевести музыкальный ритм фразы; это непереводимо. Английский и французский ритмы совершенно отличаются друг от друга; если точно перевести то, что поэтично по-английски, это не будет поэтично по-французски. Так что перевод есть перевод, надо им заняться… Но там еще останется достаточно много идей, которые принесут благо людям!

 

Да, но часто перевод становится каким-то «сшитым». Французский язык сильно ритмизован, и на английском это производит впечатление маленьких кусочков, вырезанных и сшитых вместе. Но, как бы там ни было, я думаю, что она постарается.

 

Но Шри Ауробиндо всегда мне говорил, что из переведенного французского получается хороший английский, тогда как из переведенного английского получается плохой французский. Потому что при переводе требуется определенная точность языка, которой нет в изначальном английском.

Как бы там ни было, я знаю, что перевод пойдет.

 

*

*  *

 

(Затем Мать читает отрывок из «Савитри»:)

 

Здесь есть кое-что…

 

A slow reversal's movement then took place:

A gas belched out from some invisible Fire,

Of its dense rings were formed these million stars;

Upon earth's new-born soil God's tread was heard.

(II.I.101) 

 

Это великолепно… великолепно.

По-французски это будет бледно.[137]

И я не стараюсь переводить поэтически, я пытаюсь только передать смысл. Я читаю английскую фразу до тех пор, пока ясно не УВИЖУ смысл, затем я излагаю его по-французски, но весьма неуклюже — я не претендую на поэзию! Только верный смысл.

Этот перевод никуда не годится — он что-то дает только мне. Но у меня даже нет времени, я едва ли могу выделять по полчаса в день для этой работы — я хотела бы самой себе уделять по полчаса в день!

 

*

*  *

 

(Ученик читает Матери старую беседу от 11 мая, в которой Мать говорит, что гуру не может дать настоящую мантру, и настоящая мантра сама появляется изнутри, как крик души)

 

Но как же так? Если мантра автоматически содержит мощь переживания, то почему всегда говорится, что мантра не имеет силы, пока гуру не «даст» ее?

 

Это так, если вы не имеете собственной силы!

Если, к примеру, кто-то приходит ко мне и просит мантру, я ему не говорю, что он должен найти собственную мантру внутри себя… То, что я тогда сказала, применимо только к тем, у кого есть контакт со своей душой. Но те, кто не находятся в сознательном контакте со своей душой, не могут найти своей мантры — искать слова будет их голова , а это ничего не даст. Я говорила, что мантра должна спонтанно возникнуть изнутри — у таких людей она никогда не возникнет! Они не найдут ее. Они не найдут ее, никаких шансов. Так что в этом случае гуру передает силу мантры.

 

Да, но говорится, что,  если, к примеру, прочесть мантру в книге, то она не будет иметь силы — как это так, ведь вибрация всегда есть в мантре?

 

Но если вы обладаете силой и прочтете мантру, тогда вы увидите в ней силу! [Мать смеется] Необходима способность чувствовать и находить контакт.

Ведь, в сущности, что делает гуру? Он связывает [жест присоединения], он только приводит в контакт. Он не дает вам «свою» силу (он так думает, но это не так): он служит связующим звеном. Он приводит вас в контакт с Силой — без него у вас не было бы этого контакта . Но те, кому не нужен гуру, могут найти контакт и БЕЗ гуру.

Мантра - это не то, что лежит у него в кармане [смеясь] и что он вам дарит! Это совсем не так: он- это возможность установления контакта.

 

(молчание)

 

В сущности, это просто вопрос сознания: люди (обычные люди) обладают сознанием, доходящим только до определенной точки (которая обычно не так уж и далека), за которой для них начинается «несознательное» (хотя оно наполнено сознанием!), но для них это «несознательное», потому что у них нет с ним контакта. Ночью, когда вы просыпаетесь в другом состоянии бытия, вы становитесь сознательным, вы видите «сон» (то, что люди называют «сном», то есть, переживание), а затем вы возвращаетесь в свое обычное сознание, и из-за того, что нет контакта между этими состояниями сознания, вы больше не помните свой сон, - это то же самое. Однако можно, через методичное развитие, расширить свое сознание и создать связь между этими двумя состояниями сознания; и с той минуты, когда есть эта связь, достаточно очень малого, чтобы вспомнить все. Но трудность заключается в расширении сознания.

В сущности, настоящая сила гуру — восполнять пробелы! Приводить вас в контакт с Высочайшим. Или с вашей душой, с вашим психическим существом внутри или со Всевышним — но последнее мало кто может сделать.

 

(молчание)

 

Вот что я видела, когда рассказывала тебе о «душе Господнем». Атмосфера была наполнена, действительно была плотно наполнена Присутствием (нельзя даже сказать «вибрацией», это гораздо больше, чем вибрация: это Присутствие), но люди входили и ничего не чувствовали! Или, если они и чувствовали, то даже не понимали, в их сознании это ни с чем не соотносилось. Но если я концентрирую определенную вибрацию на их сознании, это приводит их в контакт. Вдруг они что-то чувствуют, у них возникает впечатление чего-то нового — но это совсем не ново! Только их способность воспринимать это – вот что ново.

Вообще, это всегда так: Господь находится повсюду, Его вибрация есть везде, а новой является лишь способность чувствовать Его или приходить с Ним в контакт. Со времен извечных Он был здесь, всю вечность Он будет здесь.

И переживание, которое сопровождает меня постоянно - постоянно — это не то, что я ищу чего-то, чего нет здесь и что я привожу сюда! Когда я говорю Господу «прояви Себя», я не подразумеваю, что Он не проявлен! Я имею в виду вот что: «Дай нам силу почувствовать Твое проявление.» Следует сказать (я не знаю на французском ли это, или это перевод с английского): «Передай Себя в проявленном для нас виде… Позволь нам сознавать Твое Присутствие.»

И это дает ясное ощущение Нереальности, Несознания — и всего беспорядка, вытекающего из них. Ведь есть ПОСТОЯННАЯ Реальность, ПОСТОЯННЫЙ божественный Порядок, и только из-за неспособности воспринять их возникают сегодня Беспорядок и Ложь.

Эти переживания постоянно множатся; внешне это выглядит так, будто все люди начинают спорить, ссориться [смеясь] еще пуще прежнего по совершенным пустякам, совершенно бесполезно, без причины, просто так. И тогда для меня видны одновременно две вещи: истинное и его деформация; событие, каким оно должно быть, и его деформация. Но событие ОСТАЕТСЯ ОДНИМ И ТЕМ ЖЕ — деформация проявляется просто как некий нарост поверх события, совершенно бесполезный, страшно его усложняющий безо всякой причины. Этот нарост дает ощущение действительно Лжи (в смысле falsehood [подлога, фальши], а не lie [противоположности Истины]): это нечто без смысла и без причины, это совершенно бесполезно, абсолютно нелепо, но почему оно есть??… Схвачено и искажено — все схвачено и искажено. Откуда взялась эта привычка все искажать? Я не знаю.

В конечном счете, можно сказать, кого же забавляет все это? Люди жалуются, говорят, что они несчастны — но это их собственная вина! Они сами все искажают! Если бы у них не было этой привычки, все было бы совершенно просто.

И события бы НЕ ИЗМЕНИЛИСЬ.

 

(молчание)

 

Вот так.

Это все?

Не хочешь что-нибудь спросить?

 

Нет… Я задумался над тем, что ты говоришь… Это так, мы видим все шиворот-навыворот.

 

Да, это так! Именно так!

В эти дни я ПРОЖИВАЛА это переживание каждую минуту, относительно всего, всех людей и вещей, которые меня окружают, каждую МИНУТУ. Это чрезвычайно интересно.

Приведу тебе пример с Павитрой, вот что он сказал мне вчера. У него всегда была привычка в своем стремлении выходить из тела и подниматься очень высоко — я сто раз говорила ему, чтобы он этого не делал, что это не хорошо (ДЛЯ НЕГО; кому-то другому я могла бы сказать наоборот). Он никогда этого не понимал, и всякий раз во время медитации он выходил из тела. И вот он мне сказал: «А! теперь я понял! Я всегда искал Мать наверху, пока вдруг не смог найти ее там. Тогда я сконцентрировался здесь [в теле] и сразу же нашел Мать.» И он добавил: «Это потому что Мать теперь здесь!» [Мать смеется] Я не стала ему ничего объяснять.

Я ему ничего не сказала, но я улыбнулась, как будто он сделал открытие!

Люди пытаются войти в контакт с тем, что уже ЗДЕСЬ!

 

(молчание)

 

И Сила… следовало бы рассказать гору переживаний. Годы, годы и годы Сила шла вот так [жест над головой]: Сознание находится там, и Сила действует оттуда [тот же жест]. Но такая передача Силы занимает долгое время (это зависит от людей, но, как бы там ни было, на это всегда требуется время), в пути она искажается, так что то, что остается, не очень-то действенно. Я спрашивала себя: «Но чтобы это изменилось, требуется ПРЯМАЯ сила! Нужна сила, которая ощущалась бы напрямую, то есть, переходила бы от клетки к клетке: тогда качество вибраций сохранялось бы одним и тем же…» Это потихоньку приходит. Но я также спрашиваю себя, почему это не идет быстрее?… Хотя я очень хорошо это знаю: из-за того, что мы искажаем все; у нас выработалась такая привычка жить в МЕНТАЛИЗИРОВАННОМ сознании, мы искажаем все и, естественно, Сила не может прийти, чтобы просто исказиться. Сейчас урок таков: Сила приходит для специального действия, например, чтобы воздействовать на кого-то —Сила здесь, она действует — и в то же время мне дается возможность наблюдать, действительно ДЕЛАТЬ ДЛЯ СЕБЯ ВИДИМЫМИ… (как их назвать?)… Шри Ауробиндо использовал слово accretions («нарост» – не совсем то слово, поскольку нарост дает впечатление чего-то растущего изнутри наружу — это не так, это нечто, что приходит снаружи и добавляется). Я вижу, как деформация приходит и автоматически добавляется к Силе — это все портит. Сила резко прекращает свое действие, все возвращается на старые места… и затем все начинается сначала.

Требуется очень острое, очень внимательное и, особенно, безличное наблюдение (в смысле объективности, когда нет никакой реакции), чтобы увидеть все это.

И только мало-помалу, мало-помалу обучаешься истинному функционированию; потому что то, что добавляется и все портит, это не умышленные добавки, накладывающиеся из-за желания, нетерпения или энтузиазма — это совсем не так, это… привычка. Это просто привычка. То есть, психологический элемент очищен и не вмешивается: это просто привычка. СУБСТАНЦИЯ привыкла делать все определенным образом, она так и делает. Так что надо научить ее не шевелиться, держаться спокойно; чтобы, когда приходит Вибрация, то, что всегда бросается вперед, не бросалось бы.

Это очень интересно.

Как если бы мы стояли на пороге гран-ди-оз-ной реализации, зависящей от чего-то СОВСЕМ МАЛЕНЬКОГО.

 

(молчание)

 

Шри Ауробиндо говорил, что чудесные воплощения не длятся долго (они бывают, но они не длятся долго) и что только трансформация может в корне изменить все дело — теперь я понимаю! Потому что некоторым людям по той или иной причине случается воспринимать Силу: Сила вдруг приходит, действует, результат фантастичен, но… это не возвращается. Это не может вернуться, потому что это было стечением обстоятельств, вот и все. Только когда будет проделана эта кропотливая работа, когда произойдет трансформация, которую можно назвать «локальной», когда будет ПОЛНОЕ сознание и ПОЛНОЕ мастерство при обращении с Силой, так чтобы ничто не вмешивалось, тогда… это будет как химический опыт, который вы научились правильно делать: можно будет повторять его по желанию, всякий раз, когда это необходимо.

На данный момент работа в этом и состоит. Это очень интересно.

Но никакого блеска![138]

 

 

13 июля 1963

 

Я получаю письма отовсюду: из Аргентины, Канады и т.д., я не знаю этих людей, но они очень милы. Вот, послушай [Мать берет письмо возле себя], это пишет мать Z, он сейчас здесь: «If I were within walking distance of you, I would pick a rose, not yet full bloomed, laden and fragrant, to lay at your feet. This sounds like a love letter – well, it is! My son has been trying to teach me through you that all letters should be love letters…»[139]  Очень мило. Я ответила ей так: Indeed, all life is love if we know how to live [Действительно, вся жизнь есть любовь, если мы умеем жить.]

А затем Нолини сказал мне…

 

(Мать излагает

 ситуацию в

Ашраме)

 

…Кажется, что на расстоянии Сила действует эффективнее, чем вблизи — это странно. Там она захватывает людей и больше их не отпускает. Во мне же всегда есть постоянная воля не влиять на людей: помогать им, не влияя на них — предоставлять полную свободу, и эта воля, очевидно, действенна вблизи меня. Это… в сущности, люди не готовы к этому. Однако, я понимаю все именно так! Мне кажется, что мир не может быть истинным, пока он не станет совершенно свободным.

И чем больше сила, тем меньше следует оказывать влияние.

Но это [эта воля не влиять], вероятно, находится в моем самом материальном сознании, так что вдали она не в счет: там люди схвачены, Сила их удерживает и не отпускает. Это очень интересно.

 

*

*  *

 

(Затем Мать рассказывает о визите Х)

 

Я устроила ему «душ Господень»!

Это было очень интересно. У меня была встреча  перед встречей с ним, и я хотела, чтоб у меня было достаточно времени, чтобы подготовить атмосферу, но все пошло довольно быстро. «Это» уплотнилось, накопилось. Это была совершенно неподвижная атмосфера, была только внутренняя вибрация — я не знаю, как объяснить… Я уже говорила об этом несколько раз: есть Сила, которая не «шевелится», следовательно, можно сказать, что она совершенно неподвижна, но интенсивность ее ВНУТРЕННЕЙ вибрации гораздо значительнее, чем вибрации движения. И этот свет СВЕТЛОГО золота: он вовсе не белый, он золотой. Но это не резкий золотой свет, это спокойно-ясный свет. Сила заполнила все (в комнате больше не было стен), она была очень густой, плотной, как если бы... находилась под давлением. Не было больше ничего, кроме внутренней вибрации.

Он вошел, и его вход вызвал только легкую рябь. Ему потребовалось, возможно, одна-две минуты, чтобы адаптироваться. Я не знаю, каким было его первое впечатление, но, казалось, что ему немного неловко — не неудобно, а как-то удивительно, как если бы он спрашивал: «Что происходит?» Затем, не прошло и двух минут, как он сделал свое привычное движение, и в течение двадцати минут он оставался в таком состоянии, что НИЧТО не шевелилось. Ничто не шевелилось… Атмосфера была совершенно неподвижной, не было ни мысли, ни движения, ни реакции, ничего.

Затем снаружи пришла мысль, что время вышло (я просила открыть дверь, но дверь еще не была открыта), она вызвала легкое возмущение, но она пришла как раз оттуда, где должен был быть С. Затем я увидела, как дверь открылась: это произошло двадцать две минуты спустя. Тогда я посмотрела на Х один-два раза, и он открыл глаза.

Должна сказать, что это было исключительно, необыкновенно.

В течение пяти минут, десяти минут (с одним-двумя людьми такое продолжалось даже чуть больше десяти минут) все оставалось вот так: совершенно ничто не шевелилось, не было ни мысли, ничего. Атмосфера была хорошо подготовлена, но обычно такое не длится долго даже с теми людьми, которые приходят с самыми лучшими в мире намерениями: спустя некоторое время они больше не могут — они не могут это выдержать.

А с ним, что было особенно примечательно, было молчание. Ментальное молчание.

В прошлые разы, как я тебе говорила, я более или менее следовала за ним, чтобы видеть, что происходит. В первый раз, когда я увидела его здесь [в комнате наверху], его стремление поднималось конусом, но этот конус был несколько жестким и имел серебристый духовный свет, который производил впечатление… (как бы сказать?) обыкновенного, повсеместного света, я не знаю, как объяснить… ничего необычного. Его стремление шло как конус, поднимающийся к точке, очень острой точке, обрывающейся в несуществование. Это было не очень-то удовлетворительно. Но на этот раз… Как раз это я и хотела увидеть, подготавливая эту атмосферу. Это было хорошо.

 

*

*  *

 

(Чуть позже)

 

Так, что ты мне принес?

 

Письмо от издателя.

 

А!

 

Вот что он пишет: «Мне надо наконец-то решиться ответить вам. Должен с сожалением и грустью признать: не думаю, что мы cможем опубликовать вашу книгу «Шри Ауробиндо или путешествие сознания». Должен признаться, раньше меня удерживало \ не столько опасение причинить вам боль, поскольку вы способны подняться выше потрясения, которое может вызвать известие подобного рода, сколько невозможность объяснить вам наши причины. Откровенно говоря, мы действительно не понимаем эту книгу. А как объяснить причины непонимания чего-то? Что касается меня, то у меня часто возникало ощущение перехода с одного плана на другой, с уровня факта на уровень заключения, с уровня логики (исходя из определенных терминов) на уровень предположения (без связи с тем знанием, что вы даете). Знаю, то, что я сейчас пишу, спорно. Знаю также, или догадываюсь, что за вашими страницами стоит совершенно живое переживание, но не чувствуется, что читатели смогут разделить его. Почему? Опять же не могу сказать, почему. Слепота читателя, вполне возможно. Ограничение ума – тоже возможно. Но книга должна наводить мост, прорывать ширму, и, несомненно, есть случаи, когда это не зависит от автора. Поэтому я должен вернуть вам вашу рукопись.» [Подпись: P.A.L.]

 

Он не справился. Это очень забавно!

Но это не имеет никакого значения.

 

??

 

Да, это означает, что книга действительно хороша.

 

!?

 

У меня такое ощущение, что Шри Ауробиндо вложил в эту книгу много своей силы, чтобы она стала откровением.  Когда Павитра сказал мне, что эта книга открыла перед ним двери, которые раньше никогда не открывались, я убедилась, что мое ощущение верно. Но это означает, что читатель уже должен много знать. Возможно, книга опережает время, она – это не только объяснение.

Посмотрим, как она пойдет в Америке; я думаю, там она будет пользоваться большим успехом.

 

Там меньше барьеров.

 

Американцы моложе, вот в чем дело. Американская нация молода, и американцы еще ХОТЯТ УЧИТЬСЯ — они часто заблуждаются, они мешают одно с другим, но у них есть потребность учиться.

Французы  отчасти утратили восприимчивость.

 

Они зажаты в утонченных построениях, и это ужасно.

 

Да. И они знают, что очень умны. Они – это крепость ума, но они же и заключенные  этой крепости!

У меня почти было желание послать твоему издателю свои благословения… если бы он начал понимать, это было бы забавно!

 

Я не возлагаю на это большие надежды!

 

Ты думаешь, что у него нет клеток!

 

Нет, но это их образование.

 

Это на другом уровне.

Однажды это придет.

Но все же у меня был контакт.

 

?

 

Как раз сейчас, когда я с тобой говорила. Вот почему я сказала, что у меня  было желание послать ему свои благословения. «С моими благословениями, ЧТОБЫ ТЫ ПОНЯЛ!»

Да, вдруг возник контакт.

Мы будем свидетелями странных событий — в этом ты можешь быть уверен.

Сила работает крайне необычно… Как-нибудь я расскажу тебе об этом, не сейчас.

 

 

17 июля 1963

 

Нолини сказал мне, что с тех пор, как нарастает Сила, ежедневно приходит поток писем: люди кричат о своей нищете, моральной или материальной; это общий крик о помощи, и он сказал мне: «примечательно, что никто не просит о помощи материальной», они все просят моих благословений, говоря (они верят), что это принесет им облегчение. Он сказал: «Это почти одна и та же нота во всех письмах.» Контакты с внешним миром значительно возросли; раньше это были только те люди, которые меня знали, теперь же устанавливается связь и с совершенно незнакомыми людьми.

Теперь ежедневно, ночью, во время, отведенное для работы (обычно это между 2 и 4:30 утра… чуть раньше, чуть позже) я вижу людей, которых не знаю физически — все время, все время,  много работы. Теперь расширилась работа, которую я обычно проделывала с окружающими меня людьми: я попадаю в места, которых совсем не знаю. И всегда, всегда это что-то строящееся — всегда строящееся, всегда. Иногда даже случается, что я сама начинаю испытывать новые конструкции : прохожу туда, сюда, делаю что-то, пробую это, пробую то[140]; и одновременно я работаю с людьми, которые не заняты в этих постройках — с теми, что находятся рядом. Работаю много, до такой степени, что когда я пробудилась этим утром, я сказала себе: «Когда же это кончится? Мне же нужен отдых!» Но всегда был отклик (это отклик не на словах, а ФАКТИЧЕСКИ), мгновенный отклик — он не занимал ни секунды, не был постепенным, он был мгновенным.[141]

И, наряду с этим, есть необъятный, неподвижный отдых — ты знаешь, о чем я говорю? — отдых в этом Свете (вероятно, в таком Свете, каким он проявится). Это золотой Свет, не очень яркий, но и не бледный; чуть менее яркий, чем тогда, когда я концентрировалась (я рассказывала тебе об этом[142]); чуть сдержаннее, чем тогда, но не темнее — золотой Свет, совершенно неподвижный, с такой интенсивностью внутренней вибрации, что ее нельзя почувствовать, она превосходит всякое восприятие. Наступает совершенный покой — мгновенно. И как только я начинаю жаловаться самой себе, всегда приходит одно и то же ироническое замечание: «О! Когда у тебя есть такое посреди работы, не стоит жаловаться!» Эти два состояния… нельзя сказать, что они одновременны (естественно, одно не сменяет другое, они оба вместе), но это и не что-то, что находится вместе - это два способа смотреть и видеть, можно сказать, две точки – не точки зрения, нет, два взгляда – горизонтальный и …  скорее даже, частный взгляд и общий взгляд. Частный взгляд – это взгляд из сиюминутной деятельности, а общий и постоянный взгляд принадлежит целому; как только смотришь на целое, наступает…[жест неподвижности] неизменный мир и покой, неизменный отдых. И тогда все как бы раздувается — раздувается от необъятного содержимого.

И это не требует подготовки, это не что-то, чего нужно достичь: это ВСЕГДА там. Единственно, это приходит еще и из-за того, что я - не здесь (это так ясно, так ясно! это не требует никакого размышления, никакого наблюдения, это факт настолько определенный)… меня здесь больше ничто не удерживает , совершенно ничто, никакое удовольствие, какого бы то ни было уровня, по поводу чего бы то ни было — этого больше нет, в этом больше нет реальности, это больше не существует. Единственное, что я еще ЧУВСТВУЮ, это нечто вроде… это не стремление, не воля, не приверженность, не энтузиазм, это нечто… возможно, больше всего это напоминает возможность работать: делать Работу Господа. И, в то же время, я чувствую Господа… Он не передо мной или вне меня! Это не так, Он везде и… Он везде, и я с Ним повсюду. Но то, что удерживает эти клетки вместе в столь постоянной форме, это что-то, что является одновременно волей и силой (но это нечто большее) совершать Работу Господа. Это содержит нечто, что, вероятно, должно передаваться в сознании людей как Блаженство, Ананда (я должна сказать, что эта сторона проблемы меня не занимает). Это нечто как интенсивность еще не проявленной сверхлюбви — это невозможно выразить.

Некоторое время тому назад я сделала вот какое открытие: кто-то спросил меня, есть ли разница между Анандой и Любовью; я ответила «нет». Тогда этот человек задал следующий вопрос: «Но почему же так, что одни люди чувствуют Ананду, а другие чувствуют Любовь…» Я ответила ему: «Да! Ананду чувствует те, кому нравится получать, у кого есть способность принимать; а Любовь чувствуют те, кто имеет способность отдавать.» Но это одно и то же: мы принимаем что-то как Ананду и  отдаем это же как Любовь.

Так что, вероятно, те, кто больше на стороне «принятия» назовут эту Вибрацию Анандой — возможно, именно это люди называют «радостью жизни», не знаю… Это совершенно не похоже на то, что человеческие существа называют радостью. Это действительно ощущение чего-то, что наполнено вместо того, чтобы быть пустым — жизнь, какую ведут люди, как я это вижу, это что-то бессодержательное, пустое, сухое. Бессодержательное. Жесткое и бессодержательное одновременно. Пустое. Так что, когда я работаю, как я тебе говорила, то все, что окружает меня, вся работа, все это, это… да, это производит впечатление сухости и бессодержательности; и вот тут другое сразу же вызывает ощущение полноты — полноты-полноты-полноты-полноты! выходящей из берегов, больше нет границ. Это так полно, что все границы сметаются, стираются, исчезают — есть только Это, это Нечто. Вот почему эти клетки остаются собранными вместе — из-за Этого, для Этого, благодаря Этому. Больше не для чего.

Это становится все более постоянным, очевидным — естественным, спонтанным. И все растет ощущение того, что Ты — это Ты, Ты поклонения — Ты… это только для развлечения! Не знаю, как объяснить. Это почти как взрыв смеха… так это очевидно, что нет никакой разницы. Да, есть только вот это: «О, как забавно говорить ‘Ты’!». Это так.

Все это происходит здесь, в этом теле.[143]

 

 

20 июля 1963

 

Итак, что скажешь? Расскажи что-нибудь!

 

Нет ничего интересного. Ощущение полного застоя.

 

В конце концов, на этот раз я наблюдала, тщательно наблюдала за приездом, пребыванием и отъездом Х. Потому что были разные мнения: некоторые люди думают, что он всегда приносит проблемы, а другие — что он всегда приносит что-то позитивное. Что же, по правде говоря, нет ничего, есть ТОЛЬКО то, что люди думают.

 

Да.

 

Просто то, что они думают. А так, его приезд, его пребывание здесь, его медитации, его отъезд: все абсолютно нейтрально. Иными словами, я не заметила ни роста трудностей, ни улучшения ситуации. Все идет своим чередом, нет никакой разницы. Атмосферы смешиваются, ничего не меняя.

Я решила изучить это очень тщательно, совершенно объективно, чтобы быть уверенной — потому что вокруг меня были волны разнообразных впечатлений, и благосклонных и недоброжелательных, и я нашла все это волнение смехотворным. Я провела свое наблюдение самым научным и объективным образом: весь-весь-весь эффект чисто ментальный. Все волнение — ментальное.

Вот так.

Это все.

А тебе он ничего не говорил? Относительно твоего янтрама? Ты его не спрашивал?

 

Я утратил привычку спрашивать его о чем-либо!

 

Он не отвечает.

 

Так что я уже давно и не спрашиваю его.

 

Но нет! Это из-за того, что он не знает, что ответить.

 

Возможно!

 

Нет-нет, сейчас я в этом уверена! Сначала я сказала себе: возможно, это… Но нет. Я уверена.

Хорошо.

Сколько еще времени ты будешь занят этим [янтрамом]?

 

До конца декабря.

 

Конец декабря… Конечно, Сила, Мощь может действовать — просто Х -  инструмент… он сознателен только чуть-чуть. Сила может передаваться через него — я не говорю, что не может. Примечательно, что в медитациях (я рассмотрела это на этот раз) в тот момент, когда восприятие Х самое лучшее, самое полное, мне требуется спуститься к самой материальной форме [форме Х], чтобы обнаружить какую-нибудь форму — что касается всего остального, форм больше нет . Это означает, что его внутреннее существо не индивидуализировано, оно именно так  отождествлено, оно расплавлено. Как раз это Шри Ауробиндо очень хорошо объяснил: разницу между тем, кто отождествляется со Всевышним через аннулирование своего существа, и тем, кто может выразить Всевышнего [жест притягивания вниз] в существе, ставшем совершенном, во всем. Вот в чем разница. От Х оставалась только, так сказать, внешняя оболочка (впрочем, довольно грубая, толстая и тяжелая, с очень тяжелыми вибрациями), эта оболочка сидела там, передо мной, она была пустой: сознание ушло [жест, показывающий на распространяющееся сознание или сознание, растворяющееся в Бесконечности]. Так что его сила действует почти как сила медиума, то есть, когда говорит Х, это что-то совсем обычное, но Сила может действовать через него[144].

 

Но, что странно, кажется, что этот янтрам только «обостряет» физический ум.

 

Он разве не успокаивает  твой ум?

 

Как правило, самый материальный ум становится чрезвычайно активным.

 

Чрезвычайно активным?

 

Мне очень трудно его сдерживать. Например, какая-то домашняя мелочь, самые материальные вещи могут охватить мое сознание. Все остальное всегда спокойно, но самое материальное становится очень активным.

 

Причина, вероятно, в том, что это притягивает Силу  на самый материальный уровень… Ладно. Со временем это успокоится.

 

Да, я тоже так думаю. Впрочем, я вижу, что это хорошо, что это полезно.

 

О, да, конечно!

 

Но, кроме того, вот уже несколько месяцев у меня есть сильное ощущение внутреннего застоя: нет продвижения. Там наверху всегда что-то есть; если я поднимаюсь наверх, если медитирую, если я соединен с тем, что свыше, тогда все превосходно, но… мне кажется, что это может длиться веками!

 

Да.

 

И при этом ничего не изменится. У меня нет ощущения развития.

 

Это из-за того, что действие сейчас разворачивается в самой Материи, вся мощь прогресса сосредоточена там. И предстоит еще долгий путь — очень долгий, о!…

Можно только вооружиться терпением, и это все.

Только это и можно сделать. Быть терпеливым.

Но, с материальной точки зрения, тело стало лучше или…?

Ведь именно в нем должно идти развитие.

 

(молчание)

 

Все привычные ритмы материального мира изменились…

Тело основывало свое ощущение доброго здравия на определенных вибрациях, и когда в нем эти вибрации были, оно чувствовало себя в добром здравии; а когда что-то приходило и расстраивало эти вибрации, было впечатление, что тело начинало заболевать или уже заболело, в зависимости от интенсивности. Сейчас все это изменилось: эти основные вибрации попросту убраны, их больше нет; убраны вибрации, на которых тело основывало мнение о своем хорошем или плохом здоровье; теперь они заменены на нечто иное, и это нечто иное обладает такой природой, что «здоровье» и «болезнь» не имеют больше смысла! Сейчас есть ощущение гармонии, установившейся между клетками, эта гармония захватывает все больше клеток, и именно она означает правильное функционирование, касающееся всего: дело больше не в желудке, сердце, том, этом. И любая мелочь, расстраивающая эту гармонию, ОЧЕНЬ болезненна; но, в то же время, знаешь, что надо сделать, чтобы мгновенно восстановить эту гармонию; и как только эта гармония восстановлена, нет больше нарушений функционирования. Но, если, к примеру, из любопытства (это такая ментальная болезнь у людей) начать задавать себе вопросы: «А что если сделать так? Какое это окажет воздействие, что произойдет?» (это то, что называют «желанием познавать»), если, к несчастью, вы так и поступите, то, будьте уверены [смеясь], вы подхватите что-то очень неприятное, что, по словам докторов (по словам невежд), станет заболеванием или нарушением функционирования; но если у вас нет этого болезненного любопытства и, напротив, есть воля к тому, чтобы гармония не была нарушена, достаточно, выражаясь поэтическим языком, приложить одну каплю Господа на больное место, и все встанет на свои места.

Тело больше не может знать тем же образом, как оно знало раньше.

Так что есть период, когда вы как бы подвешены: уже не здесь, но еще и не там, как раз посередине. Это трудный период, надо быть очень спокойным и терпеливым и, особенно — особенно — ничего не бояться и никогда не раздражаться, не терять терпения, потому что это - катастрофа. И трудность в том, что постоянно со всех сторон приходят всевозможные глупые внушения обычного мышления: возраст, старение, возможность смерти, постоянные угрозы заболевания, какая-нибудь мелочь  и уже - болезнь, изнеможение… упадок. И так все время, все время, все время; и все время это бедное тело изматывают, а оно должно оставаться очень спокойным и никого не слушать, заниматься только тем, чтобы удерживать свои вибрации в состоянии гармонии.

И иногда меня захватывает врасплох (это должно быть очень часто встречается среди людей) какая-то спешка — спешка, какое-то нетерпение, и, одновременно, что-то… что нельзя назвать страхом или тревогой,  какая-то неуверенность. Сразу и то и другое: нетерпение выйти из текущего мгновения и перейти в следующее и, в то же время, неуверенность в том, что принесет следующее  мгновение; это порождает вибрацию restlessness [неспокойствия]— как это будет по-французски?

 

Febrilite [возбужденность], agitation [волнение]?

 

Это слишком сильно: волнение – слишком сильное слово, скорее - нехватка покоя. Это действительно не какое-то волнение, а нечто, чему не хватает покоя определенности. Я все время ловлю свои клетки на этом состоянии. Естественно, я борюсь с этим, но для них это самое обычное состояние: всегда напряженно тянуться к следующему мгновению, никогда нет спокойствия текущего момента. В результате возникает ощущение (используемые нами слова придают конкретный характер тому, что довольно неуловимо), возникает ощущение, что надо вытерпеть, надо вынести, и  появляется ощущение спешки: поскорее выбраться из этой необходимости терпения, с надеждой (очень слабой и совершенно беспочвенной), что следующее мгновение будет лучше. И это так от мгновения к мгновению, от мгновения к мгновению, от одного мига к другому. Как только приходит Сознание [жест нисхождения] и концентрируется, как только привносится Сознание в текущий момент, так все становится спокойным, недвижимым, вечным. Но если не быть ВСЕГДА внимательным, тогда другое состояние [беспокойство] приходит почти как подсознание: и так все время. И это другое состояние ОЧЕНЬ утомляет — должно быть, оно - один из самых больших источников утомления для людей. Особенно здесь [Мать касается своего лба и висков] это очень утомляет. Только когда умеешь жить в вечности текущего мига, тогда все останавливается — все становится белым, неподвижным, спокойным, и все в порядке.

Но это означает бдительность — постоянную бдительность. А это несравненно труднее, чем когда работаешь даже на витальном уровне ; по сравнению с этим на уровне витального  - так, детские игры. А здесь, уф!… Потому что на ментальном и витальном уровнях все сводится к движениям организации, действия, выбора, решения — очень легко решать, управлять! Но это клеточное переживание есть КАЖДУЮ СЕКУНДУ: эта активность внутренне присуща материальному существованию. И она останавливается только тогда, когда входишь в самадхи. То есть, когда, внешне, находишься в трансе. Тогда эта активность останавливается.

Время от времени мне дается отдых — два-три раза в день — несколько минут такого состояния. Это чудесный отдых. Но я всегда выхожу из него (то есть, тело выходит) с каким-то беспокойством: «О! Я забываю жить!». Это очень любопытно. Всего на одну секунду появляется беспокойство, но оно появляется: «О! Я забыла жить!» — и вся комедия начинается снова.

Нет, это не смешно. Это интересно только тому, кого интересует ВСЕ, для кого ВСЕ интересно, то есть, для того, кто имеет особую волю к совершенству, не пренебрегающую никакими деталями — иначе это не… Как только выходишь на ментальный уровень, ум говорит: «А, нет! Нет, это пустая трата времени» — Это не так, но уму все это кажется вздором.

 

(молчание)

 

Я только что сказала, что когда я выхожу из этих мгновений транса, то у тела возникает ощущение: «О! Я забыла жить…» Это не «жить», это такое впечатление: я забыла действовать или концентрироваться, либо забыла сделать то, что хотела; это ощущение слуги, прекратившего на минуту свою работу — да, именно так. Это только как вспышка, а затем сразу же приходит ощущение божественного Присутствия, и все.

Слово «жить» здесь не совсем подходит, вместо него лучше сказать: «делать то, что надо делать.»

Так бывает особенно днем (между 12.30 и часом дня — не долго, на несколько минут, не знаю точно; и между 5.30 и 6 часами утра). Ночью совсем не  так, потому что (думаю, я уже говорила тебе это) как только я ложусь, все тело уподобляется молитве; это больше, чем стремление, это интенсивная потребность: «Господи, возьми меня ВСЮ! Чтобы не было больше ничего, кроме Тебя», и это всегда  дает свой результат [транс] — он длится более или менее долго, пока (как сказать?)…не наступает «оговоренный» момент! Тогда я пробуждаюсь или, скорее, тело выходит из этого состояния, и при этом оно знает, что так и должно было быть, что это было оговорено, и оно не беспокоится. Не знаю, как объяснить… Это почти как сознание ребенка: это очень просто, очень просто. И нет сложностей, нет ничего сложного, это очень просто: делать то, что надо делать, надлежащим образом, выражая всевышнюю Волю… То есть, ни с чем не смешивать, насколько это возможно, всевышнюю Волю (это даже не Воля, это Движение, Вибрация), не смешивать, не искажать, не портить Вибрацию, насколько только это возможно — мы всегда передаем это через слишком умные слова.

Но тело послушно, полно доброй воли. Только я нахожу, что ему немного свойственно ныть (должно быть, это свойственно этому телу; я уверена, что другие тела в этом отношении не такие), в нем нет спонтанной радости. Оно не жалуется, совсем нет, но… Возможно, это из-за некой концентрации Силы, нацеленной на продвижение — в нем нет блаженного удовлетворения, вовсе нет. Оно уже давно перестало радоваться обычным удовольствиям, таким как удовольствия от вкуса, запаха; оно не радуется этому — оно сознательно, оно очень сознательно, оно умеет очень ясно все различать, но очень объективно, не получая никакого удовольствия.

У тела есть спонтанная склонность обнаруживать свою неспособность; но все время оно получает один и тот же ответ: «это все еще исходит от эго.» Так происходит часто, тело говорит Господу: «Посмотри, как я неспособна делать то, что Ты хочешь.» И на это всегда приходит один и тот же прямой ответ, как вспышка: «Об этом не беспокойся, это не твое дело»! Естественно, я облекаю все это в слова, но это не слова, это ощущения — даже не «ощущения»: вибрации.

Вот так.

Это должно отражаться и на других, как на Павитре, когда он как-то сказал мне, что искал меня «наверху» и не мог больше меня найти там! Возможно еще, что такое состояние вещей, столь близкое к земле (действительно можно сказать, что это состояние очень близко к земле или «привязано к земле»), это состояние может … не отяжелять, нет, Бог знает, что в этом нет ничего тяжелого! Это такое светлое, вибрирующее состояние, светлое, все вибрирующее-вибрирующее, это не так, но это точно очень близко к земле. На уровне земли. Это не полеты, не энтузиазм ментального уровня, не видение, ничего подобного. Так что это кажется немного монотонным и очень-очень близким к земле.

 

Да, но у нас нет ощущения участия в чем-то. Ты сознательна, тогда как мы — нет.

 

Да, это так, там нет ничего, что может принести вам какое бы то ни было удовлетворение !

 

Да, но если бы мы были сознательны, мы бы, по крайней мере, понимали, что что-то происходит, но поскольку мы несознательны, то мы ничего и не знаем.

 

Да, но как можно сказать, что что-то «происходит», мой мальчик!

 

Если бы мы увидели, что идет работа… А так мы вообще ничего не видим.

 

Но это нельзя «увидеть»! Разве можно?

 

(молчание)

 

У меня есть нечто вроде уверенности (не совсем сформулированной на словах: это уверенность ощущения, чувства), что когда эта работа будет закончена, результат будет… почти сокрушительный. Потому что все действие Силы так ослабляется разумом, приглушается, адаптируется, изменяется, что… что же доходит до низа…? [жест: вода, уходящая в песок]. Тогда как когда Сила начнет действовать через эту материю [Мать касается своего тела], тогда, очевидно, это будет грандиозно. Ни тени сомнения в этом. Только когда это произойдет? Сколько пройдет времени? Я не могу сказать. Когда детально посмотришь на всю эту работу, кажется, что ей нет конца.

Я утешаю себя тем, что пути Господа неисповедимы и что настанет день, когда Он будет любезен сказать: «Вот, теперь все по-другому» [Мать смеется], и нам останется только рассмотреть все это!

Но когда это будет? Я не знаю.

Вот так.

Надо иметь выдержку, терпение, а также доверие — и терпеть, терпеть и терпеть. Потому что, в конечном счете, как ни взгляни на это, это единственное решение. Все окольные пути, которым следуют люди [жест зигзагообразного движения, иллюстрирующий движение духовных дисциплин и все обычные людские поиски], просто дают им иллюзию того, что они что-то делают.

Это совершенно ясно.

 

(молчание)

 

Я все же надеюсь, что в феврале следующего года[145] произойдет что-то ощутимое. Но… [смеясь] Шри Ауробиндо говорит, что люди живут надеждой от колыбели до самой смерти! Но, в конце концов, моя надежда другого рода: это нечто вроде ощущения. В следующем феврале может что-то произойдет — посмотрим.[146]

 

 

24 июля 1963

 

(Мать сначала читает по-английски неопубликованное письмо Шри Ауробиндо)

 

About the present civilization, it is not this which has to be saved; it is the world that has to be saved and that will surely be done, though it may not be so easily or so soon as some wish or imagine or in the way that they imagine. The present must surely change, but whether by a destruction or a new construction on the basis of a greater Truth, in the issue. The Mother has left… (смеясь) this question hanging and I can only do the same.

(September 1945 )

 

(Перевод)

Что касается сегодняшней цивилизации, то сохранена должна быть не она; сохранен должен быть мир и это, несомненно, будет сделано, хотя это может быть не так легко или не так скоро, как кто-то хочет или представляет себе, и ни так как он это представляет. Настоящее, несомненно, должно измениться, но вопрос в том, изменится ли оно путем разрушения или нового построения на базе более широкой Истины. Мать оставила… [смеясь] этот вопрос подвешенным, и я могу поступить только точно так же.

(Сентябрь 1945)

 

Это чудесно! [Мать смеется]. Чудесно. И это было написано в 1945, то есть, во время войны — война еще не кончилась.

 

Это был уже конец войны.[147]

 

Я хочу распространить это 15 августа.

 

Этот вопрос все еще подвешен?

 

(Мать смеется

и не отвечает)

 

Есть еще два других письма:

 

To bring the Divine Love and Beauty and Ananda into the world, indeed, the whole crown and essence of our yoga. But it always seemed to me impossible unless there comes as its support and foundation and guard the Divine Truth – what I call the supramental – and its Divine Power…

(XXIII.753)

(Перевод)

Принести в мир Божественную Любовь, Красоту и Ананду — это, действительно, венец и сущность нашей йоги. Но это всегда казалось мне невозможным, пока, в качестве поддержки, основания и защиты не придет Божественная Истина — то, что я называю Супраментальным — и ее Божественная Мощь…

(XXIII.753)

 

Здесь ясно:  он говорит, что то, что называет «Супраментальным», это the Divine Truth [божественная Истина], и что сначала должна придти она, а остальное — потом.

И все же, уже некоторое время и теперь все больше и больше, приходит совершенно определенный Отклик на нечто вроде стремления (или зова, молитвы), когда я говорю Господу: «Всевышний Господь, прояви Твою Любовь.» (В конце длинного обращения, когда я прошу Его проявить все Его  лики друг за другом, один за другим, я заканчиваю вот так.) И, что примечательно, приходит Отклик, который становится все более и более ясным и все более и более сильным… Но Шри Ауробиндо говорит, что сначала должна установиться Истина, и что эту высшую Истину, божественную Истину, он называет Супраментальным. Это соответствует тому, что я отметила, когда переводила последнюю главу о «совершенстве существа» из «Yoga of Self-Perfection» [«Йоги Само-Совершенствования»]; я всегда себе говорила: «Но это - только определенный аспект Истины; все, что он выражает, это определенный аспект Истины: всегда и везде это -  сторона Истины; и его супраментальное действие— это действие Истины.»

Я не знала, что он говорил  об этом, но это ясно написано здесь:

 

… But it always seemed to me impossible unless there comes as its support and foundation and guard the Divine Truth – what I call the supramental – and its Divine Power. Otherwise Love itself blinded by the confusions of this present consciousness may stumble in its human receptacles and, even otherwise, may find itself unrecognized, rejected or rapidly degenerating and lost in the frailty of man’s inferior nature. But when it comes in the divine truth and power, Divine Love descends first as something transcendent and universal and out of that transcendence and universality it applies itself to persons according to the Divine Truth and Will, creating a vaster, greater, purer personal love than any the human mind or heart can now imagine. It is when one has felt this descent that one can be really an instrument for the birth and action of the Divine Love in the world.

 

(Перевод)

…Но это всегда казалось мне невозможным, пока, в качестве поддержки, основания и защиты не придет Божественная Истина — то, что я называю Супраментальным — и ее Божественная Мощь. Иначе сама Любовь, ослепленная путаницей сегодняшнего сознания, может споткнуться в человеческом вместилище, или она может оказаться нераспознанной, отверженной, или она быстро выродится и потеряется в слабости низшей природы человека. Но, приходя в божественной Истине и Силе, Божественная Любовь нисходит сначала как нечто трансцендентное и универсальное, и из этой трансцендентности и универсальности она выбирает личности, которые следуют Божественной Истине и Воле, творя личную любовь более широкую, более великую, более чистую, чем может вообразить любой человеческий разум или сердце сейчас. Только если у вас было переживание  этого нисхождения, вы можете действительно стать инструментом для рождения и действия Божественной Любви в мире.

(XXIII.753)

 

Здесь не указана дата, но я нахожу это очень интересным.

И затем вот это:

 

The importance of the body is obvious; it is because he has developed or been given a body and brain capable of receiving and serving a progressive mental illumination that man has risen above the animal. Equally it can only be by developing a body or at least a functioning of the physical instrument  capable of receiving and serving a still higher illumination that he will rise above himself and realise, not merely in through and in his internal being but in life, a perfectly divine manhood. Otherwise either the promise of Life is cancelled, its meaning annulled and earthly being  can only realise Sachchidananda by abolishing itself, by shedding from it mind, life and body and returning to the pure Infinite, or else man is not the divine instrument, there is a destined limit to the consciously progressive power which distinguishes him from all other terrestrial existences and he has replaced them in the front of things, so another must eventually replaced him and assume his heritage.

(Перевод)

Важность тела очевидна; ведь человек поднялся над животным именно потому, что он развил или ему дали тело и мозг, способные воспринимать и служить последовательным ментальным наитием. Равным образом, только развивая тело или, по крайней мере, развивая функционирование физического инструмента, способного воспринимать и служить еще более высоким наитием, человек сможет подняться над собой и реализовать, не просто в мышлении и своем внутреннем существе, но и в жизни, совершенно божественное человечество. В противном случае либо будет отменено обещание Жизни, ее смысл будет перечеркнут, и земное существо сможет достичь Сатчитананды, лишь отказавшись от себя, сбросив разум, жизнь и тело и возвратившись к чистому Бесконечному, либо человек не является божественным инструментом, существует предопределенный предел мощности сознательного развития, которая отличает его от всех других земных существ, и подобно тому, как человек сам заменил их на вершине эволюции, так и его, в конечном счете, должно, заменить некое другое существо, переняв его  достижения.

(«Жизнь Божественная», XVIII.231)

 

Это забавно.

 

(молчание)

 

Ты не ответишь на мой вопрос?

 

Нет. [смех]

Нет, совсем недавно, только два-три дня тому назад, кто-то задал мне подобный вопрос: «Будет или нет еще большее разрушение?» — Это то, о чем не говорят.

 

(молчание)

 

Ты знаешь, Х все время повторял: «Будет война, будет война, будет война… даже если я этого не хочу, все равно будет война»!! И он говорил, что война начнется в апреле — сейчас уже июль.

Очевидно, что сейчас в мире наиболее агрессивную позицию занимают китайцы; поэтому они даже спорили с русскими — серьезно спорили. Ты знаешь эту историю, я полагаю.

 

(молчание)

 

Это то, о чем лучше не говорить.

 

*

*  *

 

(Затем Мать возвращается

ко второму письму Шри Ауробиндо)

 

И если бы Любовь проявилась бы  раньше Истины, произошла бы катастрофа.

Любопытно: уже долго, месяцы и годы что-то всегда останавливало меня, когда я просила проявления Любви; как некое ощущение: «Нет, время еще не пришло, момент еще не настал…» И затем, вдруг однажды это ушло, и был грандиозный Отклик; это было несколько месяцев тому назад, и с тех пор стал приходить Отклик — все нарастающий Отклик.

Но я не могу сказать совсем чистосердечно, что Истина проявила себя!

Может быть, все уже достаточно подготовлено?

Возможно, этот отклик относится только ко мне — однако мое действие не индивидуально, я все время воспринимаю земную атмосферу.

Это не важно, просто хочется сказать об этом!

 

(молчание)

 

Здоровье в порядке?

 

В порядке, милая Мать.

 

Хорошо. Это то, что нужно — важно, очень важно сохранять тело в добром здравии, в некотором равновесии. Надо сохранять равновесие. Очень важно.

Все остальное не имеет значения.[148]

 

(Мать и ученик смеются)

 

 

27 июля 1963

 

(Сначала речь заходит о смерти одного ученика, М)

 

Как обращаются с этими бедными умершими!…

Конечно, они поторопились кремировать его; они простодушно спросили меня (потому что должен был приехать его племянник, но он не мог приехать раньше утра на следующий день, то есть, не совсем через двадцать четыре часа — а почти через двадцать часов), они спросили меня: «Следует ли нам его сохранить?». Я ответила: «Это зависит от того, зачем вы хотите его сохранить. Если вы заботитесь о НЕМ, тогда, конечно, чем дольше вы его сохраните, тем лучше.» Тогда я увидела широко открытые рты и широко раскрытые глаза — не понимают ничего! Я сказала им: «Требуется ПОРЯДКОМ ВРЕМЕНИ, чтобы сознание тела медленно вышло из него! Сжигая его, вы резко выталкиваете его сознание наружу, это - ужасный шок.»

В сущности, мертвых сжигают подобным образом для того, чтобы разрушить витальное существо, я в этом уверена. Идея такая: чтобы не было ghosts [призраков].

Незадолго перед смертью он попросил у меня новое имя. Два раза он был на грани смерти, и оба раза он был спасен (доктора были уверены, что он обречен), он был спасен, потому что верил; он обладал такой верой, такой огромной верой, что два раза она вытягивала его; он был парализован, он ничего не видел, это было ужасно. И дважды он возвращался (его глаза не очень хорошо видели, но, во всяком случае, он двигался, он говорил). На третий раз он захотел полностью вылечиться, он был бизнесменом и вбил себе в голову, что должен заработать для меня миллион рупий (со временем он уже дал мне четыреста тысяч рупий, но хотел дать миллион). Он совершенно точно хотел жить, но поскольку считал себя не совсем в порядке (его здоровье было порядком разрушено), то обратился к одному из этих kaviraj (ты знаешь, это врачи-самозванцы), который его и прикончил: он не мог больше есть, не мог больше спать. А «доктор» ему говорил: «Вам гораздо лучше»! Тогда как бедный человек всю ночь оставался в кресле… В конце концов, его срочно отвезли в больницу, где он и умер. Затем, примерно через час после его смерти, мне сообщили, что его сын (это не мальчик, это взрослый человек) ОБЯЗАТЕЛЬНО хочет со мной увидеться, срочно. Это был час, когда я не принимаю людей, но я сказала «хорошо» (я почувствовала, что за этим что-то стоит), сказала «хорошо» и пошла на встречу с ним. Было одиннадцать часов утра (кажется, он умер в 9.30). Я пошла туда (не помню, было ли это утром или сразу после полудня, но, как бы там ни было, это было почти сразу же после его смерти). Я села, и в комнату вошел его сын, и вместе с ним маленький ребенок, вот такой маленький [жест], весь золотой, радостный, живой, счастливый!… и этот ребенок бросился ко мне. Он так и остался, рядом со мной, и больше не шевелился. И он смеялся! Он был доволен!

Это был М, его психическое существо.

Такое милое! Все светлое — светящийся золотой свет и ТАКОЕ счастливое, ТАКОЕ довольное! Как маленький ребенок, вот такой [жест]. И он жестикулировал, он был доволен! Он остался здесь и… больше не шевелился. Тогда, естественно, я приняла его и сделала все необходимое.

Я видела тысячи подобных случаев, ты знаешь, но в первый раз я видела такое! Он знал, и это замечательно, знанием что зацепившись за своего сына, он избежит  всякого риска; так что он зацепился за него и побудил его придти ко мне, чтобы достичь меня безо всяких проблем, без препятствий со стороны враждебных сил и всего подобного. Он зацепился за своего сына, который совсем ничего не осознавал кроме того, что что-то ТОЛКАЛО его придти ко мне. И несчастный сын плакал; я сказала ему: «Не беспокойтесь, он очень доволен!» [Мать смеется]

Как это здорово! Его вид наполнял меня радостью — такой довольный, счастливый, как если бы он говорил: «Наконец-то я с тобой! Я больше не пошевелюсь, никто не сможет увести меня отсюда.» Вот такой маленький.

