Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book Two

Книга  Вторая

THE BOOK OF THE TRAVELLER OF THE WORLDS

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Canto VI

Песня VI

THE KINGDOMS AND GODHEADS

ЦАРСТВА И БОГИ

OF THE GREATER LIFE

БОЛЕЕ ВЫСОКОЙ ЖИЗНИ

As one who between dim receding walls

Как будто меж неясными и отступающими стенами,

Towards the far gleam of a tunnel’s mouth,

Стремясь к далёкому мерцанью пасти выхода туннеля,

Hoping for light, walks now with freer pace

С надеждою на свет, сейчас шагая вольной поступью

And feels approach a breath of wider air,

И ощущая приближение дыханья более широкой атмосферы,

So he escaped from that grey anarchy.

Он ускользал от этой серости, анархии.

Into an ineffectual world he came,

Так он пришёл в неведомый бесплодный мир,

A purposeless region of arrested birth

Не знающую цели область запоздалого рождения,

Where being from non-being fled and dared

Где бытие бежало от небытия

To live but had no strength long to abide.

И смело жить, но не имело силы долго ждать.

Above there gleamed a pondering brow of sky

Над ним мерцал задумавшийся лоб небес,

Tormented, crossed by wings of doubtful haze

Измученный, изрезанный крылами мглы сомнения,

Adventuring with a voice of roaming winds

Рискуя вместе с воем рыщущих ветров,

And crying for a direction in the void

Прося о направленьи в этой пустоте,

Like blind souls looking for the selves they lost

И как слепые души, в поисках потерянного "я",

And wandering through unfamiliar worlds;

Блуждая незнакомыми мирами;

Wings of vague questioning met the query of Space.

Так крылья смутного исканья повстречались с поиском Пространства.

After denial dawned a dubious hope,

А после возражение забрезжило неясною надеждой,

A hope of self and form and leave to live

Надеждою на внутреннее "я", на форму, на возможность жить,

And the birth of that which never yet could be,

И на рождение того, что раньше никогда бы не смогло возникнуть,

And joy of the mind’s hazard, the heart’s choice,

На радости азартных игр ума, на выбор сердца,

Grace of the unknown and hands of sudden surprise

На милость неизвестности, и на объятья рук внезапного сюрприза,

And a touch of sure delight in unsure things:

И на касание надёжного восторга в ненадёжности вещей:

To a strange uncertain tract his journey came

К какой-то странной неопределённой области пришёл он в этом путешествии:

Where consciousness played with unconscious self

Сознанье здесь играло с неосознающим "я",

And birth was an attempt or episode.

Рожденье было лишь попыткой или эпизодом.

A charm drew near that could not keep its spell,

Очарование притягивало ближе то, что не могло удерживать свою чарующую силу,

An eager Power that could not find its way,

Нетерпеливое Могущество, что не могло найти свой путь,

A Chance that chose a strange arithmetic

Случайность, выбравшую для себя неведомую арифметику,

But could not bind with it the forms it made,

Но не способную связать с ней созданные ею формы,

A multitude that could not guard its sum

Огромное число, что не могло сберечь свою математическую сумму,

Which less than zero grew and more than one.

Стремившуюся стать и менее нуля и больше единицы.

Arriving at a large and shadowy sense

Он подошёл к широкому и призрачному чувству,

That cared not to define its fleeting drift,

Что не заботилось определить своё скользящее течение,

Life laboured in a strange and mythic air

Здесь Жизнь работала в мифической и странной атмосфере,

Denuded of her sweet magnificent suns.

Лишённой ласковых её великолепных солнц.

In worlds imagined, never yet made true,

В мирах придуманных, ещё не воплощавшихся в реальности,

A lingering glimmer on creation’s verge,

В томительном мерцаньи на краю творения,

One strayed and dreamed and never stopped to achieve:

Она блуждала, и мечтала, и не останавливалась, чтоб достигнуть:

To achieve would have destroyed that magic Space.

Достигнуть означало бы разрушить то волшебное Пространство.

The marvels of a twilight wonderland

И чудеса из сумеречной удивительной страны,

Full of a beauty strangely, vainly made,

Страны наполненною красотою, странно и напрасно созданной,

A surge of fanciful realities,

Вал фантастических реальностей,

Dim tokens of a Splendour sealed above,

Неясные намёки скрытого Великолепья выше,

Awoke the passion of the eyes’ desire,

Будили страстное желанье глаз,

Compelled belief on the enamoured thought

И вкладывали веру в очарованную мысль,

And drew the heart but led it to no goal.

Притягивали сердце, но вели его без цели.

A magic flowed as if of moving scenes

Здесь магия текла, как будто из подвижных сцен,

That kept awhile their fugitive delicacy

Хранивших до поры свою непрочную изысканность

Of sparing lines limned by an abstract art

Скупых штрихов, набросанных абстрактной живописью,

In a rare scanted light with faint dream-brush

В неясном бледном свете, еле видимым воображеньем-кистью,

On a silver background of incertitude.

На серебристом фоне неопределённости.

An infant glow of heavens near to morn,

Едва рождающийся ранним утром свет небес,

A fire intense conceived but never lit,

Огонь, отчётливо воспринимаемый, но никогда не освещавший,

Caressed the air with ardent hints of day.

Ласкал всю атмосферу пылкими предвестниками дня.

The perfect longing for imperfection’s charm,

И совершенство, что тоскует по очарованию несовершенства,

The illumined caught by the snare of Ignorance,

И озарённые, попавшие в силки Невежества,

Ethereal creatures drawn by body’s lure

Эфирные созданья, привлечённые соблазном тела,

To that region of promise, beating invisible wings,

В те земли обещаний, хлопая незримыми крылами,

Came hungry for the joy of finite life

Летели с жаждой радостей конечной жизни,

But too divine to tread created soil

Но были чересчур божественны, чтобы ходить по сотворённой почве

And share the fate of perishable things.

И разделять судьбу недолговечного творенья.

The Children of the unembodied Gleam

Так эти Дети не нашёдшего пока что воплощенья Блеска,

Arisen from a formless thought in the soul

Поднявшись из бесформенной, неясной мысли в глубине души,

And chased by an imperishable desire,

Гонимые неувядаемым желанием,

Traversed the field of the pursuing gaze.

Пересекали область пристально за ними наблюдающего взгляда.

