Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

Ilion

Илион

Перевод Горячева Игоря

2009 - 2010

Ауровиль

Book Three. The Book of the Assembly

Книга 3. Книга Ассамблеи

But as the nation beset betwixt doom and a shameful surrender

Но пока народ, вставший перед выбором между гибелью и позорной капитуляцией,

Waited mute for a voice that could lead and a heart to encourage,

Ожидал безмолвно голоса, который повел бы за собой и сердце, способное вселить в него мужество,

Up in the silence deep Laocoon rose up, far-heard, —

Лаокоон поднялся в молчании, и все услышали это, -

Heard by the gods in their calm and heard by men in their passion —

Услышали боги  в своем спокойствии и услышали люди, обуреваемые страстями -

Cloud-haired, clad in mystic red, flamboyant, sombre,

В облаке волос, облаченный в мистически красное, мрачный и приковывающий взор,

Priam's son Laocoon, fate-darkened seer of Apollo.

Сын Приама Лаокоон, - омраченный тенью рока, жрец Аполлона.

As when the soul of the Ocean arises rapt in the dawning

Подобно тому, как душа Океана пробуждается, восторженная, на рассвете

And mid the rocks and the foam uplifting the voice of its musings

И среди скал и пены возвышает голос своих грез,

Opens the chant of its turbulent harmonies, so rose the far-borne

Начиная песнь своих волнующихся гармоний, так взлетел над толпой далеко разносящийся

Voice of Laocoon soaring mid columns of Ilion's glories,

Голос Лаокоона, паря среди колонн нетленной славы Илиона,

Claiming the earth and the heavens for the field of its confident rumour.

Претендуя на землю и небеса, как на сцену своего гордого гимна. 

“Trojans, deny your hearts to the easeful flutings of Hades!

«Троянцы, отвратите ваши сердца от убаюкивающих флейт Аида!

Live, O nation!” he thundered forth and Troy's hearts and her pillars

Живи, о народ!» прогремел он и сердца Трои, и ее древние колонны

Sent back their fierce response. Restored to her leonine spirits

Отозвались в ответ неистовым ревом. Вновь воспрянув своим львиным духом,

Ilion rose in her agora filling the heavens with shoutings,

Илион поднялся на агоре, наполняя криками небеса,

Bearing a name to the throne of Zeus in her mortal defiance.

Вознося свое имя к трону Зевса в своем смертном вызове.

As when a sullen calm of the heavens discourages living,

Так в преддверии грозы, когда мрачное затишье небес приводит в уныние все живое,

Nature and man feel the pain of the lightnings repressed in their bosoms,

Природа и человек чувствуют боль молний, рвущихся из недр нависающих туч,

Dangerous and dull is the air, then suddenly strong from the anguish

Опасных и приглушенных в воздухе, а затем вдруг нарастающих в муке,

Zeus of the thunders starts into glories releasing his storm-voice,

И Зевс Громовержец начинает в великолепных вспышках молний высвобождать голос своей бури,

Earth exults in the kiss of the rain and the life-giving laughters,

Земля ликует от поцелуев дождя и его, дарующего жизнь, смеха,

So from the silence broke forth the thunder of Troya arising;

Так из безмолвия вырвался гром поднимающейся Трои;

Fiercely she turned from prudence and wisdom and turned back to greatness,

Неистово она отвернулась от осмотрительности и мудрости, и вновь обратилась к величию,

Casting her voice to the heavens from the depths of her fathomless spirit.

Бросая свой голос небесам из глубин своего бездонного духа.

Raised by those clamours, triumphant once more in this scene of his greatness,

Вдохновленный этими криками, вновь в зените своего триумфа, на сцене своего величия,

Tool of the gods, but he deemed of his strength as a leader in Nature,

Будучи орудием богов, но полагая, что это его собственная сила царит над Природой,

Took for his own a voice that was given and dreamed that he fashioned

Считая своим голос, что был дан ему свыше, и, грезя, что он повелевает

Fate that fashions us all, Laocoon stood mid the shouting

Судьбой, которая повелевает всеми нами, стоял Лаокоон среди этих криков,

Leaned on the calm of an ancient pillar. In eyes self-consuming

Опираясь на спокойный мрамор древней колонны. В его исступленном взоре

Kindled the flame of the prophet that blinds at once and illumines;

Пылал огонь пророка, который в одно и то же время ослепляет и озаряет;

Quivering thought-besieged lips and shaken locks of the lion,

С дрожащими губами, терзаемыми мыслью,  потрясая  львиной гривой,

Lifted his gaze the storm-led enthusiast. Then as the shouting

Он поднял свой взор фанатика, захваченного неистовыми вихрями бури. И когда крики

Tired of itself at last disappeared in the bosom of silence,

Начали затихать и, наконец, умолкли в груди молчания,

Once more he started erect and his voice o'er the hearts of his hearers

Еще раз он возвысил свой голос, который пронесся над сердцами троянцев

Swept like Ocean's impatient cry when it calls from its surges,

Как нетерпеливый грохот Океана, когда он взывает со своих могучих волн,

Ocean loud with a thought sublime in its measureless marching.

Океана громогласного, несущего высокую мысль  в своем безмерном марше.

Each man felt his heart like foam in the rushing of waters.

Каждый ощущал свое сердце, подобно пене, мечущейся среди суматохи волн.

“Ilion is vanquished then! she abases her grandiose spirit

«Так значит Илион побежден! Он покорно склоняет  свой великий дух

Mortal found in the end to the gods and the Greeks and Antenor,

Перед смертными, которых отыскали, в конце концов, боги, - перед греками и перед Антенором,

And when a barbarous chieftain's menace and insolent mercy

И когда опасная и высокомерная милость вождей-варваров

Bring here their pride to insult the columned spirit of Ilus,

Утвердит свою надменную гордость в Трое, чтобы оскорблять древние колонны и дух Ила,

Trojans have sat and feared! For a man has arisen and spoken,

Троянцы будут просто сидеть и дрожать! Из-за того, что какой-то человек,

One whom the gods in their anger have hired. Since the Argive prevailed not,

Которого в своем гневе наняли боги, встал и сказал, что
Так подобает нам поступать. Ибо аргивяне победили

Armed, with his strength and his numbers, in Troya they sought for her slayer,

Не с оружием в руках, не силой или своим числом, но в Трое они нашли того, кто ее погубит,

Gathered their wiles in a voice and they chose a man famous and honoured,

Собрав всё свое коварство в одном голосе, они избрали человека, знаменитого и почитаемого,

Summoned Ate to aid and corrupted the heart of Antenor.

Призвали Ате на помощь и растлили сердце Антенора.

Flute of the breath of the Hell-witch, always he scatters among you

Искусный флейтист адских чар, всегда он сеет среди вас

Doubt, affliction and weakness chilling the hearts of the fighters,

Сомнение, скорбь и слабость, расхолаживая сердца бойцов,

Always his voice with its cadenced and subtle possession for evil

Всегда его коварный голос, сплетая слова, пленяя слух, призывает вас ко злу,

Breaks the constant will and maims the impulse heroic.

Разрушая стойкость воли и подрывая героический дух.

Therefore while yet her heroes fight and her arms are unconquered,

И вот, пока ее герои еще продолжают сражаться, и ее руки еще свободны,

Troy in your hearts is defeated! The souls of your Fathers have heard you

Троя уже потерпела поражение в ваших сердцах! Души ваших Предков слышат вас,

Dallying, shamefast, with vileness, lured by the call of dishonour.

Как вы впустую тратите время, робкие, подлые, соблазненные призывом бесчестия.

Such is the power Zeus gave to the winged words of a mortal!

Такова сила Зевса, которую он дает крылатым словам смертного!

Foiled in his will, disowned by the years that stride on for ever,

Сокрушенный в своей воле, отвергнутый временем, что  вечно вперед продолжает свое движение,

Yet in the frenzy cold of his greed and his fallen ambition

И все же в безумном холоде своей жадности и своем падшем тщеславии,

Doom from heaven he calls down on his countrymen, Trojan abuses

Рок с небес он призывает вниз на вас, своих соплеменников. Троянец оскорбляет

Troy, his country, extolling her enemies, blessing her slayers.

Трою, свою страну, восхваляя своих врагов, благословляя ее палачей.

Such are the gods Antenor has made in his heart's own image

Таковы боги, которых Антенор сотворил по образу и подобию своего сердца, -

That if one evil man have not way for his greed and his longing

Что если один подлый человек не находит путей, чтобы удовлетворить свою жадность и страсть,

Cities are doomed and kings must be slain and a nation must perish!

То значит и города обречены, и цари должны быть убиты, и народ должен погибнуть!

But from the mind of the free and the brave I will answer thy bodings,

Но из свободного и мужественного ума я отвечу на твои злые пророчества,

Gold-hungry raven of Troy who croakst from thy nest at her princes.

О, ворон, жаждущий золота Трои, каркающий из гнезда ее принцев.

Only one doom irreparable treads down the soul of a nation,

Есть лишь один непоправимый рок, который может сокрушить душу нации

Only one downfall endures; 'tis the ruin of greatness and virtue,

И лишь одно бедствие никогда не закончится; это крушение величия и достоинства

Mourning when Freedom departs from the life and the heart of a people,

Скорбное, когда Свобода уходит из жизни и сердца народа,

Into her room comes creeping the mind of the slave and it poisons

И на ее место вползает ум раба и отравляет

Manhood and joy and the voice to lying is trained and subjection

Мужество и радость, и голос лжи вымуштровывается и ярмо покорности

Easy feels to the neck of man who is next to the godheads.

Легче становится для шеи человека, который был близок когда-то к богам.

Not of the fire am I terrified, not of the sword and its slaying;

Не огня я боюсь, не меча и смерти от него;

Vileness of men appals me, baseness I fear and its voices.

Подлость людей ужасает меня, низости я страшусь и ее голосов.

What can man suffer direr or worse than enslaved from a victor

Что может быть для человека хуже и ужаснее, чем быть порабощенным победителем,

Boons to accept, to take safety and ease from the foe and the stranger,

Принять покровительство, безопасность и облегчение от чужеземца и врага,

Fallen from the virtue stern that heaven permits to a mortal?

Утратив суровое достоинство, которое небеса позволяют иметь смертному?

Death is not keener than this nor the slaughter of friends and our dear ones.

Даже смерть не так страшна, даже гибель наших друзей и близких.

Out and alas ! earth's greatest are earth and they fail in the testing,

И, увы! Соль земли - величайшие из нас, и они не выдерживают испытания,

Conquered by sorrow and doubt, fate's hammerers, fires of her furnace.

Охваченные горем и сомнением, согнувшись под молотами судьбы и опаленные огнем ее горнила. 

God in their souls they renounce and submit to their clay and its promptings.

Бога они отвергают в своих душах и покоряются своему праху и его предательским голосам.

Else could the heart of Troya have recoiled from the loom of the shadow

Неужели сердце Трои могло отпрянуть в ужасе от неясной тени,

Cast by Achilles' spear or shrunk at the sound of his car-wheels?

Отбрасываемой копьем Ахиллеса или сжаться от страха при звуке колес его боевой колесницы?

