Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book Two

Книга  Вторая

THE BOOK OF THE TRAVELLER OF THE WORLDS

КНИГА ПУТЕШЕСТВЕННИКА ПО МИРАМ

Canto XI

Песня XI

THE KINGDOMS AND GODHEADS

ЦАРСТВА И БОЖЕСТВА

OF THE GREATER MIND

БОЛЕЕ ВЕЛИКОГО УМА

There ceased the limits of the labouring Power.

Ушли ограниченья труженицы Силы.

But being and creation cease not there.

Однако бытиё, творенье не исчезли.

For Thought transcends the circles of mortal mind,

Поскольку Мысль выходит за пределы смертного ума,

It is greater than its earthly instrument:

Она гораздо больше своего земного инструмента:

The godhead crammed into mind’s narrow space

И словно божество, что втискивают в тесное ментальное пространство

Escapes on every side into some vast

Она бежит в любую сторону, в любой простор,

That is a passage to infinity.

Способный стать проходом в бесконечность.

It moves eternal in the spirit’s field,

Мысль вечно движется в духовной сфере,

A runner towards the far spiritual light,

Она — бегун, чья цель — божественный далёкий свет,

A child and servant of the spirit’s force.

Она дитя, служанка силы духа.

But mind too falls back from a nameless peak.

Но ум, бывает, тоже падает с неописуемых вершин.

His being stretched beyond the sight of Thought.

Всё существо в нём (Ашвапати) устремилось за пределы взора Мысли.

For the spirit is eternal and unmade

Дух — это вечное и он несотворён,

And not by thinking was its greatness born,

И не мышленьем было рождено его величие,

And not by thinking can its knowledge come.

И не мышлением может знание к нему придти.

It knows itself and in itself it lives,

Он знает самого себя, живёт в самом себе,

It moves where no thought is nor any form.

Он двигается там, где нет ни форм, ни мысли.

Its feet are steadied upon finite things,

Стопами опирается он на конечное,

Its wings can dare to cross the Infinite.

Его крыла дерзают пролетать сквозь Бесконечное.

Arriving into his ken a wonder space

Плывущее к нему (Ашвапати) чудесное пространство

Of great and marvellous meetings called his steps,

Великих, поражающих воображенье встреч, звало его шаги

Where Thought leaned on a Vision beyond thought

Туда, где Мысль нашла опору в Видении за пределом мысли

And shaped a world from the Unthinkable.

И формирует из Немыслимого мир.

On peaks imagination cannot tread,

На пиках гор, куда воображенью не добраться,

In the horizons of a tireless sight,

На самом горизонте, видимом неутомимым оком,

Under a blue veil of eternity

Под голубой вуалью вечности

The splendours of ideal Mind were seen

Сияла роскошь идеального Ума,

Outstretched across the boundaries of things known.

Что протянулся за границы нам известного.

Origin of the little that we are,

Источник для той малости, чем мы являемся,

Instinct with the endless more that we must be,

И полный бесконечно большим, чем мы стать должны,

A prop of all that human strength enacts,

Опора для всего, на что способна человеческая сила,

Creator of hopes by earth unrealised,

Творец надежд, ещё не воплощённых нашею землёю,

It spreads beyond the expanding universe;

Он протянулся за пределы расширяющейся в бесконечности вселенной;

It wings beyond the boundaries of Dream,

Он улетает за ограничения Мечты,

It overtops the ceiling of life’s soar.

Он превосходит потолок паренья жизни.

Awake in a luminous sphere unbound by Thought,

И пробуждаясь в светлых областях, свободный от ограничений Мысли,

Exposed to omniscient immensities,

Открывшийся всезнающим безмерностям,

It casts on our world its great crowned influences,

Бросает он в наш мир свои великие, венчающие всё влияния,

Its speed that outstrips the ambling of the hours,

И скорость, обгоняющую наш неторопливый шаг часов,

Its force that strides invincibly through Time,

И силу, что идёт непобедимо через Время,

Its mights that bridge the gulf twixt man and God,

Могущества, мостом перекрывающие пропасть меж людьми и Богом,

Its lights that combat Ignorance and Death.

Огни, которые сражаются с Невежеством и Смертью.

In its vast ambit of ideal Space

В его безбрежном царстве идеального Пространства,

Where beauty and mightiness walk hand in hand,

Где красота и мощь идут рука в руке,

The Spirit’s truths take form as living Gods

И правда Духа принимает облики живых Богов,

And each can build a world in its own right.

И каждый Бог способен возвести свой мир в пределах своего влияния.

In an air which doubt and error cannot mark

В той атмосфере где ошибка и сомнение

With the stigmata of their deformity,

Не могут наследить своими пятнами уродства,

In communion with the musing privacy

В общеньи с размышляющим уединеньем истины

Of a truth that sees in an unerring light

Что видит в безошибочном и ясном свете,

Where the sight falters not nor wanders thought,

И где не дрогнет взгляд, не отклонится мысль,

Exempt from our world’s exorbitant tax of tears,

Свободные от непомерной ноши слёз, рыданий в нашем мире,

Dreaming its luminous creations gaze

Его высокие и озарённые творения, мечтая, всматриваются

On the Ideas that people eternity.

В Идеи, населяющие вечность.

In a sun-blaze of joy and absolute power

И в солнечном сияньи радости и абсолютного могущества

Above the Masters of the Ideal throne

Над ними царствуют Владыки Идеального

In sessions of secure felicity,

В собраниях уверенного счастья,

In regions of illumined certitude.

В районах озарённой несомненности.

Far are those realms from our labour and yearning and call,

Те сферы далеки от нашего труда, стремления и зова,

Perfection’s reign and hallowed sanctuary

Благословенное убежище и царство совершенства

Closed to the uncertain thoughts of human mind,

Закрыто для колеблющихся мыслей нашего ума,

Remote from the turbid tread of mortal life.

Отдалено от путаного шага смертной жизни.

But since our secret selves are next of kin,

Но так как наши тайные и внутренние “я” подобны самым близким и родным,

A breath of unattained divinity

Дыханье недостигнутой ещё божественности

Visits the imperfect earth on which we toil;

Спускается на полную несовершенства землю, где мы трудимся;

Across a gleaming ether’s golden laugh

Сквозь золотистый смех блестящего эфира

A light falls on our vexed unsatisfied lives,

Нисходит свет на наши раздражённые и недовольные всем жизни,

A thought comes down from the ideal worlds

Из идеальных царств спускается вниз мысль

And moves us to new-model even here

И даже здесь нас побуждает заново лепить

Some image of their greatness and appeal

Какой-то образ их величия, призыва

And wonder beyond the ken of mortal hope.

