L’AGENDA

DE MERE

 

 

V

1964

 

 

АГЕНДА

МАТЕРИ

Без даты, 1964

 

 

(Записка ученику от Матери)

 

Старые грезы прошлого

превратятся

в знаменательные реальности.

 

 

4 января 1964

 

 

(по поводу визита тантрического гуру)

 

Было интересное явление.

Я рассказала Х, что как-то имела довольно интересную встречу с Ганапати[1] (много лет тому назад), на которой он обещал мне давать все, в чем я нуждаюсь. И так оно и было в течение очень долго времени (точно более десяти лет), и он щедро мне все давал. Затем все изменилось в Ашраме; после войны к нам пришло много детей, так что мы стали перегружены; вся организация Ашрама усложнилась и разрослась, и наши отношения стали затрагивать другие страны, особенно Америку. И я продолжала оставаться в контакте с Ганапати; не могу сказать, что я делала ему пуджи (!), но каждое утро я клала цветок перед его изображением. И как-то утром я у него спросила: «Почему ты перестал делать то, что ты так долго делал?» Я прислушалась, и он очень ясно ответил: «Твои запросы стали слишком велики». Я не очень хорошо поняла, потому что Ганапати может распоряжаться гораздо большими средствами, чем те, в которых я нуждаюсь. Потом я рассказала об этом Х, который ответил мне с высоты своего «пандитизма»[2]: «Чтобы она не отвлекала богов, я сам за этим присмотрю!» — это была ненужная надменность. Тогда я снова обратилась к Ганапати и спросила: «Что все это значит?». И я ясно увидела (а ответил мне не Ганапати, а Шри Ауробиндо), что Ганапати имеет силу лишь над теми, кто верит в него, то сеть, его власть распространяется только на Индию, а я нуждалась в деньгах из Америки, Франции, Англии, Африки… и поскольку он не имел там силы, то и не мог помочь. Это стало совершенно ясно, я была спокойна, я поняла: «Очень хорошо, он сделал все, что мог, и на этом все.» И, действительно, я продолжала получать деньги из Индии, но этих средств не хватало; поскольку после обретения Независимости половина Индии была опустошена, то все люди, которые раньше давали мне много денег, теперь их не давали, потому что их не имели — это не так, что они не хотели, а просто они не могли.

Например, М был очень заинтересован моей историей с Ганапати, и я увидела, что есть связь между ним и Ганапати, так что я ему сказала: «Ну обратитесь же к Ганапати, и вы получите от него хорошее напутствие». И с того момента дела М действительно превосходно пошли; все, что Ганапати мог делать, он делал по максимуму. То есть, в этом отношении все было превосходно.

Но есть существенная разница между фактом, как он есть, то есть, между тем, что это тело (Матери) представляет, и пониманием Х. Он всегда оставался в самом низу. Причем именно это подрывало его здоровье несколько раз. И, что забавно, что всякий раз, когда он заболевал и соглашался предупредить меня об этом, он мгновенно вылечивался — он ЗНАЕТ это, и все же его первым инстинктом всегда было обратиться к богам со своей обычной пуджей.

То же самое и по отношению к тебе — я это видела. Он смотрит на тебя вот так (жест задранного носа), и к тому же ты не пандит (!), у тебя ведь нет религиозного образования — он считает тебя новичком, он вовсе не осознает, где находится твой ментал, чего может достичь твой ментал. Я сказала ему об этом, но даже после этого он ничего не понял. Но однажды (это было то время, когда я давала медитации внизу) он сделал какое-то совершенно нелепое заключение, основываясь на том, что люди здесь медитируют с закрытыми глазами, и что я тоже закрывая глаза. Мне рассказали об этом. Это было давно, много лет назад. Он должен был ко мне придти на следующее утро, так что я себе сказала: «Подожди-ка, дружок, ты увидишь!». И в то утро я медитировала с открытыми глазами (Мать смеется). Бедняжка! Когда он вышел, он пролепетал: «Мать медитировала с открытыми глазами, она была как лев!».

Так что, ты видишь, тут целая пропасть непонимания.

Он очень славны человек, но он очень невежественный — странно говорить такое о пандите: он великий пандит, он знает санскрит лучше, чем настоятель Южных Монастырей, но ему не хватает открытости наверху. У него есть одна прямая линия связи (жест стрелой вверх), это действительно так, и она идет очень высоко, но это точечная связь — острая точка, которая дает ему ТОЛЬКО ОДНО переживание: он не может перейти к другим переживаниям. Это не поднимающаяся вверх безмерность, а всего лишь точка.

В последний раз, когда он приходил медитировать, как раз перед тем, как ему войти, я вдруг почувствовала, как пришел Всевышний (конкретизовался тем особым образом, как когда он хочет, чтобы я что-то сделала), и он конкретизовался с той волей, чтобы я проявила добрую волю к этому человеку и расширила бы его сознание. Это было совершенно ясно. И это было конкретно с Мощью, ты знаешь, с Мощью, выходящей за все границы… и с чудесной Любовью. Это пришло вот так, и он был подхвачен этим Движением — осознавал ли он его? Я не знаю.  Но когда он вышел, он сказал, что имел переживание. И на этот раз это было совершенно искренне, спонтанно, естественно, он не пытался… пускать пыль в глаза. Это было очень хорошо.

Нет, ты мог бы перенять нечто (у Х), но это показалось бы тебе очень малым; если бы ты это почувствовал, ты сказал бы: «Как! И это все!?»[3]

 

(молчание)

 

Но он дал W новую мантру — мантру, адресованную Кали, с звучаением Кали! Однако W не на стороне Кали[4], совсем нет! — подобные вещи я не понимаю со стороны Х. Я очень хорошо знаю, что есть определенный род силы, качество мощности, которое не только воздействует, но может и проявляться через того или этого человека, здесь, там, там… но кажется, что Х делает это согласно традиции: мол, надо сначала обратиться к такой-то божественности, затем к такой-то другой божественности, затем… и не зависимо от качеств индивида. Кажется, что он не проникает в психологию индивидов.

Когда я направила ему D (ты знаешь, она всегда склонна верить во все чудесные силы), он стал ее учить в духе «что намолишь, то и получишь». Он внешне делал все глупости, которые заставили бы ее уйти! – И она ушла.

В конце концов, все это не имеет значения.

Надеюсь, что ты…

 

Вот уже много лет он заставлял меня ходить кругами. Прикоснулся ли я, в конце концов, хотя бы к чему-нибудь?

 

Но это традиционно, мой мальчик! Таков традиционный путь: надо всегда заставлять людей ходить концентрическими кругами, и затем наступают моменты, когда вы должны ДАЛЕКО отдалить их от себя, чтобы усилить их стремление. Вот и вся традиция — но я не верю в такой путь.

Вот как ученость переходила от гуру к ученику, неопределенно.

Но когда я вижу возможность в ком-то: хлоп! Я сопровождаю его сверху — иногда это его немного оглушает! Но, во всяком случае, он движется быстрее.

Х думает, что я действуют так из-за своей некомпетентности.

 

(Сатпрем смеется, не веря)

 

Нет, я ничего не воображаю: я знаю! Он сказал это (если бы Шри Ауробиндо был там, он бы немало посмеялся!): «О! Боги, лучше бы она поручила мне это, я знаю лучше, чем она!». Ты понимаешь, когда я проводила медитации в холле внизу, они все там были: Шива, Кришна, все боги Индийского пантеона были там, сидели там, вот так (жест – кругом), и следовали медитации.

Кришна… иногда я часами гуляла с ним, беседуя. Однажды ночью, когда я очень устала от своей работы, он пришел ко мне, сел на краешек моей постели, и я уснула у него на плече. И это длилось годы и годы, ты знаешь — не один раз, случайно.

После всего этого я улыбаюсь.

 

Какой Аспект или Сила более родственны мне?

 

А-а!

Ты читал «Мать»?

Это первый аспект.

У тебя есть эта книга? Я не так давно видела текст, и я сказала себе: «Смотри-ка! Точно так!»

 

(Мать ищет книгу)

 

Но я дала тебе такое имя из-за того, что… Есть множество людей, выглядящих совершенно по-разному и связанных с самыми различными аспектами Матери и которые, однако, по одной причине, которую я знаю, не будут иметь полноты своего бытия из-за того, что пока Истина не установилась на земле, божественная Любовь не может проявиться в чистом виде — вот почему я назвала тебя Сатпремом. И есть другие люди, которых я знаю очень хорошо, которые, как кажется, находятся на другом конце (как выразиться?) реализации своего характера (совершенно другое происхождение, совершенно другое влияние) и которые, однако, имеют в точности тот же самый характер… для нечто иного, о чем я скажу в свое время. И только когда божественная Любовь сможет проявиться в своем абсолюте, только тогда они будут иметь полноту своего бытия. Так что сейчас им, как и тебе, по совершенно другим причинам, кажется, что… вещи не движутся, что ничего не делается, что ничего не меняется, что… что все твои усилия бесполезны; или же те, кто не имеют достаточно развитого ума, они не имеют и веры; они думают: «О! Все это обещания, а… « (неопределенный жест вверх).

Ты избавлен от этой трудности, потому что ты полностью понимаешь там, наверху. Но это очень редко — ты должен быть бесконечно признателен! (Мать смеется)

 

Но я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО признателен.

 

(Мать листает «Мать» Шри Ауробиндо,

 затем читает:)

 

Вот:

 

"Imperial Maheshwari is seated in the wideness above the thinking mind and will and sublimates and greatens them into wisdom and largeness or floods with a splendour beyond them. For she is the mighty and wise One who opens us to the supramental infinities and the cosmic vastness, to the grandeur of the supreme Light, to a treasure-house of miraculous knowledge, to the ... "[5]

 

Мне не очень хорошо видно…

Но здесь была одна фраза, которая чудесно к тебе подходит.

 

(Мать возобновляет

чтение чуть дальше)

 

Тебе надо прочесть весь этот отрывок… Я ищу то самое предложение…

 

Твои глаза устанут…

 

(Мать возобновляет

чтение чуть дальше)

 

"Equal, patient and unalterable in her will she deals with men according to their nature and with things and happenings according to their Force and the truth that is in them. Partiality she has none, but she follows the decrees of the Supreme and some she raises up and some she casts down or puts away from her into the darkness. To the wise she gives a greater and more luminous wisdom ..."

 

Я не вижу, я больше представляю, чем вижу…

 

Твои глаза устанут, не надо больше читать.

 

(Мать продолжает)

 

Весь этот отрывок… Я сожалею, мои глаза стали… будь побольше света, я хорошо бы все увидела.

 

Ты устанешь.

 

Да.

Но, в конце концов, это Этот аспект.

Я просто натолкнулась на одну фразу и сказала себе: «Вот, это точно для Сатпрема». Ты понимаешь. Я это знаю, я знаю эти вещи, потому что я чувствую, какая Сила или Мощь действует — когда я с тем или иным человеком, всегда есть нечто, что остается свидетелем и наблюдает за игрой Сил, и именно это наблюдение дает мне знать. Меня можно спросить: «Кто это?» — именно благодаря этому я знаю.

 

*

*  *

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

(отрывок из книги Шри Ауробиндо «Мать»)

 

Верховная МАХЕШВАРИ находится в необъятности над мыслящим умом и волей и возвышает и расширяет их в мудрость и величие и наводняет великолепием, превышающим их. Ведь она — это могущественный и мудрый Один, который открывает нас к супраментальным бесконечностям и космической широте, к великолепию всевышнего Света, к сокровищнице чудесного знания, к безмерному движений вечных сил Матери. Она невозмутимая и чудесная, навечно великая и спокойная. Ничто не может сдвинуть ее, потому что вся мудрость в ней; ничто не скроется от нее, что она захочет узнать; она понимает все вещи и все существа и их природу, а также то, что движет ими, как и закон мира и его времен, а также как все было, как есть и как должно быть. В ней есть сила, которая встречает все и овладевает всем, и ничто не может, в конечном счете, одолеть ее необъятную непостижимую мудрость и ее великую спокойную силу. Ровная, терпеливая и непоколебимая в своей воле, она обращается с людьми согласно их природе, а с вещами и событиями — согласно их Силе и истине, сокрытой в них. Она беспристрастна ко всем, но она следует повелениям Всевышнего, и одних она поднимает, других — опускает или отдаляет от себя во тьму. Мудрым она дает еще большую и более светлую мудрость; имеющих видение она посвящает в свои намерения; на враждебных она накладывает последствия их враждебности; невежественным и глупым она воздает согласно их слепоте. В каждом человеке она обращается с различными элементами его природы и отвечает на них согласно их потребности и их побуждению и отдаче, которую они требуют, накладывает на них необходимое давление или оставляет им их взлелеянную свободу процветать на путях Неведения или исчезнуть. Ведь она надо всем, не связана ничем, не привязана ни к чему во вселенной. Все же она более, чем кто-либо, имеет сердце вселенской Матери. Ведь ее сочувствие нескончаемо и неистощимо; все для нее являются детьми и частичками Одного, даже Асура, Ракшаса и Писача[6], и те, кто восстал и настроен к ней враждебно. Даже ее отвержения — только отсрочка, даже ее наказания — милость. Но ее сочувствие не ослепляет ее мудрость и не сбивает ее действие с намеченного курса; ибо ее заботит только Истина вещей, знание является центром ее силы, и встроить нашу душу и нашу природу в божественную Истину — ее миссия и ее труд.

 

 

8 января 1964

 

(Мать показывает набросок, который она сделала для иллюстрации того отрывка из «Савитри», где Шри Ауробиндо говорит о «язвительной улыбке Бога»:)

 

Я хотела увидеть эту «язвительную улыбку» Всевышнего! И я смотрела, но вместо язвительной улыбки я увидела лицо… с такой глубокой скорбью — такой глубокой и такой тяжелой — и полное такого сочувствия… Это было после того, как я сказала (ты помнишь, это было там[7], я видела это): «Ложь — это скорбь Всевышнего». Это естественным образом основывалось на том переживании, что все есть Всевышний — нет ничего, что не может быть Всевышним. Но тогда что же значит «язвительная улыбка»?… Я посмотрела и увидела это лицо.

Так что, поскольку ожидается, чтобы я делала эскизы для рисунков H, то я сделала этот набросок: “Falsehood is the sorrow of the Lord”.[8]

 

(Мать показывает набросок,

представляющий скорбящее лицо Всевышнего,

долгое молчание)

 

У Шри Ауробиндо было такое чувство или ощущение, что то, что дальше всего находится от Всевышнего (сейчас я все время базируюсь на этом переживании, столь же конкретном, как и ощущение «близости» и «дальности» — это не удаленность в чувствах, не это: это как материальный факт; однако это и не удаленность в смысле физического пространства), так вот, у Шри Ауробиндо было такое впечатление, что дальше всего от Всевышнего находится жестокость; именно это он чувствовал самым удаленным; эта вибрация казалась ему самой далекой от вибрации Всевышнего.

И все же, хотя это и может показаться странным, но в жестокости еще можно почувствовать деформированную вибрацию Любви; далеко позади или глубоко внутри этой вибрации жестокости все еще есть вибрация Любви, хотя она и искажена. И Ложь — настоящая Ложь, которая возникает не из-за страха, не из-за чего-то подобного, не имеющего глубокого основания — настоящая Ложь, само отрицание Истины (НАМЕРЕННОЕ отрицание Истины), это для меня нечто совершенно черное и инертное. Такое впечатление она на меня производит. Это чернота, это чернее самого черного угля и инертное — это инерция безо всякого отклика.

Когда я прочитала то описание в «Савитри» [«Он достиг неустроенного тракта, которым никто не владел…»][9], я испытала такую скорбь, какую, как я думала, я не могла испытывать уже давно — с давних пор. Я думала. Что я (как бы выразиться?) излечилась от этой возможности. И в прошлый раз, когда я увидела это, я увидела, что это еще там; и затем, когда я посмотрела, я увидела ту же самую скорбь во Всевышнем, в Его облике, в Его выражении.

Намеренное отрицание всего божественного — всего, что мы называем божественным.

Для нас Божественное — это всегда совершенство, которое еще не проявлено, это все чудеса, которые еще не проявлены и которые еще должны расти, конечно же.

Дальний конец Манифестации (в предположении, что было постепенное нисхождение… это возможно, я не знаю… было так много восприятий того, что произошло, и восприятий иногда противоречивых, всегда неполных и очеловеченных), но если рассмотреть аспект эволюции, то обычно рассматривается один конец, откуда переходят к другому концу (это, конечно же, по-детски, но тем не менее…) или один крайний способ бытия, который развивается к противоположному Крайнему Способу Бытия; так вот, то, что кажется самым черным, самым инертным, полным отрицанием «того», к чему мы стремимся — это то, что составляет Ложь.

Иными словами, это то, что я называю Ложью, потому что ложь на человеческий манер всегда является смесью самых разных вещей — но настоящая Ложь именно такова. Это утверждение, что Божественного не существует, Жизни не существует, Света не существует, Любви не существует, Прогресса не существует — Света, Жизни, Любви не существует[10]. Негативное ничто, темное ничто. И это то, что прицепилось к эволюции и сотворило Тьму, отрицающую Свет, Смерть, отрицающую Жизнь, и Ненависть, Жестокость, все это, что отрицает Любовь — но это уже разжижено, уже в разбавленном состоянии, уже стало смесью.

О, если угодно поэтического образа (это больше не философский или духовный способ, а образный язык), можно представить Всевышнего, который является одной тотальностью всех возможных и невозможных возможностей, и находится в писке Чистоты и Совершенства, которые ранее не достигались и которые всегда развиваются… и Всевышний избавляется в Манифестации от всего того, что утяжеляет Его развертывание — Он начал с самого плохого. Ты понимаешь?… Полная Ночь, полное Несознание, полная Ненависть (нет, ненависть все же подразумевает, что есть Любовь), неспособность чувствовать. Ничего.

Мы на пути. Остается еще немного этого (полного Несознания).

А! Давай работать.[11]

 

15 января 1964

 

(после долгого молчания)

 

 

Есть странное переходное состояние в наиболее материальном сознании, сознании тела. Это переход от этого состояния подчинения, беспомощности, где ты все время находишься на милости у сил, вибраций, неожиданных движений, всех сортов импульсов — к состоянию Силы. Силы, которая утверждает и реализует себя. Это переход между этими двумя состояниями; при этом происходит целая тьма переживаний разного рода, начиная с наиболее ментальной части этого сознания и кончая самой темной, самой материальной частью.

И когда я хочу что-то сказать, тогда сразу же, отовсюду, приходит целая тьма вещей, которые хотят, чтобы я о них сказала и которые одновременно бросаются на меня — что, конечно же, мешает говорить.

Вот такое странное состояние.

Переход от почти полной беспомощности — своего рода Фатальности, как наложения всякого рода детерминизмов, против которых ты не можешь ничего сделать и которые одолевают тебя — к ясной, определенной Воле, которая, КАК ТОЛЬКО Она выражает себя, всемогуща.

 

(молчание)

 

Но, в целом, возникает ощущение ходьбы по очень острой кромке между двумя безднами.

 

(долгое молчание)

 

Невозможно рассказать…

И это поле переживаний включает в себя и физический ум: все ментальные конструкции, которые непосредственно воздействуют на жизнь и на тело; и эта область переживаний почти неисчерпаема. И все это принимает форму не домыслов или размышлений, а конкретных переживаний. Чтобы было понятнее, приведу пример. Я буду рассказывать не так, как все происходило, а так, как дело обстоит сейчас… Во Франции живет один очень посвященный человек, он был рожден в католической религии, а недавно очень серьезно заболел; он написал мне, спрашивая, что ему делать; он рассказал, что окружающие его люди, естественно, хотели, чтобы он принял последнее причастие (они верили, что он вот-вот умрет), и он написал, чтобы спросить меня, окажет ли это влияние на прогресс его внутреннего существа и не лучше ли ему категорически отказаться. Я ничего не знала об этом (Мать еще не получила это письмо), но у меня уже было переживание, в котором священник с хорошо послушников пришел ко мне, чтобы дать мне последнее причастие! (вот как все это представилось), они хотели дать мне последнее причастие, и тогда я стала наблюдать — я стала наблюдать, я хотела увидеть; я сказала себе: «что же, прежде чем их выпроводить, посмотрим, что это такое…» (я не имела ни малейшего представления, почему они пришли, ты понимаешь; кто-то послал их дать мне последнее причастие — я не чувствовала себя как-то особенно больной! но, как бы там ни было, все происходило именно так). Итак, прежде чем выпроводить их, я внимательно посмотрела, чтобы знать, имело ли это действительно силу действия, могло ли это последнее причастие сбить прогресс души, привязав ее к старым религиозным формациям. Я посмотрела и увидела, что это могло иметь силу, если бы священник, дававший последнее причастие, имел бы сознательную душу и сознательно делал бы это, я связи с внутренней силой или мощью (витальной или другой), но поскольку это был обычный человек, делавший свою «работу» и совершавший обряд таинства с обычной верой, ничего большего, то это было совершенно безвредным.

И как только я это увидела, внезапно (это было как на экране), все эта история оборвалась, и все это кончилось. Это приходило только для того, чтобы я увидела это. Но это представило себя таким образом, чтобы я действительно серьезно посмотрела, чтобы это не было ментальным рассмотрением: это было видение и переживание.

Сразу же после этого ко мне с визитом пожаловал сам Папа! Папа (Павел VI) прибыл в Пондишери (он действительно намеревался посетить Индию), он прибыл в Пондишери и попросил увидеться со мной (вещи, невозможные физически, были такими простыми и явными). Так что я с ним увиделась. Он пришел, мы с ним встретились там (в музыкальной комнате), и мы действительно говорили друг с другом. Я действительно чувствовала человека перед собой (Мать делает жест щупанья пальцами), чувствовала то, чем он был. А он был очень озабочен мыслью о том, что я скажу людям о его визите: то откровение, которое я поведаю о его визите. Я увидела это, но ничего не сказала. Наконец, он меня спросил (мы говорили по-французски, у него был итальянский акцент; но все это не соответствует никакой мысли: это как картинка на экране), он меня спросил: «что Вы скажите людям о моем визите?». Тогда я на него посмотрела (внутренний контакт более конкретен, чем образы и слова), и я ему просто вот так сказала, после того, как пристально на него посмотрела: «я скажу им, что мы были объединены в любви к Господу…», и была такая теплота золотого цвета там внутри, необычайная! Затем я увидела, как что-то расслабилось в нем, как если бы его оставило беспокойство, и он остался вот так, в большой концентрации.

Почему он приходил? Я не знаю.

И одно, два, десять, пятьдесят подобных переживаний — эти два меня поразили. Первое переживание — из-за того, что НА СЛЕДУЮЩИЙ ДЕНЬ Павитра сказал мне, что один человек написал мне письмо, поставив тот вопрос, о котором я тебе рассказывала: он был очень болен, он был в постели, почти при смерти, и он задал в письме тот вопрос.

Странно, не так ли?

И это не ментальный контакт позволил узнать, что он написал это письмо и т.д., нет, это было переживание — это всегда принимает форму переживания, ДЕЙСТВИЯ: того, что должно быть сделано и что было сделано, или того, что должно быть известно и стало известным. Это никогда не ментальная транскрипция обычной жизни.

Папа… я не знаю, почему? Что произошло? Что это значит? Почему это произошло? Но я еще вижу, как все произошло; это была совершенно живая реальность: Папа был высоким, в той комнате (в музыкальной комнате), и вокруг него была немного угрюмая атмосфера, была некая озабоченность. Но внутренний контакт был очень сильным, очень интенсивным, и он шел за пределы этого человека — за пределы человека, за пределы «высочайшего понтифика» — далеко за его пределы. И он касался чего-то. И все же я никогда не думала о нем, не было ничего такого.

И все это произошло ПОСРЕДИ БЕЛА ДНЯ, не во сне. Вдруг, ты знаешь… Эта история пришла ко мне, когда я только что приняла ванну! Ты понимаешь, это ни с чем не связано… Внезапно нечто пришло, захватило меня, и затем была как бы некая жизнь, которую я проживала, пока что-то не было сделано — некое действие — и когда это действие было сделано, все ушло. И это ушло, не оставив и следа, как если бы… (Мать резко задергивает экран).

Я привела эти два примера, потому что они были недавно и произошли несколько неожиданно (в конце концов, это не было связано ни с моими занятиями, ни с моими интересами), но таких случаев сотни! Каждый день, тридцать, сорок таких переживаний, которые приходят, завладевают мной, затем, вдруг, я вхожу в концентрацию, я ПРОЖИВАЮ определенную вещь, пока я не увижу то, что должно быть увидено — увидено, познано через видение — затем, как только это увидено, хоп! Ушло, все кончено. Это меня больше не интересует, ушло.

Я вхожу в некую концентрацию на время, в течение которого я полностью изолирована, поглощена; затем, когда все кончено, хоп! Это внезапно уходит (жест – как задергивание занавески).

И это не мешает мне продолжать свои действия — я говорила тебе, что я как раз одевалась после ванны! Но тогда все движения становятся почти автоматическими: сознание больше не занято этими жестами, только некое представительство сознания наблюдает за жестами, это все.

Но все это меняет мою позицию — меняется моя позиция по отношению к миру. Как это объяснить?… Это очень странно.

 

*

*  *

 

Немного позднее, перед уходом Сатпрема

 

Все больше и больше, есть нечто, что хочет, чтобы его узнали, и что формулируется подобным образом: это нечто, что хочет придти в следующем феврале[12], это Свет Истины… (Мать повторяет как заклинание:) Свет Истины, Сила Истины, Свет Истины, Сила Истины… чтобы подготовить путь для манифестации всевышней Любви.

Но это будет позднее.

А сейчас, непосредственно сейчас: Свет Истины, Сила Истины. Это становится явственным.

Я не думала об этом. Было совершенно пусто в моей голове. Я вообще ничего не знала. И затем это пришло.[13]

 

 

18 января 1964

 

…Сегодня утром я видела S.G., человека, который уехал в Америку и который был лично знаком с Кеннеди и даже разговаривал с ним по поводу возможности открытого объединения с Россией, чтобы оказывать давление на мир во избежании вооруженных конфликтов (он выразился так: «чтобы мирным образом урегулировать все вопросы о границах, все территориальные споры», начиная, конечно, с Китая и Индии). Кеннеди с энтузиазмом воспринял это. Сразу же был приглашен русский посол, и посол, также с энтузиазмом воспринявший эту идею, позвонил Хрущеву (Хрущев кажется достаточно хорошим человеком). Договорились обсудить это на очередном заседании ООН. Вслед за этим Кеннеди вышел из игры[14]…

Но эта идея была снова подхвачена Хрущевым, который смотрел на нее с большим энтузиазмом.[15] Кажется — я не знаю, точно ли это, потому что это сказал Z (русский ученик); но Z послал Хрущеву мою статью «Мечта»[16] для создания маленького «международного центра» (мне не нравится слово «международный», но, в конце концов, это не важно), и Хрущев ответил: «превосходная идея, весь мир должен сделать ее былью». Хорошо, я не знаю, точно ли так он сказал, но, как бы там ни было, Хрущев был хорошо расположен к этой идее. И S.G. близком знаком с американским послом в Дели… Короче говоря, S.G. прислал мне новое предложение — первое, я одобрила его, я даже наложила на послание мои благословения, и он стал искать встречи с Неру: Неру сразу же пригласил обоих послов на конференцию[17]. В то время я немало поработала, и вещи хорошо двигались… Сейчас же, кажется, что новый Президент (Джонсон), пока что, продолжает делать то, что делал прежний: он ничего не переворачивает…

Если это будет успешным, это даст конкретное выражение усилию трансформации без насилия.

 

*

*  *

 

Немного позднее, в связи

с новым американским учеником

 

… Они, о! Самонадеянны, о!… раздуваются от своей высшей миссии — они родились на земле, чтобы ПОМОЧЬ земле. У них такая добрая воля! Они хотят помочь всей земле, (иронически) помочь земле. Они приходят сюда, но вместо того, чтобы спросить себя, чему они могут здесь научиться, они приходя ПОМОГАТЬ: они приходят навести порядок (а сейчас здесь нет «порядка»!), устроить вещи так, как они должны быть устроены, внести практический настрой в эти витающие в облаках умы!…

 

Есть и другая самонадеянность, которая кажется мне более серьезной, чем американская — это европейская самонадеянность. Потому что они действительно думают, что они очень утонченные интеллектуалы. Американцы хотят «помочь» — они дети. Но западные люди — интеллектуальные «мудрецы»; попробуй-ка пронять их умы!… Им нечему учиться.

 

У меня было очень мало контактов с этими людьми.

 

Да, точно! Они такие: это крепость. Такова вся европейская «элита».

 

Особенно французы, нет?

 

Французы в большой степени, но так почти везде в Европе: немцы…

 

Итальянцы не считают себя особенными интеллектуалами.

 

Но немцы, англичане…

 

О! Англичане, это другое дело, мой мальчик! Все, что не английское, ничего не стоит! (Мать смеется). Только англичане практичны, только англичане интеллектуальны, только англичане знают, как жить, только англичане имеют силу, только англичане… В конечном счете, есть только англичане, вся земля должна дойти до того, чтобы стать английской — но англичане, я не переносила их в возрасте пяти лет![18] (Мать смеется) Припоминаю, я обычно говорила: «Но наши настоящие враги, (по-детски, вот так, между нами) наши настоящие враги — это не немцы; ими всегда были англичане. И затем, как и Шри Ауробиндо, я восхищалась Наполеоном; так что я питала неприязнь к англичанам и за то, как они обошлись с ним.

О! Нет! Англичане… (смеясь) единственное, что реабилитирует их в мировой истории, так это то, что Шри Ауробиндо приезжал учиться в их страну! Но он ясно говорил, что во время своей учебы там он чувствовал сокровенную близость с Францией, а не с Англией.

О! Англичане… нет, английская надменность — это не просто традиционный штамп. Из-за чего они стали такими? Откуда к ним это пришло? Ведь у них нормандские корни.

 

Но они стали островитянами, стали жить на острове.

 

Да, в этом все дело.[19]

 

 

*

*  *

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

«Мечта»

 

Где-то на земле должно быть место, которое ни одна нация не могла бы объявить своей собственностью; где все люди доброй воли, искренние в своем стремлении, могли бы свободно жить как жители мира, не подчинясь ни одной власти, кроме власти всевышней Истины; это место мира, согласия, гармонии, где все бойцовые качества человека использовались бы исключительно для покорения причин его страданий и бедствий, для триумфа над его ограничениями и неспособностями; это место, где потребности духа и забота о прогрессе преобладали бы над удовлетворением желаний и страстей, поиском удовольствий и материального наслаждения. В этом месте дети могли бы интегрально расти и развиваться, не теряя контакта со своими душами; образование давалось бы не с целью сдачи экзаменов или получения сертификатов и постов, а с целью обогащения имеющихся способностей и приобретения новых. В этом месте звания и должности были бы замещены возможностями служить и организовывать; телесные потребности всех людей удовлетворялись бы равным образом, и интеллектуальное, моральное и духовное превосходство выражалось бы в общей организации не через прибавление удовольствий и сил жизни, а через рост обязанности и ответственности. Красота во всех ее формах — живопись, скульптура, музыка, литература — была бы равным образом для всех доступна, возможность наслаждаться ею была бы ограничена только способностями человека, а не социальным или финансовым положением. Ибо в этом идеальном месте деньги больше бы не имели высшей власти; индивидуальная ценность значила бы гораздо больше, чем материальное благосостояние и социальное положение. Там работа была бы не средством зарабатывания на жизнь, а средством самовыражения и развития собственных способностей и возможностей, средством, находящимся одновременно на службе сообщества в целом, которое, в свою очередь, обеспечивало бы всех своих членов необходимыми средствами к существованию и предоставляло бы каждому члену поле для его деятельности. В целом, это было бы место, где человеческие отношения, обычно базирующиеся почти исключительно на конкуренции и борьбе, были бы заменены на отношения соревновательности в попытке сделать самое лучшее, на отношения сотрудничества и настоящего братства.

Земля еще не готова для реализации этого идеала, потому что человечество еще не обладает ни достаточным знанием, чтобы понять и принять эту идею, ни сознательной силой, совершенно необходимой для ее реализации; вот почему я называю это мечтой.

Однако эта мечта находится на пути становления реальностью; это то, что мы стараемся делать в Ашраме Шри Ауробиндо, на очень маленьком масштабе, в соответствии с нашими ограниченными средствами. Наше достижение, несомненно, очень далеко от того, чтобы быть совершенным, но есть постоянный прогресс; мы постепенно движемся к нашей цели, которая, как мы надеемся, однажды раскроется миру как практическое и эффективное средство для того, чтобы выбраться из сегодняшнего хаоса и родиться для новой жизни, более гармоничной и более истинной.

 

 

22 января 1964

 

(Мать выглядит уставшей и простуженной. Она начинает цитировать по памяти одну запись, сделанную ею по-английски:)

 

«Истинная цель жизни — жить ради Божественного или ради Истины, либо, по крайней мере, ради собственной души…

 

Это минимум. А затем:

 

…Настоящая искренность — жить ради Божественного, не ожидая от него взамен никакой выгоды.»[20]

 

Я сказала это вчера или позавчера, потому что была очень сердита на ашрамитов!… Потому что мы проходим через очень трудный финансовый период, так что ты знаешь, люди... они почитают вас только пока у вас есть деньги; когда у вас кончились деньги, они вас больше не почитают — и это кажется им таким само-очевидным, столь естественным! Это даже не так, что они чувствуют себя как-то не по себе, вовсе нет: совершенно очевидно, что вы уважаете кого-то только тогда, когда у него есть деньги и он держит их в своем кулаке.

 

*

*  *

 

Затем Мать показывает

еще одну рукописную запись:

 

Это молитвы, которые приходят отсюда (из сердечного центра), вот так, вдруг, неожиданно — они приходят все время, но вот эта меня заинтересовала. Она возникла опять после того, как я приняла ванну (!). Они часто возникают в это время…

 

«Быть тем, что Ты хочешь от меня,

делать То, что ты хочешь, чтобы я делала…»

 

Это было начало; затем пришло ощущение: «что же это за нелепое ‘я’»? (заметь, это пришло не из витала или ментала, вовсе нет: это пришло от тела, это клетки тела вдруг спросили себя: «но что же это за ‘я’»?) Тогда пришло это переживание, и оно было очень интенсивным:

 

«Быть Тобой, в каждое мгновение всевышней Спонтанности.»

 

(молчание)

 

Человеческие существа всегда делают что-то ДЛЯ чего-то, с какой-то целью, по какой-то причине, исходя из какого-то мотива; даже духовное усилие — ДЛЯ прогресса сознания, ДЛЯ достижения Истины, для… это вибрация, которая всегда имеет хвост — хвост перед собой. И эти клетки поняли, что если достичь вибрации без хвоста, тогда сила возрастает десятикратно — «десятикратно» еще ничего не значит! Иногда разница фантастическая. И как только клетки сказали себе: «Быть тем, чем Ты хочешь…», это был способ выражения той необходимости, которую они чувствовали для этого; но как только это было выражено такими словами, они сразу же сказали: «Как плоско! Что это за ‘я’, которое сует свой нос!» Тогда внезапно пришла Настоящая Вибрация, без причины и следствия, тотальная и абсолютная в каждое мгновение вселенной. И это трансформировалось так: «Быть Тобой, Господи, в каждое мгновение всевышней Спонтанности.»

Был необычайно ослепительный свет — но это не длилось долго.

 

(молчание)

 

Так что вывод (который, естественно, делается впоследствии, когда все было увидено и внимательно изучено), вывод состоит в том, что у Всевышнего нет ни причины, ни следствия; и все сущее подобно тем пульсациям из моего переживания, которое я имела два года тому назад (или полтора, не помню — это было в апреле), пульсациям Любви, вспыхивающим и творящим мир, следующим одна за другой, но не имеющим ни причины, ни следствия: ни одна пульсация не была результатом предыдущей и не была причиной следующей — совсем нет — каждая пульсация была полна в себе.

Каждое мгновение Всевышний полностью находится в себе.

А что такое «мгновение»? Чему это соответствует в истине Всевышнего? Я не знаю — для нас это передается вот так, потому что для нас все передается таким вот образом. Всякое изменение передается для нас как ощущение времени — ОДНО ощущение времени, определенное ощущение времени, которое может быть бесконечным и вечным, но для нас это всегда время. А для Него изменение не имеет времени. Что это такое? Что это значит? Я не знаю.

Потому что сознание (Матери) вне времени и пространства, полностью, и все же есть это…

 

(молчание)

 

*

*  *

 

(Мать начинает кашлять)

 

Кто-то сделал мне подарочек: насморк – щедрый подарок!

 

Кто же это сделал?

 

(Смеясь) Он сделал это неумышленно.

Но это урок. Я могла бы сразу вылечиться (это было вчера): это заболевание сразу же было встречено с истинным сознанием и с истинной позицией (даже в теле) и было подавлено в течение нескольких часов. Затем стали приходить люди, которые обычно приходят каждый день: кто-то утром, кто-то после обеда (и это было вчера после обеда), со своими «тележками» работы — это как разгрузка тележки на твою голову, то есть, никто не ждет, пока будет разгружена очередная тележка: все сваливается вместе. Так что вдруг мой нос потек, было кончено — это было напряжение. Эта Сила, которая была там, больше не могла сопротивляться. Ночью и этим утром болезнь снова была подавлена и могла бы вообще уйти; но затем стали приходить обычные люди со своими обычными «тележками» (каждый со своей тележкой, всего их четверо); так что, посреди работы, мой нос снова потек. Это глупо, но, в конце концов…

И всегда одно и то же (первое видение было совершенно верным, я имею в виду, видение клеток было совершенно верным): это не что-то, что приходит снаружи, это импульс, который приходит снаружи, неверная вибрация, которая приходит снаружи, и трудность состоит в том, чтобы заменить ее или, скорее, отменить с помощью Истинной Вибрации. Я уже говорила это: «пропорция» не достаточна, так что этот процесс занимает некоторое время. Я понимаю, что если бы пропорция клеток, оставшихся в Истинной Вибрации, была бы достаточной, то лечение было бы мгновенным, то есть, воздействие неверных вибраций автоматически было бы отменено. Но я все видела и провела почти час, три четверти часа [в концентрации], и тот маленький кусочек, который был затронут (в горле) был нейтрализован — он не вернулся в больное состояние. Это было нейтрализовано. Но спустя эти три четверти часа я должна была возобновить свою деятельность, видеться с людьми, делать какие-то вещи, а также принять свою ванну (но ванна всегда благоприятно сказывается), и оставался только как след памяти… но затем, начиная с трех часов, без четверти три, началось вторжение: сначала один человек, затем другой, затем еще двое, затем третий, затем… Так что, вдруг, поскольку внимание было ОТВЛЕЧЕНО на то, что я должна была делать (писать ответы, посылать благословения, разрешать проблемы — все это сбрасывало меня вниз), поскольку мое внимание было отвлечено на это, то, естественно, я вдруг начала чихать и т.д. — не оставалось ничего другого, как пройти через все это до конца.

Все же, для действий из этой области, для действий трансформации, я не говорю, что уединение, потому что это глупо — нет уединения — но спокойствие необходимо, то есть, совершенный контроль над деятельностью: деятельность должна держаться на том уровне, где она не мешает внутренней работе, вот в чем дело. Вот, между прочим, почему я была вынуждена (внешне) переехать повыше, потому что там, внизу… это было невыносимо — это был ад, какой невозможно вообразить! И всегда был один и тот же принцип: «А почему не я?». А их 1300 человек, ты понимаешь… не считая визитеров, приходящих сотнями (в некоторые дни бывает сразу же по 200-300 визитеров); они услышали, что есть «что-то, что стоит увидеть», и когда я была внизу и приходил «балаганный зазывала» (смеясь, извините!), он приходил со всей толпой.

Сейчас немного лучше, но принцип остался: «Почему не я?». Мать виделась с людьми из такой-то категории, значит, все люди из этой категории имеют право видеться с Матерью!… С днями рождения то же самое, там прослеживают зависимость от возраста и рода занятий: если я виделась с людьми такого-то возраста и таких-то занятий в их дни рождения, то и все люди того же возраста и аналогичных занятий имеют ПРАВО придти — они имеют право — а я же ОБЯЗАНА их принять. А когда я говорю, что у меня нет времени… они недовольны.

Это фарс, ты знаешь! И этот фарс длится с 1929 года.

Но когда Шри Ауробиндо был здесь, мне достаточно было упомянуть ему об этом, и он посыла слово, говоря людям, чтоб они должны быть спокойными (я нашла это в его корреспонденции, я не знала об этом; сколько раз он писал людям!). Но после этого… после этого они все превознесли свою «преданность», потому что они продолжали оставаться в Ашраме, продолжали как-то рассчитывать на меня! И, естественно, я должна быть бесконечно признательна им за это — «Мы были преданы Матери».

В то время у меня были все деньги (так было во времена Шри Ауробиндо: он никогда не занимался деньгами, он передал все это мне, и так это и продолжалось), и это немного сдерживало их. Но когда я говорю: «У меня нет денег, я не могу платить», тогда… Вот вам и «духовная жизнь»!

Сейчас, после того, что я увидела и испытала («маленькие экзамены» по случаю), несомненно, есть — о! Будучи ЧРЕЗВЫЧАЙНО великодушными, терпеливыми и (как бы выразиться?) милосердными — есть добрая треть, кто находится здесь из-за того, что им здесь комфортно: вы работаете, если вы хотите, а если не хотите, то и не работаете, вы всегда сыты, у вас есть кров и одежда, и, в конце концов, можно позволить себе делать то, что хочется (достаточно лишь сделать видимость подчинения, и это все). И если ты отказываешь им в удобствах, они начинают ворчать — Йога не в счет! Она за сто тысяч лет от их сознания (в их ртах много слов, но это только болтовня). Достаточно иногда испытывать угрызения совести, чтобы создавать видимость работы. А некоторые сильно состарились или пришли сюда из-за того, что стали непригодными для жизни снаружи… так что их нельзя выгнать! (Было неправильным их принять — я должна сказать, что я играла маленькую роль в вопросе принятия их: если я говорила «нет», то в девяноста девяти случаях из ста они заявляли, что услышали «да», но, в конце концов… такова жизнь). Так что я не могу их выгнать! Но я собираюсь устроить им аскетическую жизнь: здесь больше не будет комфортно — тогда зачем же здесь оставаться?

Что же, посмотрим. Появились ограничения — о! Они не серьезны, но, в конце концов…[21]

 

 

25 января 1964

 

В журнале “Illustrated Weekly” были опубликованы фотографии, иллюстрирующие визит Папы в Палестину, и там была одна фотография, на которой Папа распростерся на земле: он целует землю на Елеонской горе, где, по преданию, Христос был извещен, что буден предан.

Это снова привело меня в контакт с этим человеком.

И его намерения ясно: сделать религию совершенно реальной, в том смысле, что это не миф, не легенда — это действительно приходил Бог и т.д. Так что, для него этот жест означает «человеческое величие», распростертое перед «божественной жертвой».

Там есть и другая фотография, на которой он обнимается с Патриархом Ортодоксальной Церкви — бывшие противники, сейчас они обнимаются.

И все люди вокруг него (они все одеты «с иголочки», ты знаешь, в современных костюмах) выглядят марионетками, мой мальчик! О, это ужасно… Ужасно. У него есть сила — или воля, во всяком случае. И у него есть план, он знает, чего он хочет.

 

(молчание)

 

Он также первый Папа, который путешествует на самолете, так что они засняли его и в самолете — он там «широко улыбается»… Кажется, что он очень доволен.

 

(долгое молчание)

 

В конечном счете, это прославление физического страдания как средства спасения.

 

Вся эта история противна мне — это распятие, которое афишируют повсюду. Нет ничего особенного в истории с Христом. Миллионы других людей так же умерли, не поднимая такого шума!

 

У меня тоже было такое же впечатление, и у Теона тоже. Но Шри Ауробиндо… он ясно сказал, что это принесло на землю чувство милосердия, гуманности и братства, чего не было прежде.

 

Да, конечно, он что-то принес. Но они и остаются там.

 

А! Это Ложь, это она прицепилась к той истории, да.[22]

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

Нам надо мало-помалу работать над этими Афоризмами [Шри Ауробиндо]. У нас уже что-нибудь готово?

 

Не так уж много. Со скоростью, с которой мы их комментируем, потребуется, по крайней мере, еще один год!…

 

(Мать смеется)

 

У меня еще не было времени подготовить «Бюллетень»: я опаздываю на день с этой работой.

 

Это не важно. Впрочем… люди прибывают сотнями. В прошлом месяце было трудновато… хотя я вижусь с как можно меньшим числом людей, но…

Посмотри (Мать листает блокнот с записями о встречах), все это люди, заявившие о своем визите и просящие о встрече со мной — ты видишь! (нескончаемый список)

 

Может быть, ускорить это дело и подготовить «Бюллетень» пораньше?

 

Нет. Для меня тоже будет лучше так (Мать все еще простужена), это даст мне время поправиться… Не то, что идеи не ясны (!), наоборот… есть некий сорт очень точного и острого видения вещей, но говорить трудно.

Но мне кажется, что людям трудно понять то, что я говорю… Я дала текст из «Агенды» А. — он ничего не сказал. Это показывает, что он ничего не понял. Даже Павитра ничего ясно не понимает.

Это кажется им банальным, мой мальчик! Они воспринимают текст поверхностно.

 

Но Суджата понимает! А она только читает и не слышит тебя.

 

Но, мой мальчик, Суджата подготовлена, она печатала все это, она прошла через все это.

Но мне все равно!

 

Я очень колеблюсь притронуться к тому, что ты говоришь, под предлогом сделать текст более читабельным.

 

О, нет! Тогда текст будет совершенно бесполезен.

 

Я не решаюсь делать это — я не делаю этого. Я мог бы очень легко сделать его более «литературным».

 

Нет!

 

Но я нахожу это абсурдным. Я никогда это не делаю. Я не могу это делать.

 

Это ничего не даст.

Тем хуже для них!

 

Они просто читают слова, ты понимаешь!

 

Точно!

 

Они читают грамматику.

 

Да.

Например, что касается того «диалога с материалистом»[23], мое переживание длилось два дня в течение многих часов. Так что там были все аргументы и контраргументы. Это было чрезвычайно интересным. Но я не сказала, какими были аргументы. Так что Павитра сказал мне: «Там не хватает жизни».

 

Но я нахожу текст полным! Там есть вся суть.

 

Но она не «объяснена».

 

Но это и не надо объяснять!

 

Было бы очень хорошо, если бы не нужно было объяснять…

Но, например, тот «диалог» был только воспоминанием переживания. Когда я имею переживание ПОКА ты здесь и когда я тебе его описываю, это очень сильно.

 

Да, очевидно.

 

Так что лучше бы попытаться иметь переживание в то время, когда я тебе рассказываю — или, скорее, говорить в момент переживания.

Помню, что в тот момент, когда я имела то переживание, у меня было то чувство, что весь материализм ПО СУТИ сдал свои позиции, что был определенный ответ, и что сила, могущество (потому что есть Мощь, стоящая за материализмом, некий род искренности, который не хочет сам себя обманывать), что эта Мощь была преодолена и убеждена. Так что это имело некоторое значение. Но само переживание должно быть выражено, чтобы там была сила. То, что я тебе говорю, это только отражение.

В конце концов…

 

 

28 января 1964

 

(Следующая беседа между Матерью и бенгальским учеником, В., не была записана на магнитофоне, а была записана по памяти по-английски:)

 

(В.) Я направляюсь в Калькутту. Там меня все будут спрашивать одно и то же, о текущей ситуации — религиозных волнениях.[24] Каково же решение?

 

Решение, конечно же, заключается в изменении сознания. Я знаю, что люди оттуда (со стороны Пакистана) скверно себя ведут, как животные — животные даже лучше этих человеческих существ — но и местные люди отвечают им тем же, они включились в игру этих сил и тем самым укрепляют их влияние. Ответная реакция такого рода — не выход.

 

(В.) Люди там чувствуют себя подавлено, они не видят выхода, не знают, каким путем идти, на кого смотреть. Они идут неправильным путем, повторяют дурной пример. Не деление ли страны является причиной всех этих бед?

 

Да: деление религий, стран, интересов. Если бы люди чувствовали себя братьями — не братьями, которые ссорятся, а братьями, сознающими общее происхождение.

 

(В.) Когда Вы придете туда?

 

Иллюзией будет думать, что я не там. Я там, сила, сознание там, но там нет восприимчивости. Во времена конфликта с Китаем я была самым конкретным образом на фронте, но должна с сожалением сказать, что восприимчивы были только китайцы! Благодаря этому исчез импульс, который мог бы заставить их наступать. Благодаря восприимчивости. Никто не понимает, почему китайцы отошли! На индийской стороне некоторые люди были затронуты, и они рассказали мне об ужасных условиях.

Со времен второй мировой войны я держу Кали[25] успокоенной, но она теряет терпение! Времена серьезные, может произойти что угодно. Если бы только люди сознательно оставили свое эго!

 

(В.) Могу предложить более простой путь — повернуться к Вам.

 

Возможно, пришло время сказать им то, что я сказала вам. Вы можете сказать им это, если представится удобный случай. Храните свою веру и идите как воин.

 

 

29 января 1964

 

(Мать читает несколько отрывков

из писем Шри Ауробиндо :)

 

Здесь есть три цитаты по поводу трудностей… Они великолепно применимы сегодня! А Шри Ауробиндо написал это в… 1946-47-48 годах — мрачное время. И это повторяется сейчас:

 

Победа Матери — это, в сущности, победа каждого садхака над собой. Только тогда любая внешняя форма работы может придти к гармоническому совершенству.[26]

12 ноября 1937 года

 

Затем вот эта цитата, очень интересная:

 

Я знаю, что это время трудностей для всех и для каждого. И так обстоит дело во всем мире. Путаница, конфликты, беспорядок и расстройство — везде в общем положении вещей. Лучшие вещи, которые должны придти, подготавливаются или растут под вуалью, и самое худшее проступает повсюду. Остается только держаться, пока не придет час света.[27]

2 января 1946 года

 

Можно всегда повторять это людям, но особенно это уместно сейчас!

Ухватиться и держаться до конца.

 

Пока не придет час света.

 

Пусть так и будет!

(Смеясь) Никогда еще не было так плохо! И позади этого, что странно — странно — есть некая ПРОЧНОСТЬ, которой никогда не было раньше. Я заметила это со вчерашнего дня. Во внешнем отношении, вещи никогда не были столь запутанными, столь сложными, столь неприятными, столь трудными, и есть где-то (как бы под или внутри, не знаю, как сказать), некая прочность, нечто вроде прочной однородности… как основа, которую НИЧТО не может поколебать. Я никогда не чувствовала этого раньше. Я чувствую это в течение двух этих дней.

Как если бы установилось нечто НЕПОКОЛЕБИМОЕ. А во внешнем отношении, вещи еще никогда не были столь катастрофическими. Я нахожу это интересным.

И затем, даже с точки зрения света: прежде был (вплоть до этих дней) некий блестящий свет более или менее детского доверия и более или менее детской надежды (особенно среди людей здесь), который… (комично сказать это) внезапно погас, когда сократились поставки пищи в столовую!

 

(Сатпрем, не веря:) Нет!

 

Я тебя уверяю, это выглядит как розыгрыш, но это так! Прервались поставки провизии (это скорее демонстрация, чем необходимость, то есть, на этом не много-то сэкономишь: это наделало много шума, много беспокойства, много изменений, а экономия была непропорционально маленькой; но D чувствовал, что эта демонстрация была необходимой — хорошо), но это имело эффект!… Этот сорт детского доверия, как свет детской беспечности, висевший в атмосфере: пуф! Исчезло (Мать смеется). Тогда я посмотрела на это и сказала себе: «Но это замечательно!». Я внимательно посмотрела на причину этого… и увидела: этот поверхностный блеск пол-ность-ю ушел! Люди были потрясены. И в то же время, в сознании, такая прочность и стабильность… какой я раньше не видела, как если бы было решено (Мать рубит руками в верховном жесте): «Теперь это установлено.»

И это связано с 29 февраля.

С давних пор люди были, ты знаешь, как пенящееся шампанское, они всегда хотели знать: «Что будет? Чего следует ожидать?», всегда один и тот же шум. Я им отвечала: «Я ничего не знаю.» Я не знаю — я не ищу, не смотрю на это, меня это не занимает: когда придет, тогда и придет. Затем, несколько раз (когда я писала поздравительные открытки к дням рождения или письма), несколько раз, мне было ясно как бы продиктовано: «Подготовьтесь к нисходящему Свету Истины». Ясно именно это: Свет Истины, который собирается манифестировать… Свет Истины, который нисходит… Свет Истины, который подготавливает свою манифестацию — ко мне приходили всевозможные фразы, но всегда: Свет Истины. Тогда я поняла, что это то, что собирается произойти.

И сейчас… это нечто прочное как цемент (то есть, это материально), и аб-со-лют-но ОДНОРОДНОЕ, ты знаешь, единое, без какой-либо ряби формы, абсолютно плоское как мраморная плита, и это не имеет ни начала, ни конца — безграничное, не видно конца: это повсюду. Это повсюду, и везде одинаковое. Везде одно и то же. И цвет… как бы серый (серый: это серость Материи), который как бы содержит золотой свет, но этот свет не сияет: он не сияет, не имеет собственного свечения, но содержит свет. Это не излучается, это не светится, и все же это серый цвет, содержащий внутри себя золотой свет — это серость самой материальной Материи, камня, не так ли, серый цвет. Только он содержит этот свет: это не инертное, не нечувствительное, не несознательное, но это МАТЕРИЯ.

Я никогда не видела такого раньше.

Это было в течение двух дней. Что собирается произойти? Что это вызовет?… Я не знаю.

 

Послушай, у Суджаты был сон, в точности совпадающий с тем, что ты сейчас описала.

 

О! Она потрясающая, твоя Суджата!

 

Она смотрела на небо и вдруг увидела, как на землю повсюду стали падать звезды, это было как звездный дождь. И тогда почва земли превратилась в ровную массу льда, как на полюсах: это не было сверкающим, но это было подобно льду, покрывшему всю землю. И от него стал подниматься как бы корабль, немного серого цвета, с пассажирами, чей цвет был… не ярким, а немного серым, немного голубым, и было так, как если бы они убежали от старых вещей… как если бы они избежали какой-то катастрофы или вырвались из какой-то катастрофы…[28]

 

Смотри-ка!

 

И везде, как на полюсах, был лед.

 

Да, точно так. Это любопытно. И звездный дождь…

 

(молчание)

 

Прочная база, ты знаешь, и она там (Мать делает жест на уровне земли). Впечатление прочной базы, не-по-ко-ле-би-мой.

Как если бы…

Инерция, трансформированная в свой сознательный принцип бессмертной стабильности.

Очевидно, это изменение в самой Инерции.

 

*

*  *

 

Затем Мать читает другое письмо Шри Ауробиндо:

 

Крайняя острота ваших трудностей проистекает из-за того, что йога подошла к самому камню преткновения Несознания, что является фундаментальным базисом всего сопротивления в индивиде и мире на пути Божественной Работы, ведущей к победе Духа. Сами эти трудности общие как в Ашраме, так и во всем мире…[29]

 

И затем продолжается описание. Можно подумать, что это описание происходящего сейчас:

 

Сомнение, разочарование, ослабление или потеря веры, угасание витального энтузиазма к идеалу, растерянность и колебание надежды на будущее — общие черты этой трудности. Во внешнем мире есть гораздо худшие симптомы, такие как общее нарастание цинизма, отказ во что-либо верить, уменьшение искренности, грандиозное развращение, предпочтительное занятие пищей, деньгами, комфортом, удовольствием в исключении более высоких вещей, а также ожидание все более худшего. Все это, каким бы острым оно ни было, — только временное явление для тех, кто знает что-либо о работах мировой энергии и о подготовительных работах Духа. Лично я предвидел это ухудшение, эту тьму ночи перед рассветом, поэтому я не обескуражен. Я знаю, что подготавливается за тьмой и могу видеть и чувствовать первые знаки прихода нового. Те, кто ищут Божественного, должны твердо стоять и продолжать свои поиски; спустя некоторое время тьма спадет и начнет исчезать, и придет Свет.[30]

 

9 апреля 1947

 

Очень подходит к сегодняшнему дню.

Очень хорошо, будем твердо держаться.

О, это даже нисколько не царапает. Все это в точности как… просмотр спектакля.

 

(молчание)

 

Это стало совершенно конкретным, ты знаешь, столь конкретным, как это только может быть.

И все же трудности идут отовсюду, не только касающиеся здоровья (что еще связано с моральными вещами: состоянием души, состоянием сознания, мыслями, ментальными формациями и т.д.), но и связанные с деньгами: «бумажные деньги» отказываются приходить! И как раз в эти дни я увидела довольно интересным образом разницу, произошедшую в материальной ментальной атмосфере: раньше было нечто вроде уверенности, что все, что нужно, придет, тем или иным образом — невозможно, что это не придет (я говорю об общей атмосфере) — затем это было замещено… ты знаешь, как когда ты расшибаешь свой нос о стену! Этот сорт очень детской уверенности, беззаботной доверчивости испарился! Это просто исчезло. Тогда я глубже на это посмотрела, на то, что было позади этого, и так я увидела это изменение в Инерции (как это выразится? Я не знаю; каким образом?…), что я никогда не видела прежде.

Это нечто там, глубоко внизу. Раньше это было здесь (жест на уровне лба), вот так, в атмосфере; теперь это там (жест на уровне земли), то есть, очень низко.

Это нечто, что произошло в Несознательном.

Это интересно, посмотрим.[31]

 

 

31 января 1964

 

(Мать читает текст своего послания)

 

Я написала это вчера по-английски:

 

Единственная надежда на будущее — это изменение человеческого сознания, и это изменение неизбежно.

Но людям предоставлено право выбора: будут ли они сотрудничать на пути к этому изменению, или оно обрушится на них силой сокрушающих обстоятельств.[32]

 

Затем, в конце, я добавила:

 

Так что давайте проснемся и начнем сотрудничать.[33]

 

Можно сказать, что был как бы «толчок изнутри» — я не знаю, как объяснить тебе это… Я что-то почувствовала, как если бы из-за вуали что-то проталкивалось и говорило: «Вперед! В путь, шевелись!»[34] Как если бы все почти полностью спало, а затем вдруг что-то начало сильно толкать сзади.

 

 

Февраль 1964

 

5 февраля 1964

 

Произошло что-то странное — очень, очень странное, такое в первый раз случилось со мной.

G привез из Парижа книгу, альбом — альбом фотографий. На одной стороне — фотография, на другой — факсимильная копия, вероятно, рукописного текста одного какого-нибудь знаменитого автора, поэта, писателя и т.п. — я не читала это. Текст и фотография. Они назвали альбом «Париж Мечты»… (Мать поднимает глаза к небу)

Фотографии сделаны очень артистически. Они сделаны под совершенно необычными ракурсами, и некоторые из них действительно очень хорошие. Но в целом — несколько вульгарно: слишком много обнимающихся людей, носки, развешенные для просушки на солнце — они путают искусство с необычностью. Необычно — это очень хорошо, но все же это могло быть направлено к Прекрасному, чем… Ладно. Я смотрела альбом, листала страницы, и, смотря на все это, подумала: «Да, действительно, тот, кто вообще не знает Париж, получит о нем очень странное представление!» Там не было ни одной фотографии, глядя на которую вы бы сказали «О! Великолепная фотография», кроме одной с видом на Сену, на которой еще есть… несколько деревьев — такая фотография с тем же успехом могла быть сделана где-то в сельской местности, а не в Париже. И я листала и листала страницы. И вдруг я увидела (я взяла лупу, чтобы получше рассмотреть) панораму набережной Сены с «коробками» этих… как их называют?

 

Букинистические лавки.

 

Букинистические лавки, точно. Букинисты.

Альбом был большой, и фотография тоже была большая, вот такая (жест).

Эта фотография была более ясной, чем остальные, менее путанной — более светлой. Разглядывая детали, я подумала: «жаль, что лавки закрыты, и книги не видны — тогда фотография смотрелась бы лучше». То есть, я внимательно разглядывала фотографии и видела все детали, игру света-тени: это не был беглый взгляд. Затем я просмотрела альбом до конца и дала его кому-то посмотреть. И, естественно, первым делом этот человек мне сказал: «Это вовсе не дает представления о Париже». Я ответила: «Конечно, но есть одна фотография, которая дает очень хорошее представление о Париже: это та, что с букинистическими лавками на набережной Сены». Этот человек выглядел озадаченным, так что я сказала «Ну как же!», взяла альбом и стала листать страницы. Я пролистала все страницы — этой фотографии не было! Поэтому я подумала: «Я пропустила ее (я смотрела без лупы), должно быть, я пропустила ее». Я перевернула все страницы в другом направлении, очень внимательно — нет! Не было букинистических лавок! Я пролистала все в третий раз (Мать смеется), опять нет лавок! Я подумала: «Это какое-то отклонение… что-то заставляет меня пролистнуть за раз сразу две страницы, или что-то вуалирует мое зрение». Поэтому я сказала себе: «Хорошо, посмотри завтра утром» и отложила альбом.

На следующее утро я была совсем одна, я сконцентрировалась — я хорошо сконцентрировалась, говоря себе: «Я не хочу никакого наваждения, я не хочу быть одураченной чем-то…». Я видела эту фотографию так ясно… я видела ее, я рассматривала ее в течение нескольких МИНУТ, то есть, я абсолютно уверена в том, что я видела.

Я пролистала альбом раз, два раза, три раза — ничего. Тогда я подумала: «Это невозможно, наброшена какая-то порча». В это утро должен был придти А. Я решила: «Когда придет А, я попрошу его поискать эту фотографию». Он пришел, и я попросила: «поищите». И он действительно нашел букинистические лавки, но они выглядели не так, как на моей фотографии и были на другой стороне листа; я хорошо знаю эту фотографию (я знаю мой альбом сердцем, ты понимаешь!), это была совсем не та фотография, там не было букинистов, были только закрытые лавки; они выглядели не так и, более того, были на другой стороне листа.

И это не был «оживший взгляд», это не было видением: это была ФОТОГОРАФИЯ, как и другие фотографии, сделанная в том же цвете — фотография, которую я даже критически изучала с точки зрения, как она снята. Ее не было!

Но она должна где-то быть.

Может быть, они собирались включить ее в альбом и не включили? Может быть, эта фотография есть только у издателя альбома? Но фотография существует, я видела ее материально своими глазами (Мать касается своих глаз) и разглядывала ее с помощью лупы. Как бы там ни было… но ее нет в альбоме.[35]

 

(молчание)

 

Когда-то я говорила себе: «Некоторые люди видят физические вещи на расстоянии, но со мной никогда не случалось ничего подобного». Я видела в тонком физическом (очень близко к физическому, с очень маленькой разницей), но это не было физическим видением: это было видение в тонком физическом. Когда-то я говорила себе: «Странно, физически у меня нет особых способностей, я никогда не наблюдала интересных явлений!» (Мать смеется), но это в прошлом. А теперь эта история! Но, мой мальчик, мне потребовалось сорок восемь часов, чтобы убедиться, что фотографии не было в альбоме! Я еще не оправилась от этого!… Потому что у моих глаз есть память, очень точная; они были натренированы живописью и очень точно видят вещи, как они есть (в конце концов… такими, как они представляются материально). Ты знаешь, я могла поклясться, что эта фотография была в альбоме. И, очевидно, там ее нет. Еще четыре человека, кроме меня, смотрели альбом, и этой фотографии нет там!

Я нашла это интересным, это новое.

 

Они намеревались опубликовать ее.

 

Возможно.

И затем, вероятно, фотографий оказалось слишком много, и они отложили эту — нечто подобное. Но, определенно, эта фотография где-то СУЩЕСТВУЕТ.

И она существует в связи с этим альбомом.

Я не была в каком-то особом состоянии, когда видела эту фотографию. Но второй раз, утром, когда я искала эту фотографию, я была в особенном состоянии: было усилие во всех физических клетках знать истину, истину, истину… не иллюзию, и был призыв к Господу, и воля к тому, чтобы исчез весь мир иллюзий — Истину, мы хотим Истину. И когда я открыла альбом, был большой призыв ко Всевышнему, чтобы вещи были в точности такие, как они есть — не «как они есть», а как они есть согласно Истине. Но фотографии там не было!

Это придало мне необычайную интенсивность стремления в теле. Я провела часть ночи в этом напряжении: чтобы исчезли все иллюзии, чтобы было что-то только совершенно истинное — истинное-истинное-истинное… СУЩНОСТНО истинное, не то, что по привычке называется истинным — не путать существующее сейчас с настоящим, истинным (с этой точки зрения тело сделало большой прогресс!). Но фотографии там не было.

Я подумала, что это, возможно, начало новой серии переживаний.

Есть одно переживание, которое я имею все более постоянно: я знаю точно, когда кто-то вот-вот придет (кто придет и когда придет), а также знаю, когда часы вот-вот ударят, ПРЕЖДЕ чем раздастся звук. Это началось довольно давно, несколько месяцев назад, и это все больше и больше устанавливается, становится постоянным… тотальным.

Но это ничто! Это удобно, но это ничто.

Надо найти средство организовать этот новый тип переживания и использовать его — но надо знать, как оно приходит! Потому что когда я рассматривала те фотографии, я вовсе не была в каком-то особом состоянии, я смотрела на них достаточно поверхностно — я находила их… хм!… я видела усилие сделать фотографии «художественными», и я находила интересными ракурсы, под которыми они были сделаны, но это все. Сюжеты… кроме рыбака (в альбоме более четырех рыбаков, мой мальчик!) и людей, спящих на улице, подобного рода вещей. И затем, люди, обнимающиеся повсюду: на скамейках, на набережной Сены, на аттракционах в парке развлечений. Довольно вульгарно. Но качество фотографий, игра света и тени — хорошо сделано. Я не хотела утомлять свои глаза, читая подписи к фотографиям, но, вероятно, они были очень «современными» — были подписи авторов! Ничто, как подпись, не дает портрет человека: претензии, манеры…

 

Атмосфера Парижа непереносима. Когда я вернулся во Францию, я сразу же заболел, и, затем, эта атмосфера…

 

Ужасная.

