Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book Seven

Книга Седьмая

THE BOOK OF YOGA

КНИГА ЙОГИ

Canto VI

Песня VI

NIRVANA AND THE DISCOVERY OF

НИРВАНА И ОТКРЫТИЕ

THE ALL-NEGATING ABSOLUTE

ВСЕ-ОТРИЦАЮЩЕГО АБСОЛЮТА

A calm slow sun looked down from tranquil heavens.

Спокойное медлительное солнце смотрело вниз из безмятежности небес.

A routed sullen rearguard of retreat,

Разбитый наголову хмурый отступающий отряд,

The last rains had fled murmuring across the woods

Последний ливень улетал, с ворчаньем, через чащу леса,

Or failed, a sibilant whisper mid the leaves,

Или стихал, переходя в негромкий шорох средь листвы,

And the great blue enchantment of the sky

А грандиозная чарующая синева небес

Recovered the deep rapture of its smile.

Вновь обретала радостную глубину своей улыбки.

Its mellow splendour unstressed by storm-licked heats

Её великолепье, зрелое, непотревоженное гневом штормовых ударов,

Found room for a luxury of warm mild days,

Теперь впускало роскошь тёплых, мягких дней;

The night's gold treasure of autumnal moons

Сокровище ночного золота осенних лун

Came floating shipped through ripples of faery air.

Скользило кораблём сквозь рябь волшебной атмосферы.

And Savitri's life was glad, fulfilled like earth's;

И жизнь Савитри стала радостной, наполненной, как жизнь земли;

She had found herself, she knew her being's aim.

Она нашла себя, она узнала назначенье собственного существа.

Although her kingdom of marvellous change within

Хотя то царство поразительного изменения внутри

Remained unspoken in her secret breast,

Так и осталось нерассказанным, хранимым в тайнике груди,

All that lived round her felt its magic's charm:

Но всё живое рядом ощутило те магические чары:

The trees' rustling voices told it to the winds,

Деревья шелестом своим об этом говорили ветру,

Flowers spoke in ardent hues an unknown joy,

Цветы своими яркими тонами сообщали о неведомой им радости,

The birds' carolling became a canticle,

Акафистом звучал весёлый щебет птиц,

The beasts forgot their strife and lived at ease.

Зверьё на время забывало про борьбу и становилось тихим.

Absorbed in wide communion with the Unseen

И даже поглощённые в широкий разговор с Незримым,

The mild ascetics of the wood received

Спокойные аскеты леса встретились

A sudden greatening of their lonely muse.

С внезапным возвышением их одиноких размышлений.

This bright perfection of her inner state

То яркое её, живое совершенство внутреннего состояния

Poured overflowing into her outward scene,

Переливалось через край и наполняло внешний мир;

Made beautiful dull common natural things

Оно обычное и будничное делало прекрасным,

And action wonderful and time divine.

Дела чудесными, а время — проявлением божественного.

Even the smallest meanest work became

С ним даже незначительная, мелкая работа превращалась

A sweet or glad and glorious sacrament,

В весёлое, наполненное славой, сладостное таинство,

An offering to the self of the great world

И жертвоприношенье внутреннему "я" большого мира,

Or a service to the One in each and all.

В служение Единому, во всякой вещи и во всём.

A light invaded all from her being's light;

Свет существа её заполнил всё вокруг;

Her heart-beats' dance communicated bliss:

Её сердечный пульс, танцуя разговаривал с блаженством,

Happiness grew happier, shared with her, by her touch

И счастье становилось ещё более счастливым вместе с ней, её касанием,

And grief some solace found when she drew near.

И горе находило утешение когда она была вблизи.

Above the cherished head of Satyavan

Над головою нежно обожаемого Сатьявана

She saw not now Fate's dark and lethal orb;

Она сейчас не видела смертельного, темнеющего обруча Судьбы:

A golden circle round a mystic sun

И золотистое кольцо вокруг мистического солнца

Disclosed to her new-born predicting sight

Для заново рождённого её пророческого взгляда

The cyclic rondure of a sovereign life.

Открыло ей циклический круговорот высокой жизни.

In her visions and deep-etched veridical dreams,

В её видениях и оставляющих глубокий след правдивых снах,

In brief shiftings of the future's heavy screen,

В коротких сдвигах плотной ширмы на грядущем,

He lay not by a dolorous decree

Он не лежал, согласно скорбному указу Бога

A victim in the dismal antre of death

Безвольной жертвой в мрачном склепе смерти,

Or borne to blissful regions far from her

И не рождался вновь в счастливых землях, вдалеке,

Forgetting the sweetness of earth's warm delight,

Забыв о сладости земного тёплого восторга,

Forgetting the passionate oneness of love's clasp,

Забыв о страстном единении в объятиях любви,

Absolved in the self-rapt immortal's bliss.