И чуда за пределами надежды смертных.

Amid the heavy sameness of the days

Среди тяжёлого однообразия обычных дней

And contradicted by the human law,

И отрицаемая всем людским законом,

A faith in things that are not and must be

Надежда, вера в то, чего здесь нет, но что должно здесь быть,

Lives comrade of this world’s delight and pain,

Живёт как друг мучения и наслажденья мира,

The child of the secret soul’s forbidden desire

Дитя запретного желанья скрытой в глубине души,

Born of its amour with eternity.

Рождённое от тайного её романа с вечностью.

Our spirits break free from their environment;

Наш дух стремится вырваться из собственного окружения;

The future brings its face of miracle near,

Грядущее подносит ближе лик своих чудес,

Its godhead looks at us with present eyes;

Его божественность глядит на нас глазами настоящего;

Acts deemed impossible grow natural;

Дела, которые казались невозможными, становятся естественными;

We feel the hero’s immortality;

Мы чувствуем бессмертие героя;

The courage and the strength death cannot touch

Отвага, сила, до которых смерть не может дотянуться,

Awake in limbs that are mortal, hearts that fail;

Отныне просыпаются в телах, что смертны и в сердцах, что терпят неудачу;

We move by the rapid impulse of a will

Нас движет быстрый импульс воли,

That scorns the tardy trudge of mortal time.

Что презирает медленную, трудную дорогу в смертном времени.

These promptings come not from an alien sphere:

Все эти побуждения приходят не из чуждых сфер:

Ourselves are citizens of that mother State,

Мы — граждане своей родной Страны,

Adventurers, we have colonised Matter’s night.

Мы ищем приключения, мы заселили ночь Материи.

But now our rights are barred, our passports void;

Сейчас, однако, перекрыты наши все права и паспорта лишились силы;

We live self-exiled from our heavenlier home.

Теперь живём, изгнав самих себя из нашего небесного жилища.

An errant ray from the immortal Mind

И странствующий луч бессмертного Ума

Accepted the earth’s blindness and became

Приняв земную слепоту

Our human thought, servant of Ignorance.

Стал нашей человеческою мыслью, стал слугой Невежества.

An exile, labourer on this unsure globe

Изгой, чернорабочий на колеблющейся, неуверенной планете,

Captured and driven in Life’s nescient grasp,

Пленённый и ведомый в несознательных объятьях Жизни,

Hampered by obscure cell and treacherous nerve,

Зажатый в тёмных клетках, вероломных нервах,

It dreams of happier states and nobler powers,

Мечтает он о более счастливых состояниях и благородных силах,

The natural privilege of unfallen gods,

Врождённой привилегии богов, не знающих падения,

Recalling still its old lost sovereignty.

И всё ещё зовёт назад свою утраченную независимость.

Amidst earth’s mist and fog and mud and stone

Среди земных туманов, мглы, камней, грязи

It still remembers its exalted sphere

Он помнит до сих пор свою восторженную область,

And the high city of its splendid birth.

Высокий город своего великолепного рождения.

A memory steals in from lost heavens of Truth,

Украдкой входит память из потерянной небесной сферы Истины,

A wide release comes near, a Glory calls,

Широкое освобожденье подступает ближе, призывает Слава,

A might looks out, an estranged felicity.

Проглядывает мощь и отдалённое, пока что, счастье.

In glamorous passages of half-veiled light

Блуждая в тусклых переходах полускрытого завесой света,

Wandering, a brilliant shadow of itself,

Подобно яркой тени самого себя,

This quick uncertain leader of blind gods,

Сомнительный, спешащий проводник слепых богов,

This tender of small lamps, this minister serf

Фонарщик маленьких светильников, министр-крепостной,

Hired by a mind and body for earth-use

Что нанят телом и умом для нужд земли,

Forgets its work mid crude realities;

Столкнувшись с грубою реальностью, он забывает о своей работе;

It recovers its renounced imperial right,

Он восстанавливает заново свои забытые верховные права,

It wears once more a purple robe of thought

Он снова носит пурпурную тогу мысли

And knows itself the Ideal’s seer and king,

И узнает в себе провидца Идеала и царя,

Communicant and prophet of the Unborn,

Глашатая, пророка Нерождённого,

Heir to delight and immortality.

Наследника восторга и бессмертия.

All things are real that here are only dreams,

Всё там реально, что для нас здесь — лишь мечты,

In our unknown depths sleeps their reserve of truth,

В непознанных глубинах наших спит резерв их истины,

On our unreached heights they reign and come to us

Они царят на недостигнутых ещё вершинах и приходят к нам

In thought and muse trailing their robes of light.

В раздумьи, в мысли, принося с собою одеяния из света.

But our dwarf will and cold pragmatic sense

Но наша воля карликов, холодный прагматичный здравый смысл

Admit not the celestial visitants:

Не принимают тех небесных посетителей:

Awaiting us on the Ideal’s peaks

Нас ожидая на высоких пиках Идеального,

Or guarded in our secret self unseen

Незримо охраняемые в нашем тайном “я”,

Yet flashed sometimes across the awakened soul,

И всё же иногда сверкая через пробуждение души,

Hide from our lives their greatness, beauty, power.

Они скрывают красоту свою, величие, могущество от наших жизней.

Our present feels sometimes their regal touch,

Бывает, наше настоящее способно ощутить их царское касание,

Our future strives towards their luminous thrones:

А наше будущее устремляется к их светлым тронам:

Out of spiritual secrecy they gaze,

Они внимательно глядят на нас из тайны духа,

Immortal footfalls in mind’s corridors sound:

И их бессмертные шаги слышны из коридоров нашего ума:

Our souls can climb into the shining planes,

Душа в нас может подниматься в их сияющие планы,

The breadths from which they came can be our home.

Просторы, из которых прибыли они, способны стать и нашим домом тоже.

