Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book One

Книга Первая

THE BOOK OF BEGINNINGS

КНИГА НАЧАЛ

Canto III

Песня III

THE YOGA OF THE KING:

ЙОГА ЦАРЯ:

THE YOGA OF THE SOUL'S RELEASE

ЙОГА ОСВОБОЖДЕНИЯ ДУШИ

A world's desire compelled her mortal birth.

Желание вселенной заставило её (Савитри) родиться смертной.

One in the front of the immemorial quest,

Один, перед лицом извечного стремления,

Protagonist of the mysterious play

Герой непостижимого спектакля,

In which the Unknown pursues himself through forms

В котором Неизвестное преследует себя под видом форм

And limits his eternity by the hours

И ограничивает собственную вечность быстротечными часами,

And the blind Void struggles to live and see,

Там, где слепая Пустота сражается, чтоб жить и видеть,

A thinker and toiler in the ideal's air,

Мыслитель, труженик, живущий в атмосфере идеала,

Brought down to earth's dumb need her radiant power.

Принёс для молчаливых нужд земли её (Савитри) сияющую силу.

His was a spirit that stooped from larger spheres

Его (Ашвапати) был дух, спустившийся из более широких сфер

Into our province of ephemeral sight,

В провинцию недолговечных эфемерных образов,

A colonist from immortality.

И ставший колонистом из бессмертия.

A pointing beam on earth's uncertain roads,

Как луч, дающий направленье на изменчивых путях земли,

His birth held up a symbol and a sign;

Его рожденье было символом и знаком,

His human self like a translucent cloak

А человеческая личность, как прозрачный плащ,

Covered the All-Wise who leads the unseeing world.

Окутывала Все-Мудрейшего, поводыря невидящего мира.

Affiliated to cosmic Space and Time

Войдя в космическое Время и Пространство,

And paying here God's debt to earth and man

Оплачивая долг Всевышнего земле и человеку,

A greater sonship was his divine right.

Он получил божественное право стать его великим сыном.

Although consenting to mortal ignorance,

Хотя он согласился опуститься в смертное невежество,

His knowledge shared the Light ineffable.

Познания его несли невыразимый Свет.

A strength of the original Permanence

Могущество первоначальной Неизменности,

Entangled in the moment and its flow,

Что поймано в мгновенье и его поток,

He kept the vision of the Vasts behind:

По прежнему, за всем он видел Необъятности:

A power was in him from the Unknowable.

В нём оставалась сила из Непознаваемого.

An archivist of the symbols of the Beyond,

Библиотекарь символов Того, что за пределом,

A treasurer of superhuman dreams,

Хранитель замыслов сверхчеловека,

He bore the stamp of mighty memories

Он нёс печать воспоминаний полных силы

And shed their grandiose ray on human life.

И проливал их грандиозные лучи на человеческую жизнь.

His days were a long growth to the Supreme.

Его дни были долгим ростом к Наивысшему.

A skyward being nourishing its roots

Нацеленное в небо существо, питавшее свои основы

On sustenance from occult spiritual founts

Поддержкой из духовных и оккультных родников,

Climbed through white rays to meet an unseen Sun.

Шло вверх сквозь белые лучи, чтоб повстречать невидимое Солнце.

His soul lived as eternity's delegate,

Его душа жила посланницею вечности,

His mind was like a fire assailing heaven,

Ум был как пламя, лижущее небеса,

His will a hunter in the trails of light.

А воля — гончей по пятам за светом.

An ocean impulse lifted every breath;

Подобный океану импульс поднимал его дыхание;

Each action left the footprints of a god,

Любое дело оставляло отпечаток бога,

Each moment was a beat of puissant wings.

И каждый миг был как удар могучих крыльев.

The little plot of our mortality

Наш маленький участок мира смертных,

Touched by this tenant from the heights became

Касанием жильца, пришедшего с высоких пиков стал

A playground of the living Infinite.

Площадкой для игры ожившей Бесконечности.

This bodily appearance is not all;

Телесный облик — далеко не всё;

The form deceives, the person is a mask;

Обманчива бывает форма, а личность — это маска;

Hid deep in man celestial powers can dwell.

В глубинах человека скрыто могут жить божественные силы.

His fragile ship conveys through the sea of years

Его непрочное судёнышко несёт по морю лет

An incognito of the Imperishable.

Под тайным, скрытым именем — Нетленного.

A spirit that is a flame of God abides,

В нём пребывает дух, который — пламя Бога,

A fiery portion of the Wonderful,

И огненная порция Чудесного,

Artist of his own beauty and delight,

Художник собственного наслаждения и красоты,

Immortal in our mortal poverty.

Бессмертный в нашей смертной нищете.

This sculptor of the forms of the Infinite,

Ваятель форм, обличий Бесконечного,

This screened unrecognised Inhabitant,

Неузнанный Жилец за ширмой,

Initiate of his own veiled mysteries,

Кто посвятил себя в свои же скрытые мистерии,

Hides in a small dumb seed his cosmic thought.

Он прячет в маленьком немом зерне свою космическую мысль.

In the mute strength of the occult Idea

Войдя в оккультную Идею и её безмолвное могущество,

Determining predestined shape and act,

Определяющую действие и облик как то предназначено судьбой,

Passenger from life to life, from scale to scale,

Переходя от жизни к жизни, и от плана к плану, словно пассажир,

Changing his imaged self from form to form,

Меняя каждый раз своё воображаемое “я”, от формы к форме,

He regards the icon growing by his gaze

Он вглядывается в образ, вырастающий от взгляда

And in the worm foresees the coming god.

И в червяке предвидит будущего бога.

At last the traveller in the paths of Time

И вот идущий по дорогам Времени

Arrives on the frontiers of eternity.

Достиг границы, за которой — вечность.

In the transient symbol of humanity draped,

Закутанный в недолговечный символ человечества,

He feels his substance of undying self

Он чувствует свою субстанцию неумирающего “я”,

And loses his kinship to mortality.

Теряя близкое родство cо смертными.

A beam of the Eternal smites his heart,

Луч Вечного его ударил в сердце,

His thought stretches into infinitude;

Мысль протянулась в бесконечность;

All in him turns to spirit vastnesses.

В нём всё теперь повёрнуто к просторам духа.

His soul breaks out to join the Oversoul,

Душа стремится к единению со Сверхдушой,

His life is oceaned by that superlife.

А жизнь полна, как океан, её сверхжизнью.

He has drunk from the breasts of the Mother of the worlds;

Его кормила грудью Мать миров;

A topless Supernature fills his frame:

Высоты Сверхприроды наполняют тело:

She adopts his spirit's everlasting ground

Она берёт его основу духа, вечно неизменную,

As the security of her changing world

Для безопасности её изменчивого мира

And shapes the figure of her unborn mights.