A Will that unpersisting failed, worked there:

Там действовала Воля, временами терпящая неудачи:

Life was a search but finding never came.

Жизнь оставалась поиском, в котором никогда ничто не находили.

There nothing satisfied, but all allured,

Там ничего не приносило радости, однако всё манило,

Things seemed to be that never wholly are,

Все вещи там казались тем, чем в целом никогда и не бывали,

Images were seen that looked like living acts

Там виделись картины, что выглядели как живое действие,

And symbols hid the sense they claimed to show,

И символы, скрывающие смысл, что тщились показать,

Pale dreams grew real to the dreamer’s eyes.

Там тусклые мечты в глазах мечтающего становились явью.

The souls came there that vainly strive for birth,

Туда шли души, что напрасно бились за рождение,

And spirits entrapped might wander through all time,

И пойманный там дух способен был блуждать до бесконечности,

Yet never find the truth by which they live.

И никогда не обнаружить истины, благодаря которой он живёт.

All ran like hopes that hunt a lurking chance;

Всё убегало, как надежды, что гонятся за ускользающей возможностью;

Nothing was solid, nothing felt complete:

Ничто не оставалось  прочным, ничто не ощущалось завершённым:

All was unsafe, miraculous and half-true.

Всё было ненадёжным, удивительным и полуправдой.

It seemed a realm of lives that had no base.

Казалось, это было царство жизней, не имеющих основы.

   Then dawned a greater seeking, broadened sky,

   Затем зарёй забрезжил более высокий поиск, ставшее просторней небо,

A journey under wings of brooding Force.

И путешествие под крыльями вынашивавшей что-то Силы.

First came the kingdom of the morning star:

Вначале появилось царство утренней звезды:

A twilight beauty trembled under its spear

Под острием её копья дрожало сумеречное великолепие

And the throb of promise of a wider Life.

И трепет обещания иной, широкой Жизни.

Then slowly rose a great and doubting sun

Затем неторопливо поднялось огромное и нерешительное солнце,

And in its light she made of self a world.

И в этом свете из себя Жизнь сотворила мир.

A spirit was there that sought for its own deep self,

Там дух был, что искал в своих глубинах внутреннее “я”,

Yet was content with fragments pushed in front

Но стал доволен и фрагментами, что вышли на передний план,

And parts of living that belied the whole

Частями бытия, что расходились с целым,

But, pieced together, might one day be true.

Но, собранные воедино, могли однажды обернуться истиной.

Yet something seemed to be achieved at last.

Казалось, существует нечто, до чего необходимо, наконец, добраться.

A growing volume of the will-to-be,

Растущие объёмы воли быть,

A text of living and a graph of force,

Текст жизни, диаграмма силы,

A script of acts, a song of conscious forms

Сценарий действий, песня сознающих форм,

Burdened with meanings fugitive from thought’s grasp

Нагруженная смыслом, ускользающим от пониманья мыслью

And crowded with undertones of life’s rhythmic cry,

И переполненная разными оттенками ритмичного призыва жизни,

Could write itself on the hearts of living things.

Могли писать себя в сердцах живых существ.

In an outbreak of the might of secret Spirit,

В прорыве силы спрятанного Духа,

In Life and Matter’s answer of delight,

В ответе наслаждения Материи и Жизни

Some face of deathless beauty could be caught

Возможно было уловить какой-то лик бессмертной красоты,

That gave immortality to a moment’s joy,

Что радости мгновенья наделял бессмертием,

Some word that could incarnate highest Truth

Услышать слово, воплощенье высочайшей Истины,

Leaped out from a chance tension of the soul,

Что выпрыгнула из возникшего случайно напряжения души,

Some hue of the Absolute could fall on life,

Поймать оттенок Абсолюта, что способен пасть на жизнь,

Some glory of knowledge and intuitive sight,

И некое великолепье знания и видение интуиции,

Some passion of the rapturous heart of Love.

И страсть любви, принадлежащую восторженному сердцу.

A hierophant of the bodiless Secrecy

Служитель бестелесной Тайны,

Interned in an unseen spiritual sheath,

Захваченной незримой оболочкой духа,

The Will that pushes sense beyond its scope

Та Воля, что толкает ощущенье за его пределы

To feel the light and joy intangible,

Почувствовать неуловимый свет и радость,

Half found its way into the Ineffable’s peace,

Наполовину обнаружила свой путь в покой Невыразимого,

Half captured a sealed sweetness of desire

Наполовину ухватила спрятанные сладости желания,

That yearned from a bosom of mysterious Bliss,

Что рвётся из груди загадочной мистерии Блаженства,

Half manifested veiled Reality.

Наполовину проявила скрытую Реальность.

A soul not wrapped into its cloak of mind

Душа, не спрятанная под плащом ума

Could glimpse the true sense of a world of forms;

Могла мельком взглянуть на истинное восприятье мира форм;

Illumined by a vision in the thought,

И освещаемая видением в мысли,

Upbuoyed by the heart’s understanding flame,

Поддержанная понимающим сердечным пламенем,

It could hold in the conscious ether of the spirit

Она могла владеть в сознательном эфире духа

The divinity of a symbol universe.

Божественностью символической вселенной.

   This realm inspires us with our vaster hopes;

   То царство вдохновляет нас широкими надеждами;

Its forces have made landings on our globe,

Его могущества устроили плацдарм для высадки на нашу землю,

Its signs have traced their pattern in our lives:

А символы его оставили узор на наших жизнях:

It lends a sovereign movement to our fate,

Оно на время разрешает нашим судьбам двигаться свободно,

Its errant waves motive our life’s high surge.

Его блуждающие волны поднимают вал прилива нашей жизни.

All that we seek for is prefigured there

Там предначертано заранее и всё, что мы здесь ищем,

And all we have not known nor ever sought

И всё, что мы не знали, или не искали вовсе,

Which yet one day must be born in human hearts

Но что в один прекрасный день должно родиться в человеческих сердцах,

That the Timeless may fulfil itself in things.

Чтобы Вневременный наполнить мог собой всё в этом мире.

Incarnate in the mystery of the days,

Так, воплощённая в мистерии идущих дней,

Eternal in an unclosed Infinite,

И вечная в незавершённой Бесконечности,

A mounting endless possibility

Та нескончаемая восходящая возможность

Climbs high upon a topless ladder of dream

Взбирается всё время вверх по не имеющей вершины лестнице мечты

For ever in the Being’s conscious trance.

