Шри Ауробиндо, "Савитри", Книга 1, Песня 4, "Тайное знание"

логотип

 

Шри Ауробиндо

Савитри

Книга I, Песня IV,
ТАЙНОЕ ЗНАНИЕ

перевод Леонида Ованесбекова
(второй перевод)

 
 

Sri Aurobindo

Savitri

Book I, Canto IV,
THE SECRET KNOWLEDGE

translation by Leonid Ovanesbekov
(2nd translation)

 



Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

 

 

Book One

Книга Первая

THE BOOK OF BEGINNINGS

КНИГА НАЧАЛ

 

 

Canto IV

Песня IV

THE SECRET KNOWLEDGE

ТАЙНОЕ ЗНАНИЕ

 

 

On a height he stood that looked towards greater heights.

На пике он стоял, что обращён был к более великим пикам.

Our early approaches to the Infinite

Все наши первые подходы к Бесконечному

Are sunrise splendours on a marvellous verge

Подобны блеску утренней зари на той чудесной грани,

While lingers yet unseen the glorious sun.

Пока лениво медлит славное, ещё невидимое солнце.

What now we see is a shadow of what must come.

То, что мы видим ныне — только тень того, что к нам идёт.

The earth's uplook to a remote Unknown

Земные взгляды, поднятые в дали Неизвестного

Is a preface only of the epic climb

Лишь предисловие к эпической поэме

Of human soul from its flat earthly state

Подьёма человеческой души от неглубокого земного состояния

To the discovery of a greater self

К открытию великого, божественного “я”,

And the far gleam of an eternal Light.

К далёкому сиянью вечно существующего Света.

This world is a beginning and a base

Мир этот — только некое начало и основа,

Where Life and Mind erect their structured dreams;

Где Жизнь и Ум возводят обретающие форму замыслы, мечты,

An unborn Power must build reality.

А нерождённой Силе предстоит построить новую реальность.

A deathbound littleness is not all we are:

И ограниченная смертью малость далеко не всё, что есть у нас:

Immortal our forgotten vastnesses

Забытые, бессмертные просторы

Await discovery in our summit selves;

Ждут нашего открытия во внутренних вершинах “я”;

Unmeasured breadths and depths of being are ours.

Неизмеримые глубины, широта существованья — наши.

Akin to the ineffable Secrecy,

Сродни неописуемой, невыразимой Тайне,

Mystic, eternal in unrealised Time,

Сродни мистическому, вечному в невоплощённом Времени,

Neighbours of Heaven are Nature's altitudes.

Соседями Небес стоят высокие миры Природы.

To these high-peaked dominions sealed to our search,

На эти области, с вершинами, укрытыми от наших поисков,

Too far from surface Nature's postal routes,

Что слишком отдалённы от путей поверхностной Природы,

Too lofty for our mortal lives to breathe,

И чересчур возвышенны для наших смертных жизней, чтобы там дышать,

Deep in us a forgotten kinship points

Указывает где-то в нашей глубине забытое родство,

And a faint voice of ecstasy and prayer

И тихим голосом экстаза и молитвы

Calls to those lucent lost immensities.

Зовёт к тем светлым, но утраченным безмерностям.

Even when we fail to look into our souls

И даже в тот момент, когда мы не способны глянуть внутрь своей души

Or lie embedded in earthly consciousness,

Или лежим, всё погрузив в земное и привычное сознание,

Still have we parts that grow towards the light,

У нас есть то, что тянется, растёт, всё ближе к свету,

Yet are there luminous tracts and heavens serene

И есть ещё безоблачные небеса и светлые пути,

And Eldorados of splendour and ecstasy

И Эльдорадо роскоши, экстаза,

And temples to the godhead none can see.

И храмы божества, которого никто ещё не смог увидеть.

A shapeless memory lingers in us still

Бесформенная память медлит в нас пока,

And sometimes, when our sight is turned within,

Но иногда, когда наш взор повёрнут внутрь,

Earth's ignorant veil is lifted from our eyes;

Вуаль невежества земли приподнимают с наших глаз;

There is a short miraculous escape.

Тогда случается короткое чудесное освобождение.

This narrow fringe of clamped experience

Мы оставляем узкую полоску ограниченного опыта,

We leave behind meted to us as life,

Отмеренную нам для нашей жизни,

Our little walks, our insufficient reach.

Короткий шаг и скудный кругозор.

Our souls can visit in great lonely hours

В великие и одинокие часы душа способна посетить

Still regions of imperishable Light,

Безмолвные районы вечно существующего Света,

All-seeing eagle-peaks of silent Power

Орлиные, всё-видящие пики молчаливого Могущества,

And moon-flame oceans of swift fathomless Bliss

И лунно-пламенные океаны быстрого бездонного Блаженства,

And calm immensities of spirit space.

И тихие безмерности пространства духа.

In the unfolding process of the Self

В процессе разворачиванья Внутреннего “Я”

Sometimes the inexpressible Mystery

Порой невыразимая Мистерия

Elects a human vessel of descent.

Берёт себе для нисхожденья человеческий сосуд.

A breath comes down from a supernal air,

Спускается дыхание небесной атмосферы,

A Presence is born, a guiding Light awakes,

Рождается Присутствие, и просыпается руководящий Свет,

A stillness falls upon the instruments:

Молчанье падает на инструменты:

Fixed, motionless like a marble monument,

Застывшее и неподвижное как монумент из мрамора,

Stone-calm, the body is a pedestal

Спокойное как камень, тело в нас становится подобным пьедесталу,

Supporting a figure of eternal Peace.

Поддерживая образ вечного Покоя.

Or a revealing Force sweeps blazing in;

Или врывается, сияя, раскрывающая Сила;

Out of some vast superior continent

С какого-то огромного недосягаемого континента

Knowledge breaks through trailing its radiant seas,

Влетает Знание, оставив след своих лучистых океанов,

And Nature trembles with the power, the flame.

И вся Природа содрогается от этой мощи и огня.

A greater Personality sometimes

Подчас великая, другая Личность,

Possesses us which yet we know is ours:

Которую мы всё же знаем как свою, захватывает нас:

Or we adore the Master of our souls.

И мы склоняемся перед Владыкой наших душ.

Then the small bodily ego thins and falls;

А после маленькое эго тела утоньшается и опадает;

No more insisting on its separate self,

Теперь уж не настаивая на своём отдельном "я",

Losing the punctilio of its separate birth,

Забыв формальность своего отдельного рождения,

It leaves us one with Nature and with God.

Оно отходит, оставляя нас наедине с Природою и с Богом.

In moments when the inner lamps are lit

В мгновения, когда зажглись светильники внутри,

And the life's cherished guests are left outside,

Когда излюбленные гости жизни ждут снаружи,

Our spirit sits alone and speaks to its gulfs.

Наш дух сидит один и разговаривает со своими безднами.

A wider consciousness opens then its doors;

Затем иное, более широкое сознание распахивает двери;

Invading from spiritual silences

Вторгаясь из безмолвий духа

A ray of the timeless Glory stoops awhile

Луч вечной Славы сходит ненадолго вниз,

To commune with our seized illumined clay

Беседовать с захваченной и озарённой нашей плотью

And leaves its huge white stamp upon our lives.

И оставляет свой огромный белый штамп на наших жизнях.

In the oblivious field of mortal mind,

В рассеянном пространстве смертного ума,

Revealed to the closed prophet eyes of trance

Являемые для прикрытых глаз провидца в трансе,

Or in some deep internal solitude

Или в глубоком внутреннем уединении

Witnessed by a strange immaterial sense,

Увиденные странным, нематериальным чувством,

The signals of eternity appear.

Приходят к нам сигналы вечности.

The truth mind could not know unveils its face,

Та истина, что ум не мог понять, приоткрывает лик,

We hear what mortal ears have never heard,

Мы слышим то, что уши смертных никогда и не слыхали,

We feel what earthly sense has never felt,

Мы ощущаем то, что никогда не ощущало в нас земное чувство,

We love what common hearts repel and dread;

Мы любим то, что человеческому сердцу отвратительно и страшно;

Our minds hush to a bright Omniscient;

Умы в нас замолкают перед ослепительным Всезнанием;

A Voice calls from the chambers of the soul;

Какой-то Голос нас зовёт из внутренних палат души;

We meet the ecstasy of the Godhead's touch

Экстаз касанья Божества встречает нас

In golden privacies of immortal fire.

В небесных золотых уединениях бессмертного огня.

These signs are native to a larger self

Все эти знаки — близкие, родные нашему большому “я”,

That lives within us by ourselves unseen;

Которое живёт внутри, ненаблюдаемое нами;

Only sometimes a holier influence comes,

Лишь иногда приходит более высокое влияние,

A tide of mightier surgings bears our lives

Прилив могучих волн подхватывает наши жизни,

And a diviner Presence moves the soul;

Небесное Присутствие ведёт и направляет душу;

Or through the earthly coverings something breaks,

Бывает, сквозь земные оболочки что-то прорывается,

A grace and beauty of spiritual light,

Изящество и красота духовного луча,

The murmuring tongue of a celestial fire.

И еле слышимая речь небесного огня.

Ourself and a high stranger whom we feel,

То наше “я”, как и высокий незнакомец, что мы ощущаем,

It is and acts unseen as if it were not;

Хотя и есть, но действует незримо, словно нет;

It follows the line of sempiternal birth,

Оно идёт дорогой вечного рождения,

Yet seems to perish with its mortal frame.

Однако кажется — вот-вот исчезнет вместе с бренной оболочкой.

Assured of the Apocalypse to be,

Прекрасно зная о грядущем Апокалипсисе,

It reckons not the moments and the hours;

Оно не тратит силы, чтоб считать мгновенья и часы;

Great, patient, calm it sees the centuries pass,

Великое и терпеливое, оно спокойно наблюдает — как идут века,

Awaiting the slow miracle of our change

И ожидает медленного чуда наших изменений

In the sure deliberate process of world-force

В уверенном, обдуманном движеньи силы мира

And the long march of all-revealing Time.

И долгом марше проявляющего всё на свете Времени.

It is the origin and the master-clue,

Оно — первопричина, главный ключ,

A silence overhead, an inner voice,

Безмолвие над головой, и внутренний наш голос,

A living image seated in the heart,

Живое отражение, что поселилось в сердце,

An unwalled wideness and a fathomless point,

Простор без стен, и глубина бездонной точки,

The truth of all these cryptic shows in Space,

И истина всех этих непонятных зрелищ, наблюдаемых в Пространстве,

The Real towards which our strivings move,

И то Реальное, к которому ведут все наши устремления,

The secret grandiose meaning of our lives.

И тайный грандиозный смысл, сокрытый в наших жизнях.

A treasure of honey in the combs of God,

Медовое сокровище в пчелиных сотах Бога,

A Splendour burning in a tenebrous cloak,

Великолепие, горящее под мрачной маской,

It is our glory of the flame of God,

Оно — и наша слава пламени Всевышнего,

Our golden fountain of the world's delight,

И золотой источник наслажденья мира,

An immortality cowled in the cape of death,

Бессмертие, что облачилось в капюшон из смерти,

The shape of our unborn divinity.

