|
Сатпрем Легенда будущего Пер. с французского А. Стеклянников А. Матроскина 1 Эта чудовищная тайна, этот Секрет, которым я владел. Или, может быть, Сокровище. Все происходило словно в конце эпохи. Я знал то, что могло спасти Землю от ее железных или
свинцовых тысячелетий: Победа над Смертью. Ибо мы под властью Смерти — шагающие
и болтающие мертвецы, и именно Смерть устанавливает все наши законы и создает все
наши катехизисы, научные или религиозные; и по сути, она является всем этим, в
зависимости от момента — но мы-то этим не являемся. Кто же мы? Пока еще никто.
Мы — продукт ископаемых окаменелостей с чем-то таким внутри, о чем мы не знаем.
Пока еще мы — ничто. Мы на последнем этапе Эволюции мертвецов, которые без
конца возрождаются, чтобы найти то, чем они являются. Жизнь еще не возникала —
она где-то внутри или внизу, и именно она растет и растет без передышки,
безжалостно, чтобы заставить нас найти, обнаружить то, что там, внутри или
внизу, без катехизиса, без небесного рая и супермашин, с помощью которых мы
ищем то, чего не нашли, и которые
покрывают все новым и новым доисторическим и животным слоем то, что там, внутри
или внизу. Истории не было, пока еще не было. Человек еще не появлялся: мы —
научные или религиозные гоминиды в переходном периоде — нескончаемый переход к
тому, чем мы должны быть: новому, другому, неизвестному и действительно
человеческому виду, который не будет больше производить улучшенные окаменелости
и растущие кладбища, растущие из года в год, как будто больше нечему расти на нашей
смертельной планете, которая умудряется улучшать Смерть вместо того, чтобы
найти то, что есть там, внутри или внизу — Власть, которая изменила бы все,
включая самого человека. «Человек — переходное существо» говорил Шри Ауробиндо в начале этого века. «Спасение — в физическом» говорила Мать в середине этого века. И нас ведут от катастрофы к катастрофе и от развалин к
развалинам через тысячелетия, чтобы заставить открыть ту единственную Дверь,
которую мы не открыли, внутри или внизу. Похоже на то, что мы, наш вид, наша
цивилизация, пока не нашли ключ, который бы все открыл и все изменил; и что
дальше? — другой вид и другая «цивилизация», и вновь развалины, и так без
конца? Но есть нечто, что растет и растет внизу и внутри — неумолимо. Нет ничего более неумолимого, чем
Эволюции; чем молодой росток под пологом леса, который стремится произвести из
себя Дерево, и который умрет столько раз, сколько нужно, и будет использовать
весь мусор, все разложившиеся остатки старых видов, умерших для того, чтобы этот
молодой росток выплеснулся, наконец, в свет и свободное пространство и произвел
свой единственный цветок. Сколько нам еще нужно мертвецов и кладбищ, чтобы найти
нашу собственная Власть и то, чем мы являемся на самом деле? Но скоро вся наша
планета станет одним большим Кладбищем, населенным гномами и супер-гномами,
продуцирующими химическую и генетическую нечисть. Однако, что это за «ген» в этом «внутри или внизу»,
что это такое — то-что-порождает, что за та самая Смерть, порождающая
саму себя, чтобы жить, а потом стать причиной других смертных жизней... и так
без конца? Есть ли у нас ещё время, чтобы произвести другой вид —
такой, который будет создан не из старых окаменелостей? какими средствами?
Новой катастрофой? Но она угрожает стать всемирной. Мы в конце эпохи. И это справедливо.
