Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

Ilion

Илион

Перевод Горячева Игоря

2009

Ауровиль

Book Two. The Book of the Statesman

Книга 2. Книга Государственных Мужей

Now from his cycle sleepless and vast round the dance of the earth-globe

Повторяя свои бессонные циклы в необъятном кружении-танце земного шара,

Gold Hyperion rose in the wake of the dawn like the eyeball

Золотой Гиперион[1] поднялся, вслед за рассветом, словно пылающее

Flaming of God revealed by his uplifted luminous eyelid.

Око Бога, раскрывшееся из под приподнятого сияющего века.

Troy he beheld and he viewed the transient labour of mortals.

На Трою он взирал и созерцал преходящие деяния смертных.

All her marble beauty and pomp were laid bare to the heavens.

Вся ее мраморная красота и великолепие лежали как на ладони под небесами.

Sunlight streamed into Ilion waking the voice of her gardens,

Солнечный свет потоками изливался на Илион, пробуждая голоса его садов,

Amorous seized on her ways, lived glad in her plains and her pastures,

Влюбленный затопил его улицы, радостный танцевал на его равнинах и пастбищах,

Kissed her leaves into brightness of green. As a lover the last time

Целовал его листья в яркой зелени. Как любовник последний раз

Yearns to the beauty desired that again shall not wake to his kisses,

Страстно устремляется к столь желанной красоте своей возлюбленной, что уже не проснется следующим утром для его поцелуев,

So over Ilion doomed leaned the yearning immense of the sunrise.

Так над Троей обреченно склонилось безмерное страстное томление восходящего солнца.

She like a wordless marble memory dreaming for ever

Словно безмолвная мраморная память, объятая вечными грезами,

Lifted the gaze of her perishable immortality sunwards.

Она подняла взор своего тленного бессмертия к солнцу.

All her human past aspired in the clearness eternal,

Все ее человеческое прошлое устремилось ввысь в вечной чистоте,

Temples of Phryx and Dardanus touched with the gold of the morning,

Храмы Фриксу[2] и Дардану[3], тронутые золотом утра,

Columns triumphant of Ilus, domes of their greatness enamoured,

Триумфальные колонны Ила, мегароны[4] в своем величии, зачарованном,

Stones that intended to live; and her citadel climbed up to heaven

Древние камни, что намеревались жить века; и ее крепость, устремленная в небеса,

White like the soul of the Titan Laomedon claiming his kingdoms,

Белая, как душа Титана Лаомедонта, предъявляющего права на свои царства,

Watched with alarm by the gods as he came. Her bosom maternal

Под тревожным взором богов, пока он здесь ступал. Ее материнская грудь

Thrilled to the steps of her sons and a murmur began in her high-roads.

Затрепетала от шагов ее сыновей и неясный шум начал просыпаться на улицах.

Life renewed its ways which death and sleep cannot alter,

Жизнь возобновила свои пути, которые не могли изменить смерть и сон,

Life that pursuing her boundless march to a goal which we know not,

Следуя своим безграничным маршем к цели, которая нам неизвестна,

Ever her own law obeys, not our hopes, who are slaves of her heart-beats.

Вечно подчиняясь своему собственному закону, а не нашим надеждам, мы лишь рабы ее сердцебиений.

Then as now men walked in the round which the gods have decreed them

Тогда, как и сейчас, люди следовали путями, что предначертали им боги,

Eagerly turning their eyes to the lure and the tool and the labour.

Страстно обращая глаза к инструментам, к труду и к соблазнам.

Chained is their gaze to the span in front, to the gulfs they are blinded

Взор их был прикован к маленькой, ограниченной сцене,  они не видели бездн,

Meant for their steps. The seller opened his shop and the craftsman

Разверзающихся впереди. Торговцы открывали свои лавки и искусные мастера

Bent o'er his instruments handling the work he never would finish,

Склонились над инструментами, погрузившись в работу, которую никогда они уже не смогут закончить,

Busy as if their lives were for ever, today in its evening

Так, словно жизнь их продлится века, сегодня, как и вчера, уверенные

Sure of tomorrow. The hammers clanged and the voice of the markets

В завтрашнем дне. Застучали молотки и голоса рынков

Waking desired its daily rumour. Nor only the craftsman,

Пробуждаясь, подняли свой ежедневный гомон. Не только мастера,

Only the hopes of the earth, but the hearts of her votaries kneeling

Единственная надежда земли, но и жрецы Илиона склонили колени и свои сердца

Came to her marble shrines and upraised to our helpers eternal

В его мраморных храмах, вознося нашим вечным помощникам

Missioned the prayer and the hymn or silent, subtly adoring

Избранным, молитву, гимн или безмолвное, тонкое поклонение,

Ventured upwards in incense. Loud too the clash of the cymbals

Уносящиеся ввысь в фимиаме. Громкий звон кимвал

Filled all the temples of Troy with the cry of our souls to the azure.

Наполнил храмы Трои мольбой наших душ, обращенных к лазури.

Prayers breathed in vain and a cry that fell back with Fate for its answer

Но напрасно возносились молитвы и назад падал вопль души, принося с собою ответом лишь Неизбежное.

Children laughed in her doorways; joyous they played, by their mothers

Беззаботные дети смеялись в дверях ее домов; радостные они играли, рядом со своими матерями,

Smiled on still, but their tender bosoms unknowing awaited

Еще улыбающимися, но их нежные сердца, еще не ведая о том, уже были предназначены

Grecian spearpoints sharpened by Fate for their unripe bosoms,

Для острых наконечников греческих копий, заточенных Роком для их упругих грудей,

Tasks of the slave in Greece. Like bees round their honey-filled dwellings

И для рабского труда в далекой Элладе. Словно пчелы вокруг своих ульев, наполненных медом,

Murmuring swarmed to the well-heads the large-eyed daughters of Troya,

Болтая, собрались у чистых источников большеглазые дочери Трои,

Deep-bosomed, limbed like the gods, — glad faces of old  that were sentient

Полногрудые, сложенные как богини, - радостные лица старины, чувственные,

Rapturous flowers of the soul, bright bodies that lived under darkness

Восторженные цветы души, прекрасные тела, живущие под темной

Heavily¹ massed of their locks like day under night made resplendent,

Массой своих локонов, словно день, сверкающий под пологом ночи,

Daughters divine of the earth in the ages when heaven was our father.

Божественные дочери земли в те века, когда небеса были нам отчим домом.

They round Troy's well-heads flowerlike satisfied morn with their beauty

Они окружили источники Трои, словно цветы, радуя утро своей красотою,

Or in the river baring their knees to the embrace of the coolness

Или в реке, подставляя объятиям прохлады обнаженные колени,

Dipped their white feet in the clutch of his streams, in the haste of Scamander,

Погружали в быстрые воды Скамандра свои белые ноги,

Lingering this last time with laughter and talk of the day and the morrow

Медля в этот последний раз, смеясь и болтая о делах сегодняшнего и грядущего дня,

Leaned to the hurrying flood. All his swiftnesses raced down to meet them

Склоняя над быстрым потоком свои стройные станы. Он, как безумный бежал вниз, чтобы встретиться с ними,

Crowding his channel with dancing billows and turbulent murmurs.

Наполняя русло танцующими валами и бурным, несмолкающим рокотом.

Xanthus primaeval met these waves of our life in its passing

Древний Ксант встречал эти волны нашей жизни, в своем путешествии к морю,

Even as of old he had played with Troy's ancient fair generations

Так же как в старину, он играл с прекрасными древними поколеньями Трои,

Mingling his deathless voice with the laughter and joy of their ages,

Смешивая свой бессмертный голос со смехом и с радостью их эпох,

Laughter of dawns that are dead and a joy that the earth has rejected.

Со смехом рассветов, что канули в вечность и радостью, что отвергла земля.

Still his whispering trees remembered their bygone voices.

Шепчущие деревья на его берегах еще помнят их ушедшие голоса.

Hast thou forgotten, O river of Troy? Still, still we can hear them

Помнишь ли ты это, о, река Трои? Мы все еще можем слышать их

Now, if we listen long in our souls, the bygone voices.

Сейчас, внемля глубоко в наших душах, эти ушедшие голоса.

Earth in her fibres remembers, the breezes are stored with our echoes.

Земля помнит своими порами, ветра наполнены нашим эхом.