Освободившись в самопоглощённое блаженство, данное бессмертным.

Always he was with her, a living soul

Он был всё время с ней, душой живого человека,

That met her eyes with close enamoured eyes,

Встречая взгляд её своими любящими близкими глазами,

A living body near to her body's joy.

Живым, горячим телом, рядом со счастливым телом у неё.

But now no longer in these great wild woods

Теперь уж не надолго, посреди огромного и дикого лесного царства,

In kinship with the days of bird and beast

То породнившись с днями птицы или зверя,

And levelled to the bareness of earth's brown breast,

Уравненные с ними для коричневой нагой груди земли,

But mid the thinking high-built lives of men

То средь людей, которые живут обдуманной, высокой жизнью,

In tapestried chambers and on crystal floors,

В обитых гобеленами палатах, и на мраморных полах,

In armoured town or gardened pleasure-walks,

То в укреплённом городе, а то, гуляя ради удовольствия по парку,

Even in distance closer than her thoughts,

На расстояньи ближе чем проходят собственные мысли,

Body to body near, soul near to soul,

Душа с душою, тело с телом,

Moving as if by a common breath and will

Как будто двигаясь одним дыханием и волей,

They were tied in the single circling of their days

В кружении едином дней своих,

Together by love's unseen atmosphere,

Они соединились той незримой атмосферою любви,

Inseparable like the earth and sky.

И стали меж собой неразделимы, как земля и небо.

Thus for a while she trod the Golden Path;

Так провела она часть дней своих на Золотом Пути;

This was the sun before abysmal Night.

То было солнце перед пропастью Ночи.

   Once as she sat in deep felicitous muse,

    И вот, когда она сидела, погружённая в счастливое, глубокое раздумье,

Still quivering from her lover's strong embrace,

Ещё дрожа от крепкого объятия любимого,

And made her joy a bridge twixt earth and heaven,

И собственную радость делала мостом между землёй и небесами,

An abyss yawned suddenly beneath her heart.

Под сердцем у неё, вдруг, неожиданно, разверзлась бездна.

A vast and nameless fear dragged at her nerves

Неописуемый, широкий страх струною натянул все нервы,

As drags a wild beast its half-slaughtered prey;

Так тащит дикий зверь свою полуубитую добычу;

It seemed to have no den from which it sprang:

Казалось, нет здесь логова, откуда мог он прыгнуть:

It was not hers, but hid its unseen cause.

Тот страх был не её, но он таил в себе незримую причину.

Then rushing came its vast and fearful Fount.

Затем стремительно накинулся его широкий ужасающий Источник.

A formless Dread with shapeless endless wings

Бесформенный Кошмар с неясными аморфными крылами,

Filling the universe with its dangerous breath,

Заполнил всю вселенную опасным, угрожающим дыханием,

A denser darkness than the Night could bear,

Тьма более густая, чем способна принести нам Ночь,

Enveloped the heavens and possessed the earth.

Окутала собою небеса и захватила землю.

A rolling surge of silent death, it came

Катящийся волной безмолвной смерти он пришёл,

Curving round the far edge of the quaking globe;

И окружил далёкие края трясущейся земли;

Effacing heaven with its enormous stride

Стирая небеса своим огромным шагом,

It willed to expunge the choked and anguished air

Хотел он вычеркнуть тоскующий, забитый грязью воздух,

And end the fable of the joy of life.

Покончить с небылицей радости и наслажденья жизнью.

It seemed her very being to forbid,

Казалось, он стремился запретить само её (Савитри) существование,

Abolishing all by which her nature lived,

Он жаждал отменить всё, чем жила её природа,

And laboured to blot out her body and soul,

Стереть с лица земли и тело у неё, и душу,

A clutch of some half-seen Invisible,

Он был тисками некого едва заметного Незримого,

An ocean of terror and of sovereign might,

И океаном властного могущества и страха,

A person and a black infinity.

Он был и некой личностью, и чёрной бесконечностью.

It seemed to cry to her without thought or word

Казалось, он выкрикивает ей без мысли или слов

The message of its dark eternity

Посланье тёмной вечности своей

And the awful meaning of its silences:

И жуткий смысл своих безмолвий:

Out of some sullen monstrous vast arisen,

Поднявшись из чудовищной, зловещей широты,

Out of an abysmal deep of grief and fear

Глубокой бездны страха и страдания,

Imagined by some blind regardless self,

Придуманных слепым и не считающимся с миром "я"

A consciousness of being without its joy,

Сознанием безрадостного существа,

Empty of thought, incapable of bliss,

Лишённым мысли, не способным на блаженство,

That felt life blank and nowhere found a soul,

Что ощущало жизнь пустою и нигде не находило душу,

A voice to the dumb anguish of the heart

Тот голос, обращённый к молчаливой муке сердца

Conveyed a stark sense of unspoken words;

Передавал жестокий смысл невысказанных слов;

In her own depths she heard the unuttered thought

Она (Савитри) в своих глубинах слушала несказанную мысль,

That made unreal the world and all life meant.

