Шри Ауробиндо, "Савитри", Книга 11, Песня 1, "Вечный день: выбор души и высшее осуществление"

Sri Aurobindo	Шри Ауробиндо
SAVITRI	САВИТРИ

Book Eleven	Книга Одиннадцатая
THE BOOK OF EVERLASTING DAY	КНИГА ВЕЧНО ДЛЯЩЕГОСЯ ДНЯ

Canto I	Песня I
THE ETERNAL DAY: THE SOUL'S CHOICE	ВЕЧНЫЙ ДЕНЬ: ВЫБОР ДУШИ
AND THE SUPREME CONSUMMATION	И ВЫСШЕЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ

A marvellous sun looked down from ecstasy's skies	С небес экстаза вниз смотрело удивительное солнце
On worlds of deathless bliss, perfection's home,	На дом, где обитает совершенство, на миры бессмертного блаженства,
Magical unfoldings of the Eternal's smile	И на волшебное раскрытие улыбки Вечного,
Capturing his secret heart-beats of delight.	Хранящей тайное своё сердцебиение восторга.
God's everlasting day surrounded her,	День Бога, вечный, постоянный, обступил её,
Domains appeared of sempiternal light	Открылись сферы вечно существующего света,
Invading all Nature with the Absolute's joy.	Захватывая всю Природу наслажденьем Абсолюта.
Her body quivered with eternity's touch,	Всё тело трепетало от прикосновенья вечности,
Her soul stood close to the founts of the infinite.	Душа её стояла рядом с родниками бесконечности.
Infinity's finite fronts she lived in, new	Конечные фасады Бесконечного, в которых до сих пор жила она,
For ever to an everliving sight.	Казались вечно новыми всегда живому взору.
Eternity multiplied its vast self-look	Здесь Вечность множила обширный взгляд свой на себя
Translating its endless mightiness and joy	И превращала нескончаемую радость и могущество
Into delight souls playing with Time could share	В восторг души, играющей со Временем, способной погрузиться
In grandeurs ever new-born from the unknown depths,	В ту грандиозность вечно нового рожденья из неведомых глубин,
In powers that leaped immortal from unknown heights,	И в силы, что, бессмертные, выпрыгивали из неведомых высот,
In passionate heart-beats of an undying love,	И в страстные сердцебиения неумирающей любви,
In scenes of a sweetness that can never fade.	И в сцены сладости, что никогда не блекнет.
Immortal to the rapturous heart and eyes,	Бессмертная для восхищённых глаз и сердца,
In serene arches of translucent calm	Под безмятежным сводом ясного спокойствия
From Wonder's dream-vasts cloudless skies slid down	Из грёз-пространств безоблачного неба Чуда вниз скользнула
An abyss of sapphire; sunlight visited eyes	Громада синевы; свет солнца падал ей в глаза,
Which suffered without pain the absolute ray	Что выносили без страдания луч абсолюта
And saw immortal clarities of form.	И видели бессмертную прозрачность формы.
Twilight and mist were exiles from that air,	Туман и сумерки из этой атмосферы были изгнаны совсем,
Night was impossible to such radiant heavens.	И Ночь была бы невозможна при таких сиявших небесах.
Firm in the bosom of immensity	Она увидела в глубинах той безмерности
Spiritual breadths were seen, sublimely born	Надёжные духовные просторы, их великое рождение
From a still beauty of creative joy;	Из тихой красоты творящей радости;
Embodied thoughts to sweet dimensions held	И мысли, воплощённые для пониманья радующей многомерности
To please some carelessness of divine peace,	Для наслажденья некой беззаботностью божественного мира и покоя
Answered the deep demand of an infinite sense	Несли ответ глубоким требованиям чувства бесконечности,
And its need of forms to house its bodiless thrill.	Его необходимости свой бестелесный трепет поселить в конкретных формах.
A march of universal powers in Time,	Движенье, марш вселенских сил во Времени,
The harmonic order of self's vastitudes	Наполненный гармонией порядок просторов внутреннего "я"
In cyclic symmetries and metric planes	В циклических симметриях, метрических проекциях
Harboured a cosmic rapture's revelry,	Укрыл космический разгул восторга
An endless figuring of the spirit in things	И нескончаемое проявленье духа в множестве вещей,
Planned by the artist who has dreamed the worlds;	Намеченное мастером, задумавшим все эти планы и миры;
Of all the beauty and the marvel here,	Для всех чудес, всего прекрасного, что существует здесь,
Of all Time's intricate variety	И для всего замысловатого разнообразия, богатства Времени,
Eternity was the substance and the source;	Субстанцией для них, источником всегда являлась Вечность;
Not from a plastic mist of Matter made,	И сотворённые не из пластичной мглы Материи,
They offered the suggestion of their depths	Они выслушивали указания своих глубин
And opened the great series of their powers.	И, подчиняясь, открывали необъятные ряды своих могуществ.
Arisen beneath a triple mystic heaven	Она увидела как поднимались под мистичными тройными небесами
The seven immortal earths were seen, sublime:	Семь гордых и возвышенных земель бессмертных:
Homes of the blest released from death and sleep	Дома блаженства, ставшего свободным и от смерти, и от сна,
Where grief can never come nor any pang	Места, куда ни боль, ни горе никогда не доберутся,
Arriving from self-lost and seeking worlds	Явившись из миров, утративших себя и ищущих себя,
Alter Heaven-nature's changeless quietude	Сменяли неизменное спокойствие Божественной природы,
And mighty posture of eternal calm,	Наполненное силой состоянье вечной тишины,
Its pose of ecstasy immutable.	Их позу нерушимого экстаза. Пред нею расстилались вдаль равнины
Plains lay that seemed the expanse of God's wide sleep,	Похожие на продолжение обширного сна Бога,
Thought's wings climbed up towards heaven's vast repose	И мысли воспаряли вверх, на крыльях, к широте отдохновения небес,
Lost in blue deeps of immortality.	Терявшемуся в синей глубине бессмертия.
A changed earth-nature felt the breath of peace.	Земная изменённая природа ощущала неизменное дыхание покоя.
Air seemed an ocean of felicity	Сам воздух здесь казался океаном счастья
Or the couch of the unknown spiritual rest,	Иль ложем для духовного неведомого отдыха,
A vast quiescence swallowing up all sound	Обширной неподвижностью, что поглощала всякий звук
Into a voicelessness of utter bliss;	В безмолвии предельного блаженства;
Even Matter brought a close spiritual touch,	И даже от Материи шло близкое духовное касание,
All thrilled with the immanence of one divine.	Всё трепетало от единой неотъемлемой божественности.
The lowest of these earths was still a heaven	В тех землях даже низший уровень всё ж оставался небесами,
Translating into the splendour of things divine	Что делали божественным великолепием
The beauty and brightness of terrestrial scenes.	И красоту, и яркость смертных сцен.
Eternal mountains ridge on gleaming ridge	Здесь вечные вершины громоздились на мерцающих других вершинах,
Whose lines were graved as on a sapphire plate	Чьи очертанья были словно вырезаны на сапфировом листе
And etched the borders of heaven's lustrous noon	С гравюрой постепенных уровней сияния небесного зенита,
Climbed like piled temple stairs and from their heads	И, поднимаясь, словно лестница к какому-то огромному неведомому храму,
Of topless meditation heard below	С вершин предельной медитации они могли услышать далеко внизу
The approach of a blue pilgrim multitude	Как приближались многочисленные, верные им пилигримы,
And listened to a great arriving voice	И вслушаться в великий, нараставший голос
Of the wide travel hymn of timeless seas.	Широкого блуждающего гимна вечных океанов.
A chanting crowd from mountain bosoms slipped	Поющая толпа легко спустилась с гор
Past branches fragrant with a sigh of flowers	Сквозь аромат ветвей со вздохами цветов,
Hurrying through sweetnesses with revel leaps;	Спеша по этой сладости весёлыми прыжками;
The murmurous rivers of felicity	Слегка рокочущие реки счастья
Divinely rippled honey-voiced desires,	Журча божественно-медовым голосом желаний
Mingling their sister eddies of delight,	Сливались со своими сёстрами — водоворотами восторга,
Then, widening to a pace of calm-lipped muse,	Затем, расширившись до поступи спокойного гудящего раздумья,
Down many-glimmered estuaries of dream	До устья грёз со множеством блестящих бликов,
Went whispering into lakes of liquid peace.	Входили, с шёпотом, в озёра плавного, тягучего покоя.
On a brink held of senseless ecstasy	Там, на краю, попав во власть неощутимого экстаза,
And guarding an eternal poise of thought	И охраняя вечно существующее равновесье мысли,
Sat sculptured souls dreaming by rivers of sound	Сидели души, словно изваянья, грезившие реками из звука,
In changeless attitudes of marble bliss.	В их неизменных положениях застывшего блаженства.
Around her lived the children of God's day	Вокруг Савитри жили дети дня Всевышнего,
In an unspeakable felicity,	В неописуемом словами празднике и счастье,
A happiness never lost, the immortal's ease,	Что не проходит никогда, с их лёгкостью бессмертных,
A glad eternity's blissful multitude.	И в сладостном разнообразии весёлой вечности.
Around, the deathless nations moved and spoke,	Вокруг гуляли, говорили меж собой бессмертные народы,
Souls of a luminous celestial joy,	С их душами небесной светлой радости, с их совершенной красотой на лицах,
Faces of stark beauty, limbs of the moulded Ray;	И с телом, сформированным Божественным Лучом;
In cities cut like gems of conscious stone	В их городах, что вырезаны, словно самоцветы, из сознательного камня,
And wonderful pastures and on gleaming coasts	И на чудесных пастбищах, и на сверкавших побережиях,
Bright forms were seen, eternity's luminous tribes.	Глаз видел яркие фигуры, светлые народы вечности.
Above her rhythming godheads whirled the spheres,	Над нею боги ритма раскручивали сферы,
Rapt mobile fixities here blindly sought	Пытаясь отыскать вслепую некую текучую устойчивость восторга
By the huge erring orbits of our stars.	Гигантскими блуждавшими орбитами сиявших звёзд.
Ecstatic voices smote at hearing's chords,	Все голоса экстаза распадались на аккорды слуха
Each movement found a music all its own;	И каждое движенье находило для себя во всём особенную музыку;
Songs thrilled of birds upon unfading boughs	С неувядающих ветвей неслись волнующие трели птиц,
The colours of whose plumage had been caught	Украшенных цветастым оперением, что взяли
From the rainbow of imagination's wings.	Из крыльев радуги воображения.
Immortal fragrance packed the quivering breeze.	Бессмертный аромат струился по волнующему бризу.
In groves that seemed moved bosoms and trembling depths	И в рощах, что казались трепетанием глубин, вздымающейся грудью,
The million children of the undying spring	Цвели несметные количества детей неумирающей весны,
Bloomed, pure unnumbered stars of hued delight	Бесчисленные, целомудренные звёзды разноцветного восторга
Nestling for shelter in their emerald sky:	Гнездились под укрытьем изумрудной зелени своих небес:
Faery flower-masses looked with laughing eyes.	То феерическое множество цветов смотрело в мир весёлыми глазами.
A dancing chaos, an iridescent sea	Танцующий и кружащийся хаос, радужное море
Eternised to Heaven's ever-wakeful sight	Увековечивали каждый пробуждённый взгляд на Небеса,
The crowding petal-glow of marvel's tints	Переполняющую яркость лепестков, с чудесными оттенками,
Which float across the curtained lids of dream.	Что проплывали сквозь видения с закрытыми глазами.
Immortal harmonies filled her listening ear;	Бессмертные гармонии наполнили её внимательное ухо;
A great spontaneous utterance of the heights	Великие спонтанные слова с высот
On Titan wings of rhythmic grandeur borne	Ей на крылах ритмичного великолепия Титана принесли,
Poured from some deep spiritual heart of sound,	Пролившись из глубокого божественного сердца звука,
Strains trembling with the secrets of the gods.	Черты, трепещущие тайнами богов.
A spirit wandered happily in the wind,	Один дух, полный счастья, проносился в ветерке,
A spirit brooded in the leaf and stone;	Другой дух размышлял о чём-то в камнях и листве;
The voices of thought-conscious instruments	Там голоса осознающих мысли инструментов
Along a living verge of silence strayed,	Блуждали вдоль живого края тишины,
And from some deep, a wordless tongue of things	И бессловесным языком вещей, из некой глубины
Unfathomed, inexpressible, chantings rose	Вставало пенье, необъятное, невыразимое,
Translating into a voice the Unknown.	Передавая в голосе Неведомое.
A climber on the invisible stair of sound,	Взбираясь по незримой лестнице звучания,
Music not with these few and striving steps	Иными, чем у нас — нечастыми, сражающимися шагами —
Aspired that wander upon transient strings,	Вверх устремлялась музыка, блуждавшая по бренным струнам,
But changed its ever new uncounted notes	Но вечно изменяющая новые, бесчисленные ноты
In a passion of unforeseeing discovery,	В высокой страстности непредсказуемых открытий,
And kept its old unforgotten ecstasies	И сохраняя прежние незабываемые ощущения экстаза,
A growing treasure in the mystic heart.	Сокровища, растущего в мистическом, сокрытом сердце.
A consciousness that yearned through every cry	Сознание, что устремлялось в каждом зове
Of unexplored attraction and desire,	Желания и притяжения от неисследованного,
It found and searched again the unsatisfied deeps	То находило, то искало заново неутолённые глубины,
Hunting as if in some deep secret heart	Стараясь в глубине какой-то тайной сердцевины
To find some lost or missed felicity.	Найти какое-то потерянное иль упущенное счастье.
In those far-lapsing symphonies she could hear,	В тех затухающих вдали симфониях она могла услышать,
Breaking through enchantments of the ravished sense,	Прорвавшись сквозь очарование восторженного чувства
The lyric voyage of a divine soul	Лирическое путешествие божественной души,
Mid spume and laughter tempting with its prow	Средь хохота и пены, искушающей своим челном,
The charm of innocent Circean isles,	Очарование невинных островов Цирцеи,
Adventures without danger beautiful	И приключенье безопасной красоты на землях
In lands where siren Wonder sings its lures	Куда сирены Чуда завлекают песнями своими,
From rhythmic rocks in ever-foaming seas.	Из ритма скал средь вечно пузырящихся морей.
In the harmony of an original sight	В гармонии первоначального, особенного виденья,
Delivered from our limiting ray of thought,	Освободившись от ограничений света нашей мысли,
And the reluctance of our blinded hearts	И нежелания слепых людских сердец,
To embrace the Godhead in whatever guise,	Стремясь обнять Божественное в каждой маске,
She saw all Nature marvellous without fault.	Она (Савитри) увидела, что вся Природа — удивительна, и без изъянов.
Invaded by beauty's universal revel	Захваченные тем вселенским пиром красоты,
Her being's fibre reached out vibrating	Все фибры существа её отбросили сомнения
And claimed deep union with its outer selves,	И жаждали глубокого единства со своими "я" во внешнем,
And on the heart's chords made pure to seize all tones	И на аккордах сердца, ставшего настолько чистым, что теперь
Heaven's subtleties of touch unwearying forced	Оно охватывало все тона небесной утончённости неутомимого касания,
More vivid raptures than earth's life can bear.	И делала восторги ярче и живее, чем способна вынести земная жизнь.
What would be suffering here, was fiery bliss.	Что было бы страданьем здесь, там становилось сказочным блаженством.
All here but passionate hint and mystic shade	Здесь всё — лишь страстные намёки и мистическая тень,
Divined by the inner prophet who perceives	Догадки внутреннего существа, провидца, что воспринимает
The spirit of delight in sensuous things,	Дух наслаждения в вещах, доступных чувствам,
Turned to more sweetness than can now be dreamed.	И обращённый к сладости, что больше, чем способны мы вообразить.
The mighty signs of which earth fears the stress,	Наполненные силой знаки, чьих ударов опасается земля,
Trembling because she cannot understand,	И от чего она дрожит, не в силах их понять,
And must keep obscure in forms strange and sublime,	И вынуждена затемнять их странными, утонченными формами,
Were here the first lexicon of an infinite mind	Здесь были азбукой для бесконечного ума,
Translating the language of eternal bliss.	Переводящим это на язык блаженства вечности.
Here rapture was a common incident;	Здесь восхищенье было зауряднейшим событием;
The lovelinesses of whose captured thrill	Очарование, чей трепет, пойманный
Our human pleasure is a fallen thread,	Как наше человеческое наслажденье — было лишь оброненною нитью,
Lay, symbol shapes, a careless ornament,	Которая ложится в виде символа, небрежного орнамента,
Sewn on the rich brocade of Godhead's dress.	На красочном парчовом одеяньи Божества.
Things fashioned were the imaged homes where mind	Здесь всё, что получило форму, было созданным воображением домами,
Arrived to fathom a deep physical joy;	Где ум стремился испытать глубокую физическую радость;
The heart was a torch lit from infinity,	Здесь сердце стало факелом, зажжённым бесконечностью,
The limbs were trembling densities of soul.	Тела — трепещущими сгустками души.
These were the first domains, the outer courts	Здесь расстилались самые начальные владения и внешние площадки,
Immense but least in range and least in price,	Хотя и необъятные, но всё же меньшие по уровню и ценности,
The slightest ecstasies of the undying gods.	С легчайшими экстазами неумирающих богов.
Higher her swing of vision swept and knew,	Размах того, что видела она и понимала, становился всё объемнее,
Admitted through large sapphire opening gates	Пройдя сквозь широко открытые сапфирные врата
Into the wideness of a light beyond,	В просторы света за пределами всего,
These were but sumptuous decorated doors	Где были лишь роскошно изукрашенные двери
To worlds nobler, more felicitously fair.	К мирам ещё возвышенней, счастливей и прекрасней.
Endless aspired the climbing of those heavens;	Так нескончаемо стремились ввысь те небеса;
Realm upon realm received her soaring view.	Один план за другим вбирал её парящий взгляд.
Then on what seemed one crown of the ascent	Затем на том, что виделось единственным венцом всего подъёма,
Where finite and the infinite are one,	Там, где конечное и бесконечное сливаются в одно,
Immune she beheld the strong immortals' seats	Освобождённая, она увидела места, где обитали сильные бессмертные,
Who live for a celestial joy and rule,	Живущие, чтоб управлять и чувствовать божественную радость,
The middle regions of the unfading Ray.	Срединные районы негасимого Луча.
Great forms of deities sat in deathless tiers,	Возвышенные облики богов сидели там бессмертными рядами,
Eyes of an unborn gaze towards her leaned	И направляли нерождённый взгляд свой на неё
Through a transparency of crystal fire.	Через прозрачную субстанцию кристалльного огня.
In the beauty of bodies wrought from rapture's lines,	Своею красотою тел, написанных чертами радости,
Shapes of entrancing sweetness spilling bliss,	И формами, чарующими сладостью, и наполнявшими блаженством,
Feet glimmering upon the sunstone courts of mind,	Стопами, что сверкали по мощёным солнцем площадям ума,
Heaven's cupbearers bore round the Eternal's wine.	Те виночерпии небес носили кубки Вечного.
A tangle of bright bodies, of moved souls	Переплетенье ярких тел, вздымающихся душ,
Tracing the close and intertwined delight,	Очерчивало близкий и закрученный в клубок восторг,
The harmonious tread of lives for ever joined	Их гармоничное теченье жизней, что соединились меж собой навеки
In the passionate oneness of a mystic joy	В горячем, страстном единении мистического наслаждения,
As if sunbeams made living and divine,	Как если бы лучи от солнца ожили и стали божествами,
The golden-bosomed Apsara goddesses,	Богинями, Апсарами, с их золотыми грудями;
In groves flooded from an argent disk of bliss	В лесах, что заливает серебристый диск блаженства,
That floated through a luminous sapphire dream,	Плывущий через озарённое сапфирное видение,
In a cloud of raiment lit with golden limbs	Богини эти, в облаке своих одежд, светились золотистыми телами,
And gleaming footfalls treading faery swards,	Мерцавшими стопами проходили по волшебным травам,
Virgin motions of bacchant innocences	Невинною походкой девственных вакханок,
Who know their riot for a dance of God,	Что видели в своём разгуле танец Бога,
Whirled linked in moonlit revels of the heart.	И там, сплетёнными телами, под луной, они кружились в пиршестве сердец.
Impeccable artists of unerring forms,	Творцы непогрешимых форм и безупречные художники,
Magician builders of sound and rhythmic words,	Волшебники, творящие звучание и ритмы слов,
Wind-haired Gandharvas chanted to the ear	Гандхарвы, с гривою волос, подобной ветру,
The odes that shape the universal thought,	Поющие для уха оды, наделяющие формой мысль вселенной
The lines that tear the veil from Deity's face,	Со строками, срывающими пелену с лица Божественного,
The rhythms that bring the sounds of wisdom's sea.	И с ритмами, которые приносят звуки океана мудрости.
Immortal figures and illumined brows,	Бессмертные фигуры, озаряемые лики,
Our great forefathers in those splendours moved;	Возвышенные наши праотцы гуляли в тех великолепиях;
Termless in power and satisfied of light,	Наполненные светом, безграничные по силе,
They enjoyed the sense of all for which we strive.	Они там наслаждались ощущением всего, ради чего мы боремся.
High seers, moved poets saw the eternal thoughts	Высокие провидцы, движимые импульсом поэты наблюдали
That, travellers from on high, arrive to us	Как мысли вечности, подобно путникам, приходят к нам с высот,
Deformed by our search, tricked by costuming mind,	Хотя и искажённые от наших поисков, обманутые одеяньями ума,
Like gods disfigured by the pangs of birth,	Как боги, что обезображены мучением рождения,
Seized the great words which now are frail sounds caught	Они улавливали те великие слова, что ныне стали хрупким звуком,
By difficult rapture on a mortal tongue.	С трудами и восторгом пойманные смертным языком.
The strong who stumble and sin were calm proud gods.	Те сильные, что оступаются, грешат, предстали гордыми спокойными богами.
There lightning-filled with glory and with flame,	Наполнившись сверканием великолепия и пламени,
Melting in waves of sympathy and sight,	И растворяясь в волнах видения и симпатии,
Smitten like a lyre that throbs to others' bliss,	Звуча как лира, что пульсирует блаженством, радостью других,
Drawn by the cords of ecstasies unknown,	Притянутая нитями неведомых экстазов,
Her human nature faint with heaven's delight,	Её (Савитри) природа человека таяла от наслаждения небес,
She beheld the clasp to earth denied and bore	Попав в объятия, которые запретны для земли, она переносила
The imperishable eyes of veilless love.	Непреходящий взгляд любви, свободной от покровов.
More climbed above, level to level reached,	Она всё выше поднималась, уровень за уровнем,
Beyond what tongue can utter or mind dream:	За грань того, что может выразить язык и ум вообразить:
Worlds of an infinite reach crowned Nature's stir.	Миры неограниченных богатств венчали всё движение Природы.
There was a greater tranquil sweetness there,	Была там и спокойная возвышенная сладость,
A subtler and profounder ether's field	И более глубокие и тонкие поля эфира,
And mightier scheme than heavenliest sense can give.	И замысел, способный одарить сильней, чем самое божественное чувство.
There breath carried a stream of seeing mind,	Дыхание несло потоки виденья ума,
Form was a tenuous raiment of the soul:	И форма становилась тонким одеянием души:
Colour was a visible tone of ecstasy;	Цвет становился зримыми оттенками экстаза;
Shapes seen half immaterial by the gaze	И нематериальные тела, доступные для глаза лишь наполовину,
And yet voluptuously palpable	Но всё же страстно осязаемые,
Made sensible to touch the indwelling spirit.	Там становились ощутимыми для пониманья внутреннего духа.
The high perfected sense illumined lived	И чувство совершенства, озарённое, высокое,
A happy vassal of the inner ray,	Жило счастливым подчинённым внутреннего света,
Each feeling was the Eternal's mighty child	Любое ощущенье становилось там могущественным сыном Вечного,
And every thought was a sweet burning god.	Любая мысль была пылающим и нежным богом.
Air was a luminous feeling, sound a voice,	Вся атмосфера стала озарённым чувством, звук стал голосом,
Sunlight the soul's vision and moonlight its dream.	Свет солнца — виденьем души, а лунный свет — её мечтою.
On a wide living base of wordless calm	На той широкой и живой основе бессловесного спокойствия
All was a potent and a lucid joy.	Всё превращалось в сильную, светящуюся радость.
Into those heights her spirit went floating up	И в те высоты дух её вошёл, всплывая вверх,
Like an upsoaring bird who mounts unseen	Как воспаряющая птица, что незримо поднимается,
Voicing to the ascent his throbbing heart	И в паузах смыкающихся крыльев
Of melody till a pause of closing wings	Поёт мелодию, чтоб поддержать своё забившееся сердце,
Comes quivering in his last contented cry	И входит, трепеща, в последний свой победоносный клич,
And he is silent with his soul discharged,	И замолкает, душу, наконец, излив,
Delivered of his heart's burden of delight.	Освобождённая от бремени сердечного восторга.
Experience mounted on joy's coloured breast	По красочной груди веселья, радости переживанье поднималось
To inaccessible spheres in spiral flight.	В полёте по спирали к недоступным сферам.
There Time dwelt with eternity as one;	Там жили Время вместе с вечностью, единым целым,
Immense felicity joined rapt repose.	Безмерность счастья сочеталась с наслаждением покоя.