2 Нить судьбы Есть Легенда даже в самой катастрофе и в самом чреве кита [брюхе дьявола] старой Смерти. Но нужно отправиться туда и коснуться могущественных пружин. Будущее далеко позади нас. Настолько далеко, что кажется потерянным и поглощенным многочисленными предыдущими видами, которые оставили после себя несмываемую грустную печать. Итак, радикальный шок, который очищает все или который все открывает. Мне было ровно двадцать лет, когда меня опрокинуло в это — лагерь смерти, я вышел оттуда как мертвец, будучи, однако, живым. «Человек» превратился в НЕТ, он был разрушен навсегда. Это был ноль претенциозной Лжи. И однако, в один прекрасный день на плацу во время переклички, склонившись над зловещей дырой, я коснулся невообразимой Нежности и был переполнен никогда не изведанной Радостью – это выходило из черной бездны под моими ногами. Если бы я не боялся быть
принятым за сумасшедшего, я запел бы, как если бы первым в мире звуком радости была
песня. И вот результат одного из этих «чудесных» случаев – мы касаемся нити
Судьбы. Но нити, ведущей так глубоко и так далеко, словно она ведет в другую
пропасть, — спустя ровно 11 месяцев после выхода из этого Ада я попал к Шри
Ауробиндо, и предстал перед ним и перед Матерью в Пондишери. Это было 24 апреля
1946 года. И вся моя жизнь покачнулась в непонятной, невыносимой «Другой Вещи»,
как некий род катастрофы наоборот. И этот взгляд Матери, как зияющая нежность,
которая шла так далеко в неизвестную пропасть, разорванную и разрывающую. И
этот взгляд Шри Ауробиндо, такой обширный, такой запредельный и такой нежный —
вся бескрайность всех морей этого старого моряка внутри меня, навсегда
уходящего в Синеву или жаждущего, чтобы она навсегда его поглотила. Я был перед
Тем, кто говорил: «Человек – это переходное существо». Конечно же, ДА! О! это
ДА вырывалось из моих разорванных глубин и изо всех моих Адов к тому живому,
что поднимается из этой дали. Но Переход, каким образом? И другое «совпадение»:
некоторое время спустя я наткнулся на ученика, который сказал мне: «Вы знаете, сны
имеют смысл». Смысл? Все было столь бессмысленным, что я смеялся надо всем и
был готов ко всему. Ко всему, кроме того, чтобы просто жить или выживать. Я был
останками западного антропоида, полностью материалистичного, и прежде всего –
антирелигиозного; я ненавидел религии и догмы всех видов – бог смерти, ну и
что? Тогда тем вечером я сказал себе: «Хорошо, посмотрим, что это такое».
Я всегда стремился видеть вещи
обнаженными и без масок – маски упали раз и навсегда после куч истерзанных
пытками трупов. И вот что я увидел этой ночью: Я был в
средневековой крепости, довольно-таки мрачной – западная крепость, это было на
западе. И я спускался по узкой улочке, вымощенной огромными плитами. Я еще вижу
себя среди этих крепких, ровных, гладких, высоких стен, которые, казалось,
нависали надо мной, стены с маленькими балкончиками из кованого железа. Я шел
там, совсем маленький среди темной чуждой толпы. И еще — эта толпа имела запах.
Странно молчаливая толпа: каждый из них прятался в своем молчании. И этот запах
подземелья. Как будто бы наблюдая из-за собственных плеч, я увидел себя среди
них, совсем маленького, почти темного. Идущего к двери — я знал, что внизу
находилась дверь[1].
Но по мере того, как я приближался, у меня усиливалось чувство, что я одет не
так, как следует, что я не такой как они, что я из другого места или из другого
времени. Что-то вроде чужака. Всё глядело на меня. И эти взгляды становились
все более угрожающими и агрессивными. И чем больше я осознавал свою чуждость,
тем больше усиливалась их враждебность. Она исходила отовсюду, даже от стен, от
камней – мир камня. Я не знал, что делать. Я отчаянно искал слово или жест,
сгибался, царапаясь о стены, наполнялся серостью, но ничто не помогало. Немая
толпа увлекала меня за собой, мое недомогание росло, росло, становилось почти
невыносимым, удушающим, как если бы мои одежды были ложными, ненавистно
ложными, как и мое лицо и мой цвет. Я стал чем-то вроде гнома. Который, однако,
был мной. И у меня не получалось найти ничего, что было бы мне к лицу. Я не мог
делать, как они, не знал слов, не знал жестов, все тяготило. Должны были прийти
полицейские, это точно, и конечно же у меня не было паспорта, у меня не было
ничего, я был заперт, пленник в этой ужасающей каменной крепости… И внезапно,
неизвестно откуда, посреди улицы появилась огромная белая лошадь, такая
светящаяся, чудесное животное, и высокое, такое высокое, что оно почти касалось
стен и возвышалось над толпой. Гигантская мощная грудь. И не успел я ничего толком
понять, как оказался на ее спине: мы скакали галопом, фантастическим галопом.
Божественный галоп, все открывалось передо мной: толпы, двери, сторожа - ничто
не могло устоять. И вдруг простор, свобода, чистый воздух – все рододендроны
Гималаев в одном вдохе. Это наполнило мои легкие, я расширялся, растворялся в
этом, почти горел – я снова обретал мой рост и мой цвет, это было освобождение.
Я еще чувствую эту белую гриву в руках, теплые бока под моими бедрами, ветер,
который хлещет мое лицо, и кровь, бурлящую в моих венах. Я был унесен
торжествующим, неотразимым могуществом. И мы ступили в лес. Это было в 1946 году.