Что превращала в нереальность мир, и всё, имевшее значенье в жизни.

"Who art thou who claimst thy crown of separate birth,

"Кто ты такая требовать венец отдельного рождения,

The illusion of thy soul's reality

Иллюзию реальности твоей души

And personal godhead on an ignorant globe

И собственное божество на этой тёмной и незнающей  планете

In the animal body of imperfect man?

В животном теле человека полного несовершенства?

Hope not to be happy in a world of pain

И не надейся стать счастливой в мире боли,

And dream not, listening to the unspoken Word

И не мечтай об этом, слушая безмолвно сказанное Слово,

And dazzled by the inexpressible Ray,

Ослепнув от невыразимого Луча,

Transcending the mute Superconscient's realm,

Переходя пределы области немого Сверхсознания,

To give a body to the Unknowable,

Дать тело для Непознаваемого,

Or for a sanction to thy heart's delight

Или, с согласия восторга собственного сердца,

To burden with bliss the silent still Supreme

Обременить блаженством молчаливое спокойствие Всевышнего,

Profaning its bare and formless sanctity,

Тем самым оскверняя чистую бесформенную святость в нём,

Or call into thy chamber the Divine

Иль призывать в свой дом Божественное,

And sit with God tasting a human joy.

Сидеть в нём вместе с Богом и вкушать людские радости.

I have created all, all I devour;

Я всё здесь создаю, я всё здесь пожираю;

I am Death and the dark terrible Mother of life,

Я — Смерть, я тёмная ужасная Мать жизни,

I am Kali black and naked in the world,

Я — Кали в этом мире, чёрная и обнажённая,

I am Maya and the universe is my cheat.

Я — Майя, а вселенная — лишь мой обман.

I lay waste human happiness with my breath

Своим дыханьем я опустошаю человеческое счастье,

And slay the will to live, the joy to be

И убиваю волю жить и радость быть,

That all may pass back into nothingness

Чтоб всё могло уйти назад, в небытие,

And only abide the eternal and absolute.

И оставалось только вечное и абсолютное.

For only the blank Eternal can be true.

И только незаполненная Вечность может оставаться истиной.

All else is shadow and flash in Mind's bright glass,

Всё остальное — только тени, блики в ярком зеркале Ума,

Mind, hollow mirror in which Ignorance sees

Ум это лишь пустое отраженье, где Невежество

A splendid figure of its own false self

Рассматривает пышную фигуру своего обманчивого "я"

And dreams it sees a glorious solid world.

Воображая, что при этом видит замечательный надёжный мир.

O soul, inventor of man's thoughts and hopes,

О ты, душа, изобретающая мысли и надежды человека,

Thyself the invention of the moments' stream,

Ведь ты сама — изобретение реки мгновений,

Illusion's centre or subtle apex point,

Ты центр иллюзии и хрупкая вершина,

At last know thyself, from vain existence cease."

Познай себя же, наконец, и отойди от бесполезного существования."

A shadow of the negating Absolute,

Тень отрицающего Абсолюта,

The intolerant Darkness travelled surging past

Не терпящая возражений Тьма прошла, валами поднимаясь, мимо,

And ebbed in her the formidable Voice.

Угас в Савитри этот грозный Голос.

It left behind her inner world laid waste:

Мир стал пустыней у неё внутри:

A barren silence weighed upon her heart,

Немая тишина повисла тяжестью на сердце,

Her kingdom of delight was there no more;

И царства радости, восторга больше не было;

Only her soul remained, its emptied stage,

Осталось лишь её душа, пустеющая сцена,

Awaiting the unknown eternal Will.

Что ожидала неизвестной вечной Воли.

Then from the heights a greater Voice came down,

Затем с высот спустился более великий Голос,

The Word that touches the heart and finds the soul,

То Слово, что касается сердец, находит душу,

The voice of Light after the voice of Night:

За голосом Ночи пришёл к ней голос Света:

The cry of the Abyss drew Heaven's reply,

Призыв Пучины притянул ответ Небес,

A might of storm chased by the might of the Sun.

За силой шторма по пятам шла сила Солнца.

"O soul, bare not thy kingdom to the foe;

"Душа, не открывай свою страну перед врагом

Consent to hide thy royalty of bliss

И согласись скрывать своё величие блаженства

Lest Time and Fate find out its avenues

Пока Судьба и Время не найдут свои пути

And beat with thunderous knock upon thy gates.

И не ударят словно гром в твои врата.