В осознающем трансе Бытия.

All on that ladder mounts to an unseen end.

На этой лестнице всё поднимается к незримой цели.

An Energy of perpetual transience makes

Энергия извечной мимолетности

The journey from which no return is sure,

Надёжным делает то путешествие, откуда нет возврата,

The pilgrimage of Nature to the Unknown.

Паломнический путь Природы в Неизвестность.

As if in her ascent to her lost source

И словно восходя к своим утраченным истокам,

She hoped to unroll all that could ever be,

Она (Жизнь) надеялась раскрыть всё, что вообще могло бы быть,

Her high procession moves from stage to stage,

Её высокая процессия идёт от одного этапа до другого,

A progress leap from sight to greater sight,

Развитие скачками расширяет кругозор,

A process march from form to ampler form,

Процесс проходит маршем от одних форм до других, богаче,

A caravan of the inexhaustible

Как караван неистощимых

Formations of a boundless Thought and Force.

Формаций безграничной Мысли, безграничной Силы.

Her timeless Power that lay once on the lap

Её Могущество вне времени, которое лежало прежде на коленях

Of a beginningless and endless Calm,

Не знавшего начала и конца Покоя,

Now severed from the Spirit’s immortal bliss,

Сейчас же, отделившись от бессмертного блаженства Духа,

Erects the type of all the joys she has lost;

Выстраивает виды всех тех радостей, что утеряла;

Compelling transient substance into shape,

И заставляя бренную субстанцию принять здесь облик,

She hopes by the creative act’s release

Она надеется освобожденьем творческого действия

To o’erleap sometimes the gulf she cannot fill,

Хотя бы иногда перелетать ту пропасть, что ей не заполнить,

To heal awhile the wound of severance,

Хотя б на время залечить зияющую рану отделённости,

Escape from the moment’s prison of littleness

Сбежать из камеры ничтожности мгновения,

And meet the Eternal’s wide sublimities

И повстречать широкую величественность Вечного

In the uncertain time-field portioned here.

В расколотом на части ненадёжном поле времени.

Almost she nears what never can be attained;

Она почти близка к тому, что невозможно было никогда достичь,

She shuts eternity into an hour

И запирает вечность в рамках часа,

And fills a little soul with the Infinite;

И наполняет маленькую душу Бесконечностью;

The Immobile leans to the magic of her call;

Бездвижный сам склонился к магии её призыва;

She stands on a shore in the Illimitable,

Она пришла на берег Беспредельности,

Perceives the formless Dweller in all forms

И видит в каждой из встречающихся форм — бесформенного Обитателя,

And feels around her infinity’s embrace.

И чувствует вокруг себя объятья бесконечности.

Her task no ending knows; she serves no aim

Её задача не предполагает завершенья; она ей служит безо всякой цели,

But labours driven by a nameless Will

Но трудится и слушает неописуемую Волю,

That came from some unknowable formless Vast.

Которая приходит из непознаваемого и незнающего форм Простора.

This is her secret and impossible task

Такая тайная и невозможная задача у неё —

To catch the boundless in a net of birth,

Поймать всю безграничность в сеть рождения,

To cast the spirit into physical form,

В физическую форму бросить дух,

To lend speech and thought to the Ineffable;

Дать речь и мысль Невыразимому;

She is pushed to reveal the ever Unmanifest.

Её толкают, чтоб она явила вечность Непроявленного.

Yet by her skill the impossible has been done:

И всё же мастерство её сумело сделано невозможное:

She follows her sublime irrational plan,

Она всё делает по иррациональному утонченному плану,

Invents devices of her magic art

Изобретая сложные системы своего искусства магии,

To find new bodies for the Infinite

Отыскивая новые тела для Бесконечного

And images of the Unimaginable;

И новые обличья Невообразимого;

She has lured the Eternal into the arms of Time.

Она так заманила Вечное в объятия Времени.

Even now herself she knows not what she has done.

Но даже счас она сама не знает, что сумела сделать.

For all is wrought beneath a baffling mask:

Её работа происходит под сбивающей всех с толку маской:

A semblance other than its hidden truth

Иная внешность, непохожая на истину сокрытую внутри,

The aspect wears of an illusion’s trick,

Один из множества аспектов одевает хитрый трюк иллюзии,

A feigned time-driven unreality,

Придуманную нереальность, управляемую временем,

The unfinished creation of a changing soul

Незавершённое творение души, меняющейся в теле,

In a body changing with the inhabitant.

Меняющемся вместе с обитателем.

Insignificant her means, infinite her work;

Ничтожны способы её и бесконечен труд;

On a great field of shapeless consciousness

Среди огромной области сознания без формы,

In little finite strokes of mind and sense

В конечных маленьких усилиях ума и чувств

An endless Truth she endlessly unfolds;

Она там бесконечно разворачивает складки бесконечной Истины;

A timeless mystery works out in Time.

Не знающая времени мистерия разыгрывает свой спектакль во Времени.

The greatness she has dreamed her acts have missed,

Величье, о котором некогда она мечтала,

Her labour is a passion and a pain,

Утеряно в её делах, её работа стала страстью и мучением,

A rapture and pang, her glory and her curse;

Восторгом, острой болью, и её великолепием, её проклятием;

And yet she cannot choose but labours on;

Но всё-таки она не может выбирать, лишь продолжает труд;

Her mighty heart forbids her to desist.

Наполненное силой сердце запрещает ей остановиться.

As long as the world lasts her failure lives

Так долго, сколько длится мир, живёт в ней поражение,

Astonishing and foiling Reason’s gaze,

И удивляет, заводя в тупик, взгляд Разума,

A folly and a beauty unspeakable,

Её и глупость, и непередаваемая красота,

A superb madness of the will to live,

Великолепное безумье воли жить,

A daring, a delirium of delight.

Отвага, исступление восторга.

This is her being’s law, its sole resource;

Таков закон её существования, его единственный источник;

She sates, though satisfaction never comes,

Она всё время насыщается, но никогда не получает удовлетворения,

Her hungry will to lavish everywhere

Своей голодной волей расточать везде

Her many-imaged fictions of the Self

Разнообразные и многоликие фантазии Божественного “Я”

And thousand fashions of one Reality.