И образ нашей нерождаемой божественности.

It guards for us our fate in depths within

Оно хранит для нас судьбу в своих глубинах,

Where sleeps the eternal seed of transient things.

Где дремлют вечные источники для временных вещей.

Always we bear in us a magic key

Всё время носим мы в себе волшебный ключ,

Concealed in life's hermetic envelope.

Сокрытый в герметичной оболочке жизни.

A burning Witness in the sanctuary

Пылающий Свидетель в том святилище

Regards through Time and the blind walls of Form;

Рассматривает всё сквозь Время и глухие стены Формы;

A timeless Light is in his hidden eyes;

Непреходящий Свет — в его прикрытых веками очах;

He sees the secret things no words can speak

Он видит тайное, о чём не говорят слова,

And knows the goal of the unconscious world

И знает цель незнающего мира,

And the heart of the mystery of the journeying years.

И смысл мистерии всех проходящих лет.

 

 

   But all is screened, subliminal, mystical;

   Но всё сокрыто, подсознательно, мистично;

It needs the intuitive heart, the inward turn,

Необходим интуитивный взгляд из сердца, поворот вовнутрь,

It needs the power of a spiritual gaze.

Могущество духовного, особенного зрения.

Else to our waking mind's small moment look

Иначе взгляду нашего ума, проснувшегося на короткое мгновение

A goalless voyage seems our dubious course

Бесцельным путешествием покажется сомнительный наш курс,

Some Chance has settled or hazarded some Will,

Проложенный каким-то Случаем или поставленный на кон какой-то Волей,

Or a Necessity without aim or cause

Или предстанет как Необходимость без причины или цели,

Unwillingly compelled to emerge and be.

Безвольно вынужденной проявиться, вынужденной быть.

In this dense field where nothing is plain or sure,

И в этом плотном космосе, где не бывает ничего простого и надёжного,

Our very being seems to us questionable,

Всё наше бытиё покажется стоящим под вопросом,

Our life a vague experiment, the soul

Жизнь — призрачным экспериментом, а душа —

A flickering light in a strange ignorant world,

Дрожащим светом в странном и невежественном мире,

The earth a brute mechanic accident,

Земля — жестокой механической случайностью,

A net of death in which by chance we live.

Сетями смерти, где по воле случая мы обитаем.

All we have learned appears a doubtful guess,

Всё то, чему мы научились, видится двусмысленной догадкой,

The achievement done a passage or a phase

Достигнутое — переходом или фазой,

Whose farther end is hidden from our sight,

Чей отдалённый смысл сокрыт от наших взоров,

A chance happening or a fortuitous fate.

Игрою случая или удачливой судьбой.

Out of the unknown we move to the unknown.

Из неизвестного мы движемся в другое неизвестное.

Ever surround our brief existence here

И наше краткое существованье окружают здесь всегда

Grey shadows of unanswered questionings;

Унылые, как тень, вопросы без ответов;

The dark Inconscient's signless mysteries

И незаметные загадки тёмного Неведенья

Stand up unsolved behind Fate's starting-line.

Стоят, пока что без решения, за стартовой чертой Судьбы.

An aspiration in the Night's profound,

Какое-то стремленье в глубине Ночи,

Seed of a perishing body and half-lit mind,

Родившись в полуосвещённом разуме и бренном теле,

Uplifts its lonely tongue of conscious fire

Протягивает одинокий язычок огня сознания

Towards an undying Light for ever lost;

К неумирающему Свету, что всегда теряют;

Only it hears, sole echo of its call,

Оно лишь слышит, одиноким эхом своего призыва

The dim reply in man's unknowing heart

Неясный отклик от незнающего сердца человека,

And meets, not understanding why it came

Встречает, не осознавая, для чего оно пришло,

Or for what reason is the suffering here,

Или зачем здесь эти все страдания,

God's sanction to the paradox of life

Божественную санкцию на парадоксы жизни,

And the riddle of the Immortal's birth in Time.

И на мистерию рождения Бессмертного во Времени.

Along a path of aeons serpentine

По серпантину долгого пути эпох

In the coiled blackness of her nescient course

В свернувшейся кругами черноте неведомого курса,

The Earth-Goddess toils across the sands of Time.

Бредёт, с трудом, Земля-Богиня по пустыням Времени.

A Being is in her whom she hopes to know,

В ней — Существо, которое она надеется познать,

A Word speaks to her heart she cannot hear,

И Слово, что обращено к её же сердцу, а она не может слышать,

A Fate compels whose form she cannot see.

Судьба, что заставляет, но чью форму ей не в силах увидать.

In her unconscious orbit through the Void

По неосознанной орбите, через Пустоту

Out of her mindless depths she strives to rise,

Из собственной бездумной глубины, она старается подняться,

A perilous life her gain, a struggling joy;

Жизнь, полная опасностей и радость от борьбыеё награда;

A Thought that can conceive but hardly knows

И Мысль, что может воспринять, но вряд лизнает,

Arises slowly in her and creates

Неспешно поднимается внутри неё и создаёт

The idea, the speech that labels more than it lights;

Идею, речь, что больше наделяет ярлыком, чем освещает;

A trembling gladness that is less than bliss

Трепещущая радость, но, однако, меньше, чем блаженство,

Invades from all this beauty that must die.

Выплёскивается из всей той красоты, что суждено погибнуть.

Alarmed by the sorrow dragging at her feet

Тревожимая муками, страданием, цепляющимся за её стопы,

And conscious of the high things not yet won,

И помня о высоком, что ещё не завоёвано,

Ever she nurses in her sleepless breast

Она всегда питает в собственной, забывшей сон груди

An inward urge that takes from her rest and peace.

Какой-то внутренний посыл, что отбирает у неё покой и отдых.

Ignorant and weary and invincible,

В невежестве, уставшая, непобедимая,

She seeks through the soul's war and quivering pain

Через войну души и трепетанье боли

The pure perfection her marred nature needs,

Она всё ищет совершенство, нужное её расстроенной природе,

A breath of Godhead on her stone and mire.

Дыханье Божества на грязь её и камни.

A faith she craves that can survive defeat,

О вере молится она, что может выжить в пораженьи,

The sweetness of a love that knows not death,

О сладости любви, не ведающей смерти,

The radiance of a truth for ever sure.

И о сияньи истины, которая всегда верна.

A light grows in her, she assumes a voice,

Растёт в ней свет, она приобретает голос,

Her state she learns to read and the act she has done,

И учится читать и собственное состояние и совершённые дела,

But the one needed truth eludes her grasp,

Но самая необходимая, единственная истина уходит от неё —

Herself and all of which she is the sign.

Она сама и всё, чьим символом она является.

An inarticulate whisper drives her steps

Её шаги ведёт невнятный тихий шёпот

Of which she feels the force but not the sense;

В котором ощущает силу, но не смысл;

A few rare intimations come as guides,

Немногие и редкие подсказки сходят как ориентиры,

Immense divining flashes cleave her brain,

Безмерные предвидящие вспышки рассекают мозг,

And sometimes in her hours of dream and muse

И иногда в часы мечты и размышлений

The truth that she has missed looks out on her

Та истина, что ускользнула от неё, выглядывает снова,

As if far off and yet within her soul.

Как будто издали, но всё же из её души.

A change comes near that flees from her surmise

Всё ближе подступает изменение, что убегает от догадок

And, ever postponed, compels attempt and hope,

И, как всегда отложенное в сторону, даёт толчок попыткам и надеждам,

Yet seems too great for mortal hope to dare.

Хотя и кажется ей чересчур великим для надежды смертного.

A vision meets her of supernal Powers

Её встречает виденье небесных Сил,

That draw her as if mighty kinsmen lost

Которые хотят прижать её к себе, как позабытая могучая родня,

Approaching with estranged great luminous gaze.

К ней подходя с высоким, светлым, отстранённым взглядом.

Then is she moved to all that she is not

Затем её влечёт к всему, что не она,

And stretches arms to what was never hers.

И тянет прикоснуться ко всему, что вечно было не её.

Outstretching arms to the unconscious Void,

Раскинув руки в неосознающее Ничто,

Passionate she prays to invisible forms of Gods

Она со всею страстью молится невидимым обличиям Богов,

Soliciting from dumb Fate and toiling Time

Прося у труженика Времени и у немой Судьбы

What most she needs, what most exceeds her scope,

Что более всего ей нужно и что менее всего доступно

A Mind unvisited by illusion's gleams,

Не посещаемый блестящими иллюзиями Ум,

A Will expressive of soul's deity,

И Волю, что способна выразить божественность души,

A Strength not forced to stumble by its speed,

И Силу, что не будет спотыкаться от своей же скорости,

A Joy that drags not sorrow as its shade.

И Радость, что не тянет горе своей тенью.

For these she yearns and feels them destined hers:

Ко всем этим вещам она стремится, чувствуяони ей суждены

Heaven's privilege she claims as her own right.

И требует небесных привилегий как свои права.

Just is her claim the all-witnessing Gods approve,

Её желанья справедливы и согласны с ней все-наблюдающие Боги,

Clear in a greater light than reason owns:

Она чиста под светом более великим, чем обычный разум человека:

Our intuitions are its title-deeds;

Все наши озаренья — документы, подтверждающие это;

Our souls accept what our blind thoughts refuse.

И наши души принимают то, что слепо отвергают мысли.

Earth's winged chimaeras are Truth's steeds in Heaven,

Земли крылатые химеры — пролетают скакунами Истины по Небесам,

The impossible God's sign of things to be.

Они — немыслимый знак Бога тех вещей, что будут.

But few can look beyond the present state

Но мало кто способен посмотреть за рамки настоящего,

Or overleap this matted hedge of sense.

Перескочить за путанную изгородь из чувств.

All that transpires on earth and all beyond

Всё то, что проявилось на земле, и всё что за пределами —

Are parts of an illimitable plan

Лишь части беспредельного, неописуемого плана,

The One keeps in his heart and knows alone.

Его хранит Единый в сердце, знает только он один.

Our outward happenings have their seed within,

У наших внешних происшествий есть своё зерно внутри,

And even this random Fate that imitates Chance,

И даже эта бессистемная Судьба, что подражает Случаю,

This mass of unintelligible results,

Вся эта масса непонятных результатов,

Are the dumb graph of truths that work unseen:

Есть молчаливая система истин, что работают незримо:

The laws of the Unknown create the known.

Известное творят законы Неизвестного.

The events that shape the appearance of our lives

События, определяющие внешний облик наших жизней,

Are a cipher of subliminal quiverings

Лишь шифр вибраций подсознания,

Which rarely we surprise or vaguely feel,

Что изредка нас удивляют или смутно нами ощущаются,

Are an outcome of suppressed realities

Онилишь выход тех подавленных реалий,

That hardly rise into material day:

Что поднимаются с трудом в материальный день:

They are born from the spirit's sun of hidden powers

Они рождаются от солнца скрытой силы духа,

Digging a tunnel through emergency.

И пробивают для себя туннель сквозь жизненные обстоятельства.