И строит формы нерождённых сил.

Immortally she conceives herself in him,

Не зная смерти, постигая в нём себя,

In the creature the unveiled Creatrix works:

В его глубинном существе работает та Созидательница, сняв покровы:

Her face is seen through his face, her eyes through his eyes;

Её лицо проглядывает сквозь его лицо, её глаза — через его глаза;

Her being is his through a vast identity.

Её существование широким тождеством становится его.

Then is revealed in man the overt Divine.

А после, в человеке, не скрываясь, проявляется Божественное.

A static Oneness and dynamic Power

Статичное Единство, вместе с динамичной Силой

Descend in him, the integral Godhead's seals;

Сошли в него, печати целостного Божества;

His soul and body take that splendid stamp.

Его душа и тело приняли роскошный отпечаток.

A long dim preparation is man's life,

Жизнь человека — долгое, неясное приготовление,

A circle of toil and hope and war and peace

Круги труда, надежды, мира и войны,

Tracked out by Life on Matter's obscure ground.

Протоптанные Жизнью по неясной, сумрачной земле Материи.

In his climb to a peak no feet have ever trod,

В своём подъёме к пику, на который не ступал никто,

He seeks through a penumbra shot with flame

Он ищет с факелом средь светлых пятен в полумраке

A veiled reality half-known, ever missed,

Полузнакомую сокрытую реальность, вечно упускаемую,

A search for something or someone never found,

Кого-то или что-то, никогда не находя,

Cult of an ideal never made real here,

Культ идеального, что никогда не становилось здесь реальным,

An endless spiral of ascent and fall

По нескончаемой спирали восхождений и падений,

Until at last is reached the giant point

Пока не доберётся, наконец, он до своей гигантской цели,

Through which his Glory shines for whom we were made

И через это Слава человека засияет для того, кто создал нас,

And we break into the infinity of God.

И мы ворвёмся в бесконечность Бога.

Across our nature's border line we escape

Мы убежим за тесные границы собственного естества

Into Supernature's arc of living light.

Под свод живительного света Сверхприроды.

This now was witnessed in that son of Force;

Всё это было видно в Ашвапати, сыне Силы;

In him that high transition laid its base.

Высокий переход в нём заложил свою основу.

Original and supernal Immanence

Небесный изначальный Имманентный,

Of which all Nature's process is the art,

Кто занимается движеньем всей Природы как искусством,

The cosmic Worker set his secret hand

Космический Рабочий, возложил свою таинственную длань,

To turn this frail mud-engine to heaven-use.

Направить хрупкую машину из земного праха для небесной пользы.

A Presence wrought behind the ambiguous screen:

За неотчётливой завесой, позади, работало Присутствие:

It beat his soil to bear a Titan's weight,

Трамбуя почву в нём, чтоб выдержала вес Титана,

Refining half-hewn blocks of natural strength

Обтачивая неотёсанные глыбы его природной силы,

It built his soul into a statued god.

Оно упорно превращало душу Ашвапати в изваянье бога.

The Craftsman of the magic stuff of self

Мастеровой магического вещества, материала внутреннего "я",

Who labours at his high and difficult plan

Работая в своём высоком, сложном плане

In the wide workshop of the wonderful world,

В обширной мастерской наполненного чудесами мира

Modelled in inward Time his rhythmic parts.

Во внутреннее Время вкладывал свои ритмические вставки.

Then came the abrupt transcendent miracle:

Затем пришло внезапно чудо трансцендентного:

The masked immaculate Grandeur could outline,

Сокрытый маской безупречный Грандиозный смог обрисовать,

At travail in the occult womb of life,

Страдая родовыми муками в оккультном лоне жизни,

His dreamed magnificence of things to be.

Задуманное им великолепие того, что будет.

A crown of the architecture of the worlds,

Венец архитектурного строения миров,

A mystery of married Earth and Heaven

И тайна обручившихся Земли и Неба,

Annexed divinity to the mortal scheme.

Добавили божественное к смертной схеме.

A Seer was born, a shining Guest of Time.

Провидец был рождён, сияющий Гость Времени.

For him mind's limiting firmament ceased above.

Ради него был сверху снят ограничительный экран ума.

In the griffin forefront of the Night and Day

И в напряжённом противостоянии Ночи и Дня

A gap was rent in the all-concealing vault;

Прорвали брешь во всескрывающем небесном своде;

The conscious ends of being went rolling back:

Знакомые границы бытия ушли, откатываясь, прочь:

The landmarks of the little person fell,

Ориентиры маленького круга личности исчезли,

The island ego joined its continent.

И остров эго слился с континентом.

Overpassed was this world of rigid limiting forms:

Был превзойдён мир жёстких ограничивавших форм:

Life's barriers opened into the Unknown.

Барьеры жизни распахнулись в Неизвестное.

Abolished were conception's covenants

Отменены все соглашения-основы для понятий

And, striking off subjection's rigorous clause,

И, убирая строгий пункт о подчинении,

Annulled the soul's treaty with Nature's nescience.

Был аннулирован глубинный договор души с неведеньем Природы.

All the grey inhibitions were torn off

Все мрачные запреты были выброшены прочь,

And broken the intellect's hard and lustrous lid;

Расколота тяжёлая и глянцевая крышка интеллекта;

Truth unpartitioned found immense sky-room;

Неразделённая на части Истина нашла безмерное небесное пространство;

An empyrean vision saw and knew;

Духовным зреньем можно было знать и видеть;

The bounded mind became a boundless light,

Границами зажатый ум стал безграничным светом,

The finite self mated with infinity.

Конечное земное “я” смогло стать парой бесконечному.

His march now soared into an eagle's flight.

Марш Ашвапати воспарил до высоты орлиного полёта.

Out of apprenticeship to Ignorance

Из ученичества в Невежестве

Wisdom upraised him to her master craft

Космическая Мудрость подняла его до своего высокого умения,

And made him an archmason of the soul,

Назначив основным мастеровым души,

A builder of the Immortal's secret house,

Что строит тайный дом Бессмертного

An aspirant to supernal Timelessness:

И претендует на небесное Вневременье:

Freedom and empire called to him from on high;

Свобода, власть к нему взывали с высоты;

Above mind's twilight and life's star-led night

Над сумраком ума и звёздной ночью жизни,

There gleamed the dawn of a spiritual day.

Вставал рассвет божественного дня.

   As so he grew into his larger self,

   По мере, как он вырастал в своё большое “я”,

Humanity framed his movements less and less;

Родство с людьми всё меньше значило в его движеньях;

A greater being saw a greater world.