As one drowned in a sea of splendour and bliss,	Почти что утопая в море блеска и блаженства
Mute in the maze of these surprising worlds,	Немея в лабиринтах этих поразительных миров,
Turning she saw their living knot and source,	Она, увидела, вдруг повернувшись, их живой источник, центр,
Key to their charm and fount of their delight,	Ключ к их очарованию, родник их наслаждения;
And knew him for the same who snares our lives	Она его узнала — он был тот, кто ловит наши жизни,
Captured in his terrifying pitiless net,	Пленённые в его ужасные, безжалостные сети,
And makes the universe his prison camp	И делает вселенную своим тюремным лагерем,
And makes in his immense and vacant vasts	И превращает на своих огромных и пустых просторах
The labour of the stars a circuit vain	Труд звёзд в напрасное кружение,
And death the end of every human road	Смерть делает концом любой дороги человека,
And grief and pain the wages of man's toil.	А боль и горе — платой за его тяжёлый труд.
One whom her soul had faced as Death and Night	И тот, кого её душа встречала в виде бога Смерти, в виде Ночи,
A sum of all sweetness gathered into his limbs	Вобрал в своё огромнейшее тело всё, что было сладостно на свете
And blinded her heart to the beauty of the suns.	И сердце ослепил в ней красотою солнц.
Transfigured was the formidable shape.	Теперь его ужасный вид преобразился.
His darkness and his sad destroying might	Его унылая всё-разрушающая сила, темнота,
Abolishing for ever and disclosing	Всегда уничтожавшая, разоблачавшая
The mystery of his high and violent deeds,	Мистерию своих неистовых, высоких дел,
A secret splendour rose revealed to sight	Явила взгляду тайное великолепье розы,
Where once the vast embodied Void had stood.	Где ранее стояло воплощённое обширное Ничто.
Night the dim mask had grown a wonderful face.	И Ночь, неясная личина, стала удивительным лицом.
The vague infinity was slain whose gloom	Была убита неопределённость бесконечности, чей мрак
Had outlined from the terrible unknown	Очерчивал из страшной неизвестности
The obscure disastrous figure of a god,	Губительную, тёмную фигуру бога,
Fled was the error that arms the hands of grief,	Ушла ошибка, что протягивает руки горя,
And lighted the ignorant gulf whose hollow deeps	И осветила всю невежественную пучину, чья пустота и глубина
Had given to nothingness a dreadful voice.	Давали этому ничто пугающий, ужасный голос.
As when before the eye that wakes in sleep	Как будто пред её глазами, после пробуждения,
Is opened the sombre binding of a book,	Открылись тёмные страницы книги
Illumined letterings are seen which kept	И стали видны озарённые слова,
A golden blaze of thought inscribed within,	Которые внутри хранили золотой свет мысли,
A marvellous form responded to her gaze	Чудесный облик открывался взгляду,
Whose sweetness justified life's blindest pain;	Чья сладость извиняла безысходные страданья жизни;
All Nature's struggle was its easy price,	Вся долгая борьба Природы стала маленькой ценой,
The universe and its agony seemed worth while.	И вся вселенная и вся её агония, казалось, стоили того.
As if the choric calyx of a flower	Как будто хор поющих чашечек цветков,
Aerial, visible on music's waves,	Увиденный на музыкальных волнах,
A lotus of light-petalled ecstasy	Воздушный лотос ярких лепестков экстаза
Took shape out of the tremulous heart of things.	Предстал как трепетное сердце для всего.
There was no more the torment under the stars,	Здесь больше не было мучения под звёздами
The evil sheltered behind Nature's mask;	И зла, укрытого под маскою Природы;
There was no more the dark pretence of hate,	И не было здесь чёрного притворства ненависти,
The cruel rictus on Love's altered face.	Безжалостной ухмылки губ на перекошенном лице Любви.
Hate was the grip of a dreadful amour's strife;	Здесь ненависть была объятьем грозного возлюбленного в ссоре;
A ruthless love intent only to possess	Жестокая, немилосердная любовь, нацеленная только обладать,
Has here replaced the sweet original god.	Сменилась нежным, изначальным божеством.
Forgetting the Will-to-love that gave it birth,	Забыв Стремление любить, которое её и породило,
The passion to lock itself in and to unite,	Её азарт и страсть замкнуться у себя внутри и присоединять,
It would swallow all into one lonely self,	Она хотела бы весь мир вобрать в одно единственное "я",
Devouring the soul that it had made its own,	Терзая душу, что присвоила себе,
By suffering and annihilation's pain	Страданием и болью разрушения,
Punishing the unwillingness to be one,	Наказывая нежеланье быть с ней заодно,
Angry with the refusals of the world,	Разгневанная на отказы мира,
Passionate to take but knowing not how to give.	Желая страстно брать, не зная как давать.
Death's sombre cowl was cast from Nature's brow;	Со лба Природы был отброшен смерти мрачный капюшон,
There lightened on her the godhead's lurking laugh.	И на её лице сверкнула затаённая улыбка божества.
All grace and glory and all divinity	Вся милость, слава, вся божественность её
Were here collected in a single form;	Отныне были собраны в единый образ;
All worshipped eyes looked through his from one face;	Все обожающие взгляды устремились сквозь него с единого лица;
He bore all godheads in his grandiose limbs.	Он нёс все божества в своём огромном теле.
An oceanic spirit dwelt within;	Подобный океану дух жил у него внутри;
Intolerant and invincible in joy	Непобедимое в своей особой радости, нетерпящее ничего другого,
A flood of freedom and transcendent bliss	Течение свободы, трансцендентного блаженства
Into immortal lines of beauty rose.	Вставало в тех бессмертных очертаньях красоты.
In him the fourfold Being bore its crown	В нём Существо из четырёх частей несло свою корону,
That wears the mystery of a nameless Name,	Одевшись в таинство неописуемого Имени,
The universe writing its tremendous sense	Вселенную, что вписывает свой огромный смысл
In the inexhaustible meaning of a word.	В неисчерпаемый смысл слова.
In him the architect of the visible world,	В нём архитектор видимого мира
At once the art and artist of his works,	Одновременно — и искусство, и художник собственных творений,
Spirit and seer and thinker of things seen,	Провидец, дух, мыслитель зримого,
Virat, who lights his camp-fires in the suns	Вират, кто зажигает для себя походные костры под видом солнц,
And the star-entangled ether is his hold,	Его владения — эфир, с переплетеньем звёзд,
Expressed himself with Matter for his speech:	Он выражал себя Материей как речью:
Objects are his letters, forces are his words,	Объекты выступали в роли букв, а силы — в роли слов,
Events are the crowded history of his life,	Поток событий был историей его богатой жизни,
And sea and land are the pages for his tale.	Моря и страны становились в ней страницами его рассказа.
Matter is his means and his spiritual sign;	Материя — и средство для него, и символ духа;
He hangs the thought upon a lash's lift,	Он поднимает плеть и к ней цепляет мысль,
In the current of the blood makes flow the soul.	И в токе крови создаёт течение души.
His is the dumb will of atom and of clod;	Он — та немая воля, что и в атоме, и в облаках,
A Will that without sense or motive acts,	Та Воля, что работает без чувств и побуждений,
An Intelligence needing not to think or plan,	Тот Интеллект, которому не нужно думать и планировать,
The world creates itself invincibly;	Тот мир, что непреодолимо создает себя;
For its body is the body of the Lord	Ведь плоть его — основа, тело Господина,
And in its heart stands Virat, King of Kings.	А в сердце у него стоит Вират, Царь всех Царей.
In him shadows his form the Golden Child	Внутри него его обличье затеняет Золотой Ребёнок,
Who in the Sun-capped Vast cradles his birth:	Который, с Солнцем в виде колпака, баюкает своё рождение в Просторе,
Hiranyagarbha, author of thoughts and dreams,	Хираньягарбха, автор мыслей и видений;
Who sees the invisible and hears the sounds	Он может наблюдать незримое и слышать звуки,
That never visited a mortal ear,	Что никогда не посещают ухо смертного;
Discoverer of unthought realities	Он первооткрыватель тех немыслимых реальностей,
Truer to Truth than all we have ever known,	Которые для Истины верней всего, что мы когда-то знали;
He is the leader on the inner roads;	Он — лидер внутренних путей;
A seer, he has entered the forbidden realms;	Провидец, он проник в запретную страну;
A magician with the omnipotent wand of thought,	Волшебник с всемогущим жезлом мысли,
He builds the secret uncreated worlds.	Он строит тайные, ещё не сотворённые миры.
Armed with the golden speech, the diamond eye,	Вооружённый золотою речью и алмазным взглядом,
His is the vision and the prophecy:	Он — и пророчество, и виденье:
Imagist casting the formless into shape,	Создатель образов, бросающий бесформенное в форму,
Traveller and hewer of the unseen paths,	Первопроходец, прорубающий незримые пути,
He is the carrier of the hidden fire,	Носитель скрытого огня,
He is the voice of the Ineffable,	Он — голос, что принадлежит Невыразимому,
He is the invisible hunter of the light,	Он — никому не видимый охотник за лучами света,
The Angel of mysterious ecstasies,	Он — Ангел тайных и загадочных экстазов,
The conqueror of the kingdoms of the soul.	Завоеватель царств души.
A third spirit stood behind, their hidden cause,	За ними третий дух стоял, их скрытая причина,
A mass of superconscience closed in light,	Громада сверхсознанья, запертая в свете,
Creator of things in his all-knowing sleep.	Творец всего в своём осознающем всё на свете сне.
All from his stillness came as grows a tree;	Как дерево растёт, к нам всё приходит из его спокойствия;
He is our seed and core, our head and base.	Он наше семя, сердцевина, он основа наша и вершина,
All light is but a flash from his closed eyes:	Весь свет — всего лишь отблеск из его закрытых глаз:
An all-wise Truth is mystic in his heart,	Всезнающая Истина — мистическая тайна в сердце у него,
The omniscient Ray is shut behind his lids:	Всеведающий Луч скрывается под веками его:
He is the Wisdom that comes not by thought,	Он — это Мудрость, что приходит не от мысли,
His wordless silence brings the immortal word.	Его беззвучное молчание несёт бессмертные слова.
He sleeps in the atom and the burning star,	Он дремлет в атоме и в полыхающей звезде,
He sleeps in man and god and beast and stone:	Он дремлет в человеке, в боге, в звере, в камне:
Because he is there the Inconscient does its work,	Благодаря его существованию — свою работу выполняет Несознание,
Because he is there the world forgets to die.	Благодаря его существованию — мир забывает умирать.
He is the centre of the circle of God,	Он — центр круговорота Бога,
He the circumference of Nature's run.	Он — контур, по которому бежит Природа.
His slumber is an Almightiness in things,	Его сон — это Всемогущество во всём,
Awake, he is the Eternal and Supreme.	Проснувшись, он становится Всевышним, Вечным.
Above was the brooding bliss of the Infinite,	А далее, над нею было размышлявшее блаженство Бесконечного,
Its omniscient and omnipotent repose,	Его всесильный и всезнающий покой,
Its immobile silence absolute and alone.	И неподвижное молчанье, абсолютное, уединённое.
All powers were woven in countless concords here.	Все силы там сплелись в бесчисленные соглашения.
The bliss that made the world in his body lived,	Блаженство, сотворившее весь мир, живёт в его огромном теле,
Love and delight were the head of the sweet form.	Любовь и наслаждение венчали эту сладостную форму.
In the alluring meshes of their snare	Пленённые чарующею сетью их силков,
Recaptured, the proud blissful members held	Блаженные и гордые тела вкушали все на свете радости
All joys outrunners of the panting heart	Предвестниками жаждущего сердца
And fugitive from life's outstripped desire.	И что-то еле уловимое в опережающих желаньях жизни.
Whatever vision has escaped the eye,	Любое видение, ускользнувшее от глаза,
Whatever happiness comes in dream and trance,	Любое счастье, приходящее в мечтах и трансе,
The nectar spilled by love with trembling hands,	Нектар, любовно пролитый из трепетных ладоней,
The joy the cup of Nature cannot hold,	И радость, что не может поместиться в кубок, созданный Природой,
Had crowded to the beauty of his face,	Переполняли красоту его лица,
Were waiting in the honey of his laugh.	И ожидали в мёде смеха и веселья.
Things hidden by the silence of the hours,	Всё, скрытое за тишиной часов,
The ideas that find no voice on living lips,	Идеи, что не удаётся выразить устами смертных,
The soul's pregnant meeting with infinity	Наполненная смыслом встреча бесконечности с душой,
Had come to birth in him and taken fire:	Пришли родиться в нём, вобрав его огонь:
The secret whisper of the flower and star	Секретные шептания цветов и звёзд
Revealed its meaning in his fathomless look.	В его бездонном взгляде открывали весь свой смысл.
His lips curved eloquent like a rose of dawn;	Как роза расцветающей зари — его струились губы,
His smile that played with the wonder of the mind	Игра его улыбки поражала ум,
And stayed in the heart when it had left his mouth	И с уст его сойдя, надолго оставалась в сердце,
Glimmered with the radiance of the morning star	Лучась сияньем утренней звезды,
Gemming the wide discovery of heaven.	Как бриллиант в обширности раскрытия небес.
His gaze was the regard of eternity;	Его взгляд был вниманьем вечности;
The spirit of its sweet and calm intent	Дух доброго, спокойного намеренья
Was a wise home of gladness and divulged	Был умудрённым домом радости, распространяя
The light of the ages in the mirth of the hours,	Лучи эпох в весёлый ход часов,
A sun of wisdom in a miracled grove.	Как солнце мудрости в лесу, наполненному чудесами.
In the orchestral largeness of his mind	В той оркестровой широте его ума
All contrary seekings their close kinship knew,	Все противоположные исканья находили близкое родство,
Rich-hearted, wonderful to each other met	Богатые сердцами, удивляясь друг на друга, все они встречались,
In the mutual marvelling of their myriad notes	Взаимно восхищаясь мириадами своих звучащих нот,
And dwelt like brothers of one family	И жили словно братья из одной семьи,
Who had found their common and mysterious home.	Найдя загадочный свой общий дом.
As from the harp of some ecstatic god	И словно с арфы экстатического бога
There springs a harmony of lyric bliss	Лилась гармония лиричного блаженства,
Striving to leave no heavenly joy unsung,	Стараясь не оставить невоспетой ни одной небесной радости,
Such was the life in that embodied Light.	Такой была жизнь в этом воплощённом Свете.
He seemed the wideness of a boundless sky,	Он виделся и широтою нескончаемого неба,
He seemed the passion of a sorrowless earth,	И страстным устремлением безгорестной земли,
He seemed the burning of a world-wide sun.	И полыханьем солнца в небесах, широкого, как целый мир.
Two looked upon each other, Soul saw Soul.	Друг в друга вглядывались эти двое, и Душа смотрела на другую Душу.