His privilege regained of shadowless sight

Вернув себе обратно привилегию отчётливого виденья,

The Thinker entered the immortals’ air

Мыслитель (Ашвапати) оказался в воздухе бессмертных

And drank again his pure and mighty source.

И снова пил из своего могучего и чистого источника.

Immutable in rhythmic calm and joy

Он оставался незатронутым средь ритмов радости и тишины,

He saw, sovereignly free in limitless light,

И видел, полновластный и свободный, в безграничном свете,

The unfallen planes, the thought-created worlds

Не знавшие паденья планы, мыслью сотворённые миры,

Where Knowledge is the leader of the act

Где Знанье управляет действием,

And Matter is of thinking substance made,

Материя вся сделана из мыслящей субстанции,

Feeling, a heaven-bird poised on dreaming wings,

А чувство, птица из небес, паря на распростёршихся крылах мечты,

Answers Truth’s call as to a parent’s voice,

Призыву Истины внимает как родительскому голосу,

Form luminous leaps from the all-shaping beam

Светящаяся форма прыгает из формирующего всё луча,

And Will is a conscious chariot of the Gods,

И Воля, ставшая сознательною колесницею Богов,

And Life, a splendour stream of musing Force,

И Жизнь — роскошное теченье думающей Силы

Carries the voices of the mystic Suns.

Приносят голоса мистичных Солнц.

A happiness it brings of whispered truth;

Приходит счастье тихого шептанья истины;

There runs in its flow honeying the bosom of Space

Бегут, потоком мёда заполняя грудь Пространства,

A laughter from the immortal heart of Bliss,

Смех из бессмертной сердцевины вечного Блаженства,

And the unfathomed Joy of timelessness,

Бездонные глубины Радости безвременья,

The sound of Wisdom’s murmur in the Unknown

Журчащий голос Мудрости в Неведомом,

And the breath of an unseen Infinity.

Дыхание незримой Бесконечности.

In gleaming clarities of amethyst air

В сверкающей прозрачности той атмосферы в аметистовых тонах

The chainless and omnipotent Spirit of Mind

Свободный от оков, всесильный Дух Ума

Brooded on the blue lotus of the Idea.

Неторопливо размышлял на синем лотосе Идеи.

A gold supernal sun of timeless Truth

Божественное золотое солнце Истины вне времени

Poured down the mystery of the eternal Ray

Вниз изливало тайну вечного Луча

Through a silence quivering with the word of Light

Сквозь тишину, трепещущую словом Света

On an endless ocean of discovery.

На бесконечный океан открытия.

Far-off he saw the joining hemispheres.

А вдалеке он (Ашвапати) видел две соединявшиеся полусферы.

On meditation’s mounting edge of trance

На горном гребне транса медитации

Great stairs of thought climbed up to unborn heights

Великие ступени мысли поднимались к нерождённым пикам,

Where Time’s last ridges touch eternity’s skies

Где Времени последние гряды касаются небесных планов вечности

And Nature speaks to the spirit’s absolute.

И где Природа разговаривает с абсолютом духа.

   A triple realm of ordered thought came first,

   В начале шло тройное царство упорядоченной мысли,

A small beginning of immense ascent:

Как скромный старт безмерного подъёма:

Above were bright ethereal skies of mind,

Над ним сияли яркие эфирные слои небес ума,

A packed and endless soar as if sky pressed sky

Уложенные, бесконечно воспаряющие и теснящие друг друга,

Buttressed against the Void on bastioned light;

С опорою на бастионы света против Пустоты;

The highest strove to neighbour eternity,

Там высочайшее стремилось подойти к соседней вечности,

The largest widened into the infinite.

Там широчайшее распространялось в бесконечность.

But though immortal, mighty and divine,

Однако, пусть бессмертные, божественные и могучие,

The first realms were close and kin to human mind;

Все эти царства были родственны, близки для нашего ума;

Their deities shape our greater thinking’s roads,

Их божества прокладывают путь высоким нашим мыслям,

A fragment of their puissance can be ours:

И часть их силы может быть и нашей:

These breadths were not too broad for our souls to range,

Их широта не слишком широка перед размахом наших душ,

These heights were not too high for human hope.

Их высота не слишком высока для человеческой надежды.

A triple flight led to this triple world.

Тройной полет ведёт к тому тройному миру.

Although abrupt for common strengths to tread,

Хотя и трудный, чтоб взбираться на него при помощи обычных сил,

Its upward slope looks down on our earth-poise:

Его идущий ввысь наклон взирал на наше равновесие земное сверху:

On a slant not too precipitously steep

На склоне, что не слишком был отвесным и крутым,

One could turn back travelling deep descending lines

Глубокие, идущие вниз линии, способны были повернуть свой путь назад,

To commune with the mortal’s universe.

Чтоб побеседовать с вселенной смертных.

The mighty wardens of the ascending stair

Могучие смотрители идущей в выси лестницы,

Who intercede with the all-creating Word,

Посредники все-созидающего Слова,

There waited for the pilgrim heaven-bound soul;

Здесь ждали пилигрима, к небесам привязанную душу;

Holding the thousand keys of the Beyond

Владея тысячью ключами к Запредельному,

They proffered their knowledge to the climbing mind

Они свои познанья предлагали восходящему уму

And filled the life with Thought’s immensities.

И наполняли жизнь безмерностями Мысли.

The prophet hierophants of the occult Law,

Пророки и жрецы оккультного Закона,

The flame-bright hierarchs of the divine Truth,

И яркие, как пламя, иерархи Истины небес,

Interpreters between man’s mind and God’s,

Переводя ум Бога на язык ума людей,

They bring the immortal fire to mortal men.

Они огонь бессмертного приносят смертным людям.

Iridescent, bodying the invisible,

Играя красками, и воплощая мир незримого,

The guardians of the Eternal’s bright degrees

Хранители сверкающих ступеней Вечного

Fronted the Sun in radiant phalanxes.

Стояли перед Солнцем лучезарными фалангами.

Afar they seemed a symbol imagery,

Издалека они казались символическими образами,

Illumined originals of the shadowy script

И озарёнными источниками призрачного манускрипта,

In which our sight transcribes the ideal Ray,

В котором наше виденье пытается прочесть Луч идеала,

Or icons figuring a mystic Truth,

Или картинками, что представляют нам мистическую Истину,

But, nearer, Gods and living Presences.