Over the stone-hewn steps for their limpid orient waters

Стоя на ступенях из белого камня, над прозрачными восточными водами своей родины,

Joyous they leaned and they knew not yet of the wells of Mycenae,

Радостные они склонялись и не знали еще колодцев Микен[5],

Drew not yet from Eurotas the jar for an alien master,

Не носили еще из Эврота[6] кувшины для чужого хозяина,

Mixed not Pineus yet with their tears. From the clasp of the current

И не смешивали жар печи[7] со своими слезами. Распростившись с негой реки,

Now in their groups they arose and dispersed through the streets and the byways,

Группами они теперь поднимались и рассыпались по переулкам и улочкам,

Turned from the freedom of earth to the works and the joy of the hearthside,

Повернувшись от свободы земли к работе и радостям очага,

Lightly, they rose and returned through the lanes of the wind-haunted city

Легко они поднялись и возвращались по узким улочкам города, обдуваемого ветрами,

Swaying with rhythmical steps while the anklets jangled and murmured.

Грациозно ступая, пока звенели, и пели их ножные браслеты.

Silent temples saw them passing; you too, O houses,

Молчаливые храмы видели их, проходящих; и вы тоже взирали на них, о жилища,

Built with such hopes by mortal man for his transient lodging;

Что с такими надеждами построили смертные для своего мимолетного существования;

Fragrant the gardens strewed on dark tresses their white-smiling jasmines

Благоухая, сады усыпали улыбчивым белым жасмином их темные локоны,

Dropped like a silent boon of purity soft from the branches:

Роняя цветы со своих ветвей, словно безмолвный дар нежной чистоты:

Flowers by the wayside were budding, cries flew winged round the tree-tops.

Цветы распускались на обочинах, пенье птиц звенело у верхушек деревьев.

Bright was the glory of life in Ilion city of Priam.

Радостным было торжество жизни в Илионе, городе Прима.

Thrice to the city the doom-blast published its solemn alarum,

Трижды над городом прогремел роковой, торжественный звук,

Blast of the trumpets that call to assembly clamoured through Troya

Рев труб, созывающих народное собрание, пролетел над Троей.

Thrice and were still. From garden and highway, from palace and temple

Трижды он прозвучал и затих. Из садов и с улиц, из дворцов и храмов,

Turned like a steed to the trumpet, rejoicing in war and ambition,

Повернувшись как боевой конь на зов трубы, радуясь войне и теша свое тщеславие,

Gathered alert to the call the democracy hated of heaven  .

Собиралась спешно на этот призыв демократия, покинутая небесами.

First in their ranks upbearing their age as Atlas his heavens,

Первыми в их рядах, неся своих годы, как Атлас[8] свои небеса,

Eagle-crested, with hoary hair like the snow upon Ida,

Украшенные регалиями(?), с седыми ниспадающими локонами, подобными снегам на Иде,

Ilion's senators paced, Antenor and wide-browed Anchises,

Шествовали сенаторы Илиона, Антенор[9] и широколобый Анхиз,

Athamas famous for ships and the war of the waters, Tryas

Атамант[10], знаменитый флотоводец, стяжавший лавры в морских сражениях, Триас[11],

Still whose name was remembered by Oxus the orient river,

Чье имя еще помнит Окс, река Востока,

Astyoches and Ucalegon, dateless Pallachus, Aetor,

Астиох[12] и Укалегон[13], древний Паллах[14], Этор[15],

Aspetus who of the secrets divine knew all and was silent,

Молчаливый Аспет[16], которому были ведомы божественные тайны.

Ascanus, Iliones, Alcesiphron, Orus, Aretes.

Асканий[17], Илион[18], Алсесифрон[19], Орус[20] и Арет[21].

Next from the citadel came with the voice of the heralds before him

Затем из крепости, под крики глашатаев, вышел

Priam and Priam's sons, Aeneas leonine striding,

Приам и его сыновья вместе с ним, Эней, ступающий львиной поступью,

Followed² by the heart of a nation adoring her Penthesilea.

За ними, рядом с верхушкой народа, который преклонялся перед нею, шла Пенфесилея.

All that was noble in Troy attended the regal procession

Все самое благородное в Трое, присутствовало в этой царственной процессии,

Marching in front and behind and the tramp of their feet was a rhythm

Идущие впереди и позади и их поступь был настроена

Tuned to the arrogant fortunes of Ilion ruled by incarnate

На ритм надменного жребия Илиона, где царствовали воплотившиеся

Demigods, Ilus and Phryx and Dardanus, Tros of the conquests,

Полубоги, - Ил, Фрикс и Дардан, - триумфальные завоеватели,

Tros and far-ruling Laomedon who to his grandiose³ labour

Трой[22] и Лаомедонт, чье владычество простиралось на многие земли, призвавший для своего грандиозного труда

Drew down the sons of the skies and was served by the ageless immortals.

Вниз сынов небес, и ему служили вечные бессмертные.

Into the agora vast and aspirant besieged by its columns

В просторную и честолюбивую агору[23], окруженную колоннами,

Bathed and anointed they came like gods in their beauty and grandeur.

Омытые и умащенные душистыми маслами, они пришли, прекрасные и великолепные, как боги.

Last like the roar of the winds came trampling the surge of the people.

Последней, с ревом ветра и топотом, волна народа хлынула на троянский форум.

Clamorous led by a force obscure to its ultimate fatal

Ведомая какой-то темной силой к своему гибельному концу, шумно,

Session of wrath the violent mighty democracy hastened;

Спешно собиралась ассамблея гнева неистовой могучей демократии;

Thousands of ardent lives with the heart yet unslain in their bosoms

Тысячи пылких жизней, несущие в груди еще не убитые сердца,

Lifted to heaven the voice of man and his far-spreading rumour.

Возносили к небесам голос человека и его далеко-разносящийся ропот.

Singing the young men with banners marched in their joyous processions,

Распевая, молодые мужчины маршировали со знаменами в радостных процессиях,

Trod in martial measure or dancing with lyrical paces

Шествуя военным шагом или грациозной поступью,

Chanted the glory of Troy and the wonderful deeds of their fathers.

Воспевая славу Трои и чудесные подвиги своих предков.

Into the columned assembly where Ilus had gathered his people,

На окруженной колоннами площади, где Ил собрал свой народ,

Thousands on thousands the tramp and the murmur poured; in their armoured

Тысячи людей напирали друг на друга, раздавались топот и крики; сверкая  оружием и доспехами, по своим племенам

Glittering tribes they were ranked, an untameable high-hearted nation

они были выстроены,- неукротимый, мужественный народ,

Waiting the voice of its chiefs. Some gazed on the greatness of Priam

Ожидая голоса своих предводителей. Некоторые взирали на великого Приама,

Ancient, remote from their days, the last of the gods who were passing,

Древнего, далеко от их дней, последнего из уходящих богов,

Left like a soul uncompanioned in worlds where his strength shall not conquer:

Оставшегося подобно одинокой душе в мирах, где его сила никого не сможет больше завоевать:

Sole like a column gigantic alone on a desolate hill-side

Подобно одинокой гигантской колонне на заброшенном склоне холма,

Older than mortals he seemed and mightier. Many in anger

Старше, он казался, и могущественнее чем смертные. Многие в гневе

Aimed their hostile looks where calm though by heaven abandoned,

Устремляли свои враждебные взгляды туда, где в покое, оставшемся его душе, хотя и покинутой небесами,

Left to his soul and his lucid mind and its thoughts unavailing,

Со своим просветленным умом и напрасными мыслями,

Head of⁴ the age-chilled few whom the might of their hearts had not blinded,

Знаменитый Антенор сидел, вождь тех немногих, закаленных годами, кого не ослепило могущество их сердец,

Famous Antenor was seated, the fallen unpopular statesman,

Нелюбимый народом, непопулярный государственный лидер,

Wisest of speakers in Troy but rejected, stoned and dishonoured.

Мудрейших из ораторов в Трое, но отвергнутый, забрасываемый камнями и обесславленный.

Silent, aloof from the people he sat, a heart full of ruins.

Молчаливый, в отчуждении от народа он сидел, с сердцем в руинах.

Low was the rumour that swelled like the hum of the bees in a meadow

Негромким поначалу был ропот, поднимающийся подобно жужжанию пчел на лугу,

When with the thirst of the honey they swarm on the thyme and the linden,

Когда с жаждой меда, они собираются на тимьяне и липе,

Hundreds humming and flitting till all that place is a murmur.

Сотни их жужжат и кружат вокруг, пока все вокруг не превращается в гул.

Then from his seat like a tower arising Priam the monarch

Затем со своего места подобно вздымающейся башне Приам, монарх,

Slowly erect in his vast tranquillity silenced the people:

Медленно поднялся в своей могучей безмятежности и народ затих:

Lonely, august he stood like one whom death has forgotten,

Одинокий, царственный он стоял как тот, кого позабыла смерть,

Reared like a column of might and of silence over the assembly.

Воздвигнувшись как колонна могущества и безмолвия над собранием.

So Olympus rises alone with his snows into heaven.

Так Олимп одиноко поднимается со своими снегами в небеса.

