Sri Aurobindo

Шри Ауробиндо

SAVITRI

САВИТРИ

Book Ten

Книга Десятая

THE BOOK OF THE DOUBLE TWILIGHT

КНИГА ДВОЙСТВЕННОГО СУМРАКА

Canto III

Песня III

THE DEBATE OF LOVE AND DEATH

СПОР ЛЮБВИ И СМЕРТИ

A sad destroying cadence the voice sank;

Затих тот голос с заунывною мертвящей интонацией;

It seemed to lead the advancing march of Life

Казалось, что теперь он поведёт успешное движенье Жизни

Into some still original Inane.

В какое-то застывшее первоначальное Ничто.

But Savitri answered to almighty Death:

Но так ответила Савитри всемогущей Смерти:

"O dark-browed sophist of the universe

"О хмурый сумрачный софист вселенной,

Who veilst the Real with its own Idea,

Скрывающий Реальность за своей Идеей,

Hiding with brute objects Nature's living face,

Сокрывший за бесчувственным живое, ясное лицо Природы,

Masking eternity with thy dance of death,

И маскирующий за танцем смерти вечность,

Thou hast woven the ignorant mind into a screen

Ты превратил невежественный ум в завесу

And made of Thought error's purveyor and scribe,

И сделал Мысль поставщиком и переписчиком ошибок,

And a false witness of mind's servant sense.

А чувство из слуги ума ты превратил во лживого свидетеля.

An aesthete of the sorrow of the world,

Эстет страданий и печалей мира,

Champion of a harsh and sad philosophy

Поборник жёсткой и тоскливой философии,

Thou hast used words to shutter out the Light

Ты пользовался словом, чтобы заслонить им Свет,

And called in Truth to vindicate a lie.

И к Истине взывал, чтоб утвердить обман.

A lying reality is falsehood's crown

Обманчивая, вымышленная реальность есть корона лжи,

And a perverted truth her richest gem.

А искажённая, испорченная истина в ней главный драгоценный камень.

O Death, thou speakest truth but truth that slays,

О Смерть, ты говоришь мне истину, но истину, что убивает,

I answer to thee with the Truth that saves.

А я тебе отвечу Истиной, которая спасает.

A traveller new-discovering himself,

Тот путешественник, что открывает вновь себя,

One made of Matter's world his starting-point,

Когда-то сделал мир Материи своею стартовою точкой,

He made of Nothingness his living-room

Он превратил Небытие в свою жилую комнату,

And Night a process of the eternal light

А Ночь — в движенье вечно существующего света,

And death a spur towards immortality.

Смерть — в шпоры, подгоняющие нас к бессмертию.

God wrapped his head from sight in Matter's cowl,

А после, Бог закутал голову свою от взоров в капюшон Материи,

His consciousness dived into inconscient depths,

Его сознание нырнуло в неосознающие глубины.

All-Knowledge seemed a huge dark Nescience;

Все-Знанье стало видеться огромным, полным темноты, Неведеньем,

Infinity wore a boundless zero's form.

А Бесконечность нарядилась в облик безграничного нуля.

His abysms of bliss became insensible deeps,

Его неописуемые пропасти блаженства стали лишь бесчувственною глубиной,

Eternity a blank spiritual Vast.

А Вечность — незаполненной духовной Широтой.

Annulling an original nullity

Сводя на нет первоначальное ничто,

The Timeless took its ground in emptiness

Вневременное в пустоте нашло себе опору,

And drew the figure of a universe,

Нарисовало образ для вселенной,

That the spirit might adventure into Time

Чтоб дух мог путешествовать во Времени,

And wrestle with adamant Necessity

Сражаясь с несгибаемой, стальной Необходимостью,

And the soul pursue a cosmic pilgrimage.

И чтоб космическим паломником шла по намеченным путям душа.

A spirit moved in black immensities

Дух двинулся по чёрным необъятностям,

And built a Thought in ancient Nothingness;

Выстраивая Мысль в том древнем, незапамятном Небытии;

A soul was lit in God's tremendous Void,

В гигантской Пустоте Всевышнего зажглась душа,

A secret labouring glow of nascent fire.

Как тайный труженик, как жар рождавшегося пламени.

In Nihil's gulf his mighty Puissance wrought;

Его огромное Могущество трудилось в пропасти Ничто,

She swung her formless motion into shapes,

Своё аморфное движенье направляло в формы

Made Matter the body of the Bodiless.