И тысячи одежд единственной Реальности.

A world she made touched by truth’s fleeing hem,

Она создала мир, касаемый летящим краем истины,

A world cast into a dream of what it seeks,

Кидающий в мечту о том, что ищет,

An icon of truth, a conscious mystery’s shape.

Свой символ истины, свой вид мистерии сознания.

It lingered not like the earth-mind hemmed in

Тот мир не медлит, как земной наш ум,

In solid barriers of apparent fact;

Что окружён сплошным барьером явных фактов;

It dared to trust the dream-mind and the soul.

Он смеет доверять уму мечтаний и душе.

A hunter of spiritual verities

Охотясь, словно гончая, за истинами духа,

Still only thought or guessed or held by faith,

Которые пока лишь только мысли, лишь догадки, лишь пришли из веры,

It seized in imagination and confined

Он ухватил в воображении и посадил

A painted bird of paradise in a cage.

Раскрашенную яркими цветами птицу рая в клетку.

This greater life is enamoured of the Unseen;

Всё это царство более высокой жизни очаровано Незримым;

It calls to some highest Light beyond its reach,

Она (жизнь) зовёт в какой-то высший Свет за рамками её возможностей,

It can feel the Silence that absolves the soul;

Она способна ощутить Безмолвие, освобождающее душу,

It feels a saviour touch, a ray divine:

И чувствует прикосновенье, что спасает, луч божественного:

Beauty and good and truth its godheads are.

Прекрасное, добро и истина — вот божества её.

It is near to heavenlier heavens than earth’s eyes see,

Она близка и к небесам, возвышенней, чем те, что видятся земному взору,

A direr darkness than man’s life can bear:

И к темноте, страшней, чем может вынести жизнь человека;

It has kinship with the demon and the god.

Она в родстве и с демоном, и с богом.

A strange enthusiasm has moved its heart;

Какой-то странный в ней энтузиазм подталкивает сердце;

It hungers for heights, it passions for the supreme.

Она всё время жаждет высоты и страстно хочет наивысшего.

It hunts for the perfect word, the perfect shape,

И гонится за совершенным словом, совершенной формой,

It leaps to the summit thought, the summit light.

И прыгает к вершине мысли, к пикам света.

For by the form the Formless is brought close

Всё потому, что через форму подступает ближе к нам Бесформенное,

And all perfection fringes the Absolute.

Любое совершенство — только окаймляет Абсолют.

A child of heaven who never saw his home,

Дитя небес, что никогда не видело родного дома,

Its impetus meets the eternal at a point:

Её стремительность встречает вечность в точке:

It can only near and touch, it cannot hold;

Она способна лишь приблизиться и прикоснуться, но не может овладеть;

It can only strain towards some bright extreme:

Она способна лишь тянуться к некой яркой крайности:

Its greatness is to seek and to create.

Её величье для того, чтобы искать, творить.

   On every plane, this Greatness must create.

   На каждом плане то Величие должно творить.

On earth, in heaven, in hell she is the same;

И на земле, и в небе, и в аду она всё та же;

Of every fate she takes her mighty part.

В любой судьбе есть и её могучее участие.

A guardian of the fire that lights the suns,

Хранительница пламени, что зажигает солнца,

She triumphs in her glory and her might:

Она победоносна в славе и в могуществе:

Opposed, oppressed she bears God’s urge to be born:

Встречая сильное сопротивленье, угнетённая, она несёт заряд Всевышнего, что должен здесь родиться:

The spirit survives upon non-being’s ground,

Дух остаётся жить на почве не-существования,

World-force outlasts world-disillusion’s shock:

Мир-сила терпит встряску мира-разочарования:

Dumb, she is still the Word, inert the Power.

Она, хоть и немая, остаётся Словом, инертная — Могуществом.

Here fallen, a slave of death and ignorance,

Здесь, павшую, рабыню смерти и невежества,

To things deathless she is driven to aspire

Её нацеливают подниматься до бессмертия,

And moved to know even the Unknowable.

Толкают познавать само Непознаваемое.

Even nescient, null, her sleep creates a world.

И даже потерявший силу и несознающий сон её — творит вселенную.

When most unseen, most mightily she works;

Когда предельно не видна, сильней всего работает она;

Housed in the atom, buried in the clod,

Нашедшая жилище в атоме и погребённая под прахом,

Her quick creative passion cannot cease.

Её живая созидающая страсть не может прекратиться.

Inconscience is her long gigantic pause,

Всё Несознание — её гигантская по длительности пауза,

Her cosmic swoon is a stupendous phase:

Её вселенский обморок — лишь изумительная фаза:

Time-born, she hides her immortality;

Так, Временем рождённая, она скрывает до поры своё бессмертие;

In death, her bed, she waits the hour to rise.

И в смерти, как на ложе, ожидает часа, чтоб подняться.

Even with the Light denied that sent her forth

И даже потерявши Свет, что слал её вперёд,

And the hope dead she needed for her task,

И с умершей надеждою, она нуждается в своей задаче,

Even when her brightest stars are quenched in Night,

И даже если самые её ярчайшие на небе звёзды гасятся в Ночи,

Nourished by hardship and calamity

Питаясь бедами, лишением,

And with pain for her body’s handmaid, masseuse, nurse,

И с болью в качестве кормилицы, служанки, массажистки тела,

Her tortured invisible spirit continues still

Её истерзанный незримый дух всё продолжает

To toil though in darkness, to create though with pangs;

Трудиться, хоть и в темноте, творить, хотя и с острой мукой;

She carries crucified God upon her breast.

Она идёт с распятым Богом на своей груди.

In chill insentient depths where joy is none,

В холодных и бесчувственных глубинах, там где не бывает радости,

Immured, oppressed by the resisting Void

Хотя и замурованная, угнетённая сопротивляющейся Пустотой,

Where nothing moves and nothing can become,

Где ничего не движется и ничего не происходит,

Still she remembers, still invokes the skill

Она всё продолжает помнить, призывать искусство

The Wonder-worker gave her at her birth,

Что Чудо-Созидатель дал ей при рождении,

Imparts to drowsy formlessness a shape,

И дарит дремлющей бесформенности облик,

Reveals a world where nothing was before.

И открывает мир в том месте, где была лишь пустота.