 

Непереносимая. Надо быть бронированным, чтобы жить там.

 

Да, чтобы не чувствовать. Большая испорченность. И бесхарактерность, цинизм…

 

Они могут там жить только благодаря своей невосприимчивости. Если бы они были восприимчивы, они не могли бы там оставаться!

 

Точно.

Совершенно верно! Тот рыбак на фотографии… надо быть большим энтузиастом, чтобы удить в Сене! (Мать смеется) Видны корабли, проходящие мимо в клубах черного дыма, и тут невозмутимый рыбак со своей удочкой… Точно: зажатые в своей мечте — «Париж Мечты»! Вероятно, рыбак воображает, что находится на берегу маленькой речки где-то в сельской местности.

 

*

*  *

 

(Немного позднее Мать возвращается к афоризмам Шри Ауробиндо, подготавливаемым к следующему «Бюллетеню:)

 

96 – Переживай в своей душе истину писания; затем, если хочешь, поразмышляй и интеллектуально вырази свое переживание; но даже и тогда сомневайся в своих формулировках, но никогда не сомневайся в своем переживании.[36]

 

Это не требует объяснений.

То есть, детям следует разъяснять, что КАКОЙ БЫ НИ БЫЛА формулировка, КАКИМ БЫ НИ БЫЛО Писание, они всегда стоят на ступеньку ниже самого переживания, уступают ему.

Некоторые люди должны знать это!

 

97 – Когда ты утверждаешь переживание своей души и отрицаешь другое переживание другой души, знай, что Бог одурачил тебя. Разве ты не слышишь Его само-восторженный смех за занавесом твоей души?[37]

 

О, это очаровательно!

Можно лишь прокомментировать с улыбкой: «Никогда не сомневайся в своем переживании, ибо твое переживание отражает истину твоего существа, но не воображай, что эта истина универсальна; и, основываясь на этой истине, не отрицай истину других, ведь переживание каждого отражает истину его души. И полная Истина может быть только совокупностью всех этих индивидуальных истин… плюс переживание самого Господа!»

 

98 – Откровение — это прямое видение, прямое слышание или вдохновленное воспоминание Истины, дришти, шрути, шмрити; это высочайшее переживание, которое всегда может повториться. Слово Писания является для нас всевышним авторитетом не из-за того, что Бог произнес его, а из-за того, что душа увидела его.

 

Я думаю, что это отклик на библейскую веру в «Заповеди Бога», полученные Моисеем; что Сам Господь произнес эти заповеди, а Моисей их услышал — это окольный путь… (Мать смеется) сказать, что это невозможно!

«Всевышний авторитет из-за того, что душа увидела это», но это может иметь всевышний авторитет ТОЛЬКО для души, которая увидела это, не для всех душ. Для души, которая переживала и видела это, это имеет всевышний авторитет — но не для других душ.

Это одна из вещей, которая заставила меня размышлять, когда я была совсем ребенком, эти двенадцать «заповедей», которые, между прочим, чрезвычайно банальные: «Люби мать свою и отца своего… не убий…», это пресная банальность. И Моисей взобрался на Синайскую гору, чтобы услышать это…

 

Много шума из ничего!

 

Да, мне тоже так всегда казалось.

Я не знаю, имел ли Шри Ауробиндо в виду индийские Писания… Может быть, Упанишады? Или Веды? – но, нет, Веды были устными.

 

Они СТАЛИ Писаниями.

 

С Бог знает какими искажениями.

 

Не слишком большими, потому что они всегда повторялись со всеми интонациями. Вероятно, среди всех Писаний Веды меньше всего искажены.

 

Были и китайские Писания…

Но все больше и больше, мое переживание состоит в том, что откровение (оно приходит, конечно же), откровение — это вещь, которая может быть применима универсально, но которое, в своей форме, всегда личное — всегда личное.

Это так, как если бы Вы видели Истину только под одним углом. В ту минуту, когда Вы выражаете ее в словах, это неизбежно один угол.

Вы имеете переживание без слов и без мысли, переживание какой-то вибрации, которая дает Вам ощущение абсолютной истины, и затем, если оставаться очень неподвижным, не пытаясь ничего знать, по истечении некоторого времени оно как бы проходит через некий фильтр и передается через нечто вроде идеи. Затем эта идея (которая еще немного расплывчатая, то есть, она очень общая), если продолжать оставаться совсем неподвижным, внимательным и молчаливым, проходит через другой фильтр, и тогда происходит нечто вроде конденсации, как капля, и переживание обращается в слова.

И даже если вы имеете переживание совершенно искренне, то есть, вы не обманываете себя, это обязательно одна точка, ОДИН СПОСОБ выразить его, это все. И не может быть иначе. Кроме того, есть совершенно очевидное наблюдение: когда вы обычно используете определенный язык, переживание приходит на этом языке: мне переживание всегда приходит на английском или французском; оно не приходит на китайском или японском! Слова обязательно английские или французские, иногда попадаются слова и на санскрите, но это из-за того, что я знаю санскрит на физическом уровне. Иначе, если я слышала (не физически) слова на санскрите, произнесенные другим существом, тогда они не кристаллизуются, остаются расплывчатыми, и когда я возвращаюсь к совершенно материальному сознанию, я помню определенный смутный звук, но не точное слово. Поэтому, с той минуты, когда переживание сформулировано, оно ВСЕГДА видится под индивидуальным углом.

Это нечто вроде ОЧЕНЬ СТРОГОЙ искренности; вами овладевает энтузиазм, потому что переживание приносит необычайную мощь, там Мощь — она в переживании до слов, она уменьшается со словами — Мощь там, и с этой Мощью переживание чувствуется очень универсально, есть впечатление: «Это универсальное Откровение». Да, это универсальное откровение, но как только вы выразили его словами, оно больше не универсально: оно применимо только к тем мозгам, которые обучены понимать это способ выражения. Сзади есть Сила, но надо идти за пределы слов.

 

(молчание)

 

Это приходит все чаще и чаще — эти вещи, которые я на скорую руку записываю на обрывках бумаги, и это всегда один и тот же процесс: сначала всегда есть нечто вроде разряда, вспышки — это как взрыв мощи истины, как белый ослепительный фейерверк… (Мать улыбается), гораздо больше, чем фейерверк! И затем он катится и катится (жест над головой), он работает и работает; затем приходит ощущение идеи (но идея ниже, это как одежда), и эта идея содержит свое ощущение, она приносит с собой ощущение — это ощущение было и раньше, но без идеи, так что вы не могли определить ощущение. Есть только одна вещь — это всегда вспышка светлой Мощи. Затем, после, если взглянуть на это, оставаясь очень спокойным, пока все спокойно над головой — все спокойно вот так (жест недвижимости, обращенный вверх)… тогда, вдруг, кто-то начинает говорить в голове (!), кто-то говорит. Говорит эта вспышка. Тогда я беру авторучку, бумагу и пишу. Но между тем, что говорит и что я пишу, есть еще маленький переход, из-за чего что-то наверху не удовлетворяется написанным; тогда я снова становлюсь совершенно спокойной: «А, нет, не то слово — вот это» — иногда требуется два дня, чтобы вышло что-то действительно определенное. Но те, кто удовлетворены мощью переживания, они наспех формулируют его и посылают вас в мир чувственных откровений, являющихся искажениями Истины.

Надо быть очень ровным, очень спокойным, очень критическим — особенно, очень спокойным, молчаливым-молчаливым-молчаливым, не стараясь схватить переживание: «А, вот оно!», тогда портится все. Но надо смотреть — смотреть очень внимательно. И в словах есть некий остаток, нечто, что осталось от первичной вибрации (такое малое), но есть нечто, нечто, что заставляет вас улыбнуться, оно приятное, оно искрится… как игристое вино, и затем здесь (Мать показывает слово или отрывок в воображаемой записи) оно тускнеет; затем смотришь на это со своим знанием языка или с чувством ритма слов, и тогда замечаешь: вот здесь «булыжник» — его надо убрать; затем ждешь, пока вдруг внезапно — пуф! оно падает на свое место — верное слово. Если быть терпеливым, то после дня-двух это становится совершенно точным.

У меня такое впечатление, что это всегда было так, но теперь это стало совсем обычным, очень привычным состоянием; разница состоит в том, что если раньше я удовлетворялась приблизительностью (когда я снова вижу определенные вещи, написанные таким вот образом, я сознаю, что это приближение, которое удовлетворяло раньше), то сейчас все более ровно, более взвешено — и более терпеливо. Надо ждать, когда это обретет форму.

В этой связи я заметила другую вещь: я больше не знаю языков тем же образом, как я знала их раньше! Это совсем особенно, особенно, что касается английского языка… Есть нечто вроде инстинкта, базирующегося на ритме слов, который неизвестно откуда приходит (возможно, из сверхсознательной части языка) и который позволяет вам знать, правильна фраза или нет — это вовсе не ментальное знание, совсем не так (все это ушло, даже знание орфографии полностью ушло!), но это нечто вроде ощущения, чувства внутреннего ритма. Я заметила это несколько дней тому назад: в открытки ко дням рождения мы помещаем цитаты (кто-то печатает цитаты и иногда делает в них ошибки), и была одна моя цитата (я совсем не помню, что я писала это или имела такую мысль). Я увидела эту цитату (она была написана по-английски), я ее увидела, и в одном месте было так, как если бы вы сделали ложный шаг: это не было правильным. Тогда ко мне ясно пришло: «Фраза будет правильной, если сделать вот так и вот так» (сказать так, значит, слишком ментализировать: это нечто вроде ощущения; это не мысль, это ощущение, как ощущение звука). Если фраза написана таким вот образом, тогда звук правильный; фраза, написанная по-другому, хотя и использующая те же самые слова, но в обратном порядке (как оно и было в этом случае), становится неправильной, и чтобы исправить ее, надо было добавить короткое слово (в данном случае надо было добавить it), и тогда, со звуком it, фраза становится правильной… Всевозможные такие вот вещи — если меня ментально спросят, я отвечу: «не имею ни малейшего представления», это не пришло ни из какого знания. Но такая точность! Необычайная.

И я поняла, что это было способом знания языка. Я почти всегда имела это, когда писала по-французски — прежде это было менее точно, более расплывчато, но было ощущение ритма фразы: если фраза имела этот ритм, она правильная; если она неправильная, этого ритма не было. Это было очень расплывчатым, я никогда не пыталась углубиться в это или уточнить это, но за последние несколько лет это стало очень точным. В случае с английским языком это показалось мне более интересным, потому что, очевидно, английский язык менее подсознателен в моем мозге, чем французский (не очень намного, но все же меньше), и сейчас это мгновенно! И затем, это так очевидно, ты знаешь, что если самый большой знаток языка скажет мне: «не так», я отвечу: «Вы ошибаетесь, это правильно».

Примечательно то, что это сознание совершенно не зависит от внешнего, школярского знания, полностью не зависит, и оно АБСОЛЮТНО, оно не терпит дискуссий: «Вы может говорить, что угодно, вы можете говорить мне о грамматике, словарях и правильном употреблении… правильно будет вот так, и это все».[38]

 

 

13 февраля 1964

 

(Сатпрем сохранил запись следующей беседы, не смотря на ее эпизодический характер, ибо она, увы, хорошо иллюстрирует те нескончаемые микроскопические «лавины», которые ежедневно обрушивались на Мать со всех сторон.)

 

Н была так раздосадована, что я передала эту работу Суджате, что порвала со мной все связи!… кроме того, она ежедневно пишет мне оскорбительные письма!

Она написала, что она больше не хочет иметь ничего общего с работой, с этим, с тем, со мной, что она отводит все.

Тщеславие…

Я немого ожидала этого… Невозможно думать о таких вещах заранее, но когда я с ней говорила, я думала, что она была согласна… о, она раскалилась почти до белого каления! Но, находясь передо мной, конечно… Я посмотрела на нее и сделал вот так (Мать опускает большой палец руки): это прекратилось. Но как только она ушла, все было кончено!

Трудно исправить ревнивый и тщеславный характер.

Ведь когда она мне говорит «я хочу Истины, я хочу Божественного», я принимаю это как искренность и действую соответственно — но это дает ей целый град ударов! И я не делаю абсолютно ничего, только принимаю за чистую монету то, что она говорит, что она «хочет Истины», что она «хочет Божественного», что она «хочет только этого и ничего другого». Я и действую соответствующим образом.

В результате у меня накопилась груда писем с ужасными обвинениями. «Лгунья, лицемерка…» (Мать смеется) И это не в первый раз, у нее и раньше бывали такие приступы. Но после этого письма я получила нечто вроде команды сделать последнюю попытку, и я написала ей, что это ЕЕ ДУША попросила меня сделать так, как я сделала. Потому что, когда я доверила эту работу Суджате, а не ей, я на секунду поколебалась, затем я пошла внутрь, чтобы узнать, и ее душа очень сильно надавила на меня, чтобы я поступила именно так. Я всегда видела, каждую минуту, что ее стремление постоянно извращалось этим тщеславием — она всегда разыгрывала комедию перед другими и перед самой собой. Я терпеливо ждала, чтобы это тщеславие само ушло, но ее душа оказалась менее терпеливой (ее душа прекрасна — это странно, ты видишь, но ее душа прекрасна), бывают моменты, когда она неистово отвергает это. Так что я написала ей, чтобы сказать, что теперь я хочу сказать ей что-то очень серьезное, что это ее душа попросила меня сделать таким вот образом, чтобы сломить тщеславие эго и победить его… Она говорит: «Я не хочу моего эго, я не хочу моего эго…», но она отождествляет себя с ним до такой степени, что просто становится своим эго во время своих приступов; но как только приступ прошел, она очень хорошо видит разницу. И в конце письма я сказала: «Теперь тебе выбирать между Истиной и ложью» — это вызвало ураган!

Я жду, пока это пройдет.

Я жду.

 

 

15 февраля 1964

 

(После различных замечаний и наблюдений, которые, увы, не сохранились:)

 

А, надо работать! (Мать смеется) Играем все время… такое впечатление, что вся жизнь проходит в играх!…

 

*

*  *

 

(Затем возник вопрос о дате, когда снята та фотография, на которой Мать изображена с вуалеткой. Эта фотография должна быть включена в книгу Сатпрема о Шри Ауробиндо, и Мать сказала, что она датирована 1914 годом)

 

Эта фотография сделана в 19… (Мать вспоминает)

 

Согласно J, в 1903.

 

Нет. Это было в первый раз, когда я приехала в Тлемчен… должно быть, в 1905 — по крайней мере, в 1905, если не в 1906.[39]

Я никогда не помню дат, помню только обстоятельства.

Я знаю, что это было в первый раз, когда я приехала в Тлемчен. И я помню, что я говорила, что начала свою «сознательную йогу» в возрасте 25 лет (25 лет мне было в 1908 г.[40]), то, что я называю «сознательной йогой», то есть, определенные практики. Это было в 1908 г. А Теон был тремя годами раньше. Только, я познакомилась с Теоном за год до поездки в Тлемчен, так что, возможно, это был 1904 год, а фотография, возможно, снята в 1905 г. Но ты знаешь, я совершенно не помню дат! Как бы там ни было, это было между 1903 и 1908 г.

Но тогда я не изменилась: я выглядела точно так же, как когда я приехала сюда. Так что, для твоей книги, мы скажем, что эта фотография сделана в 1914 году; ведь я так и выглядела, когда в первый раз встретилась со Шри Ауробиндо в 1914 году. Вот и все.

 

 

22 февраля 1964

 

(Вчера Матери исполнилось 86 лет. Мать сначала читает перевод послания, которое она сделала 21 февраля:)

 

Я переводила это интересным способом… Я прочла это, затем сконцентрировалась (здесь сидел А: не шевелился, ничего не говорил), так что сначала я сказала ему одно-два слова, чтобы «установить атмосферу». Затем я оставалась спокойной, и это просто пришло — это не точно перевод:

 

Ее единственная воля противостояла космическому закону.

Это величие росло, чтобы остановить колеса Рока.[41]

(Савитри, I.II.13)

 

*

*  *

 

Прошлая ночь была странной.

Вчера весь день у меня было впечатление — не смутное впечатление: очень четкое ощущение — Давления нечто, что хочет проявиться, но оно было таким материальным, что было почти как физическое давление. И затем была некая Сила, которая не только сопротивлялась, но и бунтовала и пыталась везде «спутать карты»: создать неприятные обстоятельства, беспокоить людей, это всевозможные маленькие пустяки. Я наблюдала все это.

И вечером было нечто вроде конкретизации этого сопротивления и этого бунта. Тогда, как отклик, во всех клетках тела возник зов, отчаянный призыв Истины, как если бы все клетки вскричали: «А, нет! Нам довольно этой Лжи, довольно, довольно, довольно! — Истины, Истины, Истины…». Это привело мое тело в очень глубокий транс. И оно имело впечатление очень, очень интенсивной борьбы.

Я смотрела, и повсюду было… как если бы мир был сделан из громадных машин с громадными поршнями, поднимающимися и опускающимися — ты знаешь, как в машинном отделении: поршни поднимаются и опускаются, поднимаются и опускаются… Так было везде. И это толкло Материю — это было исключительно сильным. До такой степени, что тело чувствовало себя истолченным.

Это было сдавливание — механическое сдавливание — и одновременно (эти две вещи одновременно), такое интенсивное стремление! В клетках была необычайная интенсивность: «Истины, Истины, Истины…»[42] И затем, посреди всего этого, я вошла в состояние очень глубокого транса, нечто вроде самадхи, из которого я вышла пять часов спустя — это длилось с 10 часов вечера до 3 часов утра — пять часов спустя, это было блаженство и сознание того, что я все время была сознательной, но это нечто невыразимое. И какой свет! Свет, свет… фантастический свет.

Но этим утром тело испытывало небольшое… как сказать? «головокружение».

 

Было оглушенным, опьяненным?

 

Не совсем оглушенным… ощущение некой несвязности, несостоятельности. Да, как когда ты оглушен — скорее, это оглушенность. Потому что была такая накачка!…

 

Милая Мать, примерно пятнадцать дней тому назад у меня был точно такой сон. Было нечто вроде громадного «бура», который вонзался в Материю; затем пришла ты, и это тебя очень интересовало, как если бы ты принимала активное участие в этом. Громадный черный бур, похожий на те, что применяются для бурения скважин, который вонзался в некую Материю цвета желтой глины. Это меня сильно поразило. Примерно десять-пятнадцать дней тому назад… Грандиозная мощь.

 

Да, вчера у меня было такое впечатление, что я приведена в контакт с чем-то, что происходит ВСЕ ВРЕМЯ.

 

Тогда это это.

 

Вот так, толчение: ты знаешь эти механизмы, которые поднимаются и опускаются, поднимаются и опускаются… Ряды, ряды, ряды этих механизмов… без конца.

Но при этом (смеясь) это бедное тело лежало под ними! Я даже слышала (хотя я была в трансе), я слышала, как мое тело издавало маленькие крики: «Ох, ах!…», все эти маленькие «охи»!

Так что этим утром я чувствую себя немного поколоченной.

Это мощное средство!

 

(молчание)

 

Я никогда не видела такой интенсивности в клетках, в сознании клеток… ты знаешь, почти отчаянная интенсивность: «Нам довольно-довольно-довольно этой Лжи! — Истины, Истины, Истины…» И затем это Свет! Ба-ба!… Клетки осознавали этот свет. Сознавали ослепительный свет.

Послушай, это нечто вроде опьянения, которое имеешь, когда выпьешь слишком много — это так, как алкогольное опьянение.

Но у меня не было впечатления определенной вещи: было такое впечатление, что это только начало! Это только начало!

Что означает, что разница между тем, что они обычно получали через просачивание, и что они получили через это радикальное нисхождение, эта разница грандиозная.

Шри Ауробиндо несколько раз писал в своих письмах, что если этот всевышний Свет спустится внезапно, или если божественная Любовь спустится внезапно, без подготовки… то материя разобьется вдребезги. Кажется, это совершенно верно!

 

(молчание)

 

И даже сейчас (Мать касается своих рук и пальцев), чувствуется… не толчение, а стремление во всех клетках…

 

(Мать входит в созерцание)

 

Да, это так, нечто вроде опьянения, упоения.

 

Где-то в «Савитри» Шри Ауробиндо пишет: «Это вино свечения в клетках…»[43]

 

О! Ты знаешь, где это?…

 

(Сатпрем ищет отрывок,

но не может найти)

 

 

26 февраля 1964

 

У Матери кровоизлияние

в левый глаз

 

У тебя болит глаз?

 

Болит Глаз??

 

Нет??

 

Я не знаю… Там что-то есть?

 

Да.

 

О, я не видела… Там болело этим утром, и затем… Странно, никто мне ничего не сказал.

Хорошо, только этого не хватало! Я не смогу больше ничего делать. Там болело, но я не придала этому никакого значения.

Глаз очень красный?

 

Не так, как иногда бывает… Когда ты смотришь вниз, глаз очень красный. Когда ты опускаешь веко, глаз наливается кровью, вплоть до радужной оболочки.

 

Опять это началось… Ну что же.

Это такой завал…

Если бы можно было делать работу спокойно, без того, чтобы на тебя давили… не было бы проблем, это ничего бы не значило. Но за десять минут требуется сделать то, на что обычно уходит час, вот что плохо.

 

(молчание)

 

Ты знаешь, на этой неделе я должна была оставаться спокойной (то есть, мне бы этого хотелось), потому что результатом той интенсивности стремления (в теле) было дать мне совершенно ясное и почти постоянное представление о том, до какой степени материальная субстанция сделана из Лжи и Неведения — как только сознание ясное, покоящееся, мирное, в светлом видении, то кажется, что ложь одолевает со всех сторон. Это не активное восприятие, в том смысле, что я не «пытаюсь» увидеть: это вещи, которые сами ПРЕДСТАВЛЯЮТ себя сознанию. И тогда ты осознаешь, какая грандиозная мощь Силы Истины необходима, чтобы прояснить все это, чтобы трансформировать все это!… И тогда ты замечаешь, что интенсивность стремления — что делает трансформацию более быстрой, реализацию более близкой — может привести… (Мать касается своего глаза) да, вот вам результат.

И я заметила, что все вокруг, те, кто ближе всего к центру нисхождения, их оно приводит в сильное расстройство — сильное. Я вижу вокруг себя очень мало тел, способных перенести это. Но тогда, если это так, обязательно ли нисхождение должно так просеиваться и ослабляться, что… что же тогда сможет пройти?

Этим утром глаз немного болел, но я сказала себе: «Это пустяки, этого НЕ ДОЛЖНО быть» — мне было неприятно, что это возникло. Это знак того, что нисхождение слишком сильное. Тогда, если надо ждать еще четыре года — 1968...

И что произойдет?… Это будет как безобидный маленький дождик! Который, вероятно, будет даже неощутим для обычного сознания.

Возможно, работа пошла бы быстрее, если бы не нагружали меня такими поверхностными делами: посылать благословения, подписывать фотографии…

 

Да, да! Действительно…

 

И затем принимать людей. Принимать одного за другим, одного за другим, целые дюжины… Каждый говорит, думает, чувствует: «Но я только на минутку!», но когда минуты складываются, тогда…

 

(молчание)

 

Но это свидетельствует еще об одном: если будет расти разрыв между мною и окружающими меня людьми, это тоже будет не хорошо, в том смысле, что они не смогут перенести то, что я могла бы спустить вниз, и это будет другая катастрофа.

Надо иметь терпение.

Терпение.

Много терпения.[44]

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

У меня такое впечатление, что люди ничего не поняли в последнем «Бюллетене»[45] — они не осмеливаются что-либо говорить, но они ничего не поняли! Даже те, кто должны были это понять: Нолини, Амрита, Павитра, Андре… не говоря уж о всех остальных, кто не так развит интеллектуально — ничего не поняли.

У меня такое впечатление, смутное впечатление, что кто-то, где-то, довольно далеко от нас физически, получил с этим «глоток милости», потому что у меня было такое ощущение, когда я имела это переживание — то, что я тебе говорила и то, что ты записал, это было только воспоминание переживания, но в тот момент, когда я имела это переживание и отвечала (жест ментального сообщения), у меня было такое впечатление, что кто-то где-то был затронут, причем радикальным образом, и что это имело значение для интеллектуальной атмосферы земли. Но кто это был? Я не знаю.

Вот почему я разрешила опубликовать этот отрывок, поскольку иначе… Ты видишь, когда я что-то читаю или когда Нолини читает мне перевод, я читаю с сознанием других — каким плоским это становится! Плоским, плоским: вся Сила ушла.

 

Я сделал некие открытия по поводу того, как люди понимают и читают — очень «культурные» люди…

 

Они не знают, как читать, они читают мозгами.

 

Они читают, опираясь на учебники грамматики!

 

Это школяры, это ужасно, но я никогда и не пыталась убедить школяров!

 

Они не «слушают» то, что стоит за текстом, они не пытаются поймать эту особую музыку — они просто читают фразы.

 

Мой текст дает им ощущение чего-то очень скучного и очень детского — и то, и другое одновременно, и делу конец! Потому что внешняя форма очень простая, не так ли, без литературных претензий; так что она не возбуждает мозг, ни в малейшей степени (напротив, я пытаюсь успокоить его, насколько это возможно!).

 

Нет, те, кто лучше всего тебя понимают, это люди с простыми сердцами.

 

Да, они затронуты.

 

И они понимают несравненно больше, чем «культурные» люди — они понимают лучше, они более интеллигентны!

 

Более восприимчивы. Да, они чувствуют.

Они правильно чувствуют, меньше всего ментализируют.

 

(Мать входит в созерцание)

 

*

*  *

 

Перед уходом Сатпрема

 

Так что, если перед следующей нашей встречей ты что-то почувствуешь, увидишь что-то, подумаешь о чем-то или тебе что «приснится», расскажи мне об этом… Я уже не очень-то на это надеюсь… потому что в эти последние несколько дней была очень большая интенсивность, которую довольно трудно перенести — грандиозная интенсивность — а этим утром, когда я встала, интенсивность немного повысилась. Ночь была хорошей (я воспринимаю общее подсознательное и состояние восприимчивости, условия — это было неплохо, достаточно удовлетворительно), но я заметила, что Давление, интенсивность давления стала меньшей.

И только во время работы здесь (с секретарями), этих часов работы (труда, а не работы), я почувствовала, что что-то здесь (во лбу, в висках) немного устало, это как некая усталость, приходящая снаружи… Как бы там ни было…

Хорошо, сейчас нам надо держаться.

 

 

 

 

 

Март 1964

 

4 марта 1964

 

Как дела?

 

А у тебя?

 

Переживания…

Мне нечего сказать. Слишком много всего и слишком мало — слишком много вещей, деталей, бессчетные маленькие наблюдения, бессчетные маленькие изменения, но ничего сенсационного, ничего того, что рисует «прекрасную картину».

Но сначала я хотела бы спросить тебя, видел ли ты что-нибудь.

 

Я действительно что-то видел, но не думаю, что это очень интересно или собирательно. Было так, как если бы я путешествовал на грандиозном самолете, очень мощном, которому удалось оторваться от земли (и взлет доставил мне очень приятное ощущение). Он взлетел, но летел на бреющем полете, вот что было опасно. Сначала перед нами было достаточно открытого пространства, но мы летели очень низко, так что даже почти касались деревьев. Затем, внезапно, на пути возникли различные строения, в частности, была громадная башня, напоминающая церковный купол, очень черного цвета. Я не знаю, как это произошло, но самолет (или сила) вошел внутрь этой башни — это достаточно странно — и там внутри было совершенно темно; было только что-то вроде небольшого пролома в стене, и через этот пролом проглядывало голубое небо. Это кажется невероятным, но самолет пытался пролететь через этот пролом, и этот пролом начал покрываться очень толстым стеклом, которое мешало пролететь. Помню, что затем я взял какой-то острый инструмент и разбил это стекло, чтобы можно было пролететь. Мы пролетели, но пролом был слишком маленьким, чтобы смог пролететь весь этот громадный самолет. После этого все очень путано; я только помню, что в каком-то потайном месте было нечто вроде громадной золотой дароносицы, прекрасной — она была спрятана. А все остальное очень путано.

 

О, но это очень интересно…

 

(молчание)

 

Что касается меня, я видела только одно: утром 29 февраля я пробудилась (под «пробудилась» я подразумеваю «встала с постели») с сознанием, которое Риши Вед называли «прямым сознанием», то есть, тем сознанием, которое приходит прямо от Всевышнего — это Сознание Истины, по сути. Было абсолютно тихо и спокойно, но с неким супер-ощущением абсолютно «хорошего бытия». Хорошее самочувствие, безопасность — да, безопасность — неописуемый мир и покой, без контраста противоположностей. И это длилось около трех часов, непрерывно, прочно, без усилия (я не делал никакого усилия, чтобы удержать это состояние). У меня было только определенное восприятие, что это было то, что Риши называли сознанием истины и бессмертия, наряду с восприятием (скорее, это было наблюдение), достаточно ясным и точным, того, как это сознание стало «искривленным».

Я не пыталась иметь это переживание, я никогда о нем не думала — оно пришло как нечто массивное, и осталось. Но у меня было такое впечатление, что оно было индивидуальным: не было впечатление, что это нечто, что спустилось на землю. У меня было такое впечатление, что это нечто, что было мне дано, что было дано этому телу; вот почему я не придала этому большого значения. Такое впечатление, что это была милость, данная телу. И оно не уходило — не уходило, а постепенно вуалировалось… ты знаешь, этим хаосом работы, которая еще никогда не была такой хаотической и поспешной одновременно.[46] Почти две недели это был какой-то ужас. Мы еще не вышли из этого ужаса. Это вуалировало, ДЛЯ МЕНЯ, то состояние. Но я ясно чувствовала, что это была вещь, ДАННАЯ этому телу.

Что касается медитации 29 февраля, то я заметила (я смотрела), я заметила, что почти еще за два дня до медитации атмосфера наполнилась сверканием белых звезд[47]. И я видела это в течение трех дней. Во время медитации это стало особенно интенсивным. И это распространялось, это было повсюду.

Было так, как если бы не было ничего другого, кроме сверкающих точек — точек, сверкающих как алмазы. Это было так, как если бы алмазы сверкали везде, абсолютно везде. И это имело тенденцию идти сверху-вниз. И это длилось не часы, а дни; другие тоже видели это (а я никому ничего об этом не говорила) и спрашивали меня, что это было.

Но в этом не было ничего ошеломляющего, величественного или изумительного — ничего подобного, ничего эффектного, ничего такого, что дало бы ощущение «великого переживания» — очень тихое, но и очень, очень само-утверждающее. Очень тихое.

Когда это переживание кончилось, после выхода на балкон[48], когда я вернулась с балкона, я спонтанно сказала: «Очень хорошо, подождем еще четыре года».[49]

Нечто во мне ожидало… Не знаю, чего, но это не произошло — может быть, это вызвало бы беспорядок!

Это было очень тихим, очень мирным — очень тихим, особенно, очень тихим, ничего чудесного или удивительного, ничего подобного. Так что я сказала себе: «Что же, подождем еще четыре года, еще четыре года», но чего подождем, я не знаю… чего-то, что я ожидала, и что не произошло.

Но внешняя, материальная жизнь стала очень трудной — 3000 человек пришли из внешнего мира. Так что это породило нечто вроде путаницы в атмосфере, и эта путаница еще не развеялась.

 

(молчание)

 

От некоторых людей я слышала, что произошло изрядное число маленьких чудес, но я не слушала, это меня не интересует (люди говорят мне, но я где-то далеко). Это возможно: атмосфера была очень заряжена! В человеческом сознании это может вызывать мелкие явления — ряд мелких явлений, которые они называют «чудесными», но которые для меня по-детски простые и элементарные: это просто «способ, которым предстают вещи».

 

(молчание)

 

Твое видение… очевидно, это ментальное сознание мешало взлету — это очевидно. Но это не индивидуальное переживание: это коллективная вещь.

 

Это было очень черным, и это была церковь… как купол церкви. Но что это за золотая дароносица там была? Помимо прочего, она была очень миленькой; она была прекрасной, но она была спрятана.

 

Но это верно, так оно и есть.

Должно быть, это супраментальная реализация — скрытая, еще погребенная в Несознании.

 

Когда я увидел эту золотую дароносицу, все было очень путано, но там со мной кто-то был (я не знаю, кто это, я не видел его), и я спросил у него: «Вы видели эту прекрасную дароносицу?» Он ответил «нет», но я ЗНАЛ, что он ее видел. Тогда я понял, что если бы он сказал, что видел ее, тогда произошло бы что-то плохое[50], пришли люди или еще что; как бы там ни было, было важно, чтобы люди не знали, что он тоже видел ее.

 

Было важно, чтобы люди не знали, что дароносица там была.

 

(долгое молчание,

затем медитация)

 

Такое ощущение, что клетки тела постоянно подвергаются какой-то накачке — беспрерывно, день и ночь. После того, как я спросила тебя об этом, это продолжалось все время.

Кажется, что у этой работы нет конца.

 

(долгое молчание)

 

Сегодня доктор уезжает в Америку, чтобы там ему сделали операцию на мозге.[51] Это далеко не безопасная операция, она слишком новая, в ней еще много неизвестных элементов.

С ним произошел целый ряд очень интересных вещей, но это нечто вроде микроскопической работы, так что об этом не расскажешь… Например, способ, каким смешиваются ауры, вибрации — очень интересно.

 

Я надеюсь, он выдержит операцию.

 

Он сказал мне, что не беспокоится.

Но на самом деле это ничто иное, как путешествие в неизвестное, потому что нет гарантии, что одно будет вылечено за счет другого… Ты понимаешь, они начинают операции на мозге!

Конечно, настанет время, когда такие операции станут общей практикой, но сейчас все еще слишком много неизвестного.

Но поскольку мы все время жили вместе, и атмосфера (доктора и Матери) довольно значительно переплелась, то когда он пытается вытянуть свою атмосферу (потому что он еще не знает, как оставаться везде одновременно — немногие люди знают, как делать это, так что они забирают свою атмосферу, что вызывает некоторые расстройства многих вещей и…). Он не признается себе в этом, но он очень обеспокоен.

Это приключение.

 

 

7 марта 1964

 

Я рассказывала тебе в прошлый раз, что 29 февраля, когда я вернулась с балкона, было так, как если бы в своей концентрации я сказала Господу: «что же, подождем еще четыре года». Такое было мое впечатление. И с тех пор (сегодня тот же день недели, что и 29 февраля — прошла ровно неделя), все и было вот так (подрагивающий жест в атмосфере), как множество маленьких обещаний — но обещаний, которые не подошли к своему осуществлению, иными словами, это всегда что-то, что придет, что БУДЕТ, что БУДЕТ реализовано; нечто, что подходит ближе, но ничего ясно ощущаемого. А прошлой ночью, когда я пробудилась из своей обычной концентрации (это почти всегда в одно и то же время: между полуночью и половиной первого ночи), я почувствовала что-то особенное в атмосфере, так что я сразу же позволила себе втечь в это и войти в контакт с этим.

Я заметила (я знала это и раньше, но в этот раз это было совершенно конкретным), что когда я отдыхаю, тело полностью отождествляется с материальной субстанцией земли, то есть, переживание материальной субстанции земли становится его собственным — что может выражаться какими угодно вещами (это зависит от дня, от обстоятельств). Я уже давно знала, что это больше не индивидуальное сознание и не коллективное сознание человечества: это земное сознание, то есть, оно включает и материальную субстанцию земли, включая всю несознательную субстанцию. Поскольку я много молилась, много концентрировалась, много стремилась к трансформации Несознательного (ведь это сущностное условие того, чтобы произошла эта «вещь») — из-за этого была некоторого рода идентификация.

Прошлой ночью это стало несомненным.

И нечто начала нисходить — не «нисходить»: манифестировать и пропитывать; пропитывать и наполнять это земное сознание. Какую силу это имело! Какую мощь!… Я никогда не чувствовала такого рода интенсивность. Стабильность, мощь! Все в смысле мощи, все в смысле продвижения вперед — продвижения вперед: прогресса, эволюции, трансформации. Все, подобное этому. Как если бы все, все было наполнено мощью трансформации — не «трансформации», не трансмутации, я не знаю, как объяснить это… Не окончательной трансформации, которая изменит видимость, не это: это была ананда прогресса. Ананда прогресса, подобная ананде прогресса животного, становящегося человеком, человека, становящегося сверхчеловеком — это не была трансформация, не было то, что ответит тому прогрессу: это был прогресс. И с обилием, постоянством, и не было НИГДЕ СОПРТИВЛЕНИЯ: не было нигде паники, не было нигде сопротивления; все с энтузиазмом участвовало.

Это длилось свыше часа.

И с ощущением, что это было нечто непрекращающееся[52], только сознание (Матери) меняло свою позицию из-за необходимости работы. И это изменение позиции происходило за несколько минут, достаточно быстро, без ощущения потери другого переживания; оно просто оставалось там, позади, чтобы работа делалась внешне обычным образом, то есть, без слишком резкой перемены. При этом казалось, что сознание снова становится чем-то вроде поверхностной корки: оно производило впечатление чего-то тяжелого, довольно инертного, очень искусственного, чрезвычайно тонкого, сухого, с искусственной транскрипции жизни — и все это было обычное сознание, сознание, которое создает то ощущение, что вы находитесь в теле.

Очень долгое время тело не чувствовало себя ни в малейшей степени отдельным — ни в малейшей. Есть даже некоторого рода постоянное отождествление с окружающими людьми… что иногда достаточно беспокойно, но что я вижу в качестве средства действия (контроля и действия). Приведу пример: четвертого марта, в последний раз, когда мы с тобой встречались, доктор уехал в Америку. Он устроил здесь ланч (я рассказывала тебе, что он был очень взволнован); он устроил нечто вроде маленькой церемонии по поводу своего отъезда. Он, как обычно, сидел на полу, рядом со мной (я сидела за столом, лицом к свету); он повернулся ко мне, чтобы что-то получить от меня. Он был охвачен интенсивной эмоцией (но внешне ничего не было заметно; внешне он был очень спокойным, он не говорил и не делал ничего необычного, но внутренне...). Я как-то взглянула на него, чтобы сказать, чтобы он ел, и наши глаза встретились… Тогда от него ко мне пришла такая неистовая эмоция, что я чуть не разрыдалась, можешь себе представить!… И это всегда там, в нижней части живота (действительно в животе) происходит это отождествление с внешним миром. Там (жест выше – к сердечному центру) это преобладает; отождествление здесь (жест к животу), но Сила доминирует (Мать поднимает голову); тогда как там (живот), кажется, что все еще… это низший витал, я имею в виду низший витал МАТЕРИИ, витальную подложку МАТЕРИИ. Эта часть на пути к трансформации, это там, где работа делается материально. Но все эти эмоции имеют довольно неприятные последствия… Когда я детально это рассмотрела, я даже подумала, что что-то аналогичное должно происходить и с тобой; должно быть, ты открыт определенным потокам силы в низшем витале, и те спазмы, которые у тебя бывают, являются результатом этого. Так что тогда решение — есть только одно решение, поскольку я сразу же позвала, установила там (жест к животу) Присутствие Господа, и я видела, что это было чрезвычайно ЗАРАЗИТЕЛЬНЫМ. Поскольку я получила эти вибрации, они вошли напрямую, не встречая никакого препятствия; так что отклик имел значительную заразительную мощь — я сразу же это увидела: я остановила вибрации доктора; мне потребовалось несколько минут, и снова все было в порядке. Тогда я поняла, что эта открытость, эта заразительность была средством действия — это не приятно для тела (!), но это средство действия.

И то же самое по отношению к необходимости возвращаться в поверхностное сознание. В начале, в самом начале, когда я отождествилась с этой пульсацией любви, которая создала мир, я в течение многих часов полностью отказывалась возвращаться к обычному, привычному сознанию (это то, о чем я недавно говорила: это поверхностное сознание как корка), я больше не хотела этого. И именно по этой причине я внешне была такой немощной; то есть, я отказывалась принимать какое-либо решение (Мать смеется), так что другие должны были за меня принимать решения и что-то делать! Вот почему они были убеждены, что я очень больна.

Сейчас я очень хорошо понимаю все это.

Во всяком случае, прошлой ночью переживание было решающим в том смысле, что оно скоординировало все эти маленькие разрозненные продвижения, и придало ЗЕМНОЕ значение всем этим маленьким вещам, которые приходили обещать прогресс здесь, обещать сознание там, все эти обещания — все эти обещания внезапно были связаны в некую тотальность масштаба земли. Я не имела впечатления чего-то подавляющего в своей грандиозности, вовсе нет: это было еще что-то, что преобладало в моем сознании. Это была маленькая вещь (Мать держит в ладонях воображаемый шарик), которая доминировала в моем сознании и которая была (в тот момент) исключительным объектом моей концентрации. И когда я вернулась ко внешнему сознанию (был момент, когда я была одновременно в этих двух сознаниях), то я увидела, что это так называемая индивидуальное или личное телесное сознание — телесное сознание — больше не было некой необходимой условностью, чтобы сохранять контакт. И было такое чувство, что еще шаг или два — не много шагов — и я получу полную мощь Этой Воли (то есть, всевышней Воли) воздействия на это тело.

Оно (это тело) не было больше гораздо более интересным или гораздо более важным, чем другие тела — оно вовсе не имело ощущения собственной важности; и даже, в общем видении Работы, его сегодняшние несовершенства были просто  терпимы и даже приемлемы, но не в том смысле, что они неизбежны, а в том, что количество концентрации и исключительного внимания, необходимых, чтобы изменить тело, не казалось достаточно значительным, чтобы остановить или ослабить общую работу — это было как… была некая улыбка при взгляде на все эти мелочи. И, наконец, по отношению к «той вещи» (великой вещи, с «художественной» точки зрения на материальную видимость, а также великой с точки зрения публичной веры, которая судит только по видимости и будет убеждена только тогда, когда произойдет очевидная трансформация), это казалось, во всяком случае, в тот момент, чем-то вторичным и не настоятельным. Но было достаточно ясное ощущение, что скоро (как сказать?…) состояние бытия или способ бытия тела (я думаю, что в таких случаях говорят “modus vivendi”), этой частички земной Материи, может быть изменен, полностью управляем прямой Волей. Потому что это было так, как если бы все иллюзии отпали одна за другой, и всякий раз, когда исчезала какая-то иллюзия, она вызывала одно из тех маленьких обещаний, которые их замещали, заявляя о чем-то, что придет позднее. Так это подготавливало окончательную реализацию.

И, поднимаясь этим утром, я имела такое впечатление, что что-то сдвинулось. И это вовсе — о, вовсе не субъективная вещь: что-то сдвинулось ДЛЯ ЗЕМЛИ. И не имеет никакого значения, если люди не заметили это.[53]

(молчание)

 

Посреди всего этого — этой массы переживания — было, отдельно от остального, ощущение обезьяны, ощущение грандиозного могущества прогресса, который сделал ее человеком… Это было очень странно, это было необычайно психическое могущество с интенсивной радостью прогресса, продвижения вперед, это было как обезьяноподобная форма, двигающаяся к человеку. И затем это было как нечто, что повторило себя на спирали эволюции: то же самое грубое могущество, та же самая витальная сила (тут нет сравнения, человек полностью все это утратил), это та грандиозная сила жизни, что есть у животных, вернулась в человеческое сознание и, вероятно, в человеческую форму, но со всем тем, чтобы было принесено в ходе эволюции Ментала (что привело к довольно болезненному отклонению), и эта сила была трансформирована в свет уверенности и всевышнего мира и покоя.

И, ты знаешь, это не было чем-то, что пришло, ослабло и снова пришло, это было не так, это была… грандиозность, полная грандиозность, прочная, УСТАНОВИВШАЯСЯ. Не что-то, что приходит и представляется вам, говоря: «вот как будет», было не так —это было ЗДЕСЬ.

И у меня нет такого впечатления, что это ушло: это я вышла из этого или, точнее, меня вынудили выйти из этого, чтобы сконцентрироваться на этой корке, для потребностей работы.

Но это не ушло — это здесь.

Этим утром я записала это переживание тем же способом, о котором я тебе рассказывала, который я применяю для записи откровения. Я хотела точно записать, как можно определить это (Мать читает записку):

 

Проникновение и вливание

в материальную субстанцию

Ананды могущества

прогресса в Жизни.

 

Это не было вливанием в Ментал: это было вливание в Жизнь — в Жизнь, в материальную, земную субстанцию, ставшую живой. Даже растения участвовали в этом переживании прошлой ночью: это не было какой-то привилегией ментальных существ, это вся витальная субстанция (витализированная материальная субстанция) земли восприняла эту ананду мощи прогресса — это было триумфально. Триумфально.

И когда я вернулась (чтобы вернуться, потребовалось пять-шесть минут), я вернулась с какой-то спокойной уверенностью, что это возвращение было необходимо и что произойдет нечто другое, благодаря чему не надо будет покидать одно состояние, чтобы перейти в другое (вот что неприятно — необходимость оставить одно состояние, чтобы перейти в другое). Это состояние не ушло, но осталось как фон, позади — надо, чтобы оно было впереди.

И я поняла… Когда я поднялась, я спросила себя: «Натолкнусь ли я снова на все те же материальные напасти, которые приходят из этого… даже не заражения, а отождествления со средой и людьми? «Малейшая вещь вызывает реакцию — не было даже мысли, ты видишь (в том случае с доктором), не было ощущения, и все же возник беспорядок здесь (жест к животу).

 

Да, мне это знакомо.

 

Так что надо держаться спокойно, надо прикладывать Силу, надо… Сейчас я сознаю, откуда это приходит, из чего это исходит, от кого это исходит (когда это исходит от какого-то человека), все это. И отклик может быть совершенно сознательным и намеренным. И когда я восстанавливаю порядок здесь (жест к животу), порядок восстанавливается и там.

Что касается области мысли, то там это было уже очень давно — очень давно, много-много лет тому назад: толчок, который приходит снаружи, точно так, как если бы это было… это ВАША мысль, но она приходит откуда-то, она не здесь; и затем — отклик. Эта работа началась с самого начала этого века. После была вся психическая работа, тем же образом (жест расширения): отождествление и отклик. Затем была витальная работа, которую я начала делать вместе с Шри Ауробиндо, когда мы были там (в гостевом доме); затем физическая работа, но тогда это было… обучение своему делу. Сейчас же есть некая уверенность (она не абсолютная и не постоянная, но она и не далекая), есть некая уверенность: ты видишь, входишь в контакт с чем-то, и затем сразу же знаешь, что делать и как делать; вибрация приходит, встречает отклик и уходит назад — и так каждую минуту, все время.

Прошлой ночью с тем переживанием пришло некое заверение и подтверждение.

Только надо быть терпеливым. Не думать, что мы достигли цели — мы еще далеко от нее! Но всегда есть эта радость первого шага, первого шага на пути: «А, какой прекрасный путь!» (Мать смеется)… Надо только дойти прямо до другого конца!

 

(молчание)

 

Это было светящимся — светящимся все время. Это алмазное сверкание трансформировалось в нечто гораздо более компактное, но менее интенсивное, то есть, менее яркое — но гораздо более могущественное. Особенно было это впечатление могущества: могущества, которое может все перемолоть и все восстановить. И в Ананде! Но ничего, абсолютно ничего, что имело бы малейшее возбуждение, ничего из этого сверкания, что приходит из ментала — ментал был абсолютно… (жест — обе руки открыты ко Всевышнему) спокойным. И пока длилось это переживание, я знала (потому что сознание наверху наблюдало это), я знала, что только когда вспышка — ослепительная вспышка ментальной трансформации, вызванная супраментальным нисхождением — только когда Свет, вспышка света соединится с анандой Мощи, только тогда возникнут вещи, которые будут… неоспоримыми.

Потому что в таких переживаниях может быть уверен только тот, кто их имел; эффекты во всех малейших деталях видны только для тех, кто хорошо расположен, то есть, иными словами, для тех, кто имеет веру — видят те, кто имеет веру. И я знаю это, потому что мне об этом говорят: они видят, как каждую минуту множатся примеры всевозможных маленьких чудес (это не «чудеса») — это повсюду, все время, все время, все время, маленькие факты, гармонии, реализации, согласования… что совершенно необычно в мире Беспорядка. Но во время этого переживания я знала, что придет и другое переживание (Бог знает когда!), которое объединит эти два переживания в некое третье. И именно это объединение приведет к тому, что что-то изменится в видимости.

Когда это будет? Я не знаю. Но нам не следует торопить это.

Вот так.[54]

 

*

*  *

 

(Перед уходом Сатпрема, относительно недавней публикации в Ашраме книги «Шри Ауробиндо или путешествие сознания» и ее распространения:)

 

…То, что я хотела, это назначить дату, чтобы книга была опубликована, чтобы она наконец-то появилась — я не очень-то много ожидаю от того, что люди (здесь, в Ашраме) прочтут ее! Потому что у меня такое впечатление, что в свое время (сейчас я понимаю это лучше), когда атмосфера будет вполне готова, эта книга сделает очень полезную работу там (в Европе), очень полезную.

Есть черная дыра в атмосфере Франции.

Это очень интересно, атмосфера… Все же там есть ГРАНДИОЗНАЯ возможность. Но она погребена.

Там (во Франции) гораздо больше возможности, чем в Англии.

В России тоже есть возможность, но эта возможность другой природы: мистической — там большая мистическая возможность. Когда там пробудится мистических дух… он был подавлен, так что… (жест взрыва).

Кажется, что сейчас они допустили баптизм (в России): они создали специальную организацию для людей, которые хотят быть баптистами! Особое место, возможно, это какое-то здание, я не знаю, где могут принять баптизм все, кто хотят этого. Раньше это было тайным — теперь это будет государственная организация. Так что русские сделали прогресс, когда они вышли из всех предрассудков прошлого, а теперь новый «прогресс»: они идут в старый тупик! Они снова взваливают на себя старую ношу всех старых предрассудков…

 

 

11 марта 1964

 

Сейчас я кое-что тебе прочту.

Это касается одного американца, который приехал сюда со всеми американскими идеями и который обследовал все (как организованы службы и т.д.). Он прислал мне рапорт, в котором пишет, что везде не хватает организации, ментальной структуры… Я не имела намерения отвечать ему, но позавчера, как раз когда я готовилась ко сну, Шри Ауробиндо настоятельно мне сказал — он пришел и сказал мне: «Вот что ты должна сказать Т», и он настаивал, пока я не записала это — он заставил меня записать это!

 

Шри Ауробиндо сказал нам (именно он сказал это), и мы убедились в этом на собственном опыте, что над разумом есть сознание гораздо более мудрое, чем ментальная мудрость, и в глубинах вещей есть воля гораздо более мощная, чем человеческая воля.

Все наше старание состоит в том, чтобы сделать так, чтобы это сознание и эта воля управляли бы нашими жизнями и действиями и организовывали бы всю нашу деятельность. Ашрам и строился по такому пути. С 1926 года, когда Шри Ауробиндо уединился и поставил меня во главе Ашрама (в то время было только два арендуемых дома и горстка учеников), все разрасталось и развивалось, как растет лес, и каждая служба создавалась не путем искусственного планирования, а из-за живой и динамической потребности. В этом секрет постоянного роста и нескончаемого прогресса. Сегодняшняя трудность возникла, главным образом, из-за психологического сопротивления учеников, не способных следовать быстрым шагам садханы, и из-за уступок допущению ментальных методов, которые исказили изначальную работу.

Единственным верным средством является рост и очищение сознания.

 

*

*  *

 

(Затем Мать возвращается к предыдущей беседе от 7 марта и к своему переживанию ананды прогресса в жизни)

 

У меня такое впечатление, что это решающее переживание, потому что, для меня, вещи изменились. Это не одна из тех вещей, которые приходят, а затем уходят.

Хорошо… сейчас надо идти дальше.

Возможно, это то, что я хотела сказать, когда сказала «подождем еще четыре года», потому что я была в довольно странном состоянии, когда вернулась с балконного даршана 29 февраля… Подожди, я покажу тебе фотографии: они сделали фотографии на этом даршане.

 

(Мать достает фотографию,

затем рассматривает ее)

 

С накидкой, которая распростерлась как крыло птицы…

Я не видела физически… Но это выражение… я была в этом состоянии, когда я сказала (я была сконцентрирована, что-то вышло отсюда (жест к сердцу), и я сказала Господу): «Что же, подождем еще четыре года.»

Четыре года, то есть,  1968 года. Шри Ауробиндо сказал, что начало супраментальной манифестации будет в 1967 году, так что, может быть, в 1968 году эти два переживания встретятся. Это возможно.

Фотография четкая.

 

Это твое выражение я не знал.

 

Ты не знал это мое выражение…

Ты видишь, это ни женщина, ни мужчина; совершенно ясно, что это ни женщина, ни мужчина.

Для меня, как я вижу это, глаза — это воля, а нижняя часть лица — борьба, трудность — она представляет трудность земли. Но глаза — это воля установить контакт (Мать тянет верх к низу, чтобы они соединились).

Это не глаза мольбы, посмотри внимательно на них: это глаза воли — почти что глаза приказа.

 

Да, как если бы ты говорила: «Итак?»

 

 

14 марта 1964

 

(Речь идет о скорой поездке Сатпрема во Францию)

 

…Ты сможешь увидеться со своим другом В, если поедешь туда.

 

Я утратил привычку контакта с другими; очень редко, когда я не устаю, встретив кого-либо.

 

О, но это больше, чем утомляет, это изматывает.

 

И я утратил привычку социальной жизни, так что мне нечего кому-то сказать, я вне общества.

 

Я понимаю!

 

Это трудно.

 

Нет, это хорошо, хорошо, так и ДОЛЖНО быть.

В таких случаях есть только одно решение, только одно, которое я установила: «ванна Господа». Ты устанавливаешь контакт с самим собой и позволяешь Тому течь через тебя на других — и пусть происходит то, что происходит, что бы это ни вызвало!… Это очень интересно, и чувствуешь Силу, текущую, текущую, текущую через тебя — некоторые люди могут выдержать это долгое время. Там…

 

(Мать внезапно перестает

говорить и долго смотрит)

 

Нет, если я смотрю, это ужасно.

Пока ты не смотришь, ты можешь… но если я смотрю, это ужасно: быть погруженным в то… Я не думаю, что ты сможешь оставаться там долгое время. По крайней мере, если ты не будешь совершенно один со своей матерью в Бретани.

 

Самое ужасное — это людская доброжелательность, это гораздо хуже, чем их враждебные реакции.

 

О, да, это ужаснее…

 

(долгое молчание)

 

На моем сердце не легко…

 

Я не хочу, чтобы ты заболел, как в первый раз. Это как раз то, на что я смотрю и что изучаю: есть ли возможность достаточно тебя защитить.

Что касается меня, я знаю: в первый раз, когда я уехала отсюда, в 1915 году (и я оставила свое психическое существо здесь, я не взяла его с собой — я знала, как сделать это — и я его оставила), и несмотря на все это, несмотря на связь, когда я достигла Средиземного моря, я вдруг почувствовала себя больной, ужасно больной. Я все время была больна.

Так что я знаю, я хорошо это знаю!

 

Но даже до того, как я начал делать йогу, как только я вернулся во Францию из Америки и Африки, я сразу же задохнулся, я не мог оставаться — я никогда не мог. Я мог дышать в Бразилии, я мог дышать в Африке или даже в Гвиане, я дышал в этих странах, но во Франции, в Европе я не мог дышать.

 

Да, в Европе.

Как бы там ни было, посмотрим, мой мальчик.

По существу, это будет во многом зависеть от твоей восприимчивости. Если ты сможешь все время сохранять заряд — ты понимаешь, атмосферу вокруг себя, чтобы защитить себя.

Посмотрим.

 

 

18 марта 1964

 

(Мать читает записку, которую она написала из-за разногласий, возникших на бумажной фабрике Ашрама:)

 

От работодателя рабочим

 

«Ничто не может быть прочным и долговременным без базиса доверия. И это доверие должно быть взаимным.

Вы должны быть убеждены, что я преследую не только свое благо, но и ваше. И, со своей стороны, я должна знать и чувствовать, что вы работаете здесь не только для того, чтобы извлекать свою выгоду, но и служить.

Благосостояние целого зависит от благосостояния каждой части, и гармонический рост целого зависит от прогресса каждой части.

Если вы чувствуете, что эксплуатируетесь, тогда у меня тоже будет чувство, что вы стремитесь эксплуатировать меня. Если вы боитесь быть обманутыми, тогда я тоже буду чувствовать, что вы стремитесь меня обмануть.

Только в честности, искренности и доверии может прогрессировать человеческое сознание.»

Это прямо противоположно коммунистической теории — все коммунисты проповедуют им: «Если вы хоть сколько-нибудь будете доверять работодателю, тогда вас точно обманут, и вы будете бедными; сомнение, недоверие и агрессия должны быть базисом ваших отношений.» Это прямо противоположно тому, что я говорю.

 

*

*  *

 

Затем Мать переходит к переводу

одного письма с английского на французский

 

Чтобы переводить, я иду в то место, где вещи кристаллизуются и формулируются. Сейчас мои переводы — это не точно сплав языков, но они находятся под влиянием обоих языков: мой английский – немного французский, а французский – немного английский — это смесь из этих двух языков. И я вижу, что с точки зрения выражения, это достаточно полезно, потому что от этого приходит некая тонкость.

Я вовсе не «перевожу», я никогда не пытаюсь переводить: я просто отхожу в то «место», откуда это пришло, и тогда, вместо того, чтобы воспринимать вот так (жест над головой, как качели которые отклоняются вправо для французского языка), я воспринимаю вот так (качели отклоняются влево для английского языка), и я вижу, что это не составляет большой разницы: источник — некий сплав этих двух языков. Возможно, это привело бы к появлению некоторой более гибкой формы обоих языков: немного более точной в английском языке, немного более гибкой во французском.

 

Я не нахожу наш язык достаточно удовлетворительным. Но я не считаю удовлетворительной и другую вещь [франко-английский язык] — нужный язык еще не найден.

 

Он вырабатывается.

 

Всякий раз во мне что-то немного скрипит.

 

Этот язык только вырабатывается.

Но это мой метод и для «Савитри», уже долгое время я больше не перевожу: я следую за мыслью до определенной точки, затем, вместо того, чтобы думать так (тот же жест отклонения качелей вправо), я думаю вот так (жест – влево), это все. Так что это ни чистый английский, ни чисто французский язык.

Лично я хотела бы, чтобы это был ни английский, ни французский, а нечто иное! — но какие слова использовать сейчас?… Я ясно чувствую, что как в английском, так и во французском языке (возможно, и в других языках, если бы я знала другие языки) слова имеют другое значение, немного непривычное и гораздо более ТОЧНОЕ значение, чем они имеют в языках, как мы знаем их — гораздо более точное. Потому что для меня слово означает вполне конкретное переживание, и я ясно вижу, что люди понимают слова совсем по-другому; так что их понимание слов кажется мне каким-то туманным, не точным. Каждое слово соответствует вполне определенному переживанию, вполне определенной вибрации.

Я не говорю, что я достигла удовлетворительного выражения — оно формулируется.

И метод всегда один и тот же: я никогда не перевожу, никогда-никогда — я иду высоко вверх, туда, где мыслишь за пределами слов, где имеешь переживание идеи или мысли, или движения или чувства (не важно, чего), и когда это на одном языке, это так (тот же жест, как и раньше), а когда на другом языке, это вот так: как что-то отклоняется там, высоко вверху. Я вовсе не перевожу на том же самом уровне — я никогда не перевожу на уровне языков. И иногда я замечаю, что для меня качество слов очень отличается от того качества, которое слова имеют для других людей.

Я оставила всякую надежду на то, что меня поймут.

 

(Мать делает несколько замечаний

по поводу «понимания» учеников,

затем добавляет:)

 

Ты знаешь эту историю?

Эту историю, я думаю, рассказывают мусульмане, но я в этом не уверена. Говорят, что Иисус воскрешал мертвых, лечил болезни, давал речь немым, а зрение – слепым… пока к нему не привели идиота, чтобы сделать его понятливым — и Иисус убежал!

Потом у него спросили: «Почему ты убежал?» Он ответил: «Я могу делать все, кроме того, чтобы сделать идиота понятливым» (смех).

Это Теон рассказал мне это.

 

21 марта 1964

 

(По поводу письма от «Доктора», который уехал в США, чтобы ему там сделали операцию на мозге: «Операция обернулась четырехчасовой пыткой. Они делали ее под местным наркозом, но наркоз не был эффективным. Они насекали, декапировали и сверлили мой череп без какой-либо анестезии… Их медицинский уход не так хорош — мои медсестры гораздо лучше справляются со своим делом. У них нет никакого чувства, и они не чистосердечно работают… Хирурги тоже небрежны…». Заметим, что «Доктор» сам был известным хирургом из Калькутты.)

 

…И они хотят приехать сюда, чтобы научить всему бедных индийцев, которые ничего не знают!

Это отвратительно.

Если они вылечат его, все в порядке, но я в этом сомневаюсь… Они американцы – настоящие очковтираетли – они пускают пыль в глаза по любому поводу. Они напускают на себя внушительный вид, они хотят восстановить справедливость, исправить все ошибки, осветить все умы — и они находятся прямо на уровне земли.

Эти врачи, когда попадаешь в их лапы…

 

(молчание)

 

А здесь он жаловался, что его медсестры – не те, что надо — теперь он поймет! По крайней мере, после этого опыта он поймет, что то, что есть здесь — исключительно; им всегда надо выйти наружу, чтобы получить этот опыт, они не достаточно чувствительны, чтобы почувствовать, что здесь есть нечто, что не сыщешь больше нигде. Для сравнения им надо еще куда-нибудь пойти, и тогда их немного «пытают».

Жаль, что весь мир такой: ему требуется помучиться, чтобы понять, что есть нечто иное.

 

 

25 марта 1964

 

101 – Для Бога нет близкого или далекого, нет ни настоящего, прошлого или будущего. Все это — только удобные точки зрения на Его картину мира.[55]

 

102 – Для чувств всегда верно то, что солнце вращается вокруг земли; для разума это не так. Для разума всегда верно то, что земля вращается вокруг солнца; для всевышнего видения это не так. Не движутся ни земля, ни солнце; есть только изменение в связи сознания солнца и сознания земли.[56]

 

(долгое молчание)

 

Невозможно, не могу ничего сказать.

 

Здесь подразумевается, что наше обычное восприятие физического мира является ложным восприятием.

 

Да, конечно.

 

Но тогда каким же будет истинное восприятие…

 

О, да, вот в чем вопрос!

 

…истинное восприятие физического мира — деревьев, людей, камня — каким все это будет для супраментального глаза?

 

Это как раз то, о чем невозможно сказать! Когда есть видение и сознание Порядка Истины, того, которое является ПРЯМЫМ, прямым выражением Истины, то сразу же возникает ощущение чего-то невыразимого, потому что все слова принадлежат другой сфере; все образы, все сравнения, все выражения принадлежат другой сфере.

Я имела точно ту же самую великую трудность (это было 29 февраля): все время, когда я жила в том сознании ПРЯМОЙ манифестации Истины, я пыталась сформулировать то, что я чувствовала, что я видела — это было невозможно. Не было слов. Простое формулирование сразу же отбрасывало меня в другое сознание.

По этому случаю я и вспомнила этот афоризм о солнце и земле… Даже сказать «изменение сознания»… изменение сознания — это все еще движение.

Я считаю, что мы не можем ничего сказать. Я не чувствую себя способной сказать что-либо, потому что все, что вы ни скажите, это только неинтересные приближения.

 

Но когда ты находишься в том Сознании Истины, это «субъективное» переживание или же действительно сама Материя меняет свою видимость?

 

Да, все — весь мир совершенно другой! Все другое. И это переживание убедило меня в одной вещи, которую я продолжаю постоянно чувствовать: оба состояния (Истины и Лжи) существуют одновременно, они сопутствуют друг другу, и есть только… да, то, что мы называем «изменением сознания», то есть, ты находишься в том или этом состоянии, но все же при этом нисколько не перемещаешься из одного в другое.

Мы вынуждены использовать слова движения, потому что для нас все движется, но это изменение сознания не является движением — это не движение. Тогда как же сказать об этом, описать это?… Даже если мы скажем: «Некое состояние, которое занимает место другого состояния», занимает место… мы сразу же вводим движение — все наши слова такие, что мы можем сказать?

Еще вчера переживание было совершенно конкретным и мощным: не нужно было двигаться или двигать что-либо, чтобы это Сознание Истины заменило бы сознание деформации или искажения. Иными словами, способность жить и быть этой истинной Вибрацией — сущностной и истинной — имела силу ЗАМЕНИТЬ этой Вибрацией вибрацию Лжи и Искажения до такой степени, что… Например, результат Искажения или вибрации искажения должен, естественно, вести к несчастному случаю или катастрофе, но, если внутри тех вибраций есть сознание, обладающее мощью осознать Вибрацию Истины и тем самым проявить Вибрацию Истины, тогда это может — это должно — аннулировать другое; и во внешнем явлении это передается как вмешательство, которое предотвращает катастрофу.

Есть все растущее ощущение того, что Истина является единственным средством, чтобы изменить мир; что все другие методы медленной трансформации всегда только касаются (приближаются все больше и больше, но никогда не достигают цели), и что последний шаг должен быть этим — этой заменой на истинную Вибрацию.

Есть частичные доказательства этому. Но поскольку они частичные, они не могут дать окончательной уверенности; потому что для обычного видения и обычного понимания всегда можно найти объяснение: можно сказать, что было «предвидено» и «предопределено», что несчастный случай будет предотвращен, например, и что, следовательно, это вовсе не вмешательство предотвратило несчастный случай, а «Детерминизм» решил это. И как доказать? Как вы докажите для себя, что это не так? Это невозможно.