Я рассказывала тебе историю о другом человеке, который умер после операции[149] (это две смерти подряд среди самых лучших моих работников). Тот другой занимал важное положение в правительстве и оказывал нам невероятные услуги (это был очень умный человек, очень долгое время занимавший пост председателя суда); он был очень полезен, он был полон преданности и веры. Этот (М) обещал даже выделить какие-то деньги, но умер на несколько дней раньше, чем смог бы дать их[150]. А  у другого было очень развитое ментальное сознание, он был существом с сильно сформированным разумом, он много чего знал и сказал мне: «Я очень сознателен, сейчас я знаю, что полностью живой и совершенно сознателен, и я не хочу иметь немощное тело, которому всегда требуется посторонняя помощь; мне бы хотелось его сменить.» Он попросил меня подыскать ему подходящее тело (!). Тот (М) не просил нового тела, но последнее, что он сказал (потом он оказался парализованным): «Я должен жить, потому что хочу дать Матери миллион рупий.» И он ушел с этим — ему надо подыскать подходящее тело.

Но этот М знал очень мало, он не был интеллектуалом, это был человек действия, и он имел очень развитое психическое существо— милый, о, милый! Он был как маленький ребенок, конечно же, совершенно нагой, ростом с младенца, с маленькими ручками, с маленькими ножками — они  пританцовывали, он был счастлив, он смеялся и смеялся и смеялся, он был доволен. И весь светился. Я сразу же сказала его сыну (он совершил «пранам», он поднялся весь в слезах): «Don’t weep, he is now where he wants to be and perfectly at rest»[«Не плачьте, он сейчас там, где и хотел быть, и он совершенно спокоен.»] Я больше ничего ему не сказала — он бы ничего не понял!

 

*

*  *

 

(Затем Мать читает два письма Шри Ауробиндо, которые будут опубликованы в следующем «Бюллетене»:)

 

Вот это кажется мне очень подходящим:

 

What the supramental will do the mind cannot foresee or lay down. The mind is ignorance seeking for the Truth, the supramental by its very definition is the Truth-Consciousness, Truth in possession of itself and fulfilling itself by its own power. In a supramental world imperfection and disharmony are bound to disappear. But what we propose just now is not to make the earth a supramental world but to bring down the supramental as a power and established consciousness in the midst of the rest - to let it work there and fulfil itself as Mind descended into Life and Matter and has worked as a Power there to fulfil itself in the midst of the rest. This will be enough to change the world and to change Nature by breaking down her present limits. But what, how, by what degrees it will do it, is a thing that ought not to be said now - when the Light is there, the Light will itself do its work - when the supramental Will stands on earth, that Will will decide. It will establish a perfection, a harmony, a Truth-creation – for the rest, well, it will be rest that is all.

(Перевод)

Разум не может ни предвидеть, ни разобраться в том, что будет делать сверхразум. Разум — это неведение, ищущее Истину, а сверхразум по своему определению является Сознанием Истины, Истиной, собой владеющей и реализующей себя своей собственной силой. В супраментальном мире несовершенство и дисгармония неизбежно исчезнут. Но то, что мы предлагаем сделать сейчас, в данный момент,  это не сделать землю супраментальными миром, а вызвать нисхождение сверхразума как силы и постоянного сознания посреди всего окружающего — позволить ему работать здесь-внизуи реализовывать себя, подобно тому, как Разум спустился в Жизнь и Материю и выработался здесь-внизу как Сила, реализующая себя посреди всего окружающего. Этого будет достаточно, чтобы изменить мир и изменить Природу, разрушив ее сегодняшние пределы. Но сейчас мы не должны говорить о том, что, как и в какой степени будет делать сверхразум — когда придет Свет , Он сам сделает свою работу — когда супраментальная Воля проявится на земле, эта Воля будет решать сама. Она установит совершенство, гармонию, творение Истины — что касается окружающего, что же, это и будет окружающим — но это все, что можно сказать.

(XXII.13)

 

Очень полезно говорить об этом людям — они так докучают! Они всегда хотят поставить телегу впереди лошади.

А затем следует поместить вот это письмо:

 

It is not advisable to discuss too much what it (the supermind) will do and how it will do it, because these are things the supermind itself will fix, acting out of the Divine Truth in it, and the mind must not try to fix for it grooves in which it will run. Naturally, the release from subconscient ignorance and from disease, duration of life at will, and a change in the functionings of the body must be among the ULTIMATE [Mother repeats twice] elements of a supramental change; but the details of these things must be left for the supramental Energy to work out according to the Truth of its own nature.

(Перевод)

Не следует слишком много обсуждать, что сверхразум будет делать и как он будет это делать, потому что это то, с чем разберется сам сверхразум, действуя на основе Божественной Истины, которая есть в нем;  разум и не должен пытаться обозначить  для него те линии, по которым он будет действовать. Конечно же, освобождение от подсознательного неведения и от болезней, вольное продление жизни и изменение функционирования тела должны быть среди САМЫХ ПОСЛЕДНИХ [Мать повторяет это дважды] элементов супраментального преображения; но детали должны быть предоставлены супраментальной Энергии, которая разрабатывает их согласно Истине своей природы.

(XXII.8)

 

[Мать делает такой жест будто стучит молотком] Я всегда вбиваю это в головы людей. Я все время им говорю: «Для начала подготовьтесь к его приходу, и тогда вы увидите, что произойдет!»

 

(Как только перевод готов,

ученик перечитывает Матери

текст письма по-французски)

 

У него всегда есть небольшая доза юмора!

 

(ученик дочитывает текст

до следующей строчки:)

 

«…позволить ему работать здесь-внизу и реализовывать себя, подобно тому, как Разум спустился в Жизнь и Материю и выработался здесь-внизу как Сила, реализующая себя посреди всего окружающего.»

.»

 

Если мы проследим это [Мать прочерчивает огромную кривую ведущую к будущему], он предвидел, что когда-нибудь земля станет супраментальным творением — вся земля… полностью изменится. Можно сказать, что это очень отдаленное будущее. То есть, потом супраментальная раса скажет: «Это не все, это только начало; теперь надо, чтобы вся земля стала супраментальной.» Подобно тому, как из человека разумного было рождено существо супраментальное, точно также супраментальное существо породит силы, которые трансформируют землю…

Ты понимаешь это?!

Это очень интересно.

 

(молчание)

 

Это то, что мне уже было показано. Мне уже показали это; когда я сделала вот так [жест] и охватила землю, мне показали великолепную землю, освещенную внутренним светом. И тогда вместо жгучего солнца оказался Свет, дающий возможность существовать Жизни — это само Физическое стало излучать свет. Я видела это, ОЧЕНЬ ХОРОШО помню, я видела это.

Но это в далеком будущем [Мать смеется].

Это все?

 

(ученик читает

окончание письма)

 

 «Этого будет достаточно, чтобы изменить мир и изменить Природу, разрушив ее сегодняшние пределы. Но сейчас мы не должны говорить о том, что, как и в какой степени будет делать сверхразум — когда придет Свет, Он сам сделает свою работу — когда супраментальная Воля проявится на земле, эта Воля будет решать сама. Она установит совершенство, гармонию, творение Истины — что касается окружающего, что же, это и будет окружающим — но это все, что можно сказать»

 

Помимо этого, все в порядке?

 

(ученик отвечает молчанием)

 

[Смеясь] Мы позволим супраментальному спуститься и делать свою работу!

 

(молчание)

 

Труднее всего то, что структура тела соткана из Неведения, так что, всякий раз, когда Сила, Свет, Мощь хотят проникнуть в него, требуется вытеснить Неведение. И всякий раз сходное переживание, оно отличается только в деталях (но не по сути; то есть, всякий раз это маленькая отдельная точка, но сущность проблемы всегда одна и та же): это какое-то Отрицание, исходящее из невежественной глупости — не от злой воли, там нет злой воли, это инертная и невежественная глупость, которая самим фактом своего существования ОТРИЦАЕТ возможность божественной Силы. И именно ее и надо растворять всякий раз. На каждом шагу, в каждой детали всегда надо растворять именно ее.

И это повторяется снова и снова… Это не так, как в области идей, там неведение кончается, как только вы ясно видите и знаете; сомнения или глупость еще могут прийти извне, но все уже установлено, там есть свет, и автоматически все, что нужно, отталкивается или трансформируется. Но здесь совсем не так! Каждая маленькая совокупность клеток… Это не то, что приходит снаружи: так ПОСТРОЕНО! Тело основано на инертном и глупом Неведении. Инертный и глупый автоматизм. Так что автоматически оно отрицает — оно не «отрицает», это не воля отрицания: это совсем противоположное, то есть, оно НЕ МОЖЕТ понять, что  это нечто противоположное — УСТАНОВЛЕННАЯ противоположность — божественному Могуществу. И всякий раз есть нечто вроде действия, которое действительно почти чудесно в каждой детали: вдруг это отрицание принуждается… оно вынуждено признать, что божественная Сила всемогуща. Если посмотреть на это с другой стороны, это нечто вроде постоянного маленького чуда.

Приведу тебе пример: в последний раз, когда ты был со мной, у  меня появилась боль(пока ты еще был здесь) , вот здесь [жест: в правом боку], стало невыносимо больно; когда так больно, человек может закричать (конечно, люди думают, что они очень больны!), и она возникла вот так, вот здесь. Ты ничего не заметил, не так ли, я не подала виду.

Пока ты был здесь, я этой болью не занималась — просто… я думала о чем-то другом. А когда ты ушел, я сказала себе: «Нет причины оставлять это так.» Поэтому я сконцентрировалась — я призвала Господа, я поместила Его здесь [жест: с правой  стороны], и я увидела все, о чем я только что тебе рассказала, это состояние глупого отрицания, и что если позволить этому идти что называется «своим нормальным ходом», то это станет хорошим заболеванием [Мать смеется], серьезным заболеванием. Я призвала Господа (Он всегда здесь! Но тот факт, что я сконцентрировалась и оставалась спокойной…). Это было почти мгновенно: первым делом реакция — почти СОСТОЯНИЕ, а не реакция — которое ОТРИЦАЕТ возможность божественного Действия. Это не воля, это автоматическое отрицание. Ответом всегда бывает Улыбка(что интересно, никогда нет никакого гнева или силы, они не привносятся только Улыбка), и почти сразу же боль исчезла — установилось «Это», светлое, спокойное.

Заметь, что это еще не завершение, только начало, только первый контакт: переживание возвращается снова и снова, по другому случаю и по другой причине (нет какой-либо объяснимой причины, это происходит от случая к случаю), оно приходит снова и снова, но уже положено начало сотрудничества: клетки УСВОИЛИ, что с Этим состояние меняется (они помнят, вот что интересно), и поэтому они начинают сотрудничать, и Действие становится еще более быстрым. Затем, в третий раз, спустя несколько часов, эта боль возобновляется; но тогда САМИ КЛЕТКИ зовут, просят божественного Действия, потому что они помнят. И затем Это входит победно, как нечто установленное.

Теперь я знаю — я знаю этот трюк! Это для обучения клеток, ты понимаешь! Это совсем не так, как кто-то заболел и его надо сразу же вылечить: нет, это обучение клеток, чтобы они научились… жить.

Это чудесно.

Вот почему со всем сознанием и со всей своей силой я говорю людям: «Это ВЫ сами заболеваете из-за вашего идиотского страха!» (подсознательного страха — иногда ментального, но тогда это совершенно глупо — но, в конечном счете, этот страх гнездится в клетках, это подсознательный страх). «Это ВЫ сами заболеваете. Перестаньте бояться, и вы не будете болеть.» И я могу сказать это с абсолютной уверенностью.

Это интересно.

Но всегда (для ясности я уточняю проблему), в атмосфере всегда есть, как я уже говорила, всевозможные внушения, вся эта атмосфера физического ума полна всевозможными глупостями; надо всегда быть на страже и отметать их: «прочь, не вмешивайтесь». Мнения докторов, пример других личностей, все это… действительно, все это - ужасная неразбериха Неведения, которую надо отталкивать: «Это не ваше дело, займитесь чем-нибудь другим.»

 

(молчание)

 

Так что, регулярно, как только где-то возникает боль, недомогание или что-то в этом роде, то сразу же, мгновенно: «А! Господи, чему Ты хочешь меня научить?» И я становлюсь внимательной.

И если бы все так делали, все, кто может так делать (искренне, конечно, без претензий), и делали бы искренне: «А! Господи, чему Ты хочешь меня научить?» и затем наблюдать, ждать, тогда все было бы в порядке, ситуация уже была бы наилучшей.[151]

 

 

31 июля 1963

 

(Кажется, Мать очень потрясена и устала,

хотя она и улыбается, как обычно.)

 

Я сделала открытие — это не совсем открытие, но подтверждение. Один достаточно интересный факт.

Наблюдалось нечто вроде периодичности в атаках — можно ли назвать их «физическими»?… они не физические, но, в конечном счете, они направлены на тело. Они происходили не с постоянно регулярными интервалами, промежуток времени между ними не был всегда одинаков, но есть нечто вроде аналогии, подобия в обстоятельствах. И сейчас я обрела в этом некоторую уверенность.

Работа состоит, можно сказать, в… устранении или трансформации (я точно не знаю, в чем именно) всех клеток тела, которые находятся под влиянием Лжи (не совсем лжи - [falsehood] фальши), состояния, противоположного Божественному. Но поскольку, вероятно, радикальное очищение или радикальная трансформация привели бы просто к распаду тела, то эта работа идет поэтапно, постепенно (я возвращаюсь очень далеко, к первым нападениям на меня). Так что последовательность такая: сначала серия событий или видений (но эти видения всегда одновременно являются событиями: это события и видения) в подсознательной области, они самым живым и объективным образом показывает ту Ложь, которая должна быть устранена (трансформирована или устранена). С самого начала я принимала это за враждебные атаки, но сейчас я вижу, что это «ложные состояния», с которыми связаны определенные элементы физического существа (в то время я думала: «Я нахожусь в связи с этим из-за того, что нечто во мне соответствует этому», и я работала над этим — но это другой способ видеть то же самое). И это производит… несомненно, есть распад — есть трансформация, но есть и распад — и этот распад вызывает, естественно, очень большую усталость или некое истощение в теле; так что между этими двумя этапами трансформации телу дается время восстановить силу и энергию.[152] И я заметила, что эти «атаки» всегда приходят по факту (я установила это в эти последние дни)  большого подъема мощи, энергии, силы; как только тело становится более прочным, то всегда на следующий день или через день сначала следует подряд несколько ночей, которые можно было бы назвать неприятными (но они не неприятны, потому что они поучительны), а затем происходит ужасная битва в моем теле. На это раз я была сознательна — конечно, я всегда сознательна, но [улыбаясь] всякий раз все более сознательна.

В последнее время я наблюдала, что тело становилось все более сильным, все более прочным, и оно даже набирало вес (!), что почти ненормально; затем было сначала одно видение (не видение: событие, но совершенно ясное), затем другое, третье. Прошлой ночью я питалась тонкой пищей, как если бы мне говорили, что она мне потребуется , что я не приму никакой другой пищи[153] (я не думала об этом, я просто отметила, что была накормлена, что мне давали что-то определенное). И, учитывая видения, которые были у меня в две последние ночи, я поняла, что речь идет об элементах, составляющих часть строения (психологического строения) тела, и что эти элементы нужно убрать. И я много работала над их устранением. И сегодня развязалось настоящее сражение.

Поскольку я много работала над их устранением, то и сражение было грандиозным — когда оно превосходит определенную меру, сердцу  тяжело, и тогда мне надо отдохнуть. Вот так это происходит. Но это было так ясно, так очевидно! И весь процесс был ВИДЕН с самого начала, был виден каждый шаг, это… это чудесно! Это чудо сознания, меры, дозы, чтобы очищение и трансформация происходили без нарушения равновесия, так чтобы не произошло распада. Это базируется на способности тела вытерпеть, вынести (естественно, если бы тело не могло вынести, эта работа не могла бы быть сделана).

И сейчас тело ЗНАЕТ (сначала оно этого не знало, оно думало, что это «атаки», приходящие снаружи от «враждебных сил»; и так всегда можно объяснять, это определенным образом верно, но это не настоящая истина, не самая глубокая истина), сейчас оно ЗНАЕТ, откуда это приходит, и это так чудесно! Чудо мудрости... Она расставляет все по своим местам, она заставляет ХОРОШО понять, что вся игра враждебных сил — это определенный способ, возможно, необходимый способ видения вещей в данный момент (под «необходимым» я подразумеваю практичный), но это все еще иллюзия; заболевания — это необходимый способ видения вещей, чтобы вы могли сопротивляться должным образом, бороться должным образом, но это все еще иллюзия. И сейчас именно ТЕЛО знает все это — тогда как раньше это знал только разум, это было далеким, из области идей; сейчас же тело знает это. И тело наполнено не только доброй волей, но и бесконечной признательностью — оно всегда спрашивает себя, это его первое движение: «Способно ли я?». И всегда оно получает один и тот же ответ: «Это не ТВОЯ способность». «Будет ли у меня сила?» — «Это не ТВОЯ сила.» И даже ощущение этой немощности исчезает в радости бесконечной признательности — это делается с такой добротой, ясным видением, заботой, предосторожностью для сохранения, насколько это возможно, последовательного равновесия.

Это пришло с уверенностью, ОЧЕВИДНОСТЬЮ: таков ход трансформации.

На этот раз сотрудничество было намеренным и, возможно, оно пойдет быстрее.

Я не могла заниматься своими обычными делами[154]: потрясение было слишком сильным; но я сказала, что встречусь с тобой, потому что хотела рассказать тебе об этом.

 

(молчание)

 

Любопытно, что когда я нахожусь в этом состоянии, у меня такое впечатление, что мне надо поднять неподъемный груз, чтобы меня услышали; у меня такое впечатление (уже несколько дней), что мне надо говорить очень громко, очень громко, чтобы меня услышали; есть как бы масса… да, это как если бы я находилась под землей и должна была кричать очень сильно, чтобы меня услышали.

Я очень громко говорю?

 

Нет.

 

Со всеми людьми, у меня такое впечатление, что мне надо кричать, чтобы меня услышали — и это усилие, значительное усилие. Есть как бы масса, цвета коричневой земли, которая давит так, как если бы я была погребена и нужно, чтобы я кричала. Что касается того, что я только что тебе сказала, у меня было впечатление, что мне надо делать огромное усилие, чтобы меня услышали.

Я кричу или…?

 

Нет.

 

Совсем нет?

 

Нет, должно быть, ты чувствуешь  толщу сознания?

 

Да! Да.

Да, это атмосфера — это в атмосфере.

 

(долгое молчание)

 

И что-то было сказано мне этим утром (думаю, что утром, или ночью, я не знаю); это было сказано не мне, а телу. Телу было сказано, что оно дойдет до полного очищения и что ЗАТЕМ ему будет дан выбор: продолжить свою работу или же… Как только тело достигнет полного очищения с точки зрения клеток (не того, что люди называют физической «чистотой», это не то), с точки зрения божественного Влияния, то есть, когда каждая клетка будет находиться исключительно под влиянием Всевышнего (эта работа сейчас ведется), тогда телу будет сказано, что работа завершена, и после этого тело, полностью находясь под влиянием Всевышнего, САМО решит, хочет ли оно продолжить или раствориться.

Это было очень интересно, потому что… растворение означает распыление, разбрасывание, но разбрасывание (можно легко это понять) — это способ РАСПОСТРАНИТЬ сознание на очень большие пространства. И тогда клеткам будет дан выбор действовать либо так [жест рассредоточения], либо действовать всем вместе [Мать сжимает свой кулак].

 

(молчание)

 

Это в первый раз проблема предстала таким вот образом, то есть, с точки зрения всеобщей работы.

 

Но я не вижу, как распыление… Если произойдет распыление, тогда тело исчезнет и вся работа растворится?

 

Нет, каждая клетка совершенно сознательна.

 

Значит, клетки перейдут в другие тела?

 

[Мать на мгновение задумывается] Что происходит с материальной точки зрения?… Вернутся ли они к инертной Материи или как? Тело станет прахом — чем оно станет?

 

Прахом, да.

 

Этот прах…

Это больше не клетки?

 

Нет, я так не думаю.

 

Значит, так не должно быть, потому что, согласно тому, что мне было сказано, это будут клетки — клетки останутся клетками.

Должно быть, это что-то новое.

Это будут клетки, этим клеткам будет дан выбор: оставаться в существующей совокупности или распространиться.

 

Я не знаю, но мне кажется, что клетки могут продолжить свое существование только в совокупности с другими живыми существами.

 

Отличаются ли клетки человеческого тела от клеток других тел, например, животных? Или они такие же?

 

Я думаю, что кроме определенных особых клеток другие клетки ничем не отличаются.

 

Но, должно быть, вопрос касается особых  клеток, потому что эти клетки наполнены сознанием — это особенные клетки.

 

Тогда я не понимаю, как они могут перейти в животных, эти клетки другого рода, я думаю.

 

Они могут перейти только в другие человеческие организмы.

 

Да, человеческие.

 

Возможно, в этом разница между ОДНИМ существом и множеством существ[155]?…

Должно быть, это готовится. Увидим.

Вот так, мой мальчик, можешь идти, потому что…

 

*

*  *

 

(Несколько дней спустя

Мать добавила следующее:)

 

Очевидно (следуя внешней логике), должен стать возможным новый способ умирать — это больше не та смерть, как мы ее понимаем. Но это… сейчас все, что можно было бы сказать по этому поводу, будет спекуляцией, а не конкретным переживанием.

Посмотрим.[156]

 

 

 

 

 

 

 

Август 1963

 

 

3 августа 1963

 

С физической Материей, физической субстанцией, с этим самым элементарным сознанием, присутствующим в физической субстанции, так плохо обращались (предполагаю, это началось с появлением человека на земле, поскольку до этого, вероятно, не было достаточного самосознания, чтобы осознавать, что с ним плохо обращаются; субстанция не была достаточно сознательной, чтобы  различать обычное мирное состояние и неблагоприятные условия, я полагаю; но, как бы там ни было, это началось очень давно), так плохо обращались, что ему очень трудно поверить, что может быть иначе. У него есть  стремление — особенно, стремление к СВЕТЛОМУ покою, к чему-то, что не является темным покоем Несознания, оно его не любит (я не знаю, нравился ли он ему раньше, но теперь больше не нравится). Оно стремится к светлому покою, не к сознанию, наполненному всякой всячиной, нет: просто к мирному сознанию, очень тихому, очень спокойному, очень светлому, вот чего оно хочет. И, в то же время, ему трудно поверить, что это возможно. Я переживала это: конкретное и совершенно ощутимое вторжение высшей Силы, высшего Света и всевышнего Блага — сознание физической субстанции несколько раз переживало это, но всякий раз для него это было новым чудом — и в этом ощущении чуда я вижу нечто вроде: «Это в самом деле возможно?»

Оно производит на меня впечатление собаки, которую так часто били, что она уже не ждет ничего, кроме побоев.

Это печально.

И все же доказательства накапливаются. Если вера и доверие смогут установиться и присутствовать постоянно, то эта проблема, вероятно, уйдет.

 

(молчание)

 

И это сознание чувствует какую-то тревогу по отношению к ментальной силе; как только проявляется ментальная сила, оно делает так [жест отвода]: «О, нет! Довольно этого, довольно, довольно!» Как если бы это было причиной всех его пыток. Оно ощущает ментальную силу как нечто такое тяжелое, сухое, жесткое, суровое, и особенно сухое — сухое, пустое — не наполненное истинной Вибрацией.

Это становится совершенно ясным. Например, когда нет необходимости совершать некое внешнее действие, и вся деятельность прекращается, тогда наступает отдых, и в этом отдыхе появляется жажда и стремление к светлому Миру. И он приходит, но он не просто приходит, но и кажется прочно обосновавшимся там, в физической субстанции. Затем, если в этом состоянии безмятежности вдруг что-то начинает шевелиться, и разум снова становится активным (разум клеток, разум наиболее материальный), сразу же сознание теряет покой от некого jerk, толчка: «О, нет! Только не это, нет, нет!» И это сразу же обрывает состояние покоя, и возникает стремление к Присутствию — «Нет!  Только не это !».

Этим утром я дважды переживала это; чуть только активизируется разум, совсем чуть-чуть, и почти мгновенно: «Ах, нет-нет! Только не это.» Тело предпочтет скорее шевелиться, действовать, делать что угодно, только не впадать в ментальную активность — оно стало смотреть на нее как на Врага.

 

(молчание)

 

Сегодня утром было нечто вроде видения, ощущения кривой, приведшей от животного к человеку — спиральной кривой — и затем ощущение возвращения к состоянию над животным, где жизнь, действие, движение являются не продуктом Разума, а продуктом Силы, которая ощущается, как Сила света БЕЗ ТЕНИ, света в себе, не отбрасывающего тени, совершенно мирного; и в этом мире, таком гармоничном и таком сладком… о! есть высший отдых. Дисгармония и жесткость разума вызывают усталость от жизни.

Я говорю о сознании клеток.

О! Выйти из этого хаоса идей, желаний, концепций — все это, так мелко, так сухо, так пусто и одновременно так беспокоит своей нестабильностью.

Кажется,  это отражается на обстоятельствах жизни каждого: кажется, что каждый находится если и не на вершине собственных проблем, то, по крайней мере, на пути к ней (!) Кажется, дисгармония, конфликты, хаос достигли своего максимума (надеюсь, этот уровень больше не поднимется, потому как это уже почти невыносимо). С утра до вечера, без перерыва, все споры, брюзжание, требования и… о!…  все время недовольство, grumblings [ворчание], все время, с какой-то дрожью — дрожью беспорядка и недовольства [Мать указывает на пачку писем]: вот, все это… естественно, предполагается, что я должна отвечать.

 

*

*  *

 

(Чуть позже Мать входит в медитацию, и ученик следует  за ней:)

 

У тебя еще есть ощущение «нисхождения»? нисхождения силы?

У меня больше нет ощущения того, что сила нисходит: она здесь [жест: вокруг и везде]. То есть, я не чувствую «нечто нисходящее», сила постоянно здесь — а как у тебя?

 

Я редко чувствую нисхождение, разве что иногда, когда Сила устремляется вниз, от уровня плеч — вниз.

 

Да, в теле.

 

Тогда я чувствую ее нисхождение.

 

Было очень хорошо [медитация], очень спокойно и пронизано светом, ничто не беспокоит. Очень хорошо.

 

Но сознание, кажется, не развивается — сознание, ты понимаешь.

 

Потому что оно не хочет ментализироваться!

Не надо беспокоиться по этому поводу.

 

О, я помню, как однажды Свами сказал мне (это произвело на меня сильное впечатление): «Но вам нужно представить это, представить …»

 

О!

Я ответил: «Нет, я не хочу! Я хочу, чтобы это САМО ПРИШЛО.» На что он отреагировал так (он сказал это с большой силой): «Это было вашей ошибкой на протяжении всех ваших жизней.»

 

Нежелание использовать воображение?

 

Да, представлять, воображать, использовать ментальный элемент.

 

Но это совершенно… Я же, наоборот, всегда боролась с этим, не только в себе, но и везде, боролась с этой манией воображать. Это то, что оставляет [от тебя] такое… (как выразиться?) успокаивающее и приятное впечатление, именно то, что твой разум остается неподвижным.

Если хочешь воспринимать Истину, надо, чтобы все это остановилось.

 

Я прекрасно это понимаю… Я жалуюсь скорее на то, что это молчание не приводит к более ясному сознанию, например.

 

Это придет.

Нет, эта привычка воображать очень, очень… я считаю ее очень пагубной.

В прошлом эта склонность была у меня очень сильной; это то, что я называла «рассказывать истории» — все-все превращалось в такие рассказы: вся работа, все что я делала. Но я полностью, полностью остановила это, как нечто опасное — это дает огромную реальную силу (вот, вероятно, почему Свами советовал тебе так делать), воображение дает реальную силу, но это ОЧЕНЬ плохо, это фальсифицирует все, что приходит свыше.[157]

 

 

7 августа 1963

 

Ты выглядишь уставшей…

 

Все еще очень трудно …

Идет ожесточенная борьба с постоянным полным Отрицанием внутренней жизни — правильнее сказать - высшей жизни. То есть с общим Неверием [тела].

Ночью я снова переживаю это. Странно, не знаю, что это значит, но этой ночью я видела всякие здания из какого-то красного гранита, было много японцев. Были японки, они шили одежду, изготовляли ткани; молодые люди поднимались и спускались с большой ловкостью; все были очень милы. Но все время было одно и то же [жест, показывающий, что все рушится, проваливается в какую-то дыру]: путь открывается, идешь по нему, и вдруг – бац! все рушится. Там был один молодой японец, поднимавшийся и спускавшийся совсем как обезьяна, с необычайной легкостью. «А, - сказала я себе, - нужно именно так и делать!». Но когда я приблизилась к тому месту, то все приспособления, которые он использовал для подъема и спуска, вдруг исчезли! Наконец, спустя некоторое время, я приняла решение: «Я все же пойду» и оказалась внизу. Там я встретила людей и чего там только не было. Но что меня заинтересовало, все здания (а там было множество зданий! все здания и здания!) были сделаны как бы из красного порфира. Это было очень красиво. Из гранита или порфира, было и то, и другое. Широкие лестницы, просторные залы, большие сады — даже в садах были какие-то постройки.

Но, внешне, проблемы возвращаются, в том смысле, что китайцы снова охвачены завоевательным жаром — они сосредотачивают войска на границе.

Однако, думаю, они не нападут.

 

Зачем тогда они сосредотачивают войска?

 

Чтобы шантажировать.

 

Очевидно, но… Это привело к тому, что американцы сказали, что придут на помощь в случае китайского нападения. И даже русские сказали, что помогут.

Но неизвестно, так ведь. Я ВИЖУ значительные потоки: это как потоки безумия, которые захватывают всех и вся… В сущности, это, возможно, действительно довольно острый конфликт между Да и Нет, то есть, между всем, что стремится ускорить приход нового, и всем, что не принимает это — что сопротивляется со все нарастающей яростью.

 

(молчание)

 

 

И постоянно, постоянно это бедное тело осаждается всякими старыми идеями и старыми убеждениями, они говорят, что тело себя обманывает, что оно живет иллюзией, что оно верит, что находится в процессе трансформации, а на самом деле все это сказки. Так что тело… оно немного устало, оно просит: «Неужели мне нельзя немного передохнуть?» — Все время, день и ночь, оно проводит в сражении, все время. Оно начинает задаваться вопросом, уж не из-за какой-то его собственной неполноценности или неспособности спокойно все воспринимать, все это происходит?

Кроме того, оно всегда не очень-то стремилось поесть (это его никогда не интересовало), и в этих условиях питание становится… не совсем отвратительным, но… Оно всегда смотрело на питание как на нагрузку.

 

Да.

 

Ты хоть понимаешь это![158]

 

*

*  *

 

(«Будто случайно» ученик читает Матери отрывок из старой беседы от 24 января 1961, по поводу эпидемии гриппа в Японии во время первой мировой войны)

 

И, что самое замечательное во всей этой истории, у них больше никогда не было подобного рода гриппа.

Японцы — восприимчивые люди.

Они так много переняли от американцев — их вкусы извратились, но сейчас они начинают восстанавливаться. И все, чему они научились у американцев, помогает им. И они обратили Америку к чувству Прекрасного!

Странно, этой ночью были одни японцы…

 

*

*  *

 

(Затем ученик читает запись беседы от 22 мая 1963, где рассказывается, как Мать внезапно остановила его инфекционное заболевание, как если бы что-то вдруг «перевернулось»)

 

Я заметила, что всегда, когда очень трудно —яростная атака, и все разлаживается — изменение происходит не постепенно, это - вдруг, как некий переворот.

Как раз этим утром было то же самое. Ведь когда становится трудно, возникает нечто вроде общего телесного расстройства с сильными болями и… (я наблюдаю, я отслеживаю это) восстановление происходит не как постепенное выздоровление, совсем не так: это как поворот призмы — все сразу же исчезает. И только глупая привычка тела помнит это. И в воспоминании… воспоминание приносит чувство усталости, выводит из нормального состояния, — но самой причины уже нет.

Память тела — это то, над чем еще надо поработать.

Есть состояние, в котором не чувствуешь ничего — состояние — и это позитивное состояние, потому что это состояние мира и покоя; нечто вроде очень умиротворенного и очень счастливого покоя; этот покой, в котором хочется навсегда остаться: «О! Быть всегда вот так!…» Иначе - хаос, в котором все сталкивается, отрицает, ссорится,— как если бы началась всеобщая перепалка. Это напоминает мне о первом переживании, которое было у меня, когда я была (действительно жила) Пульсацией Любви, и было решено, что мне надо снова взять свое тело, снова войти в него; что же, я вступила в контакт со своим телом, было больно, я знала, что нахожусь в контакте со своим телом, только через боль. Контакт с телом означал страдание.

Впрочем, я когда-то говорила об этом.

И мне кажется (уже давно, больше года — почти полтора года), мне кажется, что вся эта работа была проделана для того, чтобы научить все элементы моего тела как, имея физическое, материальное сознание, одновременно сохранить это состояние мира и покоя — позитивного, полного покоя, совершенно комфортного: это нечто такое, что может длиться бесконечно. То есть, я постепенно учу тело тому, что можно назвать божественными состояниями; я учу его чувствовать и жить в этих божественных состояниях; что же, ближе всего к этому (есть два состояния, которые как-то сопоставимы с этим, но одно более комфортно, если можно так сказать — по-английски это будет ease, более непринужденное — чем другое; другое более собрано [Мать сжимает свой кулак], в нем есть воля), это - ощущение вечности и ощущение молчания. Ведь за всяким творением (я говорю о материальном творении) стоит совершенное Молчание — это не противоположность шуму, это позитивное молчание, и одновременно это полная неподвижность, что очень хорошо как противодействие хаосу. Но ощущение вечности еще лучше, в нем есть сладость, которой нет в другом состоянии; ощущение вечности содержит еще и ощущение сладости (но не той «сладости», как мы ее понимаем). Это крайне комфортно. То есть,   нет причины, чтобы это  менялось — ни прекращалось, ни  начиналось снова. Это вот так, это совершенно в себе. И это лучшее противодействие состоянию (беспорядка); покоя, простого покоя не всегда бывает достаточно.

В конечном счете, тело очень-очень жалкое и несчастное… Кажется, еще вчера оно жаловалось, действительно жаловалось (я говорила, что оно «нытик», но вчера оно жаловалось), оно действительно спрашивало: «Почему, ну почему была создана столь ничтожная вещь?» — Бессилие, непонимание, о!… ничего, кроме ограничений и бессилия. Бесплодная добрая воля, полная нехватка силы, и как только появляется хотя бы маленькая витальная сила, она обращается в насилие — это отвратительно.

 

(молчание)

 

Когда я жалуюсь себе вот так, то могу быть уверена, что ночь будет напряженной, и поутру я буду «потрясена».

Лучше держаться спокойно, принимать все, как оно есть, и позволить Господу делать Его работу без… не подталкивая Его все время. Такое впечатление, что все наши несчастья, какие только происходят,  мы всегда привлекаем к себе нетерпением или недовольством. Если бы мы были блаженно довольны и позволили бы всему идти своим ходом: «Когда Ты этого захочешь, тогда это и будет, вот и все. Я идиот, я остаюсь идиотом, и когда Ты захочешь это изменить…»

 

 

Но как можно позволить всему идти своим ходом? Если так сделать, все разладится.

 

Нет.

 

Можно сказать: «Хорошо, все в порядке» и позволить всему идти своим ходом, но тогда все пойдет «абы как».

 

Да, сначала все пойдет кувырком, но, вероятно, наступит момент, когда все станет лучше… [Смеясь] Мы не решаемся провести этот эксперимент до самого конца!

Очевидно, это и заставляет нас бороться. Но я не уверена, что это настоящая Мудрость.

Я не знаю.

 

Возьмем конкретный пример [Мать улыбается с иронией при слове «конкретный»], в любой другой области, не связанной с телом: у тебя есть сад, на него налетели вороны, воробьи, которые выклевывают все, появились насекомые, пожирающие все… Перед тобой выбор: либо ты изматываешься, но сохраняешь его, либо ты реагируешь на свои реакции и говоришь: «Хорошо, я ничего не говорю, пусть все идет, как идет», и тогда все гибнет.

 

Да, да…

 

И если ты сунешь туда нос, то будешь изнурять себя, потому что это хаос.

 

Нет, надо знать, как совать свой нос, и не изнурять себя! И это вполне возможно. Вот это тело, оно достигло этого здесь: оно может вмешиваться, не изматываясь. Но вопрос не в этом! Вопрос в том, что стоит ЗА этим. Вопрос такой: если оставить беспорядок таким, как он есть (по сути, позволить ему дойти до максимума), то, в конце концов, не будет ли прогресс (то, что мы называем прогрессом, то есть, изменение) большим?

 

Не будет ли сад полностью съеден насекомыми? — вот в чем вопрос.

 

Мы не доводили эксперимент до конца!

Я видела во Франции уголок сада: он был окружен стеной, эта земля принадлежала кому-то, кто очень за ней ухаживал, он посадил там цветы. Этот сад был достаточно большой, но был полностью отгорожен. И вот хозяин сада умер. Это было на Юге Франции. Он умер, и никто (у него не было наследников) не стал приглядывать за садом: сад был закрыт и таким и оставался. Я видела этот сад…  точно не помню, но прошло уже больше пяти лет. Должно быть, замок постепенно разрушился и больше не держал дверь в сад; я толкнула ее, она открылась и я вошла… Я никогда не видела ничего более красивого! Больше не было аллей, больше не было порядка, была только путаница, смешение — но какое! Я никогда не видела ничего более красивого. Я оставалась там в каком-то экстазе… Есть книга (я думаю, что это “Маленький Рай ” Золя), в которой описывается сказочное место — там так и было: все цветы перемешены, все деревья перемешены, все растет в совершенном беспорядке, но в гармонии другого рода, в гораздо более широкой, более сильной гармонии.

Это было необычайно красиво.

У нас есть ментальная привычка все выстраивать, классифицировать, регламентировать; нам всегда надо, чтобы был порядок — разумный порядок. Но это… Например, в местах, где никогда не ступала нога человека, в девственных лесах, есть красота, которой нет в обычной жизни, это живая неуправляемая красота, которая не удовлетворяет разум, но содержит гораздо большее богатство, чем все, что разум постигает и организует.

 

Но тем временем жизнь осаждается тысячами насекомых — миллионами насекомых…

 

Да.

 

…которые постоянно хотят есть.

 

Ты знаешь, один натуралист как-то сказал, что не раздави человек муравья, муравей выгнал бы человека с земли.

 

О, да, в этом все дело!

 

Это возможно! [Мать смеется]

 

Трудно найти…

 

Трудно найти ИСТИННОЕ.

 

(молчание)

 

Но впрочем,  это должна быть довольно трудная проблема, потому что именно эта проблема ставится перед будущим земли.

Сторона разума (постепенный и гармоничный прогресс согласно ментальному представлению) хочет мира, спокойствия, порядка и гармонии между нациями. Метод же «котла», который смешивает все вместе, чтобы вышло что-то более великолепное, более богатая комбинация элементов, требует разрушения. И оба метода висят в атмосфере, вот так [Мать смотрит]. И кажется — кажется — что решение еще не принято, как сказал Шри Ауробиндо [it is still hanging].

Однако… кажется, что моя работа сейчас — это работа скорее успокоения (я имею в виду вселенскую работу).

Но я не уверена.

 

(молчание)

 

Было время, когда я очень сильно боролась с расточительством: пустой тратой силы, пустой тратой материала и времени и, конечно же, с пустой тратой жизней. С ужасной потерей жизней. Но не было ли это шорами сентиментальности?? Я не знаю.

 

(долгое молчание)

 

 

Очень долгое время — очень долго — я предпочитала один путь другому, и все время, пока я жила физически вместе со Шри Ауробиндо, я определенно предпочитала путь гармоничного роста вместо… «бросим все снова в котел и перемешаем»!

 

(молчание)

 

Эта привычка снова бросать накопленное вот так, перемешивать и затем начинать все снова… Даже если требуется все меньше времени, чтобы заново усвоить урок, все же это требует времени и кажется таким бесполезным!

Все, что тело знает, все, что оно выучило, оно выучило это, будучи «совокупностью клеток», и поэтому, если все это будет перенесено в другое тело, тогда все надо будет снова выучить — это досадно. Это занимает много времени.

 

(молчание)

 

Что же, твой сад не в порядке!?

 

Да нет-нет! Я просто привел такой пример.

 

Да, но ты сказал, что это «конкретный» пример!

 

Нет, иногда на меня волнами накатывает ощущение осады в жизни — мы в осажденном положении. У меня такое впечатление, и иногда очень сильное: ничего нельзя сделать без того, чтобы не быть осажденным чем-то — так везде, всюду, во всех деталях. Год-два у меня было такое ощущение. Иногда это вызывает возмущение… или это мучительно. Я никогда не чувствовал это так сильно, как за эти последние годы, это ощущение осады, оцепления.

 

Так приходят всевозможные ощущения; в определенные периоды — одни ощущения, в другие периоды — другие: это периоды внутренней трансформации. Например, ощущение всеобщей двойственности (то, что в Ведах называется crookedness [искривленность, искажение]): впечатление, что все идет не прямо, не верно. У меня есть удивительнейшие примеры, когда я писала фразу с ясной, точной волей, и эта фраза понималась (кем-то  с совершенно доброй волей) совсем по-другому, согласно его собственному видению вещей. Такое произошло совсем недавно. Но так происходит все время! Я говорю одно, и говорю насколько возможно ясно, а оно понимается совершенно иначе, иногда полностью противоположно! И есть такое чувство, ощущение, что ВСЕ идет так, что вся жизнь такова, что все сознания таковы, что все вибрации таковы, что все искривляется и искажается вместо того, чтобы идти прямо. И это так сильно, что от этого, как ты говоришь, будто заболеваешь. Это отвратительно, тошно.

В другое время приходит другое…

Как раз как отклик на все это возникает зов [жест нисхождения Силы в тело] к очищению: чтобы все исправилось, чтобы где-то была хотя бы капля Истины. И тогда происходит «потрясение».

И степень этого искажения столь значительна, столь всеобща, что обычно искажение не замечается, ни в себе, ни в других — оно замечается только тогда, когда принимает совершенно очевидные пропорции, вот тогда… лицемерие, например.

Но я говорю о чем-то, что есть постоянно.

Есть вся гамма, начиная с самого материального. В самом материальном это действительно так: элементы, которые вечно конфликтуют, конфликтуют, конфликтуют… все конфликтует, как если бы это было единственным способом существования. В витальной области это обращается в насилие. В ментальной области это, главным образом, crookedness [искривление, искажение]. Вот почему я говорила: «Действительно, мы бедные существа!»

Очевидно, в нас есть Память, которая порождает стремление к чему-то божественному — если бы латентно она не присутствовала в нас, тогда мы никогда не смогли бы… не смогли бы даже вообразить! Этого стремления не могло бы быть, оно не имело бы смысла. Но, все же, как долог путь…

Кажется (это очень надежно), что чем больше подходишь к другой стороне, тем больше кажется… тем больше видна разница.

Когда барахтаешься в своем Неведении, это незаметно.

Хорошо.[159]

 

 

10 августа 1963

 

Афоризм 93 — Боль – это жесткое прикосновение нашей Матери, учащей нас, как переносить божественный восторг и расти в нем. Есть три стадии в этом обучении: сначала терпение, затем ровность души, наконец – экстаз.[160]

 

Когда речь идет о моральном, это совершенно ясно и бесспорно: все моральные боли, когда знаешь, как принимать их, формируют ваш характер и ведут вас прямо к экстазу. Но как только это касается тела…

Это верно, что сам доктор сказал ([смеясь]: доктор [docteur] символизирует Сомнение [Doute] с большой буквы D[161]), он сказал, что если учить тело терпеть боль, то оно будет становиться все более выносливым и будет разлаживаться медленнее — это конкретный результат. Люди, которые знают, как не приходить в полное расстройство, как только появляется боль здесь или там, которые умеют спокойно терпеть, сохранять равновесие — кажется, что в их случае возрастает способность тела терпеть беспорядок, не расшатываясь. Это очень важно. Ты помнишь, в предыдущей «Агенде» я ставила перед собой этот вопрос с чисто практической, внешней точки зрения, и кажется, что это так. Внутренне, мне говорили много раз — говорили и показывали подобные маленькие опыты — что тело может выдержать гораздо больше, чем люди думают, если они не примешивают страх или беспокойство по поводу боли; если убрать этот ментальный фактор, тогда тело, предоставленное самому себе, не имеющее ни страха, ни опасения, ни беспокойства по поводу того, что произойдет — ни тревоги — может много что выдержать.

Второй шаг — это когда тело решило терпеть (оно действительно принимает решение терпеть), тогда сразу же исчезает острота, острое ощущение боли. Я говорю о совершенно материальном уровне.

И если есть покой (требуется внутренний покой — это другой фактор), если у вас есть внутренний покой, тогда боль превращается в почти приятное ощущение — «приятное» не в привычном смысле этого слова, но появляется почти что ощущение комфорта. Повторю еще раз, что я говорю о физическом, материальном уровне.

Последняя стадия — это когда клетки имеют веру в божественное Присутствие и в высочайшую божественную Волю и верят, что все идет во благо, тогда наступает экстаз — клетки раскрываются, становятся светлыми и восторженными.

Это происходит за четыре стадии (хотя в афоризме отмечено только три).

Вероятно, не все способны дойти до последней стадии (!), но первые три совершенно очевидны — я думаю, что это так. Единственное, что беспокоило меня (когда-то я говорила тебе об этом), это то, что это не чисто психологический опыт, и пока мы выносим это страдание, происходит износ тела. Но я справлялась у доктора (это вышло случайно), и он мне сказал, что если с детства учить тело переносить боль, тогда его способность переносить возрастает до такой степени, что оно обретает способность эффективно противостоять болезням, так что болезнь не следует своим ходом, а прекращается. Это ценно.

Последнее переживание (за эти дни), где, как казалось, возникло осложнение (на самом деле это не было осложнением), явилось своеобразной демонстрацией. Я рассказывала тебе об этом, не так ли: это как очищение от вибраций, являющихся ложными вибрациями и не являющихся чистым и простым откликом на всевышнее Воздействие (от всего того, что еще отвечает в клетках на вибрацию лжи либо по привычке, либо от окружения, либо от приема пищи — да еще от пятидесяти тысяч подобных вещей). Затем, со стремлением, решением, из тела исходит почти молитва очищения, происходит что-то, что, естественно, нарушает равновесие; это нарушение равновесия обращается общим недомоганием. Форма этого недомогания обычно одна и та же: сначала появляются боли и всевозможные ощущения, которые не надо описывать; если все это будет нарастать, если полностью разовьется, это кончится… раньше это кончалось обмороком. Но на этот раз я следила за развитием этого процесса почти два часа, начиная с того момента, как встала: за борьбой между новым устанавливающимся равновесием, новым Воздействием, и тем, что сопротивлялось, что вынуждали уйти. Это вызывало нечто вроде конфликта. Сознание оставалось очень ясным — сознание ТЕЛА оставалось очень ясным, очень спокойным, в нем было совершенное доверие. Так что два часа я наблюдала за этим процессом (при этом я могла продолжать делать все, что я раньше обычно делала, в этом смысле ничего не изменилось), пока я не почувствовала или, скорее, мне не сказали довольно ясно, что Господь для завершения Своей работы хочет, чтобы мое тело было полностью неподвижно в течение некоторого времени. Но я не одна: здесь есть и другие люди, которые мне помогают и которые присматривают за всем (но я ничего им не говорю, не объясняю ничего, потому что это то, о чем не говорят — я не говорю о том, что происходит, я не говорю ничего), поэтому я спросила себя: «Так уж ли это действительно необходимо?» [Мать смеется] Тогда я почувствовала, что Господь надавил чуть больше, это увеличило силу конфликта, и появились все признаки скорого обморока. Я поняла (!)… Я поднялась, я позволила моему телу немного поохать, чтобы оно поняло, что чувствует себя не очень хорошо (!), и я легла. Тогда наступила неподвижность, и в этой неподвижности я увидела совершаемую работу — работу, которая не могла быть сделана, если продолжать двигаться. Я видела эту работу. Это заняло около получаса; за полчаса работа была сделана. Значит действительно есть… есть факт, в котором я не могу сомневаться, даже если все окружающие мысли и силы оспаривают это, я не могу сомневаться в том, что сознание все больше увеличивается — сознание там, внутри. Оно становится все более ясным, светлым, точным, СПОКОЙНЫМ — очень мирным. И оно глубоко осознает гран-ди-оз-ную битву со всеми тысячелетними привычками. Ты понимаешь?

После этого я увидела, что даже на физическом, телесном уровне есть сила: возросшее сознание тела передается через увеличение силы. Совершенно ясно, что увеличилась сила.

Но это продолжается. Сейчас развернулась большая битва со всеми идеями, привычками, ощущениями, возможностями, со всем, что касается смерти — «смерти» [смеясь], «смерти» не в смысле ухода сознания (об этом, конечно же, люди говорят, но… этого больше нет), нет: битва за то,  ЧТО КЛЕТКИ ДОЛЖНЫ ЧУВСТВОВАТЬ.[162] И тогда все возможности предстали передо мной… С этим сознанием (накопленным, впечатанным в каждую клетку), когда сердце перестает биться и, согласно человеческому неведению, наступает «смерть», та сила, что объединяет все клетки вместе, как она откажется от своей воли удерживать все клетки вместе?… Естественно, мне сразу же было сказано (потому что проблема — все проблемы — приходят отовсюду, и меня заставили увидеть проблему и бороться с ней специально, а не просто так, по какому-то «принципу»), мне сразу же было сказано, что эта сила, это сознание, которое удерживает все в клетках, ставших такими сверхсознательными (у них совсем не обычное сознание; обычно внутреннее, витальное существо [Мать касается сердечного центра] осознает единство, то есть, сознает, что существо существует), сейчас этот агломерат клеток является агломератом С СОБСТВЕННОЙ ВОЛЕЙ, с организованным сознанием, являющимся неким коллективным собранием этого клеточного сознания; что же… Очевидно, это исключительное состояние, но даже раньше у существ, которые были очень развиты внешне, были зачатки сознательного, волевого собрания клеток, и именно поэтому в древнем Египте, где оккультизм был развит, исключительные существа, такие как фараоны, верховные жрецы и т.п. были мумифицированы, чтобы сохранить форму как можно дольше. Даже здесь, в Индии, есть подобные окаменелые мумии (в Гималаях, их опускали в источники, обращающие в камень). На то была причина.[163]

И в случае Шри Ауробиндо я видела (хотя он и не приступил к такой систематической трансформации, но все же он все время тянул в свое тело супраментальную силу), даже в его случае только на шестой день появились малейшие признаки разложения. Я сохранила бы тело и дальше, но правительство всегда вмешивается в то, что его не касается, естественно, и они ужасно донимали меня, говоря, что запрещается так долго держать тело и что надо… Так что, когда тело начало (как сказать?) shrink – сжиматься— происходило уменьшение, сжатие, то есть, тело обезвоживалось — тогда пришлось сделать это. У сознания его тела было достаточно времени, чтобы выйти, поскольку почти все перешло в мое тело — почти все, что было материальным, перешло в мое тело.

Но вопрос возник для этого тела [тела Матери] просто «чтобы посмотреть». И я видела много чего, и, в конечном счете, ответ всегда был один и тот же (ведь проблема предстала передо мной, чтобы я хорошенько поняла всю ситуацию и увидела необходимое), что, естественно, все к лучшему! [Смеясь] Это несомненно. Но я хочу сказать, что это было представлено совершенно конкретным и, можно сказать, очень «личным» образом, чтобы я поняла проблему. И было то старое, что мне когда-то сказали («старое» — это сказанное впервые несколько дней тому назад!): мне было сказано, что САМИМ КЛЕТКАМ будет предоставлен свободный выбор. И вывод из всей этой медитации состоял в том, что должно быть нечто новое в сознании клеточного агрегата — нечто… должно произойти новое переживание. В результате: прошлой ночью у меня была серия фантастических клеточных переживаний, которые я даже не могу объяснить и которые должны быть началом нового откровения.

Когда началось это переживание, было нечто, что наблюдало (ты знаешь, всегда есть нечто, что наблюдает несколько иронично, всегда забавляясь), оно сказало: «Очень хорошо! Если бы это произошло с кем-то другим, он бы подумал, что порядком болен! [смеясь] или наполовину сошел с ума.» Так что я оставалась очень спокойной и говорила себе: «Хорошо, пусть это будет; я буду смотреть, я увижу — я все увижу! Было начало, так что будет и конец! надо хорошенько…» Неописуемо! неописуемо (переживанию надо повториться несколько раз, чтобы я смогла понять), невероятно! Это началось в 8.30 вечера и кончилось в 2.30 ночи; ни на секунду я не теряла сознания и наблюдала нечто совершенно фантастичное — в течение шести часов.