In realms confined to a prone circle of death,

И в областях, что сужены до распростёршегося круга смерти,

To a dark eternity of Ignorance,

До тёмной вечности Невежества,

A quiver in an inert inconscient mass,

До трепета инертной неосознающей массы,

Or imprisoned in immobilised whorls of Force,

И помещённая в темницу скованного вихря Силы

By Matter’s blind compulsion deaf and mute

При помощи слепого принуждения глухой, немой Материи,

She refuses motionless in the dust to sleep.

Она отказывается спать бездвижно в этом прахе.

Then, for her rebel waking’s punishment

Затем, как будто в наказание за пробуждение мятежницы,

Given only hard mechanic Circumstance

Одним лишь отданным ей жёстким механичным Случаем,

As the enginery of her magic craft,

Как машинерией её магического ремесла,

She fashions godlike marvels out of mud;

Она творит богоподобные, сияющие чудеса из грязи;

In the plasm she sets her dumb immortal urge,

Она закладывает свой бессмертный молчаливый импульс в плазму,

Helps the live tissue to think, the closed sense to feel,

Живую ткань подталкивает думать, запертое чувство ощущать,

Flashes through the frail nerves poignant messages,

Передаёт сквозь хрупкие каналы нервов точные послания,

In a heart of flesh miraculously loves,

Чудесно любит в сердце плоти,

To brute bodies gives a soul, a will, a voice.

Телам, пришедшим от животных, дарит душу, волю, голос.

Ever she summons as by a sorcerer’s wand

Она всё время вызывает, как волшебной палочкой,

Beings and shapes and scenes innumerable,

И существа, и формы, и бесчисленные сцены,

Torch-bearers of her pomps through Time and Space.

Которые проносят факелы её великолепия сквозь Время и Пространство.

This world is her long journey through the night,

Весь этот мир — лишь длительное путешествие её сквозь ночь,

The suns and planets lamps to light her road,

Планеты, солнца в космосе горят, чтоб освещать ей путь,

Our reason is the confidante of her thoughts,

Рассудок наш — поверенный товарищ её мыслей,

Our senses are her vibrant witnesses.

А наши ощущения — трепещущие вместе с ней свидетели.

There drawing her signs from things half true, half false,

Рисуя символы свои из полуистины и полулжи,

She labours to replace by realised dreams

Она работает, чтоб заменить осуществлёнными мечтами

The memory of her lost eternity.

Воспоминанья о своей утраченной когда-то вечности.

   These are her deeds in this huge world-ignorance:

   Вот так идут её дела в громадном и невежественном этом мире:

Till the veil is lifted, till the night is dead,

Пока вуаль не поднята, пока ночь не мертва,

In light or dark she keeps her tireless search;

Она и в темноте, и в свете продолжает свой неутомимый поиск;

Time is her road of endless pilgrimage.

И Время — это путь её паломничества без конца.

One mighty passion motives all her works.

Одно могучее желанье-страсть даёт энергию для всех её работ.

Her eternal Lover is her action’s cause;

Причина всех её поступков — вечно существующий Любимый;

For him she leaped forth from the unseen Vasts

Ради него она решила прыгнуть из невидимых Просторов,

To move here in a stark unconscious world.

И двигаться в несознающем жёстком мире.

Its acts are her commerce with her hidden Guest,

Его (мира) дела — её торговля с этим скрытым Гостем,

His moods she takes for her heart’s passionate moulds;

Все настроения его она берёт как страстные движенья сердца;

In beauty she treasures the sunlight of his smile.

А в красоте хранит сияние лучей его улыбки.

Ashamed of her rich cosmic poverty,

Стыдясь своей космически богатой нищеты,

She cajoles with her small gifts his mightiness,

Она его могуществу льстит мелкими дарами,

Holds with her scenes his look’s fidelity

Своими сценами удерживает верность его взгляда

And woos his large-eyed wandering thoughts to dwell

И уговаривает большеглазые его блуждающие мысли жить

In figures of her million-impulsed Force.

В обличьях её Силы с миллионом импульсов.

Only to attract her veiled companion

Привлечь бы ближе скрытого товарища,

And keep him close to her breast in her world-cloak

Тесней прижать его к груди в её плаще-вселенной,

Lest from her arms he turn to his formless peace,

Чтоб он из рук её не повернул бы в свой бесформенный покой —

Is her heart’s business and her clinging care.

Её сердечные дела и цепкая забота.

Yet when he is most near, she feels him far.

Но, в тот момент, когда он очень близко к ней, она вдруг чувствует его далёким.

For contradiction is her nature’s law.

Противоречие — закон её природы.

Although she is ever in him and he in her,

И пусть она всё время в нём, а он — всё время в ней,

As if unaware of the eternal tie,

Как будто бы не ведая об этой вечной связи,

Her will is to shut God into her works

Она стремится Бога запереть в своих твореньях,

And keep him as her cherished prisoner

И там удерживать, как нежно охраняемого узника,

That never they may part again in Time.

Чтоб больше никогда они не разделялись меж собой во Времени.

A sumptuous chamber of the spirit’s sleep

Роскошную палату сновидений духа

At first she made, a deep interior room,

Вначале создала она, лежащую в глубинах внутреннюю залу,

Where he slumbers as if a forgotten guest.

Где дремлет он, как позабытый гость.

But now she turns to break the oblivious spell,

Но вот она решила повернуться, чтоб нарушить магию забвенья,

Awakes the sleeper on the sculptured couch;

И будит спящего с изваянного ложа;

She finds again the Presence in the form

Она находит вновь Присутствие во всякой форме

And in the light that wakes with him recovers

И в свете, просыпающемся вместе с ним, вновь открывает

A meaning in the hurry and trudge of Time,

Какой-то смысл в той трудной, торопливой, длительной дороге Времени,

And through this mind that once obscured the soul

И через этот ум, что прежде заслонял собою душу,

Passes a glint of unseen deity.

Проносит блеск невидимого божества.

Across a luminous dream of spirit-space

Так, через светлую мечту пространства духа

She builds creation like a rainbow bridge

Она выстраивает словно радужный высокий мост творение,

Between the original Silence and the Void.

Соединяя изначальное Безмолвие и Пустоту.

A net is made of the mobile universe;

Сеть создается из изменчивой вселенной;

She weaves a snare for the conscious Infinite.