Ведь как только мы начинаем выражать что-либо, вы входим в область ума, а как только мы туда входим, то появляется эта ментальная логика, которая ужасная, потому что все-могущественная: если все уже существует, со-существует, со времен извечных, как тогда одно может превратиться в другое?… Как вообще что либо может «измениться»?…

Нам говорят (Шри Ауробиндо сам только что сказал это), что для сознания Всевышнего нет ни прошлого, ни времени, ни движения, ни вообще ничего — есть все. Чтобы передать это, мы говорим «со времен извечных», что есть нонсенс, но, как бы там ни было, все ЕСТЬ. Так что все есть (Мать складывает свои руки), значит, все, конец — больше нечего делать! Ты видишь, это представление или, скорее, способ выражения (потому что это только способ выражения) аннулирует ощущение прогресса, аннулирует эволюцию, аннулирует… Нам скажут: то, что вы должны стремиться к прогрессу, является частью Детерминизма — да, все это пустая болтовня.

И, заметь, этот способ выражения отражает только минуту переживания, это НЕ полное переживание; есть момент, когда чувствуешь так, но это ощущение не полное, оно частичное. Это только ОДИН способ чувствовать, это не все. Есть нечто гораздо более глубокое и гораздо более невыразимое в вечном сознании, чем это — гораздо более. Это только первое изумление, которое охватывает, когда выходишь из обычного сознания, но это не все. Это не все. Когда в эти дни я вспоминала этот афоризм, у меня было ощущение, что это был только первый внезапный проблеск и ощущение противоположности этих двух состояний, но это не все — это не все. Есть нечто иное.

Есть нечто иное, совершенно отличающееся от того, что мы понимаем, НО ОНО ПРЕДСТАЕТ НАМ ТЕМ, ЧТО МЫ ПОНИМАЕМ.

И о Том мы не можем ничего сказать. Не можем ничего сказать, потому что… это невыразимо — невыразимою

Это доходит до ощущения, что все то, что в нашем обычном сознании становится ложным, искаженным, искривленным, является СУЩНОСТНО ИСТИННЫМ для Сознания Истины. Но каким образом это истинно? Это как раз то, что нельзя сказать словами, потому что слова принадлежат Лжи.

 

Значит ли это, что материальность мира не будет аннулирована этим Сознанием, что эта материальность будет преобразована?… Или это будет совсем другой мир?

 

(молчание)

 

Надо кое-что пояснить… Боюсь, что то, что мы называем «Материей», это только ложная видимость мира.

Есть нечто, что СООТВЕТСТВУЕТ, но…

Ты видишь, этот афоризм может привести к абсолютной субъективности, и тогда только эта абсолютная субъективность будет истинной — что же, это НЕ так. Потому что это означает «пралайю», это означает Нирвану. Что же, есть не только Нирвана, есть реальная объективность, не ложная — но как сказать, что это!… Это то, что я чувствовала несколько раз — несколько раз, не только во вспышке — это реальность… (как выразиться? слова всегда обманывают нас)… В совершенном чувстве Единства и в сознании Единства есть место для объективного, для объективности — одно совсем не отменяет другое; можно иметь ощущение различия; не потому что вы чувствуете что-то не собой, но это различное видение… Я говорила тебе: все, что мы можем сказать, это ничто, это нонсенс, потому что слова предназначены для того, чтобы выражать нереальный мир, но… Да, это, возможно, то, что Шри Ауробиндо называет ощущением «Множественности в Единстве» (возможно, это немного соответствует), подобно тому, как вы чувствуете внутреннюю множественность своего существа, нечто подобное этому… У меня больше вовсе нет ощущения отдельного я, больше нет, вообще нет, даже в теле, и это не мешает мне иметь определенное ощущение объективной связи — да, действительно, это подводит нас к его «связи сознания земли с сознанием солнца», которая меняется; (смеясь) возможно, это действительно лучший способ сказать это! Это связь сознания. Это вовсе не связь «меня» с «другим» — совсем нет, это полностью ушло — но это может быть похоже на связь сознания между различными частями одного существа. И это дает объективность различных частей, очевидно.

 

(долгое молчание)

 

Возвращаясь к тому понятному примеру о предотвращенном несчастном случае, можно очень легко представить себе, что вмешательство Сознания Истины было предрешено «со времен извечных» и что в этом нет никакого «нового» элемента, но это не противоречит тому, что это вмешательство предотвратило несчастный случай (что дает точный образ мощи воздействия этого истинного сознания на другое сознание). Если мы спроецируем свой способ бытия на Всевышнего, мы можем представить себе, что он забавляется, делая множество экспериментов, чтобы увидеть «как оно работает» (это не так, это не мешает тому, что есть Все-Сознание, которое знает все вещи со времен извечных — все это совершенно неадекватные слова), но это не противоречит тому, что когда мы взглянем на процесс, мы увидим, что именно это вмешательство предотвратило несчастный случай: замещение ложного сознания истинным остановило процесс ложного сознания.

И мне кажется, что это происходит достаточно часто — гораздо чаще, чем люди думают. Например, всякий раз, когда болезнь вылечена, всякий раз, когда предотвращен несчастный случай, всякий раз, когда предотвращается катастрофа, даже глобальная катастрофа — это всегда вмешательство Вибрации Гармонии в вибрацию Беспорядка, что дает возможность исчезнуть Беспорядку.

Так что люди, преданные люди, которые всегда говорят: «Это произошло благодаря божественной Милости», не так уж далеки от истины.

Я только констатирую факт, что это вмешательство Вибрации Порядка и Гармонии (мы не рассматриваем причины этого вмешательства, это только научная констатация факта), и я имела достаточно большое число таких переживаний.

 

Это и будет процессом трансформации мира?

 

Да.

 

Все нарастающее воплощение этой Вибрации Порядка.

 

Да, это так, точно. Точно так.

И даже с этой точки зрения, я видела… Ведь обычное представление состоит в том, что это явление [трансформации] должно сначала произойти в том теле, в котором сознание выражено наиболее постоянным образом — это представление кажется мне совершенно бесполезным и вторичным; напротив, это явление происходит одновременно везде, где оно может произойти наиболее легко и наиболее тотально, и это не обязательно этот агломерат клеток (Мать указывает на свое тело) более других готов для этой операции. Поэтому оно очень долгое время может видеться таким, как оно есть, даже если его понимание и восприимчивость — особенные. Иными словами, сознание (в смысле осознания), сознательная восприимчивость этого тела бесконечно превосходит осознание и восприимчивость тех тел, с которыми оно приходит в контакт, за исключением нескольких минут — нескольких минут — когда другие тела, как по милости, имеют Восприятие; тогда как для этого тела это естественное и постоянное состояние; это фактический результат того, что это Сознание Истины более постоянно сконцентрировано на этой совокупности клеток, чем на других — непосредственнее; но замена одной вибрации на другую в факте, в действии, в объекте происходит там, где результат будет наиболее разительным и эффективным.

Я не знаю, поймут ли меня, но это нечто, что я чувствую самым-самым ясным образом, и что невозможно чувствовать, пока есть физическое эго, потому что физическое эго имеет ощущение собственной важности, и это ощущение полностью исчезает с исчезновением физического эго; когда оно исчезает, есть точное восприятие того, что вмешательство или манифестация истинной Вибрации не зависит ни от эго, ни от индивидуальностей (человеческих и национальных индивидуальностей или даже индивидуальностей Природы: животные, растения и т.д.), это зависит от определенной игры клеток и Материи, где есть агломераты клеток, особенно благоприятные для хода трансформации — не «трансформации»: замены, если быть точной, замены вибрации Лжи на Вибрацию Истины. И это явление может совсем не зависеть от группирований и индивидуальностей (одна часть может быть затронута здесь, другая – там, одна вещь – здесь, другая – там); и это всегда соответствует определенному качеству вибрации, которая вызывает как бы набухание  — восприимчивое набухание — тогда там это может произойти.

К сожалению, как я сказала в самом начале, все слова принадлежат миру видимостей.

 

(молчание)

 

И это было мое переживание все последнее время, с видением и убежденностью, убежденностью переживания: эти две вибрации вот так (жест совпадения, указывающий на наложение и проникновение), все время — все время, все время.

Может быть, придет некое изумление, когда количество того, что проникло, станет достаточно большим, чтобы быть воспринимаемым. Но у меня такое впечатление — очень острое впечатление — что это явление происходит все время, все время, везде, микроскопическим образом (жест просачивания мелких точек); и что при определенных обстоятельствах, условиях, это становится видимым — видимым для этого видения (это нечто вроде светлого набухания, я не могу объяснить) — там проникшая масса достаточна для того, чтобы произвести впечатление чуда; но, иначе, это то, что происходит все время, все время, все время, без остановки, в мире (тот же жест точечного просачивания), как если бы микроскопические порции Лжи замещались бы Светом… Ложь, замещающаяся Светом… постоянно.

И эта вибрация (которую я чувствую и вижу) производит впечатление огня. Это, вероятно, то, что Риши Вед переводили как «Огонь» — в человеческом сознании, в человеке, в Материи. Они всегда говорили об Огне.[57] Это действительно вибрация с интенсивностью всевышнего огня.

Тело даже чувствовало несколько раз, когда Работа была очень сконцентрированной или сгущенной, что это равносильно лихорадке.

Две-три ночи тому назад произошло нечто подобное: посреди ночи, рано утром было это нисхождение Силы, нисхождение этого Могущества Истины; и на этот раз оно было везде (оно всегда везде), но с особой концентрацией в мозге — не в этом мозге: в САМОМ мозге.[58] И это было таким сильным, таким-таким сильным! Было впечатление, что голова вот-вот расколется — да, как если бы все-все вот-вот лопнет — так что мне оставалось только в течение двух часов просто призывать расширение Мира Всевышнего: «Господь, Твое расширение и Твой мир», во так, в клетках. И в сознании (которое всегда сознательно, не так ли: жест вверх), что этого нисхождения в неподготовленный мозг хватило бы, чтобы привести к полному сумасшествию или к полной слепоте (в лучшем случае), или же вы бы лопнули.

И это переживание, как и другое[59], не ушло.

Это везде, ты понимаешь.

И я видела (не без основания: я хотела видеть, и я увидела), что то другое переживание всегда было здесь, и оно начало становиться почти привычным, почти естественным, тогда как это переживание ново: оно явилось результатом моей старой молитвы: «Господи, завладей этим мозгом.»

Что же, это то, что происходит — происходит везде, все время. И если это происходит в достаточно значительном агломерате клеток, это кажется чудом[60] — но это чудо всей ЗЕМЛИ в целом.

Но надо хорошо держаться, потому что это имеет последствия: это переживание приносит ощущение Силы, и мало кто из людей могут чувствовать и переживать ее без того, чтобы их баланс не был более или менее нарушен, потому что у них нет достаточного базиса мира и покоя — обширного и очень, очень, ОЧЕНЬ спокойного мира. Везде, даже в Школе, дети пришли в состояние возбуждения (мне сказали, что самые послушные и самые дисциплинированные дети стали вести себя так). Я ответила: «Есть только ОДИН ответ, один-единственный ответ: надо быть спокойным, спокойным, даже еще более спокойным и все более и более спокойным; и не надо пытаться найти решение своей головой, потому что так его невозможно найти. Надо только быть спокойным — спокойным, спокойным, непоколебимо спокойным. Мир и покой, мир и покой… Вот ЕДИНСТВЕННЫЙ ответ.

Я не говорю, что это решает проблему, но это единственный ответ: держаться в мире и покое, продлевать мир и покой…

Тогда что-то произойдет.

 

(молчание)

 

Но это переживание (это между нами), это переживание я никогда не имела в своей жизни; всегда у меня было впечатление чего-то вроде контроля над тем, что происходит в мозге, и я всегда могла отвечать «пустотой», ты знаешь, спокойной недвижимой пустотой — недвижимой пустотой. На этот раз (смеясь) было не так! И это стало таким грандиозным, что даже мантра (слова мантры) пролетали как пушечные снаряды! (смеясь) все стало похожим на ужасный артиллерийский обстрел!

Можно было сделать только это: я оставалась совершенно неподвижной и взывала — призывала Мир и Покой Господа, этот Мир, который бесконечно расширяет. Бесконечность Мира Всевышнего.

Тогда появилась возможность выносить эту Вибрацию.

И что же это делает, в чем его работа? — Это не наше дело, это Его дело. Мы не можем понять. Но то, что идет какая-то работа, это понятно.

Но, несомненно, если бы в тот момент какой-нибудь доктор померил мою температуру, он установил бы грандиозную лихорадку — но не было ничего, что хотя бы отдаленно напоминало бы «болезнь»! Нет, это чудесным образом чудесно, это производило впечатление… это было нечто, чего земля еще не знала.

Это всегда так и передается: земля не знала этого, это новое. Это новое для земли. Вот почему это трудно выдержать! Потому что это новое.

Еще сейчас (Мать касается своего черепа) кажется, что все это раздулось, и с вибрацией внутри (вибрирующий жест), как если бы голова стала в два раза больше.

(Мать ощупывает свою голову) Я пытаюсь увидеть, сохранились ли мои кости! — Они еще не исчезли![61]

 

 

28 марта 1964

 

…Большая трудность состоит в том, что все переживания N происходят в его ментале. Он работал в своем уме, трансформировал его; он имеет переживания, он имел все переживания — но В УМЕ: совсем не в теле. А все, что я говорю здесь, все эти переживания, которые я имею сейчас, все они происходят в теле — он не понимает. Вот в чем трудность. Он не может понять. А кто может понять?… Я не знаю.

Когда речь идет о ментальных вещах, он отлично понимает; как только речь заходит о материальных вещах, он больше не понимает. Но кто же может понять?…

 

Я не могу сказать, что я «понимаю», но…

 

Ты чувствуешь.

 

Я переношу. Я переношу истину, которую я понимаю ментально. Я говорю себе, что так происходит в твоем теле.

 

Да, это ближе, но (смеясь), это не совсем то!

Я очень хорошо вижу эту проблему, потому что все те переживания (если ты перечитаешь «Молитвы и Медитации», ты увидишь это), я имела их в ментале, даже в витале; и в то время, естественно, то, что я говорила, было очень ясным, имело ясный смысл; но тогда тело не участвовало: оно подчинялось. Когда тело совершенно послушно, оно подчиняется, оно не препятствует. Но то, что происходит сейчас, все это, все эти живые переживания, это само тело имеет их; и пока ты не имеешь их ТАМ, все мои объяснения «вибраций» ни о чем ни говорят.

И только когда переживание становится ментальным и психологическим, тогда меня «понимают».

Но, может быть, современный научный ум, изучивший атомное строение, лучше поймет меня. Это тот же вид понимания, который имеет ученый, анализирующий строение Материи. Я хорошо чувствую, что это является продолжением этого исследования, и что это единственный верный подход для самой материальной части Материи. Все психологические объяснения бессмысленны.[62]

Даже совсем недавно, этим утром, я проследила за этим движением, наблюдала, как контроль этой Вибрации Истины устанавливается над некоторыми беспорядками в теле (над маленькими вещами, ты понимаешь: беспорядками, расстройствами), я видела, как эта Вибрация Истины устраняет эти беспорядки и расстройства, это было очень ясно, совсем очевидно, и СОВЕРШЕННО ОТДЕЛЬНЫМ от любого духовного представления, любого религиозного представления, любого психологического представления, так что было очевидно, что тому, кто обладает этим знанием, знанием противопоставления одной вибрации другой, не нужно было никоим образом быть «учеником» или человеком с философскими познаниями или чем-либо еще: ему достаточно овладеть только этим, чтобы реализовать совершенно гармоничное существование.

Это было совершенно конкретным и неопровержимым. Это было живое, абсолютное переживание.

И тогда все эти клетки, в порыве… это действительно была Ананда, такая невыразимая… клетки бросались ко Всевышнему и говорили Ему: «Но это гораздо чудеснее, когда мы знаем, что это Ты!» – все тело.

И свет, теплота, которые тогда выражались, эта интенсивная Ананда, это блаженство… Ты понимаешь, это не было в противопоставление, а было как бы в ДОПОЛНЕНИЕ к этому знанию вибраций, которое было… я не могу сказать «холодно научным» знанием, потому что это вносит ментальное представление, но таким мудрым!… Это знание такое мудрое и спокойное, невозмутимо спокойное, абсолютно свободное ото всяких представлений о добре и зле, божественном, хорошем, плохом, от всего этого, совершенно независимым, чисто материальным. И оно обладало абсолютной силой. Тогда во всех этих самых клетках, совершенно осознающих это знание вибраций в качестве средства всевышнего контроля над их гармонией, вдруг в этих клетках поднялось нечто вроде… не пламени (пламя блекло в сравнении с этим), как светлая Ананда: Любовь в своей совершенной Реальности.

И это передавалось таким вот образом: «Гораздо чудеснее, когда мы знаем, что это Ты!»

Это действительно было переживание. Оно длилось несколько минут (я сидела за своим столом и завтракала), но в течение этих нескольких минут это было совершенно.

Эти два полюса должны соединиться.[63]

 

(молчание)

 

Действительно ощущение, во всем теле, совершенной Ананды Любви.

Другое — очень хорошо, это знание вибраций и эта Сила — но это, эта Ананда…

 

(молчание)

 

Интересно то, что все те переживания, которые я имела в своем внутреннем существе и в своем высшем существе, во всех других состояниях существа, кажутся теперь слабыми, неосновательными и как сон по сравнению с теми же переживаниями в теле. Там это становится таким… Мощь и Интенсивность столь громадные, что вдруг понимаешь, ПОЧЕМУ существует материальный мир.

 

(молчание)

 

Связь с внешним миром стала бы трудной, если это переживание было бы постоянным…

Так что есть такая чудесная Мудрость, которая дозирует все таким образом, чтобы общий прогресс не шел в ущерб ничему: чтобы ВСЕ продвигалось. Тогда ты изумляешься этой Мудрости — на которую постоянно сетует человечество, называя ее уничижительными словами: Участь, Рок.

Это чудесная Мудрость.

И, несмотря на все свои знания, несмотря на все свои умения, несмотря на все переживания, которые ты имел, чувствуешь себя совсем маленьким перед Этим.

Эта мудрость чудесная.

 

(молчание)

 

Ты знаешь, одна минута такого переживания дает тебе мудрость на целые годы — это длилось всего лишь несколько минут, во время завтрака.

 

В сущности, это то, чего я жду — переживания в теле.

 

Конечно, мой мальчик!

 

Вот почему, может быть, я разочарован «йогической жизнью».

 

Но я никогда особенно не почитала йогическую жизнь! — никогда.

 

Да, бывают дни, когда я чувствую некоторую горечь, я нахожу, что это действительно не «то».

 

Нет, это не то. Это не то.

Но ты видишь, ты видишь весь путь, который я проделала… И я была рождена с сознательно подготовленным телом — Шри Ауробиндо осознавал это, он сразу же сказал мне об этом в первый же раз, когда мы встретились: я родилась свободной. То есть, свободной с духовной точки зрения: без желания и без привязанности. И, мой мальчик, если было бы малейшее желание и малейшая привязанность, было бы НЕВОЗМОЖНО делать эту работу.

Витал — как воин, с абсолютным само-контролем (витал этой теперешней инкарнации был бесполым: воин), воин абсолютно спокойный и невозмутимый — ни желаний, ни привязанностей… С самого раннего детства я делала «чудовищные» вещи с точки зрения человеческого сознания; моя мать даже говорила, что я настоящее «чудовище», потому что я не имела ни привязанностей, ни желаний. Если меня спрашивали: «Хочешь ли ты делать это?», я отвечала: «Мне все равно» (особенно мой отец — это его бесило!)[64]. Если люди злились на меня, или люди умирали или уходили , это совершенно меня не затрагивало — и отсюда: «Ты чудовище, ты ничего не чувствуешь.»

И эта подготовка… Вот уже восемьдесят шесть лет, как я пришла сюда, мой мальчик! В течение тридцати лет я сознательно работала со Шри Ауробиндо, без остановки, день и ночь… Не надо спешить.

Не надо спешить.

И было то переживание, которое из всех переживаний действительно было… можно сказать, самым решающим: это когда Шри Ауробиндо оставил свое тело; потому что материально, для тела, это было крушение некоего невозмутимого доверия, ощущения абсолютной безопасности, уверенности, что вещи будут делаться «как надо», гармонично; и затем его уход — как обухом по голове… И весь груз ответственности лег на это тело. Вот так.

Это действительно подготовка — столь же мудрая, как и все остальное.

И это Шри Ауробиндо очень ясно мне сказал (он видел, конечно же, он знал), он сказал мне: «Только твое тело может вынести ЭТО, имеет силу вынести…» Оно немного износилось, но, пройдя долгую борьбу, усилия и работу, оно не жалуется; оно все вынесло — оно очень хорошо справилось. И оно знало, как извлечь пользу из всех случаев.

Так что не надо торопиться… Кроме того, это абсолютное правило: мы не должны быть нетерпеливыми.

 

Да, но это не очень-то стимулирует обычные человеческие существа, которыми мы являемся.

 

Извини меня! Такой путь.

Все, что я делаю, все, что тело делает, все это имеет силу перейти на других — это как раз то, что я вижу сейчас. Я изучаю это сейчас. Именно этот род силы приводить в контакт с Вибрацией Сознания (жест излучения вокруг головы) концентрируется на определенном числе людей и вещей (по всей земле, естественно), но также и на определенных точках. Именно эта Сила пришла той ночью, когда было нисхождение в мозг: в любой момент я могла направить один луч сюда, другой – туда, коснуться одной точки здесь, другой точки – там… (жест – как прожектор).

Это то, что Шри Ауробиндо не переставал повторять: «Не пытайтесь делать все это самостоятельно; Мать сделает это за вас, если вы доверяете Ей.»

Я не говорю это никому. Но это факт.

Я не говорю это никогда. Я говорю это тебе только сейчас. Но это абсолютный факт.

Это не — ты знаешь это — это не делается для ОДНОГО тела: это делается для всей земли.

Но преимущество индивидуальности состоит в том, что вы можете нацелить луч на определенные точки (тот же жест – как прожектор) и получить результат — не чудесным образом, который оставляет людей с глупой улыбкой и раскрытыми ртами, не это; но когда стремление искреннее, когда воля искренняя… Ты знаешь, я делаю это постоянно (жест сдачи): «Господь, я не могу, но Ты можешь сделать это за меня. Господь, я не могу, сделай это за меня…». Что же, это то, что говорил Шри Ауробиндо: если люди вокруг меня не имеют прямой Связи со Всевышним (что я имела с рождения и что я осознавала все больше и больше, но что было самим источником этого земного существования), если они не имеют этой Связи, они могут иметь сознательную связь со мной, это легко, потому что это нечто видимое, ощутимое, не так ли, что имеет реальное существование. И тогда, если кто-то может быть в этом состоянии приношения (не на словах, не во фразах, но действительно с искренним чувством): «Нет, я не знаю, как мне сделать это самому, как это можно сделать? Это так грандиозно, как же сделать это?… Как даже точно отличить истинное движение от неистинного, или как сделать различие между движением, которое ведет к Истине, и движением… Нет, я не знаю — я отдаю все это Тебе, сделай это за меня.»

И это продолжается двадцать четыре часа в сутки, ежесекундно, спонтанно, искренне, абсолютно (жест сдачи): «Вот, я отдаю это Тебе». О, вот трудность! О, вот там трудность! О, вот плохие обстоятельства… «Видишь, видишь, видишь, я не могу устроить это с тем знанием, что я имею — сделай то, что нужно, сделай то, что нужно; сделай то, что нужно, я отдаю это Тебе.» И это ежеминутный, ежесекундный жест.

Тогда, спустя некоторое время, виден ТАКОЙ ОЧЕВИДНЫЙ Отклик, ты знаешь, такой ясный, что все, что имело сомнение и непонимание, все это принуждается сначала успокоиться, а затем — сдаться.

Только, я нахожусь в переходном периоде, когда я не могу активно заниматься людьми, то есть, видеться с ними, говорить с ними, принимать их, устраивать им медитации — я не могу, это невозможно, тело не может делать все одновременно. И, очевидно, важно, чтобы можно было притянуть как можно больше Силы Истины и работать вот так в молчании (жест излучения), чем помочь одному, двум, трем, десяти или ста индивидам сделать прогресс.

Позднее, я не знаю… Если в тело спустится мощь ДРУГОГО ПОРЯДКА, и если она поправит износ, вызванный усилием, тогда может быть и по-другому, но сейчас…

Шри Ауробиндо говорил это, и есть люди, которые это помнят, они повторяют это, и я не говорю «нет» (потому что это не «нет» — это не может быть «нет»: это так), но я не настаиваю на этом, не говорю об этом… Я говорю это тебе, потому что мы работаем вместе и, кроме того, из-за того, что ты собираешься съездить во Францию на некоторое время, и в течение этого времени это, действительно, будет для тебя средством делать прогресс: подключиться к Силе и затем прочно за нее держаться и быть постоянно окутанным Силой.

Тогда, как однажды я тебе сказала (смеясь): возможно, что-то произойдет![65]

 

 

29 марта 1964

 

(Записка Матери, адресованная Сатпрему)

 

29.3.64

 

Сатпрем, мой дорогой малыш,

Люди сыпятся как саранча!

Во вторник я должна увидеться с 4 из них перед тобой.

Я попытаюсь побыстрее принять их,

но я предупреждаю тебя об этом,

чтобы ты спокойно пришел и не торопился.

 

С нежностью и

благословением

 

Подпись: Мать

 

31 марта 1964

 

Текущая заметка

 

Ожидается, что люди (здесь, в Ашраме) сделают некий прогресс!… И что не потребуется физическое присутствие (Матери), чтобы чувствовать Помощь и Силу.

 

*

*  *

 

Относительно старых бесед из «Агенды»:

 

…Я все забываю. Кажется, что все идет так быстро, так быстро, так быстро, что невозможно вспомнить — это тянуло бы меня назад.

 

Апрель-Июнь 1964

 

4 апреля 1964

 

Ты давала мне две записи Ванды Ландовской (Wanda Landowski), и я их прослушал. В одной из них есть фрагмент — просто чудо.[66]

 

Да!

 

Этот фрагмент длится недолго — он как кристалл.

 

Да, точно! Я нашла это необычным.

 

Это так прекрасно! Я никогда не слышал ничего такого чистого.

 

Чистое, да, чисто-чистое!

 

Это божественное средство выражения. Это действительно божественная манифестация на земле…

 

Да, очень чистое — и простое.

 

Я часто спрашиваю, почему я не был рожден музыкантом?…

 

Ты должен быть стать музыкантом.

 

Это действительно сожаление моей жизни — не быть музыкантом. Писать — это НИКОГДА не «то». Но поймать подобную ноту…

 

О! Мой мальчик, вчера-позавчера я слышала нечто… я не знаю точно, что это — это не музыка, то есть, это не запись какого-либо музыкального инструмента: это запись вибрации… я не знаю, я не поняла.[67] Но там внутри… Сначала кажется, что ты попал в сумасшедший дом: это совершенно бессвязно, непоследовательно и совершенно неожиданно, поскольку нет никакой логики — абсолютно ничего ментального. Так что один звук сменяет другой без перехода, и первое впечатление — точно как… сумасшествие. Но если прислушаться, время от времени появляется звучание, это не звучание музыкального инструмента… совершенно чудесное! Но оно длится секунду. Хочется, чтобы оно продолжалось — пуф! Ушло. И время от времени появляется голос, совершенно как человеческий голос, почти слышны слова, кажется, что есть слова — что заставляет меня думать, что звучание нашего голоса имеет своим истоком какое-то другое место (ниже или выше, я не знаю; не могу сказать, откуда приходят эти вибрации). Спустя некоторое время я увидела, что в существе (Матери) было нечто, что было… не «заинтересовано», но это было нечто. Что наслаждалось этим, что имело не точно «приятное» ощущение, но это была почти как потребность в непредвиденном, превосходящем все то, что можно вообразить: никакого следствия, никакой логики, никакого смысла, ничего. Это ЗВУЧАЛО как хаос, но вдруг возникало ощущение, что это не хаос, что это отвечает другому закону; и когда это подошло к концу, я хотела, чтобы это продолжалось еще долгое время.

Сначала начинаешь смеяться, забавляться, ты безудержно смеешься, как если бы столкнулся с чем-то совершенно потешным. Но иногда, о!… И даже нет времени оценить это, потому что это уже ушло — чудо. Чудо: звучание, которое я никогда не слышала, никакой инструмент не может его произвести.

Переходишь через всевозможные состояния, но, что любопытно, я обнаружила в существе, в сознании, нечто, нечто вроде радости или сильного интереса к совершенно неожиданному — неожиданному, что для ментальности потешно.

Интересно.[68]

 

 

8 апреля 1964

 

(Это последняя беседа перед поездкой Сатпрема во Францию, откуда он вернется в июле.)

 

Мать выглядит уставшей,

Она входит в долгое созерцание.

 

Ты там будешь продолжать? (тантрическую дисциплину)

 

Да… Признаюсь, что в своем внешнем сознании я совсем ничего не знаю. Я ничего не понимаю.

 

Ты не понимаешь?

 

Я вообще ничего не понимаю.

 

(Мать смеется)

 

Я только знаю, что есть «нечто иное», и затем я делаю то, что должен делать (джапу, медитацию), но что происходит? Где я, куда я иду, что я делаю? Я ничего не знаю… я вообще ничего не понимаю. Не имею ни малейшего представления, где я нахожусь.

 

Если это тебя утешит, со мной то же самое!

Я имею в виду, что тело даже не знает, собирается ли оно существовать как можно дольше или оно собирается… разложиться — ничего, оно ничего не знает. Оно вообще ничего не знает… Какого его назначение? Почему оно здесь?… Да, как ты говоришь, мы знаем — мы знаем в некоторой задней части сознания — но само тело…

Ты видишь, тело находит все это довольно болезненным в том смысле, что оно никогда не чувствует спокойную силу, полный баланс. И затем, все эти страдания, все это, к чему это?…

Вот на что я сейчас смотрела (во время медитации).

И это бедное тело говорит Господу: Скажи мне! Скажи мне. Если мне суждено остаться, если мне суждено жить, это прекрасно, но скажи мне это, так что я могла бы терпеть. Меня не заботит страдание, и я готова страдать, пока это страдание не является знаком, что я должна готовиться к уходу.» Вот как обстоят дела, вот как чувствует себя тело. Конечно, это может выражаться другими словами, но так обстоят дела. Когда ты страдаешь, когда тело страдает, оно гадает, почему оно страдает, оно спрашивает: «Это то, что я должна вынести и преодолеть, чтобы быть готовой продолжить свою работу, или же это более или менее окольный путь сказать мне, что я скоро исчезну?»… Потому что тело действительно говорит: «Моя позиция будет разной — если мне суждено уйти, что же, я полностью прекращу заботиться о себе или о том, что происходит или о чем-либо еще; если же мне суждено остаться, я буду иметь отвагу и выносливость, я не сдвинусь с этой позиции.»

И это, даже это, ему не говорится — я еще не могу получить ясный ответ.

Вероятно, это не имеет значения. Только, это…

Я не могу сказать, что был хотя бы один день, прошедший вообще без борьбы с тем или иным страданием, той или иной трудностью — ты знаешь, такое чувство, что вещи «скрипят».

Конечно, тело замечает, что когда все его сознание сконцентрировано исключительно на Божественном, то оно больше не чувствует своего страдания: если есть боль, тело большее ее не чувствует. Но с той минуты, когда тело хоть чуть-чуть начинает осознавать внешний мир, оно чувствует, что боль там.

Есть моменты — моменты — озарения. Тогда есть уверенность Триумфа. Но почти сразу же что-то приходит в знак сильного протеста, как напоминание: «Не увлекайся! Ты знаешь, это еще не достигнуто.» Вот так. Так что то состояние… Сколько по времени тело должно выстоять?… Я ничего не знаю.

Нет, ты не находишься в каком-то низшем состоянии — это не так, потому что кажется, что это необходимо для работы.[69]

 

(молчание)

 

Может быть, телу не хватает веры?… Возможно. Доверительной любви ему хватает — этого хватает, тело принимает все, и оно всегда наполнено своей доверительной любовью, и это не меняется. Но не хватает… какой-то почти «интеллектуальной веры». То есть, тело чувствует, что ничего не знает — оно ничего не знает, ему ничего не говорится. Оно ничего не знает. Ему не говорится, что произойдет. И поскольку тело не знает, что произойдет, оно чувствует как… (жест подвешенного состояния)

Тело может вдруг переходить из сознания вечности в сознание абсолютной хрупкости.

К тому же, есть множество враждебных сил, враждебных внушений (некоторые происходят от невежества, другие — от дурной воли), которые приходят и пристают… Тело им не верит — оно им не верит, но нет и той уверенности, которая позволила бы рассмеяться им в лицо. Оно не верит им, но…

Есть одна вещь, ты знаешь, такая трудная… (у Матери перехватывает горло), такая трудная — то, что Шри Ауробиндо ушел… это в корне всего. Раньше мое тело не было таким; раньше во мне не было ничего подобного: была абсолютная уверенность. Это, ты знаешь, это было… крушение.

И, очевидно, это приходит для того, чтобы научить тело чему-то, чему оно никогда училось раньше. Но все враждебные силы всегда находят в этом свое основание — всегда. Все враждебные внушения, все враждебные силы, все дурные воли, все неверие, все это основывается на этом: «Да, но ОН ушел.»

Но я знаю — я знаю это в моем глубоком сознании — что он ушел, потому что ПОЖЕЛАЛ уйти. Он ушел, потому что решил, что должно быть так, что это то, что должно быть сделано.

Но ПОЧЕМУ?…

Так что вот так, не могу дать тебе большего, чем это.

Это очень трудный период — очень трудный.

Мы еще в самом переходе.

 

(молчание)

 

Надо, чтобы ты прочно зацепился… Ты получил от Суджаты маленький пакетик? (лепестки розы от Матери)… Она очень хотела, чтобы ты всегда держал его при себе — она права. Она права. Потому что я знаю, я знаю, какая атмосфера там [во Франции]. Надо, чтобы ты окружил себя защитной оболочкой.[70]

Вот так, мой мальчик…

 

 

14 апреля 1964

 

(Все письма Сатпрема, адресованные Матери, остались под замком в Пондишери; нам кажется, что чтобы пролить свет на эту поездку во Францию, уместно опубликовать, наряду с письмами Матери, некоторые фрагменты писем Сатпрема, адресованных Суджате.)

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Париж

 

Я не знаю, как я жил последние три дня; я чувствовал себя немного как лунатик, раскачивающийся вправо-влево, во все стороны, идущий, идущий, не зная куда, в плотной темноте — все, что я знаю, это Сила, за которую я уцепился, как утопающий… Все, что осталось, это только ощущение удаленности от дома, от всего истинного, благого, успокаивающего, это ощущение жизни в галлюцинации — и все же, чудесным образом, Сила со мной каждую минуту, я дышу ею, я живу ею, иначе я просто бы умер или сошел с ума.

Это последний раз в своей жизни я возвращаюсь на Запад, только если я не получу Приказ от Шри Ауробиндо и Матери сделать это — я больше не могу здесь жить, это как возвращение в пещерную эпоху, в доисторические времена.

…и они все набросились на меня, один за другим — родственники, друзья и т.д., я был совершенно оглушен. У меня была только сила время от времени уединяться в своей комнате и отдыхать на кровати, окутывая себя Силой, чтобы держаться.

…Как пусты дни — они наполнены пустыми вещами, пустыми людьми, пустыми движениями; можно сказать, что надо всегда тянуть Силу, чтобы восполнить эту грандиозную Пустоту, иначе тебя придавит. Мои часы показывают индийское время, так что я всегда знаю, где ты, но я никогда не знаю, который сейчас час во Франции! Я должен делать какие-то вычисления, вычитая четыре с половиной часа: сейчас 14:30 в нашем саду, значит здесь… 10 часов утра, и мне пора на встречу. Вероятно, завтра я пойду в Correa[71]; мой друг М сказал мне, что они решили опубликовать книгу, но хотели бы «вырезать» некоторые места!… Так что мне предстоит какая-то дискуссия, чтобы попытаться сохранить свою книгу более или менее целой! Что за мир! Я напишу Матери завтра, когда узнаю требования издателя.

Послезавтра мне надо сходить к доктору… но ни один доктор не сможет закрыть дыру в моем сердце.

 

S.

 

19 апреля 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Париж

 

…Люди несчастны посреди своих богатств, их лица жесткие и закрытые, люди изнурены… Есть хорошие существа, но вся их энергия поглощается этой пожирающей жизнью — я никогда больше сюда не вернусь, я не отсюда, это никогда не было мне родным! Лучшие их идеалы агрессивны как они сами — эти люди за тысячи и тысячи километров от всякой истинной истины, им потребуются века, чтобы немного расшириться. Во всяком случае, понятно, что никакая книга, никакое слово не может изменить это, нужна друга Мощь. Тем не менее, я напишу «Саньясина», но потом это станет только сказками или поэзией.

 

S.

 

23 апреля 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Париж

 

Тяжело, ты знаешь, жизнь здесь беспокойная, неотступно преследующая, всегда требуется встречаться с людьми, всегда за чем-то гнаться — нет времени жить, ни на что нет времени. Мой брат тоже страдает от такой жизни и хотел бы нечто иного, но они так привязаны к этой Лжи, окружены ею, что не могут найти выхода; им надо все прервать.

Я не знаю, что происходит, но все твои письма приходят распечатанными — цензура в Индии?? Вот уже третье твое письмо приходит таким — конверт наполовину разорван. Помимо этого, контракт с Correa подписан, и они издадут книгу в сентябре, без купюр, тиражом 4000 экземпляров. Представь, они хотели, чтобы я дал интервью французскому телевидению по поводу этой книги, но я отказался — эти издательские мероприятия так же полны лжи, как и все остальное. Они также хотели поместить в книгу мою фотографию; я сказал им, что это будет плохим вкусом — поместить мою фотографию в книгу, посвященную Шри Ауробиндо. Как бы там ни было, все это кончилось, книга будет издана. Я пишу Матери, чтобы сказать ей об этом (это будет второе письмо).

Моя собственная мама все светится и помолодела — действительно естественная живая душа, живая сила.

Потребуется много-много лет, чтобы восполнить эти потерянные три месяца, потому что каждый день здесь, во Франции, идет за шесть месяцев.

 

S.

 

25 апреля 1964

 

(от Матери Сатпрему)

 

25.4.64

 

Сатпрем, мой милый малыш,

Передо мной твое второе письмо. Я не ответила на первое из-за своего глаза, которому нужен был полный покой. Сейчас все в порядке. Но я сразу же попросила Суджату написать тебе, что я бы предпочла, чтобы моя фотография не появилась в книге, а что касается фотографии Шри Ауробиндо, то первая фотография кажется мне самой лучшей.[72] Но сейчас, если контракт уже подписан, ничего не поделаешь.

Вчера, 24 апреля, здесь была медитация.[73] Она была интенсивной и сформулировалась так:

 

«Задыхающиеся от скудности человеческой природы, мы стремимся к знанию, которое по-настоящему знает, к мощи, которая по-настоящему может, к любви, которая по-настоящему любит.»

 

Слова бедны; переживание было сильным.

Я всегда с тобой, в любви и радости.

 

Подпись: Мать

 

29 апреля 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Париж

 

Я получил в посольстве визу для возвращения в Индию, и мне явно полегчало, потому что я ужасно беспокоился, что в этой визе мне могут отказать — это глупо, но ожидал этой визы с большим опасением.

 

S.

 

 

2 мая 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Св. Пирр

 

Я в молчании смотрю на море. На самом деле я не в Бретани, не в Св. Пирре, не во Франции, а в зале ожидания компании Air-India, ожидая 18 июля… Я ни счастлив, ни несчастлив — я ничто, как под анестезией, считая дни и часы в своем зале ожидания. Во время своей джапы-медитации я, возможно, существую чуть получше: вместо ничто, это супер-ничто — ты знаешь, Нирвана — это дверь, если ты не держишь прочно свою нить в своих руках.

Зачем я должен писать все эти чернильные строчки, когда было бы так просто думать о тебе, и вот я бы оказался рядом с тобой! Я бы пришел к тебе… Наша человеческая жизнь совершенно ограничена и глупа. Через двести лет, в стране эскимосов, мы будем цветными пингвинами; ты будешь небесно голубого цвета, а я — цвета красного граната; и иногда ты будешь мной, а я буду тобой, красным и голубым, и никто больше нас не узнает, или мы станем совершенно белыми как снег, и никто не сможет нас найти, кроме мудрого большого Карибу[74], который знает любовь. А когда снег растает, мы будем гага-пингвинами, конечно же, новой летающей расой, изумрудного цвета, играющей среди северных пихт, на берегу озера Рокакитуту (что очень нежно звучит на языке пингвинов).

 

S.

 

 

14 мая 1964

 

(от Матери Сатпрему)

 

14.5.64

 

Сатпрем, мой милый малыш,

 

Этот приступ сомнений, о котором ты говоришь[75], составляет часть общей работы. Это прямой способ воздействовать на атмосферу.

Ты спрашиваешь, вижу ли я тебя. Ты не приходишь ко мне в тонком теле, но я с тобой самым конкретным образом, столь конкретным, что я вижу твоими глазами и говорю через твой рот. Таким путем я встречалась с людьми, которых я совсем не знала физически и вела странные с ними разговоры. Определенно, происходит полезная подготовка.

Через ежедневно повторяющееся переживание я все больше убеждаюсь, что весь беспорядок в теле и все заболевания являются результатом СОМНЕНИЯ в клетках или в определенной группе клеток. Они сомневаются в конкретной реальности Божественного, они сомневаются в Божественном Присутствии в них, они сомневаются, что они сами божественны в своей сущности, и это сомнение является причиной всех расстройств.[76]

Как только тебе удалось внедрить в них уверенность Божественного, тогда расстройство исчезнет почти мгновенно, и оно может вернуться лишь из-за возвращения сомнения, если оно не полностью отброшено.

Надеюсь, ты сможешь разобрать эти каракули — я всегда борюсь с пишущими средствами; все они для меня одинаково неэффективны.

Поправь свое здоровье в Бретани и возвращайся приободренным, чтобы возобновить работу со мной. Столько вещей уходят в забвение…

Со всей моей нежностью и моими благословениями.

Передай своей маме, что я очень, очень ее люблю, потому что она — ТВОЯ мама!

 

Подпись: Мать

 

 

15 мая 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Св. Пирр

 

Я стал коричневым, как индиец — получается, что я всегда выделяюсь в стране, в которой нахожусь: я бретонец среди индийцев и индиец среди бретонцев; получается, я образую новую расу бретондийцев — что скажешь?

 

S.

 

 

17 мая 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Св. Пирр

 

Конечно, Природа чудесна, море такое прекрасное, климат восхитителен, но, в конечном счете, когда я закрываю свои глаза и медитирую, у меня более полное и прочное впечатление, чем все градусные показатели на перламутровом море. По сути, я провожу свои дни в ожидании часов джапа-медитации, это большая истина, мир, который освежает. Это есть нечто, а если это ничто, тогда это ничто стоит всего. Однако нет прогресса в сознании, я ничего не вижу, в особенности, никогда не вижу тебя — ты говоришь, что знаешь причину этого, я действительно хотел бы знать, в чем она заключается? Я не могу понять, почему я так блокирован (мой западный атавизм?). Я знаю Свет, я вижу Пространство, я чувствую Силу, это абсолютная Истина, которая правит всем, успокаивает все, но внутри нет ничего, даже кончика твоего носа — почему? Я не вижу Мать, это полная «слепота». Внутри есть Свет, несомненно, но почему все черно снаружи? — нет сообщения между этими двумя. Ты понимаешь, почему это так? Черт возьми!

 

S.

 

21 мая 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Св. Пирр

 

Сегодня утром я получил твое письмо от 16 мая, и я удивлен, как это я тебя посетил, потому что я сам тебя не видел — всегда ничего, полная «слепота». Это тоже мне надоело — я в действительности не знаю, что я делаю… вероятно, глупые и бесполезные безделицы, как обычно. Но когда это ужасы, я точно их вижу. Может быть, ночью я американский гангстер или зулус… Это абсурдно и обескураживающе. Кроме того, кажется, что я становлюсь совершенным нулем и идиотом — вот жалость для тебя.

 

S.

 

28 мая 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

Св. Пирр

 

Этот месяц нескончаем, не-скон-ча-ем, он точно резиновый. Если и июнь такой же длинный, я порву календарь на клочки. Но я еще не говорил с моей мамой по поводу того, чтобы вернуться раньше; я хотел бы знать, одобрит ли это Мать, это дало бы мне больше внутренней силы убедить мою маму. В ожидании я считаю часы (они тоже резиновые, тягучие и липкие; мои часы так устали от этих резиновых часов, что они сломались — ну и хорошо). А у вас время течет быстрее? Во всяком случае, кажется, что оно сократило жизнь Неру — должно быть, там большое замешательство; сейчас вся грязь сможет подняться?… Здесь все газеты пишут о смерти Неру — можно подумать, что бог исчез…

 

S.

 

4 июня 1964

 

(от Матери Сатпрему)

 

Сатпрем, мое милое дитя,

 

Ну что же! Со времени, прошедшего после моего второго письма, я видел тебя несколько раз, даже часто — всякий раз, когда я ходила в то место, где вырабатываются движения наций (следующий шаг). Это ментальный регион земли, открытый к высшим влияниям. Кажется, это тебя интересует, особенно в определенных деталях.

Прошлой ночью это было связано со странами Дальнего Востока, особенно с Китаем и Японией. Ты был там со мной. Мы пытались делать некую работу и разработать сближение. Детали были живописными и интересными, но о них слишком долго рассказывать.

……….

Не беспокойся о «Бюллетене»: Нолини только что закончил свой перевод. С помощью Павитры я возобновлю «Вопросы и Ответы», а что касается «Афоризмов», пока отложим.

Я получила письмо от Бхарадити[77], которая прочла твою книгу с энтузиазмом и большим пониманием.

Ты ничего не пишешь о своем здоровье. Думаю, что на нем благоприятно скажется воздух Бретани, и ты вернешься с совершенно обновленной системой.

До скорого свидания, мой мальчик, я с тобой, но я буду еще более рада, когда ты вернешься сюда.

Со всей моей нежностью

 

Подпись: Мать

 

27 июня 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

 

…Я не чувствую себя уставшим — меня утомляют скорее человеческие существа с их постоянным возбуждением и беспокойной атмосферой. В конце концов, меня удовлетворяет общество моего брата. Трудность в том, что я больше не знаю, как говорить, я утратил привычку разговора, а люди все говорят и говорят, задают вопросы, не давая времени на них ответить, и в эту поспешность очень трудно притянуть истинные слова. В сущности, мой единственный покой — это когда я один делаю свою джапу, тогда все открывается, расслабляется, и мне кажется, что я возвращаюсь к себе; иначе я как надувной баллон, раскачивающийся на море и поворачиваемый во всех направлениях. Люди не живут — они суетятся. Это действительно болезненно — постоянно вытягиваться наружу, отрываться от самого себя. Я больше не способен жить в этом мире, я думаю, что умру, если буду вынужден здесь остаться.

 

S.

 

28 июня 1964

 

(от Матери Сатпрему)

 

(С этой запиской связана забавная история. Сатпрем отправился на прогулку со своим братом, а по возвращению, достигнув побережья Бретани, увидел в небе то, что моряки называют «ножкой ветра», грандиозное белое облако, по форме похожее на архангела с распростертыми крыльями, но без головы. Сатпрем, не зная почему, был так поражен этим облаком, что сказал брату: «Посмотри на этого победоносного ангела, который вышел нам навстречу!». И Сатпрема ожидало вот это письмо:)

 

«Смелее, мой милый малыш,

Расправь свои крылья и воспари над миром, широко.»

До скорого свидания.

С нежностью

Подпись: Мать

 

4 июля 1964

 

(от Сатпрема Суджате)

Св. Пирр

 

Снаружи все волнуется, бежит и производит много шума, но внутри я все время как на острове Мира — дома. И даже самые прекрасные пейзажи мира не будут такими полными и такими спокойными, как это дом в моем сердце.

 

Июль 1964

 

13 июля 1964

 

(Сатпрем вернулся из трехмесячной поездки во Францию. К сожалению, сохранился лишь фрагмент этой беседы.)

 

…Ты получил мое последнее маленькое послание на золотой открытке?

 

Да. Но ты знаешь, я имел забавное переживание… Когда я вернулся в Бретань, после поездки в Савойю, я был в машине со своим братом и, приближаясь к полуострову Квиберон, я увидел в небе два необычных грандиозных крыла, два облака, которые были как два грандиозных крыла; я сказал своему брату: «Смотри!»; это действительно меня поразило: «Посмотри на эти грандиозные крылья, на этого победоносного ангела, приветствующего нас!» Это было чудесно… Я вошел в дом и нашел твое письмо: «Расправь свои крылья и воспари…» Это чудесно!

 

Очень хорошо!

Для меня это был ЖИВОЙ образ. Я не удивлена, что облака приняли такую форму: это был ЖИВОЙ образ. (Мать раскрывает руки): «Над миром, широко…»

 

Я почувствовал, что что-то было в этих облаках — и затем твое письмо!

 

 

15 июля 1964

 

(Мать читает ответ ученику, написанный ею по-английски, где она, в частности, говорит:)

 

«…быть благодарным, никогда не забывать этой чудесной Милости Всевышнего, кто ведет каждого к его божественной цели наикратчайшими путями, вопреки ему самому, вопреки его неведению и непониманию, вопреки его эго, его протестам и его бунтам.»

26 июня 1964

 

Это такое истинное переживание! Никогда не забывать этой чудесной Милости Всевышнего, который ведет вас прямо к вашей истинной цели, несмотря на все ваши протесты, все ваши непонимания — прямо, невозмутимо.

Вы кричите, вы плачете, вы протестуете, вы бунтуете… «Я поведу тебя прямо к цели вопреки тебе.»

В тот момент, когда я это написала, было так чудесно!… Мы так глупы и так невежественны, мы вскрикиваем и говорим: «О!… (люди, которые верят в «Бога») О! Он жесток, он безжалостный судья» — они ничего не понимают! Совсем напротив! Доброта, бесконечная милость, которая ведет вас, вот так, прямо к цели! — совершенно прямо![78]

 

 

18 июля 1964

 

(Мать переводит следующее письмо Шри Ауробиндо:)

 

«Единственно безопасное и верное средство совершенствования для человека состоит в том, чтобы учиться жить изнутри-наружу, не завися от учреждений и машинерии, и использовать это растущее внутреннее совершенство, чтобы строить более совершенную форму и оболочку жизни…»

 

Благодаря этому я увидела нечто такое интересное… Автоматически, человеческое мышление всегда убеждено (в конечном счете, автоматически), что вещи должны «следовать механизму». Для тела, чтобы его вылечить, чтобы изменить что-то, инстинктивно кажется, что этот процесс должен подчиняться какому-то механизму. Например, в эти последние дни я имела интересное переживание, связанное с вопросом: «Какой будет форма сверхчеловека?»… Все концепции говорят о человеке с более совершенной формой, но это только улучшение. А человек в действительности представляет радикальную перемену по сравнению с обезьяной — с какой точки зрения? Не столько с точки зрения формы тела, сколько с точки зрения своей СИЛЫ НАД МЕХАНИЗМОМ ЖИЗНИ. Тогда, следуя этой идее, я получила подтверждение тому, что я видела, что Материя станет пластичной и будет подчиняться воле. Так что каждый будет иметь в своем распоряжении некоторое количество материи и придавать ей формы по желанию.

И я видела, что человеческому воображению очень трудно выйти из некоего порабощения физической машинерией. Вот что Шри Ауробиндо подразумевает здесь.

 

*

*  *

 

(полный текст письма Шри Ауробиндо)

 

Единственно безопасное и верное средство совершенствования для человека состоит в том, чтобы учиться жить изнутри-наружу, не завися от учреждений и машинерии, и использовать это растущее внутреннее совершенство, чтобы строить более совершенную форму и оболочку жизни; ведь благодаря этой внутренней позиции мы сможем лучше всего как увидеть истину высших вещей, о которых мы только говорим нашим языком и которые мы формулируем во внешних интеллектуальных конструкциях, так и искренне применить их истину ко всей нашей внешней жизни. Если нам суждено основать царство Бога в человечестве, мы сначала должны узнать Бога и видеть и жить более божественной истиной нашего существа в нас самих; иначе как же новая манипуляция конструкций разума и научные системы, подводившие нас в прошлом, смогут пригодиться, чтобы установить это? Именно из-за того, что есть множество знаков, указывающих, что старые ошибки продолжаются, и только меньшинство людей, возможно, лидеры в свете, но еще не в действии, стараются видеть яснее, внутренне и истинно, именно из-за этого нам следует ожидать пока что скорее последних сумерек, отделяющих умирающий век от зарождающегося нового века, чем настоящего рассвета. На некоторое время, поскольку ум человека еще не готов, старый дух и старые методы могут все еще быть сильными и казаться преуспевающими; но будущее — за теми людьми и нациями, которые первые увидели утренних богов за блестящей мишурой и сумраком и подготовили себя быть пригодными инструментами Мощи, которая давит к свету большего идеала.

Шри Ауробиндо

 

*

*  *

 

(Немного позднее разговор зашел о брате Сатпрема. Этот человек будет несколько раз появляться в «Агенде», поэтому мы публикуем то, что касается его.)

 

Я хотел бы поговорить с тобой о моем брате и его жене. Они имели внутреннее открытие, читая книгу.

 

Я это чувствую.

 

И поскольку они в близкой связи со мной, я хотел бы знать… Я хотел бы, чтобы ты знала и помогла им. Вот фотография моего брата.

 

О!… Он моложе тебя.

Смотри-ка…

Много сущности.

 

А это его жена, она – русская.

 

А! Я ее знаю.

 

Ты ее знаешь?

 

Да. Чем он занимается?

 

Он врач.

 

Он хорош. Даже очень хорош.

 

А вот фотография моего друга издателя, который помог мне с публикацией «Золотоискателя» и книги о Шри Ауробиндо.

 

Смотри-ка, знакомое лицо.[79]

Здесь больше сущности (в брате). Много сущности, много.

Твой брат очень хорош.

 

Так что он почувствовал книгу?

 

Он имел… (жест: стена раскрывается)

 

Он – человек, который слишком отдает себя своей профессии, и он страдает из-за своей большой восприимчивости. Он отдает себя своим пациентам, так что он поглощает…

 

Он воспринимает все.

 

И как только человек приходит к нему, он чувствует, сможет ли он его вылечить или нет. И если он может его вылечить, он тратит все свои силы, он все отдает другому.

 

Это не имеет значения; то, что ему нужно, это научиться воспринимать, универсализировать свою восприимчивость. Это как раз то, о чем говорил Шри Ауробиндо: это та «внутренняя позиция».  Не зависеть исключительно от внешних средств; опираться больше на универсальную Волю (жест над головой), чем на индивидуальную волю; и тогда вы всегда будете иметь неисчерпаемый источник вместо того, чтобы зависеть от того, что вы едите, сколько вы отдыхаете, от того, от этого.

Вот какой метод: бесконечно расширять свою восприимчивость и полагаться на силы, которые постоянно циркулируют в мире, так что только самая физическая материальность зависела бы от питания и ото сна. Потому что даже то, что вы едите, по-разному вас питает в зависимости от вашей восприимчивости, от вашей внутренней позиции; можно извлекать Силу из вещей, и эта способность обретается через расширение восприимчивости.

Он МОЖЕТ делать это, он может.

Ты понимаешь, уклонение от дарения сужает вас — надо щедро отдавать и щедро получать.

 

(Мать снова смотрит

на фотографию)

 

У него довольно значительные витальные способности. Но истинное решение кроется в психическом развитии. Кстати, так доктора и лечат, в гораздо большей степени, чем благодаря лекарствам — в гораздо большей степени. Когда некоторые доктора входят в контакт со своими пациентами, пациенты чувствуют поддержку, помощь.

 

(молчание)

 

Так что ты сделал хорошую работу во Франции.

 

(Сатпрем протестует:

это Мать работала)

 

Для меня нет никакой разницы!

Это чрезвычайно интересно, потому что это становится совершенно конкретным; это не мысль, не идея, это совершенно конкретно: все, совершенно все связи с людьми — это попросту вибрации. Нет «этого» человека или «того» человека, это не так: есть только вибрации, с местами или моментами концентрации, либо расширения и рассеяния. Чрезвычайно интересно то, что это постоянная масса, она в постоянном движении, состоит из вибраций всех родов: лжи, беспорядка, насилия, усложнения; и затем, там внутри, есть как дождь, но очень сознательно направляемый дождь, вибраций Света, Порядка, Гармонии, которые входят в это (Мать прочерчивает движение силы), и это сопротивляется, это работает. И это то, что неудержимо живет везде, постоянно, каждую секунду и в сознании… если я применю слово «любовь», будет непонятно, потому что… И это То, что есть везде, постоянно, вечно и неизменно; не существует ничего, кроме Того и в Том, — в действительности, только То сущностно существует. И там внутри есть этот вид борьбы — это не точно борьба, потому что нет ощущения борьбы, но это усилие против сопротивления, это усилие для преобладания Порядка и Гармонии и, естественно, в конечном счете, для преобладания Любви (но это позднее) над беспорядком и путаницей. И в этом Порядке (этом сущностно истинном Порядке) самым большим противоречием является в точности Ложь. Но все это вибрации. Это не индивидуальные воли и не индивидуальные сознания: в одном и том же индивидуальном агломерате есть все, и не только есть все, но и все постоянно меняется; меняется соотношение вибраций; только видимость остается одной и той же, но это очень поверхностно.

И это переживание становится таким постоянным, таким постоянным, что мне трудно приспособиться к обычному восприятию.

Например, когда ты показываешь мне фотографии, то, что я вижу, это соотношение вибраций; это не характер с какой-то судьбой (все это больше не истинно; это только очень поверхностно и совсем относительно верно, это как когда читаешь роман, это история, рассказываемая в романе), но ИСТИННАЯ ВЕЩЬ состоит как раз в той мере, в какой вибрации скомпонованы в данном месте и централизуются, рассеиваются согласно восприимчивости к Вибрации Света и Порядка, и к возможному использованию в этом клеточной агрегате.

И люди, совершенно закрытые в своих «кожаных мешках», в своем витальном и ментальном эго, производят впечатление чего-то совершенно искусственного, жесткого — жесткого, сухого и искусственного, а также точного. И, что неприятно, так и хочется взять молот и обрушить его на них сверху — что и происходит!

 

 

22 июля 1964

 

Когда-то я имела одно переживание (по поводу чего-то неважного, но это не имеет значения). Я сделала заметки, но не помню, где они (они были по-английски, в форме ответа на письмо).

Я видела, почти одновременно, любовь, как люди «практикуют» ее, если можно так сказать, а также чувствуют ее, и божественную Любовь в ее истине. И то, и другое было представлено как бы «бок о бок», и не только «бок о бок», но я также видела разницу (это было почти одновременно) между двумя действиями: как зарождается человеческое действие и как вырабатывается или проявляется божественное действие. Это пришло через серию совершенно конкретных примеров и переживаний, живущих одно за другим, как если бы всевышняя Мудрость организовала весь ряд обстоятельств (обстоятельств самих по себе незначительных, «неважных»), чтобы дать мне живой пример двух этих вещей. Это было таким конкретным и таким живым, что я сделала несколько заметок, как всегда очень кратких и сведенных к минимуму, я написала это по-английски. Все это где-то здесь, смешалось с другими бумагами.

 

(первая запись,

найденная чуть позднее:)

 

В отличие от человеческой любви, которая обращает себя к одним и не обращает себя к другим, моя любовь направлена только ко Всевышнему Господу, но поскольку Всевышний Господь есть все, моя любовь направлена равным образом ко всем.

Любовь Господа — равная для всех, постоянная, охватывает все, неизменная и вечная.

(вторая запись)

 

В отличие от человеческих существ, действие управляется не чувствами или принципами, а дхармой каждого существа или вещи, которая известна через тождественность.

 

Я сначала расскажу о втором переживании, потому что это явление повседневного переживания, повседневная констатация. И это одна из главных причин, почему обычные человеческие существа не могут понять существо, которое действует через то, что можно было бы назвать «божественным импульсом». Поскольку вся человеческая деятельность основывается на реакциях, которые сами являются продуктом чувств и ощущений, а деятельность людей, считающихся «высшими» и которые действуют согласно разуму, основывается на принципах действия — каждый имеет свою гамму принципов, на которой он основывает свои действия (это так хорошо известно, что здесь и не о чем говорить). Но интересен другой факт: например, когда человеческое существо любит кого-то (то, что называется «любовью») и когда оно его не любит, его реакции на ОДНО И ТО ЖЕ явление — ОДНО И ТО ЖЕ явление — не всегда противоположны, но крайне различны, причем до такой степени, что обычное человеческое суждение обычно основывается на этих реакциях. Будет лучше, если я приведу совсем конкретный пример: об учениках и Учителе. Ученики почти всегда не понимают Учителя, но у них есть мнение о нем и о его мотивах действия; они наблюдают и говорят: «Учитель сделал то-то и то-то, он обращается с этим человеком таким-то образом, а с тем человеком – таким вот другим образом, поэтому он любит этого и не любит того.» Я говорю очень грубо, но так и обстоит дело.

И все это основывается на ежеминутных переживаниях, здесь так и происходит; они не будут обращаться с таким-то человеком тем же самым образом, как и с другим, даже при аналогичных обстоятельствах, потому что, как они говорят, они «любят» этого, но не любят того. Значит, в одном случае Учитель любит, а в другом – не любит — (смеясь) это же просто!

Поэтому я и сказала, что человеческое действие основывается на реакциях. Божественное же действие СПОНТАННО исходит из видения через тождество необходимости «дхармы» каждой вещи и каждого существа. Это постоянное, спонтанное восприятие, без усилия, через тождество, дхармы каждого существа (я использую слово «дхарма», потому что это ни «закон», ни «истина»: это и то, и другое вместе). Чтобы каждое существо шло кратчайшим путем к своей цели, вот линия самых благоприятных обстоятельств; как следствие, действие всегда будет строиться по этой линии. В результате в кажущихся одинаковыми обстоятельствах действие божественной Мудрости иногда будет совсем другим, иногда даже противоположным. Но как объяснить это обычному сознанию?… В одном случае Мать «любит» того-то, в другом случае она его не любит — так просто!

Это было так ясно! И это переживание столь постоянное, столь постоянно возвращающееся, что это действительно очень интересно. Совершенно ясно, что ученики не в состоянии это понять; даже если им сказать: «то, что делается, делается исходя из дхармы каждого существа», для них это будет только словами; для них это не соответствует живому переживанию, они не могут это почувствовать.

Так что раз и навсегда я совершенно отступила от того, что меня поймут, почему и как я действую. Потому что это так, сейчас я могу сказать (это постепенно пришло), я могу совершенно абсолютно сказать, после того, как смотрела на это в течение нескольких месяцев, что мои действия не являются результатом реакции — ни интеллектуальной реакции, ни ментальной реакции, ни витальной реакции, ни, естественно, эмоциональной реакции, ни даже физической реакции; даже тело сейчас мгновенно отсылает ко Всевышнему то, что к нему приходит, автоматически.

Это переживание пришло в связи с просто личным вопросом, чтобы я поняла, как обстоят дела и насколько бесполезно надеяться, что люди поймут; это было по случаю кучи маленьких глупых событий, которые постоянно происходят, когда люди говорят: «Мать сказала, Мать почувствовала, Мать… и т.д.» — и все ссоры. И меня вынуждают погружаться во всю эту кашу. Какое-то время я мучилась, спрашивала себя: «Почему я не могу сделать так, чтобы они поняли?» Что же, я увидела, что это невозможно, так что меня это больше не занимает. Я просто говорю тем, кто имеет добрую волю: «Не слушайте, что люди говорят; когда они приходят и говорят вам: “Мать сказала, Мать хочет…”, не верьте ни слову, и это все; пусть они говорят, что угодно, это не имеет значения.»

Но другое переживание, которое ему предшествовало и которое продолжается и сейчас (оно не ушло от меня, что довольно редко случается: обычно переживание приходит, утверждается, заставляет признавать себя, а затем исчезает, чтобы уступить место другим; и в этом случае переживание не ушло, оно продолжается), и это переживание более общего порядка…

Человеческая любовь, то, что люди называют «любовью», даже в самом лучшем случае, даже взятая в самой чистой своей сущности, это нечто, что идет к одному человеку, но не к другому: вы любите НЕКОТОРЫХ людей (иногда даже только определенные качества в некоторых людях); вы любите НЕКОТОРЫХ людей, и это означает, что человеческая любовь — частичная и ограниченная. И даже для тех, кто не способен на ненависть, есть определенное число людей и вещей, которые им безразличны: нет любви (в большинстве случаев). Эта любовь ограниченная, частичная и определенная. И, более того, она нестабильная: люди (я имею в виду человеческих существ) не способны чувствовать любовь непрерывным образом и всегда с одной и той же интенсивностью — в определенное время, на мгновение, любовь становится очень интенсивной, очень могущественной, и есть моменты, когда она приглушается; иногда она вообще засыпает. И так даже в самых лучших условиях — я не говорю обо всех деградациях, я говорю о чувстве, которое люди называют «любовью» и которое ближе всего к настоящей любви, и это так: человеческая любовь частичная, ограниченная, неустойчивая и колеблющаяся.

Затем, сразу же, без перехода, я была как бы погружена в ванну Любви Всевышнего… с ощущением чего-то безграничного; то есть, когда есть восприятие пространства, это есть везде (это ощущение находится за пределами восприятия пространства, но когда есть восприятие пространства, это ощущение везде). Это нечто вроде однородной массы вибраций, НЕДВИЖИМОЙ, и все же с интенсивностью бесподобной вибрации, которую можно описать как теплый, золотой свет (но это не так, это гораздо чудеснее этого!). И затем, это везде одновременно, везде идентично самому себе, без чередования высокого и низкого, без изменения, в неизменной интенсивности ощущения. И это «нечто» свойственно божественной природе (это очень трудно выразить словами), одновременно абсолютно недвижимое и имеет абсолютную интенсивность вибрации. И Это… это любит. Нет ни «Господа», ни «вещей»; нет ни субъекта, ни объекта. И Это любит. И как сказать, что Это?… Это невозможно. И это любит всегда и все, все время, все одновременно.

И все эти истории, которые рассказывают так называемые мудрецы и святые, что Любовь Бога «приходит и уходит», о! Это грандиозная глупость! — Это ТАМ, вечно; это всегда там было, вечно; Это всегда будет там, вечно, всегда одним и тем же и на максимуме своей возможности.