Now he has graven an oath austere in his spirit unpliant

Теперь он дал суровую клятву в своем надменном духе,

Victor at last to constrain in his stride the walls of Apollo

Победитель, наконец, перескочив в своих грезах одним прыжком стены Аполлона,

Burning Troy ere he sleeps. 'Tis the vow of a high-crested nature;

И предав огню Трою, еще не встав с постели. Это клятва хвастливой природы;

Shall it break ramparted Troy? Yea, the soul of a man too is mighty

Может ли это разрушить укрепленную Трою? Да, душа человека тоже могущественна,

More than the stones and the mortar! Troy had a soul once, O Trojans,

Более велика, чем камни и строительная замазка! У Трои была душа, однажды, о, троянцы!

Firm as her god-built ramparts. When in the hour of his passion1,

Твердая, как ее могучие стены, возведенные богами. Когда в час своей страсти,

When Sarpedon fell and Zeus averted his visage,

Сарпедон[1] пал и Зевс отвернулся от нас,

Xanthus red to the sea ran sobbing with bodies of Trojans,

И Ксант, красный от крови, рыдая, бежал к морю с телами троянцев,

When in the day of the silence of heaven the far-glancing helmet

Когда в день безмолвия небес далеко видимый, сверкающий шлем

Ceased from the ways of the fight, and panic slew with Achilles

Ушел с путей битвы и паника убивала нас руками Ахиллеса,

Hosts who were left unshepherded pale at the fall of their greatest,

И воины остались без вождя, бледные  и лишившиеся мужества из-за падения самого великого из них,

Godlike Troy lived on. Do we speak mid a city's ruins?

Богоподобная Троя все же продолжала стоять. Разве мы говорим среди ее руин?

Lo! she confronts her heavens as when Tros and Laomedon ruled her.

Смотрите! Она все так же противостоит небесам, как и тогда, когда Трой и Лаомедонт царили здесь.

All now is changed, these mutter and sigh to you, all now is ended;

Все теперь изменилось, бормочут иные и вздыхают перед вами, все теперь кончено;

Strength has renounced you, Fate has finished the thread of her spinning.

Сила отвергла вас и Судьба завершила поступь своего вращения.

Hector is dead, he walks in the shadows; Troilus fights not;

Гектор мертв, он бродит в стране теней; Троила уже не видно на поле брани;

Resting his curls on the asphodel he has forgotten his country;

Упокоив свои кудри на асфодели, он забыл о своей стране;

Strong Sarpedon lies in Bellerophon's city sleeping:

Могучий Сарпедон лежит в городе Беллерофонта[2] в непробудном сне:

Memnon is slain and the blood of Rhesus has dried on the Troad:

Мемнон убит и кровь Реса[3] уже высохла на равнинах Троады:

All of the giant Asius sums in a handful of ashes.

Все великие Азиаты - теперь лишь горсть пепла.

Grievous2 are these things; our hearts still keep all the pain of them treasured,

Горестны эти вещи; наши сердца все еще хранят боль этой утраты,

Hard though they grow by use and iron caskets of sorrow.

Суровыми хотя они стали от привычки и железных ларцов скорби.

Hear yet, O fainters in wisdom snared by your pathos,

Слушайте же, о ослабевшие в мудрости, захваченные отчаянием,

Know this iron world we live in where Hell casts its shadow.

Знайте, что над этим жестоким миром, где мы живет, простирается тень Ада.

Blood and grief are the ransom of men for the joys of their transience,

Кровь и горе – выкуп людей за радости их мимолетного существования,

For we are mortals bound in our strength and beset in our labour.

Ибо мы, смертные, ограничены в нашей силе и осаждаемы горестями в нашем труде.

This is our human destiny; every moment of living

Такова наша человеческая судьба; каждый момент нашей жизни

Toil and loss have gained in the constant siege of our bodies.

Достигается тяжкими трудами и потерями в постоянной опасности, нависающей над нами.

Men must sow earth with their lives3 and their tears that their country may prosper;

Люди должны усеивать землю своими жизнями и своими слезами, чтобы их страна могла благоденствовать;

Earth who bore and devours us that life may be born from our remnants

Земля, которая порождает и пожирает нас, чтобы жизнь могла возродиться снова из наших останков,

Then shall the Sacrifice reap4 its fruits when the war-shout is silent,

Тогда Жертва созревает в своих плодах, когда боевой клич умолкает,

Nor shall the blood be in vain that our mother has felt on her bosom

Не будет напрасной пролитая кровь, которую ощутила на своей груди наша мать,

Nor shall the seed of the mighty fail when Death is the sower.

И семя могущества не потерпит неудачу, когда Смерть – сеятель.

Still from the loins of the mother eternal are heroes engendered,

Все еще из лона вечной матери рождаются герои,

Still Deiphobus shouts in the war-front trampling the Argives,

Все еще Деифоб на переднем крае войны топчет Аргивян,

Strong Aeneas' far-borne voice is heard from our ramparts,

Далеко разносящийся голос могучего Энея слышен с наших могучих стен,

Paris' hands are swift and his feet in the chases of Ares.

Быстры руки и ноги Париса в неистовой охоте Ареса.

Lo, when deserted we fight5 by Asia's soon-wearied peoples,

Смотрите, когда мы сражались, покинутые быстро уставшими народами Азии,

Men ingrate who enjoyed the protection and loathed the protector,

Неблагодарными, которые радовались защите и ненавидели защитника,

Heaven has sent us replacing a continent Penthesilea!

Тогда вместо них небеса послали нам целомудренную Пенфесилею!

Low has the heart of Achaia sunk since it shook at her war-cry.

Приуныло сердце Ахеи с тех пор, как оно содрогнулось от ее боевого клича.

Ajax has bit at the dust; it is all he shall have of the Troad;

Аякс пал, сраженный насмерть, и обрел свой кусок земли среди грязи; и это все, что он получит с равнин Троады;

Tall Meriones lies and measures his portion of booty.

Высокий Мероний лежит, убитый, и измеряет свою порцию военной добычи.

Who is the fighter in Ilion thrills not rejoicing to hearken

У кого из воинов в Илионе сердце не возрадуется в волнении,

Even her name on unwarlike lips, much more in the mellay

Лишь услышав ее имя на мирных губах, а тем более в сражении,

Shout of the daughter of battles, armipotent Penthesilea?

Боевой клич дочери битв, могучей Пенфесилеи?

If there were none but these only, if hosts came not surging behind them,

Если бы не было никого больше, но эти только, если бы другие не шли волнами позади них,

Young men burning-eyed to outdare all the deeds of their elders,

Молодые люди, с пылающими взорами, бросившие вызов подвигам своих предков,

Each in his beauty a Troilus, each in his valour a Hector,

Каждый в своей красоте Троил, каждый в своем мужестве – Гектор,

Yet were the measures poised in the equal balance of Ares.

Все еще меры балансируют на равных весах Ареса.

Who then compels you, O people unconquered, to sink down abjuring

Кто, тогда, принуждает вас, о непобежденный народ, склонить голову, отвергая

All that was Troy? For O, if she yield, let her use not for ever

Все то, что было Троей? Ибо о, если она покорится, пусть тогда навеки лишится

One of her titles! shame not the shade of Teucer and Ilus,

Всех своих царственных титулов! не позорьте тень Тевкра и Ила,

Soil not Tros! Are you awed by the strength of the swift-foot Achilles?

Не пачкайте Троя[4]! Вы напуганы силой быстроногого Ахиллеса?

Is it a sweeter lure in the cadenced voice of Antenor?

Или очарованы сладким соблазном велеречивого голоса Антенора?

Or are you weary of Time and the endless roar of the battle?

Или устали от Времени и несмолкающего грохота битвы?

Wearier still are the Greeks! their eyes look out o'er the waters

Но еще больше устали от этого греки! Их глаза устремлены в сторону моря,

Nor with the flight of their spears is the wing of their hopes towards Troya.

Не с полетом их копий в направлении Трои летят их надежды.

Dull are their hearts; they sink from the war-cry and turn from the spear-stroke

Унылы их сердца; они устали от военных кличей и уворачиваясь от ударов копий,

Sullenly dragging backwards, desiring the paths of the Ocean,

Угрюмо отступают, желая путей Океана,

Dreaming of hearths that are far and the children growing to manhood

Мечтая о далеком очаге родного дома и уже выросших детях,

Who are small infant faces still in the thoughts of their fathers.

Оставшихся еще младенцами в памяти своих отцов.

Therefore these call you to yield lest they wake and behold in the dawn-light

Как бы не пришлось тем,  кто призывает вас сдаться, проснуться однажды утром на рассвете и увидеть,

All Poseidon whitening lean to the west in his waters

Что весь Посейдон, побелел до самого запада в своих водах,

Thick with the sails of the Greeks departing beaten to Hellas.

Усеянными парусами греков, отплывающими побитыми назад в Элладу.

Who is it calls? Antenor the statesman, Antenor the patriot,

Кто это призывает вас? Антенор -  государственный муж, Антенор -  патриот,

Thus who loves his country and worships the soil of his fathers!

Так-то он любит свою родину и почитает прах своих предков!

Which of you loves like him Troya? which of the children of heroes

Кто из вас любит Трою так же как он? Кто из детей героев

Yearns for the touch of a yoke on his neck and desires the aggressor?

Страстно стремится набросить ярмо на свою шею и желает впустить агрессора в Трою?

If there be any so made by the gods in the nation of Ilus,

Если есть такой человек, сотворенный богами, в народе Ила,

Leaving this city which freemen have founded, freemen have dwelt in,

То пусть он покинет этот город, который основали свободные люди и свободные жили в нем,

Far on the beach let him make his couch in the tents of Achilles,

И пусть далеко на побережье возляжет в шатрах Ахиллеса,

Not in this mighty Ilion, not with the lioness fighting,

А не в могучем Илионе, не со сражающейся львицей,

Guarding the lair of her young and roaring back at her hunters.

Стерегущей логово своей юности, и огрызающуюся на охотников, преследующих ее.

We who are souls descended from Ilus and seeds of his making,

Мы - души, ведущие свой род от Ила и семена его творения,

Other-hearted shall march from our gates to answer Achilles.

Другие сердца, пылая огнем, двинутся маршем от наших ворот, чтобы ответить Ахиллесу.

What! shall this ancient Ilion welcome the day of the conquered?

Что! Неужели древний Илион будет приветствовать день, когда он будет побежден?

She who was head of the world, shall she live in the guard of the Hellene

Троя, которая царствовала над миром, будет жить, покорно склонившись перед Элладой,

Cherished as slave-girls are, who are taken in war, by their captors?

Чтобы с нею захватчик обращался как с жалкой рабыней, плененной на войне?

Europe shall walk in our streets with the pride and the gait of the victor?

Европа надменно будет шествовать по нашим улицам поступью победителя?

Greeks shall enter our homes and prey on our mothers and daughters?

Греки войдут в наши дома и набросятся на наших матерей, дочерей и жен?

This Antenor desires and this Ucalegon favours.

Этого Антенор желает и этому потворствует Укалегон.

Traitors! whether 'tis cowardice drives or the sceptic of virtue,

Предатели! Или это трусость вас сводит с ума, или отсутствие достоинства,

Cold-blooded age, or gold insatiably tempts from its coffers

Холоднокровная старость, или жадность и золото искушают вас из своих сундуков,

Pleading for safety from foreign hands and the sack and the plunder.