Она вьёт для себя силки, чтобы поймать сознательную Бесконечность.

A knowledge is with her that conceals its steps

С ней знание, которое таит свои шаги

And seems a mute omnipotent Ignorance.

И кажется всесильным и немым Невежеством.

A might is with her that makes wonders true;

Есть у неё могущество, что превращает чудеса в реальность;

The incredible is her stuff of common fact.

Невероятное — её материал обычных фактов.

Her purposes, her workings riddles prove;

Её намеренья, её работы ставят нам загадки;

Examined, they grow other than they were,

Решённые, они становятся не тем, чем были,

Explained, they seem yet more inexplicable.

И объяснённые, они нам кажутся ещё необъяснимее.

Even in our world a mystery has reigned

И даже в нашем мире царствует мистерия,

Earth’s cunning screen of trivial plainness hides;

Что скрыта за искусною земной завесой тривиальной очевидности;

Her larger levels are of sorceries made.

А более широкие её слои — сотворены из волшебства.

There the enigma shows its splendid prism,

Загадка эта предстаёт роскошной призмой,

There is no deep disguise of commonness;

В тех уровнях нет плотной маски повседневности;

Occult, profound comes all experience,

Глубоким, сокровенным там приходит всякий опыт,

Marvel is ever new, miracle divine.

Как вечно новое, божественное чудо.

There is a screened burden, a mysterious touch,

Там есть и спрятанная ноша, и непостижимое касание,

There is a secrecy of hidden sense.

И тайна внутреннего смысла.

Although no earthen mask weighs on her face,

Хоть ни одна земная маска не отягощает лик её,

Into herself she flees from her own sight.

Она спасается самой себе от собственного взгляда.

All forms are tokens of some veiled idea

Все формы — это элементы скрытой под покровами идеи,

Whose covert purpose lurks from mind’s pursuit,

Чья истинная цель упрятана от поисков ума,

Yet is a womb of sovereign consequence.

Но всё же остаётся лоном высочайшего итога.

There every thought and feeling is an act,

Там каждая и мысль, и ощущение — есть действие,

And every act a symbol and a sign,

Любое действие там символ или знак,

And every symbol hides a living power.

А каждый символ под собой скрывает силу жизни.

A universe she builds from truths and myths,

Она возводит целую вселенную из истин или мифов,

But what she needed most she cannot build;

Но то, что ей нужней всего, построить ей не удаётся;

All shown is a figure or copy of the Truth,

Всё, что проявлено — лишь копия, лишь образ Истины,

But the Real veils from her its mystic face.

А настоящая реальность прячет от неё мистический свой лик.

All else she finds, there lacks eternity;

Она находит всё другое, упуская вечность;

All is sought out, but missed the Infinite.

Всё обнаружено и решено, но потерялась Бесконечность.

   A consciousness lit by a Truth above

   Сознанье, освещаемое Истиной с высоких планов ощущалось там;

Was felt; it saw the light but not the Truth:

Оно способно было видеть свет, но Истину не видело:

It caught the Idea and built from it a world;

Оно сумело уловить Идею, из которой выстроило мир;

It made an Image there and called it God.

Оно создало Образ и назвало это Богом.

Yet something true and inward harboured there.

Однако, что-то настоящее, лежащее внутри ещё скрывалось.

The beings of that world of greater life,

Так существа в том мире более высокой жизни,

Tenants of a larger air and freer space,

И обитатели той более широкой атмосферы, более свободного пространства,

Live not by the body or in outward things:

Живут не телом, не во внешних проявлениях:

A deeper living was their seat of self.

Жизнь более глубокая была опорою для духа.

In that intense domain of intimacy

В той напряжённой власти тесной близости

Objects dwell as companions of the soul;

Объекты существуют компаньонами души;

The body’s actions are a minor script,

Движенья тела там — второстепенный, малозначащий сценарий,

The surface rendering of a life within.

Поверхностная передача внутренних движений жизни.

All forces are Life’s retinue in that world

Все силы — это свита Жизни в этом мире,

And thought and body as her handmaids move.

А мысль и тело там играют роль её служанок.

The universal widenesses give her room:

Космическая широта даёт ей место:

All feel the cosmic movement in their acts

Все чувствуют вселенское движение в своих делах

And are the instruments of her cosmic might.

И служат инструментами её космического необъятного могущества.

Or their own self they make their universe.

И из самих себя они творят свою вселенную.

In all who have risen to a greater Life,

Всем, кто поднялся до великой Жизни,

A voice of unborn things whispers to the ear,

Там голос нерождённого нашёптывает в ухо,

To their eyes visited by some high sunlight

А взгляду посещаемому неким солнечным высоким светом

Aspiration shows the image of a crown:

Стремление показывает образ высшей власти:

To work out a seed that she has thrown within,

Чтоб прорастить зерно, которое она в них посадила,

To achieve her power in them her creatures live.

Достичь в себе её могущества, живут её создания.

Each is a greatness growing towards the heights

И каждый среди них — величие, растущее к высотам,

Or from his inner centre oceans out;

Иль океан, что изливается из внутреннего центра;

In circling ripples of concentric power

И во вращении пульсаций концентрической энергии

They swallow, glutted, their environment.

Они, пресыщенные, поглощают собственное окружение.

Even of that largeness many a cabin make;

Но даже ту огромность многие сжимают до размеров маленькой кабинки;

In narrower breadths and briefer vistas pent

Так, запертые в ограниченном дыхании и тесной перспективе,

They live content with some small greatness won.

Они живут, довольные каким-то малым завоёванным величием.

To rule the little empire of themselves,

Руководить и править маленькой империей самих себя,

To be a figure in their private world

Быть значимой фигурой в личном мире

And make the milieu’s joys and griefs their own

И делать радости и горести родных своими,

And satisfy their life-motives and life-wants

И утолять желания и импульсы их жизни —

Is charge enough and office for this strength,

Достаточная служба и забота этой силы,

A steward of the Person and his fate.

Служителя Персоны и её судьбы.

This was transition-line and starting-point,

То было пограничной линией и точкой старта,

A first immigration into heavenliness,

То было первой иммиграцией в божественные планы

For all who cross into that brilliant sphere:

Для всех, проникших в ту сверкающую сферу:

These are the kinsmen of our earthly race;

Там — родственники нашего земного человечества,

This region borders on our mortal state.