Но ближе — виделись Богами и ожившими Присутствиями.

A march of friezes marked the lowest steps;

Полоскою бордюров отделялись низшие ступени;

Fantastically ornate and richly small,

На тех роскошно небольших ступенях, с фантастическим орнаментом,

They had room for the whole meaning of a world,

Нашлось пространство и для смысла мира в целом,

Symbols minute of its perfection’s joy,

И для сиюминутных символов, несущих радость совершенства,

Strange beasts that were Nature’s forces made alive

И для диковинных зверей — оживших сил Природы,

And, wakened to the wonder of his role,

И для, проснувшегося к осознанию своей чудесной роли, человека,

Man grown an image undefaced of God

Растущего в неискаженный образ Бога,

And objects the fine coin of Beauty’s reign;

И для вещей, что стали полновесною монетой царства Красоты;

But wide the terrains were those levels serve.

Но между тем, широким областям служили эти уровни.

In front of the ascending epiphany

Перед лицом растущего богоявления,

World-Time’s enjoyers, favourites of World-Bliss,

Вкушавшие Мир Времени, входящие как фавориты в Мир Блаженства,

The Masters of things actual, lords of the hours,

Властители реального, хозяева часов,

Playmates of youthful Nature and child God,

Друзья по играм молодой Природы и ребёнка-Бога,

Creators of Matter by hid stress of Mind

Творцы Материи замаскированным давлением Ума,

Whose subtle thoughts support unconscious Life

Чьё тонкое мышление поддерживает бессознательную Жизнь,

And guide the fantasy of brute events,

Руководит фантазией простых событий,

Stood there, a race of young keen-visioned gods,

Стояли расой юных остро видящих богов,

King-children born on Wisdom’s early plane,

Детьми-царями, что родились в изначальном плане Мудрости,

Taught in her school world-making’s mystic play.

И изучали в школе Мудрости мистическую скрытую игру творенья мира.

Archmasons of the eternal Thaumaturge,

Архимасоны вечного Магистра,

Moulders and measurers of fragmented Space,

Дизайнеры и землемеры фрагментарного Пространства,

They have made their plan of the concealed and known

Свой план известного или сокрытого

A dwelling-house for the invisible king.

Отныне сделали жилищем для незримого царя.

Obeying the Eternal’s deep command

И слушаясь глубоких указаний Вечного,

They have built in the material front of things

Они в материальный, внешний лик вещей

This wide world-kindergarten of young souls

Сумели встроить наш широкий мир — детсад для юных душ,

Where the infant spirit learns through mind and sense

Где учат молодой незрелый дух при помощи ума и чувств

To read the letters of the cosmic script

По буквам разбирать вселенский почерк,

And study the body of the cosmic self

Исследовать основу для космического “я”,

And search for the secret meaning of the whole.

Искать сокрытый тайный смысл для целого.

To all that Spirit conceives they give a mould;

Для всех вещей, которые придумал Дух, они находят форму;

Persuading Nature into visible moods

Склонив Природу к зримым настроениям,

They lend a finite shape to infinite things.

Они дают конечный образ бесконечному.

Each power that leaps from the Unmanifest

Любую силу, прыгающую из Непроявленного,

Leaving the largeness of the Eternal’s peace

Оставив широту покоя Вечного,

They seized and held by their precisian eye

Они хватают и удерживают педантичным взглядом

And made a figurante in the cosmic dance.

И делают статисткою космического танца.

Its free caprice they bound by rhythmic laws

Они её свободные капризы ограничивают правилами ритма

And compelled to accept its posture and its line

И заставляют в нужной позе встать на нужный ряд

In the wizardry of an ordered universe.

В их колдовстве налаженной вселенной.

The All-containing was contained in form,

Сам Все-объемлющий был помещён в одну из форм,

Oneness was carved into units measurable,

Единство разложили на отдельные и измеряемые единицы,

The limitless built into a cosmic sum:

Свели в космическую сумму беспредельное:

Unending Space was beaten into a curve,

Разбили на кривые бесконечное Пространство,

Indivisible Time into small minutes cut,

Неразделяемое Время раскроили на короткие минуты,

The infinitesimal massed to keep secure

Собрали в массу бесконечно малое, чтоб в нём надёжно сохранить

The mystery of the Formless cast into form.

Мистерию Бесформенного, брошенного в форму.

Invincibly their craft devised for use

Их мастерство непобедимо строило, изобретало ради пользы

The magic of sequent number and sign’s spell,

И чары символов, и магию идущих по порядку чисел,

Design’s miraculous potency was caught

Ухватывало чудодейственную силу замысла,

Laden with beauty and significance

Наполненного красотой и смыслом;

And by the determining mandate of their gaze

Мандат их видения мира,

Figure and quality equating joined

Определяло внешний вид и внутреннее качество,

In an inextricable identity.

Уравнивал и всё соединял в неразделимое единство.

On each event they stamped its curves of law

В любом событии они впечатывали линию его закона

And its trust and charge of burdened circumstance;

Его задачу, бремя трудных обстоятельств;

A free and divine incident no more

Оно не стало в каждый миг желать

At each moment willed or adventure of the soul,

Свободной и божественной случайности и приключения души,

It lengthened a fate-bound mysterious chain,

Оно лишь удлиняло некую определённую судьбой таинственную цепь,

A line foreseen of an immutable plan,

Предвиденную линию неизменяемого плана,

One step more in Necessity’s long march.

Очередной шаг в долгом путешествии Необходимости.

A term was set for every eager Power

Был выставлен предел для каждой устремлённой Силы,

Restraining its will to monopolise the world,

Чтоб ограничить их желанье монополизировать весь мир,

A groove of bronze prescribed for force and act

Предписывая действиям и силам бронзовую колею,

And shown to each moment its appointed place

В любой момент показывая заданное место,

Forewilled inalterably in the spiral

И неизменно предопределяя в той спирали

Huge Time-loop fugitive from eternity.

Огромнейшую петлю Времени, сбежавшую из вечности.

Inevitable their thoughts like links of Fate

Их мысли неизбежны как связующая цепь Судьбы,

Imposed on the leap and lightning race of mind

Что наложила на прыжок, молниеносный бег ума,

And on the frail fortuitous flux of life

На хрупкое случайное теченье жизни,

And on the liberty of atomic things

И на свободу неделимых сущностей

Immutable cause and adamant consequence.