И делало Материю основой, телом Бестелесного.

Infant and dim the eternal Mights awoke.

Проснулись смутные младенческие вечные Могущества.

In inert Matter breathed a slumbering Life,

В инертную Материю вошла своим дыханьем дремлющая Жизнь,

In a subconscient Life Mind lay asleep;

И в подсознательную Жизнь лёг спящий Ум,

In waking Life it stretched its giant limbs

Он в просыпающейся Жизни потянулся всем своим гигантским телом,

To shake from it the torpor of its drowse;

Чтобы стряхнуть с себя оцепененье сна;

A senseless substance quivered into sense,

Бесчувственная ткань затрепетала чувством,

The world's heart commenced to beat, its eyes to see,

Пульс мира, сердце, стало биться, а глаза — смотреть,

In the crowded dumb vibrations of a brain

В мозгу, в теснящихся немых вибрациях

Thought fumbled in a ring to find itself,

Мысль шла кругами, ощупью, желая отыскать себя, 

Discovered speech and fed the new-born Word

Была открыта речь и вскормлено родившееся Слово,

That bridged with spans of light the world's ignorance.

Соединившее мостом пространства света с невежеством вселенной.

In waking Mind, the Thinker built his house.

В проснувшемся Уме Мыслитель выстроил себе жилище.

A reasoning animal willed and planned and sought;

Разумный зверь желал, планировал, искал;

He stood erect among his brute compeers,

Он выпрямился средь своих товарищей-зверей,

He built life new, measured the universe,

Он заново выстраивал всю жизнь, он измерял вселенную,

Opposed his fate and wrestled with unseen Powers,

Противился своей судьбе, вёл бой с невидимыми Силами,

Conquered and used the laws that rule the world,

Он побеждал и пользовался найденными им законами, что правят миром,

And hoped to ride the heavens and reach the stars,

В надежде оседлать божественные небеса и долететь до звёзд

A master of his huge environment.

Хозяином своей огромной сферы обитания.

Now through Mind's windows stares the demigod

Он из окна Ума сейчас выглядывает полубогом,

Hidden behind the curtains of man's soul:

Скрываемым за занавесом человеческой души:

He has seen the Unknown, looked on Truth's veilless face;

Он видел Неизвестное, смотрел на неприкрытый облик Истины;

A ray has touched him from the eternal sun;

Его коснулся луч от вечного, мистического солнца;

Motionless, voiceless in foreseeing depths,

Беззвучно, без движения, в предвидящих глубинах

He stands awake in Supernature's light

Стоит он, пробудившись в свете Сверхприроды,

And sees a glory of arisen wings

И видит славу поднимающихся крыльев,

And sees the vast descending might of God.

И видит широту спускающейся силы Бога.

   "O Death, thou lookst on an unfinished world

   "О, Смерть, ты смотришь на незавершённый мир,

Assailed by thee and of its road unsure,

Измученный тобою, неуверенный в своём пути,

Peopled by imperfect minds and ignorant lives,

Наполненный несовершенными умами и невежественной жизнью,

And sayest God is not and all is vain.

И говоришь, что Бога нет, и всё напрасно.

How shall the child already be the man?

Как может маленький ребёнок быть уже мужчиной?

Because he is infant, shall he never grow?

И если он — дитя, то никогда не вырастет?

Because he is ignorant, shall he never learn?

И если он не знает — никогда и не научится?

In a small fragile seed a great tree lurks,

В ничтожном хрупком зёрнышке запрятано большое дерево,

In a tiny gene a thinking being is shut;

В едва заметном гене скрыто мыслящее существо;

A little element in a little sperm,

И маленькая часть, в такой же маленькой частице спермы,

It grows and is a conqueror and a sage.

Растёт, становится завоевателем и мудрецом.

Then wilt thou spew out, Death, God's mystic truth,

О неужели ты, бог Смерти, выбросишь мистическую истину Всевышнего

Deny the occult spiritual miracle?

И будешь отрицать оккультное возвышенное чудо?

Still wilt thou say there is no spirit, no God?

Ты, может, скажешь, что не существует духа и не существует Бога?

A mute material Nature wakes and sees;

Безмолвная материальная Природа просыпается и видит;

She has invented speech, unveiled a will.

Она изобретает речь и открывает волю.

Something there waits beyond towards which she strives,

И что-то ждёт её еще, за рамками того, к чему она стремится,

Something surrounds her into which she grows:

И что-то окружает в том, во что она растёт:

To uncover the spirit, to change back into God,

Сорвать покровы с духа, и преобразиться снова в Бога,

To exceed herself is her transcendent task.