Crowned were his heights by the locks that slept like the mass of the snow-swathe

Увенчаны были его высоты власами, что дремали словно снежные сугробы,

Clothing his giant shoulders; his eyes of deep meditation,

Ниспадая на гигантские плечи; его глаза  глубокого раздумья,

Eyes that beheld now the end and accepted it like the beginning

Глаза, что видели сейчас конец и принимали его как начало,

Gazed on the throng of the people as on a pomp that is painted:

Взирали на толпу народа, как на пеструю суету:

Slowly he spoke like one who is far from the scenes where he sojourns.

Медленно он произнес, как если бы находился далеко от той сцены, где пребывал сейчас.

“Leader of Ilion, hero Deiphobus, thou who hast summoned

"Лидер Илиона, герой Деифоб, ты, кто созвал сюда

Troy in her people, arise; say wherefore thou callest us. Evil

Народ Трои, поднимись; скажи, зачем ты позвал нас. Злую весть

Speak thou or good, thou canst speak that only: Necessity fashions

Нам поведай или добрую, ты можешь сказать это только: Необходимость придает форму

All that the unseen eye has beheld. Speak then to the Trojans;

Тому, что созерцало незримое око. Поведай тогда троянцам;

Say on this dawn of her making what issue of death or of triumph

Скажи, пока утренняя заря поднимается над городом,  что - гибель или триумф, -

Fate in his suddenness puts to the unseeing, what summons to perish

Рок в своей внезапности бросает невидящим, какие смертельные угрозы

Send⁵ to this nation men who revolt and gods who are hostile.”

Посылают этому народу люди, что противостоят нам и враждебные боги".

Rising Deiphobus spoke, in stature less than his father,

Ниже по росту, чем его отец,

Less in his build, yet the mightiest man and tallest whom coursers

Менее статный, и все же самый могучий и высокий из тех, кого несли боевые скакуны

Bore or his feet to the fight since Ajax fell by the Xanthus.

Или ноги в битву, с тех пор как Аякс пал на берегах Ксанта, поднявшись, Деифоб так молвил:

“People of Ilion, long have you fought with the gods and the Argives

"Народ Илиона, долго вы сражались с богами и аргивянами,

Slaying and slain, but the years persist and the struggle is endless.

Убивая и погибая, но годы все тянутся и борьба нескончаема.

Fainting your helpers cease from the battle, the nations forsake you.

Слабея, ваши союзники покидают битву, народы бросают вас.

Asia weary of strenuous greatness, ease-enamoured

Азия, уставшая от слишком деятельного величия, жаждущая облегчения,

Suffers the foot of the Greek to tread on the beaches of Troas.

Выносит поступь Грека, топчущего побережья Троада.

Yet have we striven for Troy and for Asia, men who desert us.

И все же мы сражаемся за Трою и за Азию, и за людей, которые покидают нас.

Not for ourselves alone have we fought, for our life of a moment!

Не только ради себя мы сражаемся, не только ради своих быстротечных жизней!

Once if the Greeks were triumphant, once if their nations were marshalled

Если бы греки были победоносны, если бы их народы вели за собой

Under some far-seeing chief, Odysseus, Peleus, Achilles,

Более дальновидные властители, такие как Одиссей, Пелей или Ахилл[24],

Not on the banks of Scamander and skirts of the azure Aegean

Тогда, не на берегах Скамандра и не на побережьях лазурного Эгейского Моря

Fainting would cease the audacious emprise, the Titanic endeavour;

Истощаясь, остановилось бы их дерзкое продвижение, это Титаническое усилие;

Tigris would flee from their tread and Indus be drunk by their coursers.

Тигр[25] бежал бы от их поступи и Инд был бы выпит их лошадьми.

Now in these days when each sun goes marvelling down that Troy stands yet

Сейчас, в эти дни, когда каждый день солнце восходит, удивляясь, что Троя все еще держится,

Suffering, smiting, alive, though doomed to all eyes that behold her,

Страдающая, истерзанная, но живая, хотя и обреченная для всех глаз, что на нее взирают,

Flinging back Death from her walls and bronze to the shock and the clamour,

Смерть, откатываясь от ее стен, ожесточается, чтобы ударить снова и поднимает шум,

Driven by a thought that has risen in the dawn from the tents on the beaches

Принесенный нам мыслью, что поднялась на рассвете из шатров, раскинувшихся на побережье, -

Grey Talthybius' chariot waits in the Ilian portals,

Колесница седого Талфибия ждет у порталов Илиона,

Far voice of the Hellene demigod challenges timeless Troya.

Далекий голос Эллина, полубога, бросает вызов вечной Трое.

Thus has he said to us: ‘Know you not Doom when she walks in your heavens?

Так он сказал нам: "Разве вы не узнает Рок, гуляющий в ваших небесах?"

Feelst thou not then thy set, O sun who illuminedst Nature?

Разве ты не чувствуешь своего заката, О солнце, озаряющее Природу?

None can escape the wheel of the gods and its vast revolutions!

Никто не может избежать колеса богов и его чудовищных вращений!

Fate demands the joy and pride of the earth for the Argive,

Судьба требует радости и великолепия земли для Аргивян,

Asia's wealth for the lust of the young barbarian nations.

Богатство Азии предназначено для вожделения молодых варварских наций.

Sink eclipsed in the circle vast of my radiance; Troya,

О Троя, погрузись, затемняясь, в широкий ореол моего сияния;

Joined to my northern realms deliver the East to the Hellene;

Присоединившись к моим северным царствам, отдай Восток Эллину;

Ilion, to Hellas be yoked; wide Asia, fringe thou Peneus.

Илион должен надеть на себя ярмо Эллады;  расширив свои земли, о, Азия, ты будешь граничить с Пенеем[26].

Lay down golden Helen, a sacrifice lovely and priceless

Отдайте златовласую Елену, прекрасную и бесценную жертву,

Cast by your weakness and fall on immense Necessity's altar;

Брошенную вашей слабостью и падением на огромный алтарь Необходимости;

Yield to the grasp of my longing Polyxena, Hecuba's deep-bosomed daughter,

Отдайте в мои объятия Поликсену, страстно этого жаждущую, полногрудую дочь Гекубы,

Her whom my heart desires. Accept from me⁶ peace and her healing

Кого желает мое сердце. Примите от меня мир и его лечащую

Joy of mornings secure and death repulsed from your hearthsides.

Радость безопасных утренних восходов и смерть отвернется от ваших очагов.

Yield these⁷ and live, else I leap on you, Fate in front, Hades behind me.

Отдайте это и живите, или же я обрушусь на вас, с лицом Рока и с Аидом позади меня.

Bound to the gods by an oath I return not again from the battle

Связав себя клятвой богам, я не отвернусь снова от битвы,

Till from high Ida my shadow extends to the Mede and Euphrates.

Пока с высокой Иды, моя тень не будет простираться до Мидии[27] и Евфрата[28].

Let not your victories deceive you, steps that defeat has imagined;

Не позволяйте вашим победам обманывать вас, воображая в грезах поражение аргивян;

Hear not the voice of your heroes; their fame is a trumpet in Hades:

Не слушайте голоса ваших героев; их слава –

Это трубы Аида;

Only they conquer while yet my horses champ free in their stables.

Они побеждают только до тех пор, пока мои кони жуют сено в своих стойлах.

Earth cannot long resist the man whom Heaven has chosen;

Земля не может долго сопротивляться тому, кого избрали Небеса;

Gods with him walk; his chariot is led; his arm is assisted.’

Боги ступают вместе с ним; его колесницу направляют, его руку поддерживают".

High rings the Hellene challenge, earth waits for the Ilian answer.

Надменно звучит вызов Эллина, земля ожидает ответ Илиона.

Always man's Fate hangs poised on the flitting breath of a moment;

Все время Судьба человека висит, балансируя, на порхающем дыхании мгновения;

Called by some word, by some gesture it leaps, then 'tis graven, 'tis granite.

Призванная каким-то словом, каким-то жестом, она взлетает, а затем застывает, как гранит.

Speak! by what gesture high shall the stern gods recognise Troya?

Скажите свое слово! По какому высокому жесту суровые боги узнают великую Трою?

Sons of the ancients, race of the gods, inviolate city,

Сыны древних, раса богов, неоскверненный город,

Firmer my spear shall I grasp or cast from my hand and for ever?

Сжать ли мне тверже в руке мое копье или выбросить его из руки навеки?

Search in your hearts if your fathers still dwell in them, children of Teucer.”

Вслушайтесь в ваши сердца, если ваши предки еще живут в них, дети Тевкра[29]".

So Deiphobus spoke and the nation heard him in silence,

Так сказал Деифоб и в молчании внимал ему народ,

Awed by the shadow vast of doom, indignant with Fortune.

Потрясенный огромной тенью рока, негодуя на Фортуну.