Then like an anthem from the heart's lucent cave	Затем, подобно гимну из сиявшего сердечного укрытия
A voice soared up whose magic sound could turn	Поднялся, воспаряя, голос, чей волшебный звук мог обратить
The poignant weeping of the earth to sobs	Все горькие рыдания земли — в плач радости,
Of rapture and her cry to spirit song.	А крик её — в возвышенную песню духа.
"O human image of the deathless word,	"О вечное, неумирающее слово в человеческом обличии,
How hast thou seen beyond the topaz walls	Как ты сумела видеть за пределами топазных стен,
The gleaming sisters of the divine gate,	Мерцающих сестёр божественных ворот,
Summoned the genii of their wakeful sleep,	И вызвать гения их пробуждённого, осознанного сна,
And under revelation's arches forced	Под аркой откровения заставить распахнуться,
The carved thought-shrouded doors to swing apart,	Резные, защищённые от мысли двери,
Unlocked the avenues of spiritual sight	Открыть широкую аллею взгляда духа,
And taught the entries of a heavenlier state	И научиться проникать в небесное, особенное состояние
To thy rapt soul that bore the golden key?	Своей души восторга, что дарует золотой, секретный ключ?
In thee the secret sight man's blindness missed	Тот тайный взгляд в тебе, минуя слепоту людей,
Has opened its view past Time, my chariot-course,	Открыл и виденье того, что было в прошлом Времени, и путь моей кареты,
And death, my tunnel which I drive through life	И смерть, тот мой туннель, который я веду сквозь жизнь,
To reach my unseen distances of bliss.	Чтобы достичь моих незримых перспектив блаженства.
I am the hushed search of the jealous gods	Я — молчаливый поиск ревностных богов,
Pursuing my wisdom's vast mysterious work	Которые преследуют широкую, наполненную тайнами,
Seized in the thousand meeting ways of heaven.	Работу мудрости моей, пытаются найти её во встрече тысячи дорог небес.
I am the beauty of the unveiled ray	Я — красота луча, сорвавшего с себя вуаль,
Drawing through the deep roads of the infinite night	За кем, глубокими путями бесконечной ночи,
The unconquerable pilgrim soul of earth	Идёт душа земли — непобедимый путник
Beneath the flaring torches of the stars.	Под полыхающими факелами звёзд.
I am the inviolable Ecstasy;	Я — нерушимый, вечно-существующий Экстаз;
They who have looked on me, shall grieve no more.	Те, кто взглянули на меня, не знают больше горя.
The eyes that live in night shall see my form.	Глаза, живущие в ночи, ещё увидят облик мой.
On the pale shores of foaming steely straits	На бледных берегах холодных пенистых проливов,
That flow beneath a grey tormented sky,	Текущих под измученным унылым небом,
Two powers from one original ecstasy born	Две силы, что родились из единого первоначального экстаза,
Pace near but parted in the life of man;	Шагают рядом, в жизни человека, но разделены;
One leans to earth, the other yearns to the skies:	Одна склоняется к земле, другая же стремится в поднебесье:
Heaven in its rapture dreams of perfect earth,	Есть Небеса в своих восторженных мечтах о совершенстве на земле,
Earth in its sorrow dreams of perfect heaven.	И есть Земля в своих страдающих мечтах о совершенных небесах.
The two longing to join, yet walk apart,	Те двое, страстно думая о том, как им объединиться, всё ж идут поврозь,
Idly divided by their vain conceits;	Напрасно разделённые своим пустым тщеславием;
They are kept from their oneness by enchanted fears;	Они удерживаются от своего единства колдовскими страхами;
Sundered mysteriously by miles of thought,	Непостижимо разлучаемые милями пространства мысли,
They gaze across the silent gulfs of sleep.	Они глядят сквозь молчаливые пучины сна.
Or side by side reclined upon my vasts	Бывает, что они лежат, бок о бок, на моих просторах,
Like bride and bridegroom magically divorced	Подобно жениху с невестой, разлучённые какой-то магией,
They wake to yearn, but never can they clasp	В них просыпается стремление, но никогда они не смогут радостно обняться,
While thinly flickering hesitates uncrossed	Пока не перейдут через трепещущее тонкое стеснение
Between the lovers on their nuptial couch	Между влюблёнными на брачном ложе,
The shadowy eidolon of a sword.	Пока не перейдут неясное видение меча.
But when the phantom flame-edge fails undone,	Когда же призрак с огненным клинком исчезнет, побеждённый,
Then never more can space or time divide	То больше никогда ни время, ни пространство не смогут больше разделять
The lover from the loved; Space shall draw back	Влюблённого с любимой; Пространство уберёт назад
Her great translucent curtain, Time shall be	Свою великую полупрозрачную завесу,
The quivering of the spirit's endless bliss.	А Время станет трепетаньем бесконечного блаженства духа.
Attend that moment of celestial fate.	Дождись того мгновения божественной судьбы.
Meanwhile you two shall serve the dual law	А до тех пор, вы двое будете служить двойному моему закону,
Which only now the scouts of vision glimpse	Через который ныне лишь разведчики намёков виденья,
Who pressing through the forest of their thoughts	Что продираются сквозь собственные мысли, словно через лес,
Have found the narrow bridges of the gods.	Находят узкие мосты богов.
Wait patient of the brittle bars of form	Вам надо терпеливо ждать, пока непрочные преграды формы,
Making division your delightful means	Что разделяют ваш восторг,
Of happy oneness rapturously enhanced	Не станут средством для счастливого единства,
By attraction in the throbbing air between.	Восторженно расширенного притяжением в дрожащем воздухе меж вами.
Yet if thou wouldst abandon the vexed world,	Однако, если ты захочешь распроститься с этим мучающим миром,
Careless of the dark moan of things below,	Не думая, и не заботясь о печальных стонах остающихся внизу,
Tread down the isthmus, overleap the flood,	Шагни по перешейку вниз, перескачи через поток,
Cancel thy contract with the labouring Force;	И отмени контракт с работающей Силой,
Renounce the tie that joins thee to earth-kind,	Оставь те узы, что тебя соединяют с расою земли,
Cast off thy sympathy with mortal hearts.	Отбрось симпатию к людским земным сердцам,
Arise, vindicate thy spirit's conquered right:	Встань, подтверди тобою завоёванное право духа:
Relinquishing thy charge of transient breath,	Отбросив бремя своего недолговечного дыхания,
Under the cold gaze of the indifferent stars	Под безучастным взглядом равнодушных звёзд,
Leaving thy borrowed body on the sod,	Оставив взятое на время тело на траве,
Ascend, O soul, into thy blissful home.	И поднимайся, о душа, в свой дом, наполненный блаженством.
Here in the playground of the eternal Child	Здесь, где играет вечное Дитя,
Or in domains the wise Immortals tread	Иль в сферах, где ступают мудрые Бессмертные,
Roam with thy comrade splendour under skies	Гуляй с твоим прекрасным другом
Spiritual lit by an unsetting sun,	Под небесами духа, залитыми никогда не заходящим солнцем,
As godheads live who care not for the world	Живите, словно боги, что не думают и не заботятся о мире,
And share not in the toil of Nature's powers:	И не вовлечены в тяжёлую работу сил Природы:
Absorbed in their self-ecstasy they dwell.	Они захваченны экстазом собственного внутреннего "я".
Cast off the ambiguous myth of earth's desire,	Отбрось неясный миф желания земли,
O immortal, to felicity arise."	И поднимайся к счастью, о бессмертная."
On Savitri listening in her tranquil heart	И на Савитри, слушавшую тихим и спокойным сердцем
To the harmony of the ensnaring voice	Гармонию влекущего и обольстительного голоса,
A joy exceeding earth's and heaven's poured down,	Потоком проливалась радость, превышающая и земное и небесное,
The bliss of an unknown eternity,	Блаженство вечности, неведанной ей прежде,
A rapture from some waiting Infinite.	Восторг какой-то ждущей Бесконечности.
A smile came rippling out in her wide eyes,	Пришла улыбка, что светилась из её распахнутых очей,
Its confident felicity's messenger	Посланницей уверенного счастья,
As if the first beam of the morning sun	Как если б первый лучик утреннего солнца
Rippled along two wakened lotus-pools.	Струился вдоль двух просыпающихся лотосовых заводей.
"O besetter of man's soul with life and death	"О, окружающий людские души жизнью, и одновременно, смертью,
And the world's pleasure and pain and Day and Night,	То радостью, то болью мира, Днём, и Ночью,
Tempting his heart with the far lure of heaven,	О искушающий сердца далёкими соблазнами небес,
Testing his strength with the close touch of hell,	И проверяющий, насколько человек силён, касаньем близким ада,
I climb not to thy everlasting Day,	Я не войду, не поднимусь в твой вечно продолжающийся День,
Even as I have shunned thy eternal Night.	Как ранее сумела избежать твоей извечной Ночи.
To me who turn not from thy terrestrial Way,	Прошу я — мне, что не свернула с твоего земного трудного Пути
Give back the other self my nature asks.	Отдай назад другое "я", которого моя природа просит.
Thy spaces need him not to help their joy;	Твоим пространствам он не нужен в помощи для наслажденья;
Earth needs his beautiful spirit made by thee	Земле же нужен этот превосходный дух, тобою сотворённый,
To fling delight down like a net of gold.	Чтоб вниз спустить восторг, подобный золотой сети.
Earth is the chosen place of mightiest souls;	Земля — особенное, избранное место самых сильных душ;
Earth is the heroic spirit's battlefield,	Земля есть поле битвы героического духа,
The forge where the Archmason shapes his works.	Та кузница, в которой Главный каменщик творит свои шедевры.
Thy servitudes on earth are greater, King,	Твоё порабощенье на земле величественнее, Владыка,
Than all the glorious liberties of heaven.	Чем все роскошные свободы неба.
The heavens were once to me my natural home,	Да, небеса когда-то были для меня родимым домом,
I too have wandered in star-jewelled groves,	И я бродила тоже в рощах, что сверкали звёздами, как бриллианты,
Paced sun-gold pastures and moon-silver swards	Гуляла в золотисто-солнечных угодьях и по серебристо-лунным травам,
And heard the harping laughter of their streams	И слышала похожий на звучанье арфы смех их ручейков,
And lingered under branches dropping myrrh;	И трепетала под ветвями капающей мирры;
I too have revelled in the fields of light	Я тоже пировала на полях из света,
Touched by the ethereal raiment of the winds,	Меня касались ветры, с их эфирными одеждами,
Thy wonder-rounds of music I have trod,	Я поднималась по твоим чудесным, удивительным ступеням музыки,
Lived in the rhyme of bright unlabouring thoughts,	Жила среди поэмы ярких, беззаботных мыслей,
I have beat swift harmonies of rapture vast,	И пульсом ощущала быстрые гармонии широкого восторга,
Danced in spontaneous measures of the soul	Плясала под спонтанный ритм души
The great and easy dances of the gods.	Затянутая лёгкими, возвышенными танцами богов.
O fragrant are the lanes thy children walk	О, как благоухают тропы, где твои гуляют дети,
And lovely is the memory of their feet	Как восхитительны воспоминания об их стопах
Amid the wonder-flowers of Paradise:	Среди чудесного цветенья Рая:
A heavier tread is mine, a mightier touch.	Моё касание становится сильнее, шаг мой —тяжелее.
There where the gods and demons battle in night	И там, где демоны и боги бьются средь ночи,
Or wrestle on the borders of the Sun,	Или воюют на границах с Солнцем,
Taught by the sweetness and the pain of life	Касаясь сладостью и болью жизни,
To bear the uneven strenuous beat that throbs	Чтоб вынести неровный напряжённый ритм,
Against the edge of some divinest hope,	Пульсирующий на краю какой-то лучшей из божественных надежд,
To dare the impossible with these pangs of search,	Чтобы осмелиться на невозможное в тех муках поиска,
In me the spirit of immortal love	Во мне дух вечно существующей любви
Stretches its arms out to embrace mankind.	Протягивает руки, обнимая человечество.
Too far thy heavens for me from suffering men.	Но для меня — уж слишком отдалённы небеса твои от бед людей.
Imperfect is the joy not shared by all.	Несовершенны радости, неразделяемые всеми.
O to spread forth, O to encircle and seize	Прошу, распространяйся дальше, окружай, захватывай,
More hearts till love in us has filled thy world!	Как можно больше человеческих сердец, пока любовь в нас не заполнит весь твой мир!
O life, the life beneath the wheeling stars!	О жизнь, о эта жизнь, под каруселью звёзд!
For victory in the tournament with death,	Чтоб победить в тяжёлом состязании со смертью,
For bending of the fierce and difficult bow,	Чтоб натянуть тугой, тяжёлый лук,
For flashing of the splendid sword of God!	Чтобы засверкал роскошный меч Всевышнего!
O thou who soundst the trumpet in the lists,	О ты, звучащий, как труба перед турниром,
Part not the handle from the untried steel,	Не убирай руки с клинка, его не испытав,
Take not the warrior with his blow unstruck.	Не забирай бойца, что не успел свой нанести удар.
Are there not still a million fights to wage?	И разве впереди не ждут нас миллионы битв?
O king-smith, clang on still thy toil begun,	О царь-кузнец, гремящий звон твоих трудов лишь начался,
Weld us to one in thy strong smithy of life.	Объедини нас всех в одно твоей могучей кузницею жизни.
Thy fine-curved jewelled hilt call Savitri,	Твой изукрашенный алмазами и тонкою резьбой эфес зовут Савитри,
Thy blade's exultant smile name Satyavan.	Восторг улыбки твоего клинка назвали Сатьяваном.
Fashion to beauty, point us through the world.	Ты создал нас для красоты, так прострели же нами этот мир.
Break not the lyre before the song is found;	Не разбивай на части лиру до того, как спета песня;
Are there not still unnumbered chants to weave?	И разве нам не предстоит ещё сложить бесчисленные гимны?
O subtle-souled musician of the years,	Душевный тонкий музыкант всех этих лет,
Play out what thou hast fluted on my stops;	Сыграй мне то, что выводил на флейте на моих привалах;
Arise from the strain their first wild plaint divined	Встань выше напряженья первых необдуманных и предсказуемых стенаний,
And that discover which is yet unsung.	Чтоб обнаружить то, что не воспето.
I know that I can lift man's soul to God,	Я знаю, что способна душу человека вознести до Бога,
I know that he can bring the Immortal down.	Я знаю, он способен вниз спустить и принести Бессмертное.
Our will labours permitted by thy will	Но наша воля трудится лишь с согласия твой высокой воли,
And without thee an empty roar of storm,	И без тебя становится пустым рычанием штормов,
A senseless whirlwind is the Titan's force	Энергия Титана превращается в бессмысленные ураганы,
And without thee a snare the strength of gods.	И без тебя становится ловушкою могущества богов.
Let not the inconscient gulf swallow man's race	Не дай пучине несознанья поглотить людскую расу,
That through earth's ignorance struggles towards thy Light.	Что сквозь невежество земли стремится прорубить путь к Свету твоему.
O Thunderer with the lightnings of the soul,	О Громовержец с молниями душ,
Give not to darkness and to death thy sun,	Не отдавай же тьме и смерти солнце,
Achieve thy wisdom's hidden firm decree	Так воплоти же сокрытое и непреложное решенье мудрости твоей,
And the mandate of thy secret world-wide love."	Мандат твоей таинственной, широкой словно мир, любви."
Her words failed lost in thought's immensities	Её слова упали, затерявшись в необъятностях ему принадлежащей мысли,
Which seized them at the limits of their cry	Что обняла их на границах зова этих слов
And hid their meaning in the distances	И спрятала их смысл в своих просторах,
That stir to more than ever speech has won	Распространяющихся дальше, чем любая речь способна покорить,
From the Unthinkable, end of all our thought,	От Невообразимого, конца всех наших мыслей,
And the Ineffable from whom all words come.	И до Невыразимого, откуда к нам приходят все слова.