Свои несокрушимые последствия и непреложные причины.

Idea gave up the plastic infinity

Идея, отказавшись от пластичной бесконечности,

To which it was born and now traced out instead

Ради которой некогда здесь родилась, взамен сейчас лишь порождала

Small separate steps of chain-work in a plot:

Отдельные короткие шаги цепи работ в каком-то замысле:

Immortal once, now tied to birth and end,

Когда-то бывшее бессмертным, но сейчас привязанное к смерти и рождению,

Torn from its immediacy of errorless sight,

И вырванное из спонтанности прямого безошибочного виденья,

Knowledge was rebuilt from cells of inference

Всё знание отныне выводилось из ячеек умозаключений

Into a fixed body flasque and perishable;

И стало жёсткою основой, дряблой и непрочной;

Thus bound it grew, but could not last and broke

Оно росло в тех рамках, но не сохраняясь, разрушалось,

And to a new thinking’s body left its place.

Освобождая место для основы нового мышления.

A cage for the Infinite’s great-eyed seraphim Thoughts

Так клетка с большеглазым серафимом Мыслей Бесконечного

Was closed with a criss-cross of world-laws for bars

Была закрыта накрест, как засовами, законами земного мира,

And hedged into a curt horizon’s arc

И отгорожено дугою ограниченного горизонта

The irised vision of the Ineffable.

Искрящееся виденье Невыразимого.

A timeless Spirit was made the slave of the hours;

Так Дух вне времени здесь стал рабом часов;

The Unbound was cast into a prison of birth

А Безграничность бросили в тюрьму рождения,

To make a world that Mind could grasp and rule.

Чтоб мир стал тем, что Ум способен понимать и чем мог править.

On an earth which looked towards a thousand suns,

И на земле, смотревшую на тысячу сиявших солнц,

That the created might grow Nature’s lord

Чтоб это сотворённое могущество могло бы стать хозяином Природы,

And Matter’s depths be illumined with a soul

Чтоб глубина Материи была б озарена душой,

They tied to date and norm and finite scope

Они связали сроком, нормой и конечными пределами

The million-mysteried movement of the One.

Движенье миллионов тайн Единого.

Above stood ranked a subtle archangel race

А выше выстроилась раса тонких проницательных архангелов

With larger lids and looks that searched the unseen.

С широкими очами, с взглядом, ищущим незримое.

A light of liberating knowledge shone

И свет освобождающего знания сиял

Across the gulfs of silence in their eyes;

В их взгляде через бездны тишины;

They lived in the mind and knew truth from within;

Они способны были жить в уме и знали правду изнутри;

A sight withdrawn in the concentrated heart

Их взгляд, уйдя в сосредоточенное сердце,

Could pierce behind the screen of Time’s results

Мог проникать за ширму результатов Времени,

And the rigid cast and shape of visible things.

За жёсткие слепки и формы видимых вещей.

All that escaped conception’s narrow noose

Всё то, что не ухватывали узкие силки понятий,

Vision descried and gripped; their seeing thoughts

Ловил, распознавал их взгляд;

Filled in the blanks left by the seeking sense.

Их видящие мысли дополняли то, что пропускало ищущее чувство.

High architects of possibility

Живущие в высоких царствах архитекторы возможного,

And engineers of the impossible,

И инженеры невозможного,

Mathematicians of the infinitudes

Алгебраисты бесконечностей

And theoricians of unknowable truths,

И теоретики непостижимых истин,

They formulate enigma’s postulates

Они выстраивают постулаты тайны,

And join the unknown to the apparent worlds.

Соединяя неизвестное с проявленными планами вселенной.

Acolytes they wait upon the timeless Power,

Помощники, они прислуживают вечной Силе

The cycle of her works investigate;

И постигают цикл её работ;

Passing her fence of wordless privacy

Пройдя через ограду бессловесного её уединения,

Their mind could penetrate her occult mind

Их ум способен проникать в её оккультный ум

And draw the diagram of her secret thoughts;

И строить диаграмму тайных мыслей;

They read the codes and ciphers she had sealed,

Они узнали коды, шифры, что она скрывала за печатью,

Copies they made of all her guarded plans,

Они скопировали все её секретные и охраняемые планы,

For every turn of her mysterious course

Со всеми поворотами её загадочного курса

Assigned a reason and unchanging rule.

Они связали неизменный принцип и причину.

The unseen grew visible to student eyes,

Невидимое становилось видимым для изучающего взгляда,

Explained was the immense Inconscient’s scheme,

Давалось объясненье необъятной схеме Несознания,

Audacious lines were traced upon the Void;

И дерзкими границами они разметили Ничто;

The Infinite was reduced to square and cube.

Так Бесконечное они свели к квадрату, к кубу.

Arranging symbol and significance,

Организуя символы и их значения,

Tracing the curve of a transcendent Power,

Отслеживая, как идёт кривая трансцендентной Силы,

They framed the cabbala of the cosmic Law,

Они сформировали каббалу вселенского Закона,

The balancing line discovered of Life’s technique

И вывели границы равновесия, открывавшие секреты техник Жизни

And structured her magic and her mystery.

И приводящие в систему магию её и тайну.

Imposing schemes of knowledge on the Vast

Накладывая схемы знания на Необъятность,

They clamped to syllogisms of finite thought

Они привязывали к силлогизмам из конечных мыслей

The free logic of an infinite Consciousness,

Свободные логические схемы бесконечного Сознания,

Grammared the hidden rhythms of Nature’s dance,

Классифицировали потайные ритмы танцевальных па Природы,

Critiqued the plot of the drama of the worlds,

Критически смотрели на сюжеты драматической мистерии миров,

Made figure and number a key to all that is:

Число, фигуру делали ключом к всему, что существует:

The psycho-analysis of cosmic Self

Они вели психоанализ высшего космического “Я”

Was traced, its secrets hunted down, and read

Открыли для себя его секреты, прочитали

The unknown pathology of the Unique.

Неведомую патологию Неповторимого.

Assessed was the system of the probable,

Была оценена система вероятностей,

The hazard of fleeing possibilities,

Риск исчезающих возможностей,

To account for the Actual’s unaccountable sum,

Чтоб подсчитать невычисляемый итог Реальности,

Necessity’s logarithmic tables drawn,

Чтоб выписать таблицы логарифмов для Необходимости,

Cast into a scheme the triple act of the One.