И этот регион граничит с нашим смертным состоянием.

   This wider world our greater movements gives,

   Тот более широкий мир рождает наши более великие движения,

Its strong formations build our growing selves;

Его могучие образования выстраивают наши вырастающие “я”;

Its creatures are our brighter replicas,

Его творения — улучшенные копии творений наших,

Complete the types we only initiate

Законченные типы для того, что мы лишь начинаем,

And are securely what we strive to be.

Которые определённо то, чем мы стремимся быть.

As if thought-out eternal characters,

Как хорошо продуманные, вечные характеры,

Entire, not pulled as we by contrary tides,

И цельные, не разрываемые противоположными теченьями как мы,

They follow the unseen leader in the heart,

Они идут за лидером незримом в сердце,

Their lives obey the inner nature’s law.

Их жизни подчиняются закону внутренней природы.

There is kept grandeur’s store, the hero’s mould;

Там сохраняется резерв величия и героический характер;

The soul is the watchful builder of its fate;

Душа — внимательный строитель собственной судьбы;

None is a spirit indifferent and inert;

И не бывает духа безразличного или инертного;

They choose their side, they see the god they adore.

На чьей быть стороне — они решили, они глядят собственного обожаемого бога.

A battle is joined between the true and false,

Завязывается борьба меж истиной и ложью,

A pilgrimage sets out to the divine Light.

К божественному Свету направляются паломники.

For even Ignorance there aspires to know

Там и Невежество стремится знать,

And shines with the lustre of a distant star;

Сияя как далёкая звезда;

There is a knowledge in the heart of sleep

Там знание лежит в глубокой сердцевине сна,

And Nature comes to them as a conscious force.

Природа к ним приходит как сознательная сила.

An ideal is their leader and their king:

Там идеал — их лидер и их царь:

Aspiring to the monarchy of the sun

Стремясь к монархии пылающего солнца,

They call in Truth for their high government,

Они зовут и просят Истину стать их высоким руководством,

Hold her incarnate in their daily acts

И постоянно воплощаться в повседневных их делах,

And fill their thoughts with her inspired voice

И наполнять их мысли вдохновляющими голосами,

And shape their lives into her breathing form,

И вкладывать их жизни в дышащую форму Истины,

Till in her sun-gold godhead they too share.

Пока они все тоже не вольются в  золотисто-солнечное божество её.

Or to the truth of Darkness they subscribe;

Однако, к правде Тьмы они способны присоединиться тоже;

Whether for Heaven or Hell they must wage war:

За Небеса, за Ад — они должны вести войну:

Warriors of Good, they serve a shining cause

Как воины Добра, они на службе у сияющей первопричины,

Or are Evil’s soldiers in the pay of Sin.

В другой момент они — солдаты Зла, на жалованьи у Греха.

For evil and good an equal tenure keep

Всё потому, что и добро, и зло имеют одинаковую власть

Wherever Knowledge is Ignorance’s twin.

Везде, где Знание близнец Невежества.

All powers of Life towards their godhead tend

Все силы Жизни направляются к их собственному божеству

In the wideness and the daring of that air,

В обширности и смелости той атмосферы,

Each builds its temple and expands its cult,

Там каждый строит собственный свой храм, распространяет собственный свой культ,

And Sin too there is a divinity.

И Грех там тоже божество.

Affirming the beauty and splendour of her law

Так, утверждая красоту и роскошь своего закона,

She claims life as her natural domain,

Она (богиня Греха) жизнь требует как собственную вотчину,

Assumes the world’s throne or dons the papal robe:

Присваивает трон вселенной или ходит в папской мантии:

Her worshippers proclaim her sacred right.

А почитатели провозглашают это всё её священным правом.

A red-tiaraed Falsehood they revere,

Они боготворят увенчанную красною тиарой Ложь,

Worship the shadow of a crooked God,

И поклоняясь, превозносят тень кривого Бога,

Admit the black Idea that twists the brain

Согласны с чёрною Идеей, что скручивает мозг,

Or lie with the harlot Power that slays the soul.

Или лежат с развратной Силой, убивая душу.

A mastering virtue statuesques the pose,

Там добродетель, став у власти, застывает монументом в этой позе,

Or a Titan passion goads to a proud unrest:

А страсть Титана гонит к горделивому волнению:

At Wisdom’s altar they are kings and priests

Пред алтарями Мудрости они — цари, жрецы,

Or their life a sacrifice to an idol of Power.

Или их жизни — жертва идолу Могущества.

Or Beauty shines on them like a wandering star;

Или блуждающей звездой сияет Красота над ними;

Too far to reach, passionate they follow her light;

Пускай она недостижима далека, они, наполненные страстью, следуют за этим светом;

In Art and life they catch the All-Beautiful’s ray

Они улавливают в жизни и Искусстве луч божественного Все-Прекрасного

And make the world their radiant treasure house:

И превращают мир в своё хранилище лучащихся сокровищ:

Even common figures are with marvel robed;

В нём даже самые обыденные образы облачены в чудесное;

A charm and greatness locked in every hour

Величие, очарованье в каждом часе будят радость,

Awakes the joy which sleeps in all things made.

Что спит во всякой сотворённой вещи.

A mighty victory or a mighty fall,

Могучая победа или же могучее падение,

A throne in heaven or a pit in hell,

Трон в небе или яма в преисподней,

The dual Energy they have justified

Они оправдывали двойственную ту Энергию

And marked their souls with her tremendous seal:

И помечали собственные души страшною её печатью:

Whatever Fate may do to them they have earned;

И что бы им Судьба не сделала, они то заслужили;

Something they have done, something they have been, they live.

Они сумели что-то сделать, чем-то быть, они живут.

There Matter is soul’s result and not its cause.

Материя там — следствие души, а не её причина.

In a contrary balance to earth’s truth of things

В балансе, противоположном истине земных вещей,

The gross weighs less, the subtle counts for more;

Всё грубое там весит меньше, тонкое идёт как дорогое;

On inner values hangs the outer plan.

На внутренней системе ценностей подвешен внешний план.

As quivers with the thought the expressive word,

И как трепещет мыслью выразительное слово,

As yearns the act with the passion of the soul

Как действие тоскует страстностью души,

This world’s apparent sensible design

Так явный ощутимый замысел вселенной

Looks vibrant back to some interior might.