Then with a smile august as noonday heavens	Затем, с улыбкою, наполненной величием, как небо в полдень,
The godhead of the vision wonderful:	То божество чудесного видения ответило:
"How shall earth-nature and man's nature rise	"Но как поднимется природа человека и вообще, земная,
To the celestial levels, yet earth abide?	До уровня небес, при этом существуя на земле?
Heaven and earth towards each other gaze	Земля и небо смотрят друг на друга через пропасть,
Across a gulf that few can cross, none touch,	Которую немногие способны пересечь, так ничего и не коснувшись,
Arriving through a vague ethereal mist	Пройдя по смутному эфирному туману,
Out of which all things form that move in space,	Который формирует всё, что движется в пространстве,
The shore that all can see but never reach.	На берег, что все могут видеть, но никто не может до него дойти.
Heaven's light visits sometimes the mind of earth;	Небесный свет, бывает, посещает ум земли, и мысли света
Its thoughts burn in her sky like lonely stars;	Горят среди земного неба одинокими сияющими звездами,
In her heart there move celestial seekings soft	А в сердце у неё блуждают мягкие небесные искания,
And beautiful like fluttering wings of birds,	И восхитительные, словно трепетанье птичьих крыл,
Visions of joy that she can never win	Виденья радости, которые она не сможет никогда завоевать,
Traverse the fading mirror of her dreams.	Проходят по тускнеющему отражению её мечтаний.
Faint seeds of light and bliss bear sorrowful flowers,	Из слабых зёрен света и блаженства вырастают жалкие цветы,
Faint harmonies caught from a half-heard song	Неясные гармонии улавливаются в почти неслышной песне,
Fall swooning mid the wandering voices' jar,	И, замирая, падают средь дребезжания гуляющих повсюду голосов,
Foam from the tossing luminous seas where dwells	Средь пены и волненья светлых океанов, где живёт
The beautiful and far delight of gods,	Восторг богов, прекрасный и далёкий,
Raptures unknown, a miracled happiness	Неведомые наслаждения и удивительное счастье,
Thrill her and pass half-shaped to mind and sense.	Что заставляют трепетать её и переходят в ум и чувство в виде полу-образов.
Above her little finite steps she feels,	А выше тех конечных небольших шагов она способна ощутить,
Careless of knot or pause, worlds which weave out	Не думая о промежутках и узлах — миры, которые свивают
A strange perfection beyond law and rule,	Неведомое, удивительное совершенство, за пределом правил и законов,
A universe of self-found felicity,	Вселенную само-собою обретаемого счастья,
An inexpressible rhythm of timeless beats,	Невыразимый ритм вневременных биений,
The many-movemented heart-beats of the One,	Сердечный пульс Единого, что проявляется во множестве движений,
Magic of the boundless harmonies of self,	И магию неограниченных гармоний внутреннего "я",
Order of the freedom of the infinite,	И строй свободы бесконечности,
The wonder-plastics of the Absolute.	И полную чудес пластичность Абсолюта.
There is the All-Truth and there the timeless bliss.	Есть Всеобъемлющая Истина, и есть блаженство за пределом времени.
But hers are fragments of a star-lost gleam,	Но у неё (земли) — лишь некие осколки от растерянного звёздами сияния,
Hers are but careless visits of the gods.	Но у неё — лишь посещенья беззаботных, легкомысленных богов.
They are a Light that fails, a Word soon hushed	Они — тот Свет, что гаснет, Слово что стихает,
And nothing they mean can stay for long on earth.	И ничего из их намерений не может долго оставаться на земле.
There are high glimpses, not the lasting sight.	Они — высокие намёки, но не виденье, что остаётся.
A few can climb to an unperishing sun,	Немногие способны подниматься до негаснущего солнца,
Or live on the edges of the mystic moon	Иль жить на самом краешке мистического утра,
And channel to earth-mind the wizard ray.	Пронзая ум земли магическим лучом.
The heroes and the demigods are few	Героев и полубогов немного,
To whom the close immortal voices speak	Немного тех, кому вещает близкий и бессмертный голос,
And to their acts the heavenly clan are near.	И тех, что по делам своим приблизились до клана небожителей.
Few are the silences in which Truth is heard,	Немного тех безмолвий, где слышна Божественная Истина,
Unveiling the timeless utterance in her deeps;	Что раскрывает проявления вневременья в своих глубинах;
Few are the splendid moments of the seers.	Немного замечательных мгновений у провидцев.
Heaven's call is rare, rarer the heart that heeds;	И редко возникает зов Небес, а ещё реже — сердце, что его услышит;
The doors of light are sealed to common mind	Так двери света закрываются печатью для обычного ума,
And earth's needs nail to earth the human mass,	И множество людей пригвождены к земле земными нуждами,
Only in an uplifting hour of stress	И только в возвышающий их час особенного напряжения
Men answer to the touch of greater things:	Способен человек ответить на касанье более великого:
Or, raised by some strong hand to breathe heaven-air,	Иль, поднятые некой сильною рукою, чтобы вдохнуть небесной атмосферы,
They slide back to the mud from which they climbed;	Они соскальзывают снова в грязь, откуда поднимались;
In the mud of which they are made, whose law they know	А в той грязи, в которой созданы они, и чьи законы знают,
They joy in safe return to a friendly base,	Они всё так же рады безопасности, вернувшись к дружественной им основе,
And, though something in them weeps for glory lost	И хоть в них что-то плачет по утраченным великолепиям,
And greatness murdered, they accept their fall.	И по загубленным величиям, они всё ж соглашаются с падением.
To be the common man they think the best,	Быть как обычный человек — они считают лучшим,
To live as others live is their delight.	Жить, как живут другие — наслаждение для них.
For most are built on Nature's early plan	Ведь в большинстве своём они сотворены по первым замыслам Природы,
And owe small debt to a superior plane;	И мало чем обязаны другим, высоким планам;
The human average is their level pitch,	Так средний уровень людей — их планка,
A thinking animal's material range.	Быть мыслящим животным — их материальные пределы.
In the long ever-mounting hierarchy,	Средь длинной, постоянно восходящей иерархии,
In the stark economy of cosmic life	И в строгой экономии космического бытия
Each creature to its appointed task and place	Любое существо привязано к своим определённым месту и задаче
Is bound by his nature's form, his spirit's force.	И силой собственного духа, формой собственной природы.
If this were easily disturbed, it would break	И если б это можно было запросто сломать,
The settled balance of created things;	Нарушилось бы установленное равновесие творения;
The perpetual order of the universe	Тогда бы зашатался вечный распорядок во вселенной,
Would tremble, and a gap yawn in woven Fate.	И пропасть бы развёрзлась в сотканной Судьбе.
If men were not and all were brilliant gods,	И если б не было людей, а были б все сверкающими как алмаз богами,
The mediating stair would then be lost	Была б утеряна та промежуточная стадия, ступень,
By which the spirit awake in Matter winds	При помощи которой дух стремится пробудить крыла в Материи,
Accepting the circuits of the middle Way,	Сам соглашаясь на витки срединного Пути,
By heavy toil and slow aeonic steps	Стремясь достичь тяжёлыми трудами, медленными эпохальными шагами
Reaching the bright miraculous fringe of God,	Чудесной яркой бахромы Всевышнего,
Into the glory of the Oversoul.	Входя в великолепье Сверхдуши.
My will, my call is there in men and things;	Моё намеренье, мой зов, есть в людях и вещах,
But the Inconscient lies at the world's grey back	Но Несознание ложится рядом с серою спиною мира
And draws to its breast of Night and Death and Sleep.	И тянет этот мир к своей груди Сна, Смерти, Ночи.
Imprisoned in its dark and dumb abyss	И заточив в свою немую, чёрную пучину,
A little consciousness it lets escape	Лишь малой порции сознанья разрешает убежать,
But jealous of the growing light holds back	Но в ревности к всё-возрастающему свету, тянет снова, прочь, назад,
Close to the obscure edges of its cave	Поближе к неотчётливым краям своей пещеры,
As if a fond ignorant mother kept her child	Как если б любящая но невежественная мать, держала бы дитя,
Tied to her apron strings of Nescience.	К халату привязав его верёвками Незнания.
The Inconscient could not read without man's mind	Но Несознание не может прочитать без человека, без его ума
The mystery of the world its sleep has made:	Мистерию, загадку мира, сотворённого его огромным сном:
Man is its key to unlock a conscious door.	Для Несознанья человек — тот ключ, что открывает дверь сознания.
But still it holds him dangled in its grasp:	Но до сих пор оно лишь дразнит человека, не пуская из своих тисков:
It draws its giant circle round his thoughts,	Оно очерчивает свой гигантский круг, рисует для него границу мыслей,
It shuts his heart to the supernal Light.	Оно захлопывает сердце у него перед небесным Светом.
A high and dazzling limit shines above,	Высокий, ослепительный предел сияет наверху,
A black and blinding border rules below:	И черный, ослепляющий рубеж всем управляет ниже:
His mind is closed between two firmaments.	Его ум стиснут между теми небосводами.
He seeks through words and images the Truth,	Он ищет Истину через слова и образы,
And, poring on surfaces and brute outsides	То досконально изучая грубую поверхностную сторону вещей,
Or dipping cautious feet in shallow seas,	То осторожно погружая ноги в мелкие моря,
Even his Knowledge is an Ignorance.	Но всё же Знание его — всегда Невежество.
He is barred out from his own inner depths;	Он отделён от внутренних своих глубин;
He cannot look on the face of the Unknown.	Не может он взглянуть в лицо Неведомого.
How shall he see with the Omniscient's eyes,	И как же будет он смотреть глазами Всеосознающего
How shall he will with the Omnipotent's force?	И как же будет действовать он с силой Всемогущего?
O too compassionate and eager Dawn,	О, слишком сострадательная, страстная Заря,
Leave to the circling aeons' tardy pace	Оставь земную расу для неторопливой поступи циклических эпох,
And to the working of the inconscient Will,	И для работы неосознающей Воли,
Leave to its imperfect light the earthly race:	Оставь её на тот несовершенный свет, что есть:
All shall be done by the long act of Time.	Всё будет совершаться долгим действом Времени.
Although the race is bound by its own kind,	Хоть эта раса ограничена особенностью вида,
The soul in man is greater than his fate:	Душа у человека выше, чем его судьба:
Above the wash and surge of Time and Space,	Поднявшись выше волн, прибоев Времени, Пространства,
Disengaging from the cosmic commonalty	И отделившись от космической общины,
By which all life is kin in grief and joy,	Из-за чего вся жизнь сродни то радости, то горю,
Delivered from the universal Law	Освободившись от вселенского Закона,
The sunlike single and transcendent spirit	Отдельный, трансцендентный дух, подобный солнцу,
Can blaze its way through the mind's barrier wall	Способен проложить свой путь сквозь стену, сквозь барьер ума
And burn alone in the eternal sky,	И в одиночку засиять в эфирном небе,
Inhabitant of a wide and endless calm.	Став обитателем широкого и бесконечного покоя.
O flame, withdraw into thy luminous self.	О пламя, уходи назад, в своё светящееся "я".
Or else return to thy original might	Иль возвращайся к изначальному могуществу
On a seer-summit above thought and world;	На запредельной высоте провидцев, выше мысли, выше мира;
Partner of my unhoured eternity,	Партнёром вечности моей, не знающей часов,
Be one with the infinity of my power:	Объединяйся с бесконечностью моей энергии и силы,
For thou art the World-Mother and the Bride.	Ведь ты Мать Мира, ты — Невеста.
Out of the fruitless yearning of earth's life,	Из бесполезного стремеленья жизни на земле,
Out of her feeble unconvincing dream,	Из немощных её, неубедительных мечтаний,
Recovering wings that cross infinity	Расправив крылья, что расходятся до бесконечности,
Pass back into the Power from which thou cam'st.	Вернись назад, в ту Силу, из которой ты пришла.
To that thou canst uplift thy formless flight,	До этой Силы можешь ты возвысить свой бесформенный полёт,
Thy heart can rise from its unsatisfied beats	А сердце может у тебя подняться над неудовлетворённым пульсом
And feel the immortal and spiritual joy	И ощутить духовную, не знающую смерти радость
Of a soul that never lost felicity.	Души, что не теряла счастья никогда.
Lift up the fallen heart of love which flutters	Так подними же сердце павшее любви, которое трепещет,
Cast down desire's abyss into the gulfs.	И брось пучину своего желанья в бездну.
For ever rescued out of Nature's shapes	Освободись же навсегда от форм Природы,
Discover what the aimless cycles want,	Узнай — чего хотят бессмысленные циклы,
There intertwined with all thy life has meant,	И для чего предназначалась жизнь твоя, переплетённая со всем,
Here vainly sought in a terrestrial form.	И что напрасно здесь искать в земном обличии.
Break into eternity thy mortal mould;	Швырни же в вечность ты свой смертный прах;
Melt, lightning, into thy invisible flame!	И влейся, молния, в своё невидимое пламя!
Clasp, Ocean, deep into thyself thy wave,	Так обними же, Океан, свою волну в своих глубинах,
Happy for ever in the embosoming surge.	Стань навсегда счастливой в прижимающем к груди валу.
Grow one with the still passion of the depths.	О, слейся воедино с тихой страстностью глубин.
Then shalt thou know the Lover and the Loved,	Тогда узнаешь ты и Любящего и Любимого,
Leaving the limits dividing him and thee.	Оставив все пределы, разделяющие вас.
Receive him into boundless Savitri,	Прими его в бескрайнюю Савитри,
Lose thyself into infinite Satyavan.	И потеряй себя в том бесконечном Сатьяване.
O miracle, where thou beganst, there cease!"	О чудо, так остановись же там, где началось!"
But Savitri answered to the radiant God:	Но отвечала так Савитри этому сияющему Богу:
"In vain thou temptst with solitary bliss	"Напрасно искушаешь одиноким ты блаженством
Two spirits saved out of a suffering world;	Два духа, отделяя от страдающего мира;
My soul and his indissolubly linked	Моя душа с его душою неразрывно связаны
In the one task for which our lives were born,	В одной задаче, для которой наши жизни рождены,
To raise the world to God in deathless Light,	Поднять мир до Всевышнего, в бессмертный Свет,
To bring God down to the world on earth we came,	Спустить Всевышнего на землю, в мир, куда мы с ним пришли
To change the earthly life to life divine.	Чтоб переделать жизнь земную в жизнь божественную.
I keep my will to save the world and man;	Моё намеренье спасти людей и мир не изменилось;
Even the charm of thy alluring voice,	И даже чары твоего пленяющего голоса,
O blissful Godhead, cannot seize and snare.	О полное блаженства Божество, не могут ни поймать, ни зацепить.
I sacrifice not earth to happier worlds.	Я не пожертвую землёю ради более счастливых планов и миров.
Because there dwelt the Eternal's vast Idea	Широкая Идея Вечного
And his dynamic will in men and things,	И динамичное его намеренье живут и в людях, и в вещах,
So only could the enormous scene begin.	И только так могла начаться эта необъятнейшая сцена.
Whence came this profitless wilderness of stars,	Откуда же пришла вся эта масса бесполезных звёзд,
This mighty barren wheeling of the suns?	Пустое и могучее круженье солнц?
Who made the soul of futile life in Time,	Кто создал душу для поверхностного бытия во Времени,
Planted a purpose and a hope in the heart,	Посеял в сердце цели и надежды,
Set Nature to a huge and meaningless task	Кто дал Природе необъятную задачу, не имеющую смысла,
Or planned her million-aeoned effort's waste?	И запланировал пустую трату миллионо-вековых усилий?
What force condemned to birth and death and tears	Какая сила осудила на рожденье, смерть и слёзы
These conscious creatures crawling on the globe?	Все эти сознающие создания, которыми кишит планета?