Моля о безопасности от рук чужеземцев и призывая разорение и грабеж в Илион.

Leave them, my brothers! spare the baffled hypocrites! Failure

Оставьте их, мои братья! Пощадите сбитых с толку лицемеров!

Sharpest shall torture their hearts when they know that still you are Trojans.

Самой острой пыткой для их сердец будет узнать, что вы все еще троянцы.

Silence, O reason of man! for a voice from the gods has been uttered!

Молчи, о, рассудок человека! Ибо голос богов был провозглашен!

Dardanus, hearken the sound divine that comes to you mounting

Дардан, услышь божественный звук, который приходит к тебе, поднимаясь

Out of the solemn ravines from the mystic seat on the tripod!

Из священного ущелья, от мистического места на треножнике!

Phoebus, the master of Truth, has promised the earth to our peoples.

Феб[5], властелин Истины, обещал эту землю нашему народу.

Children of Zeus, rejoice! for the Olympian brows have nodded

Дети Зевса, возрадуйтесь! Ибо боги олимпийцы склонились

Regal over the world. In earth's rhythm of shadow and sunlight

Царственно над миром. Глубокий мрак и солнечный свет сменяют друг друга на земле в ритмичном кружении,

Storm is the dance of the locks of the God assenting to greatness,

И буря – это неистовый танец Бога, соглашающегося на величие,

Zeus who with secret compulsion orders the ways of our nature;

Зевс тайным принуждением направляет пути нашей природы;

Veiled in events he lives and working disguised in the mortal

Тайно присутствует он в событиях и, скрыто работая в смертном,

Builds our strength by pain, and an empire is born out of ruins.

Строит нашу силу через боль и из руин вновь возрождаются империи.

Then if the tempest be loud and the thunderbolt leaping incessant

Тогда, если буря будет громогласной, и молнии будут

Shatters the roof, if the lintels flame at last and each cornice

Непрестанно хлестать по вашим крышам, если запылают окна и двери и каждый карниз

Shrieks with pain of the blast, if the very pillars totter,

Завизжит от муки разрушения, если будет сотрясаться каждая колонна,

Keep yet your faith in Zeus, hold fast to the word of Apollo.

Все же сохраняйте веру в Зевса, держитесь крепко за слово Аполлона.

Not by a little pain and not by a temperate labour

Не малой болью и не скромным трудом

Trained is the nation chosen by Zeus for a dateless dominion.

Выковывается народ, избранный Зевсом для вечного господства.

Long must it labour rolled in the wrath6 of the fathomless surges,

Долгим должен быть этот труд, катящийся в гневе неизмеримых волн,

Often neighbour with death and ere Ares grow firm to its banners

Часто соседствуя со смертью и, пока Арес не окрепнет в его знаменах[6],

Feel on the pride of its Capitol tread of the triumphing victor,

Ощущая на гордых ступенях своего Капитолия[7] поступь триумфального победителя,

Hear the barbarian knock at its gates or the neighbouring foeman

Слушая стук варваров в свои врата или от, живущего по соседству врага,

Glad of the transient smile of his fortune suffer insulting; —

Вынося оскорбления, радующегося мимолетной улыбке своей фортуны;

They, the nation eternal, brook their taunts who must perish!

Они, вечный народ, выносят насмешки, тех, кто должен погибнуть!

Heaviest toils they must bear; they must wrestle with Fate and her Titans,

Самые тяжкие труды должны они вынести: бороться с Судьбой и ее Титанами,

And when some leader returns from the battle sole of his thousands

И когда какой-то вождь отвращается от битвы, один из тысяч,

Crushed by the hammers of God, yet never despair of their country.

Сломленный молотами Бога, все же никогда не теряйте веру в свою родину.

Dread not the ruin, fear not the storm-blast, yield not, O Trojans.

Не страшитесь разрушения, не бойтесь бури, не сдавайтесь, о троянцы.

Zeus shall rebuild! Death ends not our days, the fire shall not triumph.

Зевс все построит заново! Смерть не обрывает наши дни, огонь не восторжествует над Илионом.

Death? I have faced it. Fire? I have watched it climb in my vision

Смерть? Я сталкивался с ней лицом к лицу. Огонь? Я наблюдал его, взлетая в своем видении

Over the timeless domes and over the roof-tops of Priam,

Над вечными зданиями и крышами Приама,

But I have looked beyond and have seen the smile of Apollo.

Но я смотрел сквозь них и видел улыбку Аполлона.

After her glorious centuries, after her world-wide triumphs,

Если после всех своих славных веков, после своих всемирных триумфов,

If, near her ramparts outnumbered she fights, by the nations forsaken,

Рядом со своими стенами она все еще сражается против превосходящих ее численностью врагов, брошенная своими союзниками,

Lonely again on her hill, by her streams, and her meadows and beaches,

Сотрясаясь от поступи бесчисленных захватчиков, снова одинокая на своем холме,

Once where she revelled, shake to the tramp of her countless invaders,

У ее рек, ее лугов и побережий, где однажды она процветала, -

Testings are these from the god. For Fate severe like a mother

Это все  испытания бога. Ибо суровая Судьба как мать

Teaches our wills by disaster and strikes down the props that would weaken,

Учит нашу волю через несчастье и сокрушает опоры, которые ослабели,

Fate and the Thought on high that is wiser than yearnings of mortals.

Судьба и Мысль на высотах мудрее, чем страстные чаяния смертных.

Troy has arisen before, but from ashes, not shame, not surrender!

Троя возрождалась прежде, но из пепла, а не из позора и не из поражения поднималось ее величие!

(Souls that are true to themselves are immortal; the soulless for ever

(Души, которые верны себе – бессмертны; те, у кого нет души вечно

Lingers helpless in Hades a shade among shades disappointed.)

Влачат существование, беспомощные, в Аиде  и бродят как тени среди других разочарованных теней.)

Now is the god in my bosom mighty compelling me, Trojans,

Теперь в моей груди могущественный бог принуждает меня, о, троянцы,

Now I release what my spirit has kept and it saw in its vision;

Теперь я открою вам то, что мой дух удерживал и прозревал в своем видении;

Nor will be silent for gibe of the cynic or sneer of the traitor.

Не отвечайте молчанием на насмешку циника или глумление предателя.

Troy shall triumph! Hear, O ye peoples, the word of Apollo —

Троя восторжествует и одержит победу! Услышь, о, народ, слово Аполлона -

Hear it and tremble, O Greece, in thy youth and the dawn of thy future;

Услышь его и трепещи, о, Греция, дерзкая в своей юности на рассвете твоих грядущих веков;

Rather forget while thou canst, but the gods in their hour shall remind thee.

Или скорее забудь, если можешь, но боги в свой час напомнят тебе.

Tremble, nations of Asia, false to the greatness within you.

Трепещите, народы Азии, предавшие величие в себе.

Troy shall surge back on your realms with the sword and the yoke of the victor.

Троя еще обрушится на ваши царства с мечом и ярмом победителя.

Troy shall triumph! Though nations conspire and the gods lead her foemen,

Троя восторжествует! Хотя народы замышляют против нее недоброе, и боги ведут ее врагов,

Fate that is born of the spirit is greater than they and will shield her.

Судьба, рожденная духом, более велика, чем они и защитит ее.

Foemen shall help her with war, her defeats shall be victory's moulders.

Враги помогут ей войной, ее поражения будут творцами ее триумфа.

Walls that restrain shall be rent; she shall rise out of sessions unsettled,

Стены, стесняющие нас, будут сокрушены; она поднимется из своих испытаний великая и свободная,

Oceans shall be her walls at the end and the desert her limit;

Океаны тогда будут лишь ограничивать ее и пустыни будут ее пределами;

Indus shall send to her envoys; her eyes shall look northward from Thule.

Индус пошлет ей своих послов; ее глаза устремят свой взор из Фулы[8] на север.

She shall enring all the coasts with her strength like the kingly Poseidon,

Она обнимет все побережья своим могуществом как царственный Посейдон,

She shall o'ervault all the lands with her rule like the limitless azure.”

Она охватит все земли своей империей как безграничный небосвод».

Ceasing from speech Laocoon, girt with the shouts of a nation,

Так закончил Лаокоон свою речь под несмолкаемый грохот оваций народа,

Lapsed on his seat like one seized and abandoned and weakened; nor ended

Опустившись на свое место, словно захваченный какой-то силой, а затем ею брошенный и ослабевший; продолжающийся

Only in iron applause, but throughout with a stormy approval

Только в неистовых аплодисментах, ибо по всей агоре с яростным одобрением

Ares broke from the hearts of his people in ominous thunder.

Арес вырвался из сердца народа зловещим громом.

Savage and dire was the sound like a wild beast's tracked out and hunted,

Дик и безжалостен был это звук, словно рев раненного зверя, выслеживаемого и преследуемого охотниками,

Wounded, yet trusting to tear out the entrails live of its hunters,

И все же надеющегося живьем вырвать внутренности из своих преследователей,

Savage and cruel and threatening doom to the foe and opponent.

Дикий, жестокий и угрожающий гибелью врагу и сопернику.

Yet when the shouting sank at last, Ucalegon rose up

Но когда этот крик, наконец, начал утихать, Укалегон поднялся,

Trembling with age and with wrath and in accents hurried and piping

Дрожа от старости и от гнева, торопясь, задыхаясь

Faltered a senile fierceness forth on the maddened assembly.

И заикаясь, он выплеснул свое старческое бешенство на беснующуюся ассамблею.

“Ah, it is even so far that you dare, O you children of Priam,

«А, так значит даже на это вы дерзаете, о дети Приама,

Favourites vile of a people sent mad by the gods, and thou risest,

Благословляя подлость людей, сведенных с ума богами, и ты поднимаешься,

Dark Laocoon, prating of heroes and spurning for cowards,

Темный Лаокоон, болтая о героях и презирая трусов,

Smiting for traitors the aged and wise who were grey when they spawned thee!

Карая как предателей пожилых и мудрых, которые были уже седы, когда они породили тебя!

Imp of destruction, mane of mischief! Ah, spur us with courage,

Бес разрушения, дух зла! И ты призываешь нас к мужеству,

Thou who hast never prevailed against even the feeblest Achaian.

Ты, кто ни разу не одолел в битве даже слабейшего из ахейцев.

Rather twice hast thou raced in the rout to the ramparts for shelter,

Напротив, дважды спасался ты бегством под укрытие стен,

Leading the panic, and shrieked as thou ranst to the foeman for mercy

Улепетывая впереди всех, сея панику, и вопил, пока бежал, прося пощады у врага,

Who were a mile behind thee, O matchless and wonderful racer.

Который был в десяти стадиях[9] позади тебя, о, бесподобный и чудесный бегун.

Safely counsel to others the pride and the firmness of heroes,

Безопасно советовать другим достоинство и твердость героев,

Thou who wilt not die in the battle! For even swiftest Achilles

Тебе, кому не придется умирать в сражении! Ибо даже быстрейший Ахиллес

Could not o'ertake thee, I ween, nor wind-footed Penthesilea.