But who shall pierce into the cryptic gulf

Но кто проникнет в ту загадочную бездну,

And learn what deep necessity of the soul

Поймёт, что за глубокая нужда души

Determined casual deed and consequence?

Определила якобы случайные поступки и последствия?

Absorbed in a routine of daily acts,

Захваченный рутиной повседневных дел,

Our eyes are fixed on an external scene;

Наш взгляд прикован к внешней сцене;

We hear the crash of the wheels of Circumstance

Мы слышим грохот шестерёнок Обстоятельства

And wonder at the hidden cause of things.

И удивляемся на скрытую причину всех вещей.

Yet a foreseeing Knowledge might be ours,

И всё же, некое предвидящее Знание могло быть нашим,

If we could take our spirit's stand within,

Когда бы мы сумели встать внутри на место собственного духа,

If we could hear the muffled daemon voice.

Когда бы мы могли в себе услышать приглушённый голос божества.

Too seldom is the shadow of what must come

Но слишком редко тень того, что к нам должно придти

Cast in an instant on the secret sense

Врывается на миг во внутреннее чувство,

Which feels the shock of the invisible,

Что чувствует толчки незримого,

And seldom in the few who answer give

И редко, тем немногим, кто способен на ответ,

The mighty process of the cosmic Will

Могучее движение вселенской Воли

Communicates its image to our sight,

Показывает образ свой для наших глаз,

Identifying the world's mind with ours.

Отождествляя мировой ум с нашим.

Our range is fixed within the crowded arc

Наш уровень привязан к тесному участку

Of what we observe and touch and thought can guess

Того, что наблюдаем, и касаемся, о чём способна догадаться мысль,

And rarely dawns the light of the Unknown

И редко озаряется высоким светом Неизвестного,

Waking in us the prophet and the seer.

Чтоб разбудить в нас видящего и пророка.

The outward and the immediate are our field,

Происходящее сейчас и внешнеевот наша сфера,

The dead past is our background and support;

А умершее прошлоеподдержка или задний фон;

Mind keeps the soul prisoner, we are slaves to our acts;

Ум держит душу пленницей, а мырабы своих поступков;

We cannot free our gaze to reach wisdom's sun.

Мы не способны высвободить взгляд, чтоб подобраться к солнцу мудрости.

Inheritor of the brief animal mind,

И человек, наследуя животный недалёкий ум,

Man, still a child in Nature's mighty hands,

Пока ещё дитя в объятиях могучих рук Природы,

In the succession of the moments lives;

Живущее в сиюминутной череде мгновений;

To a changing present is his narrow right;

Все узкие возможности его годны лишь для изменчивого настоящего;

His memory stares back at a phantom past,

Воспоминания повёрнуты назад и смотрят в призрачное прошлое,

The future flees before him as he moves;

Грядущее бежит пред ним, с такой же скоростью;

He sees imagined garments, not a face.

Он видит лишь придуманные одеянья, но не лик.

Armed with a limited precarious strength,

Вооружённый ограниченной и ненадёжной силой,

He saves his fruits of work from adverse chance.

Он вынужден спасать плоды своих трудов от злого случая.

A struggling ignorance is his wisdom's mate:

Драчливое невежество становится супругом мудрости:

He waits to see the consequence of his acts,

Он ждёт, чтоб увидать последствия своих поступков,

He waits to weigh the certitude of his thoughts,

Он ждёт, чтоб взвесить правильность своих идей,

He knows not what he shall achieve or when;

И он не знает что потом получится, или когда;

He knows not whether at last he shall survive,

И он не знаетвыживет ли он вообще,

Or end like the mastodon and the sloth

Или закончит так же, как ленивец или мастодонт

And perish from the earth where he was king.

Исчезнув навсегда с лица земли, где раньше был царём.

He is ignorant of the meaning of his life,

Не знает он о смысле собственной недолгой жизни,

He is ignorant of his high and splendid fate.

Не знает он своей роскошной и возвышенной судьбы.

Only the Immortals on their deathless heights

И лишь Бессмертные на их не ведающих смерти пиках,

Dwelling beyond the walls of Time and Space,

Живущие вне стен Пространства и вне Времени,

Masters of living, free from the bonds of Thought,

Хозяева всего живого и свободные от уз Мышления,

Who are overseers of Fate and Chance and Will

Смотрители Судьбы, Случайности и Воли,

And experts of the theorem of world-need,

Эксперты теорем о нуждах мира,

Can see the Idea, the Might that change Time's course,

Способны увидать Идею, Силу, что меняет вектор Времени,

Come maned with light from undiscovered worlds,

Влетая с гривой света из неведомых пока миров,

Hear, while the world toils on with its deep blind heart,

И услыхать, пока мир трудится с глубоким, но незрячим сердцем,

The galloping hooves of the unforeseen event,

Галоп копыт непредсказуемых событий,

Bearing the superhuman Rider, near

Несущих ближе Всадникасверхчеловека,

And, impassive to earth's din and startled cry,

И после, нечувствительные к грохоту земли и крикам страха,

Return to the silence of the hills of God;

Вернуться к тишине высоких гор Всевышнего;

As lightning leaps, as thunder sweeps, they pass

Подобно прыгающей молнии, они проносятся как гром,

And leave their mark on the trampled breast of Life.

И оставляют знак на попранной груди у Жизни.

Above the world the world-creators stand,

Над этим миром высятся его творцы,

In the phenomenon see its mystic source.

И за явленьями способны видеть их мистический источник.

These heed not the deceiving outward play,

Не отвлекает их обманчивая внешняя игра,

They turn not to the moment's busy tramp,

Они не оборачиваются на деловитый гул мгновений,

But listen with the still patience of the Unborn

Но слушают спокойно и с терпеньем Нерождённых

For the slow footsteps of far Destiny

Неторопливые далёкие шаги Судьбы,

Approaching through huge distances of Time,

Которая всё ближе подступает сквозь огромные дистанции во Времени,

Unmarked by the eye that sees effect and cause,

Не замечаемая глазом, видящим лишь внешнюю причину и эффект,

Unheard mid the clamour of the human plane.

Не слышимая посреди протестов человеческого плана.

Attentive to an unseen Truth they seize

Внимательные к той незримой Истине, они улавливают

A sound as of invisible augur wings,

Звучание, похожее на шелест крыл невидимых авгуров,

Voices of an unplumbed significance,

И голоса, которые полны неизмеримым смыслом,

Mutterings that brood in the core of Matter's sleep.

И бормотанье, размышляющее в самом центре сна Материи.

In the heart's profound audition they can catch

Глубоким пониманьем сердца те творцы способны уловить

The murmurs lost by Life's uncaring ear,

Едва заметный разговор, что упускает ухо беззаботной Жизни,

A prophet-speech in Thought's omniscient trance.

Пророчества всезнающего транса Мысли.

Above the illusion of the hopes that pass,

Поднявшись над иллюзией надежд, которые проходят,

Behind the appearance and the overt act,

За внешней видимостью и за очевидным действием,

Behind this clock-work Chance and vague surmise,

За этим механичным Случаем и за неясностью догадок,

Amid the wrestle of force, the trampling feet,

Среди сраженья сил, среди топтанья ног,

Across the cries of anguish and of joy,

И через крики радости и боли,

Across the triumph, fighting and despair,

И сквозь триумф, борьбу и горечь поражения,

They watch the Bliss for which earth's heart has cried

Их взгляд нацелен на Блаженство, по которому земное сердце обрыдалось

On the long road which cannot see its end

За время долгого пути, где не видать конца,

Winding undetected through the sceptic days

Конца, что незаметно появляется за скептицизмом дней,

And to meet it guide the unheedful moving world.

И чтобы повстречать его, они ведут наш невнимательный подвижный мир.

Thus will the masked Transcendent mount his throne.

Так скрытое за маской Трансцендентное восходит на свой трон.

When darkness deepens strangling the earth's breast

Когда сгустится тьма, сжимая грудь земли,

And man's corporeal mind is the only lamp,

Когда телесный ум останется единственным светильником для человека,

As a thief's in the night shall be the covert tread

Как у ночного вора будет скрытый шаг

Of one who steps unseen into his house.

Кого-то, кто невидимо шагнёт в его жилище.

A Voice ill-heard shall speak, the soul obey,

Чуть-слышный Голос скажет, повинуется душа,

A Power into mind's inner chamber steal,

Во внутреннюю комнату ума проникнет Сила,

A charm and sweetness open life's closed doors

Очарование и сладость отворят закрытые ворота жизни,

And beauty conquer the resisting world,

Сиянье красоты пленит сопротивляющийся мир,

The Truth-Light capture Nature by surprise,

Свет-Истина захватит удивлением Природу,

A stealth of God compel the heart to bliss

Уловка Бога подчинит блаженству сердце,

And earth grow unexpectedly divine.

И неожиданно земля окажется божественной.

In Matter shall be lit the spirit's glow,

В Материи начнёт светиться пламя духа,

In body and body kindled the sacred birth;

В телахгореть огонь священного рождения;

Night shall awake to the anthem of the stars,

Проснётся Ночь для гимна звёзд,

The days become a happy pilgrim march,

Дни станут полным счастья маршем пилигрима,

Our will a force of the Eternal's power,

И наша волясилою могущества Предвечного,

And thought the rays of a spiritual sun.

А мысль — лучами солнца духа.

A few shall see what none yet understands;

Немногие увидят то, чего пока никто не понимает;

God shall grow up while the wise men talk and sleep;

Бог вырастет, пока здесь мудрецы беседуют и спят;

For man shall not know the coming till its hour

И человек не будет знать грядущего, пока не пробил час,

And belief shall be not till the work is done.

И веры не придёт, пока работа будет не готова.

 

 

 

 

   A Consciousness that knows not its own truth,

   Сознанье, что не знает собственную истину,

A vagrant hunter of misleading dawns,

Бродяга и охотник за обманчивыми зорями,

Between the being's dark and luminous ends

Идёт меж тёмными и светлыми краями бытия

Moves here in a half-light that seems the whole:

Здесь, в полусвете, что нам предстаёт как вся вселенная:

An interregnum in Reality

Так междуцарствие в Реальности

Cuts off the integral Thought, the total Power;

Разъединяет целостную Мысль, тотальное Могущество;

It circles or stands in a vague interspace,

Оно остановилось или кружится в неясном промежутке,

Doubtful of its beginning and its close,

В сомненьях о своём начале, о своём финале,

Or runs upon a road that has no end;

Или бежит дорогой, у которой нет конца;

Far from the original Dusk, the final Flame

Вдали от изначальных Сумерек и завершающего Пламени

In some huge void Inconscience it lives,

Оно живёт в каком-то незаполненном, огромном Несознании,

Like a thought persisting in a wide emptiness.

Подобно мысли, что упорно продолжается в широкой пустоте.

As if an unintelligible phrase

Как неразборчиво написанная фраза,

Suggested a million renderings to the Mind,

Рождающая миллион значений для Ума,

It lends a purport to a random world.

Оно способно смыслом наделить случайный мир.