Предвестие всего того пути, которым я следовал. Мое первое видение. Но чего я
тогда не понимал, так это того, что вся эта крепость представляла не только
религиозное средневековье XI века, но и научное средневековье XX века, то есть
весь Запад. И я скакал галопом, как дурак, пьяный от радости на спине этой
потрясающей белой лошади. И еще — я не знал тогда, что белая лошадь в индийской
традиции означает скакуна Калки, последнего «аватара», того, кто придет в конце
человеческого цикла, чтобы изменить «закон». Это ТАК! весь этот закон
царствия Смерти и Лжи нужен лишь для того, чтобы установить правление
Божественной Жизни и Истинного Человека. Да и еще раз да! Это вибрировало, это
было навеки вписано в те клеточные глубины, зияющие под моими ногами даже
посреди Ада. Другой Закон или смерть. И
на этот раз моими собственными руками.
3 Анубис Но Легенда продолжается... чем дальше, тем глубже к истоку. И все напряженнее. После многих перипетий на
многих опасных путях, где я был постоянным вопросом жизни, которая смотрит на
смерть и чувствует, несмотря ни на что, как её притягивает настойчивая Загадка,
это «там» в Индии, где было То с великим взглядом и Мать Нежности,
рассматривающая меня как будто из глубин неизведанного – как вызов в глубине
«всего, что...». Но меня преследовал старый ужас перед Ашрамами, этими
коллективами, посреди которых я чувствовал себя как чужак, старый медведь с
неизвестного полюса – в сущности, как животное из ниоткуда. В этом «нигде»,
возможно, и пряталась моя загадка. А потом я совершил шаг. Я вернулся в Индию, мне было
ровно 30 лет. Шаг за шагом, осторожно, на цыпочках – но я обожаю вызовы – я
вернулся в Пондишери... Она была там, вся белая, окруженная непонятными лучами,
которые пронзали до самой глубины и поднимали странные круговороты, желание
полюбить, желание убежать и все же остаться, погрузиться туда; а потом эта
старая крепость «я», которая защищалась. Я хотел ЗНАТЬ. Эта жажда после
столетий, проведенных в пустыне. А потом ты таешь. В течение почти двадцати лет
я был ее доверенным лицом до того самого фатального 1973 года, когда я собирался бросить
окончательный Вызов неизведанному, рассыпаться, хватая Загадку пригоршнями и
всем телом, снова один посреди враждебной толпы в сердце вечной Легенды и
Тайны, которая изменила бы всё. Почти двадцать лет я следовал сказочным путем
Матери и описывал его – совершенно один, как и Она после ухода Шри Ауробиндо, –
ее физический, телесный опыт в Будущем Земли, в сотворении этого следующего
вида, который будет не супер-человеческим, но чем-то радикально иным, Другой
Вещью, возможно, истинным Человеком, наконец-то и в конце концов: то, что Шри
Ауробиндо называл «трансформацией». Этот сказочный документ, пережитый на ощупь
в Ночи мира – ночи растущей и поглощающей, как в конце эпохи – Мать называла ее
своей Агендой. Процесс будущей Эволюции, которая больше не будет эволюцией
ископаемых окаменелостей и электронных
гномов, не открывших ничего, кроме смерти и механики Смерти. Открытие Матери было опасным
для всего этого мира Лжи: оно разоблачало и выставляло напоказ всю их
ничтожность и несостоятельность. Она
заплатила за него собственной жизнью, брошенная в могилу своими собственными
учениками. Но тем временем, следуя нити
великой Легенды... Однажды, в 1960 году, в тот день, когда мне исполнялось 37
лет, во время одной из наших встреч Мать вошла в медитацию, и увидела: «...с того времени, как
медитация началась, я увидела сцены из жизни древнего Египта, абсолютно
житейские. И тебя, ты отличался немного, но в то же время был весьма похож.
Первое, что я увидела, это их бог, у которого такая голова (жест – удлиненная
морда) с солнцем над головой. Голова животного, темная, с... Он мне ОЧЕНЬ
ХОРОШО знаком, но какое в точности животное, я не знаю. Есть одно, это ястреб,
не так ли, и другое, с этой головой (Мать повторяет тот же самый жест). -
Как у шакала? -
Да. Так. Да, это оно. Над головой у него было что-то
вроде лиры, а над ней солнце». Анубис! Бог некрополя, тот,
который помог Изиде, Великой Матери, ставшей у греков Деметрой, собрать заново
тело ее супруга Озириса, убитого и разорванного на кусочки своим братом Сетом.