Не смог обогнать тебя,  и стремительная, с ногами, быстрыми как ветер, Пенфесилея.

Mask of a prophet, heart of a coward, tongue of a trickster,

Маска пророка, сердце труса, язык лжеца,

Timeless Ilion thou alone ruinest, helped by the Furies.

Ты один разрушаешь вечный Илион с помощью Фурий.

I, Ucalegon, first will rend off the mask from thee, traitor.

Я, Укалегон, первым сорву с тебя эту маску, предатель.

For I believe thee suborned by the cynic wiles of Odysseus

Ибо я верю, ты был подкуплен бесстыдным коварством Одиссея

And thou conspirest to sack this Troy with the greed of the Cretan.”

И тайно замышляешь ограбить Трою, подвигнутый на это  алчностью Крита (критянина)[10]».

Hasting unstayed he pursued like a brook that scolds amid pebbles,

Спеша, не делая пауз, он продолжал свою речь, словно ручей, бурлящий среди камней,

Voicing angers shrill; for the people astonished were silent;

Выкрикивая визгливые проклятия; ибо народ сначала притих, пораженный услышанным;

Long he pursued not; a shouting broke from that stupor of fury,

Но недолго он смог продолжать; крик вырвался из оцепенения бешенства,

Men sprang pale to their feet and hurled out menaces lethal;

Люди вскакивали, бледные, на ноги и выкрикивали смертельные угрозы;

All that assembly swayed like a forest swept by the storm-wind.

Все собрание шумело как лес, раскачиваемый бурными ветрами.

Obstinate, straining his age-dimmed eyes, Ucalegon, trembling

Упрямый, напрягая глаза, затуманенные старостью, Укалегон, дрожа

Worse yet with anger, clamoured feebly back at the people,

Еще сильнее от гнева, слабо кричал в ответ на людей,

Whelmed in their roar. Unheard was his voice like a swimmer in surges

Потонув в их реве. Не слышен был его голос, словно пловец, потерявшийся в бушующих волнах,

Lost, yet he spoke. But the anger grew in the throats of the people

И все же он продолжал свою речь. Но гнев нарастал все сильнее в горле народа,

Lion-voiced, hurting the heart with sound and daunting the nature,

Львиноголосый, раня сердце звуком и устрашая природу,

Till from some stalwart hand a javelin whistling and vibrant

Пока, брошенное чьей-то сильной рукой, копье не просвистело

Missing the silvered head of the senator rang disappointed

Рядом с седой головой сенатора и не зазвенело, дрожа разочарованно,

Out on the distant wall of a house by the side of the market.

Ударившись в стену дома на обочине агоры.

Not even then would the old man hush or yield to the tempest.

Но даже и тогда старик не затих, и не смирился перед беснующейся толпою.

Wagging his hoary beard and shifting his aged eyeballs,

Потрясая седой бородой и вращая старческими глазами,

Tossing his hands he stood; but Antenor seized him and Aetor,

Воздев руки к небу, он стоял перед народом; но Антенор и Этор схватили его,

Dragged him down on his seat though he strove, and chid him and silenced.

И усадили на место, хотя он и сопротивлялся, и увещевали его, стараясь успокоить.

“Cease, O friend; for the gods have won. It were easier piping

«Прекрати, о, друг; ибо боги победили. Легче дребезжанием

High with thy aged treble to alter the rage of the Ocean

Твоего старческого голоса утихомирить гнев Океана,

Than to o'erbear this people stirred by Laocoon. Leave now

Чем одолеть этот народ, взбудораженный Лаокооном. Оставь сейчас

Effort unhelpful, wrap thy days in a mantle of silence;

Эту беспомощную попытку, закутай свои дни в мантию молчания;

Give to the gods their will and dry-eyed wait for the ending.”

Оставь богам их волю и ожидай конца с сухими глазами».

So now the old men ceased from their strife with the gods and with Troya;

Наконец старец прекратил свою борьбу с богами и с Троей;

Cowed by the storm of the people's wrath they desisted from hoping.

Напуганные бурей народного гнева, они лишились последней надежды.

But though the roar long swelled, like the sea when the winds have subsided,

Но хотя долго еще ропот вздымался, подобно морским волнам, когда ветра уже утихли,

One man yet rose up unafraid and beckoned for silence,

Один человек поднялся бесстрашно и поднял руку, призывая народ к молчанию,

Not of the aged, but ripe in his look and ruddy of visage,

Не старый, но зрелый и здоровый по виду,

Stalwart and bluff and short-limbed, Halamus son of Antenor.

Крепкого телосложения, с короткими руками и ногами, Халамус, сын Антенора.

Forward he stood from the press and the people fell silent and listened,

Вперед он вышел и встал перед толпой и люди замолчали, прислушиваясь,

For he was ever first in the mellay and loved by the fighters.

Ибо всегда он был первым в битве и воины его любили.

He with a smile began: “Come, friends, debate is soon ended

Он начал с улыбкой: «Ну, друзья мои, наши дебаты так скоро закончатся,

If there is right but of lungs and you argue with javelins. Wisdom,

Если мы возьмем на себя право, кроме языка и легких, пользоваться в споре еще и копьями. К Мудрости

Rather pray for her aid in this dangerous hour of your fortunes.

Лучше обращайтесь за помощью в опасный час вашей судьбы.

Not to scalp Laocoon, too much praising his swiftness,

Не порицать Лаокоона, слишком преувеличивая его способности как бегуна,

Trojans, I rise; for some are born brave with the spear in the war-car,

Троянцы, я поднимаюсь; ибо некоторые рождаются храбрыми, для копья и боевой колесницы,

Others bold with the tongue, nor equal gifts unto all men

А другие храбры языком, не равные таланты раздает могучий Зевс смертным,

Zeus has decreed who guides his world in a round that is devious

Тот, кто управляет своим миром окольными и незримыми путями,

Carried this way and that like a ship that is tossed on the waters.

Прокладывая его курс, подобно кораблю, который швыряет на гребнях волн.

Why should we rail then at one who is lame by the force of Cronion?

Почему мы должны презирать, к примеру, того, кто хром по воле Зевса?

Not by his will is he lame; he would race, if he could, with the swiftest

Не по своей воле он хром; он бы бегал, если бы мог, с самыми быстрыми,

Yet is the halt man no runner, nor, friends, must you rise up and slay me,

И все же он обречен стоять и ковылять, а не бегать; и поэтому, друзья, вы не должны подниматься и убивать меня из-за того,

If I should say of this priest, he is neither Sarpedon nor Hector.

Если я скажу об этом жреце, что он не Сарпедон и не Гектор.

Then, if my father whom once you honoured, ancient Antenor,

Тогда, если мой отец, которого вы когда-то почитали, старый Антенор,

Hugs to him Argive gold which I see not, his son, in his mansion,

Стяжал золото аргивян, которое я не вижу, - я, его сын, живущий в его доме, -

Me too accusest thou, prophet Laocoon? Friends, you have watched me

Меня, тогда, ты обвиняешь тоже, пророк Лаокоон? Друзья, вы наблюдали за мной

Sometimes fight; did you see with my house's allies how I gambolled,

Иногда в битве; или вы, в самом деле, видели, как я резвился с союзниками моего дома,

Changed, when with sportive spear I was tickling the ribs of my Argives,

Внезапно переменившись, и нежно шаловливым копьем щекотал ребра моих друзей аргивян,

Nudges of friendly counsel inviting to entry in Troya?

Легкими толчками дружеского поощрения приглашая их войти в Трою?

Men, these are visions of lackbrains; men, these are myths of the market.

Люди, это грезы глупцов; о, народ, это мифы рыночных площадей.

Let us have done with them, brothers and friends; hate only the Hellene.

Давайте отбросим их, братья и друзья; направляйте свою ненависть только на эллинов.

Prophet, I bow to the oracles. Wise are the gods in their silence,

Пророк, я склоняюсь перед оракулами. Мудры боги в своем молчании,

Wise when they speak; but their speech is other than ours and their wisdom

Мудры, когда они говорят; но их речь отличается от нашей и их мудрость

Hard for a mortal mind to hold and not madden or wander;

Трудна для понимания смертного, чтобы вместить ее и не сойти с ума или не быть сбитым с толку;

But for myself I see only the truth as a soldier who battles

Но для себя я вижу истину лишь как солдат, который участвует в схватке,

Judging the strength of his foes and the chances of iron encounter.

Судя о силе своих врагов и о шансах жестокой  битвы.

Few are our armies, many the Greeks, and we waste in the combat

Мало осталось наших ратей, много у греков, и мы несем потери в битве,

Bound to our numbers, — they by the Ocean hemmed from their kinsmen,

Ограниченные нашим числом  они же, отрезаны Океаном от своих племен, к нашей удаче -

We by our fortunes, waves of the gods that are harder to master,

Труднопреодолимыми водами, воздвигнутыми здесь волей богов, -  и все же

They like a rock that is chipped, but we like a mist that disperses.

Они в этой битве подобны камню под острым резцом, но мы подобны туману, что быстро рассеивается.

Then if Achilles, bound by an oath, bring peace to us, healing,

Тогда, если Ахиллес, связанный клятвой, принесет нам исцеляющий мир,

Bring to us respite, help, though bought at a price, yet full-measured,

Даст нам передышку, помощь, хотя и купленную немалой ценой,  все же все

Strengths of the North at our side and safety assured from the Achaian

Силы греческого Севера будут на нашей стороне и надежная защита от ахейцев,

For he is true though a Greek, will you shun this mighty advantage?

Так как он правдив, хотя и грек. Неужели мы упустим этот могучий шанс?

Peace at the least we shall have, though gold we lose and much glory;

У нас, по крайней мере, будет мир, хотя мы потеряем золото и много нашей славы;

Peace we will use for our strength to breathe in, our wounds to recover,

Мир мы сможет использовать, чтобы восстановить силы и залечить наши раны,

Teaching Time to prepare for happier wars in the future.

Ожидая Времени, чтобы подготовиться к более удачным войнам в будущем.

Pause ere you fling from you life; you are mortals, not gods in your glory.

Остановитесь, прежде чем вы отбросите от себя жизнь; вы смертные, а не боги в вашей славе.

Not for submission to new ally or to ancient foeman

Не ради подчинения новому союзнику и древнему врагу

Peace these desire; for who would exchange wide death for subjection?

Призывают вас к миру эти старцы; ибо кто променял бы свободную смерть на рабскую покорность?

Who would submit to a yoke? Or who shall rule Trojans in Troya?

Кто покорился бы ярму? Или кто будет править троянцами в Трое?

Swords are there still at our sides, there are warriors' hearts in our bosoms.

Мечи все еще висят на наших боках, в груди у нас все еще бьются сердца воинов.

Peace your senators welcome, not servitude, breathing they ask for.

Мир ваши сенаторы приветствует, а не рабство, передышки они просят.

But if for war you pronounce, if a noble death you have chosen,

Но если за войну вы скажете свое слово, если вы выбрали благородную смерть,

That I approve. What fitter end for this warlike nation,

Это я тоже одобряю. Разве может быть более подходящий конец для воинственного народа,

Knowing that empires at last must sink and perish all cities,

Знающего, что все империи, в конце концов, должны пасть и все города гибнут в руинах,

Than to preserve to the end posterity's praise and its greatness

Чем, сохранив до конца похвалу потомков и свое величие,

Ceasing in clangour of arms and a city's flames for our death-pyre?