А после — превзойти себя — её превосходящая задача.

In God concealed the world began to be,

Мир, скрытый в Боге, начинает жить,

Tardily it travels towards manifest God:

Он медленно, с трудом, идёт к проявленному Богу:

Our imperfection towards perfection toils,

Несовершенство наше с муками восходит к совершенству,

The body is the chrysalis of a soul:

Ведь тело — это куколка души,

The infinite holds the finite in its arms,

И бесконечное несёт конечное в своих ладонях,

Time travels towards revealed eternity.

И Время путешествует к всё больше раскрывающейся вечности.

A miracle structure of the eternal Mage,

Чудесная структура вечного Волшебника,

Matter its mystery hides from its own eyes,

Материя, свои секреты прячет от своих же глаз,

A scripture written out in cryptic signs,

Как некое священное писание, написанное тайным алфавитом,

An occult document of the All-Wonderful's art.

Оккультный документ искусства Все-Чудесного.

All here bears witness to his secret might,

Здесь всё несёт свидетельство его секретного могущества,

In all we feel his presence and his power.

Во всём мы чувствуем его присутствие и силу.

A blaze of his sovereign glory is the sun,

Сиянье высшего его триумфа — наше солнце,

A glory is the gold and glimmering moon,

Его триумф — мерцающий и золотистый месяц,

A glory is his dream of purple sky.

Его триумф — видение небесной синевы.

A march of his greatness are the wheeling stars.

Победный марш его величия — круженье звёзд.

His laughter of beauty breaks out in green trees,

Смех красоты его врывается к нам в зелени деревьев,

His moments of beauty triumph in a flower;

Его мгновенья красоты ликуют в распустившихся цветах,

The blue sea's chant, the rivulet's wandering voice

И песни голубого моря и блуждающий по лесу голосок ручья —

Are murmurs falling from the Eternal's harp.

Слетающие с арфы Вечного негромкие аккорды.

This world is God fulfilled in outwardness.

Весь этот мир и есть Всевышний, воплотившийся во внешнем.

His ways challenge our reason and our sense;

Его пути бросают вызов нашим чувствам и рассудку;

By blind brute movements of an ignorant Force,

Слепыми, грубыми движеньями невежественной Силы,

By means we slight as small, obscure or base,

И способами, что нам кажутся то мелкими, то тёмными, то низкими,

A greatness founded upon little things,

Величием, основанным на маленьких вещах,

He has built a world in the unknowing Void.

Он выстроил огромный мир в неведающей Пустоте.

His forms he has massed from infinitesimal dust;

Он из мельчайшей пыли вылепил свои изысканные формы;

His marvels are built from insignificant things.

Все чудеса его построены из незначительных вещей.

If mind is crippled, life untaught and crude,

И если ум убог, а жизнь полна невежества и грубости,

If brutal masks are there and evil acts,

И если в ней полно жестоких масок, злых поступков,

They are incidents of his vast and varied plot,

То это лишь случайности в его широкой и разнообразной пьесе,

His great and dangerous drama's needed steps;

Необходимые шаги его великой и опасной драмы;

He makes with these and all his passion-play,

Он превращает это, вместе с остальным, в свою мистерию-игру,

A play and yet no play but the deep scheme

В игру, и всё же не игру, а свой глубокий план,

Of a transcendent Wisdom finding ways

Превосходящей всё на свете Мудрости, стремящейся найти пути

To meet her Lord in the shadow and the Night:

Чтоб встретить Господина своего в той Ночи и в тени;

Above her is the vigil of the stars;

А выше Мудрости — ночное бденье звёзд;

Watched by a solitary Infinitude

Под наблюденьем одинокой Бесконечности

She embodies in dumb Matter the Divine,

Она стремится воплотить в немой Материи — Божественное,

In symbol minds and lives the Absolute.

А в символических умах и жизнях — Абсолют.

A miracle-monger her mechanical craft;

Её механистичное искусство — продавец чудес;

Matter's machine worked out the laws of thought,

Огромный механизм Материи творит законы мысли,

Life's engines served the labour of a soul:

Моторы Жизни служат чтоб работала душа:

The Mighty Mother her creation wrought,

Могучая Божественная Мать приводит в действие своё творение,

A huge caprice self-bound by iron laws,

По своему гигантскому капризу связав себя железными законами

And shut God into an enigmatic world:

И запирая Бога в странном, непонятном мире:

She lulled the Omniscient into nescient sleep,

Она баюкала Всеведающего во сне неведенья,

Omnipotence on Inertia's back she drove,

И на спине Инерции носила Всемогущего,

Trod perfectly with divine unconscious steps

И совершенно подбирала свой божественный, несознающий шаг

The enormous circle of her wonder-works.