Изида, которой помогал Анубис, достигла успеха благодаря особым ритуалам. Мы
недалеки от великой легенды Шри Ауробиндо: о Савитри и Сатьяване. Савитри,
которая хотела вытащить из могилы умершего в лесу Сатьявана, то есть самого Шри
Ауробиндо. Мать продолжает
описывать свое видение: «Этот бог был очень тесно связан с тобой, вы были
почти одним: ты служил его жрецом, а он входил в тебя. Это продолжалось
достаточно долго (это я видела и запомнила лучше всего). Но там было еще много
всякого — все знакомые мне вещи, а главное — ОЧЕНЬ ТЕСНАЯ связь, которая была у
нас с тобой во времена древнего Египта, в Фивах». И внезапно я вспомнил это трогательное происшествие
—посещение Фив, еще до приезда в Индию: эти пески, эти стены, к которым я
прикасался с неизъяснимым волнением, как будто хотел достучаться до этих глубин
и узнать то, что вибрировало столь странно. Это было время королевы Нефертити и
Эхнатона. И я, человеческий антропоид, ослепленный чем-то незнакомым, но что,
тем не менее, было странно знакомо, непонимающее понимание. И Мать продолжает свой рассказ: «Но что интересно, наблюдая за этой картиной, я
ПРОЖИЛА ее, прожила все эти сцены: посвящение, службу, и так далее, в течение
долгого времени. И тогда это изображение Анубиса поднялось в разноцветном
сиянии, и сверху в чудесной тишине спустился белый свет, гораздо более мощный,
чем в прошлый раз [во время последней медитации], в восхитительном молчании. Он
спустился очень величественно и (как сказать?)... по-египетски, оккультно,
очень четко и точно, блок нисходящего молчания. И это опускалось, опускалось,
потоком. И это принесло такую внутреннюю радость! О!..» Тем не менее, этот бог
мертвых... И эта необыкновенная поющая радость, бьющая из бездны под моими
ногами на мрачном плацу во время переклички посреди лагеря смерти. Странные вещи случаются в
жизни. Возможно, его голова с лирой и солнцем над ней — это голова истинной
жизни под нашей коркой ископаемых окаменелостей. Мы не знаем НИЧЕГО. Но так
хотели бы узнать.
4 1973 В этой странной жизни, которой пока не
существует, мы постоянно сталкиваемся с
Победой, которую мы должны одержать, как если бы все противоположности
объединялись, чтобы помочь нам победить глубже и тотальнее; и с анти-легендой,
которая обязывает нас воплотить и материализовать эту Легенду. В конце концов,
есть просто Легенда, Легенда этой Земли, раненой и порабощенной, которая должна
вырвать свою радость и свою свободу из самой Ночи, поглотившей ее. Итак, смерть пришла, чтобы постучать еще раз в мою
дверь, но способом более жестоким и более глубоким, чем лагеря смерти, в
которые я попал в двадцать лет: 1973 год, мне ровно пятьдесят, Мать, Великая
Мать ушла — нет, скорее, замолчала; она была осуждена теми самыми «людьми»,
которых она хотела освободить: безукоризненные убийцы в белом. За шесть месяцев
до этого передо мной закрыли двери к Ней; передо мной, ее свидетелем, ее
последней связью с миром. Ушла Та, которая создала этот многообещающий путь в
Будущее Земли, открыла этот Проход к будущему виду, и какой ценой! Это было
ужасающе. Закрылась дверь ко стольким тайнам — к той самой Тайне. Средство,
способ осуществить это Изменение: Трансформацию. Я был совершенно один посреди
этой толпы, которая уже смотрела на меня с подозрением, как будто я был Врагом
их «йогического» спокойствия. Я сидел, поглощенный горем, онемевший перед этим
любимым телом, таким белым, истаявшим от великой боли и последнего усилия;
просто сидел в этом огромном холле внизу, когда один из «заправил» племени
велел позвать меня, чтобы перевести на французский свое похоронное «послание»: «Ее телу не было предназначено стать Новым Телом...». Я был в ужасе. Я сказал НЕТ! Мне хотелось кричать. Что
они знали о судьбе этого тела? Что они знали о битве, которую она вела в своем
теле? Она не умерла! И внезапно мне на плечи свалилась тяжелая ответственность:
имелся этот необычайный документ — Агенда Матери, этот опыт, пережитый
шаг за шагом в Ночи Земли и среди человеческого непонимания — следовало спасти
этот Документ! Нужно было сказать, нужно было заставить понять. Они все боялись
того, что я знал. Мы с Суджатой и с бумагами Матери укрылись в саду недалеко от
Пондишери. И в первую очередь, с таким неистовством, как будто бы я ждал смерти
в любой момент, я начал писать эту Трилогию, где отчаянно пытался рассказать о
пути Матери: Божественный Материализм, Новый вид, Мутация смерти. И в этот же миг сражение Агенды было объявлено. Они являлись «собственниками» Матери и Шри Ауробиндо,
они хотели забрать бумаги Матери, я «украл» бумаги Матери, они хотели убрать,
подвергнуть цензуре все, что могло повредить репутации их святого Ашрама, и
прежде всего, они хотели создать новую религию Шри Ауробиндо, большое выгодное
Дело с большими доходами и с миллионами учеников и туристов — я мешал
хорошенькому дельцу. Они были уже готовыми Финансистами. Они хотели даже
выпустить ложную Агенду, напечатанную со всеми необходимыми атрибутами, тогда