Calm from his seat Antenor arose as a wrestler arises,

Спокойно со своего места поднялся Антенор, как поднимается борец,

Tamer of beasts in the cage of the lions, eyeing the monsters

Укротитель зверей в клетке львов, глядя на великолепных монстров,

Brilliant, tawny of mane, and he knows if his courage waver,

С рыжевато-бурой гривой, зная, что если его мужество хотя бы на миг поколеблется

Falter his eye or his nerve be surprised by the gods that are hostile,

Или подведет глаз и дрогнут нервы из-за козней враждебных богов,

Death will leap on him there in the crowded helpless arena.

То Смерть прыгнет на него, безжалостно, на переполненной беспомощной арене.

Fearless Antenor arose, and a murmur swelled in the meeting

Бесстрашный Антенор поднялся, и угрожающий ропот взвился над собранием,

Cruel and threatening, hoarse like the voice of the sea upon boulders;

Жестокий и суровый, как рев морских волн, бьющихся о прибрежные камни;

Hisses thrilled through the roar and one man cried to another,

Пронзительные свисты рассекли воздух и один человек в толпе закричал другому,

“Lo, he will speak of peace who has swallowed the gold of Achaia!

"Смотри, он снова будет вещать нам о мире, позолотив свою глотку золотом Ахеи!

Surely the people of Troy are eunuchs who suffer Antenor

Неужели народ Трои – это евнухи, чтобы терпеть Антенора,

Rising unharmed in the agora. Are there not stones in the city?

Выступающего безнаказанно на агоре. Разве больше не осталось  камней в городе?

Surely the steel grows dear in the land when a traitor can flourish.”

И в самом деле металл дорожает в стране, где процветает предатель".

Calm like a god or a summit Antenor stood in the uproar.

Спокойный как бог или горная вершина стоял Антенор перед этим неистовым смятением.

But as he gazed on his soul came memory dimming the vision;

Но пока он смотрел, память поднялась в его душе, затуманивая взгляд;

For he beheld his past and the agora crowded and cheering,

Ибо внутренним взором он созерцал свое прошлое и видел, переполненную и аплодирующую ему агору,

Passionate, full of delight while Antenor spoke to the people,

Влюбленную, полную восторга, когда Антенор обращался с речью к народу,

Troy that he loved and his fatherland proud of her eloquent statesman.

К Трое, которую он любил и к своей родине, гордящейся своими красноречивыми государственными мужами.

Tears to his eyes came thick and he gripped at the staff he was holding.

Слезы набежали на его глаза и он крепче сжал в руке посох.

Mounting his eyes met fully the tumult, mournful and thrilling,

Подняв глаза, он столкнулся лицом к лицу с шумом и криками, скорбный и затрагивающий душу,

Conquering men's hearts with a note of doom in its sorrowful sweetness.

Завоевывая сердца людей пронзительной нотой рока в ее печальной сладости.

“People of Ilion, blood of my blood, O race of Antenor,

"Народ Илиона, кровь моей крови, о раса Антенора,

Once will I speak though you slay me; for who would shrink from destruction

Еще раз я буду говорить, пусть даже потом вы убьете меня; ибо кто станет уклоняться от гибели,

Knowing that soon of his city and nation, his house and his dear ones

Зная, что скоро его город и его народ, его дом и его родные и любимые,

All that remains will be a couch of trampled ashes? Athene,

Все это скоро превратится в кучу попираемого пепла? О, Афина,

Slain today may I join the victorious souls of our fathers,

Может быть убитый сегодня, я присоединюсь к победоносным душам наших предков,

Not for the anguish be kept and the irremediable weeping.

Чтобы не видеть этой муки и не слышать безутешного плача.

Loud yet will I speak the word that the gods have breathed in my spirit,

Громко все же я произнесу слово, которое боги вдохнули в мою грудь,

Strive this last time to save the death-destined. Who are these clamour

Пытаясь в последний раз спасти обреченных на гибель. Кто это там вопит:

‘Hear him not, the gold of the Greeks bought his words and his throat is accursed?’

"Не слушайте его, греки золотом купили его слова и его горло проклято?"

Troy whom my counsels made great, hast thou heard this roar of their frenzy

Троя, которую сделали великой мои наставления, ты слышишь этот рев их безумия,

Tearing thy ancient bosom? Is it thy voice heaven-abandoned, my mother?

Разрывающий твое древнее сердце? Или это твой покинутый небесами голос о, моя мать?

O my country, O my creatress, earth of my longings!

О, моя страна, мое творение, земля моих чаяний!

Earth where our fathers lie in their sacred ashes undying,

Земля, где наши отцы покоятся в своем священном пепле, бессмертные,

Memoried temples shelter the shrines of our gods and the altars

Храмы, хранящие память и укрывающие святыни наших богов и чистые

Pure where we worshipped, the beautiful children smile on us passing,

Алтари, где мы возносили наши молитвы, прекрасные дети, улыбающиеся нам на улицах Трои,

Women divine and the men of our nation! O land where our childhood

Божественные женщины и мужчины нашего народа! О, земля, где наше детство

Played at a mother's feet mid the trees and the hills of our country,

Играло у ног матери среди деревьев и холмов нашей родины,

Hoping our manhood toiled and our youth had its seekings for godhead; —

Надеясь, трудилась наша зрелость и наша юность искала божественное; -

Thou for our age keepst repose mid the love and the honour of kinsmen,

Ты нашим преклонным летам даруешь покой среди любви и почитания родных,

Silent our relics shall lie with the city guarding our ashes!

Безмолвно наши останки будут лежать вместе с городом, хранящим наш пепел!

Earth who hast fostered our parents, earth who hast given us⁸ our offspring,

Земля, что взлелеяла наших родителей, земля, давшая нам наше потомство,

Soil that created our race where fed from the bosom of Nature

Почва, что сотворила нашу расу, где вскормленные грудью Природы

Happy our children shall dwell⁹ in the storied homes of their fathers,

Наши счастливые дети будут жить в легендарных домах своих предков,

Souls that our souls have stamped, sweet forms of ourselves when we perish!

Души, образы наших душ, сладостные формы нас самих, оставшиеся после того, как мы навсегда покидаем наш земной дом!

Once even then have they seen thee in their hearts, or dreamed of thee ever

Видели  ли они тебя хотя бы раз в своих сердцах, грезили ли о тебе когда-либо,

Who from thy spirit revolt and only thy name make an idol

Те, кто из твоего бунтующего духа и лишь из твоего имени творят идола,

Hating thy faithful sons and the cult of thy ancient ideal!

Ненавидя твоих верных сыновей и культ твоего древнего идеала!

Wake, O my mother divine, remember thy gods and thy wisdom,

Пробудись, о, моя божественная мать, вспомни своих богов и свою мудрость,

Silence the tongues that degrade thee, prophets profane of thy godhead.

Заставь замолчать языки, которые губят тебя, этих ложных пророков твоей божественности.

Madmen, to think that a man who has offered his life for his country

Безумные вы, если думаете, что человек, посвятивший  жизнь своей стране,

Served her with words and deeds and adored with victories and triumphs

Служивший ей словом и делом и преклоняющийся перед ее победами и успехами,

Ever could think of enslaving her breast to the heel of a foeman!

Мог подумать о том, чтобы сделать ее рабыней и подставить ее грудь под пяту врага!

Surely Antenor's halls are empty, he begs from the stranger

Или залы Антенора пусты, и он выпрашивает милостыню у первого встречного,

Leading his sons and his children's sons by the hand in the market,

Ведя своих сыновей и внуков за руку на рынок,

Showing his rags since his need is so bitter of gold from the Argives!

Выставляя на показ свои лохмотья, с тех пор как его нужда стала столь горька, что он стал грезить о золоте Аргивян!

You who demand a reply when Laocoon lessens Antenor,

Вы, те, кто требует ответа, когда Лаокоон умаляет Антенора,

Hush then your feeble roar and your ear to the past and the distance

Умерьте свой пустой рев и обратите ваши уши к прошлому

Turn. You fields that are famous for ever, reply for me calling,

И далекому. Ваши поля, покрытые вечной славой, пусть ответят на мой зов,

Fields of the mighty mown by my sword's edge, Chersonese conquered,

Поля могущества, выкошенные острием моего меча, Херсонес был завоеван нами,

Thrace and her snows where we fought on the frozen streams and were victors

Фракия пала к нашим ногам в ее снегах, где мы сражались на замерзших реках и побеждали,

Then when they were unborn who are now your delight and your leaders.

Тогда, когда еще даже не родились ваши вожди, которыми вы сейчас восторгаетесь.

Answer return, you columns of Ilus, here where my counsels

Дайте ответ, о, вы, колонны Ила, здесь, где мои напутствия

Made Troy mightier guiding her safe through the shocks of her foemen.