Окончить жизнь в грохоте битвы и в пламени города, как нашего погребального костра.

Choose then with open eyes what the dread gods offer to Troya.

Выберем, тогда, с открытыми глазами то, что предложили Трое ужасные боги.

Hope not now Hector is dead and Sarpedon, Asia inconstant,

Не надейтесь сейчас, когда мертвы Гектор и Сарпедон, и нет надежды на Азию,

We but a handful, Troy can prevail over Greece and Achilles.

И нас осталось только горсть, что Троя сможет одолеть Грецию и Ахиллеса.

Play not with dreams in this hour, but sternly, like men and not children,

Не играйте с грезами в этот час, но сурово, как мужчины, а не дети,

Choose with a noble and serious greatness fates fit for Troya.

Выберите с благородным и серьезным величием судьбу, подобающую Трое.

Stark we will fight till buried we fall under Ilion's ruins,

Неистово мы будем биться, пока не ляжем все, похороненные под руинами Илиона,

Or, unappeased, we will curb our strength for the hope of the future.”

Или, не смирившись, мы обуздаем нашу силу для будущей надежды».

Not without praise of his friends and assent of the thoughtfuller Trojans,

Не без одобрения своих друзей и согласия более вдумчивых троянцев,

Halamus spoke and ceased. But now in the Ilian forum

Халамус говорил и закончил свою речь. Но теперь на илионском форуме

Bright, of the sun-god a ray, and even before he had spoken

Прекрасный, как луч бога солнца, и даже прежде чем он начал говорить,

Sending the joy of his brilliance into the hearts of his hearers,

Посылая радость своего сияния сердцам своих слушателей,

Paris arose. Not applauded his rising, but each man towards him

Парис поднялся. Не было рукоплесканий, когда он встал, но каждый человек в его направлении

Eagerly turned as if feeling that all before which was spoken

Страстно повернулся, как если бы чувствовал, что все то, что прежде было сказано,

Were but a prelude and this was the note he has waited for always.

Было лишь прелюдией, а это была та нота, которую все ждали все время.

Sweet was his voice like a harp's, when it chants of war, and its cadence

Сладостным был его голос, подобный арфе, когда та поет о войне, и ее переливы

Softened with touches of music thoughts that were hard to be suffered,

Смягчались прикосновениями музыкальных мыслей, пронзительных,

Sweet like a string that is lightly struck, but it penetrates wholly.

Сладостных, как звуки струн, вибрирующих от легкого прикосновения, но глубоко проникающих в душу.

“Calm with the greatness you hold from your sires by the right of your nature

«Спокойно, с величием вы несете славу ваших предков по праву вашей природы,

I too would have you decide before Heaven in the strength of your spirits

Я также прошу вас решить перед Небесами в силе вашего духа,

Not to the past and its memories moored like the thoughts of Antenor

Не цепляясь за прошлое и его память, подобно мыслям Антенора,

Hating the vivid march of the present, nor towards the future

Презирая живой марш настоящего, и не убегая в будущее,

Panting through dreams like my brother Laocoon vexed by Apollo.

Задыхаясь в грезах, как мой брат Лаокоон, растревоженный Аполлоном.

Dead is the past; the void has possessed it; its drama is ended,

Мертво прошлое; пустота овладела им; его драма закончена,

Finished its music. The future is dim and remote from our knowledge,

Окончена его музыка. Будущее неясно и отдаленно от нашего знания,

Silent it lies on the knees of the gods in their7 luminous stillness.

Молчаливо оно лежит на коленях богов в их сияющем безмолвии.

But to our gaze God's light is a darkness, His plan is a chaos.

Но для нашего взора свет Бога – это тьма, Его замысел – это хаос.

Who shall foretell the event of a battle, the fall of a footstep?

Кто предскажет событие битвы, преткновение шага?

Oracles, visions and prophecies voice but the dreams of the mortal,

Оракулы, видения и пророчества провозглашают лишь грезы смертных,

And 'tis our spirit within is the Pythoness tortured in Delphi.

Дух, грезящий внутри нас –  вот пифия[11], прорицающая в Дельфах[12].

Heavenly voices to us are a silence, those colours a whiteness.

Небесные голоса для нас – это молчание, их цвета – белизна.

Neither the thought of the statesman prevails nor the dream of the prophet,

Ни мысль государственного мужа не способна возобладать, ни греза пророка,

Whether one cry ‘Thus devise and thy heart shall be given its wanting’,

Тщетно кричит один: «Так поступай и твое сердце получит то, что оно желает»,

Vainly the other ‘The heavens have spoken; hear then their message’.

Напрасно восклицает другой: «Так возвестили небеса; внемлите их посланию».

Who can point out the way of the gods and the path of their travel,

Кто укажет путь богов и тропы их странствия,

Who shall impose on them bounds and an orbit? The winds have their treading, —

Кто навяжет им узы и колеи? Ветра имеют свои пути, -

They can be followed and seized, not the gods when they move towards their purpose.

За ними можно следовать и их взнуздать, но не богов, когда они движутся к своей цели.

They are not bound by our deeds and our thinkings. Sin exalted

Они не связаны нашими действиями и нашими мыслями. Грех торжествующий

Seizes secure on the thrones of the world for her glorious portion,

Бесстыдно захватывает троны мира как свою великолепную добычу,

Down to the bottomless pit the good man is thrust in his virtue.

Вниз, в бездонную бездну, добрые люди сбрасываются в своей добродетели.

Leave to the gods their godhead and, mortal, turn to thy labour;

Оставьте богам их божественность и, смертные, обратитесь к своим трудам;

Take what thou canst from the hour that is thine and be fearless in spirit;

Возьмите то, что вы можете от часа, который принадлежит вам и будьте бесстрашны в духе;

This is the greatness of man and the joy of his stay in the sunlight.

В этом величие человека и радость его пребывания в солнечном свете дня.

Now whether over the waste of Poseidon the ships of the Argives

Вернутся ли в Элладу через просторы Посейдона корабли аргивян,

Empty and sad shall return or sacred Ilion perish,

Пустые и печальные или погибнет священный Илион,

Priam be slain and for ever cease this imperial nation,

Приам будет убит и царственный народ навеки канет в Лету[13],

These things the gods are strong to conceal from the hopings of mortals.

Все это боги в своем могуществе скрывают от надежд смертных.

Neither Antenor knows nor Laocoon. Only of one thing

Ни Антенор этого не знает, ни Лаокоон. Только в одном

Man can be sure, the will in his heart and his strength in his purpose:

Человек может быть уверен, - что есть воля в его сердце и сила в его цели:

This too is Fate and this too the gods, nor the meanest in Heaven.

Это тоже Судьба и это тоже боги, не самые низшие в Небесах.

Paris keeps what he seized from Time and Fate while unconquered8

Парис хранит то, что он захватил у Времени и Судьбы до тех пор, пока, непобежденная,

Life speeds warm through his veins and his heart is assured of the sunlight.

Жизнь быстро струится в его жилах и его сердце уверено в солнечном свете.

After 'tis cold, none heeds, none hinders. Not for the dead man

А после того как она охладеет, некому будет тревожиться, никто уже ничему не сможет помешать? Не для мертвого человека

Earth and her wars and her cares, her joys and her gracious concessions,

Земля, ее войны и ее заботы, ее радости и милосердные уступки,

Whether for ever he sleeps in the chambers of Nature unmindful

Засыпает ли он навеки, погружаясь в забвенье в покоях Природы

Or into wideness wakes like a dreamer called from his visions.

Или пробуждается в безграничности, как спящий, очнувшийся от своих видений.

Ilion in flames I choose, not fallen from the heights of her spirit.

Илион в огне я выбираю, не падший с высот своего духа.

Great and free has she lived since they raised her twixt billow and mountain,

Великим и свободным он жил, с тех пор как наши предки воздвигли его между морем и священною Идой,

Great let her end; let her offer her freedom to fire, not the Hellene.

Великим пусть будет его конец; пусть он огню предложит свою свободу, а не Элладе.

She was not founded by mortals; gods erected her ramparts,

Не смертные его основали, но боги возвели его могучие стены,

Lifted her piles to the sky, a seat not for slaves but the mighty.

И устремили в небеса его величественные мегароны, место не для рабов, но для могучих сердец.

All men marvelled at Troy; by her deeds and her spirit they knew her

Все народы восхищались Троей; благодаря ее подвигам и ее духу они узнавали ее

Even from afar as the lion is known by his roar and his preying.

Даже издали, как львицу угадывают по ее реву и ее добыче.

Sole she lived royal and fell, erect in her leonine nature.

Одинокой она жила царственная и свирепая, гордо держа голову в своей львиной природе.

So, O her children, still let her live unquelled in her purpose

Поэтому, о, ее дети, пусть все же она живет, верная своей цели,

Either to stand with her1 feet on the world oppressing the nations

Либо для того,  чтобы стоять над миром, попирая ногами народы,

Or in her1 ashes to lie and her9 name be forgotten for ever.

Или пусть погибнет в пепле, и ее имя будет позабыто навеки.

Justly your voices approve me, armipotent children of Ilus;

Справедливо ваши голоса одобряют меня, могучие дети Ила;

Straight from Zeus is our race and the Thunderer lives in our nature.

Прямо от Зевса наша раса ведет свой род и сам Громовержец живет в нашей природе.

Long I have suffered this10 taunt that Paris was Ilion's ruin

Долго я страдал от горького упрека, что Парис будет причиной гибели Илиона,

Born on a night of the gods and of Ate, clothed in a body.

Рожденный ночью богами и Ате, облачившись в тело.

Scornful I strode on my path11 secure of the light in my bosom,

Скорбно я ступал по своему пути, сохраняя свет в своей душе,

Turned from the muttering voices of envy, their hates who are fallen,

Отвернувшись от бормочущих голосов зависти и их ползучей злобы,

Voices of hate that cling round the wheels of the triumphing victor;

Голосов ненависти, цепляющихся за колеса триумфального победителя;

Now if I speak, 'tis the strength in me answers, not to belittle,

Теперь если я говорю, это сила отвечает во мне, - не преуменьшать оправданием то,

That excusing which most I rejoice in and glory for ever,

Чему более всего я радуюсь и что прославляю вовеки,

Tyndaris' rape whom I seized by the will of divine Aphrodite.

Похищение Тиндариды[14], которую я захватил по воле божественной Афродиты.

Mortal this error that Greece would have slumbered apart in her mountains,

Ошибка это, присущая смертным, полагать, что Греция все  так же дремала бы в своих горах вдали от нас,

Sunk, by the trumpets of Fate unaroused and the morning within her,

В сонном забытьи, не разбуженная утренними горнами Рока,

Only were Paris unborn and the world had not gazed upon Helen.

Если бы не родился Парис и мир бы не увидел Елену.

Fools, who say that a spark was the cause of this giant destruction!

Глупцы те, кто говорит, что искра была причиной великого бедствия!