И в схему поместить тройное действие Единого.

Unveiled, the abrupt invisible multitude

Внезапно приоткрытая невидимая масса сил,

Of forces whirling from the hands of Chance

Летящих вихрями из рук Случайности,

Seemed to obey some vast imperative:

Должна была, казалось, подчиняться некому широкому императиву:

Their tangled motives worked out unity.

Их спутанные побуждения соединялись в нечто целое.

A wisdom read their mind to themselves unknown,

В их ум, для них самих неведомый, смотрела мудрость,

Their anarchy rammed into a formula

И утрамбовывала их анархию в одну из формул,

And from their giant randomness of Force,

Из их гигантской беспорядочности Силы,

Following the habit of their million paths,

Держась привычек миллиона их путей,

Distinguishing each faintest line and stroke

И различая даже самый слабый штрих, черту

Of a concealed unalterable design,

Сокрытого, но неизменного намеренья,

Out of the chaos of the Invisible’s moods

Из хаотичных настроений и причуд Незримого

Derived the calculus of Destiny.

Она искусно выводила исчисление Судьбы.

In its bright pride of universal lore

И в яркой гордости космического мастерства

Mind’s knowledge overtopped the Omniscient’s power:

Познания Ума затмили мощь Всеведающего:

The Eternal’s winging eagle puissances

Крылатые орлиные могущества и силы Вечного,

Surprised in their untracked empyrean

Врасплох захваченные в их нехоженых небесных эмпиреях,

Stooped from their gyres to obey the beck of Thought:

Срывались со своих спиралей вниз, чтоб подчиниться взмаху Мысли:

Each mysteried God forced to revealing form,

И каждое загадочного Бога втискивало в объясняющую тайны форму,

Assigned his settled moves in Nature’s game,

Ему навязывая предопределённые ходы в игре Природы,

Zigzagged at the gesture of a chess-player Will

Зигзагом продвигая жестом шахматиста Воли

Across the chequerboard of cosmic Fate.

По клетчатой доске космической Судьбы.

In the wide sequence of Necessity’s steps

В обширных следствиях предсказанных шагов Необходимости,

Predicted, every act and thought of God,

Во всяком действии и мысли Бога,

Its values weighed by the accountant Mind,

Их смыслы были взвешены бухгалтером-Умом,

Checked in his mathematised omnipotence,

Проверены при помощи его математического всемогущества,

Lost its divine aspect of miracle

Теряли свой божественный аспект чудесного

And was a figure in a cosmic sum.

И становились некою фигурою в космическом итоге.

The mighty Mother’s whims and lightning moods

Молниеносные изменчивые настроения и прихоти могучей Матери,

Arisen from her all-wise unruled delight

Поднявшись из её все-знающего и неуправляемого восхищения,

In the freedom of her sweet and passionate breast,

В свободе страстной, полной нежности груди,

Robbed of their wonder were chained to a cause and aim;

Теряли чудеса свои, прикованные к цели и причине;

An idol of bronze replaced her mystic shape

Так идол, сделанный из бронзы, подменил её мистическую форму,

That captures the movements of the cosmic vasts,

Которая хранит движения космических просторов,

In the sketch precise of an ideal face

В наброске точном идеального лица

Forgotten was her eyelashes’ dream-print

Забыт был отпечаток красоты её ресниц,

Carrying on their curve infinity’s dreams,

Несущих на своих изгибах грёзы бесконечности,

Lost the alluring marvel of her eyes;

Утрачено её пленяющее чудо глаз;

The surging wave-throbs of her vast sea-heart

Огромные валы-биения её обширнейшего моря-сердца

They bound to a theorem of ordered beats:

Они привязывали к теореме упорядоченных колебаний:

Her deep designs which from herself she had veiled

Её глубокие намеренья, которые она скрывала от самой себя,

Bowed self-revealed in their confessional.

Склонялись, само-раскрываясь в их исповедальне.

For the birth and death of the worlds they fixed a date,

Они установили даты зарождения и гибели миров,

The diameter of infinity was drawn,

Очерчен был диаметр бесконечности,

Measured the distant arc of the unseen heights

Измерен был далёкий свод невидимых высот,

And visualised the plumbless viewless depths,

И стали видимыми непроглядные, неизмеримые глубины,

Till all seemed known that in all time could be.

Пока не показалось понятым всё то, что может быть во времени.

All was coerced by number, name and form;

Всё было связано числом, названием и формой;

Nothing was left untold, incalculable.

Не оставалось ничего необъяснённого и неподсчитанного ими.

Yet was their wisdom circled with a nought:

Но мудрость их кружилась понапрасну:

Truths they could find and hold but not the one Truth:

Они нашли и овладели истинами, но не нашли единой Истины:

The Highest was to them unknowable.

Сам Высочайший был для них непознаваемым.

By knowing too much they missed the whole to be known:

И зная слишком многое, они теряли целое, что надо знать:

The fathomless heart of the world was left unguessed

В бездонном сердце мира оставались неразгаданные тайны,

And the Transcendent kept its secrecy.

И Трансцендентное хранило свой секрет.

   In a sublimer and more daring soar

   В парении, всё более возвышенном и смелом,

To the wide summit of the triple stairs

К широкой высшей точке триединой лестницы,

Bare steps climbed up like flaming rocks of gold

Пустые голые ступени поднимались словно пламенеющие глыбы золота,

Burning their way to a pure absolute sky.

И прожигали путь свой к небу абсолюта.

August and few the sovereign Kings of Thought

Немногие величественные и независимые Властелины Мысли

Have made of Space their wide all-seeing gaze

Пространство превратили в свой все-видящий широкий взгляд,

Surveying the enormous work of Time:

Обозревающий огромную работу Времени:

A breadth of all-containing Consciousness

И широта вмещающего всё Сознания

Supported Being in a still embrace.

Поддерживала Бытиё в спокойствии своих объятий.

Intercessors with a luminous Unseen,

Посредники сверкавшего Незримого,

They capt in the long passage to the world

Они улавливают в длинном переходе к миру

The imperatives of the creator Self

Указы созидающего “Я”,

Obeyed by unknowing earth, by conscious heaven;

Которым подчиняются неведающая земля и полные сознанья небеса;

Their thoughts are partners in its vast control.