A conjecture leaning upon doubtful proofs,

Догадки, с их опорой на сомнительные доводы,

A message misunderstood, a thought confused

Не понятое до конца послание и путаная мысль,

Missing its aim is all that it can speak

Теряющая цель — вот всё, что может выразить оно,

Or a fragment of the universal word.

Или, возможно, это — часть космического слова.

It leaves two giant letters void of sense

Оно в нём оставляет две гигантских буквы, потерявших смысл,

While without sanction turns the middle sign

При этом самовольно изменяет средний знак,

Carrying an enigmatic universe,

Несущий целую вселенную, наполненную тайной,

As if a present without future or past

И словно настоящее без будущего или прошлого,

Repeating the same revolution's whirl

Что повторяет всё одни и те же вихри революции,

Turned on its axis in its own Inane.

Оно вращается вокруг оси в своём Ничто.

Thus is the meaning of creation veiled;

Вот так скрывается для нас значение и смысл творения;

For without context reads the cosmic page:

Мы без контекста пробуем читать вселенские страницы:

Its signs stare at us like an unknown script,

Их знаки пристально глядят на нас неведомой священной книгой,

As if appeared screened by a foreign tongue

Что появляется, сокрытая за неизвестным языком

Or code of splendour signs without a key

Или за кодом символов великолепия без шифра,

A portion of a parable sublime.

Как часть высокого иносказания.

It wears to the perishable creature's eyes

Оно (Сознание) рядится ради бренных глаз творения

The grandeur of a useless miracle;

В величие бессмысленного чуда;

Wasting itself that it may last awhile,

И расточая самого себя, чтоб получить возможность здесь остаться,

A river that can never find its sea,

Рекою, что не может отыскать свой океан,

It runs through life and death on an edge of Time;

Бежит сквозь жизнь и смерть по острой бритве Времени;

A fire in the Night is its mighty action's blaze.

Огонь в Ночи — сияние его могучих дел.

This is our deepest need to join once more

И в этом наша глубочайшая нужда — опять соединить

What now is parted, opposite and twain,

Всё, что сейчас разделено, раздвоено, враждебно,

Remote in sovereign spheres that never meet

Разведено по суверенным сферам, без возможности встречаться,

Or fronting like far poles of Night and Day.

Стоит друг против друга полюсами Дня и Ночи.

We must fill the immense lacuna we have made,

Нам предстоит заполнить необъятную пучину, что мы сотворили,

Re-wed the closed finite's lonely consonant

И снова обручить ту одинокую закрытую согласную конечного

With the open vowels of Infinity,

С открытыми, оставшимися гласными из Бесконечного,

A hyphen must connect Matter and Mind,

И дефис должен вновь соединить Материю и Ум,

The narrow isthmus of the ascending soul:

Как узкий перешеек поднимающейся вверх души:

We must renew the secret bond in things,

Нам предстоит восстановить таинственные связи всех вещей,

Our hearts recall the lost divine Idea,

Сердца должны призвать утраченную ранее небесную Идею,

Reconstitute the perfect word, unite

Составить заново законченное слово, и объединить

The Alpha and the Omega in one sound;

В едином звуке Альфу и Омегу;

Then shall the Spirit and Nature be at one.

Тогда Дух и Природа станут заодно.

Two are the ends of the mysterious plan.

Те Двое — два конца таинственного плана.

In the wide signless ether of the Self,

В широком, и без признаков, эфире Внутреннего “Я”,

In the unchanging Silence white and nude,

В той неизменной обнажённой белизне Безмолвия,

Aloof, resplendent like gold dazzling suns

Сверкая, словно золотые ослепительные солнца, отстранённые,

Veiled by the ray no mortal eye can bear,

Сокрытые лучом, что ни один взгляд смертного не вынесет,

The Spirit's bare and absolute potencies

Очищенные, абсолютные потенциалы Духа

Burn in the solitude of the thoughts of God.

Горят в уединеньи мыслей Бога.

A rapture and a radiance and a hush,

Восторг, сияние и тишина,

Delivered from the approach of wounded hearts,

Свободные от близости израненных сердец,

Denied to the Idea that looks at grief,

Не принимая ту Идею, что глядит на горе,

Remote from the Force that cries out in its pain,

Далёкие от Силы, что кричит от собственных страданий,

In his inalienable bliss they live.

Они живут в его (Бога) неотделяемом блаженстве.

Immaculate in self-knowledge and self-power,

И безупречные во внутреннем "я" знания и внутреннем "я" силы,

Calm they repose on the eternal Will.

Они спокойно опираются на вечно существующую Волю.

Only his law they count and him obey;

И лишь его законы чтут и повинуются лишь одному ему;

They have no goal to reach, no aim to serve.

У них нет цели — добиваться, нет причин — служить.

Implacable in their timeless purity,

Неумолимые в их чистоте, которая вне времени,

All barter or bribe of worship they refuse;

Они любую сделку или подкуп поклоненьем отвергают;

Unmoved by cry of revolt and ignorant prayer

Незадеваемые криком бунта и молитвою невежд,

They reckon not our virtue and our sin;

Они не занимаются подсчётом наших добродетелей, грехов;

They bend not to the voices that implore,

И не склоняются к тем голосам, что умоляют,

They hold no traffic with error and its reign;

И не торгуют с царством фальши и ошибки;

They are guardians of the silence of the Truth,

Они стоят на страже молчаливой Истины,

They are keepers of the immutable decree.

Они — хранители неизменяемых решений.

A deep surrender is their source of might,

Глубокая отдача самого себя — источник их могущества,

A still identity their way to know,

Спокойное отождествление — их способ знать,

Motionless is their action like a sleep.

Их действие недвижно, словно сон.

At peace, regarding the trouble beneath the stars,

Взирая мирно на заботы, что бурлят под звёздами,

Deathless, watching the works of Death and Chance,

Бессмертные и наблюдающие за работой Случая и Смерти,

Immobile, seeing the millenniums pass,

Неколебимые и видящие, как идут тысячелетия,

Untouched while the long map of Fate unrolls,

И незатронутые долгим разворотом замысла Судьбы,

They look on our struggle with impartial eyes,

Они глядят на нашу битву беспристрастным взглядом,

And yet without them cosmos could not be.

И всё таки, без них наш космос бы не смог существовать.

Impervious to desire and doom and hope,

Глухое и к желанью, и к надежде, и к судьбе,

Their station of inviolable might

Их положение не задеваемых ничем могуществ

Moveless upholds the world's enormous task,

Не двигаясь, поддерживает всю огромную работу мира,

Its ignorance is by their knowledge lit,

Его невежество озарено их знанием,

Its yearning lasts by their indifference.

Его стремленье сохраняется их беспристрастностью.

As the height draws the low ever to climb,

Как выси тянут низшее всё время подниматься,

As the breadths draw the small to adventure vast,

Как широта толкает малое на приключение простора,

Their aloofness drives man to surpass himself.

Их отстранённость заставляет человека превзойти себя.

Our passion heaves to wed the Eternal's calm,

Так наша страсть восходит, чтобы сочетаться с тишиною Вечного,

Our dwarf-search mind to meet the Omniscient's light,

И карликовый поиск нашего ума — чтоб встретить свет Всезнания,

Our helpless hearts to enshrine the Omnipotent's force.

Беспомощное сердце — чтоб вместить могущество Всесильного.

Acquiescing in the wisdom that made hell

И уступая мудрости, что сотворила ад,

And the harsh utility of death and tears,

И горькой пользе смерти или слёз,

Acquiescing in the gradual steps of Time,

И уступая постепенному движенью Времени,

Careless they seem of the grief that stings the world's heart,

Они, похоже, и не думают о горе, что терзает сердце мира,

Careless of the pain that rends its body and life;

Не думают о боли, разрывающей его и жизнь и тело;

Above joy and sorrow is that grandeur's walk:

Над радостью и над страданием шагает их величие:

They have no portion in the good that dies,

Не вовлечённые в добро, что умирает,

Mute, pure, they share not in the evil done;

Безмолвные и чистые, они не связаны с творимым злом;

Else might their strength be marred and could not save.

Иначе сила их была б повреждена и не могла б спасать.

Alive to the truth that dwells in God's extremes,

Поднявшись к истинам, живущим в крайностях Всевышнего,

Awake to a motion of all-seeing Force,

Осознавая ход всё-видящей, высокой Силы,

The slow outcome of the long ambiguous years

И медленные результаты долгих неопределённых лет

And the unexpected good from woeful deeds,

И неожиданное благо, приходящее от горьких дел,

The immortal sees not as we vainly see.

Бессмертный видит всё не так, как бесполезно видят люди.

He looks on hidden aspects and screened powers,

Он смотрит на невидимые силы и на скрытые аспекты,

He knows the law and natural line of things.

Он знает и законы и естественную линию событий.

Undriven by a brief life's will to act,

Его не побуждают к действию желания короткой жизни,

Unharassed by the spur of pity and fear,

Его не беспокоят шпоры жалости и страха,

He makes no haste to untie the cosmic knot

Он не торопится распутать наш вселенский узел

Or the world's torn jarring heart to reconcile.

И успокоить раздираемое, сотрясаемое сердце мира.

In Time he waits for the Eternal's hour.

Во Времени он ожидает часа Вечного.

Yet a spiritual secret aid is there;

И всё же тайная духовная поддержка есть и здесь;

While a tardy Evolution's coils wind on

Пока идут спиралью медленные кольца Эволюции

And Nature hews her way through adamant

Пока Природа прорубает путь себе сквозь твердь,

A divine intervention thrones above.

Над нами, в вышине, царит влияние божественного.

Alive in a dead rotating universe

Мы не несёмся на случайно выбранной планете,

We whirl not here upon a casual globe

Ожив в какой-то мёртвой и вертящейся вселенной,

Abandoned to a task beyond our force;

Оставленные для задачи, выше наших сил;

Even through the tangled anarchy called Fate

И даже через путаный клубок анархии, которую зовут Судьбой,

And through the bitterness of death and fall

И через горечь смерти и падения,

An outstretched Hand is felt upon our lives.

Над нашей жизнью ощущается простёртая Рука.

It is near us in unnumbered bodies and births;

Она всё время возле нас, в бесчисленных рожденьях и телах;

In its unslackening grasp it keeps for us safe

В своей железной хватке сохраняет нам

The one inevitable supreme result

Единственный и неизбежный высший результат,

No will can take away and no doom change,

Который никакая воля не способна отобрать, и никакие судьбы — изменить,

The crown of conscious Immortality,

Венец осознанного полностью Бессмертия,

The godhead promised to our struggling souls

Божественность, обещанную нашим борящимся душам,

When first man's heart dared death and suffered life.

Когда на смерть и жизнь в страдании отважилось впервые сердце человека.