как я должен был бороться без единого су в кармане, чтобы напечатать чисто и
просто о том, чего Она хотела для Земли и для людей. Они даже попытались убить меня: трое убийц в каньонах
возле Пондишери — как я избежал этого и разоружил этих убийц, не сказав ни
слова, если не благодаря этой молитве моей души и спокойному внезапному
взгляду? Определённо, чудеса существуют, а также существует Судьба более
великая, чем все человеческие комбинации. И Легенда, более могущественная, чем
все тысячелетние бойни здесь и там при всех Инквизициях и папских и королевских
правлениях и может быть даже под демократическими и лицемерными масками «прав
человека», которые являются лишь правами захватывать землю и править ею, как
мечтал Гитлер, но с хорошей миной и под телевизионные слоганы. К тому же, этот судьбоносный месяц ноябрь 1973 года
начался с нефтяной войны. Вот то, что я отметил в своих неопубликованных
Записках — этих Записках Апокалипсиса, которые я так назвал, потому что
чувствовал, что пришло время «обнажения сути» — сути всего, и меня самого и
земли: В угнанном террористами самолете Люфтганзы,
который приземлился в Кувейте, убито 8 заложников. Захватчики начали бить одну
из заложниц перед включенным микрофоном (сообщает Инд Экспресс от 19 декабря) и
сообщили в диспетчерский пункт Афин: «вы слышите, эта женщина сейчас умрет».
Внезапно они подтащили женщину к микрофону, и она начала выть — сообщает
официальный представитель Люфтганзы». И в Записках от 20 декабря добавляю: «Сатпрем Суджате: мы вступили в эпоху
зловещего ускорения. Мы катимся в пропасть... или к началу Чего-то Иного. Чтобы
получить нефть арабов и продавать им оружие, Запад позволяет бить своих женщин
так, что это слышит весь мир». 23 декабря 1973 года я отметил в своих Записках: «Мы видим только маленькую карту большого
карточного домика, как она падает, а за ней другая, потому что мы видим вещи
день за днем — но весь замок обрушился. Это конец механики. Мир разрушен. В моем «примечание издателя», анонсирующем
скорое появление Агенды Матери я пишу: возможно, скоро не нужно будет говорить
«мы увидим». Возможно даже, что эта Агенда окажется устаревшей — и мы увидим,
что путь уже СОЗДАН. Впрочем, я спрашиваю себя, будут ли у нас тогда печатные станки! И на западе...
попытаются ли они в последнем взрыве своих руин направить свое оружие на
нескольких арабских шейхов, которые держат ключ от их механики? Тогда кто же
кого встретит лицом к лицу? Прочитано в еженедельнике Ле Монд по поводу
«нефтяной войны»: «В ноябре 1973 открыта новая эра в мировой
истории». Они, возможно, сами не понимают, насколько
истинно то, что они говорят, и до какой степени.
5 Орфей Эта невыносимая могила. В тот первый вечер, когда цементная крышка еще не
затвердела и не была выложена серым мрамором, когда я стоял перед этими двумя
телами Матери и Шри Ауробиндо, лежащими бок о бок в объятиях соединившей их
смерти, что-то столь глубокое выплеснулось из моего существа, как яростное
решение: МЫ ВЫТАЩИМ ЕЕ ОТТУДА. «Страж» Матери (или, скорее, ее тюремщик) ходил взад и
вперед позади меня. Нет, я не был Анубисом, и у меня не было власти
воскресить мою Изиду, но иногда хочется быть Орфеем с его лирой, как у Анубиса,
очаровывающим своим пением диких зверей и
даже Гадеса, бога Ада, за что тот и разрешил Орфею отправиться на поиски
своей Эвридики в глубинах смерти... с условием, что он выйдет из ада впереди
нее, не оборачиваясь, чтобы увидеть свою возлюбленную; но он забыл об этом
условии и обернулся, потеряв свою Эвридику навсегда. Часто я спрашивал себя, зачем нужно было это условие. Орфей жил в VI веке до нашей варварской эры. В этот первый вечер, сидя наедине с Суджатой, я
находился перед лицом ужасного ПОЧЕМУ. Это было странным — как будто в преддверии Начала
Отсчета этого ужасного Ничто, вырывающегося из глубины времен, из глубины тысяч
безутешных смертей, что-то выплеснулось, настолько могущественное, само
Могущество мира, позолоченное Семя этой земли, у этого не было слов, все было
сказано и УЗНАНО. Возможно, у этого была песня и Музыка, как у Орфея? Но эти
ноты, возвышенные и необъятные, как волнение моря, не имели языка, или он еще
не был изобретен. Возможно, первый язык мира, еще до того, как он родился к
своей боли и к своим смертям. Все мои убийцы были при мне в полном составе. Я знал, что Она не умерла. Вытащить ее оттуда, но как! В моем разрывающемся сердце и из глубины моего
обнаженного тела я как будто последовал за Матерью, без оккультных могуществ и
обрядов, пусть даже священных и египетских — без сознания, без ничего, даже без
музыки, только с криком моего сердца и этой несгибаемой волей, исходящей из
самой Смерти. Я шел на встречу с ней шаг за шагом в Ночи, которая была самой
Ночью мира, я шел по ее следам и придерживался ее пути, который был также путем
Шри Ауробиндо, с которым она встретилась в смерти, куда их толкнули их
собственные ученики — но на этот раз мы победим, и это будет Победой Земли,
освобождением от этого ужасного правления Лжи, наконец-то, это будет Жизнь.