В его широком управлении их мысли — равноправные партнёры.

A great all-ruling Consciousness is there

Там есть великое Сознание, что правит всем

And Mind unwitting serves a higher Power;

И Ум невольно служит более высокой Силе;

It is a channel, not the source of all.

Он — лишь канал, но не источник всех вещей.

The cosmos is no accident in Time;

Наш космос — не нечаянный курьёз во Времени;

There is a meaning in each play of Chance,

Есть смысл в любой игре Случайности,

There is a freedom in each face of Fate.

И есть свобода в каждом облике Судьбы.

A Wisdom knows and guides the mysteried world;

Божественная Мудрость знает и ведёт загадочный наш мир;

A Truth-gaze shapes its beings and events;

Взгляд Истины здесь наделяет формой существа, события;

A Word self-born upon creation’s heights,

Так Слово, что рождается само на высших уровнях творения,

Voice of the Eternal in the temporal spheres,

И предстаёт как Голос Вечного во временных и преходящих сферах,

Prophet of the seeings of the Absolute,

Пророк видений Абсолюта,

Sows the Idea’s significance in Form

Значение и смысл Идеи засевает в Форму,

And from that seed the growths of Time arise.

Чтоб семя принесло плоды во Времени.

On peaks beyond our ken the All-Wisdom sits:

На пиках, за пределом человеческого понимания сидит Все-Мудрый:

A single and infallible look comes down,

Его единое и безошибочное виденье спускается к нам вниз,

A silent touch from the supernal’s air

Безмолвное касание небесной атмосферы

Awakes to ignorant knowledge in its acts

Его делами пробуждает пользоваться в знании невежества

The secret power in the inconscient depths,

Особенную силу в тех глубинах несознания,

Compelling the blinded Godhead to emerge,

И заставляет появиться здесь слепое Божество,

Determining Necessity’s nude dance

Определяя танец обнажившейся Необходимости,

As she passes through the circuit of the hours

Пока она проходит сквозь круговорот часов,

And vanishes from the chase of finite eyes

И укрывается от ограниченного взгляда,

Down circling vistas of aeonic Time.

В глубинах канувшего в лету Времени.

The unseizable forces of the cosmic whirl

Поток неощутимых сил космического вихря

Bear in their bacchant limbs the fixity

Несёт в своих вакхических телах устойчивость и твёрдость

Of an original foresight that is Fate.

Первоначального предвиденья, которое и есть Судьба.

Even Nature’s ignorance is Truth’s instrument;

Для Истины невежество Природы — тоже инструмент;

Our struggling ego cannot change her course:

И как бы наше эго не сражалось, оно не может изменить её текущий курс:

Yet is it a conscious power that moves in us,

Однако именно сознательная сила — то, что движет нами,

A seed-idea is parent of our acts

Зерно-идея — прародитель наших действий,

And destiny the unrecognised child of Will.

И неизбежный рок — неузнанный сын Воли.

Infallibly by Truth’s directing gaze

Так, безошибочно, под руководством взгляда Истины

All creatures here their secret self disclose,

Все существа здесь раскрывают спрятанные внутренние “я”,

Forced to become what in themselves they hide.

И вынуждены становиться тем, что сами прячут от себя.

For He who Is grows manifest in the years

Поскольку Он, кто Существует в нас, растёт и проявляется с годами,

And the slow Godhead shut within the cell

И запертое в клетках Божество

Climbs from the plasm to immortality.

Неторопливо поднимается от плазмы до бессмертия.

But hidden, but denied to mortal grasp,

Но скрыта, недоступна пониманью смертных,

Mystic, ineffable is the spirit’s truth,

Невыразима и мистична правда духа,

Unspoken, caught only by the spirit’s eye.

Её нельзя пересказать, она воспринимается лишь внутренним, духовным взглядом.

When naked of ego and mind it hears the Voice;

Лишившись эго и ума, дух слышит Голос;

It looks through light to ever greater light

Сквозь этот свет он смотрит на иной, великий свет

And sees Eternity ensphering Life.

И видит Вечность, окружающую Жизнь.

This greater Truth is foreign to our thoughts;

Но эта более возвышенная Истина чужда для наших мыслей;

Where a free Wisdom works, they seek for a rule;

В работе, действии свободной Мудрости, они выискивают правило;

Or we only see a tripping game of Chance

Мы видим или непонятную игру Случайности,

Or a labour in chains forced by bound Nature’s law,

Или тяжёлый труд в цепях, навязанный законом ограниченной Природы,

An absolutism of dumb unthinking Power.

Абсолютизм немого и бездумного Могущества.

Audacious in their sense of God-born strength

Набравшись дерзости от ощущения рождённой Богом силы,

These dared to grasp with their thought Truth’s absolute;

Они (Цари Мысли) своими мыслями осмеливались прикасаться к абсолюту Истины;

By an abstract purity of godless sight,

Абстрактной чистотой не верящего в бога взгляда,

By a percept nude, intolerant of forms,

И оголённым восприятьем, нетерпимым к формам,

They brought to Mind what Mind could never reach

Они Уму давали то, что Ум не смог бы никогда достичь,

And hoped to conquer Truth’s supernal base.

Надеясь покорить небесную основу Истины.

A stripped imperative of conceptual phrase

Отбросивший всё лишнее императив концептуальной фразы,

Architectonic and inevitable

Систематичный, неизбежный,

Translated the unthinkable into thought:

Переводил немыслимое в мысль:

A silver-winged fire of naked subtle sense,

Серебряно-крылатые огни открытых тонких ощущений,

An ear of mind withdrawn from the outward’s rhymes

И слух ума, что отвернулся от поэзии и ритма внешнего,

Discovered the seed-sounds of the eternal Word,

Здесь открывали зёрна-звуки вечно существующего Слова,

The rhythm and music heard that built the worlds,

Воспринимали ритм и музыку, что строят целые миры,

And seized in things the bodiless Will to be.

Во всём улавливали бестелесную, бесформенную Волю быть.