One who has shaped this world is ever its lord:

Создавший этот мирвсегда здесь господин:

Our errors are his steps upon the way;

Ошибки нашилишь его шаги в космическом пути;

He works through the fierce vicissitudes of our lives,

Он трудится через жестокую превратность нашей жизни,

He works through the hard breath of battle and toil,

Он трудится через тяжёлое дыханье битвы и труда,

He works through our sins and sorrows and our tears,

Он трудится через грехи, страдания и наши слёзы,

His knowledge overrules our nescience;

Его познания перекрывают наше всё незнание;

Whatever the appearance we must bear,

В какие б мы не попадали переделки,

Whatever our strong ills and present fate,

Тяжёлые болезни или трудную сейчас судьбу,

When nothing we can see but drift and bale,

Когда мы ничего не можем видеть, лишь теченье жизни и беду,

A mighty Guidance leads us still through all.

Могучее, всезнающее Руководство нас ведёт спокойно через всё.

After we have served this great divided world

И после нашей службы этому великому, но разделённому на части миру,

God's bliss and oneness are our inborn right.

Блаженство и единство Бога станут нашим правом по рожденью.

A date is fixed in the calendar of the Unknown,

Уже отмечен день в календаре Неведомого,

An anniversary of the Birth sublime:

И годовщина грандиозного Рождения:

Our soul shall justify its chequered walk,

Душа раскроет смысл своих изменчивых шагов,

All will come near that now is naught or far.

И станет близким всё, чего сейчас здесь нет или далёко.

These calm and distant Mights shall act at last.

Тогда спокойные и отстранённые Могущества начнут свой труд.

Immovably ready for their destined task,

Невозмутимые, готовые для предназначенной задачи,

The ever-wise compassionate Brilliances

Сочувствующие и вечно мудрые Великолепия

Await the sound of the Incarnate's voice

Ждут звука голоса от Воплощённого,

To leap and bridge the chasms of Ignorance

Чтобы прыгнуть и построить мост над безднами Невежества

And heal the hollow yearning gulfs of Life

И исцелить голодное стремление пучины Жизни,

And fill the abyss that is the universe.

Заполнить пропасть, которая — есть вся вселенная.

Here meanwhile at the Spirit's opposite pole

Тем временем, на противоположном крае Духа,

In the mystery of the deeps that God has built

В мистерии глубин, которые построил Бог

For his abode below the Thinker's sight,

Чтоб жить под взглядами Мыслителя,

In this compromise of a stark absolute Truth

В том компромиссе непреклонной абсолютной Истины

With the Light that dwells near the dark end of things,

Со Светом, обитающим недалеко от тёмной стороны вещей,

In this tragi-comedy of divine disguise,

В трагикомедии божественного маскарада,

This long far seeking for joy ever near,

В далёком долгом поиске той радости, которая всё время рядом,

In the grandiose dream of which the world is made,

В той грандиозной грёзе, из которой создан мир,

In this gold dome on a black dragon base,

В том золотистом куполе, что опирается на чёрного дракона,

The conscious Force that acts in Nature's breast,

Сознательная Сила, действующая в груди Природы,

A dark-robed labourer in the cosmic scheme

Закутанная в тёмные одежды, труженица во вселенской схеме,

Carrying clay images of unborn gods,

Несущая прообразы из глины неродившихся ещё богов,

Executrix of the inevitable Idea

И исполнитель неминуемой Идеи,

Hampered, enveloped by the hoops of Fate,

Зажатая и опоясанная обручами-узами Судьбы,

Patient trustee of slow eternal Time,

И терпеливый попечитель вечного медлительного Времени,

Absolves from hour to hour her secret charge.

Освобождает час за часом свой таинственный заряд.

All she foresees in masked imperative depths;

Она предвидит всё в сокрытых и влиятельных глубинах;

The dumb intention of the unconscious gulfs

Безмолвное намерение бессознательных пучин

Answers to a will that sees upon the heights,

Согласно отвечать смотрящей в выси воле,

And the evolving Word's first syllable

А первый и тяжеловесный, грубо чувствующий слог

Ponderous, brute-sensed, contains its luminous close,

Из Слова эволюции содержит свой сверкающий финал,

Privy to a summit victory's vast descent

И посвящён в широкий спуск высокой и немыслимой победы

And the portent of the soul's immense uprise.

В знаменье необъятного простора восхождения души.

 

 

   All here where each thing seems its lonely self

   А в этом мире, где любая вещь нам видится отдельным “я” —

Are figures of the sole transcendent One:

Всёобразы, фигуры трансцендентного Единого:

Only by him they are, his breath is their life;

И лишь благодаря ему они на свете есть, его дыхание — их жизнь;

An unseen Presence moulds the oblivious clay.

Незримое Присутствие даёт забывчивому праху форму.

A playmate in the mighty Mother's game,

Партнёр в игре могущественной Матери,

One came upon the dubious whirling globe

Он вниз сошёл на ненадёжную, вертящуюся землю,

To hide from her pursuit in force and form.

Укрыться от её погони в виде сил и форм.

A secret spirit in the Inconscient's sleep,

Как тайный дух в дремоте Несознания,

A shapeless Energy, a voiceless Word,

Бесформенной Энергией, беззвучным Словом,

He was here before the elements could emerge,

Он был здесь раньше, чем смогли возникнуть эти элементы,

Before there was light of mind or life could breathe.

И до того, как появился свет ума и жизнь смогла дышать.

Accomplice of her cosmic huge pretence,

Сообщником её космическому, необъятному притворству,

His semblances he turns to real shapes

Свои подобия он превращает в облики реальности

And makes the symbol equal with the truth:

И заставляет символ становиться равным истине:

He gives to his timeless thoughts a form in Time.

Он наделяет собственные мысли, что вне времени, их формами во Времени.

He is the substance, he the self of things;

Они субстанция, и внутреннее "я" всего;

She has forged from him her works of skill and might:

Она выковывает из него свои шедевры силы и искусства:

She wraps him in the magic of her moods

Она его окутывает магией разнообразных настроений

And makes of his myriad truths her countless dreams.

И создаёт из мириадов его истин все свои неисчислимые мечты.

The Master of being has come down to her,

Хозяин бытия сошёл к ней с высоты,

An immortal child born in the fugitive years.

Бессмертное дитя родилось посреди летящих лет.

In objects wrought, in the persons she conceives,

В объектах, сотворённых ею, в личностях, задуманных опять же ею,

Dreaming she chases her idea of him,

Она воображает и преследует свою идею и мечту о нём,

And catches here a look and there a gest:

И ловит — здесь какой-то взгляд, а там — какой-то жест:

Ever he repeats in them his ceaseless births.

И вечно повторяет он в них беспрерывные свои рождения.

He is the Maker and the world he made,

Они Создатель, и тот мир, который создал,

He is the vision and he is the Seer;

Онзримый образ, и сам Видящий;

He is himself the actor and the act,

Он тот, кто действует, и он жедействие,

He is himself the knower and the known,

Он тот, кто познаёт, и он жезнание,

He is himself the dreamer and the dream.

Он тот, кто видит сон, и он же — сновидение.

There are Two who are One and play in many worlds;

Есть Двое, чтоЕдиный, и игра во множестве миров;

In Knowledge and Ignorance they have spoken and met

В Невежестве и Знании они вели беседы и встречались,

And light and darkness are their eyes' interchange;

А свет и тьмалишь переглядки этих глаз;

Our pleasure and pain are their wrestle and embrace,

Вся наша боль и наслажденьеих объятья и борьба,

Our deeds, our hopes are intimate to their tale;

Надежды наши и делаповеренные их историй;

They are married secretly in our thought and life.

Они соединяются тайком в процессе нашей мысли, нашей жизни.

The universe is an endless masquerade:

Вселеннаяих бесконечный маскарад,

For nothing here is utterly what it seems;

И здесь нет ничего, что было б тем, чем кажется;

It is a dream-fact vision of a truth

Есть факты грёз, что видятся похожими на правду,

Which but for the dream would not be wholly true,

Но в этих грёзах никогда они не станут настоящей истиной,

A phenomenon stands out significant

Явление становится значительным

Against dim backgrounds of eternity;

На фоне смутных декораций вечности;

We accept its face and pass by all it means;

Мы изучаем внешний лик и пропускаем всё, что то явленье значит;

A part is seen, we take it for the whole.

Видна лишь часть, мы принимаем эту часть за целое.

Thus have they made their play with us for roles:

Таким они поставили спектакль, такие нам раздали роли:

Author and actor with himself as scene,

Они — и автор, и актёр, и целиком вся сцена,

He moves there as the Soul, as Nature she.

Он движется там как Душа, она же — как Природа.

Here on the earth where we must fill our parts,

Здесь, на земле, где мы должны исполнить наши партии,

We know not how shall run the drama's course;

Никто не ведаетчем обернётся эта драма;

Our uttered sentences veil in their thought.

Произнесённые слова лишь укрывают их неведомые мысли.

Her mighty plan she holds back from our sight:

Свой грандиозный план она придерживает от людского взора:

She has concealed her glory and her bliss

Она утаивает собственную славу и блаженство

And disguised the Love and Wisdom in her heart;

И маскирует Мудрость и Любовь в глубинах собственного сердца;

Of all the marvel and beauty that are hers,

Из всех чудес и красоты, что есть у ней,

Only a darkened little we can feel.

Мы можем ощутить лишь тёмную и небольшую часть.

He too wears a diminished godhead here;

Он тоже принимает облик маленького божества;

He has forsaken his omnipotence,

Он отказался от божественного всемогущества,

His calm he has foregone and infinity.

От тишины, в которой он был прежде, и от бесконечности.

He knows her only, he has forgotten himself;

Он знает лишь её, он позабыл себя;

To her he abandons all to make her great.

И для неё, её величия, он бросил всё.

He hopes in her to find himself anew,

Он в ней надеется найти себя по-новому,

Incarnate, wedding his infinity's peace

И воплотить, и обручить покой свой бесконечности

To her creative passion's ecstasy.

С её экстазом страсти созидания.

Although possessor of the earth and heavens,

Хотя он и владыка неба и земли,

He leaves to her the cosmic management

Он оставляет на неё космическое управление

And watches all, the Witness of her scene.

И лишь глядит на всё, Свидетель этой сцены.

A supernumerary on her stage,

Статистом на её подмостках, он

He speaks no words or hides behind the wings.

Не говорит ни слова, или прячется в её крылах.

He takes birth in her world, waits on her will,

Он соглашается родиться в ей принадлежащем мире, ждёт её желания,

Divines her enigmatic gesture's sense,

Разгадывает смысл её покрытых тайной жестов,

The fluctuating chance turns of her mood,

Изменчивого случая, что может поменять ей настроение,

Works out her meanings she seems not to know

И воплощает те её намерения, что она, похоже, и не знает,

And serves her secret purpose in long Time.

И служит тайной цели в этом долгом-долгом Времени.

As one too great for him he worships her;

Он перед ней благоговеет, словно подле чересчур великой для него;

He adores her as his regent of desire,

Боготворит её как исполнителя своих желаний,

He yields to her as the mover of his will,

Он отдается ей как движителю для его же воли,

He burns the incense of his nights and days

Он курит фимиам своих ночей и дней,

Offering his life, a splendour of sacrifice.

И предлагает собственную жизнь, великолепье жертвы.

A rapt solicitor for her love and grace,

Восторженный поверенный её любви и милости,

His bliss in her to him is his whole world:

Его блаженство в нейего огромный мир:

He grows through her in all his being's powers;

Через неё он развивает силы собственного существа;

He reads by her God's hidden aim in things.