Великое, другое существо смотрело в более великий мир.

A fearless will for knowledge dared to erase

Не знающая страха воля к знанию осмелилась стереть

The lines of safety Reason draws that bar

Границы безопасности, расчерченные Разумом, которые мешают

Mind's soar, soul's dive into the Infinite.

Умам парить, а душам погружаться в Бесконечность.

Even his first steps broke our small earth-bounds

Уже начальные его шаги порвали наши мелкие земные путы,

And loitered in a vaster freer air.

И вынесли его в просторы более свободной атмосферы.

In hands sustained by a transfiguring Might

Ладонями, которым помогала Сила преобразования,

He caught up lightly like a giant's bow

Он с лёгкостью поймал, как лук гиганта,

Left slumbering in a sealed and secret cave

Оставленные дремлющими в запечатанной секретной нише

The powers that sleep unused in man within.

Энергии, что спят без дела у людей внутри.

He made of miracle a normal act

Он сделал чудо нормой действий

And turned to a common part of divine works,

И превратил в обычный элемент божественных работ,

Magnificently natural at this height,

Прекрасный и естественный на этой высоте,

Efforts that would shatter the strength of mortal hearts,

Усилия, которые разбили б силу человеческих сердец,

Pursued in a royalty of mighty ease

Преследуя в том царстве силы и свободы

Aims too sublime for Nature's daily will:

Намерения, слишком грандиозные для повседневных дел Природы:

The gifts of the spirit crowding came to him;

Подарки духа приходили толпами к нему

They were his life's pattern and his privilege.

И становились привилегией и нормой жизни.

A pure perception lent its lucent joy:

Очищенное восприятие несло свою светящуюся радость:

Its intimate vision waited not to think;

Его взгляд изнутри не дожидался мысли;

It enveloped all Nature in a single glance,

Охватывая всю Природу быстрым цельным взглядом,

It looked into the very self of things;

Он вглядывался в истинную суть вещей;

Deceived no more by form he saw the soul.

И не обманываясь больше формой, Ашвапати видел душу.

In beings it knew what lurked to them unknown;

Его взгляд в существах знал то, что пряталось от них самих;

It seized the idea in mind, the wish in the heart;

Он мог улавливать в уме — идею, и желанье — в сердце;

It plucked out from grey folds of secrecy

Он сбрасывал унылую вуаль секретности

The motives which from their own sight men hide.

С мотивов, что обычно люди прячут от своих же глаз.

He felt the beating life in other men

Он чувствовал как жизнь, что бьёт ключом в других,

Invade him with their happiness and their grief;

Врывалась внутрь него с их счастьем или горем;

Their love, their anger, their unspoken hopes

Любовь, их гнев, их молчаливые надежды

Entered in currents or in pouring waves

Входили реками и заливавшими валами

Into the immobile ocean of his calm.

В недвижный океан его покоя.

He heard the inspired sound of his own thoughts

Он слышал вдохновенный звон своих же мыслей,

Re-echoed in the vault of other minds;

Что отзывался эхом, разносясь под сводами других умов;

The world's thought-streams travelled into his ken;

Всемирные потоки мысли наполняли круг его познаний,

His inner self grew near to others' selves

А внутреннее “я” всё ближе подходило к “я” других

And bore a kinship's weight, a common tie,

И разделяло бремя общего родства, соединявших уз,

Yet stood untouched, king of itself, alone.

Но оставалось одиноким, незатронутым, хозяин самому себе.

A magical accord quickened and attuned

Магический аккорд вдохнул звучание,

To ethereal symphonies the old earthy strings;

Настроил старые земные струны на эфирные симфонии;

It raised the servitors of mind and life

Он поднимал слуг жизни и ума

To be happy partners in the soul's response,

До уровня счастливого партнёра в отклике души,

Tissue and nerve were turned to sensitive chords,

Ткань тела, нервы превратил в чувствительные жилки,

Records of lustre and ecstasy; it made

В историю сиянья и экстаза; инструменты тела

The body's means the spirit's acolytes.

Он делал верными служителями духа.

A heavenlier function with a finer mode

Божественное назначенье утончённым настроением

Lit with its grace man's outward earthliness;

Залило светом милости поверхностную приземлённость человека;

The soul's experience of its deeper sheaths

Переживание душой глубинных оболочек

No more slept drugged by Matter's dominance.

Не спало больше, опьянённое владычеством Материи.

In the dead wall closing us from wider self,

В глухой стене, отгородившей нас от более широкого, другого “я”,

Into a secrecy of apparent sleep,

В секрет осознаваемого сна,

The mystic tract beyond our waking thoughts,

В мистические области за нашей пробуждённой мыслью,

A door parted, built in by Matter's force,

Открылась дверь, построенная силами Материи,

Releasing things unseized by earthly sense:

Освобождая вещи, ранее неуловимые земными чувствами:

A world unseen, unknown by outward mind

И мир незримый, неизвестный внешнему уму

Appeared in the silent spaces of the soul.

Стал проявляться средь безмолвия пространств души.

He sat in secret chambers looking out

Он (Ашвапати) восседал в палатах, полных тайн,

Into the luminous countries of the unborn

Смотрел на озаряемые светом страны нерождённых,

Where all things dreamed by the mind are seen and true

Где всё, о чём мечтает ум, и истинно, и зримо,

And all that the life longs for is drawn close.

И всё, что страстно хочет жизнь, становится доступным.

He saw the Perfect in their starry homes

Он видел Совершенство в звёздных, ослепительных домах,

Wearing the glory of a deathless form,

Несущее великолепие бессмертной формы,

Lain in the arms of the Eternal's peace,

Лежащее в объятиях покоя Вечного,

Rapt in the heart-beats of God-ecstasy.

В восторженном сердцебиении экстаза Бога.

He lived in the mystic space where thought is born

Он жил в мистическом пространстве, где рождают мысль,

And will is nursed by an ethereal Power

Где волю кормят от груди эфирной Силы

And fed on the white milk of the Eternal's strengths

Пока, не напитавшись белым молоком сил Вечного,

Till it grows into the likeness of a god.

Она не вырастет в подобье бога.

In the Witness's occult rooms with mind-built walls

Там, в тайных комнатах Свидетеля, со стенами, что строит ум,

On hidden interiors, lurking passages

На спрятанные залы, потайные переходы

Opened the windows of the inner sight.

Открылись окна внутреннего взора.

He owned the house of undivided Time.

Он стал хозяином жилища целостного Времени.

Lifting the heavy curtain of the flesh

Подняв тяжёлый занавес материальной плоти,

He stood upon a threshold serpent-watched,

Остановившись на пороге, под змеиным взглядом,

And peered into gleaming endless corridors,

Он вглядывался в бесконечные мерцающие коридоры,

Silent and listening in the silent heart

Безмолвный, слушая в своём безмолвном сердце

For the coming of the new and the unknown.