If earth can look up to the light of heaven	И хоть земля не может взгляд поднять свой в свет небес,
And hear an answer to her lonely cry,	Услышать там ответ на одинокий свой призыв,
Not vain their meeting, nor heaven's touch a snare.	То всё же не напрасна эта встреча, и касанье неба — не ловушка.
If thou and I are true, the world is true;	И если истинны и ты, и я, то истинен и мир;
Although thou hide thyself behind thy works,	Хоть ты себя скрываешь за своим творением,
To be is not a senseless paradox;	Быть — не бессмысленный, абсурдный парадокс;
Since God has made earth, earth must make in her God;	И так же как Бог создал землю, земля должна создать в своих глубинах Бога;
What hides within her breast she must reveal.	Она должна открыть всё то, что до сих пор скрывается в её груди.
I claim thee for the world that thou hast made.	Я требую — тебя — для мира, что ты создал.
If man lives bound by his humanity,	И если человек живёт в цепях своей природы,
If he is tied for ever to his pain,	И если навсегда привязан к собственному горю,
Let a greater being then arise from man,	То пусть другое существо поднимется из человека, более великое,
The superhuman with the Eternal mate	И обручится с Вечностью сверхчеловек,
And the Immortal shine through earthly forms.	И сквозь земные формы засияет сам Бессмертный.
Else were creation vain and this great world	Иначе будет всё творение напрасным, а великий этот мир — ничем,
A nothing that in Time's moments seems to be.	Хоть кажется, в какие-то мгновенья Времени, что мир наш существует.
But I have seen through the insentient mask;	Однако же я научилась видеть сквозь бесчувственную маску;
I have felt a secret spirit stir in things	Я ощутила тайный дух, что движется во всём,
Carrying the body of the growing God:	Поддерживая тело вырастающего Бога:
It looks through veiling forms at veilless truth;	Он через прикрывающие формы видит неприкрытый облик истины,
It pushes back the curtain of the gods;	Отодвигает занавес богов;
It climbs towards its own eternity."	Он поднимается всё выше, в сторону ему принадлежащей вечности."
But the god answered to the woman's heart:	Но сердцу женщины ответил бог:
"O living power of the incarnate Word,	"О ты, живая сила воплотившегося Слова,
All that the Spirit has dreamed thou canst create:	Ты можешь сотворить всё, то, о чём мечтает Дух:
Thou art the force by which I made the worlds,	Ты — то могущество, которым я творил миры,
Thou art my vision and my will and voice.	Ты — зрение моё, мой голос, воля.
But knowledge too is thine, the world-plan thou knowest	И знанье — тоже всё твоё, ты знаешь план вселенной,
And the tardy process of the pace of Time.	И ведомо тебе неторопливое движенье шага Времени.
In the impetuous drive of thy heart of flame,	В стремительном движеньи сердца пламени,
In thy passion to deliver man and earth,	И в страстном устремлении освободить людей и землю,
Indignant at the impediments of Time	Не принимая затрудненья Времени,
And the slow evolution's sluggard steps,	Ленивые шаги неторопливой эволюции,
Lead not the spirit in an ignorant world	Не заставляй же дух в невежественном мире
To dare too soon the adventure of the Light,	Отважиться на чересчур поспешное рискованное приключенье Света,
Pushing the bound and slumbering god in man	Подталкивая связанного, дремлющего бога в человеке
Awakened mid the ineffable silences	Проснуться средь неописуемых безмолвий,
Into endless vistas of the unknown and unseen,	Войти в те нескончаемые перспективы неизвестного, незримого,
Across the last confines of the limiting Mind	И пересечь последние заставы рубежей Ума,
And the Superconscient's perilous border line	Рискованную линию границы Сверхсознания,
Into the danger of the Infinite.	В опасность Бесконечности.
But if thou wilt not wait for Time and God,	Но если ты не хочешь ждать ни Времени, ни Бога,
Do then thy work and force thy will on Fate.	То выполняй свою работу, волю примени к Судьбе.
As I have taken from thee my load of night	Как я с тебя снял груз моей ночи
And taken from thee my twilight's doubts and dreams,	И сбросил грёзы и сомненья сумерек,
So now I take my light of utter Day.	Так я сейчас возьму назад свет совершенства Дня.
These are my symbol kingdoms but not here	Всё это символические царства, и не здесь
Can the great choice be made that fixes fate	Возможен тот великий выбор, что определит судьбу,
Or uttered the sanction of the Voice supreme.	Иль выразит решение божественного Голоса.
Arise upon a ladder of greater worlds	Иди же вверх, по лестнице великих планов и миров
To the infinity where no world can be.	До бесконечности, где никакой мир больше не возможен.
But not in the wide air where a greater Life	Но не в широкой атмосфере, где великая, возвышенная Жизнь
Uplifts its mystery and its miracle,	Возносит к небесам свою мистерию и чудо,
And not on the luminous peaks of summit Mind,	И не на светлых пиках высочайших гор Ума,
Or in the hold where subtle Matter's spirit	Не там, где тонкая Материя, где дух её
Hides in its light of shimmering secrecies,	Скрывается в лучах её мерцающих укрытий,
Can there be heard the Eternal's firm command	Услышать можно твёрдую команду Вечного,
That joins the head of destiny to its base.	Которая соединяет пик судьбы с её основой.
These only are the mediating links;	Всё это только промежуточные связи;
Not theirs is the originating sight	Не им принадлежит дающее начало виденье,
Nor the fulfilling act or last support	И наполняющее действие, и последняя опора,
That bears perpetually the cosmic pile.	Что вечно держат и несут космическое здание.
Two are the Powers that hold the ends of Time;	Есть только два Могущества, что держат Время за его края;
Spirit foresees, Matter unfolds its thought,	Дух, что предвидит, и Материя, что раскрывает мысли Духа,
The dumb executor of God's decrees,	Немая исполнительница указаний Бога,
Omitting no iota and no dot,	Не отступающая ни на йоту, ни на точку,
Agent unquestioning, inconscient, stark,	Посредница, не задающая вопросов, непреклонная, несознающая,
Evolving inevitably a charged content,	Неотвратимо разворачивает эволюцию того, что поручили ей,
Intention of his force in Time and Space,	Намерение сил его в Пространстве и во Времени,
In animate beings and inanimate things;	В одушевлённых существах, и в неодушевлённом;
Immutably it fulfils its ordered task,	Она всё время, неизменно, выполняет заданный ей план,
It cancels not a tittle of things done;	Не отменяя ни малейшей капли из того, что сделано;
Unswerving from the oracular command	Не отклоняясь от предвидящего указания,
It alters not the steps of the Unseen.	Не спотыкаясь в поступи Незримого.
If thou must indeed deliver man and earth	И если ты действительно должна освободить людей и землю,
On the spiritual heights look down on life,	То посмотри на жизнь с духовной высоты,
Discover the truth of God and man and world;	Открой же истину о Боге, человеке, мире;
Then do thy task knowing and seeing all.	И после выполняй свою задачу, зная всё и наблюдая всё.
Ascend, O soul, into thy timeless self;	Так поднимись же, о душа, в своё вневременное "я";
Choose destiny's curve and stamp thy will on Time."	Там выбери вираж судьбы, поставь на Времени печать своих намерений."
He ended and upon the falling sound	Он смолк, и на волне стихающего звука
A power went forth that shook the founded spheres	Возникла сила, что тряхнула созданные сферы,
And loosed the stakes that hold the tents of form.	Ослабила опоры, что держали перекрытия.
Absolved from vision's grip and the folds of thought,	Освобождённые от хватки виденья, от складок мысли,
Rapt from her sense like disappearing scenes	Из чувств её похищенные, словно исчезающие сцены,
In the stupendous theatre of Space	Огромного театра — Космоса,
The heaven-worlds vanished in spiritual light.	Небесные миры терялись в свете духа.
A movement was abroad, a cry, a word,	Везде распространялось слово, зов, движение,
Beginningless in its vast discovery,	Не знавшее начала в том широком проявлении,
Momentless in its unthinkable return:	Не разделяемое на мгновения в своём невообразимом возвращении:
Choired in calm seas she heard the eternal Thought	Она услышала хор вечной Мысли в океанах тишины,
Rhythming itself abroad unutterably	Которая безмолвно задавала ритм себе везде —
In spaceless orbits and on timeless roads.	И на орбитах вне пространства, и на дорогах, что вне времени.
In an ineffable world she lived fulfilled.	Она (Савитри) жила, исполнившая всё, в невыразимом мире.
An energy of the triune Infinite,	Она была в энергии той триединой Бесконечности,
In a measureless Reality she dwelt,	В безмерности Реальности она стояла,
A rapture and a being and a force,	В восторге, силе и существовании,
A linked and myriad-motioned plenitude,	В том изобильи, тесно связанном, с бесчисленным движением,
A virgin unity, a luminous spouse,	В том девственном единстве, в светлом браке,
Housing a multitudinous embrace	И в многочисленных объятиях, пришедших
To marry all in God's immense delight,	Чтоб всё на свете обручить в безмерном наслажденьи Бога,
Bearing the eternity of every spirit,	Несущем вечность в каждом духе,
Bearing the burden of universal love,	Несущем ношу всеобъемлющей любви,
A wonderful mother of unnumbered souls.	Чудесной матерью неисчислимых душ.
All things she knew, all things imagined or willed:	Она познала всё, всё, что придумано или задумано:
Her ear was opened to ideal sound,	Её слух стал открыт для звуков идеального,
Shape the convention bound no more her sight,	Условные ограниченья облика не связывали больше взгляд,
A thousand doors of oneness was her heart.	И сердце у Савитри стало тысячью дверей единства.
A crypt and sanctuary of brooding light	Святилище и потайное место погружённого в раздумья света,
Appeared, the last recess of things beyond.	Возникли перед ней, последнее убежище для запредельного.
Then in its rounds the enormous fiat paused,	Затем огромное намеренье остановило собственные циклы,
Silence gave back to the Unknowable	Безмолвие вернуло всё, что было у него, Непознаваемому.
All it had given. Still was her listening thought.	Затихла слушавшая мысль Савитри.
The form of things had ceased within her soul.	И облик всех вещей погас внутри её души.
Invisible that perfect godhead now.	Незримым стал тот совершенный бог.
Around her some tremendous spirit lived,	Вокруг неё теперь жил некий необъятный дух,
Mysterious flame around a melting pearl,	Загадочное пламя окружало плавящийся жемчуг,
And in the phantom of abolished Space	И в призраке исчезнувшего на глазах Пространства,
There was a voice unheard by ears that cried:	Явился голос, что не слышен для ушей, вскричавший:
"Choose, spirit, thy supreme choice not given again;	"Решайся, дух, твой высший выбор разрешаю только раз;
For now from my highest being looks at thee	Ведь на тебя сейчас из наивысшего сущестованья смотрит
The nameless formless peace where all things rest.	Неописуемый бесформенный покой, где отдыхает всё.
In a happy vast sublime cessation know,-	В, счастливой широте возвышенного угасания познай —
An immense extinction in eternity,	Безмерность растворенья в вечности,
A point that disappears in the infinite,-	И точку, исчезающую в бесконечности, —
Felicity of the extinguished flame,	Блаженство затухающего пламени,
Last sinking of a wave in a boundless sea,	Последней, опадающей волны в безбрежном море,
End of the trouble of thy wandering thoughts,	Конец тревог твоих скитающихся мыслей,
Close of the journeying of thy pilgrim soul.	И завершенье путешествия паломника — твоей души.
Accept, O music, weariness of thy notes,	Прими, о музыка, усталость нот твоих,
O stream, wide breaking of thy channel banks."	Ручей, раздайся вширь по отмели."
The moments fell into eternity.	Мгновенья эти потонули в вечности.
But someone yearned within a bosom unknown	Но всё же кто-то устремился из неведомой груди
And silently the woman's heart replied:	И тихо сердце женщины ответило:
"Thy peace, O Lord, a boon within to keep	"Покой твой, о Господь — та милость, что хранят внутри,
Amid the roar and ruin of wild Time	Средь рёва и руин неистового Времени
For the magnificent soul of man on earth.	Для изумительной души земного человека.
Thy calm, O Lord, that bears thy hands of joy."	Твой спокойствие, Господь, несут твои ладони радости."
Limitless like ocean round a lonely isle	И беспредельный, словно океан, что окружает одинокий остров,
A second time the eternal cry arose:	Второй раз зазвучал зов вечного:
"Wide open are the ineffable gates in front.	"Перед тобой распахнуты врата невыразимого.
My spirit leans down to break the knot of earth,	Мой дух склонился узел разрубить земли,
Amorous of oneness without thought or sign	Что очарована единством без каких-то символов и мыслей,
To cast down wall and fence, to strip heaven bare,	Желая опрокинуть стены и ограды, обнажить божественные небеса,
See with the large eye of infinity,	Смотреть на всё широким взглядом бесконечности,
Unweave the stars and into silence pass."	Распутать эти звёзды и попасть в безмолвие."
In an immense and world-destroying pause	В безмерной паузе, способной разрушать миры,
She heard a million creatures cry to her.	Она услышала, как к ней взывают миллион созданий.
Through the tremendous stillness of her thoughts	Сквозь потрясающую тишину в её уме
Immeasurably the woman's nature spoke:	Безмерным был ответ природы этой женщины:
"Thy oneness, Lord, in many approaching hearts,	"Твоё единство, о Господь, во многих устремившихся сердцах
My sweet infinity of thy numberless souls."	Есть сладостная бесконечность для меня твоих неисчислимых душ."
Mightily retreating like a sea in ebb	В могучем отступлении, как море при отливе,
A third time swelled the great admonishing call:	Поднялся в третий раз великий убеждающий призыв:
"I spread abroad the refuge of my wings.	"Убежище из крыл моих я распростёр повсюду.
Out of its incommunicable deeps	Из этих непередаваемых глубин
My power looks forth of mightiest splendour, stilled	Моя энергия и сила видят дальше самого могучего великолепия,
Into its majesty of sleep, withdrawn	То успокоившись в величественном сне,
Above the dreadful whirlings of the world."	То поднимаясь выше самых страшных вихрей мира."
A sob of things was answer to the voice,	Рыдание всего на свете стало откликом на этот голос,
And passionately the woman's heart replied:	И страстно сердце женщины ответило:
"Thy energy, Lord, to seize on woman and man,	"Так пусть твоя энергия, Господь, падёт на женщину и на мужчину,
To take all things and creatures in their grief	Пусть примет все творенья и создания в их горе,
And gather them into a mother's arms."	И соберёт их всех в объятьях матери."
Solemn and distant like a seraph's lyre	Торжественно, издалека, как лира серафима,
A last great time the warning sound was heard:	В последний раз послышался предупреждавший голос:
"I open the wide eye of solitude	"Я открываю для тебя широкий взгляд уединения
To uncover the voiceless rapture of my bliss,	Чтобы явить беззвучные восторги моего блаженства,
Where in a pure and exquisite hush it lies	Где в утончённой, чистой тишине лежит оно
Motionless in its slumber of ecstasy,	Бездвижно, в дремоте экстаза,
Resting from the sweet madness of the dance	На отдыхе от сладкого безумия мистического танца,
Out of whose beat the throb of hearts was born."	Откуда и рождается пульс всех сердец на свете."
Breaking the Silence with appeal and cry	Нарушив то Безмолвие призывами и криком
A hymn of adoration tireless climbed,	Неутомимо начал подниматься гимн любви
A music beat of winged uniting souls,	И мелодичное биение объединяющихся окрылённых душ,
Then all the woman yearningly replied:	Затем, желая и стремясь, всё в этой женщине ответило:
"Thy embrace which rends the living knot of pain,	"Твоё объятие, что рассечёт животрепещущий комок страдания,
Thy joy, O Lord, in which all creatures breathe,	И радость, о Господь, твою, которой дышит всякое творение,
Thy magic flowing waters of deep love,	И магию твою, которая течёт как океан глубин любви,
Thy sweetness give to me for earth and men."	Твою особенную сладость — дай мне для земли и для людей."