Это не ушло и сейчас не сможет уйти.

И как только ты пережил Это… ты столь бесповоротно осознаешь, что все зависит от индивидуального восприятия, полностью; и это индивидуальное восприятие (божественной Любви) зависит, естественно, от недостаточности, инерции, непонимания, неспособности, от того, что клетки не могут ни содержать, ни сохранить Вибрацию, в конце концов, от того, что человек называет своим «характером» и что приходит из его животной эволюции.

 

(молчание)

 

Говорится, что божественная Любовь не манифестирует из-за того, что в современном состоянии несовершенства мира это вызвало бы почти катастрофу — таково человеческое видение. Божественная Любовь манифестирует, манифестировала и будет манифестировать вечно, и это только неспособность материального мира… не только материального, но и витального и ментального миров, и множества других миров, которые не готовы, они не способны — но Она, Она здесь, Она здесь, здесь! Она здесь постоянно: это САМО Постоянство. Это Постоянство, которое искал Будда, оно здесь. Он утверждал, что нашел его в Нирване — оно здесь, в Любви.

 

(молчание)

 

Как только это переживание пришло, в сознании больше нет этого рода предосторожности, которой я придерживалась в течение многих лет, чтобы не концентрировать слишком много Силы или Могущества, либо Света или Любви, на существах и вещах из-за опасения расстроить их естественный рост — это теперь кажется таким детским! Это здесь, это здесь, это здесь — это здесь. И это сами вещи не могут чувствовать больше, чем они смогут выдержать.

 

(молчание)

 

Как только у меня появляется хоть минутка на медитацию, то есть, как только я не осаждаема со всех сторон людьми, вещами, событиями, как только я могу просто сделать вот так (жест погружения вовнутрь) и смотреть, что же, я вижу, что сами клетки начинают изучать Вибрацию.

Это, очевидно, фактор творения.

И этот «дождь Света Истины», который приходил несколько месяцев тому назад[80], я говорила, что он возвещал что-то — очевидно, он подготовил, он начал это внедрение всевышней Гармонии в материальные вибрации. Это подготовило не какое-то «новое нисхождение», а возможность нового восприятия, восприятия, которое позволяет внешние и физические действия.

 

(молчание)

 

Следует использовать другое слово; то, что люди называют «любовью», это столь различные вещи, со столь разными смесями и столь различными вибрациями, что это нельзя назвать «любовью»; нельзя использовать одно и то же название для всего этого. Так что лучше просто сказать: «нет, это не Любовь», и это все. И сохранить это слово для Истинной Вещи… Слово «любовь» [amour] по-французски обладает некой выразительной силой, потому что, когда я его произношу, устанавливается контакт; вот почему я хотела бы сохранить это слово. Для всего остального: нет, не называйте это любовью, это не любовь.

Я где-то говорила или писала: «Любовь — это не сексуальные отношения. Любовь — это не привязанность… Любовь — это не…» и т.д., и в конце я сказала: «Любовь – это всемогущественная вибрация, исходящая прямо из Одного[81]…» Это было первое восприятие Этого.

Но это грандиозное открытие, в том смысле, что как только оно произошло, это не оставит вас не смотря ни на что. Можно повернуть свое внимание куда угодно, делая свою работу, как, например, этой ночью, когда я вела очень символическую деятельность: в течение часа я прошла по всем комнатам Ашрама и хотела найти где-то в уголке кресло, чтобы там можно было сесть и делать определенную внутреннюю работу — это было невозможно! Я проходила из комнаты в комнату, и в каждой комнате были группы людей, один-два человека, или несколько групп из нескольких человек, и каждая со своим «чудесным» открытием, «чудесным» намерением, чудесным «проектом» — каждый принес все свое самое чудесное! И каждый хотел показать мне и продемонстрировать свое чудо. И так я смотрела и смотрела (это были люди, которых я знаю; это должно быть выражение их самых лучших мыслей: это действительно было наполнено большой доброй волей: Мать смеется), но сколько их было! Я просто смотрела, говорила одно-два слова, затем делала несколько шагов в надежде найти уединенный уголок и кресло, в котором я смогла бы делать свою работу, и я переходила из комнаты в комнату… Это продолжалось час. Час невидимой жизни, это было чрезвычайно долго. Я пробудилась, то есть, вышла из этого состояния… не найдя кресла! Я пробудилась как раз тогда, когда сказала себе: «Не стоит пытаться» (были уголки с креслами, но было так много людей, что было невозможно туда пройти) «не стоит и пытаться, везде будет так, это бесполезно, лучше вернуться к себе», и как только я решила вернуться к себе, это кончилось.

Очевидно, в этой деятельности я не сделала призыва к божественной Любви, чтобы найти решение проблемы — мне не позволили это сделать. Тогда я поняла, что именно это передается в мышлении людей через идею о том, что божественная Любовь не может манифестировать из-за того, что она вызвала бы катастрофы[82] — это вовсе не так, это совсем не так. Но очевидно, что в моем сознании связь (всевышняя) была установлена (в некоторой степени с ограничениями, но, в конце концов, она была установлена), и ничего не произошло — ничего, абсолютно ничего, даже самых не-зна-чи-тель-ных вещей — без того, чтобы не было, я не могу сказать «мысли» или «ощущения» (по-английски это называется «осознание» [awareness], но это гораздо лучше этого), чувства (еще одно невозможное слово), чувства Присутствия Господа, без того, чтобы всевышнего Присутствия не было там, двадцать четыре часа в сутки. В ходе всей этой ночной деятельности, о которой я только что рассказывала, Оно был там, Присутствие Господа было все время, каждую секунду, управляя всем, организуя все — НО ЭТОГО НЕ БЫЛО. И Это, что я называю Любовью, эта Манифестация, оно так грандиозно всемогущественно, что, как я однажды говорила, оно совершенно не терпимо к другой вещи — существует только Это… Это, это существует; Это, это есть — и на этом все. Тогда как Господь («Господь», что я называю «Господом») — это вообще все; Господь — это все, что проявлено, все, что не проявлено, все, что есть, все, что будет, и все-все-все это есть Господь — это Господь. И Господь (смеясь) обязательно терпит Самого Себя!… Все есть Господь, но все воспринимается Господом через ограничения человеческого восприятия![83] Но все-все есть там — все есть там; все, в каждую секунду; и с восприятием времени каждая секунда другая, в вечном становлении. Это всевышняя Терпимость: нет больше борьбы, нет больше сражения, нет больше разрушения — есть только Он.

Те, кто имели это переживание, обычно на нем и останавливались. И если они хотели уйти от мира, они выбирали «аспект аннигиляции» Господа; они находили там пристанище и оставались там — всего остального больше не существовало. Но другое… другой аспект, это мир завтрашнего дня или послезавтрашнего. Другой аспект — это невыразимое великолепие. Это такое всемогущественное великолепие, что только оно и существует.

Это ОДИН способ бытия Господа.

 

(молчание)

 

Это переживание отметило этап.

Возвращаясь к обычному миру, результат — эпидемия в Ашраме[84], это люди, потерявшие самоконтроль, это… и так далее. Но я НЕ МОГУ смотреть на вещи так, как они — это не может казаться мне таким катастрофическим! Это как когда люди покидают свое тело, то окружающие все в слезах — я не могу! Я просто не могу. Ты знаешь, когда что-то кладут варить в котел, оно вскипает.

 

(молчание)

 

Но, что примечательно, ты — единственный человек, с которым я могу говорить — это не так, что я не пыталась [во время поездки Сатпрема во Францию], потому что было такое впечатление, что может быть жалко, если некоторые вещи просто так уйдут; я пыталась беседовать с Нолини и Павитрой: ничего не вышло, кроме некоей ментальной транскрипции.

Когда я назвала тебя Сатпремом, я имела в виду это: ты наверняка должен обладать способностью входить в контакт с Этим.

И Это, это… Я не знаю, будет ли этот мир (я говорю не только о земле, я говорю о нынешней вселенной), будет ли этот мир следовать другим или он сам будет продолжать идти, или… но Это, о чем я говорю и что я называю Любовью, это Мастер этого мира.

В тот день, когда земля (потому что нам это было обещано, и это не пустое обещание), в тот день, когда земля проявит Это, это будет великолепие.

Я имела очень слабое и мимолетное восприятие того, что это будет — это было прекрасно. Это было великолепно.

И физический мир сотворен, чтобы выражать эту Красоту; если бы он стал гармоничным вместо этой отвратительной вещи, которой он сейчас является, если бы он стал гармоничным, он обрел бы исключительное вибрационное качество!… Это довольно любопытно: витальный мир чудесен, в ментальном мире есть свои великолепия, надментальный мир со всеми своими богами (это действительно существующие существа, я хорошо их знаю) действительно очень красив; но, представь, как только я имела этот Контакт, все стало казаться пустым — казаться пустым и… всему недостает чего-то сущностного.

И эта сущностная вещь в своем принципе находится здесь, на земле.[85]

 

 

25 июля 1964

 

(После чтения «Часа Бога» Шри Ауробиндо перед микрофоном для ашрамитов)

 

…Я не знаю, почему они хотели, чтобы я прочитала это — это нечто очень ужасное… очень ужасное.

Они организовали целое театральное представление с чтением наизусть, танцами, живыми картинками — все это пройдет 1 декабря, иллюстрируя это («Час Бога»).

Когда вещи принимают такой оборот, я всегда принимаю их как организованные Божественным для общего хода. Редко, когда приходит такое указание: «Нет». Когда это «нет», это категорично. Но я всегда вижу (Мать прочерчивает в воздухе движение сил), что вещи движутся очень гибко: кажется, что это движется туда (жест влево), но это чтобы придти сюда (жест вправо); кажется, что они идут сюда (жест вправо), но это чтобы придти туда (жест влево) — все время.

 

 

28 июля 1964

 

(Речь идет о докторе S, уехавшем в Америку для операции на мозге. Операция заключается во введении специальной иглы в пораженную часть мозга, и через нее впрыскивается жидкий кислород, чтобы разрушить группу пораженных клеток. Первая операция прошла три месяца тому назад, а вторая операция была запланирована на этот месяц.)

 

Я только что получила длинное письмо от доктора S… Ты знаешь, ему сделали операцию на одной стороне мозга, и теперь… Чтобы было интересно, мне надо рассказать всю историю с самого начала.

Перед своим отъездом в Америку, когда он разговаривал со мной об этой операции, я вдруг увидела, что это не только опасно (это очевидно, он сам знал это), но и не может быть определенным, и, во всяком случае, одной операции не достаточно. Когда он говорил мне об операции с энтузиазмом человека, видящего  свое спасение, я у него спросила: «Вы действительно уверены, что результат будет определенным? Что одной операции достаточно, и болезнь не вернется?» Он был почти рассержен. Он думал, что я была… (смеясь) атеистом медицинской науки!

Как бы там ни было, он уехал.

Когда он туда прибыл, ему сразу же сказали, что поскольку заболевание охватило обе стороны мозга, то надо оперировать обе стороны: первую операцию надо сделать на правом полушарии, чтобы вылечить левое, а затем, шесть месяцев или год спустя, надо оперировать левую сторону, чтобы вылечить правую.

Операция была чрезвычайно болезненной, она длилась четыре часа, и результат был такой, какой я предчувствовала: паралич (все, что они могут сделать, это парализовать, а затем надо проходить курс реабилитации). Как бы там ни было, казалось, что реабилитация идет хорошо. И американский доктор ему сказал, что это только вопрос воли… Ты видишь, сколь рискованная эта операция, которая, как утверждалось, должна была быть определенной и абсолютной. Что же.

Как бы там ни было, американский доктор ему сказал: «В любом случае, в следующие три месяца я не смогу ничего сделать.» Поэтому он и ждал там три месяца. А я все это время — все это время, почти постоянно — я видела, что смерть наступит во время второй операции. И я знаю, что если я об этом напишу, это ничего не даст, кроме как создаст атмосферу недоверия, и только. Так что я делала формацию за формацией, формацию за формацией для американского доктора. В конце концов, S попросил у меня талисман для второй операции — я сразу же его послала, с большой концентрацией силы, чтобы не произошло ничего смертельного.

Совсем недавно, 20 июля, S пришел в госпиталь на вторую операцию. Американский доктор держал его два, три дня, а затем сказал: «Я не могу, я не могу взять на себя этот риск»… Кажется, за эти три месяца он прооперировал несколько человек, для которых это тоже была вторая операция, на другой стороне, как и для S, и все эти операции кончались кровоизлиянием, параличом или смертью. Поэтому американский доктор ему заявил: «Я не могу рисковать». S ответил: «Мне все равно: лучше умереть, чем быть таким немощным,» Но этот американец очень ловко ему возразил: «Я не могу ничего сделать без разрешения вашей ‘Матери’! ». Так что мне послали телеграмму, в которой говорилось, что американский доктор отказывается оперировать, потому что это слишком опасно, и спрашивалось мое мнение. Я ответила: «никакой операции».

В то же время была телеграмма и от E (она хотела присутствовать на операции), ликующая телеграмма, в которой говорилось, что для нее (Е) это доказательство того, что S будет вылечен не с помощью хирургии, а путем супраментального вмешательства. Она сказала это и S, который был очень недоволен (!). Как бы там ни было, он возвращается.

Но в этом случае было такое точное действие Силы… И в то же время я имела другое переживание (но гораздо более личное и субъективное), но которое убедило меня в моем восприятии… Ты читал «Rodogune» Шри Ауробиндо?… Там есть одна сцена, в которой отшельник встречает юного принца и произносит такие слова: «Это человек несет с собой атмосферу того, кто скоро умрет.» (Этот принц только что одержал большую победу, все шло к лучшему, и он решил пойти в такое-то место; там он и повстречал отшельника, который и произнес эти слова.) Когда я прочла это, я попыталась войти в контакт с этой вибрацией, которую отшельник назвал «атмосферой человека, который скоро умрет». И когда я получила от S письмо, в котором он просил меня прислать ему талисман, он был уверен, что все будет хорошо — в точности та же самая вибрация. Это некое ликование, утверждение могущества и силы, а за этим стояла в точности та же самая вибрация. Так это убедило меня в том, что я восприняла.

Но я была рада, что американский доктор оказался таким восприимчивым.

И когда я получила от E телеграмму, в которой говорилось, что это доказательство того, что S будет вылечен супраментальным вмешательством, а не с помощью хирургии, был свет в этой телеграмме — Е очень экзальтированная личность, но вдруг я увидела свет открытия. Так что я сказала себе: «Вот почему».

Но (смеясь) S не очень-то был рад этому! — у него нет веры. Он говорит, что был бы «очень счастлив… удостоиться этой Милости», вместо того, чтобы сказать: «Я верю, что Милость…». Это учтивый способ сказать (Мать смеется): «Я не верю».

Так что он вернется, немощным.

 

Одна сторона вылечена.

 

Левая сторона. И американский доктор не очень-то доволен, до какой степени она вылечена… То есть, как всегда, что какими бы вещи ни казались в мире, но когда они приходят в контакт со Светом, то есть, с концентрацией Истины, они предстают в своей голой реальности: вся эта шумиха, раздутая вокруг этой операции и вся иллюзия, образовавшаяся вокруг чудесной силы хирургического вмешательства, все это растворилось. Согласно письму S, американский доктор сам был шокирован и потерял веру в абсолютность своей системы. Но с первой минуты я видела, что в этом не было и 60% истины. Там было совсем смутное поле, которое он умышленно игнорировал и которое показалось, чтобы он нем узнали. Это относится и к S: «Доктор НЕ МОЖЕТ иметь иллюзий», но он не хотел признать это. Когда я ему сказала, что, возможно, одной операции может быть недостаточно, он был почти рассержен: «Как вы можете говорить такие вещи!» (Мать смеется). Он знал это не хуже меня, но не хотел допускать это.

 

Он прошел через ужасное переживание.

 

О, да, и очень-очень опасное — он знал это. Но до некоторой степени я его понимаю: хирург, который больше не может приложить свои руки…

Но с самого начала я видела, что он не может быть вылечен, потому что на самом деле у него не было веры. У него есть некое расплывчатое знание, что есть «силы, стоящие за» материальными силами, но все же для него конкретной реальностью является Материя и ее механизм, так что и средство должно быть механическим. Потому что несколько раз я пыталась его вылечить, но не было никакой восприимчивости, никакой — ты знаешь, как камень.

Может быть, сейчас будет лучше?…

Во всяком случае, если ему суждено вылечиться супраментальным путем, я не чувствую, что я призвана сделать это, потому что у него нет доверия ко мне — он меня по-своему любит, имеет некое… поклонение, это слишком сильно сказано, но некое почтение к богу, который очень любезен (!), но (смеясь) от которого не стоит ждать слишком многого: «Он весьма несведущ в вещах этого мира, и хотя время от времени может совершать какие-то чудеса (Мать громко смеется), но это только чудеса!»

 

Странно, что имея такую позицию, он пришел сюда.

 

О! Он бросил все, чтобы придти сюда.

 

Это странно.

 

Нет, это очень сильно внутри него; внутренний зов очень силен: это внешний разум вуалирует все.

Он все бросил, но он прекрасно знает, что он все бросил! Он очень хорошо сознает всю «жертву», то есть, в его сознании нет равноценного соответствия между тем, что он получил, и что он оставил — это как когда ставят все на будущее.

Как бы там ни было, он возвращается.

 

*

*  *

 

(Позднее Сатпрем наводит порядок среди разрозненных бумаг Матери, отрывков записей и т.д., и натыкается на такие строчки:)

 

В каждый момент времени есть баланс всех возможностей одновременно.

 

Это было переживание.

Это то же самое, что и сказать, что в каждый момент можно все изменить; если придет сила, которая изменит этот баланс, то изменятся и все следствия.

То есть, нет ни детерминизма, ни закона «причины и следствия», нет ничего подобного — детерминизм есть, но внешне.

 

(другой отрывок записи)

 

«Шри Ауробиндо сказал N во сне, что 6 декабря произойдет большое изменение.»

 

 

31 июля 1964

 

(Сатпрем раскладывает всевозможные разрозненные кусочки бумаг — «заметки» Матери — и натыкается на следующую запись, которую он читает вслух:)

 

Они согласны поклоняться только тому богу, который пострадает за них.

 

Эта запись была сделана по случаю избрания нового Папы и по поводу Христа на своем кресте (Мать остается молчаливой).

 

Они (католики) очень усердствуют во Франции.

 

Да…

Но здесь есть кое-что новое. Совсем недавно, три дня тому назад, Пондишери посетил посланник Папы и, естественно, он встретился с архиепископом. Они устроили публичный прием — и архиепископ пригасил людей из Ашрама, официально!… Z был католиком, и он пошел, и, кажется, посланник Папы произнес большую речь, в которой он все время повторял, что время делений прошло, что пробил час для всех, кто любит Бога, по-братски объединиться и т.п. — это прогресс.

После этого был прием в мэрии; посланник Папы сидел на возвышении вместе с архиепископом и премьер-министром Пондишери — там больше никого не было, все остальные сидели на скамьях внизу. Затем, так как ничего не происходило, Z подумал, что это пустая трата времени, он поднялся на возвышение и попросил министра представить его посланнику Папы, что тот и сделал. Тогда Z сказал, что он был очень доволен речью посланника и поблагодарил его за то, что он пришел с такими идеями — можешь себе представить, каким сделалось лицо архиепископа!

Но  это маленький шаг вперед.

 

*

*  *

 

(Позднее Сатпрем нашел другую запись, черновик письма, которое Мать должна была отправить ученику, но так и не отправила:)

 

«Не счесть числа руководителям, основателям сект, главам церквей или монастырей, святым или мудрецам, которые становятся между человечеством и всевышним Господом под тем предлогом, что они — посредники, и которые берегут для своих маленьких превознесенных личностей волны признательности, которые должны идти прямо, непосредственно к истинной цели: ко всевышнему Господу. Я всегда воздерживалась от встреч с этими людьми, будь то на земле или в тонком мире. То, что Господь пожелает для нас, Он всегда даст нам это, и я предпочитаю получать это напрямую, чем через посредников, сколь бы великими они ни были.»

 

*

*  *

 

(Позднее, в связи с одной последней записью, которую Мать тщетно везде искала:)

 

…Ты знаешь, здесь происходят странные вещи. Кое-какие вещи буквально исчезают, а затем, спустя несколько дней, они находятся! (Мать снова ищет) Я предпочитаю сначала исчерпать все материальные объяснения, прежде чем делать другие предположения. Но даже такая личность, как Мадам Дэвид-Нил (и Бог знает, что она была крайней позитивистской), сама рассказывала мне о подобных случаях. Я что-то рассказывала ей, а она ответила: «Это меня не удивляет, потому что со мной происходило то же самое…» У нее было одно ожерелье (это было время, когда она носила драгоценности), которое она хранило наверху шкатулки (в шкатулке, но в самой верхней части); это был китайский дракон, и она захотела надеть его на один вечер. Она открыла шкатулку, но ожерелья там не было (а шкатулка запиралась в сейфе на ключ, и не было никаких признаков взлома). Она искала ожерелье везде, и нигде не могла его найти. Затем, четыре-пять дней спустя, она снова открыла шкатулку, и ожерелье было там, где и должно было быть!

И то же самое происходило и со мной. В то время я обычно поднималась на террасу и брала с собой зонтик (у меня был один из этих тубусов, в которые убирают зонтики, и мой зонтик был там). Я его искала и не могла найти. Я взяла другой зонтик и поднялась (я тщательно искала, я пересмотрела все зонтики один за другим; моего зонтика там не было). Затем я спустилась и больше не вспоминала об этом зонтике — два дня спустя он был там!

Такое вот случается… Вероятно, развлекаются маленькие существа. Ты знаешь историю о Шри Ауробиндо и его часах?

Шри Ауробиндо, до того как он сломал ногу, обычно прогуливался по улице оттуда до сада, находящегося здесь, прямо через комнаты в определенное время; и чтобы быть уверенным, что он не гуляет слишком много или слишком мало, у него было четверо настенных часов, расположенных на некотором расстоянии друг от друга, и все показывали одно время; последние часы были здесь, а первые – в его комнате, рядом с ним. Однажды, гуляя как обычно, он взглянул на первые часы: они остановились; он посмотрел на вторые часы (он сам их заводил): остановились, в то же самое время; посмотрел на третьи: и они остановились, показывая то же самое время; четвертые: остановились на том же времени. Я медитировала в это время и услышала его восклицание: «О! Это глупая шутка!» и… часы пошли одни за другими.

Я видела это собственными глазами (и он не был под какой-то иллюзией, как и я). Я спросила его: «Что случилось?». Он ответил: «Смотри, все часы остановились», и… все часы снова пошли.

Так что, что касается этих бумаг… у меня сомнения.

 

*

*  *

 

(Затем Сатпрем излагает Матери «мистерию» магнитофона, который четыре раза подряд не работал возле Матери — запись была очень слабой, как бы завуалированной чем-то — тогда как во время проверки в мастерской все четыре раза он работал прекрасно.)

 

Четыре раза, когда я приходил к тебе, было одно и то же. И всякий раз, когда мы проверяли магнитофон внизу, он работал прекрасно!

 

(Мать улыбается, забавляясь)

 

Это какая-то загадка…

 

Мой голос не переносится на пленку.

 

Нет-нет! Когда начинается запись, все прекрасно, твой голос очень ясно слышан, ты говоришь некоторое время, затем вдруг, хоп! Больше ничего не слышно, как если бы голос вуалировался. Можно расслышать голос, но он едва слышен.

 

Очень далекий… (Мать качает головой)

 

Магнитофон работает, затем вдруг голос вуалируется… В тот день, когда ты говорила о своем переживании Любви, твой голос почти полностью был завуалирован до конца беседы.

 

Но все же ты очень хорошо все переписал!

 

Да, но в этом какая-то загадка!

 

Да…

Но чем более совершенны эти аппараты, тем более они чувствительны. Несколько лет тому назад, когда я еще жила внизу, ко мне приносили какой-то аппарат, измеряющий вибрационные волны речи. Они использовали его, но я не знаю, с какой целью. Они принесли показать его мне. Я сказала: «Подождите, сделаем один эксперимент.» Я не помню точно, но помню, я произнесла одно и то же дважды: один раз – с обычной концентрацией, второй раз – с полным «зарядом» Присутствия Господа… Ты знаешь, эти аппараты прочерчивают какие-то линии — он начал плясать! Все эти видели, тут не было ошибки. А я сказала одно и то же одинаковым образом; только в первом случае я сделала это без особой концентрации, а во второй раз я вложила полный заряд и сделала концентрацию — стрелка начала скакать! Я им сказала: «Смотрите!»[86]

Эти аппараты имеют некую чувствительность.

 

*

*  *

 

Перед уходом Сатпрема

Мать начинает говорить о деньгах:

 

…Между прочим, улучшились ли финансовые дела?

 

Стали хуже!

У нас огромные долги. Мы заняли деньги у всех, кто мог их дать.

Я не знаю…

Посмотрим! (Мать смеется)

 

Август 1964

 

5 августа 1964

 

(D, ученица, прислала Матери описание, сделанное в XVIII веке одним японцем – буддистским монахом; в нем излагается метод, названный «Интроспекицей», который позволяет преодолевать холод и голод и достичь физического бессмертия.[87] Мать читает несколько страниц, затем отказывается читать дальше.)

 

Лучше выработать СОБСТВЕННУЮ систему — если вы вообще хотите иметь систему.

Это то, в чем люди всегда упрекали Шри Ауробиндо, потому что он не говорил вам: «Сделайте то-то так-то…», и именно это убеждало меня в том, что за этим была Истина.

Люди не могут жить, не сводя вещи к ментальной системе.

 

Им нужен механизм.

 

Да, но как только есть механизм, все кончено.

Этот механизм может быть очень хорош для того, кто его нашел: это ЕГО механизм. Но он хорош только для него.

Что касается меня, я предпочитаю не иметь никакого механизма!

Иногда возникает искушение, но… Так гораздо труднее, но несравненно более живо. Все это (изложение Дзен) кажется мне… у меня сразу же возникает впечатление чего-то, становящегося мертвым и сухим — сухим и безжизненным.

Они заменяют жизнь механизмом. И тогда все кончено.

 

(молчание)

 

Люди ошибаются в том, что считают — верят — что цель заключается в бессмертии. Тогда как бессмертие — это только ОДНО ИЗ следствий. В этом рассказе Дзен целью является бессмертие, так что нужно найти ПУТЬ к нему — отсюда и все эти методы. Но бессмертие не является целью: это только естественное следствие — если жить истинной жизнью.

Я уверена, что D (она не говорит этого, но я в этом уверена) воображает, что моя цель — бессмертие! Во всяком случае, это цель множества людей здесь (!)… В действительности, это нечто вторичное. Это ОДНО из следствий, это знак (это можно считать знаком) того, что вы живете Истиной, и это все. Но это даже не наверняка!

 

Бессмертие в этом мешке с костями, это не очень-то приятно!

 

(Мать смеется) О! Да… надо, чтобы сначала это было по-другому.

 

Это не будет иметь никакой ценности.

 

 

8 августа 1964

 

… Есть забавные вещи. Когда я была в Японии, я повстречала там человека, который был поразительной копией моего отца — в первый момент я даже спросила себя, не сплю ли я. Думаю, что к тому времени мой отец уже умер, но я не уверена, я точно не помню (мой отец умер в то время, когда я была в Японии, это все, что я знаю). Но этот человек был того же возраста, что и мой отец, то есть, они были рождены вместе, в один и тот же момент; мой отец родился в Турции, а этот человек — в Японии; как бы там ни было, это БЫЛ мой отец! И этот человек принял меня с отеческой любовью, это было необычайно! Он хотел видеть меня все время, он осыпал меня подарками… И мы едва могли говорить друг с другом, он очень мало знал английский язык. Но это сходство! Как если бы один был точной копией другого: тот же рост, те же черты, тот же цвет кожи (он был необычно белым для японца, а мой отец не был таким же белым, как северные люди: его кожа была того же цвета, как и у людей с Ближнего Востока, как и у меня).

Это всегда меня удивляло. Ты знаешь, люди часто говорят: «О, смотри! Как похожи!», но это не то! Он был как точная копия.

 

А внутри, оккультно, тоже?

 

Была некая родственность.

Он был изобретательным человеком — мой отец тоже имел очень изобретательное воображение. Но мой отец, прежде всего, был математиком, тогда как этот человек, я не знаю… Он изобрел «аппарат для медитации»! Это было действительно очень интересно, я даже взяла его с собой; только он работал от батареек, а я не могла их заменить, так что этот аппарат теперь бесполезен. Он должен быть где-то здесь. Хотя это только механика — как молитвенное колесо, нечто подобное, но это был «аппарат для медитации»! Это было очень интересно.

Есть странные вещи…[88]

 

*

*  *

 

(Относительно итальянского или испанского читателя «Путешествия Сознания»)

 

Лучше всего, чтобы они сами переводили для себя. Это самый лучший способ чтения: когда действительно хочешь понять книгу, надо самому ее перевести.

 

*

*  *

 

(Мать продолжает разбирать свои разрозненные записи и натыкается на два отрывка, которые кажутся очень близкими версиями одного и того же переживания. Первая «версия» такова:)

 

Задыхающиеся от малости человеческой природы, мы устремляемся к знанию, которое действительно знает, к мощи, которая действительно может, к любви, которая действительно любит.

 

24.4.64

 

То же самое переживание пришло ко мне еще раз; это та другая «версия» или другой способ выразиться; это переживание, которое внезапно вернулось так остро, так интенсивно (Мать читает запись:)

 

Человеческие существа столь немощные, столь несовершенные и столь неполные!

 

«Неполные» было самым сильным выражением из трех: такие неполные!

 

Только всемогущее правление Истины и Любви на земле может сделать жизнь сносной.

 

Это как продолжение — но это не пришло как продолжение: это вернулось переживание. Это как если бы что-то в сознании ЭТОЙ ЗЕМЛИ почувствовало бы настоятельную и бесповоротную необходимость этого изменения — изменения, нового творения. Как если бы сознание земли… Ведь стремление становится таким сильным, таким острым, таким постоянным, таким конкретным — под давлением — что что-то должно взорваться.

Но это лишь бедные слова. Переживание переводится в слова в данный момент: сначала есть интенсивность стремления, затем спонтанно — спонтанно — оно принимает форму слов, тогда я их записываю. Но слова тонкие и плоские, и бедные. Но это… как когда вы вот-вот вступите в контакт со своим психическим существом и чувствуете препятствие эго; достигается точка, когда это так давит и давит, чтобы пройти, это становится таким острым, что возникает впечатление, что все скоро взорвется. И что-то в самом деле взрывается.

И то же самое для земли, это то же самое переживание.

Это сознание ЭТОЙ ЗЕМЛИ давит таким вот образом, оно испытывает абсолютное отвращение к тому, что сейчас есть, и чувствует необходимость… чтобы пришла НАСТОЯЩАЯ ВЕЩЬ.[89]

 

*

*  *

 

Немного позднее,

Мать берет другую запись:

 

«Вы хотите знать историю их смерти — но есть смерти, не имеющие истории. Это спокойный переход из одного состояния сознания к другому, мирный вход в молчаливое ожидание другого периода активности.»

 

Есть и такие бумаги, подобные этой, которые я написала, но так и не отправила. Помню, были люди, которые бомбардировали меня письмами, тогда я сразу же написала это, и затем этот поток остановился.

 

*

*  *

 

Другая запись:

 

«Я не верю в церемонии и ритуалы.»

 

 

11 августа 1964

 

(О тантрическом гуру, который предупреждает о своем скором визите:)

 

…Он прислал мне свое обычное сообщение: это как картинка со всеми цветами. Ты знаешь, что тантризм приписывает значение каждому цвету; они делают нечто вроде игры сил со всеми цветами согласно тому, что они хотят сказать или выразить — это свечения, цветные яркие свечения. Это очень специфично; первый раз, когда я это увидела, это было в связи с тантризмом. И на днях я получила… (несколько ироническим тоном) прекрасную картину, вот такую большую (жест: примерно 30см х 30 см); так я узнала, что это было от него, и что он был доволен!

 

*

*  *

 

Несколько позднее

 

В ночь с 8 на 9 августа было переживание, которое длилось, по меньшей мере, два часа, возможно, больше. Это переживание я не имела никогда прежде. В действительности, это не было вовсе переживание «личности», потому что я очень хорошо сознавала возвращение личного сознания, и очень интересным образом: все чувствовалось ослабевающим. Возвращение длилось почти полтора часа. Это невозможно выразить словами.

В течение двух часов это было переживание Всемогущества — Всемогущества Господа — в течение двух часов, со всеми решениями, которые были приняты в то время, то есть, выражение того, что происходило, транслировалось в сознание земли. Это было так просто! Так очевидно: то, что мы обычно называем «естественным». Так очевидно, так просто, так естественно, так спонтанно, даже без воспоминания о том, что могло бы быть усилие — это усилие, которое все время есть в материальной жизни, оно только для того, чтобы жить, чтобы сохранять все эти клетки вместе.

Странно то (я была очень сознательна, совершенно сознательна; сознание «Свидетеля» никогда не прекращалось, но оно не стояло на пути), и я знала, я видела (однако мои глаза были закрыты, я лежала на своей постели), я видела, что мое тело движется — оно имело движения одного Ритма!… Каждое движение, каждый жест, каждый палец, каждая позиция — все это было одной вещью, которая реализовывалась. И тогда то, что я изучала, что я видела в течение следующих полутора часов (с закрытыми глазами, видя гораздо яснее, чем обычными глазами), это была разница в теле — разница между движениями тела в тот момент (в ходе переживания) и после (когда Мать возвращалась в свое личное сознание). Движения в тот момент были… это было творение! И с такой точ-ность-ю, величием! (Мать вытягивает руки и медленно движет ими в великом Ритме). Я не знаю, что другие люди могли видеть, я ничего не знаю, но я, я видела себя; особенно я видела руки, потому что руки действовали: они были как посредник, который реализовывал… я не знаю, как сказать. Но это было широким, как мир. Это была земля (это всегда сознание земли), не вселенная: земля, сознание земли. Но я осознавала вселенную и воздействие на землю (и то, и другое), я сознавала землю как совсем маленькую вещь во вселенной (Мать держит в руках маленький мячик). Я не знаю, это трудно сказать, но когда это выражалось, было и восприятие разницы видения между тем моментом (в ходе переживания) и после… Но все это невыразимо. Но это абсолютное знание — это другой способ знать. Шри Ауробиндо объяснил это: все ментальное знание — это поиск; мы ищем, тогда как это знание имеет другое качество, другой вкус. И затем мощь Гармонии столь чудесная! (Мать снова изображает великий Ритм, ее руки раскинуты), такая чудесная, такая спонтанная, такая про-ста-я. И это остается там, как если бы Это поддерживало весь мир, каким он является; это как некая внутренняя поддержка мира — мир опирается на нее.

Но внешне, это некая пленка… это как пленка трудностей, осложнений, которая добавляется человеческим сознанием (это гораздо сильнее у людей, чем у животных; у животных этого нет, очень мало — у них это есть из-за человека, но очень мало; это нечто специфическое для человека и ментальной функции), и это нечто очень тонкое — тонкое, как луковая кожура, такое же сухое, как луковая кожура — и все же она отравляет все. Она отравляет все ТОЛЬКО ДЛЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СОЗНАНИЯ. В то время (во время переживания) это было неважно. Неважно в том смысле, что она вуалирует всю Красоту, все Могущество, все Величие вещи — для человеческого сознания. Для человека это чрезвычайно важно, но для Действия это почти пренебрежимо. В сущности, именно из-за этого человеку трудно стать сознательным и УЧАСТВОВАТЬ; иначе, у меня было впечатление, что действительно пришло время, чтобы вещи были сделаны: это переживание, это было НОВОЕ нисхождение, то есть, это было нечто новое, что вошло в земную манифестацию; это не так, что я стала сознавать, как это есть: Я БЫЛА Волей Господа, входящей в мир для его изменения. Вот как это было. И это Действие было только очень слабо затронуто (если предположить, что оно вообще было затронуто) этой глупой «луковой кожурой» человеческой ментальности.

Как раз это было интересно: когда возвращаешься с «другой стороны» (это даже не «возвращение с другой стороны», это происходит странная вещь…), я понимаю, когда я вернулась к сознанию этого тела, его жесты были сухими, пустыми, скудными — идиотскими. И все же тело еще было в интенсивном Блаженстве и полной самосдаче: оно было на вершине своей радости; и все же то, что оно делало и что происходило, о! Это казалось таким глупым!

Эти противоположности действительно придают сознанию интересное знание. Потому что у меня было впечатление, что это Действие совсем не было ограничено в тот момент, когда в нем принимало участие то сознание, которое действует здесь: это все время так; мне достаточно на секунду (жест ухода вовнутрь) перестать говорить и действовать, и я чувствую это золотое Великолепие позади — «позади», это не позади, это не внутри, мне дали два часа ПОЛНОГО участия: не было больше ничего, кроме Того, ничего не существовало, кроме Того. И всем этим клеткам была дана незабвенная радость: они становились Тем.

То, что я не знаю, это если кто-то смотрел на это, что он мог видеть? Я не знаю.

Во всяком случае, работа идет очень быстро. Это действительно то, что Шри Ауробиндо назвал «Часом Бога»: это делается очень быстро.

 

(молчание)

 

В тот самый день, когда умерла Джанина[90] (она умерла примерно в 6 часов утра, я думаю), около 4 часов утра вдруг что-то заставило меня заинтересоваться вопросом: какой будет новая форма, какой она будет? И я стала смотреть на человека и животное. Тогда я увидела, что между человеком и новой формой будет большая разница, чем между человеком и животным. Я начала видеть определенные вещи, и так случилось, что и Джанина была там (в своем мышлении, но ее мышление было довольно материальным и очень конкретным), и это было очень интересно (это длилось довольно долго, почти два часа), потому что я видела всю робость и неуверенность человеческих представлений, тогда как она установила контакт с чем-то: это была не идея, а какой-то контакт (с будущей реальностью). И тогда у меня возникло ощущение более пластичной Материи, более наполненной Светом, гораздо более прямым образом отвечающей на Волю (всевышнюю Волю), и с такой пластичностью, что она могла откликаться на Волю и принимать различные и меняющиеся формы. И я увидела некоторые из ее форм, которые она постигла (почти как те существа, которые не имеют тела, как мы, но которые имеют руки и ноги, когда хотят, имеют голову, когда хотят, и имеют светлые одежды, когда они этого хотят — подобные вещи), я видела это и, помню, я поздравила ее; я ей сказала: «Ты имела частичное, но очень ясное восприятие одной из форм, которую примет новая Манифестация; и она была очень счастлива. Я ей сказала: «Ты видишь, ты полностью поработала на будущее». И затем вдруг я увидела сапфирно-голубой свет, бледно-голубой, очень светлый, в форме пламени (с довольно широким основанием), и произошла какая-то вспышка, пуф! И затем это ушло… Ее больше там не было. Я сказала себе: «Смотри-ка, странно!». Час спустя (я видела это приблизительно в шесть часов утра; все остальное длилось почти два часа), мне сказали, что она умерла. Это значит, что последние моменты своей жизни она провела со мной, возле меня, а затем, пуф! Она ушла… к жизни в каком-то другом месте.

Это было совсем внезапно. Она была такой счастливой, я ей сказала: «Как хорошо ты поработала на будущее!» И вдруг, как вспышка (сапфирно-голубого, бледного цвета, очень светлая, в форме пламени на довольно широком основании), пуф! Она ушла. И это было как раз в тот момент, когда она умерла.

Это один из самых интересных уходов, какие я видела — полностью сознательный. И такое счастье от участия!… Я сама не знаю, почему я сказала ей: «Да, ты действительно поучаствовала в работе будущего, ты привела землю в контакт с одной из форм новой Манифестации.»

 

(молчание)

 

Что-нибудь скажешь?

 

(долгое молчание)

 

Я очень бы хотел быть более сознательным.

 

Конечно!

Но, мой мальчик, все эти переживания произошли со мной совсем недавно. Я просто смотрела (это было вчера); не знаю, по какой причине или по какому случаю я была приведена в контакт с определенными вещами, которые я знала и видела и о которых я говорила только два года тому назад — мне показалось, что с тех пор прошли вечности! Помню, я прочла одну фразу, которую я написала в то время… у меня было ощущение, что это было в другой жизни! Все же я вдвое старше тебя, нет? Больше, чем вдвое. Сколько тебе лет?

 

Сорок — сорок-один год!

 

Вот так, я больше чем вдвое старше тебя. В сорок лет я не знала того, что ты написал там (Мать указывает на американское издание «Путешествия Сознания»). У меня были переживания, это верно, но знать то, что знаешь сейчас ты — нет!

 

Но это не я знаю!

 

Я тоже никогда ничего не знала! В этом все дело. Только, в зависимости от инструмента… Вот что: если ты возьмешь рояль с тремя нотами, ты не сможешь ничего сыграть; надо, чтобы ноты были развиты.

 

Да, меня поражает то, что я не сознателен — я совсем не сознателен.

 

Не сознателен? Что ты не осознаешь?

 

… То, чем я являюсь, что я делаю. Я не сознаю то, что происходит, не сознаю прогресса, который я могу или не могу делать.

 

Это совсем вторично.

 

Но все же, к примеру, ночью я ничего не вижу.

 

Но ты мне рассказывал о чем-то, что ты видел. Ты рассказывал мне что-то очень интересное, я не помню, что именно…

 

??

 

Я думаю, что в уголке твоего существа есть тот, кого… можно назвать ворчуном. Я стала осознавать это — не как-то особенно в связи с тобой, проявления этой «луковой кожуры», которую я упоминала совсем недавно (!) В связи с этим некоторые люди становятся настоящими ворчунами: все для них становится поводом поворчать и пожаловаться. Ты знаешь, это очень интересно, потому что из-за работы, которую я делаю, все эти способы бытия и реакции, все это происходит ВНУТРИ меня, и я ловлю себя на том, что бываю этим, бываю тем, делаю это, делаю то, бываю там — все это вещи, которых не должно быть! Все приходит ко мне в этой форме: как если бы это было внутри меня. Я ловлю себя на этом и говорю: «Что!»… Некоторое время тому назад меня довольно долго преследовало это: то, что всегда видит плохую сторону вещей, трудность, что даже предвидит трудности, что находится в контакте с тем, что протестует, что жалуется и что брюзжит — я очень ясно видела это. Тогда я начала работать и работать над этим; и когда я приступила к работе, ко мне пришло некое осознание различных мест или элементов, где есть то же самое: это показало себя очень явно, так что я могла что-то делать. Но, ты знаешь, это несметная ежеминутная работа, и для значительного числа людей! Множества. Большая часть этой работы — безличностная, в том смысле, что я не знаю к кому или что идет, но часто бывают иллюстрации (ты знаешь, как когда рассказывают истории, чтобы идея была лучше понята; это иллюстрации, чтобы заставить меня лучше понять работу), тогда я вижу в каждом различные способы бытия и реакции. Только это так бесчисленно в восприятии, так постоянно, что очень трудно это выразить — я должна бы сказать множество вещей одновременно, что невозможно.

 

Нет, но, очевидно, не хватает связующего звена между тем, что я чувствую позади и тем, чем я здесь являюсь.

 

Есть часть твоего существа (она не далека: это не нечто очень удаленное, она очень близка), часть твоего существа, которая, напротив, чрезвычайно сознательна и СВЕТЛО сознательна, и не только сознательна, но и (это грубое слово) «восприимчива»: она воспринимает и отвечает — она вибрирует. Я прекрасно вижу, что ты ее не осознаешь — о! Прежде всего, у тебя не был бы этот насупленный вид, ты все время бы смеялся, если осознавал бы эту часть! Потому что она очень светлая и золотая, это очень радостно. Это как раз противоположно ворчанию! Но это не так уж далеко! Это не за километры: это здесь. Но есть как бы тонкая пленка. Это «луковая кожура»: все наши трудности из-за этих «луковых кожурок». Ты знаешь, луковая кожура, она очень тонкая, но ничто не может пройти через нее.

Надо быть терпеливым.

Ты не можешь себе вообразить, как по мере своего продвижения и по мере того, как это Сознание действительно становится все более живым, все более постоянным, сначала возникает ощущение, что ты являешься гнилым местом сосредоточения неискренности, лицемерия, утраты веры, сомнений, глупости. Потому что (как объяснить?…) по мере того, как меняется баланс между этими частями существа и нарастает светлая часть, все остальное становится все более неадекватным и нетерпимым. Тогда действительно испытываешь крайнее отвращение (было время, когда это вызывало во мне расстройства, давно — не очень давно, но все же довольно давно, несколько лет тому назад), и все чаще возникает движение (движение очень спонтанное и очень простое, очень полное): «Я ничего не могу. Это невозможно, я не могу, это такая колоссальная работа — Господь, сделай это за меня.» И когда это делается с детской непосредственностью (жест отдачи), вот так, действительно с убеждением, что ты не можешь: «Это невозможно, я никогда не смогу сделать это — сделай это за меня», это чудесно!… О! Он делает это, мой мальчик, ты сам ошеломлен после: «Как вышло!…». Есть так много вещей… пуф! Они исчезли и больше не возвращаются — кончено. Спустя некоторое время удивляешься: «Как это возможно?! Это было…», просто вот так, пуф! В одну секунду.

Но пока есть личное усилие, это… ох! Это как человек, который катит бочку на вершину горы, а она ежеминутно срывается вниз.

Но надо, чтобы это было спонтанно, без всякого расчета, без идеи «вот так получится». Надо, чтобы это было действительно с полным ощущением своей немощности и такой грандиозности работы, что… «О! Молю Тебя, сделай это за меня, я не могу — невозможно.»

Конечно, очень философские или ученые люди с жалостью посмотрят на тебя, но лично меня это не заботит, мне все равно! Я не философ, я не школяр, я не ученый, я громко об этом заявляю: ни философ, ни школяр, ни ученый. И никакой претензии. Ни литератор, ни артист — я вовсе ничто. Я совершенно убеждена в этом. И это не имеет никакого значения — это все совершенство для человеческих существ.

И нет большей радости, чем знать, что ты не можешь ничего сделать и что это не ты это делаешь, и что то малое, что делается — малое или большее, это не имеет значения — делается Господом; и вся ответственность полностью на Нем. Это тебя удовлетворяет. С этим ты доволен.

Вот так!

Но есть одна вещь, которую ты должен знать. Я окружена людьми, даже такими людьми, которые считаются великими йогинами — но только с тобой я могу говорить. Это не для того, чтобы ты возгордился (!), это просто для того, чтобы сказать, что в тебе, очевидно, есть нечто, что может воспринимать. И если ты имеешь это доверие, эту веру в то, что ЕСТЬ нечто, и ИМЕННО ИЗ-ЗА ЭТОГО ты здесь, тогда все будет хорошо.

Это вопрос соответствия (жест соединения).

Не надо торопиться — не надо торопиться, быть нетерпеливым; это бесполезно. Бесполезно быть нетерпеливым, это только участит сердцебиение — совершенно бесполезно.

Когда время придет, оно придет; когда Господь это пожелает, Он это пожелает: так и будет, и все. Мы всегда слишком спешим: все наши заботы — это луковая пленка поверх Его работы.[91]

 

 

14 августа

 

Прошлой ночью и, возможно, позапрошлой ночью, о! Мы с тобой очень, очень долго разговаривали о всевозможных вещах, и тогда я поняла, что где-то в физическом Уме есть место, очень близкое к земле, куда люди почти неизбежно идут ночью. Там есть как бы большие залы собраний, куда люди приходят и обсуждают всевозможные проблемы: люди встречаются друг с другом, разрабатывают программы и обсуждают проблемы. Не знаю, почему, но я приходила туда последние две ночи (боюсь, что это из-за всех этих семинаров и обсуждений, на которых прослушиваются мои магнитофонные записи[92]), что-то тянуло меня туда. И все эти люди буквально забросали меня вопросами (одних из этих людей я знаю, других – нет), и я начала отвечать этому, отвечать тому, говорить перед массой людей, о!... И когда я пробудилась от этого, я сказала себе: «Уф, какой глупой я была!... Физически я вышла из всего этого, а теперь я делала это ночью!» Этим утром я испытала большое отвращение: я пробудилась, произнося речь, о!… И там была толпа людей, и люди задавали мне вопросы — серьезно, очень серьезно!

Но ты там был — ты всегда там. Так что я удивляюсь, почему ты не помнишь…

Я тебе говорила (я даже писала, когда ты был во Франции), что я тебя видела; был момент, когда я пошла в то место, где подготавливаются события в различных странах мира — ты там тоже был. И, кажется, ты был очень заинтересован. Было дело, связанное с Китаем и Японией, и это было очень забавно, потому что можно было видеть события, людей в совершенно неожиданных нарядах и все такие вещи, образ жизни и т.д., и это не соответствовало никакому активному знанию: это был ФАКТ, я ходила туда. И ты там был; ты был со мной и был заинтересован.

Помню, однажды (я писала тебе об этом), мы провели долгое время, глядя на то, что китайцы хотели делать, и была два типа китайцев: коммунистические китайцы и китайцы Формозы. И они действовали: были не только идеи, но и действия, видны были действия. Сейчас я забыла подробности. Но это было действительно очень интересно. И было одно место (это было то место, куда я хотела пойти и я действительно туда пошла), место, где может быть найдено место встречи всех китайцев — я всегда вела людей и обстоятельства к тому плану, где вырабатывается гармония.

Это было интереснее, чем в последние две ночи!

Эти последние две ночи (это только к концу ночи, к 3 часам), это было совершенно внизу.

 

Часто я не помню, но остается некий образ. Очень часто я помню образ Пандита Неру, образ Хрущева, образ конгресса в Африке, недавно образ в Бирме, образ Английского Двора…

 

Да!

 

Это ничто не означает, это только образ — что это значит? Я не имею ни малейшего представления.

 

Но все правильно!

Это должно означать, что ты ходишь в то место.

 

Но что в точности происходит, я совершенно не знаю.

 

Да, обычно помнят немного. Я приспособилась к этому: если я остаюсь (даже после того, как я встала), если я остаюсь достаточно спокойной и поглощенной в сознании моего сна (не «сна», но, во всяком случае, моей ночной деятельности), я снова нахожу это, оно возвращается — я снова переживаю это. Но обычно помнят только образ, как ты — нечто, что поразило и добралось до другой стороны.

В действительности, люди очень, очень активны. Чтобы получить часть ночи, надо быть неподвижным (не только ментально: это должна быть всевышняя Неподвижность в этом великом вселенском Движении), это требует большой работы, очень, очень большой работы.

Как раз эти последние ночи я провела как бы ревизию всех этапов, через которые прошли мои ночи, прежде чем они стали такими, какими они есть сейчас — это потрясающе! Я начала работать над своими ночами в начале века, точно в 1900, шестьдесят четыре года тому назад, и число ночей, когда я не продолжала свою тренировку, совершенно минимально — минимально… Должно было быть какое-то препятствие или болезнь; но даже тогда происходило изучение другого рода. Помню (Шри Ауробиндо был здесь), я подхватила нечто вроде лихорадки при контакте с рабочими, одну из тех лихорадок, что грубо схватывает вас, мгновенно, и ночью у меня температура поднялась выше сорока градусов. Как бы там ни было, это было… И тогда я проводила свою ночь, изучая то, что люди называют «бредовым состоянием» — (смеясь) это было очень интересно! Я рассказывала это Шри Ауробиндо (он был там: я лежала на кровати, а он сидел рядом), я ему говорила: «Происходит вот что, а теперь вот то…» (такая, такая и такая вот вещь), это и вызывало у людей то, что доктора называют «бредом». Это не «бред»… Помню, что в течение часов я была атакована маленьким существами, витальными формами — мерзкими, отвратительными и такими злобными! Беспримерная жестокость. Они кучей бросались на меня, и мне надо было сражаться, чтобы отбрасывать их: они откатывались, снова нападали, откатывались, снова нападали… И так продолжалось в течение часов. И, естественно, в тот момент я имела всю силу и присутствие Шри Ауробиндо; и все же это длилось в течение трех-четырех часов. Тогда я подумала: «Что же должно твориться с бедными людьми, которые не имеют ни знания, которое я имею, ни сознания, которое я имею, ни силы, которую я имею, ни защитного присутствия Шри Ауробиндо — всех этих самых лучших условий.» Это должно быть ужасно, о!… В моей жизни никогда не было такого отвратительного.

Я подхватило все это в атмосфере рабочих. Потому что я не придала этому значения, это был «Фестиваль Рук», и я «единилась» с ними: я давала им пищу и принимала что-то, что они мне давали, то есть, была ужасная общность. И я принесла с собой все это.

Я долго была больна, несколько дней.

 

*

*  *

 

(Немного позднее Мать снова начала раскладывать свои старые записи; в частности, попалась вот эта запись, которая датирована началом китайского нападения на северные границы Индии в 1962 году:)

 

Молчание, молчание. Пришло время для сбора энергий, а не пустой их траты в бесполезных и бессмысленных словах. Всякий, кто громко высказывает свое мнение по поводу сегодняшней ситуации в стране, должен понять, что его мнение не имеет никакой ценности и нисколько не может помочь Матери Индии вырваться из своих трудностей. Если вы хотите быть полезными, тогда, прежде всего, контролируйте себя и держитесь молчаливыми — молчание, молчание, молчание. Только в молчании может быть сделано нечто великое.

 

Это было написано как раз в то время, когда началась война; люди критиковали правительство, как если бы… Одному из них я написала лично: «Если бы вы были там, знали бы вы, что надо делать? Нет. Поэтому, если ты не знаешь, то и не имеешь права ничего говорить — молчи.»

 

Но, ты знаешь, я заставляю себя ежедневно читать индийскую газету… Впечатление очень большого разложения.

 

Страны? О! Но она прогнила, мой мальчик! О, она в ужасном состоянии.

 

Но необычно то, что никого нет! Нет оппозиции, нет ничего.

 

(После долгого молчания) Это тот предмет, по которому я не говорю[93], прежде всего, потому что, понятно, мы не занимаемся политикой; я приняла решение не заниматься политикой до тех пор, пока МЫ не будем ее делать, то есть, будем иметь власть. Но, несмотря на это, со дня освобождения Индии (прошло уже семнадцать лет – семнадцать лет!), я не перестаю говорить: «Эти люди разорят страну. У них нет ни сознания, ни знания, ни воли, и они разорят страну.» И всякий раз, когда они делают очередную глупость, я повторяю одно и то же.

Сейчас страна разорена.

Голод гораздо хуже, чем тогда, когда говорили, что в стране «трагическая ситуация». Сейчас положение ужасное. Нечего есть; страна такая большая, так много необрабатываемых земель, так много безработных… и не хватает пропитания, чтобы прокормить всех! И они закрыли границы: пища перестала поступать из заграницы, не хватает пропитания для всех.

И, затем, не счесть числа глупостям, которые предлагались, чтобы выправить ситуацию! Это невероятно. И каждая глупость ухудшает ситуацию. Сейчас положение чрезвычайно серьезное.

Шри Ауробиндо говорил (он говорил мне это совершенно категорическим образом), что ничего не может быть сделано, пока МЫ не станем правительством — не так, что мы лично будем управлять (!), а должны быть люди, которые будут «воспринимать» и подчиняться. И он сказал, что ожидается, что в 1967 году не только в Индии, но и во всем мире правительства начнут воспринимать супраментальное Влияние. И, очевидно, ожидается, что до этого положение дел станет ЧРЕЗВЫЧАЙНО плохим… Оно уже достаточно плохое в мире: везде борьба, убийства людей повсюду — в Индонезии убито множество людей, на Кипре убито множество людей, в конце концов, это необъявленная война, но она везде.

И здесь, в Индии, ПОЛНАЯ коррупция — полная, до такой степени, что… Приведу тебе пример. Правительство вмешивается во все, невозможно и пошевелить пальцем без разрешения: невозможно выехать из страны, невозможно въехать, невозможно перевести деньги за границу, невозможно открыть лавку, невозможно… ничего, ничего, ничего, даже обрабатывать свое поле без разрешения. Они вмешиваются во все, что само по себе очень глупо. И затем, они делают предписания — чем больше предписаний, тем больше они порождают неподчинения, естественно.

Люди больше не возделывают землю, потому что это слишком сложно, и все налоги (они должны платить уйму налогов) отнимают больше, чем можно заработать. И поскольку не хватает пропитания, то, естественно, находятся индивиды, которые стараются делать все, чтобы продавать как можно дороже.

Ситуация, в которой находимся мы сами [в Ашраме], эта трудность идет именно от этого — от вмешательства правительства во все: оно вмешивается во все, что его не касается и ставит палки в колеса везде, действительно везде. У меня куча примеров, ежеминутных доказательств — есть все доказательства.

Так что есть две возможности: насилие или Трансформация. Насилие означает вторжение, революцию — это висит в воздухе, это может разразиться в любой момент. Правительство… Неру не многого стоил, но, во всяком случае, он представлял для народных масс определенный идеал (совершенно нежизнеспособный, но все же…). С его уходом с этим кончено; нынешний премьер-министр — человек с большой доброй волей, но у него нет характера: до такой степени, что при трудностях он заболевает — он заболевает! Он болен, он не может работать! Вот в какой ситуации мы находимся.[94]

Здесь, в Пондишери, такая же грязь.

 

Но такое впечатление, что в такой стране, как эта, которая все же восприимчива несмотря ни на что, если в такой стране появится великий человек (то есть, с большими духовными качествами), то все за ним пойдут.

 

Конечно! Они присылали ко мне представителей, они присылали ко мне людей, чтобы спросить: «Что делать?».

Я им ответила: «Мне не хватает человека.»

Если бы у меня был человек, я занималась бы всем. Но я не могу ничего делать сама лично.

 

Но как так выходит, что в такой стране не появляется такой человек, за которым ты могла бы стоять?

 

Я думаю, что это результат того, что страна так долго находилась под властью другой страны. Люди утратили интерес к политике (люди с достоинствами — те, что не хотят наживаться на положении). Я думаю, что из-за этого.

 

Потому что я чувствую, что будет достаточно, если появится хоть немного искренний человек…

 

Да, да!

 

…и тогда все за ним пойдут.

 

Конечно! Я тебе говорю, что если бы у меня был такой человек, то я ответила бы тем, кто меня спрашивал: «Вот он, следуйте за ним», и все было бы в порядке.

 

(молчание)

 

Есть еще одно место, где дела обстоят подобным образом — это Африка. Если бы в Африке был такой человек, о!… И не обязательно негр: например, это действительно мог бы быть индиец (их там много, именно они обогатили страну). Но это не невозможно — это не невозможно. Там я не теряю надежды.

Но не здесь.

Только, возможно, надо, чтобы ситуация стала еще хуже, чтобы они совсем отчаялись.

Мне достаточно человека, который имел бы абсолютное доверие и который был бы восприимчивым, с силой исполнения.

Те, что у меня есть, слишком стары.

Но, ты знаешь, когда есть необходимость, человек появляется.

Среди молодых.

Это не невозможно.

Посмотрим.

Во всяком случае, они сознательны… Изрядное число министров, начальников, губернаторов (даже министры центрального правительства) пишут, прося не точно совета, но Помощи. Они еще не просят совета (и с внешней точки зрения нельзя дать детальный совет: можно дать только общую идею). Но есть вещи, которые они НЕ ДОЛЖНЫ делать.

Как выйти из этого? Они запутались в собственной лжи…

 

Да, все вместе — все прогнило.

 

Но все прогнило из-за того, что они делают предписания везде! Везде, везде, везде, для всего. Ужасные усложнения, невероятная глупость. Немыслимо, невозможно поверить, что так оно и есть. Предписания гораздо более принудительные, чем те, что родители дают своим детям! Дети имеют большую свободу движения, чем люди здесь. Есть ЖЕЛАНИЕ контролировать, вот что глупо! Это немыслимо.

И это почти открыто.

Например, они могут тратить миллионы и миллионы, даваемые им американцами — и они запретили американцам давать ХОТЬ ЦЕНТ без их разрешения! А они не дают разрешения, пока у них нет полного контроля над расходами. И здесь, в Ашраме, американцы несколько раз выражали не только волю, но и сильное желание дать большую сумму, несколько миллионов рупий, на работу — в ответ на это противодействие пришло со стороны правительства. Тогда они попытались найти какой-то способ сделать это, но всегда получали одинаковые ответы: «Пока Мать имеет абсолютную власть, мы не можем позволить вам получать деньги, потому что мы не можем давать советы Матери!» Это официальные письма, мой мальчик! — прямо так официально и пишется. Это немыслимо.

Как бы там ни было… это значит, что Момент скоро придет, и тогда…

Одна вещь очевидна: если бы все шло очень хорошо и с хорошими результатами, они бы никогда не обратились за высшей Помощью; они раздулись бы от статистики и от удовлетворения собственными способностями.

 

 

15 августа 1964

 

(Послание по случаю дня рождения Шри Ауробиндо)

 

Избегайте того представления, что супраментальная жизнь будет только возвышенным удовлетворением желаний витала и тела; ничто не может быть большим препятствием Истине в ее нисхождении, чем эта надежда на прославление животного в человеческой природе. Разум хочет, чтобы супраментальное состояние явилось подтверждением его собственных взлелеянных идей и предубеждений; витал хочет, чтобы оно явилось прославлением его собственных желаний; физическое хочет, чтобы оно явилось богатым продолжением его собственных удобств, удовольствий и привычек. Если бы это было так, супраментальное состояние явилось бы только раздутым и преувеличенным апофеозом животной и человеческой природы, в не переходом от человеческого к Божественному.

Шри Ауробиндо

 

19 августа 1964

 

Мать выглядит очень уставшей.

 

Как дела?

 

Скорее это я должен у тебя спросить. Мне сказали, что ты не совсем в порядке.

 

Это не так.

Слишком много путаницы, беспорядка… Ночи очень заняты, слишком заняты. И слишком много путаницы здесь.

Может быть, это усталость.

Это особенно (для меня, для моего сознания) лавина путаницы, обрушившаяся на меня, и не хватает времени, чтобы… (как выразиться?) трансформировать это по мере поступления. Так что это несколько слишком.

 

Да, конечно! Их конференции нелепы, это сплошное убожество — они разъясняют Шри Ауробиндо!

 

Это так.

 

Они употребляют слова, не сознавая их, без знания и силы, так что это просто болтовня, противная болтовня.

 

Да, верно.

 

Как говорит Бхаратиди, им нравится звук их собственных голосов.

 

В этом все дело, она совершенно права.

Я сама не перестаю говорить им (ты понимаешь, я вижу качество атмосферы: Мать щупает воздух своими пальцами), я говорила им, что все эти прибывшие люди очень серьезно усугубляют глупость атмосферы.

И, затем, те другие, этот «Мировой Союз»[95] — что касается их, то с первого же дня (их было пятеро), с первого же дня они принялись спорить между собой, они не преставали спорить! Я им сказала, что это странное начало для «Мирового Союза» — каждый из них по отдельности согласен с этим, но они продолжали спорить между собой! И это все еще продолжается.

На этот раз они решили выбрать меня Президентом. Я, естественно, ни о чем их не просила — они сами это решили. И тогда М отстранилась. Она сегодня написала мне: «Думаю, что я больше ничего не могу делать в Мировом Союзе» Если сопоставить одно с другим, получается довольно забавно: одни пишут мне и просят меня стать Президентом, а М отходит: «Я больше не могу работать для Мирового Союза».

Как бы там ни было, это все чепуха на постном масле — пища для болтунов.

Но, что еще хуже, есть множество людей, слишком много людей, которые хотят меня видеть — сотни и сотни людей просят о встречах со мной. Я отвечаю: «Это невозможно, это физически невозможно.» И мелочная работа — я должна что-то подписывать и подписывать, давать «благословения»… Так что прошлая ночь была трудной. И это утро не было блестящим.

Надо только оставаться спокойным и переждать эти «события».

 

(медитация)

 

 

22 августа 1964

 

Со мной произошло кое-что странное… Это было в тот день, когда ты в последний раз приходил ко мне. В тот день я выглядела как то странно, не так ли?

 

Ты была уставшей.

 

Это не так! Я никогда не «устаю», никогда не «болею» — это всегда не так, это нечто другое. Но мне требуется несколько дней, чтобы понять, что это было.

Это переместился центр сознания (обычно он в голове, в мозге). Сознание тела, клеточное сознание, то, которое отвечает за работу Природы и которое управляет всеми процессами — внезапно оно переместилось, вышло из тела.

Я имела переживание (я знала, что оно было, но не знала последствий и как это выразить), я имела переживание полного выхода из тела моего клеточного сознания (такое должно происходить в момент смерти, не так ли?) и в течение… кажется, в течение десяти-пятнадцати минут, я не знаю, это был конец; физический мир больше не существовал, тело больше не существовало. Но я очень хорошо сознавала движение сил и действия; и это телесное сознание даже повторяло мантру, вот что было очень интересно — оно повторяло свою мантру и видело действие мантры в вибрации сил. Но сознание вышло из тела вон там (жест – в ванной комнате) и вошло в тело здесь (на кровати). Я как-то переместилась… что произошло между этими двумя положениями, я не знаю. Только, когда возвращаешься в свое тело (то есть, когда самая материальная часть сознания вышла из тела, когда падаешь в обморок или входишь в состояние каталептического транса, а затем возвращаешься в тело), это очень болезненно, очень болезненно — удар по всем нервам. Так что, тогда я внезапно почувствовала такую боль (она длилась две секунды, это пустяк), а затем я почувствовала, что лежу на подушках! (Смеясь) Моим последним ощущением было то, как я стояла там, в ванной!

Такое со мной впервые. Всегда, когда я «падала в обморок», я всегда сознавала то, что происходило с моим телом; часто я даже видела его — я видела его лежащим на полу, например; но я сохраняла сознание. Это в первый раз так.