Сделали Трою могущественнее, ведя ее безопасно сквозь удары врагов.

Gold! I have heaped it up high, I am rich with the spoils of your haters.

Золото! Я всегда имел его предостаточно, я богат трофеями ваших недругов.

It was your fathers dead who gave me that wealth as my guerdon,

Ваши покойные предки дали мне это богатство, как награду,

Now my reproach, your fathers who saw not the Greeks round their ramparts:

Которой вы меня теперь попрекаете, ваши предки, не видевшие греков у своих стен:

They were not cooped by an upstart race in the walls of Apollo,

Они не были заперты молодой, самонадеянной расой в стенах Аполлона,

Saw not Hector slain and Troilus dragged by his coursers.

Не видели павшего Гектора[30] и мертвого Троила[31], которого волокли скакуны его колесницы.

Far¹⁰ over wrathful Jaxartes they rode; the shaken Achaian

Далеко над гневным Яксартом[32] они пронеслись, ваши предки; потрясенная Ахея

Prostrate adored their strength who now shouts at your portals and conquers¹¹

Простерлась перед ними, восхищенная их силой, та, что сейчас как победитель кричит у ваших ворот.

Then when Antenor guided Troy, this old man, this traitor,

И это было тогда, когда Антенор правил Троей, этот старик, этот предатель,

Not Laocoon, nay, not even Paris nor Hector.

Не Лаокоон, и не Гектор, и даже не Парис.

But I have changed, I have grown a niggard of blood and of treasure,

Но я изменился, шепчут злые языки, я стал скупым из-за высокого положения и своих сокровищ,

Selfish, chilled as old men seem to the young and the headstrong,

Эгоистичным и холодным, какими старики кажутся молодым и упрямым,

Counselling safety and ease, not the ardour of noble decisions.

Советуя вам безопасность и облегчение, а не пыл благородных решений.

Come to my house and behold, my house that was filled once with voices.

Приходите в мой дом и взгляните, он был наполнен когда-то голосами.

Sons whom the high gods envied me crowded the halls that are silent.

Мои сыновья, из-за которых мне завидовали высокие боги, заполняли мои покои, но теперь они тихи.

Where are they now? They are dead, their voices are silent in Hades,

Где они сейчас? Они мертвы, их голоса навеки замолкли в Аиде,

Fallen slaying the foe in a war between sin and the Furies.

Пав от руки врага в войне между грехом и Фуриями.

Silent they went to the battle to die unmourned for their country,

Молча они пошли на эту битву, чтобы умереть, неоплаканными, за свою родину.

Die as they knew in vain. Do I keep now the last ones remaining,

Умереть, как они знали, напрасно. Должен ли я теперь удержать от этой участи последних, оставшихся в живых,

Sparing their blood that my house may endure? Is there any in Troya

Сберегая их род, который мой дом вполне мог бы вместить?

Speeds to the front of the mellay outstripping the sons of Antenor?

Есть ли кто-нибудь в Трое, кто бы быстрей бросался в битву, чем сыновья Антенора?

Let him arise and speak and proclaim it and bid me be silent.

Пусть он поднимется и скажет об этом и заставит замолчать мой рот.

Heavy is this war that you love on my heart and I hold you as madmen

Тяжким бременем легла эта война, которую вы так любите, на мое сердце и я удерживаю вас как безумцев,

Doomed by the gods, abandoned by Pallas, by Hera afflicted.

Обреченных богами, брошенными Палладой, осаждаемых Герой.

Who would not hate to behold his work undone by the foolish?

Кто бы остался спокоен, увидев, что все труды его жизни уничтожаются глупцом?

Who would not weep if he saw Laocoon ruining Troya,

Кто бы не зарыдал, увидев как Лаокоон разрушает Трою,

Paris doomed in his beauty, Aeneas slain by his valour?

Прекрасного Париса, обреченного на смерть, бесстрашного Энея, идущего на гибель?

Still you need to be taught that the high gods see and remember,

И все же вы должны знать, что высокие боги все видят и помнят,

Dream that they care not if justice be done on the earth or oppression!

Не воображайте, что им безразлично, царит на земле справедливость иль бесчинствует притеснение!

Happy to live, aspire while you violate man and the immortals!

Что вы можете счастливо жить и возвышаться, пока попираете человека и бессмертных!

Vainly the sands of Time have been strewn with the ruins of empires,

Напрасно пески Времени усыпаны руинами империй,

Signs that the gods have left, but in vain. For they look for a nation,

Этими безмолвными, тщетными знаками, оставленными нам богами. Ибо они искали народ,

One that can conquer itself having conquered the world, but they find none.

Который был бы способен овладеть собой, овладевая миром, но не нашли ни одного такого.

None has been able to hold all the gods in his bosom unstaggered.

Никто не смог удержать всех богов в своей груди, оставшись непоколебимым.

All have grown drunken with force and have gone down to Hell and to Ate.

Все были опьянены могуществом силы и пали в Ад и были охвачены безумием Ате.

‘All have been thrust from their heights,’ say the fools; ‘we shall live and for ever.

"Все падают со своих высот", - твердят глупцы, - "а мы будем жить вечно.

We are the people at last, the children, the favourites; all things

Мы – люди, в конце концов, дети, самые любимые; все

Only to us are permitted. ’ They too descend to the silence,

Только нам разрешено". Но и они тоже низойдут в страну безмолвия,

Death receives their hopes and the void their stirrings of action.

Смерть поглотит их надежды и в пустоте растворится суматоха их действий.

        “Eviller fate there is none than life too long among mortals.

         "Нет более злой судьбы, чем жить слишком долго среди смертных.

I have conversed with the great who have gone, I have fought in their war-cars;

Я говорил с великими, которые уже ушли, я сражался в их боевых колесницах;

Tros I have seen, Laomedon's hand has lain¹² on my temples.

Троя[33] я видел и руку Лаомедонта, возложенную на мои храмы.

Now I behold Laocoon, now our leader¹³ is Paris.

Теперь я смотрю на Лаокоона, теперь наш лидер – Парис.

First when Phryx by the Hellespont reared to the cry of the Ocean

В те времена, когда Фрикс у Гелесспонта воздвиг на берегах грохочущего Океана

Hewing her stones as vast as his thoughts his high-seated fortress,

Свою устремленную в небеса крепость, вырубая ее камни, такие же огромные, как его мысли,

Planned he a lair for a beast of prey, for a pantheress dire-souled

Он хотел сделать ее  логовищем для хищного зверя, для пантеры с ужасной душой,

Crouched in the hills for her bound or self-gathered against the avenger?

Притаившейся в холмах для своего прыжка и собирающейся с силами против мстителя?

Dardanaus shepherded Asia's coasts and her sapphire-girt islands.

Дардан оберегал побережья Азии и ее острова, окруженные сапфировым водами.

Mild was his rule like the blessing of rain upon fields in the summer.

Мягким было его правление словно благословение летнего дождя на полях.

Gladly the harried coasts reposed confessing the Phrygian,

Радостно отдыхали обездоленные побережья, признав власть фригийцев,

Caria, Lycia's kings and the Paphlagon, strength of the Mysian;

Цари Карии[34], Ликеи[35] и Пафлагонцы[36], и сила Мисии[37];

Minos' Crete recovered the sceptre of old Rhadamanthus.

Минойский Крит вновь поднял скипетр старого Радаманта[38].

Ilus and Tros had strength in the fight like a far-striding Titan's:

Ил и Трой обладали могуществом в битве, подобному широкой поступи Титана:

Troy triumphant following the urge of their souls to the vastness

Триумфально Троя, следуя влечению их душ, устремленных к безграничности,

[Helmeted, crowned like a queen of the gods with the fates for her coursers]¹⁴

[Неся золотой шлем, как корону богов, и свой царственный жребий в беге своих боевых скакунов][39],

Rode through the driving sleet of the spears to Indus and Oxus.

Неслась через несущийся ливень копий к Оксу и Инду.

Then twice over she conquered the vanquished, with peace as in battle;

Затем еще дважды она завоевывала покорившиеся народы, миром или в битве;

There where discord had clashed, sweet Peace sat girded with plenty,

Там, где бушевал раздор, воцарился сладостный покой, купающийся в изобилии,

There where tyranny counted her blows came the hands of a father.

Туда, где раньше тирания отсчитывала свои удары, пришли добрые руки отца.

Neither was¹⁵ Teucer a soul like your chiefs¹⁶ who refounded this nation.

И Тевкр, возродивший этот народ, имел не такую душу, как ваши сегодняшние предводители.

Such was the antique and noble tradition of Troy in her founders,

Такова была древняя и благородная традиция Трои со времен ее основателей,

Builders of power that endured; but it perishes lost to their offspring,

Творцов непоколебимого могущества; но оно гибнет теперь, утраченное их потомками,

Trampled, scorned by an arrogant age, by a violent nation.