Then after silence a still blissful cry	Затем, после минутной тишины, блаженный тихий голос,
Began, such as arose from the Infinite	Возник из Бесконечности, как будто поднимался он
When the first whisperings of a strange delight	Когда лишь первое шептанье странного восторга
Imagined in its deep the joy to seek,	Там, в глубине своей, вообразило радость поиска
The passion to discover and to touch,	И страстное стремленье открывать и прикасаться,
The enamoured laugh which rhymed the chanting worlds:	Чарующий, прекрасный смех, что рифмовал поющие миры:
"O beautiful body of the incarnate Word,	"О восхитительное тело воплотившегося Слова,
Thy thoughts are mine, I have spoken with thy voice.	Все мысли у тебя — мои, и голосом твоим — я говорил.
My will is thine, what thou hast chosen I choose:	И воля у меня — твоя, что выбирала ты — то сам я выбирал:
All thou hast asked I give to earth and men.	Всё что просила ты — я дам земле и людям.
All shall be written out in destiny's book	Всё в книгу судеб будет внесено
By my trustee of thought and plan and act,	Моим поверенным всех мыслей, планов, действий
The executor of my will, eternal Time.	И исполнителем моей высокой воли — вечным Временем.
But since thou hast refused my maimless Calm	Но раз ты отказалось от непотревоженного моего Спокойствия
And turned from my termless peace in which is expunged	И отвернулась прочь от беспредельного покоя моего,
The visage of Space and the shape of Time is lost,	Там, где стирается лик самого Пространства, и утерян облик Времени,
And from happy extinction of thy separate self	От счастья угасанья твоего самостоятельного "я"
In my uncompanioned lone eternity,-	В моей ни с кем не говорящей одинокой вечности, —
For not for thee the nameless worldless Nought,	Не для тебя моё неописуемое бессловесное Ничто
Annihilation of thy living soul	И растворение твоей живой души,
And the end of thought and hope and life and love	Конец надежды, жизни, мысли и любви
In the blank measureless Unknowable,-	В неизмеримом и пустом Непознаваемом, —
I lay my hands upon thy soul of flame,	Я руки положу свои на душу пламени твою,
I lay my hands upon thy heart of love,	Я руки положу свои на сердце полное любви,
I yoke thee to my power of work in Time.	И вовлеку тебя в моё могущество работ во Времени.
Because thou hast obeyed my timeless will,	И раз ты подчинилась моему намеренью вне времени,
Because thou hast chosen to share earth's struggle and fate	Решила разделить и битву, и судьбу земли,
And leaned in pity over earth-bound men	Склонилась, сострадая над людьми, что связаны землёю,
And turned aside to help and yearned to save,	И обернулась им помочь, и захотела их спасти,
I bind by thy heart's passion thy heart to mine	Соединяю я страсть сердца твоего с моим,
And lay my splendid yoke upon thy soul.	Впрягаю душу я твою в моё роскошное ярмо.
Now will I do in thee my marvellous works.	Отныне буду я творить в тебе свои чудесные дела.
I will fasten thy nature with my cords of strength,	Я укреплю твою природу струнами моих могуществ, сил,
Subdue to my delight thy spirit's limbs	И подчиню восторгу своему все элементы духа твоего,
And make thee a vivid knot of all my bliss	И сделаю тебя живым узлом всего блаженства моего,
And build in thee my proud and crystal home.	И выстрою в тебе моё хрустальное и гордое жилище.
Thy days shall be my shafts of power and light,	Твои дни станут копьями моей энергии и света,
Thy nights my starry mysteries of joy	А ночи — звёздными мистериями радости,
And all my clouds lie tangled in thy hair	Все облака мои повиснут, путаясь в копне твоих волос,
And all my springtides marry in thy mouth.	И все мои весенние ручьи сольются на твоих губах.
O Sun-Word, thou shalt raise the earth-soul to Light	О Солнце-Слово, ты земную душу к Свету вознесёшь
And bring down God into the lives of men;	И принесёшь Божественное в жизнь людей;
Earth shall be my work-chamber and my house,	И станет вся планета мастерской моей и домом для меня,
My garden of life to plant a seed divine.	И превратится в мой сад жизни, чтобы прорастить божественные семена.
When all thy work in human time is done	Когда во времени людей твоя работа подойдёт к концу,
The mind of earth shall be a home of light,	То станет ум земли — жилищем света,
The life of earth a tree growing towards heaven,	И жизнь земли — высоким деревом, растущим к небесам,
The body of earth a tabernacle of God.	А тело у земли — священным храмом Бога.
Awakened from the mortal's ignorance	От смертного незнания, невежества проснувшись,
Men shall be lit with the Eternal's ray	Все люди будут залиты лучами Вечного,
And the glory of my sun-lift in their thoughts	Моею славой солнечных подъёмов в мыслях,
And feel in their hearts the sweetness of my love	Они почувствуют в своих сердцах всю сладостность моей любви
And in their acts my Power's miraculous drive.	В своих делах — чудесное движение моей Энергии.
My will shall be the meaning of their days;	Моё намерение, воля станут смыслом для их дней;
Living for me, by me, in me they shall live.	Тогда они начнут жить для меня, жить мною, жить во мне.
In the heart of my creation's mystery	И в самом центре тайны моего творения
I will enact the drama of thy soul,	Я разыграю драматическое действие твоей души,
Inscribe the long romance of Thee and Me.	И посвященье долгому роману меж Тобой и Мной —
I will pursue thee across the centuries;	И буду я преследовать тебя сквозь все столетия;
Thou shalt be hunted through the world by love,	Моей любовью будешь ты гонима через всю вселенную,
Naked of ignorance' protecting veil	Лишишься ты защитного покрова из невежества,
And without covert from my radiant gods.	Не будет у тебя защиты от моих сияющих богов.
No shape shall screen thee from my divine desire,	И никакому облику не скрыть тебя от моего небесного желания,
Nowhere shalt thou escape my living eyes.	И никуда тебе не убежать от моего живого взгляда.
In the nudity of thy discovered self,	Так, в наготе раскрывшегося "я",
In a bare identity with all that is,	И в оголённом тождестве со всем, что существует,
Disrobed of thy covering of humanity,	Отбросив все покровы человечества,
Divested of the dense veil of human thought,	И скинув плотную завесу мысли человека,
Made one with every mind and body and heart,	Единой став со всяким сердцем, телом и умом,
Made one with all Nature and with Self and God,	Единой став со всей Природой, с Высшим "Я" и Богом,
Summing in thy single soul my mystic world	Объединив в твоей одной душе мистический мой мир,
I will possess in thee my universe,	Я буду обладать в тебе моей вселенной,
The universe find all I am in thee.	Вселенная найдёт в тебе всё, чем являюсь я.
Thou shalt bear all things that all things may change,	И всё на свете будешь ты переносить, чтоб это всё смогло бы измениться,
Thou shalt fill all with my splendour and my bliss,	Ты всё наполнишь роскошью моей, моим блаженством,
Thou shalt meet all with thy transmuting soul.	И встретишь всё своей преобразующей душой.
Assailed by my infinitudes above,	Моими бесконечностями атакованная свыше,
And quivering in immensities below,	И трепеща в безмерностях внизу,
Pursued by me through my mind's wall-less vast,	И мной преследуемая в просторах моего ума без стен,
Oceanic with the surges of my life,	Похожему на океан, с валами мне принадлежащей жизни,
A swimmer lost between two leaping seas	Пловцом, потерянным среди двух прыгнувших морей,
By my outer pains and inner sweetnesses	Моих страданий внешнего и сладостей внутри,
Finding my joy in my opposite mysteries	Ты будешь радость находить мою среди мистерии моих противоречий,
Thou shalt respond to me from every nerve.	И станешь каждым нервом откликаться мне.
A vision shall compel thy coursing breath,	Иное видение подчинит твою идущую иным маршрутом жизнь,
Thy heart shall drive thee on the wheel of works,	И сердце поведёт тебя по колесу работ,
Thy mind shall urge thee through the flames of thought,	Твой ум начнёт проталкивать тебя сквозь пламя мыслей,
To meet me in the abyss and on the heights,	Чтоб повстречать меня и в бездне, и на высших пиках,
To feel me in the tempest and the calm,	Чтоб ощутить меня и в потрясении, и в тишине,
And love me in the noble and the vile,	Любить меня и в благородном, и в дурном,
In beautiful things and terrible desire.	В прекраснейших вещах, и в ужасающем желании.
The pains of hell shall be to thee my kiss,	И муки ада станут для тебя моими поцелуями,
The flowers of heaven persuade thee with my touch.	Цветы небес начнут упрашивать тебя моим прикосновением.
My fiercest masks shall my attractions bring.	И самые мои свирепые, безжалостные маски будут лишь тянуть тебя ко мне.
Music shall find thee in the voice of swords,	И даже в грохоте мечей ты повстречаешь музыку,
Beauty pursue thee through the core of flame.	И в сердце пламени тебя догонит красота.
Thou shalt know me in the rolling of the spheres	Ты станешь узнавать меня в круженьи сфер,
And cross me in the atoms of the whirl.	И проходить через меня в мельчайших атомах того круговорота.
The wheeling forces of my universe	Вращенье сил моей вселенной
Shall cry to thee the summons of my name.	Тебя оглушит гимнами, где будут воспевать меня.
Delight shall drop down from my nectarous moon,	С моей, похожей на нектар, луны, вниз будет капать наслаждение,
My fragrance seize thee in the jasmine's snare,	Мой аромат тебя поймает в западне жасмина,
My eye shall look upon thee from the sun.	Мой глаз посмотрит на тебя из солнца.
Mirror of Nature's secret spirit made,	Дух превратится в зеркало секретов, тайн Природы,
Thou shalt reflect my hidden heart of joy,	Ты станешь отраженьем моего скрываемого сердца радости,
Thou shalt drink down my sweetness unalloyed	Ты будешь пить до дна мою ничем не разбавляемую сладость,
In my pure lotus-cup of starry brim.	Из кубков чистых лотосов моих со звёздами по краю.
My dreadful hands laid on thy bosom shall force	Мои ужасные ладони, лёгшие тебе на грудь, заставят
Thy being bathed in fiercest longing's streams.	Всё существо твоё купаться в струях жесточайшего желания.
Thou shalt discover the one and quivering note,	И ты откроешь для себя единую, трепещущую ноту,
And cry, the harp of all my melodies,	И зов, и звуки арфы всех моих мелодий,
And roll, my foaming wave in seas of love.	И качку, и мою бурлящую волну в морях любви.
Even my disasters' clutch shall be to thee	И даже хватка бед моих, несчастий, станет для тебя
The ordeal of my rapture's contrary shape:	Лишь испытанием моей обратной стороны восторга,
In pain's self shall smile on thee my secret face:	И в самой сердцевине боли улыбнётся для тебя мой тайный лик:
Thou shalt bear my ruthless beauty unabridged	Ты вынесешь мою безжалостную красоту сполна
Amid the world's intolerable wrongs,	Средь нестерпимых заблуждений мира
Trampled by the violent misdeeds of Time	Растоптанная яростным злодейством Времени,
Cry out to the ecstasy of my rapture's touch.	Взывая об экстазе моего касания восторга.
All beings shall be to thy life my emissaries;	Все существа отныне станут в жизни у тебя моими эмиссарами;
Drawn to me on the bosom of thy friend,	Ко мне притянутые на груди твоих друзей,
Compelled to meet me in thy enemy's eyes,	И вынужденные встречать меня в глазах твоих врагов,
My creatures shall demand me from thy heart.	Мои создания отныне будут требовать меня из сердца твоего.
Thou shalt not shrink from any brother soul.	Ни от одной из этих братских душ не уклонишься ты.
Thou shalt be attracted helplessly to all.	Тебя беспомощно начнёт притягивать ко всем.
Men seeing thee shall feel my hands of joy,	И люди, глядя на тебя, почувствуют мои ладони радости,
In sorrow's pangs feel steps of the world's delight,	И в муках боли смогут ощутить шаги восторга мира,
Their life experience its tumultuous shock	И громкие удары жизненного опыта
In the mutual craving of two opposites.	В их обоюдном страстном устремлении двух противоположностей.
Hearts touched by thy love shall answer to my call,	Сердца задетые касанием твоей любви, ответят на мой зов,
Discover the ancient music of the spheres	Они откроют древнее звучание музыки тех сфер
In the revealing accents of thy voice	В оттенках твоего разоблачающего голоса,
And nearer draw to me because thou art:	И будет ближе их тянуть ко мне, из-за того, что есть на свете ты:
Enamoured of thy spirit's loveliness	Влюблённые в очарованье духа твоего,
They shall embrace my body in thy soul,	Они в твоей душе моё обнимут тело,
Hear in thy life the beauty of my laugh,	Услышат через жизнь твою мой удивительно прекрасный смех,
Know the thrilled bliss with which I made the worlds.	Узнают то вибрирующее блаженство, с которым я творил миры.
All that thou hast, shall be for others' bliss,	Всё, чем ты обладаешь, будет лишь для радости других,
All that thou art, shall to my hands belong.	Всё то, что есть в тебе, я положу в мои ладони.
I will pour delight from thee as from a jar,	Я буду из тебя, как из кувшина, лить восторг
I will whirl thee as my chariot through the ways,	Я буду мчать тебя своею колесницей по дорогам,
I will use thee as my sword and as my lyre,	Использовать тебя как меч мой, и как лиру,
I will play on thee my minstrelsies of thought.	Я буду на тебе играть моими менестрелями идей и мысли.
And when thou art vibrant with all ecstasy,	Когда ты станешь резонировать с любым экстазом,
And when thou liv'st one spirit with all things,	Когда ты станешь жить со всем на свете, заодно, в едином духе
Then will I spare thee not my living fires,	Тогда не стану я щадить тебя, спасая от моих живых огней,
But make thee a channel for my timeless force.	А сделаю тебя каналом силы, что вне времени.
My hidden presence led thee unknowing on	Ведь скрытое присутствие моё вело тебя, не знавшую об этом,
From thy beginning in earth's voiceless bosom	От самого начала, в не имевшей голоса груди земли,
Through life and pain and time and will and death,	И через жизнь, и через боль, и через время, и желание, и смерть,
Through outer shocks and inner silences	И через внешние удары, и по безмолвиям внутри,
Along the mystic roads of Space and Time	И по мистическим дорогам Времени-Пространства,
To the experience which all Nature hides.	К тому переживанию, которое скрывает вся Природа.
Who hunts and seizes me, my captive grows:	Те, кто преследуют меня, и кто схватил меня — те попадают в плен ко мне:
This shalt thou henceforth learn from thy heart-beats.	Отныне будешь ты учиться у биенья собственного сердца.
For ever love, O beautiful slave of God!	Люби ж всегда, о ты, прекрасная рабыня Бога!
O lasso of my rapture's widening noose,	О лассо для распространяющейся вширь моей петли восторга,
Become my cord of universal love.	Пусть станешь ты моей струной космической любви.
The spirit ensnared by thee force to delight	Дух, пойманный тобой, заставит наслаждаться
Of creation's oneness sweet and fathomless,	Неизмеримым сладостным единством моего творения,
Compelled to embrace my myriad unities	Он вынудит обнять мои неисчислимые единства,
And all my endless forms and divine souls.	Мои все нескончаемые формы и божественные души.
O Mind, grow full of the eternal peace;	О Ум, будь полон вечного покоя;
O Word, cry out the immortal litany:	О Слово, зазвучи бессмертной литанией:
Built is the golden tower, the flame-child born.	И будет выстроена золотая башня, и родится сын огня.
"Descend to life with him thy heart desires.	"Спускайся к жизни вместе с тем, кого твоё желает сердце.
O Satyavan, O luminous Savitri,	О Сатьяван, о светлая Савитри,
I sent you forth of old beneath the stars,	Вас посылаю дальше я всего существовавшего под звёздами,
A dual power of God in an ignorant world,	Двойную силу Бога — в мой невежественный мир,
In a hedged creation shut from limitless self,	В ограничение творения, закрытого от беспредельного, неограниченного "я",
Bringing down God to the insentient globe,	Ту силу, что несёт вниз Бога на бесчувственную землю,
Lifting earth-beings to immortality.	И будет поднимать земные существа к бессмертию.
In the world of my knowledge and my ignorance	И в мире знанья моего, и в мире моего невежества,
Where God is unseen and only is heard a Name	Где Бог незрим и только слышно Имя,
And knowledge is trapped in the boundaries of mind	И знанье попадает в западню ограничений мысли и ума,
And life is hauled in the drag-net of desire	А жизнь утаскивают неводом желания,
And Matter hides the soul from its own sight,	И где Материя скрывает душу от своих очей,
You are my Force at work to uplift earth's fate,	Вы будете моею действующей Силой, поднимающей судьбу земли,
My self that moves up the immense incline	Тем "я", что движется по необъятным склонам
Between the extremes of the spirit's night and day.	Средь крайних проявлений дня и ночи духа.
He is my soul that climbs from nescient Night	Он, Сатьяван — моя душа, которая восходит из незнания Ночи,
Through life and mind and supernature's Vast	И через жизнь, и через ум, и через Необъятность сверхприроды
To the supernal light of Timelessness	Идёт в небесный свет Вневременья,
And my eternity hid in moving Time	Восходит к вечности моей, скрываемой в движеньи Времени,
And my boundlessness cut by the curve of Space.	И к безграничности моей, урезанной кривой Пространства.
It climbs to the greatness it has left behind	Она (душа) взбирается к величию, которое осталось позади,
And to the beauty and joy from which it fell,	И к красоте, и к радости, и к наслажденью, из которых пала,
To the closeness and sweetness of all things divine,	И к близости, и к сладости всего божественного,
To light without bounds and life illimitable,	И к свету без границ, и к беспредельной жизни,
Taste of the depths of the Ineffable's bliss,	И к вкусу глубины блаженств Невыразимого,
Touch of the immortal and the infinite.	К касанию бессмертного и бесконечного.
He is my soul that gropes out of the beast	Он — та моя душа, что ищет выход, ощупью, из зверя,
To reach humanity's heights of lucent thought	Чтобы достичь высот прозрачной, ясной мысли человека,
And the vicinity of Truth's sublime.	И близости к величью Истины.
He is the godhead growing in human lives	Он — божество, что прорастает в жизни человека,
And in the body of earth-being's forms:	И в форме тел земных существ:
He is the soul of man climbing to God	Он — та душа, которая восходит к Богу
In Nature's surge out of earth's ignorance.	Выходит из невежества земли средь волн Природы.
O Savitri, thou art my spirit's Power,	А ты, Савитри — Сила духа моего,
The revealing voice of my immortal Word,	Ты голос моего бессмертного, разоблачающего Слова
The face of Truth upon the roads of Time	Лик Истины на многочисленных дорогах Времени,
Pointing to the souls of men the routes to God.	Что человеческой душе указывает на маршруты к Богу.
While the dim light from the veiled Spirit's peak	Пока неясный свет с вершин покрытого завесой Духа
Falls upon Matter's stark inconscient sleep	Спускается на бессознательный, окоченевший сон Материи,
As if a pale moonbeam on a dense glade,	Как бледный лунный луч в густые заросли,
And Mind in a half-light moves amid half-truths	Пока Ум в полусвете движется средь полуистин,
And the human heart knows only human love	И человеческое сердце знает лишь о человеческой любви,
And life is a stumbling and imperfect force	И жизнь — несовершенная и ковыляющая сила,
And the body counts out its precarious days,	И тело не осознаёт насколько ненадёжны дни,
You shall be born into man's dubious hours	Ты будешь продолжать рождаться в человеческом колеблющемся времени
In forms that hide the soul's divinity	В обличиях, скрывающих божественность души,
And show through veils of the earth's doubting air	Показывать через вуаль земного воздуха сомнения
My glory breaking as through clouds a sun,	Моё великолепие, что пробивается как солнце через облака,
Or burning like a rare and inward fire,	Или горит, как редкий внутренний огонь,
And with my nameless influence fill men's lives.	И всем моим неописуемым влияньем будешь наполнять людские жизни,
Yet shall they look up as to peaks of God	Пока они, в конце концов, не взглянут вверх, на горные вершины Бога,
And feel God like a circumambient air	И не почувствуют Его как окружающую атмосферу,
And rest on God as on a motionless base.	Не отдохнут на Боге как на неподвижном основании.
Yet shall there glow on mind like a horned moon	Наступит час, когда ум засияет как новорождённый месяц,
The Spirit's crescent splendour in pale skies	Как полумесяц роскоши, великолепья духа в бледных небесах,
And light man's life upon his Godward road.	И озарит жизнь человека на его пути, ведущем к Богу.
But more there is concealed in God's Beyond	Но большая часть этого всего сокрыта в Запредельности Всевышнего
That shall one day reveal its hidden face.	Чтобы однажды проявить его незримый, тайный лик.
Now mind is all and its uncertain ray,	Сейчас же ум и ненадёжный луч его — является для человека всем,
Mind is the leader of the body and life,	Сейчас ум главный и для тела, и для жизни,
Mind the thought-driven chariot of the soul	Он — управляемая мыслью колесница для души,
Carrying the luminous wanderer in the night	Несущая светящегося странника в ночи
To vistas of a far uncertain dawn,	К широкому простору зыбкого далёкого рассвета,
To the end of the Spirit's fathomless desire,	И к воплощению бездонного желанья Духа,
To its dream of absolute truth and utter bliss.	К его мечте об абсолютной истине и к высшему блаженству.
There are greater destinies mind cannot surmise	Есть более великие предназначенья у ума, о чём он не подозревает
Fixed on the summit of the evolving Path	На высшей точке медленно идущего Пути,
The Traveller now treads in the Ignorance,	Они ждут Путника, идущего сейчас в Невежестве,