Hide whilst thou canst thy treasure of separate self

Укрой своё сокровище отдельной личности

Behind the luminous rampart of thy depths

Под светлою защитою своих глубин,

Till of a vaster empire it grows part.

Пока оно не станет частью более широкой внутренней империи.

But not for self alone the Self is won:

Не для тебя одной идёт борьба за высшее Божественное "Я":

Content abide not with one conquered realm;

Не соглашайся жить с одной лишь завоёванной тобою сферой;

Adventure all to make the whole world thine,

Попробуй всё, чтоб сделать целый мир своим,

To break into greater kingdoms turn thy force.

Направь своё могущество, чтобы прорваться к более высоким царствам.

Fear not to be nothing that thou mayst be all;

Не бойся быть ничем — ты можешь стать всем, чем угодно,

Assent to the emptiness of the Supreme

Решись на пустоту Всевышнего,

That all in thee may reach its absolute.

Чтоб всё в тебе могло дойти до собственного абсолюта.

Accept to be small and human on the earth,

Пока что оставайся маленькой, будь человеком на земле

Interrupting thy new-born divinity,

И сдерживай свою родившуюся заново божественность,

That man may find his utter self in God.

Чтоб человек сумел найти себя гораздо совершенней в Боге.

If for thy own sake only thou hast come,

Ведь если б ты пришла для собственного удовольствия,

An immortal spirit into the mortal's world,

Бессмертный дух — спустился б в смертный мир,

To found thy luminous kingdom in God's dark,

Найти своё сияющее царство в темноте и мраке Бога,

In the Inconscient's realm one shining star,

Найти в чертогах Несознания одну лишь яркую звезду,

One door in the Ignorance opened upon light,

Одну лишь дверь в Невежестве, которая открыта свету,

Why hadst thou any need to come at all?

Какая бы была вообще необходимость приходить?

Thou hast come down into a struggling world

Ты вниз сошла, в сражающийся мир

To aid a blind and suffering mortal race,

Помочь слепой и терпящей мученья расе смертных,

To open to Light the eyes that could not see,

Открыть глаза, которые не могут видеть, к Свету,

To bring down bliss into the heart of grief,

И принести блаженство, в сердцевину горя,

To make thy life a bridge twixt earth and heaven;

И сделать жизнь свою мостом между землёй и небесами;

If thou wouldst save the toiling universe,

И если хочешь ты спасти всю эту тяжело идущую вселенную,

The vast universal suffering feel as thine:

То ощути широкое вселенское страданье как своё:

Thou must bear the sorrow that thou claimst to heal;

Тебе необходимо вынести самой то горе, что стремишься исцелить;

The day-bringer must walk in darkest night.

Кто день приносит, должен сам пройти сквозь самый чёрный мрак ночи.

He who would save the world must share its pain.

Тот, кто намерен мир спасти, обязан разделить его мучения.

If he knows not grief, how shall he find grief's cure?

Ведь если он не знает горя, как найдёт он от него лекарство?

If far he walks above mortality's head,

И если он гуляет слишком высоко над головами смертных,

How shall the mortal reach that too high path?

Как попадут они на тот высокий путь?

If one of theirs they see scale heaven's peaks,

Но если же они увидят, что один из них стал высотой до неба,

Men then can hope to learn that titan climb.

То есть надежда научиться титаническому восхождению.

God must be born on earth and be as man

Бог должен здесь родиться, на земле, и быть как человек,

That man being human may grow even as God.

Чтоб человеческое существо смогло расти и стать таким же как и Бог.

He who would save the world must be one with the world,

Тот, кто намерен мир спасти, обязан стать единым с миром,

All suffering things contain in his heart's space

И все терзающие вещи удерживать в пространстве собственного сердца,

And bear the grief and joy of all that lives.

Переносить и горести, и радости всех кто живёт.

His soul must be wider than the universe

Его душа должна стать шире, чем вселенная,

And feel eternity as its very stuff,

И вечность ощутить как настоящую её материю,

Rejecting the moment's personality

И, отвергая все мгновенья личности,

Know itself older than the birth of Time,

Познать себя как нечто, что древней рожденья Времени,

Creation an incident in its consciousness,

Увидеть, что творенье — только эпизод в сознании его души,

Arcturus and Belphegor grains of fire

Арктур и Бельфегор — лишь искорки огня,

Circling in a corner of its boundless self,

Кружащие в каком-то уголке его неограниченного "я",

The world's destruction a small transient storm

А разрушенье мира — мелкий проходящий шторм

In the calm infinity it has become.

В той тихой бесконечности, которой стала у него душа.