Я не знаю, к чему это должно было прийти …

Это неописуемо; становишься лесом, рекой, горой, домом — и это ощущение, совершенно конкретное ощущение ТЕЛА, вот этого [жест, указывающий на тело]. И много чего другого. Неописуемо. Это длилось долго, и такое  разнообразие.

Так что в 2.30 ночи я сказала Господу: «Достаточно, не так ли?!» [Мать смеется] И Он дал мне блаженный отдых до 4.30.

Хорошо.

И все это по поводу Афоризма!… Но начало можно использовать [для комментария в «Бюллетене»]. Но тебе надо что-то спросить у меня. Задай мне вопрос.

 

Я спрашивал себя, для всех ли супраментальный процесс будет всегда автоматически связан с физической болью?

 

Нет.

Нет, потому что у меня есть все растущее доказательство того, что я имею силу над всем, чем сейчас овладела в теле (я все время получаю письма, до меня доходят слова отсюда, оттуда, от больных людей здесь и там)… это начало; сейчас это только началось, это только самое начало: сила устранять боль.

Ты знаешь немного об этом, это то, что произошло с твоим заболеванием.

 

Да, но я не имею в виду больных людей. Я говорю о людях, которые сейчас или в будущем будут стремиться вызвать трансформацию в самих себе.

 

Нет, они…

 

Пройдут ли они через все эти страдания?

 

Нет! Шри Ауробиндо очень ясно написал об этом: для всех, кто будет верить и открываться со сдачей [surrender] и верой, , это произойдет автоматически.[164] Пока он был здесь, мой мальчик, все тридцать лет, которые я провела вместе с ним, работая, НИ РАЗУ я не приложила ни одного усилия для трансформации. Просто, когда было трудно, я повторяла: «My Lord, my Lord, my Lord…», вот так, я думала о нем – хоп! проблема исчезала. Физическая боль: он устранял ее. Ты знаешь, что касалось того, что мешало телу, что касалось некоторых возвращавшихся привычек, мне достаточно было сказать ему, и они исчезали. Он всегда говорил, что только он и я занимались Работой (в действительности, только он ее делал, когда он был здесь; я же занималась только внешней работой), это он и я совершали Работу, а от других требовалась только вера и surrender, это все.

Если они доверяли и отдавали себя, полностью доверяя, тогда Работа совершалась автоматически.

 

Значит, в клетках твоего тела происходят универсальные изменения, это развивается земля.

 

Да.

 

(молчание)

 

Тело было построено с этой целью, потому что я очень хорошо помню, что когда началась война — первая мировая война — я принесла свое тело в жертву Всевышнему, чтобы эта война не была напрасной, и каждая часть моего тела, одна за другой [Мать касается своих рук, ног и т.д.], а иногда и одна и та же часть несколько раз, представляла поле боя: я видела это, я чувствовала это, я ПЕРЕЖИВАЛА это. И всякий раз это было… было очень странно, мне достаточно было только посидеть и посмотреть: я видела здесь, там, и там, все это в своем теле, все, что происходило. И когда это происходило, я концентрировала там божественную Силу, чтобы все — вся боль, все страдание, все — ускорило подготовку земли и Нисхождение Силы. И это делалось сознательно в ходе всей войны.

Тело было построено с этой целью.

В то время еще разум еще был очень активным, переживания принимали все формы, какие только ум может придавать — очень красиво, но очень искусственно! Сейчас все это кончилось — к счастью, слава Богу! полное молчание — я не рассуждаю об этом. Но переживание прошлой ночи!… Когда переживание длится полчаса, сорок пять минут, час, это считается необычным — а это переживание длилось с 20.30 до 2.15, без остановки.

 

Нечто вроде вездесущности клеток?

 

Да-да.

Единство — ощущение Единства.

 

(молчание)

 

Очевидно, если это переживание станет естественным, спонтанным и постоянным состоянием, тогда смерть не сможет больше существовать даже здесь [Мать касается своего тела].

Есть нечто, что я ЧУВСТВУЮ, не умея еще выразить это или понять это ментально. Тут должна быть некоторая разница, когда оставляешь свое тело,  даже в поведении клеток.

Должно происходить что-то другое.

Во время всего этого периода концентрации и медитации на том, что происходит в теле после смерти (я говорю о переживании тела после того, что сейчас называют «смертью»), что же, несколько раз мне являлось видение одного и того же рода… Мне говорили (показывали и говорили) о некоторых святых, чьи тела не разлагались (один был здесь, один был в штате Гоа — фантастические истории). Естественно, такие истории всегда приукрашивают, но, в конце концов, есть реальный факт: один святой умер в Гоа, он оставил свое тело в Гоа, но тело не разложилось.[165] Я не знаю всех деталей этой истории, но тело взяли отсюда, перевезли в Китай и погребли там, в Гон-Конге, я думаю (или где-то там), но только на время; затем его снова извлекли, вернули сюда и погребли снова здесь. В течение десяти-двенадцати лет его тело дважды оказывался погребенным под землей: оно не разложилось. Оно высохло, мумифицировалось (высохло, то есть, обезводилось), но сохранилось. Что же, такой исход представлялся мне несколько раз как ОДНА из возможностей.

Что означает, по правде говоря, что все возможно.

Но мне ясно показали, и я видела… (мне трудно говорить об этом, потому что все это пришло ко мне на английском: Шри Ауробиндо был там, и разговор шел на английском), я видела глупость, carelessness [беззаботность], неведение — глупое неведение и позицию «меня это не касается», которую живые занимают по отношению к мертвецам! Это что-то ужасное. Ужасно… Ужасно. До меня отовсюду доходили истории, потрясающие рассказы об ужасающих вещах… Например, такая история (она произошла, когда Шри Ауробиндо был здесь): умер сын одного из учеников (или, по крайней мере, этот ученик думал, что его сын умер), и поскольку он не был индусом, то его не сожгли: его погребли. И вот, ночью, сын пришел к нему и сказал … он видел своего сына в окне, его сын стучал в окно и говорил ему: «Зачем ты похоронил меня заживо?» (Я не знаю, на каком языке, но как бы там ни было…) И этот глупец подумал: «Это сон»! Затем, на следующий день, он вспомнил об этом и подумал: «А что если посмотреть?» И он обнаружил, что его сын перевернулся в гробу.

Когда этот человек рассказал мне эту историю и как он совершенно естественно подумал: «это сон», я не могла найти слов, чтобы выразить свое негодование, увидев эту… такую крайнюю, инертную глупость! Он даже не подумал: если бы такое произошло с НИМ. Он даже не подумал об этом!

Был еще случай с другим человеком, его принесли для кремации, но начался проливной дождь — не могло быть и речи о том, чтобы сжечь его. Его оставили там, сказав: «Сожжем его завтра утром». Но на следующий день его там не оказалось! [Смеясь] Он ушел. Но это еще не все: через тридцать лет он вернулся (он был раджой); он был подобран саньясинами и увезен в уединенное место; он сам стал саньясином, пока, через тридцать лет, не известно по какой причине, он решил, что было бы лучше предъявить свои права на свое имущество, так что он вернулся с доказательствами того, что он был тем человеком[166]…

Я наслушалась всяких подобных историй, это показывает, до какой степени человеческие существа… Они хотят избавиться от мертвых, и чем скорее, тем лучше!

Припоминаю, кто-то сказал мне (он считался мудрецом): «Но если неверно, что одни и те же существа реинкарнируют множество раз, тогда количество мертвецов все время увеличивается, и атмосфера ужасно переполнится всеми этими мертвецами!… они станут бичом. Что нам поделать со всем этим? Их станет гораздо больше, чем живых, и они заполнят все — что мы будем делать со всем этим?» Вот так. Вот такие рассуждения.

 

(молчание)

 

Позиция живых по отношению к умершим представляет одно из самых отвратительных выражений эгоистического неведения человечества.

Это либо позиция «меня это не касается», либо «о, надо поскорее избавиться от этого.» Здесь были дети (они уже не дети), они жили со своими отцами и матерями (которые были не так уж стары), и кое-кто из этих детей рассказывал мне «сны», в которых они видели умершими своих отцов и матерей, и те приходили к ним… а они насильно отталкивали их, говоря: «Ты умер, у тебя нет права приходить приставать к нам»!…

Ты умер, у тебя нет права приходить приставать к нам. Вот так.

И это… мало кто посмеет сказать так откровенно, но это повсеместно распространенная позиция.

Много чего должно измениться, прежде чем истина сможет проявиться — это все, что я могу сказать.[167]

 

 

13 августа 1963

 

(По поводу одной старой «Беседы» 1950 года, записанной одним учеником по памяти; Мать попросила выбросить эту запись как мусор. Речь шла о достижении Нирваны путем отвода, так сказать, всех своих энергий в психическое существо или душу.)

 

Все это не так!

Прежде всего, надо сказать, что каждая область имеет свойственную себе энергию. Но то, что люди обычно ощущают как энергию, это витальная энергия; и витальная энергия… (хм!) это витальная энергия! Так что говорить, что кто-то отводит всю свою энергию и все свое сознание в психическое, чтобы достичь Нирваны, это глупость!

Есть некая нирвана за витальным существом, есть нирвана за психическим существом, есть нирвана за ментальным существом; нирвана есть везде, даже за физическим существом: это смерть. И те люди, которые отходят, которые хотят достичь Нирваны, они НИКОГДА не уходят в психическое — психическое существенно связано с божественным проявлением, а не с неучастием божественного, не с Нирваной.

Все это годится только для мусорной корзины.[168]

 

 

13 августа 1963

 

(Записка Матери ученику)

 

(Речь идет о старой «Беседе» от 21 декабря 1950 г., которую  мы прочли Матери в ходе прошлой встречи. Мать говорила о «ясном, точном и постоянном видении Истины», и она добавила: «Некоторые называют это Голосом Бога или Волей Бога. Истинный смысл этих слов был извращен, вот почему я предпочитаю говорить «Истина», хотя это только один очень ограниченный аспект Того, что мы не можем назвать, но что является Истоком и Целью всего существования.»)

 

Сатпрем,

Вот что пришло для «Бюллетеня» после твоего ухода, посмотри, сможешь ли ты вставить это в текст:

Я не склонна употреблять слово «Бог», потому что религии стали называть им всемогущее существо, чуждое своему творению и находящееся вне его. Это неправильно.

Однако в плане физическом разница есть, и она очевидна. Ведь мы все еще являемся всем, чем больше быть не хотим, тогда как Он – это все, чем мы хотим стать.

 

Подпись: Мать

 

 

17 августа 1963

 

(Мать готовит Афоризм для следующего «Бюллетеня»)

 

Какой будет афоризм?

 

Об отречении.

 

О принятии и борьбе я уже говорила. Что он сказал об отречении?

 

Афоризм 94 — Цель всякого отречения  - обретение большей радости, еще не охваченной. Одни отрекаются ради радости служения, другие – ради радости мира и покоя, третьи – ради радости Бога, четвертые – ради радости самоистязания— но лучше отрекаться ради того, чтобы выйти за пределы всего этого к свободе и незыблемому восторгу.[169]

 

А твой вопрос?

 

Я всегда колеблюсь задавать тебе вопросы, потому что они направляют тебя в определенное русло, которое может не совпадать с тем, что приходит к тебе…

 

(молчание)

 

Я не имела достаточно опыта отречения… Чтобы отречься от чего-то, надо быть к этому привязанным, тогда как я всегда испытывала жажду, потребность идти еще дальше, выше, идти лучше, делать лучше, знать лучше и… вместо ощущения отречения лучше иметь ощущение избавления! избавления от чего-то, что мешает вам, связывает вас, мешает идти. В таком свете это очень интересно.

Это то, о чем я недавно писала тебе [«мы все еще являемся тем, чем больше быть не хотим, тогда как Он –это все, чем мы хотим стать»]. То, что мы называем «нами» по нашей эгоистической глупости, глупости эго — это в точности то, чем мы больше быть не хотим; и будет так радостно отбросить все это, избавиться от всего этого, чтобы быть готовым к тому, чем мы хотим быть.

Это очень живое переживание[170].

 

 

21 августа 1963

 

(По поводу старой «Беседы» от 4 января 1951 года, где Мать говорила, что одним из сущностных условий Трансформации является овладение сознанием внутренних измерений: «Это полное обращение сознания, сравнимое с тем, что происходит, когда свет проходит через призму. Или же это можно сравнить с выворачиванием шара изнутри-наружу, что может быть сделано только в четвертом измерении. Выходишь из обычного сознания трех измерений и входишь в более высокое сознание четвертого измерения, а затем — в бесконечное число измерений. Это совершенно необходимая стартовая точка.»)

 

Это то, о чем я тебе уже говорила: изменилась вся основа йогического усилия. Прежде работа базировалась как раз на этом знании внутренних измерений — я не могу снова принять это, это кажется совершенно вне меня.[171]

Так что я не могу ничего добавить к тем «Беседам»: это ушло.

Сейчас несколько затруднительно говорить даже по поводу этих «Афоризмов». У меня такое впечатление, что мне надо спуститься, снова войти в старое состояние ума, чтобы я смогла сказать что-то.

 

Тебе не надо беспокоиться о людях. Просто скажи то, что соответствует тебе сейчас, не беспокоясь, поймут ли тебя.

 

Они не понимают ничего.

 

Это не имеет значения.

 

Тогда бесполезно публиковать то, что я говорю!

 

Но кое-кто понимает.

 

Нет, пусть то, что я сейчас говорю, пойдет в ящик [это об «Агенде»][172].

 

*

*  *

 

(Затем Мать возвращается к афоризму об «отречении». Она остается молчаливой. Кажется, что она все еще потрясена.)

 

Это трудно, потому что…

В эти дни, не знаю, наступила ли это последняя битва, но это опустилось очень глубоко, туда, где  клетки менее всего освещены: в то, что еще принадлежит больше миру Несознания, Инерции, что больше всего чуждо божественному Присутствию. Это, так сказать, самая первая субстанция, которая использовалась Жизнью; она не способна чувствовать, ощущать смысл в этой жизни.

В действительности, это нечто, что я никогда не переживала [это отсутствие смысла]; даже в самом раннем детстве, когда не было никакого развития, у меня всегда было восприятие (не ментализизированное, а через вибрации) восприятие Могущества, что есть за всякой вещью, и оно было смыслом существования всех вещей — это Могущество, Сила, какая-то теплота.

Это не было переживанием клеток ЭТОГО тела: это было отождествление с миром вообще, с Землей в целом. Это совершенно ужасающее и безнадежное условие: нечто бессмысленное, бесцельное, не имеющее в себе ни радости, ни… хуже, чем неприятное — meaningless [бессмысленное], ничего не чувствующее. Нечто, что не имеет никакого смысла существования и все же существует. Это было… это была ужасающая ситуация.

У меня такое впечатление, что это очень близко ко дну ямы.

Вчера почти весь день это было так… Но вдруг пришло (неизвестно, как и откуда… ни свыше, ни изнутри, ни… я не знаю): есть только ОДНА Причина существования, только ОДНА Реальность, только ОДНА Жизнь, и нет ничего другого, кроме… ЭТОГО. И это было Это (вовсе не ментально, не было никакой интеллектуальной формулировки), это было Нечто, что было Светом (гораздо больше, чем Свет), Мощью (гораздо больше, чем Мощь), Всемогуществом (гораздо большим, чем Всемогущество), и также имело интенсивность сладости, теплоты, полноты — всего этого вместе — наряду с этим «Нечто», что, естественно, нельзя описать на словах. И Это пришло внезапно, вот так, когда было такое ужасающее состояние тоски, потому что это было ничто — ничто, из которого было невозможно выбраться. Не было средства выбраться из этого ничто, потому что это было ничто.

Те, кто уходят на поиски Нирваны, все их отвращение к жизни, все это почти приятно по сравнению с этим ничто! Это не то. Это не то, это в тысячи, в миллионы раз хуже. Это было ничто, и поскольку это было ничто, из него невозможно выбраться — не было… не было решения.

В какой-то момент напряжение было столь большим, что… спрашиваешь себя: «Что, если все взорвется?»

Затем все расслабилось и раскрылось [жест — как если бы клетки раскрылись]… ОМ.

 

(молчание)

 

Не знаю, есть ли более глубокая яма, но…

И затем облегчение, прояснение, мир и покой… Все исчезло, кроме Этого.

 

(молчание)

 

Действительно, впервые я переживала такое — никогда, никогда раньше у меня такого не было. И это вовсе не относится лично к моему телу, к клеткам моего тела[173] — это что-то другое…

И это базис, основание всего материализма.

Это длилось целый день!

 

(молчание)

 

Переживание пришло в тот момент, когда условия были самые острые в своем отрицании… Я не знаю, как объяснить это, это необъяснимо, но это было ПОЛНЫМ: не оставалось ничего, кроме этого, этого «ничто», которое не имеет ни смысла, ни причины существования, ни цели, ни первопричины — и, поэтому, от него нет лекарства. И затем это достигло такой точки, когда… все вот-вот лопнет, такое было напряжение (напряжение ли это? я не знаю, как объяснить); и затем вдруг произошло самое тотальное изменение, которое только можно вообразить[174].

Так что ты понимаешь, эти старые «Беседы», это… только разговоры!

 

(долгое молчание)

 

И всякий раз, когда происходит подобное переживание, все видение вещей и связей между ними меняется [жест переворачивания]. Даже с самой практичной точки зрения. Ведь Жизнь — это как шахматная доска, на которой выстроены все пешки согласно определенным внутренним законам, и всякий раз все меняется: все меняется, шахматная доска меняется, пешки меняются, порядок организации меняется. И внутреннее качество пешек сильно меняется.

Например, в эти последние дни у меня было полное видение Х, того, что он собой представляет, людей вокруг него, его связи с Ашрамом — все это полностью изменилось. Все заняло иные позиции по отношению к друг другу. И это выходит само собой, я не «стараюсь» понять, я не «пытаюсь» увидеть, ничего подобного: это просто показывается мне. Как если бы показывали картинки. Все имеет свой особый вкус, свой особый цвет, свое особое качество и свою особую связь со всем остальным — все связи разные.

Это становится очень ТОЧНЫМ, очень детальным, очень острым и не колеблющимся: очень точным, во всех деталях. И все это - с большой простотой.

Как если бы переплетение сил, сознаний, движений становилось все более ясным, полным, очень-очень точным. И очень простым.

Очень простым.

И все проблемы, все проблемы начинают видеться именно так.

И всегда это впечатление выхода (то, что раньше я называла «ясностью» и «пониманием», сейчас для меня является непониманием и путаницей): выхода из этого к большей ясности, к более полному пониманию. Тогда исчезают всевозможные осложнения, но все гораздо более полно, чем прежде.

Прежде были туманные места, все было туманно, неточно, неопределенно; и по мере того, как это исчезает, все становится гораздо более ясным, гораздо более простым и ГОРАЗДО БОЛЕЕ ТОЧНЫМ. Все туманности исчезают. Ведь есть целый мир впечатлений и guessing[175] (это то, что мы себе представляем, это скорее предположения и впечатления), которые заполняют пробелы; и были точки отсчета, нечто, что было познано и связано друг с другом целой туманной массой впечатлений и представлений (это происходит автоматически); и всякий раз выходишь к чему-то такому легкому [жест вверх], и все облака рассеиваются. И это кажется таким простым! Говоришь себе: «Но это так очевидно, это так ясно! Там не было ничего сложного.»

Всякий раз это так [жест подъема от ступени к ступени]: видно дальше, видно одновременно больше.

Кажется, что придет время, когда все движения земли станут такими, очень ясными и очень простыми.

И это соответствует этому спуску в  дыру.[176]

 

 

24 августа 1963

 

(Мать спрашивает ученика, подготовил ли он вопрос к афоризму 94 – об «отречении» — который должен появиться в следующем номере «Бюллетеня». Затем она добавляет:)

 

Я много чего наговорила тебе по этому поводу, но я ничего не помню! [Смеясь] Это было ночью, я произнесла целую речь, и даже сказала себе посреди ночи: «Вот что мне надо завтра сказать Сатпрему!»

Я тебе говорила, что единственный известный мне процесс, который несколько раз повторялся в моей жизни, это отречение от ошибки. Что-то кажется истинным — оно, вероятно, и было истинным определенное время —действуешь, отчасти опираясь на это, но оказывается, в действительности, это было всего лишь мнением. Вы думали, что это - истина в последней инстанции со всеми логическими следствиями, действие (часть действия) основывалось на этом, и дальнейшие события развивались автоматически; и вдруг какое-нибудь переживание, обстоятельства или интуиция предупреждает вас, что эта ваша правда не была такой истинной, как казалось (!) Затем следует целый период наблюдения, изучения (иногда это приходит и как откровение, как мощное доказательство), и тогда надо менять не только идею или ложное знание, но и все следствия, возможно, весь способ воздействия на какую-то точку. И в этот момент есть нечто вроде ощущения, нечто, что похоже на ощущение отречения; то есть, надо переделать все, что было построено на этом основании. Иногда это может быть чем-то довольно значительным, иногда — чем-то совсем маленьким, но переживание одно и то же: это движение силы, растворяющей мощи, и есть сопротивление всего, что надо растворить, сопротивление всей прошлой привычки. И этот контакт движения растворения с соответствующим сопротивлением передается в обычном человеческом сознании через ощущение отречения.

Совсем недавно я видела это; это несущественно, обстоятельства сами по себе не имеют никакого значения (они интересны для изучения только в своей совокупности). Это явление несколько раз повторялось в моей жизни, поэтому я хорошо его знаю. И по мере прогресса существа мощность растворения возрастает, действует все более и более напрямую, и сопротивление уменьшается. Но я помню время, когда сопротивление было очень большим (это было более полувека тому назад), но всегда было только так: это всегда было что-то вне меня — не вне моего сознания, но вне моей воли — что-то, что сопротивлялось воле. У меня никогда не было ощущения отречения, но было ощущение нажима на что-то, чтобы оно растворилось. Тогда как сейчас этот нажим почти неощутим, все происходит мгновенно: как только проявляется Сила, все растворяющая, сопротивления - больше нет, все растворяется; напротив, еда ли есть чувство освобождения — есть нечто, что опять позабавилось, оно говорит: «А, опять! Сколько можно ограничивать себя …» Сколько раз вы думали, что неизменно продвигаетесь, гладко, без остановок, и столько раз вы ставили маленькое ограничение перед своим действием (это не большое ограничение, потому что это нечто совсем маленькое в грандиозном целом, но это, тем не менее, ограничение). И затем, когда действовала Сила, чтобы растворить это ограничение, поначалу было ощущение освобождения, радости; но теперь это уже не так: это - улыбка. Теперь нет чувства освобождения, просто убираешь с дороги камень, который мешает пройти.

Это более или менее то, что я говорила тебе этой ночью, но тогда все было с иллюстрациями! Это заняло бы страницы, ты понимаешь [смеясь]. Вот почему иллюстрации ушли, иначе это заняло бы целый томик. Все-все было объяснено, во всех подробностях.

Эта идея отречения может возникнуть только в эгоцентрическом сознании. Естественно, люди (те, которых я называю примитивными) держатся за вещи — когда они что-то имеют, они не хотят это потерять! Это кажется мне так по-детски!… Если они должны что-то отдать, это ранит их! Потому что они отождествляют себя с тем, за что держатся. Но это ребячество. Настоящий процесс, стоящий за этим, это… the amount, количество сопротивления в том, что сформировано на базе определенного знания — что было знанием в какой-то момент, но в другой момент знанием больше не является — это частичное знание, не мимолетное, но и не постоянное. На этом знании понастроено много всего, целая система, и это сопротивляется Силе, которая говорит: «Нет! Это не верно [смеясь], ваша база больше не верна, мы ее убираем!», и затем, «а! больно» — то, что люди чувствуют как отречение.

 

На самом деле трудно не столько отречься, сколько принять… [Мать улыбается] когда видишь жизнь такой, как она есть сейчас. Если принять, то как тогда жить посреди всего этого, чтобы тот «незыблемый восторг» — незыблемый восторг был не где-то вверху, а здесь?[177]

Это – моя проблема уже несколько недель.

Я пришла к такому выводу: в принципе, именно осознание Божественного и единение с Ним дает восторг (таков принцип), следовательно, осознание Божественного и единение с Ним в мире, каким он сейчас является, и в построении будущего мира должно быть одним и тем же — в принципе. Это то, что я говорю себе все время: «Как же так получается, что у тебя нет этого восторга?»

У меня он есть: как только все сознание централизуется в этом единении, когда бы это ни было, посреди чего угодно, то с этим движением концентрации сознания на единении приходит восторг. Но я должна сказать, что он исчезает, когда я в этом… это мир работы, но очень хаотичный мир, в нем я воздействую на все, что меня окружает, и необходимо, я вынуждена воспринимать все, что меня окружает, чтобы воздействовать на это. Я достигла состояния, в котором все восприятия, даже те, что считаются самыми болезненными, оставляют меня совершенно спокойной и безразличной — «безразличной», это не неактивное безразличие: нет болезненной реакции какого-либо рода, я абсолютно нейтральна [жест, обращения к Вечному], в состоянии совершенной ровности. Но в этой ровности есть точное знание того, что надо сделать, что надо сказать, что надо написать, что надо решить, все, что предполагает действие. Все это проходит в состоянии совершенной нейтральности, в то же время с ощущением Мощи: Сила проходит через меня, Сила действует, а нейтральность остается — но нет восторга. Нет энтузиазма, радости, насыщенности действия, совсем нет.

И я должна сказать, что состояние сознания этого восторга было бы опасным в том состоянии мира, каким он сейчас является…Потому что это имеет почти абсолютные реакции — я вижу, что это состояние восторга имеет гран-ди-оз-ную мощь. Я сделала упор на слове «грандиозное» в том смысле, что это состояние нетерпимо или нестерпимо (скорее, нестерпимо) для всего, что ему не подобно! Это то же самое или почти то же самое (не совершенно то же самое, но почти), что и всевышняя божественная Любовь: вибрация этого экстаза или этого восторга является самым началом вибрации божественной Любви, и она совершенно… да, нет другого слова, она нетерпима в том смысле, что она не допускает присутствия чего-либо противостоящего.

Так что это привело бы к ужасающим результатам для обычного сознания. Я очень хорошо это знаю, потому что иногда приходит это Могущество — это Могущество приходит… такое впечатление, что все вот-вот взорвется. Потому что оно может потерпеть только единение, отклик только принятия — восприятия и принятия. И это не самоуправная воля: оно таково ПО САМОМУ ФАКТУ своего существования, являющегося всемогущественным — «всемогущественным» не в том смысле, как люди понимают всемогущество: это действительно всемогущество. То есть, оно существует полностью, тотально, исключительно. Оно содержит в себе все, но все, противостоящее его вибрации, обязано измениться, ведь ничто не может исчезнуть; но тогда такое мгновенное, можно сказать, грубое, изменение, абсолютное изменение в мире, каким он является сейчас, явилось бы катастрофой.

Вот какой ответ я получила на свой вопрос.

Вопрос был вот каким, я спросила себя: «Но почему же я, кто…?» В любой момент мне достаточно сделать вот так [жест к высотам] и… тогда есть только Господь, все есть Это- — но так абсолютно, что исчезает все, что не является Этим! А соотношение сейчас такое… [смеясь] что слишком много чего должно было бы исчезнуть!

Я поняла это.

 

(молчание)

 

Иногда… Для тела это работа — труд — постоянное, совсем маленькое, ежеминутное непрекращающееся усилие с неощутимым результатом (во всяком случае, внешне результат совершенно несущественен), то есть, любому человеку, не имеющему моего сознания, совершенно очевидно кажется, что мое тело изнашивается, стареет, медленно идет к разложению: это присутствует в атмосфере, это у всех в сознании [Мать смеется], суждения и вибрации этого рода все время набрасывается на это бедное тело, которое, впрочем, сильно осознает свою непрочность, не питает иллюзий в этом отношении! Но это спонтанное, мирное, но непрекращающееся терпение в усилии трансформации иногда вынуждает тело вздохнуть по небольшому экстазу — не по отмене или аннигиляции, совсем нет, это как если бы тело говорило: «О, Господи! молю Тебя, позволь мне спокойно быть Тобой.» В сущности, такова его молитва каждый вечер, когда, как считается, люди оставляют его в покое (к сожалению, только физически, но не ментально!) Но это… Я могла бы прекратить это, уже давным-давно я научилась отрезать это, я могла бы отрезать, но… что-то, то есть, где-то, «кто-то» не одобряет! [Мать смеется] Очевидно, что этот Некто — великий Некто — хочет видеть реализованным совершенный мир и покой, совершенный отдых, и радость, пассивную радость (не очень активную, достаточно пассивной радости), пассивную постоянную радость, БЕЗ отрыва от работы. То есть, исключительно важным считается не индивидуальный опыт — далеко не так: помощь, оказанная всему, фермент, заставляющий все подниматься, ПО МЕНЬШЕЙ МЕРЕ, столь же важен. В конечном счете, это, вероятно, является главной причиной продолжения существования в этом теле.

Ничто внутри не задает вопросов, там нет проблемы; все проблемы, о которых я говорю, являются проблемами, поставленными телом, для тела; иначе внутри мирно, все в точности так, как и должно быть. И так в целом: все, что люди называют «хорошим», все, что они называют «плохим», все, что для них «прекрасно», все, что для них «безобразно», все это… все это составляет маленькую необъятность (не большую необъятность), которая все больше и больше направляется к постепенной реализации — вот так — в интегральном Сознании, которое интегрально (как сказать?) enjoys [наслаждается], можно сказать, имеет полноту того, что Он делает — делает, является и т.д. (это все одно и то же). Но это бедное тело…

И, вероятно… Также определенно, нельзя идти слишком быстро: если бы эта Радость была в теле, если бы этот экстаз, восторг постоянно присутствовал в теле, это наверняка вызвало бы слишком скорую трансформацию — но еще много чего надо изменить, очень-очень много…

То, что люди видят [когда смотрят на тело Матери], это только видимость, но эта видимость является выражением чего-то другого… [молчание]. Это нечто вроде знания (знание ли это?) или предвидения, данного телу, о том, как изменится эта видимость. И это кажется очень простым и очень легким, и это может произойти за мгновение, потому что это СОВСЕМ НЕ ТО — это произойдет СОВСЕМ НЕ ТАК, как люди думают или ожидают… Это скорее как видение ИСТИННОГО внутреннего движения, которое НАЛОЖИТСЯ таким образом, что покроет ложное видение, видящее вещи вот так [на поверхности]. Это очень трудно объяснить, но это… Я чувствовала это несколько раз в течение нескольких секунд (есть нечто вроде ощущения этого): есть нечто истинное, есть истинное Физическое, и оно не воспринимается нашими глазами, как они сейчас видят, но оно может стать ощутимым через ИНТЕНСИФИКАЦИЮ. И эта интенсификация вызывает внешнюю трансформацию: это то, что заменит ложную видимость настоящей формой.

Но я совсем не знаю, перестанет ли существовать ложная видимость для тех, кто не будет готов видеть истинное?… Во всяком случае, будет промежуточный период: те, чьи глаза будут открыты, смогут увидеть (то, что в Писании называется «открытые глаза»), они увидят; и они смогут увидеть не благодаря усилию или поиску, это будет возложено на них; тогда как те, чьи глаза не открыты… во всяком случае, на время будет так, что они не увидят — они будут видеть старую видимость. И то, и другое может быть одновременно.

Я ВИДЕЛА себя, какой я на самом деле являюсь, и совершенно очевидно… [Мать смеется] мое тело казалось сжатым, чтобы позволить мне господствовать над ним и без труда выходить за его пределы со всех сторон! Это так, впечатление как о чем-то, что было сжато [shrunk, по-английски]. Английский язык очень выразителен [Мать смеется].

Но сейчас, когда такое говорится, люди воображают, что речь идет о психическом или ментальном видении — это не так, я говорю не об этом! Я говорю о ФИЗИЧЕСКОМ видении, с помощью этих глаз [Мать касается своих глаз]. Но это ИСТИННОЕ физическое видение, а не искаженное видение, не такое как сейчас.

То есть, в сущности, истинная реальность гораздо чудеснее, чем мы ее можем вообразить, потому что то, что мы представляем, всегда является переработкой или превознесением того, что мы видим — но это не так. Это не так!

Я не совсем уверена, может быть я уже существую физически с истинным телом[178] — я говорю «я не совсем уверена», потому что для внешних чувств нет никакого доказательства этого! но… Я не пытаюсь, я никогда не стремилась увидеть или узнать; я не пытаюсь, но время от времени это как-то накладывается: на минуту я вижу себя, чувствую себя, овеществляюсь такой, как я есть. Но это длится несколько секунд, затем — пуф! ушло — замещается старой привычкой.

Ведь мы можем думать об этом только так, будто одно сменяется другим: становишься снова молодой, все признаки старения исчезают и т.д. — это все старая болтовня, это совсем не так. Это не так!

Помню, как однажды тело было сильно опечалено, как ребенок, оно немного горевало о том, каково оно есть, и тогда оно услышало голос —потрясающий голос —он сказал: «Почему ты не чувствуешь себя таким, КАК ТЫ ЕСТЬ?». И последовало переживание, но оно длилось секунду. Одна секунда, как вспышка.

Затем пришел этот чудный разум, в котором мы погрязли (я не говорю, что мы из него «вылеплены», я говорю «погрязли»), и начал спрашивать: как это может быть? И как можно продолжать действовать? И как можно сохранять контакт с остальным миром? И как… и как, и как? Тогда я остановила, я остановила все это. И что произойдет с этим телом? Каким будет его способ существования?…

Мы можем очень легко представить себе (это то, что очень легко представить), что существа могут рождаться иным образом, через мощь концентрации, и что существа могут материализоваться без каких-либо затруднений, которые есть у нас — это очень хорошо, но это будет позже. Мы находимся в промежутке, вот в чем проблема.[179]

 

 

28 августа 1963

 

Я получил письмо от своего друга-издателя. Он пишет об истинных причинах отказа в публикации моей рукописи «Шри Ауробиндо или Путешествие Сознания».

 

Так-так!

 

Это интересно. Если хочешь, я прочту тебе…

 

(ученик читает)

 

…«Я уже рассказывал вам о своих пессимистических прогнозах.[180] Что касается мотивов решения, мы всегда возвращаемся к одной и той же точке: искренняя (хотя и неоднозначная) воля экуменизма[181], интеллектуальное любопытство, скорее широкое, чем глубокое, допускают такой менталитет, который придает нашему издательству направление и имидж, позволяющие уделять некоторое внимание академическим эссе, считающимся (неправильно в данном случае) относящимися к известной «восточной духовности». Но как только речь заходит о том, чтобы прожить такое эссе изнутри, вся добрая воля замыкается в своей скорлупе. Реакция даже усугубляется, если автор — «ренегат»: западный человек, перешедший на сторону противника. (Поверьте, что я знаю кое-что об этом.[182]) Должен подчеркнуть, что такая реакция не только непроизвольная, а, более того, несознательная (это не оправдание, а отягчающее обстоятельство). Преграда, возведенная перед вашей первой рукописью[183], стала еще жестче с появлением второй рукописи, заметно более личностной, то есть, менее «открепленной», менее «объективной», чем первая — и более пространной. Используя литературу, вы можете коснуться кого хотите. Посредством прямого эссе вы затронете — и тем хуже, или тем лучше — только тех, кто ищет. Наше издательство и наши читатели не принадлежат, в этом смысле, к категории тех, кто ищет.»

 

Он сознателен!

Это очевидно, я говорила тебе это все время: эта книга не для них. Тех, кто ищут, таких немного.

Тех, кто ищет… действительно, их немного.

Я вижу письма, которые мы получаем от тех, кто убежден, что они не только ищут, но и нашли… от тех, кто претендует быть учениками Шри Ауробиндо, и эти письма приходят отовсюду: из Франции, Германии, Англии — но они не понимают, они не понимают!

Как бы там ни было, это ничто не значит, эта книга — для будущего.

 

Самое главное, они думают, что все поняли.

 

А, чем меньше мы знаем, тем больше думаем, что что-то знаем.

Да, они знают все, мы не можем их ничему учить.

Надо, чтобы они возвратили тебе рукописи, обе. Не стоит им там гнить.

 

Но не видно, как их можно затронуть?

 

Нет-нет, не стоит пытаться.

 

Но все же стоит с точки зрения Работы — чем можно пробить их?

 

Ох!… Ты помнишь тот Афоризм Шри Ауробиндо?… Я ОЧЕНЬ ХОРОШО понимаю, что он там подразумевает.

Это будет день большого переворота.

Маленький ребенок…

 

[Афоризм 76 —Европа гордится своей эффективной практической и научной организацией. Я подожду, пока ее организация не станет совершенной; тогда ребенок разрушит ее.[184]]

 

Я не хочу комментировать… Но это так.

 

Потому что они непробиваемы. Эти люди непробиваемы.

 

Ментально.

Но не разумом можно их взять.

 

А как?… Либо силой — насильно — либо чудом (тем, что они называют «чудом»)… тем, что ошеломит их.

 

Эти люди полностью уязвимы (уязвимы, то есть, беззащитны) перед духовной силой. Тот день, когда она проявится физически, будет для них крахом.

Даже здесь, те люди, что так приучены своей традицией к Силе, настоящей духовной Силе, даже они… трепещут, когда она хоть чуть-чуть проявляется. Но там, где они ее отрицают… там они полностью беззащитны.

Я не знаю, когда это придет — я не знаю, возможно, это будет не скоро, но я знаю одно: когда придет этот день, настанет паника — НАСТОЯЩАЯ Паника.

И тогда, в панике, можно будет что-то сделать.

 

(молчание)

 

В любом случае, твоя книга будет издана здесь, то есть, она затронет тех, кто готов — но не где-то там.

Американцы более открыты, потому что они остались более похожими на детей — они думают, что знают все с материальной точки зрения, но они также знают, что есть что-то, чего они не знают. Тогда как другие… они «превзошли детские религиозные убеждения», конечно же!

И даже это не правда, поскольку как только хоть что-то маленькое начинает шевелиться внутри [жест к центру сердца], они снова погружаются в свой католицизм.

Как бы там ни было.[185]

 

*

*  *

 

(Затем последовало небольшое обсуждение, стоит ли публиковать в «Бюллетене» комментарий Матери к последнему Афоризму [об отречении] полностью или только выдержками. Мать сначала находит, что эти комментарии слишком «личные». Это поднимает проблему публикации слов Матери.)

 

…Об этом надо говорить объективно, не как о «моем переживании». И если я начинаю говорить о «моем переживании», мне надо довести рассказ до самого конца, а не останавливаться на полпути.

 

Но в этом все дело: это действительно затрагивает только тогда, когда это ТВОЕ переживание.

 

Да, но тогда надо рассказывать все.

Как раз об этом писал твой друг в том письме: если представлять «объективную» теорию, тогда все хорошо — люди либо принимают ее, либо не принимают, и это не важно; но вводить личный элемент…

Я не беспокоюсь, что люди не оценят, как надо (это мне совершенно все равно), но я боюсь, что это может причинить кому-нибудь вред.

 

Причинить вред, как?

 

Когда читаешь о чем-то, к чему еще не готов, это не приносит пользы.

Кроме того, если бы я все излагала дидактически …

 

Да, но тогда не было бы этого богатства, этой силы.

 

Конечно, но дидактическое изложение считается «интеллектуальным».

 

Я думаю, что не надо обращать на это внимание.

 

Надо либо давать уроки, либо… Но, признаюсь, сейчас это меня не занимает. Мне кажется таким детским сказать: «Все происходит вот так.» — Я совершенно точно знаю, что «вот так» это не происходит! Это может происходить вот так, а может и по-другому, все возможно. Нельзя все время говорить людям: «Вы знаете, все возможно.» Каждый раз повторять: «Вы знаете, все возможно», это абсурдно.

Значит, мне надо либо замолчать, либо…

Возьмем еще один пример: когда я отвечаю на письма людей, я никогда не пишу о себе, я всегда пишу о них, и все же это очень лично: я пишу ДЛЯ НИХ. Но я вижу (что не очень-то приятно), что из личных ответов они хотят сделать общее учение — это абсурдно. Это абсурдно. Я говорю что-то этому мужчине или этой женщине, но я могу сказать точно противоположное кому-то другому! И они публикую это… Значит, не надо больше ничего публиковать.

Либо не надо больше ничего публиковать, либо, что же, тем хуже…

 

Но если всегда принимать во внимание и то и это, тогда ничего не сделаешь, ничего не скажешь.

 

Я могла бы больше ничего не публиковать, сказав: «Теперь я больше не говорю, кончено.» Но тогда надо будет прекратить и издание «Бюллетеня».

 

Я думаю, что тебе стоило бы только вводить в свое переживание, и на этом все. Ведь иначе придется кромсать текст, чтобы осталось только «объективное», и все станет сухим.

 

Да, сухим и пустым.

И неполным, ужасно неполным. Тогда люди могут начать понимать их совсем догматично — это плохо.

Думаю, что тогда уж лучше оставить все.

В действительности [смеясь] меня это не заботит! Даже если у них возникнет впечатление, что я «спятила»…

 

Те, у кого возникают ложные впечатления, будут иметь их в любом случае.

 

И потом, по правде говоря, мне это совершено безразлично. Точно также, когда люди пишут мне: «Это восхитительно», я улыбаюсь и говорю себе: «Что они могут понять!?» Я получаю письма… презабавные письма! Очень экспансивные, переполненные лишними словами; и есть и другие письма, в которых люди чистосердечно пишут, что они сильно сомневаются, не использую ли я какие «трюки», чтобы проворачивать свое «дело» (!), как это может делать обычный человеческий интеллект, и что они не чувствуют ничего божественного за этим — и то, и другое производит на меня одно и то же впечатление! [Мать смеется] Для меня это одно и то же. Это их впечатления — они вправе иметь какие угодно впечатления. По правде говоря, им можно ответить только так: «Имейте те впечатления, которые заставляют вас  так или иначе развиваться, как -  не имеет никакого значения!»

Дело не в этом… Возможно, это страх (где-то есть страх, я не знаю где), страх открыться вибрациям на слишком сокровенном уровне.

Но [смеясь] я думаю, что опасности нет!

Я в действительности видела это, я выбрала отрывки из «Агенды» и дала их А. Очевидно, А любит меня, и он делает усилия, чтобы понимать духовно — что же, я ясно видела, что он не понимал то, что читал. Была целая часть, находившаяся выше его понимания, и он не понял, он смог схватить только оболочку.

Так что, в сущности, это неважно.

Конечно, есть правило, что не хорошо говорить о себе — это само собой разумеется. Но о чем я сейчас могу рассказать, как не о своем опыте? Потому что больше ничто не существует — все так называемое «объективное» знание является для меня бесполезной ментальной деятельностью.

Так что оставим все как есть.

 

Иначе придется кромсать тексты… Я нахожу, что это очень плохо; лучше вообще ничего, потому что тогда они становятся опустошенными.

 

Да, опустошенными, лишенными силы.

Оставим все, как есть.

 

 

31 августа 1963

 

(Мать долго смотрит на ученика)

 

Я видела кое-что новое перед тобой.

Ты был в некоем золотом свете, довольно плотном, и отсюда [от горла] до сих пор [солнечное сплетение] были всевозможные тантрические цвета, ты знаешь, все оттенки. Не знаю, видел ли ты когда-либо такое: в атмосфере тантристов  есть все цвета, но цвета не смешаны, а расположены друг рядом с другом. Это нечто вроде «карты сил», и согласно цвету, который они выбирают и тянут, используют, карта служит той или иной цели: одна карта — для здоровья, другая — для прогресса, третья — для понимания и т.д. Это было с тобой, и я видела, как твоя рука двигалась, как если бы ты писал.

Я вижу эти цвета, я всегда вижу их в связи с теми, кто практиковал тантризм. Они всегда были с Х, а с его гуру[186] они были еще сильнее и интенсивнее.

Это было перед тобой, отсюда [горло], то есть, от центра связи с миром, до сих пор [солнечное сплетение].[187]

 

*

*  *

 

(Немного позже)

 

В последние несколько дней у меня была возможность поработать над соотношением между фактом и его выражением. Поясню: например, ты имеешь переживание (есть два случая, когда это совершенно ясно)… сначала имеешь переживание, а затем приходит выражение этого переживания; и именно пропорция между божественной простотой переживания и реализующей мощью выражения определяет меру совершенной искренности — надо, чтобы соотношение между ними было совершенно верным.

Я поняла это как ключ для оценки искренности.

То же самое относится к учению, в том смысле, что есть определенная сила, действующая для достижения результата в тех, кто, естественно, восприимчив — определенная сила нацелена на достижение определенного результата, определенного эффекта — и из-за состояния мира, почти исключительно ментального, требуется добавлять слова к этой силе (люди называют это «учением»). И вот здесь нужна точная пропорция между фразой и силой: фраза не должна выражать больше или меньше, чем сила, она должна быть точным выражением силы — надо говорить не слишком много и не слишком мало; надо сказать точно подходящие слова для облачения силы (для ментального восприятия), чтобы они послужили проводником силы. И соотношение между тем и другим как раз и дает точную меру искренности.

Я не знаю, поймут ли меня, но в течение двух дней я была занята этой работой: я установила абсолютно верное соотношение — это можно сделать только в полной простоте и полной искренности. Я смотрела на силу, действующую в словах, и на силу, действующую без слов, и должно быть точное соотношение между этими силами, совершенно правильное, чтобы была полная искренность. Это понятно?

Это была очень интересная работа — совсем не интеллектуальная, совершенно материальная, практическая работа. Например, то, что пишешь кому-то, должно точно соответствовать качеству и количеству Силы — которая действует НЕПОСРЕДСТВЕННО, не через разум. Это было очень интересно, это была очень кропотливая работа. И это было ключом — одним из ключей совершенной искренности.

Вот чем я занималась в эти последние дни.

 

(молчание)

 

И еще раз у меня было это переживание в тот момент, когда тело снова начало стонать — я говорю «стонать», но это не совсем так, это нечто вроде такого сильного стремления, что оно перерастает в тоску; и, кроме того, возникает ощущение совершенной неспособности. А Отклик всегда один и тот же: тело сразу же охватывается грандиозным могуществом, таким огромным, что у самого тела возникает ощущение, что оно способно все сокрушить! Это приходит как некая масса. Я припоминаю одну фразу Шри Ауробиндо, в которой он сказал: «Прежде чем стать львом Господа, надо быть агнецом Господа»[188], и было так, как если бы мне сказали: «Довольно быть агнецом! [смеясь] Стань сейчас львом.» Но это длилось не долго.

И я очень хорошо понимаю, почему это не длится долго! О, это… такое впечатление, что вот-вот разметаешь все по земле!

 

(молчание)

 

Но само тело извлекает пользу из этого переживания в том смысле, что потом оно чувствует себя сильнее — но сильнее не физически, мы не заботимся об этой силе! Это очень странное явление: исчезает ощущение «конкретности» — оно все больше исчезает. «Конкретное» видение, «конкретное» обоняние, «конкретный» вкус, «конкретный» слух, все это становится чем-то очень далеким — далеким в… нереальном прошлом; и это сухая и болезненная «конкретность» замещается чем-то очень гибким [жест: что-то округлое, глобальное], очень полным в том смысле, что все чувства работают одновременно и В ОЧЕНЬ ТЕСНОЙ СВЯЗИ СО ВСЕМ.

На время мне показали эти два способа функционирования вместе, чтобы я смогла почувствовать разницу: как чувства работают сейчас и как они работали прежде; и это производит туманное впечатление, но оно дает ощущение чего-то одновременно очень интимного и очень полного [тот же округлый жест], тогда как прежде все было разделено, поделено [рубящий, жесткий жест], без связи одного с другим, и очень поверхностно — очень точно, но и очень поверхностно, как острие иглы. Теперь это совсем не так.

И я хорошо вижу, что если позволить этому происходить вместо того, чтобы абсурдно по привычке сопротивляться, если позволить этому произойти, тогда возникнет что-то  очень… [тот же округлый жест] очень гладкое, в смысле  smooth [очень мягкое], очень гладкое, совершенно полное, очень живое и с очень интимным восприятием вещей. Вместе со знанием, которое станет… если бы не было этой примеси старой привычки, это было бы действительно необычайно: восприятие не как чего-то внешнего, а ИНТИМНОЕ восприятие.  Например, когда кто-то входит в комнату или вот-вот пробьют часы, ты знаешь об этом (даже не за секунду, а за тысячную долю секунды) прежде чем это произойдет материально; это дает тебе ощущение предвидения, но это не так! это не предвидение, это… это принадлежит сфере чувств, но это другое чувство. И, САМОЕ ГЛАВНОЕ, это производит впечатление ИНТИМНОСТИ, то есть, нет расстояний, нет разницы, нет того, кто видит и того, что видно; и все же там есть нечто, что соответствует видению, слуху, ощущению, всем чувствам, вкусу, обонянию, всему этому.

Действительно, в этом есть совершенно конкретное и очень ощутимое изменение по сравнению с тем, что было раньше.

И я хорошо понимаю: именно старые привычки мешают тому, чтобы функционирование было совершенным. Если можно было бы позволить этому идти своим ходом и не сопротивляться — не хотеть «хорошо видеть», «хорошо слышать», «хорошо…» — мы имели бы другое восприятие, гораздо более ИСТИННОЕ. И эта интимность … вещь перестает быть чуждой. Но в этом нет мысли; ведь говорят «знание посредством тождества», но это только интеллектуальное представление, это не то! это…

И всегда есть это ощущение чего-то гладкого [тот же округлый жест], без столкновений, толчков, каких-либо усложнений, как если бы больше нельзя было удариться обо что-то, столкнуться с чем-то… Это очень интересно.

И на это требуется время просто из-за сопротивления старых привычек. Если бы не они, это проходило бы гораздо быстрее — гораздо быстрее. Все время, сто раз за день (даже больше!) я говорю себе: «Почему ты думаешь об этом, почему ты думаешь о том?» Например, я должна кому-то ответить (не письменно, но сделать [оккультную] работу, организовать что-то), и Сила действует совершенно естественно, всегда гладко и без сопротивления; затем вдруг приходит и вмешивается мысль (я всякий раз ловлю ее, всякий раз я ее останавливаю, но это происходит слишком часто!), и возобновляется старая привычка. Это нужда переводить все в мысли, давать всему «ясное» выражение… Это замедляет весь процесс.

Ох, позволить себе жить просто, просто, без усложнений[189]…

 

 

 

 

 

 

 

 

Сентябрь 1963

 

 

4 сентября 1963

 

Лавина писем!

Кто-то пропал, и меня спрашивают, где он: жив он или мертв. У кого-то еще какие-то неприятности: он хочет меня видеть. Кто-то… Люди, которых я вообще не знаю! Гора писем! Они меня просят , чтобы их дела шли успешно, чтобы  здоровье у них было хорошим, чтобы у них был ребенок (мальчик!), хорошенькая ситуация… В общем, обо всем, чего только люди  могут пожелать, они пишут и просят меня. Ах!  многие  еще просят меня предсказать им будущее! Многие, но я прямо им говорю: «Я не предсказательница, я не гадаю на кофейной гуще»!

 

(Мать черкает несколько слов) Вот ответ, я пошлю его всем этим людям, которых  не знаю и которые просят чего-то у меня …: «What have you given to the Lord, or done to Him, that you ask me to do something for you? – I do only the Lord’s work»[190]  [Мать смеется]

Конечно, такой ответ в миллионах и миллионах лье от их мыслей, так что…

Забавно, не правда ли? Даже Нолини будет шокирован! [Мать смеется]. Но это меня забавляет.

По сути, они представляют божество как кого-то, кто у них в услужении — кто знает немного больше, чем вы (!) и находится у вас на службе, чтобы дать вам все, чего  ни пожелаете.[191]

 

*

*  *

 

После медитации с учеником

 

Я снова видела квадратную форму перед тобой, как в прошлый раз,  но на этот раз было немного по-другому: был сверкающий золотой свет, и эта квадратная форма была здесь [жест: между горлом и солнечным сплетением], перед тобой, а затем она начала подниматься вот так, медленно, совсем медленно, поднялась над твоей головой, и затем разлилась в большой свет… очень спокойный.

Я думаю, что это символ твоей медитации. Квадрат — совершенный квадрат, почти вот такого размера [от темени до солнечного сплетения]: это ты, когда медитируешь. И потом, он прочно установился, как нечто незыблемое , затем медленно, очень медленно поднимался и поднимался, поднялся над твоей головой и там… не резко, не разорвался, а разлился в Необъятность света.