Unaware of his next step, not knowing his goal.	Не зная ни очередного шага, ни своей конечной цели.
Mind is not all his tireless climb can reach,	Ум — далеко не всё, к чему, неутомимо поднимаясь, может он добраться,
There is a fire on the apex of the worlds,	Там, на вершине всех миров, горит огонь,
There is a house of the Eternal's light,	Там — дом для света Вечного,
There is an infinite truth, an absolute power.	Там — бесконечность истины и абсолютное могущество.
The Spirit's mightiness shall cast off its mask;	Мощь Духа сбросит маску, наконец;
Its greatness shall be felt shaping the world's course:	Его величье станет ощутимым, направляя курс вселенной:
It shall be seen in its own veilless beams,	И сам он станет видимым в своих лучах, открывшихся для взгляда,
A star rising from the Inconscient's night,	Как некая звезда, что поднимается из ночи Несознания,
A sun climbing to Supernature's peak.	Как солнце, что восходит к пику Сверхприроды.
Abandoning the dubious middle Way,	Сойдя с неясного срединного Пути,
A few shall glimpse the miraculous Origin	Немногие мельком увидят чудодейственный Источник,
And some shall feel in you the secret Force	И кто-то ощутит в тебе таинственную Силу,
And they shall turn to meet a nameless tread,	И повернётся, чтобы встретиться с неописуемою поступью
Adventurers into a mightier Day.	Рискованных искателей в ином, могущественном Дне.
Ascending out of the limiting breadths of mind,	Поднявшись из их ограниченного виденья ума,
They shall discover the world's huge design	Они откроют для себя гигантский замысел вселенной,
And step into the Truth, the Right, the Vast.	И сделают шаг в Истину, Простор и Справедливость.
You shall reveal to them the hidden eternities,	Ты приоткроешь им невидимые, спрятанные вечности,
The breath of infinitudes not yet revealed,	Дыхание ещё пока что неоткрытых бесконечностей,
Some rapture of the bliss that made the world,	И ощущение восторга от блаженства, сотворившего вселенную,
Some rush of the force of God's omnipotence,	Какой-то натиск силы всемогущества Всевышнего,
Some beam of the omniscient Mystery.	Какой-то луч всезнающей Мистерии.
But when the hour of the Divine draws near	Когда же час Божественного станет ближе,
The Mighty Mother shall take birth in Time	Могучая Божественная Мать пройдёт через рождение во Времени,
And God be born into the human clay	И Бог родится в прахе человека,
In forms made ready by your human lives.	В обличьях, подготовленных твоими человеческими жизнями.
Then shall the Truth supreme be given to men:	Тогда получит человек дар наивысшей Истины:
There is a being beyond the being of mind,	Возникнет существо, превосходящее любое существо ума,
An Immeasurable cast into many forms,	То будет сам Неизмеримый, брошенный во множество обличий,
A miracle of the multitudinous One,	То будет чудо многогранного, неисчислимого Единого,
There is a consciousness mind cannot touch,	Есть некое сознанье недоступное касанию ума,
Its speech cannot utter nor its thought reveal.	Его словами не опишешь, не раскроешь мыслью,
It has no home on earth, no centre in man,	Нет у него ни дома на земле, ни центра в человеке,
Yet is the source of all things thought and done,	И всё ж оно — начало для всего что существует в мыслях или сделано,
The fount of the creation and its works,	Источник этого творенья и его работ,
It is the origin of all truth here,	Первопричина для всех истин в этом мире,
The sun-orb of mind's fragmentary rays,	Оно подобно солнечной орбите для разрозненных лучей ума,
Infinity's heaven that spills the rain of God,	И небу Бесконечности, что проливается дождём Божественного,
The Immense that calls to man to expand the Spirit,	Оно и та Безмерность, что зовёт людей раскинуть крылья Духа,
The wide Aim that justifies his narrow attempts,	И та обширнейшая Цель, которая оправдывает узкие его попытки,
A channel for the little he tastes of bliss.	Канал той малости, что он отведал от блаженства.
Some shall be made the glory's receptacles	Кому-то надо стать сосудами великолепия,
And vehicles of the Eternal's luminous power.	Проводниками светлой силы Вечного.
These are the high forerunners, the heads of Time,	И будут для людей они предвестниками, лидерами Времени,
The great deliverers of earth-bound mind,	Великими освободителями связанных землёй умов,
The high transfigurers of human clay,	Возвышенными преобразователями праха человека,
The first-born of a new supernal race.	И первенцами новой высшей расы.
The incarnate dual Power shall open God's door,	Двойная воплотившаяся Сила отворит дверь Бога,
Eternal supermind touch earthly Time.	Сверхразум Вечного коснётся нашего, земного Времени.
The superman shall wake in mortal man	Сверхчеловек проснётся в смертном человеке,
And manifest the hidden demigod	Проявит спрятанного полубога,
Or grow into the God-Light and God-Force	Или поднимется до Бога-Света и до Бога-Силы,
Revealing the secret deity in the cave.	Разоблачая тайное, невидимое божество в укрытии.
Then shall the earth be touched by the Supreme,	Тогда земля почувствует касанье Высшего,
His bright unveiled Transcendence shall illumine	Его открытая живая Трансцендентность озарит
The mind and heart and force the life and act	И ум, и сердце, и дела, и силу жизни,
To interpret his inexpressible mystery	Стремясь перевести его невыразимую мистерию
In a heavenly alphabet of Divinity's signs.	В небесный алфавит из символов Божественности.
His living cosmic spirit shall enring,	Его живой вселенский дух окружит,
Annulling the decree of death and pain,	Указ о смерти и страданьи отменяя,
Erasing the formulas of the Ignorance,	Стирая формулы Невежества,
With the deep meaning of beauty and life's hid sense,	Глубоким пониманьем красоты и скрытых смыслов жизни
The being ready for immortality,	То существо, готовое к бессмертию,
His regard crossing infinity's mystic waves	И взгляд его пронзит мистические волны бесконечности,
Bring back to Nature her early joy to live,	И заново вернёт Природе радость жизни, что была в начале,
The metred heart-beats of a lost delight,	Размеренный сердечный пульс утраченного наслаждения,
The cry of a forgotten ecstasy,	Зов позабытого экстаза,
The dance of the first world-creating Bliss.	И танец первого, творящего миры Блаженства.
The Immanent shall be the witness God	Сам Имманентный станет наблюдающим всё Богом,
Watching on his many-petalled lotus-throne	Взирающим со своего возвышенного трона-лотоса из многих лепестков,
His actionless being and his silent might	Из своего безмолвного могущества и бытия, не вовлекаемого в действие,
Ruling earth-nature by eternity's law,	Земной природой управляя с помощью закона вечности,
A thinker waking the Inconscient's world,	Мыслителем, что пробуждает весь мир Несознания,
An immobile centre of many infinitudes	И неподвижным центром многих бесконечностей,
In his thousand-pillared temple by Time's sea.	В своём небесном храме с тысячью колонн у моря Времени.
Then shall the embodied being live as one	Тогда то воплотившееся существо
Who is a thought, a will of the Divine,	Начнёт жить, словно стало мыслью, волей Бога,
A mask or robe of his divinity,	Как маска или одеяние его божественности,
An instrument and partner of his Force,	Как инструмент, партнёр его Могущества,
A point or line drawn in the infinite,	Как точка или линия, прочерченная в бесконечности,
A manifest of the Imperishable.	Как проявление Непреходящего.
The supermind shall be his nature's fount,	Сверхразум станет для него источником его природы,
The Eternal's truth shall mould his thoughts and acts,	И истиною Вечного начнут формироваться мысли и дела его,
The Eternal's truth shall be his light and guide.	И правда Вечного отныне станет для него проводником и светом.
All then shall change, a magic order come	Всё переменится тогда, придёт магический порядок,
Overtopping this mechanical universe.	Превосходящий эту механичную вселенную.
A mightier race shall inhabit the mortal's world.	И будет в смертном мире жить другая раса, более могучая.
On Nature's luminous tops, on the Spirit's ground,	На светлых пиках гор Природы, и на почве Духа
The superman shall reign as king of life,	Появится сверхчеловек, и будет править как царь жизни,
Make earth almost the mate and peer of heaven,	Он землю сделает почти своим товарищем и ровней небесам,
And lead towards God and truth man's ignorant heart	Он поведёт к Всевышнему и истине не знающее сердце человека,
And lift towards godhead his mortality.	До божества поднимет смертное его существование.
A power released from circumscribing bounds,	Из ограничивавших уз освободится сила,
Its height pushed up beyond death's hungry reach,	Её высоты вытолкнут пространство жадной смерти прочь,
Life's tops shall flame with the Immortal's thoughts,	Вершины жизни вспыхнут мыслями Бессмертного,
Light shall invade the darkness of its base.	И свет охватит темноту своей основы.
Then in the process of evolving Time	Затем, в процессе разворачиванья Времени,
All shall be drawn into a single plan,	Всё будет втянуто в единый план,
A divine harmony shall be earth's law,	Гармония божественного станет для земли законом,
Beauty and joy remould her way to live:	А красота и радость перестроят образ жизни на земле:
Even the body shall remember God,	Отныне даже тело будет помнить Бога,
Nature shall draw back from mortality	Природа отодвинется назад из смертных человеческих существ,
And Spirit's fires shall guide the earth's blind force;	И пламя Духа будет направлять земли слепую силу;
Knowledge shall bring into the aspirant Thought	В стремленье Мысли знание внесёт
A high proximity to Truth and God.	Высокое соседство с Истиной и Богом.
The supermind shall claim the world for Light	Сверхразум станет требовать весь мир для Света
And thrill with love of God the enamoured heart	И затрепещет очарованное сердце от любви к Всевышнему,
And place Light's crown on Nature's lifted head	И водрузит корону Света на поднявшуюся голову Природы,
And found Light's reign on her unshaking base.	И обоснует царство Света на её надёжном, непоколебимом основании.
A greater truth than earth's shall roof-in earth	Другая, более возвышенная истина накроет землю,
And shed its sunlight on the roads of mind;	И светом солнечным своим зальёт пути ума,
A power infallible shall lead the thought,	И безошибочная сила поведёт мышленье за собой,
A seeing Puissance govern life and act,	И видящее всё Могущество начнёт влиять на действие и жизнь,
In earthly hearts kindle the Immortal's fire.	И зажигать в земных сердцах огонь Бессмертного.
A soul shall wake in the Inconscient's house;	Душа проснётся в доме Несознания;
The mind shall be God-vision's tabernacle,	Шатром Божественного видения станет ум,
The body intuition's instrument,	И тело — инструментом интуиции,
And life a channel for God's visible power.	А жизнь — каналом зримой силы Бога.
All earth shall be the Spirit's manifest home,	Так станет вся земля проявленным жилищем Духа,
Hidden no more by the body and the life,	Что больше не скрываестя за телом или жизнью
Hidden no more by the mind's ignorance;	Что больше не скрывается невежеством ума;
An unerring Hand shall shape event and act.	И будет безошибочная, верная Рука формировать событие и действие.
The Spirit's eyes shall look through Nature's eyes,	Взгляд Духа будет видеть через взгляд Природы,
The Spirit's force shall occupy Nature's force.	И сила Духа завладеет силою Природы.
This world shall be God's visible garden-house,	Мир этот станет зримым домом-садом Бога,
The earth shall be a field and camp of God,	Земля вся — полем действия и лагерем для Бога,
Man shall forget consent to mortality	И человек забудет про своё согласие со смертным состоянием,
And his embodied frail impermanence.	Про воплощенье хрупкой мимолётности.
This universe shall unseal its occult sense,	Вселенная ему раскроет свой оккультный смысл,
Creation's process change its antique front,	Развитие творенья переделает её, оставшийся от древности, фасад,
An ignorant evolution's hierarchy	Иерархичность эволюции невежества
Release the Wisdom chained below its base.	Освободит ту Мудрость, что в цепях лежала под её основой.
The Spirit shall be the master of his world	Дух станет господином собственного мира,
Lurking no more in form's obscurity	Не прячась больше за неясной темнотою формы,
And Nature shall reverse her action's rule,	Природа, наконец, отменит царство собственного действия,
The outward world disclose the Truth it veils;	И внешний мир раскроет Истину, которую скрывал;
All things shall manifest the covert God,	Все вещи станут проявленьем скрытого в них Бога,
All shall reveal the Spirit's light and might	Всё будет обнаруживать в себе и свет, и силу Духа,
And move to its destiny of felicity.	Шагая к счастью — своему предназначению.
Even should a hostile force cling to its reign	И даже злые силы захотят соединиться с этим царством,
And claim its right's perpetual sovereignty	И будут требовать, по праву вечной независимости духа,
And man refuse his high spiritual fate,	Отказа человека от его высокой и божественной судьбы,
Yet shall the secret Truth in things prevail.	Но всё же тайная, невидимая Истина во всём восторжествует.
For in the march of all-fulfilling Time	В движении все-исполняющего Времени
The hour must come of the Transcendent's will:	Придёт час воли Трансцендентного:
All turns and winds towards his predestined ends	Всё повернётся и откроется к своим предназначениям
In Nature's fixed inevitable course	В предустановленном и неизменном направлении Природы,
Decreed since the beginning of the worlds	Что было задано с начала всех миров
In the deep essence of created things:	В глубокой сути сотворённого,
Even there shall come as a high crown of all	И более того — придёт возвышенный венец всего —
The end of Death, the death of Ignorance.	Конец для Смерти, смерть Невежества.
But first high Truth must set her feet on earth	Но поначалу та возвышенная Истина должна поставить ноги на земле,
And man aspire to the Eternal's light	А человек — начать стремиться к свету Вечного,
And all his members feel the Spirit's touch	Все части в нём — почувствовать касанье Духа,
And all his life obey an inner Force.	И вся жизнь человека — подчиниться внутренней незримой Силе.
This too shall be; for a new life shall come,	Всё это тоже будет; потому что новая, иная жизнь придёт,
A body of the Superconscient's truth,	Основа правды Сверхсознания,
A native field of Supernature's mights:	Родное поле для могуществ Сверхприроды,
It shall make earth's nescient ground Truth's colony,	И превратит незнающую почву на земле в колонию небесной Истины,
Make even the Ignorance a transparent robe	И даже из Невежества она сумеет сотворить прозрачные одежды,
Through which shall shine the brilliant limbs of Truth	Через которое начнёт сиять сверкающее тело Истины,
And Truth shall be a sun on Nature's head	И станет Истина светить с вершин Природы словно солнце,
And Truth shall be the guide of Nature's steps	И станет Истина проводником шагов Природы,
And Truth shall gaze out of her nether deeps.	И станет Истина смотреть из самой низшей глубины.
When superman is born as Nature's king	Когда сверхчеловек родится на земле царём Природы,
His presence shall transfigure Matter's world:	Его присутствие преобразит весь мир Материи:
He shall light up Truth's fire in Nature's night,	Он Истины огонь зажжёт в ночи Природы,
He shall lay upon the earth Truth's greater law;	Он установит на земле иные, более высокие законы Истины;
Man too shall turn towards the Spirit's call.	И люди тоже повернутся к зову Духа.
Awake to his hidden possibility,	Когда же человек проснётся к скрытым собственным возможностям,
Awake to all that slept within his heart	И ко всему, что спало в сердце у него,
And all that Nature meant when earth was formed	И что ещё во времена творения земли наметила Природа,
And the Spirit made this ignorant world his home,	Когда Дух превращал невежественный мир в свой дом,
He shall aspire to Truth and God and Bliss.	Он устремится к Истине, к Блаженству, к Богу.
Interpreter of a diviner law	Как толкователь более божественных законов,
And instrument of a supreme design,	И инструмент высокого намеренья,
The higher kind shall lean to lift up man.	Другой, высокий вид склонится, чтоб поднять вверх человека.
Man shall desire to climb to his own heights.	Тогда захочет человек взобраться до своих высот.
The truth above shall wake a nether truth,	Та истина, что выше, пробудит ту истину, что ниже,
Even the dumb earth become a sentient force.	И даже молчаливая земля отныне станет чувствующей силой.
The Spirit's tops and Nature's base shall draw	Так основание Природы и вершины Духа станут ближе
Near to the secret of their separate truth	К их тайне разделённой истины,
And know each other as one deity.	Узнают, что они — одно и тоже божество.
The Spirit shall look out through Matter's gaze	И Дух начнёт смотреть сквозь взгляд Материи,
And Matter shall reveal the Spirit's face.	Материя проявит облик Духа.
Then man and superman shall be at one	Тогда сверхчеловек с обычным человеком станут заодно,
And all the earth become a single life.	И станет вся земля единой жизнью.
Even the multitude shall hear the Voice	И даже массы станут слышать Голос,
And turn to commune with the Spirit within	И повернутся к внутреннему разговору с Духом,
And strive to obey the high spiritual law:	И пожелают подчинить себя высокому духовному закону:
This earth shall stir with impulses sublime,	С тех пор планета эта станет двигаться высоким побуждением,
Humanity awake to deepest self,	И человечество начнёт осознавать своё "я" в самой глубине,
Nature the hidden godhead recognise.	И распознает доселе скрываемое божество Природа.
Even the many shall some answer make	И многие на это всё дадут какой-то свой ответ,
And bear the splendour of the Divine's rush	Выдерживая роскошь натиска Божественного,
And his impetuous knock at unseen doors.	И пылкий стук его в невидимые двери.
A heavenlier passion shall upheave men's lives,	Страсть устремленья к небесам поднимет жизнь людей,
Their mind shall share in the ineffable gleam,	Их ум разделит блеск невыразимого,
Their heart shall feel the ecstasy and the fire.	Их сердце ощутит экстаз и пламя.
Earth's bodies shall be conscious of a soul;	Земное тело осознает душу у себя внутри,
Mortality's bondslaves shall unloose their bonds,	Раб смертности развяжет собственные узы,
Mere men into spiritual beings grow	Простые люди дорастут до уровня духовных и возвышенных существ,
And see awake the dumb divinity.	И смогут видеть пробуждение немой божественности.
Intuitive beams shall touch the nature's peaks,	Свет интуиции коснётся высших уровней природы,
A revelation stir the nature's depths;	А в глубине её встряхнётся откровение;
The Truth shall be the leader of their lives,	Так Истина начнёт вести их жизни,
Truth shall dictate their thought and speech and act,	И станет диктовать их мысли, речи и дела,
They shall feel themselves lifted nearer to the sky,	Они почувствуют себя приподнятыми, ближе к небесам,
As if a little lower than the gods.	И лишь немного ниже уровнем богов.
For knowledge shall pour down in radiant streams	И знание польётся вниз лучистыми потоками,
And even darkened mind quiver with new life	И даже затемнённые умы начнут вибрировать синхронно с новой жизнью,
And kindle and burn with the Ideal's fire	Зажгутся и начнут гореть огнями Идеала,
And turn to escape from mortal ignorance.	И повернутся чтоб уйти из смертного невежества.
The frontiers of the Ignorance shall recede,	Всё дальше будут отступать границы их Невежества,
More and more souls shall enter into light,	Всё больше, больше душ войдёт в тот свет,
Minds lit, inspired, the occult summoner hear	Умы их станут озарёнными и вдохновлёнными, они услышат скрытого,
And lives blaze with a sudden inner flame	Оккультного глашатая, их жизни засверкают вдруг от внутреннего пламени,
And hearts grow enamoured of divine delight	Сердца их будут очарованы божественным восторгом,
And human wills tune to the divine will,	И воля в людях станет сонастроена с божественною волей.
These separate selves the Spirit's oneness feel,	Те "я", которые сейчас разделены, почувствуют единство Духа,
These senses of heavenly sense grow capable,	И чувства их откроются божественному чувству,
The flesh and nerves of a strange ethereal joy	Плоть с нервами — неведомой эфирной радости,
And mortal bodies of immortality.	А смертные тела — бессмертию.
A divine force shall flow through tissue and cell	Божественная сила потечёт по клеткам и по тканям,
And take the charge of breath and speech and act	И на себя возьмёт все бремя речи, действия, дыхания,
And all the thoughts shall be a glow of suns	Все мысли превратятся в яркое сверканье солнц,
And every feeling a celestial thrill.	Любое ощущение — в небесную вибрацию.
Often a lustrous inner dawn shall come	Всё чаще станет приходить сверканье внутренней зари
Lighting the chambers of the slumbering mind;	И освещать палаты дремлющих умов;
A sudden bliss shall run through every limb	Внезапное блаженство побежит по каждой части тела,
And Nature with a mightier Presence fill.	Могучее Присутствие наполнит всю Природу.
Thus shall the earth open to divinity	Вот так земля откроется божественной природе,
And common natures feel the wide uplift,	И существа с обычною природой почувствуют обширнейший подъём,
Illumine common acts with the Spirit's ray	Обычные дела их озарятся светом Духа,
And meet the deity in common things.	И встретят божество среди обыденных вещей.
Nature shall live to manifest secret God,	Природа станет жить, чтоб обнаружить тайного Всевышнего,
The Spirit shall take up the human play,	Дух примет под своё начало человеческое действо,
This earthly life become the life divine."	И жизнь земная превратится в жизнь божественную."