Но после этого был странный эффект: как если бы все функции внутренних органов потеряли своего… (как сказать?) капитана — они больше не знали, что делать. А в голове было так, как если бы она сначала становилась очень-очень-очень большой, и затем вибрации… Ты знаешь, я часто говорю об этих Вибрациях Гармонии, которые пытаются войти в вибрации Беспорядка (это то, что часто сейчас вижу, даже с открытыми глазами: они приходят, входят, есть формации, всевозможные вещи), но это было в моей голове; у меня была большая голова, и там внутри были все эти точки белого света Гармонии, которые интенсивно и мощно двигались в темно-серой среде. Это было интересно. Но в сознании только это: вся связь с телом исчезла. И весь день у меня было ощущение нехватки правления в теле, как если бы все следовало собственному побуждению; было очень трудно удержать все вместе.

Это было вот так, очень сильно. На второй день было немного послабее; на третий день… Но кое-что изменилось и больше не вернулось. И это кое-что дает ощущение некоей отстраненности от природного сознания тела, которое заставляло тело автоматически делать то, что надо делать; как если бы это сознание было отстранено, почти безучастно к тому, что происходит — не точно «безучастно», потому что оно смеется! Я не знаю, почему, у меня такое впечатление, что оно все время смеется, как если бы оно насмехалось надо мной, над этим телом — бедная старая вещь! (смеясь) У него много трудностей, его заставляют делать странные вещи.

 

И этот центр не вернулся в свое обычное положение?

 

Нет-нет! Ничто не вернулось к тому, что было прежде.

Это очень отличается от того, что было прежде в течение столь многих лет — очень отличается. Я чувствую как… О, это очень похоже на то, как когда Шри Ауробиндо дал молчание моему уму. Он стал совершенно пустым (жест ко лбу), пустым, и затем не было больше ничего: я не могла больше думать, больше не было ни идеи, ни системы, больше ничего, словом, полное «слабоумие»! Это никогда не вернулось. Это ушло туда наверх, и здесь не было ничего. Что же, на этот раз то же самое было с сознанием тела: прежде это было как нечто, что везде держало все вместе (до такой степени, что когда были трудности, мне надо было только перестать всем заниматься и позволить действовать телесному сознанию, и трудности автоматически урегулировались этим сознанием тела, которое лучше, чем наше активное мышление, знало, что телу надо делать), а в тот день оно ДОБРОВОЛЬНО ушло. Это решение было принято в предшествовавшую ночь, но я сопротивлялась ему, потому что я знала, что для обычного сознания это будет «обморок»; но «то» хотело этого, и «то» выбрало свой момент (когда не было никакой опасности, когда не мог произойти никакой несчастный случай и когда был кто-то, кто мог мне помочь), «то» выбрало свой момент и сделало это — ушло. И больше не вернулось.

Так что в первый день я была почти «тупицей»; было так, как если бы я искала, что делать. Вчера это было еще сильным. И этим утром я вдруг начала понимать (под «понимать» я подразумеваю «иметь контроль»), я поняла: «А! Вот что!». Потому что я спросила: «Но все же! Что же все это значит? Как мне делать свою работу?»… Помнится, вчера я должна была увидеться с множеством людей, людей, которые не являются близкими и чья атмосфера не хороша: это было очень трудно, мне надо было держаться, и я имела странный вид, очень отсутствующий — я была очень далеко, в очень глубоком сознании, чтобы мое тело не… ты знаешь, это вызывает в нем некую тягость — да, тягость — это трудно выдерживать. Вчера так было все утро; к вечеру стало лучше. Но ночь не была хорошей, о!… Ночью мне всегда даются состояния человеческого сознания, которые надо исправлять, одно за другим — их миллионы. И это всегда со всеми образами и событиями, которые иллюстрируют это состояние сознания. Иногда это очень тяжко: я поднимаюсь уставшей, как после долгой работы. И этой ночью было так же; это всегда различные, множественные способы того, как люди усложняют изначальную Простоту: как простая вибрация выливается в чрезвычайно осложненные события; там, где вещь должна быть простой и должна течь сама по себе, там не счесть числа усложнениям и трудностям! Непереносимым и непреодолимым трудностям. Не знаю, переживал ли ты это: хочешь пойти куда-то, а везде одни препятствия; хочешь выйти из комнаты, а нет выхода, или есть один выход, но для этого надо ползти по земле под какими-то скалами… и тогда что-то отказывается в существе: «Нет, я не буду.» И с ощущением небезопасности, как если бы в любой момент что-то может опрокинуться и оставить от тебя мокрое место… Есть люди, которые хотели бы помочь тебе, но которые совсем ничего не могут сделать, которые могут только усугубить усложнение; отправляешься в путь с уверенностью достичь какого-то места, и вдруг, посередине пути, дорога меняется, все меняется, и ты поворачиваешься спиной к тому месту, куда хотел придти… Всевозможные подобные вещи. Это совершенно ясный символизм. И это доставляет много работы. 

Так вот, я поднялась в этом состоянии и стала спрашивать себя: «Когда же все это кончится?»… Это всегда, всегда, всегда так. И во мне все больше зреет внутреннее убеждение, что это не то, что можно получить через усилие и постепенную трансформацию — это заняло бы миллионы лет! Только если не… Милость. Как Господь решит: «Ну все, конец, теперь будет вот так», то так и будет. Тогда будет и отдых, и спокойствие.

Я отдала Ему всю мою ночь и все трудности, все осложнения, как и всегда я это делаю; тогда какой-то Мир вошел в меня, и в этом Мире я увидела это и сказала: «Смотри-ка! Центр сознания тела больше там.»

С того момента стало лучше. Ушла эта смутная неуверенность, в которой было это бедное тело. Потому что, естественно, этот центр был сразу же замещен ясным Сознанием свыше, и я надеюсь, что постепенно оно установит полный контроль над телом.

В действительности, это должно быть — теоретически должно быть — для того, чтобы заменить автоматическое природное сознание на сознательное сознание.

Это не то сознание, которое видит детали: это сознание, которое хранит Гармонию.

Вот так. Думаю, забавно это рассказывать.

Иначе этому нет конца!…

Все люди заболели.[96] А для меня то же самое; это не болезнь — это не болезнь, это очень сильное воздействие на сознание.[97]

 

 

26 августа 1964

 

(По какому-то капризу магнитофона (?) следующая беседа, столь важная, была еле слышна на пленке, как бы завуалирована, и Сатпрем не смог сохранить магнитофонную запись, хотя смог сохранить свою рукописную запись этой беседы. Надо сказать, что магнитофон Сатпрема весь «в заплатках»… Мать не хотела, чтобы Сатпрем брал магнитофоны Ашрама, кроме как для «официальных записей»)

 

Я хотел бы указать тебе на одну статью из журнала «Ридерз Дайджест» о структуре клетки в свете последних научных открытий.[98] Я думаю, что это, возможно, могло бы прояснить некоторые аспекты твоих переживаний. Они, в особенности, говорят о сознании клетки; они открыли довольно загадочные вещи… Ты могла бы увидеть какое-то соответствие своим переживаниям.

 

Вопрос, который я себе задаю: имеют ли клетки автономное существование или же они должны оставаться собранными тем же образом, как сейчас, подчиняясь коллективному сознанию.[99] Я не говорю о сознании тела, которое является одной сущностью; я имею в виду вот что: имеют ли клетки, как индивидуальности, волю сохранять существующее сейчас сообщество? Подобно тому, как индивид добровольно сотрудничает с обществом, с группой, имеют ли индивидуальные клетки волю оставаться в этом сообществе, или это только центральное сознание имеет такую волю?

 

Они говорят о сознании КАЖДОЙ клетки, которая имеет свой «код жизни» и которая сообщается с другими клетками, посылая сигналы, чтобы делать какую-то работу.

 

Вот что я имею в виду: если взять одну клетку, то придерживается ли эта клетка сегодняшнего сообщества, то есть, тела?

 

Они провели такой эксперимент: взяли кусочек мембраны сердца, и эти клетки, которые они извлекли из тела, начали объединяться вместе, затем… «Тогда они начали двигаться друг к другу, и спустя несколько часов были образованы кластеры, и клетки в каждом кластере пульсировали в унисон», как если бы они пытались снова образовать сердце.

 

Да, но я хотела бы также знать, имеют ли, к примеру, все клетки, составляющие тело, имеют ли они волю сохранять эту совокупность или… Сознают ли они только самих себя?

 

Вовсе нет, они имеют сознание коллективной работы, которую надо сделать. И они сообщаются друг с другом, чтобы организовать эту коллективную работу.

 

Да, я очень хорошо это поняла; иными словами, клетки сердца стремятся снова образовать сердце, клетки печени стремятся снова образовать печень и т.д. Но проблема вот в чем: возьмем совокупность клеток, составляющих это тело; имеют ли они волю к тому, чтобы это тело сохранялось или…? Но когда тело разлагается, клетки не остаются клетками: конец, это прах.

 

Только благодаря родительскому семени клетки снова формируются. После смерти тело превращается в прах.

 

Да, тогда все кончено.

То есть, в конечном счете… Ведь говорится, что работа, которую вы делаете для прогресса клеток, полезна для целого — но я не вижу, каким образом? Тело обращается в прах.

 

Очевидно, переходное существо, существо, которое делает Работу, сможет построить новое тело или дать этим клеткам возможность действовать.

 

Да, но клетки обращаются в прах.

 

Да… должно быть порождено новое тело.

 

Что же, конечно! Но прах есть прах!

 

В течение твоей жизни, в течение жизни того, кто работает, надо породить новое тело, то есть, дать начало телу, чьи свойства будут отличаться от чисто животного тела.

 

Да, но это должно быть сделано раньше, чем наступит смерть.

 

Да, до смерти.

 

До смерти.

Ты видишь, нам на все лады повторяется, чтобы утешить нас, что вся работа, которую мы делаем, не теряется, и что все это воздействие на клетки, чтобы они стали сознавать всевышнюю жизнь, не теряется — это не так, оно полностью теряется! Предположим, завтра я покину свое тело; это тело (не сразу же, но спустя некоторое время) обратится в прах; так что все, что я сделала для этих клеток, совершенно бесполезно! Только если сознание не выйдет из клеток — но оно всегда выходит из них!…

 

Действительно, только во время жизни Работника можно это сделать.

 

Да, конечно!

 

Без сомнений.

 

Это прежде. Что-то должно ВОЙТИ в тело.

 

Да, именно в твое тело, через твое тело, должна выработаться новая форма. Но в тот момент, когда клетки сознательны, ничто не мешает этому сознанию пойти другим курсом и сделать тело, отличное от животного тела.

 

Да, но это не мой вопрос.

 

Но после смерти это конец.

 

Это кончено.

 

Это кончено, конечно!

 

Следовательно, это пустая трата. Нас утешают, говоря: «Нет, смерть — это не пустая трата, потому что все входит в общую работу» — это не верно! Это не так, это чисто пустая трата.

 

Это верно на ментальном и витальном уровне, но на физическом уровне это не верно.

 

На физическом уровне это пустая трата. Ментал и витал — это другое дело, это не интересно: мы уже давно знаем, что их жизнь не зависит от тела — она зависит от тела только по части манифестации. Это другое дело. Я же говорю о теле, это то, что меня интересует — клетки тела; что же, смерть — это пустая трата, и ничего больше.

 

Да. Да, надо, чтобы трансформация прошла за одну жизнь.

 

Да.

 

Это не для следующей жизни, это одна жизнь, в течение одной жизни. Прогресс твоих клеток не перейдет в другое тело — только если ты не создашь другое тело.

 

То есть, прежде чем разложится это тело, должно произойти новое творение.

 

Да, либо твое тело должно трансформироваться, либо ты создашь другое тело каким-то другим образом. Но в течение одной своей жизни.

 

Я совершенно убеждена в этом.

То, что говорится, очень хорошо для ментала и витала, потому что они бессмертны — во всяком случае, они могут быть бессмертными; тогда как для физического должна быть такая возможность: надо, чтобы клетки определенного качества могли образовать другую форму (форма может меняться, она меняется все время, она никогда не остается одной и той же), но чтобы между клетками оставались сознательные связи.[100]

 

Но это не невозможно.

 

Это больше, чем возможно, только надо научиться это делать!

 

Да! Но не стоит утешаться, говоря: «в следующей жизни» — в следующей жизни надо начинать все сначала.

 

Надо все начинать сначала, все начинать сначала. Это ужасно!

 

Несомненно, Трансформация должна произойти в течение одной жизни.

 

Следовательно, не будет пессимистическим сказать, что если это кончится смертью, тогда вся моя работы была сделана впустую.

Естественно, не для сознания — все, что сознательно, остается сознательным, вечно сознательным — но для клеток тела все надо начинать сначала.

 

Самое большее, появится новая способность.

 

Каким образом?

 

Когда ты снова рождаешься, твой ментал более развит, твой витал более развит; что же, и физическое сознание будет более способным снова делать свою работу.

 

При условии, что прах хранит сознание — а он его не хранит.

 

Нет, несомненно, работа должна быть сделана за одну жизнь.

 

Конечно!

Что же, Шри Ауробиндо говорил, что для этой работы требуется минимум 300 лет. Мы еще далеки от этого.

 

Такое впечатление, что это зависит не столько от этого, сколько от того факта, что мир или обстоятельства не готовы, и что когда обстоятельства будут готовы, это, возможно, не будет «долгая работа»; это, возможно, будет нечто, что будет сделано в одно мгновение — возможно, это нечто ждет своего момента.

 

Хорошо. Посмотрим.

Будет ли это идти в направлении мощи материализации?…

Однако, эти материализации не постоянны, они не имеют постоянства.

 

Все же Шри Ауробиндо не говорит о «материализации»: он говорит о трансформации.

 

(молчание)

 

Хорошо. Посмотрим.

 

В конце концов, все зависит от тебя.

 

Мерси! (смеясь) спасибо за ответственность.

 

(молчание)

 

Но эти клетки — это уже нечто очень развитое, то есть, это форма ЖИЗНИ в Материи; это форма жизни, это не чисто материальная, инертная Материя…

Ты видишь, пока все эти вещи происходят на психологическом плане, это очень удобно; очень удобно в том смысле, что есть ключ, не только ключ к пониманию, но и ключ к действию — пока все остается на том плане. Но как только это становится совершенно материальным, возникает впечатление, что вы не знаете аб-со-лют-но ничего; что со всем тем, что известно, еще ничто не найдено — найдут ли они средство создать жизнь из инертной материи?… Я не слышала о таком.

 

Кое-кто претендует на это.

 

Ба!

 

(молчание)

 

И, затем, это будет разница между тонким физическим и физическим (бессмертие в тонком физическом — это даже совершенно очевидная вещь: это не только легко представить, но это и факт), но ПЕРЕХОД?… Переход, который для большинства людей подобен переходу из бодрствующего сознания в сознание сна, и из сознания сна – в бодрствующее сознание… Самое конкретное переживание, которое я имела, это было как когда делаешь шаг туда, а затем – шаг сюда, но при этом все же есть один шаг; все же есть туда-сюда (жест обращения).

Но это тонкое физическое очень-очень конкретное, в том смысле, что снова находишь вещи на том же самом месте и тем же самым образом: ГОДЫ СПУСТЯ я снова находила некоторые места, где я раньше была, с некоторым небольшим «внутренним» отличием, можно сказать, но сама вещь, например, дом или ландшафт, оставалась той же самой, с небольшим отличием в устройстве — как в жизни. Как бы там ни было, там есть непрерывность, некоторого рода постоянство.

 

(молчание)

 

Но когда вы хотите быть абсолютно искренними и не хотите дурачить себя, иными словами, не хотите удовлетворяться объяснениями видимостей, вы сознаете, что не знаете ничего. Все эти переживания, которые я имела по случаю оставления людьми своих тел, чем больше я их имела, тем больше они… загадочны. Например, не так уж давно, я имела переживание с L. В ночь перед тем, как она официально умерла, она пришла ко мне совершенно конкретным образом: она «прицепилась» и не хотела меня покидать — куда бы я ни шла, она следовала везде за мной. Она как бы прицепилась ко мне, говорила, задавала мне вопросы — официально она была еще жива. И было некоторое высокое существо (эти существа связаны со Смертью; я точно не знаю, как их называют, их называют по-разному в разных традициях — но я совсем не знаю это теоретически), в этот раз было существо такого рода, и было так, как если бы оно дало ей разрешение побыть со мной некоторое время, и как если бы на него была возложена обязанность забрать ее, когда время истечет (все это без слов, но «понятно»). Затем она мне сказала (после того, как буквально «прицепилась» ко мне: я не могла ничего делать, она занимала все мое время), она мне сказала: «…Я хочу оставить свое тело…» (не помню точно: в день Даршана, то ли 24 ноября, то ли 15 августа, и если это было 15, тогда она приходила ко мне 14-го). Тогда я ей ответила: «Послушай, сейчас еще не 15-ое; если ты хочешь уйти 15-го, тебе надо сейчас вернуться в тело» (это чтобы избавиться от нее! Ты знаешь, это было так конкретно, как когда кто-то уселся в твоей комнате, а ты никак не можешь его выпроводить). Наконец, я посмотрела на того высокого индивида, который держался совершенно мирно и как бы безразлично (он был как воплощение активного разрешения), и я ему… не сказала, но «сообщила», что, возможно, время пришло. И прр! Она сразу же исчезла — он ожидал моего распоряжения. Все это не соответствует никакому активному знанию с моей части; просто вот так все происходило. И когда она вернулась в свое тело, то утром она сказала окружавшим ее людям: «Я провела ночь с Матерью, я была с ней и не покидала ее; она отправила меня назад, но сейчас я собираюсь снова к ней пойти.» Мне сказали об этом тем же утром. Несколько часов спустя она умерла. Так что согласование отличное, все сходится. И она собиралась не покидать меня после смерти (она пришла ночью с идеей, что она умерла на самом деле и что она меня покидает). Что же, когда она умерла на самом деле, я не имела НИКАКОГО знака от нее!…

Так что я спросила себя: «Есть ли действительно разница в сознании, когда есть жизнь в теле и когда покидают тело?…» Это было проблемой для меня в течение нескольких дней.

Вот такие вещи, ты понимаешь!

И чем больше я вхожу в детали, тем больше я… Тем больше впечатление, что МЫ-НЕ-ЗНАЕМ-НИЧЕГО. То, что люди называют «знанием», это желание определять, регулировать и организовывать вещи — это не соответствует НИЧЕМУ.

 

(молчание)

 

Каждый прошедший год убеждает меня в том, что мы не знаем ничего, и все же сознание продолжает расти и расти и расти… Все становится ЖИВЫМ сознанием, каждая вещь излучает собственное сознание и СУЩЕСТВУЕТ по этой причине. Например, как я уже тебе об этом говорила, точное знание за секунду или за минуту до того, что произойдет: часы будут бить, кто-то войдет… И это не ментальные вещи, они принадлежат общему механизму, и все же все они — явления сознания; эти вещи сами ЖИВУТ (это не то, что обычно подразумевают под словом «жить»), и они дают знать, где они находятся, где их можно найти; другие вещи внезапно УХОДЯТ из сознания и исчезают. Это целый мир — мир микроскопических явлений, которые живут иным образом и которые кажутся продуктом сознания БЕЗ вмешательства того, что мы называем «знанием»: это нечто, что не имеет ничего общего ни со знанием, ни с мыслью.

Там есть свои верхи и низы, есть моменты, когда это присутствует больше или меньше; точнее: есть моменты, когда это активно, и есть моменты, когда этого нет. И всякий раз, когда это возобновляется после периода, когда оно не было активным, оно возобновляется на «более высокой ноте», то есть, более интенсивно и более ясно. Все, очевидно, следует процессу развития. И это нечто… слово «осознание» будет ближе всего; это не восприятие, которое все еще ментальное: это нечто сродни видению. И это носит абсолютный характер; например, время от времени, когда я слышу, как люди о чем-то говорят: «Будет так и вот так», я сразу же имею нечто вроде «тактильного видения»… как объяснить это?… Это похоже на прикосновение и видение (и это ни прикосновение, ни видение, а то и другое вместе) — это вещь, как она есть, это ТАК; и люди могут говорить что угодно, но это ТАК и это бесспорно. И до сих пор никогда не было противоречия. Это сознание, в котором отсутствует ментальный элемент. Это приходит вот так, и это так ясно! Это как непосредственный контакт с вещью, как она есть.

Это другой способ жить.

Я отдаю себе отчет, что когда я нахожусь в этом состоянии, я выгляжу очень отсутствующей — я должна казаться автоматом; но, наоборот, при этом сознание такое острое, это совсем противоположно отсутствию! Сознание такое пробужденное, такое пробужденное, пробужденное — но не ментализированное, нет ментального вмешательства.

 

(молчание)

 

Но все это — психологический план, там все очень комфортно; а как только достигаешь Материи… кажется, что работе нет конца и края! Кажется, что нисколько не продвигаешься вперед и даже не знаешь, что надо для этого делать. И когда этот становится очень острым, очень напряженным, я, как правило, имею переживания. Но в то же время возникает ощущение, что Он смеется, Он насмехается надо мной: «Ты еще ребенок, тебе еще нужны игрушки!»

Очевидно, это переходной период — он нескончаем! Если я начинаю размышлять и вспоминать, что говорил Шри Ауробиндо — он говорил, что это займет 300 лет… Есть время ждать, не надо спешить.

Только нет ни ощущения силы, ни ощущения знания, нет даже ощущения передышки — надо все время поддерживать тело, чтобы с ним ничего не произошло. Как только оно имеет переживание, подобное тому, о котором я недавно рассказывала[101], оно изрядно потрясено.

Мы не знаем ничего, мы не знаем ничего, ничего. Все правила… Естественно, внутренние переживания — это прекрасно, тут нет вопросов. Но этот род напряжения каждое мгновение во всех движениях, которые делаются… Ведь надо делать ТОЧНО то, что надо делать, говорить точно то, что надо сказать — точная вещь во всех движениях… Надо уделять внимание всему, входить в напряжение для всего: это постоянное, постоянное напряжение. Или, если занять другую позицию и довериться божественной Милости и позволить Господу заниматься всем, то не будет ли риска дезинтеграции тела? По здравомыслию я знаю это, но надо. чтобы и тело знало это!

Когда есть кто-то, кто имел подобное переживание и, естественно, обладает Мудростью, это так просто! Раньше, когда была хотя бы малейшая трудность, мне даже не надо было что-либо говорить Шри Ауробиндо — все само устраивалось. Теперь же я делаю работу, и мне не к кому обратиться, никто этого не делал! Так что и это вызывает какое-то напряжение.

Вы не можете вообразить — не можете представить, какая это милость — иметь кого-либо, кому вы можете полностью довериться! Кому вы можете позволить вести себя безо всяких поисков со своей стороны. Я имела это, я очень, очень хорошо сознавала это, пока Шри Ауробиндо был здесь, а когда он оставил свое тело, это был полный обвал… Невозможно себе представить. Кто-то, к кому можно обратиться с уверенностью, что все, что он ни скажет, и есть истина.

Нет пути, его надо проложить!

 

 

29 января 1964

 

(Относительно окончательного разрыва между Сатпремом и его тантрическим гуру, с которым он работал в течение шести лет. Поводом для этого разрыва послужило повторение того, что произошло двумя годами раньше, то есть, копошащаяся масса бизнесменов и «учеников», занятых поисками малых сил, о чем Сатпрем еще раз хотел предупредить Х, ведь он любил его, несмотря ни на что. Этот разрыв чуть не стоил Сатпрему жизни, как это будет видно в дальнейшем.)

 

… Я вижу совершенно ясным образом, что даже при обстоятельствах, когда кажется, что вы сделали ошибку, даже когда вещи не оправдывают ваши ожидания и дают вам доказательства того, что ожидаемое вами не было законным, даже в этом случае нет ни одного обстоятельства, нет ни одной встречи, нет ни одного события, которые не были бы ТОЧНО тем, что нужно, чтобы вести вас к победе самым быстрым путем.

Для меня это совершенно абсолютно.

И я могу констатировать, что всякий раз, когда что-то происходит, а я говорю себе (в то время): «О! Не следовало бы это делать; надо было сделать то» или «Не следовало бы чувствовать вот так — надо было почувствовать другим путем…», то после этого, когда я внимательно посмотрю со всевышним знанием и всевышним сознанием, я вижу, что это В ТОЧНОСТИ то, что надо было сделать в тех обстоятельствах! Но вместо того, чтобы делать это умышленно и сознательно, я делала это с неведением, обычным для человеческих существ. Но, имей я это Знание, я сделала бы точно то же самое.[102]

Так что, вся эта история (с Х) — встреча с этим человеком и его приход в нашу жизнь — я знаю, что это было совершенно необходимо и это принесло с собой целый ряд обстоятельств, которые способствовали Работе. Только, начинаешь идти с определенной иллюзией, а спустя некоторое время теряешь ее — но ход обстоятельств не меняется, и они идут так, как и должны идти.

Это совершенно абсолютно для меня, нет и тени сомнения — нет ни малейшего сомнения.

И, как всегда, когда ничего приятного не скажешь, лучше помолчать. Нет права давать Знание, исходящее из всевышнего сознания, тем, кто не способен его иметь; вот почему, кстати, с самого начала я решила ничего не говорить Х: я ничего ему не говорила, я никогда ничего ему не скажу, потому что есть вещи, которые я знаю и которые я вижу, но которые я не имею права раскрывать тем, кто не способен видеть и чувствовать. Гораздо больше осложнений и беспорядков создается избытком слов, чем молчанием. Стало быть, не надо ничего говорить, надо позволить вещам идти своим ходом — знаешь, ЗНАЕШЬ совершенно точно, не обманываешься, знаешь как все есть, но делаешь то, что надо делать, без комментариев.

В твоем случае я знала это с самого начала. С самого начала я видела пропорцию между тем, что соответствовало истине, и тем, что было результатом… (как выразиться?)… ментальной надежды, которую ты возложил на Х, но я ничего не сказала. Я знала, что его проход через нашу жизнь здесь, контакт на некоторое время был необходим для реализации некоторых вещей — и я позволила ему войти и… выйти.[103]

Это так забавно каждую минуту, когда ты можешь отделять ИСТИННУЮ ВЕЩЬ от того, что добавляется к ней из-за ментального функционирования, через ментальное творение и ментальную деятельность — это видно так ясно! Но Мудрость дает вам знать, что бесполезно делать своевольное очищение, что надо позволить обстоятельствам развертываться так, как они и должны развертываться, чтобы знание могло быть ИСТИННЫМ, а не своевольным — в подходящее время, в подходящих условиях и с должной восприимчивостью.

Надо учиться ждать.

Шри Ауробиндо говорил, что тот, кто научился ждать, делает время своим союзником.[104]

 

*

*  *

 

(Немного позднее Мать спрашивает, какой следующий Афоризм будет для ее комментариев. Сатпрем отвечает, что этот Афоризм будет касаться истории Нарады и Джанаки, практиковавшего йогу, живя среди обычных людей.[105])

 

Забавно! Совсем недавно, несколько дней тому назад, после того, как ты в последний раз приходил ко мне, опять в то время, когда я ходила, делая свою джапу, вся эта история Нарады пришла ко мне! Шри Ауробиндо сказал, что сам Нарада заблуждался, не распознав в Джанаке настоящего духовного человека — все это снова внезапно пришло ко мне. Я сказала себе: «Ну и ну! Почему я думаю об этом?»

И все время так! Все время, все время.

Потом я получила объяснение.

Тогда я смотрела, приходили всевозможные вещи…

 

*

*  *

 

(Затем ученик читает Матери первую «Беседу на Плэйграунде» для следующего «Бюллетеня» и сообщает ей, что следующая «Беседа» будет по поводу «экстериоризации»)

 

Опять! Это забавно… Не только воспоминания о том времени, когда я была занята этим, но и все детальное знание различных методов и видение того, что и как надо делать — все это вернулось ко мне в эти последние дни! Это пришло тем же образом, как и история с Джанакой (Мать обозначает как бы прокручивающийся фильм): это приходит, тогда я начинаю наблюдать и вижу — я вижу всевозможные вещи — до того момента, когда видно, что работа кончена, и тогда я останавливаюсь, и это уходит так же, как и пришло — я больше совсем никак это не использую.

Это странно.

И так все время, для всевозможных вещей. Таким вот образом я видела некоторые происшествия, которые соответствовали готовящимся событиям в других странах. Но при этом нет точных имен и деталей, которые позволяли бы «играть роль пророка». С этой точки зрения это очень интересно. Различные события, происходящие в различных странах, приходят тем же образом, что и эта история Джанаки (жест — как прокручивается фильм): это история, которая «сама себя рассказывает» (не всегда это радостные истории: войны, раздоры, политическая борьба, всевозможные вещи, которые приходят и разворачиваются). Но нет ни названия страны, ни деталей, которые позволили бы сказать: «А! Вы знаете, то-то и то-то произойдет в такой-то стране.» И только когда приходят новости из внешнего мира, я говорю себе: «Смотри-ка! Это то, что я видела!»

Я полагаю, что нехватка точности — это для того, чтобы предостеречь от искушения говорить! Но я никогда об этом не говорю, как раз потому что это не интересно: нет точных деталей.

Но интересно это согласование: история с Джанакой и другие истории, которые приходили как раз в нужный момент… Это очень интересно.

 

 

 

 

 

 

 

Сентябрь 1964

 

 

2 сентября 1964

 

(Сатпрем подготавливает

магнитофон для записи,

Мать его останавливает)

 

Слишком много, о чем надо будет говорить. Это как целый МИР, который вырабатывается.

 

(молчание)

 

Это еще слишком сложно, невозможно ничего сказать.

Лучше работать.

 

 

12 сентября 1964

 

(Сатпрем читает Матери старую беседу от 24 февраля 1951 г, где затрагивается вопрос о памяти о прошлых жизнях и о вольном воображении некоторых людей.)

 

Я не назвала ее, но речь шла об Анни Безан. Она рассказывала о всех своих жизнях, во всех деталях — начиная с обезьяны!

Впрочем, я не читала ее книги.

 

О, я пробовал несколько раз, но это действительно романы, развлекательное чтиво.

 

Да, это то, что я называю «духовный роман». Даже хуже: духовный бестселлер!

 

Это не серьезно. Хотя это дискредитирует настоящее знание.

 

(Мать кивает головой)

 

*

*  *

 

(Затем Сатпрем читает отрывок, в котором Мать говорит о маленьких детях, которые помнят свои предыдущие жизни, помнят дом, где когда-то жили и т.д., давая точные описания)

 

Забавно: несколько дней тому назад, после того, как я виделась с тобой в последний раз, я увидела целую историю такого рода, вернувшуюся ко мне (она приняла форму воспоминания, но такие вещи приходят извне). Речь шла о семилетнем ребенке, рассказавшем все свои воспоминания о прошлых жизнях. Это вдруг пришло, и я сказала себе: «Смотри-ка! Почему я вижу это?» Я смотрела на то, что было, и почему и как это произошло — долгая история. А затем это ушло. Должно быть, это было тогда, когда ты переписывал ту беседу!

И все время так и происходит!

Я еще спрашиваю себя: «Но почему это приходит?», вместо того, чтобы сказать: «Так, он сейчас читает эту историю!»

Забавно.

Это становится все более точным. Не хватает совсем маленькой вещи в принимающем устройстве… совсем маленькой безличности. Но, возможно, если бы она была, тогда внимание не было бы собранным, и это бы проходило вот так [Мать показывает: как фильм, разворачивающийся перед ней] и затем уходило.

В тот момент, когда это приходит, я останавливаю [«фильм»] и начинаю над ним работать, чтобы прояснить идеи, расставить вещи по местам, увидеть все связи; и когда работа сделана, это уходит.

Единственно, это принимает форму воспоминания, поэтому я спрашиваю себя, почему я «вспоминаю» это — это нехватка настоящей объективизации. Так я и объясняю это: иначе это, возможно, не остановилось бы и прошло просто так.

Но это целая «перестройка» ментального функционирования.

 

*

*  *

 

(Сатпрем читает отрывок из той же беседы, где Мать рассказывает историю о Королеве Елизавете, которая, находясь при смерти, приняла делегацию людей, несмотря на протесты своего медика: «Мы умрем позднее»)

 

Это недавняя беседа?

 

1951 года.

 

Вся эта история с Елизаветой вернулась ко мне в последние дни!

Есть часть сознания, которая стала более уверенной в самой себе, но она не изменила позиции… (как объяснить это?…) Ее позиция по отношению к Божественному, к Работе и к жизни та же самая, только есть большая ясность и большая уверенность — и некая интегральность переживания.

Но я сказала «это было недавно», потому что для меня старыми являются все вещи, которые производят такое впечатление, что я сменила позицию по отношению к ним и смотрю на них теперь совершенно по-другому — в этом отношении эта беседа не сдвинулась.

Это замечание: «Мы умрем позднее», это мое переживание, это не «сон» — в действительности, я никогда не грежу: это некое СОСТОЯНИЕ, в которое входишь ОЧЕНЬ СОЗНАТЕЛЬНО и затем сразу же переживаешь вещи.

Еще сейчас я вижу всю картину: я вижу людей, народ, я, мое платье, тот человек, который меня кормил — я вижу всю эту сцену. И я ответила… Это было так очевидно! У меня было такое сильное чувство, что вещи управляются волей, что я ответила: «Мы умрем позднее», так просто.

По-английски, не по-французски!

 

*

*  *

 

Перед уходом Сатпрема

Мать показывает ему на стопку писем:

 

Все время происходят очень забавные вещи: я отвечаю на письма, которые я не получала! Затем я их получаю, но это потом — а мой ответ уже написан!

Подобного рода вещи…

 

 

16 сентября 1964

 

Афоризм 103 — Вивекананда, превознося Саньясу[106], сказал, что во всей истории Индии был только один Джанака.[107] Это не так, ибо Джанака — это не имя какого-то индивида, а династия само-правящих королей и триумфальный крик идеала.

Афоризм 104 — Сколько совершенных среди тысяч и тысяч Саньясинов[108], носящих оранжевые одежды? Именно немногие достижения и многие приближения оправдывают идеал.

Афоризм 105 — Были сотни совершенных Саньясинов, поскольку Саньяса широко проповедовалась и повсеместно практиковалась; будь то же самое с идеалом свободы, и мы имели бы сотни Джанак.

Афоризм 106 — Саньяса носит специальную одежду и имеет внешние знаки; поэтому люди думают, что они могут легко распознать ее; но свобода Джанаки не заявляет о себе и носит мирскую одежду; даже Нарада был слеп к ее присутствию.

Афоризм 107 — Трудно быть в мире свободным, ведя жизнь обычного человека; но как раз из-за того, что это трудно, надо пытаться сделать это.

Это кажется таким очевидным!

 

Это очевидно, но и трудно!

 

Ты видишь, быть свободным от вех привязанностей, это не означает бегство от всякой возможной привязанности. Все люди, утверждающие свой аскетизм, не только убегают, но и предупреждают других, что они не должны пытаться!

Это кажется мне таким очевидным. Когда вам нужно убежать от вещи, чтобы не испытывать ее, это означает, что вы не выше этой вещи, а на одном уровне с ней.

Все, что устраняет, уменьшает или ослабевает, не освобождает. Свобода должна переживаться в полноте жизни и ощущений.

В связи с этим был целый период изучения этого вопроса, на чисто физическом уровне… Чтобы быть выше любой возможности ошибки, вы стремитесь устранить возможность ошибки; например, если вы не хотите говорить ненужных слов, вы перестаете говорить. Люди, взявшие обет молчания, воображают, что они взяли контроль над речью — это не так! Это только устранение возможности говорить, и, как следствие, они не говорят впустую. С питанием то же самое: есть только то, что нужно… В переходном периоде, в котором мы сейчас находимся, мы не хотим больше вести эту полностью животную жизнь, основанную на материальных обменах и питании, но было бы глупо думать, что мы достигли состояния, в котором тело может жить вообще без пищи (хотя уже есть большая разница, поскольку мы стремимся найти сущность питания, чтобы уменьшить его объем), но стремление поститься — это ошибка!

Из-за страха обмануться в своих действиях мы перестаем действовать; из-за страха обмануться в своих словах мы перестаем говорить; из-за страха есть ради удовольствия есть мы перестаем есть — это не свобода, это просто сведения манифестации к минимуму; и естественным выходом тогда будет Нирвана. Но если Господь хотел бы только Нирваны, то и была бы только Нирвана! Очевидно, Он задумал сосуществование всех противоположностей, что, для Него, должно быть началом полноты. Та что, конечно, можно, если вы чувствуете, что призваны к этому, выбрать одну из Его манифестаций, то есть, отсутствие манифестации. Но это все еще ограничение. И это не единственный способ найти Его, далеко не так!

Это очень широко распространенная тенденция, пришедшая, вероятно, из древнего внушения или, возможно, от бедности, неспособности: сокращать и сокращать — сокращать свои потребности, сокращать свои действия, сокращать свою речь, сокращать свое питание, сокращать свою жизнедеятельность, и все это становится таким сжатым! В стремлении не делать ошибок вы устраняете саму возможность делать их — это не лечение.

Но другой путь гораздо более трудный.

 

Да, я думаю, например, о тех, кто живет на Западе, кто ведет образ жизни западного человека: они постоянно завалены работой, деловыми встречами, телефонами… у них нет ни минуты, чтобы очищать то, что постоянно падает на них, и собираться. Как в таких условиях они могут быть свободными людьми? Как это возможно?

 

Это другая крайность.

 

(молчание)

 

Нет, решение заключается в том, чтобы действовать только по божественному импульсу, говорить только по божественному импульсу, есть только по божественному импульсу. Это трудно, потому что, естественно, вы сразу же путаете божественный импульс с вашими личными импульсами!

Такова была, я думаю, идея всех сторонников отречения: устранить все, что приходит снаружи или снизу, так чтобы, если что-то проявляется сверху, вы были бы в состоянии воспринять это. Но с коллективной точки зрения этот процесс может занимать тысячелетия! С индивидуальной точки зрения это возможно; но тогда надо сохранять целостным это стремление воспринять истинный импульс — не стремление к полному «освобождению», а стремление к активному отождествлению со Всевышним, то есть, хотеть только того, что Он хочет, делать только то, что Он хочет, существовать только через Него, в Нем.

Так что можно пробовать метод отречения, но этот метод для того, кто хочет отрезать себя от других. И может ли быть интегральность в этом случае?… Это не кажется мне возможным.

Публично заявлять о том, что вы хотите делать — это значительно помогает. Это может вызвать неодобрение, презрение, конфликты, но это в большой степени компенсируется публичным «ожиданием», если можно так сказать: тем, что другие ожидают от вас. Несомненно, в этом причина ношения специальной одежды: предупредить людей. Конечно, это может навлечь на вас презрение и злую волю некоторых людей, но почти все будут чувствовать: «Не надо его трогать, это меня не касается, это не мое дело.»

Я не знаю, по какой причине, но это всегда казалось мне какой-то показухой — это может быть не так, и в определенных случаях это не так, но все же это способ сказать людям: «А! Вот я какой.» И, как я сказала, это может помочь, но есть в этом и отрицательные стороны.

Это еще по-детски.

Все это — средства, этапы, стадии на пути, но… настоящая свобода состоит в том, чтобы быть свободным от всего — и от всех средств тоже.

 

(молчание)

 

Это ограничение, сужение, тогда как Истинная Вещь — это расцвет, расширение, отождествление со всем.

Когда вы сокращаете и сокращаете и сокращаете себя, вы не чувствуете, что теряете себя, нет страха потерять себя — вы становитесь чем-то твердым и компактным. Но метод расширения — максимального расширения — там надо… не надо бояться потерять себя.

Это гораздо труднее.

Что ты хочешь сказать?

 

Я как раз спрашивал, как это возможно во внешнем мире, который постоянно поглощает нас.

 

А! Надо выбирать.

Несомненно, монастыри, уходы от мира, уединение в лесах или пещерах необходимы как противовес современной сверхактивности, и все же сейчас это менее распространено, чем одна-две тысячи лет тому назад. Мне кажется, что это было непонимание — это не длилось долго.

Очевидно, что избыток активности вызывает необходимость в излишней неподвижности.

 

Но как найти верный способ существования в обычных условиях?

 

Как не впасть ни в ту, ни в другую крайность?

 

Да, жить обычным образом и быть свободным.

 

Мой мальчик, вот для чего был создан Ашрам! Такой и была моя идея. Потому что во Франции я все время спрашивала себя: «Как у людей может быть время, чтобы найти себя? Как у них может быть время даже на то, чтобы понять средство своего освобождения?» Тогда я подумала: должно быть место, где материальные потребности были бы достаточно удовлетворены, так что, если люди хотели бы освободить себя, они могли бы сделать это. И именно на этой идее был основан Ашрам, ни на какой другой: это должно быть место, где люди имели бы достаточные средства существования, чтобы иметь время подумать об Истинной Вещи.

[Мать улыбается] Человеческая природа такова, что леность заняла место стремления (не у всех, но все же это довольно распространено), а вольность и распущенность — место свободы. Это может даже послужить доказательством того, что человеческий вид должен пройти через период грубого обращения, прежде чем он будет готов искренне перейти от рабства к деятельности.

Первое движение действительно такое: «Наконец-то! Вот место, где можно сконцентрироваться, найти себя, действительно не заботясь о материальных вещах…» Это первое стремление (и даже на этом основании — во всяком случае, поначалу — отбирались ученики), но оно не длится долго! Вещи становятся легкими, так что люди позволяют себе быть распущенными. Нет моральных ограничений, так что вы делаете всякие глупости.

Но нельзя даже сказать, что была ошибка при наборе учеников — можно было бы поверить в это, но это не так; ведь набор осуществлялся на основании достаточно четкого и ясного внутреннего знака… Вероятно, все дело в трудности сохранять без примеси внутреннюю позицию. Это также то, что хотел и пытался сделать Шри Ауробиндо; он говорил: «Если я найду сто человек, этого будет достаточно для моей цели.»

Но уже давно здесь гораздо больше ста человек, и я должна сказать, что когда была еще только сотня, уже была смесь.

Множество людей приходят, притянутые Истинной Вещью, но… люди расслабляются. Иными словами: невозможность твердо придерживаться истинной позиции.

 

Да, я заметил, что в крайней трудности внешних условий мира стремление гораздо более интенсивное.

 

Несомненно!

 

Оно гораздо более интенсивное, это почти вопрос жизни и смерти.

 

Да, это так! Что означает, что человек еще такой грубый, что ему нужны крайности. Это то, о чем сказал Шри Ауробиндо: чтобы Любовь стала настоящей, требуется Ненависть; настоящая Любовь может родиться только под давлением ненависти.[109] Это так. Что же, надо принять вещи такими, как они есть, и пытаться идти дальше, это все.

Вероятно, именно из-за этого здесь так много трудностей — трудности здесь накапливаются: трудности характера, трудности со здоровьем и трудности обстоятельств — это из-за того, что сознание пробуждается под воздействием трудностей.

Если бы все было легким и мирным, вы бы уснули.

Так Шри Ауробиндо и объяснял необходимость войн: в мире люди становятся вялыми.

Досадно.

Не могу сказать, что я нахожу это миленьким, но, кажется, это тоже так.

В сущности, это то, о чем Шри Ауробиндо говорит в «Часе Бога»: «Если у вас есть Сила и Знание, а вы не используете эту возможность, что же… тем хуже для вас.»

Это совсем не угроза, это совсем не взыскание, но это вы сами притягиваете эту необходимость, необходимость насильственное импульса — чтобы вы реагировали на насилие.

 

(молчание)

 

Это то переживание, которое я имею все более и более ясным образом: чтобы контакт с истинной божественной Любовью смог проявиться, то есть, выразиться свободно, требуется такая МОЩЬ в существах и вещах… которой еще нет. Иначе все развалилось бы.

Есть так много убедительных деталей, но, естественно, поскольку это «детали» или очень личные вещи, то я не могу о них говорить; но на основании доказательства или доказательств повторяющихся переживаний я должна сказать следующее: как только эта Мощь ЧИСТОЙ Любви — чудесной Любви, превосходящей всякое выражение — как только она начинает проявляться полностью, свободно, так сразу же начинает расстраиваться множество вещей: они не могут ее выдержать. Они не могут ее выдержать, это выше них. Тогда… тогда все останавливается. И эта остановка, которую можно было бы назвать немилостью, напротив, является бесконечной Милостью.

Только совсем немного конкретное и ощутимое восприятие разницы между вибрацией, в которой люди обычно и почти постоянно живут, и той Вибрацией; только констатация этой непрочности, которую я называю тошнотворной — это действительно дает ощущение тошноты — этого достаточно, чтобы все остановилось.

Не позже, чем вчера утром… есть долгие моменты, когда эта Мощь манифестирует, затем вдруг, есть как бы Мудрость — неизмеримая Мудрость — которая делает так, чтобы все расслаблялось в совершенном спокойствии: «Чему суждено быть, то будет, это займет столько времени, сколько нужно.» Затем все идет хорошо. С этим все сразу же идет прекрасно. Но Великолепие гаснет.

Надо только быть терпеливым.

Шри Ауробиндо тоже писал об этом: «Стремитесь интенсивно, но без нетерпения»… Разница между интенсивностью и нетерпением очень тонкая (все есть разница вибраций); она тонкая, но она составляет всю разницу.

Интенсивно, но без нетерпения… Это так: надо быть в таком состояния.

И, затем, долгое, очень долгое время, довольствоваться внутренними результатами, то есть, результатами личных и индивидуальных реакций, внутренних контактов с остальной частью мира; не надеяться и не хотеть, чтобы вещи материализовались слишком скоро. Потому что спешка обычно задерживает вещи.

Если это так, пусть это будет так.

Мы — люди, я хочу сказать — живем в спешке. Это нечто вроде полусознательного ощущения краткости своей жизни; люди об этом не думают, но они чувствуют это полусознательным образом. Так что они все время хотят — быстро-быстро-быстро — перейти от одной вещи к другой, сделать быстро одну вещь, чтобы перейти к следующей, вместо того, чтобы проживать каждую вещь в ее собственной вечности. Люди все время хотят: вперед, вперед, вперед… и портят работу.

Вот почему некоторые люди проповедовали, что единственно важный момент, это настоящий момент — с практической точки зрения это неверно, но с психологической точки зрения это должно быть верно. Иными словами, жить каждую минуту на максимуме своих возможностей, не предвидя, желая, ожидая или подготавливая следующую минуту. Потому что мы все время спешим-спешим-спешим… и ничего хорошего не получается. И мы находимся в совершенно ложном внутреннем напряжении — совершенно ложном.

Все, кто стремились быть мудрыми, всегда говорили (китайцы проповедовали это, индийцы тоже проповедовали это): живите в ощущении Вечности. В Европе тоже говорили, что следует созерцать небо, звезды, отождествляться с их бесконечностью — все, что расширяет и умиротворяет вас.

Это все средства, но они совершенно необходимы.

И я наблюдала это в клетках тела: кажется, что они всегда спешат делать то, что они должны делать, из-за страха, что у них не будет времени сделать это. Так что они ничего не делают должным образом. Неуклюжие люди (есть люди, которые ударяются обо все, их жесты резкие и неуклюжие) имеют это в большой степени — эту спешку делать все быстро, быстро, быстро… Вчера кое-кто жаловался на ревматические боли в спине, и он сказал мне: «О! Это отнимает так много времени, я делаю вещи так медленно!» Я сказала ему [Мать смеется]: «Так что же!» Он не был доволен. Ведь жаловаться на недомогание, это значит, что вы – неженка, и это все, но говорить: «Я теряю так много времени, я делаю вещи так медленно!», это было очень ясной картиной той спешки, в которой люди живут — они несутся по жизни… куда?… бух! конец!

К чему это?

 

(молчание)

 

В сущности, мораль из всех этих афоризмов такова, что гораздо важнее БЫТЬ, чем казаться — надо жить, а не казаться; и, что гораздо важнее, надо реализовывать вещь полностью, искренне, совершенно, чем выглядеть кем-то в глазах других людей, чем казаться, что вы ее реализовали!

Это опять то же самое: когда в вас есть потребность заявлять о том, что вы делаете, тем самым вы портите половину своего действия.

И все же, в то же время, это помогает вам отмечать точку, точно знать, где вы находитесь.

Это была мудрость Будды, когда он сказал о «серединном пути»: не слишком отклоняться на ту или эту сторону, не впадать ни в одно, ни в другое — немного всего, и путь будет сбалансированным… и ЧИСТЫМ.

Чистота и искренность — это одно и то же.[110]

 

 

18 сентября 1964

 

Я нахожусь на грани нового восприятия жизни.

Обычная реакция людей на деятельность других, на все, что их окружает, их общий и обычный способ видеть вещи, все это представляет определенную позицию сознания: это видно с определенного уровня. А когда я комментировала в тот день «Афоризмы», я вдруг заметила, что уровень стал другим, и угол зрения стал настолько другим, что обычный способ видения вещей казался непонятным — я спрашивала себя, как можно было его иметь, настолько это было по-другому. И пока я говорила, я имела некое ощущение или восприятие, что эта новая «позиция» устанавливалась как естественная, спонтанная вещь — это не плод усилия трансформации: это уже установившаяся трансформация.

Это не тотально, потому что воспринимаемы оба функционирования, но я надеюсь, что этот процесс идет. Тогда это будет интересно.

Это как если бы какие-то части сознания переходили из состояния гусеницы в состояние бабочки, что-то подобное этому.

Это как раз идет. Но это зашло уже достаточно далеко, чтобы разница была очень ощутимой. Когда это будет сделано, что-то установится.

 

(молчание)

 

Так получается, что по причине некоторых обстоятельств мне читают то, что я говорила десять лет тому назад (заявления, замечания, которые я делала): у меня действительно такое впечатление, что это был кто-то другой, а не я! Это кажется мне странным.

И все же, в то же время, это было самое искреннее выражение сознания… У меня такое впечатление: «А! Я была еще там…». Странное впечатление.

И что касается текстов Шри Ауробиндо (не всех), то же самое; есть некоторые вещи, которые я действительно понимала в том смысле, что они уже были поняты гораздо глубже и искренне, чем даже освещенная ментальность понимает их — это было уже прочувствовано и прожито — и сейчас они принимают совсем другой смысл.

Я читала эти фразы, эти идеи, которые выражались в нескольких словах, в трех-четырех словах, где он не говорил полностью о вещи: он просто позволял им падать как каплям воды; когда я читала это, в то время (иногда не так уж давно; иногда два-три года тому назад) я имела переживание, которое уже было гораздо более глубоким или гораздо более широким, чем переживание в интеллекте, но теперь… в них внезапно появляется искра Света, и я говорю: «О! Но я раньше не видела этого!» И это целое понимание или КОНТАКТ с вещью, чего я никогда не имела прежде.

Такое снова произошло со мной вчера вечером.

И я сказала себе: «Но тогда… тогда есть в вещах… надо пройти еще догий-долгий-долгий путь, чтобы действительно понимать вещи.» Потому что эта искра Света, это что-то очень-очень чистое — очень интенсивное и очень чистое — с абсолютом внутри. И поскольку она содержит это (я не всегда чувствую это; я чувствовала другое, я чувствовала большой свет, я чувствовала большую силу, я чувствовала что-то, что уже объясняло все, но это что-то другое, что-то, что находится за пределами этого), то я сделала вывод [смеясь]: «Что же, нам еще предстоит немалый путь, прежде чем мы поймем Шри Ауробиндо!»

Это было достаточно утешительным.

Впечатление некой уверенности, которая открывает двери, и когда мы станем способными, мы пройдем через эти двери.

Это было не далее чем вчера. Это интересно.

Но тогда, это оставляет вас… молчаливым.

 

*

*  *

 

(Немного позднее, по поводу последнего Афоризма, где Мать говорила о спешке, в которой живут люди)

 

Я также заметила вот что (не знаю, заметил ли ты это): чем больше вы спокойны и неподвижны внутри себя, и чем больше вы устранили ту спешку, о которой я говорила, тем быстрее проходит время. И чем больше вы спешите, тем дольше тянется время, оно тянется и тянется… Это забавно.

Годы и месяцы проходят с молниеносной быстротой — и не оставляя следа (вот что интересно). Так что, если вы смотрите на это, вы начинаете понимать, как можно жить почти бесконечно — потому что больше нет этого трения времени.[111]

 

*

*  *

 

Перед уходом Сатпрема,

По поводу его новой книги

«Саньясин»:

 

Ты хочешь что-то сказать?

 

Был один вопрос, который я задаю себе в течение некоторого времени, и я хотел бы, чтобы ты решила его… Я предполагаю написать продолжение «Золотоискателя» — по крайней мере, от меня ожидают этого, и я тоже так думаю — но я не хотел бы делать это как самоуправное решение. Я хотел бы… Ты понимаешь, я не хотел бы, чтобы это «я» решил.

 

Ты говорил мне это некоторое время тому назад! [в состоянии «сна»]

[Насмешливо] Я посмотрела и увидела, что ты хотел бы написать, но я тебе этого не скажу!

Я видела две вещи, которые как бы сопровождали друг друга или накладывались друг на друга (он занимали одно и то же пространство). Одна казалась мне тем, что ты хотел написать, а другая — тем, что ты напишешь. Это была одна и та же книга, но она очень отличалась — были две большие разницы. И все же это была одна и та же книга. Я даже видела образы, видела сцены, видела фразы и видела почти всю историю (если это можно назвать историей). И это было очень интересно, потому что одна книга была плотной и конкретной (в ней была некая жесткость, она была точной), тогда как другая была вибрирующей и еще неопределенной, и внутри нее были искры света, которые призывали что-то, которые хотели «вызвать нисхождение» чего-то. И одно стремилось занять место другого.[112]

Тогда я отследила все это, и когда работа была закончена [жест — как отходит экран], это ушло как всегда.

Но я не говорила тебе об этом, потому что я не хотела ничего тебе сказать; я хотела посмотреть, что произойдет.

У меня такое впечатление, что ты напишешь эту книгу только тогда, когда… эта старая одежка спадет — когда другое займет ее место.

Я не знаю, это было несколько дней тому назад, не очень давно, возможно, одну-две недели тому назад, я больше не помню (я никогда не отслеживаю время), но, как бы там ни было, у меня было такое впечатление, что что-то готовится в твоей тонкой атмосфере, и что когда время придет, это просто сделает вот так [жест вертикального падения], это упадет тебе на голову (!), и тогда ты почувствуешь необходимость писать.

И я ждала этого.

У меня не было впечатления, что это вот-вот произойдет, но, совершенно ясно, это было в ходе реализации. Это все, что я могу сказать тебе по этому поводу.

Я видела даже довольно интересные вещи, потому что они были как бы воспоминаниями о твоих прошлых жизнях, и они находили свое место в твоей книги. Эти вещи все еще находятся в твоем сублиминальном (они называют это «сублиминальным», я думаю; это не подсознательное и явно не супрасознательное; это нечто вроде сублиминального сознания). Это там, это осталось как память, и это ясно. И это воспоминание, это как… ты знаешь, что вставляют в глиняную статуэтку, чтобы она держалась?

 

Арматуру.

 

Это арматура книги.

Но эта арматура, вероятно, не проявится; это только то, что придает сцепление — но не видимое, не выраженное сцепление.

Это все, что я видела.

Но это интересно, потому что когда я закончила видеть эти вещи, я сказала себе: «Так, так! Он случайно не думает написать эту книгу?»

 

Я об этом думал, но не хотел бы, чтобы это было самоуправным решением.

 

Это так. Книга еще не готова; когда она будет готова, она упадет тебе на голову.

 

(Мать смотрит

над головой Сатпрема)

 

Это хорошо установилось там — это очень, очень… это становится все более точным и ясным. Это хорошо установилось. Это над твоей головой, очень хорошо установилось.

 

 

23 сентября 1964

 

(По поводу ученика, который следует тантрической дисциплине)

 

… «Он» полностью притупил его. Он должен делать 6-7 часов джапы в день.

С определенной точки зрения это хорошо, потому что W никогда не был способен доделать что-либо до конца, это в первый раз он упорно продолжает. С этой точки зрения это хорошо для его характера. Только объем кажется мне фантастическим! Он должен сделать триста тысяч того, четыреста этого, 6-7 часов повторений в день… Это много. И, затем, надо сидеть все время в одной и той же позе — если бы он хотя мог бы делать это на ходу.

 

Да, в свое время я делал это по 5-6 часов в день.

 

Но отразилось ли это на твоем самоконтроле?

 

Не знаю.

 

Я тоже!

 

Я не знаю, было ли это результатом джапы или просто результатом «осаждения»: не могу сказать. Я знаю, что когда я делаю свою джапу, есть достаточно сконцентрированная сила, но я не знаю, приходит ли она от джапы или, попросту, из-за того, что я концентрируюсь. Не могу сказать.

 

О, ты говоришь о словах джапы — эти слова имеют только силу поколений, которые повторяли их.

 

(молчание)

 

Есть ОДИН звук, который, для меня, обладает необычайной силой — необычайной и УНИВЕРСАЛЬНОЙ (вот что важно): независимо от языка, на котором говорят, не зависимо от полученного образования, независимо от атмосферы, который вы дышите. И этот звук, не зная ничего, я произносила, когда я была ребенком (ты знаешь, французы говорят «ох!», а я вместо этого говорила «ОМ», не зная ничего!). И, да, я проделывала всевозможные эксперименты с этим звуком — это даже фантастически, фантастически! Это невероятно.

И тогда, если вокруг вас строится что-то, что соответствует вашему стремлению: звуки или слова, которые, ДЛЯ ВАС, вызывают некое состояние души, тогда это очень хорошо.

Все то, что традиционно извлекает выгоду из силы традиции, это понятно, но это обязательно очень ограниченно — лично на меня это производит впечатление чего-то сморщенного и высохшего, как если бы из него выжили весь сок, который это могло содержать (!) За исключением того случая, если, спонтанно, звук соответствует в вас состоянию души.

 

Я заметил, что эта джапа автоматически вызывает очень большую активность физического ума.

 

Физического ума!

 

Да, то есть, когда я приступаю к джапе, я начинаю осаждаться множеством материальных вопросов, возвращаются всевозможные повседневные маленькие вещи. Неинтересные вещи. Как если бы джапа воздействовала на этот ум, на эту часть физического ума.

 

Да. Она ХОЧЕТ действовать там. Вот почему ее действие притупляет — оно нацелено на притупление этого ума. Но есть люди, с которыми это не работает, мой мальчик!… Это очень хорошо для среднего человека, это может помочь среднему человеку, но на тех, у кого есть интеллект, это не может воздействовать.

 

(Затем Мать делает разные замечания

по поводу тантрического гуру

и описывает некоторые вещи,

которые она видела в связи

с этим вопросом:)

 

… Это приходит с образами, это восприятие как на киноэкране…

 

(Затем она продолжает:)

 

… Есть целая часть наиболее материального сознания, это крайне физическое сознание (как раз то, что принимает участие в бессчетной ежедневной активности), которое, очевидно, очень трудно вынести. В обычной жизни оно переносимо, терпимо, потому что у вас есть свой в нем интерес, и иногда оно доставляет вам удовольствие — вся эта поверхностная жизнь, которая дает… вы видите маленькую вещицу, и это доставляет вам удовольствие; у вас что-то вкусное во рту, и это доставляет вам удовольствие; как бы там ни было, все эти маленькие удовольствия, такие поверхностные, но они помогают вам поддерживать существование. Те, кто не имеют внутреннего сознания в связи с тем, что находится позади всего этого, не смогли бы жить, не имей они этих маленьких удовольствий. Так что возникает такое множество маленьких проблем, проблем материального существования, что очень хорошо объясняет то, что те люди, которые больше не имеют желаний и, следовательно, не разделяют удовольствия больше ни в чем, имеют только одну идею: «К чему все это!». И, действительно, не имей мы чувства, что все это надо пережить, потому что это ведет к чему-то другому, к тому, что совершенно иное по своей природе и выражению, то это было бы таким глупым и пустым, таким мелким, что стало бы совершенно нетерпимым. Это то, что объясняет стремление уйти в Нирвану и убежать из этого мира.

Так что есть эта проблема, ежесекундная проблема, которую я должна решать каждую секунду за счет соответствующей позиции, которая ведет к Истинной Вещи; и в то же время есть другая позиция принятия всего, что есть — например, того, что ведет к дезинтеграции: принятие дезинтеграции, поражения, разложения, ослабления, упадка — всего того, что для обычного человека, естественно, отвратительно и на что он неистово реагирует. Но поскольку говорится, что все является выражением божественной Воли и должно быть принято как божественная Воля, тогда возникает эта проблема, которая ставится почти постоянным образом и каждую минуту: если принимать это выражение божественной Воли, тогда, совершенно естественно, вещи следуют своим обычным ходом к дезинтеграции, но какова ИСТИННАЯ ПОЗИЦИЯ, чтобы можно было сохранять эту совершенную ровность во всех обстоятельствах, и в то же время придавать максимум силы, мощи, воли тому Совершенству, которое должно реализоваться?

Когда мы касаемся даже витального плана, даже самого низшего витального плана, то проблема не стоит, это очень легко; но здесь, в клетках тела, в этой жизни? В этой ежеминутной жизни, такой суженной, такой сжатой, такой микроскопической… Что делать, когда знаешь, что не следует применять волю отвержения всего того, что упадочно, и в то же время не можешь принять этот упадок, потому что не видишь это как совершенное выражение Божественного?

Это очень тонко… что-то надо найти; и, очевидно, это я еще не нашла, потому что это возвращается, возвращается… Бывают даже моменты, когда говоришь: «О! Мир, Мир, Мир…», и тогда я чувствую, что это слабость. Я говорю: «Позволить этому идти, не думая ни о чем, не пытаться ничего знать», и тогда сразу же что-то поднимается там, в какой-то части, и говорит: это тамас.[113]

 

(молчание)

 

Ты видишь, ментально нет проблемы, там все решено и очень хорошо. Но это ЗДЕСЬ, это внутри — нельзя даже сказать, что это в ощущении, потому что я не живу в ощущениях. Это проблема сознания, сознания этого тела.

И я ясно чувствую, что эта проблема может исчезнуть только тогда, если всевышнее Сознание действительно овладеет клетками и заставит их жить, действовать, двигаться вот так, так чтобы они имели ощущение Всемогущества, распространенного и на них; тогда эта проблема уйдет: клетки больше не будут ответственны ни за что. Это кажется единственным решением. Тогда приходит молитва: «Когда же это будет?»

«Стремитесь интенсивно, но без нетерпения»…

И это даже не так, что у меня есть ощущение проходящих лет — нет ничего такого, это не так! Это проблема из секунды в секунду, из минуты в минуту. Я совсем не думаю: «О! года проходят…», все это кончилось давным-давно. Это не так, это… легкий путь пассивного принятия, который, очевидно, ведет («очевидно», я имею в виду очевидность не через рассуждение, а ЧЕРЕЗ ОПЫТ), ведет к нарастающему упадку; или же должна проявляться эта интенсивность стремления к Совершенству, к тому, что должно быть, стремления, которое поддерживает всю неподвижность в этом ощущении. Это противостояние между двумя этими позициями.

Это усугубляется тем фактом, что добрая воля (вынужденно невежественная) клеток не знает, какая позиция лучше, если вообще лучше, следует ли выбирать между двумя позициями или надо принять обе — клетки не знают! И поскольку это не ментализировано и не сформулировано на словах, это очень трудно. О! Как только приходят слова… возвращается все то, о чем говорилось, и конец. Это не так, это больше не так. Даже если приходят сильные ощущения, витальная сила, это больше не проблема. Это только ЗДЕСЬ, в этом [Мать хлопает по своему телу].

Ночи, например, проходят в долгом сознании, с большим действием, открытием всевозможных вещей, с оценкой ситуации, как она есть — и там нет проблемы! Но с той минуты, когда тело (я не могу сказать «пробуждается», потому что оно не спит: оно только находится в состоянии достаточно полного покоя, чтобы не поднимались его личные трудности), но время от времени происходит то, что мы называем «пробуждением», то есть, возвращение чисто физического сознания — и вся проблема возвращается, мгновенно. Проблема сразу же там. И без воспоминания о ней: она приходит из-за того, что вспоминаешь о ней, эта проблема там, в самих клетках тела.

А утром, о!… Утром всегда трудно. Это забавно: жизнь в своей целостности проходит с почти молниеносной скоростью — пролетают недели и месяцы — а утро, почти три часа каждое утро, тянется как век! Каждая минута завоевывается ценой усилия. Это время работы в теле, для тела, и не только для одного тела: например, все вибрации больных людей, все проблемы существования приходят отовсюду. И в течение этих трех часов есть напряжение, происходит борьба, идет острый поиск того, что надо сделать или какую позицию следует занять… Именно в это время я экспериментировала с силой мантры. Все эти три часа я автоматически повторяла свою мантру, непрерывно; и всякий раз, когда нарастает трудность, нечто вроде Могущества входит в эти слова и воздействует на Материю. И именно из-за этого я знаю: без этого эта работа не могла бы быть сделана. Но и из-за этого я и говорю: это должна быть ВАША мантра, не что-то, что вы получили от кого-то — мантра, которая спонтанно приходит из вашего глубокого существа [жест к сердцу], от вашего внутреннего руководителя. Это то, что держится до конца. Когда вы не знаете, не понимаете, когда не хотите, чтобы вмешивался ум, и вы… это здесь; приходит мантра и помогает вам пройти. Она помогает пройти через это. Она спасает положение в критический момент, это значительная, значительная поддержка.

В течение этих трех часов (трех часов или трех с половиной часов) это постоянно, постоянно там, без перерыва. Тогда слова бьют ключом [жест к сердцу]. И когда ситуация становится критической, когда беспорядок, дезинтеграция набирают силу, происходит так, как если бы мантра раздувалась от силы и… это восстанавливает порядок.

И так было не однажды, не на месяц, не один год: так происходит уже годы, и все продолжает нарастать.

Но это тяжелая работа.

И позднее, после этих часов, возобновляется контакт с внешним миром: я начинаю видеться с людьми, делать внешнюю работу, слушать письма, отвечать, принимать решения; и каждый человек, каждое письмо, каждое действие приносит свой объем беспорядка, дисгармонии и дезинтеграции. Так, как если бы вам на голову опрокидывали тачки. И надо держаться.

Иногда становится очень трудно. Надо держаться.

Когда можно оставаться спокойной, молчаливой, это хорошо, но когда надо принимать решения, слушать письма, отвечать… Так что когда это слишком много на один раз, и люди, приносящие это, добавляют еще и собственный беспорядок, иногда это бывает слишком.