Символ твоего сознания.

Это всегда  форма квадрата.

Я тебе говорила, что в прошлый раз был тантрический свет; на этот раз свет был бледно-золотой, очень светоносный, очень спокойный, и форма [квадрата] была как бы немного более золотой вибрацией, немного более насыщенной (но не «темной»), и это все очень долго оставалось неподвижным, а затем вдруг я почувствовала как нечто раскрывается в твоем сознании, будто что-то расслабилось, раскрылось, как некое блаженное состояние в твоем сознании. И вот, как только это произошло, квадрат начал подниматься и подниматься и подниматься над твоей головой и там…

Является ли это символом медитации или символом твоего сознания?… — Символом твоего сознания.

Почувствовал ли ты к середине медитации нечто вроде внезапного внутреннего расслабления?

 

Да, я почувствовал.

 

Это и есть оно.

Как только ты это почувствовал, оно начало подниматься и затем… как если бы потерялось в бесконечности.

Но это хорошо.

Это очень хорошо.

У тебя есть, что сказать мне? У нас есть еще четверть часа.

Что скажешь?

 

В последнее время кое-что очень сильно занимает мое сознание: смерть.

 

Смерть?

 

Да, очень.

 

Это из-за того, что… да.

И ты спрашиваешь себя, что это такое?

 

У меня есть ощущение угрозы, она есть вот здесь,  как если бы Рок затаился, совсем рядом; и по мере приближения окончания года, это ощущение становится все более тяжелым.

 

(молчание)

 

Суджата тоже чувствует это в последние месяцы, но я ощущаю это уже давно. Я чувствую, что что-то притаилось, что-то нависло над ней и надо мной — я не знаю, над кем именно. В прошлом я не много думал о смерти, но сейчас я думаю о ней постоянно.

 

Но что ты называешь смертью?

 

 Я имею в виду оставление тела.

Это что-то личное для тебя?

 

Это воспринимается как нечто личное; возможно, это что-то более общее, я не знаю.

 

[Мать остается молчаливой] Два года тому назад я видела ее над тобой больше — гораздо больше, чем сейчас. Кажется, что она отступила, это удивительно.[192]

Это было два года тому назад, когда я еще спускалась, когда я видела тебя в офисе Павитры.

Это было время, когда я вмешивалась (время активности Свами и так далее). В то время она была  над тобой. Но позднее… я не наблюдала ничего особенного — они атакуют с некоторой периодичностью, представляя все возможные варианты катастроф: ничего такого, что касалось бы тебя больше, чем остальных. Это составляет часть работы, я не придаю этому значения.

Но что касается угрозы, нависшей лично над тобой, то  сейчас дело обстоит гораздо лучше, чем два года назад.

Единственно, может быть так, что из-за  работы, которую я выполняю, ты соприкасаешься с определенным [layer] пластом возможностей, и ты все больше осознаешь это… А Суджата, должно быть, сама того не зная, находится под твоим влиянием, и поэтому она чувствует то, что ты чувствуешь — такое у меня впечатление.

Я еще посмотрю, но в последнее время я ничего не наблюдала. Наоборот, то, что я видела над тобой в тот раз и что я умышлено отодвигала, в особенности с начала этого года, я  уже не вижу — я посмотрю еще.

У меня такое впечатление, что это скорее некая работа, идущая в области твоего сознания, что что-то там пробуждается, что было менее сознательным прежде — скорее это, чем приближающаяся опасность.

Как чувствует себя твое тело? все еще уставшим?

 

Не блестяще. О, заметь, я всегда думал, что 63-й год будет для меня очень важным годом. Не знаю, почему.

 

Да, потому что мы ХОТИМ, чтобы этот год был очень важным!

Хотя, в последнее время одна вещь возвращалась ко мне с неким упорством, это память (странно, что это приходит как ВОСПОМИНАНИЕ, как если бы я лично переживала это), память о том времени, когда ты был в концлагере. Это очень странно. Это снова пришло ко мне две-три недели тому назад, не знаю точно, и было очень сильным. Я даже наблюдала — скорее даже изучала — какими были последствия для твоего тела. Изучала и… да, сделала то, что необходимо.

Я не знаю, не могу сказать, потому что то, что касается всех этих переживаний, я стремлюсь по возможности отогнать все мысли, потому что они не помогают правильному восприятию. Так что не могу сказать, была или нет причина в этом «воспоминании» — по правде говоря, разум всегда для всего находит причины, так что… Ты знаешь, я не занимаюсь этим, я не ищу причин и, как следствие, они и не приходят — все происходит само по себе. Очевидно, была для этого какая-то необходимость: все, что случается, необходимо, я знаю это, иначе это бы и не случилось. Но это воспоминание не принесло с собой никакого ощущения или чувства опасности для твоей физической жизни, совсем нет. Не было того чувства, что было два года тому назад. Сейчас его нет.

Но я помню, как в течение нескольких дней я была занята этим воспоминанием, как частью большой работы над определенными физическими вибрациями во всех физических областях, которыми я занимаюсь. И оно пришло (странно, оно все время ПРИСУТСТВУЕТ — но присутствует где-то), и восприятие его было очень острым, совершенно как восприятие чего-то, что произошло лично со мной (но все, что происходит со мной сейчас, происходит именно таким образом). Единственно, было знание того, что это твое тело прошло через этот опыт. И затем… да, я помню, было определенное качество вибрации… [Мать молчаливо “смотрит”], и это было связано с изучением опыта, обретенного клетками в процессе смерти. Помню, я изучала клеточные переживания (которые клетки имеют по большей части полусознательно и часто неосознанно), те полусознательные переживания, которые остаются в их подсознании и которые помогают им становиться все более восприимчивыми и подготовленными к новой Силе. И когда я изучала это, пришло твое переживание концлагерей, и я как раз увидела, что определенное число твоих клеток, довольно значительное (частично клеток мозга, частично области  горлового центра и частично вот здесь [жест к верхней части груди]) имели предварительное переживание смерти.

И это придало им исключительную способность сознания.

Может быть, это явилось причиной твоего ощущения смерти…? Но ты говоришь, что оно было уже давно. У меня же это было недавно (возможно, десять дней тому назад), я изучала это недавно. Это было очень интересно… Сейчас я еще вижу эти клетки, они как бы локализованы в определенных частях твоего тела.

Но это благоприятное наблюдение, не опасное!

 

Как это благоприятное?

 

Благоприятное, о, да! Благоприятное в том смысле, что эти-то клетки гораздо более сознательны, чем обычные клетки.

 

Из-за того, что у них было это переживание?

 

Да, потому что они это пережили и выжили — форма, выжившая в этом испытании.

С точки зрения восприятия того, что свыше, это очень, очень важное переживание — я имею в виду восприятие новых сил, подготовку к восприятию новых сил.

 

(молчание)

 

Но это довольно сложно… Для тела в его обычном сознании совершенно нормально то состояние, когда оно не чувствует, что живет. Когда тело не чувствует себя живущим, это означает, что все работает нормально; как только оно чувствует, что живет в какой-то своей части, это означает, что что-то не совсем нормально, и инстинктивно (я не говорю о витальном или ментальном сознании) его первичное сознание становится встревоженным, потому что это не нормально (это не то, что оно называет «нормальным»); и тогда эта встревоженность (которая мысленно не формулируется) приводит тело в контакт с целым миром враждебных и пораженческих внушений — о! есть ИНТЕНСИВНАЯ атмосфера пессимистических, пораженческих, враждебных внушений, как бы вьющихся вокруг человеческих жизней. Это  очень сильно даже здесь, очень сильно — я имею в виду Ашрам — очень сильно. Те люди, что очень чувствительны, но чье сознание не слишком сильно укоренилось в вере, они очень… (как сказать?) на очень глубоком уровне… не глубоком, а на сокровенном уровне атакуются этой атмосферой.

И тело чувствует себя не по себе.

 

(молчание)

 

Я посмотрю еще раз[193], но сейчас мне кажется, что это такой период или стадия в интегральном развитии, что она приводит тебя в контакт со смертью. Это нечто безличное, и я не вижу ничего угрожающего, то есть, я не считаю это каким-то предупреждением — за исключением того, что Смерть повсюду в мире, конечно же! Вот так, это все. Все сводится к этому.

Вот так, мой мальчик.

И это может быть так, потому что внутри тебя происходит интересная работа.

Мое же впечатление… Если ты меня спросишь, то у меня противоположное впечатление: в данный момент я подготавливаю тебя к новой жизни. Вот так.

Надо… я даже не вижу необходимости говорить тебе  это, но надо привязать сознание  как раз к чему-нибудь  безличному таким образом, чтобы это было невозможно изменить, — к Новой Реализации.

И если ты чувствуешь эти пораженческие вибрации, то знай, что сейчас это поле боя, поле действия, очень активного. Ведь битва там внутри разгорается каждую минуту — все время, все время… Я не жду, что и другие будут вести эту войну одновременно со мной; только, если со своей стороны они будут держаться за то, что ДОЛЖНО БЫТЬ, это все, что нужно.[194]

 

 

7 сентября 1963

 

(Начало этой беседы было обречено на исчезновение, но мы случайно наткнулись на него на второй дорожке магнитофонной ленты. Нам оно показалось очаровательным, и поэтому приводится здесь. Очень часто подобные начала бесед мы стирали  … Здесь речь шла о состоянии здоровья ученика; Суджата написала Матери, что наше здоровье «ухудшается» и предложила дать ему дополнительное питание.)

 

Так, теперь я тебя рассмотрю! [смех]

Как дела, мой мальчик?

 

Получше.

 

Немного лучше… А с этим питанием все в порядке?

 

Да, кажется, помогает.

 

Возьми… [Мать дает белый гибискус]: это «воля, единая с Божественной волей» — когда они вот так сольются, что их больше не различишь.

Малыш…

 

*

*  *

 

(Затем возникает вопрос по поводу «старого» переживания от 29 июня («корабль из розовой глины»), на что Мать отвечает:)

 

Все идет гораздо быстрее, чем я думала, и поэтому это переживание кажется мне таким далеким-далеким-предалеким [оно было два месяца тому назад], столько всего произошло — так много всего, что я и не упомню[195].

 

*

*  *

 

Немного позже

 

На днях, из-за проводимой мной работы, я была вынуждена объяснять свою позицию с точки зрения материализма (я не знаю, какую позицию сейчас занимают материалисты, потому что обычно я этим не занимаюсь), но, как бы там ни было, мне надо было сделать это из-за одной работы.[196]

Для материалистов все переживания людей являются результатом ментального феномена: мы достигли значительного ментального развития (хотя они не могут объяснить, как и почему!), как бы там ни было, из Материи развилась Жизнь, Жизнь породила Разум, и все так называемые духовные переживания людей являются ментальными построениями (они используют другие слова, но я думаю, что такова их идея). В любом случае, это отрицание всякого духовного существования в себе, отрицание Бытия, Силы или  некого высшего Нечто, которое управляет всем.

Повторяю, я не знаю, какова их позиция сегодня, к чему они пришли, но я была в присутствии убежденности такого рода.

Тогда я сказала: «Все очень просто! Я принимаю вашу точку зрения, что нет ничего кроме того, что мы видим: человечество такое, какое оно есть, и все так называемые внутренние явления происходят из-за ментальной, церебральной активности; и когда вы умираете, вы просто умираете — то есть, тогда это явление скопления, сгустка материи подходит к концу своего существования и растворяется, все растворяется. Очень хорошо.»

(Вероятно, что если бы все так и было, то жизнь показалась бы мне такой отвратительной, что я уже давно бы ушла. Но должна тут же добавить, это даже не вопрос морали и даже не духовности, что я не одобряю самоубийство; оно является для меня актом трусости, и что-то во мне очень не любит трусость, так что я не… Я никогда не убегала от проблем.)

Это с одной стороны.

«Затем, раз уж вы здесь, на земле, и вы должны дойти до самого конца, даже если он есть ничто — вы идете до самого конца, и стоит идти до конца самым лучшим образом, то есть, к вашему самому большому удовлетворению… Скажем, я немного интересовалась философией, я изучала все проблемы понемногу и пришла к учению Шри Ауробиндо, и то, чему он учит (я сказала бы: «то, что он открыл мне», но не материалистам) является самым удовлетворяющим  ДЛЯ МЕНЯ среди всех сформулированных людьми систем, является самым полным[197], отвечающим самым полным образом на все вопросы, которые можно поставить перед собой; это то, что больше всего помогает мне в жизни чувствовать, что «жизнь стоит прожить». Как следствие, я стараюсь полностью соответствовать его учению и жить им интегрально, чтобы жить наилучшим образом — для меня наилучшим. Мне все равно, верят ли в него другие — верят ли они или нет, это не играет для меня никакой роли; мне не требуется поддержка убежденностью других, достаточно моего собственного удовлетворения.»

Ну вот, больше нечего добавить.

Это переживание длилось долго — на все проблемы, на все подробные вопросы я отвечала подобным образом. И когда это закончилось, я сказала себе: «Вот чудесный аргумент!» Благодаря этому аргументу сразу же смолкали все элементы сомнения, неведения, непонимания, дурной воли, отрицания — они аннулировались, теряли силу.

Я думаю, эта работа должна отразиться на всем мире. Я была в этом состоянии (ощущения огромного могущества и чудесной свободы), по меньшей мере, шесть-восемь часов. (Эта работа началась давно, но обострилась в эти последние дни.)

И потом, все было прочным, не подкопаешься — что вы на это скажите?

 

(молчание)

 

Легче всего отвечать махровым материалистам, убежденным, искренним («искренним» в пределах своего сознания), чем религиозным людям! Гораздо легче.

С индийцами очень легко — их  благословило небо, потому как достаточно совсем малого, чтобы правильно их ориентировать[198]. Но есть две трудные религии, это христианская религия (особенно в форме протестантизма) и иудейская.

Иудеи — тоже ярые материалисты: люди смертны, что же, они умирают, и на этом все. Но я не очень-то понимаю, как они согласуют это с их Богом, который, к тому же, является Немыслимым и не должен называться… но, который, если посмотреть на него с точки зрения более широкой истины, кажется (я в этом не уверена), кажется Асуром. Потому что это всемогущий и ЕДИНСТВЕННЫЙ Бог, чуждый миру —мир и он (насколько я знаю)  — это две совершенное разные вещи.

То же самое с Католицизмом. И все же, если я правильно помню, их Бог создал мир из части самого себя, не так ли?

 

Нет-нет!

 

Не так? Он только человека создал из своего ребра?

 

Нет! Он создал человека из ребра Адама, а не из своего ребра!

 

Ах!

 

Из ребра Адама…

 

… он создал женщину. Ах!…

 

Нет-нет! Он «сотворил» мир.

 

Из ничего он сотворил мир?

 

Да, так.

 

Тогда это то же самое, та же самая проблема.

Это просто непонимание.

 

И он послал своего сына как раз для того, чтобы «спасти мир».

 

Значит, его сын не принадлежит творению?

 

Он сын Бога, а другие – нет.

 

Он ЕДИНСТВЕННЫЙ сын Бога?

 

Да, конечно!

 

Они все извратили.

Но Адам принадлежит творению?

 

Да, тогда как Христос – не человек, а сын Бога.

 

Но он принял человеческое тело.

 

Да, но он сын Бога. Это не человеческое существо, ставшее божественным, это божественное существо — «сын Бога» — принявшее человеческое тело.

 

Но это понятно! Все Аватары таковы.

 

Да, но он – единственный.

 

Все искажено.

А Дева Мария во всей этой истории? Что с ней произошло, ведь она была женщиной.

 

Она была человеческим существом.

 

Да… потому что в этой истории даже есть момент, когда Христос говорит: «Что мне сделать с этой женщиной»!

Но как же тогда Успение?…

 

(молчание)

 

Конечно, те, кто знают, очень хорошо понимают — все это символически.

Вот, к примеру, я говорила тебе, что довольно долго разговаривала с Папой в день его избрания, и разговор вдруг был прерван из-за его реакции (между нами действительно был ментальный разговор: я говорила, и он мне отвечал, я слышала его отклик — я не знаю, сознавал ли он что-то?… вероятно, нет, но, как бы там ни было, это совсем не было формацией моего ума, потому что я получала неожиданные ответы), разговор был внезапно прерван из-за его реакции в тот момент, когда я сказала, что Бог есть повсюду, во всех вещах, что все есть Он; и затем великая Сила пришла ко мне, и я добавила: «Даже когда спускаешься в Ад, Он там тоже есть.»

Тогда все видение прекратилось.

Так я узнала, что это одна из частей их учения: ужасны не столько страдания Ада, сколько то, что там нет Бога; это единственная часть творения, где нет Бога — в Аду нет Бога. А я утверждала, что Бог есть и в Аду.

Но, естественно, с точки зрения интеллекта, все это объясняется и всему находится свое место — нет истины, которую бы человек не исказил своим мышлением. Трудность не в этом, а в том, что для религиозных людей есть вещи, в которые они ОБЯЗАНЫ верить, и «грех» позволять уму обсуждать их — так что, естественно, они закрываются и никогда не смогут развиться. Тогда как материалисты, напротив, настроены на то, чтобы все знать, все объяснять — они объясняют все рационально. Так что [Мать смеется], благодаря тому, что они объясняют все, их можно вести как раз туда, куда хочешь.

Вот так.

 

С религиозными людьми ничего не поделаешь.

 

Нет. Лучше и не пытаться. Если они зацепились за какую-то религию, значит, эта религия так или иначе помогла; помогла тому в них, что хотело приобрести уверенность без поисков — положиться на что-то прочное, не неся ответственности за эту прочность, чтобы кто-то другой был ответственным! [Мать смеется]  так и идти. Поэтому вытягивать их из этого означало бы недостаток сострадания — лучше оставить их там, где они есть. Я никогда не спорю с кем-то, кто имеет веру — пусть он сохраняет свою веру! И я забочусь о том, чтобы не говорить ничего, что могло бы пошатнуть его веру, потому что это было бы нехорошо — такие люди не способны поверить во что-то другое.

Но с материалистами:… «Я не спорю, я принимаю вашу точку зрения; только вам нечего возразить — я заняла свою позицию, вы — свою. Если вы удовлетворены тем, что знаете, храните это знание. Если это помогает вам жить, очень хорошо.

Но вы не имеете никакого права осуждать меня или критиковать, потому что я занимаю свою позицию на том же основании, что и вы. Даже если все, что я себе представляю это просто воображение, я предпочитаю это воображение вашему.» Вот так.[199]

 

 

18 сентября 1963

 

Позавчера у меня было интересное переживание.

Совершенно конкретным было осознание, что все является Господом, и что все есть Его воля, Его действие, Его сознание, и во всем так; и в то же время было восприятие мира, как он есть («как он есть»… то есть, как мы его чувствуем). И, поскольку больше не было представления ни о добре, ни о зле, и все такое, то было нечто вроде почти чистосердечного удивления, совершенно спонтанного удивления, без мыслипо поводу осуждения, гнева, неодобрения, презрения по отношению к людям, которых называют «плохими», которые творят зло и имеют дурную волю. Показалось таким странным, что можно раздражаться или сердиться на это! И тогда поднялась глубокая Жалость — но Жалость, не имеющая ничего общего с чувством превосходства, ничего такого — это нечто вроде печали, что есть люди такие маленькие и слабые в этой Грандиозности, что они ВЫНУЖДЕНЫ быть злобными, недоброжелательными, вынуждены ненавидеть, отвергать, желать зла.

Слова очень, очень сильно занижают переживание; это было такое… сверх-сострадание, ты знаешь, наполненное глубокой Любовью и Пониманием: «Как можно осуждать их за то, что они такие, как хочет Господь?»

Затем, когда все осело, несколько часов спустя я кое-что написала — я написала это по-французски (даже желая, чтоб это не переводилось на английский). И, в самом деле, это непереводимо. Вот что я написала:

 

Ce monde est plein de miseres pitoyables,

mais les etres que je plains le plus

sont ceux qui ne sont pas assez grands

et assez forts pour etre bons.

Перевод:

 

Этот мир полон жалкой нищеты,

но существа, которых я больше всего жалею,

это те, что не достаточно широки

и сильны, чтобы быть хорошими.

 

Но здесь слово «хороший» [“bon”] не имеет больше смысла противопоставления «плохому» [“mauvais”]: в этом содержится все божественное великолепие. Это было излучение божественной Любви.

 

(молчание)

 

Любой перевод на английский слова “bon” [«хороший»] слаб и занижен. Я не хотела излагать это по-английски. Но сегодня вот что вдруг пришло ко мне на английском языке, и я написала:

 

This world is full of pitiable miseries,

but of all beings those I pity most are

those who are so small and so weak that

they are compelled to be nasty.

 

Это видится в противоположных терминах[200], но здесь столько же силы, сколько и в первом тексте, написанном по-французски.

 

*

*  *

 

Немного позже

 

Что ты мне принес?

 

Есть работа…

 

Активная работа, ты знаешь… я не очень-то к ней расположена!

Когда у меня есть переживание, я даже не пытаюсь сформулировать его — никогда не пытаюсь: я живу им как можно интенсивнее и поддерживаю его живым как можно дольше. Затем вдруг будто появляется  ручеек: ручеек слов, которые приходят все вместе и затем выстраиваются — я ничего не делаю!

Не знаю, видение ли это или слышание: это нечто между ними. Очень долгое время все мои контакты с невидимым были контактами-видениями, но сейчас появился и звук тоже. Вот как это происходит: мне надо просто быть внимательной, то есть, не заниматься активно чем-то другим; если я остаюсь спокойной, это приходит: это совсем как маленький ручеек, совсем маленький, текущий с гор; он очень ясен и очень чист как чистая вода, очень прозрачен и одновременно белый и светлый. Он приходит [жест: как падающие капельки воды] и выстраивается здесь, над головой, в слова. Он выстраивается, и кто-то, я не знаю кто (вероятно, Шри Ауробиндо! потому что этот кто-то обладает поэтической мощью) следит за звучанием и расположением слов, и при необходимости переставляет их должным образом; затем, спустя еще некоторое время, все окончательно готово. Тогда я это записываю — это очень забавно.

Вот что произошло с английским переводом: я авторитетно сказала: «Это непереводимо.» Затем, этим утром, когда я вообще ни о чем не думала, это пришло само. То есть, точнее, я рассказывала об этом кому-то, кто знает английский язык лучше, чем французский; поэтому сказала это по-английски, а когда сказала, то заметила: «Смотри-ка! А вот так будет верно!» — это переживание, которое выразилось  на английском.

Но, слава Богу, все это [жест к голове] здесь ни при чем —  так спокойно, о!… так мирно.

 

(молчание)

 

Все земное как бы достигло крайней степени беспорядка и путаницы (в Ашраме тоже: может быть, даже хуже, чем где бы то ни было! Нет, не хуже, но так же плохо!), и кажется, это накапливается: почти час за часом я открываю, что больше и больше  запутанно… путаница, беспорядки (раньше я назвала бы это злодеяниями, но сейчас…). И как запутано!… со стороны людей, убежденных, что они знают (они знают гораздо лучше Господа, гораздо лучше — Господь не знает ничего об этом мире, а они знают), и затем они делают такие глупости! Потом, сделав глупость, спустя некоторое время, они понимают, что это глупость, и чтобы исправить ее, они совершают другую глупость! И все здесь так, все-все-все,  всевозможные глупости. И когда они наделали уже столько глупостей, что не в состоянии из них выбраться, тогда им приходит на ум спросить меня! [смеясь] Они спрашивают меня: «Что же нужно делать?». Тогда я отвечаю: «Нужно время!»

И приятно, что ничто не шевелится там [жест к голове], ничто не шевелится. И Господь улыбается.

 

*

*  *

 

Несколько часов я концентрировалась на этом уменьшении энергии в твоем теле; это не болезнь: это снижение энергии в твоем теле[201] (ты добавляешь к этому кое-что ментальное, но это твое дело, мой мальчик, ты исправишь это). Несколько часов я концентрировалась на этом, и даже сказала Господу, что если я действительно так воздействую на людей [смеясь], то лучше мне уйти! (Было немало совпадений.) Я не верю ни одному слову этой жалобы! но, как бы там ни было… [смеясь] я говорю это «просто вот так».

Тогда сразу же произошло массированное нисхождение, и все стало блаженным — я сказала себе: «Господи, это Твое дело. Это Твое дело, что я нахожусь здесь, это Твое дело, что я действую; я же не действую, это Ты действуешь. Результат — Твое дело, но… насколько я вижу, если позволяется видеть, я не нахожу его логичным!»

И тогда мне было сказано (не словами), очень ясным и сильным образом, что это был переход, необходимый для твоего интегрального развития — ИНТЕГРАЛЬНОГО. И что мне не надо беспокоиться.

Хотя я…

Он совершенно меня убедил, что ты выйдешь из этого состояния окрепшим, озаренным (не в смысле немного безумным), освещенным и гораздо более сильным. Вот так.

Я даже добавила кое-что, что не должна тебе говорить, но как бы там ни было… (обычно об этом не говорят), но я добавила, что ты нужен мне. И, следовательно, с тобой ничего не должно случиться.

Ответом мне была улыбка.

Потом ко мне пришло, что это - переходное состояние. Поэтому я надеюсь, что оно не продлится долго.[202]

Необходимо маленькое изменение в твоей ментальной позиции; это как раз то, что можно было бы назвать маленьким лечением пессимизма — или большим лечением маленького пессимизма! Вот так… где-то: ты знаешь, где.

Но это переход, это ни что другое, как переход.

Тело очень невежественно (мы знаем это, тут не о чем говорить!), и как только что-то с ним происходит, то, я не могу сказать, что им завладевает страх, но возникает впечатление, что это ОЧЕНЬ серьезно! [смеясь] всегда так! (я знаю это из своего опыта), пока ему не разъяснено, что оно должно быть мудрым, очень спокойным, не бояться и… позволить произойти тому, что происходит.

Оно всегда отвечает: «Но посмотри на всех этих людей, которые умирают, на всех больных, всех этих…» Сейчас я сама отвечаю ему так: «Достаточно больных людей, не стоит им подражать!»

 

(молчание)

 

Главным образом, есть нечто вроде сосуществования, наложения двух вещей, которые на самом деле являются противоположными существованиями, но находятся всегда вместе: Покой, где все гармонично (я говорю о клетках тела), где все гармонично до такой степени, что туда не может проникнуть никакой беспорядок, никакое заболевание, никакое страдание, никакая дезорганизация, никакой распад — все это невозможно; этот Покой вечен, находится совершенно вне времени (хотя он ощущается в клетках тела); и, в то же время, дрожание, беспокойство — невежественное, суетливое темное беспокойство, оно не сознает своего неведения, не знает, что делать, и постоянно совершает бесполезные действия. И тогда туда, внутрь, приходит беспорядок, распад, дезорганизация, страдание и… иногда это становится очень острым, все нервы напряжены, везде недомогание — оба состояния вместе.[203]

«Вместе» до такой степени, что даже нет впечатления, что совершаешь переход, даже не знаешь, как переходишь из одного в другое, это… неуловимый переход.

И это совершенно противоположные состояния.

Можно во мгновение ока устранить любую боль, любой беспорядок, любое заболевание в своем теле; и за секунду все это может вернуться. Так что можно вот так переходить из одного в другое, из одного в другое… [жест вперед-назад].

Пока еще не понятно и не известно, как стабилизировать этот Покой.

Когда Покой там, такое ощущение, что ничто не может его изменить: все нападки мира немощно отпадают; ничто не может его изменить. Но Покой исчезает так же, как и появился, не известно как.

Если наблюдать за этим очень внимательно, то возникает впечатление, что этот разум Материи, о котором говорит Шри Ауробиндо[204], это мышление Материи, оно еще не очищено, еще смешано; так что достаточно одного ложного движения, чтобы все изменилось. И в людях этот материальный разум постоянно живет в своем ложном движении — кроме тех случаев, когда иногда, как вспышка, возникает переворот. Но здесь [в теле Матери] еще остается привычка; привычка (почти только память) ложного движения. Достаточно того, чтобы эта привычка воспроизвелась в чем-то очень маленьком, как острие иглы, чтобы… бац! все впало в старую колею.

И когда я смотрю на те усилия, которые я прикладывала столько лет, чтобы его очистить, этого дружка, я немного (как сказать?…) не могу сказать, что боюсь или беспокоюсь, но… (не могу даже сказать, что я пессимистична), но как же это должно быть трудно для людей, которые не проделали всей этой йоги, которую я проделала в течение стольких лет! Потому что клетки тела подчиняются этому материальному разуму, который, в своем естественном состоянии, является скоплением глупого неведения и который думает, что так умен, ох!… Масса отвратительной глупости, которая считает себя такой умной! Он думает, что все знает.

 

(молчание)

 

Потому что НИЧТО в сознании не шелохнулось во время этих изменений [вперед-назад, от истинного к ложному движению]; сознание вот так было  обращено, было развернуто, развернуто (не к высотам), развернуто (не внутрь себя), оно было… просто обращено к Господу, живя в его Свете, который в физическом мире становится золотым великолепием. Сознание обращено к Нему. Нет ничего, кроме Него, это единственная реальность, единственная истина. И Это вибрирует так [Мать касается своих рук, кистей рук], Это вибрирует во всех клетках, везде. Я делаю так [Мать делает жест сбора «этого» в воздухе вокруг], как если бы я собирала это. Это не эфемерно, это очень материально; это чувствуется как уплотнившееся нервное окончание,  — но вибрирующее — вибрирующее-вибирующее-вибрирующее… Сознание таково. И все это происходит в теле. Но этот старый глупец… он сразу же становится пессимистичным, ожидающим катастроф, поражений — поражений, ох!… он видит все самое худшее. И затем, после того, как он вообразит наихудшее (в течении одной секунды, конечно), этот восхитительный персонаж предлагает все это Господу; он Ему говорит: «Вот, Господи, вот Твоя работа, это все Тебе, делай с этим, что хочешь»! Глупец, что за нужда была у него готовить эти катастрофы! Катастрофы, всегда катастрофы, все катастрофы — и он предлагает эту катастрофу Господу!

И откликом всегда бывает улыбка, полная терпения! о!… Это терпение изумляет меня каждую секунду.

Время от времени появляется огромная мощь (это дается телу умышленно, чтобы оно чувствовало, стало осознавать, что «то» существует), приходит большое могущество, и с этим могуществом возникает впечатление, что надо делать только это [Мать опускает обе руки в жесте властьдержащего], чтобы все изменилось. Но…

Тело все еще очень сильно ограничено и невежественно, чтобы  позволить Силе действовать в себе. Оно видит этот вопрос (индивидуальность Матери) многосторонне, но не со всех сторон. Это не… несмотря на все, это только угол зрения — пока есть этот угол, ей (Силе) не позволяется действовать.

Хотя, да, на днях было такое переживание, когда все – это Господь, все, во всем так, как оно есть, как мы это видим; когда все было Тем в ТАКОМ совершенном целом, потому что оно было таким полным, и таким гармоничным, потому что оно было таким сознательным, и в каком-то вечном Движении развития к большему совершенству (это нечто странное, это не может оставаться без движения ни на четверть секунды: это все время, все время, все время стремится к более совершенной Тотальности); тогда, в тот момент, если Сила действует (вероятно, она действует), если Сила действует, она действует так, как нужно. Но это не всегда так — это не всегда так, еще есть ощущение, что что-то должно исчезнуть и что-то должно придти — ощущение перехода; это стремление к развитию, которое… которое не содержит всего.

Но в том состоянии кажется, что все, что вы видите, ДОЛЖНО происходить — и неизбежно (я должна сказать, обязательно) это происходит. И, вероятно, мгновенно. Но надо видеть все одновременно, чтобы это сохраняло всемогущество; пока мы видим только точку (как, например, когда есть впечатление, что воздействие на землю ограничено определенным полем, которое зависит от вас), пока это так, невозможно быть всемогущим, это невозможно — невозможно. Это вынужденно обусловлено. .

 

(долгое молчание)

 

Есть растущее ощущение того, что все, что есть, все, что происходит, внешне и внутренне (также внутренне), совершенно необходимо для полноты всего.

Я как раз думаю о той реакции, что была у меня на днях… Естественно, есть часть моего существа, которая смотрит, улыбается и говорит: «А, ты еще там!» И в то же время я понимала: «Нет, это необходимо — все необходимо.» Была необходима особая вибрация… она была необходима, чтобы привести в действие нечто иное. И все  вот так.

Все так.

 

(молчание)

 

Это переходный период — но разве он не является постоянным?! Он должен быть постоянным. Только все же приходит момент, когда он становится совершенно осознанным и желанным, и тогда он уже не воспринимается как постоянный период перехода.

В сущности, когда мы выйдем из Глупости, есть… должно произойти довольно значительное изменение.

О! будет много о чем сказать.

 

(молчание)

 

Любое изменение невозможно, любое совершенствование (я не говорю о регрессе, потому что это другое явление), каждое изменение, в любом элементе или точке земного сознания невозможно без того, чтобы вся земля не участвовала в нем. Это неизбежно.

Все тесно связано. И вибрация в любой части имеет ЗЕМНЫЕ последствия — я не говорю «вселенские», я говорю «земные» — это неизбежно.

Это означает, что с земной точки зрения (с индивидуальной точки зрения это было очевидно уже давно) нет ни одного стремления, ни одного усилия, которое было бы бесполезным — нет ни одного стремления к Лучшему, ни одного стремления к Истине, которое не имело бы земного резонанса, земных последствий.[205]

 

 

21 сентября 1963

 

(В ходе этой беседы Мать рассматривает возможность прочтения какого-то послания, если оно к ней придет, по случаю 29 февраля 1964, второго юбилея супраментального Проявления. Затем она добавляет:)

 

…Если я смогу говорить.

 

?

 

Да, мне было любезно сказано, что я не смогу больше говорить.

 

Что ты имеешь в виду?

 

Ох, враждебные силы всегда делают всевозможные внушения. Мне сказали, что я утрачу способность говорить — [смеясь] так будет для всех лучше!

 

(кажется, что ученик не может

понять, как это возможно)

 

Вот что было: на днях доктор принес канареек, клетку с канарейками, чтобы показать их мне. Канарейки всегда посвистывают, порхают по клетке, очень активны… здесь же не было вообще ничего! Доктор поставил клетку на подоконник, и я подошла взглянуть на них — они вообще молчали, опустились на дно клетки и были словно парализованными. Я решила сама свиснуть (в прошлом я очень хорошо умела свистеть): ни звука! Тогда мне любезно сказали: «Ты не можешь больше свистеть и не можешь больше петь, и вскоре ты не сможешь больше говорить.» Вот так.

Должно быть, я произвожу странный эффект на животных, потому что на днях маленький М пришел ко мне с маленькой белочкой в ящичке с ватой внутри, потому что белочка была совсем маленькой. Он вынул ее из ящичка и показал мне; я погладила ее — она уснула в трансе!

О, они не чувствуют себя несчастными, они очень довольны (!), но это слишком сильно для них. Так что они засыпают или теряют способность двигаться, как та канарейка. В конце доктор начал беспокоиться за своих птичек, он сказал: «Что происходит? Дома они щебечут весь день!» Я ответила [смеясь]: «Да, здесь по-другому»! Он взял клетку, и как раз в момент ухода канарейки встрепенулись и запели!

Как бы там ни было, посмотрим. Я много о чем наслышана.

 

 

25 сентября 1963

 

Это пришло на английском (я хочу поместить это в «Бюллетень», чтобы заполнить пробел!). Это надо опубликовать и на французском.

Любовь это… (излишне говорить, что это выжимка одного переживания — одного переживания, о котором я не говорю)

 

Love is not sexual intercourse.

Love is not vital attraction and interchange.

Love is not the heart's hunger for affection.

Love is a mighty vibration coming straight from the One.

And only the very pure and very strong are capable of receiving and manifesting it.

[Перевод:

 

Любовь — это не сексуальная связь.

Любовь — это не витальное притяжение и взаимообмен.

Любовь — это не жажда сердца в привязанности.

Любовь — это могущественная вибрация, приходящая прямо из Единого.

И только самые чистые и самые сильные способны воспринимать и проявлять ее.

Затем следует объяснение того, что я подразумеваю под «чистым» [the very pure and very strong]:

 

To be pure is to be open only to the Supreme's influence, and to no other.

[Перевод:

 

Быть чистым — это быть открытым только влиянию Всевышнего и никакому другому.

 

Это гораздо труднее, чем то, что люди считают чистотой! То — это что-то очень искусственное и ложное.

Последнюю фразу я написала и по-французски (обе фразы пришли вместе):

 

Etre pur, c’est etre ouvert seulement a l’influence du Supreme et a nulle autre.

 

Это просто и определенно[206].

Сейчас надо перевести на французский все остальное — у меня так много бумаг, что я не могу в них разобраться! [Мать ищет в груде разбросанных листочков бумаги]. Я завалена бумагами!

Сначала я написала: “L’Amour n’a rien a voir avec…” [Любовь не имеет ничего общего с…] и т.д., но это неправильно. Напишем так: “L’Amour n’est pas…” [Любовь — это не…].

 

L’Amour n’est pas les relations sexuelles.

L’Amour n’est pas les attractions et les echanges vitaux.

L’Amour n’est pas le besoin d’affection du coeur…

 

[Перевод

               Любовь - это не сексуальные связи

Любовь – это не витальное притяжение и взаимообмен

Любовь – это не жажда сердца в привязанности…

 

Это идет из «Савитри», из «Спора  со Смертью», когда смерть говорит Савитри: «What you call love is the hunger of you heart.»[207]

 

Может быть, перевести так: «Любовь не есть сердце и  его жажда в привязанности»?

 

Но сердце может проявлять Любовь! Нет, надо так: «Любовь — это не жажда сердца в привязанности.» И затем, позитивная часть:

 

Любовь — это всемогущ вибрация, исходящая напрямую из Единого. И только самые чистые и самые сильные способны воспринять ее и проявить.

 

У меня целая пачка набросков![208] [Мать показывает черновики своего перевода].

Одна вещь нова для меня. Это то, о чем я тебе недавно говорила: сначала идет переживание, но переживание… нечто, что ЗАХВАТЫВАЕТ все существо, все тело, все-все, вот так [жест: схватить и удержать] и держит вас. И оно работает. Оно работает везде в клетках: абсолютно везде, в сознании, в ощущении, в клетках. Затем это как бы отстаивается, как если бы его процеживали через очень мелкое сито, и выпадает с  другой стороны — в словах. Но слова не всегда сразу же составляют полную фразу (это очень странно): два слова здесь, два слова там [Мать как бы показывает цветовые пятна здесь и там]. Затем я остаюсь очень спокойной, не шевелюсь — особенно не думаю, не шевелюсь — молчание. Затем постепенно слова начинают свой танец, и когда получается более или менее связная фраза, я ее записываю. Но обычно эта фраза не окончательна. Если я подожду еще немного (даже делая что-то другое), то, спустя некоторое время, это приходит: фраза, которая по существу гораздо более логична и поразительна. И если я подожду еще чуть-чуть, она становится более точной, и окончательно она приходит с ощущением: «Вот оно, вот так.» — Хорошо, я это записываю.

Никогда прежде у меня не было такого. Надо, чтобы смолкло все (даже наиболее активный, наиболее материальный внешний разум), и надо взять за привычку не шевелиться, когда приходит переживание — не шевелиться, чтобы ничто не шевелилось, оставалось вот так [жест, будто что-то подвесили] и ждало.

Даже визуально есть впечатление маленького дождика белого света; как если бы, спустя некоторое время, этот дождик взращивал слова! Как если бы он орошал их! И слова приходят. Затем слова как бы пускаются в танец, в кадриль, и когда кадриль сформировалась, тогда фраза становится ясной.

Это очень забавно!

Уже в третий раз так произошло — это совершенно ново.

Так что записи так и пляшут! [Мать показывает пачку черновиков].

И сейчас, из-за этого нового способа, записи множатся! Потому как это происходит таким образом, как я тебе сказала [маленькими последовательными отрывками]. Но в этом есть свое преимущество: разум остается совершенно молчаливым — ему там нечего делать, это будто бы кто-то приходил в кладовую поискать слова, а затем выстраивал бы их. И этот кто-то - безликий: безличное сознание; это почти «сознание того, что хочет выразиться», сознание откровения или сознание расследования или сознание воли, но не какой-либо личности. Этот кто-то собирает слова вместе, и затем возникает танец… как танец электронов!

 

(молчание)

 

На днях было нечто подобное, хотя и менее полное; это начало: К. принес мне статью, которую он хочет где-то опубликовать с цитатами Шри Ауробиндо и моими цитатами, и хотел убедиться, что все верно и что он ничего не напутал (!). В одном месте я увидела его комментарий (ты знаешь, как люди любят играть со словами, когда они находятся полностью во власти разума: ум любит играть со словами и противопоставлениями); комментарий был на английском, я не цитирую слово в слово, но он сказал, что «век религий был веком богов»; затем, поскольку наш мистер разум любит игру слов, то он заставил его сказать, что сейчас век богов кончился и наступил «век Бога», то есть, он прискорбно впал в христианскую религию… не заметив этого! И как только я увидела эту фразу, я увидела эту тенденцию разума, который любит это и находит очень… о! очень очаровательным такой поворот фразы (!). Я ничего не сказала, продолжила чтение и прочла статью до самого конца. Затем в месте той фразы я увидела маленькое сияние: это было как маленькая искорка (я видела это с открытыми глазами); я смотрела на эту искорку, и на месте «God »  появилось « The One» [Единый]. Тогда я взяла ручку и исправила.

Но моим первым переводом было “The All-containing One” [Единый, содержащий в себе все  ], потому что таким было переживание, а не мысль. То, что я видела, было “The One containing all”. И я простодушно написала на бумаге [Мать показывает кусочек бумаги]: The All-containing One. И как раз в этот момент я почувствовала, будто кто-то дает мне шлепок, говоря: «Это не так — надо написать The One, это все.» Тогда я написала The One.

Вот как это работает!

Это действительно мысль, виденная свыше, сверху, и это очень забавно. Это очень забавно, вся эта игра, это как маленькие блуждающие огоньки, мелькающие то здесь, то там и выстраивающиеся в танце — очень забавно.

Это начинает меня забавлять. Это было очень сильно последние несколько дней:  и ночью, и днем, все время.

Но ночью до этого переживания я была вместе со Шри Ауробиндо, и он дал мне откровение. Я была с ним, он был reclining (не возлежал, но полулежал на чем-то вроде шезлонга), и я должна была принести ему что-то поесть (это совсем не как физическая пища, это нечто иное… я не знаю, что это… в том мире это значительно отличается — это на тонком физическом уровне), и тогда это выразилось… (в моем сознании не было слов; не знаю, почему, но не было слов!), он сказал мне что-то, что я полностью поняла, и не только поняла, но и это сделало меня счастливой, ко мне пришла радость, и я ответила: «Да, действительно! Это соответствует тому переживанию, которое было у меня сегодня и которое… ???» [Мать оставляет предложение незаконченным]. Я осознавала то, что происходило со мной, но это выражалось на словах [там], которые не были словами [здесь], так что я не знаю, как быть! И он сказал мне это тоном, какой обычно принимают, когда выражают определенное  грандиозное переживание (это был тон абсолютного могущества), нечто, что переводилось вот так: “Now, the nourishment (но было не «nourishment», а «food») comes from the whole Nature at once” [«Теперь пища приходит ото всей Природы одновременно»] [Мать произносит эти слова как загадку или как «сезам, откройся», а дверь еще не открылась]. И он сказал принести ему это (это тоже был перевод): “Yes, you will bring it (и это “it” было “food coming from the whole Nature at once” — это совершенно глупый перевод, но как бы там ни было…) you will bring it in this translucid bowl” [«Да, ты принесешь эту пищу вот в этой полупрозрачной чаше]. И я ему ответила: “Yes, I knew, I knew that I had to use this translucid bowl to bring you the food…” [Да, я знала, я знала, что мне надо взять эту полупрозрачную чашу, чтобы принести тебе пищу.] Но что это значит??… Хотя это было таким очевидным! была такая радость! (потому что я осознавала, я сказала себе: «Да, как бы там ни было, я очень близко следую за его развитием; все идет так, как когда он был здесь: когда он одержит победу, она отразится на мне») Так что я была совершенно сознательной и сказала ему: “Ah! I am glad… (я спотыкаюсь, конечно же, это было совсем не так — это было чудесно!) oh! I am glad, I knew that I had to bring you the food in this translucid bowl… [О! я довольна, я знала, что я должна принести тебе пищу в этой полупрозрачной чаше.] И эта «просвечивающая чаша» [“translucid bowl”] была чудом! Я знала это, это было прекрасно! Она была как из опалового стекла, это было живое стекло, все светлое, все световые пятна были живыми, они шевелились, у них был цвет!… розовый, лиловый, серебряный, золотой, о! это было так красиво. И я принесла ее ему.

Это произвело на меня очень сильное впечатление. Очень сильное: я была зачарована, вероятно, из-за того, что переживание было очень сильным, очень мощным для материального мозга. И я сразу же это увидела; в тот момент я увидела, что это было переводом, и очень близким переводом, но ничего лучше нельзя было сделать.

И такие детали!… Развернулась целая история (она длилась свыше полутора часов)… со всеми деталями. Ведь я была с ним на верхнем этаже, затем я спустилась и встретилась с людьми, я кое-что делала и т.д. Это было на верхнем этаже. И все это происходило в ослепительном-ослепительном-ослепительном свете; все было как на сверкающем солнце… гораздо более сверкающем, чем солнце — солнце темно по сравнению с этим.

И когда я спустилась (это было не как здесь: каждый имел свой дом и свой сад, это была громадная усадьба), я пошла прямо в свою ванную; открыла дверь… и обнаружила там кое-кого (я узнала его, но я его не назову), кто пользовался ванной — «Что же», - сказала я себе, - «превосходно!»… И закрыла дверь. Всевозможные детали, это длилось больше часа. И, знаешь, за полтора часа ночью может столько всего произойти.

Я опять была высокой — там я всегда высокая. Но я была одета не как обычно: на мне было короткое платье. Там было множество людей; я узнала всех, я слышала голоса, это было очень, очень отчетливо; и были две девочки (не девочки, они сейчас женщины, но для меня они как девочки), две девочки, разговаривавшие друг с другом и сказавшие: «Как сильны ее ноги!» (Это символически). И я сразу же увидела свои ноги, как если бы было зеркало, чтобы показать мне мои ноги! У меня было короткое платье, и я увидела свои ноги, свои ступни с надетой на них обувью — мои ноги были обуты. И короткое платье. Очень ярко.

Вот так.

(молчание)

 

Последняя ночь была менее приятной… Опять были эти крушения. Я была внизу и хотела вернуться к себе, и всякий раз, когда я хотела вернуться, все средства, с помощью которых я могла бы подняться, исчезали или уничтожались. Сейчас я отогнала от себя все это, потому что это было утомительно. Но я помню одно: я поднималась по… это были не ступеньки и не лестница, это было что-то очень странное, как блоки из темно-красного камня, и все это рассыпалось по кусочкам — обрушивалось. В конце концов мне это надоело, и наступил момент не гнева, но само-утверждающейся воли — и все исчезло… Чувствуется, что это враждебные силы пытались измотать меня, пока я, не могу сказать, что потеряла терпение, но что-то рассердилось («рассердилось» ли? или категорично заявило: «О, нет! Довольно этого!») и сразу же, пуф!, все это исчезло… И тогда я оказалась на дороге, которую очень хорошо знала, но там была такая толпа! толпа, толпа: все школы миры приехали туда на каникулы. Там были целые классы, ведомые своими воспитателями и учителями, их там столько было!… И дети останавливались и играли на земле; но все эти дети очень хорошо знали меня, и когда я подходила к ним, они бросали свои занятия, чтобы дать мне пройти — вот такие крошки. Затем я встретила символическую личность (это не человеческая личность), которую знала очень хорошо, она была бледно-голубого цвета (то есть, это существо высшего разума, сила Природы в высшем разуме), я очень хорошо знала ее, она часто бывает со мной. Затем она разъяснила мне свои проблемы, а я объяснила ей, что надо делать; я сказала ей: «Я говорила тебе это уже несколько раз, это вот так и вот так…» Она очень долго оставалась около меня, а затем спросила: «Почему я всегда вынуждена тебя покидать?» Я ответила: «Не беспокойся, сейчас все превосходно.» Это длилось очень долго. Но, что интересно, контакт был очень приятным, утонченным: прекрасная девушка, то есть, прекрасные мысли, прекрасные идеи.  Это была прекрасная девушка. И она несла ответственность за несчетное число детей [Мать смеется], так что иногда она была немного озабочена этим, и я объяснила ей, что надо делать.

Я чувствую некую нежность к этой личности.

А все эти дети! Даже самые маленькие, которые едва ли умеют ходить, когда они видели, что я подхожу, они сметали свои игрушки, освобождая место для моего прохода.

Это было не на земле, это было не в физическом мире.

Но такая толпа, ты знаешь!… Это точно какой-то ментальный мир.

 

(молчание)

 

Но то переживание [крошащихся ступенек], я знаю, чему оно соответствует, потому что знаю, каким было мое переживание, когда я отходила ко сну: это всегда так, когда я сталкиваюсь с Проблемой... Ее можно выразить вот так (но это значительно ее уменьшает): «Почему мир таков, как он есть?» Тогда ко мне приходит… нечто вроде ОСТРОГО сострадания — острого, почти болезненного — к состоянию мира и человечества. Когда это приходит, у меня трудные ночи. И тогда я спрашиваю, я хочу знать НАСТОЯЩИЙ секрет — не все то, что говорят людям (все то кажется мне просто сказками… чтобы утешать детей), а нечто ИСТИННОЕ. Когда я вхожу с этим напряжением в глубокий отдых, тогда это передается через подобные крушения: я хочу взобраться и бац! бац! бац! все время, все время, все рушится под моим весом. Вплоть до того момента, когда я вижу, что это злая воля пытается помешать мне найти то, что я хочу найти, и тогда я сержусь, и это сразу же прекращается — «сержусь», подходящее ли это слово? Я не знаю: я отказываюсь, я отвергаю ситуацию. Тогда это прекращается.

И я проснулась, говоря себе: «Ты видишь, пока ты принимаешь, ты не можешь знать, ты не знаешь; когда ты действительно откажешься, ты узнаешь.»

Так что я отвечаю самой себе: «Когда Всевышний захочет, чтобы я узнала, я узнаю; когда будет необходимо, чтобы я узнала, я узнаю.»

Вероятно, пока…

Это как «полупрозрачная чаша» Шри Ауробиндо… Ничто не соответствует ей.

В сущности, мы всегда хотим идти слишком быстро. Но это из-за того, что люди думают , представляя себе время — они изнурительны.[209]

 

*

*  *

 

(Перед уходом ученика Мать дает ему последний номер “World-Union”, одну брошюру «Мирового Союза», издаваемую несколькими учениками из Ашрама.)

 

Мне не по себе от этой брошюры.

 

Я понимаю! Некоторые люди даже выходят из себя; потому что это издано здесь (большинство людей отсюда), но никогда в центре внимания там не стоит ни Ашрам, ни Шри Ауробиндо.

 

Что еще хуже: когда они говорят о Шри Ауробиндо, они ставят его на одну доску с другими.

 

Да! точно!

 

Все на одном уровне: Шри Ауробиндо, Тельярд де Шарден, Швейцер и т.д.

 

Да, каша.

Я полностью отвергаю это[210], но среди них кое-кто полезен: там есть три человека, через которых я кое-что делаю — не это! [издание  «World-Union»], кое-что другое, о чем они сами очень мало знают (их очень интересует это [бюллетень “World-Union”], а не я!). Поэтому я не заявляю прямо: «Я не хочу иметь ничего общего с этим.» Но когда меня спрашивают, я отвечаю, что это не имеет ничего общего с Ашрамом, совершенно ничего.

 

 

28 сентября 1963

 

Ты помнишь этот спор Савитри со Смертью?… Согласно ему кажется, что Шри Ауробиндо говорит, что Беспорядок начался, когда Жизнь вошла в Материю.

 

(Мать листает свою толстую

тетрадь записи переводов)

 

Хотя Бог сотворил мир для собственного восторга,

Невежественная Мощь встала во главе мира и стала казаться его Волей

 

Иными словами, эта Мощь приняла видимость его Воли.

 

И глубокая Ложь Смерти подчинила себе Жизнь.

Все стало игрой Случая, имитирующего Судьбу.[211]

 

А до этого Шри Ауробиндо пишет:

 

О, Смерть, это мистерия твоего правления.

 

Кажется, он относит это только к земле:

 

В аномальном и трагичном поле земли,

Переносимом солнцем в своем бесцельном путешествии

Среди вынужденных маршей немых великих звезд,

Тьма заняла поля Бога…

(Мать повторяет)

Тьма заняла поля Бога,

И мир Материи стал управляться твоей формой.