Как подступает новое и неизвестное.

He gazed across the empty stillnesses

Он пристально смотрел сквозь неподвижность пустоты

And heard the footsteps of the undreamed Idea

И слышал звук шагов неописуемой Идеи

In the far avenues of the Beyond.

По дальним улицам, аллеям Запредельного.

He heard the secret Voice, the Word that knows,

Он слышал тайный Голос, знающее Слово,

And saw the secret face that is our own.

И видел тайный лик, который — собственный наш лик.

The inner planes uncovered their crystal doors;

Все внутренние планы открывали для него хрустальные врата;

Strange powers and influences touched his life.

Неведомые силы и влияния касались жизни.

A vision came of higher realms than ours,

Пришла возможность видеть царства выше наших,

A consciousness of brighter fields and skies,

И осознание небес и областей, что ярче прежних,

Of beings less circumscribed than brief-lived men

Существ, не столь уж ограниченных, как люди, с их короткой жизнью,

And subtler bodies than these passing frames,

И тел, что тоньше наших бренных оболочек,

Objects too fine for our material grasp,

Объектов, слишком утончённых для материальной мысли,

Acts vibrant with a superhuman light

И дел, несущих свет сверхчеловечества,

And movements pushed by a superconscient force,

Движений, порождаемых сверхсознающей силой,

And joys that never flowed through mortal limbs,

И радостей, что никогда не протекали по земным телам,

And lovelier scenes than earth's and happier lives.

И более прекрасных мест, чем на земле, и более счастливых жизней.

A consciousness of beauty and of bliss,

Сознание блаженства, красоты,

A knowledge which became what it perceived,

Способность знать, отождествляясь с тем, что постигаешь,

Replaced the separated sense and heart

Сменили разделенность чувств и сердца,

And drew all Nature into its embrace.

И притянули всю Природу в их объятия.

The mind leaned out to meet the hidden worlds:

Ум развернулся встретить скрытые миры:

Air glowed and teemed with marvellous shapes and hues,

Сверкала атмосфера, полная чудесных форм и цвета,

In the nostrils quivered celestial fragrances,

В ноздрях стояли, трепеща, божественные ароматы,

On the tongue lingered the honey of paradise.

Медовый привкус рая был на языке.

A channel of universal harmony,

Канал космических гармоний, слух,

Hearing was a stream of magic audience,

Отныне стал рекой магических познаний,

A bed for occult sounds earth cannot hear.

И руслом для оккультных звуков, что нельзя услышать на земле.

Out of a covert tract of slumber self

Из скрытого пространства дремлющего “я”

The voice came of a truth submerged, unknown

Явился голос истины, глубинной, неизвестной,

That flows beneath the cosmic surfaces,

Текущей под космической поверхностью вещей,

Only mid an omniscient silence heard,

Что слышен лишь среди всеведающей тишины,

Held by intuitive heart and secret sense.

И понимаемый интуитивным сердцем, тайным чувством.

It caught the burden of secrecies sealed and dumb,

Он был наполнен тайнами, сокрытыми немыми,

It voiced the unfulfilled demand of earth

Он говорил про неисполненное требование земли,

And the song of promise of unrealised heavens

И пел об обещании ещё невоплотившихся небес,

And all that hides in an omnipotent Sleep.

И обо всём, что прячется во всемогущем Сне.

In the unceasing drama carried by Time

В той непрерывной драме, проносимой Временем

On its long listening flood that bears the world's

По долгому, внимающему половодью, что несёт

Insoluble doubt on a pilgrimage without goal,

Неразрешимое сомненье мира в странствии без цели,

A laughter of sleepless pleasure foamed and spumed

Бурлил и пузырился смех неугомонных наслаждений,

And murmurings of desire that cannot die:

Глухие голоса желанья, что не может умереть:

A cry came of the world's delight to be,

Крик, что приходит от восторга мира быть,

The grandeur and greatness of its will to live,

Величие и грандиозность воли мира жить,

Recall of the soul's adventure into space,

Зов к приключению души в пространстве,

A traveller through the magic centuries

Труд путешественника по магическим столетиям,

And being's labour in Matter's universe,

Труд бытия среди вселенной из Материи,

Its search for the mystic meaning of its birth

Его попытки отыскать мистическую суть рождения

And joy of high spiritual response,

И радость высочайшего духовного ответа,

Its throb of satisfaction and content

Его волнение согласия и удовлетворённости

In all the sweetness of the gifts of life,

Всей сладостью подарков жизни,

Its large breath and pulse and thrill of hope and fear,

Его широкое дыхание, и пульс, и трепетание надежд и страха,

Its taste of pangs and tears and ecstasy,

Его вкус боли, горьких слёз, экстаза,

Its rapture's poignant beat of sudden bliss,

И острое биение восторга от внезапного блаженства,

The sob of its passion and unending pain.

Рыдание его страстей и нескончаемого горя.

The murmur and whisper of the unheard sounds

Журчанье, шёпот недоступных уху звуков,

Which crowd around our hearts but find no window

Что ходят толпами вокруг сердец, не находя окошка,

To enter, swelled into a canticle

Поднялись, вырастая в гимн

Of all that suffers to be still unknown

Всего, страдающего от того, что остаётся неизвестным,

And all that labours vainly to be born

Всего, что тщётно трудится, чтобы родиться в мире,

And all the sweetness none will ever taste

И всей той сладости, которую никто уж не отведает,

And all the beauty that will never be.

И всей той красоты, которой больше никогда не будет.

Inaudible to our deaf mortal ears

Неслышимые для глухого уха смертного,

The wide world-rhythms wove their stupendous chant

Широкие космические ритмы ткали изумительную песнь,

To which life strives to fit our rhyme-beats here,

Под эти ритмы жизнь стремится подогнать биенья-рифмы в нас,

Melting our limits in the illimitable,

Переплавляя наши узкие пределы в беспредельное,

Tuning the finite to infinity.

Настраивая всё конечное на бесконечность.

A low muttering rose from the subconscient caves,

Из подсознательных пещер поднялось низкое ворчание,

The stammer of the primal ignorance;

Невнятный голос изначального невежества;

Answer to that inarticulate questioning,

В ответ на это непроизнесённое сомнение,

There stooped with lightning neck and thunder's wings

Спустился, с шеей-молнией и громом-крыльями,

A radiant hymn to the Inexpressible

Лучистый гимн Невыразимому,

And the anthem of the superconscient light.

Хорал сияющего света сверхсознания.