И это такое тонкое по своей природе, что оно непонятно для окружающих вас людей; кажется, что вы беспокоитесь из-за пустяков. Эти вещи они совсем не чувствуют в своем несознании, совсем, совсем не чувствуют — надо, чтобы были крики, споры и почти сражения, чтобы они заметили, что есть беспорядок!

Вот так.[114]

Я не собиралась рассказывать тебе это, потому что это… бесполезно.

 

 

26 сентября 1964

 

 

Я предпочла бы не говорить, потому что…

Это ужасная черная работа без ясно выраженного эффекта. Есть люди, которые во всеуслышанье заявляют, что с моим именем и моей силой они творят чудеса — возвращают к жизни умирающих людей, делают всякие чудесные вещи, во всяком случае. В этом сразу же чувствуется эго, а эго означает витальные сущности, которые извлекают свою выгоду из этого. Я не люблю это.

Это ежеминутная работа без перерыва, день и ночь.

Еще этой ночью… Я проходила через странные места с людьми, которых я очень хорошо знаю, но которых я в первый раз видела таким образом. Это как если бы я входила во всевозможные места, где я никогда не была раньше, где происходят фантастические вещи: где люди, которых я очень хорошо знаю физически, предстают в действительно неожиданных аспектах и активностях — это ошеломительно.

Этой ночью это длилось часами.

Невероятно.

Так что я спрашиваю себя: «Когда это кончится?» Там это всегда-всегда-всегда… Это действительно демонстрация новых беспорядков, новых способов видения вещей. Это как новые аспекты мира.

Я иду туда в полном сознании, я совершенно сознательна, в тотальности моего сознания, и я являюсь там свидетелем, внешне беспомощным, такого множества невероятных вещей.

Материально это передается через всевозможные обстоятельства, действительно неожиданные и довольно хаотические, как если бы нарастал Беспорядок.

Это, несомненно, подготовка, но сколько же она будет длиться?… Это как если бы мне хотели продемонстрировать — сделать детальную демонстрацию — как мир совершенно закрыт всевышнему Влиянию: как только оно касается мира, все искажается. Искажается, перекручивается до неузнаваемости.

Это почти как если бы меня заставили прикоснуться к самому основанию безумия, в этимологическом смысле этого слова.

Вот так, так что, может быть, у тебя есть что-то более ободряющее?[115] [Мать смеется].

 

Я не знаю, будет ли тебе это интересно, но передо мной поставлена проблема.

 

О, какая?

 

Проблема «духовного» порядка.

 

О!… кто же поставил ее перед тобой?

 

Мой брат.

 

О, хорошо, очень хорошо.

 

Это тебе интересно?

 

Да, это меня интересует. Твой брат, я много думала о нем в последнее время, много; то есть, точнее выражаясь, это он, несомненно, думал обо мне (обо «мне», я не имею в виду себя в этом теле — ты понимаешь, что я хочу сказать). Расскажи мне.

 

Он врач, ты знаешь.

 

Да, это меня не удивляет!

 

Вот что он мне пишет: «…Есть также что-то изнуряющее в этой профессии, это Ложь…

 

[Мать одобрительно кивает головой]

 

…когда, день за днем, надо сопровождать до самой смерти существо, которое боится смерти и пьют из твоих рук тщательно замешанную ложь. Врачи говорят, что в этом величие их профессии — для меня это не так. Все же я дьявольски хороший лжец — из-за чего меня любят — но я не могу больше выносить этот так называемый «обман во благо», удовлетворяющий всех. И кто дал мне право решать, что вот этот или тот человек не имеет права знать Истину, свою последнюю истину?… Оставим это — ни религии, ни наука не дали мне ответа на это вопрос.»

 

Очевидно, есть только одно решение: оставить ментальное сознание, которое дает вам восприятие или ощущение того, что вы изрекаете «ложь» или «истину»; и вы можете сделать это только тогда, когда перейдете в более высокое сознание, где исчезает наше представление о лжи и истине. Потому что, когда мы говорим с обычным ментальным сознанием, даже когда мы убеждены, что говорим всю истину, мы не делаем этого; и даже когда мы думаем, что лжем, иногда это не так. У нас нет способности различать, что истинно и что нет — потому что мы живем в ложном сознании.

Но есть состояние, в котором, прежде всего, больше не принимаешь «личных» решений и, затем, служишь как бы зеркалом, которое точно отражает настоящую ПОТРЕБНОСТЬ (то есть, духовную потребность) больного, к примеру, и точно то, что ему необходимо знать, чтобы остальная часть его жизни (то, что ему осталось прожить) принесла бы ему максимум возможностей для прогресса.

И когда ты воспринимаешь это, ты также видишь, что человеческий способ (человеческий способ врача) видения болезни не согласуется с высшим видением того же самого состояния тела; и что в каждом случае (не общим образом на все случаи), в каждом конкретном случае есть ОДНА вещь, которую надо сказать, которая является Истинной Вещью, даже если, например, это дает больному ощущение долговременности жизни. Можно переместить это сознание и поместить его в стойкую часть существа больного… Это трудно объяснить, но я говорю это, исходя из собственного опыта, потому что я очень часто сталкиваюсь с этой проблемой. Как раз сейчас здесь есть женщина, у которой было несколько раковых опухолей; ее оперировали несколько раз, и она держалась годы за счет операций и лечебных процедур; только, ей все время говорили обычную ложь; но она спросила меня, она спросила меня, что я вижу в связи с этим, и что я знаю. Так что у меня был случай посмотреть, какой ответ ей следует дать…

Это, так сказать, практическое средство заставить врача войти в более высокое сознание. Должно быть, у твоего брата наступил такой кризис; он достиг той точки, когда он императивно обязан — профессионально обязан — войти в более высокое сознание. Потому что в теперешнем его состоянии он, должно быть, лжет очень плохо — он говорит, что он очень хороший лжец, но с тем восприятием, которое он имеет сейчас, должно выходить так, что вместе с ложью в сознание больного входит и сомнение. Так что он не делает то, что считается полезным.

На мой взгляд, с практической и внешней точки зрения, я чаще видела случаи, когда ложь имела плохой эффект, чем случаи, когда правда имела плохой эффект. Но все зависит от сознания врача.

И я знаю, и знаю несомненным образом, что если вы можете войти в это ясное сознание, тогда вы видите, что это сознание болезни было определенно необходимым, было частью ЖЕЛАЕМОЙ необходимости (не только принятой и вынужденной, но желаемой) души, чтобы быстрее двигаться по пути — чтобы экономить время, экономить жизни. И если вы можете, если у вас есть мощь привести душу больного в контакт с той силой, что управляет его существованием и ведет его к прогрессу, к Реализации, тогда вы делаете превосходную работу.

Ты знаешь это: ОДНИ И ТЕ ЖЕ слова, ОДНИ И ТЕ ЖЕ фразы, сказанные кем-то, кто видит и знает, и сказанные обычным невежественным человеком, имеют совершенно разную природу и силу — и действие. Есть способ говорить, который является истинным способом, не зависимо от того, какие слова говорятся. И решение такое: внутри самого себя, в глубинах своего существа он должен найти этот свет — свет, который знает то, что должно быть сказано и как должно быть сказано. И тогда полностью исчезает это чувство ответственности и сложности из-за лжи, оно полностью исчезает. И тогда он обязан, сильно, абсолютно сказать то, что нужно сказать, и так, как нужно сказать.

О! какая прекрасная реализация при этом достигается! Можно делать прекрасную работу… Иметь способность чувствовать, ВИДЕТЬ то, что надо сказать — не с мыслью «Этот человек скоро умрет, так что не надо его расстраивать, скажу-ка ему лучше, что…», все это совершенно бесполезно. Это совершенно бесполезно и помещает вас самих в некую ментальную кашу; кроме того, на самом деле это не помогает, не имеет ожидаемого эффекта. Тогда как это внутреннее видение… видеть, почему это существо заболело и какой физический беспорядок выражается в судьбе души этого мужчины или этой женщины — это замечательно, замечательно!

И, в сущности, столь же бесполезно говорить: «Вы вылечитесь», как и «Вы не вылечитесь» — оба высказывания одинаково неверны с точки зрения истинной Истины, и не удовлетворительны для того, кто имел первый контакт с другой жизнью, отличной от физической жизни.

И даже когда больной спрашивает вас: «Я вылечусь?», или когда он спрашивает о продолжительности своей болезни, есть способ отвечать, даже материально, не говоря ни «да», ни «нет», но этот способ ИСТИНЕН и несет в себе мощь внутреннего открытия.

Представь себе, долгое время я искала врача, человека, обладающего полным медицинским знанием, знающего все, что они сейчас знают о человеческом теле и способах его лечения, и способного иметь контакт с высшим сознанием. Потому что через такой инструмент можно было бы делать очень, очень интересные вещи — очень интересные.[116]

 

(молчание)

 

Есть область, где больше нет ни «болезни», ни «лечения», а есть только беспорядок, путаница и гармония, организованность. Это область, где этот так для всего-всего, происходящего в теле, и, прежде всего, обязательно так для всего, что касается работы самих органов (беспорядков в самих органов); и там есть целый способ видения вещей, который очень близко подводит вас к Истине… Остаются только заболевания, приходящие снаружи, такие как заражение через микробы, бацилы и тому подобное, через вирусы — это остается еще под аспектом «атак враждебных сил», это другой план действия. Но есть точка, где это встречается… Я хотела бы, о! я очень бы хотела поговорить об определенных вещах или определенных деталях с человеком, который досконально бы знал анатомию, биологию, физическую и телесную химию — знал бы все это основательно — и ПОНИМАЛ бы, был готов понять, что все это является проекцией других, более тонких сил, а также мог бы почувствовать так, как я чувствую, в своем теле. Это было бы очень интересно.[117]

 

(молчание)

 

Это первый шаг. Ты видишь, он ставит проблему с чисто ментальной точки зрения: говорить то, что обычно называется «истиной» (и что на самом деле не так) или говорить то, что обычно называется «ложью» (и что, возможно, совсем не является этим: это не ложь, а просто противоречие или противоположность тому, что считается «истиной» — та же самая вещь). Но чтобы найти решение, надо подняться выше — где ВИДНО, где можно увидеть совершенно конкретным образом, что эта «истина» не абсолютна и эта «ложь» не абсолютна, и что есть нечто иное — другой способ видения — где вещи больше не таковы.

И тогда… говорить Истинную Вещь: верное слово (слово, фразу), иметь мысль, являющуюся ИСТИННОЙ мыслью в каждом случае — какой чудесной силой обладали бы вы тогда над своим пациентом! Это было бы великолепно.

Ты понимаешь, знать все материальные вопросы, знать во всех деталях все, касающееся клеток, и одновременно иметь это видение. Если бы можно было соединить это вместе, получился бы… божественный доктор. Это было бы чудесно.

Выйти из моральной проблемы, чтобы сделать ее духовной проблемой. И тогда это больше не «проблема».

Вот так, мой мальчик.

 

(долгое молчание)

 

Но я часто думаю о твоем брате.

Когда ты получил это письмо?

 

Прошло уже немало времени, почти месяц назад.

 

Нет, это было недавно. Как раз в эти последние дни я еще раз думала о нем. Может быть, он снова написал?

 

(молчание)

 

Спроси своего брата, какие случаи он видел: например, случай, когда он предвидел скорый конец больного, но больной выздоравливал, или же противоположный случай, когда он считал, что больной выздоровеет, а он умирал; но особенно случай (самый интересный случай), когда медицинская наука заявляет, что вы неизлечимы, а вы выздоравливаете — наблюдал ли он подобные случаи и может ли привести такие примеры; естественно, без жаргона, пусть просто опишет то, что он видел; я имею в виду: что произошло с больным и как он выздоравливал (этого он не может знать, но он может сказать, что ВНЕШНЕ происходило).

Верит ли он в возможность вмешательства другого порядка?

 

О, да, конечно. Напротив, он пытается ухватить…

 

Ухватить это… Да, у меня такое впечатление.

 

(молчание)

 

Есть две вещи… к примеру, одна, которую я часто наблюдала: начинается заболевание или беспорядок, и есть как бы… это не заражение (как объяснить это?), это почти как «имитация», но это не совсем так. Скажем, что некоторый блок клеток уступает; по какой-то причине (не счесть числа таким причинам) эти клетки претерпевают беспорядок — подчиняются беспорядку — и некоторая точка становится «больной» согласно обычному видению болезней; но это вторжение Беспорядка начинает чувствоваться повсюду, оно везде имеет последствия: беспорядок проявляется везде, где есть более слабые точки или точки, менее сопротивляющиеся атаке. Взять, к примеру, кого-то, у кого есть привычка к головной боли или к кашлю, невралгическим болям, не важно к чему, есть множество вещей подобного рода, которые приходят, идут, нарастают, уменьшаются. Но если где-то есть серьезная атака Беспорядка, тогда все эти маленькие расстройства сразу же появляются вновь: здесь, там, там… я наблюдала этот факт. И противоположное движение следует той же схеме: если вам удается принести в атакованное место истинную Вибрацию — Вибрацию Порядка и Гармонии — и вы останавливаете Беспорядок… тогда все прочее возвращается к порядку, как бы автоматически.

И это не заражение, как, например, когда кровь переносит заболевание туда или сюда, это не так: это… почти как дух имитации.

Но истина состоит в том, что Гармония, которая поддерживает все, атакована, она поддается, и тогда все дезорганизуется (каждая вещь своим путем и следуя своей привычке).

Я говорю здесь о клетках тела, но то же самое верно для внешних событий, вплоть до мировых событий. Это примечательно даже для землетрясений, извержений вулканов и т.п.; вся земля кажется как бы одним телом, то есть, если одна точка уступает и проявляет Беспорядок, тогда все точки подвержены тому же эффекту.

С человеческой точки зрения, в толпе, это необычайно точно: заражение вибрациями — особенно вибрациями беспорядка (но и другими тоже).

И это совершенно конкретная демонстрация Единства. Это очень интересно.

Это то, что я сотни и сотни раз наблюдала на уровне клеток тела. И тогда больше совсем нет того ментального впечатления, что «один беспорядок добавляется к другому» — это совсем не так, это… если коснуться центра, тогда все остальное естественным образом придет в порядок. И это факт: если привести в порядок центр беспорядка, тогда все остальное естественным образом последует за этим движением, без особого внимания с вашей стороны.

И то же самое необычайно точно воспроизводится на человеческом уровне: революции, волнения, войны.

Совершенно конкретная демонстрация Единства.

И через это знание Единства обретается ключ.

Если спросить себя, как, например, действие одного человека или одной мысли может восстановить порядок — вот так. Это не так, что надо думать обо всех пораженных местах, нет: надо коснуться центра. И все автоматически придет в порядок.[118]

 

(молчание)

 

Вот так надо лечить, мой мальчик.

 

*

*  *

 

(К концу этой беседы Матери приносят «срочное» письмо от одной ученицы. Мать смеется и, не читая письма, черкает ответ:)

 

Она уже как-то писала мне, она раздосадована тем, что я не могу больше читать! (я громко читала «Савитри», и она хотела записывать). Я сказала ей: «Я не могу больше читать, это невозможно.» Тогда она написала мне, что я должна «использовать свою Милость», чтобы вылечить свои глаза.

Я ничего не ответила ей. Но как раз сейчас, когда я закончила говорить с тобой, он пришел — мой ответ. Он пришел, то есть, Он мне сказал: «Напиши ей вот это.» Так что я написала:

 

Не я принимаю решение; есть только Воля Господа, которая решает все. И если Он решит, что мои глаза вернут способность читать, я верну эту способность.

 

Вот так, с этим покончено, здесь больше нет проблемы!

Они не могут уместить это в своей голове! Ты знаешь, для них, когда они говорят «есть Милость», то имеют в виду, что Милость должна делать то, что они хотят, конечно же, и если она не делает того, что они хотят, тогда нет Милости! То же самое для тех, кто приемлет идею Бога, только если Бог делает точно то, что они хотят, и если Он не делает того, что они хотят, тогда нет Бога: «Это не так, это надувательство»!

Это комично.

 

 

30 сентября 1964

 

W вернулся из своего «тантрического пребывания» — после того, как заболел! Кажется, Х дал ему новую мантру, которую надо повторять три периода по несколько сот тысяч раз в каждом, и он сказал ему: «До сих пор никто, кому я давал мантру, не смог дойти до конца.» И он его предупредил: «Вы будете атакованы в ваших мыслях, в ваших чувствах и в вашем теле.» Это не заставило себя ждать: W подхватил лихорадку, нечто вроде недомогания во всем теле, все виды внушений, поднимающихся снизу. Должна признаться, он заставил меня задуматься… Идти сражаться с враждебными силами в их собственной области, провоцировать их, это действительно специфический метод… Я сказала W (во всяком случае, я буду бдить, чтобы два других «периода» не прошли подобным образом), что я буду держать на расстоянии этих господ.

Идти и искать их на их собственной территории, чтобы сражаться с ними, это кажется мне…

 

Но они охраняют определенную силу, и если хочешь заиметь эту силу, то нужно идти и сражаться с ними?

 

Мне казалось, что лучше держать их на расстоянии.

С Теоном часто упоминались враждебные силы и враждебные существа, и они занимали большое место в саморазвитии и действии. Но Шри Ауробиндо говорил, что такое представление полезно, главным образом, с психологической и личной точки зрения, потому что легче бороться с трудностями, когда считаешь их приходящими «снаружи», как атаку, приходящую извне, чем думать, что они являются частью вашей собственной природы. Это не так, что он отрицал их существование, далеко не так, но путь во многом зависит от занимаемой позиции и ментального представления, которое вы имеете, естественно.

Шри Ауробиндо больше напирал на Единство: он говорил, что даже то, что мы считаем наихудшими врагами, все еще является формой Всевышнего, которая, умышленно или нет, сознательно или нет, помогает общей трансформации. Это кажется мне более широким, более глубоким, более содержательным.

И я пыталась строить свое действие скорее на этом, чем на постоянном сражении с противостоящими силами. Потому что, приняв эту идею, понимаешь, что если ты делаешь должный прогресс, если имеешь божественное знание и сознание, тогда исчезает сам смысл существования этих сил, и, как следствие, они не могут больше оставаться.

С практической точки зрения, я видела очевидные примеры этого; это даже был мой самый большой аргумент в разговоре с Дургой (я рассказывала тебе, не так ли, что она обычно приходила во время пудж, и два года тому назад она осуществила свою «сдачу»), это был самый большой мой аргумент, я сказала ей: «Но смысл твоего существования в этой форме — в этой форме бойцового действия — исчезнет, если через отождествление ты обретешь новые силы, которые сделают те силы бесполезными.» И после этого она осуществила свою сдачу всевышней Воле; она сказала: «Я сделаю то, что хочет от меня Всевышний.»

Это действительно был очень интересный результат.

Но если посмотреть на это с другой точки зрения, то я заметила — или, скорее, МЫ [Мать и Сатпрем] заметили — что присутствие или контакт Х всегда вызывал конфликты, трудности, нечто вроде борьбы с Природой (личной или окружающей). Но, судя по эффекту его мантр, это согласуется с его линией действия; а его линия действия, по причине того, чем он сам является, находится в довольно материальной области: в физическом, непосредственно витальном и физическом уме — не в высшем, спекулятивном или интеллектуальном уме, нет: в физическом уме, воздействующем на Материю, затем, в витале со всеми витальными сущностями (он всегда говорит о них, и он также дает средства укрощать их, преобладать над ними), и, затем, в физическом. И когда окружающие его люди жалуются на головные боли или трудности, как он однажды сказал мне (это он сам сказал мне, я помню это): «Я привожу их в контакт с не привычной Природой.» Стало быть, это составляет часть его образа действия. И это меня било, я помню это, это меня било, потому что несколько раз, когда я чувствовала давление, недомогание, что-то неприятное, я говорила себе: «Не из-за того ли это, что действующая сила непривычна для клеток тела?» Тогда я делала работу по открытию, расширению, и, действительно, это всегда приводило к успеху: недомогание всегда останавливалось.

Шри Ауробиндо говорил, что все тантрики начинают снизу; они начинают в самом низу, а так и должно быть там; тогда как Шри Ауробиндо всегда шел сверху-вниз и контролировал ситуацию. А если начинать с самого низа, то так и должно быть: все, что хоть чуть сильнее, чуть шире, чуть истиннее или чуть чище, чем обычная Природа, вызывает реакцию, протест, противоречие и борьбу.

Я предпочитаю другой способ. Но, вероятно, не все способны понять этот способ или принять его.

 

(молчание)

 

W рассказал мне, что в один из моментов этой борьбы, поскольку он действительно нехорошо чувствовал себя ночью, «кто-то» пришел к нему и положил свои руки на его голову, и он сразу же хорошо себя почувствовал, все восстановилось. Тогда он спросил об этом Х (я приходила к нему сознательно, потому что получила от него сигнал S.O.S и пошла к нему сознательно и принесла ему облегчение), но он рассказал Х о том, что произошло, и… [смеясь] Х ему ответил: «Это была богиня»! Я засмеялась и сказала: «Что он называет богиней?»… Вероятно, все, что происходит не в физическом теле, является для него богиней!

Но в этом случае было сознательно, я приходила к нему сознательно, чтобы принести ему облегчение. Я спросила его: «Ты не видел, что это было?» Он ответил: «Нет, я видел только часть руки и уголок сари.»

Я не настаивала.

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

Это как начало нового этапа.

Раньше все действие приходило отсюда [жест: излучение над головой], в самом высоком, самом широком, самом чистом Свете; но вот уже несколько дней, когда что-то идет плохо, когда, например, люди не делают того, что они должны, или их реакция плохая, или есть трудности в обстоятельствах, в конце концов, когда вещи «скрипят», когда усугубляется Беспорядок, тогда сейчас в меня входит некая Мощь, это ОЧЕНЬ МАТЕРИАЛЬНАЯ Мощь, которая делает вот так [жест растолчения]: она накладывается на вещи и ужасно давит — о! какое это давление!… И это не приходит без того, чтобы я этого хотела, и идет без того, чтобы я знала об этом.

Естественно, это внутренняя Мощь вступает в действие (эта Мощь, очевидно, всегда нарастает), но никогда она не занималась вот так, детально, такими крошечными вещами, как плохая позиция кого-то или действие, не согласующееся с Истиной, как бы там ни было, такими вещами… жалкими вещами, которые я обычно наблюдала: я смеялась, накладывала на них Свет Истины [жест свыше] и оставляла их. Но сейчас не так: «то» приходит, и приходит как что-то, что приходит, чтобы сказать людям, вещам, обстоятельствам и индивидам [императивным тоном]: «Ты будешь делать то, что хочет Господь — ты будешь делать то, что Он хочет. И берегись! ты будешь делать то, что Он хочет.» [Мать смеется].

Это мне смешно, но это должно иметь определенный эффект.

Это очень материально, это в тонком физическом. И это всегда принимает такую форму; это не говорит: «Надо делать это или надо делать то; или не надо делать это…» — ничего подобного: «Ты БУДЕШЬ делать то, что хочет Господь», вот так: «Ты БУДЕШЬ делать… и, ты знаешь, ты будешь это делать, так что поберегись!»

Это сильный Свет, как бы имеющий точные материальные детали (это, вероятно, должно передаваться через детали действия, я не знаю): это как линии, делающие вот такие маленькие отметки [жест]. Это формация.

Это сила, которая не обычна для материального мира.

Ты помнишь, у меня такое было (несколько месяцев тому назад), я рассказывала тебе, как что-то вдруг заставило меня ударить кулаком по столу… Это было так ужасно, что у меня было впечатление, что все развалится — это то же самое, только теперь организованное с определенной целью: это приходит полностью готовым, затем оно действует, и когда все кончено, уходит. Это приходит и иногда остается достаточно долго: оно настаивает и настаивает, как если бы оно толкло сопротивление; и затем вдруг оно останавливается, все кончено, нет больше ничего. Это спонтанно входит в сознание и спонтанно из него выходит, а я выступаю свидетелем. Только как свидетель, служащий связующим звеном — контактное соединение.

Это приходит и накладывается на человека (я вижу это внутренним видением) или на обстоятельства, мировые события и неотступно толчет: «Ты сделаешь то, что хочет Господь, будет то, что хочет Господь.»

Я передаю это на словах, но…

И это совершенно вовне — вне — человеческих чувств, человеческих мыслей, человеческих восприятий, то есть, это может придти к кому-то очень близкому, сокровенно близкому, как и к кому-то очень далекому; это может придти к кому-то, наполненного очень хорошей доброй волей, как и может придти к кому-то со злой волей — совершенно безразлично. Это очень интересно, нет никаких нюансов в его действии, нет нюансов. Может быть дозирование, но, как кажется, это дозирование зависит от сопротивления. Но нет нюансов, то есть, для его действия все и вся ИДЕНТИЧНЫ — абсолютно идентичны; нет ни «для», ни «против», это больше не существует; есть только то, что не так, как оно должно быть: раз не так, как должно быть, то — бам! [Мать смеется].

Это приходило еще вчера.

Как правило, мне надо находиться в состоянии отдыха или, во всяком случае, в состоянии покоя, чтобы это пришло (или, возможно, чтобы я восприняла это).

Вот так, мой мальчик.

 

 

 

 

 

 

 

Октябрь 1964

 

 

7 октября 1964

 

Вещи (не с обычной, а с более высокой точки зрения) явно приняли поворот к лучшему. Но материальные последствия все еще те: все трудности словно усугубляются. Только, мощь сознания больше — яснее, точнее. Также, действие на тех, кто имеет добрую волю: они делают довольно значительный прогресс. Но материальные трудности словно отягчаются, что означает… это для того, чтобы увидеть, выдержим ли мы!

Что касается денег, это серьезно, ситуация серьезная. Что касается здоровья: все больны. Что касается ссор (!), то они заходят еще дальше, но они как «указатели», то есть, поссорившиеся замечают, что они сделали глупость, то есть, что-то серьезное.

Не так давно (это со вчерашнего дня) что-то прояснилось в атмосфере. Но путь еще долог — долог. Я чувствую, что он долог, надо терпеть. Терпеть-терпеть. Особенно это впечатление: надо терпеть. И иметь выдержку. Две совершенно необходимые вещи: хранить веру, которую ничто не может потрясти, даже отрицание, кажущееся полным, даже если ты страдаешь, даже если ты жалок (я имею в виду тело), даже если ты устал — терпеть. Держаться и терпеть — иметь выдержку. Вот так. Имея это, все в будет в порядке.

Письма, описывающие очень интересные переживания… Люди, умышленно отказывающиеся понимать: они дрогнули. Подобные вещи. Вещи, которые не шевелились, которые раньше упирались во что-то, так что было такое впечатление, что они никогда не сдвинутся — вдруг, пуф! пошли. Только… портит все некая спешка, когда люди хотят добиться видимого результата. Это портит все. Не надо думать о результатах.

 

(молчание)

 

Но, согласно тому, что мне рассказывают люди, слушающие радио или читающие газеты (я не делаю ни того, ни другого), весь мир сейчас подвержен действию… волнующему, потрясающему сейчас. Кажется, что число «сумасшедших» значительно выросло. Например, кажется, что в Америке вся молодежь охвачена каким-то странным помешательством, что тревожит здравомыслящих людей, но что, несомненно, является знанием того, что работает необычная Сила. Это означает пролом всех привычек и правил — это хорошо. Сейчас это немного странно (!), но это необходимо.

Это действие не ограничено. То есть, вероятно, оно ограничено землей… хотя манифестации с других планет или других миров, кажется, тоже множатся. И переживание в последнее время довольно любопытное.

 

Других физических планет?

 

Физических. Да, физических.

Я не знаю, слышал ли ты это, это то, что рассказывала мне Р. Она была в Швейцарии, и незадолго до того, как вернуться сюда, она имела видение (она просто медитировала и имела это видение); и в своем видении она видела пять больших «светящихся сигар», которые проплывали вот так, медленно, одна за другой, гуськом. Когда она пробудилась, она гадала, что это было… И несколько дней спустя (возможно, на следующий день или еще день спустя, я не знаю), она прочла в газете рассказ людей с юга Франции (не помню, какой именно части), которые видели, как над водой проплывали пять «светящихся сигар», гуськом, точно того же цвета, как те, что видела она. Но в этом случае эти «сигары» видели физическими глазами. Так что это кажется интересным.

Очевидно, это явление тонкого физического порядка (в своем истоке) или материального витального (в своем истоке), но оно проявилось физически, и оно очень даже могло придти с других планет, немного более тонких, чем земля.

Есть и множество других переживаний; это я ясно помню.

Это Действие всеобщее.

А ты что скажешь?

Ты ничего не принес? Не хочешь ничего спросить?

 

Нет… возможно, вопрос садханы… Правильна ли сейчас позиция пытаться быть прозрачным, насколько это возможно?

 

Прозрачным, восприимчивым.

 

Я задаю себе этот вопрос, потому что есть такое впечатление, что эта прозрачность, она действительно прозрачна, но это несколько… ничто — ничто, которое полное, но это все же ничто: ничто не знаешь. Не понятно, то ли это какой-то более высокий «тамас», то ли…

 

Надо, главным образом, иметь доверие.

Большая трудность, в Материи, состоит в том, что материальное сознание, то есть, ум в Материи, было сформировано под давлением трудностей — трудностей, препятствий, страданий, борьбы. Оно было, так сказать, «выработано» этими вещами, и это наложило на него отпечаток почти пессимизма и пораженчества, что, определенно, является самым большим препятствием.

Это то, что я сознаю в своей собственной работе.

Самое материальное сознание, самый материальный ум приучен действовать сам, делать усилие, продвигаться под ударами бича, а иначе он впадает в тамас. Так что, насколько он воображает, он всегда воображает трудность — всегда препятствие, всего противостояние, всегда трудность… и это ужасно замедляет движение. Поэтому ему нужны как раз очень конкретные, очень ощутимые и ЧАСТО ПОВТОРЯЮЩИЕСЯ переживания, чтобы он был убежден, что за всеми его трудностями есть Милость; за всеми его неудачами есть Победа; за всеми его болями, его страданиями, его противоречиями есть Ананда. Из всех усилий это надо повторять чаще всего: надо постоянно останавливать, подводить к концу, прогонять, обращать пессимизм, сомнение или полностью пораженческое воображение.

Я говорю исключительно о материальном сознании.

Естественно, когда что-то приходит свыше… тогда этот материальный ум замолкает, останавливается и ждет. Но… я очень хорошо понимаю, почему Истина, Сознание Истины не выражается более постоянным образом — потому что разница между ее Мощью и мощью Материи столь велика, что мощь материи как бы аннулируется — но тогда это не Трансформация, а подавление. Это не означает Трансформацию. Это то, что делалось в прошлом: все материальное сознание подавлялось под весом Мощи, с которой ничто не могло бороться и которой ничто не могло противостоять; и тогда было впечатление: «Вот оно! Получилось!» — на самом деле ничего не произошло, потому что остальная часть в самом низу осталась такой, как и была, без изменений.

Сейчас ему хотят дать возможность измениться; что же, для этого ему надо предоставить свободную игру, не внося подавляющей мощи — я очень хорошо понимаю это. Но у него упорство идиота. Сколько раз, например, в момент страдания, когда страдание острое, и есть такое впечатление, что оно становится непереносимым, в клетках возникает маленькое внутреннее движение, Зов: клетки посылают свой сигнал S.O.S. Все прекращается, страдание исчезает. И часто (сейчас это бывает все чаще) страдание замещается блаженным чувством благого бытия. Но это глупое материальное сознание, его первая реакция: «Ха! Посмотрим, сколько это продлится.» И тогда, естественно, через это движение все портится. И надо начинать все сначала.

Я думаю, что чтобы эффект был длительным (чтобы это не было чудодейственным эффектом, который приходит, ослепляет и уходит), чтобы это действительно был эффект ТРАНСФОРМАЦИИ, надо быть очень, очень, ОЧЕНЬ терпеливым. Мы имеем дело с очень медленным сознанием, очень тяжелым, очень упрямым, которое не хочет быстро продвигаться, которое цепляется к тому, что имеет, к тому, что кажется ему «истиной»: даже если это совсем маленькая истина, это сознание цепляется к нему и не хочет больше двигаться. Так что, чтобы изменить это, надо иметь много-много терпения — много терпения.

Шри Ауробиндо говорил это несколько раз в различных формах: «Терпите, и вы победите… Переносите, и вы преодолеете.»

Победа — за самыми терпеливыми.

И тогда [Мать указывает на собственное тело] это кажется уроком для всего этого агломерата (тело кажется мне просто агломератом). И пока позади этого есть воля хранить этот агломерат целым по той или иной причине, он и будет оставаться целым, но… В эти последние несколько дней (вчера или позавчера) было это: нечто вроде полностью децентрализованного сознания (я всегда говорю о физическом сознании, конечно же, не о более высоких сознаниях), получилось децентрализованное сознание, которое было здесь, там, там, в этом теле, в том теле (в том, что люди называют «в этом человеке», «в том человеке», но этого представления больше не было), и тогда произошло как бы вмешательство универсального сознания в эти клетки, как если бы оно спросило у этих клеток, по какой причине они хотят сохранить эту комбинацию (если можно так сказать) или этот агломерат?… заставив их понять или почувствовать трудности, приходящие, например, от числа прожитых лет, износа, внешних трудностей — ото всей порчи, вызванной трением, износом. И они казались совершенно безразличными к этому!… Отклик клеток был довольно инертным в том смысле, что они придавали значение ТОЛЬКО СПОСОБНОСТИ ОСТАВАТЬСЯ В СОЗНАТЕЛЬНОМ КОНТАКТЕ С ВЫСШЕЙ СИЛОЙ. Это было как стремление (не сформулированное на словах, естественно), но как… то, что по-английски называется yearning, longing [жажда, страстное стремление] этого Контакта с божественной Силой, Силой Гармонии, Силой Истины и… Силой Любви, и из-за этого клетки ценят теперешнюю комбинацию.

Это была совсем другая точка зрения.

Я выражаю это на словах разума, потому что нет средства сделать это по-другому, но это было скорее в области ощущений, чем где-либо еще. И это было очень ясно — это было очень ясно и совсем непрерывно, не было колебаний. И тогда, в тот момент, вмешалось вселенское Сознание, говоря: «Но вот препятствия…» И эти препятствия были ясно видны: это нечто вроде пессимизма ума (бесформенного ума, который начал зарождаться и организовываться в клетках). Но сами клетки это нисколько не заботило! Это казалось им как заболеванием, они говорили: «Это…» (слова искажают, но это чувствовалось как некий «несчастный случай» или «неизбежная болезнь» и что-то, что НЕ СОСТАВЛЯЛО НОРМАЛЬНОЙ ЧАСТИ их развития и было навязано им): «О, нас это нисколько не заботит!» И тогда, в тот момент, родилось нечто вроде НИЗШЕЙ силы воздействия на этот ум; это придало клеткам МАТЕРИАЛЬНУЮ силу отделяться от этого и отвергать это.

С этой точки зрения это было интересно. И это было после той поворотной точки, о которой я тебе говорила: поворотной точки в целостности вещей, как если бы, действительно, произошло что-то решительное. Было нечто вроде доверительной радости: «Ах! Мы освободились от этого кошмара!»

Обычно я не говорю ничего до того, как что-то новое не установилось прочно, потому что… Но, как бы там ни было, было так.

И в то же время было облегчение — физическое облегчение — как если бы стало легче дышать… Да, это было немного так, как если бы вы были зажаты в скорлупе — удушающей скорлупе — и… во всяком случае, было проделано отверстие. Можно дышать. Я не знаю, произошло ли что-то большее, чем это, но это так, как если бы было проделано отверстие, сделан пролом, и можно дышать.

И это было полностью, совершенно материально, это было клеточное действие.

Но как только мы спускаемся в эту область, область клеток и даже строения клеток, насколько менее тяжелой она кажется! Тяжесть Материи исчезает: она начинает становиться текучей и вибрирующей. Это свидетельствует о том, что тяжесть, плотность, инерция, неподвижность — это то, что было ДОБАВЛЕНО, это не качество, присущее Материи — это ложная Материя, та Материя, как мы думаем о ней и как мы ее чувствуем, но это не Материя, как она есть на самом деле.

Это было очень ощутимо.

 

(молчание)

 

Самое лучшее, что можно сделать — это не иметь никаких предвзятых идей и принципов; о! моральные принципы, свод норм и правил, «что надо делать» и «чего не следует делать», все предвзятые идеи с точки зрения морали, с точки зрения прогресса, и затем все социальные и ментальные условности — нет препятствий, хуже чем эти. Я знаю людей, которые тратили десятки лет на то, чтобы преодолеть одну из таких ментальных конструкций!

Если можешь быть таким, открытым — открытым действительно в простоте… в простоте неведения, которое знает, что оно невежественно… вот так [жест: руки открыты], готовы воспринять все, что приходит… тогда, возможно, что-то и произойдет.

Естественно, жажда прогресса, жажда знания, жажда трансформации, и особенно жажда Любви и Истины — если вы можете хранить это, тогда вы идете быстрее. Действительно жажда, такая нужда, потребность… Все остальное не имеет значения, требуется только ТО.

 

(молчание)

 

Цепляться к тому, что вы знаете (как вы думаете, что знаете), цепляться к тому, что вы чувствуете, что вам нравится, цепляться к своим привычкам, цепляться к своим привязанностям, которые вы считаете необходимостями, цепляться к миру, каким он является сейчас — все это связывает вас. Следует отцепиться от всего этого, одного за другим. Порвать все цепи.

Это говорилось тысячи раз, но люди продолжают делать то же самое… Даже те, кто красноречиво говорят об этом, учат этому других, даже они цепляются — они цепляются к своему способу видения, к своему способу чувствования, к своей привычке прогресса, которая кажется им единственно возможной.

Долой цепи — свободы, свободы, свободы, свободы! Всегда быть готовым изменить все, кроме Одного: стремления. Это жажда.

Я прекрасно понимаю: есть люди, которым не нравится идея «Божественного», потому что она сразу смешивается со всеми европейскими или западными концепциями (которые ужасны), и тогда это несколько усложняет их жизни — но нет нужды в этом! «Нечто», в чем мы нуждаемся, это Совершенство, Свет, Любовь, Истина, всевышнее Совершенство — и это все. Формулировки… чем меньше формулировок, тем лучше. Нужда, нужда, нужда… что только Та Вещь может удовлетворить, ни что другое, никакая полумера. Только то. И затем идти! — идти! Ваш путь будет вашим путем, это не имеет значения; не важно, какой путь, может быть любой путь, даже экстравагантные выходки современной американской молодежи могут быть путем, это не важно.

Как Шри Ауробиндо сказал об этом: если ты не можешь любить Бога (я перевожу), что же, тогда найти способ бороться с ним и иметь с ним бойцовые связи.[119]

 

 

10 октября 1964

 

(В течение нескольких последних месяцев Мать часто замечала, что Она больше не видит, и Она писала свои ответы, не видя написанного. Однажды Она даже сказала: «Я ослепла»)

 

… Это еще одна странная вещь. Вдруг, без всякой внешней видимой причины и даже без видимой психологической причины я вижу ясно, точно — это длится несколько секунд, а затем… кончено. И это происходит со мной в совершенно различных обстоятельствах; например, я поднимаю листок бумаги: я вижу ясно, как я видела прежде. Я замечаю, что я ясно вижу — и это кончено!

В последнее время это происходит чуть чаще.

Бывает, что, напротив, я пытаюсь; например, нет никого, чтобы прочесть мне бумагу, а я хочу ее прочесть — невозможно; и чем больше я пытаюсь, тем больше написанное расплывается в тумане. А бывает, что я ХОЧУ увидеть что-то (с определенной волей), и я очень ясно это вижу. Эта кажущаяся несвязность… Это должно зависеть от другого закона, который управляет Физическим и которого я пока не знаю. Но, к примеру, некоторое время тому назад (довольно давно), я читала ночью во «сне», и я очень ясно видела: когда я пробудилась, я читала что-то, что я держала в руках, и я очень ясно видела. Следовательно, это не физическое состояние влияет на условие ночи, это что-то другое.

Очень долгое время я видела — я видела образы, сцены и т.д. — я видела, но не слышала; затем, вдруг, я начала слышать; и я слышала малейший шум, я слышала совершенно конкретным и естественным образом. Это было так, как если бы внезапно было развито чувство. Что же, есть определенное состояние видения, которое составляет то, что я читаю — я читаю что-то написанное; сейчас, когда я больше не читаю физически, я читаю ночью. Это означает, что все это внутреннее развитие физического и тонкого физического составляет еще целый неизведанный мир, который еще предстоит изучить.

Я не знаю его законов, я только наблюдаю. И это подчиняется воле совершенно другого порядка, совершенно отличной от воли, работающей в физическом мире.

 

(молчание)

 

Но, ты понимаешь, на таком пути это может длиться сто лет! и больше.

Там надо учить все, мы не знаем ничего.

 

Я не знаю, но у меня очень сильное ощущение, что это совсем не зависит от детальной работы в этой точке, той точке, той точке…

 

Нет-нет.

 

…и что однажды что-то внезапно произойдет.

 

Это так, да. Есть знаки такого рода, которые приходят, чтобы сказать вам: «Будет так, а затем вот так», а затем они уходят. И когда так будет, так оно и будет. Да, ты прав. Ты прав, это правильно.

Сколько раз, ты знаешь, это приходит, поднимается как морской прилив, как волна, это стремление всего материального существа, всех клеток, стремление ко Всевышнему: «Все зависит от Тебя — все зависит от Тебя.» Ощущение полной немощности и полной неспособности, что благодаря вмешательству за секунду может быть трансформировано в полную Мудрость.

И клетки чувствуют это — мысль говорила… она говорит что угодно, земля полна (когда ты видишь это во всей целостности, это действительно интересно!), земля полна всеми человеческими воображениями (которые превращаются в «констатации»), самыми фантастическими, самыми противоречивыми, самыми неожиданными — она полнится этим, она живет этим, она кишит этим — и в результате материальный мир убежден, что сам по себе он не может ничего! Ничего. Ничего, ничего, кроме этого: этого безвыходного нагромождения, кажущегося безумным, которое есть ничто, буйное воображение по сравнению с тем, что может быть.

И тогда эта вера (это вера Материи) молниеносно («молниеносно»… мы не знаем, не так ли, это не вопрос «времени», как мы материально его понимаем), как спусковой механизм: все может быть изменено. Преобразовано в гармонический Ритм выражающей себя Воли; и Воли, которая является Видением: выражающего себя Видения, это действительно так; гармонический Ритм выражающего себя Видения.

И все, что мы можем думать об этом, представлять это, выводить из этого, все это ничто, ничто — это ничто, это не ведет вас ТУДА. То, что ведет вас ТУДА, это уверенность, внутренняя вера, что когда всевышнее... (всевышнее что? можно сказать, Истина, Любовь, Мудрость, Знание, все это ничто, только слова — это «Нечто»), когда То выразится, все будет хорошо.

И вся эта несвязность — ложная несвязность — исчезнет.

 

(молчание)

 

Странно также то, что эта убежденность, эта уверенность выражается неизбежно в совершенно различных действиях в зависимости от людей: ОДНО И ТО ЖЕ принимает различную окраску в стремлении различных сознаний.

Например, в последнее время я видела нечто вроде выставки или шествия всевозможных теорий, данных человечеством для объяснения творения (мира, жизни, существования). Все эти концепции проходили передо мной одна за другой, начиная с тех, что выглядят самым примитивными, самым невежественными, и кончая самыми научными — и все они находились [смеясь] на одном и том же уровне непонимания… и все имели одно и то же ПРАВО выражать истинное стремление, стоящее позади них. И это было чудесно! Даже вера дикаря, даже самые примитивные религии и самые невежественные убеждения имели за собой одно и то же право выражать это стремление. Это было чудесно. И тогда сразу же полностью спало ощущение «превосходства интеллекта».

И то же самое верно для тех противоположностей, противоречий, которые называют «необузданными и вульгарными», между интеллектуальным (особенно, научным) прогрессом человеческого вида и кажущимися дурацкими глупостями тех, кто протестует против условностей[120]; что же, это ощущение низости и превосходства, распространенное среди так называемых рассудительных существ, все это сразу же исчезло в восприятии ЦЕЛОГО, в котором ВСЕ — все — было результатом одного и того же Давления [жест нисхождения] к прогрессу. Это как Давление, приложенное к Материи [тот же жест], чтобы вытянуть из нее отклик. И какую бы форму ни принял этот отклик, он был частью этого всеобщего Действия.

В прошлый раз я тебе говорила, что это вызвало: то ощущение освобождения; да, освобождения от удушения, нечто вроде открытия и блаженного бытия — это установилось. И понимание (как понимание незаинтересованного свидетеля), что все, все трудности, что приходят и накапливаются, совершенно необходимы для того, чтобы ничто не было забыто в марше вперед — чтобы ВСЕ шло вместе; и что только видение детали заслоняет видение целого.

Вот так.

Это будет как цыпленок, который вдруг вылупится из яйца: пока он внутри, для поверхностного видения нет никакого цыпленка; и вдруг, пуф! это появится.

Будем надеяться!

 

*

*  *

 

Перед уходом Сатпрема

Мать справляется о его здоровье

 

…Сейчас, последняя стадия состоит в том, чтобы тело забыло, что оно болело, это очень важно.

 

Очень трудно.

 

Это очень важно.

 

Я постоянно борюсь с пагубными внушениями. Много неприятностей доставляет мне физический ум — много неприятностей. У него ужасные опасения и страхи.

 

О! абсолютно.

 

Ты понимаешь, он получил так много ударов…

 

Это так!

 

… что он живет в беспокойстве, которое портит все.

 

Да, да.

 

Что можно сделать?!

 

Надо настаивать на своем.

Я видела это в своем случае. Это было довольно интересно, потому что с самого раннего детства я находилась в контакте со всевышним сознанием [жест над головой], и меня брала настоящая оторопь от того, в каком состоянии находится земля и люди — когда я была совсем маленькой. Все время я была в ошеломленном изумлении. И какие удары я получала!… постоянно. Каждая вещь приходила ко мне как удар кинжала, удар кулака или удар дубины, и я спрашивала себя: «Как? Как это возможно?» Ты знаешь, вся эта низость, вся ложь, все лицемерие, все искаженное, все, что искажает и блокирует течение Силы. И я видела это в своих родителях, в обстоятельствах, в друзьях, во всем — это было ошеломление. Это передавалось не интеллектуально, это передавалось через ошеломление. И когда я была еще совсем маленькой, Сила уже была там [жест над головой], у меня ясное воспоминание с возраста пяти лет: мне достаточно было присесть на минутку, чтобы я почувствовала это, эту приходящую Силу. И я прожила свою жизнь, до возраста 20-25 лет (когда я начала встречать Знание и тех, кто мог что-то разъяснить, что это было), вот так, с этим ошеломлением: «Как? Что это за жизнь? Как? Что это за люди? Как?…» Я была словно разбита от ударов, мой мальчик!

Затем, начиная с возраста 20-25 лет, началась эта привычка пессимизма. Потребовалось все это время, все эти удары, чтобы она пришла.

Но, что касалось здоровья, когда появлялось заболевание (для меня это никогда не было «заболеванием», это составляло еще часть ударов), я имела доверие, полную уверенность, что это не имело реальности. И будучи юной (очень юной, возможно, в возрасте 13-14 лет), всякий раз, когда был удар, я говорила своему телу: «Но зачем же болеть, если надо будет лечиться!» И это оставалось почти до тридцати лет: зачем болеть, если надо будет лечиться. И только мало-помалу это ослаблялось, по мере роста пессимизма.

Сейчас мне надо разрушить все, сотворенное этой работой.

Но с тобой то же самое, потому что ты бы уже сознательным, когда ты был маленьким (не сознавая это), и когда произошли все те ужасные вещи[121], что-то в тебе оставалось сознательным, но они «взрастили» пессимизм — пессимизм физического ума. И сейчас надо разрушить все это содеянное. И эта работа, ох!…

Ты понимаешь, для меня было НЕВОЗМОЖНО, невозможно поверить (поверить: даже понять их) во все эти движения предательства, зависти, во все движения отрицания Божественного в человеческом существе и в вещах — это было невозможно, я не понимала! Но это приходило со всех сторон и ударяло-ударяло-ударяло… Так что надо разрушить все это сотворенное.

И с тобой было то же самое — я очень хорошо знаю это. Я очень хорошо знаю это. И в твоем случае это принимало очень грубые формы.

Но надо только держаться, это все.

Надо постепенно стирать этот отпечаток. И единственный способ сделать это — это, действительно, войти в контакт с Истиной. Нет другого способа — все рассуждения, весь интеллект, всякое понимание, все это совершенно бесполезно применительно к физическому уму. Единственная вещь — установить контакт. Это как раз то, что ценят клетки: возможность установить контакт.

Установить контакт.

С материальной точки зрения для этого очень хороша джапа. Когда голова устала, и ты немного утомился все время противостоять и противостоять этому пессимизму, тогда надо только повторять свою джапу, и контакт восстанавливается автоматически. Устанавливается контакт. И клетки очень ценят это. Очень. Это очень хорошее средство, потому что это не ментальное средство, это механическое средство, это вопрос вибрации.

Вот так, мой мальчик, надо держаться.[122]

 

 

14 октября 1964

 

Кажется, у тебя насморк!

 

Да! [Мать смеется] Это странно, я встречалась с людьми, имевшими всевозможные вещи, включая лихорадку, и ничего не подхватила; затем, однажды, пришел Z…

Они опять делают глупости в Школе, они охвачены фантастически ужасным порывом к независимости! Ты наешь эту историю?… Они сделали большой стенд по поводу «сна» для воспитания детей (это их дело), но в самом низу они прикрепили, не спрашивая моего разрешения, мою цитату, которую я написала приблизительно в 1952 году и где я сказала, что детям следовало бы ложиться спать в 9 часов. Но они показывают фильмы до 9.30 – 10 часов вечера. Так что я получила поток вопросов от детей, спрашивающих меня: «Что надо делать?…» Я ничего не поняла и спросила, что это за цитата. Так я узнала, что они не только прикрепили это в низу своего стенда, но и распространили мою записку, в которой я говорила: «Детям следует ложиться спать в 9 часов.» Я сказала: «Что!» Я никогда не распространяла этого! Возможно, когда-то я сказала это, но сказала «просто так», как замечание, что «так было бы лучше»… Из этого вышла целая история, я была завалена протестами. Так что, когда пришел Z, я попросила его объяснить мне все это дело. Он рассказал, что они сделали; но, кажется, учителя, увидев на стенде мою цитату (вероятно, те учителя, которые не любят кино или «против» этого или того-то, нашли удобный повод «поднять бузу») сказали и ПРОГОЛОСОВАЛИ у себя, что надо бы это распространить! Они попросту забыли спросить моего разрешения.

Я сказала Z: «Все же это зашло несколько далеко!» И, вероятно, он расстроился, потому что вдруг что-то пришло через него: это были как черные маленькие точки (это пришло прямо от него — возможно, от учителей!), маленькие черные точки, которые бросились мне на горло. Я почувствовала: это сделало з-з-з! Я сказала себе: «Что это?» И я боролась; но я боролась с болью в горле, и там, действительно, ничего не случилось — это обернулось в насморк!

 

У них в Школе ужасная склонность превращать все в систему.

 

Да, системы, правила…

 

Они сводят все в систему, в формулу, у них полно своих «идей»…

 

Да, да.

 

… И они раздувают свои маленькие истории. У меня такое впечатление, что все это нехорошо.

 

(Здесь Мать протягивает Сатпрему

письмо с объяснениями от автора стенда.

В письме дается ссылка на цитату Матери:

это частное письмо Матери одному ученику,

написанное… десять лет тому назад.)

 

Вот оно! Совершенно личное письмо! Какое у них право вывешивать его?

 

Но они постоянно так делают — они режут Шри Ауробиндо на кусочки, они режут Мать на кусочки, и вот вам: это Закон, это Правило, это Принцип.

 

Это так, точно!

 

У них нет никакого здравого смысла. Здравый смысл полностью оставил их.

 

Да. И сейчас получается, что правота на его стороне [автора письма]!

 

(молчание)

 

Когда я была там на Игровой Площадке[123], то десять минут спустя все маленькие дети глубоко засыпали (вероятно, из-за моего присутствия), и поскольку не было холодно, а они лежали на матах, то они спокойно спали до конца сеанса.

Правда, в то время кино показывали только раз в неделю. Сейчас же, ты знаешь, как это есть, это как соревнование: каждый хочет приносить фильмы. Так что один обращается во французское посольство, второй – в английское, третий – в американское, четвертый – в русское, немецкое, итальянское… Фильмы приходят из всех посольств. И как сделать выбор? Как решить, не обидев никого? Раньше фильмы показывали только по субботам, так что в воскресенье они могли встать на час позже, если чувствовали, что не выспались. Сейчас же кино показывают 2-3 раза в неделю. Но это вина тех людей! Каждый горд представлять фильмы из своего посольства. Как отказать одним и принять у других?

Но, по мне, эти фильмы не являются самым большим препятствием, я так не думаю. Гораздо хуже комиксы, которые они читают — они проводят свое время в чтении этого.

А хуже всего — хуже всего — когда приезжают родители! О!… эти родители — ужасные существа, они говорят детям как раз противоположное тому, что мы им говорим, и затем они обсуждают, спорят в их присутствии, они рассказывают им все маленькие семейные истории.

Я думаю, что бесполезно укладывать ребенка спать, если он еще не хочет спать — надо, чтобы он успокоился перед сном. Если им дать чуть спокойную атмосферу, они смогут заснуть…

Это наводит меня на кое-какие воспоминания из моего детства, раннего детства: моя бабушка жила рядом с нами, и ночью (вечером после ужина) мы обычно навещали ее перед сном. Не могу сказать, что это было очень забавно, но у нее были очень хорошие кресла (!), так что, пока моя мать болтала с ней, я великолепно спала, лежа в кресле — это был блаженный сон. Но если бы кто-то взглянул на это со стороны, не зная ничего, он бы сказал: «Только посмотрите! Они не дают ребенку спать до 10 часов!» Но я чудесно отдыхала!

Так что это зависит от ребенка. И если он действительно хочет спать, что мешает ему спать?… Им надо только дать спокойную атмосферу, как можно более спокойную.

 

Но они все время хотят делать общие законы, тогда как это всегда личное дело.

 

Совершенно верно.

 

И вопрос опыта — говорить о своем опыте. Но они хотят Закона, неизменного Закона и во всех деталях.

 

Так проще! Да, закон, закон, закон. Они еще не поняли…

Я ничего не имела бы против этого стенда, если бы там было несколько цитат, и моя цитата была бы среди других; но я против того, что они разослали эту цитату по всем Подразделениям! И это было частное письмо.

Если бы, по крайней мере, они поместили эту цитату среди многих других… ВСЕГДА надо давать дополнительные цитаты — но они никогда этого не делают.

Помнится, однажды они сделали в библиотеке выставку о Германии. Они поместили длинную цитату Шри Ауробиндо, где он сказал: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ…», и затем шла вся длинная цитата — о, что за цитата! Это раса будущего, раса гениев, они спасут мир и так далее. Они поместили всю цитату… но без первой фразы! Я пришла туда (в то время я ясно видела), и что я увидела! Я помню, что Шри Ауробиндо говорил: «Вот что немцы ДУМАЮТ О САМИХ СЕБЕ», так что я сказала им: «Но вы забыли самое важное, надо добавить вот это.» Ты бы видел их лица, мой мальчик!…

Ужасна эта неискренность — они вырезают, выбрасывают то, что им не нравится и оставляют только то, что им угодно.

Сколько раз я говорила: если вы ставите цитату Шри Ауробиндо, тогда всегда надо ставить и противоположную цитату, чтобы показать, что он все говорил и все предвидел и расставлял все по своим местам.

Но это им не нравится!

Есть наглядная история с бедным Т! Он собирал из книг Шри Ауробиндо все отрывки, где говорилось, что разум совершенно необходим человеку [Мать смеется], что разум является средством прогресса, что без разума жизнь была бы неполной и т.д. — много таких отрывков, конечно же!… Но он забывал все другие. И поскольку во мне хватает «озорства», то я собрала [смеясь] все другие отрывки и свалила их ему на голову!

Он принял это за личный выпад!

И всем, кто приходит и говорит мне: «Но вы говорили это десять лет тому назад, три года тому назад…», я отвечаю: «Да, а сейчас я говорю противоположное!… А еще через несколько лет я могу опять начать говорить то же самое!»

 

Трудно ввести это в их головы.

 

Да, их головы таковы [жест: закрыты на замок].

 

Это настоящее зло для Школы: дух системы.

 

Да. Догматизм.

Это и превращало все учения в религии, везде — везде.

 

Если ты уйдешь, будет ужасно…

 

Они встречались с людьми из Англии и Европы, и на этой встрече сказали: «О, мир нуждается в новой религии, сейчас подходящее время дать миру новую религию…» И они хотели взять имя Шри Ауробиндо и основать на нем новую религию! Тогда я ответила им: «Эра религий прошла». — Они не поняли, мой мальчик! Они были ошарашены. Я написала им это без объяснения, как когда вы бросаете что-то, чтобы встряхнуть: «Эра религий прошла, сейчас время универсальной духовности» («универсальной» в смысле содержания ВСЕГО и адаптации ко всему). Тогда мне ответили: «Мы не понимаем, но раз уж… [смеясь], раз уж Вы это говорите, мы это принимаем.» Поэтому я добавила в «Бюллетень» объяснение (объяснение не так сильно, но надо было попытаться, чтобы они меня поняли), я сказала, что религии были основаны на духовных переживаниях, приведенных на уровень, понятный для человечества, и что новая фаза должна быть фазой духовного переживания в его чистоте, не сведенного на более низкий уровень.[124]

Но и это им трудно понять.

Как бы там ни было… это дало мне насморк!

Да, это так, это то, что дало мне насморк, это догматизм, который парализует жизнь, делает ее жесткой, отнимает ее.

И они убеждены, что они правы, а я – нет, и только из-за некоего «благосклонного почтения» по отношению ко мне [Мать смеется] и из вежливости они мне не говорят: «В самом деле, Вы зашли слишком далеко, правы мы.»

А! давай работать…

 

*

*  *

 

Я получил письмо от своего брата… В частности, он пишет: «Я определенно слишком ‘мертв’, чтобы писать… Мои дни утомительны… это вихрь откликов, которые надо мгновенно дать тем, кто бросает на меня свое страдание, свой взгляд или свой вопрос. Мне надо держаться за нить моего великого покоя, чтобы пройти через это, не развалившись.»

 

…В эти последние ночи развивалось одно переживание. Это нечто вроде объективизации, как сцены, которые разворачиваются и в которых я являюсь одним из персонажей; но это не «я»: это некий персонаж, которого я играю, чтобы иметь двойное сознание: обычное сознание и истинное сознание одновременно. Это была целая серия переживаний, чтобы показать одновременно Истинную Вещь и нечто вроде полусмерти (это его слова заставили меня подумать: «я слишком мертва…»), полусмерти разума. В этих переживаниях состояние обычной ментальности — это нечто сухое (не точно жесткое, потому что оно рыхлое), без жизни, без вибрации — сухое, холодное; а по цвету это всегда серенькое. И тогда, с максимальным напряжением, есть усилие понимать, помнить и знать — знать то, что надо делать: знать, как идти, когда идешь куда-то; знать, что люди делают, знать… Все есть вечный вопрос разума (это подсознательное в разуме — некоторые сознают это, но даже у тех, кто внешне спокоен, постоянно есть это, это напряжение знать). И это нечто поверхностное, без глубины, холодное и сухое, БЕЗ ВИБРАЦИИ. И в то же время, как бы порывами, приходит истинное сознание, как бы контрастом. И это проходит почти в кинематографических обстоятельствах (это всегда какая-то история, чтобы это было более живо). Например, прошлой ночью (это одна из историй среди многих других) «я», которое было сознательно в тот момент (это не я), «я», которое играло, должно было куда-то пройти: оно было в каком-то месте среди других людей и должно было пересечь город, чтобы куда-то дойти. Это «я» не знало ничего: ни пути, ни названия того места, куда надо придти, ни того человека, с кем надо встретиться — оно не знало ничего. Оно не знало ничего, но оно знало, что должно идти. И тогда возникло это напряжение: как, как узнать? как узнать? И спрашивая людей, задавая вопросы, пытаясь объяснить: «Вы знаете, это вот так и вот так…», несметные детали (это длилось часами). И время от времени был вал света — тонкого, золотого, уютного — и ощущение, что все устроено заранее, что все, что надо знать, будет известно, что дорога была подготовлена заранее — что надо только позволить себе жить! Это приходит вот так, порывами. И тогда есть грандиозный контраст между этим постоянным состоянием разума, его громадным усилием напряжения, сконцентрированной воли и… затем это великолепие. Это уютное великолепие, в котором вы позволяете себе идти в доверительном счастье: «Но все готово, все светло, все известно!… Надо только позволить себе жить.» Надо только позволить себе жить.

Это как бы разыгрывалась пьеса, чтобы сделать действие более живым, более реальным — один субъект, другой субъект, это, то… Если войти в одно состояние, а затем, в другой раз, в другое состояние, то можно вспомнить разницу, и это полезно; но в форме пьесы, с двойным сознанием, противопоставление становится таким реальным, таким конкретным, что… выходишь из этого, спрашивая себя: «Как можно продолжать жить этой аберрацией, когда ты один раз ПРИКОСНУЛСЯ — прикоснулся, имел переживание Истинной Вещи?»

Это как если бы тело принимали за ребенка, чтобы воспитать его. Потому что ум, о котором я говорю, это физический ум, материальный ум (не спекулятивный ум: вибрация совсем другая), это ум ЗЕМЛИ, ум повседневной жизни, ум, который вы несете с каждым движением и который так утомляет тело!… Это такое напряжение, такой страх — страх жить. Да, впечатление живой смерти.

Этим утром, когда я вышла из этого, я сказала себе: «Это странно»… Но тело усвоили свой урок; вот так, оно учит свои уроки. И все же физический ум продолжает следовать своей грязной привычке хотеть правил, хотеть знать заранее то, что надо делать и как делать, организовывать свою жизнь в каких-то рамках, вместо того, чтобы позволить себе просто жить.

Та же самая история, что и с Школой.

Это сделать для себя железную клетку и поместить себя в нее.

Это было в точности это.

Пытаясь объяснить кому-то: «Вы знаете, это вот такое-то место, и личность там такая — вы знаете, та личность, которая делает то-то и то-то…»

Пытаешься ставить вехи… чтобы построить для себя клетку. И затем, вдруг, дуновение — светлое, золотое, теплое, удобное: «А! но это очевидно, это вот так! Но меня совершенно естественно ПЕРЕНЕСУТ в это место — к чему все эти усложнения?!»

Это тело учит свой урок. Оно учит свой урок.

Оно также учит урок «болезни» — иллюзии болезни. Это очень-очень забавно. Очень забавно. Разница между самой вещью, как она есть, беспорядком некоторого рода, как он есть, и старой привычкой чувствовать и воспринимать вещи, обычной привычкой, тем, что люди называют болезнью: «Я болен». Это очень забавно. И ВСЕГДА, если оставаться действительно спокойным (трудно быть действительно спокойным — на ментальном и витальном уровне это очень легко, но в клетках тела довольно трудно быть совершенно спокойным, НЕ ВПАДАЯ В ТАМАС, этому надо научиться), но когда достигаешь действительно спокойного состояния, ВСЕГДА есть маленький свет — маленький теплый свет, очень сияющий и чудесно спокойный, позади; как если бы он говорил: «Тебе надо только захотеть.» Тогда клетки тела приходят в полную растерянность: «Как это захотеть? Как я могу? Болезнь на мне, она подчинила меня. Как я могу: это БОЛЕЗНЬ» — вся эта комедия (и это было не во сне: я была полностью пробуждена, утром), эта «болезнь». Тогда что-то, обладающее общей мудростью, говорит: «Успокойся, успокойся [смеясь], не цепляйся к своей болезни! Успокойся. Как если бы ты хотел быть больным! Успокойся.» Тогда они согласны — они «согласны», ты знаешь, как ребенок, которого поругали: «Хорошо, я попробую.» Они пытаются — и сразу же снова приходит этот маленький свет: «Тебе надо только захотеть.» И раз или два раза, для того или другого (потому что Беспорядок — это что-то общее: можно страдать в любом месте, иметь беспорядок в любом месте, если принимаешь  определенную вибрацию), в этой ТОЧКЕ соглашаешься — минутой спустя все кончено. Даже не минутой: за несколько секунд все кончено. Тогда клетки начинают вспоминать: «Но как же так? У меня была здесь боль…» Плюх! все возвращается. И вся комедия постоянно вот так раскручивается.

Так что, если они действительно усвоили урок…

Вещи приходят снаружи, невозможно всегда не давать им приходить; это как те маленькие черные иглы, о которых я тебе говорила (не обращаешь внимания, нет времени все время себя защищать!) Но если занимать в тот момент истинную позицию… Это было довольно любопытно, потому что это пришло к горлу, и я была весьма раздосадована, потому что не люблю, когда это приходит туда; я сконцентрировалась, чтобы этого там не было, и заболевание не пришло туда… [смеясь] оно обернулось насморком!

О! Клетки все время учат свой урок, все время. Все вещи, все, что происходит, все является для них уроком — всегда. Всегда, всегда: все споры, все трудности, все огорчения, все так называемые болезни, все, все беспорядки, все это для того, чтобы вы усвоили урок — как только урок усвоен, с этим покончено! Но, тогда, вы так медлительны и тяжелы, требуется так много времени, чтобы понять, что это урок, что он все тянется и тянется и тянется.

И что касается всех вещей, как этой истории с деньгами, произошедшей этим утром, это был урок, который надо усвоить. Но это не индивидуальный урок, ты понимаешь; беда в том, что это зависит не от индивида: это зависит от группы или от определенного сорта индивидов, или от способа человеческого бытия, или… Надо, чтобы ВСЕ усвоило урок.