 

Формой Смерти.

 

Твоя маска закрыла лицо Вечного

 

Это чудесно!

 

Уснуло Блаженство, сотворившее мир.

Покинутая в Необъятном, она заснула:

Злая трансмутация охватила

Ее члены, так что она больше не узнавала себя.[212]

 

И так далее, весь отрывок. Кажется, он говорит, что в тот самый момент, когда Жизнь вошла в инертную Материю невежественная Мощь… как я прочла в самом начале:

 

Невежественная Мощь встала во главе мира и стала казаться его Волей

И глубокая Ложь Смерти подчинила себе Жизнь.

 

Следовательно, согласно этому, Смерть существует только на земле.

 

(молчание)

 

Вот что я сейчас перевожу [Мать закрывает свои тетради].

 

Какие будут выводы?

 

Надо дойти до самого конца, чтобы понять, что он хочет показать.

Ты знаешь, у меня всегда было впечатление, что земля является символическим представлением вселенной для концентрации Работы на одной точке, чтобы ее можно было делать более сознательно и умышленно. И у меня всегда было впечатление, что и Шри Ауробиндо думал точно так же. Но здесь… Я читала «Савитри», но не заметила этого. И сейчас я снова читаю, и я так погружена в эту проблему… Иными словами, это как если бы ИМЕННО ЭТОТ вопрос был поставлен передо мной.

Я увидела это, читая.

 

(долгое молчание)

 

Есть одна идея, которая могла бы придать законность или дать оправдание тем, кто хочет полностью выйти из земной атмосферы. Эта идея состоит в том, что земля является особым экспериментом Всевышнего в Его вселенной; и те, кто не имеют явно выраженного вкуса к этому эксперименту (!), вправе выйти из него (если попросту сказать это).

Разница такая: в одном случае назначением земли является концентрация Работы (то есть, чтобы работа шла быстрее, сознательнее и совершеннее), и тогда есть серьезная причина оставаться в земной атмосфере и делать Работу. В другом случае земля представляет только один эксперимент из тысяч или миллионов других экспериментов; и если этот эксперимент не очень-то сильно прельщает вас, вы вольны выйти из него.

 

Я не понимаю, как это одна точка Всевышнего может не быть всем Всевышним. Если в этой точке есть трудность, то это трудность для целого, не так ли?

 

Не обязательно.

 

Как это что-то может быть отделено от остального?

 

Все зависит, в действительности, [смеясь] от того, что Он хочет сделать!

Можно очень легко представить, что Он проводит совершенно разные эксперименты. И можно переходить от одного эксперимента к другому, вот так, и все.

Вот как сказал бы Будда: это привязанность,  желание держит вас здесь, у вас нет другой причины здесь оставаться.

 

(ученик молча протестует)

 

Для меня все возможно, абсолютно все возможно, даже то, что кажется совершенно противоречивым —я никак не могу возводить ментальное, логическое или «разумное» возражение против того или другого. Но вопрос… [Мать останавливается посреди фразы]. Воля Всевышнего совершенно ясна для Него Самого, и [смеясь] все дело в том, чтобы объединиться с этой Волей, и тогда все станет понятно.

Мне, мне всегда это виделось так [что земля является символической точкой концентрации], но я совершенно убеждена в том, что Шри Ауробиндо видел то, что более соответствует истине, видел  тотальнее, чем кто бы там ни было, и что, естественно, если он что-то говорит, стоит рассмотреть эту проблему!

Я не знаю, я еще не дошла до конца «Савитри». Потому что я заметила (через несколько месяцев , не прошло и двух лет как я ее взялась перечитывать), что это совсем по-другому, чем в первый раз, когда я ее прочла. Совсем по-другому: бесконечно больше, чем я переживала это в первый раз; мое переживание было ограниченным, а сейчас оно более полно (возможно, если я снова перечитаю через год-два, то оно станет еще более полным, я не знаю), есть множество вещей, которые я не увидела в первый раз.

Возможно, тот отрывок, который я только что тебе прочла, представляет только один аспект?… Я увижу это, когда дочитаю до конца.

То, что он провозгласил и в чем я уверена, это то, что Победа будет одержана на земле, и что земля станет развивающимся существом (вечно прогрессирующим) во Всевышнем — это понятно. Но это не исключает другую возможность. О будущем земли он ясно сказал, и понятно, что  будущее земли будет именно таким; только, если эта возможность [смерти как исключительно земного явления] является  тем, что можно назвать «исторически» верным, тогда это может придать  некую законность позиции тех, кто стремится убежать с земли. Ведь Будда, кто, несомненно, был Аватаром, так настаивал на Уходе как на выходе. И он оставался только для того, чтобы помочь другим… уйти скорее. Так что же, он видел только одну сторону проблемы?…

 

Да, конечно.

 

Но если есть целая вселенная, тысячи вселенных с совершенно другим образом существования, и если это только вопрос ВЫБОРА - быть здесь… тогда, конечно же,  можно свободно выбрать — есть те, кто любят завоевание и победу, и есть те, кто любит ничего не делать.

 

Но Будда представлял только одну стадию сознания. В ТО ВРЕМЯ было хорошо следовать тому пути, следовательно…

 

Можно представить, что это была некоторая необходимость в целом, конечно же. Но все это — только предположения, это всегда нечто идущее от разума — недавно у меня в руках была цитата из Шри Ауробиндо, где он сказал, что «нет проблемы, которую не смог бы решить человеческий разум, если он этого захочет.» [Смеясь] Нет такой проблемы, которую не смог бы решить разум, приложив себя к ней! Но мне все равно, мне не нужна никакая ментальная логика— не нужна. И она никак не повлияет на мои действия — это совсем не то, совсем не то! Это все только из-за этого противоречия, становящегося все более острым, противоречия между Истиной и тем, что есть сейчас. Это становится болезненно острым. Это страдание, эта всеобщая нищета становится чем-то почти непереносимым, ведь так.

Было время, когда я смотрела на все это с улыбкой — долгое время. В течение многих лет я улыбалась, так, как улыбаются в ответ на детские вопросы. Сейчас же, я не знаю, почему это пришло… это ПОМЕСТИЛИ в меня как некую острую тоску — что, несомненно, необходимо, чтобы выйти из этого.

Чтобы выйти, то есть, чтобы вылечиться, чтобы измениться — не убежать. Я не люблю бегство.

Это было моим главным возражением буддизму: все, что они советуют делать, нацелено на то, чтобы дать вам возможность убежать — это не выход.

 Но изменить, да.

 

(молчание)

 

Есть строчки [в «Савитри»], которые внезапно становятся такими чудесными! Они приходят с такой силой, но как только их запишешь, получается не то.

Например, ВИДЕН этот образ маски Смерти, покрывающей лицо Всевышнего.

Это восхитительно.

Так сильно.

И затем эта невежественная Мощь, которая встала во главе земли и сделала из нее… которая «казалась», КАЗАЛАСЬ Волей Всевышнего.

Это так значимо.[213]

 

 

 

 

 

 

 

Октябрь 1963

 

 

3 октября 1963

 

(На столе Матери лежат два двойных белых цветка гибискуса, называемых «Милостью». Мать берет один из них и дает ученику:)

 

N приснилось этой ночью, что Шри Ауробиндо дал ей множество предметов, затем пришла я и дала ей два цветка «Милости». Утром, она просыпается,  идет в свой сад…  на дереве было два цветка милости.

Это забавно.

Итак, что ты мне принес?

 

Я получил письмо от Х.

 

Хорошо!… что он пишет?

 

Я спрашивал его, что мне теперь делать: сейчас я закончил второй «цикл» тантрического письма. И он мне ответил: «Once more start the  thing and continue»[начните еще раз и продолжайте].

 

Естественно, он говорит, что ты должен довести начатое  до конца.

 

Тогда мне нужна еще бумага!

 

Фью!

 

Что если сделать как в прошлый раз: взять в типографии обрезки бумаги. Мне надо… 5200 листов!

 

Две тысячи?

 

Пять тысяч двести!…

 

*

*  *

 

(Мать переводит письмо Шри Ауробиндо, о котором уже шла речь 24 июля, о нисхождении Любви, , затем она добавляет вот какой комментарий:)

 

Если бы божественная Любовь снизошла раньше божественной Истины, некоторые существа, обладающие могуществом или особой восприимчивостью, могли бы притянуть ее к себе, лично, тогда это могло бы вызвать всевозможные ложные движения.[214] Но если эта божественная Любовь низойдет только в Истине, в Сознании Истины, она войдет только в тех, кто готов воспринять ее. Без подготовительной работы Истины нисхождение Любви может вызвать очень мощное притяжение элементов, не способных сохранить Любовь в ее чистоте; тогда как, если подготовительная работа Истины проведена, тогда Любовь будет ВЫБИРАТЬ для проявления себя тех, те личности, которые будут готовы.

 

*

*  *

 

Немного позже

 

Ты еще работаешь над «Спором  со Смертью»?

 

Я еще не закончила, у меня не было времени, чтобы работать, вот что досадно! У меня всегда столько работы во второй половине дня — я не называю это «работой», это просто то, чем я занимаюсь: встречаюсь с людьми, читаю письма… тонны писем! И затем, все организационные вопросы: все в ужасной путанице. В четыре часа мои встречи с людьми должны заканчиваться, до пяти часов мне нужно работать над переводом— они же уходят от меня без десяти пять! Так что ни на что не остается времени. Только в один день из четырех мне удается взяться за перевод, вот почему эта работа движется очень медленно.

Надо еще что-то изменить в  распорядке моего дня — он очень быстро нарушается.

В самом начале [когда Мать отошла от дел], обычно я получала в день одно-два письма; сейчас же я получаю ежедневно десять-двенадцать писем, и если я сразу же не отвечаю, то спустя два дня приходит другое письмо: «Я писал(а) вам, но не получил(а) ответа.» Так что я сразу же черкаю на эти письма две-три очень сухих фразы [Мать смеется]… чтобы показать им, что не стоит быть слишком нетерпеливыми.

Как бы там ни было…[215]

 

(Мать входит в состояние

долгого созерцания)

 

Я опять видела квадрат.

Он был окантован красным, как бы маленькими красными искорками. Тот же самый белый квадрат. Потом он был как бы поглощен и замещен квадратом голубого и зеленого света — тантрического голубого и зеленого света: это похоже на цвет очень яркого изумруда и сапфира, очень мощный цвет. Полупрозрачные, светлые квадраты. Два квадрата наложились друг на друга: зеленый поверх голубого.

Но перед этим, когда появился этот белый квадрат с красной окантовкой (сначала он сформировался; он как бы сформировался между нами), в тебе что-то расслабилось — ты почувствовал расслабление?

 

(ученик кивает головой…

молчание)

 

Последние два дня Шри Ауробиндо был здесь все время, все время. Постоянно, постоянно присутствовал во всем, что вокруг. И множество людей видели его, говорили с ним — его присутствие сильно ощущалось. Последние два дня.

Иногда он словно бы входил в некую… (не знаю, как сказать) внутреннюю неподвижность, но бывают моменты, когда он очень активен.

И один раз (два-три дня тому назад) он сказал мне: «Ты можешь быть со мной столько, сколько захочешь, можешь разговаривать со мной столько, сколько хочешь», как если бы руководил не он, а я (!) Я сказала, что это неправда! [Мать смеется] Но, как бы там ни было…

Со времени того переживания полупрозрачной чаши он был очень, очень близко. Этим утром было так, как если бы он присутствовал во всем.

Есть даже нечто очень забавное: вчера я встречалась с людьми, не здешними; обычно я не говорю с такими людьми, но с этими я заговорила. Я начала что-то говорить, затем Шри Ауробиндо перебил меня: «Не говори им этого, они будут убеждены, что ты всегда твердишь одно и то же!» И это было именно так — я взглянула на них и сразу же остановилась. Все время он дает мне знать: «Вот этот чувствует вот так, вон тот думает так, а тот…» Он очень, очень сильно присутствовал во всем, все время, все время.

Затем, есть мгновения, когда создается такое впечатление, что его здесь вообще нет — «он больше не здесь», а где-то там… в Супраментальном![216] [Мать смеется]

 

 

5 октября 1963

 

Вчера у меня было очень любопытное переживание, оно оставило странное ощущение…

Это было сооружение — громадное здание. Оно напоминало один из тех громадных отелей, что строят сегодня, со внутренними дворами и всевозможными дополнительными постройками. У меня там была комната на самом верху (я припоминаю прошлое переживание, которое у меня было… ты помнишь переживание того «большого отеля»?[217] было нечто подобное). И все люди там, ВНЕШНЕ, были переполнены почтением, покорностью и уважением… но каждый шел собственной дорогой — в этом ничего нового. Сначала я была внизу (моя комната была наверху, я не знаю, сколько там было этажей), и там я видела людей: людей, которых я знаю. Но все детали, каждая деталь была такой значимой, это было чудесно! Было время, когда я должна была принять ванну (не знаю, который был час!), так что я хотела для этого вернуться в свою комнату, и мне нужен был кто-то, кто подготовил бы ванну (это символично; я еще не знаю, я еще не поняла этого символа  «купания», но  он появляется очень часто; это должно что-то значить   этот символ). Но один был слишком стар (кто-то, кто был мне предоставлен, чтобы подготовить ванну), другой был недостаточно силен, третий… — нужно было обладать очень особыми качествами, чтобы суметь подготовить это купание. Это было не в первый раз; уже два-три раза такое было и раньше: чтобы подготовить эту ванну, требовались совершенно особые качества отваги, силы, физической мощи, выносливости. А люди внизу… [жест, выражающий немощность]. Тогда я сказала себе: «Что же, поднимусь к себе и посмотрю, что произойдет.»

И по пути опять случилась все та же история: я шла обычным путем — плюх! обрыв, ничего больше нет, я не могу пройти. Но я все же поднималась (не знаю, как). Затем я вышла куда-то, похоже  на балкон-террасу, квадратную, совершенно квадратную, и ВСЕ двери там были закрыты. Больше некуда было идти: все двери были закрыты. И вот я вижу:  во ВСЕМ здании  поднимается, поднимается и поднимается вода, вот так, кроме тех мест, где двери закрыты. В самом низу… (я не знаю, я была достаточно высоко, может быть, на четвертом-пятом этаже) двери были закрыты, так что, естественно, вода там не могла проникнуть. Все внутренние дворы (большие, громадные дворы) превратились в swimming-pool [бассейны]! Что за вода!… Я смотрела на нее и восхищалась; я говорила себе: «Какая чудесная вода!» чистая-пречистая, чище и яснее этой я никогда не видела. Вода… я не знаю, она была прозрачной… как сама чистота, это было чудесно. Она поднималась и поднималась и поднималась… В одном из дворов слева от меня (в очень большом дворе: он стал громадным бассейном) я увидела кого-то в купальном костюме, выходившего из воды, как если бы он принимал там ванну, а затем облачился (это был кто-то очень высокий, не мужчина и не женщина), затем он облачился в купальный халат и пошел по воде (!) Я смотрела на это, пока вдруг не заметила, что вода стала достигать моих стоп. Тогда я УЗНАЛА: «Ах, да! они решили сделать это.» Я была немного раздосадована и сказала себе: «Они могли бы меня предупредить, что собираются сделать это!… Но это делается регулярно…  Есть ли люди, которые знают об этом?» (Все это было в моей голове.)

И я восхищалась этой водой, я говорила: «Но это сама чистота!» И вода достигла моих ступней, но они не намокли. Затем я отметила: «Если я останусь здесь…» (ведь за  мной были закрытые двери, там здание  продолжалось, но передо мной не было ничего, значит,  вода должна  растекаться в этом направлении — но как так получается, что она не растекается? Я не знаю — все это было очень «дивно»!) И вода поднималась, поднималась и поднималась, пока не достигла моих лодыжек, и тогда внутри меня что-то сработало, и я проснулась.

И я проснулась на десять минут позже, чем обычно.

У меня не было ощущения опасности — совсем никакого. Только небольшое чувство досады: «Они должны были предупредить, прежде чем делать это!» И это «они» относилось к высшим главам организации (в этом не было ничего религиозного или духовного: это было очень конкретно, в Материи). Но эта вода... я восхищалась, я говорила себе: «О, они имеют  власть над этой водой!» Она была как  жидкий алмаз. Это было чудом, как если бы все, чего она касалась, очищалось. И то существо, что вышло из громадного бассейна (это было не человеческое существо: оно выглядело как витальное существо, которое не было ни мужчиной, ни женщиной), оно вышло в каком-то купальном костюме, затем надело некое подобие купального халата и исчезло. Но ВСЕ двери были закрыты, не было ни души — была только я на этом квадрате, за мной были закрытые двери, и я смотрела на все это с большой высоты. И все было наполнено этой субстанцией — она выглядела как вода, но это была не вода.

И это впечатление тянулось, как если бы там было что-то, что я должна понять.

И было только маленькое разочарование: «Они могли бы меня предупредить.» И в то же время была улыбка, понимание, что так лучше.

«Они должны были предупредить…»

Я подумала, что это происходило на витальном уровне, потому что все связи, которые у меня были с людьми внизу, прежде чем я  поднялась, были связями на уровне их характера, на их витальным уровнем — это были связи не с материальной субстанцией, а с характером, витальной природой. И что было!… Можно написать целые книги по этому поводу: ирония, острое восприятие, тонкое, изящное — уморительно! Очаровательно: каждый со своим маленьким изъяном — все люди, кого я знаю!

Но  были существа, в двух-трех персонажах: одно витальное существо, которое переходило из одного в другого (я очень хорошо это знаю, и я знаю, что это так), и я видела именно СУЩЕСТВО, а не различных персонажей. Это витальное существо казалось женщиной (они принимают признаки пола, когда находятся в человеке: сохраняют внешний вид мужчины или женщины), имело женское обличие, и как раз когда возник вопрос о подготовке моего купания (опять это «купание»… надо найти, что это значит), ей понадобилось очень срочно что-то сделать, и она вернулась в свою комнату, а затем, минуту спустя [смеясь], она снова вышла, облаченная в платье! нечто вроде зеленого платья — травянисто-зеленого, но яркого — с громадным шлейфом, как хвост. И она так гордо прошла мимо: «Я должна им показать, кто я.» Восхитительная комедия! Если бы у меня было время записывать все это,  получилось бы крайне забавно.

Так что вот,  мне нужно найти, что значит это купание, которое постоянно фигурирует во всем этом.

Был там и другой персонаж, он был так озабочен (я знаю кто это, я его очень хорошо знаю ), он был озабочен тем, чтобы приготовить мне ванну, но у него не было этой силы, он не мог: «О, я так хотел бы приготовить ванну!» Тогда я посмотрела на него, и не хотела говорить «нет»; но это не было возможным, у него не было силы.

 

(молчание)

 

Я все время поднималась, но все пути, которые я знала, резко обрывались. Сначала я пошла по очень большой лестнице, великолепной лестнице из розового мрамора, я должна была подняться по ней, но в тот момент, когда я повернулась (на лестничной площадке) —оп-ля! обрыв, дальше невозможно  пройти (но как же это… невозможно пройти, но я все же поднималась?…) И я оказалась на другой лестничной площадке, я попыталась пройти оттуда: оп-ля! невозможно пройти. Я попыталась еще раз и оказалась на третьей площадке (но, в действительности, я находилась уже выше, потому что успела подняться на два этажа, прежде чем путь оборвался); я добралась до третьей площадки и оказалась в квадрате — в совершенном квадрате — обнесенном перилами из розового мрамора с красными прожилками, это было прекрасно: очень красиво, с узором, великолепно. Затем была дверь, за мной была дверь, похожая на бронзовую ,  она была закрыта. Я огляделась и увидела, что вода поднимается и поднимается (это не вода, но это была жидкость, как вода). А передо мной: необъятность. Не было пределов. Было так, как если бы я находилась выше всех других домов; не было деревьев, не было гор, не было ничего — была необъятность, как совершенно безоблачное небо; и оно не было белым, но там был свет. Я смотрела вниз и видела, как вода все поднимается и поднимается и поднимается — как потоп. Но это была не вода.

Это еще повторится, пока я не пойму.

 

Это не было похоже на катастрофу?

 

Нет.

Но в том сознании нет «катастроф», так что я не могу знать.

Было только это: «Почему?… В конце концов, они могли бы предупредить!» И эти «они» были во множественном числе: «Они должны были.» Это были «всемогущие мастера», «верховные мастера». Но в этом ощущении не было ничего религиозного или духовного.

 

А они не были витальными существами — верховными витальными существами?

 

Нет-нет!

Это были как бы «собственники» — собственники в том смысле, что они все построили, и им все принадлежало: они построили и организовали все. Может быть, это боги?

Я не принимала их во внимание (не знаю, как объяснить это), не только не относилась к ним с каким-то почтением, но и не уделяла им никакого внимания: для меня они были просто собственниками. Вот только жила я  на самом верху этого дома. И в этом доме все мне подчинялись («подчинялись», по крайней мере, так казалось). А они были собственниками или управляющими. Но они не зависели от меня, я не отдавала им распоряжения; они не спрашивали меня, прежде чем что-то сделать — и я тем более не зависела от них.

Но у меня не было какого-то особенного ощущения своего дома там, чем где-либо в другом месте; несмотря на то, что у меня, несомненно, была комната на самом верху  этого дома.

Может быть, это были боги?

 

А эти сооружения – это мир, каким  они его создали?

 

Тогда что же означает эта вода, которая все поднималась и поднималась??…

И все было очень хорошо организовано, потому что все двери были закрыты, и вода не поступала туда, где ее не должно было быть — я не видела никого, кто бы утонул или подвергался опасности. Никто не подвергался опасности. И там было только одно существо, оно было существом витальным ( не таким, как те другие, которых я видела внизу). Оно отлично поразвлекалось в этой воде! а потом ушло.

Я помню, как когда вода коснулась моих ступней, это было… (как объяснить?) это было не ощущение, не было ощущений, но вокруг моих ступней были как бы сверкающие алмазы. Очевидно, у меня не было намерения полностью в это погрузиться. И когда я почувствовала эту воду вокруг своих ступней, у меня возникло странное ощущение (оно исходило не от чувств, а от восприятия), я не ощущала, что мокну, но было так ясно: «Я не должна оставаться там.» И я очень резко проснулась.

 

(молчание)

 

И прежде чем вода достигла моих ступней, видя, как она поднималась и поднималась, я сказала себе: «Все же они могли меня предупредить» (не «меня» предупредить, а ОБЪЯВИТЬ). И в то же время у меня было впечатление: «Смотри-ка, а они делают это регулярно [циклический жест], они делают это регулярно, но они могли бы держать людей в курсе.»  Впечатление не было очень сильным, будто что-то просто промелькнуло [в мыслях Матери].

Ни секунды ощущения опасности, совсем нет. Ни секунды.

Я не знаю…

 

(молчание)

 

Это как-нибудь  вернется, чтобы я поняла.

 

В древних традициях часто говорится о «купаниях бессмертия»; может быть, это как-то связано? Воды, которые имели бы силу дать бессмертие!

 

Может быть.

 

Которые дали бы тебе неуязвимость.

 

Неуязвимость… возможно, это так.

Я все еще должна принять эту ванну: мне нужно  ее принять , но никто не способен мне ее приготовить.

У меня есть ванная комната.

Я все еще собиралась принять ванну, но кто-то должен мне ее приготовить; и вот, то ли нет  кого-то достаточно сильного, то ли они думают о чем-то другом, то ли вообще не заботятся об этом, или… И один раз (я говорила тебе об этом) я открыла дверь и обнаружила кого-то, кто пытался принять ванну[218], и я пришла как раз вовремя.

Посмотрим.[219]

 

 

16 октября 1963

 

(Мать сначала читает две строчки из  «Савитри», отрывок из «Спора со Смертью». Она хотела бы поместить их как эпиграф к беседе от 7 сентября — к диалогу с материалистом.)

 

Послушай вот это:

 

О, Смерть, ты изрекаешь Истину, но Истину, которая убивает,

Я отвечаю тебе Истиной, которая спасает.

( X.III.621)

 

Это прекрасно!

Так что материалист… «О, Смерть, ты изрекаешь Истину»… Что он может возразить? — Это Истина.

По-английски:

 

O Death, thou speakest Truth but Truth that slays,

I answer to thee with the Truth that saves[220].

 

*

*  *

 

Ты знаешь Z? В последнее время я встречалась с ним дважды (вчера — во второй раз), и я хотела подождать, сначала увидеть его во второй раз, прежде чем рассказать тебе эту историю.

Вот что произошло: я устроила свое обычное «купание в Господе», и так заведено, что спустя какое-то время Чампаклал открывает дверь — это знак для меня, что время свидания истекло. Так оно и было, и после этого я посмотрела на Z (до этого я смотрела на него несколько раз, но не было ничего особенного), я посмотрела и увидела перед ним как бы массу субстанции, не материальной, но отвечающей на действие разума, то есть, мыслью  и волей разума можно придать этой субстанции какую-либо форму — мне это знакомо [Мать делает жест ощупывания руками этой субстанции], она очень похожа на тот род субстанции, которую используют медиумы для своих видений (их субстанция менее материальная, более ментальная, но, как бы там ни было, того же рода). Перед ним была эта масса, и она заслоняла его; она не была светлой, не была и черной, но она была довольно темной. Тогда я ЗАФИКСИРОВАЛА взгляд, чтобы увидеть, что это было, и увидела, что была воля или усилие придать форму этой массе субстанции. Это было точно напротив головы и плеч Z. И была эта воля придать форму этой субстанции [жест лепки]. Как только я внимательно вгляделась, субстанция приняла форму головы Шри Ауробиндо, как его изображают в газетах и журналах (то, что я называю «популярный Шри Ауробиндо», как его представляют в книгах), субстанция приняла эту форму. Я сразу же подумала [ироническим тоном]: «А! это популярная форма, это на него не похоже!» И сразу же субстанция перестроилась и приняла форму Шри Ауробиндо на известной фотографии Картье-Брессона[221] (где Шри Ауробиндо сидит в кресле). Так-то было лучше! [Мать сдерживается, чтобы не засмеяться]. Не совершенно, но уже явно лучше (хотя в этом не было ни света, ни жизни: это была материя — тонкая материя, конечно же — которой была придана форма с помощью ментальной воли). Тогда я спросила себя: «Что это значит?! Он хочет, чтобы я поверила, что Шри Ауробиндо в нем или что?» Ведь голова и плечи Z полностью исчезли, было только это. И я подумала (это было просто так, как рефлексия): «Нет, это не очень хорошо! На самом деле не очень-то похоже!» [Мать смеется] Тогда он предпринял последнюю попытку, и это стало очень похожим на фотографию, которую сделали, когда Шри Ауробиндо оставил свое тело (это та фотография, которую мы поставили вертикально и назвали «медитация»), это было очень похоже на ту фотографию [с иронией], очень и очень похоже. И это осталось. Тогда я подумала: «О, да! Вот вам и фотография.»

Затем я немного сконцентрировалась и сказала себе: «Кого он хочет обмануть?» Тогда сразу же все исчезло, и я увидела Z, его голову.

Я зафиксировала это — это длилось свыше десяти минут — я зафиксировала, причем из лучших побуждений я пыталась увидеть, были ли там вибрации Шри Ауробиндо (света там не было, но я пыталась найти вибрации), но я ничего не почувствовала.

Все же там была очень сильная ВОЛЯ заставить меня поверить, что это был Шри Ауробиндо — я видела это, точно.

Это было мне немного неприятно.

Сначала я подумала: «За кого он меня принимает! [смеясь] За глупую девочку, которую можно запросто обвести вокруг пальца?» Затем я сказала себе, что ничего ему не скажу: я хотела подождать до второго раза. Так что я очень хорошо  подготовилась и попросила Шри Ауробиндо: «Если там действительно было что-то от тебя, дай мне знать во второй раз.» И вчера я внимательно смотрела все время, очень пристально — и совершенно ничего не было.

Мне не очень-то нравится это.

Ведь я знаю это, я видела тысячи подобных случаев! Так вышло, что уже более полувека я чувствую эту разницу самым острым образом. Думаю, что я уже рассказывала тебе, что когда вернулась сюда из Японии, были трудности: однажды, когда мне грозила опасность, я позвала Шри Ауробиндо, и он явился, опасность исчезла[222] — он явился, то есть, он пришел, пришло что-то от него, пришла его ЭМАНАЦИЯ, живая, совершенно конкретная. На следующий день (или, скорее, в тот же день), я рассказала Шри Ауробиндо о своем переживании и о том, что видела его; тогда он обеспокоился (ведь это была постоянная опасность) и действительно думал о том, что ему надо сконцентрироваться на мне, чтобы защитить меня. И на следующий день я его увидела — но это был образ, это была ментальная формация! Потом я ему сказала: «Да, ты приходил ко мне в ментальной формации, это не то же самое.» На что он ответил, что такая способность различения очень редко встречается. Но я уже обладала ей, даже когда была совсем маленькой. Это чувствительность восприятия. Я думаю, что, действительно, мало кто может почувствовать разницу. Так что, с Z моим первым впечатлением было: «Боже мой! Я в этом кое-что понимаю, кого он хочет обмануть!»

А вчера все было совершенно спокойно, ничего не было: Z был здесь все время, и никого перед ним не было, без претензий. И в первый раз, ожидая чего-то, он затянул встречу — вероятно, он ожидал какой-то реакции с моей стороны (я никогда ему не говорила, что Шри Ауробиндо находится со мной все время, что каждую ночь мы с ним разговариваем). Во всяком случае, он, вероятно, ожидал какого-то энтузиазма с моей стороны (!) Вот так.

 

[Ученик никак не может поверить в то, что Мать только что сказала:] Эта воля исходила действительно от него? Может быть, кто-то другой использовал эту субстанцию?

 

Нет. Это было сделано УМЫШЛЕННО, чтобы заставить меня подумать, что Шри Ауробиндо был там, в нем, и что он использует Z как средство выражения.

Очень, очень давно, когда я была еще внизу (не в прошлом, а в позапрошлом году), однажды, я не помню больше деталей, но я помню, что во время медитации он устроил что-то вроде целого  кино: он показывал себя то как одного, потом как другого бога, то так, то этак — была целая вереница богов и существ, которые по очереди накладывались на него [Мать накладывает одну ладонь на другую], там был и Шри Ауробиндо, в этой толпе! Естественно, я видела то, что было на самом деле: там не было никого из этих персонажей, были только их образы. И я не придала этому никакого значения, потому что для меня это было… [смеясь] как если бы кто-то давал представление!

Но на этот раз…

Заметь, это произошло в первый раз, в первый раз он попытался — спонтанно я говорю, что он пытался обмануть меня. Я бы удивилась, если бы он не сознавал того, что делал.

 

Это серьезно.

 

Я не назвала бы это «серьезным».

Я не назвала бы это серьезным, потому что, возможно, он сделал это с самыми лучшими намерениями: не чтобы обмануть меня, а чтобы помочь мне. Но я нахожу это таким НЕВЕЖЕСТВЕННЫМ! То, что он использует подобные средства, со мной, показывает, что он совершенно ничего не знает обо мне.

Он обманул бы любого обычного медиума или кого-то с претензиями. Тот, у кого есть претензии, кто не искренен, сразу бы попался, потому что в таких случаях спасает искренность. Если судить внешне, то очень, очень трудно найти различие. Спасает именно искренность (это то, что я говорила Суджате[223]). Помню, как мадам Теон, после того, как я рассказала ей несколько своих переживаний, сказала мне: «Никто не сможет тебя обмануть, потому что ты совершенно искренняя» (оккультно, я не говорю внешне: оккультно). И это верно, это зависит от искренности. Следовательно, раз уж Z попытался сделать это, значит, что он составил странное обо мне мнение!

 

Но к чему все это? С какой целью?

 

Мне много чего говорили… Он говорил, что это он займет мое место, когда я уйду, когда я оставлю свое тело.

 

В самом деле!?!

 

Да, я знаю, что он это говорил.

 

Я не могу в это поверить.

 

Я не обвиняю его, потому что всегда принимаю все с лучшей стороны — это может быть выражением большой доброй воли, но, очевидно, совершенно невежественной воли. И, к тому же, у него такая мания плести небылицы… Он говорил, что в следующем году я спущусь вниз, что я снова возобновлю свою деятельность внизу. Тогда я посмотрела (я посмотрела через его слова на то, что он думал) и увидела: для него это совсем не означало, что я обрету новое Могущество, это было бы возвращением к чему-то старому, но в моем случае возвращение к старому — это полная чушь!

 

Конечно!

 

Ты понимаешь, я вовсе не ищу его изъяны, но это служит доказательством того, что у него совершенно нет верного восприятия того, что происходит.

Он даже говорил, что его попросят — его ПОПРОСЯТ — занять мое место.

Как бы там ни было…

Я хотела рассказать тебе об этом, потому что это  интересно отметить, пусть это останется.

Но я не хочу, чтобы об этом знали, потому что воспринимаю это с лучшей стороны, как знак доброй воли, как знак того, что он хочет участвовать… но все это происходит  на ментальном уровне и кажется мне таким детским! Он вбил себе в голову идею, что я доверяю только Шри Ауробиндо и что я принимаю все, что приходит в форме Шри Ауробиндо! Подобное этому. У меня такое впечатление, что он думает, что имеет дело с наивной простушкой!

Очевидно, он знает, как придавать форму ментальной субстанции — но все люди делают это, не зная об этом, автоматически; достаточно подумать о чем-то чуть сильнее, и готово. Только люди не видят это, потому что у них нет ментального видения. И здесь было так забавно [с этой ментальной формацией Z], потому что это было таким хорошим ответом на мою непроизвольную мысль (и я не думала специально ), я подумала: «А, нет!»… Это было почти так, как если бы Шри Ауробиндо сказал: «Ах, нет! Это мой популярный портрет, это никуда не годится![224]»

Вот так.

 

*

*  *

 

Немного позже

 

Я хотел бы знать, что означало то «наводнение», о котором ты недавно говорила.

 

Да, у меня было объяснение, но сейчас я уже не помню. У меня было объяснение, я разложила все по полочкам, но все идет так быстро, так быстро…

У меня было очень ясное объяснение, но сейчас я не помню. Оно вернется.

Есть тысячи подобных случаев.

 

*

*  *

 

(после молчания)

 

Сейчас действительно идет борьба со всей этой земной формацией… да, с неведением и несознанием первичного мышления земли.

Это все еще есть, даже у тех, кто развил свой высшим разум, кто способен выйти из этой темноты и этого неведения — это еще есть на подсознательном витальном или подсознательном ментальном уровне. Это такое темное! Совершенно глупо: ведь ему можно предъявлять сотни и тысячи доказательств, и это его не затронет —некая неспособность понять. И это постоянно поднимается на поверхность, и постоянно я должна [жест: подношение к Высотам] «предъявлять» это Всевышнему: «Это еще здесь, это все еще здесь…» И я хорошо вижу, что различие между тем, что происходит в этом теле и окружающей его атмосфере, и тем, что происходит во всех других телах… я не знаю, существует ли еще это различие, но если оно существует, то оно неуловимо. И сознание понимает все эти движения так, как если бы это были движения одной физической личности. Но физическая личность, это не только это [Мать касается своего тела], это не только это тело — я еще не уверена, может быть, эта физическая  личность –вся земля (в определенных отношениях это вся земля целиком), а может быть, только совокупность тел всех людей, с которыми я связана… В последние ночные часы, то есть, между 2 и 4 часами ночи, я вижу точные формы, но эти точные формы сами по себе  являются представителями, в том смысле, что есть ТИПЫ личностей, и каждый из этих типов принимает образ кого-то, с кем я связана. Но для меня это типы: «А! это такой-то тип» — а за этим типом могут стоять тысячи людей. И действие (это всегда действие), воздействие на тип личности отражается на всех личностях, которые он представляет.

И эта работа кажется… бесконечной — во всяком случае, ей конца не видно.

И она имеет последствия.

Вот что я делаю: это что-то приходит, забирается в меня и «представляется» [жест к Высотам], как если бы оно было моим: «Взгляни, Ты видишь, как я…» (но это «Я» — большое Я), оно представляется Господу, очень смиренно, впечатление и ощущение полной немощности — и я просто прошу: «Вот, измени вот это.» Такое чувство, что только Он может это сделать, что все, что люди пытались сделать, выглядит как-то по-детски — все выглядит как-то по-детски. Самый тонкий интеллект кажется мне ребячеством. Все, что пытаются делать, чтобы осветить, организовать, просветить человечество, поднять его к более высокому сознанию, сделать его господином Природы и ее сил, все это — все это, что для человеческого взгляда иногда кажется очень тонким, видится мне игрой детей, забавляющихся в детской. И эти дети любят опасные игры, они УЖАСНО верят в то, что они делают (естественно, как дети). Я никогда не встречала суда более серьезного и более сурового, чем судейство детей в их играх, они действительно принимают жизнь всерьез. Что же, это так, впечатление такое: человечество находится на стадии детства, оно чрезвычайно серьезно воспринимает то, что оно делает. И оно никогда не выберется из этого — никогда не выберется, ему не хватает чего-то совсем маленького (возможно, совсем пустяка), чего-то совсем маленького, благодаря чему… ах! все прояснится и организуется — оно всегда НА ГРАНИ Истины.

Так что единственное, что я могу сделать, это [жест подачи]: «Взгляни, Господь, Ты видишь, мы не знаем ничего, мы не можем ничего, мы полные дураки — Тебе изменять это.» Как это изменить? Невозможно даже вообразить это. Так что все свое время [тот же жест], не время от времени, а постоянно, день и ночь, без перерыва, день и ночь без перерыва; если одну-две минуты не делать этого, сразу же что-то цепляется: «О, все, время потеряно!» И если я внимательно смотрю на то, что произошло, я вижу, что в течение этих нескольких минут я была блаженна в Господе, я позволила себе блаженно жить в Господе; поэтому в это время я ничего ему не подносила — такое случается два-три раза в день. Отдых, расслабление: позволяешь себе блаженно течь в Господе. И это так естественно и так спонтанно, что я даже не замечаю этого; я замечаю это, только когда снова занимаю позицию… [жест к Высотам] передачи всего Господу, каждую минуту.

 

(молчание)

 

И все время этот вопрос возраста… Везде, во всех людях, они даже не отдают себе в этом отчета, всегда есть на заднем плане (по поводу не важно чего, по малейшему поводу), всегда есть идея преклонного возраста, упадка, дряхлости. И это приходит тысячу раз за день! [Мать смеется] Так что и это я отдаю Господу, я говорю ему: «Послушай, я действительно дряхлею?» Тогда он показывает мне кое-что, нечто … в ослепительном свете. Это происходит время от времени — не часто — когда «лавина» становится довольно значительной; тогда происходит такое ослепление Светом, Силой, иногда таким грандиозным Могуществом, что возникает впечатление, что если завладеть этим… то что произойдет? Например, если я просто соприкасаюсь с дурной злой волей (это бывает редко), с побуждением или желанием нанести вред, я делаю это [Мать сжимает вибрацию в щепотку], я делаю так (но это соответствует чему-то внутри: этому Могуществу, которое действует с белым Светом, абсолютно белым, которое не потерпит ничего другого, кроме белого света), и почти мгновенно, в том человеке, в ком движение дурной воли частично овладело витальным существом: нервный кризис или (как назвать это?) vital collapse или nervous collapse[нервный срыв], очень ощутимый. Так что, естественно, воздерживаешься от всякого движения и смотришь совершенно спокойно с вечной Улыбкой.  Это как если бы мне показали: вот — вот он, потенциал (!) Только нет Приказа воспользоваться этим, разве что «вот так», иногда.

 

(молчание)

 

Послушай, прошлой ночью, посреди ночи, кто-то пришел ко мне (он был темно-синим, значит, это была ментальная формация) с планом действия и сказал мне: «Все устроено: в такой-то момент в такой-то день (в следующем году) вам надо сделать вот такую работу, вам надо спуститься вниз, и вот как все будет устроено, чтобы вы спустились вниз — вот это, вот так и так…» Я приняла условия этой игры, я ответила: «Ан, нет! не выйдет: надо устроить вот так и вот так…» Затем, когда все это кончилось, что-то вдруг заставило меня вернуться [жест возвращения внутрь], я посмотрела на все это и увидела эту личность, увидела план, увидела все (я была посреди этой ситуации) и сказала: «Да, все это очень хорошо, но… дело в том, что я не спущусь вниз!» И сразу же, фрр! все ушло[225] — это была конструкция, как если бы  существовала целая организация, может даже управляющая организация(!), чтобы заставить меня спуститься вниз. Проснувшись (то есть, утром, когда я вышла из ночной активности), я сказала себе: «Может быть, это еще как-то проявится (это была ментальная формация  — чья? откуда? меня это не заботило), но, может быть, это то, что предстало перед Z и заставило его заявить с авторитетом ясновидящего: «Мать спустится в следующем году?» Это показалось мне очень забавным.

Все больше и больше все становится таким, КАК ОНО ЕСТЬ: точно, без усложнений. Я заметила, что у людей, даже самых искренних и самых прямых людей, всегда есть некое покрывало, coating, некий эмоциональный покров (даже у самых холодных, самых сухих людей), нечто, что принадлежит витальному; этот эмоциональный покров затуманивает, делает все неопределенным и допускает игру, которая создает у людей впечатление игры всевозможных «загадочных сил» — тогда как вещи очень ясны, очень просты, очень, о! очень просты, а этот покров вносит какую-то путаницу. Это не чувства, и тем более не эмоции, но что-то… нечто, что ЛЮБИТ неопределенность, неизвестность, неожиданность — нельзя сказать «случай» (это не так сильно), но оно любит жить в этом… в сущности, это Неведение! Оно любит жить, не зная, что произойдет. Даже самые простые вещи, самые очевидные вещи обволакиваются этим покровом.

Посмотри, к примеру, как много людей, даже самых серьезных людей, любят, чтобы им предсказывали будущее: им гадают по руке, по почерку (меня одолевают люди, которые просят погадать им), но, как бы там ни было, даже без всякого повода, люди находят некий интерес в том, что им говорят: «Вот, ваша линия жизни дойдет досюда…» Они любят это! они любят, любят оставаться в своей неопределенности. Они любят свое неведение. Они любят эту неизвестность — неизвестность, «полную тайн». Они любят пророка, который говорит им: «Ты сделаешь это… С тобой произойдет то-то…» Это выглядит так по-детски! Это все тот же театральный вкус, это то же самое (но вкус не автора, который написал пьесу, а зрителя, который смотрит спектакль, не зная, чем он закончится), или вкус от чтения романов— вкус «неизвестного».  Тогда все приближается к ощущению чуда.

Предстоит еще долгий путь, чтобы войти в Знание — в сознание, где мы спокойно владеем знанием, где все так просто, так естественно, так очевидно.  Именно этот покров все усложняет: все внезапно становится сложным в человеческой атмосфере.

Я думаю, что животные (но не те, что живут с человеком), животные (сейчас их не так уж много, они все заражены человеком!), «природные» животные — животные в своем естественном состоянии — ведут очень простую жизнь. Все для них совершенно очевидно, очень просто, совершенно естественно — это мы все усложняем[226].

 

 

19 октября 1963

 

Я пришла к выводу, что в чрезвычайном напряжении обстоятельств должна содержаться великая сила (вероятно, преобразующая сила).

Поясню:

Помощь всегда есть в том смысле, что совершенно бесспорным образом ощущается действие Силы («Силы», то есть, высшего Сознания и высшего Знания), ощущается некое давление Силы на всех людей и все сопутствующие обстоятельства  в благоприятном направлении, так чтобы с ними произошло действительно самое лучшее — и лучшее с точки зрения иерархии, то есть, самые высокие и самые чистые (ты знаешь мое определение «чистоты») попадают как бы в  центр, вокруг которого все организуется; все организуется с учетом иерархии, каждый со своим «правом на прогресс», но как бы в большей милости оказывается тот, что ближе всего к Божественному и лучше всего Его выражает — и так постоянно, все время я вижу сотни примеров этому. И все же, с точки зрения внешних обстоятельств, есть какое-то такое напряжение, что кажется, что катастрофа близка.

Шри Ауробиндо говорил мне, что есть три проблемы, и они должны быть решены, чтобы земля стала готовой (с внешней точки зрения, это не вопрос психологических факторов): правительство, деньги и здоровье.

И в этой тройке здоровье теснее всего связано с внутренней трансформацией, но не полностью, потому что оно постоянно зависит от того, что происходит во вне. Мы вынуждены принимать пищу: что мы только вместе с ней не поглощаем, это невообразимо! Там так много всего, что процесс питания представляет собой значительную работу — физическое пищеварение – это ничто, а вот работа по усвоению и приспособлению всего остального -значительна. Следовательно, из этой тройки именно на здоровье внутренний прогресс влияет более непосредственным образом, но не полностью, как я и говорила. Стало быть, и это должно быть решено.

Что касается денег, то когда Шри Ауробиндо был здесь, не было проблемы: все, что нужно, приходило. Однако в последние два года стало труднее, и я всегда говорила,  думаю, я уже говорила тебе об этом, что это зависит от неправильной позиции окружающих людей; эта неправильная позиция представляет собой значительную проблему — здесь положение стало еще хуже,  эта проблема стала очень острой.

Что касается правительства, то здесь все пошло наоборот: сначала была ужасная враждебность, то есть, ежеминутной проблемой было просто сохранение возможности оставаться здесь. И Шри Ауробиндо говорил мне, что, вероятно, две проблемы – проблема, связанная со здоровьем и проблема, связанная с деньгами – поддадутся вместе; возможно, чуть раньше решится проблема со здоровьем, а потом с деньгами, но это не играет большой роли. И он добавил: «Что касается правительства, то здесь есть одно-единственное решение: БЫТЬ этим правительством.» Если вы не являетесь правительством, вы никогда не сможете его убедить, не раньше, чем будет трансформирована земля; но тогда и не надо будет этого делать! Такая вот ситуация. Все вот так уже… сорок лет, пятьдесят лет — более сорока лет.

Но благодаря своей внутренней работе я все больше и больше осознаю все это; все больше и больше я осознаю эту Заботу, это Участие и иерархическую Организацию обстоятельств, направленную на то, чтобы в благоприятном положении оказалось то, что более ценно и более полезно для божественной работы — естественно, не с внешней точки зрения, а с внутренней. И все же, в этих трех областях — правительство, деньги и здоровье — напряжение и усложнения всегда достигают такой ТОЧКИ, , что если бы не эта внутренняя уверенность, это показалось бы катастрофой, крахом. И это ВСЕГДА так, доходит до этой точки и… затем вдруг [жест внезапного переворота] все переворачивается — не раньше, ни минутой раньше.

И это не затем, чтобы дать мне веру — у меня она есть; это не затем, чтобы дать мне сознание — у меня оно есть; это происходит по какой-то внешней причине. Я еще не понимаю, почему. Потому что внутренне, даже если мне скажут, что все будет разрушено самым трагическим образом, я отвечу: «Хорошо» — и ведь совершенно искренне, никогда во мне ничто не начнет протестовать или вибрировать, совсем ничего. Я говорю «хорошо». Но я вижу — я вижу, что в этом напряжении высвобождается определенное могущество, мощь, достаточно интенсивная, чтобы излечить тамас, изменить тамас.[227]

Вчера (я привожу тебе это как пример, но во всех трех областях это аналогично), вчера возник вопрос денег. Вопрос денег за более чем двенадцать лет стал проблемой — он становится все более острым, потому что расходы возрастают невероятно, а доходы уменьшаются! [смеясь] так что проблема становится очень острой. Это приводит к тому, что надо платить, а денег нет, то есть, казначей (бедный казначей, это ему много дало с точки зрения йоги: он приобрел спокойствие, которого никогда не имел прежде! но все же именно он испытывает самое большое напряжение), казначей тратит деньги, а я не могу возместить их ему. Хорошо. И это не я должна бегать, искать, устраивать, спорить, конечно же, это мне не подходит (!), но те, кто занимается этим для меня, несут в себе изрядное количество тамаса, который я еще не встряхнула. Позавчера они сделали мне абсурдное предложение (я не хочу вдаваться в детали, это неважно), но это предложение было абсурдным и ставило меня в совершенно «неприемлемое» положение, то есть, я должна была инициировать судебный процесс, предстать перед судом, и все такое, всевозможные «неприемлемые» вещи — лично мне все равно, но это «неприемлемо». Когда мне сделали это предложение, я посмотрела и увидела, что это было глупо, и я оставалась очень спокойной, пока, вдруг, ко мне не пришла Мощь! (я говорила тебе, что время от времени это происходит), вот так [жест: что-то массивное]. Когда она приходит, то возникает впечатление, что можно все разрушить — разрушить все… ты видишь, эта Мощь слишком грандиозна для сегодняшнего состояния земли. И тогда я очень спокойно ответила, что это неприемлемо, я объяснила почему и вернула бумагу. Затем что-то ЗАСТАВИЛО меня сказать: «Я здесь не из-за какой-либо необходимости или обязанности; это не необходимость, тянущаяся из прошлого, не карма, никакая не обязанность, никакое не притяжение, никакая не привязанность, а только, исключительно и совершенно, Милость Господа. Я здесь из-за того, что Он держит меня здесь, а когда он больше не будет держать меня здесь, когда Он сочтет, что мне не стоит больше здесь оставаться, я больше здесь не останусь.» И я добавила (я говорила по-английски): «Что касается меня…» («что касается меня», там - наверху, то есть, не здесь, не  в теле) «Что касается меня, я считаю, что мир не готов: то, как он отвечает внутренне и внешне, даже видимо, в тех, кто меня окружает, доказывает, что мир не готов — что-то должно произойти, чтобы он стал готов. Или же нужно ВРЕМЯ, чтобы он подготовился… Мне все равно, готов он или нет, для меня это не играет роли. И если он может рухнуть, мне все равно.» И я сказала это с силой! Моя рука поднялась, и мой кулак ударил по столу — мой мальчик, я думала, что все рухнет!

Я наблюдала эту сцену и сказала себе: «Черт! Почему я была вынуждена сделать это!?» Эти люди, очевидно, достаточно преданны, достаточно покорны и достаточно близки ко мне, чтобы не пугаться. (Я не знаю, какой эффект это на них произвело, но какой-то эффект это должно было произвести.) Как только с этим было покончено, я снова начала работать, просматривала дела и т.д. Потом, оставшись одна, я сказала себе: «Но почему это пришло ко мне?»… И вечером у меня было решение этой ситуации: вот оно [Мать берет конверт, лежащий на столе]. Я даже не посмотрела, что там [Мать открывает конверт и смотрит на сумму, указанную на чеке].

Тогда я сказала себе: вот оно как, должно быть, есть определенный тамас— неохваченный тамас—его необходимо резко встряхнуть, чтобы изменить его. С болезнями то же самое, то есть, когда действительно кажется, что все оборачивается плохо… я умышленно выхожу из своего тела, паря над всем, и тело приходит в норму — сейчас на это требуется совсем немного времени: пятнадцать— двадцать минут.

С точки зрения правительства кажется все так же, как если бы все трудности мало-помалу ПРИВОДИЛИ к власти людей, находящихся под моим влиянием.[228] Но это пока единичные случаи — я думаю, что это придет позже. Шри Ауробиндо говорил, что так будет в 1967 году… у нас есть еще время, сейчас только 1963, осталось 4 года. Но будет не так, что править будем мы сами (Бог знает, что у нас нет времени на это!); «быть правительством» означает, что в правительстве будут люди, напрямую находящиеся под Влиянием. И не достаточно, чтобы это было локальным явлением (Бог знает! [смеясь] я никогда не видела ничего более прогнившего!), не достаточно, чтобы это было явлением местным, не достаточно, чтобы это было только в Индии, этого совсем не достаточно: надо, чтобы так было по всему земному шару, чтобы… И, очевидно, пока мы еще очень далеки от этого — даже в невидимом, даже в Несознательном.

Есть знаки. Есть знаки, которым изумились бы и порадовались обычные люди, но для меня они далеко не достаточны.

Нет, по части правительства проблема далеко еще не решенная, и все же… Только вот так много того, что имеет тенденцию, приближается к нужному решению, а затем уходит, едва коснувшись — вот в чем беда, ведь когда они  проходят по касательной, они уходят очень далеко… [жест, указывающий на возможность, которая проходит очень близко, а затем, описывая громадный круг, уходит назад, чтобы снова вернуться]… и тогда надо очень долго ждать, чтобы она вернулась.[229]

Сейчас кое-что наклевывается: есть люди, которые находятся в контакте с нами, и они сознательны, у них есть возможность действовать, и они пытаются; они охвачены идеей: сделать Россию и Америку гарантами мира на земле. Это ОТЛИЧНАЯ идея. Посмотрим, что получится.