В необозримом колесе своих творений и чудес.

Immortality assured itself by death;

Бессмертие себя всё больше утверждало через смерть;

The Eternal's face was seen through drifts of Time.

Стал виден сквозь теченье Времени лик Вечного.

His knowledge he disguised as Ignorance,

Он знание своё сокрыл под маскою Невежества,

His Good he sowed in Evil's monstrous bed,

Своим Добром засеял он чудовищные клумбы Зла,

Made error a door by which Truth could enter in,

Он из ошибки сделал дверь, чтоб Истина могла войти,

His plant of bliss watered with Sorrow's tears.

Слезами Горя поливая саженец Блаженства.

A thousand aspects point back to the One;

Есть тысячи особенностей мира, что вновь ведут к Единому;

A dual Nature covered the Unique.

Так двойственность Природы прячет Уникального.

In this meeting of the Eternal's mingling masques,

В той встрече перемешанных обличий Вечного,

This tangle-dance of passionate contraries

В переплетающемся танце страстных противоположностей,

Locking like lovers in a forbidden embrace

Что укрывают, как любовники, в непозволительном объятии

The quarrel of their lost identity,

Размолвку своего утерянного некогда единства,

Through this wrestle and wrangle of the extremes of Power

Через борьбу и споры крайностей Могущества,

Earth's million roads struggled towards deity.

Земля своими миллионами дорог упрямо пробивалась к божеству.

All stumbled on behind a stumbling Guide,

Все спотыкались, следуя за спотыкавшимся Проводником,

Yet every stumble is a needed pace

Однако каждая запинка оборачивалась нужным шагом

On unknown routes to an unknowable goal.

На том неведомом маршруте до непостижимой цели.

All blundered and straggled towards the One Divine.

Всё ошибалось, двигалось вразброд к Единому Божественному.

As if transmuted by a titan spell

И, словно обращённые каким-то заклинанием титана,

The eternal Powers assumed a dubious face:

Те вечные Могущества приобрели двусмысленный, неясный лик:

Idols of an oblique divinity,

Став идолами отклонившейся божественности,

They wore the heads of animal or troll,

Они одели головы животного и тролля,

Assumed ears of the faun, the satyr's hoof,

Обогатились, кто — копытами сатира, кто — ушами фавна,

Or harboured the demoniac in their gaze:

И поселили демона во взгляде:

A crooked maze they made of thinking mind,

Запутанным и искривлённым лабиринтом сделали свой думающий ум,

They suffered a metamorphosis of the heart,

Страдали от метаморфозы сердца,

Admitting bacchant revellers from the Night

Впустив вакхических гуляк Ночи

Into its sanctuary of delights,

В своё святилище восторга,

As in a Dionysian masquerade.

Как в маскараде Дионисия.

On the highways, in the gardens of the world

На всех больших дорогах мира и в его садах

They wallowed oblivious of their divine parts,

Они валялись, позабыв свои божественные элементы,

As drunkards of a dire Circean wine

Как будто пьяные от страшного вина Цирцеи,

Or a child who sprawls and sports in Nature's mire.

Иль как дитя, что ползает и веселится в грязной лужице Природы.

Even wisdom, hewer of the roads of God,

И даже мудрость, что прокладывает новые дороги Бога,

Is a partner in the deep disastrous game:

Теперь участница той тёмной гибельной игры,

Lost is the pilgrim's wallet and the scrip,

И, потеряв свой кошелёк и сумку пилигрима,

She fails to read the map and watch the star.

Она не может ни читать по карте, ни искать пути по звёздам.

A poor self-righteous virtue is her stock

Немногие и самоочевидные достоинства — её опора,

And reason's pragmatic grope or abstract sight,

А прагматичный поиск разума наощупь, или обобщённый взгляд,

Or the technique of a brief hour's success

Иль способы добиться краткого успеха —

She teaches, an usher in utility's school.

Вот, что она стремится изучать — швейцар в училище практичности.