Возможно… возможно, если есть символическое существо (это то, о чем я начинаю спрашивать себя), если есть символическое существо, которое имеет силу (надо иметь много терпения!), силу СОДЕРЖАТЬ представление всех этих беспорядков и работать над этим символическим представлением, то это должно помочь целому. Потому что, если требуется, чтобы для достижения Победы изменился весь способ человеческого бытия, тогда это тянулось бы миллионы лет! Вот почему, возможно, есть символические существа.

Это то, о чем я спрашиваю себя сейчас.

В области идей нет проблем, там все решено уже давно — проблемы в факте, в материальном факте тела… Тело начало усваивать свой урок. Оно начало усваивать. И тогда, вместо эгоистического ответа, который состоит в том, чтобы сказать: «А! нет, я не хочу этого! [смеясь] я выше этой слабости и этого беспорядка», позволить этому придти, принять его и посмотреть, каково же решение. Иными словами, вместо старой проблемы — отвержения жизни, отвержения трудности, отвержения беспорядка и бегства в Нирвану — есть принятие всего и Победа.

И это действительно (насколько я знаю) то новое, что принес Шри Ауробиндо. Не только идею, что это возможно, но и что это является истинным решением, и идею, что это можно начать делать сейчас. Я не говорю, что сейчас мы подошли к концу, я ничего не знаю, но идея состоит в том, что можно начать прямо сейчас, что пришло время, когда можно начать, и что это единственно верное решение, что другое решение не является решением — хорошо, можно допустить, что бегство было необходимым опытом во вселенском марше, но оно не является решением: решение заключено в Победе. И пришло время, когда можно попытаться.

И весь обычный здравый смысл (который еще торжествует в этом мире) говорит мне: «Что за иллюзии ты питаешь, дитя мое! Ты выстраиваешь вещи для своего удовлетворения, это чтобы позолотить пилюлю» и т.д., и это приходит вот так, регулярно, волнами. Что же… это тоже часть проблемы. Но придет время, когда будут приняты определенные истины, и они больше не будут вызывать споров; с этого момента Работа пойдет легче. Но чтобы достичь этого, необходимо иметь, по меньшей мере, зачатки переживания, зачатки реализации, что позволит вам сказать: «Но вот доказательство.»

Кажется, этот процесс идет.

Сейчас делается незаметная, достаточно «черная» работа… Помню, как однажды Шри Ауробиндо сказал мне (мы тогда еще жили в другом доме), он сказал мне: «Да, ты сейчас делаешь работу Надразума, творения Надразума, ты совершишь множество чудес, и весь мир будет восхищаться тобой!… Но это не то, не та Победа, которую мы хотим одержать.» Я рассказывала тебе об этом. Что же, это воспоминание частенько приходит, чтобы помочь мне. Я говорю себе: «Все правильно, мы здесь не для фанфар популярной победы!»

В этом нет никакой славы. Но этому совсем и не нужна слава! Я сказала ему: «Мне не нужна слава, и я совершенно не забочусь о публичном восхищении! [смеясь] Это не занимает никакого места в моем сознании.»

Но я понимаю… О! есть более глубокие пути понимания вещей.

Тело учит свой урок.

 

(Сатпрем готовится уйти)

 

Из-за этого насморка я ничего не вижу, даже то, что я пишу.

Но, только представь себе, мне надо было написать несколько важных открыток по поводу дней рождений, и меня предупредили за месяц заранее! Меня предупредили, мне несколько раз повторили: «Напиши это.» Тогда здравый смысл сказал: «Но еще много времени!» — «Напиши это.» Хорошо, я написала. И если бы надо было написать это сейчас, мне было бы неприятно!

Все время, все время я получаю указания, кажущиеся банальными!… И что касается всего, по поводу малейшей вещи: «Не располагай этот предмет так: помести его вот так.» [Мать перемещает предмет на столе], и вдруг что-то происходит, и что-то ломается или падает… Это действительно очень интересно.

[Мать смотрит на свое расписание] Потоки, дюжины людей пишут мне: «Я ХОЧУ вас видеть, я ХОЧУ вас видеть…» Вот как: «Я ХОЧУ вас видеть в день моего дня рождения, я ХОЧУ…» Сейчас я отвечаю очень категорично, напрямик: «Невозможно, нет времени», и не даю объяснений. Но в некоторые дни я свободна, так что список все удлиняется, вот уже пятнадцать, двадцать, двадцать пять человек. Если думать об этом, это кажется невозможным; идешь туда, приводишь себя в определенное состояние, призываешь Господа и живешь в Его Вечности — и затем это кончается, даже не заметно, как подходит конец!

Жизнь находится на пороге того, чтобы стать чудесной — но мы не знаем, как жить. Надо еще учиться. Когда мы действительно научимся, это будет что-то.[125]

 

 

17 октября 1964

 

Ты?

 

Я прохожу через все фазы, но, к счастью, очень быстро, за несколько часов — два часа, три часа — с новыми фазами… Как бы там ни было, довольно неприятные вещи.

 

*

*  *

 

(По поводу открыток, которые Мать посылает ученикам по случаю их дней рождений. Эти открытки обычно содержат указание на усилие или реализацию, которую надо достичь в новом году.)

 

…Это еще та работа, ты знаешь!

Ты понимаешь, считая всех людей вне Ашрама (приблизительно 200 человек, возможно, больше, кому я также посылаю открытки) и считая всех людей из Ашрама (за редким исключением) всего получается 1500 открыток в год. В году только 365 дней; так что прикинь, сколько открыток мне надо написать ежедневно… D каждое утро приносит мне вместе с завтраком список всех дней рождений, и прежде чем начать принимать людей или приняться за свою работу, мне надо удовлетворить все эти «дни рождения»!

Это еще то занятие!

Но сейчас у меня новая тактика: мне дают фломастеры, которые пишут крупно, как кисточки; я пишу ими — буквы занимают гораздо больше места! Поэтому мне не требуется много писать. Моя рука осталась такой же, когда она рисовала: очень уверенной в себе, а мои глаза больше не ведут руку, поэтому эти карандаши пишут сами!

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

Ночи становятся все более невероятными.

Каждую ночь я встречаюсь с множеством людей, которых я физические вообще не знаю, но с которыми я имею связь… нечто вроде сокровенности работы, как с кем-то, с кем встречаешься повседневно. И это продолжается, одна ночь за другой. Так что это составляет сотни и сотни людей, с кем я работаю.

И это конкретно: конкретно, как в физической жизни (это в тонком физическом). Конкретно, то есть, есть вкус еды, есть ощущение прикосновения, есть запахи. И какие истории! Истории… фантастические выдумки! Я совсем не записываю их, потому что на это потребовались бы часы, и, кроме того, я не нахожу, что это стоит записывать, но какие бы это были истории!

Фантастические.

Прошлой ночью… Сейчас я вообще не помню, осталось только впечатление; и впечатление такое сильное, что требуется, по меньшей мере, полчаса после пробуждения, чтобы выйти из атмосферы, в которой я была!

Всевозможные люди. Я не знаю их имен, я не знаю их стран, я не знаю их языка, и все же мы очень хорошо сообщаемся друг с другом.

И в мире вещи хаотичны, кажется.

 

Да, что это за «отставка» Хрущева?[126]

 

Это выглядит серьезным. Похоже не какую-то революцию, потому что его сын тоже смещен со своего поста.[127]

 

Означает ли это откат назад?

 

Ах! Это СИЛЬНЫЙ откат назад.

 

Это серьезно.

 

Это дало толчок к налаживанию отношений между Америкой и Россией (за счет Китая! это было очень забавно).

Это может разрушить все.

 

(молчание)

 

Такое впечатление (как раз это впечатление я приношу из ночных активностей), впечатление крушения здания — повсюду. Это совсем как перед крушением: трещит везде.

Кроме того, если быть полностью вне своего сознания, вне своих привычных реакций, вне своего непосредственного окружения и своей повседневной деятельности, если полностью выйти из всего этого, посмотреть и спросить себя: «Что произойдет?» — Черная дыра, ничего не видно.

И когда я говорю: «Что произойдет?», я имею в виду не то, что произойдет на земле, а как, через какое стечение обстоятельств или через какую последовательность событий произойдет новое творение?

Есть целая часть прошлой истории земли, которая, в сущности, нам совершенно не известна. Они сделали немало так называемых открытий, но… все эти истории, я не знаю, сколько в них истины.

Они действительно что-то нашли?… Я не знаю. А ты?

 

Вероятно, известен небольшой кусочек истории, начиная с определенного катаклизма. Но сколько катаклизмов было?…

 

Да, сколько было катаклизмов?

 

(молчание)

 

Сейчас люди хотят обойтись без помощи Природы для великих разрушений. Кажется, пять стран обладают атомными бомбами, и бомб только одной из этих стран достаточно, чтобы… пуф! уничтожить землю. Так что если все это (это же новое, помимо прочего) вдруг выйдет из-под контроля… Они не знают, как долго эти вещи могут храниться: если вдруг они начнут взрываться — можешь представить это! [смеясь] во всех странах все бомбы вырвутся одновременно!

Бедная земля.

Это хуже, чем Потоп. В конце концов, способы Земли были более мягкими, Природа была более разумной.

 

(молчание)

 

В сущности, есть только оно утешение: это то, что никогда не произойдет ничего кроме того, что должно произойти, так что… Это то сознание, в котором я живу — я совсем не забочусь, ни в малейшей степени. Но я хочу сказать, что на самом деле, объективным образом, мы ничего не знаем.

Благодаря ли серии катаклизмов животное стало человеком?… Мне это не кажется таким уж необходимым.

 

Нет, возмущающим элементом является Разум.

 

Я не в курсе, что люди сейчас думают, что они знают, но, например, когда животное царство преобладало на земле, то были ли какие-то катастрофы до его появления или после?… Ведь можно смутно почувствовать землю, которая постепенно охлаждается, и сначала появляются минералы, затем мало-помалу появляются растения — очень хорошо видно это (я даже видела очень интересные фотографии), но само ли похолодание вызывало катастрофы? Землетрясения, затопления, наводнения?…

 

Да, был период образования горных складок.

 

Было движение континентов, из-за чего снега таяли и затопляли землю. Но само движение континентов было, вероятно, следствием охлаждения.

Сейчас говорят, что у них есть инструменты, способные зарегистрировать тот факт, что континенты еще продолжают двигаться. Несколько лет тому назад даже говорили, что многие части Сибири, столь холодные, что там сейчас ничего нельзя сделать, станут пригодными для культивирования, и что тропики не будут такими жаркими, как сейчас.

Но все это должно приходить совсем постепенно, так что всегда можно приспособиться к этому, можно переселиться в другие места.

 

Да, это занимает миллионы лет.

 

Есть время переместиться, поменять привычки.

 

(молчание)

 

Исторический период очень короток. Как он есть, он очень неопределенен, но и очень короток.

Возможно, сознательное усилие Вед пришло после тысячелетий и тысячелетий поисков, исследований, цивилизаций, не оставивших никакого следа? Ведь они более или мене точно вычислили время появления человека на земле — несколько миллионов лет тому назад, нет? Сколько?

 

Один миллион, я думаю.[128]

 

Из этого миллиона мы знаем только 5000 лет, ты видишь!

Бедный шарик! Как мы претенциозны! Мы думаем, что знаем.

 

(молчание)

 

Может быть, я хожу в прошлое? — возможно, в прошлое, возможно, в будущее, возможно, в настоящее. Я заметила, что костюмы совсем не такие, как сейчас, и не похожи на те, что мы сейчас знаем. Но когда я там действую, это совершенно естественно, я не замечаю этого: это как то, на что смотришь ежедневно, переставая замечать это. Только когда я возвращаюсь и немного объективизирую, я говорю себе: «Смотри-ка! как странно» (что касается меня самой и других). И я совсем не такая, как я сейчас, совсем нет. Более того, я думаю, что я бываю тем, что называют «разные личности» в разные моменты. Было даже время, когда я смотрела, не отождествляюсь ли я с разными личностями, но нет отождествления, у меня нет ощущения «вхождения в кого-то», ничего такого. Но в видимости я не всегда одна и та же личность: иногда я очень высокая, иногда низкая, иногда я молодая, иногда я не так уж и в возрасте, но взрослая. Очень-очень по разному. Но всегда есть одно и то же центральное сознание, всегда есть… [Мать сосредотачивается] Свидетель, который наблюдает от имени Господа и решает от имени Господа. Это так, такая позиция: Свидетель, который наблюдает — то есть, который видит все, наблюдает за всем и решает, будь то в отношении самого себя или других (безучастно), всегда. Это неизменная точка. От имени… «кого-то» вечного — кто вечен, вечно истинен, вечно могущественен и вечно знает. Это так о всем. А так все время разные вещи, различные обстоятельства, различное окружение; есть совсем разные способы жить. И также, если я просыпаюсь в начале ночи, это один род вещей; если я просыпаюсь посреди ночи, это другой род вещей; если я просыпаюсь… «просыпаюсь», я имею в виду не выход из сна, а возвращение к текущему сознанию. И всякий раз это по-другому, как если бы это приходило из различных миров, различных времен, различных активностей.

И, очевидно, от меня не ожидается, чтобы я помнила — это не имеет никакого значения. Это ДЕЙСТВИЕ. Это действие, это не знание, которое мне дается — это действие. Я в состоянии работы. Может быть, это «я работала»? может быть, «я собираюсь работать»? может быть, «я работаю»? Я не знаю. Вероятно, и то, и другое, и третье.

И помню я или нет, не имеет никакого значения.

 

(молчание)

 

Но есть кое-что, что, тем не менее, надо знать… и в чем нет уверенности. Например, в какой степени присутствие физического тела [тела Матери] в мире, как он есть сейчас, воздействует на проделываемую Работу? В какой степени?… Совершенно ли необходимо это? Действительно обязательно? И если это совершенно необходимо, то какой эффект и в какой степени? То есть, есть ли вещи, которые можно делать только обладая физическим телом, или же те же самые вещи можно делать как-то иначе?

 

Несомненно, есть вещи, которые можно делать только в теле.

 

Болтовня!

 

Нет, не болтовня!… Иначе не было бы необходимости в Аватарах.

 

Да… кажется, так.

 

(молчание)

 

Но если истории, которые нам рассказывают, более или менее верны, в конце концов, если в них есть хоть какая-то доля истины, тогда НИ ОДИН Аватар не остался — все уходили. Или же они так хорошо прячутся, потому что… Их никто никогда не встречал, не так ли. Есть люди, искавшие их, но никто никогда их не встречал. И об их смерти говорили даже больше, так что кажется, что смерть часто играла довольно важную роль.

 

Что ты имеешь в виду, говоря, что никто никогда их не встречал?

 

Физически.

Ведь говорят, что Шива жил на земле, Кришна жил на земле. Про Будду и Христа известно, что они жили на земле — это наделало много шума. О смерти Христа наделали даже больше историй, чем о его жизни. Будда счел за благо уйти (хотя на самом деле он не ушел). А другие…? Много говорили о смерти Христа — но о чем только ни говорили.

 

Это слишком «старо».

 

Нет, это не старо, мой мальчик.

 

Старо для нашей истории.

 

Это не старо. Конечно, раньше не было ни газет, ни кино!

Но и газеты, все бумажные издания не могут протянуть очень долго. В Америке сделали подземное хранилище для книг — они предприняли все возможное, они хранят книги в наилучших условиях. А если земля и континенты движутся?… И кто сможет их прочесть? Даже ассирийские письмена, которые не так уж стары, являются для нас загадкой. На самом деле они не знают: они воображают, что знают. Имена, которые мы учили, когда были маленькими, и те имена, которые учат современные дети, совершенно отличаются, потому что не найдена фонетическая запись.

По сути, если посмотреть чуть внимательно, тогда, даже ВНЕШНЕ, мы не знаем ничего.

 

(Мать входит

в глубокую медитацию)

 

 

21 октября 1964

 

18 октября у меня было интересное переживание. Это был день рожденья доктора, и я давала ему медитацию. После медитации он попросил меня, чтобы я написала, что я видела в ходе медитации. Я не имела никакого намерения делать это, но, спустя час, то есть, в момент обеда…

Чтобы было понятнее, расскажу всю историю с самого начала.

Перед медитацией я ему сказала: «Предупредите меня, когда вы кончите медитацию — я не хочу вас прерывать.» Затем, в ходе медитации, сделав все, что я хотела, я посмотрела и сказала себе: «Посмотрим, попробуем». И я просто сделала формацию, которую и наложила на него, говоря: «Сейчас конец». Он не шевелился, был очень спокоен. Потребовалось полминуты, даже меньше, и он открыл глаза — медитация кончилась. Но когда я снова увидела его за обедом, я спросила его: «Когда вы давали мне знак, что медитация кончилась, что вы чувствовали?» Он ответил: «Я почувствовал [Мать смеется], что Сила уходит, поэтому я подумал, что настал конец»… Что же, его ответ показал мне точную разницу… Он должен был почувствовать: «Мать зовет меня, Мать говорит мне, что пришел конец», но он почувствовал, что уходит Сила.

Затем, увидев, что я с ним заговорила, он решил воспользоваться удобным случаем и попросил меня: «Я очень бы хотел иметь видения.» Я ответила ему так, как нужно ответить, сказав, что в конечном счете только Господь решает, когда мы должны иметь видения, когда мы их не должны иметь, когда мы делаем прогресс, когда мы не делаем прогресс и т.д. Затем, самым притворным тоном [смеясь], как когда кто-то хочет что-то сказать из вежливости, но не верит ни одному своему слову, он сказал: «О! Тогда мы действительно счастливчики, потому что имеем Господа среди нас.» Я сделала вид, что поверила в его искренность и ответила: «Нет-нет-нет! Вы не можете так говорить, это не возможно — я НЕ Господь!» И я немного объяснила, что за сознание я имею от Господа, и сказала: «Не надо думать, что я Господь… (в моей мысли это было: «Я не Господь, каким ВЫ его себе представляете»), ведь если бы я была Господом [Мать смеется, забавляясь], вы имели бы видения и вылечились бы.»

Это было примерно в 11.30. После обеда я обычно принимаю ванну и немного вытягиваюсь. Я сказала Господу: «Почему, в конце концов [смеясь], я не могу что-то сделать для этих славных людей? Почему бы не сделать чудо? Я спросила Его полусерьезно-полушутя. И тогда вдруг все стало очень серьезно. Вдруг Присутствие стало очень интенсивным, и это было очень серьезно. Тогда я почувствовала что-то, что говорило совершенно позитивным образом (я выражаю это на словах): «Ты НЕ ДОЛЖНА иметь сил.» И полное понимание.

Ты не должна иметь сил.

И был мир… Случаи такого рода вызывают мир приближений, переживаний и т.д. Так что я начала писать (как всегда, это пришло через последовательные «осветления»). Первое приближение было таким:

 

If you approach me in the hope

of obtaining favours, you will be

frustrated, because I dispose of no powers.

[Если вы приближаетесь ко мне в надежде

получить благосклонность, вы будете

разочарованы, потому что я не распоряжаюсь силами.]

 

Это пришло и по-французски:

 

Ceux qui s'approchent de moi avec

l'intention d'obtenir des faveurs

seront déçus, parce que je ne

dispose pas de pouvoirs.

[Те, кто приближаются ко мне с

намерением получить благосклонность,

будут разочарованы, потому что я не

распоряжаюсь силами.]

 

Но истинная версия такая (я заменила «s'approchent» на «venir» и «dispose» на «détenir», и написала в настоящем времени), вот мое последнее приближение:

 

Ceux qui viennent a moi avec

l'intention d'obtenir des faveurs

sont déçus, parce que je ne détiens

pas de pouvoirs.

[Те, кто приходят ко мне с

намерением получить благосклонность,

разочаровываются, потому что

нет сил в моей власти.]

 

И, что было почти потрясающим, это то, что вся АРМИЯ ВРАЖДЕБНЫХ СИЛ СМОЛКЛА – сразу же. И атмосфера просветлела, разгрузилась.

Затем, внимательно посмотрев, я поняла, что именно эта смесь в мыслях людей, чувствах людей, в их подходе к духовной жизни является катастрофической — они всегда «хотят» чего-то, они всегда «требуют» чего-то, они всегда «ожидают» чего-то. По сути, это вечная сделка. Это не потребность отдать себя, не потребность слиться с Божественным, исчезнуть в Божественном, а взять, получить то, что они хотят.

И в течение нескольких часов (это длилось несколько часов, с того момента до самой ночи) атмосфера была прозрачной, легкой, светлой — и мое тело, мое тело было в такой радости! как если бы оно парило в воздухе.

Затем все вернулось — не совсем «все вернулось»; кое-что не вернулось, что было определенно установлено, но одна часть атак прояснилась.

Это было таким конкретным! Я никогда не чувствовала этого таким конкретным образом; что-то было полностью отметено.

 

Но как того факта, что ты отказываешься от силы или не имеешь силы, оказалось достаточно, чтобы отмести враждебные силы?

 

Нет, это тот факт, что я ОБЪЯВИЛА об этом.

 

Что ты объявила?

 

Нет сил, я очень хорошо знала, что не имела сил! И мне это было совершенно безразлично, потому что я очень хорошо понимала, что то, на что сейчас нацелена работа, это вовсе не чудесные события, а ЛОГИЧЕСКОЕ, нормальное и неизбежное СЛЕДСТВИЕ супраментальной трансформации — это так, это факт. Я знаю это и я знала это, и как раз поэтому я даже не думала о силах; в конце концов, меня даже отдаленно не касалась мысль сотворить чудо для доктора или для кого-то еще, кто ко мне приближался — я не думала об этом, это не входило в мое сознание. Только 18 октября, по тому случаю, это вошло в мое сознание, и тогда я задала этот вопрос, чтобы узнать, почему я никогда не думала об этом: «Почему?» И мне было определенным образом сказано: «ТЫ НЕ ДОЛЖНА играть с силами, потому что не так должны делаться вещи.»

 

Все понятно, но…

 

Но была целая масса враждебных сил (я видела всевозможные вещи, я не хочу вдаваться в подробности), которые пытались ПОМЕШАТЬ заявить мне это! И я должна была сделать усилие [Мать делает жест отталкивания преграждающей массы]… не усилие борьбы, а усилие преодоления чего-то, как когда вас окружают со всех сторон, чтобы разбить оболочку и заявить что-то. И в ту минуту, когда я сделала это, когда я взяла бумагу и начала писать: пуф! Это ушло, как если бы было сметено!… Это, да, это я понимаю! Это Сила Господа. Никакая промежуточная сила не может сделать это — это было великолепно, ты знаешь! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо. В течение часов.

И благодаря этому я поняла, что самым значительным препятствием является это отклонение стремления и жажда иметь чего-то. Но кто не отклоняется?… Я всегда начинаю с себя: я смотрела на все, что знала о сознательной жизни этого существа (это мое первое наблюдение), и приходили все образы; что же, самоотдача, совершенно чистое стремление, не ждущее никакого результат — совершенно свободное от всякой идеи результат — в своей сущностной чистоте… это не часто. Это не часто.

Сейчас условия совершенно другие, но я вижу массу стремлений, подходов, и я всегда сравниваю это с моей позицией по отношению к Шри Ауробиндо в то время, когда именно он представлял для меня Посредника; что же, я понимаю… Я понимаю, что совершенно чистая вещь, то есть, чистая от всякой примеси сознания эго (это сознание эго), чистая от всякой примеси эго, это… это еще редко.

И именно эта примесь сознания эго (я говорю здесь не с личной, а с общей точки зрения), в тот момент, когда те слова были написаны, была сметена чем-то столь же мощным, как ураган, но без неистовства урагана — разогнана, растворена, сметена! Все те вещи, которые давили, с которыми я постоянно должна была сражаться, чтобы продвигаться — сметены! И они вообще не вернулись.

Это состояние не осталось (это состояние было состоянием Победы). Но вещи не вернулись к прежнему состоянию, и они никогда не вернуться, как они были. Что-то по-настоящему было прочищено. Это не личный, индивидуальный вопрос: это что-то общее.

 

(Мать начинает начисто

переписывать последнее

«приближение»:)

 

Ты понимаешь, слово «благосклонность» точное. Оно как раз к месту, имеется в виду действительно «благосклонность» — искать помощи, чтобы сделать необходимый прогресс, это очень хорошо, но они хотят результат, НЕ ИДЯ ПО ПУТИ, и вот это невозможно, это то, чего не должно быть.

В сущности, это то, что люди всегда просили от религий; «Бог» религий — это бог, который должен сделать им одолжение: «Я верю в Тебя, значит, Ты должен сделать это для меня» (это формулируется не так грубо, но, в сущности, это так). Это не стремление быть ведомым по пути, чтобы делать точно то, что нужно, чтобы происходила Трансформация. И именно это было мне ясно сказано: «НЕ ДОЛЖНО быть чудодейственных сил». Есть могущество Помощи, оно полное, но чудодейственной силы, которая делает вещи без того, что они являются результатом достигнутого прогресса, ее не должно быть.

 

(Мать продолжает

переписывать)

 

И я также умышленно заменила будущее время на настоящее, потому что это не что-то новое: это всегда так; это не так, что я сейчас заявляю, что они будут разочарованы — они всегда были разочарованы. И утверждение этого факта смогло прочистить всю эту массу формаций: не только формаций витальных существ или враждебных существ, но и ложные ментальные формации человеческих существ.

И я здесь написала: «нет сил в моей власти» [«je ne détiens pas de pouvoirs»], это лучше, чем «я не распоряжаюсь силами» [“je ne dispose pas de pouvoirs”] (выбрала, конечно, не ментально), но это слово пришло с тем смыслом, что нет сил в моей власти — здесь нюанс. Я имею в виду, что если из-за какого-то заблуждения (это действительно было бы заблуждением, искажением), если из-за какого-то заблуждения, я захотела бы сделать чудо, то не смогла бы — это было противоположно всевышней Воле. Это не так, что я умышленно выбрала: «Нет, я не буду творить чудес» — Я не могу делать чудес, так НЕ ДОЛЖНО быть.

 

Должно быть, тебе было очень трудно ввести это в головы людей!

 

О, но был страшный бунт в атмосфере Ашрама! Не в сознательном их уме, а в подсознательном — ужасный бунт. Чтобы записать свое заявление, чтобы сформулировать его, мне надо было преодолеть целую массу вещей, это было необычайно! Были даже индивидуальные реакции: «Раз так, то я ухожу.» Я говорила: «Очень хорошо, вот вам и доказательство.»

Это было интересно.

Сам доктор воспринял это как удар — он внутренне трепетал.

 

Нет, то, что следовало бы просить, раз уж мы всегда что-то просим, это то, чтобы субстанция стала достаточно сознательной, чтобы воспринять Силу и сотворить собственное «чудо», вылечиться, или что-то еще, но, как бы там ни было, делать работу.

 

Да, это не должна быть «благосклонность». «Дайте мне Силу быть тем, чем я должен быть», это, да.

То, что вызвало все эти переживания (я забыла сказать тебе об этом), когда я спросила Господа: «Почему? Почему бы не сделать что-то для этих славных людей?», это та вернувшаяся из прошлого история, когда Шри Ауробиндо сказал мне: «Ты делаешь работу Надразума, ты сотворишь чудеса, которые восхитят весь мир…» и т.п., я рассказывала тебе об этом. Это вернулось массивно, точно то же самое: «Это не та истина, которую мы хотим…» И как раз по этой причине я прекратила все пуджи Матери в октябре-ноябре, потому что они приходили с идеей получить что-то: чудеса, чудеса, чудеса — никогда ради Истинной Вещи. И это то, что они ожидают от Бога, не так ли, чудес или благосклонности, нелогичных и безосновательных вещей, вместо того, чтобы хотеть прогрессивно двигаться к Божественному.

Очевидно, это труднее.

 

 

24 октября 1964

 

Мать повторяет свое заявление:

«Нет сил в моей власти»

 

О! Это породило общее возмущение атмосферы! Я даже получила мысли типа: «Так! Шри Ауробиндо обманул нас.» Они разъярены, разъярены.

 

Они не поняли… Но, как бы там ни было, это проходит в подсознательном.

 

Нет-нет! Они УМЫШЛЕННО не поняли это еще перед моим заявлением, потому что Шри Ауробиндо никогда не говорил, что мы творим чудеса! Они умышленно не поняли. Так что, естественно, они разъярены. Но, может быть, лучше не настаивать внешне, публикуя это.[129] Это придет в свое время.

 

*

*  *

 

(Сатпрем перечитывает Матери последнюю беседу, и она останавливает его на следующем отрывке: «Это было великолепно! Как если бы физический мир вдруг стал солнечным миром, сияющим и лучистым, и таким легким и гармоничным! Это было чудо.»)

 

И это переживание принесло стабильность, которой не было прежде — стабильность и уверенность, Уверенность, что все будет хорошо.

Потому что тело месяцы, почти годы, жило с неким постоянным напряжением; оно всегда ждало следующей минуты, следующей секунды, всегда склонялось к какой-то спешке, неуверенности, как если бы следующее мгновение было бы лучше. Была постоянная нестабильность, которая составляла препятствие установлению Вибрации (я говорю, естественно, о клетках тела). Что же, 18 октября с этим переживанием была уверенность Триумфа.

И состояние тела не вернулось к тому, чем оно было прежде, далеко от этого: есть некое мирное спокойствие, которое больше не чувствуется, которое больше не имеет ощущения постоянной неуверенности — с этим покончено.

 

 

28 октября 1964

 

Ночи продолжают быть необычайными! Этой ночью было фантастически, но… я отсылаю это обратно, потому что это слишком меня занимает; одна часть сознания занята, вот что неприятно — я отсылаю все назад.

Это как если бы меня знакомили с фантастическим количеством вещей: с людьми, которых я не знаю физически, с вещами, которые я не знаю физически. И с ясным видением истинного Сознания позади всего этого: как Сознание работает. Это интересно, но, в конце концов… Это было бы чудесно для писателя, сколько бы книг он написал! Я даже слышу фразы; когда вещи написаны, я вижу их написанными — это еще точнее, чем кино. И все отклики. Затем это смежное расположение двух сознаний: поверхностного сознания, как оно работает в людях, и истинного Сознания, которое движет всем этим как марионетками.

Очевидно, это интересно.

И долгое время утром, после того, как я просыпаюсь, мне достаточно только на секунду остановиться, побыть неподвижной секунду, и это возвращается, как если бы часть сознания все еще оставалась там — это возвращается. Тогда, спустя какое-то время, я говорю: «Достаточно, мне надо заниматься и другим!»

 

А какова политическая атмосфера земли? России? Ты видишь что-нибудь?

 

Нет, ничего особенного… Скорее, есть очень сильное указание на то, что это была реакция в плохом направлении.

 

Ты видела фотографию того человека [Суслова], стоявшего за отставкой Хрущева? О!…

 

Я хотела бы посмотреть на эту фотографию.

 

Я никогда не видел более ужасного лица.

 

У меня сильное впечатление, что это, да, дьявольская реакция.

Кажется, они хотят устроить процесс над Хрущевым?…

 

Они сдерживаются всеми другими компартиями, которые сильно восхищались Хрущевым, и сейчас они протестуют. Так что, я думаю, что они не могут сделать так, как они хотели бы.

 

(Мать входит

в медитацию)

 

30 октября 1964

 

У меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол.

Это очень узко. Ты знаешь горные дороги?… Вдруг подходишь к краю, резкий поворот, и не видно, что там дальше — внизу пропасть, сбоку стены — и дорога… кажется, она становится все уже, чтобы завернуть за угол. Я часто сталкивалась с этим в горах. И сейчас у меня такое впечатление, что мы поворачиваем за угол; мы начали уже поворачивать, то есть, начали видеть другую сторону, и сознание (всегда это телесное сознание) находится на грани изумления; это как первые проблески чего-то чудесного — не точно неожиданного, потому что этого мы хотели, но действительно чудесного. И одновременно есть эта старая привычка встречать трудности на каждом шагу, получать удары на каждом шагу, привычка тяжкого труда, которая уносит спонтанность незапятнанной радости; это дает нечто вроде… не сомнения, так ли это будет, но спрашиваешь себя: «Пришло ли уже это? Подошли ли мы к концу?», и не осмеливаешься думать, что уже конец. И эта позиция, естественно, не благоприятна, она еще принадлежит области старого разума; но она получает поддержку через обычные рекомендации: «Не надо позволять себе уноситься воображением и беспочвенными надеждами, надо быть очень здравомыслящим, очень спокойным, очень неторопливым.» Так что есть чередование некой скрюченности, которая боязливо продвигается шаг за шагом, чтобы не провалиться в дыру, и некоего блаженного изумления: «О! Это действительно так!?»

Так чувствовало себя тело в течение трех-четырех дней.

Но это продолжает нарастать, и та «скрюченность» значительно уменьшается благодаря знанию и переживанию, что если быть со-вер-шен-но спокойным, тогда все идет хорошо — всегда, даже при наихудших трудностях… Совсем недавно, позавчера была (всегда на физическом уровне; нельзя назвать это «здоровьем», но это функционирование тела) достаточно серьезная атака, которая передавалась через довольно неприятную боль; она пришла с необычной грубостью. Тогда тело сразу же вспомнило и сказало: «Мир-мир… Господь, Твой Мир, Господь, Твой Мир…», и тело расслабилось в Мире. И совершенно объективно воспринимаемым образом боль ушла.

Она попыталась вернуться и ушла, снова попыталась вернуться и снова ушла… Так было всю ночь.

Но это было несомненное доказательство! Физические условия были совершенно одинаковыми, и минутой раньше была почти нестерпимая боль, и она ушла вот так, в Мире Господа.

Она ушла два дня назад и не вернулась. Я не знаю, вернется ли она.

Но тогда тело учит одну вещь, и учит ее не как усилие, которое надо сделать, а как спонтанное условие: что ВСЕ, что происходит, происходит для прогресса. Все, что происходит, происходит для того, чтобы достичь истинного состояния, того, что ожидается от тела, чтобы Реализация могла осуществиться — даже удары, даже боль, даже видимая дезорганизация, все служит этой цели. И только когда тело занимает плохую позицию, как идиот, тогда условия ухудшаются, упорно держатся; тогда как если тело сразу же говорит: «Хорошо, Господь, что мне надо выучить?» и отвечает покоем, покоем, расслабленностью покоя, тогда условия сразу же становятся терпимыми, и, спустя некоторое время, все образуется.

 

(молчание)

 

Если бы работа была ограничена одним-единственным телом, единственной массой или определенным количеством, единственным агломератом клеток, то это было бы относительно легко, но взаимообмен, единение, взаимное соответствие происходит автоматически и спонтанно, и постоянно. Чувствуется, что эффект, вызываемый здесь [в теле Матери] совершенно естественно, обязательно и спонтанно имеет свои последствия очень далеко и широко; только это усложняет трудности, и поэтому это отнимает так много времени. Есть соответствие, ты видишь: в теле происходит что-то новое, новая боль, новая дезорганизация, неожиданная вещь, и спустя некоторое время я узнаю, что у того или этого человека было то же самое!

Тело знает и это, и оно не протестует — это понятное дело, просто так устроены вещи. Но это значительно продлевает работу… Вероятно, будет соответствующая выдержка. Потому что не ни сожаления, ни протеста, ни усталости; действительно, тело готово быть очень довольным — оно только еще не осмеливается на это, вот в чем дело. Это то, на что тело еще не осмеливается: «Действительно… в самом ли деле все так хорошо!» Оно не осмеливается. Но оно очень довольно: «Я не жалуюсь ни на что, все превосходно; есть трудности, но без трудностей нет и прогресса.»

Да, то, что еще остается, это страх радости — не точно «страх», но… робость, неуверенность перед радостью. Иногда тела достигают волны интенсивного Блаженства, Ананды, где все клетки начинают наполняться золотым радостным светом, а затем… это как если бы тело не осмеливалось — оно не осмеливается. Вот в чем трудность.

Окружающие меня люди мне не помогают. У них нет никакой веры.

Так что это не помогает, потому что ментальная атмосфера не благоприятна. Ментально можно смотреть на это и улыбаться; но тело немного чувствует это, оно чувствует небольшое давление пораженческих формаций вокруг. Но тело знает, почему окружение таково — с материальной точки зрения окружение таково, каким оно и должно быть, в точности такое, как и должно быть; требуется такая атмосфера, чтобы материальные трудности не ухудшались, так что тело совершенно довольно, только оно не осмеливается радоваться; оно сразу же говорит: «О! Это слишком хорошо для мира, каким он является сейчас.»

Я не знаю, сколько это продлится.

 

(молчание)

 

Время от времени, когда я нахожусь в совершенном отдыхе или покое (когда, например, я знаю, что у меня есть полчаса совершенного покоя, что никто меня не побеспокоит), в этот момент Господь становится очень близким, очень близким, и часто я чувствую, как Он говорит (не словами), говорит моему телу: «Позволь себе унестись, позволь себе унестись; будь радостной, будь радостной, позволь себе унестись, расслабься», и тело сразу же расслабляется, я вхожу в блаженство — но тогда у меня больше нет никакого контакта с внешним миром! Тело входит в глубокий транс, я думаю, я теряю всякий контакт; например, я не слышу, когда бьют часы.

Надо уметь хранить это блаженство, оставаясь совершенно активным и находясь в гуще работы. Я не говорю о внутренней радости, совсем нет, здесь нет вопроса, это вне вопроса, это установилось неизменным образом: я говорю о Радости В САМОМ ТЕЛЕ.

Это спонтанное удовлетворение, которое переживает тело, сейчас оно переживает его даже во время острых болей, с ощущением доверия, что все происходит для трансформации, прогресса и будущей Реализации. Тело больше не беспокоится — оно совсем не беспокоится, оно совсем не мучится, оно даже не чувствует больше прикладываемого усилия, чтобы терпеть: есть улыбка.

Но проблески, внезапно, Истинной Вещи, это так чудесно, что… Только, разрыв между теперешним состоянием и Тем еще велик, и кажется, что чтобы То определенно установилось, надо, чтобы То стало естественным.

Вот так.

А как у тебя? С тобой ничего не происходило в эти дни?

 

Когда?… Их уже сорок один год!

 

Это только способ считать дни!

 

Сегодня?

 

Что-нибудь произошло с тобой с того времени, когда я видела тебя в последний раз? Ничего?

С точки зрения здоровья, получше? Или нет?

 

Все в порядке… Но у меня очень сильное впечатление, что я нахожусь в кольце угроз.

 

Угроз? Все время?

 

Да, так.

 

Однажды ты уже говорил мне об этом.

 

Это поверхностно, потому что как только я отхожу назад, то больше ничто не имеет значения. Но когда я нахожусь в теле, у меня совсем нет ощущения спокойствия. Я не знаю, почему.

 

Ты уже говорил мне об этом, и я смотрела… Это производит впечатление формации (которая, возможно, насчитывает довольно долгое время), которую ты должен был принять в какой-то момент, я не знаю, почему, и она осталась возле тебя. Но мне не кажется, что она соответствует какой-то истине. Я хорошо смотрела, часто смотрела, и никогда не видела, чтобы это было выражением истины. Я видела, что это то, что можно было бы назвать «враждебной формацией», которая не обязательно враждебна, но неблагоприятна. Но это не является выражением чего-то истинного. И в этом может быть дело: если бы ты смог иметь переживание ее нереальности, то есть, ее ложного характера, то это значительно бы помогло.

 

Но это что-то в самом низу, что не зависит от рассуждающего сознания. Потому что иначе это меня бы не беспокоило, я выше всего этого. Это только там, на материальному уровне.

 

Ты не знаешь, когда это началось?

 

Я думаю, что долгие годы я жил в драме, в трагедии, в несчастных случаях, так что есть старая привычка: это снова вернется. Впечатление, что вещи не могу происходить без драмы, без трагедии, без чего-то ужасного.

 

Да, должно быть, так.

 

Например, я очень сильно чувствую необходимость… Да, что-то ДОЛЖНО произойти — что-то должно произойти, измениться, открыться; что же, одновременно я сразу же чувствую, что должна произойти трагедия, чтобы это открылось, что ничто не может произойти без…

 

Это не верно. Это как раз то, что чувствует и это тело, как если бы оно не могло прогрессировать без страдания.

 

Это так.

 

Но это не верно, это не верно!

Да, этот вкус драм, который оправдывается тем, что участвуешь в драме. Но сейчас я стала ясно видеть: это участие является результатом молчаливого согласия, и это молчаливое согласие дает эту внутреннюю убежденность, и тогда все это порождает ту атмосферу, в которой разворачивается драма.

Но, ты знаешь, я имею часы, случается, что в течение часов что-то фиксируется, действительно концентрируется (в истинном смысле этого слова) на связи между Вечностью и Развертыванием. Все больше и больше приходит видение, уверенность, что это только ОДИН способ видения, приспособленный к нашему очеловеченному сознанию, и есть нечто вроде недвижимого восприятия (которое больше похоже на ощущение, чем на мышление), восприятия того, что есть — что есть на самом деле — это совсем другая вещь: это ни Развертывание, как мы его постигаем и воспринимаем, ни Вечность (сосуществующая Вечность, если можно так сказать), как мы можем ее понять. И по причине нашей неспособности по-настоящему ухватить Вещь нам трудно должным образом скомбинировать эти две вещи.

Я очень плохо передаю это на словах, но это не видение, в том смысле, что это не объективное восприятие: это вибрация, способ бытия, которым СТАНОВИШЬСЯ на несколько секунд, и в тот момент это становится понятно, но это невозможно выразить на словах.

Это странно; с точки зрения Истины это та проблема, которая сейчас решается. И когда концентрация становится очень острой и очень интенсивной, возникает нечто вроде внутренней вспышки, которая распространяется — распространяется — в интенсивности Любви. И тогда этот как ответ, но не на вопрос, потому что вопрос не формулируется, а на волю быть.

 

(долгое молчание)

 

Любовь — это уникальное, всевышнее средство манифестации.

И Манифестация автоматически подразумевает развертывание. И это представление (потому что все это сеть способ, каким человеческое сознание может приближаться к вещам), это представление вечной одновременности – вечной, сосуществующей одновременности — является совершенно неуклюжим и человеческим переводом состояние не-манифестации. Потому что Манифестация автоматически означает развертывание: без развертывания нет Манифестации. Но человеческое мышление, даже рассуждающее мышление, такое неуклюжее и детское; оно всегда путает два понятия: понятие развертывания и понятие непредвиденного и неожиданного; понятие развертывания и понятие «нового» творения, чего-то, что создано и чего раньше не было — все это такое… [Мать перемешивает свои бумаги на столе]. Ты видишь [смеясь], мои вещи протестуют!

В этой «проблеме» я жила эти последние дни. И, заметь, это вовсе не спекуляция высшего существа или существа, принадлежащего другим мирам, это субстанция физической жизни хочет знать свой внутренний, глубокий закон.

 

(молчание)

 

Это забавно: все ментальные построения, которыми люди пытались жить и которые они пытались реализовать на земле, приходят ко мне, вот так, со всех сторон, чтобы они стали упорядоченными, проясненными, чтобы они заняли свое место, выстроились, организовались, синтезировались. Так что ко мне приходят все так называемые «великие» проблемы, и сразу же появляется снисходительная улыбка, как глядя на первые шаги детей; но они появляются вовсе не с ощущением превосходства, ничего подобного, только с ощущением того, что используется инструмент, который не может решить эту проблему. И есть нечто вроде уверенности, глубоко в Материи, что решение находится ТАМ — это очень сильно, очень сильно. О! сколько шума, сколько шума — как тщетно вы пытаетесь! — спускайтесь достаточно глубоко внутрь, оставайтесь там достаточно неподвижными, и ТО будет. И вы не можете понять: надо только, чтобы это БЫЛО.

Вы не можете понять это, потому что вы используете инструменты, которые не могут понять. Но это не надо понимать: надо, чтобы это БЫЛО. Когда вы будете этим, тогда вы и будете этим, и все, не будет больше никаких проблем.

И все это там, на уровне земли.

Но все великие Школы, великие Идеи, великие Реализации, великие… и затем религии, это еще ниже; все это, о! какое ребячество!

И эта мудрость!… это почти клеточная мудрость (это лучше). Например, я смотрю на связь, которую я имела со всеми этими великими существами Надразума и еще выше, на эту связь совершенно объективную и прекрасно известную, которую я имела со всеми этими существами, и это внутреннее восприятие бытия вечной Матери — все это очень хорошо, но для меня это почти древняя история! Я, то, чем я являюсь сейчас, это ЗДЕСЬ, на уровне земли, в теле; это тело, это Материя; это на уровне земли; и, по правде говоря, это не очень-то беспокоится о вмешательстве всех этих существ... которые, в сущности, не знают ничего! Они не знают настоящей проблемы: они находятся там, где нет проблем. Они не знают настоящей проблемы — настоящая проблема находится здесь.

Забавно смотреть на религии и на всех богов, как на них смотрят… это как театральные представления. Это забавы; но это не то, чему можно научить себя, чтобы знать себя, совсем нет! Надо спуститься в самый низ.

И это, этот спуск в самый низ в поисках… но это не неизвестное, это не неизвестное — этот взрыв (это действительно как какой-то взрыв), этот чудесный взрыв Вибрации Любви, это… это воспоминание. И усилие, чтобы превратить эту память в активную реальность.

 

(молчание)

 

Возможно, это ощущение угроз является выражением сопротивления и злой воли всего, что не хочет измениться — это возможно. Это возможно. Все, что не хочет измениться, что существует через Ложь и для Лжи и что не хочет измениться. Это как внезапные боли тела: если посмотреть на них, то всегда видно что-то черное, как черная нить или черная точка — это что-то, что не хочет: «Я не хочу! Я не хочу, чтобы вещи менялись, я ДЕРЖУСЬ за свою Ложь.» Так что эта угроза может приходить от всего, что не хочет измениться.

В сущности, остается только улыбаться. И однажды это будет вынуждено измениться — ему надо дать достаточно времени, ему предоставлено достаточно «веревочек», за которые можно подергать, не так ли?

Вот, мой мальчик, с новым годом!

Не надо принимать их всерьез: они могут кричать, они могут протестовать, они могут ворчать, они могут угрожать, они могут проделывать с вами всевозможные трюки — они протянут только какое-то время, и когда пройдет это время, все будет кончено, вот и все. Нам надо только продержаться дольше них, это все. И очень легко продержаться, если прицепиться к тому, что Вечно: для этого даже не надо усилия. И это позволяет смотреть на все с улыбкой.[130]

 

 

 

 

 

 

 

 

Ноябрь 1964

 

 

4 ноября 1964

 

[Мать показывает на груду бумаг на столе]. Ты видишь, это всегда так, это снежный ком. Все, к чему я прикасаюсь, все, что я делаю, это всегда так всю мою жизнь: образуется снежный ком. И когда это касается материальных вещей, то это полное наводнение! И сейчас все свое время я провожу так. Ежедневно десять, двадцать человек просят встретиться со мной — это невозможно. И все же, насколько я могу, я делаю это… Эти открытки к дням рождения… только здесь, в Ашраме, 1200-1300 человек (в год, так что в день немало), но это еще ничто, есть еще и все эти люди вне Ашрама, целые семьи! Так что ежедневно я пишу по 20-25 открыток…

Но нельзя ничего сказать, это хорошо. Это хорошо в том смысле, что происходит большое изменение в людях, они гораздо больше интересуются йогой, гораздо больше, и неожиданным образом. Но тогда пропорционально этому нарастают и трудности, и расходы тоже возрастают пропорционально — это тоже снежный ком!

И я заметила еще с тех пор, как была совсем маленькой… Например, если я ем что-то (люди действительно очень любезны, они дают мне пробовать вещи, посылают мне всевозможные заготовки — они думают, что меня это очень интересует! — но они очень любезны), и если по неосторожности я говорю: «О! Это хорошо», то вместо одного я получаю пятьдесят!

Очевидно, это ничего не значит, это просто течение: все, что я отдаю, это все, что я получаю; все деньги, которые я имею, это деньги, которые мне дали. Это так, я служу посредником.

Надо найти средство, чтобы время было немного более эластичным — о! это возможно, это возможно. Очевидно, беда в том, что мы все еще основываемся на механической организации ума, но если иметь гибкость делать вещи как раз в тот момент, когда их надо делать…

Трудность в том, что надо жить вместе с другими людьми — я очень хорошо понимаю, что те, кто хотели следовать внутреннему закону, Импульсу свыше каждую секунду, были вынуждены уединяться, потому что тогда они зависят только от самих себя (они зависят от себя, от Природы, то есть, от восхода и заката солнца, затем от растений и животных — но те не требуют ничего). А в человеческой жизни обязательно надо иметь время для подъема, для отхода ко сну, для питания, особенно, для питания: есть те, кто готовят пищу… Это имеет свои преимущества: в моей жизни были периоды, когда я жила совершенно одна (не долгие, не надолго, но они были), что же, в это время я часто забывала есть и спать. Это отрицательная сторона.

Но есть большое преимущество…[131]

 

*

*  *

 

(Мать входит в глубокую медитацию, которая длится сорок пять минут, затем Она говорит:)

 

Время пролетает как секунда!

Есть некая основательность в атмосфере, нет? Ты чувствуешь это? Как основательность присутствия.

Как секунда.

 

(молчание)

 

Вчера в первый раз я имела это во вспышке — это длилось как вспышка — в первый раз в своей жизни я имела ФИЗИЧЕСКОЕ переживание присутствия Господа в личной форме.

Это не была определенная форма, но это была личная форма. И это пришло в продолжение серии переживаний, где я видела различные позиции различных категорий людей и мыслителей, следуя их убеждениям. И это пришло так, как если бы эта форма сказала моему телу (это было ФИЗИЧЕСКОЕ присутствие), как если бы она действительно сказала словами (это был перевод; слова всегда являются переводом — я не знаю, на каком языке говорит Господь (!), но это переводится, это должно переводиться в мозге каждого человека на его язык), как если бы Он мне сказал: «Через тебя (то есть, через это тело) я нацеливаюсь… (это было как завоевание, сражение), я нацеливаюсь покорить физический мир.» Это было так. И было ощущение действительно всемогущественного существа, имевшего те же пропорции, что и мы, но бывшего везде одновременно и действительно «заряженного» физически на то, чтобы прогнать всех маленьких темных демонов Неведения, и эти маленькие демоны были как черная вибрация. Но Он имел как бы форму, цвет… и, что особенно, был контакт — контакт, ощущение. Такое было в первый раз.

Я никогда не пыталась увидеть личную форму, и это всегда казалось невозможным, как если бы это было ребячеством и умалением; и это пришло совершенно неожиданно, спонтанно, молниеносно: вспышкой. Это было так удивительно… Изумление заставило уйти эту форму.

Первый раз в моей жизни.

Это было физическое присутствие, с формой, но формой… Это было странно, это была форма… Как только хочешь описать ее, это кажется трудным. Но я еще помню, что видела как бы форму света и совершенно особого качества, но МАТЕРИАЛЬНОГО, и которая… Да, возможно, это [Мать молчаливо смотрит]… возможно, это форма супраментального существа?… Оно было очень молодым, но с таким могуществом! Могуществом, почти мускульным могуществом (но не было «мускулов»), и это было «заряжено»: оно буквально обрушивалось на людей и вещи, и все сразу же разгонялось, переворачивалось. И оно смеялось! Оно смеялось, это была радость! Радость, смех, и, да, оно сказало: «Через тебя…» (это было через мое физическое присутствие) «я преследую…», я преследую Темноту и Ложь, или что бы там ни было — слова приходят позднее и портят все — но идея была… (нет, это была не идея, это было что-то, что было сказано). Это длилось достаточно долго, чтобы я увидела это — вспышка. Тогда я сказала: «Ах!…», у меня была реакция изумления.

В первый раз: совершенно неожиданно.

И сейчас, во время всей медитации, присутствие было, то присутствие было, но такое конкретное! такое конкретное, такое мощное! Может быть, это… может быть, мне хотят показать супраментальную форму? Это возможно. Это было ФИЗИЧЕСКИ — это было физически. И был КОНТАКТ, физический контакт. Но я все время имела этот контакт — как только я останавливаюсь, возникает массивный контакт, и, одновременно, он ничего не весит.

Ты не чувствовал ничего особенного?

 

Да, я чувствовал присутствие этой массивной вещи.

 

Присутствие.

 

Да, очень сильное.

 

Это так, о!…

Да, как то, что можно видеть во вспышке. Это была форма — форма, выведенная из человеческой формы; это не было что-то, что резко отличалось бы от человеческой формы, но она имела что-то, чего не имела человеческая форма: гибкость и могущество в движении. И она была лучистой, немного лучистой, как если бы немного излучала свет; но не что-то, что производит впечатление сверхъестественного: не как явление на картинах, это не так — это было материальным, это было…

Это в первый раз. Я сидела вот так, как я только что сидела, то же самое, ничего особенного. И это наполнило меня чем-то невыразимым, ощущение полноты, радости — триумфа, ты знаешь.

Это было таким кратким, что я не хотела говорить об этом, потому что слова… Всегда боишься добавить что-то к переживанию. Но это присутствие было таким конкретным сейчас, во время медитации, и время прошло так необычайно быстро, как вспышка. И я имела то же самое ощущение, о! полноты…

И он сказал (это передавалось через слова: я слышала слова, я не знаю, на каком это было языке, но я очень хорошо понимала), я услышала слова, и он мне сказал: «Через тебя я преследую…» Я преследую, это было так, как если бы он бросался в битву с Ложью мира. «Через тебя я преследую…», это совершенно ясно, и это было против… я видела, как разметалось маленькое скопление черных точек.

Но в тот момент я была как бы представителем определенных состояний духа, определенных интеллектуальных условий, всей совокупности вещей, которые представляли сомнения, отрицания, неведения, протесты… и вдруг это пришло.

И я еще вижу форму, которую я видела: вот так, как если бы он бросался в битву — но только то, что можно увидеть во вспышке.[132]

 

 

7 ноября 1964

 

Мать выглядит бледной.

 

В последние три дня было постоянное явление: что-то… я не знаю, что это… как если бы вся голова опустошалась [Мать показывает: как если бы вся кровь уходила вниз]. Физически это то, что испытываешь перед падением в обморок, как если бы вся кровь уходила из головы: голова опустошается, и затем наступает обморок.

В первый раз это пришло позавчера; я отдыхала (после обеда я отдыхаю полчаса), и к концу отдыха я вдруг увидела — я увидела себя стоящей возле своей постели, очень высокую, в великолепном платье, и кто-то в белом стоял рядом со мной. И я увидела это как раз в тот момент, когда я как бы начинала падать в обморок: я была одновременно стоящей возле кровати личностью и лежащей на кровати личностью, глядящей на стоящую; и одновременно я чувствовала, как что-то опускалось, уходило из головы — голова стала полностью пустой. И стоящая личность улыбалась, тогда как личность на кровати спрашивала: «Как это? Я падаю в обморок, но я же на кровати!» Вот так. И поскольку было время «пробудиться» (то есть, вернуться ко внешнему сознанию), то я вернулась.

И я осталась с этой проблемой: кто стоял там?… Очень высокая личность, в великолепном платье, и затем личность (это была человеческая личность, но гораздо ниже ростом), белая личность рядом со мной, совершенно белая. И как раз в тот момент, когда я стала сознавать это, когда я увидела это, голова полностью опустела, а лицо стоящей личности (которой была я) улыбалось. И тогда, другая моя часть, которая лежала на кровати, сказала: «Как же так? Смотри-ка, я падаю в обморок; как это я падаю в обморок — я лежу на своей кровати!»

Я поднялась и ничего не почувствовала физически, это ничему не соответствовало.

У меня не было объяснения. Я не знала ничего, что могло бы дать ключ. Что это значит? Я не знаю.

Очевидно, это что-то!

Но с того момента это так, и особенно в прошлую ночь, когда бы «собачий холод» [муссон + буря], я была совершенно неподвижна на своей кровати, с почти постоянным ощущением, что «что-то» опускается — голова опустошилась.

Это продолжилось этим утром, очень странное впечатление. Однако, физически, я хорошо себя чувствую, я ела, я…

 

Но у тебя очень бледный вид.

 

Очень бледный?

 

Да, это меня поразило. Ты очень бледная, как если бы тебе не хватало крови.

 

Но в то время, когда ты пришел и я села, это пришло очень сильно — очень сильно, как если бы все… фрр! ушло.

Так что я бледная?

 

Да, ты была такой десять минут назад.

 

Потому что я концентрировалась.

Ведь всегда одно и то же: у меня сильное впечатление, что объяснение или даже физическое явление является переводом чего-то, что происходит на более высоком плане. Но я не знаю, что это… Это новый процесс.

 

Но однажды у тебя уже было подобное переживание со всеми симптомами обморока: когда центр физического сознания выходит из тела.

 

Да, но это не…

 

(долгое молчание)

 

Я чувствую это как-то связанным с системой кровообращения, но…

 

(Мать входит в медитацию,

ища настоящую причину)

 

Я не понимаю.

И эти вещи воспроизводятся до тех пор, пока не поймешь… так что неприятно.

 

*

*  *

 

К концу беседы Мать

заглядывает в свой блокнот

с расписанием встреч:

 

Толпа людей… Мне надо немного покоя.

Когда я в покое, все превосходно. Но…

Очевидно, что-то происходит, но я не знаю, что… Кажется, сейчас это идет быстро, немного быстрее.

Но ум (если это можно назвать «умом»), физическая глупость не может понять процесс: что происходит, что там, он не понимает. Тело имеет только, когда оно в покое, впечатление купания в Господе. Это все. Но в теле (не в его атрибутах, то есть, силы, энергии, мощи, всего этого нет там), в теле есть не что-то мощное, а очень сладкое спокойствие. Но нет даже ощущения уверенности, ничего подобного. Это скорее негативно: ощущение отсутствия пределов, что-то очень широкое, очень широкое, очень спокойное, очень спокойное — очень широкое, очень спокойное. Нечто вроде, да, как сладкое доверие, но нет уверенности трансформации, например, ничего такого рода.

Это странно, это не пассивно, но это так спокойно, так спокойно, и есть, да, какая-то сладость.

Я не знаю.

Посмотрим, может быть, в следующий раз я найду, что это?

 

 

12 ноября 1964

 

Есть что-нибудь новое?

 

Это ты должна была что-то найти. Ты сказала, что поищешь причину всего этого, похожего на обмороки.

 

Есть кое-что интересное (не обмороки!). Ты знаешь, что Z начала делать йогу в теле (я ни о чем ее не просила, она начала делать ее спонтанно); она написала мне о своих первых переживаниях, и там были наблюдения полностью аналогичные тем, что и я делала, причем с такой точностью, что это меня заинтересовало — я ее приободрила. Она продолжает. У меня нет времени читать ее письма: они копятся там. Но, что я нашла очень интересным, вчера мне прочли письмо, написанное одной англичанкой; у нее там маленькая группа, они вместе медитируют; у них там какой-то индийский гуру (я не знаю, кто), который учил их медитировать. Затем они наткнулись на тексты Шри Ауробиндо, начали изучать их и следовать их указаниям, пытаясь понять. И вот как-то во время очередной медитации (почти год тому назад), вместо того, чтобы делать усилие восхождения, чтобы разбудить Кундалини и подняться к высотам, вдруг Сила — Мощь, Шакти — начала нисходить сверху-вниз. Они сказали об этом своему гуру, который ответил так: «Очень плохо! Очень опасно, оставьте это, иначе с вами произойдут ужасные вещи!» Это было почти год тому назад. Они не были очень уверены, что этот монсиньор прав, так что они продолжили и получили очень хорошие результаты. Затем, вчера эта женщина написала мне, детальное описав их переживания — почти те же самые слова, что и Z! Это начинает быть интересным. Потому что это представляет имперсонализацию Действия, то есть, оно выражается не субъективно, следуя особенностям каждого индивида: у него есть СПОСОБ действия.

Я была очень довольна, я черкнула ей, чтобы поздравить ее.

И из всех писем, приходящих ко мне, из наблюдений, рассказываемых мне, я заметила, что Действие распространяется действительно на всю землю, и эффекты АНАЛОГИЧНЫ (с маленькой окраской в соответствии с индивидом, но это пустяки), эффекты аналогичны. И это целая дисциплина, садхана тела — не ума: тела. Так что это конкретно.

 

(молчание)

 

Есть такое явление: как только физический организм, со своей кристаллизацией и своими привычками, сталкивается с новым переживанием, не будучи предупрежденным заранее: «Сейчас, внимание: новое переживание!» — у него возникает страх. Он боится, тревожится, беспокоится. Это зависит от людей, но даже у самых отважных и тех, кто больше всего доверяет, это вызывает недомогание — это начинается через маленькую боль или небольшое недомогание. Некоторые сразу же боятся, тогда все кончено: переживание останавливается, его надо начинать снова; другие (как те англичане, о которых я тебе говорила, или как Z) держатся и наблюдают, ждут, и «неприятные» эффекты, как их можно назвать, постепенно ослабевают, останавливаются и трансформируются во что-то другое, и переживание начинает обретать свою ценность и должную окраску.

Эти «обмороки», о которых я как-то тебе говорила, я наблюдала (это продолжалось целый день) и увидела (внутренним видением): это как путешествие — иногда быстрое как вспышка, иногда медленное и очень ровное — силы, стартующей в одной точке, чтобы достичь другой. Эта сила следует точным маршрутом, который не всегда один и тот же и который, кажется, включает определенные клетки на своем пути: есть точка отправления и точка прибытия [Мать прочерчивает линию]. Если не быть начеку, если вы захвачены врасплох, тогда на этом маршруте (более или менее длинном) возникает такое же ощущение (в теле), как и перед обмороком: то же явление, что предшествует обмороку. Но если быть внимательным, оставаться спокойным и смотреть, тогда видно, как сила исходит из одной точки, достигает другой, и на этом все кончено — сделано то, что должно была сделать сила, и нет никаких ВИДИМЫХ последствий в остальной части тела.

Я упомянула (не с такими деталями) об этом доктору: не с надеждой, что он может знать, а из-за того, что (это забавно), когда я говорю с ним, он пытается понять, и тогда получается зеркало его ментального знания, и в этом зеркале я иногда нахожу ключ! [смеясь] Ты понимаешь, научный ключ к тому, что происходит.

В действительности, это после разговора с ним (я говорила как бы из некоего ошеломления) я смогла точным образом воспринять эти «маршруты». Я спросила себя, не является ли это проекцией на большой экран явлений, происходящих между различными клетками мозга? потому что эти «оглушения» происходят всегда в момент или в день интенсивного стремления к трансформации мозга. Может быть, так… Ты знаешь, есть «сцепление» между всеми клетками мозга, и если это «сцепление» расстроено, тогда люди обычно сходят с ума; и это произвело на меня эффект увеличенной проекции, чтобы я смогла следовать за связями, устанавливаемыми между определенными клетками мозга, чтобы работа мозга больше не была бы автоматической полусознательной работой старого состояния и чтобы мозг действительно стал инструментом высшей Силы. Потому что формула моего стремления всегда такая: «Господь, завладей моим мозгом», и эти явления происходят всегда после такого интенсивного стремления. Так что это для того, чтобы подготовить мой мозг быть прямым выражением высшей Силы.

Вот что я усвоила за эти последние дни.

Я также записала кое-что, переживание этого утра. Оно длилось полчаса, и в течение этого получаса… [Мать ищет записи среди бумаг]…Ты знаешь, как происходит с людьми, имеющими откровения: вдруг их состояние внезапно меняется, и в этот момент у них возникает впечатление, что все изменилось; затем, в следующий момент или спустя какое-то время, они понимают, что всю работу… (как сказать?) по разработке переживания еще предстоит сделать; что это было только вспышкой, более или менее длительной, и что переживание еще надо выработать через процесс трансформации. Таково обычное представление.

И вдруг я увидела: это совсем не так! Когда они имеют переживание, то в момент переживания есть САМА вещь, достигается САМО совершенство, и они находятся в состоянии совершенства, но из-за того, что они ВЫХОДЯТ из этого состояния совершенства, у них возникает впечатление, что им надо постепенно готовиться, чтобы достичь результата… Не знаю, ясно ли я выражаюсь, но мое представление всегда было таким: совершенство находится здесь, всегда, сосуществуя с несовершенством — совершенство и несовершенство сосуществуют друг с другом, всегда, и не только одновременно, но и в ОДНОМ И ТОМ ЖЕ МЕСТЕ [Мать прижимает свои руки одну к другой], я не знаю, как сказать — сосуществуют. Это значит, что в любую секунду и при любых условиях вы можете достичь совершенства: это не то, что надо мало-помалу обретать через постепенный прогресс; совершенство ЗДЕСЬ, и это ВЫ меняете состояние, переходя из состояния несовершенства в состояние совершенства; и это только способность оставаться в этом состоянии совершенства растет по той или иной причине, и это производит на вас то впечатление, что вы должны «подготовиться» или «трансформироваться».

Это было очень реально и очень конкретно.

 

(Мать показывает

текст своей записи:)

 

Совершенство находится здесь,

сосуществуя с несовершенством,

и может быть достигнуто

в любой момент.

 

Да, это не нечто, что становится: совершенство — это абсолютное состояние, достижимое в любой момент.

И тогда получается очень интересный вывод [Мать ищет другой листочек бумаги]… Ты помнишь, я тебе говорила, что для сознания тела трудной проблемой, которую надо решить, остается это представление (для меня это стало только представлением, это не истина) предсуществования всего: состояния, в котором все ЕСТЬ, даже в своем развертывании… Ты понимаешь, как если бы все ТОЧКИ развертывания предсуществовали.

Я была на пороге понимания («понимания»: я говорю не о ментальном понимании, я говорю о переживании факта). Переживание факта, это переживание сосуществования статического состояния и состояния развития — вечного статического состояния и состояния вечного развития (скорее, бесконечного, чтобы не использовать одно и то же слово). И тогда, в тот момент, у меня было видение [Мать берет запись]:

 

Когда манифестирует истина,

ложная вибрация исчезает…

 

Исчезает, она АННУЛИРУЕТСЯ («аннулируется» — подходящее слово)

…как если бы она никогда не существовала раньше,

до вибрации, заместившей ее.

Это настоящий базис теории Иллюзии.

 

Да, вдруг я поняла, что они действительно имели в виду, когда говорили, что физический мир, как он есть, иллюзорен.