И с помощью её читает скрытую цель Бога в окружающих вещах.

Or, a courtier in her countless retinue,

Служа придворным средь её неисчислимой свиты,

Content to be with her and feel her near

Довольный быть с ней вместе, чувствовать её вблизи,

He makes the most of the little that she gives

Он забирает всё, что может, из той малости, что та ему даёт,

And all she does drapes with his own delight.

И всё, что делает она, он украшает собственным восторгом.

A glance can make his whole day wonderful,

Один лишь взгляд её способен сделать целый день его чудесным,

A word from her lips with happiness wings the hours.

А слово с уст её — крылатым счастьем озарить его часы.

He leans on her for all he does and is:

Так на неё он опирается во всех своих делах, во всех обличьях:

He builds on her largesses his proud fortunate days

Он строит на её просторах гордые свои, удачливые дни

And trails his peacock-plumaged joy of life

И тянет за собой, с венцом павлиньих перьев, радость жизни

And suns in the glory of her passing smile.

И солнца в ореоле из её летящей вскользь улыбки.

In a thousand ways he serves her royal needs;

Есть тысячи путей ему служить её высоким нуждам;

He makes the hours pivot around her will,

Он запустил часы кружиться по оси её желаний,

Makes all reflect her whims; all is their play:

И заставляет всё на свете отражать её причуды; всё здесь это их игра:

This whole wide world is only he and she.

Весь этот широчайший мир есть лишь она и он.

 

 

   This is the knot that ties together the stars:

   Вот узел, что скрепляет воедино звёзды:

The Two who are one are the secret of all power,

Те Двое, что односекрет всей силы,

The Two who are one are the might and right in things.

Те Двое, что одно — могущество и право всех вещей.

His soul, silent, supports the world and her,

Его душа, безмолвная, поддерживает и её и этот мир,

His acts are her commandment's registers.

Его дела — лишь записи её указов.

Happy, inert, he lies beneath her feet:

Счастливый и инертный, он лежит в её ногах:

His breast he offers for her cosmic dance

Он грудь свою отдал её космическому танцу,

Of which our lives are the quivering theatre,

В том танце наши жизнилишь трепещущий театр,

And none could bear but for his strength within,

Которого никто б не вынес, если б не его могущество внутри,

Yet none would leave because of his delight.

И от которого никто бы не ушёл из-за его восторга.

His works, his thoughts have been devised by her,

Его работы, мысливсё давно придумала она,

His being is a mirror vast of hers:

Всё существо егоогромнейшее отражение её:

Active, inspired by her he speaks and moves;

Активный, ею вдохновляемый, он движется и говорит;

His deeds obey her heart's unspoken demands:

Его дела подчинены её невысказанным требованьям сердца:

Passive, he bears the impacts of the world

Пассивный, он выносит все удары мира,

As if her touches shaping his soul and life:

И видит в них её касания, что формируют жизнь его и душу:

His journey through the days is her sun-march;

Его движенье через дниеё залитый солнцем марш;

He runs upon her roads; hers is his course.

Бежит он по её путям, её курс превращается в его.

A witness and student of her joy and dole,

Свидетель, ученик её страдания и радости,

A partner in her evil and her good,

Её товарищ в добром или злом,

He has consented to her passionate ways,

Он соглашается на страстные её пути,

He is driven by her sweet and dreadful force.

Его ведёт её ужасная и сладостная сила.

His sanctioning name initials all her works;

Он именем своим, дающим санкцию, подписывает все её труды;

His silence is his signature to her deeds;

Его безмолвиеего инициалы на её делах;

In the execution of her drama's scheme,

И в исполненьи замысла её вселенской драмы,

In her fancies of the moment and its mood,

И в множестве её сиюминутных помыслов и настроений,

In the march of this obvious ordinary world

И в марше очевидного, обыденного мира,

Where all is deep and strange to the eyes that see

Где всё и глубоко и странно для очей, что видят,

And Nature's common forms are marvel-wefts,

А все обычные явления Природы предстают переплетением чудес,

She through his witness sight and motion of might

Через его высокий взгляд свидетеля, его движение могущества

Unrolls the material of her cosmic Act,

Она развёртывает ткань космического Действа,

Her happenings that exalt and smite the soul,

Свои события, которые возносят или разбивают душу,

Her force that moves, her powers that save and slay,

И свою силу, что толкает и энергии, которые спасают или убивают,

Her Word that in the silence speaks to our hearts,

И своё Слово, что в молчаньи говорит сердцам людей,

Her silence that transcends the summit Word,

Своё безмолвие, превосходящее высоты Слова,

Her heights and depths to which our spirit moves,

Свои вершины и глубины, всё к чему стремится дух,

Her events that weave the texture of our lives

Свои события, которые плетут основу наших жизней,

And all by which we find or lose ourselves,

И всё, благодаря чему мы или обретаем или же теряем самого себя,

Things sweet and bitter, magnificent and mean,

И горькое, и сладостное, и значительное, и обычное,

Things terrible and beautiful and divine.

Ужасное, прекрасное, божественное.

Her empire in the cosmos she has built,

Она воздвигла в космосе свою империю,

He is governed by her subtle and mighty laws.

Он подчиняется её могучим и утонченным законам.

His consciousness is a babe upon her knees,

Его сознаниеребёнок на её коленях,

His being a field of her vast experiment,

Его существованьеполе для её обширного эксперимента,

Her endless space is the playground of his thoughts;

Её пространство без конца и краяплощадка где играют его мысли;

She binds to knowledge of the shapes of Time

Она привязывает к знанию форм Времени,

And the creative error of limiting mind

И к творческой ошибке ограниченных умов,

And chance that wears the rigid face of fate

И к случаю, что носит непреклонный лик судьбы,

And her sport of death and pain and Nescience,

К своей игре страданья, смерти и Незнания,

His changed and struggling immortality.

Его преображённое, сражающееся бессмертие.

His soul is a subtle atom in a mass,

Его душанеуловимый атом в массе,

His substance a material for her works.

Его субстанция — материя её работ.

His spirit survives amid the death of things,

Его дух продолжает жить среди всеобщей смерти,

He climbs to eternity through being's gaps,

Он поднимается до вечности через провалы бытия,

He is carried by her from Night to deathless Light.

Она несёт его из Ночи к Свету, что не знает смерти.

This grand surrender is his free-will's gift,

Та грандиозность сдачидар его свободной воли,

His pure transcendent force submits to hers.

В нём сила, чистая и трансцендентная, всецело подчинилась силе у неё.

In the mystery of her cosmic ignorance,

В мистерии её вселенского невежества,

In the insoluble riddle of her play,

В неразрешимой странности её игры,

A creature made of perishable stuff,

Как существо, что сотворили из непрочной ткани,

In the pattern she has set for him he moves,

Он движется по тем шаблонам, что она установила для него,

He thinks with her thoughts, with her trouble his bosom heaves;

Он мыслит мыслями её, её волнение колышится в его груди;

He seems the thing that she would have him seem,

Он предстаёт в том виде, как бы ей хотелось,

He is whatever her artist will can make.

Он — всё, что может сотворить её художественный вкус.

Although she drives him on her fancy's roads,

Хотя она ведёт его дорогами своих фантазий,

At play with him as with her child or slave,

Играя с ним как со своим дитём или рабом,

To freedom and the Eternal's mastery

К свободе, к овладенью Вечным,

And immortality's stand above the world,

К установлению бессмертия над миром

She moves her seeming puppet of an hour.

Она его толкает как марионетку времени.

Even in his mortal session in body's house,

И даже в смертном пребывании в телесном доме,

An aimless traveller between birth and death,

Его, не знающего цели путника, бредущего между рождением и смертью,

Ephemeral dreaming of immortality,

И эфемерно грезящего о бессмертии,

To reign she spurs him. He takes up her powers;

Она пришпоривает царствовать. Он взял её могущества;

He has harnessed her to the yoke of her own law.

Он впряг её в ярмо её же собственных законов.

His face of human thought puts on a crown.

Его обличье мысли человека одевает на себя корону.

Held in her leash, bound to her veiled caprice,

Удерживаемый в её узде, привязанный к её сокрытому капризу,

He studies her ways if so he may prevail

Он изучает все её пути, как если б он мог одержать над ней победу

Even for an hour and she work out his will;

Хотя б на час, а та бы исполняла его волю;

He makes of her his moment passion's serf:

Он делает её рабыней собственной минутной страсти:

To obey she feigns, she follows her creature's lead:

Стараясь показать, что подчиняется, она идёт за собственным творением:

For him she was made, lives only for his use.

Её создали для него, она живёт лишь чтоб он пользовался ею.

But conquering her, then is he most her slave;

Однако покорив её, он превращается вдруг в главного её раба;

He is her dependent, all his means are hers;

Он тот, кто от неё зависит, все его возможности — её;

Nothing without her he can, she rules him still.

Он без неё ничто не может, и она как раньше правит им.

At last he wakes to a memory of Self:

Но вот он просыпается к воспоминаниям о Высшем “Я”:

He sees within the face of deity,

Он смотрит внутрь и видит облик бога,

The Godhead breaks out through the human mould:

Как прорывается сквозь глину человека Божество:

Her highest heights she unmasks and is his mate.

Она же раскрывает высочайшие свои вершины, и теперь — его супруга.

Till then he is a plaything in her game;

Пока же онлишь вещь в её игре;

Her seeming regent, yet her fancy's toy,

Он кажется её придворным регентом, игрушкой настроения,

A living robot moved by her energy's springs,

Одушевлённым роботом, толкаемым её энергией,

He acts as in the movements of a dream,

Он действует, как движутся во сне,

An automaton stepping in the grooves of Fate,

Как автомат, шагающий по колее Судьбы,

He stumbles on driven by her whip of Force:

Он спотыкается, им управляют с помощью нагайки Силы:

His thought labours, a bullock in Time's fields;

Его мысль трудится, как вол на пашнях Времени;

His will he thinks his own, is shaped in her forge.

Так воля, что считает он своей, крепчает в этой кузнице.

Obedient to World-Nature's dumb control,

Он подчиняется немому управлению Природы-Мира,

Driven by his own formidable Power,

Ведомый собственной огромнейшей Энергией,

His chosen partner in a titan game,

Им выбранной партнершей в титанической игре,

Her will he has made the master of his fate,

Её желание он сделал повелителем своей судьбы,

Her whim the dispenser of his pleasure and pain;

А прихотям её позволил раздавать ему страдание и наслаждение;

He has sold himself into her regal power

Он продал самого себя её могуществу царицы

For any blow or boon that she may choose:

Для всех ударов или благ, что выберет она:

Even in what is suffering to our sense,

И даже в том, что видится мучением для наших чувств,

He feels the sweetness of her mastering touch,

Он ощущает сладость от её руководящего касания,

In all experience meets her blissful hands;

И в каждом опыте встречается c её ладонями блаженства;

On his heart he bears the happiness of her tread

Он носит рядом с сердцем счастье от её шагов

And the surprise of her arrival's joy

И удивление от радости, когда она приходит

In each event and every moment's chance.