All was revealed there none can here express;

Там проявлялось всё, что здесь никто не может выразить;

Vision and dream were fables spoken by truth

Видение, мечта — теперь истории, поведанные истиной,

Or symbols more veridical than fact,

Или, возможно, символы, что достовернее, чем факт,

Or were truths enforced by supernatural seals.

Или та правда, за которою стоят печати сверхприроды.

Immortal eyes approached and looked in his,

Бессмертные глаза придвинулись и глянули в его глаза,

And beings of many kingdoms neared and spoke:

А существа из многих царств приблизились и говорили:

The ever-living whom we name as dead

Живущие в веках, кого мы называем умершими,

Could leave their glory beyond death and birth

Смогли продолжить славу за пределами рождения и смерти,

To utter the wisdom which exceeds all phrase:

Чтоб мудрость выразить, превосходящую любые фразы:

The kings of evil and the kings of good,

Цари добра и властелины зла,

Appellants at the reason's judgment seat,

Что аппелируют к судейской должности рассудка,

Proclaimed the gospel of their opposites,

Провозглашали новое евангелие противоположностей,

And all believed themselves spokesmen of God:

И всякий сам себя считал глашатаем Всевышнего:

The gods of light and titans of the dark

И боги света, и титаны тьмы

Battled for his soul as for a costly prize.

За душу Ашвапати бились как за драгоценный приз.

In every hour loosed from the quiver of Time

И каждый час, освобождённый от биенья Времени,

There rose a song of new discovery,

Ввысь поднималась песня нового открытия

A bow-twang's hum of young experiment.

И звон тетивы свежего эксперимента.

Each day was a spiritual romance,

Любой день становился для него высокой, романтической историей,

As if he was born into a bright new world;

Он словно заново родился в ярком новом мире;

Adventure leaped an unexpected friend,

Рискованное приключенье прыгало нежданным другом,

And danger brought a keen sweet tang of joy;

Опасность приносила острый сладкий привкус радости,

Each happening was a deep experience.

И каждое событие несло глубокий опыт.

There were high encounters, epic colloquies,

Случались неожиданные встречи на высоких планах и эпические разговоры,

And counsels came couched in celestial speech,

И приходили наставленья, сказанные на небесной речи,

And honeyed pleadings breathed from occult lips

Медовая мольба дышала из оккультных уст,

To help the heart to yield to rapture's call,

Чтоб сердцу было легче согласиться на призыв восторга,

And sweet temptations stole from beauty's realms

И из чертогов красоты подкрадывалась сладость искушений,

And sudden ecstasies from a world of bliss.

Внезапные экстазы из миров блаженства.

It was a region of wonder and delight.

Всё было царством чуда и восторга.

All now his bright clairaudience could receive;

Его оккультный ясный слух сейчас мог слышать всё;

A contact thrilled of mighty unknown things.

Любой контакт вибрировал могучей неизвестностью.

Awakened to new unearthly closenesses,

И пробудившись к новым близостям, что за пределами земного,

The touch replied to subtle infinities,

Касанье отвечало тонким бесконечностям,

And with a silver cry of opening gates

И с серебристым вскриком открываемых ворот

Sight's lightnings leaped into the invisible.

Молниеносно взгляды прыгали в незримое.

Ever his consciousness and vision grew;

Его сознание, способность к виденью, росли не прерываясь;

They took an ampler sweep, a loftier flight;

Всё больший был размах, всё более возвышенный полёт;

He passed the border marked for Matter's rule

Он пересёк границу, где кончается правление Материи,

And passed the zone where thought replaces life.

Прошёл ту зону, где мышление сменяет жизнь.

Out of this world of signs suddenly he came

Внезапно он из мира символов попал

Into a silent self where world was not

В молчанье внутреннего "я", где мира больше не было,

And looked beyond into a nameless vast.

И начал видеть за пределами всего, в неописуемом просторе.

These symbol figures lost their right to live,

Там символические образы теряли право жить,

All tokens dropped our sense can recognise;

Все признаки, доступные для наших чувств, исчезли;

There the heart beat no more at body's touch,

Биенье сердца не затрагивало больше тела,

There the eyes gazed no more on beauty's shape.

Глаза не любовались формами прекрасного.

In rare and lucent intervals of hush

В прозрачных, редких интервалах тишины

Into a signless region he could soar

Он смог подняться в план, лишённый признаков и свойств,

Packed with the deep contents of formlessness

Наполненный глубоким содержанием бесформенного,

Where world was into a single being rapt

Где мир становится единым бытиём восторга,

And all was known by the light of identity

Всё познаётся через свет отождествления,

And Spirit was its own self-evidence.

А Дух стал самоочевидным для себя.

The Supreme's gaze looked out through human eyes

Там взгляд Всевышнего проглядывал в людских глазах

And saw all things and creatures as itself

И видел всё — и вещи, и творения, как самого себя,

And knew all thought and word as its own voice.

И знал любую мысль и слово, как свой голос.

There unity is too close for search and clasp

Единство там не оставляет места для объятия и поиска,

And love is a yearning of the One for the One,

Любовь там — устремление Единого к Единому,

And beauty is a sweet difference of the Same

И красота — лишь сладкое различье всё Того же,

And oneness is the soul of multitude.

А единичное — душа многообразия.

There all the truths unite in a single Truth,

Все истины в той области сливаются в одну единственную Истину,

And all ideas rejoin Reality.

И все идеи воссоединяются в Реальность.

There knowing herself by her own termless self,

Там познающая себя своим же беспредельным “я”,

Wisdom supernal, wordless, absolute

Божественная Мудрость, бессловесная и абсолютная,

Sat uncompanioned in the eternal Calm,

Сидит, отгородившись, в вечной Тишине,

All-seeing, motionless, sovereign and alone.

Всёвидящая, неподвижная, всевластная, одна.

There knowledge needs not words to embody Idea;

Там знанию не нужно слов, чтоб воплощать Идею;

Idea, seeking a house in boundlessness,

Идея, в поисках жилища в безграничности,

Weary of its homeless immortality,

Устав от своего бездомного бессмертия,

Asks not in thought's carved brilliant cell to rest

Не просит отдохнуть в резной сверкающей ячейке мысли,

Whose single window's clipped outlook on things

Чей ограниченный одним окошком взгляд на всё

Sees only a little arc of God's vast sky.

Способен видеть только маленький фрагмент огромнейшего неба Бога.

The boundless with the boundless there consorts;

Там безграничность разговаривает с безграничностью;

While there, one can be wider than the world;

Попав туда, возможно стать огромнее, чем мир;

While there, one is one's own infinity.

Попав туда, ты — собственная бесконечность.

