Но предначертанное место и час пока были скрыты;
Неведающая, к своей безымянной цели она приближалась.
Ибо, хотя платье слепого и извилистого случая
Надето на работу всемудрой Судьбы,
Наши действия интерпретируют Силу всезнающую,
Что живет в принуждающем вещей веществе,
И просто так в космической игре ничего не случается,
А лишь в свое время и на своем предвиденном месте.
Она пришла в просторы деликатного и мягкого воздуха,
Который юности и радости казался убежищем,
Высокогорье свободы и восторга зеленого,
Где весна и лето вместе лежали и боролись
В ленивом и дружеском споре,
Обнявшись, обсуждали со смехом, кто должен править.
Предвкушение ударило широкими внезапными крыльями,
Словно душа выглянула из-за земного лица,
И все, что в ней было, подступающую перемену почувствовало,
И, забывая очевидные радости и обычные грезы,
Послушная зову Времени и судьбе духа,
В красоту, прекрасную и чистую, поднялась,
Что живет перед глазами Вечного.
Толпа горных голов наполнила небо,
Соперничающие плечи к небесам ближе протискивались,
Покрытые бронею лидеры железного строя;
Земля распростерто лежала под их ногами камней.
Ниже гнулась греза лесов изумрудных
И мерцающие границы одиночества, подобного сну:
Бледные воды бежали, словно жемчуга нити мерцающие.
Вздох блуждал среди листьев счастливых;
Спотыкающиеся, пахнущие холодом бризы
Путались сладостно обремененными ногами в цветах.
Белый журавль, неподвижная живая полоска,
Попугай и павлин украшали деревья и землю,
Мягкий стон голубиный делал богатым воздух влюбленный,
И огненнокрылые дикие селезни плыли по серебряным омутам.
Земля возлежала наедине с ее великим возлюбленным, Небом,
Открытая перед лазурным глазом супруга.
В своем экстазе радости пышном
Она расточала своих нот любовную музыку,
Растрачивая образцы своего цветения пылкие,
И фестивальный разгул своих красок и запахов.
Крик, прыжки, суета были вокруг,
Скрытная поступь ее созданий охотящихся,
Косматый изумруд ее гривы кентавра,
Золото и сапфир ее тепла и огня.
В своем восхитительном блаженстве волшебная,
Веселая, чувственная, беззаботная и божественная,
Жизнь бежала или пряталась в своих восторгом наполненных комнатах;
Грандиозная тишина Природы позади всего размышляла.
Там царил мир первозданный, и в его груди
Непотревоженной вмещалась борьба птицы и зверя.
Человек, хмурый ремесленник, пока не пришел
Наложить свои руки на счастье существ несознательных;
Ни мысли не было здесь, ни оценщика, труда решительноглазого.
Жизнь не изучала свои диссонансы для своей цели.
Могучая Мать лежала, растянувшись в покое.
Все шло по ее первому удовлетворенному плану;
Движимые универсальным желанием радости
Деревья цвели в их зеленом блаженстве,
И дикие дети не размышляли о боли.
В конце упирался суровый и гигантский тракт
Спутанных глубин и торжественно вопрошавших холмов
В пики, подобные аскетизму души неприкрашенной,
Бронированные, отдаленные, одиноко величественные,
Как закрытые мыслям бесконечности, что лежат
Позади восхищенной улыбки Всемогущего танца.
Спутанная голова леса в небо вторгалась,
Словно голубоглазый аскет вглядывался
Из каменной тверди его горной кельи,
Наблюдая довольство краткое дней;
Его дух, широко распростертый, лежал позади.
Гул необъятного приюта могучий
Ласкал ухо, печальный и нескончаемый зов,
Словно души, мир покидающей.
Это была сцена, которую неясная Мать
Выбрала для ее краткого счастливого часа;
Здесь, в этом уединении, далеком от мира,
Свою роль в борьбе и радости мира она начала.
Мистические площади здесь ей раскрылись,
Потаенные двери красоты и сюрприза,
Поющие крылья в доме из золота,
Храм сладости и его феерический неф.
Путника на печальных дорогах Времени,
Бессмертие под ярмом смерти и рока,
Священную жертву блаженства и страдание сфер,
Любовь в диком краю повстречала Савитри.