В любом событии, в любой возможности несущихся мгновений.

All she can do is marvellous in his sight:

Всё, что она способна делать — чудеса в его глазах:

He revels in her, a swimmer in her sea,

Он утопает в ней, он плавает в её огромном море,

A tireless amateur of her world-delight,

Неутомимый дилетант её восторга мира,

He rejoices in her every thought and act

Он радуется в каждой её принадлежащей мысли, в каждом действии,

And gives consent to all that she can wish;

Даёт согласие на всё, что та способна захотеть;

Whatever she desires he wills to be:

И что бы та ни пожелала, он стремится этим быть:

The Spirit, the innumerable One,

Так этот Дух, бесчисленный Единый,

He has left behind his lone eternity,

Оставил позади свою уединённость вечности,

He is an endless birth in endless Time,

Онбесконечное рожденье в бесконечном Времени,

Her finite's multitude in an infinite Space.

Её многообразие конечного средь бесконечного Пространства.

 

 

   The master of existence lurks in us

   Хозяин бытия скрывается у нас внутри,

And plays at hide-and-seek with his own Force;

Играя в прятки с собственною Силой;

In Nature's instrument loiters secret God.

В орудии Природы медлит тайный Бог.

The Immanent lives in man as in his house;

Сам Имманентный поселился в человеке как в своём жилище;

He has made the universe his pastime's field,

Он из вселенной сделал место развлечений,

A vast gymnasium of his works of might.

Большой спортивный зал для акций своего могущества.

All-knowing he accepts our darkened state,

Все-знающий, он принимает наше состоянье темноты,

Divine, wears shapes of animal or man;

Божественный, он одевает облики животного и человека;

Eternal, he assents to Fate and Time,

Извечный, соглашается на Время и Судьбу,

Immortal, dallies with mortality.

Бессмертный, забавляется со смертным.

The All-Conscious ventured into Ignorance,

Все-Сознающий, отправляется в Невежество,

The All-Blissful bore to be insensible.

И Все-Блаженный — терпит быть бесчувственным.

Incarnate in a world of strife and pain,

Так воплотившись в мире боли и борьбы,

He puts on joy and sorrow like a robe

Он одевает радости и горе словно платье

And drinks experience like a strengthening wine.

И опыт пьёт как пьют бодрящее вино.

He whose transcendence rules the pregnant Vasts,

И он, чья трансцендентность правит Широтой, несущей новое рождение,

Prescient now dwells in our subliminal depths,

Сейчас живёт провидцем в наших подсознательных глубинах,

A luminous individual Power, alone.

Самостоятельное, озарённое Могущество, стоящее поодаль.

   The Absolute, the Perfect, the Alone

   Он, Абсолютный, Совершенный, Отделённый,

Has called out of the Silence his mute Force

Он вызвал из Безмолвия свою немую Силу,

Where she lay in the featureless and formless hush

Лежавшую в невыразительной бесформенной тиши,

Guarding from Time by her immobile sleep

Храня от Времени своим недвижным сном

The ineffable puissance of his solitude.

Невыразимое могущество его уединения.

The Absolute, the Perfect, the Alone

Он, Абсолютный, Совершенный, Отделённый,

Has entered with his silence into space:

Вошёл в пространство со своим безмолвием:

He has fashioned these countless persons of one self;

Он породил бесчисленные личности единственногоя”;

He has built a million figures of his power;

Он создал миллионы обликов своей энергии;

He lives in all, who lived in his Vast alone;

И он живёт во всех, живущих отделёнными в его Просторе;

Space is himself and Time is only he.

Пространство — это он, и Время — это только он.

The Absolute, the Perfect, the Immune,

Он, Абсолютный, Совершенный, Незатронутый,

One who is in us as our secret self,

Кто пребывает в нас как наше тайное и внутреннее “я”,

Our mask of imperfection has assumed,

Укрыл себя за маскою несовершенства,

He has made this tenement of flesh his own,

Он сделал скромную обитель плоти собственным жилищем,

His image in the human measure cast

Свой образ бросил в человеческий масштаб,

That to his divine measure we might rise;

Чтоб мы могли подняться до его небесного масштаба;

Then in a figure of divinity

Тогда, в обличии божественной природы

The Maker shall recast us and impose

Создатель перестроит нас, наложит

A plan of godhead on the mortal's mould

План божества на смертный прах,

Lifting our finite minds to his infinite,

Подняв конечные умы до собственной высокой бесконечности,

Touching the moment with eternity.

Касаясь нашего мгновенья вечностью.

This transfiguration is earth's due to heaven:

Такое превращениеземная плата небесам:

A mutual debt binds man to the Supreme:

Взаимный долг связал и человека и Всевышнего:

His nature we must put on as he put ours;

Его природу мы должны одеть, как он одел природу нашу;

We are sons of God and must be even as he:

МыБога сыновья и мы должны стать в точности как он:

His human portion, we must grow divine.

Мы человеческая часть его, нам надо вырасти и стать божественным.

Our life is a paradox with God for key.

Жизнь наша — парадокс, а Бог — к ней ключ.

 

 

   But meanwhile all is a shadow cast by a dream

   Но до тех пор всётень, отброшенная грёзой,

And to the musing and immobile spirit

Для неподвижного и размышляющего духа

Life and himself don the aspect of a myth,

И жизнь и сам он принимают облик мифа,

The burden of a long unmeaning tale.

Подобны ноше долгой и бессмысленной истории.

For the key is hid and by the Inconscient kept;

Причина в том, что ключ сокрыт и Несознанием хранится,

The secret God beneath the threshold dwells.

И тайный Бог живёт до нашего порога восприятия.

In a body obscuring the immortal Spirit

Там, в теле, затемняющем бессмертный Дух,

A nameless Resident vesting unseen powers

Неописуемый Жилец, питающий незримой силой

With Matter's shapes and motives beyond thought

И облики Материи, и побужденья, за пределом мысли,

And the hazard of an unguessed consequence,

И риск от неожиданных последствий,

An omnipotent indiscernible Influence,

И всемогущее неразличимое Влияние,

He sits, unfelt by the form in which he lives

Сидит, неощутимый для той формы, где живёт,

And veils his knowledge by the groping mind.

И маскирует знание своё бредущим наугад умом.

A wanderer in a world his thoughts have made,

Как странник в мире, созданном своими мыслями,

He turns in a chiaroscuro of error and truth

Он кружится в игре теней и света, истин и ошибок,

To find a wisdom that on high is his.

Чтоб обнаружить мудрость, ждущую его на высшей точке.

As one forgetting he searches for himself;

Как что-то позабывший, он разыскивает самого себя,

As if he had lost an inner light he seeks:

Высматривает свет внутри, как если б он его терял:

As a sojourner lingering amid alien scenes

И словно временно живущий здесь, блуждая среди чуждых сцен,

He journeys to a home he knows no more.

Идёт он к дому своему, которого теперь не знает.

His own self's truth he seeks who is the Truth;

Он ищет правду внутреннего “я”, хотя он сам есть Истина;

He is the Player who became the play,

Онтот Игрок, который стал игрой,

He is the Thinker who became the thought;

Онтот Мыслитель, что стал мыслью;

He is the many who was the silent One.

Он — множество всего, что было полным тишины Единым.

In the symbol figures of the cosmic Force

И в символичных образах вселенской Силы,

And in her living and inanimate signs

В её живых и неодушевлённых знаках,

And in her complex tracery of events

В её запутанном узоре из событий

He explores the ceaseless miracle of himself,

Он изучает непрестанное и удивляющее чудо самого себя,

Till the thousandfold enigma has been solved

Пока не сможет разрешить тысячекратную загадку

In the single light of an all-witnessing Soul.

В едином свете наблюдающей за всем Души.

 

 

   This was his compact with his mighty mate,

   Таким был договор с его могучей половиной,

For love of her and joined to her for ever

Ради её любви, и слившись с нею навсегда

To follow the course of Time's eternity,

Идти по курсу вечности во Времени

Amid magic dramas of her sudden moods

Среди магических сюжетов-драм её внезапных настроений,

And the surprises of her masked Idea

Среди сюрпризов от её замаскированной Идеи,

And the vicissitudes of her vast caprice.

Среди превратностей её обширного каприза.

Two seem his goals, yet ever are they one

И кажется, что у него две цели, но они всегда — одно

And gaze at each other over bourneless Time;

И смотрят друг на друга, находясь над беспредельным Временем;

Spirit and Matter are their end and source.

Материя и Дух для них источник и вершина.

A seeker of hidden meanings in life's forms,

Искатель скрытых смыслов в формах жизни,

Of the great Mother's wide uncharted will

Не обозначенной на картах широчайшей воли Матери,

And the rude enigma of her terrestrial ways

И грубых тайн её земных путей,

He is the explorer and the mariner

Он первооткрыватель, мореплаватель

On a secret inner ocean without bourne:

По тайным водам внутреннего океана без границ:

He is the adventurer and cosmologist

Он путешественник, космолог

Of a magic earth's obscure geography.

Неясной географии магической земли.

In her material order's fixed design

В её установившемся творении материального порядка,

Where all seems sure and, even when changed, the same,

Где вещи кажутся надёжными, и даже изменяясь, остаются те же,

Even though the end is left for ever unknown

Хотя конец всё время неизвестен,

And ever unstable is life's shifting flow,

И вечно неустойчиво и переменчиво теченье жизни,

His paths are found for him by silent fate;

Безмолвная судьба находит для него пути;

As stations in the ages' weltering flood

Как остановки во вздымающемся паводке эпох,

Firm lands appear that tempt and stay awhile,

Там появляются устойчивые земли, искушая и задерживая ненадолго,

Then new horizons lure the mind's advance.

Затем другие горизонты манят ум идти вперёд.

There comes no close to the finite's boundlessness,

Там не подходишь к безграничности конечного,

There is no last certitude in which thought can pause

Там нет той окончательной определённости, где может приостановиться мысль,

And no terminus to the soul's experience.

И нет последней станции для опыта души.

A limit, a farness never wholly reached,

Пределы, дали, что не достигались никогда,

An unattained perfection calls to him

Недосягаемое совершенство, шлют к нему призывы

From distant boundaries in the Unseen:

От отдаленнейших границ в Незримом:

A long beginning only has been made.

Всё то, что сделано — лишь долгое начало.

 

 

   This is the sailor on the flow of Time,

   Таков онмореплаватель по половодью Времени,

This is World-Matter's slow discoverer,

Таков — неторопливый открыватель Мира из Материи,

Who, launched into this small corporeal birth,

Который, помещённый в тесноту телесного рождения,

Has learned his craft in tiny bays of self,

Учился ремеслу в ничтожных бухтах собственного “я”,

But dares at last unplumbed infinitudes,

Однако, наконец, отважился на неизведанные бесконечности,

A voyager upon eternity's seas.

И странствует морями вечности.

In his world-adventure's crude initial start

В неопытном начале путешествия его по миру,

Behold him ignorant of his godhead's force,

Мы видим — он не ведает о силе собственного божества,

Timid initiate of its vast design.