Растоптанное, отвергнутое высокомерной эрой, воинственной нацией.

Strong Anchises trod it down trampling victorious onwards,

Могучий Анхиз растоптал его, ступая вперед своим победным маршем,

Stern as his sword and hard as the silent bronze of his armour.

Суровый как его меч и твердый как молчаливая бронза его доспехов.

More than another I praise the man who is mighty and steadfast,

Более чем кого-либо я прославляю этого человека, могучего и непреклонного,

Even as Ida the mountain I praise, a refuge for lions;

Так же как я прославляю Иду, убежище львов;

But in the council I laud him not, he who a god for his kindred

Но в совете я не стану восхвалять его, того, кто стал богом для своего народа,

Lives for the rest without bowels of pity or fellowship, lone-souled,

Кто живет без сострадания к другим или чувства братства, с одинокой душою,

Scorning the world that he rules, who untamed by the weight of an empire

Презирая тот мир, которым он правит, тот, кто не  обретя мудрость под бременем власти,

Holds allies as subjects, subjects as slaves and drives to the battle,

Относится к союзникам как к подданным, к подданным как к рабам и бросает их в битву,

Careless more of their wills than the coursers yoked to his war-car.

Заботясь об их собственных желаниях не больше, чем о лошадях, несущих ярмо его боевой колесницы.

Therefore they fought while they feared, but gladly abandon us falling.

Вот почему они сражались, пока боялись нас, но радостно нас покидают, когда мы пошатнулись и падаем.

Yet had they gathered to Teucer in the evil days of our nation.

Тогда, в дни бедствий для нашего народа, они собрались вокруг Тевкра,

Where are they now? Do they gather then to the dreaded Anchises?

Но где они сейчас? Спешат ли они на помощь к внушающему им страх Анхизу?

Or has Aeneas helped with his counsels hateful to wisdom?

Или Эней помог нам своими советами, враждебными мудрости?

Hateful is this, abhorred of the gods, imagined by Ate

Отвратительно это и ненавистно богам, то, что внушает вам Ате,

When against subjects murmuring discord and faction appointed

Когда перед подданными, замышляющими разногласие и распри,

Scatter unblest gold, the heart of a people is poisoned,

Рассыпается злополучное золото, отравляя сердце народа,

Virtue pursued and baseness triumphs tongued like a harlot,

Добродетель преследуется, и низость ликует, болтая как продажная девка,

Brother against brother arrayed that the rule may endure of a stranger.

Брат замышляет против брата то, что можно вынести лишь от чужеземца.

Yes, but it lasts! For its hour. The high gods watch in their silence,

Да, но это продолжается! На свое время. Высокие боги наблюдают в безмолвии,

Mute they endure for a while that the doom may be swifter and greater.

Молча они пока терпят то, что рок может быть могущественнее и быстрее.

Hast thou then lasted, O Troy? Lo, the Greeks at thy gates and Achilles.

Ты все еще держишься, о, Троя? Но смотри, греки у твоих стен и Ахиллес.

Dream, when Virtue departs, that Wisdom will linger, her sister!

Или ты воображаешь, что когда Честь уходит, Мудрость, ее сестра, все еще остается.

Wisdom has turned from your hearts; shall Fortune dwell with the foolish?

Мудрость отвернулась от ваших сердец; будет ли тогда Фортуна жить с глупцами?

Fatal oracles came to you great-tongued, vaunting of empires

Велеречивые пророки, обрекающие вас на смерть, пришли к вам, хвастаясь империями,

Stretched from the risen sun to his rest in the occident waters,

Что простерлись от тех мест, где восходит солнце до земель, где оно садится на покой в западных водах,

Dreams of a city throned on the hills with her foot on the nations.

Грезы города, царящего на холме, попирающего народы своими ногами.

Meanwhile the sword was prepared for our breasts and the flame for our housetops.

А тем временем меч был заточен для наших сердец и огонь приготовлен для наших кровель.

Wake, awake, O my people! the fire-brand mounts up your doorsteps;

Пробудись, пробудись, о мой народ! Огненный смерч подбирается к твоим порогам;

Gods who deceived to slay, press swords on your children's bosoms.

Боги обманули вас, чтобы погубить и приставить меч к груди ваших детей.

See, O ye blind, ere death in pale countries open your eyelids!

Прозрейте, о, слепцы, прежде чем смерть откроет ваши глаза в стране теней!

Hear, O ye deaf, the sounds in your ears and the voices of evening!

Услышьте, о глухие, грохот в ваших ушах и голоса вечерних сумерек!

Young men who vaunt in your strength! when the voice of this aged Antenor

О, молодые, хвастающиеся своей силой! Когда голос этого старика Антенора

Governed your fathers' youth, all the Orient was joined to our banners.

Вел за собой юность ваших отцов, весь Восток объединился вокруг наших знамен.

Macedon leaned to the East and her princes yearned to the victor,

Македония склонилась перед Востоком и ее цари стремились укрыться под крылом победителя,

Scythians worshipped in Ilion's shrines, the Phoenician trader

Скифы преклоняли колени в святилищах Илиона, финикийские торговцы

Bartered her tokens, Babylon's wise men paused at our thresholds;

Везли нам свои товары, мудрецы Вавилона останавливались у наших порогов;

Fair-haired sons of the snows came rapt towards golden Troya

Белокурые сыны снегов, восхищенные, приходили в золотую Трою, 

Drawn by the song and the glory. Strymon sang hymns unto Ida,

Привлеченные ее песней и славой. Стримон пел гимны Иде,

Hoarse Chaleidice, dim Chersonesus married their waters

Суровая Халкида и туманный Херсонес соединили свои воды

Under the o'erarching yoke of Troy twixt the term-posts of Ocean.

Под всеобъемлющим владычеством Трои меж пограничными столпами Океана.

Meanwhile far through the world your fortunes led by my counsels

Тогда по всему миру я направлял судьбы ваших отцов своими наставлениями

Followed their lure like women snared by a magical tempter:

И они следовали их соблазну, как женщина, очарованная волшебным искусителем:

High was their chant as they paced and it came from continents distant.

Высока была их песнь, пока они шли, и она была слышна в далеких землях.

Turn now and hear! what voice approaches? what glitter of armies?

Обернитесь же теперь и прислушайтесь! Чей это голос приближается к вашим стенам? Чьи армии сверкают оружием и доспехами?

Loud upon Trojan beaches the tread and the murmur of Hellas!

Громко раздается на побережьях Трои поступь и ропот Эллады!

Hark! 'tis the Achaian's paean rings o'er the Pergaman waters!

Слышите! Это гимн ахейцев несется над водами Пергама!        

So wake the dreams of Aeneas; reaped is Laocoon's harvest.

Так пробудитесь же, грезы Энея; уже созрел урожай Лаокоона.

Speakers whose counsels persuaded our strength from the labour before us,

Ораторы, чьи советы убедили вас бросить тот труд, что стоял перед вами,

Artisans new of your destiny fashioned this far-spreading downfall,

Новые творцы вашей судьбы предрешили этот далеко-простирающееся падение,

Counsellors blind who scattered your strength to the hooves of the Scythian,

Слепые советники, которые рассеяли вашу силу под копытами скифских лошадей,

Barren victories, trophies of skin-clad Illyrian pastors.

Ради пустых побед, трофеев голых иллирийских[40] жрецов.

Who but the fool and improvident, who but the dreamer and madman

Кто кроме глупца и близорукого, мечтателя и сумасшедшего

Leaves for the far and ungrasped earth's close and provident labour?

Бросает ради далекого и недостижимого близкий и бережливый труд полей?

Children of earth, our mother gives tokens, she lays down her sign-posts,

Дети земли, наша мать дает нам свои указания, она расставила свои путеводные знаки,

Step by step to advance on her bosom, to grow by her seasons,

Шаг за шагом продвигаться вперед на ее груди, расти ее сезонами,

Order our works by her patience and limit our thought by her spaces.

Упорядочивать наши работы ее терпением и ограничивать нашу мысль ее пространствами.

But you had chiefs who were demigods, souls of an earth-scorning stature,

Но у вас предводители-полубоги, души, презирающие земные пределы,

Minds that saw vaster than life and strengths that God's hour could not limit!

Умы, видевшие более широкую жизнь и силы, которые не может ограничить земное время, часы Бога!

These men seized upon Troy as the tool of their giant visions,

Эти люди захватили Трою как орудие своих колоссальных видений,

Dreaming of Africa's suns and bright Hesperian orchards,

Грезя о звездах Африки и прекрасных садах Гесперии[41],

Carthage our mart and our feet on the sunset hills of the Latins.

О Карфагене – как нашем рынке и о наших ногах, ступающих по солнечным холмам Латинов[42].