War would have stridden on Troy though Helen were still in her Sparta

Война обрушилась бы на Трою, даже если бы Елена была бы все еще в Спарте,

Tending an Argive loom, not the glorious prize of the Trojans,

Сидя за ткацким станком в Аргосе, а не стала бы великолепной наградой троянцев,

Greece would have banded her nations though Paris had drunk not Eurotas,

Греция объединила бы свои народы, даже если бы Парис не испил воды из Эврота[15],

Coast against coast I set not, nor Ilion opposite Argos.

Не я противопоставил побережье против побережья, Илион против Аргоса.

Phryx accuse who upreared Troy's domes by the azure Aegean,

Фрикса[16] вините тогда, - того, кто возвел мегароны Трои у лазурного Эгейского моря,

Curse Poseidon who fringed with Greece the blue of his waters:

Проклинайте Посейдона, омывающего берега Эллады своими сапфировыми водами:

Then was this war first decreed and then Agamemnon was fashioned;

Тогда была эта война предопределена, и лишь затем был сотворен Агамемнон.

Armed he strode forth in the secret Thought that is womb of the future.

Вооруженный он пришел, посланный тайной Мыслью, что знает грядущее.

Fate and Necessity guided these vessels, captained their armies.

Судьба и Необходимость направили сюда их суда и возглавили их легионы.

When they stood mailed at her gates, when they cried in the might of their union,

Когда они стояли, ощетинившись копьями и мечами, у ее порталов, и кричали в могуществе своего союза:

‘Troy, renounce thy alliances, draw back humbly from Hellas’,

«Троя, отвергни своих союзников, отступи смиренно назад от Эллады»,

Should she have hearkened persuading her strength to a shameful compliance,

Должна ли она была прислушаться, принуждая свою силу к позорной уступчивости,

Ilion queen of the world12 whose voice was the breath of the storm-gods?

Троя – владычица мира, чей голос был дыханием яростных богов бури?

Should she have drawn back her foot as it strode towards the hills of the Latins?

Должна ли она была убрать свою ногу назад, пока шла вперед к холмам Латинов[17]?

Thrace left bare to her foes, recoiled from Illyrian conquests?

Фракию оставить беззащитной перед ее врагами, отказавшись от иллирийских[18] завоеваний?

If all this without battle were possible, people of Priam,

Если бы все это было возможно без войны, народ Приама,

Blame then Paris, say then that Helen was cause of the struggle.

Вините тогда Париса, скажите, что Елена была причиной этой битвы.

But I have sullied the hearth and unsealed the gaze of the Furies,

Говорят, я осквернил радушный очаг и распечатал неистовый взор Фурий,

Heaven I have armed with my sin, I have trampled the gift and the guest-rule,

Я вооружил небеса своим грехом, я растоптал дары и законы гостеприимства,

So was Troy doomed who righteous had triumphed, locked with the Argive.

Из-за того Троя обречена на гибель, окруженная Аргивянами, чтобы добродетель восторжествовала.

Fools or hypocrites! Meanest falsehood is this among mortals,

Глупцы и лицемеры! Самая низкая это ложь среди смертных, -

Veils of purity weaving, names misplacing ideal

Сплетать покровы чистоты и призывать неуместный идеал,

When our desires we disguise and paint the lusts of our nature.

Чтобы скрыть наши подлинные желания и приукрасить страсти нашей природы.

Men, ye are men in your pride and your strength, be not sophists and tonguesters.

Люди, вы люди в вашей гордости и в вашей силе, не софисты и не болтуны.

Lie not! say13 not that nations live by righteousness, justice

Не лгите! Не говорите, что добродетелью живут народы, и что справедливость

Shields them, gods out of heaven look down14 on the crimes of the mighty!

Защищает их, боги с небес взирают вниз на преступления могучих наций!

Known have men what screened itself15 mouthing these semblances. Crouching

Люди знают, что скрывается за этим словами, громоздящими лживые маски. Припав к земле,

Dire like a beast in the green of the thicket, selfishness silent

Ужасный, как зверь в зеленой чаще, молчаливый эгоизм

Crunches the bones of its prey while the priest and the statesman are glozing.

Хрустит костями своей добычи, пока жрец и государственный муж витийствуют.

So are the nations soothed and deceived by the clerics of virtue,

Так святоши добродетели утешают и обманывают народы,

Taught to reconcile fear of the gods with their lusts and their passions,

Стараясь примирить свой страх перед богами со своими собственными желаниями и страстями,

So with a lie on their lips they march to the rapine and slaughter.

Так с ложью на своих губах, они идут, чтобы грабить и убивать.

Truly the vanquished were guilty! Else would their cities have perished,

Воистину побежденный всегда виноват! Или ради чего же тогда были разрушены их города,

Shrieked their ravished virgins, their peasants been hewn in the vineyards?

Визжали их изнасилованные девственницы, и их крестьяне были изрублены мечами в своих садах?

Truly the victors were tools of the gods and their glorious servants!

Воистину победители  - это орудия богов и их славные слуги!

Else would the war-cars have ground triumphant their bones whom they hated?

Или по какой же причине тогда военные колесницы триумфально втаптывают в землю кости тех, кого боги  возненавидели?

Servants of God are they verily, even as the ape and the tiger.

Слуги Бога они и в самом деле, так же как обезьяна и тигр.

Does not the wild beast too triumph enjoying the flesh of his captives?

Разве дикий зверь не так же победоносно наслаждается плотью своей добычи?

Tell us then what was the sin of the antelope, wherefore they doomed her

Скажите нам тогда, в чем состоял грех антилопы, по какой причине боги обрушили свой

Wroth at her many crimes? Come, justify God to his creatures!

Гнев на ее многочисленные преступления? Идите, оправдайте Бога перед его творениями!

Not to her sins was she offered, not to the Furies or justice,

Не за ее грехи она была принесена в жертву, не Фуриями, и не во славу справедливости,

But to the strength of the lion the high gods offered a victim,

Но силе льва высокие боги предложили жертву,

Force that is God in the lion's breast with the forest for altar.

Силе, которая есть Бог в груди льва, с лесом в качестве священного алтаря.

What, in the cities stormed and sacked by Achilles in Troas

Или в городах, разрушенных и ограбленных Ахиллесом в Троаде,

Was there no just man slain? Was Brises then a transgressor?

Не было убито ни одного достойного человека? И что же Брисеида тогда тоже грешница?

Hearts that were pierced in his walls were they sinners tracked by the Furies?

Сердца, которые были пронзены мечами в своих домах, были ли они тоже грешниками, преследуемыми Фуриями?

No, they were pious and just and their altars burned for Apollo,

Нет, они были набожными и благочестивыми людьми. Их алтари пылали во славу Аполлона

Reverent flamed up to Pallas who slew them aiding the Argives.

И благоговейно возносили фимиам Афине, которая убила их, помогая аргивянам.

Or if the crime of Paris they shared and his doom has embraced them,

Или, если они разделили преступление Париса и его рок пал на них,

Whom had the island cities offended, stormed by the Locrian,

Кому тогда были принесены в жертву островные города, разрушенные локрянами[19],

Wave-kissed homes of peace but given to the sack and the spoiler?

Мирные дома на берегах, лелеемых волнами, но отданные на разграбление захватчику?

Was then King Atreus just and the house accursed of Pelops,

Был ли царь Атрей[20] справедлив и дом Пелопа[21], пораженный проклятием,

Tantalus' race, whose deeds men shuddering hear and are silent?

Раса Тантала[22], о чьих деяниях люди слышат с содроганием и в ужасе замолкают?

Look! they endure, their pillars are firm, they are regnant and triumph.

Смотрите! Они все еще живы, их колонны тверды, они царственны и триумфальны.

Or are Thyestean banquets sweet to the gods in their savour?

Или пиршества Тиеста[23] приятны богам в их пикантности?

Only a woman's heart is pursued in their wrath by the Furies!

Только ли сердца женщин преследуют в своем гневе Фурии!

No, when the wrestlers meet and embrace in the mighty arena,

Нет, когда борцы встречаются и обнимаются на могучей арене,

Not at their sins and their virtues the high gods look in that trial;

Не на их грехи и добродетели смотрят высокие боги в своем суде;

Which is the strongest, which is the subtlest, this they consider.

Кто из них сильнее, кто хитрее, - вот, что они принимают в расчет.

Nay, there is none in the world to befriend save ourselves and our courage;

Нет, нет никого в мире, кто бы помог нам спасти себя и сохранить наше мужество;

Prowess alone in the battle is virtue, skill in the fighting

Отвага – вот единственная добродетель в битве и искусство в сражении

Only helps, the gods aid only the strong and the valiant.

Лишь помогает, боги поддерживают лишь сильных и отважных.

Put forth your lives in the blow, you shall beat back the banded aggressors.

Поставьте ваши жизни под удар и вы отбросите объединенные орды агрессора.

Neither believe that for justice denied your subjects have left you

Не верьте, что ради справедливости, ваши вассалы бросили вас,

Nor that for justice trampled Pallas and Hera abandon.

И что ради попранной справедливости вас покинули Афина Паллада и Гера.

Two are the angels of God whom men worship, strength and enjoyment.

Два ангела есть у Бога, перед которыми склоняются люди, - это сила и наслаждение.

Into this life which the sunlight bounds and the greenness has cradled,

В эту жизнь, которую питает солнечный свет и качает в зеленой колыбели природа,

Armed with strength we have come; as our strength is, so is our joyance.

Вооруженные силой мы приходим; какова наша сила, такова и наша радость.

What but for joyance is birth and what but for joyance is living?

Разве не ради радости мы рождаемся и не ради радости мы живем?

But on this earth that is narrow, this stage that is crowded, increasing

Но на этой земле, которая тесна, на этой переполненной сцене, возрастая числом

One on another we press. There is hunger for lands and for oxen,

Один на другого мы давим. Нас гонит жажда новых земель и скота,

Horses and armour and gold required;16 possession allures us

Лошадей, оружия и золота; обладание соблазняет нас,

Adding always as field to field some fortunate farmer.

Заставляя расширять наши владения, подобно тому, как все время добавляет одно поле к другому рачительный селянин.

Hearts too and minds are our prey; we seize on men's souls and their bodies,

Сердца, так же как и умы – наша добыча; мы хватаем души людей и их тела,

Slaves to our works and desires that our hearts may bask golden in leisure.

Рабов, чтобы работать на нас и угождать нашим желаниям, которые в сладостные часы досуга лелеют наши сердца.

One on another we prey and one by another are mighty.

Друг на друга мы охотимся и один, посредством другого обретаем могущество.

This is the world and we have not made it; if it is evil,

Таков этот мир и не мы сотворили его; если это зло,

Blame first the gods; but for us, we must live by its laws or we perish.

Вините сначала богов; мы должны жить по его законам или погибнем.

Power is divine; divinest of all is power over mortals.

Божественна Власть; и самая божественная – это власть над смертными.

Power then the conqueror seeks and power the imperial nation,

Власть тогда ищет завоеватель и владычества своего царственного народа,

Even as luminous, passionless, wonderful, high over all things

Подобно тому, как сияющие, бесстрастные, чудесные, высоко над миром,

Sit in their calmness the gods and oppressing our grief-tortured nations

Царствуют боги в своем безмятежном покое и, подавляя народы, терзаемые горем,

Stamp their wills on the world. Nor less in our death-besieged natures

Отпечатывают свою волю на этом мире. Не меньшие есть Боги и высоты и в нашей,

Gods are and altitudes. Earth resists, but my soul in me widens

Осаждаемой смертью, природе. Земля сопротивляется, но моя душа во мне расширяется,

Helped by the toil behind and the agelong effort of Nature.