His centre was no more in earthly mind;

Центр Ашвапати не был более в земном уме;

A power of seeing silence filled his limbs:

В нём тело наполняла сила видящего всё безмолвия;

Caught by a voiceless white epiphany

Захваченный беззвучной чистотой прозрения

Into a vision that surpasses forms,

В то виденье, что превосходит формы,

Into a living that surpasses life,

В существование, что превосходит жизнь,

He neared the still consciousness sustaining all.

Он подошёл к недвижному сознанию, которое поддерживает всё.

The voice that only by speech can move the mind

И голос, что лишь речью может двигать ум,

Became a silent knowledge in the soul;

Стал молчаливым знанием в душе;

The strength that only in action feels its truth

Та сила, что лишь в действии воспринимает собственную правду,

Was lodged now in a mute omnipotent peace.

Жила сейчас во всемогущем и немом покое.

A leisure in the labour of the worlds,

Свободный отдых посреди труда миров,

A pause in the joy and anguish of the search

Недолгий перерыв от радости и муки поиска

Restored the stress of Nature to God's calm.

Свели обратно напряжение Природы к штилю Бога.

A vast unanimity ended life's debate.

Широкое единодушие закончило дебаты жизни.

The war of thoughts that fathers the universe,

Та битва мыслей, что даёт рождение вселенной,

The clash of forces struggling to prevail

То столкновенье сил, которые в борьбе за превосходство

In the tremendous shock that lights a star

В чудовищном ударе зажигают звёзды,

As in the building of a grain of dust,

Как будто создают крупицы пыли,

The grooves that turn their dumb ellipse in space

Те колеи, что поворачивают по пространству свой безмолвный эллипс,

Ploughed by the seeking of the world's desire,

Проложенный во время поиска вселенского желания,

The long regurgitations of Time's flood,

И долгие возвраты половодья Времени,

The torment edging the dire force of lust

И муки, обостряющие яростную силу вожделения,

That wakes kinetic in earth's dullard slime

Несущую динамику унылому земному илу

And carves a personality out of mud,

И вырезающую личность из грязи,

The sorrow by which Nature's hunger is fed,

Страданье, нужное, чтоб напитать голодную Природу,

The oestrus which creates with fire of pain,

И побужденье, что творит огнями боли,

The fate that punishes virtue with defeat,

Судьба, карающая добродетель поражением,

The tragedy that destroys long happiness,

Трагедия, что разрушает затянувшееся счастье,

The weeping of Love, the quarrel of the Gods,

Рыдание Любви и перебранка меж Богами,

Ceased in a truth which lives in its own light.

Затихли в истине, живущей в круге собственного света.

His soul stood free, a witness and a king.

Его душа стояла полностью свободной, свидетелем и властелином.

Absorbed no more in the moment-ridden flux

Не поглощённый более в стремнину мчащихся мгновений,

Where mind incessantly drifts as on a raft

Где ум всё время носит, словно на плоту,

Hurried from phenomenon to phenomenon,

Спеша от одного явления к другому,

He abode at rest in indivisible Time.

Он, отдыхая, ожидал в неразделённом Времени.

As if a story long written but acted now,

И как в истории, написанной давно, но лишь сейчас разыгранной,

In his present he held his future and his past,

В своём сегодня он держал грядущее и прошлое,

Felt in the seconds the uncounted years

В секундах ощущал бесчисленные годы,

And saw the hours like dots upon a page.

Воспринимал часы, как точки на странице.

An aspect of the unknown Reality

Одна лишь сторона неведомой Реальности

Altered the meaning of the cosmic scene.

Переменила смысл космического действа.

This huge material universe became

Огромная материальная вселенная предстала

A small result of a stupendous force:

Как малый результат громадной силы:

Overtaking the moment the eternal Ray

Захваченный мгновеньем, вечный Луч

Illumined That which never yet was made.

Смог высветить для взгляда То что никогда ещё не делалось.

Thought lay down in a mighty voicelessness;

Мысль улеглась в могучей немоте;

The toiling Thinker widened and grew still,

Трудящийся Мыслитель расширился и замолчал,

Wisdom transcendent touched his quivering heart:

Превосходящая всё Мудрость прикоснулась к трепетному сердцу:

His soul could sail beyond thought's luminous bar;

Его душа могла плыть дальше, за пределы светлого барьера мысли;

Mind screened no more the shoreless infinite.

Ум больше не скрывал безбрежность бесконечности.

Across a void retreating sky he glimpsed

И сквозь пустое отступающее небо, он мельком увидел,

Through a last glimmer and drift of vanishing stars

Через последнее мерцанье и движенье уходящих звёзд,

The superconscient realms of motionless Peace

Те сверхсознательные сферы неподвижного Покоя,

Where judgment ceases and the word is mute

Где исчезают все сужденья и немеет слово,

And the Unconceived lies pathless and alone.

И где лежит Непостижимое, непроторённое, одно.

There came not form or any mounting voice;

Туда ни форма не доходит, ни восходит голос;

There only were Silence and the Absolute.

Там — лишь Безмолвие и Абсолют.

Out of that stillness mind new-born arose

Из этого спокойствия поднялся заново рождённый ум

And woke to truths once inexpressible,

И пробудился к истинам досель невыразимым,

And forms appeared, dumbly significant,

Возникли формы, полные немого смысла,

A seeing thought, a self-revealing voice.

Родилась видящая мысль и самопроявляющийся голос.

He knew the source from which his spirit came:

Он отыскал источник, из которого явился дух его:

Movement was married to the immobile Vast;

Движенье, обручённое с недвижностью Простора;

He plunged his roots into the Infinite,

Он погрузил свои основы в Бесконечность,

He based his life upon eternity.

Он выбрал для опоры жизни вечность.

   Only awhile at first these heavenlier states,

   Недолго поначалу длились те его божественные состояния,

These large wide-poised upliftings could endure.

Большие, широко парящие подъёмы.

The high and luminous tension breaks too soon,

Но слишком скоро прерывается возвышенное, светлое усилие,

The body's stone stillness and the life's hushed trance,

И каменная неподвижность тела, транс затихшей жизни,

The breathless might and calm of silent mind;

Спокойствие молчащего ума, и затаившая дыханье мощь;

Or slowly they fail as sets a golden day.

И часто это медленно спадало, словно на закате золотого дня.

The restless nether members tire of peace;

Неугомонное сознанье в низших элементах уставало от покоя;

A nostalgia of old little works and joys,

Тоска по прежним мелким радостям, делам,

A need to call back small familiar selves,

Потребность звать обратно маленькие "я", так хорошо знакомые,

To tread the accustomed and inferior way,

Чтобы пойти по низшему, известному пути,

The need to rest in a natural pose of fall,

Потребность отдохнуть в привычном состоянии падения,

As a child who learns to walk can walk not long,

Как у дитя, что учится ходить и не способно это делать долго,

Replace the titan will for ever to climb,

Сменяет титаническую волю постоянно подниматься вверх,

On the heart's altar dim the sacred fire.