If thou wouldst a little loosen the vast chain,

И если хочешь ты ослабить хоть немного эту необъятнейшую цепь,

Draw back from the world that the Idea has made,

То отступи назад от мира, сотворённого Идеей,

Thy mind's selection from the Infinite,

От выбора всего из Бесконечности твоим умом,

Thy senses' gloss on the Infinitesimal's dance,

И от сверканья чувств твоих на танце Бесконечно-малого,

Then shalt thou know how the great bondage came.

Тогда узнаешь ты как появляется великая зависимость и рабство.

Banish all thought from thee and be God's void.

Гони все мысли от себя, стань пустотою Бога.

Then shalt thou uncover the Unknowable

Тогда сумеешь ты поднять покров с Непознаваемого,

And the Superconscient conscious grow on thy tops;

Тогда сознательное Сверхсознание поднимется и встанет на твоих вершинах;

Infinity's vision through thy gaze shall pierce;

Взгляд Бесконечности пронзит вселенную в твоих глазах,

Thou shalt look into the eyes of the Unknown,

Ты сможешь посмотреть в глаза Неведомому,

Find the hid Truth in things seen null and false,

Узнаешь Истину сокрытую в вещах, что виделись пустыми или ложными,

Behind things known discover Mystery's rear.

А позади известного увидишь лик обратной стороны Мистерии.

Thou shalt be one with God's bare reality

Тогда сольёшься ты — и с обнажённою реальностью Всевышнего,

And the miraculous world he has become

И с тем чудесным миром, что он стал,

And the diviner miracle still to be

И с чудом более божественным — каким он будет,

When Nature who is now unconscious God

Когда Природа, что сейчас — несознающий Бог,

Translucent grows to the Eternal's light,

Прозрачной станет для лучей и света Вечного,

Her seeing his sight, her walk his steps of power

Её взгляд обернётся взглядом Вечного, её прогулка — шагом силы Вечного

And life is filled with a spiritual joy

И жизнь наполнится духовной радостью,

And Matter is the Spirit's willing bride.

Материя в ней превратится в долгожданную невесту Духа.

Consent to be nothing and none, dissolve Time's work,

Пойди на то, чтоб быть ничем, никем и раствори работу Времени,

Cast off thy mind, step back from form and name.

Отбрось свой ум, шагни назад от имени и формы.

Annul thyself that only God may be."

Сотри себя, чтоб мог быть только Бог."

   Thus spoke the mighty and uplifting Voice,

   Так говорил могучий, поднимающийся Голос,

And Savitri heard; she bowed her head and mused

Савитри слушала; она склонила голову и размышляла,

Plunging her deep regard into herself

Глубоким взглядом погружаясь внутрь себя,

In her soul's privacy in the silent Night.

В уединении души среди безмолвной Ночи.

Aloof and standing back detached and calm,

Встав в стороне, спокойно, отстранённо,

A witness of the drama of herself,

Свидетелем своей трагедии,

A student of her own interior scene,

Рассматривая собственную внутреннюю сцену,

She watched the passion and the toil of life

Она там видела и страсть, и трудную работу жизни,

And heard in the crowded thoroughfares of mind

И слышала в заполненных толпою улицах ума

The unceasing tread and passage of her thoughts.

Непрекращающийся топот и хожденье мыслей.

All she allowed to rise that chose to stir;

Она давала всплыть всему, что выбирало суету;

Calling, compelling nought, forbidding nought,

Так ни к чему не призывая, ничего не принуждая и не запрещая,

She left all to the process formed in Time

Она всё предоставила тому движению, что родилось во Времени,

And the free initiative of Nature's will.

Свободным импульсам, желаниям Природы.

Thus following the complex human play

И, следуя за сложной ролью человека,

She heard the prompter's voice behind the scenes,

Она услышала что говорит суфлёр за сценой,

Perceived the original libretto's set

Постигла направленье изначального либретто

And the organ theme of the composer Force.

Органное звучанье Силы-композитора.

All she beheld that surges from man's depths,

Она увидела всё то, что поднимается из человеческих глубин,

The animal instincts prowling mid life's trees,

Животные инстинкты, ползающие среди деревьев жизни,

The impulses that whisper to the heart

И побужденья, шепчущие сердцу,

And passion's thunder-chase sweeping the nerves;

Громоподобную погоню страсти, увлекающую нервы;

She saw the Powers that stare from the Abyss

Она увидела те Силы, что глядят из Бездны,

And the wordless Light that liberates the soul.

И тот беззвучный Свет, что делает свободной душу.

But most her gaze pursued the birth of thought.

Но более всего взгляд у неё исследовал рожденье мысли.

Affranchised from the look of surface mind

Освобождённая от виденья поверхностным умом,

She paused not to survey the official case,

Она безостановочно смотрела на когда-то принятый порядок,

The issue of forms from the office of the brain,

На появленье форм из канцелярии ума,

Its factory of thought-sounds and soundless words

На эту фабрику по производству мысле-звуков и беззвучных слов,

And voices stored within unheard by men,

И голосов, что сохраняются внутри, неслышимые человеком,

Its mint and treasury of shining coin.