Поддерживаемая трудом позади и извечным усилием Природы.

Even in the worm is a god and it writhes for a form and an outlet.

Даже в черве есть бог и он корчится, чтобы обрести форму и вырваться на свободу.

Workings immortal obscurely struggling, hints of a godhead

Бессмертные работы скрыто свершаются, намеки божественного

Labour to form in this clay a divinity. Hera widens,

Труда, чтобы сформировать божественность в этой плоти. Гера расширяется,

Pallas aspires in me, Phoebus in flames goes battling and singing,

Афина устремляется во мне, Феб в пламени идет на битву и поет свои гимны,

Ares and Artemis chase through the fields of my soul in their hunting,

Арес и Артемида бегут через поля моей души в страсти своей охоты,

Last in some hour of the Fates a Birth stands released and triumphant;

Наконец в какой-то час Судьбы триумфальное Рождение происходит;

Poured by its deeds over earth it rejoices fulfilled in its splendour.

Изливаясь своими деяниями над землей, оно ликует в своем великолепии.

Conscious dimly of births unfinished hid in our being

Осознавая смутно незаконченные рождения, скрытые в нашем существе,

Rest we cannot; a world cries in us for space and for fullness.

Мы не можем дать себе отдых; мир требует в нас пространства и полноты.

Fighting we strive by the spur of the gods who are in us and o'er us,

На битву мы устремляемся, пришпориваемые богами, которые в нас и над нами,

Stamping our image on man and events to be Zeus or be Ares.

Отпечатывая наш образ на человеке и событиях, чтобы быть подобными Зевсу или Аресу.

Love and the need of mastery, joy and the longing for greatness

Любовь и жажда господства, радость и страсть к величию

Rage like a fire unquenchable burning the world and creating,

Бушуют как неутолимый огонь, сжигающий и творящий мир, до тех пор

Nor till humanity dies will they sink in the ashes of Nature.

Пока человечество не исчезнет с лица земли и эти могучие страсти не станут пеплом  Природы.

All is injustice of love or all is injustice of battle.

Все есть несправедливость любви или несправедливость битвы.

Man over woman, woman o'er man, over lover and foeman

Мужчина ищет власти над женщиной, женщина над мужчиной, властвовать над возлюбленным или над врагом,

Wrestling we strive to expand in our souls, to be wide, to be joyous.17

Борясь, мы стремимся, чтобы расширить наши души и стать безграничными, обрести больше радости.

If thou wouldst only be just, then wherefore at all shouldst thou conquer?

Если бы ты был только справедлив, зачем тебе тогда вообще нужны завоевания?

Not to be just, but to rule, though with kindness and high-seated mercy,

Не справедливыми мы хотим быть, но царствовать, хотя с высоким милосердием и добротой,

Taking the world for our own and our will from our slaves and our subjects,

Принимая мир как наше собственное владение и нашу волю от наших подданных и рабов,

Smiting the proud and sparing the suppliant, Trojans, is conquest.

Сметая гордых и даруя пощаду молящим, троянцы, вот, что такое завоевание.

Justice was base of thy government? Vainly, O statesman, thou liest.

Ты говоришь, справедливость была основой твоего царствования? Напрасно, о, государственный муж, ты лжешь.

If thou wert just, thou wouldst free thy slaves and be equal with all men.

Если бы ты был справедлив, ты бы освободил всех своих рабов и стал бы равен со всеми людьми.

Such were a dream of some sage at night when he muses in fancy,

Такова была греза какого-то мудреца в ночи, когда он парил на крыльях своей фантазии,

Imaging freely a flawless world where none were afflicted,

Легко воображая безупречный мир, где бы никто не страдал,

No man inferior, all could sublimely equal and brothers

Не было бы низших сословий, все были бы возвышенно равны, жили бы в братстве

Live in a peace divine like the gods in their luminous regions.

И в божественной гармонии, как боги на своем сияющем Олимпе (как живут в своих чертогах боги-олимпийцы).

This, O Antenor, were justice known but in words to us mortals.

Такова, о Антенор, справедливость, известная только на словах нам смертным.

But for the justice thou vauntest enslaving men to thy purpose,

Но ты, защищая справедливость, проповедуешь порабощение народов ради своей цели,

Setting an iron yoke, nor regarding their need and their nature,

Стремясь надеть на них железное ярмо, не считаясь с их нуждами и их природой,

Then to say ‘I am just; I slay not save by procedure,

Тогда, если ты говоришь «я справедлив; я убиваю только согласно установленному порядку,

Rob not save by law’ is an outrage to Zeus and his creatures.

Граблю только по закону», - то это возмутительное оскорбление Зевса и его существ.

Terms are these feigned by the intellect making a pact with our yearnings,

Это ложные слова, выдуманные умом, чтобы заключить договор с нашими страстями,

Lures of the sophist within us draping our passions with virtue.

Соблазны софиста внутри нас прикрывают наши страсти добродетелью. 

When thou art weak, thou art just, when thy subjects are strong and remember.

Ты стал справедливым, когда ты ослаб, а твои подданные окрепли и помнят о твоем насилии.

Therefore, O Trojans, be firm in your will and, though all men abandon,

Поэтому, о, троянцы, будьте тверды в вашей воле и, хотя брошенные всеми,

Bow not your heads to reproach nor your hearts to the sin of repentance;

Не склоняйте ваши головы на упрек, не обременяйте свое сердце грехом раскаяния;

For you have done what the gods desired in your breasts and are blameless.

Ибо вы сделали то, что боги желали в ваших сердцах, и вы невинны.

Proudly enjoy the earth that they gave you, enthroning their natures,

Гордо радуйтесь земле, которую они дали вам, и пусть они царствуют в вашей природе,

Fight with the Greeks and the world and trample down the rebellious,

Сражайтесь с греками и со всем миром и топчите сопротивляющихся вам,

What you have lost recover, nor yield to the hurricane passing.

Восстанавливайте, то, что вы потеряли, не сдавайтесь проносящейся буре.

You cannot utterly die while the Power lives untired in your bosoms;

Вы не можете умереть, пока неутомимая Сила живет в ваших сердцах;

When 'tis withdrawn, not a moment of life can be added by virtue.

Когда она уйдет, ни одно лишнее мгновенье жизни не добавит вам ваша добродетель.

Faint not for helpers fled! Though your yoke had been mild as a father's

Не теряйте мужество от того, что ваши союзники покинули вас! Хотя ваше ярмо было мягким как опека отца,

They would have gone as swiftly. Strength men desire in their masters;

Они бежали от вас столь же быстро. Силу люди жаждут видеть в своих властителях;

All men worship success and in failure and weakness abandon.

Все люди склоняются перед лаврами триумфального победителя и бросают вас, когда вы слабы и терпите поражение.

Not for his justice they clung to Teucer, but for their safety,

Не ради справедливости они цеплялись за Тевкра, но ради своей безопасности,

Seeing in Troy a head and by barbarous foemen afflicted.

Видя в Трое защитника и вождя, осаждаемые варварскими племенами.

Faint not, O Trojans, cease not from battle, persist in your labour!

Не теряйте мужество, о троянцы, не прекращайте сражение, настаивайте в вашем высоком труде!

Conquer the Greeks, your allies shall be yours and fresh nations your subjects.

Одержите победу над греками и ваши союзники снова вернутся к вам и вам покорятся другие народы.

One care only lodge in your hearts, how to fight, how to conquer.

Одну заботу только храните в ваших сердцах, как сражаться, как победить.

Peace has smiled out of Phthia; a hand comes outstretched from the Hellene.

Надежда на долгожданный мир улыбнулась нам из Фтии; рука была протянута нам могучим Эллином.

Who would not join with the godlike? who would not grasp at Achilles?

Кто бы не объединился с богоподобным? Кто бы не ухватился за Ахиллеса?

There is a price for his gifts, it is such as Achilles should ask for,

Но есть цена за его дары, и она такова, какую Ахиллесу и следовало просить, и такова, какую

Never this nation concede.18 O Antenor's golden phrases

никогда не согласятся платить троянцы. О позолоченные фразы Антенора,

Glorifying rest to the tired and confuting patience and courage,

Прославляющие отдых уставшему и отвергающие терпение и мужество,

Garbed with a subtlety lax and the hopes that palliate surrender!

Облаченные вялой хитростью и надеждами, которые смягчают позорную сдачу!

Charmed men applaud the skilful purpose, the dexterous speaker,

Очарованный народ аплодирует хитроумной цели, ловкому оратору,

This they forget that a Force decides, not the wiles of the statesman.19

Но они забывают, что Сила решает все, а не уловки государственных деятелей.

‘Now let us yield,’ do you say, ‘we will rise when our masters are weakened’?

«Теперь давайте уступим», - ты говоришь, - «мы поднимемся, когда наши властители ослабеют»?

Nay, then our master's master shall find us an easy possession!

Но тогда властители нашего бывшего властителя легко нас захватят!

Easily nations bow to a yoke when their virtue relaxes;

Легко народы склоняются под ярмом, когда их достоинство угасает;

Hard is the breaking fetters once worn, for the virtue has perished.

Тяжелы разорванные оковы, однажды вас сковывающие, для погибшего достоинства,

Hope you when custom has shaped men into the mould of a vileness,

Вы надеетесь, что когда привычка сформирует людей по образцу раболепия,

Hugging their chains when the weak feel easier trampled than rising

Обнимающего свои цепи, когда слабое чувство легче затаптывается, чем поднимается

Or though they groan, yet have heart nor strength for the anguish of effort,

И, хотя вы стонете под ярмом, в ваших сердцах уже нет силы для муки усилия,

Then to cast down whom, armed and strong, you prevailed not20 opposing?

Вы думаете, тогда вы сможете одолеть того, кому вы не смогли противостоять, будучи вооруженными и сильными?

Easy is lapse into uttermost hell, not easy salvation.

Легко пасть в самый последний ад, но нелегко спасение.

Or have you dreamed that Achilles will save, this son of the gods and the Ocean?

Или вы грезите о том, что Ахиллес вас спасет, этот сын богов и Океана?

Naught else can be with the strong and the bold21 save foeman or master.

Но чем еще может быть могучий и отважный, кроме как лишь господином или врагом.

Know you so little the mood of the pursuer? Think you the lion

Неужели вы так плохо знаете настроение хищника? Вы думаете, что лев

Only will lick his prey, that his jaws will refrain from the banquet?

Только лижет свою добычу, что его челюсти воздерживаются от банкета?

Rest from thy bodings, Antenor! Not all the valour of Troya

Отдохни от своих злых пророчеств, Антенор! Не все мужество Трои

Perished with Hector, nor with Polydamas vision has left her;

Погибло с Гектором, и не с Полидамантом[24] ее покинуло зрение;

Troy is not eager to slay her soul in a pyre of dishonour.

Троя не жаждет погубить свою душу на погребальном костре бесчестия.

Still she has children left who remember the mood of their mother.