On the ocean surface of vast Consciousness

Во внешнем слое океанской широты Сознания,

Small thoughts in shoals are fished up into a net

К ней в сети попадают стайки мелких мыслей,

But the great truths escape her narrow cast;

Но все значительные истины из узких неводов уходят;

Guarded from vision by creation's depths,

Хранимые от взгляда глубиной творения,

Obscure they swim in blind enormous gulfs

Они невидимо плывут в слепых огромных безднах,

Safe from the little sounding leads of mind,

Недосягаемые для зондирующих маленьких грузил ума,

Too far for the puny diver's shallow plunge.

И чересчур глубокие для погруженья слабого ныряльщика.

Our mortal vision peers with ignorant eyes;

Мы, смертные, воспринимаем всё невежественным взглядом,

It has no gaze on the deep heart of things.

Он не способен видеть глубину и суть вещей.

Our knowledge walks leaning on Error's staff,

Всё наше знание идёт с опорой на клюку Ошибки,

A worshipper of false dogmas and false gods,

Оно — поклонник ложных догм, обманчивых богов,

Or fanatic of a fierce intolerant creed

Фанатик яростных и нетерпимых убеждений,

Or a seeker doubting every truth he finds,

Искатель, сомневающийся в истинах, которые находит,

A sceptic facing Light with adamant No

И скептик, что встречает Свет несокрушимым Нет,

Or chilling the heart with dry ironic smile,

Иль остужает сердце ироничной и сухой усмешкой,

A cynic stamping out the god in man;

Иль циник, что затаптывает бога в человеке;

A darkness wallows in the paths of Time

Тьма разлеглась на всех дорогах Времени,

Or lifts its giant head to blot the stars;

Иль поднимается гигантской мордой чтобы бросить тень на звёзды;

It makes a cloud of the interpreting mind

Она наводит облако из объяснения ума,

And intercepts the oracles of the Sun.

И перехватывает предсказанья Солнца.

Yet Light is there; it stands at Nature's doors:

И всё же есть здесь Свет; и он стоит в дверях Природы:

It holds a torch to lead the traveller in.

Он держит факел, чтобы повести нас внутрь.

It waits to be kindled in our secret cells;

Он ждёт, пока его зажгут у нас в сокрытых клетках;

It is a star lighting an ignorant sea,

Он та звезда, что освещает океан невежества,

A lamp upon our poop piercing the night.

И лампа на корме, пронзающая ночь.

As knowledge grows Light flames up from within:

И постепенно, с ростом знания, Свет разгорается внутри:

It is a shining warrior in the mind,

В уме теперь живёт сверкающий, великолепный воин,

An eagle of dreams in the divining heart,

Орёл мечты в интуитивном сердце,

An armour in the fight, a bow of God.

Оружие для битвы, лук Всевышнего.

Then larger dawns arrive and Wisdom's pomps

А после наступает более широкая заря, и пышность Мудрости

Cross through the being's dim half-lighted fields;

Проходит по неясным, полуосвещённым сферам бытия,

Philosophy climbs up Thought's cloud-bank peaks

И философия восходит на заоблачные пики Мысли,

And Science tears out Nature's occult powers,

Наука вырывает у Природы тайные, оккультные могущества,

Enormous djinns who serve a dwarf's small needs,

Огромнейшие джины, служащие мелким нуждам карлика,

Exposes the sealed minutiae of her art

Показывают скрытые подробности её искусства,

And conquers her by her own captive force.

Стремятся покорить её могуществом её же пленника.

On heights unreached by mind's most daring soar,

На пиках, недоступных самому отважному парению ума,

Upon a dangerous edge of failing Time

И на опаснейшем краю слабеющего Времени,

The soul draws back into its deathless Self;

Душа утягивается назад, в своё неумирающее "Я";

Man's knowledge becomes God's supernal Ray.

Так знание становится для человека высшим Светом Бога.

There is the mystic realm whence leaps the power

И есть ещё мистическое царство, план, откуда вылетает сила,

Whose fire burns in the eyes of seer and sage;

И чей огонь горит в глазах провидца или мудреца;

A lightning flash of visionary sight,

Молниеносный импульс, вспышка видящего зрения,

It plays upon an inward verge of mind:

Играет где-то в глубине, на внутреннем краю ума:

Thought silenced gazes into a brilliant Void.

Мысль, умолкая, пристально глядит в сверкающую Пустоту.