Он только робкий посвящённый в необъятный замысел.

An expert captain of a fragile craft,

Искусный капитан на хрупком судне,

A trafficker in small impermanent wares,

Торговец мелкими непрочными товарами,

At first he hugs the shore and shuns the breadths,

Пока что он цепляется за берег, избегая широты,

Dares not to affront the far-off perilous main.

Не смея бросить вызов дальним и опасным океанам.

He in a petty coastal traffic plies,

Он лишь курсирует в прибрежных мелких перевозках,

His pay doled out from port to neighbour port,

И получает маленькую плату от порта к порту,

Content with his safe round's unchanging course,

Согласный с неизменным курсом своего надёжного маршрута,

He hazards not the new and the unseen.

Он не рискует повстречаться с новым и незримым.

But now he hears the sound of larger seas.

Но вот он слышит шум иных, больших морей.

A widening world calls him to distant scenes

Всё более широкий мир зовёт его к своим далёким сценам,

And journeyings in a larger vision's arc

И к путешествиям с другим размахом кругозора,

And peoples unknown and still unvisited shores.

К неведомым народам, и к нехоженым пока что берегам.

On a commissioned keel his merchant hull

Готовый к дальним плаваниям киль его скорлупки

Serves the world's commerce in the riches of Time

Теперь на службе мировой коммерции дарами Времени,

Severing the foam of a great land-locked sea

И рассекает пену по великому и окружённому землёю морю,

To reach unknown harbour lights in distant climes

Чтобы приплыть к огням далёкой неизвестной гавани,

And open markets for life's opulent arts,

И развернуть там рынки для обилия ремёсел жизни,

Rich bales, carved statuettes, hued canvases,

Тюков с богатствами, изящных статуэток, красочных полотен,

And jewelled toys brought for an infant's play

Игрушек в самоцветах, привезённых ради детских развлечений,

And perishable products of hard toil

Непрочных результатов тяжкого труда,

And transient splendours won and lost by the days.

И мимолётной роскоши, что можно выиграть и потерять за дни.

Or passing through a gate of pillar-rocks,

А может, проходя сквозь скальные ворота,

Venturing not yet to cross oceans unnamed

И не рискуя до поры пересекать неведомые океаны

And journey into a dream of distances

И отправляться в путешествие по грёзам далей,

He travels close to unfamiliar coasts

Он плавает вблизи от незнакомых побережий,

And finds new haven in storm-troubled isles,

Находит новые безветренные гавани в штормам открытых островах,

Or, guided by a sure compass in his thought,

А может, направляемый надёжным компасомсвоею мыслью,

He plunges through a bright haze that hides the stars,

Ныряет он в светящийся туман, что закрывает звёзды,

Steering on the trade-routes of Ignorance.

И правит по торговому пути Невежества.

His prow pushes towards undiscovered shores,

Нос корабля его повернут к неоткрытым берегам,

He chances on unimagined continents:

И он решается плыть к невообразимым континентам:

A seeker of the islands of the Blest,

Искатель островов Блаженства,

He leaves the last lands, crosses the ultimate seas,

Он оставляет самые последние края, пересекает самые далёкие моря,

He turns to eternal things his symbol quest;

Он поворачивает к вечному курс символического поиска;

Life changes for him its time-constructed scenes,

Жизнь для него меняет временем построенные сцены,

Its images veiling infinity.

И образы свои, которые скрывают бесконечное.

Earth's borders recede and the terrestrial air

Земные тесные границы отступают и земная атмосфера

Hangs round him no longer its translucent veil.

Уже не вешает вокруг него прозрачную вуаль.

He has crossed the limit of mortal thought and hope,

Он пересёк пределы смертной мысли и надежды,

He has reached the world's end and stares beyond;

Достиг конца миров и смотрит в запредельное;

The eyes of mortal body plunge their gaze

И смертные глаза свой погружают взгляд

Into Eyes that look upon eternity.

В Глаза, что наблюдают вечность.

A greater world Time's traveller must explore.

Наш путешественник по Времени готов исследовать другой, великий мир.

At last he hears a chanting on the heights

Теперь он слышит песнопенье на высотах,

And the far speaks and the unknown grows near:

И дали говорят с ним, и неведомое подступает ближе:

He crosses the boundaries of the unseen

Он переходит рубежи незримого

And passes over the edge of mortal sight

И переносится за грань земного зрения

To a new vision of himself and things.

К иному взгляду на себя, на всё вокруг.

He is a spirit in an unfinished world

Ондух в незавершённом мире,

That knows him not and cannot know itself:

В том мире, что не ведает о нём и не способен знать себя:

The surface symbol of his goalless quest

Мир, будучи лишь внешним символом его бесцельных поисков,

Takes deeper meanings to his inner view;

Являет более глубокий смысл для внутреннего взгляда;

His is a search of darkness for the light,

Всё путешествие его есть поиск света тьмой

Of mortal life for immortality.

И поиски бессмертья смертной жизнью.

In the vessel of an earthly embodiment

В сосуде бренного земного воплощения

Over the narrow rails of limiting sense

Над узкой колеёю ограниченного чувства,

He looks out on the magic waves of Time

Он проникает взором вглубь магических волн Времени,

Where mind like a moon illumines the world's dark.

Где ум как месяц освещает темноту вселенной.

There is limned ever retreating from the eyes,

Там еле обрисованы, всё время ускользая от очей,

As if in a tenuous misty dream-light drawn,

Как в редкой дымке, что очерчена лучом мечты,

The outline of a dim mysterious shore.

Неясные, в тумане, контуры таинственного берега.

A sailor on the Inconscient's fathomless sea,

Он, мореплаватель бездонными морями Несознания,

He voyages through a starry world of thought

Плывёт сквозь звёздный мир идей и мысли,

On Matter's deck to a spiritual sun.

На палубе Материи, по направленью к солнцу духа.

Across the noise and multitudinous cry,

Пересекая шум, многоголосый крик,

Across the rapt unknowable silences,

Пересекая поглощённые в восторг, непостижимые безмолвия,

Through a strange mid-world under supernal skies,

Сквозь странный средний мир под небесами бога,

Beyond earth's longitudes and latitudes,

Что за пределами земных долгот, широт,

His goal is fixed outside all present maps.

Его цель — вне всех существующих сегодня карт.

But none learns whither through the unknown he sails

Никто не знает, ни куда плывёт он сквозь неведомое,

Or what secret mission the great Mother gave.

Ни что за тайное задание дала ему великая божественная Мать.

In the hidden strength of her omnipotent Will,

В её сокрытой силе всемогущей Воли,

Driven by her breath across life's tossing deep,

Идущий за её дыханьем через колыханья жизненных глубин,

Through the thunder's roar and through the windless hush,

Сквозь грохотанье грома, сквозь безветренную тишину,

Through fog and mist where nothing more is seen,

Сквозь мглу и сквозь туман, где ничего не видно,

He carries her sealed orders in his breast.

Он сохраняет на своей груди её закрытые печатями распоряжения.

Late will he know, opening the mystic script,

И только позже он поймёт, открыв мистический свиток,

Whether to a blank port in the Unseen

К пустому ли порту в Незримом

He goes or, armed with her fiat, to discover

Идёт он, или же вооружившийся её указом, он идёт открыть

A new mind and body in the city of God

Другие ум и тело в городе-столице Бога

And enshrine the Immortal in his glory's house

И сохранить Бессмертное в его жилище славы

And make the finite one with Infinity.

И сделать всё конечное единым с Бесконечным.

Across the salt waste of the endless years

Сквозь горькие потери бесконечных лет

Her ocean winds impel his errant boat,

Её морские ветры носят лодочку скитальца,

The cosmic waters plashing as he goes,

Космические волны плещутся по ходу его курса,

A rumour around him and danger and a call.

Молва вокруг него, опасность и призыв.

Always he follows in her force's wake.

Он следует всегда в кильватере её могущества.

He sails through life and death and other life,

Он правит через жизнь, и через смерть, и снова через жизнь,

He travels on through waking and through sleep.

Он путешествует сквозь пробужденье и сквозь сон.

A power is on him from her occult force

В нём силаот её оккультной силы,

That ties him to his own creation's fate,

Которая судьбу его творения связала с ним,

And never can the mighty Traveller rest

И никогда не может тот могучий Путник отдохнуть,

And never can the mystic voyage cease

И никогда не может тот мистический вояж остановиться,

Till the nescient dusk is lifted from man's soul

Пока все сумерки незнания не будут сняты с человеческой души,

And the morns of God have overtaken his night.

И утро Бога не застигнет ночь его врасплох.

As long as Nature lasts, he too is there,

И столько, сколько остаётся здесь Природа, он тоже будет здесь,

For this is sure that he and she are one;

И несомненно, что она и онодно;

Even when he sleeps, he keeps her on his breast:

Он даже если спит, хранит её в своей груди:

Whoever leaves her, he will not depart

И кто бы ни решил её покинуть, он же — не уйдёт,

To repose without her in the Unknowable.

Чтобы без неё покоиться в Непознаваемом.

There is a truth to know, a work to do;

Есть истина, которая должна быть познана, и труд, который нужно сделать;

Her play is real; a Mystery he fulfils:

Её игра — реальна; он же наполняет ту игру Мистерией:

There is a plan in the Mother's deep world-whim,

Есть план в глубоком мире-прихоти небесной Матери,

A purpose in her vast and random game.

Есть цель в её широкой и подверженной случайностям игре.

This ever she meant since the first dawn of life,

Она всегда об этом помнит, с первого рассвета жизни,

This constant will she covered with her sport,

И эту неслабеющую волю она скрывает за своими развлеченьями —

To evoke a Person in the impersonal Void,

Как вызвать Личность посреди безличной Пустоты,

With the Truth-Light strike earth's massive roots of trance,

Как Светом-Истиной ударить по массивным основаниям земного транса,

Wake a dumb self in the inconscient depths

Как пробудить немое внутреннее “я” в глубинах несознания,

And raise a lost Power from its python sleep

И как поднять затерянную Силу из её питоньей дремоты,

That the eyes of the Timeless might look out from Time

Чтобы глаза Вневременья могли смотреть из Времени,

And the world manifest the unveiled Divine.

А мир — явил бы неприкрытую Божественность.

For this he left his white infinity

Для этого оставил он план чистой бесконечности

And laid on the spirit the burden of the flesh,

И возложил на дух нелёгкий груз из плоти

That Godhead's seed might flower in mindless Space.

Чтоб расцвело среди бездумного Пространства семя Божества.

 

 

End of Canto Four

Конец четвертой песни

 

 

 

Перевод (второй) Леонида Ованесбекова

 

 

 

2002 янв 06 вс - 2005 июль 14 чт, 2006 март 13 пн - 2011 июль 06 ср

 

2013 сент 23 пн – 2017 май 26 пт


 


Оглавление перевода
Оглавление сайта
Начальная страница

http://integral-yoga.narod.ru/etc/contents-long.win.html

e-mail: Leonid Ovanesbekov <ovanesbekov@mail.ru>