Именно в своем собственном теле я вытащу ее оттуда, уйдя в глубины человеческой
Бездны; и принужденная моей молитвой и моей любовью, Она триумфально
возвратится на истинную новую Землю.
6 Старые боги. Но вся остальная часть земли, находящаяся в ожидании,
была такой же темной и угрожающей, какой она и была всегда на протяжении веков.
Шри Ауробиндо, Провидец, тот, кто все видел и знал в глубине своего обнаженного
тела, тот, кто любил Землю, как сама Великая Мать, говорил в мае 1916 года в
разгар первой Первой Мировой Войны: «Старые боги не умерли, старый идеал
господствующей Силы, идеал завоевывания, царствования и «совершенствования»
мира, все еще является жизненной реальностью и держит в кулаке психологию рода
людского. Также, нет никакой уверенности в том, что нынешняя Война разрушила
эти силы и этот идеал, так как с этой войной было покончено силой,
противостоящей другой силе, организацией, одерживающей верх над другой
организацией, более совершенным, или, во всяком случае, более
эффективным, использованием того же оружия, которое лежит в основе настоящего
динамизма великой агрессивной тевтонской державы. Поражение Германии
само по себе недостаточно, чтобы разрушить дух, воплотившийся в ней; она,
вероятно, пришла бы к новому воплощению того же духа в других странах, другой
расе или в другой империи, и тогда нужно будет начинать сражение снова. До
тех пор, пока живы старые боги, разрушение или подавление тела, в котором они
живут, не имеет большого значения, ибо они прекрасно знают, как переселяться.
Германия победила наполеоновский дух во Франции в 1813 и разрушила основы ее
господства в Европе в 1870; та же Германия стала воплощением того, что было ею
свергнуто. Этот феномен способен легко возродиться в более грозном масштабе». И в одной из своих записок я отметил: «1940 год тоже
прошел, и 15 лет спустя, или, скорее, столетие спустя, старые боги снова
возродились, еще более грозные — лицемерные как никогда. Их воплощения стали
еще более многочисленными под белой, черной или желтой кожей, под
респектабельными шляпами, под бородами всех мастей, с уважаемыми слоганами на
всех языках мира и с автоматом в руках». А потом спокойное замечание Шри
Ауробиндо в 1919 году: «Это временная остановка на пути грозно
надвигающегося наводнения».
7 Наводнение Но мы не знаем того, что это наводнение — двойное.
Есть эта мировая грязь и это гниение, худшим из которых является не коррупция
политиков и финансистов, жонглирующих богатствами разрушенного и червивого
мира, но коррупция сознания: никто больше не видит ясно; а те, кто видят —
молчат, это ложная истина или истинная ложь, и она повсюду. Экономисты моей
студенческой юности говорили: «Фальшивки существуют потому, что есть настоящие
деньги». Фальшивки теперь повсюду, и ложные гуру и всяческие шарлатаны
закрывают рот тем, кто мог бы сказать еще что-то истинное. Но — еще одно спасительное «но» — под этим наводнением
тошнотворной грязи есть другое нетревожимое, позолоченное наводнение, которое
поднимается и поднимается; и есть грозные Врата, открытые Шри Ауробиндо и
Матерью в самой ночи Материи, в этом Бессознательном первичной материи,
существовавшей на протяжении миллиардов лет, в этом сне скалы, которая наконец
проснулась и вспучивается наружу, извергая, можно сказать, слой за слоем весь
этот мир, окаменевший в своей бессознательной ночи, который произвел все эти виды
лап и антенн, последняя из которых — антенна нашего ментального человека,
думающего, что она все знает и управляет всем посредством своей
«интеллектуальной» механики, но которая неминуемо идет к тому, чтобы разрушить
саму себя и захлебнуться в своих смертельных и самоубийственных «открытиях». Но
другой прилив надвигается, и надвигается неотвратимо, непобедимо, —
стремительный рост этой самой Эволюции; пока последняя капля всего этого
разложения и этих тысячелетних разрушений и последний децибел нашего шума не
уйдут, не оставят, наконец, место свободным и чистым для Новой Земли и Жизни,
которая была зарыта в этой Скале у основания, в этом первом Семени всех наших
Веков. Божественное наводнение подступает.