The measure of that subtle music ceased.	Ритм этой тонкой музыки затих.
Down with a hurried swimming floating lapse	Вниз, в быстро уплывающем и тянущем падении,
Through unseen worlds and bottomless spaces forced	Через незримые миры, бездонные пространства пронесясь,
Sank like a star the soul of Savitri.	Слетела как звезда, душа Савитри.
Amidst a laughter of unearthly lyres	Средь смеха неземных, чудесных лир
She heard around her nameless voices cry	Она услышала вокруг себя зов неизвестных голосов,
Triumphing, an innumerable sound.	Ликующих в неисчислимых звуках.
A choir of rushing winds to meet her came.	Хоры стремительных ветров летели ей навстречу.
She bore the burden of infinity	Она несла груз бесконечности
And felt the stir of all ethereal space.	И ощущала оживление всего эфирного пространства.
Pursuing her in her fall, implacably sweet,	Преследуя её в падении, неумолимо нежное
A face was over her which seemed a youth's,	Над нею виделось лицо, которое казалось юным ликом
Symbol of all the beauty eyes see not,	И символом всей красоты, невидимой для глаз,
Crowned as with peacock plumes of gorgeous hue	С короной, словно из павлиньих перьев, удивительных оттенков,
Framing a sapphire, whose heart-disturbing smile	Пылающее как сапфир; его улыбка волновала сердце,
Insatiably attracted to delight,	Тянула к ненасытному восторгу,
Voluptuous to the embraces of her soul.	И в сладкие объятия её души.
Changed in its shape, yet rapturously the same,	Переменившись в облике, но продолжая быть восторженным как прежде,
It grew a woman's dark and beautiful	Оно ей виделось прекрасным, тёмным женским ликом,
Like a mooned night with drifting star-gemmed clouds,	Подобным лунной ночи средь плывущих облаков и драгоценных звёзд,
A shadowy glory and a stormy depth,	Наполненное призрачным великолепьем и глубинами штормов,
Turbulent in will and terrible in love.	Ужасное в любви, и с непокорной волей.
Eyes in which Nature's blind ecstatic life	И взгляд, в котором безрассудная и экстатическая жизнь Природы
Sprang from some spirit's passionate content,	Выскакивала родником из страстного согласья духа,
Missioned her to the whirling dance of earth.	Послал её к земле, к её кружащемуся танцу.
Amidst the headlong rapture of her fall	Среди неудержимого восторга своего падения,
Held like a bird in a child's satisfied hands,	Удержанная, словно птица в радостных руках ребёнка,
In an enamoured grasp her spirit strove	И во влюблённой хватке собственного духа, что боролся,
Admitting no release till Time should end,	Не соглашаясь выпустить её, пока не вышло Время,
And, as the fruit of the mysterious joy,	И словно плод непостижимой радости,
She kept within her strong embosoming soul	Она держала в сильной обнимающей душе,
Like a flower hidden in the heart of spring	Как будто это был цветок, сокрытый в сердце у весны,
The soul of Satyavan drawn down by her	Другую душу — душу Сатьявана, неразрывно связанную с ней,
Inextricably in that mighty lapse.	И увлекала вниз её в могучем собственном падении.
Invisible heavens in a thronging flight	Невидимые небеса в том переполненном полёте
Soared past her as she fell. Then all the blind	Пока она снижалась, пролетали мимо. Затем
And near attraction of the earth compelled	Всё притяжение земли, слепое, близкое,
Fearful rapidities of downward bliss.	Наполнилось ужасной быстротой вниз устремлённого блаженства.
Lost in the giddy proneness of that speed,	Теряясь в головокружительном пике той скорости,
Whirled, sinking, overcome she disappeared,	Кружась и падая, она, вся обессиленная, растворилась,
Like a leaf spinning from the tree of heaven,	Как лист, слетевший с дерева небес,
In broad unconsciousness as in a pool;	В широком несознании как в омуте;
A hospitable softness drew her in	Гостеприимная земная мягкость затянула
Into a wonder of miraculous depths,	Её внутрь чуда удивительных глубин,
Above her closed a darkness of great wings	Над ней сомкнулась темнота великих крыльев,
And she was buried in a mother's breast.	Она зарылась в материнской ласковой груди.
Then from a timeless plane that watches Time,	Потом из некого вневременного плана, наблюдающего Время,
A Spirit gazed out upon destiny,	Дух посмотрел на ход её судьбы,
In its endless moment saw the ages pass.	И в это бесконечное мгновение увидел ход веков.
All still was in a silence of the gods.	Всё продолжало оставаться средь безмолвия богов.
The prophet moment covered limitless Space	Мгновение пророчества накрыло беспредельное Пространство
And cast into the heart of hurrying Time	И бросило внутрь сердцевины торопящегося Времени
A diamond light of the Eternal's peace,	Алмазный свет покоя Вечного,
A crimson seed of God's felicity;	Малиновое семя счастья Бога;
A glance from the gaze fell of undying Love.	И блеск неумирающей Любви сверкнул в том взоре.
A wonderful face looked out with deathless eyes;	Явилось чудное лицо с бессмертным взглядом;
A hand was seen drawing the golden bars	Была видна рука, что открывала золотой засов,
That guard the imperishable secrecies.	Хранящий нерушимые секреты.
A key turned in a mystic lock of Time.	Ключ повернулся и открылся Времени мистический замок.
But where the silence of the gods had passed,	А там, где уходило прочь безмолвие богов,
A greater harmony from the stillness born	Из тишины рождалась величайшая гармония,
Surprised with joy and sweetness yearning hearts,	Что поражала устремлённые сердца и радостью, и сладостью,
An ecstasy and a laughter and a cry.	Экстазом, смехом и призывом.
A power leaned down, a happiness found its home.	Могущество спустилось вниз, и счастье обрело жилище.
Over wide earth brooded the infinite bliss.	И бесконечное блаженство распростёрлось над широкою землёй.

End of Canto One	Конец первой песни
End of Book Eleven	Конец одинадцатой книги

	Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

	2005 авг 25 пн — 2018 июль 02 пн

Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book Eleven

Книга Одиннадцатая

THE BOOK OF EVERLASTING DAY

КНИГА ВЕЧНО ДЛЯЩЕГОСЯ ДНЯ

Canto I

Песня I

THE ETERNAL DAY: THE SOUL'S CHOICE

ВЕЧНЫЙ ДЕНЬ: ВЫБОР ДУШИ

AND THE SUPREME CONSUMMATION

И ВЫСШЕЕ ОСУЩЕСТВЛЕНИЕ