Оглядывается с дрожью на могущество внутри.

A Mind not limited by external sense

Не ограниченный поверхностным и внешним ощущеньем Ум,

Gave figures to the spirit’s imponderables,

Неуловимое, пришедшее от духа, наделял фигурами,

The world’s impacts without channels registered

Без видимых каналов регистрировал толчки, идущие от мира,

And turned into the body’s concrete thrill

И превращал в конкретные телесные вибрации

The vivid workings of a bodiless Force;

Живое действо бестелесной Силы;

Powers here subliminal that act unseen

Энергии, здесь подсознательные, что работают незримо,

Or in ambush crouch waiting behind the wall

Или припав к земле, сидят в засаде,

Came out in front uncovering their face.

Там выходили на передний план и раскрывали лик.

The occult grew there overt, the obvious kept

Оккультное там становилось неприкрытым,

A covert turn and shouldered the unknown;

А очевидное хранило скрытый поворот, на плечи взваливая неизвестное;

The unseen was felt and jostled visible shapes.

Незримое там было ощутимым и теснило видимые формы.

In the communion of two meeting minds

В общении двух повстречавшихся умов,

Thought looked at thought and had no need of speech;

Мысль вглядывалась в мысль и не нуждалась в речи;

Emotion clasped emotion in two hearts,

Одна эмоция с эмоцией другою обнималась в двух сердцах,

They felt each other’s thrill in the flesh and nerves

И ощущала трепетание другого в нервах, в плоти,

Or melted each in each and grew immense

Или друг в друге растворялась, становилась чем-то необьятным,

As when two houses burn and fire joins fire:

Как если бы горели два соседних дома, и один огонь сливался бы с другим:

Hate grappled hate and love broke in on love,

Сцеплялись ненависть и ненависть, любовь врывалась внутрь любви,

Will wrestled with will on mind’s invisible ground;

Боролась воля с волей на незримом основании ума;

Others’ sensations passing through like waves

И ощущения других, как волны проходя насквозь,

Left quivering the subtle body’s frame,

Свою вибрацию оставив тонком теле,

Their anger rushed galloping in brute attack,

Их гнев галопом нёсся в жесточайшую атаку,

A charge of trampling hooves on shaken soil;

Дробя копытами трясущуюся землю;

One felt another’s grief invade the breast,

Там каждый чувствовал сжимающее грудь страдание одних,

Another’s joy exulting ran through the blood:

Восторженную радость у других, бежавшую в крови:

Hearts could draw close through distance, voices near

Сердца  могли тянуться через расстояния, а голоса приблизить

That spoke upon the shore of alien seas.

Слова, что говорились на далёких берегах чужих морей.

There beat a throb of living interchange:

В том царстве бился пульс взаимного обмена жизни:

Being felt being even when afar

Там существо могло почувствовать другое существо издалека,

And consciousness replied to consciousness.

Сознанье отвечало напрямик сознанию.

And yet the ultimate oneness was not there.

Но всё же совершенного единства не было пока.

There was a separateness of soul from soul:

Существовала отделённость душ:

An inner wall of silence could be built,

Там можно было выстроить внутри стену молчания,

An armour of conscious might protect and shield;

Броня сознания могла там защищать и заслонять,

The being could be closed in and solitary;

И существо могло закрыться и уединиться,

One could remain apart in self, alone.

И можно было жить особняком, в самом себе.

Identity was not yet nor union’s peace.

Отождествленье не было ещё покоем единения.

All was imperfect still, half-known, half-done:

Всё оставалось полупонятым, несовершенным, полусделанным:

The miracle of Inconscience overpassed,

То чудо Несознания, которое сумели превзойти,

The miracle of the Superconscient still,

То чудо тихого покоя Сверхсознания,

Unknown, self-wrapped, unfelt, unknowable,

Неведомое и укутанное в самого себя, неощутимое, непознаваемое,

Looked down on them, origin of all they were.

Смотрело вниз на них, источник для всего, чем были здесь они.

As forms they came of the formless Infinite,

Они спускались вниз как формы из бесформенного Бесконечного,

As names lived of a nameless Eternity.

И жили именами безымянной Вечности.

The beginning and the end were there occult;

Оккультны были там начало и конец;

A middle term worked unexplained, abrupt:

Необъяснимо и внезапно действовало то, что посредине:

They were words that spoke to a vast wordless Truth,

Они существовали как слова, что говорили с широтой беззвучной Истины,

They were figures crowding an unfinished sum.

Как образы, что наполняли незаконченный итог.

None truly knew himself or knew the world

Никто по-настоящему не знал ни мира, ни себя,

Or the Reality living there enshrined:

Ни той живой Реальности, которую они лелеяли:

Only they knew what Mind could take and build

Они познали только то, что Ум сумел принять и выстроить,

Out of the secret Supermind’s huge store.

Взяв из огромного запаса тайного Сверхразума.

A darkness under them, a bright Void above,

Под ними — тьма, над головой — сияющая Пустота,

Uncertain they lived in a great climbing Space;

И неопределённость жизни в том великом, уходящем ввысь Пространстве;

By mysteries they explained a Mystery,

Они мистерию пытались объяснить мистериями,

A riddling answer met the riddle of things.

Загадочным ответом отвечали на загадку всех вещей.

As he moved in this ether of ambiguous life,

Пока он (Ашвапати) проходил через эфир двусмысленной, неясной жизни,

Himself was soon a riddle to himself;

Он сам скорее был загадкой для себя;

As symbols he saw all and sought their sense.

Он видел всё как символы, старался отыскать их смысл.

   Across the leaping springs of death and birth

   Сквозь бьющие ключом источники рождения и смерти,

And over shifting borders of soul-change,

Переходя подвижные границы изменения души,

A hunter on the spirit’s creative track,

Он, как охотник, шёл по созидающей дороге духа,

He followed in life’s fine and mighty trails

Отыскивал прекрасный, полный сил след жизни,

Pursuing her sealed formidable delight

Преследуя её огромный, но скрываемый восторг

In a perilous adventure without close.

В опасном приключеньи без конца.

At first no aim appeared in those large steps:

Сначала никакой понятной цели не сквозило в тех больших шагах:

Only the wide source he saw of all things here

Он видел лишь обширнейший источник всех вещей,

Looking towards a wider source beyond.