8 По следам Матери. Мы очень быстро поняли, что нужно укрыться. Новый вид,
новое существо — это опасный чужак для старого вида. Мы с Суджатой даже плавали
в поисках острова в Тихом океане, и мы нашли один — маленький, не отмеченный на
картах. Это был остров Алофи на 20 градусе южной широты. Но мы быстро поняли,
что это, скорее, для устриц и туристов, и поскольку мы бродили туда-сюда,
обитательница тех мест сказала мне: «Ваши ноги устанут» (!) А мне, мне хотелось идти. Мы, наконец, нашли мифический остров, который мы
назвали «Остров Матери», вдали от всех тихих океанов, теперь уже вовсе не
тихих. Я продвигался в Будущее Земли. Я шел по следу Матери
через могилу — могилы и могилы без конца, как если бы все мертвые находились
там. «Мертвые убивают живых», — говорил Эсхилл уже за четыре столетия до нашей
эры. И действительно, они наваливаются на вас с первого шага и пытаются
заставить поверить, что... С того момента как первое дыхание новой Жизни хочет
войти внутрь, поднимается всеобщий мятеж: но это входит Смерть! Ты сейчас
умрешь. И во всех органах, в одном за другим, со строгой научной достоверностью
ты должен встретиться лицом к лицу и преодолеть тысячи маленьких ложных смертей
с их почти ужасающей гипнотической властью — как будто все неисчислимое
могущество Дыхания Жизни, истинной Жизни, должно было силой проникнуть во все
неисчислимые пещеры тела до самого последнего подземелья: «До последнего
атома», — говорил Шри Ауробиндо. И это сокрушительное, новое, неизвестное
могущество, которое толчет и толчет эту отвратительную телесную магму, как если
бы вас уничтожали сверху донизу — но уничтожается именно эта Крепость «я»,
ментального, человеческого, кирпич за кирпичом и плитка за плиткой; может быть,
даже вся Крепость старого вида, запертая в своей ложной Науке и в своем
бездонном Невежестве со всеми своими жрецами и своими научными или религиозными
догмами; ибо где заканчивается Материя? Существует ли уголок материи, который
можно изолировать от всего остального? Вирусы отлично проникают повсюду; но
возможно, существует неумолимый Божественный Вирус, который пытается пересечь
наши стены и который хочет обязать нас быть... тем, что мы есть. И так, кусочек за кусочком, винтик за винтиком,
демонтируется вся механика Смерти, это знаменитое «я думаю, следовательно, я
существую», которое есть на самом деле «я думаю о смерти, следовательно, я
переживаю смерть и я ее произвожу». Колоссальная Крепость. Чтобы реализовать до
конца (но где находится «конец»? Это кажется бесконечным), делаешь понемногу,
настолько понемногу, что это как ничто, как по одному атому день за днем, и так
неторопливо, как если бы каждый день длился столетия, до тех пор, пока наконец
не установится некий род очевидного клеточного доказательства в глубине всего
этого, нечто неискоренимое, как первое «нечто» в мире, который до этого не знал
ничего и который, однако, знает; который жил так всегда и будет жить вечно —
это очевидно, это является всем и это повсюду, это сказочно Божественно, и
наконец, это то, что можно любить и чем можно дышать. А все остальное... Но это
«остальное» пока еще занимает старый каркас и окружает или сжимает вас со всех
сторон, «как обычно», вместе со старым видом. Странным образом получается,
будто два тела находятся одно в другом, жизнь и смерть бок о бок, две жизни —
одна в другой, одна неуязвимая, другая в
высшей степени хрупкая — бок о бок, вечное и временное идут рука об руку,
настоящее и будущее под одной и той же кожей, здесь и там — Победа,
настоятельная, неизбежная, и в то же время ужасный знак вопроса — вопрос мира,
вопрос его жизни или смерти. Это трудное сосуществование — или сожительство. Но тогда мы понимаем — мы переживаем вслепую, самими
клетками, их другими глазами, то, чего еще нет ни в словарях, ни во всех
лексиконах людей: Доказательство без слов — оно, возможно, могло бы спеть, как
тот старый осужденный на плацу в лагере смерти, когда под его ногами
открывалась эта бездна Нежности, непонятная пропасть. Но теперь мои пропасти
открыты, и я «понимаю» миллионами и миллиардами клеток то, что говорил Шри
Ауробиндо, открыв это уже десятилетия назад: «В каждой частице,
атоме, молекуле, клетке Материи скрыто присутствует и незаметно работает все
всезнание Вечного и все всемогущество Бесконечного»[2].