Его монетный двор, казну сияющих монет.

These were but counters in mind's symbol game,

Но это было только фишками для символической игры ума,

A gramophone's discs, a reproduction's film,

Кассетами для фильмов, граммофонными пластинками,

A list of signs, a cipher and a code.

Перечисленьем знаков, шифром, кодом.

In our unseen subtle body thought is born

Мысль зарождается в незримом нашем тонком теле,

Or there it enters from the cosmic field.

Или заходит в это тело из космических пространств.

Oft from her soul stepped out a naked thought

И часто из души её выскакивала голая, открытая всему на свете мысль,

Luminous with mysteried lips and wonderful eyes;

Светясь, с загадкой на устах, с чудесными глазами;

Or from her heart emerged some burning face

Или вставал из сердца у неё пылающий какой-то лик,

And looked for life and love and passionate truth,

Искавший жизнь, любовь, наполненную страстью истину,

Aspired to heaven or embraced the world

Он поднимался к небесам, иль обнимал весь мир,

Or led the fancy like a fleeting moon

Иль вёл воображенье, как луна,

Across the dull sky of man's common days,

Летящая сквозь пасмурное небо повседневной жизни человека,

Amidst the doubtful certitudes of earth's lore,

Среди сомнительной определённости практических земных профессий,

To the celestial beauty of faith gave form,

И наделял её небесной красотою веры,

As if at flower-prints in a dingy room

Как если б в тёмной комнате, с цветочными обоями

Laughed in a golden vase one living rose.

Смеялась бы одна живая роза в золотистой вазе.

A thaumaturgist sat in her heart's deep,

Там, в сердце, в глубине, сидел волшебник

Compelled the forward stride, the upward look,

И заставлял шагать вперёд и поднимать взгляд вверх,

Till wonder leaped into the illumined breast

Пока чудесное не прыгнет в озарённую им грудь

And life grew marvellous with transfiguring hope.

И жизнь не станет чудом от преобразующей надежды.

A seeing will pondered between the brows;

Между бровей всё взвешивала видящая воля;

Thoughts, glistening Angels, stood behind the brain

За мозгом, позади, как яркие, светящиеся Ангелы, стояли мысли,

In flashing armour, folding hands of prayer,

В сверкающей броне, сложив в молитве руки,

And poured heaven's rays into the earthly form.

И проливали свет небес в земную форму.

Imaginations flamed up from her breast,

Как пламя поднималось из её груди воображение,

Unearthly beauty, touches of surpassing joy

И неземная красота, касание превосходящей всё на свете радости,

And plans of miracle, dreams of delight:

И планы чуда, и видения восторга:

Around her navel lotus clustering close

Вокруг же лотоса под солнечным сплетением толпились в тесноте

Her large sensations of the teeming worlds

Её широкие, насыщенные ощущенья множества миров,

Streamed their dumb movements of the unformed Idea;

Струясь немым движением бесформенной Идеи;

Invading the small sensitive flower of the throat

Вторгаясь в маленький чувствительный цветок гортани,

They brought their mute unuttered resonances

Несли свои немые, непередаваемые словом резонансы,

To kindle the figures of a heavenly speech.

Чтоб проявить картины, образы небесной речи.

Below, desires formed their wordless wish,

Пониже этого, желания выстраивали свой поток безмолвной жажды;

And longings of physical sweetness and ecstasy

Стремление к экстазу и телесной сладости

Translated into the accents of a cry

Переводило в пульс, биение призыва

Their grasp on objects and their clasp on souls.

Их взгляд на вещи, их влияние на души.

Her body's thoughts climbed from her conscious limbs

В ней (Савитри) мысли тела поднимались из сознательных частей,

And carried their yearnings to its mystic crown

Затем несли свои стремления к мистической короне,

Where Nature's murmurs meet the Ineffable.

Где тихое шептание Природы встречается с Невыразимым.

But for the mortal prisoned in outward mind

Но для обычных смертных, заключенных внешнего ума,

All must present their passports at its door;

Их мыслям нужно предъявлять свой паспорт у двери;

Disguised they must don the official cap and mask

Они, скрываясь, одевают маски и служебные фуражки,

Or pass as manufactures of the brain,

Или проходят как продукт работы мозга,

Unknown their secret truth and hidden source.

Не зная тайной истины своей и скрытого источника.

Only to the inner mind they speak direct,

Они способны напрямую говорить лишь с внутренним умом,

Put on a body and assume a voice,

И обретать в нём тело, получать свой голос,

Their passage seen, their message heard and known,

Их прохождение увидено, послание — услышано и понято,

Their birthplace and their natal mark revealed,

То место где они родились и натальный знак — открыты,

And stand confessed to an immortal's sight,

И стоя исповедуются виденью бессмертного

Our nature's messengers to the witness soul.