Ilion's hinds in the dream ploughed Libya, sowed Italy's cornfields,

Крестьяне Илиона в своих грезах распахивали земли Ливии, засевали нивы Италии,

Troy stretched to Gades; even the gods and the Fates had grown Trojan.

Троя протянулась до Гадеса[43]; даже боги и Мойры[44] стали троянскими.

So are the natures of men uplifted by Heaven in its satire.

Такова природа людей, что были возвышены ироничными Небесами.

Scorning the bit of the gods, despisers of justice and measure,

Презрев узду богов, они отвергли справедливость и меру,

Zeus is denied and adored some shadow huge of their natures

Отрицая Зевса и поклоняясь какой-то огромной тени своей природы,

Losing the shape of man in a dream that is splendid and monstrous.

Теряя образ человека в какой-то великолепной, чудовищной грезе.

Titans, vaunting they stride and the world resounds with their footsteps;

Титаны, похваляясь, они ступают по миру, и мир содрогается под их ногами;

Titans, clanging they fall and the world is full of their ruin.

Титаны, с грохотом они падают и мир наполнен их руинами.

Children, you dreamed with them, heard the roar of the Atlantic breakers

Дети, вы грезили вместе с ними, вы слышали рев Атлантического прибоя,

Welcome your keels and the Isles of the Blest grew your wonderful gardens;

Приветствующий ваши корабли и Острова Блаженных, превращенных в ваши чудесные сады;

Lulled in the dream, you saw not the black-drifting march of the storm-rack,

Убаюканные грезами, вы не видели черный марш надвигающейся бури,

Heard not the galloping wolves of the doom and the howl of their hunger.

Не слышали несущихся волков рока и вой их ненасытного голода.

Greece in her peril united her jarring clans; you suffered

Греция, почуяв для себя опасность, объединила свои раздираемые распрями племена; вы сносили

Patient, preparing the north, the wisdom and silence of Peleus,

Терпеливо, пока готовился север, мудрость и молчание Пелея[45],

Atreus' craft and the Argives gathered to King Agamemnon.

Хитрость Атрея[46] и аргивяне собрались вокруг царя Агамемнона.

But there were prophecies, Pythian oracles, mutterings from Delphi.

И звучали пророчества, пифийские оракулы бормотали что-то из Дельф.

How shall they prosper who haste after auguries, oracles, whispers,

Как будут процветать те, кто верит предсказаниям, оракулам и нашептываниям,

Dreams that walk in the night and voices obscure of the silence?

Грезам, блуждающим в ночи и смутным голосам безмолвия?

Touches are these from the gods that bewilder the brain to its ruin.

Это внушения богов, сбивающие с толку мозг и ведущие его к безумию.

One sole oracle helps, still armoured in courage and prudence

Одно единственное пророчество помогает, и все же вооруженное мужеством и дальновидностью,

Patient and heedful to toil at the work that is near in the daylight.

Терпеливо и рачительно исполнить ту работу, которую необходимо сделать сегодня.

Leave to the night its phantoms, leave to the future its curtain!

Оставьте ночи ее призраки, оставьте будущему его занавес!

Only today Heaven gave to mortal man for his labour.

Только сегодняшний день дали Небеса смертному человеку для его труда.

If thou hadst bowed not thy mane, O Troy, to the child and the dreamer,

Если бы ты не склонила свою львиную гриву, о, Троя, перед ребенком и мечтателем,

Hadst thou been faithful to¹⁷ Wisdom the counsellor seated and ancient,

Если бы ты была верна Мудрости совета, древнего и непоколебимого,

Then would the hour not have dawned when Paris lingered in Sparta

Тогда бы не пришел этот час, когда Парис задержался в Спарте,

Led by the goddess fatal and beautiful, white Aphrodite.

Ведомый роковой и прекрасной богиней, - белой Афродитой.

Man, shun the impulses dire that spring armed from thy nature's abysms!

Остерегайся, человек, ужасных импульсов, что поднимаются, ощетинившись, из бездн природы!

Dread the dark rose of the gods, flee the honey that tempts from its petals!

Ужасна темная роза богов, не прикасайся к меду, что искушает тебя из чаши ее лепестков!

Therefore the black deed was done and the hearth that welcomed was sullied.

И черное дело было сделано, гостеприимный очаг был осквернен.

Sin-called the Fury uplifted her tresses of gloom o'er the nations

Призывающая грех Фурия распустила свои власы рока над народами,

Maddening the earth with the scream of her blood-thirst, bowelless, stone-eyed,

Сводя землю с ума своими жаждущими крови воплями, безжалостная, каменно-окая,

Claiming her victims from God and bestriding the hate and the clamour.

Требуя свои жертвы у Бога, сея вокруг ненависть и ор.

Yet midst the stroke and the wail when men's eyes were blind with the blood-mist,

Но среди ударов и воя, когда глаза людей ослеплены кровавым туманом,

Still had the high gods mercy remembering¹⁸ Teucer and Ilus.

Все же милосердны высокие боги, помня Тевкра и Ила.

Sped by the hand of the Thunderer Discord flaming from Ida

Брошенное рукой Громовержца с Иды, пламя Ссоры[47]

Glared from the ships in her wrath¹⁹ through the camp of the victor Achaians, —

Гневно запылало на кораблях в лагере победителя Ахейцев, -

Love to the discord added her flowerlike lips of Briseis;

Любовь добавила к этой вражде подобные лепесткам розы губы Брисеиды[48];

Faltering lids of Polyxena conquered the strength of Pelides.

Трепетные веки Поликсены завоевали силу Пелида[49].

Vainly those helpers high²⁰ have opened the gates of salvation!

Но напрасно наши высокие покровители открыли врата спасения!

Vainly the winds of their mercy have breathed on our fevered existence!

Напрасно ветра их милосердия дышали на наши смятенные жизни!

Man his passion prefers to the voice that guides from the immortals.²¹

Человек свою страсть предпочитает указующему голосу бессмертных.

These too²² were here whom Hera had chosen to ruin this nation:

И эти тоже были здесь, те, кого Гера избрала, чтобы погубить этот народ[50]:

Charioteers cracking the whips of their speed on the paths of destruction,

Возничие, что ломая свои хлысты, несутся путями разрушения,

Demigods they! they have come down from Heaven glad to that labour;

Полубоги они! Они снизошли с Небес вниз, чтобы с радостью схватиться за этот труд;

Filled is²³ the world with the fame of their wheels as they race down to Hades.

Наполняя этот мир великолепным грохотом своих колесниц на дороге, ведущей прямо в Аид.

O that alone they could reach it! O that pity could soften

О, лишь этого они способны достичь! О, если бы только милосердие могло смягчить

Harsh Necessity's dealings, sparing our innocent children,

Суровые деяния Необходимости, спасая наших невинных детей,

Saving the Trojan women and aged from bonds and the sword-edge!

Спасая троянских женщин и стариков от рабства и острых мечей!

These had not sinned whom you slay in your madness! Ruthless, O mortals,

Они ничем не согрешили, те, кого вы убиваете в своем безумии! О, безжалостные смертные,

Must you be then to yourselves, when the gods even faltering with pity

Имейте тогда сострадание хотя бы к самим себе, ибо даже боги способны на сострадание,

Turn from the grief that must come and the agony vast and the weeping?

Отвернитесь от горя, которое приближается к вам, от безграничной агонии и безутешного плача?

Say not the road of escape sinks too low for your arrogant treading.

Не говорите, что дорога отступления слишком низка для вашей надменной поступи.

Pride is not for our clay; the earth, not heaven was our mother

Гордыня - не для нашего смертного праха; земля, а не небеса были нашей матерью

And we are even as the ant in our toil and the beast in our dying;

И мы подобны даже муравьям в нашем труде и умираем подобно животным;

Only who cling to the hands of the gods can rise up from the earth-mire.

Только тот, кто цепляется  руками за богов, может подняться над земной трясиной.

Children, lie prone to their scourge, that your hearts may revive in their sunshine.

Дети, падите ниц  под их бичом (карой), чтобы ваши сердца могли возродиться в их солнечном свете.

This is our lot! when the anger of heaven has passed then the mortal

Таков наш удел! Когда минует гнев небес, тогда смертный

Raises his head; soon he heals his heart and forgets he has suffered.

Может поднять свою голову; скоро он залечивает раны своего сердца и забывает, что страдал.

Yet if resurgence from weakness and shame were withheld from the creature,

Если бы для человеческого существа не существовало возможности возродиться из слабости и позора

Every fall without morrow, who then would counsel submission?

И каждое падение не имело бы своего завтрашнего дня, кто тогда стал бы советовать вам покориться?