Так как, очевидно… О! в сущности, я ничего не знаю. Я говорю «очевидно», но для меня совершенно все равно, если все будет уничтожено и начато снова — это другой поворот игры, вот и все. Но, может быть, если обойдется без разрушения… Разрушать и начинать сначала [смеясь], так было уже несколько раз! Может быть, уже достаточно, и люди смогут развиваться без этого разрушения… Но возможно ли это?

Надо ОЧЕНЬ БЛИЗКО подойти к цели, чтобы это было возможно.

Большая трудность заключается в этой инертной глупости. В связи с этим у меня было переживание, когда ко мне вчера пришла молодая пара (сейчас стало почти обычаем, что молодые пары, которые хотят пожениться,  из семей, что я знаю, или просто из здешних, приходят перед свадьбой получить мое благословение! это новая мода). Они пришли. Девушка была воспитана здесь, а юноша жил здесь долгое время, он здесь работал;  и вот, они решили пожениться. Юноша пришел сюда в поисках работы; он верил [в Мать], и он нашел работу; он — я не могу сказать, что он сознателен, потому что это не похоже на сознание, я скорее назвала бы это предрассудком (!), но этот предрассудок ведет к хорошей цели! Невежественное движение, но верно нацеленное, так что он на верном пути; не то чтобы у него была освещенная вера, но у него есть вера. Хорошо. Все идет хорошо, все складывается замечательно [материальное благополучие мальчика растет]. Так что они вчера приходили получить мое благословение. Затем они ушли. И они оставили в комнате… некую витальную формацию, пузырящуюся, совершенно невежественную, всю пузырящуюся от радости жить, радости, которая совершенно не ведает ни о каких трудностях, ни о каких бедах, и не только в отношении себя, но и вообще! Это та радость жизни, которая говорит: «А! мне все равно, люди рождаются и умирают — жизнь коротка, что же, пусть она будет хорошей, и этого достаточно.» Никакого ментального любопытства, никакой потребности знать, почему так устроен мир — все это глупости, нам не надо об этом заботиться! Лучше будем  всем довольны, будем развлекаться, проживем жизнь так хорошо, как можем. И это все… Эта формация была такой сильной, что я увидела ее и вынуждена была найти ей место. Это привело меня в контакт с целой областью земли, человечества, и мне надо было найти этой вибрации ее место, привести в порядок, организовать все. Это заняло некоторое время (достаточно долгое, возможно, минут сорок пять или час), надо было все упорядочить, организовать. И в этот момент я увидела, до какой степени это распространено на земле (заметь, что эти молодые люди принадлежат «верхушке» общества, они считаются очень интеллигентными, они очень хорошо образованы, в конце концов, они представляют лучшую часть человечества! это не отбросы общества, совсем нет.) И я спросила себя, а не распространено ли это на Западе еще больше, чем здесь — думаю, это так. И в этот момент я вступила в контакт с этим повсюду, что же, это «повсюду» было действительно очень значительным.

После этого я сказала себе: «Черт побери! Что же делать со всем этим?…» Тормошить этих людей? Но они совершенно не способны выйти из этого состояния в этой жизни; им, вероятно, потребуется много-много-много жизней, чтобы только пробудиться к ПОТРЕБНОСТИ ЗНАТЬ — покуда они шевелятся, ты знаешь [смеясь] пока они шевелятся, и это не слишком болезненно, они очень довольны! И затем, вдобавок к этому, если спуститься ниже, есть вся эта инертная масса людей, близких к животным — что с этим делать? Ведь та молодая пара представляла, согласно человеческому мнению, очень хороших людей!

Тогда сколько же… СКОЛЬКО надо иметь сознаний, какое количество, если можно так сказать (интенсивность, она есть: иногда она вспыхивает как звезда), но какова же необходимая масса сознаний, чтобы новый мир смог спуститься на землю?… Иначе что же с ним произойдет? — он будет поглощен. Как в 1960 году, когда я видела нисхождение супраментальных сил (мой мальчик! это надо было видеть, это было грандиозно, чудесно:  будто стремительные потоки нисходили на землю, казалось, что они затопят все), и затем снизу поднялась темно-голубая масса и сделала брууф! [жест поглощения], и все поглотилось.

И то же самое было бы ФИЗИЧЕСКИ, ты понимаешь.

 

(молчание)

 

Так вот вчера сначала приходили эти молодые люди, затем возник вопрос о деньгах, и затем то явление [Могущества], что бывает время от времени. Потом я спросила себя: «Как это так? Как это получается?» Это длится какое--то время, я что-то делаю, затем это полностью исчезает. Я была удивлена, действительно удивлена. В первый раз где-то в теле было трудно удержать это [эту Мощь]; сейчас же тело совсем ничего не чувствует, для него это стало привычным. Возможно, именно эта привычка и вырабатывается. Но если бы эта  Мощь присутствовала здесь все время, боже милостивый! людям надо было бы быть все время начеку, потому что…

И я смотрела, я говорила себе: «Как же это так?» Я не была ни разгневана, ни возмущена, не было ничего подобного — внутри всегда одна и та же Любовь, равновеликая ко всему, она всегда там, для всего; даже когда я воспринимаю с неким различением (даже не на уровне интуиции, это различение находится выше, чем интуиция,  это как ясное видение — ясное, точное, в белом Свете), замечая всю глупость, злую волю и crookedness[230] —  видя их очень ясно —это всегда идет с Улыбкой, это одна и та же Вибрация вечной Любви. Затем приходит эта Мощь — она ничего не возмущает, она ничего не вытесняет: это как добавление. И это действие: она действует, а затем уходит. Но когда она здесь… эта Сила, которая заставила мой кулак ударить по столу, она могла бы все разнести. Но, естественно, бедный маленький кулачок, бедная маленькая рука, только и сделала , что сотрясла стол!… [Мать смеется] много шума, стол сотрясти. Но восприятие было грандиозным.

Так было в последний раз, но это происходит уже не в первый раз.

Другой разя не шевелюсь; иногда это приходит, когда я нахожусь одна, так что, естественно, я не говорю ни слова и не шевелюсь, но, спустя некоторое время, появляется что-то… (как сказать?) я спрашиваю себя: «Но что же произойдет?…» Это не беспокойство,  это что-то наблюдает и спрашивает: «Но действительно ли можно… можно позволить  ей проявлять себя?»   Она всегда приходит в связи с некими обстоятельствами, действием, движением, приходит как некая НЕОБХОДИМОСТЬ: « Нужно ударить» [жест — как удар мечом света]. И какая мощь силы удара!… Не могу соотнести ни с чем земным. Затем она уходит — я не притягиваю ее и я не отсылаю ее назад: я просто присутствую, она использует мое тело, вот и все. И затем уходит.

В теле есть постоянное стремление ко всему тому, что может его усовершенствовать — то есть, усовершенствовать этот инструмент — и очень малая, очень малая просьба о Могуществе. Когда Шри Ауробиндо был здесь,  присутствовало ясное сознание необходимости этой Мощи, и я неоднократно говорила: «Сначала проявится супраментальная Мощь», потому что без нее это будет невозможно: массы противостояния в мире достаточно, чтобы поглотить все, подобно тому как Свет был поглощен в 1960 — эта масса поглотила супраментальный Свет и Сознание; будет то же самое. Но потом, после того как я должна была проделать всю эту работу, я больше не настаивала на этом пункте [ Мощь], не было больше ощущения этой необходимости, скорее было впечатление, что ВСЕ должно развиваться вместе и вместе проявить себя. Что-то вроде совместного достижения совершенства.

Но это придет.

К примеру, когда раньше мы собирались для пуджи[231], и приходила Дурга (когда Шри Ауробиндо был здесь и некоторое время после), когда она проявляла себя, с ней приходила некая великая сила — но это ничто! Это ничто по сравнению с Тем. Мощь Дурги… да, это как сравнить воду с молоком.

И в этом нет совершенно ничего витального — витальная  мощь кажется мне сейчас совершенно грубой, почти отвратительной. В этом нет ничего витального: это нечто свыше. Это всегда приходит с золотой Вибрацией, очень сильной и такой массивной!…

Но это приходит только тогда, когда ситуация становится чрезвычайно напряженной; вероятно, это необходимо, чтобы немного встряхнуть Материю, и это может придти только тогда, когда другие средства более не достаточны.

Ты знаешь, в такой момент я чувствую такую большую силу, даже физическую силу, превосходящую любую другую, которую я когда-либо ощущала в своей жизни, даже когда я была молода и достаточно сильна, и из-за этого мне начинает казаться, что физическая сила людей… это ничто! В первый раз, когда это пришло ко мне после моей болезни (я была неосторожна), это пришло без видимой причины (вероятно, что-то вроде пробы), на моем столе стояло вот такое приспособление [Мать показывает на подставку для ручек на стальном основании]. И вот пришла эта Сила, и тогда, не знаю, по какой причине, я захотела придавить этот предмет. Я положила на него свою руку без напряжения, не прилагая усилий (но Сила там была, она была в моей руке): он сразу же сломался! (а его не так-то легко сломать), сразу же сломался! щелк! без тени усилия. При этом присутствовал доктор, и он спросил меня: «Зачем?». Я ему ответила: «О, я сделала это нечаянно, просто пришла сила, которая завладела моей рукой и сделала это!»  Я сделала это сознательно, я видела, я видела Силу, видела что-то вроде золотой вспышки, очень сильной, она появилась и — щелк! Я не прикладывала ни малейшего усилия. Доктор был недоволен! (он сатвичный человек по своей природе). Он сказал мне: «That is stupid, it breaks your things» [«Это глупо,  так выломаете свои вещи»] — У меня будут другие!

Так было в первый раз. Потом я стала осторожней.

Когда Шри Ауробиндо был здесь, был один мальчик, у него были проблемы с самоконтролем: у него случались приступы гнева, которые он не мог контролировать (впрочем, он не очень-то  пытался их контролировать!) Он был инженером и очень смышленым малым (но это ничего не значит), и однажды, когда Шри Ауробиндо был в моей комнате, этот мальчик поднялся по лестнице и позвал меня; я вышла ему навстречу. Затем он пришел в очень сильную ярость, стал кричать и попытался наброситься на меня в своей ярости. Я же просто положила свои руки ему на плечи, без усилия, просто так — он кубарем покатился с лестницы. Я не дала ему приблизиться, просто коснувшись его плеч… Но, это, очевидно, была Кали. Шри Ауробиндо вышел, и я сказала ему, что произошло (мальчик уже поднялся и снова поднимался по лестнице; но когда он увидел Шри Ауробиндо, он попросту удрал!… И, естественно, такого больше не повторялось). Но, совершенно ясно, что это была Кали: когда Кали приходит, она очень сильна, но это еще относится к области земного. Она очень сильна: я просто не дала мальчику приблизиться, я положила свои руки ему на плечи, и он потерял равновесие и покатился кубарем с лестницы. Так что я подумала, что это Шри Ауробиндо заставил вмешаться Кали (он, конечно же, услышал крики этого одержимого).

Но это совсем не то. В то время, когда Шри Ауробиндо был здесь, Кали иногда приходила — но это еще принадлежит этому миру, это не то [не супраментальная Мощь].

В другой раз был один тип(есть подобные одержимые), он прибыл к нам из Австралии; он был учителем, и ему поручили вести занятия в Школе. Он начал проповедовать невероятные вещи — что он воплощенный бог, ты понимаешь! Вплоть до того дня, когда это стало порядком надоедать. И он заявлял, что останется здесь навсегда… Люди были раздосадованы, всем было неприятно, они не знали, что делать. Я была в своей комнате здесь (это было три-четыре года тому назад). Помню, я сидела на своей кровати (в то время я обычно работала на кровати, там), я получила письмо, в котором говорилось… короче говоря, что это стало невозможным, невыносимым, что нет сил больше его терпеть. Тогда я на минуту сконцентрировалась, и пришла Кали — Кали в своем боевом настроении, черная, танцующая Кали. Я сказала ей: «Почему бы тебе не потанцевать на его голове?» [Смеясь] Она и потанцевала на его голове — на следующий день он написал, что покидает Ашрам. В его случае совершенно ясно: раньше он заявлял, что не сдвинется с места, что он останется здесь и будет продолжать свои уроки, и что только насильно мы можем его выдворить (мне говорили это со слезами на глазах). Танец Кали убедил его, что ему лучше самому уехать!

Но это всего лишь земные игры. То, что происходит сейчас, это совсем другое, совсем другое.

Оно приходит, делает свое дело и уходит. Оно не предупреждает о своем приходе!

В такие моменты тело чувствует себя огромным— обширным, без границ, огромным, как если бы оно ЗАТРАГИВАЛО всю Материю; есть сознательный контакт со всей Материей. И вчерашний удар кулаком по столу, это  очень символично, это именно так: это был не стол, мой кулак ударил по всей земле! «Земля, если ты не готова, что же, выкручивайся сама как знаешь; мы уйдем и вернемся, когда ты будешь готова.»

Так что это кажется необходимым: чтобы встряхнуть тамас в какой-то части — ТАМАСА много, очень много.

Ведь у меня нет никакого ощущения спешки — я так люблю камни, цветы, растения, животных, все это так чудесно! Менее приятно становится после этого… самое неприятное, это человеческое извращение — извращение жестокости, злобы, жесткости. Надо подняться выше, чтобы принять это, чтобы это не задевало.

Но то, что я видела вчера, это формация, пузырящаяся от радости жизни, я ясно видела, что это является одним из самых больших препятствий — одним из самых больших препятствий: эта витальная радость, которая знает только саму себя, которая не знает ничего другого, кроме собственной витальной радости и которая со-вер-шен-но удовлетворена. Я видела, что это было  серьезным препятствием, потому что…  кажется, что оно  отражает в себе Нечто Истинное. И тогда можно только рассмеяться, но есть те, кто строго скажет: «Посмотрим, что будет, когда вы заболеете, посмотрим, что будет, когда вы состаритесь.» (Все это  произошло из-за всей той работы, которая представляет собой  просто целую комедию в масштабах земли, и так было, и было так…) Ну и что? Зачем быть строгим? — Пусть они будут счастливы, они представляют… да это как пена на свежем пиве!

 

*

*  *

 

Перед уходом  ученика

 

Этой ночью я видел сон,  и вот последнее, что я помню. Была как бы горная дорога, и по ней ехали громадные машины наподобие танков, очень черные, очень высокие — они поднимались в гору. Было впечатление, что это были русские или китайцы, как бы огромная колонна военного транспорта, очень-очень черная, она поднималась в гору.

 

Это не сон! Возможно, это то, что происходит там, вверху.[232]

Вероятно, ты был там.

 

(молчание)

 

Да, так можно увидеть многое, очень многое.

 

(молчание)

 

Это для того, чтобы показать тебе, что ты имеешь внутренние чувства — можно пойти посмотреть, можно пойти погулять и вернуться. [Смеясь] Это такие упражнения![233]

 

 

26 октября 1963

 

(По Пондишери недавно прошел циклон,  и на ученика напала какая-то странная лихорадка)

 

Ты ничего не почувствовал во время этого циклона, ничего особенного?

 

Всегда есть  ощущение чего-то яростного, и это не так-то мило!!

 

[Смеясь] Очевидно!

Он пришел с одной стороны, затем было мертвое затишье — это всегда так. Ты знаешь, как устроен циклон? Это нечто вращающееся, а в его центре — мертвое затишье; все вокруг захвачено вихрем, и все это вращается и движется. Так что первая часть (то, что можно назвать фронтом циклона) приходит с одной стороны, затем циклон проходит дальше, и вторая часть приходит с противоположной стороны. У нас здесь есть американец - вице-адмирал, он хорошо знает все это — все моряки хорошо знают это— он издали увидел циклон в море и предупредил нас. Но это всегда так, я его заметила. Первая волна пришла с севера, но, поскольку мы были предупреждены, то все было закрыто. Затем ветер полностью стих, но южные окна оставались открытыми. И вторая волна пришла с другой стороны (она пришли ближе к вечеру,  чуть раньше 7 часов вечера,  точно не помню; во всяком случае, я сидела за столом), и я увидела… я увидела этот подходящий вихрь, и внутри него были какие-то формации:  какое-то нагромождение масс, там были темно-серые и красновато-коричневые массы. И я наблюдала за этим; издали я увидела, что их там было много: большие формации, величиной с дом. Это приближалось громоздящимися массами, как какие-то формации в вихре. И я сидела там, я как раз начала ужинать, когда одно красно-коричневая  формация пронеслась отсюда прямо к твоему дому [Мать делает взмах с юга на север] и ударила меня. Мой мальчик! Боль, от которой хочется выть, затем ужасное недомогание. Тогда, естественно, я использовала свое обычное лекарство: оставаться неподвижной, отдавая все Господу. Эта формация прошла, она не остановилась (она пришла, ударила и понеслась дальше), она оставила за собой (потом боль стала приглушенной: вполне терпимой) нечто вроде ощущения совершенно особенного недомогания… некая озлобленность, как острые когти, впившиеся в живот. Так что я ожидала, что что-то произойдет и с тобой — другие люди, находившиеся на пути этой формации, тоже чувствовали приступы подобного  заболевания. Должно было быть немало таких случаев, поскольку я видела множество формаций, и это была только одна из них. Я видела, как она пронеслась со скоростью циклона, ударила и понеслась дальше. Так что, когда мне сказали, что у тебя была лихорадка, я сразу же подумала: «Это оно.»

Было больно?

 

О! ужасно, я словно горел изнутри.

 

Да, это как раскаленные железные когти. И другие чувствовали то же самое, в точности то же самое.

 

У меня болело все тело, все мышцы, как если бы меня побили.

 

Да, это так, мой мальчик. Доктор сказал бы, что это была масса  микробов или вирусов (или Бог знает чего), но это была злая витальная воля — витальная злоба — но с достаточной материальной оболочкой, чтобы действовать напрямую [Мать ударяет]: это было мгновенно, не нужен был никакой инкубационный период! Мгновенно, как если бы по животу полоснули огненным мечом — миленько, нечего сказать.

Это пришло и ушло.

Но я остановила непосредственное воздействие (непосредственное воздействие было… близким к катастрофе), я остановила его с помощью своего  известного средства: с помощью внутренней неподвижности, отдав все Господу. Однако вчера я чувствовала себя не очень-то хорошо (я еще не полностью оправилась), как если бы мое тело ужасно встряхнули.

Потом я видела много чего, ну и ну! Этой ночью я столкнулась с  враждебной организацией в наиболее материальном витальном, цель которой - сбивать с пути неосвещенные духовные стремления. Был как бы проповедник, который учил, как что делать, и мне приходилось все это опровергать и разъяснять — ведь у него была приличная аудитория, и эту аудиторию он собирал по ночам, так что, когда люди просыпались, они не сознавали того, что было ночью, но это на них влияло. Это приводит к некой одержимости. Это было (о! я часто вижу этого господина), это высокое, черное существо — оно черное, совершенно черное — но перед людьми он рисуется великим Посвященным! Люди не видят его таким, каким он является на самом деле (должно быть, они видят его очень привлекательным), и он учит как раз вещам, способствующим дезинтеграции. Он детально учит, как что делать — он великолепный мастер mischief [обмана]. Но я все оспаривала, все разъясняла в деталях, очень тщательно, очень сознательно, и когда это закончилось, я отдала все это Господу — и потом я не знаю, что с ним произошло!

 Мы вовсе не довольны тем, что происходит здесь! [Мать смеется]

 

Тогда это хороший знак.

 

Да, но… Это задает легкую встряску людям.

Странно то, что L, который был на пути этой формации [жест с юга на север], тоже заболел, как и ты,  его лихорадило: то же самое, те же боли — очень специфические боли. И U тоже был охвачен ею; но днем раньше я объясняла ему, как защищаться, и он мне сказал, что уже давно использует этот мой метод и что он очень хорошо работает. Я объясняла ему, как «все передавать» Господу (то есть, учиться отдавать все Ему); он попробовал и сказал мне: «Это отлично работает, болезнь не укореняется: маленькое недомогание, а затем все кончается.»

Надо учиться этому. Если делать это головой, это бесполезно; надо уметь призывать эту великую неподвижность… тогда эффект немедленный. Но обычно люди знают, как это делать для других, а не для себя;  что касается их самих, они продолжают вибрировать — когда очень больно, трудно перестать вибрировать. Но это ВОЗМОЖНО; даже когда боль необычайно острая, почти нестерпимая (когда обычно начинают кричать от боли), МОЖНО, можно сделать это и принести в то место, где болит, эту молчаливую неподвижность — неподвижность вечности. Тогда очень-очень быстро, за считанные секунды, острота боли исчезает; остается только память, что надо быть внимательным, чтобы не пробудить ее, думая о ней; но это остается в теле как воспоминание, как когда больно обо что-то ударяешься: получаешь удар, острая боль проходит, но след остается. Он остается более или менее долго. Но если позаботиться о том, чтобы оставаться очень-очень спокойным, неподвижным, ничего не делать, ни о чем не думать, ничего не хотеть, достаточно долго, тогда, я думаю, этот след будет очень маленький.

Представьте, что все это доходит до такой степени, когда ЗНАЕШЬ, что у тебя была очень сильная лихорадка (это приходит вместе с очень сильной лихорадкой, протекает очень бурно), но нет ни одного признака лихорадки! Три-четыре раза я проделала такой опыт: у меня было то, что вызывает  вспышки сильной лихорадки, и когда приходил доктор, я спрашивала его: «Доктор, есть ли у меня лихорадка?» (я прекрасно знала, что лихорадка была, мне не нужно было об этом спрашивать! одна из тех лихорадок, что вызывает очень высокую температуру, но я накладывала эту неподвижность), доктор щупает мой пульс и говорит: «Нет, все превосходно»!

Конечно, это можно имитировать ментально, но это только имитация; я говорю о чем-то ином, что не имеет ничего общего с ментальной волей — [смеясь] может быть, это дар Господа, я не знаю![234]

 

 

30 октября 1963

 

(По случаю дня рождения ученика Мать пишет следующее послание:)

 

«Придет день, когда все прекрасные грезы станут реальностью,

и гораздо более чудесной реальностью,

чем мы можем себе вообразить.

С нашей любовью и нашим благословением.»

 

Я изложила это по-французски, но это то, что сказал Шри Ауробиндо для тебя!

Я умышленно написала «наши».

Он уверенно сказал: «Скажи ему, чтобы он не забывал, что все самые прекрасные, самые чудесные, самые фантастические вещи, о которых мы можем только грезить, есть ничто по сравнению с тем, что будет реализовано» — и все же это будет реализацией грез. Но гораздо более совершенной, более чудесной, более полной, более живой реализацией.

На днях я подумала: «Что бы ему сказать?» И он сразу же ответил мне: «Скажи ему вот что.»

 

Да, так и БУДЕТ.

 

Да, очевидно.[235]

 

 

 

 

 

 

 

Ноябрь 1963

 

 

4 ноября 1963

 

(Мать выглядит уставшей)

 

Вчера я решила встретиться с Суджатой, там меня задержали,  под предлогом, что у них витрины, и люди скоро придут на них посмотреть, так что надо как-то упорядочить предметы на витринах, я расставляла предметы, это было совершенно бесполезно … Проведя больше часа за этой работой, я сказала: «Уходите! с меня довольно! и… делайте, как хотите.» Я была измучена[236].

Лавина людей, писем, усложнений… Но, в то же время, это лавина… (как сказать?) все-все становится таким новым. Все. Все.

Один пример: вчера в течение, по меньшей мере, четверти часа, я была наполнена чудесным восхищением — изумительным — невероятным воображением Природы, которая изобрела всех этих животных. Я видела всех животных во всех подробностях— то есть, эпоху до появления человека. Как следствие, не было разума. Когда не было разума, это воображение было таким чудесным, ты знаешь! Было так, как если бы я жила там внутри: не было человека, не было мысли, но была эта мощь воображения, создававшая один вид за другим, один за другим, и со всеми подробностями… И все стало вот так, как если бы было УВИДЕНО в первый раз и совсем под другим углом зрения: все-все, характеры людей, обстоятельства, даже движения земли и звезд, все стало таким, совершенно новым и… неожиданным в том смысле, что полностью ушло все человеческое ментальное видение! Тогда все стало гораздо лучше! [смеясь] гораздо лучше без человеческого разума (я не имею в виду, что они лучше без человека, а хочу сказать, что, увиденное с иной, чем человеческая, точки зрения, , то есть, не с точки зрения разума, все становится чудеснее).Каждая минута, каждая деталь, все люди, все вещи, все… Деревья [Мать смотрит на кокосовую пальму перед своим окном], оголенные циклоном; вот,  оно так чудесно выдержало удар циклона и снова зацвело — у него старая листва, поврежденная циклоном, но цветы - новые! Так мило, так свежо!… Все вот так.

Я тоже. Я тоже, я видела себя [смеясь] под новым углом зрения! И все, что в свое время было не совсем проблемами, но, по крайней мере, «вопросами, которые надо решить» (какие-то действия, какие-то связи), все это ушло-убежало! И есть нечто, что порядком забавляется — я не знаю, что это, но оно здорово забавляется.

Внешне, как я тебе сказала, все свалилось на меня (на «меня», это не на меня), на это тело, которое должно отвечать, читать письма, встречаться с людьми… тогда как оно гораздо лучше проводит время, когда может просто извлекать пользу из внутреннего переживания, иметь это новое видение вещей — ведь все это очень материально, это не значит выйти из Материи, чтобы увидеть мир другим образом (это-то делали еще давно, конечно же, в этом нет ничего нового, это не чудесно), это не то: это Материя смотрит на саму себя совершенно новым образом, вот что забавно! Она заново смотрит на все совершенно по-другому. А меня опять погружают в этот идиотский способ видения вещей, такой обычный для людей, где все становится проблемой, усложняется. И я должна — я должна отвечать людям, слушать, когда они мне говорят… Жаль.

Меня заставляют терять мое время.

 

*

*  *

 

(Позже Мать, думая о подготовке  ближайшего выпуска «Бюллетеня», спрашивает, какой следующий Афоризм)

 

Афоризм 95..

Только если мы полностью отречемся от желания или полностью его удовлетворим, Бог сможет заключить нас в свои объятия целиком, ибо в обоих случаях выполняется непременное условие: желание умирает.

 

Невозможно полностью удовлетворить желание — это что-то невозможное. Но и отречься от желания тоже: вы отвергаете одно желание и заполучаете другое. Поэтому оба способа относительно невозможны — можно только войти в состояние, где нет желаний.

 

(долгое молчание)

 

Жаль, что я не могу отмечать все приходящие переживания, потому что как раз в эти последние несколько дней было очень ясное восприятие истинного функционирования, которое является выражением всевышней Воли, оно спонтанно, естественно и автоматически передается через индивидуальный инструмент; можно даже сказать (потому что ум спокоен, он держится спокойно): через тело. И было ясное восприятие того момента, когда выражение божественной Воли замутнено, искажено (distorted) привнесением желания, особой вибрацией желания, которая имеет  свое собственное качество, она появляется, следуя множеству видимых причин: это не только жажда обладания чем-либо, нужда в чем-то или привязанность к чему-то; эта же самая вибрация может быть вызвана и тем, например,  что проявленная воля казалась (или, во всяком случае, принималась за) выражением всевышней Воли, но произошла путаница между неким непосредственным действием, которое, очевидно, было выражением всевышней Воли, и результатом, который должен был за ним последовать — это очень частая ошибка. Есть привычка думать, что когда хочешь чего-то, это должно придти; но такое видение слишком недалекое— слишком недалекое и слишком ограниченное, и это вместо того целостного видения, которое позволило бы увидеть, что и эти вибрации необходимы, чтобы вызвать определенное число других вибраций, и что СОВОКУПНОСТЬ этих вибраций приведет к тому результату, который не является непосредственным результатом выпущенной вибрации… Я не знаю, ясно ли я выразилась, но это постоянное переживание.

Я привела бы пример, и тогда это легче было бы понять, но это должен быть живой пример, иначе он не имеет ценности.

Как раз в эти последние несколько дней я изучала и наблюдала это явление: вибрация желания добавляется к вибрации Воли, исходящей от Всевышнего (в маленьких повседневных действиях). И в видении свыше (если, конечно, позаботиться о том, чтобы сохранить осознание этого видения свыше), видно, что эта выпущенная вибрация была в точности вибрацией, выпущенной Всевышним, но вместо того, чтобы достичь непосредственного результата, ожидаемого поверхностным сознанием, она вызвала целую совокупность вибраций, чтобы достичь другого результата, более отдаленного и более совершенного. Я не говорю о чем-то грандиозном или о действиях в масштабах земли, я говорю о совсем маленьких житейских вещах. Например, говоришь кому-то: «Дай мне это», и он, вместо того чтобы дать это, неправильно понимает и дает другое; тогда, если не заботиться о том, чтобы сохранить видение целого, то может возникнуть определенная вибрация, скажем, вибрация беспокойства или неудовлетворенности, и ощущение, что вибрация Господа не понята или не воспринята. Что же, именно эта маленькая ДОБАВЛЕННАЯ вибрация нетерпения (или, в действительности, непонимания того, что происходит), это ощущение нехватки восприимчивости или отклика имеет качество желания — это нельзя назвать «желанием», но это вибрация того же рода. И именно это все усложняет. Если имеешь полное, точное видение, тогда знаешь, что «дай мне это» приведет к другому результату, чем непосредственно ожидаемый, и этот другой результат приведет как раз к тому, что должно быть. Я не знаю, ясно ли я выражаюсь, это немного сложно… Но это дало мне ключ к разнице между качеством вибрации Воли и вибрации желания. И, вместе с этим, дало возможность устранения этой вибрации желания благодаря более широкому и более полному видению — более широкому, более всеобъемлющему и более далекому, то есть, видению более  цельному.

Я настаиваю на этом, потому что это устраняет всякий элемент нравственности. Это устраняет уничижительное представление о желании. Это видение все больше и больше устраняет представления о добре и зле, о хорошем и плохом, о низком и высоком и так далее. Есть только то, что  можно назвать разницей вибрационного качества, почти так, — «качество» все еще несет с собой идею о более высоком и более низком, это не качество, это не интенсивность, я не знаю термина, который используется для  различения вибраций, но это именно так.

И потом, и это замечательно, Вибрация (то, что можно было бы назвать качеством вибрации, которая исходит от Господа) конструктивна: она созидает, в ней покой и свет; тогда как  вибрация желания и другие, ей подобные, усложняет, разрушает и затемняет, искривляет вещи — затуманивает и искажает их, искривляет. И это отводит свет: это вызывает какую-то серость, и за счет бурных движений эта серость может усиливаться, приводя к очень сильному затемнению. И это так даже там, где нет страстей, там, куда страсти не впускаются. Ведь вся физическая действительность стала просто полем вибраций, которые переплетаются друг с другом и, сталкиваются , к сожалению, тоже,  конфликтуют. И стычка, конфликт являются высшей степенью помутнения, беспорядка и путаницы, их создают некоторые вибрации, они,  в сущности, являются вибрациями неведения (и они такие, потому что мы чего-то не знаем ),  они такие мелкие, такие узкие, такие ограниченные — такие недальновидные. Проблема перестает видеться с точки зрения психологии: здесь только вибрации.

Но если посмотреть на это с точки зрения психологии… На уровне разума все очень легко; на витальном уровне это не очень трудно; на физическом уровне - немного потруднее, потому как там желание приобретает вид «необходимости». Но и там тоже  в эти последние дни   - развернулось поле для опытов: изучение медицинских и научных концепций строения тела, его потребностей и того, что для него хорошо и что для него плохо. И все это, по сути, тоже сводится все к тому же вопросу вибраций. Это было довольно интересно: была видимость (ведь все, видимое обычным сознанием, - это просто видимость), была видимость пищевого отравления (грибами, которые считаются ядовитыми). Это было предметом особого изучения: найти, есть ли что-то абсолютное в этом отравлении, или оно относительно, то есть, базируется на неведении, плохой реакции и отсутствии истинной Вибрации. И вот какой получился вывод : это вопрос пропорции между количеством, суммой вибраций, принадлежащих Всевышнему, и суммой вибраций, еще принадлежащих тьме; и, в зависимости от пропорции, отравление становится либо чем-то конкретным, реальным, либо чем-то, что может быть устранено, то есть, тем, что не сопротивляется воздействию Вибрации Истины. Это было очень интересно, потому что, сразу же, как только сознание было осведомлено о причине нарушения функционирования тела (сознание восприняло, откуда это пришло и что это было), сразу же началось наблюдение: «Посмотрим, что произойдет.» Сначала надо привести тело в состояние полного покоя с уверенностью (которая всегда есть там), что все происходит только лишь по Воле Господа и результат - это тоже  Воля Господа, и на все последствия есть Воля Господа и что, следовательно, надо быть очень спокойным. И вот тело очень спокойно: ни беспокойства, ни возбуждения, тело не вибрирует, нет ничего — тело очень спокойно. Тогда в какой мере результат неизбежен? Поскольку было поглощено определенное количество материи, которая содержит элемент, не благоприятный для элементов тела и для жизни тела, тогда какова пропорция между благоприятными элементами и неблагоприятными элементами или между благоприятными и неблагоприятными вибрациями? И я очень ясно увидела: эта пропорция зависит от количества клеток тела, которые находятся под прямым Воздействием и отвечают только всевышней Вибрации, и количества других клеток, которые еще принадлежат обычному способу вибрировать. И это было очень ясно, ведь я видела все возможности, начиная с обычной массы [клеток], которые глубоко потрясены и встревожены, там надо использовать все обычные средства, чтобы избавиться от нежелательного элемента, и кончая  всей целостностью клеток, что откликнулись на высшую Силу, а она  действует так, чтобы вторжение не могло иметь никакого последствия… Но это еще грезы завтрашнего дня — мы в пути. Но эта пропорция стала достаточно благоприятной (я не могу сказать, что она приобрела абсолютную мощь, это далеко не так) но она стала достаточной, чтобы последствия заболевания не длились очень долго, и ущерб бы был, так сказать, минимальным.

Все  эти переживания, одно за другим — все ФИЗИЧЕСКИЕ переживания тела — указывают на одно и то же: все зависит от пропорции между элементами, которые отвечают исключительно Влиянию Всевышнего, между элементами, которые половина-наполовину, находятся на пути трансформации, и между элементами, которые все еще погружены в старый процесс вибрации Материи. Число последних уменьшается; кажется, их число значительно уменьшилось, но их все еще остается достаточно много, чтобы вызывать неприятные последствия или неприятные реакции — это то, что не трансформировалось, что еще принадлежит обычной жизни. Но все проблемы, будь то психологические, чисто материальные или проблемы на уровне химического состава, все проблемы сводятся к этому: к вопросу вибраций. И есть восприятие этой совокупности вибраций и того, что можно было бы назвать (грубо и очень приблизительно) разницей между конструктивными и деструктивными вибрациями. Скажем, что (попросту выражаясь) все те вибрации, что исходят от Единого и выражают Единство, созидательны, а все усложнения обычного разделяющего сознания ведут к разрушению.

 

(долгое молчание)

 

Всегда говорят, что именно желание создает проблемы (и так оно и есть, не правда ли). Желание может быть просто чем-то, что добавляется к вибрации воли. Также говорят, что ничто не происходит кроме как по всевышней Воле, тогда как же совместить эти положения и как они могут быть истинны одновременно? Эта проблема была поставлена передо мной, и я нашла… Сама воля (когда это только Воля, высшая Воля, выражающая себя) пряма, действует непосредственно, и значит, никакие препятствия не возможны; так что все, что задерживает, мешает, усложняет или даже приводит к провалу, ОБЯЗАТЕЛЬНО является примесью желания.

Это видно во всем. Возьмем, к примеру, внешнее поле действия, во внешнем мире и с внешними обстоятельствами (естественно, говорить «внешнее» — это заведомо ставить себя в ложное положение ), но, к примеру, если, находясь в самом высоком сознании, сознании Истины, говоришь кому-то «Пойди (я привожу один пример из миллионов), пойди, найди такого-то и скажи ему то-то, чтобы получить то.» Если этот человек восприимчив, внутренне неподвижен и surrendered [покорен], то он идет, видится с тем, кем нужно, говорит, что нужно, и все в порядке — без ВСЯКОГО усложнения, «просто так». Если же у этого человека активное ментальное сознание, нет полной веры и есть вся эта смесь того, что привносят эго и неведение, тогда ему трудно, он видит проблемы, которые надо решить, видит все сложности — естественно, все они и воспроизводятся! И тогда, в зависимости от пропорции (всегда, во всем, есть некий вопрос пропорции), в зависимости от пропорции, порождаются усложнения, теряется время, все откладывается или, что еще хуже, искажается, идет не так, как должно, меняется, ослабляется, деформируется или, в конце концов, вовсе не осуществляется — ступеней таких много-премного, но все они принадлежат области усложнений (ментальных усложнений) и желаний. Тогда как другой способ – способ непосредственного действия. Таких случаев не перечесть (всех таких случаев), как и случаев непосредственного прямого действия; тогда люди вам говорят: «О! Вы сделали чудо!» Нет никакого чуда: так всегда и должно быть. Это благодаря тому, что посредник ничего не добавил от себя в действие.

Я не знаю, понятно ли это, но как бы там ни было…

Так что, начиная с мельчайших вещей и кончая тем, что  в масштабе земли… Я не хочу вносить ничего личного, поэтому не привожу конкретных примеров, но есть забавные примеры, как например, сделать такого-то человека президентом или премьер-министром — если есть хороший посредник.

Это может достигать действия в масштабе всей земли.

В масштабе земли тоже есть примеры того, как дела делались «просто так»: никто не понимал, как это было сделано, почему это было сделано — вот так, просто, совсем просто все устраивалось. А в других случаях просто для того, чтобы получить визу или разрешение, нужно свернуть горы! Так что, начиная с самой маленькой вещи, самого маленького физического недомогания и кончая самыми масштабными действиями, везде один и тот же принцип, все сводится к одному и тому же принципу.

Естественно, когда есть опыт, это очень легко понять, но это трудно объяснить (кстати, я не думаю, что это можно поместить в «Бюллетень»).

 

Да нет  это ясно!

 

О! Это невозможно понять.

 

Нет-нет.

 

В конце концов… я стараюсь, насколько возможно, избегать личного элемента.

 

Это ясно.

 

Действительно?… Ну ладно [смеясь],  тогда хорошо![237]

 

 

13 ноября 1963

 

(Относительно одной «Беседы»от 8 января 1951 года, на которой Мать сказала: «История земли кажется историей побед, за которыми следовали поражения, а не историей поражений, за которыми следовали победы… [Но] в действительности, движения Природы напоминают движения морских приливов и отливов: сначала все движется вперед, затем назад, снова вперед, снова назад… что означает во вселенской жизни, даже в земной жизни, постепенное продвижение, несмотря на то, что, кажется, что оно прерывается отступлениями. Эти отступления — только видимость, как когда набирают разбег, чтобы сделать прыжок. Кажется, что вы отступаете, но это только для того, чтобы прыгнуть еще дальше. Вы скажите мне, что все это очень хорошо, но как вселить в детей уверенность, что истина восторжествует? Ведь когда они станут изучать историю, когда они будут наблюдать природу, они увидят, что все не всегда хорошо кончается.»

 

(Мать остается задумчивой)

 

В сущности, пока есть смерть, все всегда будет плохо заканчиваться.

Только победа над смертью избавит от  плохого конца… то есть, тогда возвращение в Бессознательное не будет больше необходимым, чтобы начать новый виток прогресса.

Весь процесс развития, по крайней мере, на земле (не знаю, как он идет на других планетах) таков. И может быть (я не очень-то знаю историю астрономии) вселенной это тоже касается — знают ли они, погибают ли вселенные физически, есть ли физическая история конца вселенной?… Традиции говорят вам, что вселенная когда-то была создана, затем она отходит в пралайю, и затем возникает новая вселенная; и, согласно традициям, наша вселенная является седьмой, и, будучи седьмой вселенной, наша вселенная не вернется в пралайю, а будет постоянно прогрессировать, без отката назад. Вот, кстати, почему в человеческом существе есть эта нужда в постоянстве и непрерывном прогрессе — потому что время пришло.

 

(Мать остается

в состоянии созерцания)

 

 

20 ноября 1963

 

Что нового? Как твои дела?

 

Так себе.

 

Не очень хорошо?

 

Не очень.

 

Здоровье в порядке?

 

Тоже не очень-то.

 

Что с тобой?

 

Внутри не все в порядке.

 

А, вот что! И что там внутри?

Не хочешь сказать мне?

 

Я немного… разочарован.

 

Чем же?

 

Моя вера не колеблется, но у меня такое впечатление, что за исключением определенного числа вещей, которые я должен делать, в которых получаю определенную помощь, действительно помощь свыше, во всем остальном, ничего. Ты понимаешь, прошло уже 10 лет, как я пришел сюда, и ничего — не могу сказать, что мне не хватает  веры, но нет развития.

 

Возможно, нет того развития, которого ты ожидаешь.

 

Что ж, для меня развитие заключается в развитии сознания: чтобы ВИДЕТЬ. Я не знаю, надо видеть!

 

А! всегда этот вопрос «видения».

 

Конечно!

 

Но это не обязательно, есть люди, добивающиеся результата, не видя.

 

Но это кажется мне совершенно неполным. Нет сознания.

 

Нет сознания?

 

Нет.

 

Ты не осознаешь?

 

Что???

 

(молчание)

 

Моя вера не меняется: несомненно, есть Истина; даже если ничто не случится за двести лет, все равно будет та же Истина, но…

 

О, два столетия, это ничто! Вот посмотрим через  два тысячелетия, дитя мое … Ты слишком торопишься.

 

Действительно, мне казалось… Когда я начал заниматься йогой, это казалось мне совершенно естественным: делаешь то-то и приходишь к такому-то результату — это казалось мне очевидным. Пошатнулась эта очевидность.

 

Да, это то, что я чувствовала. Представь, что все последнее время, почти две-три недели, у меня было как бы craving [жажда, желание] эффектов (то, что ты называешь «результатами»). Для меня это были «эффекты». И я сказала себе: «Странно, никогда в жизни у меня такого не было, мне это было совершенно безразлично, откуда эта жажда?» — Все время я подхватываю твои болезни! Скажи-ка, это не очень-то любезно! [смех]

А! Теперь я поняла, а я-то спрашивала себя: «Откуда это идет, откуда это идет?…»

Хорошо.

Что же, это пройдет. Скоро пройдет.

 

(молчание)

 

Мне показали совершенно объективно, но очень тонко, эффекты, незначительные по своим масштабам, но ГРАНДИОЗНЫЕ, ты понимаешь, грандиозные по своему качеству. И с улыбкой, как если бы насмехались надо мной, говорили мне: «А! ты хочешь результатов, вот тебе результаты; ты хочешь эффектов, вот тебе эффекты.» И затем добавили (ты знаешь, я называю «незначительным» то, что касается всех маленьких ежеминутных обстоятельств жизни): «Ты хочешь масштабных, ЗЕМНЫХ результатов? Что же, вот эти гораздо более значительны по своему качеству, чем те, что ты видишь.» И, действительно, я увидела что-то маленькое, совсем маленькое, просто движения сознания в Материи, все это маленькое было… действительно ошеломительным по своему качеству,  но таким, что его ни за что не заметишь, потому что оно не имеет никакого значения (внешнего значения). Его можно заметить, только если все очень тонко, тонко подмечать, потому что это в самом деле явления сознания клеток — у тебя есть осознание собственных клеток?

 

(Ученик качает головой)

 

Нет. Что же, осознай каждую свою клеточку, и ты увидишь, результаты есть!

 

Все эти дни приходит… как доказательства, доказательства, которые сметают сомнения: доказательства вездесущности Всевышнего, его присутствия В САМОЙ НЕСОЗНАТЕЛЬНОЙ МАТЕРИИ (как кажется, несознательной) — это нечто настолько поразительное, что рациональный разум с трудом может поверить в это. Но он вынужден. Только замечаешь это, когда достигаешь того самого тонкого внимания, что вместо того, чтобы хотеть чего-то грандиозного, от чего много шума, много движения, что кажется очень ослепительным, ты довольствуешься наблюдением за очень, очень маленькими, мельчайшими деталями, которые для нашего претенциозного разума совершенно незначительны, но которые для Всевышнего являются неопровержимыми доказательствами.

 

Но мне не нужны доказательства! Ни на секунду я не сомневаюсь, в моем сознании нет сомнения.

 

Тогда чего же тебе не хватает?

 

Ну, я говорю себе, что я ни на что не гожусь! Я ни на что не способен. Это все.

 

Но это не так!

 

Тогда почему же я ничего не осознаю?

 

Но это ложь, мой мальчик.

 

Но я не знаю ничего о том, что происходит. Например, когда я просыпаюсь утром, я не имею ни малейшего представления о том, где я был ночью.

 

А я всегда стараюсь не помнить!… Всевозможные препятствия у меня на пути — но у меня получается, начинает получаться. Когда я ложусь, я прошу: «Ради любви небес! Ради Твоей любви, Господи, позволь мне блаженно и спокойно отдохнуть, не сознавая… весь этот никчемный хлам жизни людей.» И когда я просыпаюсь (я просыпаюсь четыре-пять раз за ночь, то есть, я выхожу из своего транса и вхожу во внешнее сознание), всякий раз я замечаю, что было какое-то событие, но сразу же появляется нечто и делает фрр!… [жест стирания], потому что я просила об этом; так что все уходит. И у Него, у Господа, ты знаешь, отличное чувство юмора, [Мать смеется], оно гораздо больше, чем мы думаем, потому что Он дает мне только почувствовать что-то, что сразу же становится крайне интересным, как откровение (однажды, я была связана с политической обстановкой в стране), затем, естественно, по моей дурацкой просьбе, как только я просыпаюсь, как только я возвращаюсь к внешнему сознанию, что-то приходит и делает фрр!… и все исчезает. Тогда я предпринимаю маленькую попытку вернуть это, но я слышу, как кто-то смеется и говорит: «Ты видишь!…»

Вообщем, вывод из всего этого, что мы дураки! мы хотим того, что нам не дано, мы не хотим того, что нам дано, и мы смешиваем всяческие личные желания с той заботой, которую Господь проявляет к нам.

 

Но я не могу назвать состояние несознания «заботой»! Когда я неосознаю, я чувствую, что это нехорошо!

 

А разве ты неосознаешь?

 

Конечно, ну что я осознаю?…

 

Мой мальчик…

 

Я осознаю  свой собственный шум, свой собственный гам, свои истории, вот что я осознаю!

 

[Мать смеется] Помню, и это было не ночью, это было днем, когда я гуляла; помню, как Господь сделал мне комплемент по поводу тебя.

 

Вот как!…

 

Нет не так, не так, как мы слышим и понимаем комплименты.

Меня интересовал способ, каким Истина должна использовать возможности разума, чтобы выразить себя (потому что от вас требуется успокоить ум, и вот это достигается, это несложно, но цель не в этом: это только средство, это чтобы изменить способ функционирования разума), так что я изучала способ функционирования, каким он должен быть  у разума в истинной жизни (в супраментальной жизни, поскольку Шри Ауробиндо говорил, что он назвал «супраментальным» проявление Истины и Света).Так вот, я изучала. Я делала нечто вроде инспекции по всей земле, спрашивая себя: «Есть ли на земле умы, готовые воспринять и проявить — особенно проявить — должным образом эту вибрацию?» И я услышала, как Господь мне кое-что говорит (естественно, я перевожу): «Но почему ты ищешь так далеко? Подходящий инструмент — рядом с тобой.» Это был ты. Так что я подумала: «Все в порядке.»

Я нисколько не сомневаюсь в Его суждении!

Но поскольку ты протестуешь и горячишься… И Он показал мне, как капля Света приходит, вспыхивает, испускает излучение во все стороны и проходит через твой ум, не затемняясь,— было очень радостно видеть это.

Я не говорила об этом… нужно ли делать комплименты? Сам факт был более важен, рассказать или нет – это не так уж важно. Но раз уж ты не доволен, я тебе говорю: вот как обстоят дела. Может быть, это - привычка ко внутреннему протесту — ты не бунтарь по природе?

Я пыталась понять, почему твоя физическая жизнь началась (хорошо, не совсем началась, но ты был тогда очень-очень молод) с такого болезненного опыта [концлагерей]. И я увидела, почему: это было как разделение (это не разделение), как disentanglement [расслоение], ты понимаешь?… В каждом человеческом существе есть две части: та часть, которая пришла из прошлого, которая сохранилась, потому что она сформирована и сознательна, а затем есть эта темная, несознательная масса, действительно мутная, которая добавляется каждую жизнь; часть из прошлого входит в эту массу и обнаруживает себя полностью заключенной, ты знаешь — опутанной, обнаруживает– себя узником — и обычно требуется больше чем полжизни, чтобы выбраться из этого нагромождения. Что же, в твоем случае, о тебе позаботились… более чем двойная доза в начале, и произошло что-то вроде выдергивания: одна часть вырвалась наверх, а другая часть упала вниз. И та часть (это действительно почти как фильтр), та часть, которая поднялась, оказалась сильно очищенной, совершенно очищенной от всего этого мусора: она начала очень хорошо сознавать то, где оказалась, эту смесь… Как раз сегодня все утро, пока люди обременяли меня работой, было очень острое осознание той части, которая все еще, действительно, принадлежит Несознанию, Неведению, Темноте и Глупости, которая… не такая гармоничная, как деревья или цветы; это нечто не такое спокойное, как камень,  и не такое  сильное и гармоничное, как животное — это нечто действительно падшее. Это действительно человеческая низость. И, может быть [в твоем случае] (нет, не «может быть», я точно знаю), это было необходимо, чтобы все просветлело — отстоялось, ты знаешь, как отстаивается жидкость? — Точно так же: это проступает Свет, становится светлее Сознание. И это так, в тебе есть совершенно просветленная часть; всякий раз, когда я вижу это (я соприкасаюсь с этим в процессе работы), это радует качеством света, качеством вибрации, эта часть очень просветленная. Но остался еще некий налет, осадок( осадок, ты знаешь?), и он немного нагружает — его ты осознаешь.

Но не надо говорить о нем, как о «я»! Это не ты, этот осадок — не ты!… Но ты ведь осознаешь и Свет?

 

Да, я осознаю его, когда я пишу, например.

 

Да, когда ты медитируешь.

 

Да, но это все. Это некий свет или сила.

 

Мой мальчик, это так мило! Это искрится как шампанское — это так мило, и это свет. Ты представляешь, как пенится и играет шампанское? Так же играет свет.

 

Но почему это не передается во внешнее пробужденное сознание?

 

Тебе надо придти к осознанию или знанию, что это [тело] - не ты — беда в том, что когда ты говоришь «я», ты думаешь об этом [Мать хлопает по своему телу], но это не так! Это не ты! И ты должен чувствовать, что это не ты, прежде чем ты снова сможешь спуститься в тело, завладеть им и изменить его. Пока ты говоришь «это я», ты связан, лишен свободы действий.

Ты — это вот что [жест над головой], это там: это то, что искрится в свете — это и есть ты. А это [тело] - не ты, это осадок. У тебя все еще есть себялюбие тела! Надо, чтобы ты чувствовал: это не я, это не я. Это… да, это та смесь, что досталась тебе от папы и мамы, бабушек и дедушек, это невежественная смесь… Я сделала это открытие в возрасте 15-17 лет; я стала ясно видеть все эти «подарочки» (если их можно так назвать), что достались мне от родителей, бабушек и дедушек, образования, людей, окружавших меня, от всей этой трясины, в которую падаешь головой вперед. И потом, качество вибрации и качество ощущений, так называемых «мыслей» (это не мысли, это своего рода ментальные рефлексы, почти автоматические) и чувств (если это можно назвать чувствами: это нечто вроде реакций на среду и на то, что приходит из вне), все это кишит — ты знаешь, это кишит, как черви в грязи.

Когда ты видишь все это и начинаешь говорить «но это не я!» и чувствовать, что это не я: «Это не я! нет — я, это то, что наблюдает; я это то, что изъявляет волю, то, что знает…»

Должно быть, к тебе приходят откровения,  а ты даже не замечаешь этого! У тебя все это здесь [жест над головой ученика], там полно откровений, мой мальчик! А ты хочешь увидеть глазами витального уровня, иметь переживание на тонком физическом уровне, но подобные вещи не могут к тебе придти, потому что ты находишься там [жест над головой], а здесь — здесь находится этот осадок.

 

(молчание)

 

Но, я не знаю, очевидно, твой случай особенно интересен Господу, потому что Он показывал мне много чего из твоей телесной жизни, из реакций твоего тела — должно быть, Он занимается тобой! [смеясь] Возможно, если ты воздашь ему должное, ты заметишь это!