Посланники природы нашей — пред душой-свидетелем.

Impenetrable, withheld from mortal sense,

Непроницаемые, скрытые от смертных чувств,

The inner chambers of the spirit's house

Те внутренние залы дома духа

Disclosed to her their happenings and their guests;

Раскрыли для неё (Савитри) свои события, своих гостей;

Eyes looked through crevices in the invisible wall

И через щелочки в невидимой стене

And through the secrecy of unseen doors

Через тайник невидимых дверей

There came into mind's little frontal room

Её глаза увидели, как в тесную прихожую ума

Thoughts that enlarged our limited human range,

Входили мысли, расширяющие ограниченный диапазон людей,

Lifted the ideal's half-quenched or sinking torch

И поднимали гаснущий, поникший факел идеала,

Or peered through the finite at the infinite.

Через конечное смотрели, вглядываясь, в бесконечное.

A sight opened upon the invisible

Их взгляду открывалось ранее незримое,

And sensed the shapes that mortal eyes see not,

И ощущались формы, не доступные для смертных глаз,

The sounds that mortal listening cannot hear,

Воспринимались звуки, что не слышит ухо смертного,

The blissful sweetness of the intangible's touch;

Блаженство сладости касания неуловимого;

The objects that to us are empty air,

И то, что для людей похоже на пустой прозрачный воздух,

Are there the stuff of daily experience

Там было тканью повседневной жизни,

And the common pabulum of sense and thought.

Обычной пищей чувств и мысли.

The beings of the subtle realms appeared

Являлись существа из тонких царств,

And scenes concealed behind our earthly scene;

И сцены, что скрываются за нашею земною сценой;

She saw the life of remote continents

Она могла увидеть жизнь далёких континентов

And distance deafened not to voices far;

И расстояние не заглушало голоса вдали;

She felt the movements crossing unknown minds;

Она могла почувствовать движенья что проходят по неведомым умам,

The past's events occurred before her eyes.

События из прошлого вставали перед взглядом.

The great world's thoughts were part of her own thought,

Так мысли этого большого мира стали частью ей принадлежащих мыслей,

The feelings dumb for ever and unshared,

И чувств, всегда немых, никем не разделённых,

The ideas that never found an utterance.

Идей, что никогда не находили выражения.

The dim subconscient's incoherent hints

Бессвязные намёки сумрачного подсознания

Laid bare a meaning twisted, deep and strange,

Лежали перед ней, раскрыв запутанный, глубокий, странный смысл,

The bizarre secret of their fumbling speech,

Причудливую тайну неразборчивого бормотанья,

Their links with underlying reality.

Их связи с той реальностью, которая лежит под ними.

The unseen grew visible and audible:

Невидимое становилось слышимым и зримым,

Thoughts leaped down from a superconscient field

И мысли прыгали из сверхсознательного царства вниз,

Like eagles swooping from a viewless peak,

Как падают орлы с незримых пиков гор,

Thoughts gleamed up from the screened subliminal depths

Или мерцали из сокрытых подсознательных глубин,

Like golden fishes from a hidden sea.

Как золотые рыбки в тайном море.

This world is a vast unbroken totality,

Наш мир — широкая, неразделимая тотальность,

A deep solidarity joins its contrary powers;

Глубокая сплочённость связывает противостоящие друг другу силы;

God's summits look back on the mute Abyss.

Вершины Бога, обернувшись, смотрят на немую Бездну.

So man evolving to divinest heights

И человек, хотя и движется к божественным высотам,

Colloques still with the animal and the Djinn;

Но до сих пор беседует с животным или с Джинном;

The human godhead with star-gazer eyes

И человеческое божество, со взглядом звёздного мечтателя,

Lives still in one house with the primal beast.

Всё продолжает жить в одном жилище с первобытным зверем.

The high meets the low, all is a single plan.

Высокое встречает низкое, и это всё — единый план.

So she beheld the many births of thought,

Савитри замечала множество рождений мысли,

If births can be of what eternal is;

Конечно, если может быть рожденье у того, что вечно;

For the Eternal's powers are like himself,

Ведь силы Вечного такие же, как Он,

Timeless in the Timeless, in Time ever born.

Вневременные во Вневременье, во Времени рождаемые постоянно.

This too she saw that all in outer mind

И так же видела она, что всё, чем занят внешний ум,

Is made, not born, a product perishable,

Продукт непрочный, и не рождено, а сделано,

Forged in the body's factory by earth-force.

Придумано телесной фабрикой могуществом земли.