A voice comes down from mystic unseen peaks:

С мистических незримых пиков вниз снисходит голос:

A cry of splendour from a mouth of storm,

То — крик великолепья на устах штормов,

It is the voice that speaks to night's profound,

То — голос, говорящий с глубиной ночи,

It is the thunder and the flaming call.

То — грохотанье грома и пылающий призыв.

Above the planes that climb from nescient earth,

Над планами, что поднимаются с незнающей земли,

A hand is lifted towards the Invisible's realm,

Есть длань, которая указывает на страну Незримого,

Beyond the superconscient's blinding line

За рамки ослепляющей границы сверхсознания,

And plucks away the screens of the Unknown;

Срывая прочь завесы с Неизвестного;

A spirit within looks into the Eternal's eyes.

И дух внутри встречается со взглядом Вечного.

It hears the Word to which our hearts were deaf,

Он слышит Слово, для которого сердца людей глухи,

It sees through the blaze in which our thoughts grew blind;

Он видит сквозь сияние, в котором слепнут наши мысли;

It drinks from the naked breasts of glorious Truth,

Он пьёт от обнажённых грудей восхитительной, чудесной Истины,

It learns the secrets of eternity.

Он познаёт секреты вечности.

Thus all was plunged into the riddling Night,

Так всё нырнуло в Ночь, что проверяет всё суровой критике,

Thus all is raised to meet a dazzling Sun.

Так всё восходит, чтобы встретить ослепительное Солнце.

O Death, this is the mystery of thy reign.

О Смерть, так выглядит загадка твоего господства.

In earth's anomalous and magic field

В земном магическом и аномальном поле,

Carried in its aimless journey by the sun

Несущем нас в бесцельном путешествии за солнцем

Mid the forced marches of the great dumb stars,

Средь вынужденного движения немых великих звёзд,

A darkness occupied the fields of God,

Тьма захватила сферы Бога,

And Matter's world was governed by thy shape.

А мир Материи отныне управляется твоим обличием.

Thy mask has covered the Eternal's face,

Лик Вечного сокрыт твоею маской,

The Bliss that made the world has fallen asleep.

Богиня сотворившая вселенную, Блаженство — упала в забытьи.

Abandoned in the Vast she slumbered on:

Покинутая в этой Широте, она пока что дремлет:

An evil transmutation overtook

И пагубные превращенья будут впредь происходить

Her members till she knew herself no more.

Над телом у неё, пока та не узнает больше о себе.

Only through her creative slumber flit

Сквозь созидающее сновидение летят

Frail memories of the joy and beauty meant

Лишь хрупкие воспоминания о предназначенной ей радости и красоте,

Under the sky's blue laugh mid green-scarfed trees

Под смехом голубых небес, средь изумрудной зелени деревьев,

And happy squanderings of scents and hues,

Весёлой расточительности запаха и цвета,

In the field of the golden promenade of the sun

На фоне золотых прогулок солнца,

And the vigil of the dream-light of the stars,

Ночного бденья звёздных, грезящих лучей,

Amid high meditating heads of hills,

Среди высоких, созерцающих вершин холмов,

On the bosom of voluptuous rain-kissed earth

На чувственной груди земли, целуемой дождями,

And by the sapphire tumblings of the sea.

И около сапфирных перекатываний моря.

But now the primal innocence is lost

Но ныне первозданная невинность утерялась,

And Death and Ignorance govern the mortal world

Над смертным миром властвуют Невежество и Смерть,

And Nature's visage wears a greyer hue.

Природа одевается всё больше в серые тона.

Earth still has kept her early charm and grace,

Земля ещё хранит былую грацию, очарование,

The grandeur and the beauty still are hers,

Величие и красота — пока ещё её,

But veiled is the divine Inhabitant.

Но скрыт теперь божественный Жилец.

The souls of men have wandered from the Light

И души у людей всё больше отдаляются от Света,

And the great Mother turns away her face.

И отворачивает прочь своё лицо великая Божественная Мать.

The eyes of the creatrix Bliss are closed

Закрылись ясные глаза Блаженства, созидающей богини,

And sorrow's touch has found her in her dreams.

Но и во снах страдание нашло её своим касанием .