 

Скорее я ворчу, раздражаюсь, обманываюсь в ожиданиях.

 

О! ты всегда ворчишь — ты бунтарь по природе.

Это досадно, мы теряем время.

 

(молчание)

 

Но, должно быть, пришло время перемен, потому что мне показали самое худшее — твое наихудшее состояние — а затем то, чем ты должен быть. В действительности, сейчас я поняла [смеясь], я много занималась тобой в последнее время.

 

Должен сказать, то, что я вижу,  не очень-то мило.

 

Каждый рождается с… (как назвать это?) some special twist [неким особым «вывихом», изъяном] [смеясь] — я знаю собственный  изъян, я очень хорошо его знаю! (Я не говорю о нем, потому что тут нет ничего забавного.) Но этот изъян остается последним, на самый конец. Следуя нашей глупой человеческой логике, мы говорим себе: «Это то, что должно уйти первым», но это не так: это то, что уйдет последним! Даже когда все это ясно-ясно [жест вверх], даже когда у тебя есть переживания, эта привычка остается и постоянно возвращается. Тогда давишь на нее: она уходит в подсознание; изгоняешь ее и оттуда: она возвращается из вне. Так что если хоть на минуту перестаешь быть начеку, она снова показывается — что за досада! Шри Ауробиндо писал где-то об этом, я не помню слов; я прочла это совсем недавно, и когда прочла это, я сказала себе: «А! вот! Он знал, что это так.» Это утешило меня, и я сказала себе: «Хорошо.» Он говорил, что тот, кто очистил свой разум и т.д. и т.п., кто готов стремиться к Совершенству (это в «Синтезе Йоги», глава «Йога Само-Совершенствования»), «тот готов и терпелив к рецидивам и возвращениям старых ошибок, и он спокойно работает и терпеливо ожидает часа, когда придет время им уйти.» Я сказала себе: «Очень хорошо, вот как оно сейчас.» Я спокойно жду часа, когда… (хотя и не упускаю случая схватить их за кончик носа или кончик уха и сказать: «А, вы еще здесь…»).

Первым делом надо отделить свое сознание, это очень важно; надо сказать: Я-НЕ-ЭТО, это что-то, что было ДОБАВЛЕНО, чтобы я смог коснуться Материи — но это не я. И тогда, если ты скажешь: «Вот что я» [жест: вверх], ты увидишь, что обрадуешься, потому что это радостно — это радостно, это светло, это искрится. Это действительно хорошо, это имеет исключительное качество. И это ты. Но надо, чтобы ты сказал: «Да, это я» и был убежден, что так оно и есть. Естественно, старые привычки начнут отрицать это, и надо, чтобы ты знал, что это старые привычки, вот и все, это не имеет никакого значения — это есть ты. Это совершенно необходимое движение. Наступает момент, когда совершенно необходимо отделить себя от этого, потому что только после того, как отделишь себя от этого, начнешь хорошо осознавать, что мы - там [жест над головой], что ЭТО - мы, только после этого ты сможешь снова спуститься в Материю и изменить ее. Так нужно не для того, чтобы уйти от Материи: это нужно, чтобы стать ее хозяином.

 

Я провожу свои ночи в сточных канавах, я вычищаю  нечистоты.

 

А, это хорошо! [Мать смеется]. О, это очень забавно, потому что я делаю то же самое. Послушай… Ладно! это очень забавно.

Все в порядке, все в порядке.

Надо терпеть. Победа — за самыми стойкими.

Бывают моменты, когда в тебе поднимается отвращение, и в такие моменты надо помнить об этом. Сейчас твое отвращение может иметь какие-то свои причины (!) Но тебе надо только держаться. Ты знаешь, есть одна вещь, я не знаю, пробовал ли ты это делать: как только становится трудно, появляется неудовольствие, протест, отвращение — не важно что — усталость, напряжение, недомогание, все, что угодно, нечто негативное (есть много чего подобного, всевозможных цветовых оттенков), тогда сразу же надо — сразу же — позвать Господа и сказать ему: «Это Тебе». А если ты пытаешься что-то сделать сам (инстинктивно ты пытаешься все устроить с помощью своего самого лучшего света, самого лучшего сознания, самого лучшего знания…), это глупо, потому что продлевает борьбу и, в конце концов, это не эффективно. Единственно эффективное средство —отойти от того, что еще называется «я» и… (без слов или со словами, это не важно), но особенно с пламенем стремления, с этим [жест к сердцу] и с чем-то совершенно искренним: «Господь, это Тебе; только Ты можешь это сделать, только Ты, я не могу…» Это потрясающе, ты не можешь себе представить, как это замечательно! Например, кто-то приходит, докучает тебе невыносимыми историями, хочет, чтобы ты принял незамедлительные решения; надо писать, надо отвечать, надо говорить — все это — и это как нагруженные тачки, которые сваливают на тебя, тачки, груженые темнотой, глупостью, дурными движениями, и тому подобное ; и это сваливают и сваливают и сваливают и сваливают — тебя словно заваливают всем этим. Начинаешь напрягаться; затем сразу же [жест отхода]: «О, Господь…». Остаешься спокойным, отходишь немного назад [жест подношения]: «Это Тебе».

Но ты не можешь себе представить, как это чудно! Сразу же приходит — ясно, просто, без усталости, без поиска — точно то, что надо сделать, или то, что надо сказать, надо написать — все напряжение позади, с ним покончено. И тогда, если нужна бумага, она находится; если нужна ручка для пера, сразу же находится то, что нужно; если нужно… (не нужно: самое главное, не ищи, не пытайся искать, этим ты только добавишь путаницы) — и это здесь. И так ЕЖЕМИНУТНО. Это каждую секунду поле для переживаний. Например, ты имеешь дело с прислугой, которая все делает не должным образом или не так, как, по-твоему,  нужно делать, либо ты имеешь дело с желудком, который работает не так, как ты хочешь, и который доставляет тебе неприятности: это один и тот же метод, нет другого метода. Ты знаешь, иногда… возникают такие напряженные ситуации, что кажется, что вот-вот упадешь в обморок, что тело не может выдержать, это так напряженно; или же есть боль, что-то идет не так, что-то не получается, и из-за этого есть напряжение; тогда сразу же все останавливаешь: «Господь, это Тебе…» Приходит мир и покой, как если бы ты оказался вне существования, и все это уходит — боль уходит, проходит головокружение. И все, что должно произойти, происходит автоматически. И, заметь, это не в состоянии медитации, это проявляется не в действиях земного значения: это – на поле повседневных переживаний, причем непрерывно — когда знаешь, как это использовать. И по любому поводу: когда, например, есть боль, когда все тянет, скрипит, воет, вместо того, чтобы сказать «О, как больно!…», ты призываешь Господа внутрь себя: «Войди сюда», и затем держишься спокойно, не думаешь больше ни о чем — просто остаешься неподвижным в своем ощущении. И более тысячи раз я была ошеломлена: «Смотри-ка! боль ушла!» Даже не замечаешь, как она ушла. Так что люди, которые хотят иметь особую жизнь или некую особую самоорганизацию, чтобы к ним приходили  переживания, ведут себя совершенно глупо — самое большое разнообразие переживаний находится в вашем распоряжении каждую минуту, каждую минуту. Только надо уметь не попадаться на ментальное стремление к чему-то «большому». Как раз совсем недавно мне показали так ясно нечто совсем маленькое, что было сделано мной («я сделала», так говорит тело), нечто совсем маленькое, что было сделано Господом в моем теле (что за длинная фраза!), и мне показали последствия земного масштаба, вызванные этим — я видела это, то есть, видела так же, как я вижу свою руку своими глазами, и этому что-то соответствовало в масштабах земли. Тогда я поняла.

Нам дается все — ВСЕ. Все препятствия, которые надо преодолеть, все (и чем более мы способны, то есть, чем более сложен инструмент, тем более многочисленны трудности), все препятствия, все удобные случаи их преодолеть, всевозможные переживания, сведенные в пространстве и времени, так что они могут быть несметны. И это имеет свои отголоски и последствия по всей земле (я не занимаюсь тем, что происходит во вселенной, потому что в данный момент это не моя работа); но это точно (потому что это было мне сказано, и я знаю это),  то, что происходит на земле, имеет отголоски во всей вселенной. Сидя здесь, ты живешь повседневной жизнью в ее привычной незначительности,с ее нехваткой значимости, c ее нехваткой заинтересованности…  это – чудесное поле для переживаний! несчетных переживаний, их не только нельзя сосчитать, они еще и совершенно разнообразны, от самых тонких до самых материальных, и все это не выходя из своего тела. Только НАДО ВОЗВРАЩАТЬСЯ ТУДА. Невозможно обладать властью над своим телом, не оставляя его.

Как только тело больше не есть вы, как только оно является чем-то, что было добавлено и ПРИКЛЕЕНО к вам, как только это так, и вы смотрите на него сверху (в смысле, психологически «сверху»), тогда можно вернуться в него в качестве всемогущего хозяина.

Надо сначала выйти, а затем снова спуститься в него.

Вот так.

И надо также  смотреть на эти проблемы, на эти дурные привычки (вот у тебя, например, эта твоя привычка протестовать: кажется,  она была примешана к клеткам твоего тела), надо смотреть на все это с улыбкой того, кто говорит: «Я не это. О, это было добавлено ко мне… это было добавлено…». И ты знаешь, это добавили для того, чтобы привести тебя к одной из тех побед, которые ты должен одержать.

Я была свидетелем самой полной панорамы всех глупостей этой жизни[238], это предстало передо мной целой панорамой: переходишь от одного к другому, видишь все вместе, и по отдельности, а также всевозможные сочетания. И тогда возникает вопрос «зачем»: «зачем выбирать это?», и сразу же приходит ответ: «Но чем более исток (скажем, «ближе к центру», чтобы ясно выразиться), чем более близок к центру исток и чем более чист в своей сущности, тем больше того, что можно назвать «отталкивающей усложненностью внизу»; потому что чем ниже, тем больше требуется сущностного света, чтобы изменить это.»

Как только вам все это очень мягко рассказали, вы тут же чувствуете удовлетворение, вы больше не мучаетесь — отлично, принимаем все так, как оно есть: «Это так, это моя работа, и я делаю ее; я прошу только одного - делать свое дело, а все остальное не имеет значения.»

Вот так, мой мальчик.

Ох,  ты вынудил меня проболтать![239]

 

 

23 ноября 1963

 

Убит Кеннеди, а значит, может начаться война.

Он был одним из инструментов установления мира — это откат всей политической истории земли.

Но, вероятно, в сущности, это означает, что не все было подготовлено: было что-то, что так и осталось в стадии разработки.

Но мне сказали об этом несколько недель тому назад, в прошлом месяце, когда я совершала обзор всего, что происходит; я услышала, как кое-кто сказал («кое-кто», это такой способ выразить это; я знаю, кто это был): «Kennedy won’t be able to do it» [«Кеннеди не сможет это сделать.»] Я подумала, что этот инструмент слишком мал, я и не подумала о таком исходе.

И, затем, пятеро наших военоначальников из воздушных сил погибли в катастрофе с вертолетом — заметь, вертолеты никогда не разбиваются, к тому же там были самые лучшие пилоты. Это саботаж — коммунисты много чего портят своими диверсиями. Два инцидента подряд.

 

Но такие инциденты всегда происходят во время Кали, в ноябре: в октябре-ноябре.

 

Ноябре и феврале.

 

В феврале тоже?

 

Революции, крупные забастовки, опасные ВНУТРЕННИЕ события, всегда происходят как раз перед 21 февраля. И катастрофы такого рода в ноябре — всегда.

Шри Ауробиндо также говорил, что самое трудное время в году  — с ноября по февраль.

 

(молчание)

 

Надо  становиться шире и терпеть, вот и все. Это единственный урок, который надо усвоить: расширение и выносливость — терпеть — терпеть-терпеть.

Что касается этой катастрофы здесь [пять военоначальников], то погибли пилоты первого класса; есть все основания полагать, что это диверсия. Опять то же самое.

Коммунисты здесь везде все портят своими диверсиями (и на почте тоже саботаж, что досадно), они много чего портят, везде мешают со своими диверсиями.

Так что остается только ждать, терпеть и, затем, все больше и больше расширяться.

 

(молчание)

 

«Kennedy won’t be able to do [«Кеннеди не сможет сделать это…»] Согласно американской конституции вице-президент автоматически становится президентом, сию минуту; и этот вице-президент был символом оппозиции Кеннеди. Даже в его собственной партии, среди демократов, уже было деление.

Хорошо[240].

Так, что ты мне принес?

 

Ничего, милая Мать, кроме «Агенды».

 

Скоро это покажется переливанием из пустого в порожнее — все идет быстро.

 

(молчание)

 

Вчера тебе было лучше?

 

Да, лучше.

 

Я даже почувствовала, как что-то поднялось: я давила и давила, и хоп! это поднялось.

 

Но я чувствую довольно черную тень, она следует за мной.

 

Все еще?

 

Не так, как тогда.

 

Нет. Ты знаешь, то, что дает силу тому, что противостоит, - это суеверное неведение:  суеверное в смысле некой веры в Судьбу, Рок. Это ingrained [въелось], как бы вплелось в человеческую субстанцию. У них один и тот же предрассудок, одно и то же суеверие относительно того, что для них полезно и что -неполезно; относительно божественного Могущества и враждебного могущества — ОДНА И ТА ЖЕ позиция. И из-за этого божественное Могущество не имеет полной силы, и как раз из-за этого враждебные силы имеют такую власть над ними, ведь это абсолютно движение Лжи, Неведения — полного Неведения.

В последние дни я отслеживала это в мельчайших деталях, в разуме каждого человека. Даже у тех, кто читал Шри Ауробиндо, кто изучал Шри Ауробиндо, кто что-то понял, кто входил в связь с этой областью света, это еще есть — это еще есть. Это очень… да, это очень плотно вплетено в самую внешнюю, самую материальную часть сознания. Это как некая покорность, которая может быть очень мятежной, но производит впечатление чего-то неподвижно нависшего над головой и над плечами: как некий Рок, Судьба.

Так что есть хорошая судьба, и есть плохая судьба; есть божественная сила, ее считают чем-то совершенно непонятным, что имеет намерения и цели совершенно необъяснимые, и для них подчинение, «surrender» [сдача] заключается в принятии — слепом — всего, что происходит. Природа бунтует, но она бунтует против Абсолютного, против которого она бессильна. И все это есть Неведение. Ни одно из этих движений  не соответствует истине — начиная от самого сильного протеста и кончая самым слепым подчинением, все это ложно, нет ни одного правильного движения.

Я не знаю, писал ли где-нибудь об этом Шри Ауробиндо (я не помню), но я очень отчетливо слышала (не для себя, а для человечества):

 

ПРОБУДИСЬ И ИЗЪЯВЛЯЙ ВОЛЮ

 

Естественно, люди принимают «изъявляй волю» за собственные желания, что не имеет ничего общего с волей: все это - импульсы.

«Изъявляй волю» означает «изъявляй высшую Волю». И это как ключ, который открывает двери будущего:

 

ПРОБУДИСЬ И ИЗЪЯВЛЯЙ ВОЛЮ

 

Но берегись изъявлять волю через то, что отнюдь не является волей, что всего лишь слабое поползновение, желание — не путай это. Изъявляй божественную Волю.

Не нужно втягивать голову в плечи — вы начинаете ужасно брюзжать, а это совершенно бесполезно.

О! [Мать поднимает голову] такое вот чувство: поднять голову надо всем этим, вынырнуть высоко вверху…

Но мы так порабощены всяческими мелочами — самыми малейшими движениями тела: его нуждами (якобы нуждами). И я вижу прошения, приходящие отовсюду, и они всегда вращаются вокруг одного и того же (даже у тех, кто думает, что он понял, что сознание должно быть всеобщим — не коллективным, но земным — они рабы реакций своего тела), все вращается вокруг двух вещей: сон-питание-сон-питание-сон… [Мать обводит круг]. И даже на тех, кто заявляет, что это им «совсем не интересно», это воздействует, воздействует на их сознание: одна бессонная ночь или расстройство пищеварительной системы — и все. Это имеет силу давить на веру и лишать способности действовать. Это нечто вроде привязанности — неумышленной механической привязанности — к потребности спать и к потребности есть. Я уж не говорю о тех людях, что любят поесть, или о лентяях, любящих поспать — я не имею в виду тех, кто находится в самом низу, нет: я говорю о тех, кого пища не интересует, и о тех, кто хотел бы заменить сон на что-то другое, более интересное, даже у этих людей все так — все, все, все.

И даже это тело, над которым работали и которое обрабатывали многие годы… В теле это на уровне подсознания. И таким был ответ, это было сказано телу:

 

 ПРОБУДИСЬ И ИЗЪЯВЛЯЙ ВОЛЮ

 

(молчание)

 

И, как обычно, было полно юмора; что-то сказало: «Ты ворчишь все время, вздыхаешь все время, жалуешься все время, к чему это? — ПРОБУДИСЬ И ИЗЪЯВЛЯЙ ВОЛЮ!»

И эта покорность, это принятие наихудшего, с мыслью, что все исходит от Господа! и не только это, но и практически представление всего самого худшего как испытания, теста, чтобы узнать, действительно ли вы «surrendered» [осуществили сдачу]— это еще та глупость! Если вам нужно представлять  нечто подобное, чтобы знать, есть ли в вас протест, то это означает, что где-то в вас еще  гнездится зародыш или остаток протеста.

И страх быть эгоистичным, страх быть протестующим — если такое есть, значит, еще остался протест или эгоизм, иначе бы не было этого страха.

 

(молчание)

 

Мы так малы, так малы. Чем мы меньше, тем больше мы протестуем. Мы хотим разрушить все, потому что мы так малы — когда ты широк, тебе нечего ломать. Надо только быть.

 

ПРОБУДИСЬ И ИЗЪЯВЛЯЙ ВОЛЮ[241]

 

 

27 ноября 1963

 

Всю ночь я провела со Шри Ауробиндо, всю ночь, это действительно очень интересно… Но я ничего не помню.

Это осталось, но не как ментальное воспоминание, совсем нет: как ощущение атмосферы — очень интересно.

Было что-то, касающееся Китая, было что-то, касающееся Америки, было что-то… все время, везде, везде. Как если бы он реализовывал что-то, определенное через мой земной опыт, он совершил некое действие, и результат -повсюду.

Масса всего— очень интересно.

 

(молчание)

 

Люди хотят, чтобы я сказала что-то по поводу смерти Кеннеди — я отказалась.

Здесь был бедный негр, очень милый; он получил образование в Америке и обычно посылал мне письма, иногда даже по два письма в день. Его страна только что стала свободной, это одна из тех стран… Нигерия, я думаю, и он замахнулся на то, чтобы сделать свою страну одной из первых, подготовленных к трансформации —далеко замахнулся. И я получила от него телеграмму в тот день, когда был убит Кеннеди; он молил, чтобы я помогла. Очень трогательно.

Это событие запустило всевозможные механизмы— отчасти как раз из-за этого Шри Ауробиндо был со мной так долго сегодня ночью, и мы много работали; смерть Кеннеди как бы послужила пусковым механизмом одного из движений трансформации земли. Есть подобные вехи… Я тебе уже рассказывала, что великий Асур (который, в действительности, был рожден первым; это для него я создала тонкое тело) сказал, что он идет в Китай, и что революция в Китае (которая была уже давным-давно!) послужит знаком начала трансформации земли.[242] Такие события — как километровые столбы на дорогое, и китайская революция была как бы первым столбом в начале дороги. Что же, убийство Кеннеди — один из этих знаков, один из этапов —так мне сказали.

 

(молчание)

 

Помню, я спросила: «Но земля, человеческая земля, неужели она действительно такая темная и инертная, что ей требуются такие трагические события, чтобы пробудить ее сознание?…» И мне ответили: «Она еще более темна и инертна, чем ты думаешь.»

Разум, поднявшийся на уровень высшего света, подобен звезде,  все они будто звезды, рассеянные по кромешно черному небу — совершенно черному.

 

Но этот «пусковой механизм», о котором ты говорила, смерть Кеннеди, ускорит ли она процесс, в смысле: задав своеобразную «встряску»?

 

Да. Это произвело эффект электрического разряда, встряхнувшего тамас, встряхнувшего инертность.

Это как в «Савитри», где он говорит о «сознании, заснувшем в пыли»… о божественном Сознании, заснувшем в пыли своего творения (я развиваю тему). Божественное Сознание, то есть, вечная Мать, заснула в пыли своего творения; ее пробуждают, и Она видит (это не из Шри Ауробиндо!), Она видит [смеясь], что это Господь всевышний встряхнул ее! Тогда Она делает все, что нужно, начинает делать что-то экстраординарное, только чтобы Он не уходил! [Мать берет «Савитри»]

 

                  She reposes motionless in its dust of sleep

                                                                          ( II.VI.180)[243]

Затем:

For him she leaped forth from the unseen Vasts

To move here in a stark unconscious world[244]

И затем:

 

In beauty she treasures the sunlight of his smile.

Ashamed of her rich cosmic poverty…[245]

 

Это великолепно!

 

And woos his large-eyed wandering thoughts to dwell

In figures of her million-impulsed Force.

Only to attract her veiled companion

And keep him close to her breast in her world-cloak

 Lest from her arms he turn to his formless peace,

Is her heart’s business and her clinging care.[246]

 

Ты знаешь, эта русская женщина, которая побывала в стратосфере[247] (она сделала несколько витков вокруг земли, я не знаю, сколько), как бы там ни было, она посетила Индию с официальным визитом и где-то давала пресс-конференцию, на которой рассказывала о своем полете. И она сказала (кажется, очень так мило, я не знаю точных слов), что она видела землю с высоты, и она была такой прекрасной, такой чудесной! И затем она заметила: «Там - вверху нет границ между странами, и это создает такое гармоничное единство, что невозможно подумать, что люди могут ссориться друг с другом.» Это мило… Ведь как только поднимаешься достаточно высоко, видишь единство, все составляет одно целое, такое прекрасное и неразделенное — «Зачем люди ссорятся друг с другом?»

Это многих сильно поразило.

 

(молчание)

 

Людям все еще нужны смерти, драмы, болезни —жаль.[248]

 

*

*  *

 

Чуть позже

 

Какое-то время я встречала у N некое сопротивление Действию. Всякий раз, когда он появлялся в атмосфере [Мать делает жест удара о стену], было ужасное сопротивление. И у меня не было никакого намерения, кроме как заставить это сопротивление отойти, то есть, я придерживалась только внутреннего действия [жест, обозначающий Силу, производящую действие]. Потом он заболел. Вчера он пришел, как и всегда, но он был не в порядке. Тогда я сказала ему: «Спускайся к себе, запрись в своей комнате, войди в Сатчитананду и побудь в ней, по меньшей мере, час.» (он вполне способен на это). Вечером пришел доктор и сказал мне, что у N очень сильный жар: «He is restless»[«Он мечется»]. Жар был очень сильным. Я подумала: «Сопротивление гораздо сильнее, чем я думала.» Ночью, когда я легла спать, я стала концентрироваться на нем и увидела, что он окружен как бы черной коркой, что, очевидно, возникло из-за того, что обычно он не очищал себя по мере накопления приходящего из вне (я бы тоже была окружена черной броней, совершенно черной, как уголь, броней, если бы я все время, все время, все время не проводила работу по очищению). Увидев это, я сделала все необходимое. И этим утром жар спал. Но, что интересно, он пришел ко мне сегодня утром и сказал: «Прошлой ночью у меня было видение: вдруг я обнаружил, что окружен со всех сторон углем, толстым слоем угля, и я должен был избавиться от этого панциря,  выбраться из него. Я посмотрел на свои руки, но в них не было ничего, и я подумал: «Как же мне сделать это? У меня нет ничего», тогда я сразу же увидел, как этот панцирь  стал обращаться в пыль, пыль, пыль и… исчез! И сегодня утром я чувствовал себя слабым и уставшим, но с этим было покончено.»

Эта история минимальна искажена.

Время от времени бывают такие примеры, когда переживание передается почти точно; то есть, когда личные особенности каждого - идиосинкразия, индивидуальные искажения не накладываются (ведь каждый индивид вносит собственные искажения)… Как это будет по-французски?… Я знаю, что это слово оканчивается на «…-syncrasie» (во мне это переводится как «idiot-syncrasie», но я не уверена, что это то слово!)

Здесь искажения минимальны. Я все время изучаю, в теле, разницу между Нечто Истинным и тем, как оно передается. Это очень интересно. Это очень тонко — очень тонко. И достаточно совсем пустяка, чтобы это больше не было Чем-то Истинным.

 

 

30 ноября 1963

 

(После медитации с Матерью.

Магнитофонная запись этой беседы исчезла каким-то загадочным образом, мы так и не смогли понять как так получилось)

 

Ты веришь в Музу?

 

В Музу?!… [ученик озадачен]… Я верю во  вдохновение.

 

Понимаешь, я видела… Это было так отчетливо, так конкретно, материально, что был момент, когда я спросила себя, не происходит ли это на уровне физическом; я видела только руку и  плечо кого-то, кто держался позади тебя, он был скрыт, то есть, как бы в тумане, чтобы его не увидели. Эта рука принадлежала женщине, очень молодой женщине, рука цвета молока, округлая — не слишком полная(!), но и без острых выступов. Кожа руки была очень белой — молочно-белой — и было виден кусочек какого-то серебряного одеяния. У нее были слова и листочки бумаги, и она распределяла слова по листочкам, и затем слова записывались на бумаге черным цветом —слова и листочки были у нее отдельно, и она распределяла слова по листочкам, а затем она выкладывала листочки перед тобой. И она держалась позади тебя. Это не было смутным и расплывчатым видением, это было очень, очень материально… [смеясь] я спросила себя, есть ли у тебя Муза?

Была видна только правая рука — она была не очень высокой, была очень молодой и имела форму «без углов» (я не могу сказать, что она была пухленькой!), но линии были очень округлыми. И своими пальчиками она брала слова и размещала их на листочках, и когда все было готово (листочки были не полностью покрыты словами: только местами), она выкладывала листочки перед тобой.

Это длилось долгое время.

Муза…

Это было существо из тонкого физического мира, оно совсем не казалось человеческим существом.

И там были не буквы: это были совершенно готовые слова, которые она брала и раскладывала; затем, когда на бумаге появлялось определенное количество слов, она выкладывала листочки перед тобой.

 

(молчание)

 

Так что кто-то тебе помогает.[249]

 

(молчание)

 

Ночью я часто вижу неких существ, как бы гениев литературной формы — в последнее время я немало их повидала. О! они очень интересуются точностью формы и деталями, чтобы все было очень гармонично и одновременно точно. Я заставала их (двух-трех вместе) в тот момент, когда они почти спорили, как лучше что-то выразить. Стало быть, ты находишься в компании такого народца.

Наверняка этих существ принимали в прошлом за муз, вдохновительниц. Это гении форм. Они занимаются не столько тем, что сказать, но тем как сказать. .

Это приятная компания; есть ощущение гармонии, все гладко. Такая компания дает ощущение, что все развивается гармонично — такое бывает не так уж часто!

 

 

 

 

 

Декабрь 1963

 

 

3 декабря 1963

 

(По поводу затруднений, которые испытывают некоторые ученики)

 

… Но, как бы там ни было, постепенно все образуется — сейчас то время, когда все отстаивается, все проясняется. Каждый захвачен собственной иллюзией — это всегда мираж иллюзии: она [Y] внушила себе, она действительно убеждена, что вызывает нисхождение Сверхразума на землю. И многие, многие люди среди тех, кого я знаю, охвачены той же иллюзией; так что они уходят по касательной очень далеко от Истины, к «сногсшибательным»достижениям.

Гордость, тщеславие — это наихудшие ловушки. И когда они чувствуют в себе эту разновидность витальной силы [как Y], они сразу же думают, что ухватили Нечто…

 

Чем дальше, тем больше я нахожу противоположное: я нахожу, что все - бедно, скудно, недостаточно.

 

О! но когда мы искренни и смотрим прямо, мы ощущаем себя ужасно бедными, чтобы выразить то, что нужно выразить.

 

Это точно!

 

Но это - последние дни эго, его последнее слово. После того, как эго ушло, мы - ничто! [Мать смеется] Иными словами, нет больше ощущения того, что мы являемся чем-то плохим или хорошим — все это ушло. Но есть такое ощущение ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО существа, и все остальное… все остальное это что-то, что вот так исказилось, исказилось в нашем сознании. И все это становится таким осязаемым…

 

(молчание)

 

2 декабря было интересным — это был день спортивных соревнований[250]: днем раньше, 1 декабря, погода была чудесной, и я думала, я была убеждена, что и второго декабря будет столь же прекрасная погода. Но утром я увидела - ничего подобного - и в течение дня погода все ухудшалась и ухудшалась. Сначала я сказала себе: «Так-так, я не уделила этому никакого внимания, а надо было бы об этом подумать», но затем я поняла, что это полный абсурд. Тогда я сказала Господу: «Зачем Ты делаешь это? Это не так-то мило! Эти дети так много работали, они так старались…» И когда я говорила это, сознание взирало на эти слова и улыбалось: «Боже, как глупо так говорить!» Затем было еще что-то (это становится все более и более завершенным), что-то, что было не совсем Господом, но как бы выражением Господа, и это что-то сказало мне (не словами, конечно же, но как бы объяснить это?… Шри Ауробиндо очень хорошо описал это в «Йоге Самосовершенствования»: это нечто совсем новое, что одновременно напоминает действие, чувство, ощущение и сознание; все это вместе — не что-то одно , а все вместе), вот именно так оно сказало мне (я передаю это на словах, но они все полностью искажают): «И что же! А если это испытание, что ты на это скажешь?» И сразу же в сознании, здесь,  — в сознании, работающем здесь - пробудилась мысль: «А, это должно послужить испытанием! В ИХ сознании это должно стать испытанием.» (Потому что сначала я как-то попыталась остановить дождь; затем я поняла, что это не соответствует Истине и что надо принять дождь — но почему?… Остановиться теперь, когда уже столько сделано? Принять легко, это пустяк, это не интересно, в этом нет ничего нового). Что же, испытание, так испытание. Если они воспримут это как испытание, тогда они с честью пройдут через него, и это будет очень хорошо. И я постоянно так концентрировалась на них (на спортивной площадке), что я больше не знала, что я делала или где я была. Это длилось с 4 часов почти до 8 часов вечера. К восьми часам я узнала новости: они все же провели представление, важные посетители оставались до самого конца, это действительно был успех.

Только в одном было трудно: там были маленькие дети, которые не могли сознавать, что это - испытание, и они находились под дождем четыре с половиной часа… Я не хотела, чтобы это причинило им какой-нибудь вред — там было почти сто детей, совсем крошки. Я провела всю ночь, концентрируясь на том, чтобы вызвать верную реакцию в их материальном ощущении (потому что, дети очень любят дождь, если он идет недолго, он их здорово забавляет), так что я сказала себе: «Эта часть их сознания должна доминировать, чтобы это не причинило им никакого вреда.» И я стала ждать следующего дня. На следующий день никто не заболел. Затем я получила письмо от М, он возглавлял это мероприятие, он говорил, что они почувствовали, что это было испытанием, лилой[251] Господа (он назвал это «лилой вселенской Матери»), и спрашивал, так ли это. Я  обрадовалась и ответила ему, что это действительно было испытанием, и я довольна результатом. И все говорили мне: «Они были чудесны.» Как если бы сам факт проведения представления под дождем пробудил в них некую волю, их нужно было видеть: все были охвачены энтузиазмом. Так что вместо того, чтобы говорить Господу: «Это не так-то мило», надо поблагодарить Его! И я засмеялась, я подумала: «Как хорошо! Всегда бы так!…»

И все переживания приходят вот так [Мать очерчивает круг, жест всеохвата]. Это невозможно выразить словами; есть сотни переживаний, которые приходят вот так вместе и составляют… [жест движений по кругу внутри этой округлой общности], и тогда есть ощущение света (который подобен воле, но это не воля, сформулированная в словах), это свет, который движется там -  внутри [в этой округлой общности], он  организует все это, а затем  показывает результат — это не что-то одно, маленькое,  это не точка: это масса всего; и это всегда движется, всегда находится в движении, всегда находится в продвижении к более совершенной реорганизации. И ощущение индивидуального действия, индивидуального участия, индивидуальной воли кажется таким глупым! так что совершенно невозможно иметь подобное ощущение. Даже если попытаться, не получится. Однажды ПЕРЕЖИВ это…  всякое ощущение индивидуальной важности во всем этом кажется тогда таким ГЛУПЫМ, что совершенно невозможно так думать или так чувствовать.

Я хотела бы, чтобы это переживание перешло на других, потому что это бесповоротное переживание; стоит только ПЕРЕЖИТЬ это в течение нескольких часов, и все кончено, вы больше не можете тешиться этой иллюзией[252], это не возможно — это невозможно, это так ГЛУПО! Вот именно так - очень глупо, очень плоско — это невозможно [Мать еще раз делает этот жест движущейся округлой общности]. И тогда невозможно сказать: «Я сказала это, а мне ответили так»! И как говорить?… Наш язык еще действительно неадекватен. Это не так… это… [тот же округлый жест], здесь нет даже сторон или направления: не так, что это движется  и приходит вот таким образом [жест: от одного человека к другому или изнутри-наружу], и не так, что это идет  и возвращается вот так вот [жест снизу-наверх и сверху-вниз], все это не так, это… целое… оно движется, всегда вперед и с внутренними вибрациями, внутренними движениями. Тогда, согласно данной точки концентрации, происходит то или иное действие.

Очень давно, неоднократно, когда я смотрела на вселенную (я говорю не о земле: о вселенной), это было вот так [тот же округлый жест], как сказать?… она производила впечатление движения вперед, к постепенному совершенству. В течение многих лет мое восприятие земли было таким же; и сейчас восприятие земли полностью подчиняется воле, в том смысле, что достаточно только сделать маленькое движение в сознании [жест переключения или легкого поворота, обращения внутрь себя], и я вижу, как вся земля  движется именно так, со всеми своим событиями и внутренними усложнениями. Но сейчас я все осознаю  точно так же: когда сознание думает о чем-то (что нужно по работе, а не просто так), это накладывается; это некая совокупность, которая предстает как ЦЕЛОСТНОСТЬ, на которой должно произойти действие. И тогда это может быть такая маленькая вещь, как спортивная площадка, это может быть Ашрам (очень часто Ашрам целиком), это может быть часть земли, иногда это даже  - отдельный человек(который уже является не просто «индивидом», а тем же целым, целым миром, целостностью[253]). Целостность [округлый жест], которая движется внутри самой себя, с… [Мать прочерчивает внутри этого целого маленькие движения, индивидуальные и локальные, как волны или потоки силы]. О! Это очень интересно. И вот там больше нет отдельных представлений: это то, а это вот то, это так, а то этак —  все исчезает.

Но что можно сказать?… Невозможно тратить свое время на объяснение всего этого; кроме того, это непостижимо для того, кто этого не пережил[254].

Вот, к примеру, мы говорили о Y; я видела нечто вроде маленького мирка [опять тот же жест чего-то округлого и подвижного], внутри него были всевозможные движения [Мать прочерчивает спирали внутри этой округлости], и там была ложь [смеясь]: это было ее осознание самой себя! Оно завладело всем и исказило движение.

Но когда мы что-то выражаем , мы говорим привычными словами на привычном языке… Ведь чтобы рассказать о минуте этого сознания, потребуется почти книга, чтобы тебя поняли — и все равно будет непонятно.

Но тогда, второго декабря, я наблюдала это очень внимательно, потому что это было ограниченное пространство, и это длилось определенное число часов (все другие  дела я совершала автоматически, без вмешательства активного сознания).

 

(молчание)

 

У меня был другой интересный пример, он касался одного посетителя: крупного немецкого промышленника, кажется. Я видела его фотографию и что-то нашла в нем — я сделала так, чтобы он приехал. Он вошел в комнату и встал передо мной: он не знал, что ему делать (никто ничего ему не сказал). Тогда я посмотрела на него и немного надавила, приложив силу [Мать медленно опускает свою руку], совсем немного, постепенно. И вдруг… (сначала это было совершенно официально, это был Господин такой-то и такой-то), и вдруг его левая рука стала подниматься, вот так [жест руки, сжатой как в трансе], все остальное оставалось совершенно неподвижным. Когда я увидела это, я улыбнулась и отвела силу, а затем позволила ему уйти. Кажется, он пошел вниз, вошел в комнату Шри Ауробиндо и разрыдался. Потом, на следующий день, он написал мне и сказал на немецком-английском, что я была «слишком человечна»: «Почему вы были слишком человечны?» — Он хотел, чтобы его существо было РАЗРУШЕНО, чтобы снова родиться для истинной жизни.

Это меня заинтересовало. Я сказала себе: «Смотри-ка, он почувствовал, он сознавал как Силу, так и то, что я ее отвела.» Я ответила ему: «Да, я пощадила вас, потому что это был ваш первый визит! Подготовьтесь, мы еще встретимся.»

Ты видишь, он пожаловал как крупный промышленник с выдающейся мощью разума творить, организовывать события — вот что вошло — и затем… это расплавилось. И я действовала совсем не в полную силу: я просто внесла немного силы вот так [Мать опускает свою руку] и посмотрела на него. Затем я почувствовала, что что-то происходит внизу; я посмотрела: его рука совершенно сжалась. Тогда я перестала.

Но, что замечательно, он ПРАВИЛЬНО сознавал.

И он жаловался.

 

*

*  *

 

(перед уходом)

 

Предстоят еще два трудных месяца. Потому что 1-го января не произойдет  резкой перемены (люди думают, что все сразу же изменится одним махом — это не так). Два трудных месяца, а потом, я думаю, начнется… [жест ослабления хватки].

Такое впечатление, что малейшая слабина, и пуф! свалишься, а затем надо будет снова подниматься. Как бы там ни было…

Но мы поднимаемся все быстрее — поднимаемся быстрее.

 

 

7 декабря 1963

 

(Мать начинает с чтения письма Шри Ауробиндо)

 

The way to get faith and all things else is to insist on having them and refuse to flag or despair or give up until one has them – it the way by which  every thing has got since this difficult earth began to have thinking and aspiring creatures upon it. It is to open always, always to the light and turn one’s back on the darkness. It is to refuse the voices that say persistently, «You cannot, you shall not, you are incapable, you a puppet of a dream,» - for these are the enemy voices, they cut one off from the result that was coming, by their strident clamour and then triumphantly point to the bareness of the result as a proof of their thesis. The difficulty of the endeavour is a known that has always been accomplished and the conquest of difficulties makes up all that is valuable in the earth’s history. In the spiritual endeavour also it shall be so.[255].

Sri Aurobindo

 

Ты видишь, «they cut one off from the result that WAS coming…» [они отсекают от достижения результата, который уже ВОТ-ВОТ появится]… «by their strident clamour» [«своими шумными криками], «and then triumphantly point to the bareness of the result as a proof of their thesis» [и затем торжественно указывают на отсутствие результата как на доказательство своих тезисов]. И это ТАК ВЕРНО, у меня много раз было такое переживание, и не только по отношению к себе, но и по отношению ко многим другим людям.

 

*

*  *

 

Я думаю («я думаю», это примерно как ученые говорят «кажется»), я могу заявить: что-то налаживается в Подсознательном — начинает приходить в порядок – как в подсознательном отдельных людей, так и во всеобщем Подсознательном. Оно становится менее несознательным. Оно немного более… да, чуть более сознательное, более  отзывчивое и более организованное — это еще самое начало, это еще очень небольшой, но все-таки рост в сознании; оно уже не такое несознательное.

Последние ночные часы я как всегда провожу там… Ты помнишь ту историю с супраментальным кораблем? там все происходило по изъявлению воли, а не с помощью внешних средств; что же, такое начинает происходить и в Подсознательном.

Например, этой ночью, под самое утро, я видела несколько этажей маленьких «клеток»[256], ячеек, и у каждого человека была такая ячейка, была, не могу сказать в собственности, но в распоряжении:  каждый напрямую контролировал такую ячейку, она отражала то, что обычно называют «состоянием души», способ бытия каждого. Там были этажи: люди спускались и поднимались… И было такое впечатление, что я была гораздо выше, я возвышалась надо всем этим; я была какой-то другой фактуры, как бы из другой субстанции, совсем не такой как все это; было так, как если бы все это было внутри меня, на самом деле не будучи внутри (я не знаю, как объяснить): я одновременно возвышалась надо всем и действовала внутри этого. Тогда, следуя моему действию, люди поднимались, спускались, уходили и приходили снова; но у каждого был свой собственный «кубрик», комната — они ТОЛЬКО-ТОЛЬКО  обрели их, там только начала возникать организация.  Каждая ячейка вырисовывалась более или мене точно: некоторые были очень определенными, другие – более расплывчатыми, как если бы они находились в процессе организации. . И из всего этого что-то вырисовывалось в переживании этой ночи. Я была как что-то очень большое, снаружи, и я смеялась, я говорила с каждым, но они не воспринимали этого действия  [Матери]; ведь они казались мне такими вот [жест: 10 см], совсем маленькими. Но совершенно живыми: они уходили, приходили, двигались… И я с ними говорила, но они не знали, откуда исходит голос. И тогда я смеялась, я забавлялась, я говорила некоторым: «А, вот видишь, вот как ты все воспринимаешь!» И это было… о! если сравнить с прошлым годом, то была громадная разница в СОЗНАНИИ, с точки зрения сознания. Прежде все движения были рефлексивными, инстинктивными, как если бы люди побуждались к движению силой, которую они совсем не осознавали, почти всегда считая ее своим «характером», либо Судьбой (либо своим характером, либо Судьбой, Роком). И они были совсем как марионетки. Сейчас же это сознательные существа — они НАЧАЛИ, они начали быть сознательными.

Соотношение изменилось.

И я могла показать им точное соотношение между сознательным, умышленным движением и этим почти бессознательным инстинктом, который подчиняется ВЫНУЖДАЮЩЕЙ Силе, то есть, они не знают, ни откуда она приходит, ни что она означает, не знают ничего — они просто идут за ней.

Некоторые все еще имели совершенно туманные и неясные пространства, ячейки; у других оно было точно обозначено, были даже очень четкие детали; и все было светлым-светло: там был свет — начал появляться свет.

Если это продолжится, все будет хорошо. Много чего изменится.

 

Это было в подсознательном этих людей?

 

Да, там.

 

Это не было их пробужденным сознанием?

 

Нет-нет! Это не было то, как люди осознают самих себя — это было их подсознательное. Это в подсознательном. Подсознательное составляет целую область, как и материальное - это целая область, это происходило в подсознательном.

Много было приложено усилий, я много концентрировалась, медитировала, было много молитв, нацеленных на прояснение и контроль над всеми этими подсознательными рефлексами, которые управляют людьми —была большая концентрация на этом. Это переживание кажется результатом всей этой работы.

Есть много чего, что даже не замечаешь в жизни (когда живешь обычной жизнью, не замечаешь этого); есть целая область того, что абсолютно… не совсем не сознательно, но определенно не сознательно; это рефлексы — рефлексы, реакции т.д., а также это отклик (полусознательный, очень мало сознательный отклик) на давление Силы свыше, которую совсем не осознаешь. Именно этот вопрос я сейчас изучаю,  меня это очень занимает.  Пронаблюдать  посекундно… Ведь Господь может присутствовать здесь по-разному, это очень интересно (это разница существует не для Него, для нас!), и это зависит как раз от количества привычных рефлексивных движений, которые проходят почти вне нашего наблюдения (обычно совершенно вне). И это вопрос очень, очень меня занимал: как по-разному чувствуется Присутствие Господа .  Можно ощущать Его как нечто смутное, но быть уверенным — мы всегда уверены, но ощущение, оно – смутное, немного туманное, — а в другой раз это Присутствие[257] острое [Мать касается своего лица], и самое, что ни на есть определенное, и оно есть во всем, что вы делаете, во всем, что вы чувствуете, во всем, чем вы являетесь. Это целая шкала ощущений. И если посмотреть по шкале [жест: движение постепенного отдаления], то в конце находятся те, кто так далеки, что вообще ничего не чувствуют.

Это переживание заставило меня вчера написать кое-что (но само переживание длилось несколько дней), это пришло как результат проделанной работы, и вчера я написала это одновременно по-английски и по-французски:

 

«Нет никакого другого греха, нет никакого другого порока,

кроме как быть далеко от Тебя.»

 

Тогда весь мир, вселенная предстала передо мной в этом свете, и в каждой точке (не занимающей места), в каждой точке вселенной, везде во вселенной было так. Это не так,  будто есть во вселенной более или менее удаленные места, я имею в виду не это (это за пределами пространства), я имею ввиду всю иерархию близости, вплоть до того уровня, где не чувствуют и не знают — он не вне, потому что ничто не может быть вне Господа, но это как крайний предел: так далеко-далеко-далеко — там  совершенно темно—так, что кажется, Он не прикасался к этому.

Это было самое тотальное видение. И переживание было таким острым, что казалось единственно истинным. Это не было расположением в пространстве, и все же было ощущение близости и отдаления. Был будто некий Очаг, Центр, я не знаю (но он был везде), он был как Ты в высшей степени —чистый Ты. И он имел свое собственное качество. Затем, по мере удаления, появлялась некая примесь … которая была ничем, но изменяла вибрации, изменяла интенсивность; и по мере дальнейшего отдаления все это доходило до… Тьмы —Тьмы несознания.

И тогда ко мне пришло и все время возвращалось вот что: нет никакого другого греха… (это последовало после чтения нескольких строчек из «Савитри» по поводу восхваления греха в витальном мире, и слова пришли ко мне после этого)… нет другого греха, нет другого порока, кроме как быть далеко от Тебя.

Казалось, это объясняет все.

Затем по-английски:

 

There is no other sin, no other vice

than to be far from Thee

 

Это не я написала! В этом нет меня: это пришло просто так, само. Это far from Thee [далеко от Тебя] такое интенсивное в своей вибрации, имеет конкретный смысл.

И это нечто действительно стоящее: все остальное, все моральные представления, все-все, даже представление о Неведении… все это становится ментальной болтовней. Но это, это переживание чудесно. Far from Thee…[258]

 

 

11 декабря 1963

 

В ночь с 8 на 9 декабря было ужасное сражение в Подсознательном, о!… Это было как повторение того нападения на меня, что произошло , когда ты уезжал в Рамешварам (давно[259]); Х говорил, что это один тантрист сделал формацию  (дело было как раз 9 декабря, я была очень больна, не выходила). Что же, это была атака подобного рода. Я не знаю, исходила ли она от той же… не могу сказать «личности», но из того же источника сил. И ночью она была очень яростной. Она продолжалась во время медитации 9 декабря: в первый раз за все время медитаций было такое грандиозное сражение в Подсознательном. И тело было в состоянии… не очень-то радостном. Остановилось сердце, так что… это было неприятно.

Но затем я увидела, что в результате этого сражения кое-что убралось прочь, сражение не было бесполезным. Оно вытеснило кое-что. Но это были силы, руководимые крайне злой волей, они не были просто невежественными — действовала крайне злая воля…

 

Но это имело нечеловеческую природу, или шло от человека?

 

Нет, это не носило индивидуальный характер : это был определенный способ бытия. Это всегда так: нет ничего определенно безличностного, но оно и не принадлежит какой-то конкретной личности; это определенный способ бытия.

 

Я имею в виду вот что: был ли использован человеческий инструмент?

 

Я не ощутила никакого инструмента, но ощутила те места, к которым это цеплялось [каждое существо, к которому цеплялась эта сила со злой волей]. Она цеплялась, но цеплялась даже не к существам, а к способу бытия этих существ: к определенным тенденциям, к определенным позициям, к определенным реакциям — вот к чему она цеплялась. Это совершенно точно не «одна» личность или «одна» воля, это не так, но это способ бытия. Все это — определенные способы бытия, которые призваны исчезнуть с поля деятельности и которые находятся в процессе устранения.

Реакция в теле была тяжелой, как если бы это было в первый раз. В первый раз (как говорили X и Свами) это должно было убить меня — я даже как-то не сильно заболела , но эффект был очень неприятным. В тот раз я тебе сказала, что это была мантра, предназначенная вытряхнуть всю кровь; я видела несколько примеров, когда  люди так и умерли: после выяснялось, что их смерть была вызвана некой формацией мантры. В моем же случае мантра достигла лишь того [смеясь], что я почувствовала себя нехорошо, меня как бы выворачивало — меня страшно рвало. Затем меня что-то потянуло, и мне совершенно необходимо было идти; мое сознание сказало мне, что мне надо пойти найти кого-то (я была совершенно одна в ванной комнате, когда это произошло), какого-то определенного человека, с кем я должна увидеться. Когда я открыла дверь, то столкнулась с Z, ждущим, чтобы приготовить мне ванну, но я его вообще не заметила, мне было совершенно необходимо пройти куда-то, в другую комнату, так что я натолкнулась на него и сказала себе: «Что это за препятствие на моем пути?» А он подумал, что я вот-вот свалюсь на него в обмороке. Такая была история.

Я была полностью в трансе, понимаешь. Я шла, но была полностью в трансе.

Как бы там ни было, в тот раз все довольно быстро восстановилось. А в этот раз, 9 декабря, было повторение этой атаки, как если бы эта злая воля не была полностью устранена, не была полностью побеждена — она вернулась. Она не произвела на меня того же действия, но это было тяжело; было странное впечатление, как если бы… (я сидела за столом, как всегда во время утренних медитаций), затем, поначалу, в некоторых частях тела было так, как если бы клетки начали скрипеть. Я сконцентрировалась, я позвала, и тогда я увидела, что развернулось целое сражение — внизу развернулось грандиозное сражение. Это скрипело, вот что странно. Нечто вроде скрипа трущихся частей. И я спросила себя: «Когда же наступит расслабление?» Затем были спазмы здесь, в солнечном сплетении. И в эти дни доктор и Р всегда оставались здесь на время медитации; я находилась в трансе, в гуще сражения, когда вдруг почувствовала давление на мой пульс [смеясь]: это был доктор, который вышел из своей медитации (должно быть, я издавала странные звуки!) и щупал мой пульс, и ему казалось, что мой пульс ослабевает! Но я не вышла из своего транса (я была сознательна, но не вышла из транса), я оставалась в таком состоянии до конца медитации и даже чуть дольше. Затем, когда уменьшился скрип, я вышла из транса и увидела этих двух людей перед собой. Я мягко им улыбнулась и сказала: «Все в порядке.» И я легла. Затем я вошла в глубокий транс, полностью вышла из тела, и все вернулось в норму.

Потом я просмотрела все это. Я была не слишком-то довольна: «Делать подобное в ходе медитации?…» Имне было сказано свыше, что это можно было сделать только во время медитации и ни в какой другой момент: во время дневной активности или даже во время концентрации, все по-другому; это можно было сделать только в глубокой медитации. Тогда я сказала: «Очень хорошо.» И мне также показали, что был достигнут конкретный результат, было одержано нечто вроде частичной победы над этим родом дурной воли — очень, чрезвычайно агрессивной злой воли, принадлежащей прошлым векам: это то, что не имеет больше права существовать на земле. Это должно уйти.

Кстати это то же самое, что вызвало убийство Кеннеди. И, предполагаю, поэтому я должна была вмешаться. Потому что убийство Кеннеди расстроило много чего с точки зрения  работы в общем. Это было то же самое, потому что, как только я услышала новость об убийстве, я увидела вибрации того же рода, той же черной силы — очень-очень черной — и я спонтанно сказала (это не «я» сказала): «О! возможно, будет война.» Иными словами, победа этой черной силы над той, которая избирает пути более гармоничного развития. И с того момента я выражала этому свой протест и работала над этим, так что то, что произошло 9 декабря, является результатом этой работы.

Но в этот момент … это не очень-то комфортно.

 

*

*  *

 

(Затем Мать читает рукописную запись -  продолжение описания переживания 7 декабря, когда Она говорила о степенях близости к Присутствию)

 

Я обращаю эти слова  к Господу:

 

«Как будто бы Ты тек с моей кровью,

Как будто бы Ты вибрировал с моими нервами,

Как будто бы Ты жил с моими клетками…»

 

Это не «в», не «через»: это - «с», отождествление. Тек с кровью. И это ощущение было совершенно конкретным: это Присутствие Господа ТЕЧЕТ с кровью, ВИБРИРУЕТ с нервами и ЖИВЕТ («живет», подразумевая Жизнь, суть Жизни) с клетками.

Это лучшие мгновения! [Мать смеется]

Что ж, как раз сейчас, после этого нападения 9 декабря, это Присутствие нарастает[260]; и поэтому я знаю, что что-то было отвоевано. Нужно сказать, нарастает его длительность, его частота и быстрота отклика.