But since the height of mortal fortune ascending must stumble,

Но так как высота судьбы смертного, восходя, должна спотыкаться,

Fallen, again ascend, since death like birth is our portion,

Падать и снова подниматься, ибо смерть, как и рождение, - наша учесть

Ripening, mowed, to be sown again like corn by the farmer,

И, созревая, стебель жизни скашивается, чтобы быть посеянным снова, как зерно земледельцем,

Let us be patient still with the gods and be clay for their handling.

Давайте же будем терпеливы с богами и будем глиной для их ваяния.

Dream not defeat I welcome. Think not to Hellas submitting

Не к поражению я призываю, о нет. Не думайте, что покорившись Элладе,

Death of proud hope I would seal. Not this have I counselled, O nation,

Я обрекаю на смерть вашу гордую надежду. Не это я вам предлагаю, о, мой народ,

But to be even as your high-crested forefathers, greatest of mortals.

Но я хочу, чтобы вы были подобны вашим гордым предкам, величайшим из смертных.

Troya of old enringed by the hooves of Cimmerian armies

Древняя Троя когда-то было окружена ордами Киммерийских[51] армий,

Flamed to the heavens from her plains and her smoke-blackened citadel sheltered

Пламя на ее равнинах поднималось до небес и, ее крепость, почерневшая от дыма, укрывала

Hardly²⁴ the joyless rest of her sons and the wreck of her greatness.

Едва ли безрадостный остаток ее сыновей и обломки ее былого величия.

Courage and wisdom survived in that fall and a stern-eyed prudence

Мужество и мудрость, выжившие в этом падении, и дальновидность с суровыми глазами,

Helped her to live; disguised from her mightiness Troy crouched weeping.

Помогали ей держаться; лишившись своего могущества, Троя склонилась к земле, плача.

Teucer descended whose genius worked at this kingdom and nation,

Тогда Тевкр снизошел, чей гений работал в этом народе и в царстве,

Patient, scrupulous, wise, like a craftsman carefully toiling

Терпеливый, скрупулезный, мудрый, как мастер, тщательно выковывающий

Over a helmet or over a breastplate, testing it always,

Шлем или нагрудник, испытывая его все время на прочность,

Toiled in the eye of the Masters of all and had heed of its labour.

Он трудился под оком божественных Мастеров и искал совершенства в своей работе.

So in the end they would not release him like souls that are common;

Поэтому в конце они и забрали его не так как души простых смертных;

They out of Ida sent into Ilion Pallas Athene;

С могучей Иды Афина Паллада была послана в Илион;

Secret she came and he went with her into the luminous silence.

Тайно она явилась и он ушел вместе с ней в сияющее безмолвие.

Teucer's children after their sire completed his labour.

Но дети Тевкра, оставшиеся после него, завершили его могучую работу. 

Now too, O people, front adversity self-gathered, silent.

И теперь тоже, о, мой народ, соберись с силами в молчании.

Veil thyself, leonine mighty Ilion, hiding thy greatness!

Скрой себя, о, львиномогучий Илион, тая свое величие!

Be as thy father Teucer; be as a cavern for lions;

Стань подобным твоему могучему предку Тевкру; стань пещерой для львов;

Be as a Fate that crouches! Wordless and stern for your vengeance

Стань Роком, который затаился и ждет! Бессловесные и суровые, ожидая часа вашей мести,

Self-gathered work in the night and secrecy shrouding your bosoms.

Соберитесь с силами, чтобы тайно работать в ночи, скрывая ваши сердца и мысли.

Let not the dire heavens know of it; let not the foe seize a whisper!

Не позволяйте узнать об этом ужасным небесам; не давайте врагу уловить ваш шепот!

Ripen the hour of your stroke, while your words drip sweeter than honey.

Пусть зреет час вашего удара, пока ваши слова льются мягче, чем мед.

Sure am I, friends, you will turn from death at my voice, you will hear me!

Я верю, о, мои друзья, вы отвернетесь от смерти, следуя моему голосу, вы услышите меня!

Some day yet I shall gaze on the ruins of haughty Mycenae.

Придет день, когда я увижу руины высокомерных Микен.

Is this not better than Ilion cast to the sword of her haters,

Разве не лучше вместо того, чтобы бросить Илион под меч своим ненавистникам,

Is this not happier than Troya captured and wretchedly burning,

Разве не разумнее, вместо того, чтобы дать захватить и безжалостно сжечь Трою,

Time to await in his stride when the southern and northern Achaians

Немного подождать, следуя неспешной поступи Времени, пока южные и северные ахейцы,

Gazing with dull distaste now over their severing isthmus

Взирающие сейчас с хмурым отвращением на разделяющий их перешеек,

Hate-filled shall move to the shock by the spur of the gods in them driven,

Полные ненависти не бросятся друг на друга,  пришпоренные богами,

Pelops march upon Attica, Thebes descend on the Spartan?

Пелоп[52] двинется на Аттику[53], Фивы[54] обрушатся на Спарту?

Then shall the hour now kept in heaven for us ripen to dawning,

Тогда придет час нашего рассвета, который теперь удерживается в небесах,

Then shall Victory cry to our banners over the Ocean

Тогда Победа пропоет над Океаном гимн нашим знаменам,

Calling our sons with her voice immortal. Children of Ilus,

Призывая наших сыновей своим бессмертным голосом. Дети Ила,

Then shall Troy rise in her strength and stride over Greece up to Gades.”

Тогда Троя поднимется во всей своей силе и перешагнет через Грецию до самого Гадеса[55]".

So Antenor spoke and the mind of the hostile assembly

Так сказал Антенор и ум враждебного собрания

Moved and swayed with his words like the waters ruled by Poseidon.

Заколебался и покачнулся от его слов подобно волнам, подвластным Посейдону.

Even as the billows rebellious lashed by the whips of the tempest

Так непокорные валы, подхлестываемые кнутами урагана,

Curvet and rear their crests like the hooded wrath of a serpent,

Прыгают и вздымают в гневе свои гребни, словно змеиные капюшоны,

Green-eyed under their cowls sublime, — unwilling they journey

Зеленоглазые, украшенные пеной, хриплоголосые, сопровождаемые и

Foam-bannered, hoarse-voiced, shepherded, forced by the wind, to the margin

Принуждаемые ветром, невольно они бегут вперед, направляясь к побережью,

Meant for their rest, and can turn not at all, though they rage, on their driver,—

Где их ждет покой, и не могут повернуть в сторону, хотя  и гневаются на своего погонщика,

Last with a sullen applause and consenting lapse into thunder,

И наконец с приглушенными рокотом и соглашающимся мгновением тишины в грохоте бури,

Where they were led all the while they sink down huge and astonished,

Они опадают там, куда их вели все это время, огромные и удивленные,

So in their souls that withstood and obeyed and hated the yielding,

Так и сопротивляющиеся души троянцев, покоряясь и не желая покоряться,

Lashed by his censure, indignant, the Trojans moved towards his purpose:

Подхлестываемые осуждением Антенора, негодуя, двинулись к намеченной им цели:

Sometimes a roar arose, then only, weakened, rarer,

Время от времени рев вздымался, а затем отступал, ослабевая,

Angry murmurs swelled between sullen stretches of silence;

Гневный ропот усиливался и затихал в гнетущих мгновениях тишины;

Last, a reluctant applause broke dull from the throats of the commons.

Последние, неохотные возгласы одобрения вылетели, приглушенные, из толпы.

Silent raged in their hearts Laocoon's following daunted;

Безмолвное, гневное в их сердцах оно воцарилось, сдерживаемое следующим оратором Лаокооном[56];

Troubled the faction of Paris turned to the face of their leader.

Обеспокоенные, сторонники Париса обратили взоры на своего лидера.

He as yet rose not; careless he sat in his beauty and smiling,

Он[57] еще не поднимался; беспечно он сидел в своей красоте и улыбался,

Gazing with brilliant eyes at the sculptured pillars of Ilus.

Взирая сверкающими глазами на скульптурные колонны Ила.

Doubtful, swayed by Antenor, waited in silence the nation.  

Сомневаясь, поколебленный Антенором, народ ожидал в молчании.

¹ Nobly

Back

² Led

Back

³ soul's strong

Back

⁴ Leading

Back

⁵ Cry

Back

⁶ I bring to you

Back

⁷ then

Back

⁸ cherished

Back

⁹ reign

Back

¹⁰ Fast

Back

¹¹ gates as your victor

Back

¹² dwelt

Back

¹³ greatest

Back

¹⁴ Brackets in the original

Back

¹⁵ had

Back

¹⁶ chiefs'

Back

¹⁷ If thou hadst kept faith with

Back

¹⁸ recalling

Back

¹⁹ Hundred-eyed (Hundred-voiced) glared from the ships

Back

²⁰ Vainly the gods who pity

Back

²¹ heavens

Back

²² They still

Back

²³ Echoes

Back

²⁴ Mutely

Back