9 Два тела Два тела друг в друге... И это не переставало расти, усиливаться и жечь, о! Это
Пламя под старой обезьяньей кожей. Эта вибрирующая масса, более плотная, чем
все то, о чем мы знаем, живя на границах Материи, как будто Энергия, которая
превращается в материю, или материя, которая испаряется в энергию. Что
произойдет? Как удержать все это? Мы постоянно как будто на границе... чего?
Это как бездна, ведущая нас к другому концу этой бездны — но это земная бездна,
а они, там, выше, танцуют, они разглагольствуют, они электрифицируют, как
маленькие куклы из древних творений, как старые морские коньки в водах, которые
еще никогда не видели солнца. И с другой стороны... это, что? Никто не знает,
узнают только тогда, когда это будет сделано, когда последняя скала на дне
пропасти извергнет свой воздух, свое солнце и свою Жизнь, когда несколько
старых жаберных ихтиоидов в конце концов начнут задыхаться в своих черных водах
и позволят расти, медленно расти нескольким горящим клеткам, зовущим, кричащим,
тогда... Тогда это здесь, все это здесь, нет «формулы» нового вида; формула
внутри, и она всегда была там; это первое Семя всей этой смертной и запутанной
истории, которое растет-растет, давит, чтобы найти, наконец, свое великое
Солнце и свою Жизнь и свой цветок Любви и Нежности. И сколько же нужно было
мертвых, сколько плодотворных катастроф, чтобы постучаться в последнюю Дверь. А они собираются искать это на небе! Два тела одно в другом... Вот уже двадцать пять лет,
как я иду по следу Матери (или это 2500 лет), это толкает, это растет, это род
невозможности каждого дня и каждой секунды, но это, тем не менее, Возможно, это
Чудо, замаскированное под ничто, и мы ничего не знаем, и однако мы ЗНАЕМ
спокойно, настойчиво в глубине этих миллионов клеток — это ХОЧЕТ; это как
влюбленный, который ищет свою Возлюбленную, и который не остановится, пока не
найдет ее. В нас есть Орфей, который ищет свою Эвридику через все смерти и
поражения. Но он не должен оборачиваться... Она впереди или в глубине, с другой
стороны могил, в Легенде Будущего, и именно Она заставляет нас становиться тем,
чем мы должны быть, чтобы объять ее в теле и утолить жажду, припав к ее устам. Я знаю — писал Шри Ауробиндо в 1913 году — что, наконец, настанет день когда человек проснется и, оставив игрушки из грязи, возьмет в свои руки солнце и звезды и изменит видимости, законы и формулы прошлого. И небеса исчезнут. Ибо для чего же тогда была создана
Земля? Был такой бенгальский поэт (его звали Тагор), который
говорил на своем певучем языке то, что Индии было известно еще за тысячелетия
до Изиды (мы переводим на наш грамматический язык): «Кого бы любил Господь, находясь один в своем
раю, если бы нас не было! Вот почему он создал эти миллионы существ — для
радости любить и любить... неисчислимо». Но кто понимает его радость и его любовь? Кто
понимает, что все, что здесь есть? — это Он, любящий Себя! Это Он идет на ощупь
к Себе... на протяжении скольких веков? «Даже в камне присутствует Он», — говорит Веда. «Даже Материя является субстанцией Вечного», — говорил
Шри Ауробиндо. Но им больше по нраву распятые боги и рай Смерти. И когда мы начинаем понимать, что Он находится здесь,
в миллионах и миллиардах маленьких клеток, и во всем, что вокруг — это чудо,
эта Улыбка в глубинах, эта эмоция столь глубокая и Полная; и Музыка, звучащая
как море, которое волнуется и дышит в такт собственной нежности. И все это
возрождается каждую секунду, в веках и маленьких пролетающих стрекозах. «Век религий прошел» - говорила Мать. Настало время искателей. Приключение
второй жизни. ___________________________________________ 7 декабря 1998. |