This mind is a dynamic small machine

Наш ум — лишь небольшая динамичная машина,

Producing ceaselessly, till it wears out,

Которая, пока она работает, безостановочно штампует

With raw material drawn from the outside world,

Из грубого материала, взятого из окружающего мира,

The patterns sketched out by an artist God.

Типичные модели по наброску Бога-живописца.

Often our thoughts are finished cosmic wares

И часто наши мысли — это некие космические завершённые изделия,

Admitted by a silent office gate

Пропущенные молчаливыми вратами офиса,

And passed through the subconscient's galleries,

Прошедшие по галереям подсознания,

Then issued in Time's mart as private make.

И выпущенные на рынок Времени — творения ручной работы.

For now they bear the living person's stamp;

Теперь они несут печать живущей личности;

A trick, a special hue claims them his own.

И некие штрихи, особые оттенки отмечают их как наши собственные.

All else is Nature's craft and this too hers.

Всё остальное — мастерство Природы, но и это тоже ей принадлежит.

Our tasks are given, we are but instruments;

Нам каждому дана задача, мы же — только инструменты;

Nothing is all our own that we create:

И ничего нет нашего во всём, что мы творим и создаём:

The Power that acts in us is not our force.

Та Сила, что в нас действует — не наша сила.

The genius too receives from some high fount

И гений тоже получает из какого-то высокого источника,

Concealed in a supernal secrecy

Сокрытого в небесной тайне,

The work that gives him an immortal name.

Своё творенье, наделившее его бессмертным именем.

The word, the form, the charm, the glory and grace

Слова и формы, слава, красота, очарование —

Are missioned sparks from a stupendous Fire;

Всё искры, посылаемые изумительным Огнём;

A sample from the laboratory of God

И образец, полученный в лаборатории Всевышнего,

Of which he holds the patent upon earth,

И на который у него, здесь, на земле, патент,

Comes to him wrapped in golden coverings;

К нему приходит в золотой обёртке;

He listens for Inspiration's postman knock

Он слышит стук в ворота почтальона Вдохновения

And takes delivery of the priceless gift

Берёт бесценный дар в его посылке,

A little spoilt by the receiver mind

Слегка подпорченный воспринимающим умом,

Or mixed with the manufacture of his brain;

Иль смешанный с продуктами работы собственного мозга.

When least defaced, then is it most divine.

Чем меньше искажений, тем божественней послание.

Although his ego claims the world for its use,

И несмотря на то, что эго хочет обладать всем миром для себя,

Man is a dynamo for the cosmic work;

Он, человек — динамо для космической работы;

Nature does most in him, God the high rest:

В нём основное делает Природа, а возвышенное остальное — Бог:

Only his soul's acceptance is his own.

И лишь согласие души ему принадлежит.

This independent, once a power supreme,

И эта независимая сила, некогда — одна из наивысших,

Self-born before the universe was made,

Саморождённая задолго до создания вселенной,

Accepting cosmos, binds himself Nature's serf

Входя и принимая космос, одевает узы, делая себя рабынею Природы,

Till he becomes her freedman - or God's slave.

Пока не станет человек её вольноотпущенным или слугою Бога.

This is the appearance in our mortal front;

Так проявляется она на нашем внешнем плане;

Our greater truth of being lies behind:

Суть более великой истины лежит за нашим существом:

Our consciousness is cosmic and immense,

Сознание у нас — космическое и безмерное,

But only when we break through Matter's wall

Но лишь когда прорвёмся мы через барьер Материи

In that spiritual vastness can we stand

Мы встанем в той духовной широте,

Where we can live the masters of our world

И в ней мы сможем жить хозяевами мира,

And mind is only a means and body a tool.

И ум наш будет только средством, тело — инструментом.

For above the birth of body and of thought

Ведь над рожденьем тела, над рожденьем мысли, наша правда духа

Our spirit's truth lives in the naked self

Живёт, во внутреннем, лишённом одеяний, "я",

And from that height, unbound, surveys the world.

И с этой высоты, освобожденная, исследует вселенную.

Out of the mind she rose to escape its law

Она (Савитри) поднялась над умом, чтобы выйти из его закона,

That it might sleep in some deep shadow of self

Чтоб ум мог спать в глубокой тени внутреннего "я",

Or fall silent in the silence of the Unseen.

Или беззвучно опуститься в тишину Незримого.

High she attained and stood from Nature free

Она добралась до высот и встала там, свободной от Природы,

And saw creation's life from far above,

И стала видеть жизнь творения с далёкой высоты,

Thence upon all she laid her sovereign will

На всё накладывая властное желание

To dedicate it to God's timeless calm:

Творенье поднести не знающему времени покою Бога:

Then all grew tranquil in her being's space,

Затем в пространстве существа её всё стало неподвижным,

Only sometimes small thoughts arose and fell