As she turns and tosses on her bed of Void,

Тогда она перевернулась, заметалась на своей кровати Пустоты,

Because she cannot wake and find herself

Она не может ни проснуться, ни найти себя,

And cannot build again her perfect shape,

Не может вновь восстановить свой совершенный облик,

Oblivious of her nature and her state,

Свою природу, состояние не замечая,

Forgetting her instinct of felicity,

Забыв о собственном инстинкте счастья,

Forgetting to create a world of joy,

Забыв о созиданьи мира радости,

She weeps and makes her creatures' eyes to weep;

Она рыдает, и глаза творенья наполняет горькими слезами;

Testing with sorrow's edge her children's breasts,

Так, пробуя кинжалом горя грудь своих детей,

She spends on life's vain waste of hope and toil

Она растрачивает на бесплодные потери жизненных надежд и тяжкого труда

The poignant luxury of grief and tears.

Мучительную роскошь слёз и горя.

In the nightmare change of her half-conscious dream,

В кошмарной перемене своего полусознательного сна,

Tortured herself and torturing by her touch,

Терзая и себя и нас своим прикосновением,

She comes to our hearts and bodies and our lives

Она приходит в наше сердце, в наше тело, в наши жизни,

Wearing a hard and cruel mask of pain.

Одев тяжёлую, безжалостную маску боли.

Our nature twisted by the abortive birth

Природа наша, скорченная преждевременными родами,

Returns wry answers to life's questioning shocks,

Кривит свой рот, в ответ на вопрошающие сотрясенья жизни,

An acrid relish finds in the world's pangs,

Находит острый вкус в мученьях мира,

Drinks the sharp wine of grief's perversity.

Пьёт едкое вино порочности и горя.

A curse is laid on the pure joy of life:

Проклятие наложено на чистое веселье, радость жизни:

Delight, God's sweetest sign and Beauty's twin,

Восторг, сладчайший признак Бога и близнец Прекрасного,

Dreaded by aspiring saint and austere sage,

Напуганный то домогавшимся святым, то аскетичным мудрецом,

Is shunned, a dangerous and ambiguous cheat,

Стал осторожным; с той поры опасный, двойственный обман,

A specious trick of an infernal Power

И благовидные манеры, трюки инфернальной Силы,

It tempts the soul to its self-hurt and fall.

Подталкивают душу истязать себя и падать.

A puritan God made pleasure a poisonous fruit,

Так пуританский Бог из наслажденья сделал ядовитый плод,

Or red drug in the market-place of Death,

Или наркотик, обагрённый кровью на базаре Смерти,

And sin the child of Nature's ecstasy.

А грех стал детищем экстаза, исступлённой радости Природы.

Yet every creature hunts for happiness,

И всё же, каждое создание охотится за счастьем,

Buys with harsh pangs or tears by violence

И покупает грубой болью, или вырывает силой

From the dull breast of the inanimate globe

Из пасмурной, безрадостной груди бездушного земного шара

Some fragment or some broken shard of bliss.

Какой-нибудь осколок от блаженства или небольшой кусочек.

Even joy itself becomes a poisonous draught;

И даже удовольствие само становится отравленным глотком;

Its hunger is made a dreadful hook of Fate.

Из жажды радости сумели сделать страшную наживку Рока.

All means are held good to catch a single beam,

Становятся все средства хороши, чтоб ухватить хотя бы луч,

Eternity sacrificed for a moment's bliss:

И жертвуется Вечность для мгновения блаженства:

Yet for joy and not for sorrow earth was made

Но всё таки для радости, а не для горя создана была земля,

And not as a dream in endless suffering Time.

И не как сон в не знающем конца мученьи Времени.

Although God made the world for his delight,

Хотя Бог создал мир для своего восторга,

An ignorant Power took charge and seemed his Will

Незнающая Сила приняла заботы на себя и кажется его высокой Волей,

And Death's deep falsity has mastered Life.

А тёмная ложь Смерти стала править Жизнью.

All grew a play of Chance simulating Fate.

Так стало всё игрою Случая, что притворяется Судьбой.

   "A secret air of pure felicity

   "Особым, тайным воздухом кристального блаженства,

Deep like a sapphire heaven our spirits breathe;

Глубоким, как сапфировое небо, дышит в человеке дух,

Our hearts and bodies feel its obscure call,

Сердца у нас и тело ощущают этот неотчётливый призыв,

Our senses grope for it and touch and lose.

Его наощупь ищут наши чувства, прикасаются, теряют.

If this withdrew, the world would sink in the Void;

И если это вдруг убрать, то мир утонет в Пустоте;

If this were not, nothing could move or live.

И если б не было его, то ничего бы не смогло ни двигаться, ни жить.

A hidden Bliss is at the root of things.

Сокрытое Блаженство — в корне всех вещей.