Еще остались у нее дети, которые помнят дух своей матери.

Helen none shall take from me living, gold not a drachma

Елену никто не заберет у меня живого, ни один золотой драхм

Travels from coffers of Priam to Greece. Let another and older

Не уйдет из сундуков Приама в Грецию. Пусть другие и старые

Pay down his wealth if he will and his daughters serve Menelaus.

Раздают свои богатства, если желают и отдают своих дочерей служить Менелаю.

Rather from Ilion I will go forth with my brothers and kinsmen;

Скорее Илион я покину со своими родственниками и братьями;

Troy I will leave and her shame and live with my heart and my honour

Трою оставлю с ее позором и буду жить с моим сердцем и моей честью,

Refuged with lions in Ida or build in the highlands a city

Обретя убежище вместе со львами на Иде, или возведу город в горах,

Or in an isle of the seas or by dark-driven Pontic waters.

Или на острове среди морских волн, или у темных вод Понта Эвксинского.

Dear are the halls of our childhood, dear are the fields of our fathers,

Дороги мне дворцовые покои нашего детства, дороги поля наших предков,

Yet to the soul that is free no spot on the earth is an exile.

И все же для свободной души, для которой нет места на родной земле, милее изгнание.

Rather wherever sunlight is bright, flowers bloom and the rivers

Везде, где ярок солнечный свет, цветы распускаются и реки

Flow in their lucid streams to the Ocean, there is our country.

Несут свои прозрачные воды к Океану, там будет наша страна.

So will I live in my soul's wide freedom, never in Troya

Там буду я жить в широкой свободе моей души, и никогда не вернусь в Трою,

Shorn of my will and disgraced in my strength and the mock of my rivals.

Отрезанную от моей воли, лишенную достоинства моей силы и осмеянную моими противниками.

First had you yielded, shame at least had not stained your surrender.

Но пока вы свободны, не пятнайте себя позором капитуляции.

Strength indulges the weak! But what Hector has fallen refusing,

Сила в лице Ахиллеса потворствует слабому!  Но что отвергал Гектор,

Men! what through ten loud years we denied with the spear for our answer,

Пав на боле битвы о троянцы?! Что на протяжении десяти громогласных лет мы отвергали с копьями в руках, бросая их как наш ответ ахейцам[25]?

That what Trojan will ever renounce, though his city should perish?

Это то, что троянец будет отвергать всегда, пусть даже его город погибнет в огне и пепле.

Once having fought we will fight to the end nor that end shall be evil.

Сражаясь веками, мы будете сражаться до конца, и этот конец не будет нашим падением.

Clamour the Argive spears in our walls? Are the ladders erected?

Свистят ли уже в нашем городе копья аргивян? Или их лестницы уже приставлены к нашим стенам?

Far on the plain is their flight, on the farther side of the Xanthus.

Далеко на равнине гнездится их стая, на дальнем берегу Ксанта.

Where are the deities hostile? Vainly the eyes of the tremblers

Где враждебные боги? Напрасно глаза запуганных людей

See them stalking vast in the ranks of the Greeks and the shoutings

Видят, что все они гордо шествуют в рядах греков, напрасно они слышат

Dire of Poseidon they hear and are blind with the aegis of Pallas.

Крики ужасного Посейдона и слепнут от эгиды могучей Афины.

Who then sustained so long this Troy, if the gods are against her?

Кто же тогда так долго поддерживал Трою, если боги против нас?

Even the hills could not stand save upheld by their concert immortal.

Даже холмы не могли бы стоять, если бы не были поддержаны их бессмертным согласием.

Now not with Tydeus' son, not now with Odysseus and Ajax

Теперь не с сыном Тидея[26], не с Одиссеем и не с Аяксом

Trample the gods in the sound of their chariot-wheels, victory leading:

Мчатся боги в грохоте своих боевых колесниц в триумфе победы:

Argos falls red in her heaps to their scythes; they shelter the Trojans;

Аргос падает красными снопами под их серпами; они защищают троянцев;

Victory unleashed follows and fawns upon Penthesilea.

Победа вырвалась на свободу и склонила свою голову перед Пенфесилеей.

Ponder no more, O Ilion, city of ancient Priam!

Не раздумывай больше, о Илион, город древнего Приама!

Rise, O beloved of the gods, and go forth in thy strength to the battle.

Поднимись, о, возлюбленный богами, и иди в битву, могучий  в своей силе.

Not by the dreams of Laocoon strung to the faith that is febrile,

Не с грезами Лаокоона, привязанными к лихорадочной вере,

Nor with the tremblings vain and the haunted thoughts of Antenor,

И не с бесполезными страхами и беспокойными мыслями Антенора,

But with a noble and serious strength and an obstinate valour

Но с благородной и серьезной силой и упрямым мужеством

Suffer the shock of your foes, O nation chosen by Heaven;

Сноси удары твоих врагов, о, народ, избранный Небесами;

Proudly determine on victory, live by disaster unshaken.

Гордо решись на победу, живи не сломленный несчастьем.

Either Fate receive like men, nay, like gods, nay, like Trojans.”

Или примите свою Судьбу как воины, нет, как боги, нет, как троянцы».

So like an army that streams and that marches, speeding and pausing,

Так подобно армии, которая делает марш-броски или движется походным маршем, ускоряясь и делая остановки,

Drawing in horn and wing or widened for scouting and forage,

Растягиваясь рогом или крылом или расширяясь в стороны для разведки и заготовки фуража,

Bridging the floods, avoiding the mountains, threading the valleys,

Перебрасывая мосты через потоки, избегая гор, ступая по долинам,

Fast with their flashing panoply clad in gold and in iron

Быстро в своих сверкающих доспехах, облаченных в золото и железо,

Moved the array of his thoughts; and throughout delight and approval

Двигался строй его мыслей; и по всей площади восторг и одобрение

Followed their march, in triumph led but like prisoners willing,

Следовали за ними маршем, ведомые победоносно как добровольные пленники,

Glad and unbound to a land they desire. Triumphant he ended,

Радостные и свободные к земле, о которой они грезили. Триумфально он закончил свою речь,

Lord of opinion, though by the aged frowned on and censured,

Властителем мнений, хотя хмуро и с осуждением смотрели на него старые сенаторы,

But to this voice of their thoughts the young men vibrated wholly.

Но на этот голос своих собственных мыслей всецело отозвались молодые троянцы.

Loud like a storm on the ocean mounted the roar of the people.

Громогласно, подобно океанскому шторму поднялся рев народа.

“Cease from debate,” men cried, “arise, O thou warlike Aeneas!

«Прекратите эти дебаты», - кричали люди, - «поднимись о, ты воинственный Эней!

Speak for this nation, launch like a spear at the tents of the Hellene,

Скажи для народа свое слово, выпусти его как копье в шатры эллинов,

Ilion's voice of war!” Then up mid a limitless shouting

Глас войны Илиона!» Тогда среди несмолкающих криков,

Stern and armed from his seat like a war-god helmиd Aeneas

Суровый и вооруженный, подобный богу войны, в сверкающем шлеме, Эней со своего места

Rose by King Priam approved in this last of Ilion's sessions,

Поднялся, одобренный царем Приамом на этом последнем форуме Илиона,

Holding the staff of the senate's authority. “Silence, O commons,

Держа посох власти сената. «Тише, о народ,

Hear and assent or refuse as your right is, masters of Troya,

Услышьте и согласитесь или откажитесь, по вашему праву, властители Трои,

Ancient and sovereign people, act that your kings have determined

Древний и свободный народ, действовать так, как решили ваши цари,

Sitting in council high, their reply to the strength of Achilles.

Сидя в высоких советах, дав свой ответ гордой силе Ахиллеса.

‘Son of the Aeacids, vain is thy offer; the pride of thy challenge

«О, Эакид[27], напрасно твое предложение; гордость твоего вызова

Rather we choose; it is nearer to Dardanus, King of the Hellenes.

Лучше мы выберем; это ближе духу Дардана[28], царь Эллинов.

Neither shall Helen be led back, the Tyndarid, weeping to Argos

Не вернется Тиндарида Елена, рыдая, назад в Аргос,

Nor down the paths of peace revisit her fathers' Eurotas.

Не пройдет тропами примирения, чтобы вновь посетить Эврот ее предков.

Death and the fire may prevail o'er us, never our wills shall surrender

Смерть и огонь, может быть, погубят нас, но никогда наша воля не сдастся,

Lowering Priam's heights and darkening Ilion's splendours.

Принижая высоты Приама и затемняя великолепия Илиона.

Not of such sires were we born but of kings and of gods, O Larissan.

Не от таких предков мы были рождены, но от царей и богов, О Лариссец[29].

Not with her gold Troy traffics for safety,22 but with her spear-points.

Не золотом Троя ведет торг за свое спасение, но своими копьями.

Stand with thy oath in the war-front, Achilles; call on thy helpers

Встань со своей клятвой на переднем крае войны, Ахиллес; призови своих божественных покровителей,

Armed to descend from the calm of Olympian heights to thy succour

Чтобы они снизошли тебе на помощь с безмятежных высот Олимпа,

Hedging thy fame from defeat; for we all desire thee in battle,

И оградили твою славу от поражения; ибо мы все желаем увидеть тебя в битве,

Mighty to end thee or tame at last by the floods of the Xanthus.’”

Могучего до конца или усмиренного, наконец, бурными водами Ксанта».

So Aeneas resonant spoke, stern, fronted like Ares,

Так Эней сказал громогласно, суровый, подобный видом Аресу,

And with a voice that conquered the earth and invaded the heavens

И криком, покоряющим землю и ранящим небеса,

Loud they approved their doom and fulfilled their impulse immortal.

Громко они одобрили свой рок и свершили свое бессмертное предназначение.

Last Deiphobus rose in their meeting, head of their mellay:

Последним Деифоб поднялся на их собрании, предводитель их битвы:

“Proudly and well have you answered, O nation beloved of Apollo;

«Гордо и хорошо вы ответили, о, народ, возлюбленный Аполлоном;

Fearless of death they must walk who would live and be mighty for ever.

Не страшась смерти должны идти те, кто будет жить в веках и будет могучим навеки.

Now, for the sun is hastening up the empyrean azure,

Теперь, когда солнце спешит подняться в небесные лазури,

Hasten we also. Tasting of food round the call of your captains

Поспешим и мы тоже, друзья. Примите пищу по призыву ваших старшин,

Meet in your armиd companies, chariots and hoplites and archers,

Встречайтесь в ваших вооруженных собраниях, снаряжайте колесницы, готовьтесь к бою лучники и гоплиты[30],

Strong be your hearts, let your courage be stern like the sun when it blazes;

Сильными пусть будут ваши сердца, пусть ваше мужество будет суровым как опаляющий жар солнца;

Fierce will the shock be today ere he sink blood-red in the waters.”

Яростной будет сегодня схватка, прежде чем оно погрузится кроваво-красное в морские волны».

They with a voice as of Oceans meeting rose from their session, —

С шумом, подобным грохоту Океана, поднялось со своих мест могучее собрание троянцев, -

Filling the streets with her tread Troy strode from her Ilian forum.

Заполняя улицы своей поступью, Троя шествовала со своего форума.