 

(молчание)

 

Разница между до 9 декабря и после 9 декабря, состоит в том, что до 9 декабря все время было давление враждебных внушений, как Шри Ауробиндо сказал об этом в письме, которое мы переводили в прошлый раз: «Все это иллюзия; все это воображение…» Это постоянно изнуряет. И иногда эти внушения принимали очень точные формы: «Ты думаешь, что ты  сознаешь Господа интегрально, но это совсем не так! Только малая часть в твоей голове сознает Его, а ты воображаешь, что это так.» Когда я услышала это, я была очень недовольна и  сказала: «Хорошо, посмотрим.» И как раз после сражения в Подсознательном этот голос смолк, и у меня было это переживание: «Ты течешь с моей кровью, Ты вибрируешь с моими нервами, Ты живешь с моими клетками…»

И так везде, это не только мои клетки, это не только клетки моего тела: когда приходит такое переживание, оно достаточно широкое; у меня впечатление множества кровей, множества клеток, множества нервов… то есть, ЦЕНТРАЛЬНОЕ сознание не всегда осознает это, человек не всегда осознает это (у него  возникает необычное ощущение, но он не знает, что это), тогда как клетки знают это, но не могут об этом сказать.

Я чувствовала это несколько раз: когда такое переживание приходит, оно не ограничено телом. Только сознание — наблюдающее сознание — не везде одинаковое: есть СТЕПЕНИ сознания, и здесь [в теле Матери], как кажется, центр сознания ОСОЗНАЕТ БОЛЬШЕ, это все, но  с другой стороны… С этим сознанием, с ним самим происходит что-то подобное: иногда оно пробуждено сильнее, иногда — не так сильно… В сущности, все это является переживанием Единства, множественности в Единстве, и это переживание зависит от близости и интенсивности. Но это есть всеобщность — всеобщность, которая едина— единство, увиденное с точки зрения сознания Господа… Ведь то, что мы называем «Господом», это тот, кто полностью сознает себя; и чем меньше сознание, тем больше впечатление, что  в нем меньше Господа — но все-таки всегда это Господь!»

Вот так.

 

(молчание)

 

Когда говорят: «восприятие или знание через отождествление», в этом все еще есть нечто, что проецирует себя, отождествляет себя с чем-то, НАБЛЮДАЕТ, как это происходит, и осознает результат. Но сейчас переживание тождества не такое, это не нечто, что проецирует себя: это общее восприятие; так что вместо того, чтобы говорить: «ВЫ думаете так, ВОТ ЭТОТ человек думает так, а ВОТ ТОТ—этак», думаешь так или чувствуешь так с большей или меньшей ясностью в восприятии, точностью в восприятии, но это всегда «кто-то» думает или чувствует — нет ощущения «я»; нет «меня», это «кто-то», это что-то. Приведу тебе один пример: этим утром я принимала одного итальянца; он начал говорить, жестикулировать, рассказывать о чем-то — НИ ОДИН звук не коснулся моего уха… но я совершенно точно знала, что он говорил. И я отвечала ему тем же образом, не говоря ничего. И у меня не было впечатления, что это кто-то другой говорил со мной, а я ему отвечала: это была совокупность движений, более или менее осознающих себя, совокупность и обмен, взаимообмен движений, более или менее осознающих себя, с некоторыми более сознательными вибрациями, с некоторыми менее сознательными вибрациями, но все это было очень живо, очень активно. Но тогда, чтобы говорить, надо было поместить себя в обычное сознание, а в нем итальянец был где-то там, а я была здесь — но это больше ничего не означало, это не было верным. Так что было что-то, что отвечало внутри, было очень активно, очень четко, все это работало вместе [жест, указывающий на движение сознания или волны вибраций], и одновременно было сознание — очень-очень обширное сознание — которое видело все [этот обмен вибрациями] и которое осуществляло что-то вроде контроля, очень легкого контроля, но очень точного, чтобы каждая вибрация была бы на своем месте.

Теперь так и происходит, когда я встречаюсь с людьми. И, кажется, это становится все более постоянным.

Другое состояние, состояние, в котором есть «я» и есть «другие люди», становится неприятным; оно приносит нечто, что сознание отвергает, реакции, которые сознание отвергает: «Опять это? Опять эта малость, опять это ограничение, опять это непонимание, опять эта темнота?…» И так  все время. И тогда сразу же что-то внутри делает вот как [жест внутреннего поворота], и все становится по-другому. И это по-другому так сладко, о!… так сладко, гладко, без столкновений, без трений, без неприятных реакций —вот что произошло, когда был такой болезненный «скрип» во время медитации 9 декабря: это были индивидуальные реакции клеток, которые не находились в общей гармонии.

Становится немного интересно. Это несколько ново.

И появляется нечто вроде радости, не шумной радости, но радости, которая всегда как некая улыбка… просто улыбка, не насмешливая, немного…

Чтобы передать это словами, нужно это как-то сжать, сузить — это досадно. Я не знаю, когда появится средство выражения без этого сужения… Я помню, я снова вижу, снова переживаю в настоящую минуту лицо того мальчика, того итальянца (это мужчина 35-40 лет, но он молод внутри, очень молод психически): тогда было это сознание, которое образовывало что-то внутри, оно расставляло все по своим местам — но плавно, без насилия, без столкновений,  без противодействия. И когда я сказала ему: «Сейчас время уйти», это было совсем не так, как если бы один человек сказал другому: «тебе надо уйти», но так, как если бы я сказала самой себе: «Сейчас время уйти.» Это очень странно. Это довольно ново. Осознанности стало гораздо больше; долгое время в этом уже был некий естественный и спонтанный способ бытия, но сейчас это становится осознанным.

И когда есть… Например, когда есть в ком-то расслабленность или напряженность, я чувствую это: у меня возникает эта расслабленность или напряженность; но «у меня» не здесь [у Матери, находящейся в своем кресле], а ТАМ [у Матери, которая находится в «другом»].

И я сразу же чувствую это. Но это [расслабленность, напряженность], это заметные движения, так что они - очевидны, но я замечаю, что так всегда и во всем — все время так.

И это достигает той степени, что все, что происходит в этом теле (о! это уже давно так, но чем дальше, тем больше),  становится известным не как что-то, что происходит в каком-то отдельном теле: это словно способ бытия всех тел. Все больше и больше так. Реакция здесь [в теле Матери] воспринимается ни чуть не более сокровенно, чем в других телах. И воспринимается едва ли больше: все зависит от состояния внимания и концентрации сознания (все это - движения сознания). Но сознание  —СОВСЕМ — не индивидуально; я могу утверждать это. Сознание… становится все более тотальным. И время от времени — время от времени — когда все «благоприятно», это становится Сознанием Господа, сознанием всего, и тогда это… капля Света. Ничто иное, только Свет.[261]

 

 

14 декабря 1963

 

Рассказывал ли тебе W о своем переживании? Нет?… Он говорит, что недавно он ощущал необычайную силу, как если бы некая мощь выходила из него через все его поры и распространялась, и он чувствовал необычайное могущество; это длилось несколько часов.

Очень хорошее переживание.

 

Что это за сила?

 

[Мать улыбается] Ты знаешь, есть две категории людей: те, кто восприимчивы по природе, они получают, любят получать и у них возникает ощущение получения чего-то; а другие любят давать и любят ощущение того, что они что-то отдают. Так что те, кто любят  принимать, получают переживание принимающего, а те, кто любят давать [смеясь], переживают ощущение дающего. Но, в сущности, это одно и то же: циркулирует одна и та же Сила. Сила циркулирует, и тогда есть чувство… (как объяснить это?)… это зависит от позиции сознания по отношению к индивидуальному эго.

 Испытывая постоянные трудности в работе с W, у я приложила к нему много силы, очень много, я сильно концентрировалась на нем, чтобы он вышел из своих затруднений, ведь я чувствовала в нем некое колебание, он больше не был так уверен в правильности пути. Вот что меня в нем беспокоило. Тогда я приложила к нему очень значительную концентрацию силы, чтобы вывести его снова на верный путь. И, как я уже говорила, Сила циркулирует; она циркулирует: она движется не так  как маленький луч, который испускается, достигает своего места и там и остается — это не так. Сила [округлый жест] распространяется с волнами концентрации. И я заметила, что так происходит со всеми людьми (сначала я заметила это на себе), но нужно, чтобы эго совершенно… [жест: ладони обращены вверх и неподвижны]… перестало существовать, чтобы оно больше не вмешивалось, во всяком случае, это нужно, чтобы почувствовать эту великую вселенскую Пульсацию.

 Просто надо уметь ставить себя в нужное место, чтобы оказаться на ее пути. Или же, когда умеешь видеть все сверху, тогда можешь управлять концентрациями, направлять Силу [на людей, на события]. И я отметила (как только это стало для меня обычным делом), я отметила, что есть две категории людей (со всеми нюансами и различиями): есть те, кто счастливы принимать, и они гораздо лучше осознают ВХОЖДЕНИЕ Силы в момент ее движения, и есть те (они щедры по природе, но они любят доминировать), кому больше нравится ощущение дающего, они больше осознают Движение, когда оно исходит из них лично!

И природа W как раз такова: в нем эго такое, он любит быть гуру — так получается, когда человек очень эгоистичен; даже по мере уменьшения эго, все еще остается этот аспект человеческой природы, когда человек более склонен давать, чем получать. И, поскольку я приложила к нему очень сильную концентрацию силы, он чувствовал, что сила исходила из него, это совершенно естественно.

Я не стала ему ничего рассказывать, просто сказала, что это переживание - очень хорошее: переживание «которое  тебе дали» или «которое было тебе дано» (все это безличностно, насколько только возможно безличностно). Я очень радуюсь, когда люди не говорят мне: «Ты сделала это, ты сделала то…», потому что я сразу же чувствую настолько детскую ограниченность — интеллектуалы назвали бы это «идолопоклонством»! [Мать смеется] Я не люблю это.

Я очень обрадовалась переживанию W. Я увидела, что оно было совершенно искренним — естественно, он чувствовал, что наполнен силой! «Но не придавай значение тому, откуда это приходит, это неважно!» — И это верно. Определенным образом  это верно.

 

(молчание)

 

Ты знаешь эту игрушку, в ней меняются картинки, когда ее поворачиваешь? Это - калейдоскоп. Маленькие кусочки выстраиваются определенным образом и составляют картинку — в этом есть многое от того, как выстраиваются и играют силы.

То, о чем я говорила тебе в прошлый раз, продолжается, оно усиливается. Но иногда, в какой-то определенный момент, ко мне приходит движение, нечто вроде реакции, так это можно назвать, и тогда что-то жалуется (все это в сознании ТЕЛА), тело говорит: «А! Я все еще такое, какая жалость!» Затем на это сразу же появляется ответ, отклик… что странно, он не приходит из какого-то одного места, он приходит отовсюду; и протест тела тоже приходит не из одного места: это протестует не что-то ОДНО, не ОДНО тело, это общий протест какого-то способа бытия, земного бытия, который можно выразить вот так: «А! все еще так.» И сразу же ответ: «А ты не видишь, не видишь пользы этого?» И тогда мне показали всю запутанность движений, вибраций, реакций, действий, все это; и для маленького пространства требуется маленькая сила: есть что-то очень маленькое и инертное, оно поддерживает что-то другое — и вот все проясняется, все встает на свои места! Так ясно видно, что это эгоизм: эгоизм, который хочет индивидуального совершенства; вместо того, чтобы желать глобального прогресса, он хочет личного прогресса; он все еще делает разрывы там, где их нет, разделения там, где они не существуют; и так ясно видно, что надо принять движение, приходящее вот  так [через Мать], в нужное время и в нужном месте, чтобы ВСЕ шло своим путем — это очень-очень интересно.

И так очень хорошо вымеряется, сколько еще осталось от этой старой привычки индивидуальной реакции, особенно в эмоциональной части вселенского существа: эта эмоциональная часть остается все еще самой личностной, даже еще более личностной, чем его чисто физическая, материальная часть. Как только эта эмоциональная часть вступает в действие, она «персонализируется», потому что она НАСЛАЖДАЕТСЯ индивидуальными реакциями; это та часть, которая ЛЮБИТ чувствовать, что она любит, ЛЮБИТ чувствовать свои эмоции, и из-за этого остается слегка индивидуально окрашенной. И когда появляется движение несколько более темное или отсталое, тело возмущается и не понимает, что это составляет часть целого, что надо, чтобы все шло одновременно, что нельзя вот так отделить кусок и довести его до совершенства — так нельзя сделать! это невозможно. Это не так, что НЕ СЛЕДУЕТ этого делать — это НЕВОЗМОЖНО. Все связано.

 

(молчание)

 

Но с 9 декабря — с момента переживания 9 декабря за этим столом — произошло значительное изменение, значительное.

 

(молчание)

 

У тебя нет ничего?

 

Я могу прочесть, что ты говорила в прошлый раз…

 

О, сейчас…

Стоит ли?!

 

(Ученик не согласен)

 

Если то, как я выразила это переживание будет достаточно ясным, чтобы его поняли, то эта фаза переживания, возможно, будет интересна для других, так ведь? У меня такое впечатление, что это поможет разрушить некоторые границы.

 

Конечно.

 

Да, но надо, чтобы это было понятно, действительно понятно — я в этом не уверена. Потому что, когда я говорю с тобой, я передаю тебе вибрации переживания; так что, настолько насколько ты восприимчив, ты эту вибрацию воспринимаешь; но вибрация не  ложится в печатные слова — практически совсем.

Ведь люди читают головой,  мозгом[262].

Я видела людей, таких как N, он, совершенно очевидно, является исключительным субъектом в том смысле, что в нем вибрирует интеллектуальная вибрация (Шри Ауробиндо говорил, и это понятно, что из всех, кто его окружал, N понимал лучше всех), что же, даже он…  даже от него это переживание уходит по касательной. Это не так, что он совсем не понимает, но оно лишь слегка задевает его. Это ослабленное понимание, совсем немного искаженное, и оно сводит все к ощущению личности, индивидуальности [Матери], и тогда переживание теряет всю СУТЬ, всю свою ценность… Что я хотела бы передать, это как раз отсутствие индивидуальности; но когда я рассказываю, я вынуждена говорить «я», и фраза всегда принимает личный оборот, и это то, что видят люди. Когда я  что-то переживаю, это здесь, оно живое; ты чувствуешь его, и с помощью небольшого обрабатывающего движения  ты исправляешь искажения языка, но другие не делают этого.

 

Самым лучшим способом передачи твоего переживания было бы дать послушать людям некоторое магнитофонные записи, потому что тогда все чисто, это ты, это ТВОЯ вибрация.

 

Не совсем, но, как бы там ни было, почти так.

 

Это лучше всего передает твое переживание.

 

Стоило бы разок проделать такой эксперимент. Посмотрим.

Если когда-нибудь я смогу найти способ выражения…

Я еще чувствую, что сражаюсь со старой манерой говорить, я еще не нашла другой. Эта необходимость говорить «как личность», что ж тут поделаешь?… Но, вот например, Шри Ауробиндо очень хорошо сумел бы сказать так, чтобы исключить это ощущение личности.

Почти всю позапрошлую ночь я провела вместе с ним — было много чего интересного. Были, главным образом, впечатления; очень, очень интересные впечатления. И я полностью поняла одну из сторон творения…

Мир, его настоящая физическая организация, с дифференциацией и специализацией форм и полов, побуждает к некоему противостоянию двух полюсов, единение которых ведет к творению; и тогда, естественно, на каждом полюсе чрезвычайно трудно понять того, кто находится на другом полюсе (хотя он думает и верит, что его понимает); особенно это относится к пониманию того, кто находится на полюсе, который я помещаю внизу [жест, указывающий на основание мира], это деятельный созидательный полюс, то есть полюс, выраженный в женщине. Она очень хорошо чувствует, что без этого [жест наверх] полного понимания не будет; но тот, что наверху, ВООБЩЕ не понимает созидательной мощи того, что внизу — в принципе он чувствует это, но не понимает. И не хватает некой адаптации для понимания и есть конфликт, которого не должно было быть. Такого никогда не было — никогда — между мною и Шри Ауробиндо, но я видела, что такого не было из-за того, что он принял позицию полной «сдачи» вечной Матери (это период полной сдачи в творении). Я видела это, и это меня смущало! Это меня смущало, и я сказала себе: «Но почему он думает, что должен так поступать [смеясь], как будто я не могу это понять!» Я же, напротив, жаждала другого отношения: отождествления не так, а вот как [Мать прижимает снизу свой кулак к ладони, находящейся выше]; вместо отождествления сверху-вниз, отождествление снизу-вверх. Такое стремление существовало… почти со времен извечных… стремление созидательной вселенской силы слиться с Творцом. И слиться не через нисхождение Творца, а путем восхождения Силы — сознательного восхождения. Но Шри Ауробиндо хотел по-другому, и было по-другому… и, кроме того, я была очень занята своей работой. И в течение тридцати лет, пока мы жили вместе, было так, совершенно гладко; и свое стремление я удерживала в состоянии покоя, потому что знала, что на то была его воля. Но с тех пор, как он ушел, и я неким образом стала обязана выполнять его работу, все изменилось, но я совсем не хотела, чтобы Творец, из-за того, что я взяла на себя эту работу, был обязан приспособиться к созидательной Силе: так совсем не годится! Все мое стремление было направлено на то, чтобы созидательная Сила сознательно СТАЛА бы Творцом. И все больше и больше так и происходит; и во время последней встречи [со Шри Ауробиндо] некоторое время (не все время, но некоторое время) было так. И тогда я поняла; это заставляет меня полностью понять игру всех сил в двух элементах — в двух полюсах — и как их можно соединить, какой процесс нужен для того, чтобы исчезло это противостояние, чтобы могло существовать тотальное Бытие.

Процесс идет. И это становится все более и более ясным. И будет необычайно интересно. Но это будет позднее.

Все больше и больше (началось это давно, со времени ухода Шри Ауробиндо) это нарастает, совершенствуется, уточняется и становится все более сознательным: разница исчезает, противостояние полностью исчезло, растет возможность отождествления с другим — с другой позицией, с тем, что я умышленно назвала «свыше».

Естественно, в человеческих существах все крайне смешано; среди человеческих существ не найти действительно мужчины и действительно женщины — такого нет. Все очень, очень смешано. Но целью является целостность; целостность, в которой каждый занимает свое место и играет свою роль, не в противостоянии, а в совершенном единстве — в тождестве. И ключ к этому уже начинает вырисовываться.

Но трудности все еще есть, они глубоко на уровне подсознания.

Это очень интересно.

 

(молчание)

 

Более всего сопротивляется с земной точки зрения (возможно, даже со вселенской точки зрения), именно эта зона (она отчетливей всего выражена в земной атмосфере), эмоциональная зона. Было ясное  восприятие, что она ДЕРЖИТСЯ за свои эмоции, НАСЛАЖДАЕТСЯ своими эмоциями. Это противодействует усилию достижения совершенства, совершенного единства: это удовольствие от эмоций.

В течение нескольких секунд было переживание с ясным видением и непосредственным воздействием высшей Силы на это  [на эмоциональную зону], но переживание было не достаточным, чтобы можно было его записать.

 

(молчание)

 

Все, что является СУЩЕСТВЕННЫМИ завоеваниями и продвижениями, которые сейчас происходят, требует много-много-много времени, чтобы материализоваться (на земле)… Как бы это ускорить? Я не знаю.

Это та же самая проблема, что и проблема Тождества, о которой я недавно говорила, проблема приближения к центру: слияние, затем близость, затем все большее и большее отдаление — вот почему требуется время. Чтобы дойти до конца, требуется очень-очень много времени.

 

(молчание)

 

Шри Ауробиндо написал где-то, я не помню где (я перевожу, но это не точная фраза): «Клетки тела должны наполниться божественным Пламенем.»

Очевидно, это там, где он объяснял трансформацию.

Клетки тела должны наполниться божественным Пламенем.

И это чувствуется — это ЧУВСТВУЕТСЯ. Они начинают пылать, наполняться все более ясным, все более чистым пламенем… весь дым уходит.[263]

 

 

18 декабря 1963

 

(Мать читает письмо Шри Ауробиндо)

 

It is equally ignorant and one thousand miles away from my teaching to find it in your relations with human beings or in the nobility of the human character or an idea that we are here to establish mental and moral and social Truth and justice on human and egoistic lines. I have never promised to do anything of the kind. Human nature is made up of imperfections, even righteousness and virtue are pretensions, imperfections and prancings of a self-approbatory egoism… What is aimed at by us is a spiritual truth as the basis of life, the first words of which are surrender and union with the Divine and transcendence of ego. So long as that basis is not established, a sadhak is only an ignorant and imperfect human being struggling with the evils of the lower nature.

 

(Перевод)

«Равным образом невежественно искать мое учение в отношениях между человеческими существами или в благородстве человеческого характера, это все равно что искать истину в тысяче лье от нее,  невежественно искать ее в идее, что мы здесь для того, чтобы установить ментальную, нравственную и социальную Истину и правосудие,  в эгоистическом человеческом понимании. Я никогда не обещал ничего подобного. Человеческая природа состоит из несовершенств, даже ее праведность и добродетель — это претензии, несовершенства и фанфаронство самодовольного  эгоизма… Наша цель - заложить основы жизни на фундаменте духовной истины, и первый шаг к этой жизни  – это сдача Божественному и единение с Ним и преодоление эго. Пока нет этой основы, садхак – является только невежественным и несовершенным человеческим существом, борющимся с пороками низшей природы.»

 

Я хочу передать этот текст одному американскому адмиралу, который находится здесь, ему надо знать это.

Ты встречался с ним?

 

Нет. Но ВСЕ выходцы с Запада! Максимум, о чем они могут помыслить, это всегда социальная работа…

 

Да, некое социальное совершенство на земле.

 

Это Швейцер, Ганди, Филантропия, Милосердие…

 

Как они считают, Сверхразум явится царством гармоничного равенства всех классов и всех стран — самое большее, единением всех стран и всех классов. Это самое большее, о чем они могут мечтать.

Мне нравится это письмо, потому что он сказал: «Я НИКОГДА не обещал ничего подобного.» Вот что для меня важно.[264]

 

 

21 декабря 1963

 

(По поводу «игрушек» тантрической дисциплины, когда ученик еще был на своем семитысячном или семисоттысячном янтраме. К сожалению, запись начала этой беседы не сохранилась.)

 

… Да, впрочем, это так, время от времени у меня бывают приступы протеста, но все больше я обосновываюсь в некоем небытии — мало что имеет смысл. Я был очень привязан к жизни, я любил жизнь, я находил, что жизнь прекрасна — это ушло.

 

Да! я понимаю!

 

Но все же, было ли что-то хорошее в этой любви к жизни?

 

Да… но не сейчас, позднее, когда жизнь станет иной, чем сейчас.

 

Сейчас это прошло, и если мне скажут: «Завтра Вы умрете», мне будет совершенно все равно.

 

Что же, я понимаю!

Но, впрочем, это почти главное условие для того, чтобы иметь возможность жить другой жизнью, оставаясь здесь. Это существенно, мой мальчик: пока человек имеет «вкус к жизни», он колеблется, разрывается… Я считаю, что это БОЛЬШОЙ прогресс.

Все в порядке.

Вкус к жизни, это, можно сказать, предчувствие того, что будет, но он совсем не предназначен  для того, что есть сейчас.

 

(молчание)

 

Ведь когда у тебя есть уверенность — уверенность — что Ананда, радость, расцвет являются Истиной твоего существа, когда есть эта уверенность, когда смотришь на ту жизнь, какая она сейчас, тогда она кажется (не уверенность, а жизнь, какова она сейчас) чем-то немыслимым, каким-то искажением.

Как раз в эти последние дни я пришла вот к какому выводу. За исключением Шри Ауробиндо, все люди, с которыми я встречалась, которые меня окружали, всегда были не довольны. Иногда (я говорю о тех  случаях, когда жизни людей соприкасаются со мной более тесно)  люди либо бунтовали против той жизни, которая есть, либо ужасно огорчались — это то, что совершенно противоположно моей природе. Я скорее на стороне тех, кто все воспринимает очень философски , так, как оно есть — уже с тех пор как, я была совсем ребенком. И тогда я спросила себя (я поняла это в последние дни): «Почему это так?».

Я поняла, что эта позиция или этот способ чувствовать - словно оплот сопротивления трансформации.

 

(молчание)

 

Этим утром я записала два наблюдения и положила их на стол, я думала  прочесть их тебе (это были «заметки», «наблюдения»), и очень ясно мне было сказано, что очень хорошо, что у меня есть это чувство четкого различия, оно замечает все, что противоположно божественной Истине, чтобы не разочаровываться и не быть обманутым (особенно чтобы не обманываться), но всякий раз, когда мы акцентируем на нем внимание, мы придаем ему СИЛУ СУЩЕСТВОВАНИЯ, нечто вроде силы, которая продлевает и упрочняет его существование. Тогда я взяла эти записи и выкинула их в мусорную корзину! [Мать смеется] Это было результатом изучений, наблюдений за эти последние дни.

Пока Шри Ауробиндо был здесь, оно не приближалось ко мне, потому что я полагалась на Шри Ауробиндо в том, что касается точного восприятия, что должно быть и что должно исчезнуть; так что оно было очень далеко от моего сознания, и я этим не занималась; это пришло только тогда, когда я должна была взять на себя всю работу.

Но, по правде говоря, если бы мы всегда могли хранить в своем сознании ясный, живой образ ТОГО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ, не иллюзию, что все уже так и есть (не должно быть никаких иллюзий), но иметь ясное, позитивное видение того, что должно быть, несмотря на все опровержения… это было бы очень сильно. Такая необходимость появляется: именно это требуется от меня сейчас. Мы ЗНАЕМ, что все не так, как должно быть (Бог знает, мы знаем это!), но надо умышленно игнорировать всякое опровержение, чтобы АКТИВНО сохранять в сознании видение того, как должно быть — я чувствую, что в этом заключена настоящая созидательная сила.

Ведь тот факт, что я лишилась поддержки физического присутствия Шри Ауробиндо, был ударом, который мог оказаться смертельным (закрыв дверь, я препятствовала тому, чтобы он был смертельным; ведь он просил меня продолжать и я решила продолжать), это внесло свои сложности, ведь было необходимо постоянно удерживать в своем восприятии то, что надо делать, и прилагать постоянное усилие, чтобы превратить то, что есть, в то, что должно быть… Вероятно, это период работы, который сейчас завершается, он потребовал от меня способности позитивного восприятия жизни. К сожалению, в самом теле есть некое противоречие — но меня навели на мысль, что там эти противоречия возникли из-за того, что я их допустила в сознание и, как следствие, они вошли в тело. Вместо того, чтобы смотреть на тело и говорить: «О, все еще здесь!» (такая ограниченность, такая узость), я должна смотреть только на ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ, и тело будет вынуждено следовать.

Кажется, что это было подготовкой программы на следующий год — предстоит еще долгий-долгий-предолгий путь. Но, как бы там ни было, осталось еще несколько дней в этом году (!)

Есть так много побед, которые я еще не могу одержать! Очевидно, есть некоторая неспособность, есть ограничения; определенно, моя позиция по отношению к чему-то, не полностью такова, какой должна быть.

Есть Присутствие Господа, он Действует, причем так,  что это Действие я почти бы могла назвать вечным, потому что те моменты, когда… Оно никогда не отступает, хотя иногда, Оно не активно, Оно становится немного пассивным, но так бывает гораздо реже, чем когда Оно активно — гораздо реже, есть большая разница. И все же еще нет результата, к которому это Действие должно привести. Следовательно, поскольку Оно использует это тело и это окружение [Матери], то там должно быть что-то, что приглушает, уменьшает, изменяет… Я могла бы привести совершенно точные и конкретные примеры, но они затрагивают людей, находящихся здесь, и поэтому я об этом не говорю. Именно это заставило меня искать:  почему? почему?…

У меня такое впечатление, что есть что-то, что побуждает к тому, чтобы устранить в моем активном сознании это четкое различение, такое настоятельное, острое — ты знаешь, я вижу … (как видела недавно близость и отдаленность  Божественного Присутствия) вижу почти микроскопические отличия. Конечно, это видение помогает устранить то, чего не должно быть, но сейчас надо, чтобы эта позиция отошла на «background», «на задний план», и активное сознание видело постоянно и почти исключительно только ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ.

Иными словами, есть движение устранения, отвержения, движение (на секунду) трансформации, и есть движение созидания — кажется, что пришло время, чтобы войти в движение созидания.

Cознание тела все еще очень робкое; очень робкое в том смысле, что оно не уверено в себе; ему кажется, если оно не будет все время бдительным, не будет все время смотреть-смотреть-смотреть, наблюдать, различать, тогда может просочится нечто [жест вниз], что появиться не должно. Вот что мешает. Вот для чего все нарастает эта уверенность: не критиковать, не критиковать, не критиковать, не видеть того, что не должно быть — видеть только ТО, ЧТО ДОЛЖНО БЫТЬ.

Это большая победа, которую надо одержать — большая победа.

Эта победа еще грандиозней и еще трудней, поскольку я окружена людьми, настроенными иначе (несомненно, это необходимо для моей работы). Вокруг меня нет ни одного оптимиста. Все, что они мне говорят, все, что они мне приносят, это всегда видение (более или менее четкое, более или менее полное) того, что должно уйти; но видение того, что должно быть… я никогда не видела ни в ком, кроме Шри Ауробиндо.

Только прорывами, вспышками, и только в том, что он писал (никогда в том, что он говорил) можно найти это острое различение, как в том письме, которое мы недавно переводили. Когда же он говорил, когда он был с людьми, никогда у него не было негативной критики.

Ни у кого другого.

С самого раннего детства (с пяти лет,  я помню, у меня были подобные ощущения) и в течение более восьмидесяти лет я всегда была окружена людьми, которые приносили мне в изобилии свое недовольство, несогласие, и еще, все больше и больше (в некоторых случаях это было очень остро, и это все еще так) глубокой неблагодарности — по отношению не ко мне, это не имеет никакого значения: по отношению к Божественному. Неблагодарность… это то, что часто оказывается очень-очень болезненным: то, что она может существовать. Это то в жизни, что кажется мне самой… самым нетерпимым — это едкая горечь по отношению к Божественному из-за того, что все так, как есть, из-за того, что были позволены все эти страдания. Это принимает более или менее невежественные, более или менее интеллектуальные формы, более или менее… но всегда в этом некая горечь. Иногда это принимает личные формы, тогда борьба становится еще более трудной, потому что нельзя примешивать личные отношения— это не личный вопрос, ОШИБОЧНО думать, что может быть в мире какое-то «личное» движение; это невежественное человеческое сознание переводит эту проблему на личностный план, но этого нет: все это земные позиции.

Это  пришло с Разумом; у животных такого нет. Поэтому  я чувствую некую кротость в животных, даже в так называемых свирепых хищниках, и этого нет в человеке.

 

(долгое молчание)

 

И все же, из всех движений наибольшую радость — радость без примеси, незапятнанную эгоизмом — приносит спонтанная благодарность.

Это что-то чрезвычайно особенное. Это не любовь, это не самоотдача… Это очень ПОЛНАЯ радость. Очень полная.

Это совершенно особая вибрация, которая не похожа ни на что, кроме самой себя. Это нечто, что расширяет вас, наполняет вас — что-то такое пылающее!

Несомненно, из всех движений в пределах достижения человеческого сознания именно это движение дальше всего выводит вас из вашего эго.

И когда это может быть немотивированной благодарностью, тогда эта вибрация (на самом деле, это - вибрация того, что существует потому что есть Причина существования)… тогда много-много барьеров сразу же исчезает.

 

(Мать долгое время остается в состоянии созерцания

этой вибрации благодарности)

 

Когда можно войти в эту вибрацию в ее чистоте, сразу же замечаешь, что она имеет то же качество, что и вибрация Любви: у нее нет направления. Это не что-то, что переходит из одного в другое, отсюда туда [жест снизу-вверх], или оттуда сюда… это [жест, очерчивающий окружность] одновременное и тотальное.

Я хочу сказать, что эта вибрация не что-то, для чьего существования требуется два полюса; она не идет от одного полюса к другому, а потом от того к этому полюсу: эта вибрация в своей чистоте такая же, как и вибрация Любви, которая не направлена отсюда туда или оттуда сюда, у нее нет полюсов.

Она – сама в себе, она существует ради своей собственной радости существования. (И то, что я говорю об этом, во многом портит это.)

Как и Любовь.

Люди не перестают повторять, что не бывает ничего без  двух полюсов, что причиной существования являются два полюса, и все вертится вокруг них [Мать качает головой], но это не так. То есть, человек в своем внешнем обычном сознании не может ничего понять вне этого представления, вот как. Это понятно. Но в своей сущности [Мать качает головой еще раз] это не так.

По сути, благодарность — это только лишь легкий оттенок сущностной Вибрации Любви.

 

(медитация)

 

 

25 декабря 1963

 

(Мать выглядит уставшей)

 

Как твои ночи?

 

Не очень сознательны.

 

Это не важно. Если ты отдыхаешь, то это все, что нужно.

Прошлой ночью меня непрерывно изнуряли.

 

(молчание)

 

Сейчас полным ходом идет исследование в подсознательном, исследование причины болезней. Я вижу кое-что не очень-то приятное …

Есть целая зона наиболее материального Витального, она пронизывает, если можно так сказать, тонкое физическое — именно там формируются болезни. Там можно увидеть множество совершенно crooked [искаженных] формаций — нехватка искренности. И это выражается в образах: я вижу всевозможных людей и я что-то делаю, все это происходит в особой зоне —  те же самые люди вне этой зоны видятся здесь под каким-то особым углом. И это смесь искажения и сознания, искажения языка и искажения формы — и этого столько!… в течение многих часов.

Но меня все время сопровождала некая форма, не очень отчетливая, но она была, в этой области, материализацией  Присутствия Господа. И я помню, что я, чтобы поработать, вошла в громадную комнату, она была совершенно пустой, там не было ничего, в ней был некий  полусвет; и вдруг я почувствовала, как что-то схватило меня здесь [у основания затылка], я почувствовала это даже физически (я лежала на своей постели, но я чувствовала это физически). Тогда я указала на это той Форме, что сопровождала меня повсюду — такой внимательной, такой близкой — чтобы все мне объяснять, чтобы все мне показывать; я пожаловалась, я сказала: «Смотри, что-то ко мне прицепилось, я даже физически чувствую боль.» Тогда я увидела, как появилось что-то наподобие руки, эта рука взяла то, что  было на моем затылке, оттянула и показала мне: это было похоже на одну из тех больших летучих мышей, которых называют flying-fox[265] (здесь есть несколько, они питаются маленькими птичками, птенцами…), оно прицепилось к моей шее! Мне сказали: «О, ничего страшного! Это всего лишь вот что.» [Мать смеется]. Это была большая такая штуковина [около метра], которая прицепилась ко мне, и ее коготки были выпущены наружу (эта рука оторвала их от моего затылка). Она стала плоской и почти инертной, но все еще была злобной.

Это был просто один «инцидент» — так, мимоходом.

Но, что замечательно, моя физическая боль сразу же ушла; у меня была боль в затылке, как тяжесть, причиняющая боль, давящая на нервы, но она сразу же исчезла: «О, ничего страшного! Это всего лишь вот что.»

Затем меня будто бы водили по другим местам, и я увидела нечто вроде скорпиона странной формы (он также был чем-то вроде жителя этой области, он также был причиной каких-то болезней), он пытался куда-то взобраться. Там также была порезанная змея, и через ее порезы будто бы вытекала ее жизнь, и все же она была жива. Всевозможные ужасы. Но не было никакого чувства отвращения: скорее было сознание, которое изучало, наблюдало, и этим наблюдающим «я» была сила сознания, приложенная к этой игре.

Это не приятная область. Это область, которая сразу же вот так [Мать накладывает одну ладонь поверх другой], сразу же после… (как сказать? это не выше и не глубже внутри), после тонкого физического, и это та область, в которой МАТЕРИАЛИЗУЮТСЯ формации заболеваний. Более трех часов ночи я провела там.

Это некое изучение… возможно, оно полезно. И я заметила, я помню, как я пожаловалась, я сказала: «О! но это больно» (я была в глубоком сне, но очень хорошо сознавала свое тело), и тогда это меня заинтересовало, я обратилась к Господу: «Мне больно.» Тогда Он протянул свою руку, взял что-то и показал это мне, говоря: «О! это всего лишь вот что»!… Это что-то было не очень-то красивым.  И тогда боль МГНОВЕННО ушла. Вечером перед сном мне было немного больно (нервы чувствовали боль, в мышцах шеи было болезненное ощущение, будто что-то тяжело давило, болезненно вцепившись в шею), и я увидела, как Его рука взяла это и показало это животное, и я услышала голос: “Oh, it’s only that” (Он сказал мне по-английски), “it’s only that” [это всего лишь вот что] —  все, ушло!

Точно так же, как делал Шри Ауробиндо, когда он был здесь: как если бы появилась его рука, взяла боль, и болезнь ушла.

Только такие ночи немного… утомляют. Ночи работы, борьбы. И затем днем была эта лавина людей и всего… Если вы не сойдете с ума от этого, значит, у вас нет предрасположенности к сумасшествию! [Мать смеется]

Вот так.

Все же тебе надо отдыхать. Скоро ты закончишь свою книгу и эти [тантрические] письмена и сможешь пойти посидеть на берегу моря. И смотреть на волны, так ведь?

 

У меня работы еще на восемь дней.

 

Хорошо. Надо продержаться эти восемь дней.

 

И эти восемь дней самые…

 

После этого ты пойдешь к морю, посидишь и посмотришь на волны. Волны - это так мило! [Мать смеется, будто подсмеивается][266]

 

 

29 декабря 1963

 

(Записка Сатпрему от Матери)

 

Сатпрем, мой милый малыш,

31 декабря я увижусь с тобой в музыкальной комнате, и я хотела бы, чтобы туда также пришла Суджата в 10 часов утра, потому что я хочу опробовать возможности органа, и она поможет мне в этом.

 

Моя нежность всегда с тобой

Подпись: Мать

 

 

31 декабря 1963

 

(Мать пробует клавиши органа:

маленькая белая фигурка

как маятник покачивается на стуле)

 

Вот так.

Ты сделал запись?… Мы проиграем это завтра [для Ашрама], вот так, и мне не нужно будет работать!

 

(Суджата:) Это «работа»?

 

Ты все забавляешься.

Забавно… Я не знаю, я совсем не знаю, что я играю, я вообще не знаю! Я едва ли слышу, что я играю. Есть что-то, что забавляется «там». Если хотя бы на минуту я начинаю прислушиваться, все начинает расстраиваться!

Достаточно, нет?

[Обращаясь к Сатпрему:] А ты, что ты скажешь? Достаточно или ты хочешь еще?

 

В зависимости от того, устала ли ты…

 

О! [смеясь] устала! Это не утомляет. Голова пустая. Когда я прислушиваюсь к тому, что играю, становится трудно; если же я не слушаю, то все в порядке.

Который час?

 

Почти половина одиннадцатого.

 

Что-нибудь скажешь мне?… Хочешь послушать… в минорном ключе — это было в мажорном ключе!

[Обращаясь к Суджате:] Тебе больше нравится «весело» или «грустно»? [смех]

Я намереваюсь завтра сыграть: «Ужас мира Лжи» и закончить «Великолепием Света»… если это придет.

А это, это было маленьким отдыхом… музыкальным.

 

(Мать снова играет:

«веселый минорный ключ» и

заканчивает нотой «соль»)

 

На этот раз все.

Это обещание: нота «соль».

Всегда, когда приходит обещание, оно заканчивается на ноту «соль».

 

(Мать нажимает на «соль»)

 

Так что оставим клавиши так. И завтра, в половине первого, когда я буду играть это [для Ашрама], возможно, это не будет… таким же свободным, как сегодня!

[Суджате:] Ты расставишь все по местам.

Я не знаю, сколько проходит времени… Часы есть там [на стене], но я ничего не вижу: я вижу сияющее небо.

 

(Мать дает цветы)

 

Это «золотая мощь » [гибискус], каково! очень мило!

Что ты скажешь по поводу музыки?… Я не хочу, чтобы ты говорил «хорошо» или «плохо», но, может быть, что-нибудь предложишь?

 

Мой взгляд упал на эту фразу Шри Ауробиндо [на календаре].

 

А, точно! Это так. Именно так! Ежедневно  я смотрю на него. Вечером меняется дата и цитата — я не знаю, какой текст будет завтра, надо перевернуть лист и поставить «январь». Хочешь сделать это? Принеси календарь сюда.

Все это, все сейчас исчезнет!

Сейчас у нас декабрь [Мать читает:]

 

And earth shall be the Spirit’s manifest home18

[И земля станет проявленным домом Духа]

 

(Суджата:) Это то обещание, которое пришло?

 

Да, обещание ноты «соль». «Соль» всегда обещает.

 

(Мать перелистывает календарь

на 1 января 1964 г и читает

цитату Шри Ауробиндо)

 

All can be done if God’s touch is there

[Все может быть сделано, если есть касание Бога][267]

 

Вот так: All can be done. Все.

Мне очень нравится этот календарь из-за цитат. Каждый вечер я переворачиваю страницу.

Завтра я увижу здесь… [Мать смотрит в свою записную книжку] 4-6-7-8 человек, и еще двое там, всего десять — завтра утром между 10 и 11 часами… [смеясь] «All can be done if God’s touch is there »!

Так что увидимся в следующем году.

Я все тебе дала? Я дала тебе второй календарь [с фотографиями Матери, напечатанный в Калькутте]? Другой ему  не нравится.

 

(Суджата:) Ты слишком строга, милая Мать!

 

А! вот как, опять! Я не была строга: я была в созерцании!

 

(Сатпрем:) Строгое созерцание.

 

(На втором календаре –фотография Матери,

переводящей «Синтез Йоги».

Можно даже прочесть фразу,

которую она переводит:

«Наша воля станет силой

могущества Вечного, а

мышление - лучами духовного солнца»[268])

 

Это последняя часть «Синтеза Йоги». Мы должны пересмотреть ее вместе, но что-то не получается. [Суджате:] Ты знаешь, что он делает? Он берет английский текст и начинает переводить заново! [смех] И тогда мне нечего делать!

Так вот, когда он закончит свою книгу, я дам напечатать тебе свою рукопись. Если бы мое зрение было хорошим, все было бы в порядке, но мое зрение больше никуда не годится, бедные глаза (я не могу говорить о них слишком плохо, они еще хорошо служат, но как бы там ни было…). Или же он [Сатпрем] мог бы править прямо поверх моей рукописи, но он этого не хочет.

 

А, нет!

 

Так что бесполезно.

 

(Суджата:) Мне еще нужно перепечатать «Агенду» за целый год.

 

О! Агенда… Я болтаю все время. У него есть талант заставлять меня болтать — перед его приходом я решаю: «Сегодня я не буду говорить ничего», а затем… я не знаю, он ничего не говорит, он не спрашивает, и я не знаю, что происходит, но начинаю говорить![269]

Хорошо, тогда 4-го января мы начнем пересматривать перевод «Синтеза Йоги». Трудно разобрать мой подчерк?

 

(Суджата:) Нет-нет!

 

О, мой подчерк уже не так хорош. Когда я писала это, происходили странные вещи: однажды я вдруг почувствовала, что больше не контролирую свою руку… Как писать? И тогда я начала писать «как получится» и увидела, что это был подчерк Шри Ауробиндо! И поскольку он был неразборчивым, я сказала себе: «Вот так достижение!» [смех] Тогда я приложила много усилий, сконцентрировалась, я медленно-медленно выводила буквы, как первоклассник в школе, и тогда подчерк вернулся!

Так что, возможно, ты наткнешься на отрывки, которые не очень-то разборчивы.

Но последняя глава [«Йога Самосовершенствования»] самая длинная и трудная.

Он не закончил ее.

Он не закончил последнюю главу, он сказал мне: «Ты закончишь ее, когда я закончу свою йогу», и затем он ушел, оставив все.

Потом, несколько раз он говорил мне, что это я должна закончить эту главу — я отвечала, что у меня не хватит на это ума. Или же мне надо писать как медиум, но из меня медиум не очень-то хороший, я слишком сознательна для этого — сразу же на заднем плане пробуждается сознание и оно смотрит на явление, так что это не годится.

 

Но твоя «Агенда» — это и есть конец  главы «Йога Самосовершенствования»!

 

Что же, это несколько растянутый конец! [Мать смеется] Другими словами, когда она закончится (сначала надо подождать, пока она кончится), когда она закончится, из этих записей можно будет сделать что-то — надо еще подождать! еще несколько лет.

Но это не важно, нам же не надоело, не так ли? [Суджате:] Тебе не надоело? Скажи откровенно, тебе не надоело? [смех Суджаты]. У него мне не надо спрашивать, я знаю, что он ответит: «О! это никогда не кончится, это длится слишком долго, ничего не происходит…» [смех]. Как бы там ни было, дети мои, вот как обстоят дела. Я работаю так быстро, как могу, я сама заинтересована в этом в первую очередь! Но нельзя торопиться, это невозможно. Это невозможно.

В «Савитри» Шри Ауробиндо прошел через все миры, и оказывается, что я тоже прохожу по этим мирам, не зная этого (потому что я никогда ничего не помню — слава Богу, это милость небес! я просила Господа убрать у меня ментальную память, и Он полностью ее убрал, так что я не обременена ею), но я следую этому описанию из «Савитри», не имея ментального знания о порядке миров, и в эти последние дни… Я была в этой Каши Лжи (я рассказывала тебе об этом в прошлый раз), это было действительно болезненно, и я отслеживала ее до самых тонких вибраций, идя к истоку, вплоть до того момента, когда Истина могла обернуться в Ложь — я отслеживала как это происходило. И это искажение, это изначальное Искажение такое слабое, почти неуловимое, что несколько падаешь духом и говоришь себе: «Действительно очень легко покачнуться… какая-нибудь мелочь, и можно опрокинуться в Ложь, Искажение.» И вчера мне в руки попался отрывок из «Савитри», который мне принесли — это чудо, но… это так грустно, так убого, о! я могла почти что заплакать (а меня не так-то легко заставить заплакать).

 

Мир наполнялся грозными Энергиями,

И везде, куда бы не обращал он свой взгляд в поиске помощи и надежды,

В полях и в домах, на улице, на стойбище и на рынке,

Он встречал рысканье и крадущуюся походку

Вооруженных, беспокойных, воплощенных Влияний.

Марш фигур темных обнаженных богинь

Тревожил воздух грандиозным беспокойством;

Ужасающие шаги незаметно приближались;

Угрожающие формы  наводняли призрачный свет,

Зловещие существа пересекали  его дорогу,

Их взгляд нес беду:

Очарование исладость, внезапные и грандиозные,

Лица, поднимавшие обольстительные уста и глаза

Приближались к нему, вооруженные красотой как ловушкой,

Но скрывали смертельный замысел в каждой черте

В секунду готовые обернуться опасностью.

Но только он различал эту скрытую угрозу.[270]

 

Задаешься вопросом… Это как что-то липкое, что окружает вас, что повсюду вас задевает; невозможно продвинуться, невозможно ничего сделать, не столкнувшись с этими черными липкими пальцами Лжи. Это было очень болезненное впечатление.

И этой ночью, как обычно, пришел Ответ. Встав утром, я уже не ясно помнила, но посреди ночи я очень хорошо знала это (это не перейти из сна в бодрствующее состояние: это выйти из одного состояния, чтобы войти в другое, и когда я выхожу из этого состояния, чтобы войти в так называемое обычное состояние, я очень хорошо помню). Это было так, как если бы меня заставили пережить СРЕДСТВО превращения этой Лжи в Истину, и это было так радостно!… Так радостно. То есть, эта вибрация аналогична радости, способной растворить и превзойти вибрацию Лжи. Это было очень важно: ни усилие, ни правильность, ни совестливость, ни жестокость, ничто из этого не оказывает никакого воздействия на эту печаль (это действительно печаль) Лжи — это что-то такое печальное, такое немощное, такое жалкое… такое жалкое. И только вибрация Радости может изменить это.

Это была вибрация, которая текла как серебряная вода — это вибрировало и текло как серебряная вода.

Иными словами, строгость, аскетизм, даже самое сильное и строгое стремление, вся суровость, все это: не дает никакого эффекта. Никакого эффекта — Ложь остается там, позади, не шелохнувшись… Но она не может сопротивляться сверканию радости. Это интересно.

 

(молчание)

 

В своем тексте Шри Ауробиндо говорит, что Господь соединяет противоположности, крайности, ставит их рядом, чтобы они сражались друг с другом, и изъявление этой воли и это действие вызывают у Него сардоническую улыбку (я комментирую).

 

Он достиг незаселенного пространства, не принадлежащего никому:

Каждый мог войти туда, но никто не мог оставаться там долго.

Это была ничейная земля злого воздуха,

Тесное соседство без единого дома,

Пограничная земля между миром и адом.

Там нереальность была господином Природы:

Это было пространство, где ничто не могло быть истинным,

Ибо ничто не было тем, чем претендовало быть:

Грандиозная видимость обволакивала пространную пустоту.

И все же ничто не хотело признаваться в собственном притворстве

Даже себе в своем лживом сердце:

Всеобщий обман был законом вещей;

Только этим обманом могли они жить.

Бесплотное Ничто обеспечивало

Ложность форм, которые принимала эта Природа

На мгновение делало их похожими на существующие и живущие.

Показная магия вытягивала их из Пустоты;

Они обретали форму и субстанцию, которые им были чужды

Она одевала их в цвета, которые не могли удержать, -

Отражения призрачной реальности.

Каждое радужное сияние  было великолепной ложью;

Фальшивая красота украшала восхитительное лицо.

 

Ни на что нельзя было положиться в уверенности, что оно останется прежним:

Радость питала слезы, и добро оборачивалось злом,

Но никогда из зла никто не извлекал добра;

Любовь рано кончалась  ненавистью, восторг убивался болью,

Истина перерастала в ложь, и смерть правила жизнью.

Могущество, которое смеялось над злыми проделками мира,

Ирония, которая соединяла противоположности мира

И бросала их в объятия друг друга для борьбы

Одели сардоническую  усмешку на лицо Бога.[271]

 

Я должна подготовить одну иллюстрацию для H; я увидела образ, лицо Господа с язвительной улыбкой. И затем, после переживания этой ночи, этим утром, вдруг это выражение лица изменилось, и тогда я увидела настоящий образ, настоящую скорбь Сострадания — я не знаю, как объяснить это… Изменилась язвительная улыбка: из язвительной она сделалась горькой, из горькой сделалась скорбной, из скорбной — наполненной необычайным состраданием…

 

(молчание)

 

Так что можно было бы сказать, что Ложь — это скорбь Господа. А его Радость — это средство лечения всей Лжи.

Надо, чтобы Скорбь была выраженной, чтобы ее можно было устранить из творения.

И скорбь, это Ложь — скорбь Господа, скорбь в ее сущности — это Ложь.

Так что жить во Лжи — это причинять боль Господу.

Это открывает горизонты…

И Его Радость излечивает от всего.

Это проблема, увиденная с другой стороны.

Стало быть, если мы любим Господа, мы не можем причинить ему боль, и тогда мы обязательно покидаем Ложь и входим в Радость.

Это то, что я видела этой ночью. Все было серебряным. Все-все было серебряным…

Было даже видение подобных вибраций в клетках: все вибрации были серебряные, искрящиеся, волнистые, но очень регулярные и точные… (как сказать?…). Это было противостояние в клетках по отношению к Лжи; это были как маленькие вспышки серебряного света.

Но это [Ложь], это большое препятствие, крайняя трудность. Это нечто клейкое, что вошло в творение и липнет ко всему, она стала даже материальной привычкой, потому что Ложь есть не только в разуме: она есть и в Жизни, в самой Жизни. Даже в совсем неодушевленном, я не знаю… Возможно, она пришла с Жизнью? (Согласно «Савитри», истоки Лжи лежат в Жизни.) Но это так, как если бы Несознание, чтобы достигнуть Сознания, чтобы вернуться к Сознанию, избрало быть путь Лжи и Смерти вместо пути Истины.

И Ложь — это скорбь Господа.

От меня просили Послания на будущий год, но все время ко мне приходило нечто подобное, так что я ничего не сказала. Люди даже не поймут,  если у вас не было такого переживания, это непонятно. И если сказать это прямо так, почти догматически: «Ложь — это скорбь Господа», то это не будет значить ничего.

Или, если сказать это буквально, это больше не будет верным.

А если сказать: «Ложь — это способ Господа быть несчастливым» [Мать смеется], то людям это покажется несерьезным.

Хорошо. Дети мои, я думаю, что время идти и делать свою работу. Я желаю вам счастливого нового года![272]