Можно сказать, что мир иллюзорен, только если он не имеет длительного существования, конечно же. И это переживание — которое я видела, чувствовала, которым жила — состоит в том, что вибрация истины буквально АННУЛИРУЕТ вибрацию лжи, которая не существует — она существовала только иллюзорно для ложного сознания, которое мы имели.

Я не знаю, понятно ли я говорю, но это очень интересно.

 

Иллюзорен не мир, иллюзорно его восприятие.

 

Это восприятие мира иллюзорно — восприятие мира, то восприятие, которое мы имеем сейчас, иллюзорно. Мир имеет конкретное, реальное существование в том, что можно назвать Сознание Вечного. Но мы, человеческое сознание, имеем иллюзорное восприятие мира.

И в тот момент, когда одерживает верх Вибрация Истины, вы видите, имеете ощущение истинной реальности мира; и сразу же исчезает это ложное восприятие мира: оно аннулируется.

Это означает, что их способ говорить, думать или понимать, что «все, что есть, существует со времен извечных», это не… Это не «все, что есть», как они видят и понимают это, это даже не принцип всего, что есть, это… это ОДНА Истина, которая вечная, и развертывание… Это трудно сказать… Развертывание следует совершенно другому закону и процессу, чем то, что мы постигаем или воспринимаем.

Это все то же самое: Истина здесь, Ложь здесь [Мать прижимает свои руки одну к другой]; совершенство здесь, несовершенство здесь [тот же жест]; это полностью сосуществует, в одном и том же месте — с той минуты, когда вы воспринимаете совершенство, несовершенство исчезает, Иллюзия исчезает.

Однако, я не говорю здесь о ментальном восприятии чего-то смутного и общего: речь идет о том состоянии бесконечно малой вибрации (что они открыли, когда исследовали строение Материи: это то, к чему они пытаются свести Материю), именно это состояние вибрации, это ТАМ, это в том состоянии вибрации, в котором, для конкретного мира, несовершенство должно быть замещено на совершенство. Ты понимаешь, о чем я говорю? Или это не имеет смысл?

 

Я не вижу. Ты имеешь в виду, что на этой стадии, на этом уровне…

 

Да, изменение должно произойти на этом уровне. На ментальном или витальном уровне это все еще психологический вопрос, и это ничто, это не настоящая ВЕЩЬ (это вещь, переведенная в ЧЕЛОВЕЧЕСКОМ сознании). Потому что однажды… Как-то я внезапно вышла из человечества. Мое сознание совершенно вышло из человеческого сознания. И тогда я сказала себе: «Но… все, что люди говорят, все, что они знают, все, на что они нацеливаются, все так называемое знание, накопленное на земле, все это — ничто! Это что-то, что принадлежит только ЧЕЛОВЕКУ — уберите человека… и все останется существовать! Все объяснения, данные человечеством, это как ноль». Это так: все существует.

Я имела переживание вселенной вне человеческого восприятия этого переживания. Ведь мы живем ВНУТРИ формации[133], которая была человеческой формацией — человеческой — все человеческое знание… Потому что я начала искать, что мы думаем о человеческой и земной жизни: это вообще ничто, это совсем ничтожная вещь (Шри Ауробиндо писал где-то, что были миллиарды лет ПРЕЖДЕ[134]). Значит, то, что мы знаем, это практически ноль. Хорошо. Так что выйдем из этого; и это совершенно естественно привело меня к выходу из человечества: выходу с земли, выходу из вселенной; с земли, которая была продуктом всего того, что мы знаем (во всяком случае, того, что мы объясняем, что произошло, что было там). И тогда сразу же, да, ничтожность, тщетность этого стала очень ясной, и была как бы вспышкf чего-то иного.[135]

 

 

14 ноября 1964

 

…Мне прочли письмо, написанное одним юным итальянцем 14-15 лет, который имел замечательные переживания молчания: как он достиг молчания и что происходило в нем — действительно замечательно. Я также рассказывала тебе, что получила письмо из Англии, и есть аналогия с переживаниями Z, с простотой нюанса, которую дает спонтанная искренность. Далее, здесь есть несколько человек, которые не двигались в течение лет: вдруг они пошли по пути, стали иметь переживания. Но, что действительно интересно, что переживания стали иметь, главным образом, западные люди, особенно европейцы, как если бы их прошлое отрицание усилило стремление и подготовило что-то в их восприимчивости — это меня поразило. Не американцы… американцы все еще поверхностны, как дети [Мать смеется]. А индийцы… очевидно, они впереди, но они не там, где должны были бы быть: это как если бы человечество поднималось по извилистой линии, и те, кто находятся (или, скорее, были) наверху, опускаются, и затем должны подниматься снова — индийцы снова поднимаются. Другие, западные люди, имели как бы «приплюснотое», «зажатое» прошлое, которое внезапно лопнуло.[136]

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

Я встретил V: он имел видение два-три дня тому назад. Он видел спуск павлина, и на павлине восседала кто-то: не Кали, но как Кали (обнаженная Кали), державшая в руке отрубленную голову человека.

 

Он не видел, чья это голова?

 

Нет, я спросил его, была ли это голова западного человека или китайца, что, в конце концов, это было. Он мне ответил, что она была похожа скорее на азиатскую голову.

 

Азиатскую, это нечетко.

 

Но он мне сказал: «Я почувствовал, что это было знаком катастрофы или войны.»

 

Это может быть знаком победы.

 

Да, он мне сказал: «После этого был мир и покой».

 

V – очень хороший ясновидящий.

Когда ты мне говорил, я увидела искривленное лицо китайца.

Однако, это может быть предыдущей формацией.

 

(молчание)

 

Дело Хрущева было плохой вещью. Но, вообще, во внешнем мире вещи всегда идут зигзагами; вместо того, чтобы идти прямо, они идут вот так [зигзагообразный жест]: действие, реакция, действие, реакция… Это то, что всегда говорил Теон: во внешнем мире победа одной стороны всегда означает нечто вроде ПРАВА на победу другой стороны; и затем он добавил: «Те, кто знают это, всегда должны быть начеку, так что, после того, как противник одержит маленькую победу (которая может быть совершенно поверхностной и незначительной победой), они сразу же смогли бы одержать большую победу!» [Смеясь] Он сказал это с большим юмором. И я заметила, что это верно с индивидуальной точки зрения. С точки зрения стран… к сожалению, люди, определяющие судьбы стран (внешние судьбы), несведущи и глупы, и они упускают благоприятный случай. Но это дело Хрущева давало право на победу, ты понимаешь? Оно давало другой стороне право на победу.

 

Я говорил, что покажу тебе фотографию того человека [Суслова], стоявшего за отставкой Хрущева.

 

[Мать смотрит на фотографию] Он только инструмент. Я имею в виду, что это не асурическая инкарнация. Но сильная воля. Это не существо, сознательно действующее на стороне Противника: он думает, что делает хорошее дело.

 

Он «теоретик».

 

Да.

 

О! Он может иметь сильные страсти и реакции, а также амбиции, но он не из тех существ, которые знают, что являются инструментами великого Асура — это не так. Он менее опасен, чем такие существа. Он не как Гитлер, который, конечно же, знал.

Гитлер утверждал, что Ложь должна править миром, и он сам был управляем ею. И он очень хорошо сознавал, что был инструментом Асура, который объявил себя «Князем Наций» и который является настоящим, современным представителем Асура Лжи (того, что был рожден «Князем Истины» — миленькая история…).

Вот почему Шри Ауробиндо четко и открыто встал на сторону Союзников — не из-за любви к Англии!

 

(долгое молчание)

 

На ком восседала Кали?

 

На павлине. Это была не Кали, а кто-то как Кали, совершенно обнаженная.

 

Очевидно, это победа через исчезновение человека или страны.

Не знаю почему, но когда ты говорил, я увидела искривленное лицо китайца.

Есть и другая вещь. Недавно я вдруг… С самого раннего детства я очень чувствительна к составу воздуха: каждый «воздух», если можно так выразиться, имел свой вкус, свой цвет и свое качество, и я распознавала это до такой степени, что иногда говорила: «Так, воздух… (я была ребенком, конечно), воздух той-то страны или того-то места пришел сюда.» Это было так. Я была чрезвычайно чувствительна к качеству чистого воздуха, то есть, воздуха без элементов, которые происходят от разложения жизни и, особенно, от мест, где люди скопились вместе. Это было так в чрезвычайно острой степени: например, если меня переместить из одного места в другое, я могла сразу же вылечиться от какого-то заболевания благодаря только смене воздуха. Когда я встретила Теона, то стала осознавать это, изучать и… это продолжается. Возможно, несколько дней тому назад (не могу сказать, я не считаю дни), но не очень давно, я сказала: «В воздухе есть что-то новое», причем что-то очень неприятное, крайне пагубное. Я почувствовала, что это нечто (я, естественно, никому ничего не сказала) имеет особенный, чрезвычайно тонкий запах, не физический, и имеет силу отделять витальные вибрации от физических — то есть, чрезвычайно вредный элемент.

Я сразу же взялась за работу (это длилось часы), вся ночь прошла в противодействии этому; я пыталась найти, какая высшая вибрация может противодействовать этому, пока я не прочистила атмосферу. Но воспоминание осталось очень четким. И совсем недавно (может быть, два-три дня тому назад) мне сказали, что китайцы выбрали индийскую территорию, на севере Индии, чтобы испытать какую-то атомную бомбу, и там они взорвали какую-то бомбу. И когда мне сказали это, сразу же вернулось воспоминание о том запахе.[137]

Это означает, что эти вибрации распространяются очень далеко — физические вибрации останавливаются на определенном расстоянии (хотя они идут гораздо дальше, чем люди думают), но витальные вибраии, стоящие позади них («нервные» вибрации, если можно так сказать), должны распространяться на гран-ди-оз-ные расстояния.

Ты знаешь, когда было извержение вулкана на Мартинике (это что-то гораздо более материальное), то вулканический пепел спустя какое-то время собирали в Марселе — это далеко. Именно этот вулканический пепел, принесенный ветром. Так что бомба такого рода должна иметь значительные последствия.

 

Но эти вибрации, о которых ты говоришь, излучаются не человеческими существами — бомбой?

 

Да, бомбой.

 

А бомба может иметь нефизическое действие, витальное или тонкое действие?

 

Она действует только потому, что имеет тонкое действие — ничто бы не сдвинулось, все было бы инертным, если бы не было тонкого действия.

Это витальное, содержащееся в Материи — это как явление радиации. Это насильственное высвобождение чего-то, содержащегося в Материи. Как радиация. И это распространяется. Они на самом деле заметили это, но не желают этого знать: когда они взорвали бомбу в Японии, последствия были гораздо-гораздо дальше, чем они ожидали; они были гораздо более серьезными и более длительными, чем они ожидали, потому что внезапное высвобождение этих сил… Они восприняли только определенное количество, но есть все то, что стоит позади этого, что распространяется и оказывает свое воздействие. Например, они констатировали, что коровы отравились, и их молоко было несъедобным некоторое время (это произошло в Англии), но это только самое грубое, самое внешнее явление — есть и другое, более глубокое и ГОРАЗДО более серьезное.

Так что, когда я сказала это [«искривленное лицо китайца»], это показалось совсем рядышком, но это из-за того, что когда те две вещи совпали[138], то Кали внезапно разъярилась — я видела разъяренную Кали, как когда  она решает, что за это «поплатятся». Так что видение V добавило несколько вех.

О! Ты знаешь, когда у нее наступает приступ мощи… действительно такое впечатление, что земля трясется.

 

(молчание)

 

Хорошо, увидим.

Я всегда говорю «увидим», потому что… в сущности, я очень спокойна, очень спокойна, очень уверена — очень уверена. Я абсолютно уверена, что Мудрость, действующая в мире, бесконечно превосходит все, что мы можем себе вообразить. Мы как невежественные и глупые дети перед «нечто», что действует с УВЕРЕННОСТЬЮ, и такое светлое, такое светлое. Со сверхгармонией, которая приводит в гармонию вещи, кажущиеся нам самыми несогласными.

Так что, когда я вижу беспокойный человеческие мысли, пытающиеся узнать [Мать улыбается]: «Не беспокойтесь, увидим». И когда я говорю «увидим», у меня радость от уверенности, что то, что мы увидим, будет в тысячу раз прекраснее того, что мы можем вообразить.

 

Я прочел строчки в «Савитри», которые меня очень поразили, потому что я увидел в них связь с тем, что ты когда-то сказала о сосуществовании Лжи и Истины: «И земля неожиданно станет божественной.»[139]

 

Это так! Это так… «неожиданно станет божественной».

И даже закоренелые скептики будут вынуждены увидеть, что что-то меняется, что это больше не то же самое.

Шри Ауробиндо (он сказал это лично мне, и я записала): «The time has come» [«Время пришло»]. Но из-за того, что он ушел, люди подумали, что он ошибся; таким был общий эффект, они сказали: «Он думал, что время пришло, но он ушел, потому что он ошибся.» — Это полная чушь.

[Улыбаясь] Кроме того, он ушел не так далеко! Я провожу с ним свои ночи, делая самую разнообразную работу — это множественный, неисчислимый «Он»… и так чудесно приспособленный ко всем нуждам: земным нуждам и индивидуальным нуждам.

И, что касается его, это только маленькая часть его самого; потому что это с ним (я недавно рассказывала тебе об этом) я имела это переживание выхода из человечества, выхода из материального мира: это с ним, это в его «компании», если можно так сказать!

Мне нравится, когда я имею переживания, находясь рядом с ним, потому что это дает мне некую уверенность, что это не переживание моей субъективности — это безличностно, совершенно безличностно. Даже если моя субъективность охватывает весь мир, я не хочу субъективности: я хочу, чтобы любое сознание, каким бы оно ни было, человеческим или не человеческим, любое сознание, пробужденное в этой области, имело бы одно и то же переживание, если оно действительно объективно. Так что, когда я с ним, я совершенно спокойна.

 

(молчание)

 

Он по-прежнему доволен твоей книгой и ее воздействием — впрочем, эта книга в той же степени его [смеясь], как и твоя!

 

О, да, у меня нет ощущения «авторства»!

 

Он доволен.[140]

 

 

21 ноября 1964

 

Мать выглядит утомленной.

Она приложила к глазам ладони рук.

 

…Они изматывают меня материальными, механическими вещами, которые надо сделать, и поскольку они все спешат и плохо организованы, то приходят в последнюю минуту, и требуется сделать что-то «немедленно». Все это — чтобы объяснить тебе, что я полностью измотана.

Если ты хочешь, мы можем что-нибудь перевести, потому что тогда ты работаешь, не я!

Но, может быть, ты хочешь что-то сказать мне?… Если это так, говори.

 

О! Всегда есть, что сказать, но…

 

А! Говори…

 

Это личные вещи.

 

Да, хорошо. Говори.

 

Я не очень хорошо понимаю свое положение сейчас. У меня такое впечатление, что мое переживание становится скудным, скудным, все больше скудным — не осталось почти ничего.

 

А! Очень хорошо.

 

Нет ничего, кроме механизмов.

 

Это хорошо, это очень хороший знак, это значит, что ты освобождаешься от своего эго.

 

Но если бы, в этой ничтожности, были переживания…

 

Послушай, вчера или позавчера (в любом случае, после того, как я виделась с тобой в последний раз), весь день у меня было в точности то ощущение, о котором ты только что сказал. Я внезапно вспомнила ощущение или впечатление, либо переживание, которые я имела, когда была здесь или там, во Франции, в Японии, и я имела то впечатление… да, утончения, сведения к точки несуществования.

 

Да, точно.

 

Совершенно несуществования. И я сказала себе: «Но где же та личность, которую я называю собой?… Где она, что она делает?» — Она испарилась [Мать дует между пальцев], совсем испарилась. О! Как я смеялась, мой мальчик, как мне было забавно! В течение получаса я смеялась внутри. Я сказал себе: «Что же, это успех!» Затем я посмотрела на это бедное тело и подумала: «Если бы это могло превратиться в нечто иное, это было бы великолепно!»

[Смотря на Сатпрема уголком глаза] Это очень хорошо — это очень хорошо, это определенный знак того, что выходишь из своего эго.

 

Да, но в этом несуществовании остаются только неинтересные вещи: тело, механизмы.

 

Потому что это то, что остается. Но что же делать?… Я говорю тебе, было такое впечатление, что остается только то, что напрямую связано с телом.

 

Да!

 

Другими словами, ничто; это почти ничто.

Так что возникает проблема: «Как ЭТО может измениться?»

Конечно, я получила отклик… У меня есть календарь с цитатами Шри Ауробиндо, и вечером я получила ответ. Я не помню точно слов, но он сказал: «Дух преобразит и это человеческое тело в божественную реальность.» Такой был ответ; он сказал: ДУХ. Я сказала себе: «Конечно, но как ЭТО может быть трансформировано?…»

Вот в чем проблема.

И ответ всегда один и тот же: это НЕ МОЖЕТ зависеть от нашего усилия. Конечно, само собой разумеется, что мы должны сделать себя насколько можно более пластичными и благорасположенными (я говорю о теле), но это НЕ МОЖЕТ зависеть о тела, у тела нет ни знания, ни силы; следовательно, это может зависеть только от божественной Воли.

Это точно так. Таково переживание этих последних дней.

 

Но такое впечатление, что даже стремление… Не могу сказать, что оно исчезает в этом несуществовании, но нет ничего, не осталось почти ничего.

 

Мой мальчик, это потому что «стремлением» ты называешь движение своего психического сознания, ментально сформулированное и поддерживаемое виталом — но это НЕ ТВОЕ ТЕЛО. И только если ты очень чувствителен к вибрации клеток, если ты приучен наблюдать и чувствовать их, тогда ты можешь видеть. Что же, я не знаю, но я не могу жаловаться на клетки своего тела… Ты знаешь, это не восприятие, это не ощущение, это… это ЖИВАЯ ВЕРА в существование только Всевышнего — что есть только Реальность и только Существование. Нет ничего, кроме этого, как если бы все переполнялось, все клетки переполнялись от радости!… Единственно, это не принимает форму чувства, не принимает форму даже ощущения, и еще меньше — форму мысли; тогда, если не быть очень внимательным, то не замечаешь. Но, например, когда я повторяю мантру, она повторяется небезызвестным физическим умом, таким глупым (это единственное, что подчиняет его), и сейчас он так отождествился с мантрой, что она стала как бы пульсацией его бытия; но затем, когда я перехожу к зову (есть серия зовов: каждый оказывает свой эффект на тело), когда я перехожу к «Прояви Твою Любовь», я вижу как бы сверкание золотого света, которое представляет интенсивную радость во всех клетках.

Это не легко наблюдать, надо быть очень-очень-очень открепленным от движения мышления, иначе вы не заметите. Но если вы видите это, то вы видите, что даже клетки ожидают Вещь.

Я не думаю, что от них можно многого ожидать, кроме, быть может, постепенного избавления от плохих привычек, ложных вибраций (являющихся, естественно, причиной того, что мы называем «заболеванием»).

Но можно сказать, глядя с внешней точки зрения, что у нас довольно неблагоприятная задача!… Великолепие придет позднее, но увидят ли его эти тела? Я не знаю. Есть такая громадная, грандиозная разница между тем, что должно быть, и тем, что есть. Это бедные вещи, не так ли, здесь нечего сказать, это бедные вещи.

Вместе с популярным представлением, вкусом чудесного и со всеми легендами можно сказать: «Да, будет внезапная трансформация», но, но, но… это только слова.

 

(молчание)

 

Помнится, я написала где-то, примерно десять лет тому назад, что я приму это как знак, если моя спина выпрямится.[141] В то время мне это очень не нравилось, и я бросила это как «вызов». Естественно, сейчас это очень далеко от моего сознания и моей мысли, это кажется мне детским, но я вспомнила об этом в эти последние дни и сказала себе, что сейчас мне это совершенно безразлично, потому что это для меня ничто! Все остальное… все остальное столь недостаточно, неполно и убого, да, убого. Если думать о божественной жизни, то это убого.

И, что любопытно, все приходит и представляется как образы и возможности; тогда я говорю себе: «Но если, спустя какое-то время, все это вдруг перестанет функционировать, то какая польза от всей этой работы?» И всегда есть что-то — что-то, что приходит из совсем абсолютной области — что заставляет меня почувствовать, понять или уловить тщетность смерти.

Почему меня заставляют почувствовать бесполезность смерти?…

Бог знает! Никогда, ни на минуту в своей жизни, даже когда вещи были самыми мрачными, самыми черными, самыми негативными, самыми болезненными, ко мне никогда не приходило: «Лучше бы умереть.» И с тех пор, как я имела переживание психического бессмертия, бессмертия сознания, то есть, в 1902 г. или 3-4 года спустя (60 лет тому назад), весь страх смерти ушел. Клетки тела имеют сейчас ощущение своего бессмертия. Было также время, когда у меня было почти любопытство по поводу смерти; оно было удовлетворено в двух моих переживаниях, когда, согласно внешней иллюзии, мое тело было мертвым, тогда как внутри я имела жизнь чудесной интенсивности (в первый раз это было в витале, второй раз — высоко вверху.[142]) Так что даже это любопытство (я не могу назвать это «любопытством»), этот вопрос больше не возникает в клетках. Только возможность сама представляется: следуя обычной внешней логике, если это не трансформировано, оно обязательно должно кончиться. И всегда, всегда я получаю один и тот же ответ, это не ответ словами, а ответ знания (как сказать?…), знания ФАКТА: «Это не решение.» Если сказать совсем банальным образом, то ответ такой: «Это не решение.»

 

Да, это неудача.

 

Нет, это может не быть неудачей, если на то есть Воля Господа. Это больше не наша воля. Это не мы убегаем: это Он решает, что кончено.

Так что приходит ответ (не от меня, он приходит издалека и совершенно АБСОЛЮТЕН в качестве вибрации:) «Это НЕ решение». Это значит, что в данном случае это не рассматривается как решение.

Должно быть другое решение.

 

Да, конечно.

 

Наше воображение очень бедно. Что касается меня, я не могу представить, как это может произойти! Я могу вообразить романы, то, что я называю «роман с продолжением» о духовной жизни, но это ничто, это ребячество.

 

(молчание)

 

Я отметила в действительности вот что: «Если моя спина распрямится, я пойму, что есть что-то более сильное, чем материальные привычки.»

Сейчас же есть много чего другого, помимо того, что моя спина должна распрямиться! Жизнь, видимая с внешней, поверхностной точки зрения — очень поверхностной — точки зрения видимостей, жизнь тела очень-очень непрочна в том смысле, что его деятельность очень ограничена — очень ограничена — и несмотря на это, у меня часто возникает такое впечатление, что его естественная потребность (это естественная потребность) в молчании и неподвижности созерцания (клетки имеют это: потребность в созерцательной неподвижности), эта потребность отрицается обстоятельствами. Так что с внешней точки зрения это непрочность; иными словами, обычные человеческие существа с обычным мышлением скажут: «Она быстро устает, она больше не может ничего делать, она…» — Это не так, это видимость. Но верно то, что Гармония еще не установилась, есть еще разница между ощущением тела и этим нечто вроде… радостного настроения… это как внутреннее великолепие.

 

(молчание)

 

Это все еще состояние, в котором вещи не приспособлены, в котором не хватает адаптации, и также есть то, что можно назвать неспособностью к манифестации (?) И все же у тела нет ощущения, нет чувства того, что у нет силы делать то, что оно должно делать — никогда не было такого; сила действия осталась, но воли действовать там нет. И то, что еще вызывает нечто вроде недомогания (физически болезненного недомогания), это трение между его спонтанным движением и тем, что приходит снаружи: наложением внешних воль.

И нарастает острота этого недомогания. Верно, что секунды изоляции (не физической изоляции), обрыва контакта [с другими] достаточно, чтобы восстановить Гармонию; но иначе, если не заботиться о внутренней изоляции, это порождает какую-то дезорганизацию.

И тело больше не находит никакой радости в тех вещах, которые ему были обычно приятны: это ему совершенно безразлично. Но, медленно, что-то или кто-то учит его иметь не удовольствие или что-то, напоминающее (даже отдаленно) возбуждение, а комфортную вибрацию в определенных вещах чувств. Только это очень сильно отличается от того, что было прежде.

Ясно, что чтобы следовать собственному ритму, тело должно свести к минимуму свои активности; не точно «свести», а иметь свободу выбора своих движений: ничто не должно накладываться на него снаружи — что очень далеко от его реальности. И все же, если взглянуть в целом, есть абсолютное убеждение, даже в теле, что ничто не происходит, что не было бы результатом всевышней Воли. Следовательно, условия, в которых оказывается тело, являются такими условиями, которые Он пожелал и которые Он хочет — которые Он хочет — в каждую секунду. Так что вывод такой, что, должно быть, в теле есть сопротивление или неспособность следовать Движению.

Когда проблема доходит до этой точки, я всегда получаю аналогичный ответ: «Не занимайся этим!» Я думаю, что это мудрость. Вот так.

Надо научиться позволять себе жить, это важно: «Не реагируй все время на это, не пытайся то,…» — позволь себе жить.

В сущности, воля к прогрессу еще довольно пропитана желанием: позади нее нет улыбки Вечности.

Ответ всегда такой, его можно пережать вот так (но это не слова): «Не занимайся этим.»

Это все еще остаток старого переживания.

 

(Мать входит в созерцание)

 

Во всяком случае, есть нечто вроде ощущения или восприятия, что в данный момент ты здесь единственный, кто действительно понимает, что происходит со мной. Это что-то. Я очень «признательна», как говорят, что, по крайней мере, с внешней точки зрения, то, что происходит, не будет совершенно бесполезным. Ведь, как я сказала, знаки работающего Могущества нарастают день ото дня, день ото дня; только, если это кристаллизовано вокруг переживания, переживаемого и другими, то, я думаю, что это станет более ясным, вместо того, чтобы быть чем-то довольно рассеянным. Значит, даже с внешней точки зрения и внешней реализации ты можешь быть доволен. В великой вселенской работе твое существование имеет свое место и свою пользу.

С личной точки зрения… У меня такое впечатление, что спустя некоторое время ты ОБЯЗАТЕЛЬНО будешь иметь переживания; это обязательно должно прийти, потому что в этой области ты открыт. Изменение тела — это что-то новое; но переживания уже существуют, так что это должно с тобой произойти, просто обязано с тобой произойти. Единственно, я верю, что они будут иметь очень особый характер в том смысле, что они будут очень позитивны.

Тебе категорически отказано в переживаниях, состоящих в выходе из теперешнего существования в поиске другого существования — ты пришел не для этого, и ты не хочешь этого. То, чего ты хочешь, это что-то очень конкретное — это несколько труднее иметь. Но это придет.

Я говорю это не для того, чтобы утешить тебя, а из-за того, что я ВИЖУ это: это придет. И, что интересно, есть тождество в движении[143]: то, что произошло с тобой недавно, это утончение, это еще один пример; это действительно занимало меня в эти последние дни — это что-то значит.

Возможно, когда-нибудь нам дадут «конфетку»![144]

 

 

25 ноября 1964

 

(Следующая беседа касается коллективной медитации 24 ноября, в день Даршана)

 

Вчера, во время медитации, я не знаю, что произошло, но когда раздался сигнал конца медитации, у меня было точно такое впечатление, что она только что началась!

Как только началась медитация, что-то спустилось: неподвижность, но очень комфортная неподвижность, необычно комфортная, а затем… кончено, ничего, пустота — полная «пустота». Все время я была за столом[145], затем вдруг [прозвучал гонг], бом, бом! кончено.

Время вышло за пределы времени.

Такое было в первый раз, потому что даже тогда, когда я имела переживание, даже в первый раз, помнится, когда мы начали делать коллективные медитации, и спустился Шри Ауробиндо и буквально сел на «территорию» [Ашрама], это было очень интересным и очень захватывающим[146], но я сознавала время. А на этот раз… Были высоты, были низины, было хорошее, плохое, были всевозможные вещи, но всегда я сознавала время, а вчера… Я сама была ошеломлена. Я услышала гонг, и у меня было такое впечатление, что медитация только началась. В теле даже было что-то, что ликовало как ребенок: «Это будет длиться полчаса, это будет так полчаса (это было забавно, ты знаешь)… а! наконец-то, настоящая жизнь!» Такое впечатление имело тело, и это собиралось длиться полчаса… Бом! Бом!… Как если бы у тела украли его радость!

Это любопытно.

Это началось странным образом: у меня есть восковая свеча, пахнущая медом, когда она горит; это большая свеча, которую мне прислали из Швейцарии. Я сожгла уже половину свечи: я зажигаю ее на время медитаций. Но в фитиле был дефект, он был обуглен, и вчера он отказался гореть. Мы зажгли свечу — мы зажигали ее два раза до этого — и она погасла как раз в начале медитации, когда прозвучал гонг. Так что сознание тела сказало: «О, Господь, мы так нечисты, что даже не можем гореть перед Тобой!» Оно было наполнено спонтанной простотой: «О, Господь, мы так нечисты…». И сразу же отклик [жест массивного нисхождения]: все остановилось.

Возможно, именно это движение, совсем детское, но совершенно спонтанное и очень простое движение тела, сознающего несовершенство Материи: «Мы так нечисты, что не можем даже гореть перед Тобой!», возможно, именно оно вызвало этот отклик.

Это было чудо — краткое чудо!

Ты медитировал у себя дома?

 

Нет, в комнате Шри Ауробиндо — в его коридоре.

 

Там хорошо…

 

(молчание)

 

Затем, в оставшуюся часть дня, было так, как если бы тело спрашивало или побуждалось просить (обычно оно не просит, оно не просит ни здоровья, ни чего-либо другого), и в первый раз вчера после полудня было так, как если бы оно говорило в некоем стремлении, почти сформулированном на словах, но с чувством и впечатлением: «Буду ли я готово для того, чтобы Ты жил в этих клетках? Чтобы эти клетки были Тобой?…» Слова все портят, потому что они дают несколько грубую и тяжелую точность, но было так, как если бы клетки говорили: «Никогда мы не будем иметь этого чудесного Покоя…» Это был покой, но покой, наполненный созидательной силой, и такой богатый, содержащий бесконечное могущество и богатство радости; и это давало телу смелость говорить: «Мы будем ТЕМ, только если Ты будешь здесь, и только Ты.»

Шри Ауробиндо писал: «Каждое событие (как каждое движение жизни) будет чудом, когда будет жить это чудесное Целое» — которое будет жить в теле. И это действительно было как выражение того, что чувствовало тело. И это является его единственной причиной существования — нет других причин, все остальное… Тело прошло через все отвращения, все разочарования, все безразличия и дошло до точки, где оно спрашивает себя: «Но, в конце концов, как можно жить? Ради чего? Зачем мы существуем, зачем мы были созданы? Почему?… Все это ничто!» И это было странно, это было как воспоминание тех времен, когда люди жили в этом неведении «почему» и в некоем изумлении… Так много времени могло пройти, чтобы найти единственную вещь… единственную вещь, которая существует! И все это, зачем все это? Все это, века абсурдных ощущений… Это было любопытно: как медленное воспоминание о ничтожной и бесполезной жизни – абсурдной — и такой болезненной! «Зачем все это, чтобы найти ТО?»

Это любопытно.

Я не знаю, ответ ли это на этот вопрос, но вчера пришел как некий кинопоказ: длинная вереница всех историй, рассказывающих, как люди уничтожают все, что превосходит их, не могу терпеть все, что превосходит их: мученики, убийства, трагические концы всех тех, кто представлял силу или истину, превосходящую человечество. Как если бы это было объяснением — символическим объяснением — причины почти бесконечных этих времен, которые были нужны для того, чтобы пробудилась Материя — пробудилась к императивной необходимости Истины.

Как если бы мне сказали: «Ты видишь, было время, когда они сжигали вас на кострах, когда они пытали вас…», памяти прошлых жизней. И эти памяти были связаны с недавней историей с одним протестантским миссионером, который сказал, не столь откровенно, но смысл был такой: «Мы поклоняемся Христу только из-за того, что он УМЕР ради человечества, потому что он был распят ради человечества.»

Все это, кажется, было необходимым, чтобы «размять» Материю.[147]

 

 

28 ноября 1964

 

Я продолжаю снова переживать позабытые аспекты этой жизни, выброшенные из природы, но возвращающиеся в форме оживших воспоминаний, как если бы кто-то, ты знаешь, искал «прорехи» (!) во всевозможных движениях, вызывавшихся в этом теле, чтобы не только подмести их, но и очистить, подправить и озарить — все воспоминания тела (я не говорю об уме или витале)… необычайно!

И в то же время приходит понимание всех тех людей, которых я встречала в своей жизни и с которыми я жила более или менее долгое время: по какой причине, с какой целью, с каким намерением они были там, какое действие они имели и как они делали работу Господа (не зная об этом, Бог знает!), чтобы нацеливать это тело на подготовку к трансформации… Это ошеломляюще совершенно в своем замысле! Это чудесно! И так «нечеловечно»! Противоположно всем моральным и ментальным представлениям человеческой мудрости — все вещи, которые казались самыми глупыми, самыми абсурдными, самыми иррациональными, самыми неразумными и самыми «враждебными», все это так чу-дес-но скомбинировалось, о!… чтобы вынудить это тело к трансформации.

И с таким ясным видением, почему — почему тело еще не трансформировано. О! Предстоит еще работа…

 

Но это не только индивидуальный вопрос.

 

Конечно, нет! О, есть внутренняя зависимость от такого большого числа вещей.

 

Да!

 

Это тело ПРЕДСТАВИТЕЛЬНО; в качестве индивида оно представляет моды земного бытия.

И я очень ясно видела: некоторое время тому назад (год или чуть больше) я полагала, что мышление, позиция и убеждения определенных людей [вокруг Матери] были вызваны, частично, определенными трудностями (особенно, что касается возраста), но это не так! То, что люди думают и что они чувствуют, является точно тем, что служит цели воздействовать на тело! Все это СЛУЖИТ тому, чтобы учить тело, что оно должно знать: где ему не хватает восприимчивости, где оно инертно, где… О! Порабощенность привычной вибрацией! Это ужасно, ужасно.

С точки зрения здоровья это ужасно. И «здоровья» не существует, оно ничего не значит; оно больше ничего не значит, и «болезнь» больше ничего не значит, действительно: это искажение вибрации и смещение вибрации и… (как сказать?) закоснелость — с точки зрения движения это как затор, с точки зрения клеток это как закоснелость: то, что остается от старой инерции, из которой мы выходим.

Но это двойное: с одной стороны, есть Инерция, с другой стороны, есть витальное извращение — НЕРВНОЕ извращение витального мира, витального влияния. Есть не только Инерция: есть нечто вроде злой извращенной воли. Ее можно легко (относительно легко) подавить и полностью устранить в сознательной ментальной и витальной жизни — эта работа считалась в прошлом, о! чрезвычайно трудным делом; изменить природу индивида относительно легко: все, что в природе зависит от витала и ментала, это относительно легко изменить, очень легко. Я не говорю, что это очень легко для обычного человека, но я говорю, что это очень легко по сравнению с работой в Материи, в клетках тела. Потому что, как я тебе сказала в прошлый раз, их добрая воля неоспорима, и их стремление к Божественному стало совершенно спонтанным: все, что сознательно и светло, таково — но беда в том, что не все еще сознательно! Есть масса всего, что еще не сознательно, и она раскачивается между двумя влияниями, одинаково отвратительными: между влиянием Инерции [жест отупевшего пресмыкательства] МАССЫ, мешающей двигаться вперед, и влиянием витального извращения и злой витальной воли — это то, что перекручивает и искажает все.

И это стало очень тонким, очень скрытным, труднообнаруживаемым. Когда почти все было так, оно было видно, было легко его увидеть; но то состояние менялось очень быстро: трудность в том, что прячется внизу и не достаточно «объемно», чтобы привлечь к себе внимание. И, о! привычки, привычки… Например (увеличим ее, чтобы она была лучше видна), привычка предвидеть катастрофы…

И все, что расстраивает Инерцию, катастрофично для нее. В мире, земном мире (это единственным мир, о котором я могу компетентно говорить; что касается других миров, то я имею только общее их видение), в земном мире, для Инерции (которая является базой творения и которая была необходима, чтобы зафиксировать, конкретизировать вещи) катастрофично все, что раскачивает ее. То есть, появление Жизни было для нее чудовищной катастрофой; появление разума в Жизни — это следующая чудовищная катастрофа, а сейчас появление Сверхразума — это последняя катастрофа! Например, я знаю случаи заболевших людей: если они по привычке идут к доктору, получают и принимают лекарства, тогда все в порядке; если же, к несчастью (!), они призывают Силу, и я прикладываю ее, то чем больше я ее прикладываю, тем больше они ужасаются! Они переживают совершенно неожиданные явления и ужасаются: «Что со мной происходит! что со мной происходит!», как если бы это было совершенно катастрофично. Как только приходит Сила, и они чувствуют только капельку ее, так они напрягаются, сопротивляются, паникуют, становятся совершенно беспокойными. Это так: они становятся такими беспокойными, такими беспокойными! Вся система проводит свое время в том, что отвергает все, что к ней приходит.

И я также заметила, что сначала и с телом было так же: как только появляется любая неожиданная вибрация, более мощная, более глубокая, более сильная, более ИСТИННАЯ, чем индивидуальная вибрация, так сразу же в клетках возникает смятение: «А! Что со мной произойдет!…» Сейчас, слава Богу, этот период прошел, но было время, когда было так.

Так что, ты понимаешь, предстоящий путь… Все, что происходит на ментальном уровне, — детская игра по сравнению с этим; все ментальные трудности, это… это производит на меня впечатление театра — пьесы, ты знаешь, пьесы на потребу публике.

Нет, я не знаю, но предстоит еще долгий-долгий путь — долгий — чтобы превратить это в субстанцию, достаточно пластичную, достаточно восприимчивую, достаточно сильную, чтобы выразить всевышнюю Мощь. Еще много надо сделать, много.

 

(молчание)

 

И популярное умонастроение — упрощенческое: оно видит окончательный результат как естественное и почти спонтанное выражение; тогда ты не так уверен, ты говоришь себе: «В конце концов…». Но и это [Мать улыбается], это способ действия Всевышнего — я хорошо вижу это.

 

*

*  *

 

(Немного позднее, относительно музыки Сунила на тему «Час Бога» :)

 

Это начинается с чего-то, что он называет «стремлением», о! это прекрасно… Я редко слышала что-либо такое чистое и такое красивое как вдохновение. Вдруг приходит «звук», в точности такой, как звук, слышимый высоко вверху. И это не слишком смешано (в чем я упрекаю классическую музыку, так это во всем аккомпанементе с целью «придать плоть», что портит чистоту вдохновения, для меня это «вода»), что же у Сунила нет «воды». У него нет претензии на то, что он сочиняет музыку, конечно же, и «воды» там нет, так что это действительно прекрасно.

В этом году я решила не играть на первое января. Еще в прошлом году я немного колебалась, стоит ли играть, потому что я совершенно сознавала недостаточность — бедноту и недостаточность — физического инструмента; но было нечто вроде разумной мудрости, которая знала, как будет интерпретироваться [учениками] отказ играть, так что я играла — без удовольствия, это было средненько. Но эта музыка, которую я слушала вчера, это было ТО! до такой степени, что я сказала себе: «Что же, сейчас будет неразумным хотеть сохранить в личной манифестации что-то, что имеет гораздо лучшее средство выражения [Сунил].» Поэтому я решила сказать «нет» на первое января. Но я посмотрю, сможет ли Сунил подготовить что-то на тему послания, на следующий год, что-то, что можно записать и проиграть для всех, анонимным образом — нет нужды говорить: «Это написал тот-то или тот-то», это просто музыка, и все.

Ты знаешь, они печатают два календаря, один здесь, а другой – в Калькутте; на календаре из Калькутты я выгляжу счастливой и приветствую со сложенными руками; так что я написала внизу: «Салют Тебе, Истина». По-английски (ты знаешь, они немного медлительны!) они хотели бы чего-то более «явного», так что я написала: “The salute to the advent of the Truth” [«Приветствие приходу Истины»]. Я дала эту тему Сунилу: «Сделай музыку на эту тему.»

 

Но все же жаль, что ты оставляешь музыку.

 

Мой мальчик, мне надо играть перед двумя-тремя людьми, имеющими стремление — сознательное и доверительное стремление — к Звуку. Например, когда я играла для тебя и Суджаты, было гораздо лучше. Если бы я была совершенно одна, это могло бы быть хорошо… хотя, если я совсем одна, я рискую куда-нибудь унестись (что со мной легко происходит)! Но если я с кем-то, кто не имеет никакого доверия или умирает со скуки (допуская, что можно умереть со скуки!) или гадает, когда же будет конец, либо начинает критиковать: «Что значит вся эта музыка? Она непонятна», тогда…

 

Да, это неблагоприятно.

 

Атмосфера неблагоприятная, и ничто не приходит. Вот и все.

Или же я начинаю думать: «Сколько времени я играю? Не пора ли закончить?…»

Как что-либо придет в таких условиях?

 

Но будет жалко, если ты вообще оставишь это.

 

У меня нет удобного случая играть. Время от времени это меня бы развлекало, но я не могу. Я хотела бы, да, хотела бы иметь возможность, время от времени, быть там и позволить своим рукам идти… быть ведомыми чем-то иным, отличным от обычного сознания. Но для этого мне надо бы иметь время. Нужно время. И не быть схваченной шестеренками отрегулированной жизни.

 

Но, очевидно, музыка на заказ — это не очень-то подходящая вещь!

 

Но НИЧТО не должно быть по заказу, мой мальчик!

Это как те послания, которые люди просят у меня время от времени: «Пришлите мне послание.» Как будто вы кидаете пару монеток в автомат, и оттуда должно что-то выйти! «У меня нет ничего для первой страницы моего журнала, пришлите мне напутствие», или же: «Моя дочь выходит замуж, пришлите мне послание», или же: «Сегодня годовщина открытия моей школы, пришлите мне послание.» Три-четрые такие просьбы за день… Однажды я вдруг сделала запись по этому поводу; я увидела образ тех музыкальных автоматов, ты знаешь: бросаешь в них две монеты, и из них раздается музыка; так что я сказала: «Для обычных людей мудрец представляется музыкальным автоматом Мудрости: достаточно опустить в него две монетки вопроса, и автоматически выйдет ответ.» Потому что, действительно, это стало смешно: «Мы переезжаем в новый дом, пришлите мне послание»…

 

Но зачем ты позволяешь им заваливать себя? Ты не обязана писать послания!

 

Но я отвечаю только тогда, когда приходит ответ. Когда нет ответа, я ничего не говорю.

Но таково их умонастроение.

И я обязана следовать расписанию, потому что от этого зависит вся жизнь других людей. Вот почему люди стремились уединиться — в этом есть преимущество и неудобство; преимущество в том, что я пытаюсь, чтобы это шло совсем автоматически, то есть, вне сознательной воли: чтобы вещи делались сами. С ментальной точки зрения это очень легко, можно полностью оторвать себя, и ничто не будет иметь значения; но, что касается тела, это трудно, потому что его ритм… Весь ритм обычной жизни ментализирован; люди, живущие в витальной свободе, конфликтуют со всей социальной организацией — это ментализированная жизнь: часы отбивают свое время, и понятно, что это должно быть так… Ментально можно быть совершенно свободным: оставляешь свое тело в «шестеренках» ментализированного механизма жизни и больше не заботишься о нем; но когда это бедное тело само должно найти собственный ритм, как это трудно!… Как это трудно. Иногда вдруг оно чувствует недомогание; тогда я смотрю и вижу, что что-то было бы переживанием, но для этого требуются определенные необходимые условия изоляции, спокойствия и независимости, и это невозможно. Так что, что же… насколько я могу, я вхожу внутрь и делаю минимум (максимум из того, что возможно, но это минимум по сравнению с тем, что могло бы быть сделано).

Но, конечно, Шри Ауробиндо всегда говорил: «Чтобы работа была полной, она должна быть общей» — нельзя бросать ее. Индивидуальная попытка — это только совсем частная попытка. Но тот факт, что работа является общей, значительно отдаляет результаты — что же, с этим ничего не поделаешь. Вот так.

 

(молчание)

 

Если действие было индивидуальным, оно обязательно крайне бедное и ограниченное; даже если индивид очень широк, и его сознание большое, как земля, то переживание все же ограничено. Это все же агломерат клеток, который может иметь только ограниченную совокупность переживаний (может быть, это не так в ходе времени, но в пространстве это бесспорно). Но с той минуты, когда происходит отождествление с остальным, возникают и последствия: приходят трудности остальных, и они поглощаются и должны быть трансформированы. Так что мы возвращаемся к тому же самому. Именно это сейчас и происходит: я не выхожу, я насколько можно ограничила свои активности (я встречаюсь с множеством людей, но все же с несравненно меньшим их числом, чем прежде — раньше я встречалась с тысячами людей), но это уменьшение в большой степени компенсируется расширением физического, материального сознания, до такой степени, что все время, все время, все время я имею ощущения, кажущиеся индивидуальными, но я сразу же вижу, что это ощущения других индивидов, приходящие из-за того, что сознание распростерлось и воспринимает все это в своем движении: в том движении, как если бы все собиралось, а затем отдавалось Господу.

 

(молчание)

 

Десять минут двенадцатого! О, ты видишь [смеясь], часы зовут нас.

А ты?… Я спрашиваю, но я знаю — это не так, что я не знаю, но я хотела бы, чтобы ты мне сказал.

 

Физически?… Неприятности снова начались. Тело явно не блестяще.

 

Эти новые дантисты скоро устроятся, и ты сможешь к ним сходить. Конечно, это относится еще к старым средствам, но не надо задаваться, ты знаешь! Не надо думать, что мы достигли, пока мы не дойдем до конца. Людям, которые пишут мне: «О! Я полагаюсь только на вашу Силу, я не хочу медицины», я отвечаю: «Вы неправы». Ведь я тоже принимаю лекарства — и я в них не верю! Но все же я их принимаю, потому что есть все эти старые внушения и старые привычки, и я хочу предоставить своему телу наилучшие условия… Но это очень забавно: пока я даю телу лекарства, оно держится очень спокойно, но стоит мне ему их не дать, как оно начинает спрашивать: «В чем дело? Что происходит?». Однако, прием лекарства не имеет никакого эффекта, оно не вмешивается; это просто… просто привычка.

Не считая случаев, когда становится хуже. Например, как раз от зубной боли доктор хотел мне дать пенициллиновые таблетки, которые надо растворить во рту, чтобы препятствовать воспалению; когда я приняла одну такую таблетку [смеясь], в моих зубах поднялась острая боль! Как если бы взбесились все атакованные элементы: «Зачем ты нас беспокоишь? Нам было так спокойно, мы не беспокоили тебя!» И все начало бешено распухать.

Забавно следить за этим сознательно, очень забавно! И ты видишь: болезнь, лекарства — все это еще часть старой комедии.

Но надо продолжать играть, потому что есть люди, воспринимающие это серьезно! Они ХОТЯТ (это привычка), они хотят, чтобы мы продолжали играть: «Продолжайте играть, не задавайтесь, вы еще не знаете — вы еще не знаете, как лечить или трансформировать нас.» Это верно, я не могу сказать, я еще не знаю, как их трансформировать, следовательно… нечем гордиться, это очень плохо.

Увидим.[148]

 

 

 

 

 

 

Декабрь 1964

 

 

2 декабря 1964

 

…Письма скапливаются в фантастических количествах, и я не отвечала. Люди должны научиться воспринимать: я отвечаю очень сильно, очень ясно, даже словами, точной фразой. Если бы они научились воспринимать ментально, это было бы хорошо. Я всегда отвечаю. И даже, когда речь идет о важной вещи, и я спокойна, то есть, не делаю внешних действий, я повторяю свой ответ, делаю очень точную ментальную формацию — они должны воспринимать.

 

(Мать наугад достает письмо одной западной ученицы, которая спрашивает, как изменить работу или оставить свою внешнюю работу, потому что, как она говорит, эта работа не соответствует ее природе. Она также жалуется на связи с другими людьми и на их «враждебность». Она ощущает потребность в новом способе бытия и работы.)

 

Она скорее борется со своей старой личностью, чем с другими людьми. Она имела некоторые внешние и поверхностные личные отношения с другими людьми, и она медленно-медленно из них выходит; но у нее такое впечатление, что это другие люди враждебны, тогда как, в действительности, она цепляется за старое.

Это такой период.

Только я заметила, что не следует резко менять свои внешние занятия, особенно тем, кто получил западное образование. Большая часть людей склонна хотеть сменить среду, сменить занятия, сменить окружение, изменить привычки, думая, что это поможет им измениться внутренне — это не верно. Люди более бдительны и лучше настроены на то, чтобы сопротивляться старым движениям, старым связям, вибрациям, которые они больше не хотят, когда они остаются в старой обстановке, которая, действительно, достаточно привычна, чтобы быть автоматической. Не надо быть «заинтересованным» в новой внешней организации, потому что у людей всегда есть тенденция входить туда со старым способом бытия.

Это даже очень интересно, я очень глубоким образом изучала этот вопрос для людей, которые думают, что благодаря путешествию будет по-другому… Когда люди меняют внешнюю обстановку, у них, напротив, всегда есть тенденция сохранить свою внутреннюю организацию, чтобы сохранить свою индивидуальность; тогда как, если люди силой удерживаются в одних и тем же рамках, в одних и тех же занятиях, в одной и той же рутине жизни, тогда становится все более и более очевидным тот образ жизни, который ведут люди, и они гораздо более точным образом начинают с ним бороться.

По сути, это витал испытывает трудности; из всех частей существа он наиболее импульсивен и ему труднее всего изменить свой способ бытия. И это всегда витал чувствует себя «свободным», приободряется, делается более живым в путешествиях, потому что он имеет удобный случай свободно проявить себя в новой среде, где всему надо учиться: реакциям, приспособлениям и т.п. Напротив, в обычном ритме жизни, где ничто особенно не возбуждает, он сильно чувствует (если он имеет добрую волю и стремление к прогрессу), он сильно чувствует свою несостоятельность и свои желания, реакции, отвращения, притяжения и т.п. И когда у него нет сильной воли к прогрессу, он чувствует себя зажатым и разочарованным, раздавленным — вся обычная бунтарская песня.

 

(молчание)

 

Когда она приехала сюда, она жила исключительно в витале — исключительно, неудержимым образом. Так что ей предстоит пройти большой путь.

Надо, чтобы витал — который имел привычку направлять лодку, править всем, все решать, в конце концов, он был хозяином в доме — надо, чтобы он начал с открепленности, которая обычно, когда витал не очень рафинированный, переходит в отвращение. Нужна общая открепленность. Затем вдруг (иногда это «вдруг», иногда это медленно) он чувствует, что побуждение, вдохновение должно приходить изнутри, что ничто не должно возбуждать снаружи; и затем, если он имеет добрую волю, то поворачивается вовнутрь и начинает просить Вдохновения, Приказа и Направления, а затем начинает работать.

У некоторых людей это занимает годы; некоторым это дается очень легко — это зависит от качества витала. Если это рафинированный витал самого высокого качества, тогда это идет быстро; если это грубоватый витал, который начинает себя вести как бульдог или бык, тогда это занимает более длительное время.

Наконец, долгая дорога предстоит тому виталу, который привык всем управлять и думал, что обладал истиной: что то, что он хотел, было истиной, и что эта истина должна доминировать и управлять другими людьми и всей жизнью — это… когда человек родился в такой иллюзии, потребуется долгое время. Спасает то, что если витал каким-либо образом СХВАЧЕН, внутренне, если он внутренне чувствует, что есть нечто большее, чем он, тогда дело идет гораздо быстрее.

Тем, кто пасует перед необходимыми изменениями, требуется больше жизней. Тем, кто умеет держаться (они обычно имеют достаточный интеллект, чтобы управлять), тем, кто имеет выдержку и не беспокоится о недостатке сотрудничества со стороны витала, им это может быть относительно легко.

Обычно это занимает больше всего времени.

 

*

*  *

 

Немного позднее

 

Ты видел последний номе “Illustrated Weekly”? Ты знаешь, что папа здесь, в Бомбее, на «евхаристическом конгрессе» — но что такое евхаристия, мой мальчик?

 

Это святое причастие.

 

А! так я и думала… В “Illustrated” приводится история этих евхаристических конгрессов, и, кажется, у истоков первого конгресса (это было не так давно, в прошлом веке, я думаю) стояла одна француженка. И затем [Мать смеется], там был блестящий портрет папы с посланием, адресованным им специально читателям “Weekly”, где он позаботился о том, чтобы не употреблять христианские слова. Он пожелал им… я не знаю чего, и (а это было написано по-английски) celestial grace [небесной милости]. Тогда я увидела (он пытался быть как можно больше безличностным), я увидела, что, несмотря ни на что, самые большие трудности христиан состоят в их желании благополучия и в том, что их исполнение находится на небесах.

Мне прочли, или мне так послышалось, “terrestrial grace” [«земная милость»], вместо “celestial grace” [«небесная милость»]. Когда я услышала это, что-то во мне стало вибрировать: «Как! но этот человека обращен!» Тогда я попросила повторить и услышала, что это не так, что на самом деле это была «небесная милость».

Вот в чем дело.

 

Точно.

 

Они думают о божественной реализации, но не как о земной реализации, они думают, что божественная реализация происходит где-то в другом месте, в небесном мире, то есть в нематериальном мире. И это –самое большое их препятствие.

Очевидно, что касается веры (я не имею в виду очень точный и очень ясный научный дух), но что касается веры, то до настоящего времени нет очевидного доказательства, что Господь хочет реализоваться здесь; за исключением, быть может, двух-трех озаренных, имевших переживание… Кто-то спросил меня, была ли супраментальная реализация в прошлом, то есть, в доисторические времена (потому что историческое время очень краткое, не так ли). Естественно, вопрос всегда соответствует одной из вещей, которая представляется передо мной в момент концентрации. Тогда я совершенно спонтанно ответила, что коллективной реализации никогда не было, но могли быть одна-две индивидуальных реализаций, как примеры того, что является обещанием — обещанием и примером: «Вот что будет.»

Я имела очень четкие воспоминания — живые воспоминания — о человеческой жизни на земле, совершенно примитивной жизни (я имею в виду: вне всякой ментальной цивилизации), человеческой жизни на земле, которая не была эволюционной жизнью, которая была манифестацией существ из другого мира. Я переживала это в течение некоторого времени — живое воспоминание. Я еще вижу это, еще сохранился образ в воспоминании. Это не имело ничего общего с цивилизацией и ментальным развитием: это был расцвет силы, красоты, в ЕСТЕСТВЕННОЙ, спонтанной жизни, как в животной жизни, но с совершенством сознания и власти, несравненно превосходящих то, что мы имеем сейчас; именно с властью над всей окружающей Природой, животной природой, растительной природой и минеральной природой; это прямое управление Материей, чего люди сейчас не имеют — нам требуются посредники, ментальные инструменты, тогда как это было прямым. И не было мыслей или рассуждений! Это было спонтанным [жест, указывающий на прямое распространение воли на Материю]. Я имела живое воспоминание этого. И это должно было существовать на земле, потому что это не было предвестником: это не было видением будущего, это было воспоминание прошлого. Стало быть, должен был быть момент… Это было сведено к двум существами: у меня нет такого впечатления, что их было много. И не было ни родовых мук, ни чего-либо животного, абсолютно ничего; это была жизнь, да, жизнь действительно высшая в рамках Природы, но с необычайной красотой и гармонией! И у меня не было впечатления, что это было (как сказать?) что-то знакомое (отношения с растительной и животной жизнью были спонтанными и абсолютно гармоническими с ощущением бесспорной власти — не было даже ощущения, что этого могло не быть — бесспорной власти), но никакой идеи о том, что были другие существа на земле и что надо заниматься ими или «доказывать» — ничего подобного, абсолютно ничего из ментальной жизни, ничего. Такая вот жизнь, как жизнь прекрасного растения или прекрасного животного, но с внутренним знанием вещей, совершенно спонтанным и без усилия — жизнь без усилия, совершенно спонтанная. У меня даже не было такого впечатления, что был вопрос питания, я этого не помню; была только радость Жизни, радость Красоты: были цветы, была вода, были деревья, были звери, и все это было дружеским, но спонтанно. И не было проблем.! Не надо было решать никаких проблем, совсем никаких — живи!

Несомненно, жизнь в доисторические времена.

Но это было очень, очень давно. Потому что совсем не было ощущения, что это росло снизу: как если бы это упало туда, вот так, чтобы веселиться.

Это должно было быть до появления человека в Природе — не после, а до.

Это были человеческие формы, но я не могу сказать, что я четко это помню: если меня спросить, были ли, например, ногти на пальцах, я не смогу ответить! Это было очень пластичным и очень светлым. Но, как бы там ни было, по форме они были как люди.

 

(молчание)

 

Папа заявил, что он хочет дать послание не-христианам, и я попросила, чтобы мне принесли это послание. Потому что в ментальных беседах с ним две вещи остались очень четкими… У него есть какая-то политическая предвзятость. Это очень политический человек в том смысле, что он делает вещи по какой-то причине, с точной целью, рассчитанной согласно своему пониманию, чтобы эффективно достичь этой цели — это политический человек.

Он имеет политическую привязанность к догме. Например, после одной из бесед с ним (я имела с ним три-четыре беседы, ментально, и совершенно объективным образом, потому что его реакции были неожиданными, они были для меня совершенно спонтанными, то есть, я получала ответы, которые совсем не были тем, что я могла ожидать — это доказывает, что беседы были подлинными), но, например, я имела встречу с ним (это была часть его ментального существа, высшего интеллекта; она очень хорошо сформирована, сознательна, индивидуальна), и я имела с ним спонтанную беседу, которой я не искала и которая оказалась очень интересной. Но, в какой-то момент, я ответила на что-то, что он сказал, и сделала это с силой [на том высшем плане]: «Господь есть везде, даже в аду.» И в тот момент он так резко отреагировал, что пуф! он исчез. Это меня сильно поразило… Я не знала этой догмы, но, кажется, что согласно католикам, что самым худшим страданием ада, хуже огня и всего прочего, является то, что там вообще нет Господа. Это догма: Господа нет в аду; я же говорила о вселенском Единстве и так выразила его.

Есть еще одна вещь, которую я очень хорошо помню и которая поразила меня. Это было после его избрания (но задолго до того, как он решил съездить в Индию): он прибыл в Индию, и он прибыл в Пондишери, чтобы встретиться со мной (не специально: он просто прибыл в Пондишери, а затем он пошел искать меня); я встретилась с ним в комнате для приемов. У нас была долгая беседа, очень долгая и интересная беседа, и вдруг (это было к концу, пришло время ему уйти), когда он поднялся, что-то его озаботило; он спросил меня: «Что вы скажите своим детям о встрече со мной?»… Кончено, это проявление эго. Тогда я посмотрела [Мать улыбается] и сказала ему: «Я скажу им только то, что мы были объединены в нашей любви ко Всевышнему.» Тогда он расслабился и исчез. Это меня поразило. Это совершенно объективные вещи.

Но это — маленькие грани природы. А так, его мечта — быть могучим существом, способным духовно объединить человечество.[149]

 

 

7 декабря 1964

 

(Этот разговор проходил в музыкальной комнате. Мать позвала Суджату и Сунила)

 

Кто-нибудь знает, как играть на губной гармонике? [смех] Я недавно получила губную гармонику! — ее прислали из Германии. [Сунилу:] Ты не знаешь, как на ней играть?… Нет?

 

[Суджата:] Сатпрем очень бы хотел научиться играть на каком-нибудь инструменте, ты знаешь, Мать.

 

[Сатпрем:] Но не на гармонике!

 

[Сунилу:] Тебе сказали, о чем идет речь? Нет? Ты не знаешь французского языка, скажи? — Он не решается говорить.

Вот так: я люблю твою музыку, и поэтому я больше не играю! — у меня нет времени. Мне никогда не представляется удобный случай поиграть, вот уже двенадцать месяцев я не играла; кроме тех случаев, когда приходит Суджата: тогда я кладу вот так один палец на клавиши. Так что совершенно невозможно, чтобы я играла на первое января, но я думаю, что, может быть, мы сможем что-то сделать… Сегодня я собираюсь прочесть вам послание на первое января (это не точно «послание»), но я собираюсь вам его прочесть, а затем мы попытаемся что-нибудь сделать.

Ты знаком с этим инструментом [органом]? Ты знаешь, как на нем играть?… Здесь есть педали, мой мальчик, от них можно сойти с ума! Я не могу играть с ними! [смех] Так что Суджата будет нажимать на педали, а я буду играть на клавишах!

Если что-то придет, ты сможешь воспользоваться этим и написать музыку на первое января. И тогда мы запишем твою музыку для всех людей!

 

[Сунил:] Я сохраню то, что ты будешь сейчас играть.

 

Нет! Я не играю — я собираюсь делать подобие! И с этим ты что-нибудь сделаешь. Понятно?

Может быть, вообще ничего не выйдет! Я ничего не знаю. Этим утром… Этим утром, я не знаю, ты думал о приходе сюда? Да?… Я слышала чудесную музыку — чудесную! Но это была музыка… ее надо играть, по меньшей мере, в четыре руки, либо требуется несколько инструментов. Если это придет…

Послушайте… Послание (это не «послание»!)… Есть одна моя фотография, на которой я изображена со сложенными руками и выгляжу довольной (!), так что я приписала внизу: «Салют Тебе, Истина.» Затем меня попросили написать это по-английски, и я сказала: «Приветствие приходу Истины.»

Вот вам и тема.

Посмотрим, найдем ли мы что-то. Этим утром это было… Но даже если бы это было здесь, я не смогла бы играть: нужен почти целый оркестр! Это длилось десять-пятнадцать минут… я не помню, что это было — оно ушло.

Попробуем, посмотрим.

 

(музыка)

 

Вот так, достаточно!

Но то, что я слышала, было не это — было совсем не это! Но это совсем ушло…

 

(Мать снова кладет

руки на орган)

 

Досадно, что я совсем ничего не помню. Это было действительно прекрасно. Это был «гимн Истине». Это напоминало какую-то симфонию Бетховена (о! сейчас я скажу что-то ужасное)… без «воды»!

В любой человеческой музыке всегда есть «вода». У людей бывают вдохновения, но между двумя вдохновениями образуется «дыра», и они заполняют ее «музыкальным знанием». Но этим утром музыка пришла прямо свыше, и в ней не было «воды». Это было великолепно.

Только я не делала никакого усилия, чтобы запомнить ее; я сказала себе: «Это придет», но это не пришло!

[Сунилу:] Ты слышал музыку сегодня утром?

 

[Сунил:] То, что ты играла сейчас, было очень мило.

 

Это ничто! Словом, ты сделаешь из этого что-то.

То, что музыка выражала сегодня утром, это было нечто вроде подъема стремления, как завоевание, и затем вдруг это достигло ослепительного состояния — вспышки. Вспышка света. И эта вспышка света ОБРУШИЛАСЬ на мир. Это было очень хорошо (!).

Я еще вижу это, но больше не слышу.

Но это будет так: сначала приветствие: «Салют Тебе, Свет.» Ведь Свет здесь, он дает знать о себе. И его приветствуют. А затем все стремление поднимается на завоевание этого Света через последовательные восхождения; есть звук, который поднимается, а затем устанавливается. И тогда, когда он достигает Света, происходит взрыв света, как взрыв бомбы. И затем это падает на мир — и со сверканием.

И затем, я хотела бы, чтобы в конце был великий покой Истины.

Это должно быть что-то очень широкое и очень спокойное — очень широкое. Очень простое. Несколько очень простых великих нот.

Вот так.

Ноты органа хорошо подходят.

Орган очень хорошо подходит для стремления.

Взрыв?… Я не знаю, какой инструмент подойдет для этого.

А для стремления также подойдут несколько человеческих голосов.

Но не пытайся имитировать то, что я только что играла: это ничего не стоит! Ты сделаешь что-то как я сказала: сначала приветствие — мы счастливы видеть тебя, ты понимаешь: Салют Тебе, Свет! Салют Тебе, Истина!…

Ты сделаешь восхождение по этапам, сопровождаемое и завершающееся порывом стремления: порыв, великий порыв. И затем оно касается  Света и происходит взрыв. Касается Истины, касается Света… Надо, чтобы это было очень красиво. И затем этот Свет падает дождем на мир, и тогда становится радостно, легко, очень мило [жест как каскад]. И затем мир становится блаженным под Истиной — очень спокойным и очень блаженным.

Который час?

 

Без семи одиннадцать.

 

Я играла так долго!

Я много болтала.

 

Ты поздно пришла.

 

Да, это Нолини должен ворчать — не я! [смех]

[Сатпрему:] Я увижусь с тобой в субботу — в субботу именины Мадемуазель. Сколько тебе исполнится?

 

[Суджата:] Тридцать девять.

 

А сколько тебе?

 

[Сатпрем:] Сорок один.

 

Уже…

До свидания, дети мои.[150]

 

 

10 декабря 1964

 

(Матери от Суджаты, после посещения больницы в Пондишери)

 

Милая Мать, Сатпрем сказал, что он очень любит тебя и спросил, как у тебя дела.

 

                                                                                           Твое дитя,

Подпись: Суджата

 

(Ответ Матери)

 

Суджата, скажи Сатпрему, что я очень его люблю и что я все время с ним. Если он следует совету Шри Ауробиндо «живи внутри», он наверняка это чувствует.

 

                                                                                           С нежностью,

       Подпись: Мать

 

23 декабря 1964

 

(Сатпрему от Матери)

 

Сатпрем, мой милый малыш,

Вот твоя книга, только что присланная из Америки.

Я посылаю ее тебе со всей своей любовью, чтобы она послужила знаком совершенного равновесия и полного здоровья.

 

                                                                                           Благословения          

Подпись: Мать

 

Конец декабря 1964

 

(Сатпрему от Матери. Письмо, на которое отвечает Мать, к сожалению, исчезло вместе с другими письмами)

 

То, что ты чувствуешь, полностью согласуется с тем, что я видела.

Я воспринимаю это как решительный поворот в твоей жизни.

Мы поговорим об этом 2-го января, когда ты придешь на встречу со мной.

Я с тобой, и моя любовь окружает тебя.

 

Подпись: Мать