The Illimitable they measured with number’s rods

Они линейкой чисел измеряли Беспредельное,

And traced the last formula of limited things,

И выводили окончательную формулу для ограниченных вещей,

In transparent systems bodied termless truths,

В понятных для ума системах воплощали безграничность истин,

The Timeless made accountable to Time

Вневременное превращали в объяснимое для Времени,

And valued the incommensurable Supreme.

Оценивали несоизмеримость Наивысшего.

To park and hedge the ungrasped infinitudes

Стремясь поставить на стоянку и отгородить ещё не понятые бесконечности,

They erected absolute walls of thought and speech

Они воздвигли абсолютные, непроницаемые стены из речей и мыслей

And made a vacuum to hold the One.

И сотворили вакуум, чтоб поместить в него Единого.

In their sight they drove towards an empty peak,

В их виденьи они вели к пустому пику,

A mighty space of cold and sunlit air.

Могучему пространству, полного холодного, пронизанного солнцем воздуха.

To unify their task, excluding life

Чтобы упростить свою задачу, исключающую жизнь,

Which cannot bear the nakedness of the Vast,

Что не способна вынести той оголённости Простора,

They made a cipher of a multitude,

Они многообразие вещей свели до цифры,

In negation found the meaning of the All

Ничто признали абсолютным позитивом

And in nothingness the absolute positive.

И в отрицании нашли значение Всего.

A single law simplessed the cosmic theme,

Космическая тема упрощалась от единого закона,

Compressing Nature into a formula;

Природа втискивалась в формулу;

Their titan labour made all knowledge one,

Всё знание их титаническим трудом связалось воедино,

A mental algebra of the Spirit’s ways,

Ментальной алгеброй движений Духа,

An abstract of the living Divinity.

Абстракцией живой Божественности.

Here the mind’s wisdom stopped; it felt complete;

Здесь мудрость их ума остановилась, ощутила полноту;

For nothing more was left to think or know:

И не осталось больше ничего, что стоило обдумать и понять:

In a spiritual zero it sat throned

В духовной пустоте она воссела на престоле

And took its vast silence for the Ineffable.

И приняла её безбрежное молчанье за Невыразимое.

   This was the play of the bright gods of Thought.

   Такой была игра тех выдающихся богов Мышления.

Attracting into time the timeless Light,

Притягивая Свет вне времени во время,

Imprisoning eternity in the hours,

И вечность заточив в часах,

This they have planned, to snare the feet of Truth

Они всё так спланировали, чтоб поймать шаг Истины

In an aureate net of concept and of phrase

В их золотую сеть понятия и фразы,

And keep her captive for the thinker’s joy

Чтобы держать её как пленницу для радости мыслителя

In his little world built of immortal dreams:

В его коротком маленьком мирке, что создан из бессмертных грёз:

There must she dwell mured in the human mind,

И там она должна была существовать, замуровав себя в ум человека,

An empress prisoner in her subject’s house,

Императрица, заточённая в жилище подданного,

Adored and pure and still on his heart’s throne,

На троне сердца — обожаемая, чистая, спокойная,

His splendid property cherished and apart

Его роскошнейшая собственность, лелеемая, отделённая

In the wall of silence of his secret muse,

Стеной молчания его секретных мыслей,

Immaculate in white virginity,

И безупречная своею чистой девственностью,

The same for ever and for ever one,

Всегда одна та же, и всегда одна,

His worshipped changeless Goddess through all time.

Его Богиня, почитаемая, неизменная во все века.

Or else, a faithful consort of his mind

Или, возможно, верная супруга для его ума,

Assenting to his nature and his will,

Согласная с его характером и волей,

She sanctions and inspires his words and acts

Она санкционирует и вдохновляет все его слова и действия,

Prolonging their resonance through the listening years,

И продлевает отзвук их на долгие внимающие годы,

Companion and recorder of his march

Став спутницей и летописцем марша,

Crossing a brilliant tract of thought and life

Пересекающего яркую, сверкающую область мысли, жизни,

Carved out of the eternity of Time.

Оставившую вечность Времени.

A witness to his high triumphant star,

Свидетелем своей звезды высокого триумфа,

Her godhead servitor to a crowned Idea,

Её божественный служитель коронованной Идеи

He shall dominate by her a prostrate world;

Благодаря ей будет властвовать над распростёртым миром;

A warrant for his deeds and his beliefs,

Оправдывая все его сужденья и дела,

She attests his right divine to lead and rule.

Она заверила его божественное право царствовать и возглавлять.

Or as a lover clasps his one beloved,

А может, как любовник, обнимает ту единственную, что он любит,

Godhead of his life’s worship and desire,

Богиню культа жизни и желания,

Icon of his heart’s sole idolatry,

Икону одинокого служенья сердца,

She now is his and must live for him alone:

Она сейчас — его, и жить должна лишь для него:

She has invaded him with her sudden bliss,

Она его завоевала вдруг открывшимся блаженством,

An exhaustless marvel in his happy grasp,

Неисчерпаемое чудо в торжествующих его объятиях,

An allurement, a caught ravishing miracle.

Очарованье, пойманное восхитительное диво.

Her now he claims after long rapt pursuit,

Он после увлечённой, длительной погони требует её,

The one joy of his body and his soul:

Единственную радость тела и души:

Inescapable is her divine appeal,

Её божественное обаяние — фатально,

Her immense possession an undying thrill,

Её неизмеримые владения — экстаз,

An intoxication and an ecstasy:

Бессмертный трепет, опьянение:

The passion of her self-revealing moods,

Страсть самопроявляющихся настроений,

A heavenly glory and variety,

Божественная слава и разнообразие,

Makes ever new her body to his eyes,

Способны сделать тело у неё всё время новым для его очей

Or else repeats the first enchantment’s touch,

И повторять прикосновенье первого очарования,

The luminous rapture of her mystic breasts

И озаряющий восторг её мистической груди

And beautiful vibrant limbs a living field

Прекрасного и трепетного тела, как живого поля

Of throbbing new discovery without end.

Волнующего нового и бесконечного открытия.

A new beginning flowers in word and laugh,

Так новое начало расцветает в смехе и словах,

A new charm brings back the old extreme delight:

И новое очарование приносит прежний поразительный восторг:

He is lost in her, she is his heaven here.

Он затерялся в ней, она его — божественные небеса.

Truth smiled upon the gracious golden game.

И улыбалась Истина на эту добрую прекрасную игру.

Out of her hushed eternal spaces leaned