Тускнеет на сердечном алтаре святое пламя.

An old pull of subconscious cords renews;

Приходит снова натяженье струн из подсознания;

It draws the unwilling spirit from the heights,

Всё стаскивает с высоты безвольный дух,

Or a dull gravitation drags us down

Тупая гравитация нас тянет вниз

To the blind driven inertia of our base.

К слепой и управляемой инерции основы.

This too the supreme Diplomat can use,

Но высочайший Дипломат умеет этим пользоваться тоже,

He makes our fall a means for greater rise.

Он делает паденье инструментом ещё большего подъёма.

For into ignorant Nature's gusty field,

Всё потому, что в бурный мир незнающей Природы,

Into the half-ordered chaos of mortal life

В наполовину упорядоченный хаос смертной жизни

The formless Power, the Self of eternal light

Бесформенная Сила, “Я” извечно существующего света

Follow in the shadow of the spirit's descent;

Идёт как тень за нисходящим духом;

The twin duality for ever one

Близнец-двойник, с ним навсегда единый,

Chooses its home mid the tumults of the sense.

Среди смятенья чувств он подбирает для себя жилище.

He comes unseen into our darker parts

Невидимый, приходит в наши тёмные участки,

And, curtained by the darkness, does his work,

И, скрытый темнотою, делает свою работу,

A subtle and all-knowing guest and guide,

Всёзнающий и тонкий гость, руководитель,

Till they too feel the need and will to change.

Пока и это не почувствует необходимость, волю измениться.

All here must learn to obey a higher law,

Здесь всё должно учиться подчиняться более высокому закону,

Our body's cells must hold the Immortal's flame.

А клетки наших тел — удерживать огонь Бессмертного.

Else would the spirit reach alone its source

Иначе дух нашёл бы в одиночку свой источник,

Leaving a half-saved world to its dubious fate.

Оставив наш полуспасённый мир его сомнительной судьбе.

Nature would ever labour unredeemed;

Природа вечно бы трудилась, позабыв свободу;

Our earth would ever spin unhelped in Space,

Земля всегда вращалась бы беспомощно в Пространстве,

And this immense creation's purpose fail

А замысел необозримого творения терпел бы неудачу,

Till at last the frustrate universe sank undone.

Пока расстроенная полностью вселенная, распавшись, не погибла бы.

Even his godlike strength to rise must fall:

Но и его богоподобной силе восходить пришлось упасть:

His greater consciousness withdrew behind;

Его (Ашвапати) высокое сознанье отошло назад;

Dim and eclipsed, his human outside strove

И лишь поверхностная человеческая часть, неясная и тёмная, боролась,

To feel again the old sublimities,

Чтоб ощутить вновь прежние величия,

Bring the high saving touch, the ethereal flame,

И принести спасающее, высшее касание, огонь эфира,

Call back to its dire need the divine Force.

Призвать обратно для своих жестоких нужд божественную Силу.

Always the power poured back like sudden rain,

Всё время, раз за разом эта сила проливалась неожиданным дождём,

Or slowly in his breast a presence grew;

Иль медленно росла в его груди как некое присутствие;

It clambered back to some remembered height

Она карабкалась назад к запомнившейся высоте,

Or soared above the peak from which it fell.

Или парила над вершиной, с уровня которой пала.

Each time he rose there was a larger poise,

И каждый раз он поднимался к сферам с более широким равновесием,

A dwelling on a higher spirit plane;

К существованию на более высоком плане духа,

The Light remained in him a longer space.

И Свет мог оставаться в нём на более значительном пространстве.

In this oscillation between earth and heaven,

В том колебании между землей и небесами,

In this ineffable communion's climb

В том восхождении невыразимой общности

There grew in him as grows a waxing moon

Внутри росло, подобно молодому месяцу,

The glory of the integer of his soul.

Великолепье цельности его души.

A union of the Real with the unique,

Союз Реального и уникального,

A gaze of the Alone from every face,

Взгляд Одного, смотрящего из каждого лица,

The presence of the Eternal in the hours

Присутствие неописуемого Вечного в часах,

Widening the mortal mind's half-look on things,

Расширив узость полувидения смертного ума,

Bridging the gap between man's force and Fate

Мостом соединяя бездну между силой человека и Судьбой,

Made whole the fragment-being we are here.

Сводили в целое фрагменты существа, которое есть мы.

At last was won a firm spiritual poise,

И вот им завоёвано духовное устойчивое равновесие,

A constant lodging in the Eternal's realm,

Возможность постоянно находиться в сфере Вечного,

A safety in the Silence and the Ray,

Надёжность в том Безмолвии и том Луче,

A settlement in the Immutable.

И разрешенье поселиться в Неизменном.

His heights of being lived in the still Self;

Вершины существа его (Ашвапати) отныне жили в тихом Высшем “Я”,

His mind could rest on a supernal ground

Его ум отдыхал, покоясь, на небесной почве,

And look down on the magic and the play

И с высоты смотрел на магию и на игру,

Where the God-child lies on the lap of Night and Dawn

Где Бог-дитя лежит, качаясь на коленях Ночи и Рассвета,

And the Everlasting puts on Time's disguise.

А Вечно-длящийся скрывается под маской Времени.

To the still heights and to the troubled depths

Спокойным пикам, взбудораженным глубинам,

His equal spirit gave its vast assent:

Его невозмутимый дух давал своё обширное согласие:

A poised serenity of tranquil strength,

Уравновешенная ясность неподвижной силы,

A wide unshaken look on Time's unrest

Широкий непоколебимый взгляд на беспокойство Времени

Faced all experience with unaltered peace.

Встречали все переживания устойчивым покоем.

Indifferent to the sorrow and delight,

Бесстрастный перед горем и восторгом,

Untempted by the marvel and the call,

Не соблазняемый ни чудом, ни призывом,

Immobile it beheld the flux of things,

Он неподвижно наблюдал течение всего,

Calm and apart supported all that is:

И тихо, в стороне, поддерживал всё сущее:

His spirit's stillness helped the toiling world.

Спокойствие, идущее от духа, помогало труженику миру.

Inspired by silence and the closed eyes' sight

Черпая вдохновение в безмолвии, в способности увидеть изнутри,

His force could work with a new luminous art

Его могущество могло влиять со светлым, новым мастерством

On the crude material from which all is made

На грубую материальную основу, из которой всё сотворено,

And the refusal of Inertia's mass

На сопротивленье масс Инерции,

And the grey front of the world's Ignorance

На серый фронт всемирного Невежества,

And nescient Matter and the huge error of life.