A mute Delight regards Time's countless works:

Немой Восторг глядит на все неисчислимые работы Времени:

To house God's joy in things Space gave wide room,

Чтоб радость Бога стала жить везде, Пространство дало место и  простор,

To house God's joy in self our souls were born.

Чтоб радость Бога стала жить внутри у нас, родились наши души.

This universe an old enchantment guards;

Очарованье давних лет хранит в себе вселенная;

Its objects are carved cups of World-Delight

Все вещи в ней — резные кубки для Восторга Мира,

Whose charmed wine is some deep soul's rapture-drink:

Её чарующие вина — экстатический напиток скрытой в глубине души:

The All-Wonderful has packed heaven with his dreams,

Так Все-Чудесный наполняет небеса своими грёзами,

He has made blank ancient Space his marvel-house;

Он превратил пустое, древнее Пространство в дом для удивительных вещей;

He spilled his spirit into Matter's signs:

Он дух свой влил во все бесчисленные символы Материи:

His fires of grandeur burn in the great sun,

Его огни великолепия горят в великом солнце,

He glides through heaven shimmering in the moon;

Он по небу скользит в мерцающей луне;

He is beauty carolling in the fields of sound;

Он — красота, поющая в пространствах звука;

He chants the stanzas of the odes of Wind;

Он декламирует рифмованные оды Ветра;

He is silence watching in the stars at night;

Он — тишина, глядящая на нас со звёзд в ночи;

He wakes at dawn and calls from every bough,

Он просыпается с рассветом и зовёт нас с каждой ветки,

Lies stunned in the stone and dreams in flower and tree.

Лежит он, оглушённый, в камне, грезит он в деревьях и цветах.

Even in this labour and dolour of Ignorance,

И даже в этой скорби и труде Невежества,

On the hard perilous ground of difficult earth,

На жёсткой и опасной почве нашей полной трудностей земли,

In spite of death and evil circumstance

И несмотря на смерть и злое окружение,

A will to live persists, a joy to be.

Он сохраняет волю жить и радость быть.

There is a joy in all that meets the sense,

Здесь радость есть во всем, что может встретить чувство,

A joy in all experience of the soul,

Здесь радость есть в любом переживании души,

A joy in evil and a joy in good,

Есть радость в зле, и радость есть в добре,

A joy in virtue and a joy in sin:

Есть радость в добродетели, и радость есть в грехе:

Indifferent to the threat of Karmic law,

И безразличная к угрозам нарушения закона Кармы,

Joy dares to grow upon forbidden soil,

Она дерзает вырастать и на запретной почве,

Its sap runs through the plant and flowers of Pain:

Сок радости бежит в растеньях и цветах Мучения и Боли:

It thrills with the drama of fate and tragic doom,

Она трепещет в драматической судьбе, в трагичной смерти,

It tears its food from sorrow and ecstasy,

И вырывает пищу у страданья и экстаза,

On danger and difficulty whets its strength;

В опасности и трудностях оттачивает силу;

It wallows with the reptile and the worm

Она барахтается то с рептилией, то с червяком,

And lifts its head, an equal of the stars;

И поднимает голову свою до звёзд;

It shares the faeries' dance, dines with the gnome:

Она танцует с феями, и ужинает с гномом,

It basks in the light and heat of many suns,

И наслаждается теплом и светом многих солнц,

The sun of Beauty and the sun of Power

А солнце Красоты и солнце Силы

Flatter and foster it with golden beams;

Её ласкают и питают золотистыми лучами;

It grows towards the Titan and the God.

Она растёт, стремясь к Титану, устремляясь к Богу.

On earth it lingers drinking its deep fill,

Она оттягивает время на земле, стремясь сполна напиться глубиной,

Through the symbol of her pleasure and her pain,

И через символ наслаждения, и через символ боли,

Of the grapes of Heaven and the flowers of the Abyss,

То виноградною лозой Небес, а то цветами Бездны,

Of the flame-stabs and the torment-craft of Hell

Ударом пламени, искусством пыток Ада,

And dim fragments of the glory of Paradise.

И потускневшими осколками великолепья Рая.

In the small paltry pleasures of man's life,

В ничтожных мелких наслажденьях жизни человека,

In his petty passions and joys it finds a taste,

В его пустячных радостях, страстях, она находит вкус,

A taste in tears and torture of broken hearts,

Вкус в муках и слезах разбившихся сердец,

In the crown of gold and in the crown of thorns,