И на Материю в неведеньи, и на огромную ошибку жизни.

As a sculptor chisels a deity out of stone

Как скульптор высекает божество из камня,

He slowly chipped off the dark envelope,

Он медленно откалывал все тёмные слои,

Line of defence of Nature's ignorance,

Защитный бастион невежества Природы,

The illusion and mystery of the Inconscient

Иллюзию и тайну Несознания,

In whose black pall the Eternal wraps his head

В чьи чёрные покровы Вечный оборачивает голову,

That he may act unknown in cosmic Time.

Чтоб действовать неузнанным среди космического Времени.

A splendour of self-creation from the peaks,

Великолепье само-созидания, сходящего с высот,

A transfiguration in the mystic depths,

Преображение в мистических глубинах,

A happier cosmic working could begin

Счастливая, вселенская работа смогла начаться

And fashion the world-shape in him anew,

И стала заново лепить в нём (Ашвапати) форму мира,

God found in Nature, Nature fulfilled in God.

И Бога, обретённого в Природе, и Природу, воплотившуюся в Боге.

Already in him was seen that task of Power:

Теперь в нём стало зримым это назначенье Силы:

Life made its home on the high tops of self;

Жизнь строила свой дом на высших пиках внутреннего “я”;

His soul, mind, heart became a single sun;

Его душа, и ум, и сердце стали в нём единым солнцем;

Only life's lower reaches remained dim.

Лишь в самых низших планах жизни оставалась темнота.

But there too, in the uncertain shadow of life,

Но в этих сферах тоже, под колеблющейся тенью жизни,

There was a labour and a fiery breath;

Шла некая работа и дышал огонь;

The ambiguous cowled celestial puissance worked

Скрываемое капюшоном, неясное небесное могущество трудилось

Watched by the inner Witness's moveless peace.

Под взглядом неподвижного спокойствия Свидетеля внутри.

Even on the struggling Nature left below

И даже в той бунтующей Природе, остающейся внизу,

Strong periods of illumination came:

Случались яркие моменты озарения:

Lightnings of glory after glory burned,

Сверкали молнии великолепия, одно шло за другим,

Experience was a tale of blaze and fire,

Весь пережитый опыт был историей сиянья и огня,

Air rippled round the argosies of the Gods,

Рябила атмосфера возле кораблей Богов

Strange riches sailed to him from the Unseen;

И странные богатства приплывали из Незримого;

Splendours of insight filled the blank of thought,

Потоки интуиции заполнили незанятое место мысли,

Knowledge spoke to the inconscient stillnesses,

И знание беседовало с неосознаваемым безмолвием,

Rivers poured down of bliss and luminous force,

Вниз устремлялись реки светлой силы и блаженства,

Visits of beauty, storm-sweeps of delight

Визиты красоты и штормовой размах восторга

Rained from the all-powerful Mystery above.

Дождями проливались из всесильной Тайны свыше.

Thence stooped the eagles of Omniscience.

Оттуда устремлялись вниз орлы Всезнания.

A dense veil was rent, a mighty whisper heard;

Тяжёлая завеса прорвалась и зазвучал могущественный шёпот;

Repeated in the privacy of his soul,

И повторяемый в укромных уголках его души,

A wisdom-cry from rapt transcendences

Зов мудрости из восхищённых трансцендентностей

Sang on the mountains of an unseen world;

Пел с гор невидимого мира;

The voices that an inner listening hears

Те голоса, что слышит внутреннее ухо,

Conveyed to him their prophet utterances,

Передавали для него свои пророческие сообщения,

And flame-wrapped outbursts of the immortal Word

А пламенем окутанные всполохи неумирающего Слова,

And flashes of an occult revealing Light

Сверкания оккультного, всераскрывающего Света

Approached him from the unreachable Secrecy.

Приблизились к нему из недосягаемой Мистерии.

An inspired Knowledge sat enthroned within

Наполненное вдохновеньем Знанье воцарилось у него внутри;

Whose seconds illumined more than reason's years:

Его секунды освещали больше, чем года рассудка:

An ictus of revealing lustre fell

В нём ритм всепроявляющего света падал

As if a pointing accent upon Truth,

Как ударение, подчёркивая Истину,

And like a sky-flare showing all the ground

Небесной вспышкой, озаряющей всю землю,

A swift intuitive discernment shone.

Сияла быстрая интуитивная способность различать.

One glance could separate the true and false,

Один короткий взгляд мог отделить — где истина, где ложь,

Or raise its rapid torch-fire in the dark

Или поднять свой быстрый факел в темноте

To check the claimants crowding through mind's gates

Проверить претендентов, толпами идущих сквозь врата ума,

Covered by the forged signatures of the gods,

И маскирующихся под богов поддельными чертами,

Detect the magic bride in her disguise

Найти магическую новобрачную под маской

Or scan the apparent face of thought and life.

И изучить проявленный лик мысли или жизни.

   Oft inspiration with her lightning feet,

   Довольно часто вдохновение, с её как молниеносно быстрыми стопами,

A sudden messenger from the all-seeing tops,

Внезапная посланница всевидящих вершин,

Traversed the soundless corridors of his mind

Шагала по беззвучным коридорам в глубине его ума,

Bringing her rhythmic sense of hidden things.

И приносила ощущенье ритма скрытых для него вещей.

A music spoke transcending mortal speech.

Там говорила музыка, превосходя речь смертных.

As if from a golden phial of the All-Bliss,

И словно из прекрасного пиала Все-Блаженства,

A joy of light, a joy of sudden sight,

Вся радость света, радость неожиданного виденья,

A rapture of the thrilled undying Word

Восторг неумирающего трепетного Слова

Poured into his heart as into an empty cup,

Вливались в сердце, как в пустую чашу,

A repetition of God's first delight

Подобно повторенью первого восторга Бога,

Creating in a young and virgin Time.

Творящего в далёком, девственном и юном Времени.

In a brief moment caught, a little space,

Захваченное в краткое мгновенье, в малое пространство,

All-Knowledge packed into great wordless thoughts

Все-Знанье, что спрессовано в великих бессловесных мыслях,

Lodged in the expectant stillness of his depths

На время поселило в ожидающую тишину его глубин

A crystal of the ultimate Absolute,

Кристалл предельного божественного Абсолюта,

A portion of the inexpressible Truth

И часть невыразимой Истины,

Revealed by silence to the silent soul.

Которые безмолвие открыло для безмолвия души.

The intense creatrix in his stillness wrought;

Могучая богиня-демиург работала в его тиши;